Вторая часть, посвященная Андрею Сахарову, удалена порталом.
К автору с претензиями прошу не обращаться.
3.
В отличие от Сахарова, Александр Исаевич Солженицын — столп безапелляционного гвалта плебса творческой интеллигенции. И главное его отличие — одиночка, под конец жизни он возглавил группу единомышленников, о которых у нас не любят упоминать и даже предпочитают умалчивать. А именно: Александр Исаевич Солженицын, Валентин Григорьевич Распутин, Леонид Иванович Бородин (главный редактор журнала «Москва») и примкнувший к ним Виктор Петрович Астафьев.
Мне не раз доводилось лично спрашивать и у Распутина, и у Бородина:
— Зачем вы это делаете?
Всякий раз я получал ответ:
— Вы ничего не понимаете.
Они ошибались — я всё понимал, но, как и многие, полагал, что не стоит в такие катастрофические времена говорить о русском национализме. Тем более, что в 1980-х —1990-х гг. это был национализм унижаемой и преследуемой численно малыми народами нации, причём преследуемой под эгидой высшей советской номенклатуры и столичной интеллигенции. Русским целенаправленно (под защитой властей) внушали, что мы народ пьяниц, безмозглых неучей и лентяев, сидящий на шее у малых народов, народ кровопийц и нахлебников, природно не способный быть титульной нацией, и т.д. Поскольку людей, пытавшихся защищать достоинство и интересы русских в масштабах СССР, были единицы, а клевета в их отношении лилась при молчаливом поощрении со стороны центральной, кремлёвской власти и перехлёстывала все разумные границы, приходилось мириться с национализмом как с наименьшим злом. Подчёркиваю, злом! Мы это понимали и пытались объяснять людям, но одновременно сами были объявлены фашистами. Это я о небольшой группе интеллигентов, объединившихся вокруг «Новой Игрушечки. Русского журнала для детей». Кстати, в те годы заниматься патриотическим воспитанием российских детей на базе интернационализма пытались только митяевские журналы «Новая Игрушечка» и «Юнга» да ещё маленький «Ванька-Встанька» поэта Игоря Александровича Мазнина. Прочие, включая «Мурзилку», пропагандировали идеологию Запада. Возникшая позднее «Детская роман-газета» имела целью уничтожить «Новую Игрушечку», чего, в конце концов, и добилась ганичесвская компания.
О самом Солженицыне сказано ныне много. Особенно забавен в своих воспоминаниях и в своём анализе натуры Солженицына Владимир Сергеевич Бушин, в указанные сроки тоже объявленный фашистом, высмеивавшийся и поливавшийся грязью в центральных СМИ. Не меньше категоричен в своих оценках выдающийся историк Юрий Николаевич Жуков, ему тогда удалось отсидеться в архивах, против которых журналисты опасались что-то лепетать.
Я понятия не имею, где правда, а где ложь в конкретных событиях из жизни Солженицына и в их мотивации, зато точно знаю, что он никого не предавал в силу его идейности. Другое дело, что западные идеологи существенно попользовались гордыней писателя и его интеллектуальной несостоятельностью. А иначе и быть не могло, когда речь идёт о болтовне ультранационалистов, каковым и является Александр Исаевич.
Ультранациолнализм находится в шаге от нацизма и является своеобразной формой националистической экзальтации. Для разъяснения воспользуюсь откровениями героя «Идиота» Ф.М. Достоевского Ипполита Терентьева, который сформулировал со ссылкой на князя Мышкина тезис: «смирение есть страшная сила». Он же разъяснил мышкинский смысл этих слов: «Знайте, что есть такой предел позора в сознании собственного ничтожества и слабосилия, дальше которого человек уже не может идти, и с которого начинает ощущать в самом позоре своём громадное наслаждение...» Другими словами, смирение есть высшая степень гордыни. Это мысль Достоевского.
Смирение в широком смысле этого понятия Солженицын не принял. Он изначально был зашорен действиями только-только нарождавшейся на его глазах, а потому молодо всесильной номенклатуры. Он узнал абстрактные идеи социализма, но запутался и не смог увидеть уже происходившую социалистическую революцию. А поскольку номенклатура действовала под прикрытием словесной шелухи о Советской власти и диктатуре пролетариата, Солженицын повёл борьбу против социалистической революции, отказавшись признавать отдельность от неё советской номенклатуры.
Из приведённой мною формулы Достоевского писатель признал «предел позора в сознании собственного ничтожества и слабосилия» для русского народа, но отказался от идеи смирения. Наоборот, он принял идеи последнего нечаевца Ивана Гавриловича Прыжова, изложенный тем в письме к уже умершему к тому времени Достоевскому по поводу романа «Бесы». В частности Прыжов писал: «А у Вас — я бес, это меня Вы хотите изгнать из трясущейся, пускающей слюни, страшно моргающей России. И весь Ваш высокоталантливый роман есть одно-единое заклинание об изгнании беса, Чортова, Ивана Гаврилова Прыжова! Меня Чортовым звали в пятерке!.. Бог России не помог, ей бес нужен, Сатана Сатанович!» (1882 г.)
Другими словами, Солженицын болел застарелой болезнью русской интеллигенции: полагая себя отдельным от народа, он жалел русский народ (именно русский), полгал его униженным, оскорблённым, обобранным, бессильным, ни на что деятельное не способным страдальцем. И полагал себя защитником умученного народа, глашатаем его мук и страданий под деспотической тиранией Советской власти и переродившейся партии большевиков. Т.е. «бодался телёнок с дубом» и возгордился этим. Борьбу против номенклатуры Солженицын видел в унижении собственного народа перед народами других стран, в демонстрации его неспособности противостоять своим палачам и насильникам. Безропотный мученик русский народ — главная тема творчества ультранационалиста Александра Солженицына.
Так появился «Архипелаг ГУЛАГ» — сборник обывательских сплетен о лагерях. Допуска к архивам Солженицын не имел. Да и в архивах требовавшихся ему документов найти было невозможно. Поэтому он счёл возможным опираться на сплетни как источник знаний об эпохе. И правда, писатель составил энциклопедию безапелляционных слухов, бродивших среди обывателей СССР. Винить его в этом бессмысленно. Безмерно повинен он в том, что его писанина стала неисчерпаемым источником грязи, десятилетиями изливавшейся на наше Отечество и наш народ западноевропейскими и американскими идеологами, а автор этой писанины ни разу не встал на защиту от неё благополучно процветавшей страны.
Оставим на совести Александра Исаевича его призывы к атомной бомбардировке городов СССР ради уничтожения большевизма. Это орал не его мозг, а изрыгала его истеричная натура. Если он не смог с нею справиться, его проблема. Настоящее его мерзостное преступление — памфлет «Как нам обустроить Россию». Он был опубликован миллионными тиражами в первые годы т.н. перестройки. Центральная мысль автора — страну следует расчленить на несколько десятков государств, и, освободившись от балласта окраинных республик, зажить богатой, счастливой жизнью. Памфлет этот по указанию А.Н. Яковлева был распространён по всей стране. В окраинных республиках он использовался националистическими организациями для травли русскоязычного населения.
В этом Солженицын полностью сошёлся с Сахаровым, и за это был взят кремлёвской номенклатурой в её идеологический фундамент.
Писательская группа Солженицына, будучи типичными сушковцами и не разбираясь в вопросах истории «культа личности Сталина», вообразили, что сталинизм был высочайшей степенью унижения и порабощения русского народа. С этим бредом в головах и очевидности вопреки ультранационалисты сочли социалистическую революцию формой национального угнетения и встали на защиту народа от неё посредством отрицания Советской власти (как оказалось, в пользу ненавистной им номенклатуры и сословности).
Напомню, достойный зарубежный философ русского происхождения ультранационалист Александр Александрович Зиновьев в интервью Оксане Андреевне Баршевой (псевд. Ксения Ларина) и «Эху Москвы» сказал 25 сентября 2005 г.: «…целились в коммунизм, а попали в Россию. Если бы я знал, что смертельный удар этот будет нанесён не просто по коммунизму, а по России… Ведь по существу во всём этом перевороте борьба против коммунизма послужила только поводом, а суть дела, сущность этой атаки была направлена именно против России, если бы я это знал, конечно, я строчки не смог бы написать чисто психологически». Зиновьев хотя бы публично покаялся. (Бог ему судья.) Не сомневаюсь, что нечто подобное испытал Солженицын, приехавший в либеральную Россию из США. Но великая гордыня не дала ему сил и совести признаться в собственных заблуждениях, он продолжил настаивать на своих клеветнических измышлениях.
Если помните, именно группа Солженицына устами Валентина Распутина первой провозгласила с трибуны 1-го Съезда народных депутатов СССР (1989 г.) идею их вождя о возможности выхода РСФСР из состава союзного государства. Да, такой была лелеемая ими идея: обособить русской народ на исконно русской (по их мнению) территории и процветать. Что касается 40 млн русских за пределами этих территорий (на деле все 100 млн), то они рассматривались как неизбежная жертва сталинизма. Им предлагалось вернуться в Россию и осваивать деревни нечерноземья или ассимилироваться среди титульных народов новых национальных государств. С агитационными целями переезда в нечерноземье по республикам разъезжали тогда ультранационалистки культуролог Вера Григорьевна Брюсова и ее подруга демограф Галина Ильинична Литвинова. Любые попытки противоречить их идее «в патриотических целях направить интеллигенцию националистических республик на подъём нечерноземья» женщины воспринимали как ненависть к России и русскому народу — и публично истерили.
Расчленение СССР и России на несколько десятков государств было целью сторонников Солженицына. Становление якобы истязаемого коммунистами русского народа Александр Исаевич видел через народное унижение и страдания. Отсюда и взялась его бредовая идея о необходимости атомной бомбардировки территории СССР западными державами.
Кстати, Валентин Распутин сыграл ведущую роль в том, что Солженицын решился вернуться в Россию. Уговаривал Александра Исаевича именно он, и именно с опорой на него Солженицын решился приехать. Стараниями же Распутина произведения Солженицына были включены в школьную программу. Разоблачение культа личности Сталина и коммунизма в целом рассматривались сторонниками Солженицына чуть ли не главной благородной задачей их жизни.
«Проклятый» Запад всегда относился к Солженицыну весьма настороженно, но его идеологическая концепция развала великой страны оказалась для них как нельзя кстати. Для отечественной номенклатуры его писания вроде бы пригодились, но сам ультранационалист был откровенно тошнотворным. А потому его ублажили материально, но поспешили заткнуть болтуну глотку. И справедливо, поскольку Солженицын в последние годы жизни обычно нёс такую оторванную от жизненных реалий ахинею, что стыдно было и слушать, и видеть его.