И смех и грех

Раиса Кучай
  Наталья Владимировна позвонила мне неделей раньше, пригрозила посетить  и много о  чем рассказать. Герой недели, как говориться, определился сам. Так и случилось.
  За окном морозец, слышу, как  поскрипывает снежок под ногами соседей, прогуливающихся с собаками в сквере у самого дома. Звонок в домофон, беру трубку, узнаю  болезненные нотки голоса гостьи. Звонок в дверь и вот она укутанная, точно собралась на Северный полюс, стоит на пороге. Едва узнаваемое худое лицо прячется в складках темного платка, более темного, чем нахлобученный на голову капюшон. Первые слова пронизывают пространство маленькой прихожей как скальпелем:
- Не ждали, а мы пришли!
И я понимаю: пришли на встречу со мной неизгладимые впечатления от дорогих её сердцу образов.
  Наталья Владимировна долгие годы работала в онкологическом центре старшей мед сестрой. Много повидала и темного и светлого в делах означенного учреждения. И уже, будучи на пенсии,  продолжала помогать страждущим. Ее находили почти каждый божий день,  она не отказывала просящим, как могла облегчала последние земные деньки.
 Худыми ручками со скрюченными от работы пальцами она сжала мне руку.
-Ты зря не веришь и не встречаешься с Женькой. Он, Возможно, виноват, но ты его прости.
 Она проходит в зал, с нескрываемым любопытством  оглядывает стоящие висящие предметы, старается найти более удобное  место, наконец, садиться на диван.
Мы некоторое время говорим о том - о сем, словно настраиваемся на одну волну доверия.
-Вот,  сама принесла  фотографии. Женька должен был передать, но ведь ты ему не открыла, не поговорила. Он так расстроился.  Понимаешь, он из тех,  кто не бросает в трудные моменты жизни. Почти все мужики бросают болящих женщин. Он не бросит.
-Да, но не каждую же болящую. Согласна  - вас не бросил.
 Наталья Владимировна пропускает мимо ушей мою дерзость.
- Женщины до последнего остаются со своими мужиками, ухаживают, мужики же бросают. Только один пример из своей практики припоминаю про дурную бабу… Это история про прыгающего ангела, - хитро смотрит блекло голубыми глазами, кажется в самое мое нутро или в душу,- за выполнение долга ведь не даются ордена, а им  ордена подавай. Захожу в ординаторскую, « Изауру» смотрят, правильные мысли высказывают, чтобы я услышала: «это наш долг - спасать». У меня – долг, у них – «ордена». И так всю жизнь…
 В тот раз спасла и пациента и врача. Долги отдают, а это не долг – это жизнь. Сейчас вообще за каждый шаг медали вешают. Эмчеэсники  при пожаре людей спасают. Они ведь за зарплату работают. Ладно, про прыгающего ангела расскажу.
 Моя собеседница начала готовится, как актриса перед выходом на сцену : осторожно сняла платок с головы, отбросила на спинку дивана, встряхнула головой, светло-русые с проседью  волосы  пальцами рук слегка взбила  и обыденная прическа  превратилась в праздничный фарс созревшего для полета одуванчика; тычась лицом в колени, долго и заразительно смеялась. Она преобразилась, словно вернулась в те давние времена:  помолодела, похорошела; волосы закучерявились, как у ангела.
- Захожу в реанимацию к спасенному, спрашиваю: «Как себя чувствуешь? Помнишь - как вернулся?»  Он большими ручищами осторожно подтянул  до самого подбородка одеяло, понимаю, что ему хочется спрятаться от меня. Ответил доверительно: «Какой-то ангел порхал надо мной, а потом он в  женщину превратился, она долго на мне прыгала и целовала-а-а! А он даже не дрогнул.»
 Я  переспросила Наталью Владимировну: «Кто – он?», и тут же обе рассмеялись.
- Я, по скромности своей,  ему: «Да, как лягушка прыгала, из кожи лезла. Мне не важно было, что подумают, лишь бы  вы-ы-ы  встали!»  Да-а-а, приходила его жена ко мне. Думала, благодарить будет, встала в стойку готовой принимать благодарность и речь  ответную двинуть: «Спасибо, это мой долг», а она мне: «Да пусть бы лучше сдох!» За всю мою практику  единственная женщина от больного мужа отказалась. Я ведь бываю и язвой - ей ответила: «Я вам того же желаю!»
Неоперабельный тот мужик был, тем более после такой смерти… Я ему при выписке высказала пожелание: « Дорогой, как только алкашей встретишь, беги - дольше проживешь».
 Когда проходила мимо ренгенкабинета, вспомнила, как чуть не столкнулась с выбегающим из кабинета Олегом Васильевичем. Он руками махал и орал как безумный: Умер! Умер!»
 Я его тогда оттолкнула, в кабинет вбежала. Стол длинный на нем лежал голый мужик и стояла гробовая тишина. Подскочила, нет - не дышит. Запрыгнула на холодный стол и на мужика села, ору: «несите адреналин!». Хорошо – меня услышали,   лекарство мигом нашли; ввела и сразу массаж сердца начала делать и «рот в рот». Потом неделю не ела,  только пила и сплевывала. Ведь дрогнул мужик, можно сказать, вернулся с того света. Тут уже столько спасителей набежало, а Олега Васильевича нет нигде. Нашла его в кладовке, из рваных простыней жгут делал.
-Зачем? – вклинилось мое любопытство.
-А как ты думаешь? Ведь посадили бы! У мужика этого был полный распад легкого, метастазы пошли. Чтобы их определить, через нос в легкие в бронхи вливают барий со спиртом. Если есть протоки, то раствор дольше пройдет, потом на снимках можно увидеть отклонения. А мужик был закодирован от алкоголизма. Особенно- то и не расспрашивали. Моды такой не было – противопоказания фиксировать. Он испустил  дух от спирта. И что ты думаешь, через пять лет жена его поступила. Я ее узнала. Такая потерянная лежала, тоже меня узнала,  виновато глазками сверкнула и отвернулась. Я ею не интересовалась. У Олега Васильевича от такой неудачи инфаркт тогда случился.
 Сейчас прихожу, и уже нет никого из тех, кто там работал. Они надо - не надо скальпелем рассекали. Без рук, без ног оставляли, щетовидку удаляли - инвалидами сколько людей сделали, эрозию прижигали-сейчас это норма. Новое поколение осторожнее: не трогают мелочевку и про бумеранг помнят. Знаешь, Павлов экспериментировал над собаками, потому что кошек любил, а наших хирургов учили над людьми экспериментировать.
-Потому-что они больше собак любят? – ехидничаю я с замиранием сердца, словно боюсь божьего наказания за неосторожную думку.
-Ты тоже язва. Хирургов учат быть хладнокровными, а они эту хладнокровность из практической грубости мастерят. Много - много могу рассказать. Но мы ушли от главной темы.
 Принимая из ее рук пакет, начинаю бояться за свою гостью,  инстинктивно вынимаю из пакета четыре фотографии; на каждой из них три женщины: по центру  Людмила Сергеевна – известный в литературных кругах редактор, по разные стороны от нее мы с Натальей Владимировной. Я всматриваюсь, пытаюсь вспомнить обстоятельства, при которых мы сняты на фото и не могу вспомнить.
 Людмила Сергеевна каким то странным образом из приятельницы Натальи Владимировны попала позже в список ее просительниц - тех самых с тем самым приговором.
- Женька как увидел тебя на этих фото, так разволновался.
 Она говорит, кажется, транслирует важные эмоции, но они меня никак не трогают, у меня перед глазами маска, которую делала  Людмила Сергеевна: оттягивала  худыми руками на уши обвисшую кожу лица, ехидно при этом спрашивала: «Хочешь увидеть меня такой?  И я не хочу».  Зрелище ужасное! Угроза эта была расшифровывали позже, чем Людмила Сергеевна помогла себе уйти.
 Нас троих судьба свела  на многие годы, чтобы жизнь была эмоционально значимой со смыслом с рабочими планами и результатами.
- Я тебе никогда не рассказывала про последнего друга Людмилы Сергеевны. Я ведь ее познакомила. Ошибка вышла: нужно было помоложе жениха ей найти.
 Мое сердце дрогнуло: жених Евгений был моложе меня аж на четырнадцать лет, этот диссонанс очень беспокоил и я, наконец, его высказала. Наталья Владимировна встала с дивана, отошла к окну. Руки в бока, оценивающе оглядела  меня.
-Выглядишь неважно, плохо себя подаешь. Запомни одну вещь: статусным дамам полагается чудить, несмотря на  возраст, а молодой жених имеет право чудить в силу своего возраста и пола. Понятно?