Глава 17
После двух лет пребывания в Блуа, в 1619 году Королева-мать Мария Медичи бежала из места своего принудительного пребывания, после чего, заручившись поддержкой герцога Д’Эпернона, бывшего миньона Генриха III, а впоследствии весьма искусного на фоне прочих военачальника, Королева подняла войско против своего сына Людовика. Это был бунт, государственное преступление, которое могло бы стоить головы всякому, кроме, разумеется, самой Королевы. Но Король был ещё слаб, поэтому он был вынужден идти на компромисс, для достижения которого ему очень понадобился Ришельё. В результате переговоров 30 апреля 1619 года был заключён Ангулемский договор. Король уступил матери города Анже и Шинон, но при этом запретил ей возвращаться в Совет. В 1620 году Мария Медичи развязала гражданскую войну, которая завершилась её полным поражением в результате после битвы при Понт-де-Се, которая состоялась 7 апреля 1620 года. Этой битвой командовал лично Король Людовик. Я участвовал в ней на стороне Короля, разумеется, однако нам, мушкетёрам Короля, большую часть времени пришлось пребывать в резерве, составляя личную охрану Его Величества на случай, если что-либо пойдёт слишком уж плохо. Тем не менее, в финале и в результате этой битвы наш вклад был достаточно весомым, о чём я и сейчас вспоминал бы с гордостью, если бы не осознание того, что мне пришлось воевать с собственными соотечественниками, единственная вина которых состояла в том, что они были вынуждены повиноваться герцогу д’Эпернону просто по той причине, что в своё время были определены в его часть. Против них воевали мы, кто принадлежал стороне, которую мы называли правой по той причине, что так сложилось. Разве солдатам положено рассуждать о том, кто прав, а кто не прав? А после сражения прав бывает победитель. Если бы победила Королева и д’Эпернон, всё дальше сложилось бы иначе, и вся Франция прославляла бы её и осуждала бы Людовика. Впрочем, по Франции Королева не могла иметь законной верховной власти при наличии законного совершеннолетнего наследника, однако же между понятиями «не должна» и «не делает» подчас пролегает пропасть колоссальных размеров.
Опасаясь, что Королева-мать продолжит заговоры, Король согласился на её возвращение ко двору. Действительно, сильного врага лучше иметь вблизи и под присмотром, нежели удалить туда, где он сможет вновь накопить силы и опять начать открытые военные действия. Этому Короля научил мудрый Ришельё, который на этих переговорах приобрел благосклонность обеих сторон. Когда я сказал о том, как сложилась бы судьба Франции, если бы победила Королева, следовало бы добавить, что в любом случае Ришельё не проиграл бы. Этот хитрый царедворец предпочитал служить той стороне, которая сильней, а в период, когда власть двух сторон была приблизительно равной, он умудрялся открыто служить обеим сторонам, хотя бы в качестве миротворца. Забегая вперёд, скажу, что когда Королева-мать окончательно утратила власть и силу, Ришельё первый отрёкся от малейшей причастности к ней, и даже рекомендовал Королю как можно скорей ввести её в ещё более ничтожное состояние. Разумеется, Королева со временем узнала об этом и ещё больше его возненавидела, поэтому пока она была жива, она неизменно участвовала в каждом заговоре против Ришельё, и, следовательно, против Короля Людовика, её сына. Все заговоры составлялись в расчёте привести к власти Гастона Орлеанского, второго её сына.
Итак, о первом заговоре никто не знает, но это не означает, что его не было.
Я уже описал о том, как я невольно содействовал ему.
Мария решила свести Королеву Анну с Цезарем де Вандомом, старшим сыном Генриха IV. Её замысел был таков. Сначала она решила разведать, насколько податлив будет на адюльтер этот знатный бастард. Мария надеялась уговорить его на свидание инкогнито, которое должно было бы произойти в темноте, так, чтобы Цезарь де Вандом никак не смог узнать имени той, которая одарила его знаками наивысшего благоволения. После этого Мария намеревалась сообщить Анне о его мужских талантах, которые, как она ожидала, проявятся у него, поскольку его отец подобными талантами, вероятно, обладал, поскольку количество его любовниц не поддаётся даже приблизительной оценке. Она надеялась увлечь Анну увлекательным рассказом об этом сказочном принце, а далее – убедить Королеву хотя бы один раз повторить дерзкий опыт Марии, чего было бы достаточно для рождения дофина, а, следовательно, для утверждения положения Анны как Королевы-матери.
Мария назначила анонимным письмом тайную встречу Цезарю Вандому и приступила к выполнению своего плана. Ришельё заподозрил неладное, направил следить за ней своих людей, одного из которых она заметила и попросила меня о помощи. Как закончился этот эпизод, я уже написал.
Большая опасность для меня состояла в том, что Ришельё мог бы догадаться, что я причастен к гибели его шпиона, поскольку тот мог уже успеть сообщить ему моё имя. По счастью для меня, Ришельё был очень занят многими другими делами, связанными с укреплением своей власти, вследствие чего он не уделил должного внимания этому событию и не назначил дополнительного расследования, а ограничился лишь тем, что добился подписания эдикта о запрете дуэлей.
Надо сказать, что Цезарь Вандом проигнорировал письмо Марии, поэтому вся интрига провалилась.
«Что ж! — сказала себе Мария. — Оставим этот вариант на будущее, а пока обратим внимание на других возможных претендентов на то, чтобы помочь Королеве родить дофина!».
Её выбор пал на герцога Бекингема, поскольку этот красавчик и богач должен был прибыть ко двору по случаю бракосочетания сестры Короля с Королём Англии Карлом I.
Надо сказать, что в это самое время невинность Анны Австрийской подвергалась многим атакам со стороны бывшего ранее в большой власти господина Роже де Бельгарда. При Генрихе IV он исполнял должность Главного конюшего, то есть фактически был очень важной персоной потому лишь, что был личным другом Короля, собутыльником и многое что ещё. Они делили между собой даже любовниц. Поэтому должность «Главный конюший» стала называться просто «Главный», и на деле она стала означать, что он – главный во всём, что касается Короля. Без его согласия трудно было бы не только что добиться от Генриха какого-либо решения, но и сложно было бы просто получить право на аудиенцию. Этот в прошлом красавец де Бельгард, который годился Анне в отцы, по какой-то неведомой причине решил, что он сгодится ей и в любовники тоже. Его попытки добиться её благосклонности стали очередным фарсом при дворе.
Этот человек был обходительным и щедрым, но при этом трусливым, что, однако, ему удавалось удачно скрывать, поскольку иногда он совершал неожиданные поступки, требующие изрядного мужества. Он не искал опасности, но и не рисковал избегать её явным образом. Это и создавало ему славу достаточно храброго человека, настолько храброго, чтобы оставаться другом Короля, ибо Генрих терпеть не мог трусов, поскольку сам был не таков. В качестве придворного он умел говорить прекрасные глупости, которые могли нравиться лишь молоденьким фрейлинам, а он, признаться, на большее никогда и не рассчитывал.
Имея успех на поприще штурма женских добродетелей, это де Бельгард возомнил, что его время ещё не прошло. В седле и в боевых доспехах, при оружии он был уместен лишь на парадах и на турнирах, нежели в боях, и это его вполне устраивало. Он не жалел денег на подарки дамам, оказавшим ему благосклонность, но собственных слуг держал в чёрном теле и подолгу задерживал выплату им жалования, которое и без того было не слишком соблазнительным. Свою карьеру де Бельгард начал ещё при Генрихе III, и это именно про него была впервые сказана та самая шутка, которая позже сказывалась и про других подобных миньонов: «Ему о продвижении и думать не надобно, поскольку его достаточно подталкивают сзади».
Я уже писал, что он задал нескромный вопрос Королеве Анне, которая ответила ему, что в случае, если бы ей сделал кто-нибудь подобное предложение, она бы его убила. «Я убит!» - воскликнул тогда де Бельгард, но не оставил своих надежд.
После того, как Королева Анна отнюдь не убила герцога Бекингема, который оттеснил Роже де Бельгарда по всем фронтам, Вуатюр написал по этому поводу следующее стихотворение (цитирую по памяти, так что извините за возможную неточность):
«Сверкнув звездой падучей,
Бельгард разбился в пух:
Павлина с Луврской кручи,
Заморский сбил Петух».
Итак, успех Бекингема был уже в том, что он весьма недвусмысленно и не единожды признавался Королеве в своей любви, и не был не только убит, но и не отвергнут окончательно. Впрочем, Анна старалась держаться твёрдо и скромно, и быть может, если бы Бекингему представился ещё один случай, её сопротивление было бы уже не столь решительным. Но второго случая не представилось, поскольку по наущению Ришельё Бекингем был немедленно выдворен из Франции, что разозлило его настолько, что он пошёл на Францию войной, не скрывая, что его целью состоит не покорение Франции, а покорение французской Королевы.