(главы из моего детектива "Ты ехай, Леха")
6. Сын олигарха. Самолет
– Ой, милочка, вы даже не представляете себе, куда летите. Для ленинградки эта страна покажется такой провинцией. А школы! – ваш мальчик пойдет, наверное, в класс "далет" – четвертый. У меня внучка в четвертом, никакой дисциплины, математика на нуле. Это же катастрофа!!!
Сосед по самолету болтал непрерывно, красочно описывая ужасы жизни в Израиле, и это никак не улучшало подавленное настроение Евгении.
"Боже, что я с собой делаю! Ни языка, ни знакомых, и с этим странным несчастным ребенком. Ох, Женька, пропала ты!"
Она покосилась на мальчика, который равнодушно листал цветной самолетный буклет, не обращая внимания на болтовню старика. "Как замороженный, бедняжка!"
К ним подошла красивая стюардесса, спросила о чем-то, приветливо улыбаясь. Евгения старательно пыталась ее понять, даже что-то пролепетала, но, кажется, ее беспомощный английский был иностранным для англоязычной стюардессы. Мальчик отложил брошюру и ответил девушке. Он говорил свободно, тихим, уверенным голосом. Благодарно улыбнувшись ему, стюардесса упорхнула.
– Какая предусмотрительная у тебя мама, мальчик! Конечно, после языковой спецшколы, ты не пропадешь, – старик-сосед посмотрел на Евгению с уважением. А ей вдруг стало не страшно. И она отчаянно улыбнулась соседу:
– Не так все плохо, дедушка! Прорвемся.
– О, теперь и я верю, что прорветесь, – старик показал в ответной улыбке ровный ряд фарфоровых зубов. – Знаешь, девочка, у меня много знакомых, и я поспрашиваю насчет работы на первое время. Как зовут вас?
– Гордон наша фамилия. Евгения и Александр. Саша.
– Добро пожаловать на Землю обетованную, Женя и Саша!
7.Сын олигарха. Школа
– Да что же это творится! Разве вы еврейские дети! Ну простая же задача, ну мне самой за вас стыдно! Почему, из всего класса, верный ответ только у Гордона! Но что за странный способ решения у тебя, Алекс!? А какой жуткий иврит! Алекс, тебе придется переучиваться. Скажи родителям, что тебе срочно нужен частный учитель языка. – И математичка, забыв о мальчике, стала диктовать классу следующий пример.
Результат оказался таким же. Молодая учительница, раздраженная несообразительностью учеников, а еще больше тем, что сама не понимала, как у этого новенького получается правильный ответ, сорвалась:
– Бени Алон, Дани Гринберг, вы же способные ребята! Что за отношение? Почему эти "русские" серьезнее относятся к учебе?! Неужели не понимаете, что если так продолжится, то через десять лет эти Гордоны будут вами руководить!
Прозвучал звонок. Класс взорвался привычным грохотом, зашелестели и зашуршали укладываемые учебники, зашлепали по плитам пола заскучавшие мячи. Саша Гордон застегнул ранец и медленно направился к выходу. Не хотелось домой. Хотя и в школе было неуютно и непривычно: с трех лет родители нанимали ему частных учителей, самых лучших. Суета и бестолковость школьной жизни оглушили бы его, если бы не жуткие события последних месяцев, и эта эмиграция, под опекой печальной беспомощной женщины, называющей себя его мамой. Все, происходящее вокруг, воспринималось, как сквозь пелену тумана, отстраненно, словно не он, а другой мальчик оказался в чужой стране, среди шумных, часто бесцеремонных людей, так отличающихся от тех, к кому он привык.
– Не спеши, гений. Так тебе очень хочется нами руководить? Может, заранее потренируемся? Дани, поклонись будущему начальнику! И улыбайся, тебе же приятно кланяться сыну дешевой проститутки и уборщика. – Бени Алон преградил Саше путь к выходу и озабоченно спросил, заглядывая в глаза. – Я ведь правильно определил, чем занимаются твои родители?
– Дай пройти, – Саша говорил медленно, не заботясь об акценте, но стараясь быть точным в грамматике. – Дай пройти, мне не интересно с тобой общаться.
– Почему это тебе не интересно с нами разговаривать? – Дани Гринберг стал рядом с другом. – Думаешь, нам с тобой интересно? Тоже мне, принц! Прикатили на все готовое, полмиллиона нахлебников, да еще и нос дерут. Но мы поставим тебя на место, сын суки.
– Потому и неинтересно, – ровным голосом ответил Саша, не замечая оскорблений. – Вы оба старше меня на два года, а развиты, как третьеклашки и повторяете бред, который слышали дома. Дайте пройти!
– Ну, руси масриах (вонючий русский), ты сам напросился! – Подскочив к мальчику, Бени сильно толкнул его в грудь растопыренной ладонью.
Толчок отшвырнул мальчика к стене, но он не упал. Потревоженная рана отозвалась резким жжением. Обидчики снова двинулись к нему, и опасность словно пробудила в нем навыки, полученные когда-то, в прошлой жизни, от японца-воспитателя. Ослабевшее, но тренированное тело само вспомнило необходимые движения. Стряхнув с ног легкие сандалии, он чуть присел и, выпрямившись на правой ноге, левой нанес быстрый и точный удар в грудь Бени. Затем последовал пируэт, и Дани шлепнулся на пол от такого же удара.
Оставив на полу ошеломленных противников и свой ранец, Саша скрылся в туалетной комнате.
– Вы получили по заслугам, правда? – оказалось, что они были не одни в коридоре опустевшей школы. Одноклассница Анат, улыбаясь, наклонилась над ними. – Оба живы? Если да, то посмотрите, что он так долго там делает. Может, ему нужна помощь? Слышите, шумит вода в умывальнике?
– Если тебе интересно, посмотри сама, сказал Бени, силясь не заплакать. – Не бойся, писсуары от двери не видны.
Анат чуть приоткрыла дверь туалета и отпрянула.
– Ты что, ударил его ножом?
– Нет, толкнул ладошкой. А что?
– У него кровь на груди. Он прикладывает мокрую бумагу.
Мальчик вернулся из школы позже обычного, вежливо поздоровался, в ответ на ее всегдашнюю робкую улыбку, и протянул сложенный листок бумаги:
– Женя, вас вызывают в школу.
– Зачем? Ты что-то натворил?
– Я, кажется, подрался. Но я не хотел, простите, что из-за меня у вас неприятности.
У директорского кабинета Евгению встретила женщина в очках, аккуратно одетая:
– Вы Гордон? Вызваны к директорше, да? А я Людмила. Льюда, как они говорят. Мне велено переводить на русский ту чушь, что будет нести эта стерва. Ну, и ваши блеющие ответы. Уж простите, но после таких бесед мне всегда хочется повеситься.
– А что ей от меня надо?
– О! Ваш малыш замахнулся на самое святое, ведь родители Алона и Гринберга – главные спонсоры в классе. Обучение у нас, конечно, бесплатное, но вы скоро почувствуете, сколько оно стоит. Так вот, чтобы им угодить, эта недоучка постарается наказать вас как можно больнее. Самое страшное – когда вмешиваются социальные службы: они могут и отнять ребенка у родителей, не получает, мол, адекватное воспитание. Такое случалось, и бедные мамы просто не могли понять, что происходит. А на хорошего адвоката нужны деньги. Хоть мне и противно это говорить, но постарайтесь не злить ее, может, обойдется.
Назначено было на одиннадцать утра, но директорша появилась минут на сорок позже. Не извинившись за опоздание, и даже не поздоровавшись, кивком пригласила их в кабинет. Она была в свободных брюках-шароварах и мешковатой кофточке. Оба запястья смуглых красивых рук были схвачены широкими инкрустированными браслетами. Она не предложила женщинам сесть и не присела сама, давая понять, что не намерена тратить на них много времени. Речь директорши была плавной, звучала мелодично, и ничем не напоминала тот иврит, с которым Евгения сталкивалась на рынке, в супермаркетах, на работе. Ее пятиминутный спич "Льюда" перевела одной фразой:
– Заученный трендеж о том, как они строили для нас эту страну, и как бывает обидно, когда мы не спешим вливаться в великую еврейскую культуру. Но трекает красиво, по-книжному.
Удивленно приподняв тонкую бровь на краткость перевода, директриса спросила, кем была Евгения в стране исхода. Евгения ответила, что преподавала в консерватории, историю музыки.
Хозяйка кабинета удовлетворенно кивнула:
– Другого ответа я и не ждала. Кого ни спросишь, ответит, что был главным инженером или ведущим хирургом. Ты вот – профессорша в консерватории. А ребенка своего воспитать не можешь: неразвит, злобен, калечит одноклассников. Откуда такая агрессия, может, его избивают дома? – дети, вроде бы, заметили у мальчика на груди следы побоев. Впору пригласить социального работника. Ну, так что гверет (госпожа) профессор на это скажет?
"Гверет профессор" ответила не сразу, борясь с противным ощущением тошноты, вызванной страхом. Так она не боялась очень давно, с тех пор, когда посадили мужа, державшего ее в этом страхе постоянно.
Значит, у нее хотят отнять мальчика, ее мальчика. Странно, только сейчас дошло, как она успела привязаться к нему. Ладно, пусть попробуют! Страх вдруг прошел, будто его и не было.
Евгения выпрямила спину, решительно прошла вглубь кабинета и уселась в мягкое кресло.
– Переводите, Людочка, не упуская ни одного слова. И скажите, что то, что она услышит сейчас, прозвучит и в суде, если он состоится. Напомните, что комиссия перевела мальчика на два класса выше, именно потому, что он более развит, чем ровесники, искалеченные преподаванием в ее школе. И если он отстает в иврите или ТАНАХЕ, о которых даже не слышал год назад, то и эти предметы освоит очень быстро, потому, что умеет учиться. Еще скажите, что если мальчик дал отпор тем, кто его пытался унизить, то это не злобность или агрессия, а результат правильного воспитания будущего мужчины. Скажите, что та математичка, натравившая мальчишек-одноклассников на моего Сашу – шовинистка и дура. И должна быть наказана. Или, может быть, "гверет директор" разделяет ее взгляды и методы? Переводите!
– Ой, мамочки! Да она же меня уволит! А и хрен с ней, Женечка! – и Людмила неторопливо, четко, стараясь сохранить Женины интонации, повторила на иврите ее речь. И, закончив, уселась рядом с Евгенией, вызывающе глядя на начальницу.
Но та умела держать удар. Медленно прошлась по кабинету, постояла у окна, выстучала по стеклу длинным ногтем какую-то музыкальную фразу, потом неожиданно улыбнулась:
– Я склонна считать инцидент исчерпанным. Математичка либо объяснится с классом, либо будет искать другую работу. Вам, Льюда, спасибо за красивый перевод. Вы у меня, кажется, пять лет? И ни одного повышения, да? Но это мой прокол, мы его исправим. Что еще? Мальчики помирятся сами, это лучше не форсировать. – Она помолчала минуты две-три, затем вдруг протянула руку:
– Коль ха кавод (мое почтение), гверет профессор, рада была вас узнать! Я искренне. У вас все получится в этой стране: вы умеете держать спину прямой.