Случилась эта история еще в эпоху планового хозяйства и славных пятилеток, благодаря которым мы шагали семимильными шагами, как тогда казалось нашему руководству, в нужном направлении. Кто в те времена работал, тот знает: все было расписано и посчитано и на все были жесткие расценки и уложения. Но жизнь богаче, да и мудрые сметчики давали иногда "петуха", поэтому на самом деле была работа выгодная и интересная и была многодельная, тупая и убыточная.
Взять хотя бы венские стулья из избы крестьянина, смета на восстановление которых просто удавка какая-то, хотя заказ на их реставрацию появился вследствие ночевки в упомянутой избе самого вождя и многочисленных его сподвижников, Бригадир у нас в ту пору был умница, распределял работу по-честному. Давал и деньги заработать, но и старался, чтобы план не страдал, и для этого в нагрузку к хорошей работе подкидывал, что-нибудь убыточное. И, весело подмигивая, приговаривал: "Не смотря и не глядя, тужимся и напрягаемся, и все как один и в едином строю, и в первых рядах борцов за прогрессивное человечество."
А тут к очередной годовщине Великого Октября открывали театр, ну и к нам привезли на реставрацию стулья, точь-в-точь как в книге и как раз двенадцать. Все бы ничего, но состояние было такое - хоть плачь. По-нашему, так просто "убитые насмерть". А когда со сметой познакомили, стало ясно: возьмёшь в работу хоть один или всей семьей "зубы на полку" или иди в хозяйственный за веревкой и мылом.
А тут как раз один из мастеров предыдущую работу закончил, и надо ему было идти к бригадиру новую получать. Но от вида привезенных "уродцев" ноги у него отказались передвигаться. Пожалел его бригадир и выдал со склада экземпляр получше. Тяжело вздохнув, понес мастер свое наказание: и глаза не смотрят на эту рухлядь, и ноги, как у того стула, подкашиваются.
Делать нечего. Надел респиратор, начал пыльную тряпку сдирать, поминутно чихая и забористо выражая свои эмоции. Над ним повисло серое облако вековой пыли. Но скоро подозрительно затихло чихание, а заодно и крепкие слова перешли в тихое сопение. И через час стул весь до единой щепочки лежал на верстаке, словно скелет доисторического животного, вычищенный муравьями до блеска. Все было идеально разложено, помечено, увязано и аккуратнейшим образом пропылесосено, впору можно было снимать учебный фильм.
После перекура реставратор стоял перед бригадиром и, запинаясь, объяснял, что один такой стул делать невыгодно, а вот пару ему делать удобнее. "Ну раз так, будь по-твоему," - удивился бригадир, но выдал ему еще один, для пары. Мысль о пошатнувшемся душевном здоровье возникла, когда все ушли на обед, а фигура работавшего со стулом реставратора сильно напоминала ранние фильмы Чаплина.
Помните, в картине сцены работы на конвейере? Только герои Чаплина сильно проигрывали в скорости нашему "герою". «Наверное, хочет получить грамоту к празднику,» - подтрунивали над ним ребята. После обеда, как ни в чем не бывало, он стоял перед бригадиром и с каменным лицом уже не просил, а требовал отдать в работу все двенадцать стульев: "Я должен пройти это испытание, или я не мастер, я знаю, как их отреставрировать быстро. Эти стулья должен делать только я и точка! "
"Пожалей семью или придется сидеть на хлебе и воде до нового года," - слабо сопротивлялся старший, но видя в глазах то молнии, то мольбу, сдался и выдал оставшиеся. Трудовой порыв остановил только звонок об окончании рабочего дня. Неразобранным оставался последний стул. Попытка уговорить бригадира разрешить ему еще поработать не возымела никакого действия; пришлось идти домой. Последнее, что добило мастеров, «коллега» отказался от предложенного пива.
Ну точно, заболел, констатировала бригада. Расслабляясь за кружечкой пива, все недоумевали, что-то тут не так. А может, в стульях бриллианты - их же двенадцать, появилась первая версия. Слово за слово, одно предположение сменяло другое, и, перебивая друг друга, стали строить фантастические версии в попытках докопаться до истины. Ноги сами собой повернули обратно в мастерскую.
После выпитого пива теперь уже все видели необычное свечение, исходившее от кривоного стула. Накинулись на него одновременно. Жалобно пища ржавыми пружинами, стул расставался со своими внутренностями. Наконец на бумаге, предварительно постеленной на пол, лежали все до единой составляющие. Странно, но ни изумрудов, ни сапфиров, ни даже завалящих гранатов внутри почему-то не оказалось. Расстроенные отсутствием бриллиантов, собрались уходить, но тут чей-то внимательный взгляд заметил посверкивание золотых лучиков.
Все, как один, выдохнули - гвозди то золотые! Теперь уже все, продувая каждую соломинку и труху, собирали упавшее с неба золото в виде "тексов" (специальных кованых обойных гвоздей), остановились только тогда, когда каждый в кулаке держал кучку золотых гвоздей. Ссыпали гвозди на весы, стрелка замерла на отметке 165 граммов. Покурили. Каждый мысленно умножил на двенадцать, помолчали. Не знаю, чем бы это все закончилось, но все мечты об обеспеченной старости превратились в жалкий осадок на дне склянки с азотной кислотой, в которой по профессиональной привычке решили проверить рухнувшее на нас богатство.
Да, просто гвозди были выкованы из бронзового сплава, хотя ни до этого, ни после, в своей практике я таких тексов не встречал.
P.S.Из-за высокого значения электродного потенциала, на золото, по отдельности, не действуют разбавленные и концентрированные кислоты: HCl(соляная), HNO(азотная), HSO(серная). Из чистых кислот, золото растворяется только в горячей, концентрированной селеновой кислоте:
2Au + 6H2SeO4 = Au2(SeO4)3 + 3H2SeO3 + 3H2O