Проходила как-то Ахинея Соломоновна мимо храма, расположенного по соседству. Увидела молодого мужчину в рясе, видимо, иеромонаха, к которому бабульки обращались не иначе, как "батюшка".
Красивый, но скромный размерами крест размеренно раскачивался на его шее, когда он склонялся к прихожанкам головой и внимательно выслушивал каждую. Отвечал степенно и обстоятельно, не торопясь.
Веяло некоторой солидностью, торжественностью и и правдивостью.
Соломоновна присмотрелась к нему: его лицо очень ей напоминало лицо одного шебутного мальчишки с соседнего двора. Он часто вылезал с чердака своего дома на их общую крышу и оттуда пускал бумажные самолётики во двор-колодец. Радовался безмерно, если какой-то самолёт летел по дуге, плавно и долго спускаясь на раздолбанный дворовой асфальт. Она всегда переживала за него, за этого бесстрашного высотника: как бы не свалился. Иногда говорила о его шалостях матери, но та всегда отмахивалась: не может уследить, растёт без отца.
Однажды его самолётик залетел в окно Соломоновны, и она позвала его к себе в гости, пообещав отдать ему старые тетради для его новых творений. Ведь многие летуны не долетали до земли, попадая в окна, на отливы окон, на балконы или застревали в проводах...
Мальчишка, а звали его Лёшкой, с опаской протиснулся в полуоткрытые двери. Соломоновна вручила ему его самолёт, провела его на кухню и угостила вкуснейшим печеньем, которое она иногда выпекала для себя. С чаем оно было великолепно.
Мальчик расслабился, заулыбался и, треская печенье за обе щёки, с охотой начал отвечать на расспросы Ахинеи. Выяснилось, что, повзрослев, он хочет стать лётчиком.
Настоящим. Военным.
Он просто сыпал названиями и типами самолётов, фамилиями знаменитых авиаторов и историей авиации. Соломоновна даже заслушалась: так интересно он рассказывал, с такой непосредственностью ребёнка, отдачей, так трогательно-душевно.
Час пролетел незаметно. Мальчишке надо было идти домой.
Она отдала ему стопку старых, исписанных тетрадей, чему мальчишка был безмерно рад. Завернула в газету оставшееся печенье и проводила...
Шло время, пацан рос, мужал, занимался в авиамодельном кружке и, иногда, во дворе, хвастался своими моделями перед Ахинеей. Та гладила его по голове и желала успехов на этом поприще. Периодически выпекая специально для него то самое печенье. Его глаза при виде вкусного угощения всегда светились неподдельным счастьем.
Закончив школу, он уехал поступать в училище.
Даже попрощаться приходил, чем безмерно растрогал женщину. Поплакала даже.
Известий от него не было. Видимо, поступил.
Только летними тёплыми днями уже никто не гремел жестью на крыше, и не летали во дворе бумажные самолётики. Грустно становилось...
А ведь прошло уже прилично лет!
И вот она видит этого Лёшку в рясе...Ну как не подойти? Подошла.
Тот замер надолго, всматриваясь в лицо Соломоновны, угадывая среди новых и старых морщинок ту самую соседку, которая за него переживала всякий раз.
Они обнялись, постояли с влажными глазами...
"Какой ты стал...Мужчина!" - только и смогла промолвить Ахинея.
"Да уж...Так сложилось...Я ведь в тот год недобрал баллов и меня не приняли. Да и вестибулярный аппарат, как оказалось, никудышный. Зрение тоже. Вот, служу... А так грезил и мечтал о небе!"- грустно поведал Алексей
Соломоновна отстранилась от него, взяла его за руки и твёрдым голосом, убеждённо, глядя ему прямо в глаза, отчеканила от всей души:
"Не расстраивайся ты так!!! Ты последовательно шёл к своей цели, к своей мечте. И что такого? Ты же настойчивый был всегда! Вот и получилось, что ты теперь работаешь с небом! Всё хорошо!!"
Соломоновна хитровато прищурилась, Алексей увидел искорки смешинок в её глазах и они оба, не сговариваясь расхохотались...
- А ведь и правда!!!
- Ну! А я о чём...
Мимо них пролетел самолётик.
Покрутив головами, обнаружили двух сорванцов, пускающих их с крыши дома напротив.
- Вон...ещё лётчики! А у меня печенья нет...
И снова расхохотались.
Далеко в небе военный самолёт на дежурстве чертил ровную белую линию.
Она была ровной.
Как линия судьбы.