ПРЫЖОК В БЕЗДНУ
(САУЛЕ)
... Каждый день я долбила одну из конечных стен лабиринта. Звуки там отличались от других и были чуть глуше. Или мне уже всё мерещилось? Бетонная стена поддавалась туго, но я упорно стремилась сделать хотя бы маленькое углубление.
Сегодня я заметила, что стена от ударов стала трескаться. Обрадовалась так, что упала без сил. Значит, есть надежда? Впервые за несколько дней я улыбнулась. И опять обратилась мыслями к тебе, Юсуф. Стала долбить стену нашими позывными: если ты рядом, то обязательно услышишь.
Всё чаще я задумывалась о том, почему отвергла твои чувства, проверенные временем. Была занята собой, картинами, поисками мамы. А, встретив Кямрана, я забыла обо всём. Значит ли это, что мы бессильны перед нахлынувшей страстью? Не проверяем на искренность объект своей любви? Забываем реальность и живём в грёзах!? Ответы знают лишь те, кто умеет соблазнять. А твои чувства, Юсуф, ко мне были чистыми. Почему же я выбрала неистовую страсть самца? В этих размышлениях и сравнениях двух мужчин, ты Юсуф, незаметно вытеснил из моего сердца Кямрана. С каждым днём я сильнее влюблялась в тебя. Если останусь жива, признаюсь тебе в своих чувствах. Если нет, то мои картины расскажут об этом. На заднике последней картины я написала: «Юсуф, один Бог знает, как я тебя люблю».
Я стучала в стену всё громче и громче. Неужели никто не услышит мой SOS? Когда стена треснула, я поняла, что нахожусь ближе к середине здания между лифтами - в верхней части их шахт. Значит, звуки идут в никуда, ведь шум движущихся лифтов всё перекрывает. По моим предположениям, если смогу пробить стену, и она обрушиться, то я упаду в одну из пяти лифтовых шахт. Меня это не испугало: какая разница, где умереть? Хуже - жить в клетке насильственного заточения. Верю, что Бог не даёт ношу испытаний больше той, что человек может вынести.
Наконец я пробила стену и ветерок свободы подул мне в лицо. Посмотрела в отверстие – темно… Зато явно стали слышны звуки движущихся лифтов. Принялась долбить стену с удвоенной силой и быстро устала. Передохнула и опять за работу. Дыра на стене становилась всё больше, и я поверила, что выберусь из этого ада. Экономила еду, воду. краски, старалась распределить силы. А дух мой не сдавался!
Как-то утром проснувшись, я услышала шум на потолке. Там на крыше, с которой я спускалась в свою «мастерскую», кто-то ходил! Заплакала от радости: это ты, Юсуф? Значит, нашёл меня! По-прежнему любишь? Хочу в это верить и теперь ни за что не отвергну тебя. Наверное, для испытания судьба послала мне искушение в лице обольстителя Кямрана, и я не устояла. Но теперь, Юсуф, ты главный для меня человек. Знай, в последние мгновения жизни, я думала только о тебе и передавала мои чувства в картинах, которые писала в заточении остатками красок.
Всё чаще я стала использовать нашу «Морзянку», отбивая позывные по стене, над которой услышала шум на потолке.
Работала до изнеможения, падая от усталости. Иногда так и засыпала прямо на полу. А проснувшись, первым делом подходила к отверстию в стене и дышала. Потом стала кричать и звать на помощь:
– Помогите! Юсуф, я здесь!
Ответа не было. Это и понятно, голос уходил в никуда – огромные шахты лифтов небоскрёба заглушали его.
Когда я уставала долбить стену, подходила к последнему холсту и дописывала картину. В ней запечатлела мои душевные переживания. Я как будто бы прощалась со всеми и в первую очередь с тобой, мой Юсуф. Знай, дорогой, я верю только тебе. Поняла, какая любовь может быть истинной, а какая - лживой. Ты всегда утверждал, что наступит день и наши чувства будут взаимными. Об этом расскажет тебе моя картина: толстая каменная стена делит пространство на две части. Одна тёмная, серая, другая светлая и солнечная. В первой - роза, поникшая вдоль стены. В другой – как бы с усилием стучит клювом в стену и порхает соловей. Я знаю, ты увидишь в грустной улыбке розы надежду на встречу с тобой. Эта картина является моим признанием тебе.
Помню, как-то в Москве мы гуляли по Тверской, и ты сказал о том, что приобрести настоящую любовь и приблизиться к Истине можно только через сложные испытания. Мой жизненный урок стал тому доказательством. Кямран «подарил» мне лабиринты одиночества, а я благодарю Бога за моё прозрение, пусть даже ценою жизни.
Что же стало с тобой, Кямран? Если ты бросил меня на произвол судьбы, значит сбежал? Столько загубленных судеб, столько горя ты породил вокруг себя. И всё безнаказанно? Как бы я хотела встретиться с тобой и посмотреть в твои бесстыжие глаза. Ты исчадие зла. Я должна выйти из этого заточения и вывести тебя на чистую воду.
С этими мыслями я продолжала долбить стену. В отверстие уже помещалась моя голова. Ещё немного и я на свободе. Ветер из дыры иногда приносил звуки жизни, и я смеялась и плакала от радости.
Надо подготовиться к прыжку в бездну. Я скатала в рулон мои картины, из простыней скрутила крепкую верёвку и привязала на её конец увесистый рулон. Выдержит ли меня вместе с картинами этот самодельный канат? И хватит ли длины до поднявшегося на последний этаж лифта? Одного из двух, расположенных рядом? Я жила на последнем этаже, где было четыре квартиры. В одной из них обитала женщина, но я никогда её не видела. И так по всему полукругу – пять разделённых стеной подъездов и в каждом из них свой лифт. По моим наблюдениям, я находилась между прямоугольником и полукругом.
Как гордился Кямран этим громадным небоскрёбом! Говорил, что его строительная корпорация только в Америке построила 24 здания. И хотя штаб-квартира находилась в Сиэтле, грандиозные построения были в Нью-Йорке и Вашингтоне. Почему? Тогда это меня даже не заинтересовало. Он ещё рассказывал, что постоянно выигрывал тендеры на строительство и самодовольно утверждал, как сумел вовремя делать нужным людям ценные подарки. Вроде всё по-честному, не взятка, а просто внимание. Теперь думаю, а если он дарил картины и другие художественные ценности, которыми завладел криминальным путём? Я же видела его частную галерею в Стамбуле… Каких только шедевров там не было! На торгах подобное купить за огромные деньги было невозможно – любая корпорация давно бы разорилась. Мне-то хорошо известна цена этих картин.
Работала я всегда в полном одиночестве и Кямран редко заходил в мою мастерскую. Будто чуял, что картины готовы и можно их забрать. В его глазах, которые я так любила целовать, светилось восхищение и... предвкушение прибыли от продажи. А однажды мне даже показалось, что в зрачках любимого отражаюсь не я, а доллары. Невольно вздрогнув, я даже отшатнулась. Кямран тут же изобразил такую страсть, что погрузил нас обоих в нирвану...И опять я не могла наглядеться в изумрудную зелень его глаз, жаждала бесконечных ласк и шёпота любовных признаний. Жалкая, зависимая от самца рабыня - такой я чувствовала себя после ухода Кямрана. Потом включалась в работу, чтобы порадовать его новыми картинами. Ждала встреч, тоскуя по его рукам и губам.
Как-то Кямран привёз мне в подарок потрясающей красоты янтарное ожерелье, похожее по сочетанию цветов на его перстень и чётки. Я спросила растерянно:
- А разве янтарь мне подойдёт? Никогда не носила такие украшения…
— Это мой любимый солнечный камень, - чарующе улыбнулся Кямран. - Давай примерим? - И туго застегнул бусы на моей шее. Потом снял свой перстень, поцеловал его и протянул мне:
- Носи и помни меня, дорогая!
Я инстинктивно запротестовала:
- Нет, нет, Кямран, не надо! Для моих пальцев перстень слишком велик, пусть останется у тебя как фирменный знак. - Я поцеловала его руку и увидела на пальце светлый обруч - след от янтарного кольца. Кямран испытующе глянул на меня и, усмехнувшись. надел перстень на тот же палец. А у меня вдруг защемило сердце. Мелькнула мысль о том, что господин никогда не подарит рабыне обручального кольца. Да я и не мечтала об этом: готова была покорно лежать у его ног и ждать хотя бы ласкового взгляда.
Вспомнила разговор с Мариной - однокурсницей по Московской художественной академии. Яркая брюнетка, весёлая и раскованная, она рассуждала о цвете глаз у мужчин и женщин и давала забавные характеристики. Даже частушку пропела:
Не влюбляйся в чёрный глаз, чёрный глаз опасный!
А влюбляйся в голубой - голубой прекрасный!
- А зелёный? - спросила я, помня красавца из любимого мамой турецкого сериала «Королёк-птичка певчая».
Марина скривила губы и выдала:
- Зелёные глаза редко встречаются, подруга! Но я точно знаю, что зеленоглазые мужчины - неверные и двуличные. Надо держаться от них подальше.
Очень похоже на мою историю с Кямраном, хотя кто знает, где тут правда… При наших встречах мой любимый никогда не пользовался телефоном-отключал его, чтобы ничто не нарушало нашего уединения. Но как-то утром я приготовила на кухне кофе и на подносе понесла его в гостиную. На пороге остановилась, услышав обрывок еле слышного разговора. Кямран в халате стоял спиной ко мне, прижимая телефон к уху, а другой рукой нервно крутил свои любимые янтарные чётки. Голос его звучал с беспощадным раздражением:
- Она меня утомила! Пока кончать эту комедию…
От волнения и внезапной догадки, что речь идёт обо мне, я издала
какой-то клокочущий звук и выронила поднос с кофе. Кямран резко повернулся и чётки слетели с руки на пол. Он мгновенно отключил телефон, отбросил его в сторону и кинулся ко мне. Обхватил за плечи и прижал к себе так, что я едва не задохнулась. И проговорил ласково - успокаивающим тоном:
- Сегодняшний день не задался: я дал помощнику задание решить вопрос с неугомонной заказчицей, а тут моя Сауле решила оставить меня без кофе.
Поднял моё лицо за подбородок и продолжил, с любовью заглянув в глаза:
- Давай спустимся в кафе и там позавтракаем. А Айдын-хатун придёт и приберёт тут. Согласна?
Но я впервые отказалась, сославшись на головную боль. Кямран на руках отнёс меня в постель, положил на лоб холодный компресс и заставил выпить таблетку. Я поблагодарила его за заботу, в изнеможении закрыла глаза и провалилась в сон.
Когда очнулась, Кямрана уже не было А на прикроватной тумбочке лежала записка «Люблю тебя, моя азиатская роза!». Позвонил он мне уже из Сиэтла, напомнив, что ждёт новую картину.
В памяти услужливо всплыла и наша последняя с Кямраном беседа в ресторане. Он улыбался, держа меня за руку, а зелёные глаза его полыхали каким-то неистовым, но не любовным огнём. И это меня встревожило.
- Сауле, ты живёшь в лучшем здании, которое я построил. Скажи-ка, знаешь такой оборот: от альфы до омеги? - спросил Кямран.
— Это означает «от начала и до конца», - как школьница на экзамене ответила я. - По названиям первой и последней букв греческого алфавита. В русском – от А до Я.
- Если посмотришь на здание, где живёшь с высоты птичьего полёта, ты увидишь, что оно построено в форме буквы омега.
- Да, оно очень красивое. Вроде прямоугольное здание: главный парадный вход - только для прохода в офисы, бизнес-центры и конференц-залы. А к нему прилегает полукруг с апартаментами. Очень интересное решение. Вроде одно, связанное между собой здание, но каждая часть выполняет свою задачу.
- Так вот, - продолжал Кямран, - омега самая молодая буква греческого алфавита означает «небо, дух» и имеет свою цифру – 800. В полукруге столько же квартир. И ещё этот символ обозначает Весы - мой знак Зодиака по дате рождения.
- Фешенебельное высотное здание. У тебя хороший архитектор.
— Небоскрёб - моё творение и моя лебединая песня. Я так устал! Хочу уехать подальше от людской суеты, забрать тебя с собой, где никто нам не будет мешать. Могу себе это позволить.
Глупая, я тогда была под каким-то гипнозом, соглашалась с ним. Представляла себе райскую жизнь, где будем только мы и моя живопись…
А теперь в проклятом лабиринте меня вдруг осенило: Кямран уже тогда решил сбежать. Он что-то заподозрил или чем-то был напуган? И опять мог уйти от возмездия. Мне надо было торопиться. Может быть, я осталась одним единственным живым свидетелем?
- Помоги мне, мой Юсуф! – что есть силы крикнула я в пробитое отверстие.
По моим наблюдениям, я находилась между прямоугольником и полукругом этого небоскрёба – с одной стороны сплошная толстая стена с другой – по полукругу расположены лифты.
Кямран думал, что замуровал меня там, где никто и никогда не найдёт. Но я сама выпорхну из этой клетки, как птица!
Я стала бить по стене с такой силой, что она вдруг стала поддаваться моим ударам. Когда я почувствовала, что отверстие становиться больше, побежала за самодельной верёвкой с моими картинами, привязанными на одном конце. Перевязала холсты на спине. Ко второму концу я прикрепила спинку большого мольберта внизу отверстия, просунув верёвку в треснувшую часть стены. Понимала, что всё это ненадёжно, но ничего другого придумать не могла, да и времени, и сил у меня уже не оставалось. Я стала внимательно слушать, не поднимается ли лифт. Поднимался. Мне надо было поторопиться.
И я прыгнула.
Продолжение следует…