Глава 14
Думаю, здесь уместно будет вспомнить, как я познакомился с Атосом. Это произошло в 1619 году. Три года я безуспешно пытался совместить обязанности аббата с обязанностями гвардейца. Временами мне казалось, что я не гожусь ни для того, ни для другого призвания, временами же мне казалось, что оба призвания мне чрезвычайно подходят. Отказаться от аббатства означало потерять стабильный источник доходов, отказаться от военной службы означало бы для меня окончательно стать священником. Обе перспективы меня не удовлетворяли. Я не мог стать до конца лишь аббатом, поскольку служение Господу было для меня не столько жизненным выбором, сколько одна из многих возможных увлекательных головоломок, ведь я не столько служил Богу, сколько искал его. Чтение так называемых мудрых книг о Боге, где я находил много рассуждений о Нём, но не находил Его, было увлекательной погоней по следам, которых никто не оставлял. Солдатом я тоже долгое время был не всерьёз. Я надевал на себя мундир гвардейца и ощущал себя свободным от церковных обетов и ограничений. Лишь будучи гвардейцем, я мог смотреть на встречаемых мной красавиц так, как хотел бы смотреть на них. Стоило мне почти убедить себя в том, что я – лишь солдат, как я вспоминал о своих обязанностях исповедника, а поскольку ко мне на исповедь весьма часто приходили такие юные и нежные красотки, посмотреть на которых было радостью для глаз, отказаться от этой части своей жизни я не мог. Стоило мне всерьёз посвятить себя жизни аббата, я ощущал острую потребность не подавлять свои эмоции, а выпускать их наружу, не прятаться в утлой келье, а гарцевать на горячем жеребце со шпагой в руках, приводя в восторг юных горожанок.
Однажды я, выходя из исповедальни, столкнулся лицом к лицу с мушкетёром короля с благородными чертами лица и стройной фигурой.
— Позвольте поинтересоваться, господин аббат, какая же из двух ваших профессий является основной? — спросил он с такой благожелательной улыбкой, что его вопрос никак нельзя было счесть за оскорбление.
Кроме того, я ведь в этот момент был в одежде аббата, а аббаты, как известно, не вызывают на дуэль мушкетёров.
— Хотел бы я сам найти ответ на этот вопрос, — ответил я с усмешкой. — Простите, сударь, вы меня знаете?
— Я много раз видел вас в одежде аббата, но также встречал вас среди гвардейцев, — ответил мушкетёр. — Мне кажется, что из вас получился бы великолепный мушкетёр, судя по тем сражениям, в которых я вас видел, но когда я вижу вас в одежде аббата, мне кажется, что зрение меня обмануло, и тот лихой гвардеец был другим человеком. Быть может, у вас имеется брат-близнец?
— Нет, сударь, это был я, — ответил я спокойным голосом, которым только и надлежит говорить аббату. — Господь ещё не сподобился наставить меня на путь истинный, но я тешу себя надеждой, что вскоре он причислит меня к своим слугам, так что я навсегда оставлю вздорное увлечение армейскими делами.
— Правильно ли я вас понял, что вы предпочитаете быть полностью аббатом, нежели военным? — спросил мушкетёр, как мне показалось, с некоторым разочарованием.
— Думаю, что сутана мне больше подойдёт, нежели мундир гвардейца, — ответил я.
— В таком случае, святой отец, прошу простить меня за то, что я осмелился предположить, что вам может понадобиться мой совет, — ответил Атос, после чего ушёл так быстро, что я не успел ничего ему ответить.
На следующий день я был в фехтовальном зале, где занимался усовершенствованием своего умения, которое, как известно, требует постоянных занятий.
— Святой отец, как я погляжу, ваше намерение стать аббатом, пока ещё не выкристаллизовалось в окончательное решение? — услышал я знакомый уже мне голос этого же мушкетёра. — Не желаете ли в этом случае оказать мне честь скрестить со мной рапиры? Быть может, я смогу показать вам кое-какие приёмы, или, что было бы для меня лучше, быть может и вы сможете чему-нибудь обучить меня?
— О, с удовольствием! — ответил я. — Аббат д’Эрбле, к вашим услугам!
— Простите, сударь, я не могу скрестить шпагу с аббатом, — ответил мушкетёр.
— В таком случае, сударь, я надеюсь, что вы не откажитесь фехтовать с гвардейцем Его Величества Арамисом?
— Мушкетёр Его Величества Атос к вашим услугам, господин Арамис, — ответил мой партнер по фехтованию и учтиво поклонился, как это принято между фехтовальщиками в учебных боях на затупленных рапирах.
Атос пропустил три укола, тогда как я пропустил от него целых четыре.
— Теперь попробуем левыми руками? — предложил Атос.
— Левыми? — удивился я. — Но левой рукой я никогда не тренировался драться!
— Напрасно, господин Арамис, — ответил Атос. — В бою или на дуэли это может пригодиться.
— Вы, по-видимому, правы, но ведь левой рукой я буду в любом случае фехтовать значительно хуже, чем правой, разве не так? — спросил я.
— Во-первых, ваш противник может оказаться левшой, и в этом случае сражаться с ним правой рукой для вас будет крайне затруднительно, тогда как он всю свою жизнь тренировался сражаться именно с правшой, — возразил Атос. — Если же вы умеете фехтовать левой, тогда ваше умение будет для него в диковинку, он, вероятнее всего, к такому будет не готов, что даёт вам значительное преимущество.
— Вы меня убедили, и с сегодняшнего дня я начну тренироваться фехтовать и левой рукой также, — ответил я. — Но коль скоро вы сказали ваше «во-первых», я полагаю, что есть также и «во-вторых»?
— Разумеется, — ответил Атос. — Во-вторых, вы можете оказаться раненым в правую руку, ведь любой дуэлянт прежде всего целит именно в правую, а не в левую руку, полагая, что ваша левая рука для него не столь опасна. Тогда вам остаётся лишь продолжать сражение раненой рукой, либо перехватить шпагу левой, но здоровой рукой. Судите же сами, что для вас будет лучше.
— Ваше «во-вторых» не менее убедительно, чем «во-первых»! — восхитился я. — Почему же в фехтовальных школах не учитывают этого?
— Школы бывают разные, — ответил Атос с мягкой улыбкой. — Есть ещё и «в-третьих». Ведь против вас могут ополчиться два противника, а то и больше. В таком случае ваша левая рука вам очень понадобится.
— Этот аргумент ещё убедительней! — воскликнул я. — Как это он не приходил мне в голову?
— В-четвёртых, умение владеть левой рукой даёт умение сражаться двумя руками одновременно при необходимости, — продолжал Атос.
— Да, это я знаю, когда в левой руке кинжал, он может служить дополнительной защитой от шпаги, — сказал я. — В том случае, если его эфес, то бишь ограничитель имеет форму крестовины, дужки, щитка, полукорзины, корзины, получашки или чашки.
— Вы будете делать это намного эффективнее, если научитесь владеть левой рукой не хуже, чем правой, — сказал Атос, кивая. — Но этого недостаточно.
— Недостаточно? — спросил я.
— Разумеется! — ответил Атос. — Следующий шаг после того, как вы научитесь фехтовать левой рукой – это научиться фехтовать обеими руками одновременно и независимо друг от друга.
— Давайте же немедленно начнём урок! — воскликнул я с жаром.
— Но ведь вы, кажется, намеревались оставить военное поприще и заделаться окончательно аббатом? — спросил Атос с улыбкой.
— Да что вы! — воскликнул я. — Это на меня сутана так действует. Когда я облачён в неё, я становлюсь сам не свой.
— Так не надевайте же её больше, — посоветовал Атос.
— И лишиться дохода, доставшегося мне по наследству от отца? — спросил я.
— Я не берусь советовать вам в денежных делах, — сказал Атос чрезвычайно серьёзно.
— Я, пожалуй, буду аббатом лишь время от времени, очень редко, — сказал я.
— Что бы вы не решили, это ваша жизнь и ваш выбор, — сказал Атос, смягчившись. — Если ваше увлечение религией не будет отнимать у вас более двух дней в месяц, я, пожалуй, смог бы рекомендовать вас в наш полк королевских мушкетёров. Там – настоящее дело, не то, что у гвардейцев.
— Я буду счастлив, если это случится, но у меня одна просьба, — сказал я. — Не называйте больше меня господином аббатом и господином Арамисом. Для вас я просто – Арамис.
— В таком случае для вас я просто Атос, — ответил Атос. — Вашу руку, Арамис!
Мы пожали друг другу руки, чем было положено начало нашей дружеской паре, которая впоследствии стала троицей, а затем после прибытия в Париж д’Артаньяна – неразлучной четвёркой.
(Продолжение следует)