-12-
Люба вырвалась из давящей подземной тьмы, будто из мрачного подпола, и очутилась в длинном коридоре. Охваченная непроходящей боязнью, она бешено летела по бесконечному коридору, бежала так быстро, что запутывались ноги, несколько раз спотыкалась, готовая упасть. Приглядевшись, Люба узнала место: это был коридор одной из палуб парохода. Но почему она столь долго бежит, а коридор никак не прерывается? Лишь Люба подумала об этом, как до её слуха донёсся зовущий голос, вроде указывающий дорогу к выходу. «Сюда! Иди сюда!»
Голос был омерзительный, неприятного визгливого оттенка, но, как ни удивительно, очень знакомый. Но чей это голос? Люба не могла вспомнить. Она старалась определить, откуда доносится противный голос, чтобы, взяв его за ориентир, выйти на волю из узкого коридорного проёма, напоминающего тоннель. «Сюда! Сюда!» - снова позвали её, как будто исподтишка.
Люба свернула направо, надеясь, что сейчас обнаружится какой-нибудь выход, но очутилась, к её удивлению, в следующем коридоре. «До жути странный корабль. Из коридора не видно ни одного трапа наверх. Где же выход?» - пугливо озираясь вокруг, искала ответ Люба.
И тут, во исполнение желания, увидела наконец лестничный трап, а над ним пятно света. Люба молниеносно бросилась к ступеням. Но, взмахнув по ним, почему-то не попала на верхнюю палубу, а опять оказалась в длинном узком коридоре, где нет яркого дневного света. «Дьявольщина какая!» - зло выпалила она. Но ещё имея терпение, она стала перебирать ногами, преодолевая коридорный отсек. Ступни проваливались в мягкость ковровых дорожек, Люба двигалась вперёд, тяжело дыша и всё время повторяла: «Должен же быть конец. Должен быть конец!» Как вдруг её испугала внезапность повисшего в воздухе гадкого голоса: «Бестолковая! Я же говорю: сюда! Беги сюда!» - и следом дребезжащий пискливый смех. Люба на миг приостановилась. Ей стало душно. Низость потолка и узость стен давили на неё, кружилась голова, и давало о себе знать будущее бессилие. Любу удивляло то, что коридор не был полностью погружен во мрак: непонятно откуда проникал сюда отдалённый свет. Он смешивался с темнотой, и получался мрачно-серый полутон, который обескураживал: «Свет где-то впереди, а я бегу-бегу, но никак не могу добежать до источника этого света!» И опять послышалось в пространстве мерзкое: «Сюда! Иди сюда!»
Люба хотела спросить, кто же зовёт её так настырно, ведь она отлично слышит, что голос ей невероятно знаком, но вспомнить, кому он принадлежит, никак у неё не выходит, однако, попытавшись спросить об этом, она не смогла разжать губы. Челюсти онемели, словно после обезболивающего укола в десну, а губы слиплись, будто склеенные универсальным клеем. Люба проделала несколько шагов, потом быстрее, быстрее и вновь побежала во всю силу. А коридор так и не заканчивался. Она уже выдохлась, голова пошла кругом, сердце выскакивало из груди, перед взором стало что-то прыгать, маячить, покрываться радужными полукругами. «Что за наказание! Я без сил! Кто потешается надо мной?!» - мелькало в голове.
Полуобморочное состояние истребляло её упорство, ещё чуть-чуть, и она упадёт замертво! Но омерзительно-скользкий смех, который разлетался в корабельном коридоре-тоннеле дрожащими отзвуками, играющими на Любиных нервах, подтрунивал над ней: «Я не дам тебе упасть! Беги! Беги! Ха-ха-ха!!!..»
Люба потеряла счёт времени. Она сновала по коридорному лабиринту, устремляясь то вправо, то влево, то снова прямо. И не было выхода из этого несуразного замкнутого круга, основательно измучившего её, который истощил не столько её физические, сколько духовные потенциалы. Считай, она практически потеряла сознание. Но тут девушка увидела очередной трап, а над ним - сноп дневного света и игру солнечных лучей. Люба, вся обессиленная, еле поднялась-проползла по лестнице и, слава Богу, обнаружила сход на причал.
От бездонной радости, что всё кончено, она сразу и не заметила, что это был весьма странный причал. Пустой, без вокзальных строений, без судов, без людей. Одно бескрайнее синее море, мигающее бликами ярких кусков солнца, преломлённых в стеклянной воде, и далёкий чёткий полукруг чистого горизонта. В центре морского сверкающего пустыря – кружок асфальтированного острова, возле которого валандается на плавной легчайшей волне одинокий «Адмирал Нахимов». Люба с воплем восторга скатилась по трапу и попала прямо… в руки Игоря Нечаева. Он заключил её в тиски крепкого объятья и по-идиотски хохотал чертовским визгливым, будто поросячьим, смехом: «Я же говорил тебе: иди сюда, а ты упрямилась. Теперь ты никуда не денешься, ласточка моя небесная!»
Люба в ужасе узнала голос, сопровождавший её во время изнуряющего бегства по корабельным коридорам. В неё вселился страх, такой немереный, что она начала громко-громко кричать. И…проснулась.
Люба пришла в себя, но никак не открывала глаза. Она упорно старалась это сделать, однако свинцовые, отяжелевшие веки вовсе не слушались её. Люба ощутила ломоту в ногах и адскую головную боль. Ей казалось, что в черепной коробке плотно поместился чугунный шар, он горячий и, всё больше нагреваясь, расширился до такой степени, что вот-вот лопнет, и её голова расколется на мелкие части. В темноте закрытых глаз побежали чёрные полосы, перемешанные с белыми точками. Люба поднатужилась, заставляя себя через силу, застонала, изнемогая, и, почувствовав неприятный, режущий обоняние лекарственный запах, встрепенулась. Ресницы её дрогнули, веки расклеились, медленно разомкнулись, и она тихонько открыла глаза.
- Ну, вот, красавица, проснулась наконец-то, - послышался голос сверху.
Люба насторожилась опасливо. Голос звенел и отдавался невыносимой болью в голове. Но это не тот голос, что был раньше. Люба с выражением испуга на лице уставилась на источник звука. Им, к счастью, оказался не Игорь Нечаев, а незнакомая женщина, пожилая, в белом халате, в белом чепчике. Девушка не совсем соображала, где она, в каком месте, в каком, вообще, измерении, кто перед нею, кто она сама? Она ощущала себя так, что это и не она вовсе, а её тень. Или, если и она, то во сне или совершенно в ином мире, не земном. Кем она сейчас является: живёт или уже умерла?
Постепенно - хоть медленно, но всё же верно – к ней возвращалось сознание, а с ним и память. Люба стала сначала смутно, потом ярче припоминать последние события своей жизни. В памяти, несмотря на прозрачное полузабытье, поочерёдно всплывали огни бухты, лайнер, загадочный мыс Дооб… И страх, страх, страх!.. И много-много горькой воды, затягивающей вниз, в бездну! И – конец! Как вспышкой, её осенило, как молнией ударило: «Значит, я мёртвая, значит, есть другое существование, другое воплощение?» Люба вроде неслышно шепнула: «Где же я? В аду или в раю?» Из неопределённого серого тумана прямо перед Любиным лицом материализовалась женщина в белом халате. Она наклонилась ближе и прикоснулась к Любиному лбу чем-то холодным.
- Бедная девочка. Ты не в аду и не в раю, а я не ангел. Ты на земле, дорогая, в больнице. Радуйся, что осталась жива!
Люба в усталом бессилии опять закрыла глаза. «Жива осталась», - эхом прозвучало в ней. Она ощутила укол и снова провалилась в летаргическое забытье. Любин организм теперь отдыхал без устрашающих сновидений. А через несколько часов Люба окончательно проснулась.
Ей слышалось, что кругом стоит глубокая тишина. Обозрев комнату, в которой она находилась, Люба увидела рядом с кроватью стойку с капельницей, а её рука была под капельной системой. Белый потолок и голубые панели стен щедро освещались шедшим из окна дневным светом, свет заполнял всё помещение до отказа – на окнах не висело штор. Глазам стало больно и непривычно. Люба перевела взгляд в угол комнаты, где всё та же пожилая женщина в белом халате и чепчике стучала чем-то металлическим. «Я в больнице, - поняла Люба, - меня спасли». Память вполне вернулась к ней. В палате было так тихо, так спокойно, что, окружённая этой сонливой тишиной, Люба ни в какую не верила, что она на самом деле стала жертвой чрезвычайных обстоятельств, участницей гибельных морских событий, будто совсем не с нею связано былое происшествие. Весь сущий кошмар, случившийся с пароходом «Адмирал Нахимов», тут же встал в её памяти, как пугающий сон, как то, что может только привидеться.
Женщина в белом халате улыбнулась ей:
- Вот и славно, - произнесла она добрым голосом, - сейчас позовём доктора.
- А где Володя? – еле слышно пролепетала Люба и обтёрла языком высохшие губы.
- Какой Володя, детка?
- Мой Володя.
Женщина как бы замешкалась, но затем нашлась:
- Ах, Володя…, - успокаивающе сказала она, - он… он скоро придёт.
- Он жив? – беспокойно зашевелилась Люба.
Женщина посмотрела на Любу понимающе, вздохнула и по-матерински ласково ответила:
- Конечно, детка, конечно, жив.
Она позвала врача и вернулась в палату.
- Где я? – наконец спросила Люба.
- В реанимационном отделении больницы. Откачали тебя, слава Богу!
Люба в изнеможении опустила тяжёлые веки и что-то себе прошептала.
- Что-что? - переспросила женщина.
- Я всё вспомнила, - вновь прошептала Люба и беззвучно заплакала, без всякой мимики, одними опустошёнными глазами. – У меня погибли родители.
Женщина печально поглядела на бледное Любино лицо.
- Царствие небесное, коли так, - тихо ответила она. – А может, не погибли? Может, и их спали? Ты надейся, - жалеючи, подсказала медсестра.
- Нет, - снова прошептала Люба, - я знаю, что они погибли.
В её голосе промелькнула некая философская, еле уловимая глубокомысленная нотка, какое-то спрятанное в ней размышление, не оформленное во фразу и не высказанное вслух.
Дверь широко распахнулась. В палату стремительно вошёл высокий мужчина, также в белом халате и колпаке на темени, в очках, держа в руках что-то своё, медицинское. Врач осмотрел больную и сделал категорически удовлетворительный вывод:
- Молодец! Позавидовать можно твоему организму. Переводим в терапию.
- Доктор, - дрогнувшим голосом остановила его Люба, - а Володя?!
Врач нахмурил брови.
- Кто таков Володя? – вопросительно взглянул он на медсестру. – Ну, ладно, кто бы ни был этот Володя, он жив и здоров, - вышел из положения врач и, улыбнувшись, быстро покинул помещение.
- Вот видишь, - обрадованно сказала медсестра и весело подмигнула Любе, - наш доктор никогда не ошибается.
Но Люба тоскливо и отрешённо уставилась в потолок, продолжая беззвучно плакать.
- Почему же он не приходит? – всё ещё с сомнением в голосе спросила она вновь.
- Так это же реанимация! А сюда никого не пускают, даже самых-самых близких родственников. Вот перейдёшь в терапию, и тогда вы обязательно увидитесь.
Медсестра помолчала.
- А кто он тебе? – осторожно поинтересовалась она.
- Никто, - Люба сделала паузу и внушительно завершила, - он просто мой Володя.
(Продолжение следует)