Ночи уже стали ядрёней, длинней, и мокрые от холодной росы астры под запотевшими окнами подолгу ждали восхода солнца.
На рассвете в селе хозяйничал туман. Такой густой, что из-за него во дворе не было видно ни колодца, ни сараев, ни калитки. И асфальтированная дорожка, что от порога уводила любого в жизнь родного хозяйства, едва виднелась под ногами.
- Здравствуйте! – сказал кто-то со стороны невидимой калитки мужским голосом. И опустил на землю дорожную сумку. – Извините, Василий Гуменюк здесь живёт?
Тётка Оксана от неожиданности вздрогнула и выронила из рук пустые вёдра.
- Свят-свят-свят! – прошептала она, перекрестившись.
Ещё не крикнули про утро петухи, даже не проснулся в будке дворовый пёс, а у калитки КТО-ТО говорил человеческим голосом.
Тётка Оксана прижала руки к груди.
- Извините! Василий Гуменюк здесь живёт? – ещё раз спросил незнакомый голос.
- Свят-свят-свят! – опять прошелестела тётка Оксана непослушными губами. И потерянно оглянулась на свой дом, который где-то здесь стоял все добрые сто лет. – В нашем селе таких нет, - выдавила она из себя.
- Нет? – переспросил человек.
- Нет! – ответила тётка Оксана.
- Тогда почему же я об этом спросил? – удивился человек.
Разгоняя рукою туман, тётка Оксана пристальней всмотрелась в непрошеного гостя. Ей он показался высоким, в плаще и в шляпе, средних лет. И он, судя по голосу, как будто, улыбался.
- А вы куда ехали? – осмелела она.
- Не знаю.
- Может, вы пройдёте по улице дальше? – неуверенно предложила тётка Оксана.
- Спасибо! – сказал человек, не переставая улыбаться. – Но он меня именно сюда привёл.
- Кто?
- Тот, кто всё это придумал. Взял, и привёл.
- Зачем?
- Он об этом ничего не сказал.
- Кто?
- Тот, кто это придумал. Он направил меня сюда, а зачем, не сказал... Понимаете, я шёл в тумане. Шёл и шёл. Мог бы идти так и дальше. А он, возьми, и скажи: «Зайди в этот двор и спроси: здесь живёт Василий Гуменюк?» Я и подошёл, и спросил... Здравствуйте! А вы кто?
Тётка Оксана почувствовала, что губы её опять не слушаются.
- Чего надо? – жалобно просипела она.
- Не знаю. Об этом вы мне должны сказать. Я шёл мимо, в тумане, и услышал его голос: «Зайди в этот двор!»... А что будет дальше, зависит от вас.
Тётка Оксана ещё раз оглянулась на дом... На то место, где он всегда стоял.
- От меня? – она крепче прижала руки к груди.
- Да. Только от вас.
- Тогда идите, пожалуйста, дальше.
- Это куда? – спросил человек в шляпе и в плаще.
- Да по улице вверх или вниз.
Человек переступил с ноги на ногу.
- И это всё, что вы хотите мне сказать? – спросил он.
Тётка Оксана кивнула.
Незнакомый человек ещё постоял, поулыбался в тумане.
- Значит, про Василя Гуменюка вам ничего неизвестно, - сказал он. Поднял с земли дорожную сумку, поклонился, ушёл.
Тётка Оксана постояла, не шевелясь. Потом на цыпочках осторожно просеменила к калитке, повертела головой влево, вправо, и никого не увидела... Туман, туман, туман.
- Может, всё примерещилось? – с надеждой предположила она...
Но я-то знаю, что это не так. Потому что это мне пришла в голову мысль послать высокого человека в шляпе и в плаще во двор тётки Оксаны. Из ниоткуда. Из пустоты. Из осеннего тумана. Придумал, и послал. Со мною такое часто бывает. Особенно в эту пору года. Когда ночи становятся ядрёно-длинными, листья в садах желтеют, и мокрые от холодной росы астры под запотевшими окнами долго-долго ждут восхода солнца... Просмотришь все мировые новости в компьютере, ужаснёшься происходящему, и такая тоска вдруг нахлынет!.. Не такое напишешь! «Кто сказал, что надо бросить песни на войне?»...
Утром, когда над синими крышами села появляется красный круг солнца, с отпечатанным на принтере текстом я иду во двор тётки Оксаны:
- Давно проснулись, соседи?
- О-го-го! – отвечает весёлая тётка Оксана. – Уже и воды наносили, и постирались, и болтушку свиньям сварили, и у коровы!..
- А где наша Маричка?
- Гладит бельё. Позвать?
- Не надо. Я сам к ней зайду...
Грустной дочери тётки Оксаны Маричке, то ли брошенной кем-то, то ли сильно обиженной, скоро исполнится тридцать. О жизни её я ничего не знаю – по соседству живу первый год. Но уже привык скрашивать её одиночество своими весёлыми сочинениями.
- Доброго ранку, красуню! – говорю я, входя в комнату, и помахиваю над головой двумя листиками бумаги с отпечатанным текстом.
- Доброго ранку! – застенчиво улыбается она, отставляя в сторону горячий утюг. – Опять что-то написали?
- Написал.
- Про что?
- Про тётку Оксану.
- Про маму?
- Ага.
- Что-то смешное?
- Нет. Страшное.
- Наверно, шутите?
- Конечно.
Маричка по-прежнему улыбается. И я впервые замечаю, что она сегодня необычная – много ласки в её оживших глазах, тёплого света и счастья. Такой я её прежде не видел.
- Что? – спрашиваю я, засмотревшись. – Что-то случилось, Маричка?
Она не перестаёт улыбаться:
- Случилось... Мой Вася ночью вернулся... Теперь чистит коровник.