Однажды зайцу очень надоела долгая зима. С первыми тёплыми лучами солнца, почуяв приближение весны, стал он радостно скакать по лесу и песни громкие петь, будто весна, услышав его, поторопится сменить зиму.
Но в начале марта дни ещё короткие и звери рано ложатся спать. А заяц никак угомониться не может. Вот уже сумерки пришли, а он всё носится по лесу, стучит лапами по стволам деревьев, как в барабан, и песни свои заячьи орёт.
– Наш заяц совсем взбесился, будто белены объелся, – покачали головами совы, наблюдавшие за ним с высоких ёлок. – Ох, не разбудил бы своими воплями медведя!
Совушки-то охотницы ночные и по ночам не спят, а вот другим лесным жителям заячьи песни уснуть не дают.
– Поздно уже, иди ты спать, заяц! – прошуршали недовольные мыши, высунув мордочки из норок так осторожно, чтобы совы их не заметили.
– Не хочу спать! Петь хочу! – прокричал он им в ответ.
– Угомонись, заяц, не буди детишек! – выглянули из своих домиков белочки.
А он барабанит по деревьям и продолжает орать:
– А я петь хочу и буду! Тирли-пырли бааааааам! Прим-пам-пааааааам! – разносится эхом по лесу.
– Осторожно, не разбуди медведя! – говорили ему и барсук, и енот, и куница.
Но упрямому зайцу никто не указ: орёт во всю глотку песни – весну призывает. Только если зашуршит под чьими-то лапами снег или треснет сломанная ветка – юркнет под ёлку, притаится, переждёт опасность, а потом опять продолжает свой концерт.
– Там-трям-тра-па-пам, пум-пум-прим-там-там!!!
Заглянул он в окошко медвежьей берлоги – спят мишки. Чего ему бояться?
Храбрый зайчишка!
– Не разбуди медведя, разбойник! – прокаркала большая ворона.
Ну, и накаркала!
Медведь от громких песен резко подскочил с лежанки. С рыком: «Это кто тут будит моих медвежат и медведицу?» вывалился из берлоги и, споткнувшись о зайца, наступил тому на ухо.
Вот тут-то заяц испугался не понарошку. Задёргался от страха, попытался вырваться, но ухо под медвежьей лапой крепко застряло. Оно даже, кажется, стало длиннее второго.
– Что ж ты такой шумный? Что ж ты такой нескладный и уши у тебя разные?– прорычал медведь. – Сейчас я это исправлю! – и стал тянуть зайца за второе ухо, чтобы оно стало такой же длины, как первое.
– Дяденька медведь, простите меня! Я больше шуметь не буду! – запищал заяц. Трепыхаясь в медвежьих лапах, весь вывалялся в грязном подтаявшем снегу, белая шубка его вся измазалась.
– Ай-ай, какой ты грязный! Как такой маме покажешься? – укоризненно сказал медведь, выломал большую ветку с дерева и стал ею зайца по бокам охаживать – грязь и дурь выбивать. Потом схватил его в охапку и потащил к проруби – стирать. Прополоскал в ледяной воде и выкручивать начал: одной лапой за уши зайца держит, другой – за лапы задние и крутит его, жамкает, чтобы воду из его шубки выжать. Потом к толстой ветке дерева прищепками из сучков за уши прикрепил – сушиться повесил.
– Повиси тут до утра, – говорит. – Обсохни. И цыц! Не шуми!
Вот после таких приключений зайцы больше никогда в лесу не поют – не хотят, чтобы разбуженный медведь кому-нибудь из них снова на уши наступал, в прорубь их мокал или на дереве сушиться подвешивал.