Три дня из жизни Родины

Сергей Тряпкин Александров Серге
Когда автобус подошел к  посадочной площадке №6, дождь уже не моросил, а лил вовсю..
Хорошо, что теперь никакого уже багажа, кроме сумки и портфеля, у меня не было, и потому я сразу нырнул в сумеречную и теплую влажность салона.
- Вам на второй этаж, - тормознула меня невысокая девчушка, проверив билет. – Вот, аккуратнее по лесенке поднимайтесь. А там разберетесь.
Почти на ощупь поднялся по пятиступенчатому серпантину наверх. Вдоль прохода между кресел с низкого (для моего роста) потолка тужились дать хоть немного света тусклые лампочки.
Место первое. В самой голове автобуса. Дальше – только огромная панорама лобового стекла. Сел. Положил рядом портфель с фотоаппаратом и сумку. Сквозь стекло расплывчато, в змеящихся дождевых потоках, мокли сиротливые фонари, да под навесом автовокзала «Южный» ждали своих рейсов другие пассажиры.
Минут через десять, вобрав в себя всех желающих уехать, автобус, недовольно бурча, завелся, лениво развернулся на привокзальном пятачке, попыхтел, набирая обороты – и рванул во тьму уже наступившего мокрого ноябрьского вечера…
Через пару минут дождь внезапно прекратился, и очистившееся встречным потоком воздуха лобовое стекло проявило  влажную и будто бы липкую под фарами встречных машин глянцево-черную дорогу. Стекло – от дыхания множества людей – стало постепенно мутнеть, покрываясь изнутри матовой пленкой конденсата. Эта непрозрачность мелких водных капель на стекле как бы отгородила внутренний мирок автобусного салона от того огромного мира, прочь из которого уносила пассажиров эта мощная комфортабельная машина…
Внезапно, сквозь эту капельную вуаль, мне в глаза что-то кольнуло. Разорвав и размазав ладонью по стеклу влажную кисею, я увидел на несколько бесконечно долгих мгновений прямо перед собой – и где-то в бесконечно далекой ночной глубине – одинокий огонёк. Искорку. Звёздочку. Тоненькую, слабенькую. Упрямо прорывающуюся сквозь мрак и вновь начинающуюся морось. И упиравшуюся лучиками прямо в меня…
«Я уезжал не навсегда
С земли, где Сила.
И одинокая звезда,
Мне в лоб светила…»
Эти непонятные строчки вдруг отпечатались внутри меня.  Где-то в моей голове. А прижавшейся к креслу спине непонятно отчего стало зябко…
Стекло опять успело запотеть. Когда я оттёр ладонью влажную равнодушную плёнку, снаружи опять зарядил дождь, скрыв и звезду, и силуэты убегавших назад домов и деревьев. Сверху кто-то невидимый уже привычно постучал обломком бетона по стальному ржавому кузову самосвала. Я уезжал в Москву…


НАЧАЛО

Решение поехать на Донбасс зрело постепенно. Долго и основательно. Где-то с начала лета. Не оформившееся ещё в какие-то конкретные действия, это самое решение, тем не менее, старалось как бы вылезти из своего маленького ящичка в огромном шкафу, где ждали своего времени совсем разные вопросы, проблемы, задачи и нереализованные события…
Кроме того – сочиняя стихи о событиях на Донбассе, о его людях – еще с давнего 2014 года – меня постоянно угнетала какая-то ненастоящность, надуманность  тех строк, что я выплескивал в своих стихотворных формах. И если о Великой Отечественной я имел всё-таки некоторое право писать – и отец, и тетя Маша, и дед – все они воевали, а бабушка, мама и двое моих дядек прошли весь кошмар оккупации – на той же Украине, то о событиях на территории Донбасса я знал только из ТВ, СМИ, инета. И эти вот современные события напрямую практически не были связаны со моим реальным мироощущением – и потому стихи казались мне какими-то виртуально-неправомерными, написанными как бы из другого мира, из другой галактики. И для того, чтобы хотя бы убрать эти мои внутренние сомнения, творческий и душевный дискомфорт, мне надо было увидеть всё – или, хотя бы, какую-то часть – самому. Пропустить – пусть и малую толику той жизни – через себя…
Физическим же толчком к оформившейся конкретике будущей поездки послужило сообщение поэтессы и писателя из шахтерской Макеевки Ирины Горбань о том, что у неё вконец сломался старенький компьютер…
Я связался со своим хорошим знакомым Сашей Миляевым, который в компах разбирался намного лучше, чем я – в ямбах, хореях и дактилях…  И он обещал – за просто так – сделать нормальное железо  для Ирины. Начало было положено. Надо как-то его было отправить. Туда…
Потом прочёл как-то в телеге о том, что несколько бабушек из Мордовии сорганизовались – и навязали немеряно шерстяных носков для наших бойцов. О как! А я, что, хуже этих бабушек? Взыграло ретивое – и вот в магазинах и на рынке стал потихоньку покупать шерстяные носки и перчатки. Покупаю – и на работе в дорожную сумку укладываю. Месяца два это всё дело делал. Копил – как тот байбак из мульта. А тут ещё мой один хороший товарищ из ООО «Стройкотлосервис» Паша Мартынов, узнав о моём собирательстве, подкинул несколько тысяч рублей – чтоб на них ещё можно было для бойцов чего приобрести…
Потом кто-то в Дзене упомянул вскользь, что мужики в армии начинают западать на сладости. Даже те, кто слаще воблы на гражданке ничего в рот не брал – и те на передке норовили надыбать где, раздобыть пару конфеток или пряник… Светила науки даже какое-то биологическое основание под это подводили…
И ещё – грызла меня одна мысль: я же перевел в 2016 году книгу В.Масловского! А ведь эта книжка – как раз о предках тех, против кого все 8 лет воевал Донбасс. А с 24 февраля – и Россия воюет… Её бы – отвезти ребятам, туда, в окопы – чтоб знали, кто такие украинские националисты, и откуда они вообще народились. Правда, от второго издания у меня оставалось всего 4 экземпляра… Но – и то мясо. К тому же, можно было привезти ещё и книги нашего Литцентра – Никита Митрохин как-то говорил, что есть ещё не розданные авторам экземпляры…
Вот так помаленьку  всё эти дела и события приближали меня к тому моменту, когда уже само определение конкретной даты отъезда станет реальностью.
Списался с Ирой Горбань. Она дала мне контакт заместителя председателя Союза писателей ДНР Владислава Русанова – поэта, публициста, писателя-фантаста…
Владислав в начале нашей переписки отнесся весьма настороженно – и даже скептически – к стремлению приехать к ним в Донецк. Типа – очередные самопиарщики припрутся! Чтоб потом трубить всем в уши – вот, мол, мы какие неустрашимые герои! И всё такое… Но – постепенно его удалось убедить, что поездка преследует совсем иные цели – обыденные, человеческие. Он нехотя согласился с моими доводами – и заочно познакомил меня с директором Центральной городской взрослой библиотеки города Донецка Татьяной Викторовной Авраимовой.
И – понеслось. Понял сразу, что медлить уже никак нельзя. Взял на работе отпуск на следующую неделю. Докупил всякие вкусности и сладости, ещё несколько пар носков, пяток балаклав (они, как потом оказалось, были женскими!), упаковки влажных салфеток, пару батонов сырокопченой колбасы. Никита Митрохин с курьером прислал большую коробку с книгами, куда я доложил и свои книги, а так же и несколько толстых фантастических романов из своей библиотеки – чтоб заполнить коробку до отказа.
Одного из своих сотрудников попросил помочь с билетом на автобус – он жил недалеко от Щелковского автовокзала...
И вот в понедельник 14 ноября меня с двумя коробками, одной громадной спортивной сумкой и двумя сумками поменьше довезли до автовокзала, а потом помогли и допереть весь этот груз до автобуса…
Ни жене, ни сыну я не стал говорить о своей поездке. До самого вечера пятницы жена была в полном неведении относительно того, где я был с понедельника. Вернее, она «точно знала», что я был на работе. Ночевал там (это часто бывает в порядке вещей), работал, отдыхал ночью в кабинете. А телефон у меня как бы глючил – ведь ему уже почти 3 года – потому и дозвониться до меня не всегда было возможно…
В общем – Штирлиц  доморощенный… Но – как-то чудом прокатило. Хотя – совесть всё это время душу поедом ела. И рядом с этой совестью ещё и кошки всякие скреблись – по той же душе.Короче  – сплошной психологический мазохизм. Зато – все эти дни жена не волновалась, не переживала за меня…

***
Ехалось  долго и нудно.
Сидел, глазел в окно. Надоедало – читал книжку, закачанную в планшет. Телевизор, подвешенный в голове салона, что-то показывал. Я смотрел на проносящиеся мимо поселки, лесопосадки, поля. Потом – в планшет. Потов – в экран телевизора… На остановках пил чай из бумажных стаканчиков, жевал припасенные в дорогу харчи… Дремал. Потом снова читал – пока не наступили ранние сумерки…
Сон был дёрганым, просыпался урывками от внезапных гудков встречных машин, от резких поворотов и непонятных остановок. Потом – когда автобус приехал на таможенный пост – проснулся окончательно. Выволок гору своего багажа – и потихоньку дотащил его до сканирующего терминала. Полусонная таможенница, взяла паспортные данные, лениво поинтересовалась содержимым коробок и сумок – и, не заглядывая в них, пропустила на выход. Минуты через три подошел автобус, загрузил багаж и пассажиров – и мы канули в ночь. Уже – в Донбасскую…
На автовокзал «Южный» города Донецка приехали ранним утром – где-то в начале восьмого. Пассажиры вышли из салона, подхватили свои вещи и целенаправленно разошлись-разъехались – каждый по своим делам. На перроне со своими коробками и сумками остался один я …
Сотовый телефон, хотя и уверял, что он в роуминге – отказывался устанавливать хоть какую-то связь с теми дончанами, номера которых у меня были. Почесав в затылке, понял, что надо найти какую-нибудь гостиницу. И для этого вызвать такси. Всё снова упиралось в телефон…
На счастье – проходивший мимо мужчина в зелёнке любезно согласился вызвать местное такси по своей мобиле. И даже помог донести мой груз до стоянки, куда должна была подъехать вызванная им машина…
По Донецку в поисках свободного гостиничного номера шарахались с таксистом довольно долго… То мест не было, то предлагались номера по ценам даже для Москвы высоким, то гостиница оказывалась каким-то пропахшим потом и канализацией хостелом. Одна была закрыта по причине недавнего прилёта в неё… Поплутав по пустынным утренним улицам, вернулись в ту, куда приехали в самом начале наших поисков – в гостиницу «Централ», что высилась стеклянной башней на улице Артёма…
Словоохотливый  пожилой таксист, припадающий на правую ногу – он в своё время был в ополчении, потом ранило, с тех пор и хромает – помог выгрузить мои пожитки, пожелал удачи и уехал. Витраж фойе, проклеенный, видно, «гибким стеклом», был весь в мелких дырочках и в трещинах. Я взялся за ручку и вошел в гостиничный холл.
Девушка на ресепшене, не успев за час забыть мою физиономию, ещё раз предложила двухместный номер почти за три тысячи в сутки. Потом, видя моё разочарование, вздохнула – видимо, пожалела неприкаянного приезжего, побила пальчиками по клавиатуре – и через пару минут сообщила, что в полдень освобождаются три номера – и среди них есть одноместный. Если я его забронирую, то он будет моим. Но только после 2х часов дня, так как надо его будет привести в порядок. Я с радостью согласился: всё-таки полторы тысячи в сутки – это очень даже по-божески! Она же милостиво разрешила временно оставить багаж у себя под стойкой. По местному телефону наконец-то  дозвонился до директора Центральной библиотеки Татьяны Викторовны – и сообщил ей, что уже приехал – и жду встречи. Договорились, что они подъедут к гостинице в десять часов…
В туалетной комнате побрился, привел себя в порядок остатками воды из-под крана, и пошел завтракать в кафе при гостинице. До встречи оставался почти час.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

В машине, кроме водителя, была сама Татьяна Викторовна Авраимова и её помощница Оксана Иванченко. До библиотеки добрались быстро – на улицу Челюскинцев 123.
На низенький, но довольно большой столик выкладывались из коробки стопки новеньких, ни разу даже ещё не пролистанных книжек. Здесь были и и уже достаточно популярные «Современные записки», и – как бы ответвление от них – «Добрые записки», издававшиеся раз в год сборники «22 июня» и «Против шерсти», несколько экземпляров третьего тома «Сказки народов России» из всем известной серии «КиС», свежие тома «День поэзии» и «Время», новые издания «Родина» и «Серебро слов», а так же «100 имен Русской литературы»  и альманахи «Русская история ужасов» и «НИСЕРМИ».
К этому богатству я прибавил и свой скромный вклад: оставшиеся  три экземпляра перевода В.Масловкого «С кем и против кого воевали украинские националисты в годы Второй Мировой войны», раннее издававшиеся сольные книги «Мандарины моей планеты» и «Время памяти» и шесть экземпляров детской книжки «Дед Мороз из морозилки»…
Работники библиотеки подходили, брали книги в руки, рассматривали, открывая наугад, что-то прочитывали.
Татьяна Викторовна рассказала, что поставки русскоязычных книг в библиотеки прекратились ещё в 2013 году. С того времени фонды пополнялись редко и от случая к случаю: то сбагривал по небольшой цене неликвид и остатки хозяин книжного магазинчика, который покидал ДНР, то, приносили люди из своих домашних библиотек, дарили экземпляры своих напечатанных произведений поэты и прозаики, местная организация Союза писателей. Иногда из России привозили в качестве подарков небольшие партии книг разные издательства… Вот и всё. А ведь, кроме городских библиотек, в ДНР огромное количество поселковых, где с книгами на русском языке вообще полный швах!  Старые, зачитаны чуть ли не до дыр, а новых поступлений – нет. Бывает, кто-либо из знакомых едет в Россию – так ему заказывали привезти новые книжки – хотя бы несколько экземпляров – для библиотеки…
Потом, после 2014 года – когда из РФ пошли гумконвои в ДНР и ЛНР, то полился – правда, очень тоненький – ручеек книг, которые привозили вместе с гуманитаркой. Но и этот ручеёк вскоре почему-то иссяк…
Но – библиотекари – это те ещё оптимисты! Воодушевленные общим делом неунывающие люди! В пору острого повального дефицита печатного слова стали организовывать для своих читателей самые различные мероприятия: знакомить с электронными книгами, скидывая ссылки на книги или сливая на флешки нарытые на просторах интернета и скачанные в различных форматах литературные произведения. Проводились так же совместные чтения, приглашались местные авторы, которые выступали перед читателями, рассказывая о своих произведениях, о творческих планах. Организовывались тематические выставки к различным датам…
Не забывались и дети. Для них так же устраивались разнообразные конкурсы рисунков по мотивам знаменитых произведений  детских поэтов и писателей, специальные игровые детские чтения, разнообразные викторины…
В общем – уяснил для себя одно: книги на Донбасс надо везти не одной-двумя коробками, а целыми фурами. Люди очень соскучились по хорошей качественной современной литературе на обыкновенном русском языке. Им хочется держать книги в руках, перелистывать таинственно шелестящие бумажные страницы. А, кроме того, книги авторов-классиков тоже давно уж захирели, поистрепались – и буквально требуют повального обновления…
Между тем я выложил из сумки привезенные для наших бойцов теплые вещи и всякие сладости. Конечно, это не те горы всевозможных нужных вещей, на которые перманентно собирают в России «с миру по нитке» - при чуть ли не ежедневных заверениях МО РФ, что армия полностью и всем обеспечена.  Но, даже если и так, всё же – наша небольшая подмога для десятка солдат в окопах, думаю, не помешает…
Потом была импровизированная мини «пресс-конференция»: я немного рассказал о себе, о целях своего приезда, о Русском Литературном центре и его книгах, ответил на несколько вопросов, подписал книжки…
И тут подъехали – совершенно неожиданно как для меня, так и для директора библиотеки – Елена и Артем. Медработник и боец знаменитого «Востока». Они время от времени наведываются сюда за периодикой. Елена, похвалив за вкусности, сразу взяла меня в оборот, надиктовала, что необходимо привезти в следующий раз(!!), рассказала – что могла рассказать – о ребятах, которые воюют и о тех, кто прибыл по частичной мобилизации совсем недавно….
Невысокая, в камуфляже, с медсумкой через плечо. Улыбчивая. Но – за которой на передке последнее и решающее слово, когда дело касается самочувствия и здоровья бойцов.
 «Я ребятам говорю: вы что – воевать сюда приехали или болеть – и в госпиталях с ангиной или чирьями отлёживаться? Если вы там с этими болячками, а не с боевыми ранами – значит, вы фактически дезертиры!..  Я кому сто раз говорила: заматывай шею шарфом! А про свои модные «боксёры» забудь, а лучше – выкинь их нафиг! Носи обычные, сатиновые, на них треники, кальсоны или термобельё. Что, не знаешь, что такое – кальсоны? Ну, дожили… На ночь или в морозы – штаны ватные стёганые!.. И не вздыхай – форсить на фронте не перед кем, а своим товарищам ты нужен здоровым, без соплей и натёртостей между ног!.. Где влажные салфетки? Забыл? Что, по поносу соскучился – так он вот, на твоих руках сидит, ждёт момента… Покажи ноги! Сколько носки не менял? Хочешь босиком бегать? Сколько говорила – ноги всегда должны сухими быть!..»
Артём немногословен – как и полагается опытному бойцу. Был ранен. Потому пока придан Елене в качестве помощника… Подарил ему сборник «22 июня» и книгу В.Масловского.
В первом часу в библиотеку пришел заместитель председателя СП ДНР Владислав Русанов. Первым делом рассмотрел привезенную литературу. По виду – был приятно удивлен разнообразием выложенных книг. Подписал ему «Деда Мороза…». А он пригласил посетить его вотчину – офис СП ДНР…
Потом неожиданно позвали к столу: гостеприимные библиотекарши устроили для меня небольшое чаепитие с бутербродами и выпечкой. За столом поговорили о самом городе, о том, как они всё это время работали – и работают до сих пор. Оказывается – и они этим очень гордятся – с начала СВО библиотека ни разу не закрывалась! Они приходили на работу, не смотря на прилёты, на, букавально, смертельную ежедневную опасность быть раненым или убитым. Как уже давно вошло в привычку при выходе из дома звонить родным или на работу: «Я вышла», а когда приходить в библиотеку – то опять прозвон: «Дошла» – чтоб родные не беспокоились. Такие же прозвоны, если надо идти в магазин, на рынок, к знакомым, ещё куда…
«Да, обстрелы, прилёты стали чаще. Понимают, что дело их не выгорело, Донецк не лёг под нациков – вот и стараются побольше нагадить, злобствуют, лютуют напоследок. Стараются стереть Донецк с лица земли! Но мы всё равно победим! Даже если у вас (в России) в этом кто-то может сомневаться, то у нас в это не то, что верят – это твердо все знают. Потому и живем в этом городе. Работаем. Детей рожаем и растим, свадьбы празднуем. Ведь нам в нем и дальше жить – всю Жизнь! А те, кто уехал отсюда – туда или к вам – Бог им судья. Просто получилось, что этот город для них чужой – если бросили его в такое время. Ведь мы же просто тем фактом, что остались здесь – тоже защищаем его, чтоб он оставался живым. Ведь без жителей город мертв… А когда победим? Знаем, что не завтра, не через месяц. Но – мы здесь жили все этих страшных восемь лет. Так что каких-то еще года полтора-два тем более проживем, перетерпим… Есть – ради кого и ради чего…»

***
Город оказался – вопреки возникшим по картинкам с ТВ ожиданиям – чистым, прибранным, даже ухоженным. Если не обращать внимания на следы от осколков, на забитые фанерой окна, на очень небольшое количество прохожих – то создается впечатление, будто гуляешь по обычному российскому городу, типа Ярославля или Твери…
Татьяна Викторовна и её помощница Оксана, что знакомили меня со своим городом, объяснили, что убирается город постоянно – и дворниками, и коммунальными машинами…
«Что, если стреляют, ракеты пускают – то пусть всё мусором и всякими железками завалено будет, что ли? Нет! Даже после сильных прилётов стараются наши коммунальные службы сразу места очистить, сажу вокруг горевших окон убрать, асфальт, разбросанный от взрывов, вывезти, а дырку в дороге залатать… К тому же – чистота на улицах и их опрятность поднимают у людей настроение!»
Вот так-то… Утёрли нам нос дончане!
Мои спутницы показали мне площадь  Ленина с развевающимся на высоченном флагштоке красным знаменем.
Сквер перед  донецким драмтеатром буквально на днях получил собственное имя «Сквер Сергея Пускепалиса».
Сфотографировался под разлапистыми листьями знаменитой на весь мир «Пальмой Мерцалова»…
Постамент, с которого взирает с любовью на город бюст Пушкина, весь покоцан, в шрамах и выбоинах. Это следы прилётов. С той стороны. Где стремятся не только уничтожить защитников Города, но и уничтожить его историю, его память – так же, как уничтожили у себя…
На Пушкинском бульваре свидетельства прилетов везде: светлые сколы на статуях, архитектурных композициях, парапетах. На брусчатке страшными звездами расцвели черные тени смертельных астр – следы от врезавшихся в камень мин. На стендах, рассказывающих о жизни города, о его истории, судьбе, о его жителях – незарастающие сквозные раны-отверстия… Большая фотография, на которой запечатлен фрагмент разрушенной ракетным взрывом стены. И в этой фотографии – как бы подтверждая бесконечную её правдивость – дыра от пронзившегося её осколка…
То, что по газонам ходить нельзя, знают многие у нас. И – ходят. Ну, что тут скажешь? Кто-то выпасает свою собачку, кто-то просто разлёгся отдохнуть на травке или на куче осенних листьев, приняв с утра на грудь, кто-то решил сократить себе путь… В Донецке по газонам не ходит никто. Вообще никто. Потому что – знают: в траве, под роскошно опавшими красными, желтыми листьями может таиться Смерть – мины-лепестки…
Фотографируя композицию «Лукоморье» для лучшего ракурса ступил за бордюр на покрытый листвою газон – и тут же был схвачен за руку и оттащен на тротуар. На лицах моих спутниц – уходящий страх с недоумением: неужели я забыл о том, что по газонам ходить нельзя, потому как – опасно?..
Подошли к печально знаменитому кафе «Сепар».
У входа – постоянно живые цветы. Стены по обе стороны от входа – это огромные черно-белые фотопортреты Александра Захарченко. Живого. Смотрящего на нас оценивающе – с небольшой доброй усмешкой. Спокойно-ободряющей. Как бы говорящий живым: «Всё будет хорошо… Прорвёмся! Выстоим. Победим…» И в этом из дончан никто и не сомневается.
Как-то незаметно подошли к дому, на первом этаже которого расположен СП ДНР. Встречает нас Владислав Русанов. Фотографируемся с ним у входной двери. За нашими спинами на стене – там и тут – разбросаны уже понемногу ставшие привычными следы прилётов. Даже в двери, отверстия от которых старательно заклеены скотчем…
Справа от крыльца в стену вмонтирована мемориальная памятная доска. На ней – имена писателей и поэтов Донбасса, погибших в годы Великой Отечественной войны. Глаз выхватывает знакомую фамилию – Качура. Яков Качура… Может быть – погибшая в этом году командир ракетно-артиллерийского дивизиона Ольга Качура (позывной «Корса») какое-то отношение имеет к Якову Качуре? Пока – не знаю…
В кабинете слегка сумрачно – электричества нет, а на окне вместо стекла – полиэтиленовыая плёнка. На столе- кроме бумаг, нескольких книг – сувенирный керамический Т-34 с отколотым передним левым выступом и чуть сбитым стволом пушки – очередная жертва обстрелов. Рядом – небольшой бронзовый бюст И.В.Сталина. И ещё – четырехтомник Г.Манна. Каждый том – сантиметра по 4 в толщину с толстой плотной обложкой. Мощное, ещё советское, издание. Пробитое – насквозь – осколком.
Когда Генрих Манн мирно стоял на книжной полке, ожидая, что кто-нибудь вдруг возьмёт его прочесть – или, хотя  бы, ради любопытства, пролистать – в окно, тогда ещё стеклянное, влетел горячий осколок в поисках живой плоти, в которую он мог бы вонзиться. Один их сотрудников как раз стоял рядом с полкой. И хищный смертельный осколок выбрал своей целью его. Но – на пути встал вот этот самый четырёхтомник.
Осколок врезался в корешок первого тома, наискосок пропорол следующие два, а из четвёртого – точно в центре – выпал уже обессиленным и неопасным кусочком железа… Вот так книга ценой своей книжной жизни спасла жизнь человеческую…
Пока мы ходили по центру города, а потом меня провожали к гостинице, над головой то и дело погромыхивало. Было ощущение, что где-то высоко, в невидной глазу глубине солнечного неба затеялась какая-то грандиозная стройка – и из стальных кузовов громадных небесных самосвалов вываливаются неимоверно огромные бетонные глыбы…
Это был вполне обычный дневной обстрел города со стороны смертельно агонизирующей – и в этой агонии желающей уничтожить всё –
Украины, что понад усе…

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Многие слышали про донецкого мастера Виктора Петровича Михалева. Но, уверен, всё равно подавляющее большинство людей у нас о нем не знает...
Давным-давно (помните – так раньше начинались сказки), ещё в ХIХ веке в Донецке жил Кузнец, распустивший вручную целый стальной железнодорожный рельс.  И не просто так, чтоб силушку и удаль свою показать! Из распущенных прутьев он, мечтая, наверное, о приключениях и жарких странах, отковал знаменитую и всепогодную красавицу южных побережий – «Пальму Мерцалова». Уже более 150 лет прошло с того времени, а она стоит, красуется в Донецке на одном из бульваров – в окружении благоухающих летом роскошных донецких роз.
Мои милые провожатые показали эту пальму. Правда, розы в ноябре не цветут уже – им сделали аккуратную обрезку, подготовив к зиме. А летом – цвели! Ещё как цвели! Нагло улыбаясь своими бутонами на прилёты, не сгибаясь под раскатами канонадного грома – за восемь лет они безошибочно научились различать взрывное грохотание ракет и снарядов от живительного небесного шума грозы...
Но, думается мне, в последнее время они очень ревнительно относятся к другим своим подружкам-розам – тем, которые сотворил с помощью огня, молотка, щипцов и своего непрекращающегося трудолюбия донецкий наследник дела Мерцалова и большой души человек – Виктор Петрович Михалёв. Он эти розы сотворил из автоматных гильз и гильз крупнокалиберных пулеметов, из  латунных цилиндров артиллерийских гильз. Из обломков ракет, из остатков мин и осколков гранат... Из всего того, что несло смерть и солдатам, и обычным жителям Донбасса. Из жалящего, пронзающего насквозь, калечащего и равнодушно убивающего металла...
Мне кажется – это намного труднее, чем из рельса сделать пальму...
Смертоносный металл, металл войны до сих пор несут ему ополченцы ДНР –  для возрождения Жизни, собирают по дворам и квартирам после прилёта жители.
И он – режет, нагревает, кует. Ночью. Творит из Тьмы и Смерти Жизнь и Свет.
И, вместе с лучами восходящего солнца нового дня проклевываются вдруг сквозь ржу, окалину, пороховой нагар и сажу ожившие лепесточки и целые бутоны нежного цветка, листики на его стебельке...
Чудо не только Творения – непреходящее Чудо возникновения, возрождения Жизни из того, что изначально было разрушительно мертво и предназначалось для того, чтоб нести боль, страдания и смерть...
Его «Горловскую Мадонну» много раз показывали по ТВ, в пару кликов ее можно найти в инете. Но – увидеть вживую. Почувствовать это внутри себя, боясь вздохнуть – ведь шип розы может царапнуть обнаженное сердце.
И он царапает. Все равно. Всем без разбора – тем, кто имеет сердце.. Но царапины эти – они как инъекции живой воды – целебны, они как бы пробуждают людей, вдыхают в их сердца новые силы, дают ту энергию, после которой люди излечиваются от душевной черствости, равнодушия, оттаивают ледяные смерзшиеся сердца, а каменные – сбрасывают с себя ошмётки щебня и пустой породы...
Вот цилиндр с облупившейся белой краской – это гильза от артиллерийского выстрела, превращенная в колокол. Основание композиции – остатки разорвавшегося снаряда, оплетенного лозой, резные листья которой превращаются в журавлей, спиралью летящих ввысь вокруг проросшего сквозь ржавую сталь снаряда розового куста. И колокол звонит по ним – по душам солдат в журавлиной стае…
А вот над цветком – как балерина – будто парит в воздухе невесомая фигурка девушки с полупрозрачным легким зонтиком. В вытянутой руке – лёгкое блюдечко для свечи, которая светит во тьме, показывая дорогу к дому, к любящему сердцу. Это как бы символ верных Душ всех девушек, ждущих своих любимых с войны. Указывающих сквозь страх, злобу, ненависть и смерть светом своего сердца путь к себе – к Дому, к Любви и к Жизни...
Мне повезло до неприличия: меня совершенно неожиданно познакомили с Виктором Петровичем. Привезли к нему в дом. И он провел меня у свою мастерскую... Я не знаю, как выглядит мастерская Бога – но вот эта мастерская Человека, который тоже Творит Жизнь из неживого...
Он подарил мне на память свою розу. Упрямо вырастающую из развороченной закопченной гильзы. Кажется, что сам этот цветок своим стремлением к жизни, к свету разорвал нежным бутоном металлическую оболочку – и вышел вверх, к небу… И ещё подарил латунный ажурный листочек, наполовину пока не оживший, оставшийся гильзой. Как начало Чуда превращения...
У меня дома есть одна роза. Из стального прута, выкованная в 2010 году одним подмосковным кузнецом. «Вот оно, - подумалось мне, - настоящее духовное и физическое единение сердца России и сердца Донбасса. Ведь и с подмосковной земли ребята воюют там – кто добровольцем, кто по мобилизации – и проливают за Донбасс, за НАШУ землю свою кровь, отдают свои жизни. И они, значит, такие же стальные, как и роза из стального прута. И в сердцах у них – «Горловская Мадонна» Виктора Михалёва...»

Донецкий Дом работников культуры. На постсоветском пространстве остался такой же только в одном городе – в Москве.  Ни в Киеве – либо ещё где на Украине, ни в других бывших союзных республиках такого Дома больше нет. Вот в России теперь их два – второй в Донецке. И я по приглашению заведующей отделом Донецкого Дома работников культуры Базилевской Виктории Алексеевны вступил под его своды…
Выставочные залы, помещёния с экспонатами, актовый зал видели здесь многое и многих. Клавиши рояля 19 века помнят нежные и сильные пальцы современной пианистки Валентины Лисицы, чей большой портрет находится в двух шагах от этого музыкального инструмента.
А под потолком, если прислушаться, до сих пор гуляет эхо голоса Иосифа Кобзона…
Знаменитые художники и скульпторы считали за честь подарить Дому свои произведения. 
А актовый зал, наверное, может по памяти перечислить все шахтерские династии, выступавшие с его сцены с напутственными словами к будущим шахтерам, маркшейдерам, горнопроходчикам…
В тяжелые для Дома дни начала СВО Виктория Алексеевна со своими двумя помощницами, несмотря на далеко не молодой свой возраст, прятали драгоценные экспонаты в подвалах, таскали туда картины и скульптуры, закрывали оконные проёмы мешками с песком… А кто бы это мог ещё сделать? Мужчины ведь воюют там, в нескольких километрах от Дома. А здесь его защищают эти храбрые пожилые женщины…
Но – ДРК Донецка работает. Принимает посетителей, проводит экскурсии, организует выставки и другие культурные мероприятия. Он, так же как и весь город, не просто живёт – он показывает всему миру, что дух города и его жителей никогда не сломить!
Уже под вечер вернулся в гостиницу, переполненный впечатлениями. Сел за стол – и набросал словами на нескольких листах бумаги то состояние, что не покидало меня с момента прибытия в Донецк. Состояния настоящей, полнокровной жизни. Состояния уверенности в Будущем, веры в хорошее Завтра – чего не чувствовал уже давно, с времен своей советской молодости. Состояние спокойной и нерушимой – несмотря ни на что – силы. Силы жителей Донецка. Силы самого города.
Ночью опять работали в черной выси самосвалы…

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Туман. Лёгкая водяная взвесь в воздухе – то ли дождь такой мелкий, то ли от тумана…
Картинно-выставочная галерея «Арт-Донбасс» совсем молода. Ей и 10 лет нет. Девчушка-третьекласница совсем. Рядом со своим дедушкой – мемориальным комплексом «Твоим освободителям, Донбасс!» -  она расположилась в его подземной части, по соседству со своей сестрой:  Донецким военно-историческим музеем Великой Отечественной войны.
 И если Военно-исторический музей создавался при помощи государства и на федеральные деньги, то «Арт-Донбасс» - это инициатива молодых, амбициозно-дерзких, любящих до самозабвения свой город и свою землю людей, не взявших у государства на организацию музея ни копейки! Инициатива, в первую очередь – современного руководителя галереи Екатерины Калиниченко.
Просторные и, как будто – неохватные глазу, залы! Забывается, что это всё находится под землёй – настолько всё пронизано светом, воздушно, легко! И всюду – картины.
Натюрморты. С полевыми цветами в вазах или просто – на столе, щедрые плоды донбасской земли, и, конечно же – знаменитые Донецкие розы. Кажется, что картины доносят даже их аромат, шелест их бархатисто-нежных лепестков на легком ветерке… Донбасские пейзажи, Святогорский монастырь, улицы, бульвары и парки Донецка, портреты самих дончан – за работой, на отдыхе, на учебе, с детьми…
Современный Донбасс. Вспаханное танковыми траками поле, бойцы на БТР с узнаваемой символикой Z, расстрелянные дома, дымы над Святогорской печорской лаврой…
Будущее Донецка. Возносящиеся в небо – будто парящие в нём – дома, лица счастливых, спокойных за завтрашний день своих детей, своей земли жителей города…
В вестибюле на выходе с галереи расположена выставка фронтовых фотографий, снятых фотокорреспондентами в 1941-45 годах…
А снаружи – действительность прифронтового сегодняшнего города.
Туман чуть рассеялся. Вдали, с высоты видна панорама городских застроек, домики частного сектора, высотки отелей, строительные краны, шахтные подъемники, река Кальмиус, терриконы. Спускаемся к Аллее Героев. За парапетом широкой лестницы – яблоня, на веточках которой развеваются красные ленточки. Неизвестная женщина в августе принесла корзинку этих красных ленточек, поставила её на гранитный парапет, за которым растёт эта раскидистая яблоня, вместе с запиской «У кого близкие воюют – повяжите ленточку на ветку и помолитесь о том, чтоб они выжили». Корзина та давно уж опустела, а люди все приносят – уже свои ленточки – и яблоня вся в красных лоскутках. Вот сколько людей защищают свой город!
Начинается Аллея Героев с бюста Александра Захарченко. «Бати» - как до сих пор ласково и нежно называют погибшего главу Донецка его жители и помнящие его бойцы. Здесь бюст в полном официозе: Захарченко в пиджаке, каменно-строгое лицо. Сам бюст не нравится жителям Донецка: «Он был не таким», - говорят они. – В зеленке ходил, в камуфляже и берцах. Из-под расстегнутого воротника тельник проглядывал. Не видел никто его в костюме ни разу. И лицо было человеческим, а не надменно-каменным…»
Но – приходят, приносят цветы, стоят молча рядом. «Так ведь не к памятнику приходим же – к человеку…»
Дальше – Аллея донбасских Героев: Моторолла (Арсен Павлов), Гиви (Михаил Толстых), Воха (Владимир Жога), Мамай (Олег Мамиев), а так же бюст Иосифу Кобзону.
Через пару дней после моего отъезда из Донецка на Аллее Героев открыли памятник и знаменитой женщине-ракетчице Ольге Качуре – позывной «Корса»…
Весьма символично, что на площадке, что возвышается над Аллеей Героев – за спиной Захарченко, стоит военная техника времен Великой отечественной войны: две знаменитые Т-34 (76-мм и 85-мм), 152-мм гаубица, 85-мм зенитное орудие, 76-мм дивизионная пушка ЗИС-3... Они как-бы оберегают покой павших воинов, грозно повернув свои стволы на Запад…
Заканчиваем моё знакомство с Донецком – на кладбище. Называется это место скорби «Донецкое море».
Машина проехала мимо свежих, с неувядшими еще цветами, с памятными венками могил погибших бойцов. Площадки, выложенные строгими серыми прямоугольниками брусчатки, Черный мрамор памятников. Здесь – последнее пристанище тех, чьи бюсты стоят на Аллее Героев.
«Вот Гиви здесь лежит. – Рассказывает Татьяна Викторовна. – Знаешь, он вроде бы таким невидным был, невысоким. Даже немного стеснительным, что-ли… Заикался чуточку… Но было в Михаиле что-то такое. Чисто мужское, притягательное.  Женщины и девушки вокруг него чуть ли не хороводы водили… Может, потому и развелся с женой – она не могла долго терпеть внимания к нему женского пола. Но с сыном отношений не прерывал, поддерживал всегда, помогал, как мог…»
«А вот это его друг Арсен. Он погиб раньше Михаила.  Его СБУшники взорвали… Они с Михаилом мечтали, что освободят весь Донбасс от этой фашистской Украины… И вот – отдали жизни за свою мечту…»
«Мамай – он осетин по национальности. Командир интернационального  батальона «Пятнашка». Олег ещё в грузино-осетинском конфликте участие принимал. Потому и чувствовал, что здесь тоже будет война. Но не короткая, а долгая. А в «Пятнашке» много и его земляков, и других национальностей…»
«А здесь – командир разведчиков «Спарты» Володя Жога. Он стал её командиром после гибели Мотороллы.. А в этом году сам погиб, когда из Волновахи эвакуировал гражданских… С первых дней  после провозглашения ДНР и ЛНР воевал вместе с отцом… Сейчас отец на его месте…»
Мы проходим мимо свежих могильных бугорков.
«Почти каждый день кого-нибудь из защитников наших хоронят… Господи, когда же это кончится!..»
Мы садимся в машину, едем дальше.
Подъезжаем в большому комплексу-мемореалу. Рядом стоит УАЗ «буханка» Народной милиции ДНР.  Выходим  из машины. К нам подходит невысокая девчушка с автоматом в камуфляже. Спрашивает, кто такие…
Они здесь дежурят постоянно. По 2-3 человека. Около мемориала Александра Захарченко. Здесь он похоронен…
В горизонтальный черный блок впаяны золотом слова печали и признательности дончан своему «Бате»:
Не вернуть, не поднять… Сорок два – очень мало.
До конца защищал ты любимый Донбасс.
Для потомков пример – всенародный наш Батя.
Ты навеки останешься в наших сердцах
В центре мемориала – площадка из черного мрамора со стилизованными арками часовни и каменным крестом на заднем плане. Арки застеклены. На стекле центральной арки золотом:
ЗАХАРЧЕНКО
Александр
Владимирович
 И две даты:
26.VI.1976
31.VIII.2018
Справа от центральной арки – фигура Захарченко. В строгом костюме. Звезда Героя на груди. Рубашка с галстуком. Отутюженные брюки. Модные остроносые туфли… Облик преуспевающего топ-менеджера или чиновника. Но никак не «Бати» - Александра Владимировича.
Вспомнились слова Павла Когана, поэта, убитого  в неравном бою в далёком сентябре 1942 года под Новороссийском:
«Они нас выдумают снова:
Сажень косая, твердый шаг –
И верную найдут основу…
Но –не сумеют так дышать,
Как мы дышали. Как дружили.
Как жили мы. Как впопыхах
Плохие песни мы сложили
О поразительных делах…
Они нас выдумают мудрых –
Мы будем строги и прямы.
Они – прикрасят и припудрят…
И, всё-таки – прорвемся мы!..»
Несмотря на этот бездушный памятник, Захарченко прорывается в жестах и в поведении дончан, в разговорах, в его цитатах. Его постоянно упоминают все – и власти ДНР, и чиновники различных структур, бойцы и командиры Народной милиции, обычные люди – горожане, те, кто его знал. Кто помнил – каким он был…  А он был – по сути – настоящим отцом для них всех. Батей…
Татьяна Викторовна вспоминает, что «…в день прощания с ним вся площадь перед Театром оперы и балета была красна от цветов, что несли люди. Я даже не думала как-то подойти поближе. И цветов у меня не было – понимала, что к нему не пройти…
И вдруг меня как водоворотом подхватило и, завертев-закрутив, начало перемещать внутри этого людского моря, бросая то в одну, то в другую сторону. Я понимала, что бороться и пытаться выбраться просто бесполезно – и спокойно ждала дальнейшего…
И вдруг меня вынесло прямо к ступеням театра, внутрь которого вливались людские ручейка. Один из таких ручейков подцепил меня и потащил по ступеням вверх. Я боялась споткнуться и упасть – ведь ступеней не видела. Но, как только я оказалась в гуще людей на верху, в мою спину вдруг уперлась мощная и тяжелая, как камень, чья-то спина. Я голову повернула и увидела, что всех нас, кого, как и меня, принесло к дверям театра, отсекли от остальных людей на площади бойцы  Народной милиции.
И тут один из них в рупор объявляет, что пропустят внутрь только тех, кто за их спинами. Остальных – уже нет времени…
И тогда – это красное от цветов людское море буквально волнами всколыхнулось – и люди начали нам, тем, кто стоял за спинами бойцов, передавать цветы. Как будто волны прибоя к нам приближались – и вздымались у ступеней. Передавали не по одному, не по нескольким букетикам - охапками. И у меня в руках – уже целая огромная охапка этих цветов. И у моих соседей - тоже. А люди всё передают – и боец один мне их сверху уже кладет. На мою охапку. Гору целую…
Я как-то повернулась – с одной только мыслью: «Не уронить бы, не уронить, донести…» - и вместе с другими, несущими такие же огромные букеты, вошла в вестибюль.
А внутри – цветов еще больше…
Вот как все его любили…»

Вечером, когда я уезжал из города, ставшего мне за эти три пролетевших дня родным, дождь уже не моросил. Лил вовсю…
А в темном небе опять громыхали бетонными блоками самосвалы…

НЕСКОЛЬКО ЗАРИСОВОК

После приезда из Донецка уже как-то не задаешься одним из извечных вопросов: «А что такое Счастье?» Все сразу же становится предельно ясным и понятным. И это – один из подарков, что незаметно прикрепил к моему сердцу Донбасс...
Мы – счастья ждём. Ну, а оно – вот, рядом:
Работа, дом, и дети, и друзья.
И по утрам – в постели беспорядок;
Кота в прихожей сытая возня…

О счастье мы мечтаем – будет завтра,
Такое – чтоб, как в книжках иль в кино!
Идем с женой по улице с театра,
Не замечая – счастливы давно…

Вдыхаем промороженный чуть воздух –
А в небе от огней – светло как днём.
Болтаем ни о чём, не зная просто –
Мы в этом счастье каждый день живём.

Утро. Захожу в кафешку, что недалеко от гостиницы на улице Артёма –
Взбодрить себя в сыроватую осеннюю морось утренним капучино.
За стойкой миловидная пухленькая девушка лет 24-26. Заказываю кофе. Пока он готовится, осматриваюсь.
Три столика в тесноватом малюсеньком зальчике слева от стойки. За спиной девушки – стеллажик, заставленный различными красочными баночками и пакетами кофе. Рядом – в таких же ярких одёжках, приглашающих купить и попробовать, всякие вкусности.
Между кофемашиной и кассой стоит жестянка. Наклейка на ней: «Для мечты»...  Как  же это хорошо, что люди здесь имеют ещё силы мечтать!
Решаюсь спросить:
- А для какой мечты?
Девушка, взбивая молочную пенку, равнодушно отвечает:
- Без понятия. Эта коробочка хозяйки. Кому грошей девать некуда – туды их и кладуть...
Я не отстаю:
- А у Вас какая мечта?
Ответ без промедления – наверное, не только я такой любопытный:
- Хочу квартиру купить. Не в этой дыре...
Я настойчив – ну, прямо до неприличия:
- Ну, а в более широком отношении – о чем Вы вообще здесь мечтаете?
Секунды три раздумывает, оглядывает меня оценивающе – как бычка годовалого на рынке. Мол, этот пригодится в хозяйстве на мясо, или более упитанного пошукать:
- Съехать отседова. Вообще вот. Хочу в Новую Зеландию уехать!
И так победно на меня смотрит. «Ну что, съел?»
Но я – настырен и липуч, как тот самый репей у дороги:
- А почему Вы хотите туда?
Лицо добреет в мечтательной улыбке. А глаза смотрят нам меня, как на пациента дурдома:
- Там же ведь красиво, а лето почти круглый год! И океан, пляжи...
- Так и в России всё это есть. То же Черноморское побережье Кавказа – практически на той же широте, что и Новая Зеландия. Только там широта южная, а у нас здесь – северная. Или вот – бухта Находка на побережье того же Тихого океана...
- У вас… Здесь... Вот именно, что - северная! И здесь – не заграница. И, вообще, все вы русские – надоели! И Вы тоже! Забирайте свою кофе!... У меня – народ!
В кафе кроме меня и этой девушки и нет никого...

Утро – то же самое, но на 15 минут позже. Лифтовой холл гостиницы. Возвращаюсь со стаканчиком капучино к себе в номер на 6 этаже. Двери лифта открываются в небольшой уютный холл. На диване сидят двое: парень в зелёнке, рука левая на перевязи, и рядом сидит , похоже, его товарищ – тоже в камуфляже.
Тот, что с ранением, разговаривает по телефону, скорее всего – со своею мамой:
- Да не переживай ты! Все у меня норм! Вот в Донецке в гостинице отдыхаю... Я ж тебе который раз говорю: да не бываю я на фронте, я здесь в тылу, всякой разной сортировкой занимаюсь... Какой? Ну, амуниция там, сухпай, лекарства... Ну да, звоню редко – так ведь связь плохая!.. Ладно, ладно… Я тебя тоже. Пока... Вальке привет...
На зелёнке у парня тускло отсвечивает медаль...
Даёт в трубке отбой, поворачивает голову к другу:
- Фух! Отмазался… Главное – у этих проныр- журналюг не засветиться на фото или в репортаже – а то бегают везде с аппаратурой, и не заметишь, как зафиксируют... Ну, ничего, авось пронесет. Через пару дней врач разрешил уже на передок вернутся...
Замечает, что я стою рядом с лифтом:
- Братан, ты не журналист? Ну, слава Богу... Будь здрав!

Немного о земном. То бишь – о «Хлебе насущном»…
Конечно, будучи все эти три дня в Донецке, я не голодал.
По приезду заказал и съел завтрак в кафе при гостинице. В библиотеке девчонки устроили в честь «дорогого гостя» чаепитие с бутербродами и пирожными…
Вечером ходил по магазинам и фастфудам. Городской рынок тоже не обошел вниманием.
А потом задал совсем нескромный вопрос Татьяне Авраимовой – насчет средней заработной платы по городу. Она слегка удивилась:
- Ну, тысяч 16-18 где-то… А что Вас так это интересует?
- Да тут вечером по магазинам пробежался… - начал рассказывать я.
- А когда вечером? В каком часу? – в голосе директора библиотеки послышалась тревога.
- Примерно так в 17-18 часов. А что?
- А Вы разве не знаете, - спросила она. – Ах, да, мы же Вас забыли предупредить: с 20 часов до 6 утра у нас – Коменданский час. Если в это время кто патрулю попадается – сразу в комендатуру до выяснения личности… А, так как Вы не местный, могут выяснять долго…
- Спасибо, теперь буду знать. – Я улыбнулся, пытаясь разрядить обстановку. – А спросил я о зарплатах вот почему: в нескольких магазинах,. куда я заходил, меня, мягко говоря, поразили некоторые ценники. На мясо и мясную продукцию. На молочку – особенно на сыры, творог, сметану, на овощи и фрукты. На ту же бутилированную воду… Цены на хлеб и всякие хлебобулочные изделия, правда, на уровне подмосковных и московских в сетевых магазинах. Но всё остальное – прямо волосы дыбом. Мясо – от 550-600 рублей и до тысячи с лишком, колбаса – ещё дороже, сыры – вообще ощущение, что их из Франции самолётами доставляют. Пятилитровую бутыль дешевле 230 рублей и не найти… А картошка? В бункере лежит мелкая, вся в земле, побитая – и 49 рублей за кило! У нас в «Верном» такая цена за кило мытого отборного картофеля, уже упакованного в сетки по 3-5 кг…Как вы здесь с такими маленькими зарплатами существуете?
Татьяна Викторовна поглядела с грустью на меня. Помолчала…
- Так вот и существуем… Пока были отдельными республиками – к нам постоянно гумконвои десятками фур ходили. И продукты – хоть сколько там ни было: крупа какая-нибудь, сахар, консервы, макароны, чай-кофе, молоко- всё это как бы давало некоторую экономию в средствах. К тому же магазинское снабжение зависело от тех олигархов, типа Ахметова, что владели шахтами, заводами, чем еще. Они, несмотря на противостояние, обеспечивали свои торговые точки продуктами питания по украинским ценам…
Директор библиотеки вздохнула.
- А потом – мы в состав России вошли. Гумконвои резко поредели… А в магазины какую-то часть продуктов стали от вас возить . А сетевых магазинов типа вашего «Верного» или «Магнита» у нас нет. Потому и цены задирают – и продавцы, и поставщики. У кого какой аппетит. Ведь у них логика какая: есть захотят – всё равно купят, никуда не денутся… Слава богу – рынок есть. Там цены на 20-50%% ниже магазинских. Фермеры из Курской, Воронежской, Тамбовской, Ростовской, из других областей, из Беларуси привозят и мясо, и молочку, и картошку, и варенья-соленья. Они все понимают, что здесь нам несладко. Потому и цены устанавливают – чтоб только дорогу окупить и маленький прибыток – чтоб с кредитом каким рассчитаться и себе на жизнь – получить. Потому у них и стоит то же мясо 250-300 рублей, а ту же картошку можно и за 20 рублей найти…
Увидев в моих глазах невысказанный вопрос, продолжила.
- А рынок постоянно обстреливают. Да и люди днем на работе, не всегда успевают туда сходить. Вот и приходится под вечер в магазине отовариваться…
«Даа… - подумал я. – Воочию: кому – война, а кому – мать родна…»
Неожиданное как бы продолжение этого разговора состоялось почти через месяц после моего приезда из Донецка.
В соцсетях знаменитая на весь Донбасс (но – почти не знаемая в России!) поэтесса и писатель Ирина Горбань из Макеевки (многие её называют «летописцем свободного Донбасса». Прочтите хотя бы её «В видимости блокпоста») выложила буквально крик души.
Привожу полностью:
«Никогда, ни разу не получила гуманитарку с 2014 года, хоть и была инвалидность. Никогда, ни разу не получила укропенсию (невыездная). (Занесена с 14 года в печально знаменитый «Миротворец» - прим.моё). Никогда, ни разу не получила матпомощь! Сейчас в России (почему только в России??? Мы что – до сих пор ещё не Россия??) дают всем нашим 10 тысяч «беженских». Сейчас дают всем (донбасским), кто родился...ну, в моё время – 20 тысяч... А я не могу в дальний путь (за этими несчастными тысячами) ехать. Ну не могу!!! Физически. ВТОРАЯ группа инвалидности! Отчаяние полное! Все бабушки моего или около моего возраста прут в Россию за мат. помощью. Флаг всем. Не завидую. Поверьте!
А как тем, кто не в состоянии???
Ну вот как???  Получила письмо из Министерства здравоохранения РФ, где черным по мозгам написано, что инсульт, полученный при обстреле, не является военным ранением (автобус, в котором с другими пассажирами ехала как-то из Донецка Ирина, обстреляли  до состояния решета. Все остались живы. Но Ирина Горбань получила инсульт – и водитель автобуса, развернувшись, доставил её в донецкую больницу. Через несколько месяцев после выздоровления – прилёт осколка прямо в её квартиру. Второй инсульт…) . Следовательно, ни о какой материальной помощи и думать не моги! А я и не думала. Я просто постучала в двери. Не открыли))
Теперь стучу три раза по дереву, чтобы со мной больше ничего не приключилось прямо с этой минуты!»
У МЕНЯ, КОГДА Я БЫЛ В ДОНЕЦКЕ, УЖЕ ВОЗНИКАЛИ ПОДОБНЫЕ ВОПРОСЫ:
- ПОЧЕМУ – ПО ПРОШЕСТВИИ 9 С ЛИШНИМ МЕСЯЦЕВ – В ДЛНР НЕТ НИ ОДНОГО ОТДЕЛЕНИЯ СБЕРБАНКА РФ? ЧЕГО-ТО ДО СИХ ПОР ПО ИНЕРЦИИ БОИМСЯ? ИЛИ – ПРИЧИНЫ В ОСТРОМ НЕЖЕЛАНИИ ЭТО ДЕЛАТЬ?
- ПОЧЕМУ, ЧТОБЫ ОТПРАВИТЬ ИЗ ЛЮБОЙ ТОЧКИ РОССИИ В ТОТ ЖЕ ДОНЕЦК, НАПРИМЕР, ПОСЫЛКУ ИЛИ БАНДЕРОЛЬ, НАДО УКАЗВЫВАТЬ ДВА(!!) АДРЕСА: ПЕРЕСЫЛЬНЫЙ В РОСТОВЕ-НА-ДОНУ И КОНЕЧНЫЙ – В САМОМ ДОНЕЦКЕ (ГОРЛОВКЕ, ЛУГАНСКЕ, ЛИСИЧАНСКЕ, МАКЕЕВКЕ…). ПРИТОМ ЧТО ЭТА ПОСЫЛКА МОЖЕТ ИДТИ ДО КОНЕЧНОГО АДРЕСАТА 30-40 ДНЕЙ(!). КСТАТИ, В ОТНОШЕНИИ «НАШЕГО КРЫМА» ПРАКТИЧЕСКИ ТО ЖЕ САМОЕ – И ПОЧТА КАК-БУДТО НЕ НАША, И СБЕРБАНК ТОЛЬКО СОВСЕМ НЕДАВНО РЕШИЛ ТАМ ОТКРЫВАТЬСЯ…
- ОТНОСИТЕЛЬНО ТЕЛЕФОННЫХ ОПЕРАТОРОВ. МЕСТНЫЙ «ФЕНИКС» - НЕ РОССИЙСКИЙ. ОСТАТОК УКРАИНСКОГО ПРОВАЙДЕРА. А НАШИ «ГИГАНТЫ» ТИПА МТС, БИЛАЙН, МЕГАФОН  НА НОВЫЕ РОССИЙСКИЕ ТЕРРИТОРИИ – НИ ШАГУ ВПЕРЕД!  ТАК ПОСЛЕ ЭТОГО – КАКИЕ ОНИ «ГИГАНТЫ»? ЧТО У НИХ ГИГАНТСКОГО? ТОЛЬКО АМБИЦИИ И НЕПОМЕРНАЯ ЖАДНОСТЬ…
- В ВЕЛИКУЮ ОТЕЧЕСТВЕННУЮ ЖЕЛЕЗНЫЕ ДОРОГИ СТРОИЛИ ИЛИ ВОССТАНАВЛИВАЛИ НА ОСВОБОЖДЕННЫХ ОТ ФАШИСТОВ ТЕРРИТОРИЯХ В ТЕЧЕНИИ МЕСЯЦА-ДВУХ – БЕЗ ВСЯКИХ ЭКСКАВАТОРОВ, САМОСВАЛОВ, ПУТЕПРОВОДНЫХ ПОЕЗДОВ И ДРУГОЙ СОВРЕМЕННОЙ ТЕХНИКИ. КАК КОГДА-ТО ОТЕЦ ГОВОРИЛ: «СОЛДАТСКИМ ПЕРДЯЧИМ ПАРОМ».  СЕГОДНЯ ДОНЕЦКИЙ ВОКЗАЛ МЁРТВ. ГОРОД КАК КРУПНЫЙ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ УЗЕЛ – МЁРТВ. ВСЕ ПЕРЕВОЗКИ – ТОЛЬКО АВТОТРАНСПОРТОМ. КОМУ-ТО ЭТО ВЫГОДНО, МОЖЕТ БЫТЬ? ВОТ ТОЛЬКО – НЕ ЖИТЕЛЯМ И ЗАЩИТНИКАМ ДОНБАССА.
- ПРАКТИЧЕСКИ НИ ОДНА ГОССЛУЖБА РФ (КРОМЕ СИЛОВЫХ И ТАМОЖНИ) НЕ ПРИШЛА НА ДОНБАСС. БИБЛИОТЕКИ НЕ ВНЕСЕНЫ В РЕЕСТР РОССИЙСКИХ БИБЛИОТЕК, ШКОЛЫ И ДЕТСАДЫ ТОЖЕ ПОКА НЕ РОССИЙСКИЕ. МИНКУЛЬТ, ПОХОЖЕ, ПРОПУСТИЛ МИМО УШЕЙ, ЧТО РОССИЯ ОБЗАВЕЛАСЬ НОВЫМИ ТЕРРИТОРИЯМИ. ОТДЕЛОВ СОЦОБЕСПЕЧЕНИЯ РФ НЕТ – И В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ НЕ ПРЕДВИДИТСЯ…
И УЖЕ ПЫТАЕТСЯ В ДУШЕ ГНЕЗДИТЬСЯ ПОДЛЕНЬКОЕ И ГАДЕНЬКОЕ ОЩУЩЕНИЕ ТОГО, ЧТО РОССИЯ НЕ СЧИТАЕТ ПОЧЕМУ-ТО ВСЕ ЭТИ ТЕРРИТОРИИ СВОИМИ, ЧТО, ВОЗМОЖНО, РОССИЯ ЗДЕСЬ ВРЕМЕННО, ЧТО ВЛАСТИ СТРАНЫ БОЯТЬСЯ ЧЕГО-ТО, ОСТАВЛЯЯ И ОТДАВАЯ СМЕРТИ ЖИВУЩИХ ТАМ ЛЮДЕЙ – КОТОРЫЕ ПОДДЕРЖИВАЮТ В СВОИХ ГОРОДАХ ЖИЗНЬ, КОТОРЫЕ С 14 ГОДА РЕШИЛИ НЕ ОТДАВАТЬ СВОИХ «РОДНЫХ ПЕПЕЛИЩ И ОТЕЧЕСКИХ ГРОБОВ» НА ПОРУГАНИЕ НАЦИСТСКИМ УБЛЮДКАМ – НА ПРОИЗВОЛ СУДЬБЫ…
ПЕЧАЛЬНА ВСЯ ЭТА РЕАЛЬНОСТЬ. И СТРАШНО, ЕСЛИ ЭТО «ГАДЕНЬКОЕ И ПОДЛЕНЬКОЕ» СТАНЕТ РЕАЛЬНОСТЬЮ ТОЖЕ…
ЕДИНСТВЕННАЯ МОЯ НАДЕЖДА – ЭТО ТЕ САМЫЕ ЛЮДИ, ЖИВУЩИЕ ТАМ. ОБЫЧНЫЕ. БЕЗ ОРУЖИЯ В РУКАХ. БЕЗ БРОННИКОВ НА ТЕЛЕ. В ХОЛОДНЫХ – БЕЗ ОТОПЛЕНИЯ – КВАРТИРАХ. КОГДА НЕДЕЛЯМИ ИЗ КРАНОВ НЕ ТЕЧЕТ ВОДА – И КАК МАННЫ НЕБЕСНОЙ – ЖДЕШЬ СООБЩЕНИЯ О ПРИЕЗДЕ ЦИСТЕРНЫ С ПИТЬЕВОЙ ВОДОЙ. КОГДА НЕИЗВЕСТНО – ПРОСНЁШЬСЯ ЛИ УТРОМ, УСНУВ ПОД ГРОХОТ ПРИЛЁТОВ. КОГДА НА ПРАЗДНИК НЕ ЗОВУТ СОСЕДЕЙ В ГОСТИ И НЕ ИДУТ В ГОСТИ К НИМ – МОЖНО ВЕДЬ И НЕ ДОЙТИ. КОГДА, КРОМЕ ЗАСОХШЕГО КУСКА ХЛЕБА, В КВАРТИРЕ БОЛЬШЕ НИЧЕГО ИЗ СЪЕСТНОГО. НЕТ ДАЖЕ МЫШЕЙ И ТАРАКАНОВ. А В МАГАЗИН НЕ СХОДИТЬ – ПОТОМУ КАК УЧАСТИЛИСЬ ОБСТРЕЛЫ. КОГДА…
КОГДА – ВЫЖИВАЕШЬ НАЗЛО И ВОПРЕКИ.
НАЗЛО И ВОПРЕКИ ТЕМ, КТО ТАМ, ПО ТУ ЛИНИЮ ФРОНТА. И МНОГИМ ТЕМ, КТО СЗАДИ, В ГЛУБИНЕ НОВОЙ РОДИНЫ… ВРОДЕ БЫ – РОДИНЫ.

Я - ПРОДОНБАССЕН

­До самого ливера продонбассен!
А кто не понял – пусть к черту катится!
Я не политик ни в коем разе,
И не чинуша. И в этом разница!

Ни преференций, ни чьей-то выгоды
Не вижу я, когда плачут матери;
Когда бойцы, артобстрелы выстрадав,
Ползут вперед, сквозь зубы – проклятия;

Когда больницу, надежно-бетонную,
С людьми, задыхающимися от боли –
Как швейной иглой протыкают картонку –
Снаряды насквозь прошивают убойные;

Когда всё то, что создано, ставлено,
Украшено – для любви и для радости –
Со злобой порушено и раздавлено,
И сожжено двуногою гадостью;

Когда, наплевав, что кровь не красит,
Кто-то страну продает и маму –
Я понимаю, что я – продонбассен.
Уже – девять лет. И до смерти самой.