В старой будке на углу сидел дядя Ашот, наш районный сапожник.
Все его знали.
Он знал всех.
Никто из детей не знал точно, сколько ему лет, есть ли у него семья, дети…
Но все родители и бабушки-дедушки шли к нему со своими бедами: отклеилась подошва, сломался каблук, отлетела набойка, люверс порвал шнурок. Да он мог просто красиво покрасить обувку, сделать накат, новый эглет на шнурок, прошить обувь, заменить змейку…
Его обветренное, загорелое лицо знал любой младенец района. И, проплывая мимо в коляске, всегда гулил ему своё приветствие и улыбался в ответ на его приветливые слова. Родители улыбались, почтительно здоровались с ним за руку, чего он очень стеснялся, и солнце сверху в этот момент хитро и довольно жмурилось.
В минуты, свободные от работы, он мог подкармливать голубей, чему местная ребятня очень завидовала: голуби садились прямо ему на руки и ели с рук безбоязненно. Иногда кто-то видел его после работы возле пивного ларька с другими ремесленниками этого квартала.
Но чаще он играл в нарды.
Рядом с будкой.
Желающие всегда находились.
Меня, малОго, всегда поражала его способность определять характер людей по обуви.
Порой женщина приносила туфли своей мамы, просила поставить новые набойки. Он внимательно осматривал их и что-то советовал этой женщине. Та благодарила и через неделю-другую дядя Ашот угощал нас кусочками большой шарлотки, которую пересылала ему благодарная мама женщины. Оказывается, он советовал свести маму к ортопеду. И ортопед был очень удивлён, что простой сапожник разглядел в туфлях зарождающуюся патологию ступней.
Когда ему приносили мужские туфли импортного производства, он мог целую сагу рассказать о хозяине, этот наш Шерлок Холмс.
По шикарности самой модели он заключал, что у хозяина в своё время были хорошие времена, раз смог купить такие туфли у моряков дальнего плавания. Но по степени изношенности было видно, что наступило время нужды и праздничное стало повседневным. Сейчас дела идут на поправку, раз деньги на восстановление былого величия нашлись.
Иногда он сам тачал обувку. Из остатков кожи заказчиков.
Простую, незатейливую, типа мокасин с дырочками для вентиляции.
И утром та появлялась рядом в дверью в будку и листом картона с надписью «Прадаёца!».
Мокасины лоскутные, ручной работы, сейчас стоили бы больших денег.
Оригиналы в одном экземпляре.
Авторские.
Но продавал он их дёшево.
И считалось большим форсом купить и носить такие. «От Ашота»
Haute couture – от кутюр.
Сносу им не было.
Подошва из двух слоёв буйволиной кожи, вымоченная в керосине, скрипела на радость модникам именно так, как и должна скрипеть. Мягкий верх ласково обнимал ступню.
Смотрелись они просто bellissimo и grandissimo!!!
А какие он делал детские ботиночки!!!
На заказ, за пару дней!!!
И всегда брал деньги только за материал!
Но люди несли ему угощения, сувениры, инструмент, куски кожи.
Но никогда не приносили алкоголь.
Он всегда нас угощал печёным или сладким и внимательно следил за тем, чтоб всем досталось поровну. Учил пацанов неким хитростям рыбной ловли кефали «на подсечку». Чинил нам оружие для игры в войнушку, помогал зашивать разорванные по шву на дереве в соседском саду детские штаны, чтоб мамка не заругала. Иногда мог коряво побегать с нами при игре в футбол и неистово болел за всех, радуясь любому голу.
Мне было видно из бабушкиного окна, как он, иногда, когда улица была тиха и пуста, присев на ступеньку соседнего крыльца, подставлял лицо солнцу и жмурился. Сидел так минут по 10.
О чём он думал? Не знаю.
Ведь и у него было детство когда-то.
Детство, ушедшее навсегда.
Но как-то он успел ухватить его кусочек и сохранить в себе.
То, светлое, непосредственное чувство радости и упоения окружающим миром.
Просто так.
Оттого, что живёшь, радуешься и радуешь других.
Как не хватает сейчас таких людей!
Этих уличных психологов, этих душевных и сердечных врачей, этих советчиков, умудрённых жизненным опытом, с огромным багажом интересных историй об интересных людях и событиях.
Не хватает этих открытых рассказчиков…
Не хватает.
Болеем мы…
Давно.