Счастье

В такие теплые солнечные последние дни мая на набережной всегда было многолюдно.
Дамы в шляпах под ажурными белыми зонтиками с утра устраивали променад со своими кавалерами, с небрежно-скучноватой гордостью демонстрируя друг другу новые наряды от мадемуазель Клоти или из салона мадам Лу. Кавалеры, одетые нарочито небрежно в хлопковые серые, слегка помятые, брюки  и в бежевые вельветовые пиджаки, что наконец-то в этом сезоне пришли сюда, в убогий приморский городишко с вожделенного Лазурного берега, кто с легкой презрительной улыбкой, а кто совершенно равнодушно раскланивались друг с другом при встрече. Те, кто победнее – облачившись в простой отбелённый парусиновый костюм, любовались с затененных ротонд белёсо-изумрудными волнами, в неспешной неге ласкающими прохладными своими ладонями степенно нагревающийся галечный пляж, что протянулся лениво мурчащим котом, подпиравшим набережную  от причала до дальних растрескавшихся скал.
Меж господами сновали вездесущие босоногие мальчишки – что-то предлагая, но чаще выпрашивая или просто дразнясь либо озорничая.
У своего вечного маленького складного столика вечно сидел на ещё более маленьком складном стульчике совершенно белый – в белом халатике, с белой бородкой и с, растрепанными лёгким бризом, белыми же волосами – старичок, который стремительными движениями своих маленьких сверкающих ножниц вырезал из будто бы расплавлено-черной под солнцем обжигающей бумаги очередной силуэт для очередной терпеливой заказчицы.
Уставший уже с утра городовой с обреченным на вечные муки лицом наблюдал за порядком на набережной. Заметив какую неподобающую каверзу или нарушение спокойствия, он медленно подносил к губам блестящий свисток – но не свистел в него. Нахмурив брови или сделав страшное лицо, он только лишь грозил кому-то толстым пальцем, и тяжко вздыхал. Потом, положив свисток обратно в карман кителя, доставал оттуда же уже совершенно влажный огромный платок – и, сняв фуражку, с облегчением вытирал им свой голый мокрый череп…
Жак, как обычно, сидел на своей приступочке, полуприкрыв морщинистыми серыми веками глаза, и втянув в плечи полинявшую уже давно голову с обедневшим хохолком.  Самое большое перо из него было безжалостно выдрано ещё прошлым летом крепкой ручонкой чьего-то не в меру капризного чада.
Хозяин стоял тут же, одетый в такие же линялые, как и перья самого попугая, лохмотья, когда-то в незапамятные времена изображавшие замысловатый восточный наряд – и постоянно зевая гнилым щербатым ртом, чуть слышно вскрикивал:
- Счастья… Подходите за счастьем… Счастье только для вас!.. – и стучал кривым указательным пальцем по растрескавшемуся на углах ящику, к которому и была прикреплена птичья приступочка.
Когда-то к приступочке привязывалась проволокой длинная цепочка, второй конец которой широким жестким кольцом впивался в правую ногу попугая. Цепочка уже давным-давно была продана – и только онемевшая и постоянно ноющая в холодные дождливые ночи с тех почти забытых времен птичья ножка иногда напоминала Жаку о ней…
- Счастья… Не желаете ли счастья? – Продолжал бормотать Хозяин. – Счастье только для вас…
- А у Вас в самом деле – Счастье? Настоящее? – от невесомо-звонкого голоска Жак встрепенулся, вытянул голову и посмотрел левым глазом. Правый – на случай, если придется дремать дальше, был предусмотрительно прикрыт.
Перед ящиком, лежащим на широких гранитных перилах балюстрады, стояла невысокая девочка, и с интересом разглядывала и ящик, и таращившегося на неё одним глазом огромного попугая.
Сонливость с Хозяина словно ветром сдуло.
- Вах! Какая красавица к нам пожаловала! Вах! Сама пэри сошла к бедному Хасану из своих небесных чертогов! – Хозяин шаркал стоптанными растрескавшимися туфлями вокруг девочки и без остановочно продолжал восклицать:
- О, юная роза суровых гор! О, несравненная княжна Востока! Вы спрашиваете про Счастье? Вам его не хватает? – и, воздев свои жилистые волосатые руки к небесам, продолжал, не дав посетительнице и секунды для ответа.
- Неужели у Вас, о, мечта всех ангелов Всевышнего, нет совсем Счастья? Горе мне, горе! – и Хозяин незаметно подтолкнул попугая.
Жак вздохнул и открыл второй глаз. Придётся немножко попаясничать. Может, сегодня Хозяин заработает не только себе на ужасное вонючее пойло в дальнем рыбацком трактире, но и на горсть зерен и на рыбью голову для Жака…
- Горре… Горре… - заученно забубнил Жак, вытягивая при каждом слове голову вверх, и раскачивая её из стороны в сторону. – Горре… Горре пррриходит… пррроходит…
Хозяин враз остановился возле ящика и повернул своё морщинистое лицо к девочке.
- Вы только послушайте, земное воплощение райской девы, чудом спустившейся на нашу грешную землю! Послушайте, умоляю Вас, что говорит эта древняя мудрая птица, прилетевшая когда-то ко мне из самих песков Магрибского царства! Послушайте, заклинаю Вас!..
Хозяин заученным жестом простёр ладонь к попугаю и щелкнул пальцами.
Получив сигнал, Жак расправил свои огромные крылья – и стал переминаться с ноги на ногу, повторяя:
- Горрре пррриходит… пррроходит… Счастье пррриходит, Счастье пррриходит!..Пррриходит!
Последнее слово он выкрикнул так громко, что стоявший в двух десятках шагов от них в тени ротонды городовой обернулся, грозно посмотрел сначала на хозяина и попугая, потом перевёл взгляд на девочку, улыбнулся и приложил два пальца к козырьку фуражки.
Жак, чуть смутившись юношеского порыва, неведомо откуда вдруг нахлынувшего на него, ещё раз взмахнул своими потрепанными и выцветшими за многие годы крыльями, сложил их, и, насупившись, стал просто переминаться с ноги на ногу.
Девочка, с нескрываемым интересом глядевшая на это маленькое представление, захлопала ладошками и, отвернувшись от замолкнувшего старого Хасана, закричала восторженным и лёгким, как звон колокольцев, голоском:
- МамА, папА! Посмотрите, какая прелесть! Ну, разве это не прелесть?, Просто чудо какое-то! Посмотрите!..
Только сейчас Жак обратил внимание на пару, что стояла в нескольких шагах от них.
То, что женщина плакала, было очень хорошо видно попугаю – с годами он много что потерял: окрас, перья, здоровье. Но глаза были так же зорки, как и во времена давно уже позабытой молодости. И даже тень от зонтика в руке женщины, и дымчато-прозрачная паутинчатая вуаль  на её лице не скрывали от острого птичьего взора покрасневшие воспалённые глаза и лёгкие влажные дорожки, спускающиеся от глаз к уголкам губ.
Мужчина стоял спиной к артистам, периодически взмахивая то одной рукой, то другой. Совсем как Жак, который несколько минут назад также махал своими крыльями.
Взрослые продолжали свой разговор, не обращая никакого внимания на возглас девочки. И попугай решил её чуть-чуть помочь – в конце-концов, именно от их щедрости зависело, будет ли сегодня сытный ужин для бродячих артистов.
Жак наклонился, открыл клювом маленький лючок на крышке ящика, потом выпрямился вновь, захлопал крыльями, и без всякого понукания со стороны Хозяина, заорал во всё своё попугаичье горло:
- Прроходите! Прриходите! Прродаётся! Прродается пррекррасное счастье! Пррекррасное счастье! Прриходите!..
Мужчина невольно обернулся, услышав этот громкий и призывный речитатив. Увидев девочку рядом со старым Хасаном и облупившимся старым ящиком, он, оставив женщину, стремительно подошел к артистам.
- Кто вы? Что здесь происходит? – грозно и строго спросил он у опешившего Хасана. И. не дожидаясь ответа, присел на корточки перед девочкой, и заглянув в её сияющие глаза.
- Лизок мой, Лизонька, тебя никто здесь не обижает?
- ПапА! Посмотри только на эту птицу! Она умеет разговаривать! – девочка повернулась к попугаю. – Как и мы – она умеет говорить! Представляешь?!
Жак вновь решил проявить инициативу. Наклонив  голову, он сверху вниз посмотрел на мужчину, потом кивнул, гордо выпрямился и прокричал:
- Рразговарривать! Пррекрасно рразговарривать! – а потом зачем-то добавил:
- Полундрра! Карраул! Хоррошо!..
Мужчина улыбнулся, выпрямился. Обернулся к подошедшей женщине.
- А знаешь, Катенька, я когда-то давно, ещё, будучи студентом, встретил на этой же набережной почти такого же попугая. Правда, тот попугай был более пестрым, более ярким. И он всегда молчал, только щёлкал клювом, расправлял крылья, и из красивого лакированного ящичка доставал орешки, внутри которых были различные записочки…
Потом повернулся к молча стоявшему рядом с ящиком Хасану.
- Ну, старик, а в твоей деревяшке есть хоть что-то?
Услышав знакомое слово, Жак, переминаясь с ноги на ногу, сказал негромко:
- Дерревяшка… прроходите… пррошу…
Женщина чуть улыбнулась и несмело взяла мужчину под руку.
Девочка посмотрела на них. Протянув ручку, несмело погладила попугая по мощной когтистой лапе с давней метиной от кольца. И спросила Хасана:
- Вы, говорили про счастье. А оно у вас настоящее?
Старик, тоскливо улыбался и молчал. Что он мог сказать этому юному невинному созданию? Как мог его обмануть?
Жак повернул голову и посмотрел на Хозяина. Тот не подавал никаких сигналов, не толкал и не пихал птицу.
«Наверно, забыл. Старый стал. Как и я – старый…» - подумал попугай. И – решился!
- Прроходи! Прриходи! Счастье прриходи! Пррекрасное счастье прриходи! – и, резко наклонившись над открытым лючком, просунул в нутро ящика свою голову.
За бессчетное число представлений Жак выучил облик каждого пустотелого ореха, что находились в ящике. И сейчас целенаправленно искал заветный орех. Тот самый, благодаря которому однажды его Хозяину дали много денег, и они смогли тогда переждать холодную дождливую зиму в тёплой уютной каморке под лестницей в рыбачьем трактире.
В отличии от многих своих собратьев, этот орех был чуть меньше по размеру и слегка продолговат – и потому постоянно застревал в одном из углов ящика, прижатый к деревянной стенке  невесть когда вылезшим из неё ржавым гвоздём…
Подцепив аккуратно орех своим огромным, в мелких трещинках, клювом, Жак вытащил его и положил в подставленную детскую ладошку.
- Лизонька, - женщина незаметно от девочки промокнула свои глаза маленьким платочком, - ну, открой свой орешек. Посмотри, что там.
И она, повернувшись, с несмелой надеждой взглянула на мужчину.
Девочка посмотрела на старого попугая. Тот, перестав переступать на приступочке ногами, искоса глядел на девочку. Потом, будто что-то поняв, кивнул два раза головой и тихо просипел:
- Счастье хорошо, хоррошо…
Девочка серьёзно взглянула на мужчину и женщину, прижала орех к губам и что-то прошептала. Потом, аккуратно нажав на крохотный выступ в скорлупе, открыла его.
Внутри, свернутой трубочкой лежал крохотный пожелтевший листок бумаги. Бережно развернув его, девочка неслышно прочитала слова, что еле заметно, потеряв от времени яркость и темную глянцевость чернил, всё ещё были видны на листке.
Потом произнесла их вслух:
- «Счастье всегда быть рядом»…
И Жак подтвердил:
- Счастье… хоррошо… ррядом…
 Лицо мужчины вдруг побелело. Он вновь присел перед девочкой.
- Лизонька, милая моя, дай мне посмотреть этот листочек. Пожалуйста…
И, взяв норовившую свернутся обратно в трубочку пожелтевшую потрепанную бумажку, медленно прочел: «Счастье всегда быть рядом».
Бедный старый Хасан всё так же молча смотрел то на попугая, то на маленькую девочку, то на мужчину и женщину.
- Катенька, Катя, представляешь – это тот самый орех, что я тогда студентом получил из лакированного ларца…
- Ларец давно уж разбился, совсем давно, – зачем-то тихо сказал старик. Но мужчина, казалось, совсем не слышал его.
- Это – тот самый орех!, Понимаешь?.. И эта записка – та же самая! Вот, смотри, у неё так же оторван, и потом приклеен верхний уголок. Как и в той записке. И слова – те же самые! Представляешь – те же слова!
Женщина, откинув вуаль, посмотрела в заблестевшие вдруг глаза мужчины. И печально улыбнулась.
- Я помню, Петя. Я помню. Помню, что именно после того, как прочёл тогда записку с такими же словами, ты решился. Тогдашний богатый молодой студент решил всю жизнь свою быть вместе с бедной дочкой рыбака из захолустного приморского городка… Я всё помню, Петя…
Она вздохнула, вновь опустила ажурную сеточку на лицо и отвернулась…
Девочка непонимающе смотрела на них.
 - МамА! ПапА! Так это же хорошо! Это же настоящее Счастье – быть всегда вместе, всегда рядом! Ведь правда? Да?
Она обратилась к мужчине.
- Ну, папенька! Ведь это так? Ведь это счастье? Правда?
- Правда, - прошептал мужчина. – Правда, милая…
- И ты никуда не уедешь от нас? К другой тёте в другой город? Правда?
- Правда. – Мужчина взял девочку на руки.
- И мы всегда будем вместе?
Мужчина прижал к себе девочку, и прошептал ей в самое ушко:
- Правда, родная моя, правда…
Потом повернулся к женщине.
- Катя, прости меня. Прости, если сможешь. Мы всегда будем вместе…
Жак смотрел, как плакал большой сильный мужчина, обнимая одной рукой женщину, а другой прижимая к себе маленькую девочку, и думал: «Хорошее это слово – «Счастье»…
А старый Хасан, отвернувшись от попугая, радостно пересчитывал в третий раз купюры, полученные от мужчины в качестве платы за маленький никчемный орешек со старым потрепанным листочком бумаги внутри…