Глава 1
Максим сидел в своём кабинете, смотрел в окно, ничего его не привлекало, как раньше. Ни работа и ни удовольствия. И сама жизнь стала серой, словно солнце и не светило вовсе.
«Кто-то ожидает светопреставление, а у меня уже идёт вовсю и уже который год». Подумал Максим.
За окном на подоконник снаружи присел голубь. Белый, белый, с темными бусинками глаз. Поглядывал на Максима и постукивал в стекло. Максим не шевелился и неотрывно смотрел на голубя.
«Интересно, для чего прилетел голубь на моё окно? Видел, голуби летают и выше, это свободолюбивая птица. Летали голуби, но никогда не садились на карниз окна. Забавно. Вот если сейчас он ещё раз постучит в моё окно, то моё желание наконец-то сбудется, и я найду её. Верочка, где же ты?»
Как же ему нужна эта девочка, девочка, спасшая его, и даже дорогу нашла. Как он, оказывается, любил её. Любил её, но она не верила ему. А он, потеряв её, ещё больше удостоверился, какая же это мука его любовь. Какая она, на самом деле, эта любовь.
Максим с нетерпением ждал продолжения, но голубь смотрел в окно своими бусинами и не делал никаких усилий. Максим задержал дыхание, не дышал и неотрывно смотрел и ждал. Воздух в лёгких заканчивался, и уже новое разочарование вползло в сердце, как голубь стукнул клювом три раза, и взлетел, несколько секунд парил возле окна, затем взвился вверх и полетел в сторону.
Максим судорожно вдохнул воздух, проследил, как улетал голубь и тихо, тихо произнёс.
– Спасибо тебе, птица, голубь вестник, ты вселил мне новую надежду. Всё же, что это значит? Я найду Верочку?
Смотрел, как голубь становился мелкой точкой вдали и воспоминания придвинулись. Ругая ли себя, или это просто были воспоминания, но они шли, шли чуть ли не с самого детства.
Да-а-а, я всегда выделялся среди своих друзей, одежда у меня была самая лучшая, что такое дефицит слыхом не слыхивал, имел свой автомобиль, и к учёбе относился с прохладцей. Ходил в университет лишь по настоянию отца. Тот, отчего то считал, что без заветной корочки сын не сможет пойти по его стопам, управлять компанией и занять достойное место в жизни. Так и шёл я по жизни и получал самое лучшее, и забыл о том, что мои родители всё это сами построили. Что они трудяги, и выходцы из деревни. А я всё это получил просто так, просто потому, что был их сыном, и рос балбесом.
Всё перевернулось, когда в моей свите появился Андрей Баратов. Всего лишь на семь лет старше меня, но на целую жизнь умнее и мудрее меня. Мой телохранитель? Зачем? Нет. У нас всё спокойно, а Андрей работал в фирме отца, в отделе службе безопасности, и в основном по финансам. Он умный парень с двумя высшими экономическим и юридическим образованием.
Вообще моего отца порой не было возможности понять, так и это, отчего и почему он приставил ко мне это Андрея. Ко мне ничего не смыслящем в этом деле, а Андрею бы впору своё дело открыть и станет преуспешным.
А отец создал отдел именно для меня, пригласив ещё двух родственников наших. Моего двоюродного брата Игоря и родного дядю Савелия, самого младшего маминого брата, думающих виртуозно в этой отрасти семейного бизнеса. Здесь и мои мозги завертелись, потянулся за братом и дядей, главное за Андреем.
С этим удивительным человеком стал и я, что-то соображать и в делах стал разбираться, и даже забросил развлечения. Не все конечно, порой мы не разлучной четвёркой отрывались, но без вреда здоровью и работе, уже чинно и порядочно.
И вот сейчас мне белый голубь дал надежду, а я не хотел смиряться, надо продолжать и продолжать поиски. Искать и, как и прежде искал её, и снова, и снова искать. Боль утраты и эта боль, словно по сосудам вместо крови течёт пламенем, причиняющее адскую боль, и продолжал искать и всё казнил себя укором совести.
Максим задумался, вспоминая все события и воспоминания продолжились.
В тот день видать не в силах ещё была. Убежать пробовала, да не смогла, мороз был сильным, даже лицо поморозила, ручки. А потом всё-таки она ушла.
Максим вздохнул.
Ушла. Да, ушла, но ведь привела сначала людей. Ушла, но залезла мне в самое сердце, и гуляет по кровотоку, вытягивает из меня воспоминанием все мои чувства. Тоску по ней, вину свою и одиночество. Одиночество.
И, что делать?
Столько лет я принимаю, и не могу отпустить. Где её ещё искать?
Даже в монастырях искали. Не значиться ни в живых, ни в мёртвых. Как такое может быть? И экстрасенсы так и говорят, «Нет её ни в нави, ни в яви. Как? Непонятно. Возле её образа стоит непрогляд».
А что это такое? Мне непонятно, и они не могут мне объяснить, самим непонятно.
Может быть, ещё раз съездить в ту избушку? А что даст?
Я там много раз уже бывал, но ничего, никакие мысли не появлялись в моей голове, и каждый раз расспросы близлежащей деревни и в том числе и её села, ничего нового не давали. Куда она могла исчезнуть?
А мы, я чувствую, идеально совместимы. Я лёд, а она огонь. Не успел её почувствовать в буквальном смысле, но она согревала меня своим присутствием, согревала моё сердце. Растопила моё сердце до любви. И сейчас согревает, чувствую, она жива, чтобы не говорили гадалки и разные медиумы. Вот только, где она?
Неизвестно, где, но согревает и воспоминания о ней меня согревают. Тот её огонь, тепло её сердца, её рук, и до сих пор не даёт мне превратиться в застывшую глыбу. Всё-таки я живу. Но, как? Живу ли?
Таких, как она больше не существует. А во мне хорошее есть?
Только воспоминание о ней и всё. Не могу без неё. Хоть шагай из окна и всё. А что? Восемнадцатый этаж, раз и нет меня.
Он смотрел в окно из своего кабинета, содрогнулся от дум своих, вспомнил стук голубя.
Какая-то весть всё же спешит ко мне. Отрешённо думал он.
И не мог больше ни о чём думать, и не мог собраться с мыслями, на столе лежит кипа папок припасенные услужливой секретаршей, а у него от воспоминаний нет силы, заниматься делами, перед ним всё стоял её образ. То, как она зашивала ему распоротое, острыми железными обломками, бедро, обычной иглой, обычными нитками, без анестезии.
Ну, как? Анестезия была, полбутылки виски, и её испуганные синие глаза. Закушенная нижняя губа от усилий, что прокусила губу, как старалась ему хоть примитивно, но собрать другую ногу, привязывала какие-то дощечки. И надо же, смогла. И сепсиса не произошло, что удивляло врачей. В клинике почти не меняли, лишь в одном месте исправляли. Но, где же, где она может быть?
Открывающая дверь отвлекла его от дум, в кабинет вошёл отец.
– Максим! Где договора…..
– Извини, папа, вот возьми, я их ещё не……
– Не удосужился посмотреть, так я и думал. Мне понятно, ударился опять в воспоминания.
– Извини папа, оно само лезет, не могу освободиться от воспоминаний.
– Вот, что сын, от тебя здесь нет совершенно никакого толка. Я отпускаю тебя, иначе ты мне всё завалишь. Переговоры не ведешь, да тебе страшно их доверять, документы просмотреть не можешь. Может тебе съездить в деревню? У деда нашего юбилей намечается, и нам бы всем присутствовать надо, да завалить его и поздравлениями, и подарками, но у мамы работа, вряд ли она успеет приехать, сестра твоя не горит желанием возвращаться на родину. А я не могу оставить всё это.
Он развёл руками и продолжил.
– Остаёшься ты, заодно и развеешься, родственников там у нас много, пообщаешься. За Игоря тебя давно простили, да и так всем было ясно, не виноват ты, тем более пилот управлял, а не ты. И он невиновен, стечение обстоятельств, вследствие чего-то и для кого-то, а остальные попутно, по ветру захватываются, это называется причинно-следственные связи, и такое тоже сбрасывать со счетов не следует. Это по первой свежей ране Варя голосила, а потом приняла и успокоилась. Не нам решать, кому оставаться на земле, а кому уходить с неё.
– Хорошо, отец, поеду. Мне самому надоело здесь сиднем сидеть.
– И да, Громов вернулся, сказал, нет зацепок.
Произнёс Алексий и увидел, как сын отвернулся к окну, продолжил.
Максим, но ещё не всё потеряно, может ещё найдётся.
– Семь лет, папа, почти семь лет.
– Да срок порядочный, но находятся и позже. А тебе лучше, чем искать и ждать, посмотрел бы на дочь Герасимова, красивая и умная и будет хорошей женой и партнёршей.
– Папа, сколько можно мне говорить тебе? Не нужны мне другие, тем более партнёрши. Я с истинной желаю быть. Быть, а не существовать. Сам-то ты…
– Ладно, закончим этот разговор. Не хочешь, как хочешь. Поезжай к деду, может, будет эта поездка к лучшему. Можешь сейчас и отправляться.
И вот Максим в дороге, он не смотрел по сторонам, только на дорогу, а через семьдесят километров от города показался поворот и указатель с надписью. «Ягодное» и даже не подумав и не осознав, зачем это он делает, Максим резко поворачивает и едет с бьющимся сердцем уже по знакомой дороге. Два километра до села быстро пролетели, сельский погост был в стороне от села, и он не заезжая в село поехал на кладбище. Быстро нашёл знакомую могилу Андрея. Он похоронен рядом с родителями. Увидел ухоженные могилы под общей оградой, подумал.
«Неужели, те, кому я заплатил, чтобы ухаживали за могилами, так рьяно исполняют мою просьбу, хоть и оплаченную?
Росли цветы на холмиках, ограда свежеокрашенная, и стояли цветы в вазах, свежие три венка, обновлённые фотографии.
Вот о фотографиях я не давал указания. Да и не было у меня таких. Откуда? Тогда кто? Может она возвратилась?
Сердце сильно забилось, и подумал;
Надо в село проехать, помниться, дом оставался не проданным. Кому продавать? Хотя какие-то дальние родственники есть, но я их не видел. Местным властям заявил, она не найдена, и не мертва, а значит пропавшая без вести, и это значит, может вернуться в любой момент. Пришлось просить соседей и заплатить, чтобы ухаживали и за домом.
Максим проехал в село, дом стоял, по-прежнему закрыт, ухожен, без бурьяна в огороде и в маленьком садике. Многолетние цветы и ровно скошенная трава, и видать, совсем недавно скошена и убрана. А на его вопросы, соседи ничего вразумительного не могли ответить.
Вроде был какой-то угрюмый человек, представительный и в возрасте, и часто появляется, наводит порядок в доме, во дворе, на могилах и уезжает. Ни с кем не разговаривает, ничто ни у кого не спрашивает.
Большего никто и ничего не мог Максиму рассказать. И Максим попросил, как только появится тот человек, позвонить ему.
Очень хотелось Максиму с ним встретиться, может быть, всё-таки он знает о ней, хоть что-нибудь.
И он разочарованный поехал дальше. Через сто десять километров по трассе, был поворот в дедово село. В село его раннего детства, где было так беззаботно и радостно, где можно было, набрать горсть ягод и не заботясь о чистоте рук закинуть их в рот, ведь так было гораздо вкуснее. А бабушкины блинчики с вареньем и топлёным молоком, а речка, как хорошо плескаться в речке, забывая даже о еде. Лес, грибы. Детство моё детство, какое ты было прекрасное. Думал Максим, въезжая в село.
Проехал по главной улице на ту улицу знакомую с рождения. Сердце, отчего ёкнуло. На этой улице жила вся дедова семья, все дома его детей располагались возле его дома. Огромные пространства садов и огородов окружали каждый дом. Маленький рай Анненковых, как называли эту маленькую улицу, упирающую в берег реки с хорошим и ухоженным пляжем. Максим помнит хорошо родительский дом, что стоял рядом с домом деда.
Интересно там кто живёт? Может, кто из двоюродных, ещё лет семь назад знал, дом не продавался, дед не желал. А потом не вспоминал о доме, не до этого было.
Плавно подъехал к калитке, едва заметной в густой заросли кустарников и цветущих и просто зелёных. Вышел из машины огляделся. Не большая улица в двадцать домов по обе стороны дороги и все были родственниками. Да ещё дома стояли, насколько он помнит, и за огородами и садом, продолжение следующих родственников.
Максим вдохнул свежий воздух, отчего-то сердце радостно забилось. То ли от того, что родиной пахнет, то ли от какого-то ожидания. Какого?
Ещё не знал.
Но его обступало спокойствие, местность родная. Сколько лет бегал по этой улице босоногим мальчишкой. Местность его узнавала и внедряла ему спокойствие.
В этот жаркий день улица была пуста, откуда-то слышался кудахтанье кур и детский радостный смех и визг.
– Родина, моя Родина. Как же здесь прекрасно! Произнёс Максим, блаженно улыбаясь, затем тихо рассмеялся.
Он посмотрел в сторону родительского дома, там стояла машина, как бы и незаметная, серебристая «Приора» возле неё стояли люди. В одной женщине он узнал двоюродную сестру Оксану и высокий мужчина средних лет и помогал ещё одной женщине садиться в машину, её Максим не успел разглядеть, мелькнула за Оксаной, и не было видно, и следом посадил маленькую девочку в розовом платьице, сам сел на место водителя и машина плавно отъехала. Максим смотрел в след, его обдало чем-то знакомым, почувствовал какой-то знакомый аромат, сердце пропустило удар, что-то шевельнулось в груди с болью, но он не осознавал, отчего это произошло.
Продумать и осознать он не успел, что это вспомнились ароматы детства? Или что-то ещё? А он вдыхал и вдыхал воздух родной земли, Родины своей.
– Максимка! Надо же Максим приехал. – Услышал он голос сестры. Она подходила быстрым шагом к нему. – Максим! Боже! Максим! Какими судьбами? – Вскричала сестра, протягивая к нему руки. Они обнялись, затем она закричала громче.
Дед! Деденька! Встречай гостей. Пойдём Максим, пойдём. Вот деденька с бабусей обрадуются. А ты один? Почему?
– Один, Ксень, один, остальные все заняты. – Ответил Максим.
Они вошли в калитку, а по дорожке навстречу им уже спешил высокий, не смотря на возврат, был ещё стройным с прямой спиной и бодрым, дедушка Сергей. А через минуту на крыльцо вышла не молодая, но изящная женщина, ухоженная, ещё не потеряла былую красоту. В строгой, но элегантной одежде, и домашнем фартуке, в красивом платочке, повязанным так, что он молодил её лицо. Мелкими шагами пошла вслед за дедом.
– Максимка! Тихо произнесла она.
– Максимка, внучек родной, приехал. – Произнёс старик, обнимая внука, и в его радостных глазах стояли слёзы. – Ну-ка, покажись, покажись, какой ты стал-то. Молодец, выправился. А то уж Савелий показал фотокарточку, когда нашли тебя в той берлоге, где ты лежал, так без слёз взглянуть не мог. Это сколько же лет-то мы не виделись?
– Много, дедунь, много. Ты уж прости меня, после того, что со мной приключилось, не мог приехать. То клиники, то реабилитация, санатории там разные, пока в себя приходил, а время бежит.
– Ну-ка, подвинься старый, дай и мне обнять внука. Произнесла со слезами женщина. – Максимушка! Родной наш!
Она подняла руки обнять его, тот нагнул голову, целовал бабушку.
– Бабуся здравствуй. Как долго вас я не видел, так соскучился.
– Да, что ж мы не понимаем, что ль.
В два голоса не сговариваясь, произнесли старики. Но потом бабушка заторопилась в дом. Произнесла.
– Вы тут пока посидите, поговорите, у меня там сковорода на огне, как бы не пригорело.
И так скоренько побежала в дом, словно у неё и нет огромного опыта в летах.
– Игорька вот только жалко, молодой совсем, пожить не успел, детки без него остались.
– Да, дедунь, очень сожалею, сердце рвётся и так бо-о-ольно. Дедь! Если бы ты знал, дедунь.
– Да, что же ты себя-то всё винишь? Рассказывали мне, что себя винишь во всём. Но Максимка, чего быть, того не миновать.
– Возможно дедунь, но полети мы на другой день, возможно, ничего бы и не случилось.
– Да, так если бы, да кабы. Оксиния! Принеси нам кваску и чего-нибудь перекусить. Перед ужином не будем аппетит портить, чуток нам, да кваску.
– Деденька, скоро ужин. Бабушка готовит. – Ответила Оксана.
– Знаю, но кваску-то с дороги надо испить. Жара вон до сих пор стоит.
Дед сел на скамью возле цветущего куста чубушника, под которым стоял стол, и похлопал ладонью по скамейке рядом с собой, произнёс.
– Присаживайся, посидим, потолкуем.
– А остальные дома?
– Нет никого, ещё на работе, Оксинька одна, выходная она, Орина, да правнуки, но они разбежались. На речке, наверное, или по ягоды пошли. Вечером все соберутся, и все, все прибегут.
– А дядя Лёня, как с тёть Варей?
– Нормально, Игорька не вернёшь, а жить-то надо, живут, внуков растят. Большенькие уже, в школу осенью пойдут. Олеся-то замуж снова вышла, а внуки у Лёни с Варей остались. Про всех всё узнаешь. Ну, а ты пошто хмурной такой?
– Нормальный я деденька, и со мной всё хорошо. С чего ты взял? Я так рад встречи с вами.
– Ну, мне хоть уже идёт десятый десяток, на днях будет целых девяносто пять годков, но мозги мои не усохли и глаза видят ещё хорошо, и без очков. Так, что внук дорогой, насквозь вижу тебя. Ноги не болят? Рассказывали, ты совсем был плох, когда нашли тебя.
– Было дело, но сейчас всё нормализовалось. Уж сколько лет прошло, всё восстановилось.
– Ну, а спасительницу свою, так и не нашёл? Савелий сказывал, будто ты горевал и до сих пор горюешь.
– Да, дедунь. Не то слово, дедунь, ищу её, до сих пор ищу, как будто бы она сквозь землю провалилась или в другую страну уехала.
С горечью ответил Максим.
– Ну, так бы поискал бы и в другой стране. Что ж у тебя средств не хватает, что ли?
– Хватает дедунь, хватает, всё у меня есть, кроме любви.
– Так поискал бы другую, раз этой нет. Чай на земле-то матушке девчат много. Уж красой девичьей не обделена наша матушка земля.
– Да, дедунь, это так, не обделена, только вот не лежит у меня сердце ни к кому, нет даже симпатии ни к одной. Как только посмотрю на кого, так сразу начинаются видеться мне все недостатки их, одни минусы в них. Вроде бы и на вид совершенны и вместе с тем не совершенны, что и знакомиться не хочется.
– Иж, ты привередливый стал, а бывало табуном девки за тобой ходили.
– Они и сейчас ходят, вот и приехал к вам, может, отдохну здесь. Ну, не нужны они мне, дедунь, перестань ты хоть, отец там одну за другой сватает, и ты ещё. А я счастья хочу, любви совершенной.
– А та чёж так прям и совершенна была? Что у той иль не было недостатков?
– Нет, дедунь, здесь другое. – Он помолчал, и продолжил. – Наверное, были и у неё недостатки, но когда любишь человека, их не видно. Так ведь, дедь?
– Это так, Максимка, так. И что же делать будешь? Сыщика хоть нанимал?
– Нанимал, деденька, нанимал, и опытного детектива нанимал, но никакого толка, век интернета, а не найду. Ни я и ни сыщики. Семь лет ищу. Нет, её и ни в каких списках не значится. Так может быть? Дедунь? Нет сведений о ней, никаких, не о живой, и не о мёртвой. Конечно, понимал, что будет сложно, но не до такой же степени, что нет вообще сведений о ней.
– Да-а-а, дела-а-а. Странно как-то всё это, конечно, чай не война, чтобы так потеряться. Ты по её месту жительства был?
– А как же, и посылал, людей, пока в больнице лежал, а потом и сам приезжал. Сегодня тоже заезжал. Брат-то её, друг мой, погиб при аварии, умер у неё на руках. Мать у них раньше ещё погибла, оставался отец, но его тоже нет.
– Так может, уехали они?
Дед Сергей сидел, полуобернувшись к внуку, смотрел ему в глаза и гладил его руку, лежащую на скамье, совсем как в детстве, когда отец требовал от него слишком многого, а дед разъяснял, как выдержать такие нагрузки требовательности отца. От такого участия у Максим вновь, как в детстве, что-то перевернулось в сердце, в глазах защипало, из тайника памяти всплывали моменты прошлого, того рокового дня, когда хрупкая девушка с испуганными синими глазами, тащила его по снегу.
А потом мои требования.
«Ты будешь прислуживать мне. Во всём.
Прислуживать? Удивлённо воскликнула она.
Да, ты не ослышалась, прислуживать. А, где ещё я найду девчонку в лесу?».
Боже, как вспоминать это стыдно.
Но отогнав от себя это видение, он, вздохнув, ответил.
– Нет, деденька, родитель её умер, сердце остановилось, как узнал о нашем крушении, его и похоронили соседи, ещё и нас не нашли. Они и жили-то, оказывается в том районе, далековато правда от того места, где мы упали, но район-то тот же. Странно? Да? Совсем рядом с городом, а нас так долго искали и совсем в другом месте. Какой-то парадокс. А она молодец, нашла всё-таки дорогу.
– Вероятно, не зря звёзды старались. Тут разобраться надо, так всегда, во вселенной существует причинно-следственные связи, что тянутся от зарождения вселенной и продолжаются с бесконечностью
– Хм, дедунь, ты и это знаешь, ты, как отец мой.
– Конечно, чать он мой сын, хоть не по крови, приёмный, но воспитывал его я. И мозги мои не высохли, а я на свете много прожил, знаю многое. А сейчас и вовсе многое по жизни приходится продумывать и передумать. Переоценка происходит, всё меняется. И понимаешь, что всё не зря. Жизнь человека, как маленькая вселенная, здесь тоже та же причинно-следственная связь, которая тянется от зарождения и до самого конца, до самой смерти, и предполагаю, и там ещё продолжит тянуться. А ты знаешь о том, что прошлое, настоящее и будущее в одной точке?
– Да, ладно, деденька, это сказки, фантазии.
– Хм. Фантазии говоришь? Это для кого как. Если человек не верит ни во что, он и глазам своим не поверит в то, что увидит. А это на самом деле, всё в одной точке, прошлое настоящее и будущее, оно здесь и сейчас, и время, каким мы его ощущаем, есть только для нас, для людей и то не для всех. А для остальных живых существ на земле, оно движется по-разному. А для других форм жизни времени вообще нет. И варианты жизни могут показаться по двум параллелям, а выбрать по какой параллели тебе жить, можешь или сердцем или эгоистичным умом. Но можно исправить, свою жизнь переоценкой и осознанием. Тогда и вторая параллель покажется.
– Дедь, ты говоришь невероятные вещи, если бы это было возможно…
– Возможно, если сердцу дашь посмотреть на свою уже прожитую жизнь, а это у тебя случится. Обязательно случится. Ведь о многом ты уже задумался. Ведь, так? Верно?
– Да, деденька, задумался, и ищу выход, чтобы он показался мне, и хоть издали увидеть её.
– А выход есть, ты просто всё отпусти и вздохни свободно. Ты, Максимка не страдай, найдёшь ещё, а не найдёшь, так у нас здесь есть одна молодка. Всем хороша, и привлекательная и можно сказать красавица, и умная, деловитая, вот в ком всё в одной точке.
– Откуда ты знаешь? Дедусь? Она тебе говорила? Улыбнулся Максим.
– Нет, не говорила, на неё лишь один раз посмотреть и так поймёшь, муд….
– Оооо! Дедь, дедь, прекрати. Ты, что сватать собрался? Не стоит утруждать себя этим. Нет её и никто мне не нужен.
– Ой, Максимка, дедушка бы сам женился на ней, да сокрушается, женат уже. С женитьбой-то он бы разобрался. Хохотала Оксана. – Да вот только староват уж очень, а она молоденька-а-а-я-я-я. Ну, прям ещё, как девочка, но двое деток у неё.
Оксана поставила на стол поднос с угощением, тарелка с пирогами и бокалы с квасом. – Дедушка-то наш в неё влюбился. – Рассмеялась Оксана.
– Оксинья, не мели чепухи. Но девчонка-то уж больно очень хороша. Сватал за Савелия, Савка не против….
– Да, да, Савка-то не против, он сам на неё смотрит такими глазами. У-у-о-о! Но она говорит, хватит с неё замужества, побывала уже.
Хохотала сестра.
– Вот, как подруга ей, могла бы, и посодействовать, сосватала Савку. Что ж ей одной куковать-то.
– Я не сваха, дедунь, а подруга. Сам сватай, вон Максимку можешь сватать.
– Ну, уж нет. Вот и жените Савелия, а меня оставьте в покое.
– Так там у неё бабка её, а она Савку нашего не любит, и в калитку даже не пускает его. Как увидит его, так креститься и гонит его, грозя ему, чем попало. Продолжала хохотать сестра. – Но её сейчас нет дома, доченьку в клинику повезла.
При слове клиника у Максима сразу разболелись уже давно зажившие раны, и нога, которая, когда-то была сломанной, да ещё и в сердце кольнуло, что лицо даже побледнело.
– Что с тобой? Максим?
– Всё нормально, не могу вспоминать о болезнях, и слово «клиника» меня коробит, сразу мои раны начинают болеть, как будто снова ногу ломать собрались, да спицы вставить.
– Фантомные боли? – Смеялась сестра.
– Не знаю, как назвать, тебе, как врачу больше известно.
– Я фельдшер, Максимка. Некогда мне ещё врачом быть. Всё ещё учусь, с юности не получилось сразу учиться, а теперь вот навёрстываю, но и так хорошо.
– Страхи ещё давят тебя, Максимка. – Произнёс дед Сергей.
– Ты прав, дедунь. Есть ещё, по ночам особенно. Во сне бывает, и кричу ещё.
– Всё пройдёт, тебя земля родимая вспомнит, поможет тебе, поживи здесь. Надолго Олексий дал тебе отдых?
– Я, можно сказать и не работал, почти приступал, не вникал, отец увидел, что от меня нет толка, не могу вникнуть в работу, и отправил на отдых к тебе. Дом-то наш продан?
Максим кивнул в сторону соседского дома, что стоял в середине сада, что и не увидишь, есть ли кто там.
– Продали, Олексий говорил, он вам не нужен, в городе большой дом, а в гости приехать, так родни сплошь и рядом, есть, у кого погостить.
– Ты, дедунь, молодец, вся улица в твоих сыновьях.
– Да, вся. – Дед Сергей довольный, широко улыбнулся. – Вот только Олексий с Ольгой не захотели жить здесь, и всё времени нет у них, приехать, погостить. А родимая земля многое даёт. И силу духу поднимает, и здоровье восстанавливает, и мудростью подскажет. А из внуков наших больше никто не хочет жить здесь. Что взять с них? Молодь, всё норовит в город сбежать. Продали. Ну, а что же дому простаивать, дому хозяин нужен. Вот и нашлась хозяйка.
– Хозяйка?
– Да, та молодка, о которой Оксинья говорила. Хорошая женщина, только дочка у неё больная, сынок, тот молодец, здоровёхонек. А у девчушки, что-то с сердечком, слабенькое оно у неё, хорошенькая девчушка, на мать свою похожа, копия. И Марьяна, тоже очень хороша.
– Дедунь, прекрати мне нахваливать своих аборигенок. Никто мне не нужен.
Максим встал и добавил. – Прогуляюсь по саду. А Савелий дома?
– А кто ж его знает, с тех пор, как Олексий его привлёк в свой гарнизон, как говориться, так он почти дома не бывает. Но надеюсь, на мои именины все прибудут.
– Нет, дедунь, папа точно не приедет, мама в работе вся, сейчас в основном за меня работает, и в командировке она, Ленка ещё путешествует, а у папы переговоры грядут, он меня послал за всех нас.
– А эти путешественницы, когда возвращаются? Летают повсюду, как лягушки путешественницы. Присмотреть бы за ними надо бы, не ровен час, в болото попадут.
– Что с ними случиться, мама умная женщина, она же твоя дочь, ты же её знаешь, да и по работе она уехала, а Ленка за компанию.
– Знаю. Умная, моя дочь. Ладно, прогуляйся по саду, до ужина ещё есть время, а в саду тишина, могёт быть мозги прочистятся тишиной. До ужина отдохнёшь, там, у Савелия, и малина ещё есть, если ребятишки не умяли её, у нас-то закончилась уже. Детворы у нас много. А ты полакомись, да освежи голову и сердце, да на ужин приходи.
Максим ушёл, а дед сидел на скамейке, грустно смотрел ему в след, думал.
«Парень в расцвете сил, а жизнь сбой дала. Но ничего, ничего, чует моё сердце, здесь он отойдёт, увидит нужную стезю».
Максим прошёлся по саду дедовского участка, дошёл до боковой границы соседского участка, где когда-то провёл своё раннее детство, пока отец не перевёз их в город. Хотел уже толкнуть калитку, что соединяла с дедовским подворьем, но она оказалась закрытой.
– Хм. Раньше не было ни калитки, ни забора. А сейчас для чего?
Произнёс он и, вспомнив, что дом продан, и естественно посторонние люди поставили забор. Он повернул и пошёл прямо, дальше был дом Савелия, дядьки его, не намного старше Максима. Савелий был не женат, всё отчего-то в безрезультатном поиске своей половинки. Что-то у него не получалось, и однажды признался.
«Страшусь я этих женщин, вдруг сломаю им что-нибудь, я не только дотронутся, смотреть на них боюсь. У меня ручищи-то, что тебе лопаты.
Максим улыбнулся, вспомнив дядьку. И вспомнил, как долго он не понимал, почему у всех двоюродных братьев по два деда, и две бабушки, а у него были по одному. Обижался, пока дед ему не растолковал.
«Твоего папу мы с бабушкой твоей, взяли на воспитание. Погибли у него родители, а родственников у них не было. Детдомовские они были. А мы друзьями были с его отцом, не отправлять же его в детский дом. Жалко было мальца, шесть лет всего было ему, вот и взяли к себе. А у нас только Ольга родилась, мама твоя. Вот и вынянчил Олексий себе жену».
Смеялся тогда дед и все смеялись, а папа был доволен, они до сих пор в счастье своём, супружеском купаются.
Улыбался Максим, оглядывая сад Савелия.
Сад ухоженный, что-что, а работать Савелий любит и отцу моему успевает помогать и дома.
Максим увидел беседку, и пошёл туда, по пути сорвал яблоко, надкусив, но оно оказалось ещё не спелым, выплюнул, и, проходя, увидел малинник, сорвал несколько ягод, забросил их в рот, вошёл в беседку. Здесь стоял небольшой стол и старенький диванчик, и на нём лежала гитара.
Непроизвольно рука потянулась к гитаре.
Савелий значит недалеко, раз оставил в беседке гитару. Подумал Максим.
Раньше часто играли с Савелием, когда бывал у деда, да и потом, как Савелий стал работать с отцом, бывал у нас. Удивительно в огромных руках Савелия гитара казалась игрушкой, но играл он классно, красиво и не искажал музыку, и меня научил.
И Максим забренчал, проверив настрой, бренчание перешло в музыку, хотел набрать тот напев, под который кружилась Верочка, но у него не получалась. В тот раз и сама Вера напевала без слов, и стеснительно улыбалась,
«Слова забыла».
А он всё набирал, перебирая струнами, затем вырисовываться стала песня, и тихо, тихо запел, чтобы никто не слышал. Пел себе и на сердце становилось не то чтобы легче, но как-то свободнее. Грусть, то улетала, то приближалась, а он всё пел и пел, сменяя одну песню за другой.
… и бразильских болот малярийный туман, и вино кабаков, и тоску лагерей. Зачеркнуть бы всю жизнь да сначала начать, полететь к ненаглядной певунье своей….
Как послышался шелест и шум в кустах, и едва различимый шепот.
– Древней кровью приказываю тебе, ты меня не видишь. Ты меня….
Максим перестал играть и строго и громко спросил.
– Кто здесь?
Кусты снова зашелестели и из них вышли два мальчугана, и хором ответили.
– Мы.
– Не ругайся дядя, нам дядя Савелий разрешает собирать ягоды в своём саду. Он мой дядька двоюродный.
Быстро выпалил мальчик, что постарше.
– Раз разрешил, рвите. Произнёс Максим и хотел уйти назад, к деду в дом.
Пришёл отдохнуть называется в тиши, без свидетелей.
«Прогуляйся в саду Савелия, там тишина, мозги проветрятся».
Так и слышатся слова деда. А на деле, что, получается?
Подумал Максим, как мальчик что поменьше спросил.
– Дядя, а ты был в лагерях? Ты оттуда сбежал? Прячешься?
– Нет, малыш, я не прячусь, я к деду своему приехал, погостить, отдохнуть.
– Вы пели грустную песню, я и подумал.
– Нет, малыш, я не был в лагерях и в обычной тюрьме не был, а мог бы.
– За что? Ты убил кого-то? – Удивлённо спросил мальчик.
– Хуже малыш, хуже.
– А, что может быть хуже убийства?
– Я обидел человека. Очень сильно обидел, девушку.
– Так попросил бы прощения.
– Просил, малыш, просил, да сердце моё всё равно болит.
– А может ты не правильно просил? Может надо ещё? Может одного раза не достаточно?
– Может и не правильно малыш, как это измерить? Это ведь одному богу известно.
– А ты ещё попроси. – Наивно произнёс мальчик. – Я у мамы всегда дважды прошу прощение, если не услежу за сестрой.
– Попросил бы, малыш, на коленях бы просил, да не знаю, где она. Пропала.
– Как пропала?
– Так вот, пропала, ушла, и нет её.
– Да, ладно! Дядя! Человека в миг можно по интернету найти. – Произнёс мальчик, что был взрослее.
– Так уж и в миг? – Рассмеялся Максим.
– Легко! У меня сеструха деловая, по интернету сечёт только так. Враз найдём. Она всю родню бабушкину отыскала, всех, кто остался и живых. Всех нашла по интернету. Меня Санька зовут.
Протянул он руку измазанную ягодами, посмотрел на руку, обтёр её о лёгкую курточку и снова протянул Максиму руку, а мальчик, что младше, стоял и кивал головой.
Максим улыбнулся и пожал ему руку. И сам протянул и обратился ко второму мальчику.
– А тебя малыш, как зовут.
– Избор.
– Что? Как? Изумился Максим. Это имя?
– Да. Меня так мама назвала. Дедушка подсказал. Дедушка говорит, это очень старинное русское имя. А мама сказала…. Забыл. Как она говорила…. Сань? Как мама говорила, с каких времён?
– С до христианских времён.
– Да вот, вот, когда ещё Русь не крестили, был у нас предок с таким именем. Богатырь великий, Русь защищал, у него оружие было космическое такое, как его….. забыл…, а, мо-но-мо-ле-ку-ляр-ное.
Произнёс мальчик по слогам
– Ох, ты! А откуда ты, малыш это знаешь? Ты такой маленький ещё, а разговариваешь мудро.
– Мама рассказывала, легендой по роду передавалась. Бабушка наша, хоть и старенькая, тоже много рассказывала, а дедушка, ох, и много знает.
– О-о-о! Так ты всех в роду знаешь? – Удивлённо спросил Максим.
– Не-е-е, не всех ещё, я ещё плохо читаю те буквы старые не понятные. Дедушка учит меня, когда бывает у нас или я у него. Он перевёл книгу одну нашим разговором, вот свободно читаю. Только я дедушку теперь редко вижу, он далеко в лесу живёт, а у него работы много, весь лес на нём.
– А сколько тебе лет?
– В сентябре будет шесть, я уже большой. Меня можно и одного оставлять, это Стефаньку нельзя.
– Почему? – Спросил Максим, но в это время послышался женский голос
– Санька, Изборка, вы где? Я дождусь сегодня малины?
– Мамка зовёт, пошли Изборка. Идём, мам, мы счас. – Крикнул громко Санька и тут же обратился к Максиму. – А ты ведь Макс? К деду нашему приехал. Так? Мамка сказала, «Макс в гости приехал». Крутая машина у тебя. Ещё круче, чем у дяди Савелия. Такой у нас во всей деревне нет.
– Да мой «Майбах» крутой, соглашусь с вами, он и для меня крут.
– Мы хотели побежать к деду, рассмотреть твою машину, да мамка за малиной послала.
– Да? – Спросил Максим. – А я давно здесь не бывал, с детства, наверное. Так мы родные?
– Родные, родные. Нам ещё малины надо набрать. Мамка пирог затеяла.
Ответил Санька и потащил за руку Избора снова в малинник.
Новость, о том, что приехал Максим, среди родственников разлетелась быстро, и уже на ужине собралось половина родственников. Много было разговоров, расспросов, и сообщение деревенских новостей. Знакомство с теми, кого ещё не знал. Максим увидел вновь Избора. Он стоял возле калитки вместе с тем же Санькой. А когда всю детвору стали сажать за стол, чтобы накормить, Санька пошёл вперёд к столу, а Избор повернулся и пошёл из калитки. Дедушка Сергей окликнул его.
– Изборка! А ты куда подался? А ну, за стол! Быстро!
Произнёс с улыбкой дед Сергей.
– Садись, садись, быстренько, проголодался уже. Произнесла Оксана, поймав его за руку возле калитки, и повела к столу. – Бабушка-то ваша тоже уехала, мама твоя просила меня о тебе позаботиться.
– Зачем обо мне заботиться, я взрослый. Уверенно и важно произнёс Избор, тем вызвал смех взрослых.
– Давай, давай, садись, взрослый, кто бы сомневался. Бабушка тоже просила проследить и накормить.
Вновь произнесла Оксана.
– Зачем? Еды у нас много, полон холодильник, бабушка наготовила. Микроволновкой я умею пользоваться.
Произнёс Избор, но подчинился.
Проходя мимо скамьи, где сидели дед Сергей и Максим с двумя дядями, кои приходились сыновьями деда Сергея, мальчик посмотрел на Максима, и так получилось, что взгляды их встретились. Взгляд его был пронзительным, и отчего-то Максим вздрогнул, провожая малыша взглядом подумал.
«Где я видел такой взгляд?»
Пронзительно тёмно-синие глаза, со светлыми лучиками, идущие от зрачка до окончания радужки, цвет ночной фиалки, по окончанию лучей создаётся сияние. Словно из глаз мальчика лился свет. Удивительные глаза.
Ещё возле малинника он удивился таким глазам. Такие глаза он знал, точно знал. И сейчас же вспомнил.
Андрей Баратов.
У него сверкали такие лучи, завораживали всех девушек так, что сам Максим ему завидовал. И вновь вспомнилась Вера, с её синими глазами. В сердце кольнуло, но он выдохнул воздух, спросил деда.
– Дедунь, а чей этот мальчик? У кого из наших такой малец?
– Соседки нашей, Марьяны, сынок. Той молодки, о которой давеча разговор был.
– А-а-а-а, а она где?
– Дочку повезли на обследование. Отец Марьяны сегодня приезжал. Оксиния, когда голуба вернётся? К празднику вернётся?
– Вернётся, вернётся дедусь. Как же, Марьяна обещала тебе торт на твои именины. Их завтра уже к вечеру дядя Герасим привезёт.
– А Домна-то, зачем поехала?
– Не знаю, дедунь, приедет, сам и спросишь её. Мне оставили Изборку, попросили проследить за ним, хотели с собой взять, так он удрал к Саньке, искать его, времени не было, вот и оставили.
Дети сидели за столом, Избор посмотрел на свои руки, и произнёс.
– Тётя Оксана, а руки помыть?
– А ты ещё не мыл? Быстро к крану.
Мальчик положил на стол маленькую вещицу и побежал вглубь сада. Максима чем-то привлекла эта вещица, он поднялся и подошёл к столу, сам не зная, почему он подумал.
«Откроется крышка, и появится маленький человечек, раздаться его смех, и он хлопнет в ладошки, заиграет музыка вальса Лары, изящная балерина станет танцевать».
У Максима забилось сердце, он быстро протянул руку и открыл, так и произошло. Хоть и ожидал он этого, но всё равно было неожиданно, и он вздрогнул.
– Действительно так и произошло. Прошептал он.
– Дядя, нельзя трогать чужие вещи. Произнёс прибежавший Изборка, наставительным и строгим голосом, что Максиму стало стыдно.
– Извини малыш, интересная игрушка, изящная и дорогая. А не скажешь, откуда она у тебя?
– Скажу, мне дедушка подарил.
– Дедушка? Удивился Максим.
– Да, мой дедушка, что тут удивительного? Произнёс мальчик, отбирая у него этот предмет, и положил в карман брючек.
– Ничего, нет ничего удивительного, просто я раньше видел эту маленькую шкатулку. И её владелец называл её почему-то табакеркой.
– Максим, мало ли одинаковых вещей в мире, и тем более игрушек. Заступилась за малыша Оксана, разливая детям по тарелкам борщ.
– Конечно, много таких, но это ручная работа и очень дорогая….
Максим не закончил говорить, как его окликнули новые родственники и он пошёл к ним поприветствовать и а с кем-то и знакомиться.
Разговаривая с родственниками, из головы у него не выходила эта игрушка. Старался вспомнить, где и у кого он видел её. Перед глазами были только руки и длинные мужские пальцы, вертящие этот предмет. Палец нажимает на кнопку, и звучит смех и музыка. И смех владельца, и его слова.
«Сестрица будет довольна» Молнией пронзили эти слова, пришедшие из прошлого голосом Андрея в голове Максима.
– Баратов! Прошептал он.
«Да, что же это такое? Причём здесь Андрей? Каким боком он-то имеет дело к этому? Странно! Думал Максим. – Оксана права, мало ли одинаковых игрушек. Может кто-то ещё заказывал такую игрушку у того же мастера. Андрей говорил, для сестрёнки заказывал в подарок. Совпадение. Простое совпадение».
Продолжение следует....
Таисия-Лиция.
Фото из интернета.