40.
Утро понедельника вышло каким-то скомканным и неопределенным. Рута проснулась от звука будильника на своем телефоне. Поморщилась и перевела его на пять минут вперед, на прийти в себя. Осталась в неопределенном полусонном состоянии, до следующего сигнала. И потом уже заставила себя чуточку приподняться, с твердым намерением встать. Без особенного на то желания, но…
Надо.
Труд есть труд. Даже если трудно.
«Зато, начальственный», - мелькнула мысль.
Это ее обнадежило. И придало сил и решимости для того, чтобы вырваться из цепких объятий спального своего места. Умыться, полуодеться – с учетом того, что скоро все равно придется натягивать на себя броню начальственного костюма.
Броню, скорее, психологическую, чем реальную, но все-таки…
Впрочем, до этого было еще не близко. Надо было умыться, почистить зубы… Посетить, пардон, отхожее место, вымыть руки… Пройти на кухню, заправить турку кофе и водой. Вернуться в спальню. Собрать постельное в стирку, покрыть диван-тахту покрывалом вишневого цвета и…
Припомнить ту самую девочку, которая на нем возлежала… дважды. Последний раз не далее, как вечером в субботу…
…Когда нижние-мягкие юной гостьи были смазаны целебной мазью, Рута, ухаживавшая за своей подопечной, передвигаясь на коленях по полу, провела пальцами снизу вверх. То есть, справа налево. В смысле, от области, так сказать, целевого воздействия, по спинке своей подопечной, с выходом на плечики. А там… Движение на себя, от себя, ну и обратно. И потом завершила это ласковое свое путешествие на шейке девочки. Отдав ее нежной коже остатки мази, искренне и щедро.
- Все! – удовлетворенно произнесла она. – Я закончила. Будем надеяться, что все подействует не хуже, чем в прошлый раз!
- Пасибки-пасибочки! – услышала она в ответ.
Нютка живо приподнялась, оказавшись на правом боку. Подперла голову рукой и улыбнулась.
- Не переживай! Все будет хорошо! – сказала она. – Ты все сделала правильно!
Оптимистичный тон этого ее высказывания заставил девушку тяжело вздохнуть. На что последовала немедленная реакция.
- Руку! – потребовала Нютка. – Дай мне свою руку!
Девушка вытянула правую руку к ее лицу. Нютка поймала ее, буквально вцепилась в ее кисть и расцеловала… Расцеловала каждый пальчик в отдельности.
- Зачем? – поинтересовалась адресат ее ласки.
- Хочу закрыть гештальт*! – немедленно объяснила эта шальная бестия. – Ты же знаешь, что по тем самым древним правилам, наказанное дитя обязано было выразить свою признательность… Благодарность той, кто его, это самое непутевое дитя, только что отхлестала. Прямо вот сразу же, не отирая слез и соплей с лица своего. Правда, я их все-таки, чуточку отерла… Так будет несколько поэстетичнее! Но правила есть правила – пускай они и древние… Знаешь, Рута, об этом даже строчка была в каком-то нравоучительном стихотворении!
- Какая? – уточнила девушка.
- Сей басней вразумись, строптивое дитя, И руку лобызай, карающую тя**! – немедленно продекламировала Нютка. – Вот я и лобызаю! А ты не мешай мне! Претерпевай, что положено!
И снова одарила ту самую карающую длань своей Старшей серией поцелуев. К вящему смущению коленопреклоненной стороны.
- Нютка… - шепнула девушка, выражая свой бессильный протест. Однако руку все-таки не убрала, не отдернула.
Впрочем, возлежащая вскоре сама ее отпустила. А потом еще укоризненно поглядела на свою Старшую.
- Рута, ты, что это так распереживалась? – спросила она. – Ты была права. Ты просто обязана была меня наказать… именно так! Ты и только ты! Я тебя обидела, я это признаю. Ну и схлопотала от тебя, и весьма чувствительно! И, между прочим, я отнюдь не в претензиях! Ты еще и пожалеть меня умудрилась! Вот!
- Ты хотела, чтобы я выплеснула на тебя мою личную обиду, - ответила адресат ее внезапных упреков, констатируя несомненный для нее факт.
- А как иначе надо было поступить? – нахмурилась девочка. – Я хотела, чтобы ты получила шанс мне отомстить. Да, я считала это слово в твоих мыслях обо мне! – добавила она. – И это правильно!
- Близкие люди друг другу не мстят.
Произнеся эти слова, девушка потупила очи долу. А потом чуть развернулась, переступив коленями направо, поднялась на ноги…
И потом шагнула в сторону. Разрывая дистанцию с возлежащей стороной.
Однако…
Не тут то было! Нютка немедленно вскочила вослед. Одним движением оказалась напротив – в смысле, перед своей Старшей. И обхватила ее руками.
- Не смей себя винить! – прошептала она. – Ни в чем! Это я виновата перед тобою! И буду виновата… Пока ты меня не простишь!
- Да за что…
Девушка попыталась воспротивиться ее напору – хотя бы словесно!
Не вышло. Нютка почти до боли стиснула ее руками.
- За все… За все… - шептала она. – Ты сердилась, обижалась на меня… Я вела себя как дрянь… Не обращая никакого внимания на то, что тебе больно… От моих слов… От того, что я тебе говорю! Так неужели ты не имела права отомстить мне, за все мои глупости?
- Я тебя люблю, - так же тихо ответила Рута. – Я должна была это все… перетерпеть. Ты ребенок… Пускай и со странностями, суть которых мне сложно понять! Я была обязана… Простить тебя, ни секунды не размышляя о мести. И никак не причиняя тебе боли.
- А я? А как же я?! Обо мне ты подумала?
Нютка чуть отстранилась от нее. Нет, девчонка не разомкнула своих объятий. Просто подняла голову, заглянув в глаза своей Старшей. На короткой дистанции, глазами, полными слез.
- Я же знаю, как тебе было больно! – воскликнула она. – Я же ментат! Я люблю тебя! И я все чувствую! Рута, милая! Ты ведь не сотворила мне никакого зла! Ты ничем меня не обидела! Ты дала мне шанс быть прощенной по-настоящему! Только так – через боль… и страх, что ты меня разлюбишь!
Девочка ослабила путы своих объятий и медленно опустилась на колени – с запрокинутой головой и со слезами на глазах. Умоляя адресата своего взгляда…
Нет, не только о прощении. О подтверждении любви.
Можно ли было ей отказать?
Нет. Это было бы уже чересчур жестоко.
- Я… не разлюблю тебя, - тихо, но внятно произнесла Старшая. – Не бойся. За все, что ты мне наговорила… За все, чем ты задела мои чувства… За все это я тебя прощаю. Ты ментат. Прочти меня изнутри. Если что-то не так… Если есть в моих чувствах к тебе что-то дурное и неискреннее… Скажи мне об этом.
Нютка замерла, напряженно вслушиваясь в мысли и чувства той, кто высказала ей столь выспреннее предложение. А потом отрицательно мотнула головой.
- Нет у тебя ничего такого, - произнесла она тихо. - И не было никогда. Но все-таки…
Мольба в ее взгляде достигла предела.
- Дай мне надежду, - прошептала девочка, - на то, что ты примешь меня… так, как я того хочу.
Рута вздохнула, но взгляд ее подопечной был неумолим.
- Не клятву, ни даже обещание… Просто надежду, - продолжила коленопреклоненная. – Пожалуйста…
Повисла пауза. Девушка замерла в смятении, не зная, что ответить на это требование. Заявленное со стороны подопечной четко, жестко… Требование вполне однозначное, без права на свободное толкование – в стиле: может так, может иначе, а может и вовсе по другому.
И без права промолчать – о значимом и принципиальном.
И все же, она попыталась.
- Ты знаешь ответ, - произнесла Рута Георгиевна Костицкая.
Намекая на тот несомненный факт, что мысли ее для девочки-ментата сейчас как открытая книга.
Нютка снова мотнула головой, в отрицании – в этот раз медленно, как бы в недоверии.
- Скажи словами, - тихим голосом потребовала она.
- Я люблю тебя, - ответила Рута. – Тебе нет нужды требовать, чтобы я приняла твою любовь. Я сделала это давно, как только ты появилась в моей жизни. Ты это знаешь.
- Это не ответ, - Нютка еще раз мотнула головой, усиливая впечатление от словесного возражения. – Я хочу знать, что именно мне будет дозволено, в отношениях с тобой. И главное… Когда?
Девушка вздохнула, отступила на шаг, протянула руку своей подопечной. Нютка ухватилась за нее…
Так утопающий хватается за соломинку – цепко, отчаянно.
Рута потянула ее обратно к дивану, уселась сама. Пристроила свою подопечную рядом. Развернула девчонку лицом к себе. Теперь они были на короткой дистанции – так, что собеседницы теперь касались друг друга коленями. Нютка все еще смотрела на нее взглядом, в котором смешались тревога и надежда.
Надежда на что?
- Я предлагаю тебе самой высказать все твои хотелки… Все твои пожелания, - Рута говорила очень серьезно. – Ты говоришь мне, чего ты хочешь от меня – честно, откровенно и без стеснения. А я говорю тебе, да или нет. В смысле, приемлемо это для меня или же вовсе не подходит.
- Ладно, поехали.
Нютка сразу же перешла на деловой тон. И первая фраза ее была вполне ожидаемой.
- Ты не прогонишь меня?
- Разумеется, нет! – Рута фыркнула, обозначив этим звуком желание несколько смягчить ситуацию напряженного диалога.
- Добро, - как-то серьезно откликнулась Нютка.
И продолжила.
- Я смогу у тебя гостить?
- Да, - прозвучал вполне ожидаемый ответ.
- Ты позволишь мне у тебя ночевать?
- Да, - уверенно ответила Рута.
Впрочем, точно зная, что будет уточнение.
- Ты позволишь мне… спать с тобой в одной постели?
Вот этот вопрос был более чем скользкий. Тем не менее, Рута дала на него ответ. Совершенно спокойным тоном и очень серьезно.
- Позволю, - сказала она. – Но… Не всякий раз. И обязательно, под разными одеялами. Примерно, как в прошлый раз.
Намек был вполне прозрачный. Тем не менее, Нютка предпочла и уточнить, и обострить ситуацию этого взаимного понимания.
В этом была определенная логика. Откровенность, так откровенность. Ведь так?
- И, непременно, в пижамах, а не голыми, да? – спросила она.
Эти слова девочка постаралась произнести без иронии.
Почти.
- Можно в ночных рубашках, - великодушно дозволила Рута. – Но при этом…
Она коротко усмехнулась. Эдак, невесело и с намеком. После чего высказалась вполне откровенно и определенно. Более чем.
- При этом, ты будешь вести себя как паинька, - это слово она выделила особой интонацией. – Хорошо, скромно и без претензий на… всякое! А не так, как в прошлый раз! Понятно?
- А если… я захочу тебя обнять? – уточнила Нютка. – Ну... Хотя бы через одеяло? Даже через два?
- А это, смотря как обнимешь, - без иронии ответила девушка. – Имей в виду, если я почувствую, что ты позволила себе лишнее… В общем, я не стану тебя наказывать за это. Я даже не буду скандалить с тобой. Просто молча встану с постели и уйду в другую комнату. На правах хозяйки.
Девушка намеренно использовала слово, которое Нютка могла толковать как «хозяйка дома» или же…
«Хозяйка» в другом смысле. Том, который девочка могла воспринимать как очень личный.
Для себя.
Скорее всего, именно так она все и поняла. И приняла. Но все-таки еще раз уточнила кое-что важное.
- А если я попрошу тебя обнять меня? – спросила она. – Как ты на это отреагируешь?
- Опять-таки, смотря какие объятия, - ответствовала ее Старшая. – Если все пойдет по сценарию прошлой ночи… По сценарию очередной провокации – с твоей стороны! – подчеркнула девушка. – Тогда ты увидишь мое ночное defile neglige***, в другую комнату… Ты сможешь бросить на меня взгляд со спины, проводить мою фигуру глазами – насколько это будет возможно, в ночном полумраке… Ну и понять, что до утра меня беспокоить крайне нежелательно. Так понятно?
- Вполне, - кивнула Нютка. И сразу же вздохнула.
- Ты не позволишь мне насладиться твоей кожей... – произнесла она, с искренним сожалением. – По-настоящему, в полной мере.
- По известным тебе причинам, - напомнила Рута. – Прости, но я не могу.
- Хорошо, - внезапно согласилась девочка. – Главное, что ты меня не отвергаешь. Остальное неважно.
Рута несколько насторожилась. Слишком быстро эта шальная бестия постаралась зафиксировать промежуточный итог этих странных переговоров двух контрастных персон – обнаженной и одетой, исхлестанной и недавней мучительницы… Мстительницы и жертвы. Неоднозначный итог – таки жди от девчонки какого-нибудь подвоха!
Кстати, к вопросу об одежде. В смысле, о голых и одетых в этой комнате.
- Нютка… А тебе, разве, не холодно? – осторожно поинтересовалась Рута.
С явным намеком на то, что кое-кому уже давно пора одеваться. В целях соблюдения приличий, ну и… Поддержания условного баланса сил.
Просто сейчас любое утверждение обнаженной девочки - явно козыряющей, едва ли не бравирующей своей беззащитностью! - имело некое особенное значение, особый смысл. В части морального давления на Старшую из переговаривающихся сторон.
Пора было это прекращать.
- Нет, мне вполне комфортно, - ответила Нютка. И немедленно подтвердила те самые, невысказанные опасения, словесно:
- Теперь, чтобы сразу развеять твои смутные сомнения, о проблемах моей стыдливости и неловкости. Я не стесняюсь тебя. И никогда не буду стесняться. Я хочу, чтобы наше общение… Наши переговоры, кажется так ты изволила сейчас подумать! Я хочу, чтобы все это происходило именно так. И дело здесь отнюдь не в пожалейке, и не в моральном прессинге, в твой адрес – опять-таки, твои мысли! Нет. Я открыта перед тобою. Полностью, - подчеркнула она. – И никакая это не провокация. Просто символ.
- Символ того, что ты как бы очищена мною, от причин и последствий моего же гнева… Слезами, соплями и прочим… болевым. Ты сейчас передаешь себя в мое распоряжение, полностью и окончательно, - понимающе кивнула девушка. И, в ответ на встречный кивок подопечной, продолжила:
- Но, видишь ли… Я вовсе не горю желанием распоряжаться тобой. Во всех смыслах, - подчеркнула она. – Ты нужна мне свободная и счастливая. Как-то так.
- Я не могу быть свободной от тебя, - тихо сказала Нютка. – И счастливой без тебя я тоже не стану. Никогда.
Здесь она замолчала, многозначительно, и продолжила после короткой паузы.
- Я хочу, чтобы ты знала… Я готова ждать, пока ты не решишься быть со мной. Во всех смыслах, - добавила она, вернув своей Старшей ключевую фразу. – До того самого… возраста согласия. Или даже до моего совершеннолетия, когда все, чего я хочу, чего я добиваюсь между нами, будет выглядеть иначе, в глазах закона и общества.
- Глупая девочка! – Рута постаралась скрасить резковатое выражение улыбкой, мягкой и сочувственной. – Нютка, ну вспомни календарь! Посчитай, сколько мне будет лет, к этому-то времени! Нужна будет тебе такая… старуха?
- Возраст не имеет значения, - твердо произнесла юная собеседница. - Тем более, твой. Не волнуйся, я подожду. Просто...
Она усмехнулась – грустно и, будто бы, с пониманием.
- Скрась мое ожидание, - голос Нютки звучал уже как просьба. – Чтобы я не так мучилась… До того мгновения, когда ты, наконец, решишься.
- Скрасить его болью и ничтожной капелькой удовольствия? – спросила Рута. – Как в прошлый раз?
- Хотя бы так, - кивнула Нютка. – Понятно, я хочу большего… Но ведь я тебе уже говорила, я умею ждать.
- А если за это время твоего ожидания что-нибудь переменится? – уточнила девушка.
- Что именно?
Нютка нахмурилась, в ожидании аргументов от Старшей стороны. Наверняка, она уже мысленно считала их. И теперь соображала насчет того, как бы это все опровергнуть – сразу же, немедленно. И убедительно.
Рута окинула ее взглядом – намеренно долгим, пристальным, оценивающим. Можно сказать, бесцеремонным, почти до бесстыдства. Задержавшись, поначалу на верхней части тела своей подопечной – там, на тех самых местах, которые, похоже, скоро надо будет прикрывать бюстгальтером. Потом проследовала глазами своими – намеренно, бесстыжими! – ниже, ниже, ниже…
Нютка рефлекторно сдвинула ноги. Потом, поняв суть безмолвной провокации своей Старшей, чуть покраснела и выпрямилась. Замерла в некой напряженной позе, с прямой спиной, подняв голову и… по-прежнему сдвинув бедра.
- Я смотрю на тебя.
Рута просто констатировала факт. С намеком.
- Смотришь, - согласно кивнула девочка. – Между прочим, я чувствую твой взгляд. Он… такой, теплый… на самом деле. Ты хочешь меня смутить, я понимаю. Но я не стесняюсь твоих глаз. Мне приятно чувствовать такое… прикосновение.
- Однако…
Рута усмехнулась – эдак, многозначительно. Нютка смущенно заерзала и еще сильнее сдвинула бедра.
- Прости, если я уселась перед тобой как-то некрасиво… Не эстетично, - откликнулась девочка на этот мимический жест своей Старшей. – Я не хочу выглядеть в твоих глазах развязной и… пошлой!
Вот ведь, девчонка! Сразу же нашлась, и даже повернула ситуацию в свою пользу!
- Пустое! – девушка как-то чрезмерно беспечно махнула рукой, предлагая девочке немного расслабиться. – Ты можешь быть со мною откровенна… В том числе, и в части позы. Кстати, сейчас ты смотришься просто великолепно!
- Спасибо! – Нютка, наконец-то показала свое смущение тем, что, на мгновение, опустила глаза – неловко, как будто ей, действительно, показалась чрезмерной эта похвала.
- Я смотрю на тебя очень внимательно, ты уж прости, - продолжила ее Старшая. – Я вижу, что ты… Ты, понемногу, созреваешь. Вон, грудь у тебя растет… понемногу. Возможно, твои глюки, с желанием быть со мной, это просто такой… гормональный взбрык, на который как-то наложилось наше с тобою общение. Ты считаешь меня лучшей… А вдруг, это вовсе не так? Вдруг мне, к примеру, захочется выйти замуж? Да и сама ты, вполне можешь встретить человека, который оценит тебя, поймет и полюбит.
- Такое возможно, - неожиданно согласилась Нютка. – Но даже в этом случае, нас с тобою будет связывать нечто особенное. Наши с тобой секреты.
- Все это… болевое и тайное?
Рута попыталась улыбнуться. Вышло не очень. Однако Нютка с энтузиазмом кивнула ей, соглашаясь с догадкой своей Старшей.
- Все это… И многое другое! – уверенно сказала она. – Те вещи, которые мы обязаны скрывать, поскольку многие нас просто… не поймут.
- Ты это о чем? – нахмурилась девушка.
Нютка опустила глаза, уставилась в пол, на секунду. Потом подняла взгляд на свою Старшую и высказала нечто весьма неожиданное.
- Прости меня, - произнесла она очень серьезно. – Я испортила тебе удовольствие.
- Какое? – насторожилась Рута.
- В прошлый раз тебе было приятно меня наказывать, - ответила ее подопечная. – А сегодня… Для тебя ничего приятного не получилось. Я вела себя так, что… В общем, ты не почувствовала ничего, кроме неловкости, стыда и огорчения. Это моя вина.
- Никто не говорил, будто наказывать тебя, это нечто приятное! - девушка почти возмутилась. – С чего бы это мне наслаждаться всем этим? Твоими страданиями, слезами, соплями и прочим…
Нютка снова потупила очи, взяла ее за руки, погладила запястья собеседницы и снова вернула ей свой взгляд.
- Рута, - серьезно сказала она. – Ты же знаешь, я ментат. Я же все чувствую. Когда ты властвуешь надо мною… Мои ощущения обостряются. Я чувствую тебя. Не надо прятаться за ширму морали, как будто ничего не было. Не надо уклоняться. Тебе было приятно – и в прошлый, и в позапрошлый раз. Меня это радует. Если тебе все это было бы противно… Зачем тогда это все?
Рута не нашла другого выхода, как только обнять ее, прижать девчонку к себе. Нютка тоже обхватила ее руками и положила голову ей на плечо.
А потом…
Голос ее зазвучал в голове девушки. Эдакий сбивчивый шепот – тайный, поскольку говорила она о секретном и, увы, неловком.
Весьма неловком – и это мягко сказано.
«Ты прячешься от себя, - слышала девушка, заливаясь краской стыда. – Ты все знаешь о том, как я тебя чувствую. Ты хочешь оставить свои ощущения в умолчаниях, как нечто греховное, неподобающее. Я так не могу. Я хочу дарить тебе радость. Даже такую. Особенно такую. Ты и только ты имеешь на это право. Но я хочу, чтобы мы противостояли миру ханжей вместе. Наши тайны общие. Мы таимся от всех, кто может нас осудить… Но не друг от друга!»
- Бред… - прошептала Рута. – Я же просто эмпат… Я не могу этого слышать так… изнутри!
Ответом был мягкий смешок – разошедшийся ласковой щекотливой волной по ее нервам. И слова… Откровенные в своем бесстыдстве.
«Я желаю иметь от тебя некую толику чувственных наслаждений. Касаться твоей кожи, обнимать тебя… Такую, какая ты есть, настоящую! – услышала девушка, чувствуя, как начинает краснеть еще сильнее - от слов о самом сокровенном, однако, хорошо известном юной собеседнице. - Но если ты против, если такое мне недоступно… Тогда касайся меня сама. Пускай даже во время болевых упражнений, таких, которые ты считаешь воспитательными. Во всех прочих ситуациях нашего общения… Ты считаешь, что ты не вправе этого делать. Мне хватит даже этих нежных пауз, между полудюжинами хлестов. Жаль только, что мы теряем с тобой целых шесть лет полноценной радости».
- Не преувеличивай.
Эту фразу Рута буквально выдохнула, переживая… Вернее, преодолевая внутри себя странный микс, из сожаления, грусти, понимания и… желания остаться при своем мнении.
Непростого желания, трудного, тяжелого… Но вполне однозначного.
«Хорошо, пусть все будет так, как ты скажешь».
Именно так прозвучал для нее совсем не детский голос – грустный и понимающий… Нет, скорее уж, просто принимающий твою позицию – которая для нее не более, чем совокупность заморочек. Вернее, система заморочек, обусловленных правилами социума, которые она, адресат этой ментальной эскапады, взрослая собеседница, за каким-то лешим, обязалась соблюдать.
Но Рута Георгиевна Костицкая имеет по этому поводу свое мнение. Тут уж ничего не попишешь…
- Так и скажу, - голос Старшей из тех, кто сейчас играл в ментальные игры, звучал теперь эдаким извинением. Не в словах, в интонации. После чего, обозначил некое предложение – важное-значимое, и по существу. – Слушай… Давай словами. В смысле, голосом. Мне все время кажется, будто это не ты, а какой-то глюк, у меня в голове. Непривычно как-то.
- Имеет смысл привыкнуть, - голос Нютки звучал теперь наяву – тихо, шепотом, но явно уже в акустическом, а вовсе не в ментальном пространстве. - Знаешь… Ты не доверяешь своим талантам. Между прочим, зря. Та самая секретарша-«исковец», с ее уполномоченным шефом... В общем, они оба тебя проглядели… Прошляпили. А я… Именно я тебя нашла! И это радует! Рута, милая! Ты даже представить себе не можешь, как это меня радует!
- Все равно, - ответила на ее восторги девушка. – Давай как обычно, хорошо?
- Хорошо.
Нютка потерлась о ее плечо – сначала носиком. Потом ушком. А потом…
- Обними меня, - тихо сказала она, направляя свой голос туда - то ли в плечо, то ли в шею адресата, обхватив девушку руками, даже сцепив их пальцами где-то у нее за спиной. – Прижми меня покрепче… к себе. Хочу ощутить твои руки на моей коже… Всю тебя, вот так… Хотя бы на минутку! Забудь о своей утонченной нравственности… Подвинь ее в сторону! Пожалуйста!
- С удовольствием, - тихо отозвалась ее Старшая…
Минуткой объятий, разумеется, все не ограничилось. Затребованный лимит времени был превышен… Ну, скажем, раза в три, как минимум. Однако ни та, ни другая сторона этого странного тактильного общения никаких возражений по этому поводу не высказали.
Но…
Tempus fugit****! Кажется, именно так говорили премудрые латиняне. В общем, спустя какое-то время, Рута выпустила девочку из своих объятий – не без сожаления, но все-таки. Нютка послушно расцепила руки и даже чуточку отодвинулась от нее. Улыбнулась чуточку смущенно и поднялась на ноги. Взяла со стула одежду – футболку, обрезанные штаны-шорты и трусики – и снова оглянулась на свою Старшую, в некотором смущении.
- Ты поможешь мне… Ну, одеться? – спросила она.
- Разумеется! – откликнулась на это ее предложение девушка.
И сразу же добавила нечто практическое и даже в чем-то принципиальное. В смысле, меняющее расклад.
- Между прочим, - напомнила она, - там, на кухне рис… готовится. Как бы, сам по себе, и без нашего присутствия. Давай-ка проверим, не подгорела ли наша готовка! А то останемся без ужина!
На кухне все обошлось. Минимум огня, толстостенная кастрюля, оптимально распределяющая жар по своему содержимому… В общем, рис с овощами, грибами и прочим дошел до кондиции, и без каких-либо сюрпризов!
Забавно было общаться на нейтральные, преимущественно гастрономические темы, после всего случившегося. Нютка принципиально воздерживалась от обсуждения того, что было между ними всего каких-нибудь полчаса тому назад. Рута, соответственно, тоже.
Табу, не табу…
Нет, не то. Скорее уж они, по молчаливому согласию, взяли некий тайм-аут, на эту самую… неоднозначную тематику. Общий, эдаким междусобойчиком.
Однако…
Недосказанное все же не отпускало – опять-таки, их обеих и вместе. Закончив с трапезными и прочими ситуационно-бытовыми делами и обязанностями – помывкой посуды, уборкой и всяким тому подобным, Рута вытерла руки чистым полотенцем и обратилась к своей подопечной с вопросом. Важным – лично для нее. И в чем-то, даже обязательным к ответу.
- Нютка… Как ты себя чувствуешь?
Подразумеваемое «там, сзади и снизу» не прозвучало, однако сенситивная помощница немедленно кивнула ей в знак полного понимания.
- Там, - Нютка легонько шлепнула себя по той самой пострадавшей части тела, - все в порядке. Более или менее, - добавила она со значением. – Не болит… Мази ты не пожалела, надо отдать тебе должное. Чуточку зудит… Скорее подзудивает… Подзуживает… Не знаю, как сказать! Но, в общем и целом, это все некритично!
- Хм…
Этот звук девушка сопроводила неким вежливым одобрением на лице. Нютка улыбнулась.
- Нет, правда! – сказала она. – Ты не беспокойся! Ты же сама все видела - я ведь даже не ерзала своим… жопусиком по стулу. Ну, во время ужина!
- Хорошо, - с явным облегчением в голосе произнесла ее Старшая. И добавила:
- Если тебе есть что сказать мне… Ну, по этому поводу… Выскажи, не стесняйся.
- Хорошо!
Нютка взяла девушку за руку и отвела в ту самую комнату, которая стала ее штаб-квартирой на погостить. Усадила свою Старшую на диван. Уселась рядом – демонстративно при этом поерзав пятой точкой по поверхности спального места. Улыбнулась, в стиле «Это я так шучу, не бери в голову!» Вложила свои кисти в пальцы взрослой своей собеседницы – наверное, для большей доверительности.
- Ты всю дорогу стесняешься того, что было… Того, что есть между нами, - провозгласила она со всей возможной серьезностью, согнав улыбку с лица. – Не надо так. Хочешь, я расскажу тебе одну историю… Весьма занятную. И, разумеется, тайную. Ну… Так, чтобы молчок и без передачи всяким посторонним типам, досужим и любопытным. Лады?
- Лады, - ответствовала ее Старшая. – Рассказывай.
- Отношения… Они бывают всякие, - начала Нютка. – Возьми, к примеру, моих родителей. Ты ведь прекрасно понимаешь, зачем они уехали, оставив меня здесь с тобою?
- Ну… Мало ли, зачем нужно уединиться, - смущенно отреагировала девушка, - двум взрослым людям…
Лицо Нютки выразило некое подобие сочувствия.
- Ты правильно все поняла, - сказала она. – Это их, скажем так, уединение… Оно вполне себе интимного рода и свойства.
- Они имеют право. Взрослые люди… В конце концов, они муж и жена, и все такое…
Девушка потупила очи долу… Полу… В общем реально застеснялась, понимая, что ее сейчас будут посвящать в очередные подробности личной жизни семьи известного архитектора – наверняка, весьма занятные!
Она не ошиблась. Девочка перешла к откровениям, которых трудно было ожидать. Даже от нее.
- Когда-то меня брали на эти их выезды, - сказала Нютка. – Это у них бывает… Примерно раз в месяц. Иногда чаще, порою реже. Ну, если отец в командировках или просто что-нибудь отвлекает, в обычной нашей жизни. Но, с некоторых пор, года три назад, я стала уклоняться от таких поездок. Оставалась у маминых подруг и знакомых. Так что, опыт гостевой жизни, у других людей, у меня есть – причем, вполне серьезный. Ты не первая, кого я так… посещаю.
- Ну, это нормально, - осторожно ответила Рута. – Если люди эти… приличные. Там ведь тебя не обижали? Ну, как я…
Нютка ласково погладила ее пальцы.
- Ты у меня совсем особый случай, - сказала она. – А те семьи, куда меня пристраивали на погостить, были… Да, вполне себе приличные. А знаешь, почему я начала отказываться от этих поездок?
- Чтоб им не мешать, - уверенно ответила Рута. – Ты уже взрослая девочка… Ну, почти взрослая! И ты сообразила, что можешь как-то нарушить их уединение и некоторые тайны, которые из всех людей должны знать двое, он и она… Вот только…
Девушку внезапно осенило. Она подняла глаза на свою подопечную и растерянным голосом – едва ли не в ужасе! – прошептала то, что пришло ей на ум, вот прямо сейчас.
- Нютка… Неужто ты застала их в такой… пикантной ситуации?
- В точку! – радостным голосом воскликнула девочка.
И улыбнулась – счастливой улыбкой, без тени скабрезности или же ехидства. По поводу взрослых игр.
Или не игр…
Господи, Боже Ты мой… Что же она тогда умудрилась подглядеть-увидеть? Да еще и за собственными своими родителями… Пускай приемными, не суть! Неужто, нечто запретное и… постыдное?
- Надеюсь, ты была тактичной. И не устроила им каких-либо сюрпризов, в стиле, «А что это вы там делаете, а?»
Рута постаралась взять себя в руки и этой шуткой – неумелой и несколько неуместной! – попыталась разрядить обстановку.
Юмор – юмором, но у несовершеннолетнего ребенка вполне мог быть шок от того, что люди называют интимом.
Впрочем, Нютка по-прежнему улыбалась.
- Дело было летом, - сообщила она. – Мы тогда уехали в деревню. Народ там… В общем, на сельской одной усадьбе нам обеспечили и стол и кров. И постель. Причем в разных комнатах. Комфорт, конечно же, был так себе… Но мне не привыкать, ты знаешь, я не избалованная неженка! Тогда родители предоставили мне свободу прогулок – естественно, относительную! Ну и занесло меня, по ходу сельских моих одиночных путешествий, на старый сеновал.
- Та-а-ак…
Девушка не решилась продолжить осмысленным вопросом или уточнением. Она, скорее, высказала юной рассказчице некое предложение продолжать. Но, по возможности, корректно.
Чем Нютка и занялась.
- Здание… Вернее, строение… Так будет по архитектурному правильно. В общем, оно было старым. Таким, дощатым, высоким. И еще с неким подобием чердака. Устроенного из досок, разложенных как попало, даже порою не скрепленных гвоздями. Ну, дети любят лазить на верхотуру. И меня туда занесло. В ясный летний день там было очень даже забавно, поглазеть сквозь слуховое окошко на окрестности. Я засмотрелась и… Проглядела.
- Проглядела тот самый момент, когда твои родители подошли туда же, - сделала свой вывод девушка.
- Именно, - подтвердила Нютка. – Я, почему-то, не рискнула спускаться. Подумала, что они пройдут мимо и мне не помешают. Но они вошли как раз туда. И мой отец прикрыл за ними дверь. Не просто притворил, а еще и припер ее изнутри каким-то дрыном. Ну, на всякий случай.
- Разумная предосторожность!
Рута постаралась выдержать некий умеренно оптимистический тон, поскольку описание дальнейшего обещало быть весьма пикантным. И что-то ей подсказывало, что стесняться в своем рассказе ее подопечная не станет.
Она не ошиблась.
- Дальше было… То самое, - начала Нютка.
После чего вопросительно – скорее даже испытывающе - глянула на свою Старшую. Дескать, стоил ли ей продолжать.
Рута решила дать девчонке выговориться. В конце концов, зачем-то же она завела этот разговор. Значит, ей он для чего-то нужен. Поэтому девушка просто молча кивнула.
И Нютка продолжила.
- Началось все с объятий и поцелуев, - сказала она. – Я смотрела на это сверху, сквозь приличную такую щель. Видно меня не было. Надо мною была крыша, а не ясное летнее небо. Так что на просвет я, в их кажущемся уединении, никак не засветилась. Если честно, я все это разглядывала с удовольствием. И никак не стеснялась того, что видела, вполне себе догадываясь, что будет дальше.
- Могла бы и отвернуться, - сдержанно упрекнула ее Рута.
- Зачем? – искренне удивилась девочка. – К этому времени, в моем распоряжении была целая коллекция снов, о моих прошлых жизнях. Где всего этого было в достатке, можешь мне поверить. Впрочем…
В этом месте своего рассказа, Нютка сдержанно усмехнулась.
- Знаешь, все-таки нет, - сказала она. – Такого я в своих снах что-то не припомню…
Руте оставалось только покачать головой, в ответ на эту ремарку своей подопечной. Тем самым, молчаливо приглашая ее продолжить.
- Стадия, так сказать, поцелуев, стоя и в обнимку, продолжалась не так уж долго, - рассказывала Нютка. – Но в итоге… между моими родителями состоялся некий диалог, более чем неожиданный. Отец произнес фразу: «Я снова с тобой, моя раба!» На что моя мама ответила более чем замечательно: «Я снова с тобой, мой господин!» Причем тональность ее слов была совершенно далека от испуга или чего-то в этом роде.
- Да уж…
На мгновение, девушка захотела остановить этот поток откровений – пока он не завел девчонку слишком далеко! Однако…
Не смогла, не сумела, не решилась… И только снова кивнула, предлагая рассказывать дальше.
- Потом моя мама зачем-то встала перед отцом на колени, - голос Нютки почему-то зазвучал очень серьезно. – И она сказала: «Сними с меня эту маску… Молю!»
Она замолчала и повисла пауза. Такая, многозначительная.
- И что же было… дальше?
Голос девушки дрогнул в ожидании продолжения рассказа.
- Отец… Хлестнул ее по щеке. Потом снова, обратным движением руки. И так… десять раз.
- Нютка…
Рута Георгиевна Костицкая порывисто обхватила свою рассказчицу и притянула прижала к себе, обнимая.
- Господи… Бедный ты мой ребенок, - прошептала она. – Видеть, как твой отец избивает мать… Кошмар…
- Да ладно!
Нютка приподняла свое личико и лукаво улыбнулась ей.
Неожиданно…
Рута ослабила свои объятия. Поглядела на этого ребенка на этого ребенка сверху вниз, настороженно и вопросительно.
- Знаешь, - сказала Нютка, - мне на тренировках прилетало подобным образом. Когда мы работали «в ляпки», на реакцию. То есть, без шлемов, но не кулаками, открытой ладонью. Впечатления от удара, если его пропустишь и огребешь плюху от партнера, воистину феерические! Морда в сторону, звон в ушах и все такое!
- Понимаю, - сдержано откликнулась девушка. – А ты, наверное, не оставила это тогда… Ну, без последствий?
- Разумеется! – кивнула Нютка со всей серьезностью. – Собралась, провела прием и взяла каналью – в смысле, тогдашнего моего спарринг-партнера! – на болевой, завернув ему руку. Так, чувствительно!
- Молодец! – одобрила ее поведение Старшая. И сразу же уточнила:
- А причем здесь эта твоя история? Ну, из прежних твоих боевых практик? Что это значит?
- А то, что там ничего такого не было, - по-прежнему серьезно ответила Нютка. – От слова совсем. Не избивал он ее. Лицо у мамы… даже не дернулось. Отец хлестал ее так… Удивительно легкими, красивыми движениями, сверху вниз, касаясь ланит своей дражайшей супруги, пальцами, скользом. Как будто действительно сдирал с нее некую символическую маску. Мама прикрыла глаза и улыбалась. Поверь, от реальной плюхи по мордасам эффект совершенно иной, куда более слезный!
- То есть… Это была такая игра?
Растерянный голос девушки прозвучал полнейшим непониманием ситуации.
- Мне тоже так показалось… поначалу, - снова кивнула Нютка. – Но там было все сложнее…
Рута отпустила девочку и положила ей ладони на плечи.
- Знаешь, - сказала она, - вопрос интимных отношений, их форм и реализации между людьми… Он очень сложный. Бывают люди, которым определенная… Скажем прямо, насильственная, болевая составляющая, очень важна. Ну, для снятия интимного напряжения. Прости…
Она смущенно опустила глаза, оборвав свои рассуждения о запретном. Но ее собеседница, конечно же, считала недосказанное. И мягко улыбнулась.
- Ты хотела сказать, что сама не чужда подобному, - ответила она. – И еще… Что я сама имею склонности к таким ощущениям. Только с другой, подчиненной стороны.
- Да, - Рута покраснела и сжала пальцы на плечах своей подопечной. – Прости меня… Я не должна была об этом даже думать…
- Ты обещала быть откровенной, - напомнила Нютка. – Я ведь не сказала, что ты неправа. Но я же говорю, там все было гораздо интереснее. Тебе любопытно?
- Любопытно, - разрешила Рута. – Говори.
- Дальше все было более или менее предсказуемо, - Голос Нютки звучал очень серьезно. – Мама освободила отца от одежды. Ну, снизу. Она все еще стояла на коленях, - уточнила она. – Отбросила его брюки и исподнее в сторону - весьма небрежно, если учесть тот факт, что она обращалась так с одеждой своего господина! Потом подняла руки вверх, и отец помог ей тоже освободиться от платья, стянуть его через голову. Обнажив маму, он тоже отбросил ее одеяния, накрыв ими свои.
- Подожди, - нахмурилась девушка. – Она что, была… без белья?
- Пикантно, да? – Нютка, наконец-то, улыбнулась. – Думаю, она с самого начала оделась именно так. Для соответствующего самоощущения. Готовности быть с ним. Ты знаешь, она у меня очень красивая… Особенно, когда без всего. И отец это ценит! Это было видно, когда он повернулся боком. Ну, там, спереди…
Намек был весьма многозначительный. Но Рута не стала уточнять. Просто кивнула, разрешая своей собеседнице рассказывать дальше.
- Когда мама оказалась полностью открытой, она тут же начала играть… Ну, тем, что у мужчин спереди, - Нютка изящно уклонилась от прямого обозначения объекта тех самых, женских игр. Впрочем, все было понятно. – Отец изящным жестом погрозил ей пальцем – дескать, еще не время! После чего поднял ее на ноги и позволил маме снять с него рубаху. Они остались без одежды и долго ласкали друг друга. Целовали друг другу плечи. Касались друг друга… губами, и не только. Отец гладил ее сзади – по спине и ниже. Мама тоже ласкала его спину. А потом… Ее господин, - девочка произнесла это слово без иронии, - пригласил свою подвластную на топчан. Ну, такую, грубую скамейку, стоявшую у стены. Вернее, уселся на нее сам – по счастью, там, похоже, не было особенных… щепок, сучков и прочего, занозистого. Мама снова опустилась перед ним на колени. Он ласкал ее лицо своими изящными пальцами, а она снова гладила его восставший уд.
Девочка вопросительно поглядела на свою Старшую: дескать, не слишком ли скабрезное слово она употребила. Рута молча кивнула. В конце концов, Нютка пока что вела себя корректно. Почти.
Разумеется, сам факт подобных откровений был как бы уже за гранью. Но, что было, то было. Наверное, девочке сейчас необходимо выговориться, поделиться своими переживаниями… особого рода. Скорее всего, при всей неоднозначности подобной исповеди, она имела смысл – лично для нее.
Обязанности ситуационной исповедницы никто не отменял. Поэтому, слушаем дальше…
- Мама… Ее лицо я не видела, но она подняла голову и спросила о чем-то своего… хозяина. Отец снова отрицательно мотнул головой, а потом… Поднялся на ноги и потянул ее в сторону. Туда, на сено. И вот там…
Нютка покачала головой - с какой-то непонятной улыбкой на лице. Будто ей самой уже было неловко рассказывать подробности этой интимной встречи – той, о которой никто не должен был знать, тем более она! Рута уже хотела остановить поток ее откровений. Но девочка собралась с духом и продолжила.
- Там отец лег навзничь. Сено продавилось под ним. Не знаю, каковы ощущения от прикосновения всего такого к обнаженному телу… По мне, так слишком колко. Но его это ничуть не смущало. И маму тоже. Она взобралась на него и… насела, буквально надела себя на его напряженный уд! И начала двигаться на нем. Не знаю, удобно ли ей было… Но, похоже, о своих удобствах она в те минуты вовсе и не думала. Все для него, все для него! Я чувствовала это ее желание подарить любимому те наслаждения, которых он был достоин! Как ее муж… Или же как господин, как она его там называла. Отец ласкал руками ее груди, а потом… Он обхватил ее левой рукой за спину, заставил наклониться к его лицу, одарил поцелуем… И правой своей рукой коснулся ее снизу – наверное, там, чуть спереди места, которое было уже занято его удом. Отец сделал бедрами несколько толчков снизу. После чего, мама чуть ли не взбесилась. Оттолкнула его, приподнялась – впрочем, пальцы его при этом остались на том же самом… ласковом месте. Мама буквально танцевала на живом шесте - том, который был у нее внутри! Она двигалась все быстрее, пока не вскрикнула и не опустилась на своего господина, в полном изнеможении. Подставляя снова свое лицо под его поцелуи…
Рута судорожно вздохнула. Описание вышло сочным, ярким – что напрочь исключало любые подростковые любовные фантазии или же кадры интимных сцен, каковые иногда мелькали в кино и по телевидению, а также в видеороликах, выложенных в Сети. Нет, девчонка все это реально видела! Но Господи Ты, Боже мой! Почему она сейчас об этом рассказывает?
Ответа на этот вопрос не было. Был рассказ – взволнованный, сбивчивый… Но правдивый, вне всякого сомнения!
- Ты знаешь, - продолжала Нютка, - в моих снах… Воспоминаниях о моих прежних жизнях... Там любовь телесного плана выглядела грубо. Порою, даже гнусно. Когда для мужчины та, которой он обладает, была… Даже не предметом потребления. Чем-то ничтожным, тем, у чего не предполагается ни чувств, ни каких-то интересов. Женщину брали ради нескольких приятных движений в ее естестве – грубых, животных… Излившись туда, мужчина просто отваливался в сторону и засыпал. Возможно, потому, что подобные, откровенно скотские проявления интима он позволял себе в пьяном виде. А здесь…
Она улыбнулась.
- Отец… Не позволил себе такого. Когда мама сдвинулась, он повернулся на левый бок. Принял ее на левую руку – мама повернулась к нему лицом. Шепнул ей что-то неслышное мне. Господи, как нежно она ему улыбнулась! Коротко кивнула головой и устроилась навзничь. Отец чуточку сдвинулся – так, что его голова оказалась на уровне маминой груди. Обхватил маму левой рукой. Взялся пальцами за левую грудь – мама поелозила спиной, чтобы ему было удобнее. А потом поцеловал маму в правую грудь и взялся губами за сосок. Отец ласково сжал ее левый сосок пальцами. А правую руку направил… туда, вниз. И дальше… Он играл ею, так сказать, на трех точках, ласково сжимая кончики маминых грудей и действуя пальцами снизу – синхронно, точно в ритм ее дыханию! Мама стонала все громче и громче… А потом закричала – откровенно, бесстыдно! Вся задергалась в отчаянном сладком спазме, пронзившем все ее тело. Но отец удерживал ее в объятиях и ласкал там снизу, добавляя ноток наслаждения ее экстазу…
Рута только и смогла, что ошалело выдохнуть. Описание сцены вышло более, чем реалистичным и при этом на грани фантастики! Такой… своеобразной!
Однако… Слышать все это из уст девчонки двенадцати лет было очень тяжело.
Нютка, тем временем, продолжала свой рассказ.
- Когда мама чуточку пришла в себя, она благодарно улыбнулась своему повелителю. Он, без сомнения, властвовал над нею, причем вовсе без какого-то намека на жестокость, на стремление унизить ту, кто ему подчинялась. И уж тем более, безо всякого насилия, и без каких-либо попыток возражений с ее стороны – о сопротивлении его власти не было и речи! Нежная власть… Полная заботы о самых потаенных, самых интимных желаниях и потребностях той, кто… Не просто добровольно, с наслаждением отдавалась ему! Это было потрясающе! Я едва удерживалась от того, чтобы не начать аплодировать каждому их действию - каждому движению по ходу этого интимного спектакля, который я наблюдала со своей дощатой галерки-верхотуры деревенского сеновала… Убогого строения, сцены вовсе недостойной такого шоу! Но место и время выбирали они. Сами для себя, друг для друга. И не мне решать, как именно они должны были это обставить!
- Да, это было… не тебе решать, - осторожно согласилась ее Старшая.
Произнеся эти слова, девушка вопросительно посмотрела на свою подопечную. Во взгляде ее читалось: может, хватит уже такого… интимного? Того, что не положено знать – ни мне, ни тебе! Просто недопустимо! Довольно!
Однако нет, девчонка явно вознамерилась продолжать. И девушка вынуждена была выслушать эти откровения об интимной жизни ее родителей до конца.
- Они говорили… О важном – о том, что связывало их на самом деле, о тайном… И это общение двоих - открытых друг для друга, не только телесно, но изнутри! – дало мне понимание тайной сущности этого союза, загадочной, воистину непостижимой!
Рута не рискнула уточнять тему того самого разговора. Впрочем, Нютка пока что не собиралась вдаваться в такие подробности. В отличие от подробностей иных, интимного плана. О которых девочка и продолжила свое повествование.
- Мама потянула к себе его руку. Расцеловала каждый палец. Знаешь…
Она смущенно улыбнулась адресату своих откровений.
- Это я у нее взяла такую манеру, когда благодарю тебя… за все. Ты не сердишься?
- Да нет, - ответила девушка обычной русской многозначительной частицей, имеющей, при всем противоречии формального смысла составляющих ее слов, значение отрицания. – С чего бы это мне на тебя сердиться? По этому поводу, - сразу же уточнила она.
Снова намекая на желательность как-то свернуть с неудобного направления.
Нютка проигнорировала этот откровенный намек своей Старшей, и снова вернулась к исходной теме.
- Дальше мама извинилась перед ним… За то, что не припасла в этот раз ферулу*****. Ты ведь знаешь, что это такое?
Девочка вопросительно посмотрела на свою слушательницу.
- Я знаю, что такое ферула, - ровным голосом произнесла Рута.
Как можно спокойнее, хотя...
В голове мелькнула отчаянная мысль: «Неужели и это тоже там было... между ними?»
Нютка кивнула ей в ответ, в знак согласия – то ли с тем, что было отвечено словесно, то ли с потаенными ее мыслями. Но дальше…
- Мама попросила его… воспользоваться рукой, - сказала она. - Той самой рукой, которую она только что одарила своими поцелуями. Отец на это усмехнулся, а после поднялся с общего их сеновального ложа и подал ту самую руку своей подвластной. Поднял маму на ноги и шагнул с нею в сторону и обратно. Присел на топчан и хлопнул ладонью по правому своему колену. Мама молча исполнила этот его молчаливый приказ. Она легла к нему на колени – несколько наискось к доскам скамейки, на которой восседал ее повелитель. Почти как я легла к тебе на колени вчера… Помнишь?
- Прекрасно помню, - кивнула головой Рута. – Продолжай.
Ей очень хотелось прервать этот поток пикантных подробностей, которыми она, откровенно говоря, была уже сыта по горло! Но слушать и слышать… И понимать услышанное…
Да уж… Нелегкий труд. И она взяла его на себя – лично и однозначно, хотя и по умолчанию. Отказываться поздно.
- Мама пристроилась чуточку иначе, - охотно продолжила девочка. - Тем самым местом… в точности под его правую руку. Но при этом, она слегка раздвинула ноги. Я так не рискнула, чтобы тебя не смущать, - добавила она.
Рута кивнула, подтверждая условную правильность ее вчерашнего поведения. Давая тем самым разрешение осветить, так сказать, очередную подборку интимных подробностей из жизни родителей нынешней своей гостьи.
Что-то это все напоминало… В голове крутились разные образы – из прошлого, из истории… Куда более древней, чем та, которой был посвящен связавший их Музей! Но ничего конкретного, внятного и понятного, пока что не было.
- Отец шлепнул ее… По правой ягодице… Потом по левой, - голос девочки звучал взволнованно… Как будто она сейчас проживала тот самый пикантный момент всей истории этого интимного спектакля! Там, изнутри себя… И не только в своих воспоминаниях! – Потом опять – снова и снова… И, наконец, позволил себе шлепок иного рода – там… между ног и сзади… По самым нежным и обычно сокрытым местам своей возлюбленной! При этом пальцы моего отца проникли… Там, сзади и глубоко. И еще сыграли с самыми потаенными частями тела моей матери – коротко, но… Чувственно. Мама застонала – естественно, не от боли, а от удовольствия. Она прошептала что-то неслышное. Слова предназначались только ему, но я поняла их смысл. Она просила продолжать. И, разумеется, получила требуемое – причем, по полной программе! Серии шлепков – там, там, а потом… там, по самому чувствительному и сокровенному. И с каждой серией этих чувственных хлестов по ее телу, она стонала все громче! Пока не закричала и… Не оглянулась на него с мольбой. И тогда отец поднялся на ноги – поддержав маму, схватив ее за руку. И снова вернул ее на прежнее ложе из сена, заставив встать на колени, спиной к нему. И снова вошел… туда – но уже не пальцами, а так, как входит мужчина, желающий поставить некую восхитительную точку в этой прекрасной мистерии любви! Несколько движений – казавшихся резкими, жесткими! И общий их вскрик. Отец прижался к ней, возлег ей на спину и сжал руками ее груди. Не грубо, но так, как это может позволить себе истинный повелитель влюбленной женщины. А потом ласкал ее плечи, сзади, своими губами, благодаря за наслаждение. Слушая ее сбивчивый шепот, слова, которые я не вправе тебе передать…
«Ну, хотя бы за это спасибо!» - мысленно произнесла девушка.
После чего окончательно решила остановить эту исповедь, о чужом и интимном.
Рута чуть отодвинулась от юной рассказчицы – слишком юной для подобных откровений! Взяла девочку за руки и поглядела на нее очень серьезно.
- Нютка, я все понимаю, - сказала она внушительным голосом. – Да, мне теперь все ясно. Ты получила… Очень трудный опыт, познания чувственных аспектов любви… От тех, кто давать такие уроки в принципе не должен! Я прекрасно понимаю, почему ты не посмела подать голос, почему ты не дала им понять, что ты их видишь в такой… странной ситуации. По-своему, ты поступила вполне тактично, позволив двоим взрослым людям насладиться друг другом в точности так, как они того хотели. Мне понятно, почему ты старалась уклониться от сопровождения их в таких вот поездках. Это правильно. Впрочем, они, я уверена, не очень-то и настаивали… По понятным причинам! Однако все это…
Здесь Рута снова вернула пальцы на плечи своей подопечной. Мягко сжала их, призывая девочку к полному вниманию.
- Твой возраст, - сказала она, - твоя несозревшая чувственность… Все это спровоцировало интерес к таким вот… болевым практикам. Для них они стали составной частью их любовной игры – игры предназначенной только им двоим, и никому больше! Но твой неокрепший разум, твоя психика… Они получили тяжелый удар. Эта моральная травма… Что?
Этим вопросом девушка отреагировала на непонятную усмешку адресата своих пояснений – комментария к услышанному. Старшая сторона этого общения – о взрослом и потаенном – замерла в некотором недоумении и придала лицу своему некое вопросительное выражение.
Дескать, что случилось?
- Я знала, что ты начнешь мне рассказывать – про все это… психологическое. Моральные травмы детства… Искажение психики… Ну и все такое прочее, - теперь уже ее улыбка выглядела несколько смущенной. – Но Рута, милая… Поверь мне, это все со мной лично никак не работает!
- Почему?
Вопрос девушка задала растерянным тоном. Весь кураж ее куда-то подевался – ушел далеко и в сторону, даже лапкой махнуть на прощание позабыл! Осталось только искреннее непонимание и…
Ожидание объяснений.
Каковые и последовали – причем, весьма неожиданные…
- Я говорила тебе, что я не вполне ребенок, - теперь уже пришел черед Нютки быть с нею серьезной – без шуток и даже без улыбки на лице! – Я не шучу и ни секунды не преувеличиваю. Мой разум… Он реально взрослый. Мне приятно играть в эдакого ребенка-вундеркинда. Нагловатого и со странностями. Мне это нравится, но с тобой я хочу быть настоящей, такой, какая я есть на самом деле. Соответственно, хочу, чтобы ты знала главное. Поверь… Люди, которые приютили меня в этом мире… Люди, которые дороги мне как некий аналог родителей – которых у существ, вроде меня, было много – в разных моих воплощениях. Эти… Лучшие из тех, в чьих семьях я имела честь – а чаще, неосторожность! – обитать, в ходе моих странствий. Они стали некой светлой отдушиной в мерзостях, которых я повидала немало. И то, что мои нынешние мама и папа вели себя, в интимной сфере, столь красиво и… правильно! Рута, они были великолепны, в своей откровенности, раскрывавшей их настоящую, подлинную суть! Они – тайна, к которой мне довелось… посчастливилось прикоснуться. Которую я со временем познала. Не так давно…
- Опять, какие-то «секретные материалы»? – скептически произнесла девушка. – От этой твоей… зеленоглазой подруги, из твоих странных снов?
- Разумеется, без ее помощи не обошлось, - юная собеседница подтвердила ее догадку. – Но главное я поняла сама. Ты ведь в курсе, что главное задать правильный вопрос. А задать его без понимания ситуации в принципе невозможно.
- Ой, Нютка, - вздохнула ее Старшая, - понимаешь… Подобные игры разума, на интимном фоне… Они встречаются в жизни реальных пар. И хорошо, если они ограничиваются такими вот… секретными вояжами за чувственными приключениями, наедине и без свидетелей. Хуже, когда в эти игры включаются какие-нибудь посторонние лица. Те, кто должен держаться подальше от всякого такого.
Намек был вполне откровенный, и Нютка его, вне всякого сомнения, прекрасно поняла. Однако при этом отрицательно помотала головой.
- Я ведь сказала, что они говорили как-то странно, - сказала она. – Я-то понимала их, поскольку лет с шести их чувствовала. Ну… изнутри. Однако словесно их общение слышалось мне несколько удивительным
- Знаешь, в парах, живущих друг с другом много лет, складывается свой, особенный язык, - неопределенно высказалась ее Старшая. – Это касается самых разных аспектов их обыденного общения… Что же говорить об интимных моментах!
Ее сентенция снова натолкнулась на неприятие со стороны юной собеседницы. Даже несколько ироничное. Девушка снова предпочла замолчать и вопросительно уставилась на свою рассказчицу. Дескать, поясни, что именно ты хотела мне сказать!
- Они говорили на латыни, - ответила Нютка. – Как ты думаешь, это нормально?
- Нет, - вынуждена была признать Рута. – Это действительно, более чем странно. Слушай… А ты не могла ошибиться?
- Никак не могла, - ответила девочка. – Знаешь, когда говорят на иностранном языке, существа, с моими способностями, считывают не просто слова, которыми думают такие иностранцы а, скорее, образы, с ними связанные. Условные «слова» их мыслей мы расшифровываем именно так. Ну, и еще, по словам, которые нам, по каким-либо причинам, знакомы.
- Это тоже ты знаешь из твоих… общений во сне? – уточнила Рута. – С твоей потусторонней подругой? Ты ведь в этом нашем мире сторонишься ментатов, разве нет?
- Сторонюсь, - сдержанно усмехнулась девочка. – По понятным причинам. Но ты не находишь, что именно ей виднее, как все это происходит?
- Наверное, – вынуждена была согласиться Рута.
- Я говорила, что она преподала мне урок… Вернее, несколько уроков, серьезных и значимых, - уточнила девочка. – И позволила мне узнать правду по поводу той загадки, которая меня так долго занимала.
- И что же ты узнала такого любопытного? Ну, про своих родителей?
Девушка выразила голосом свой интерес – между прочим, вполне искренний! И получила информацию совершенно неожиданную – во всяком случае, для нее.
- Они души, следующие друг за другом, в круговороте Бытия Мироздания, - ответила Нютка. – Когда-то давно они полюбили друг друга. В мире, который похож на наш… Или в нашем мире. Она не уточнила. Сказала только, что отец мой был патрицием, а мама рабыней, которая его полюбила. Он ответил ей взаимностью – да-да, по ее словам все было именно так! После чего, они несколько лет наслаждались друг другом. Мама не хотела ничего, кроме как быть вместе с ним и для него. Она отдала ему себя – во всех смыслах. А отец… Вернее, тот человек, которым он был тогда… Он был связан с властью Высокого рода, тайной и волшебной. И совершенно спокойно смотрел на бытие в том самом мире, как на временное и суетное. Тем более что он точно знал свою личную судьбу и сроки своей жизни на Земли, в том своем воплощении. Знал, что ему уже недолго осталось… в принципе. Мама узнала часть его тайн – случайно, по любопытству. Ее схватила стража жрецов, одним из которых был тот, кто владел ею, как рабыней. Маму должны были казнить. Отец вступился за нее, но его удержали, скрутили и не дали ему вмешаться в процедуру казни.
На этом месте рассказчица замолчала и отвела свой взгляд в сторону. То ли собираясь с мыслями и воспоминаниями, то ли просто в смущении. На сей раз не слишком оправданном.
- Ну и что было дальше?
Рута задала вопрос вполне искренне. Этот странный аспект прошлого родителей ее гостьи вызвал у девушки настоящий интерес. Нютка, по-прежнему не глядя на нее кивнула и решилась удовлетворить ее любопытство.
- Тогда главный жрец того культа, которому служил в том своем воплощении мой отец, предложил решить судьбу рабыни, совершившей некое святотатство – по их, жреческим меркам! – иначе. Отдав ее на усмотрение мистических сил – фактически, подарив ее самой Смерти, - эти слова двенадцатилетняя девочка произнесла вполне спокойно, хотя и несколько в сторону. – Жертве предложили испить некий напиток – эликсир мудрости. Мол, если она выживет – то будет прощена. Мама кивнула отцу, в знак того, что согласна. И сама приняла то самое снадобье, к которому ее приговорили – на самом деле, это был какой-то яд, возможно психотропного свойства. Для окружающих она впала в кому, и едва ли ее можно было отличить от мертвой. А на самом деле…
Девочка, наконец, вернула взгляд своей Старшей. «Ты ведь мне веришь?» - спрашивали ее глаза. Рута кивнула ей, с улыбкой, ободряя и предлагая довести эту часть ее повествования до конца.
Ну, хотя бы какое-то разнообразие – по сравнению с предыдущими ее откровениями!
- Дальше… Мама оказалась в пространстве, чуть похожем на то, из которого она ушла, как жертва мистического… отравления. Можно сказать, на другом уровне Бытия. Прямо перед Зеленоглазой, - кажется, Нютка впервые обозначила свою мистическую собеседницу именно так. – Там у них состоялся странный разговор. Мама попросила дать ей шанс найти своего господина в следующей жизни, чтобы вновь разделить с ним все радости и горести пути земного. Ну и та самая сущность, которую ты называешь моей зеленоглазой подругой, предложила маме не размениваться на мелочи, а стать для отца добровольной спутницей, сопровождающей его на тайных путях Мироздания, из воплощения в воплощение. Мама немедленно согласилась. После чего, к удивлению жречества, почти бездыханная жертва вернулась в мир живых. А сама Зеленоглазая явилась к тому самому ареопагу, который осудил на смерть ничтожную рабыню – причем, показалась им всем и сразу, в самом мрачном своем наряде. Произведя в том почтенном собрании метафизический фурор, Зеленоглазая категорически порекомендовала им свою протеже, как достойную всех и всяческих Священных Тайн. Как ты понимаешь, ее рекомендации не остались без последствий. Маму ввели в число тайных жриц культа. И она оказалась вровень со своим повелителем – если не выше его! Впрочем, им это не помешало любить друг друга… До печальных событий одной войны, которая не пощадила город, где все это происходило между ними. Они погибли вместе, с улыбкой шагнув сквозь огонь, навстречу врагам, обнажившим мечи. И далее, их странствие по мирам продолжилось. С тех пор они… Не то, чтобы совсем уж неразлучны. Они чувствуют друг друга и стараются воплотиться в одном мире – ощущая взаимную любовь всякий раз заново. Прежде они просто интуитивно находили друг друга – причем не всегда. А в этом воплощении они… Вспомнили себя прежних. Причем, где-то на пятом году супружества. Когда у них на руках уже была я! Представляешь?
- Представляю, - кивнула девушка. – Это вполне романтическая история. Очень даже красивая… по своему. Можно было бы даже записать ее и сделать основой какого-нибудь литературного произведения. На грани мистики, фантастики и… всякого прочего! Вот только…
Рута снова взяла девочку за руки, убрав пальцы с плеч своей подопечной, переменив тем самым вариант тактильного акцента на произносимые слова. После чего задала свои главные вопросы на сегодня.
- Нютка, зачем ты все это мне рассказала? Зачем мне – именно мне! - все эти твои откровения, об интимных сторонах жизни твоих родителей и общем их мистическом прошлом? В чем их смысл?
- Ну…
Вот теперь девчонка откровенно занервничала. Она несколько раз судорожно вздохнула – причем, не пытаясь скрыть своего волнения. А потом выдала очередную порцию… Скажем так, необычного.
- Я хотела посвятить тебя в некоторые серьезные тайны, - сказала она, наконец, после небольшой паузы. – И еще…
Здесь она замолчала и умоляюще уставилась на свою Старшую. Дескать, ну ты же все поняла сама! Ведь так?
Рута отрицательно мотнула головой и снова придала своему лицу вопросительное выражение. Требующее ответа – а как еще может быть?
- Ты ведь… единственная, кто этого достоин, - напомнила девочка.
И Рута кивнула, соглашаясь.
- Тебе решать, - сказала она. А потом добавила кое-что резкое и, разумеется, весьма неприятное для другой стороны:
- Ты врешь.
Эти два слова она произнесла безо всякого осуждения. И даже без гневных ноток в голосе. Спокойно, будничным тоном. Как о чем-то само собою разумеющимся.
Нютка, естественно, смутилась. Вряд ли демонстративно и в позу. Скорее искренне.
Почти.
- Ну, я просто говорю немножко не о том, - произнесла она примирительным тоном. – Я… Считай, что я просто стесняюсь. Ну так, немножко!
- Какие новости! – девушка позволила себе фыркнуть и завершить такое проявление эмоций недоверчивым взглядом. – Хорошо, считай, что я - вот прямо сейчас! – выдаю тебе карт-бланш******, на некое условное бесстыдство. На этот момент времени, и по этому самому поводу. Дерзай!
Рута кивнула головой, как бы подтверждая это свое категорическое волеизъявление. Нютка в ответ вздохнула.
- Ты точно не обидишься? – уточнила она, добавив к просительному тону соответствующий взгляд.
- Не обижусь! – подтвердила девушка, - Я же сказала тебе, дерзай! Я потерплю!
«Терпела же я от тебя все… предыдущее!» - добавила она мысленно. Естественно, рассчитывая на то, что ее услышат - четко, однозначно, непременно и сразу.
- Ловлю тебя на слове!
Девчонка оживилась лицом и, внезапно, перехватила руки. Теперь сжимала пальцы своей Старшей, а не наоборот. Этот элемент тактильного взаимодействия был более чем понятен. Однако девушка вовсе против этого не возражала.
Информация была важнее формального главенства. Рута снова кивнула, как бы соглашаясь. Что Нютка восприняла как сигнал к очередной своей серии откровений. Как всегда, на грани шока, трепета и даже возмущения – естественно, для выслушивающей стороны.
- Я запомнила то, что делал отец… с мамой, - сказала она. – И я оценила его уровень понимания женского тела! Мне бы очень хотелось подарить тебе что-то подобное! Понятное дело, с поправкой на мои возможности! – добавила она.
Рута мысленно выразилась не очень цензурно – совсем не по адресу говорившей а, скорее, по всей этой бредовой ситуации! После чего снова-сызнова кивнула, предлагая девчонке продолжать… При этом, рассчитывая на правильное понимание собственных своих эмоций.
Кстати, небезуспешно.
- Между прочим, - продолжила Нютка, - мне хотелось бы сделать тебе деловое предложение.
- Какое? – задала вопрос девушка, заранее чувствуя неладное.
Она не ошиблась.
- Я прошу тебя принять на вооружение манеру моего отца, - как-то очень серьезно произнесла ее собеседница. Причем, явно без шуток юмора! – Знаешь, если тебе случится принять мои слова и дела близко к сердцу… Не заморачивайся розгами и прочими ритуальными эффектами. Возьми меня - за руку, за плечо… Или за ухо, а может даже за волосы… Поставь на колени. И нахлещи по щекам. Но не так, как это делал отец с мамой, а по настоящему, без жалости.
- Серьезное предложение, - кивнула ее Старшая – без улыбки, без шуток на эту тему. – Но… неприемлемое. Прости, я не стану поступать с тобой так жестоко. Я говорю – нет.
- Я не шучу, - настаивала Нютка – тоже, вроде бы, всерьез. – Пойми, Рута… Так, ты сможешь быстро и жестко пресечь любую мою дурость. И выместить на мне свое раздражение, негодование, злость… Да, ты уже говорила, что не вправе выплескивать на меня свои дурные эмоции. Но знаешь… Я не считаю их дурными. Дурное выйдет – вернее, останется! – если ты все это снова начнешь копить в себе, преодолевая все это самостоятельно! Я хочу ответить за все, чем реально тебя обидела. Ответить именно так. Не бойся, когда это будет между нами, наедине – такая эффектная расправа нисколечко меня не унизит! Зато, по итогам ты сможешь избавить себя от внутреннего зуда и недовольства мною. Того, что не дало тебе насладиться мною вчера!
- Не насладиться, а…
Рута замолчала, не находя слов. И сразу же смутилась, отвела взгляд – в точности зная, что ее истинные мысли прекрасно известны юной собеседнице. Но должны, обязаны остаться вне оглашения.
Во всяком случае, сегодня. Хватит на сей день и час всех и всяческих откровений – о тайном и низменном!
- Хорошо, - неожиданно согласилась с нею девочка. – Считай, что я сделала тебе предложение, которое дает тебе все права… Но ни к чему тебя не обязывает. Захочешь – воспользуешься. В конце концов, ты можешь действовать точно так же, как мой отец – в той истории, которую я тебе рассказала. Хлестать меня по щекам не сильно, а так, скользом. Раз уж твоя утонченная совесть не велит тебе меня унижать. Кто я такая, чтобы с нею спорить?
- Ой, Нютка…
Рута сокрушенно покачала головой. Тогда ее собеседница прибегла к традиционной своей манере чувственных извинений. Нагнулась и одарила пальцы девушки поцелуями. Как бы закрывая тему.
Это было приятно – особенно тем, что ¬можно было уйти от всего такого… болевого.
Во всех смыслах.
В общем, Рута была весьма рада тому факту, что не было больше необходимости говорить о чем-то неудобном и неприятном. Кажется, девочка все-таки нашла в себе силы и способности ее пожалеть – после всех откровений. И это радовало.
Остаток вечера они провели весьма романтичным образом. Нютка предложила погасить в доме свет и выйти на балкончик. Там они наблюдали за Луной, которая как раз добралась до полной своей фазы. Небо было чистое. Само ночное светило оказалось доступным для их взоров, как раз в то самое время, когда они согласились прервать свой вечер воспоминаний.
На балкончике было… Скажем так, свежо. Особенно с учетом легкой домашней одежды и налетевшего ветерка. Рута вышла обратно в зал. Вернулась она с теплым пледом. Встала рядом со своей подопечной и накинула принесенное с собою на плечи девочки. А Нютка, не будь дурой, поделилась половиной этого символа домашнего уюта со своей Старшей. И сразу же прижалась к ней в обнимашки.
- Ну вот, - произнесла она, мечтательно улыбаясь. – Вот я с тобой вместе и под одним одеялом. И заметь, ничего такого не случилось – ни грубого, ни противоестественного, ни даже просто неодобряемого общественными уставами этого забавного социума! Ты понимаешь?
- Понимаю, - усмехнулась в ответ девушка. – Однако позволю тебе заметить, что мы с тобою обе одетые. И не в постели.
- Это все равно, - упрямо мотнула головой девчонка. И еще сильнее прижалась к ней. – Зато ты со мною… Ты моя в обнимку. Хотя бы на сегодня, на сейчас… Знала бы ты, как для меня это важно!
Рута не удержалась и коснулась губами ее виска. И услышала в ответ довольное мурлыканье.
Да, Нютка сдержала свое обещание. И ночью, когда они снова оказались вместе, в одной постели, просто обняла свою Старшую рукой со спины и прижалась к ней лицом. Не позволив себе ничего, что девушка могла бы счесть хоть как-то предосудительным.
А утром…
После завтрака, когда они уже проглотили-не-поморщились импровизированные рулетики, из оторванных полосок тонкого армянского лаваша, начиненных сыром и ветчиной, Рута осведомилась, когда родители девочки предполагают снова оказаться в городе. Узнав, что это произойдет не раньше «послеобеда» - весьма расплывчатое обозначение времени! – девушка позволила себе заняться неким подобием уборки. Взяла веник и прошла в свою комнату, с простой и явной целью вымести сор – в том числе и несколько ошметков прутьев, оставшихся с прошлой экзекуции. Увы и ах, до того, чтобы навести порядок в спальне, руки у нее прошлым вечером так и не дошли.
Нютка, разумеется, попыталась воспротивиться этому, перехватить средство выметания посторонних предметов. Заодно напомнив своей Старшей о том, что сама она, в смысле, гостья, отнюдь не белоручка и прекрасно умеет обращаться с бытовым мусором и всеми орудиями труда, предназначенными их создателями-придумщиками для наведения домашней чистоты.
- Кроме того, - заметила эта шальная бестия, - вчера мы намусорили, можно сказать, по моей вине! Я была поводом и причиной! Так что, мне и убирать! Логично?
- Логично! – ответствовала ее Старшая. – Но я предпочитаю у себя убираться сама. Так что, просто подчинись!
- Мне будет стыдно, - напомнила Нютка. – Просто неловко смотреть на то, как ты здесь вкалываешь, а я прохлаждаюсь и в наглую бездельничаю!
- Стыдись! – сурово произнесла девушка. – Это тебе полезно!
- Ну, Ру-у-ута! – девочка молитвенно сложила руки. – Ну, позволь мне тебе помочь! Пли-и-из!
- Не позволю! – Рута добавила в голос некоторое количество жестких ноток, свидетельствовавших о ее непреклонной воле умерить трудовой энтузиазм своей подопечной.
Произнеся это, девушка направилась к дверям своей комнаты. На пороге она все же остановилась, обернулась и, заметив умоляющий взгляд Нютки, обратилась к ней - уже примирительным тоном.
- Дозволяю оказать мне моральную поддержку, - сказала она.
- Какую? – деловито откликнулась на ее предложение гостья.
- Ну, я не знаю…
Рута сделала вид, будто на мгновение задумалась.
- Анекдот расскажи, - предложила она. – Или стихотворение. Или станцуй мне, что-нибудь эдакое… А лучше, спой!
- Хорошо!
Нютка неожиданно легко согласилась на такой вариант и немедленно метнулась в свою комнату за музыкальным инструментом – гитарой-укулеле, как она ее называла. А хозяйка дома сего, таки направилась в спальню со своими… инструментами.
Начала она издалека – в смысле, с дальней от входа стороны своей комнаты. Едва нагнулась и сделала первых два подметательных движения веником… Глядишь – а Нютка уже тут как тут. Пристроилась на диване своей Старшей, и струны перебирает, да подтягивает. Проверила настройку, хмыкнула, откашлялась…
И запела…
Представая перед нами в ипостаси иной,
Становилась сказка грустною в конце.
Виконтесса прощалась с изумрудной страной,
Наводила в переносицу прицел,
Подметала в будуаре перед третьей мировой
И выла в небо: «Прощай!»
Так закончились предчувствия, остались ожидания,
Давай подождем!
Руту не то, чтобы покоробил выбор репертуара – как-то очень по ситуации, хотя и вовсе о другом - вроде бы… Но такая забота по привязке к тому, что делает, чем занимается прямо сейчас ее, Нютки, Старшая, впечатляла и раздражала одновременно.
Что это, мелкая месть за недопущение помочь? Или нечто иное?
А юная певица, тем временем, продолжала.
Моя прогулка стала ходкою в крысиный тыл,
Я незаконною фигурою вступил в игру.
Огонек поманил меня из темноты,
Я докурил и сделал шаг за меловый круг.
Ты остаешься за спиной - тебе ль не знать, чего я жду?
Махни рукой - и прощай!
Так закончились предчувствия, остались ожидания,
Давай подождем…
К моменту завершения второго куплета, Рута почти завершила свои подметательные дела. Но она бы задержалась, имитируя продолжение своей работы, чтобы дослушать эту странную многозначительную песню – песню о расставании… Не зря, ой, не зря девчонка ее затянула! Однако Нютка, исполнив очередной бряк с арпеджио по струнам, внезапно прервала свое выступление, отложив гитару в сторону, в смысле, на диван.
- Ты закончила! – провозгласила она. – Дальше мести буду я!
Девчонка буквально подскочила к ней, подхватила совок, оставленный девушкой на полу, возле входа. Протянула руку за веником. Девушка, вздохнув, отдала своей помощнице, сей уборочный аксессуар. Действительно, ей вполне привычный, по совместным со своей Старшей будням в Музее. Нютка сразу же замела все мусорные ошметки, пыль и прочее на совок и молча двинулась в сторону туалета, где находилось мусорное ведро с крышкой. Предоставив хозяйке дома, почетное право убрать за ней музыкальный инструмент и поправить покрывало.
Снова они встретились уже в зале. Нютка старательно мела по полу почти несуществующий мусор, попутно добавив к нему пару-тройку светлых веточек с того самого веника, которым она выполняла все эти уборочные манипуляции. Ну, это нормально – в смысле, естественно! – в ситуации демонстративного подметательного рвения.
Девушка не стала ей мешать, а просто присела, эдак скромненько, на краешек дивана – все еще не сложенного – и начала, в свой черед, набренькивать на принесенном с собою укулеле нечто абстрактное и условно гармоническое. Делая трудящейся своей помощнице, в некотором роде, алаверды.
Петь она все же не решилась. Просто из соображений скромности.
Нютка эффектным хмыком заценила ее музыкальные эксперименты, но вслух ничего не сказала. Молча закончила свою работу, собрав весь сор в совок и выпрямилась.
- Кухню и коридор подметаю тоже я! – уведомила она своего личного аккомпаниатора. – А то я у тебя здесь, можно сказать, обленилась в конец! Проваляла дурака почти двое суток! Даже уроками не занималась!
- Безобразие! – улыбнулась Рута, откладывая свой музыкальный инструмент. – Если хочешь, можем заняться уроками вот прямо сейчас. Время у нас еще есть!
- Да нет, ерунда это все! – твердо сказала Нютка, в ответ на ее внезапные попытки стать своеобразным репетитором для девчонки-вундеркинда.
Насчет киндера, это как-то странно – с учетом всех ее бзиков и мозговых заскоков, явно не по возрасту. А вот насчет вундера – в самый раз!
– В общем, не заморачивайся. Это все не принципиально, - подтвердила эта ученица – только что искренне сознавшаяся в некоторой своей нерадивости. – Завтра у меня всего пара уроков, без письменных заданий. Перед сном освежу в памяти то, что было сказано… Загляну в учебники… В общем справлюсь, не переживай!
- Верю! – снова улыбнулась Рута. – На слово верю!
После чего кивнула головой, как бы благословляя девчонку на завершение ее нынешних добровольных трудовых подвигов. Вопросы, между тем, у нее все множились и множились…
Что-то было не так… Нютка явно нервничала. То ли по поводу завершения их нынешнего общения – более чем неоднозначного! То ли по поводу чего-то иного… И эта неопределенность несколько напрягала. Поэтому стоило ее разрешить. Хотя бы отчасти.
Когда девчонка, наконец-то, завершила свои труды, вернула свои подметательные инструменты на место, вымыла руки и показалась в дверях, Рута поманила ее пальцем. Нютка, разумеется, послушалась. Подошла и присела рядом, скромненько поправив свою футболку навывпуск. После чего
положила руки на колени.
- Я все сделала, - сказала она тоном, полным удовлетворения проделанной работой. – Я промела везде… Ну, кроме твоей спальни. Все чисто, можешь проверить сама!
- Молодец! – Рута кивнула головой, в знак благодарности.
И немедленно задала ей первый из вопросов, которые успела сформулировать для себя.
- Спасибо за песню! – сказала она. – Кстати, кто ее автор? Очень любопытная… тематика. Текст буквально нашпигован разными образами. И все такие яркие! Кто это все написал?
- Вряд ли тебе что-то скажет его фамилия, - Нютка пожала плечами. – Медведев, Олег его зовут… Или звали… В общем, он не отсюда.
- А откуда? – уточнила девушка. – Он что, живет за границей? Странно… Ведь поэты, пишущие на Русском языке, за границей мало востребованы. Там своих хватает.
- Не суть, и не важно, - ответила Нютка. И сразу добавила виноватым тоном:
- Извини, если тебя задели… некоторые слова. Ну, там. Про подметание и прочее. Просто я, почему-то, вспомнила именно ее.
- Но ведь ты ее так и не допела, - лукавым тоном продолжила девушка. – О чем там дальше?
- Да все о том же, - Нютка отвела взгляд – явный признак ее обычного желания уклониться от темы. – О прощании. Ведь мне уже скоро придется уходить…
- Ну, я думаю, что совсем ненадолго, - Рута решила чуточку притормозить с выяснением фактических обстоятельств новой волны глюков и придумок своей подопечной. – Я так понимаю, в Музей ты наведаешься уже на следующей неделе! Я ничего не перепутала?
- В понедельник, - тихо отозвалась на ее предположение девочка. – Ты… не обидишься, если я приду к тебе уже завтра? Сразу после уроков?
- Это твое право! – кивнула головой ее Старшая. – С чего бы это мне возражать - именно в этот раз?
- Ну… Я ведь не самая простая… личность, - смущенно – или как бы в смущении! – ответила Нютка. – Я не хочу, чтобы ты считала, будто я навязываюсь…
- Да ладно! – улыбка взрослой собеседницы стала чуть ироничной. – С каких это пор ты так опасаешься подобных мнений?
- От тебя – всегда, - вздохнула ее помощница. – Ты же знаешь, я перфекционистка. Хочу быть идеальной. Ну, или просто лучшей. И для мамы с папой… И для тебя. А эти двое суток со мной, тебя, наверное, вымотали… Ведь так?
- Не без того! – усмехнулась девушка. – Твои гостевушки останутся у меня в памяти… надолго! Уж точно до следующих… В которых ты, разумеется, тоже преподнесешь мне гору сюрпризов!
- Со мной трудно, да?
Голос девочки дрогнул.
- Трудно, - согласилась Рута. – Но интересно. Что и вправду, не отменяет некоторой усталости, от твоих закидонов. Впрочем, завтра мы увидимся с тобою только в Музее! Обещай, что ты мне дашь хотя бы еще пару вечеров спокойствия. А лучше – до следующих выходных! Заметано?
- Заметано! В Музее – так в Музее!
Нютка порывисто придвинулась к девушке, обняла ее. Рута ответила на эти объятия и…
Окончательно простилась с желанием повыяснять, что за странности появились в поведении ее гостьи вот прямо сейчас.
В конце концов, девчонке, наверное, просто тяжело с нею расставаться. Пускай и на продолжительность времени чуть меньше суток…
Родители Нютки приехали где-то в районе трех часов пополудни. Рута проводила свою подопечную до серого «гепарда»-внедорожника, за рулем которого был сам отец-архитектор. Поздоровалась с родителями, обняла и поцеловала напоследок свою шальную гостью – заметно приунывшую, что есть, то есть! И проводила взглядом отъезжающую машину, увозившую девочку в родительский дом.
Все. Теперь у нее было время на выдохнуть и успокоить нервы. Ибо в чем эта девчонка ни капельки не ошиблась, так это в том факте, что нервов в этот раз на нее было потрачено – мама не горюй!
В общем…
Воспоминания о вчерашнем и позавчерашнем сегодня, в понедельник утром, заняли мысли девушки на все то время, пока она готовила себе завтрак – кофе, сыр, ветчина, и можно даже без хлеба! И пока все это употребляла. До того самого момента, пока недремлющий брегет – в смысле, телефонная напоминалка – не прозвонил ей время ориентировочного выхода.
Оставалось чуть более получаса. Она сама поставила себе заметку в телефонный органайзер, чтобы не проволындать этот самый момент – между прочим, Нюткино выражение! Имело смысл поторопиться. Все-таки, рабочее время для начальства остается рабочим временем. Надо подавать пример.
Кстати, надо бы еще собраться с духом, по поводу новой встречи с этой шальной бестией. Ведь что она в этот раз придумает, что она в этот раз натворит…
Бог весть…
Информирую Уважаемых Читателей о важном :-)
http://proza.ru/avtor/tritschen