Глава 13
В итоге Портос, с которым я только что познакомился, спас меня от бесславной гибели на набережной ночью от рук злоумышленников.
Случись это событие на день позже, когда Ришельё добился подписания эдикта о запрете дуэлей, нам обоим всерьёз бы угрожала смертная казнь – если не за убийство, то за дуэль, поскольку мы бы не смогли доказать, что это не было ни тем, ни другим, а была лишь вынужденная оборона. Ведь у нас не было свидетелей того, что на нас напали. Если бы дознались, что это мы убили этих четверых мушкетёров кардинала, Ришельё лично занялся бы тем, чтобы отправить нас на тот свет. Он давно выступал за строжайший запрет дуэлей, а после того, как на одной из дуэлей погиб его любимый старший брат, он стал ещё более яростным ненавистником дуэлей.
По счастью этот эдикт ещё не был подписан. Король подписал его на следующий день после этого события, шестого февраля 1621 года. Однако и без того было ясно, что мы в величайшей опасности. По этой причине мы уложили трупы так, чтобы можно было решить, что это была дуэль двое на двое, и в результате сражения все противники убили друг друга. Для большей убедительности я вложил в руки того нападающего, которого убил первым, его шпагу, забрал свой кинжал.
Позже от Шевретты и из иных источников я достоверно узнал, что именно этот случай заставил Короля подписать заготовленный ранее эдикт о запрете дуэлей. Кардинал был вне себя от того, что он потерял четырёх своих мушкетёров в один вечер. К счастью, он не подозревал истинной причины этой потери, иначе на нас, вероятно, распространили бы действие этого указа задним числом. В те времена кардинал ещё не успел настолько подмять под себя судебную систему, чтобы все решения выносились только так, как хочет он, однако, едва ли бы кто-нибудь поверил в то, что на меня одного напали четверо фехтовальщиков, после чего я отделался двумя несущественными ранениями, тогда как все четверо были убиты, даже с учётом неожиданной подмоги Портоса. Мне пришлось приложить все усилия для того, чтобы скрыть свои ранения, для этого мне потребовалась помощь искуснейшего врача де Клеру, который лечил все раны мушкетёров де Тревиля. По счастью, у меня уже имелись два запасных комплекта мундира, в один из которых я и облачился на следующий день, поскольку тот мундир, в котором я подвергся нападению, был испорчен двумя отверстиями и запачкан моей кровью.
Скажу, кстати, что на дуэлях победитель мог забрать шпагу побеждённого. В данном случае мы этого не стали делать, по понятным причинам, которые я изложил выше. Между прочим, если офицера арестовывали, ему полагалось сдать свою шпагу, но он мог также переломить её и оставить при себе рукоять. Причина этого была в том, что рукоять зачастую была украшена драгоценными камнями, хранила на себе другие черты индивидуальности хозяина шпаги, зачастую подобная рукоять передавалась по наследству от отца к старшему сыну. Клинок же можно было заменить у опытного мастера на новый.
Я читал, что обычай украшать золотом и бриллиантами оружие ввёл Гай Юлий Цезарь. Узнав о том, что сражающиеся воины бросали своё оружие и отступали, он велел украсить рукоять своего меча как можно более дорогими бриллиантами и другими драгоценными камнями. Когда один из знакомых ему патрициев спросил его, не боится ли он лишиться такого драгоценного оружия в бою, он ответил: «Неужто вы полагаете, что моё оружие можно у меня отобрать, не отняв мою жизнь?» С тех пор воины стали украшать свои сабли как можно дороже, дабы доказать каждому, что они ни при каких обстоятельствах не расстанутся со своим оружием в бою. Случаев, когда сражающиеся бросали бы своё оружие, почти не стало с этих пор. Полагаю, эта традиция дошла сквозь века и до наших времён, оружие в мушкетёров было весьма дорогим, поэтому трофей в виде шпаги был весьма ценен. Если нельзя было забрать шпагу целиком, забирали эфес. И всё же мы оставили свои трофеи на поле сражения. Я был счастлив вдвойне, во-первых, тем, что спасся, во-вторых, обретением друга. Что касается Портоса, он ещё только прибыл в Париж, его шпага была самой простой, и он даже не подозревал о возможности приобретения подобного трофея. Между прочим, весьма скоро Портос обзавёлся чрезвычайно богато украшенной шпагой, причём, в соответствии со всеми правилами воинской доблести. Но это уже другая история.
Тем же вечером, несмотря на поздний час, я предложил Портосу отметить моё чудесное спасение и наше знакомство в одном из трактиров неподалёку от казарм. Портос явил отменный аппетит, ужин обошелся мне вчетверо дороже того, на что я рассчитывал, но я не жалел о потраченных деньгах. Очень верно впоследствии сказал д’Артаньян: «Бесконечно и с удовольствием можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как танцует молодая девушка и как ест Портос». Косточки индейки, которые обычные люди обгладывают, Портос перемалывал своими великолепными зубами так, как если бы это были хлебные сухари. Что касается вина, одним глотком он опорожнял кубок как ни в чём не бывало.