Это ружье весит у меня на балконе на стене. Двуствольное, курковое ружье шестнадцатого калибра, горизонталка. Приклад вытерт до основания. Папа купил его в пятидесятые годы. Он был заядлым охотником. Помню, что у него был чемоданчик с разными припасами - порохом, пыжами гильзами, самокатной дробью, капсюлями.
Папа сам набивал гильзы, сам катал дробь, сам резал пыжи. А я в детстве подтягивал порох, для мальчишеских забав. Я наивно полагал, что папа не замечает. Он наверняка видел, но не пресекал. Я думаю, он считал, что это элемент воспитания настоящего мужика.
Я помню, как отец, по настоянию мамы, повел меня на охоту, на лису, которая там якобы живет. Этим лесом был маленький сад во дворе нашего дома. Тогда он повесил мне на плечо ружье, и мы с ним тихонько крались через кусты малины. Папа учил: «Юрка, никогда заранее не взводи курки, а только перед выстрелом. Вот так! Иначе зацепишь спуск сучком и убьешь кого-нибудь!» Этот урок я запомнил на всю жизнь и позже, охотясь, поступал только так. Много лет спустя я прочитал о таком уроке у Хемингуэя.
Много лет ружье безотказно служило отцу, на многочисленных утиных охотах. Он привозил с охоты уток десятками и потом раздавал их соседям, потому, что мама отказывалась их ощипывать в таких количествах.
Спустя какое-то время папа дал ружье своему зятю, а тот после охоты не почистил его и стволы изнутри покрылись раковинами. Но на кучность боя это не оказало никакого действия.
Много позже я и сам ездил с ним на охоту, а однажды отдавал его соседу и тот ходил с ним на лося. Но теперь и он на охоту не ездит, да и мне уже охота не интересна! Так и повесил я его на стену, как память о папе и былой охоте.
Сейчас, крайне редко я снимаю его со стены. Сниму, открою, посмотрю на свет стволы, вскину. Взведя курки, щелкну ими, поглажу приклад, вздохну, вспоминая папу, поездки на охоту, взгрустну и повешу его назад.