Стерляжья уха попа-расстриги

Вадим Гарин
Коллаж автора.
 
На фото 1 – Грунтовая дорога от Лисок Воронежской области до Селявного. Слева на фото видны глубокие овраги.
На фото 2 – деревенская улица. Тётя Глаша гонит корову на луг; фото 3 - единственная улица, проходящая через всё село.
На фото 4 – погреб вырытый в меловом пригорке.
На фото 5 – Дон с излучиной у села Селявного.
На фото 6 – Поп-расстрига Михалыч варит уху и показывает, какую рыбу он вытащил вчера на донку.
 

                В семидесятых  меня назначили заместителем главного инженера фирмы, что повлекло отмену намеченного отпуска.
                - Зимой отгуляешь, - злорадно, как мне показалось, бросил шеф. Сам-то он  собрался в санаторий, и моё назначение ему развязало руки, что произошло не без его помощи. Раньше такой должности в штатном расписании не существовало, а я возглавлял технический отдел, де-факто являясь замом шефа. Но мне прибавили десятку к зарплате и лишили отпуска.
                Дома, естественно, не обрадовались. У нас гостила тёща из Воронежа и ждала моего отпуска, чтобы вместе с ней и детьми поехать на машине в село Селявное под Лисками, где проживала её дальняя родственница, у которой она сняла полдома на лето. Места там сказочные: Дон, меловые горы, сад с огородом, рыбалка, потрясающая природа.
                Мы начали готовиться к поездке с весны. Собрали вещи, «закрыли» двухлитровые банки с бараньей (купил по случаю) и гусиной тушёнкой, накупили круп, макарон, и вдруг всё сорвалось…
                На семейном совете решили, что отменять запланированную поездку детей на лето не будем. Я отвезу их на машине, так как шмоток набралось целый «воз»! Самому, конечно, тоже хотелось провести хоть недельку на природе, но куда уж там: Родина в лице шефа сказала: «надо», я ответил: «есть»!
                Однако чуток схитрил: выписал себе командировку на два дня в Миллерово (филиалы фирмы располагались в Батайске, Шахтах, Гуково и Миллерово). Командировка была запланирована ещё на прошлой неделе, но я решил подгадать её таким образом, чтобы выехать из Ростова в пятницу, побыть с детьми четыре неполных дня, а во вторник заехать в Миллерово на филиал и вернуться к ночи домой в Ростов. Взял служебную Волгу без водителя – в «жигуле» было бы тесно.
1. Места обетованные
                От Лисок дорога просёлочная, грунтовая, полями и оврагами (фото 1 на коллаже). Село Селявное Лискинского района Воронежской области расположено на правом берегу Дона, примерно в пятнадцати с гаком километрах от города Лиски (Фото на коллаже 2 и 3).
                Историк Воронежского края Е. Болховитинов считал, что «село Селявное  появилось ещё до основания Острогожска, где-то в районе 1650-х годов.
                В силу «противности» характера я раскопал в энциклопедии, что село Селявное так называется потому, что в Донских затонах водилась рыба селява, и название села произошло от названия этой рыбки.
                Селява или шамая, говорит нам В.И. Даль это  краснотелая (!) рыба, вроде сельди, южн.-касп. Черноморск. Aspius clupeodes, скумбрия (Даль В.И. Толковый словарь Даля, 1863-1866). А в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона: шемая,
шамая, селява (Alburnus chalcoides G?ld. s. clupeoides Pall.) - рыба из рода уклейки (Alburnus). Близка к обыкновенной уклейке.
                Вот уж запутали корифеи «великорусскаго» языка! Когда я был маленьким (написал и улыбнулся – это крылатая фраза из кинофильма «Добро пожаловать или посторонним вход воспрещён»), я с пацанами ловил на удочку селявку, так называли у нас на Дону и реке Воронеж обыкновенную уклейку. Она, насколько я знаю, относится к семейству карповых. Её ещё называли верхоплавкой. Но это рыбка малюсенькая, в ребячью ладошку в лучшем случае! Как же название ничтожной рыбёшки послужило названию аж двух сёл?
                Да… В Лискинском районе имеется целых два (!) два Селявных – вот, что наделала рыбка - мелюзга!
                В нашем Селявном, расположенном рядом с селом Старая Хворостань, одна единственная улица с двумя десятками домов, заканчивающаяся лугом перед Доном. а большое Селявное находится «в двух верстах от Дивногорской железнодорожной  платформы», - как пишет Википедия*
                Это не то Селявное, куда мы приехали, наше Селявное намного скромнее, зато старше!
                Так селявка и шамайка – это одно и то же или нет? Прожив в Ростове-на-Дону более двадцати лет, я изредка имел удовольствие покупать шамайку (шемая) на рынке. Может быть, шамайка и селявка действительно одного вида – не знаю, я не рыбак и, тем более, не ихтиолог. Любитель, в основном, пожрать, но если селявка средней полосы – это мелкая речная рыбка, уклейка, то шамайка обитает в Азовском, Чёрном и Каспийском морях. Она хоть и заплывает в Дон и Волгу, где её обнаруживают в глубоких затонах, но живёт, в основном, в море. Её название имеет персидские корни. «Шемая, или шемайка, шамайка в переводе с персидского шимаджи - это «царская рыба»» и, вроде бы, тоже из семейства карповых. Где скумбрия, где карп и где селявка?
                Простите, товарищ Даль, но шамайка бывает длиной до сорока сантиметров с весом до трёхсот грамм. Мне, правда, такая - не встречалась. У нас на рынке продавали вяленую шамайку размером 25-30 см. Она стоила дороже рыбца, а вкус её потрясающий. Настоящая царская рыба! На солнце её спинка просвечивалась желтизной. По жирности её можно сравнить с рыбцом. Но не часто её встретишь и в Ростове. Она занесена в Красную книгу, поэтому продавали её с опаской.

                Тётя Глаша - крупная пожилая, но очень крепкая женщина с большими руками и носом, приняла нас радушно. Отвела большую комнату с двумя железными кроватями и горой подушек. Для меня поставили раскладушку. Тушёнку и консервы отнесли в погреб, вырытый в меловом пригорке. Пока я укладывал банки на полки, замёрз, как цуцик. Имея такой погреб, и холодильника не надо! (Фото 4).
                Деревянный старый дом, яблоневый сад и дорога к Дону. Замечательный луг с полевыми цветами и высокой травой, которую жевали четыре пятнистые коричневые коровы (в Ростовской области коровы, в основном, чёрные).
                Наскоро перекусив, я взял с собой сына (дочери тогда исполнилось пять лет), и мы пошли через луг к Дону. Красота… Левый берег – песчаный, высокий и крутой, заросший до самого края обрыва густым лесом. Дон в этом месте неширокий, с быстрым течением. Ниже по течению - излучина.
                На середине Дона мы увидели мужика на плоскодонке без удочки. Что-то он вытворял непонятное: табанил потихоньку левым веслом и крутился на месте, останавливался, нагибался и опускал руки в воду - больше ничего не разглядели.  Было достаточно далеко. Мы уселись на обрывистом берегу и стали наблюдать.  Вскоре он начал подгребать к берегу. Вытащил лодку, привязал её к торчащему из обрывистого берега кусту, взял садок с рыбой и стал подниматься к нам.
                - Михалыч я, Александр, значит, - угрюмо произнёс он, - а вы чьих будете?
                - Мы у тёти Глаши - вырвался вперёд меня Серёжа, - а мой папа скоро уедет…
                - Вадим Анатольевич, - представился я.
                - Знакомы будем, Анатольич. Чтой-то я вас тут ранее не встречал. Впервые, что ли?
                - Я впервые, а тёща – родственница тёти Глаши.
                -А-а, - протянул Михалыч, - родственница, значит, ну-ну, тогда вот вам на жарёху. Он вытряхнул рыбу из садка на траву, оставив себе большую сулку**. Привет передадите.
                - Спасибо, зачем так много? Тут на взвод хватит.
                - Берите, берите. Это не рыбалка. Если хочешь, приходи завтра на зорьке. Метелику*** накопаю – вот тогда и порыбалим.. Заодно и мне поможешь. Вдвоём с перемётом справляться сподручней.
                - Я с Серёжкой, можно?
                - Приходи с Серёжкой, коли проснётся, - Михалыч вздохнул, тяжело поднялся, взял садок и зашагал через луг в село. А мы с сыном уложили рыбу в Серёгину майку, которую завязали за плечики узлом и потащили домой.
                Тётя Глаша нажарила огромную чугунную сковороду рыбы. Там были две большие сулы, пять подсулков – гвоздиков**,  три чехоньки, тройка хороших краснопёрок и один окунь.
                - Тут и на уху хватит, - сказала тётя Глаша, - хорошо хлеб есть. К нам только раз в неделю привозят. Не забыть Михалычу спасибо сказать. Мужик он хороший, стоящий, хоть и нелюдимый. Целыми днями на Дону, но если что попросишь – сделает. Много не берёть. Почитай года два тут живёт. Как расстригли его, он к старшему брату перебрался - в предпоследнем доме живёт. Брат Митяй уж на ладан дышет… Долго не протянеть, Михалыч ему подмога.
                - Он что, священником служил?
                - Служил иереем в Покровском храме в Лисках, а чё там у него приключилось, не знаю.  У него спроси, ежели тебе антиресно, а у нас в деревне в душу не лазють. Не охочие мы до этого. Надо будеть – сам расскажет.
                - Он меня на рыбалку звал. Пойдём завтра с Серёжкой. На зорьке! Разбуди, тётя Глаша.

                Встал я сам, с первым криком петуха. Было совсем ещё темно. Растолкал Серёжку. Высунули нос на крыльцо и достали куртки – было прохладно. Тьма начала сереть, но ещё упорно цеплялась за небосклон. Тоненькие лучики солнышка начали пробиваться через горизонт. Закричал ещё один петух у дома напротив, потом ещё один, ещё. Вместе с солнцем они будили рассвет! Небо постепенно прояснялось и становилось голубым. Мы вышли на луг. В воздухе терпко пахло травой, кроссовки и штанины мгновенно собрали росу с травы. С крайнего дома послышалось мычание коров.
                Михалыч уже был на месте. Метров за десять слева от того места, где мы вчера сидели, он орудовал длинной железной лопатой с высокого берега. Работа была не из лёгких – рядом лежала сброшенная на траву старая ветровка с кепкой, а Михалыч ворочал лопатой и пыхтел, как паровоз. Таких лопат я сроду не видал. Штык лопаты был согнут «ковшом», а ручкой служила труба в три четверти дюйма. На конце приварена перекладина из той же трубы. С высокого берега, Михалыч втыкал лопату в глиняный грунт и ворочая за перекладину продвигал её как можно глубже. Затем вытаскивал лопату наверх и разбирал руками глиняный комок, выискивая в нем личинки метелики. Мы стали ему помогать, не понимая, что за ценность эта метелика - червей можно было накопать за сараями за пять минут полведра!
                - Давай отдохнём, Михалыч, - взмолился я, намахавшись лопатой.
                -Терпи, казак, с Богом давай, с Богом! Сколько накопаем - получишь рыбы половину, да рыбка та не простая…
                - Золотая! – завизжал от радости Серёга, - ему Михалыч не доверил разбирать метелику, – загубит малец. Она нежная, с ней аккуратно надо! Вот Серёга и пританцовывал вокруг нас.
                - Ну, золотая – не золотая, а стерляжка, однако. Вот если нас рыбнадзор заловит – тогда, может, и золотая будет…
                Копались мы часов до восьми. Умахались вконец. Метелику, чуть притрусив глиной, Михалыч сложил в железную банку с дырками и опустил её в воду. Лопату спрятали под обрывом и пошли в лодку. Оказывается, вчера Михалыч притопил перемёт, один конец которого был привязан к вбитому в дно колу у противоположного берега в кустах, а второй конец привязан к здоровому валуну в воде у нашего берега. На воде плавал его поплавок из палки. Мы перетащили валун поближе к берегу, слегка натянув перемёт. Михалыч стал насаживать на крючки метелику, а я держал перемёт за толстую верёвку, чтобы нас не унесло течением.
                Крючков с длинной ножкой было немало – штук тридцать, но Михалыч насаживал метелику с такой сноровкой, что вскоре мы опустили перемёт и поплыли к нашему берегу.
                - Щас холодильник слажу, и можем отдохнуть, заправимся маненько, чем Бог послал. Михалыч достал из сидора сапёрную лопатку и стал рыть неглубокую яму под кустом, бросил туда травы, а сверху укрыл дёрном.
                - Во, готово, - сказал он, закончив работу, - теперь, даже кто придёт, а рыбы нет, да и прохладно ей там будет, хорошо, значит.. Слышь Анатольич, я тебя Толичем звать буду, а то больно длинно, язык поломаешь.
                -Зови как хочешь, мне без разницы. А когда перемёт проверим?
                - Почаёвничаем да через полчасика и проверим, а пока я донки поставлю. Занятие это тут хоть не очень стоящее, не прибыльное, но вид даёт рыбацкий, да и можно вполне сулу вытащить, а может ещё кто на кузнеца выйдет. Я тут штук десять наловил с утречка.
                Я достал из рюкзака китайский двухлитровый термос, хлеб и вчерашних жареных подсулков. Михалыч с одобрением поглядывая на термос, достал солёные огурцы и бутылку самогонки.
                - Мы по чуть-чуть, согреться, - сказал он, вытаскивая зубами пробку. Я не возражал.
                Солнышко пригревало, и мы отправились проверять перемёт, оставив Серёжку на берегу.
                На четвёртом крючке висела здоровая, как мне показалось стерлядь. Сантиметров пятьдесят длиной. Я держал лодку, а Михалыч опустил поводок со стерлядью в лодку, достал длинный гвоздь с распющенным и загнутым концом с прорезью и стал им вытаскивать крючок из глотки стерляди – так она глубоко его заглотила, а выбивающуюся рыбу он прижал левой рукой к груди. Освободив крючок, он бросил стерлядь в садок, и мы поплыли до следующей стерляди. Собрали штук десять! Все - как на подбор, не считая пары поменьше. Кроме стерляди, «прицепилось» штук пять чехоней. Я был просто поражён, а стерлядь до этого видел только на картинке в поваренной книге, да читал про стерляжью уху у Салтыкова-Щедрина, Пушкина, Некрасова, Державина.  Многие русские классики писали о стерляжьей ухе. Рассказывали, что Екатерина вторая потчевала такой ухой своего фаворита Орлова… Как вспомнил – так слюнки потекли рекой!
                К трём часам пополудни  мы забили рыбой весь Михалычев «холодильник». Кроме того, в садке болтались штук десять больших чехоней, приличная сулка и большой окунь, которых сняли с донок. Стерлядь мне все руки порезала своей «бронёй». Михалыч – человек опытный, надел ветровку, а я в рубашке с коротким рукавом!
                Всё, баста, -  удовлетворённо произнёс Михалыч, - пойдём перемёт снимать.  Притопим его на том берегу, скоро вахтовый катер вверх поплывёт, а с него матросы часто кошку бросают. Всё норовят сети вытащить, да перемёты оборвать. У меня уже два раза… Верёвки на них, аспидов, не напасёшься и крючков жалко. За ними в город ехать надо, да не всегда есть то, что надо. Заодно на том берегу сучьев на костёр наберём. Вечером уху варить будем.
Оставив рыбу в «холодильнике» на уху, остальную потащили домой.
                Мои глаза-то вытаращили! Банку икры засолили. Стерлядь порубили и поджарили. Остальную засолили. Ничего вкуснее я не ел, хотя мне потом говорили, что надо её варить. Не знаю… Мне очень понравилась жареная. После обеда я быстро собрался, взял провизию и поехал к Дону на машине, так как решил там и заночевать. Михалыч забрасывал донки.
                - Толич, - спросил он меня, - а машина-то зачем?
                - Во-первых, в машине я привёз с собой стол складной с такими же стульчиками, провизия, опять же старка, да и крыша над головой на ночь будет. Чего в село переться? Посидим, вдвоём поокаем. А во-вторых, послезавтра мне ехать надо. Когда мы с тобой ещё встретимся?  Не знаю. Ты мне, Михалыч, воз впечатлений своей рыбалкой оставил на всю жизнь, даже не знаю, как и благодарить!
                - Будя тебе рассыпаться. С хорошим человеком я завсегда готов, а самогонки я тоже прихватил. Хватит.
                Плеснули в стаканы старки, закусили молодым лучком с редиской.  Пока светло, выпотрошили рыбу, соорудили костёр и подвес для котелка. Мой, хоть и  алюминиевый, но с толстыми стенками, оказался намного больше и сподручнее – хорошо, что взял на всякий случай.  Михалыч аж языком защёлкал, когда сказал, что оставлю ему в подарок. Он-то использовал чугунок, обмотанный проволокой.
                Разложили стол со стульчиками. Красота да и только! Искупались, но заходить и особенно вылезать тут - врагу не пожелаешь. Высокий берег, глина. Дальше-то плёс, да идти поленились. Пока вылезли, измазались, как черти. Пришлось котелок забрасывать на верёвке, чтоб помыться.
                Вечерело, разожгли костёр.
                - Варить уху сам буду, а то испортишь, не дай Бог!
                - Я тоже могу, чай в Ростове-на-Дону  проживаю, с казаками частенько уху варил.
                - Ну, уж нет, Толич, я нашу, питейную, верхнедонскую сварю, да со стерлядочкой, светленькую – пальчики оближешь. Не ел ты такую. К ухе всё что надо, прихватил!
                Михалыч взял всю выпотрошенную разнорыбицу, вытащил жабры, крупную порезал и забросил в чешуе в котелок вместе с приправкой, а мы уселись за столом и ещё выпили по «слегка» старочки.
                Когда рыба разварилась и поплыли кости, Михалыч процедил её через марлю в свой котелок и две миски (всё не уместилось), сильно отжал и остатки выбросил в Дон, а бульон долил томатным соком из поллитровой банки – сказал, что для ухи нужны помидоры, да не созрели ещё. Порезал морковку, затем  опустил в юшку на тройку минут красный сушёный перец. Две средние луковицы проткнул палочкой и слегка обжарил на костре, потом их забросил в казан, специи и по новой зеленюшку. Порубленная большими кусками стерлядь полностью не уместилась. Михалыч её сложил в котелок на второй раз. Уха прокипела минут пятнадцать - двадцать, Михалыч взял головёшку, обдал её самогонкой и сунул в казан.
                - Всё,  уха готова, - торжественно объявил он.
Стемнело, я поставил фонарь, а Михалыч вытащил и разложил рыбу в миски, налил в кружки до краёв юшку, выложил дома сваренную картошку в мундирах, наломал хлеб и разлил старку в стаканы.
                - С богом, Толич, - сказал Михалыч и перекрестился.
                Не буду дальше мучить читателей…

2. Поп-расстрига
                - Михалыч, а правда говорят, что ты поп-расстрига? – спросил я.
                Михалыч поморщился:
                - Успела наболтать Глашка, - пробурчал он, - вот бабы! Всё б им нос свой сунуть, куда не надо! Никто меня не расстригал, да и уж давно в церкви никого не расстригают. Старьё это, быльём поросло. Волосы и бороды не стригут. Сейчас достаточно указа об извержении из сана – вот тебе и расстрига! Языки чешут, а сами не знают ничего. Я священником служил в Покровской церкви в Лисках – это правда. Сам ушёл…
                Вот мне интересно, что Глашка об тебе гутарить будет? Только приехал, а уж понеслось:  начальник ты какой-то большой из Ростова… Машина Волга.
                - Никакой не начальник я, Михалыч, замещаю главного инженера на фирме. Работы много. Вот в отпуск положенный не отпустили, и машина не моя – служебная. Взял семью привезти. Вот и весь начальник. Метут, сами не знают что. Лучше бы Тётя Глаша со своими козами беседовала! Ну, а всё-таки, что ж ты из церкви-то ушёл? Я, Михалыч, не Глаша – звонить по селу не стану.
                - А ты, Толич, верующий? Смотрю на тебя, крестика-то  нет.             
                - Как бы это тебе сказать… я, Михалыч, глубоко религиозный безбожник. Так когда-то  ответил Эйнштейн на подобный вопрос. Я верю в природу, в человека – его разум, в науку, наконец. Деизм, пантеизм, но только не в того бога, о котором говорит Библия. А Ветхий и Новый Заветы изучал с карандашом в руках. Ты, ясен пень, больше моего разбираешься.
                - Но Эйнштейн твой был человеком верующим.
                - Это не так, Михалыч. Я хоть семинарий в отличие от тебя не кончал, но читал достаточно, чтобы вести с тобой умные беседы за стаканом самогонки. А Эйнштейн… Какой же он мой? Он человек мира!  Кстати, сильно возмущался, когда его в верующие записывали. Он говорил (по смыслу передам точно, а дословно не помню):
                - Я верю в бога Спинозы, - говорил он, -  а не, например, в бога Яхве. Он жестокий, мстительный и несправедливый, очень неприятный ветхозаветный бог. И верить в него наивно. А ты ведь знаешь, что Эйнштейн был человеком Ветхого Завета!
                Спиноза, Михалыч, верил в гармонию окружающего мира. Он не верил в персонифицированные божества. Это ему приписывают, как и многим другим.
                - И Дарвину тоже?
                - Михалыч, сам, небось, знаешь, что Дарвину приклеивают обращение к вере на смертном одре, как тому же императору Константину. Наверняка знаешь, кто запустил в свет эти слухи про Дарвина - некая леди. Ты мне тень на плетень не наводи, а ответь на вопрос: чего ты рясу снял?
                - Интересный у нас разговор получается. Что ж, гутарить, так гутарить.  Так вот, Толич, никто меня не «расстригал», я сам ушёл по своей воле. Прекратил служение и ушёл. Невольник – не богомольник! А вера… Как-то сама выгорела. Неверующим не стал, но потух, что ли. Жалею или нет? Да нет, наверное. С такими мыслями чего служить? Брат, опять же, старший – меня нянчил. Росли без отца, а ему помочь надобно.
                - Так с какими мыслями служить трудно?
                - Вот примотался, однако!  С разными. А началось от лукавого. Всё с него, Иуды проклятого.
                - Иуда-то при чём? – удивлённо спросил я, - история древняя. Каким боком этот змей к тебе заполз?
                - Каким-каким, а вот представь себе, что не было бы его, Иуды этого вовсе, и Христа никто не предал бы. Что было бы?
                - Эк тебя занесло! Если бы да кабы, то во рту росли грибы, тогда и в лес ходить не надо! Что было бы?  Думаю, что ничего. Ясно одно: христианства не было бы. И Иисус не был бы Христом, а доживал проповедником где-нибудь благополучно с семьёй – детишками и внуками. А его секта  в Иудее осталась бы никем не замеченной в истории, а возможно, просуществовала бы какое-то время, как, например, секта Ионитов, но постепенно и о ней забыли бы. Ты, Михалыч, жертва собственной мудрости. А что говорил проповедник Екклесиаст, помнишь?
                - «Во много мудрости много печали и кто умножает познания, умножает скорбь»! Вот и ты, Михалыч, вступил на скользкий путь мудрости! Давай-ка ещё накатим самогоночки. Глянь, рыбу-то поели. Хороша рыбка, никогда я такую не ел. Правду говорил – царская! Забрось ещё – не доедим, так позавтракаем. И всё-таки, какие мысли тебе под рясу заползли? Дюжа антиресно!
                - Не юродствуй, самые что ни на есть безбожные… Видишь ли, тут можно выделить два аспекта: один богословский, другой политический. Зря смеёшься, Толич, именно политический. С богословским всё понятно.
                Иуда – предатель. Все толкователи Священного писания единодушно утверждают, что Иуда предал Спасителя по прямому внушению диавола:
                - «Вошёл же сатана в Иуду, прозванного Искариотом, одного из числа Двенадцати, и он пошёл, и говорил с первосвященниками и начальниками, как Его предать им», - так писал Лука в двадцать втором стихе. А злой дух, Толич, получает доступ к человеку через его страсти и ведёт свою жертву к гибели.
                - Много вопросов тут можно задать. Например, зачем Христос взял в число учеников недостойного? Ведь знал, кого брал. Иоанн передал нам слова Спасителя: - «Не двенадцать ли вас избрал Я? Но один из вас диавол». Значит, знал, но взял! А может, сам Иисус поручил предать его? Есть и такая версия. Даже модная… Слышал ты об Евангелии от Иуды? Там он всё время с Иисусом гутарит. Подделка, вероятно, а всё-таки интересно. Так кто же поручил предать, сатана или Бог?  Вот главный вопрос.
                Ведь для нас всех жизнь, смерть и воскресение Христа прописаны в пророчествах и поэтому предопределены!
                Не было бы Иуды – появился бы другой. Он стал инструментом в руках Бога. Иисуса должны были распять при любых обстоятельствах, а на основе его мучений на кресте и появилось христианство. С богословской точки зрения, Толич, если бы Христа не распяли, то его приход не имел бы смысла! Господь Иисус Христос сам избрал Чашу сию и в любом случае испил бы из неё. Как Лука писал: «Сын человеческий идёт по предназначению».

                - Ничего нового ты мне, Михалыч, не сообщил. Это ясно каждому, кто хоть мало-мальски интересуется религией, а вот ты что-то про политику проговорился. Колись, дружок!
                - Тут-то и вся ересь, Толич… А если это не Богом задумано? – Михалыч замолчал, закатил глаза к чёрному небу, в них промелькнул отблеск костра.
                - Ого! Для бывшего священника это больно смело. Звучит, как объявление войны! Развивай дальше. Кем, по-твоему, это всё придумано?
                - Думал много и читал. Читал Ветхий Завет. Читал внимательно. Всё оттуда…   
                Как ты знаешь, Толич, у еврейского народа есть особое качество - избранность в глазах Всевышнего. Не буду тебе рассказывать про Завет Авраама и его потомков с Богом – ты читал, наверняка, об этом. Так вот, Бог благословил Авраама сделаться родоначальником многочисленного потомства, в том числе и царей, и не одного народа, но многих, для всего мира! Вот Авраам по решению Бога и стал «Отцом множества народов», то есть Авраамом – так переводится с древнееврейского его имя. А печатью, скрепляющей договор стало обрезание. Причём Бог даже не может разорвать сей договор, так как он дал вечную клятву. Наказать может, а разорвать - нет!
                Мало того, евреи единственные, кто получил храм и возможность служить Всевышнему. В храме присутствует дух Творца. А если его разрушат, то Мессия обязательно возродит храм и восстановит весь еврейский народ на святой земле. Все религиозные евреи верят и поныне в это безоговорочно и соблюдают 613 заповедей Бога.
                А как же другие народы, мы, например? Кому это всё может понравиться? Согласен ли ты, Толич, что твоими учителями станут одни потомки Авраама? И будут учить тебя уму-разуму! А ведь народ Ветхого Завета говорил и говорит, что народы мира придут к пониманию, что Всевышний – один, и служение Ему и есть основа всего. А поведут к Всевышнему они, учителя Авраамовы!
                Как же заставить всех встать в стойло этого учения? От своей религии евреям отказаться невозможно – Завет! Значит, на основе их Священного писания надо создать новую религию, которая основывалась на иудаизме и была бы привлекательна для всех. Не давала бы преимущества никому и в то же время держала бы в повиновении бедняков, коих превеликое множество, и именно они и составляют народы земли. Блаженны нищие!
                Изобрели посредника между Богом и людьми – им и стал Иисус Христос. Всё остальное, как ты говоришь, дело техники. Путь к нынешнему христианству был не близким. Всё прошли. И мечом, и огнём. Больше двух тысяч лет держится… Продумано здорово!
                Помолчали.  Смотрели на огонь костра и каждый думал о своём. Выпили по чуть-чуть.
                - Ладно, Михалыч, любопытную гипотезу ты подкинул. Тут и вправду рясу снять можно. Так сразу и не скажу ничего. Подумать надобно.
                - Подумай, подумай, Толич, я года три обдумывал, а сейчас пора спать ложиться. Ты иди в машину, а я у костра подремлю. Замёрзну – приду к тебе.

                Утром опохмелились. В котелке юшка застыла и превратилась в плотное желе. Разожгли костёр. Михалыч пошёл проверить донки и принёс здоровенную сулу. Позавтракали. Доели стерлядь – вкуснота!
                -Ты, Толич, в голову не бери. Наболтал я вчера лишнего. От лукавого всё. Полторашку самогонки употребили, не считая твоей старки. Так, что звиняй, ежели что не так. А как завтра, порыбалим?
                - Не получится, Михалыч, завтра мне в дорогу. Схожу за Серёжкой, искупаемся, позагораем, а ты не поминай лихом, хороший ты мужик. Правду Глашка сказала!
 
Примечания:

*В книге «Россия», том II, изданной в 1902 году, говорится: «В двух верстах от Дивногорской платформы железный путь проходит мимо села Селявного на Дону, имеющего до 1000 жителей и основанного ещё в 1673 году боярским сыном Ф. Шуваевым».
А ещё в 1640 году малороссияне основали Дивногорский монастырь, в ведении которого находилась незначительная часть зависимых крестьянских семей украинского происхождения, которая и положила начало первомуселу Селявное, видимо, в одно время с основанием монастыря, то есть около 1640 года. Это было небольшое поселение в 20-25 домов, крытых соломой. Но затем, в 1673 году, второе Селявное укрупнилось за счёт поселённых здесь Ф. Шуваевым новых семей, из служивых людей.  Население составилось из потомков монастырских крестьян и служилого люда, что видно из данных «ревизской сказки» за 1835 год.
**Донские казаки называют Судака – сулой; подсулки-гвоздики небольшие судачки, сантиметров 25-30; Лещ – чабак, небольшой подлещик – киляк.
*** Метелика – подёнка (научное название), метляк, метелика названия этого небольшого насекомого. Обитают они большую часть жизни в воде, массово вылетая в середине лета для продолжения рода. После того как отложат икру умирают, оставаясь белым покрывалом вдоль берегов рек. "Метляк" обитает в проточных водоёмах и предпочитает хрящевато-слоистое глинистое или каменистое дно. Личинку добывают прямо перед рыбалкой, так как если не менять ей воду каждые 1-2 часа, она быстро погибает. Также "метляк" долго не живёт в тёплой воде. На Дону, на юге Воронежской области местные ее называют "метеликой".
 
Автор благодарен другу и коллеге по Прозе.ру  В. Теняеву за редактирование рассказа.