Назар да Окуля

Павел Крупеников
Назар – высок и сухощав, Окуля –  пониже и пошире. Оба в таком возрасте, в котором бы в самый раз сидеть на печи да есть калачи. А они всё ходят от деревни к деревне, христарадничают.
Назар – подслеповат, молчалив, себе на уме. Если и скажет что;, то весомо, со значением, будто кулаком припечатает.
Окуля, как сорока, всё трещит и трещит, без умолку. Вот и сейчас:
- Зайдём вон в тот красивый дом и горячих щей с крошениной похлебаем.
- Хорошо бы! – сказал Назар, - только я крошить не стану. Я лучше хлеб вприкуску.
- Назарушка, так ведь обожжёсся, щи-то с пылу с жару.
- Не-е, крошить не стану, хлеб закиснет.
- А я так покрошу ржаного хлебушка.
- Ситного бы кусьмень, ладно бы было, а вприкуску нажористее, - ответил Назар, словно отре;зал тот самый кусок ситного хлеба.
- Вон оно как потянуло щами-то из капусты, - мечтательно вздохнула Окуля, - и добавила, - из свежей капусты.
- Капуста квашеная, - возразил Назар.
- Свежая, - не соглашалась Окуля.
- Я плохо вижу, - возразил Назар, но нос всё чует за версту, - капуста квашеная, с морковкой и лаврушкой.
- Свежая!
- Квашеная!
Чтобы прекратить спор, Окуля переключилась на другое:
- А, может, и ночевать пустят, - понадеялась Окуля.
- Окулинка, - Назар поёжился от мелкого, холодного дождика и продолжил, - ишь губы-то раскатала, держи кошель шире. И где же твой красивый дом?
- Да, вот он перед тобой!
Дом, действительно, был красив. Пятистенок, в два этажа, пять окон по переду. Наличники небесного цвета, конёк на крыше, верх трубы из просечного железа, заканчивалась труба флюгером, высокое крыльцо, ступеньки крашеные, перила с балясинами. Не дом, а картинка.
- Красава! – удивилась Окуля, - вот эта-то красава и спасает. И нас спасёт.
- Не красава спасает мир, Окулинка, - возразил Назар, - доброта спасает и только доброта!
- Опять ты, Назарушка, перечишь, - укорила его Окуля, - а вот посмотрим!
- Посмотрим, посмотрим, - сказал подслеповатый Назар, - и наощупь, взялся за перила крыльца, стал подниматься по лестнице. И поднялся-то на пару ступенек, вдруг услышал:
- Чего надо, божьи одуванчики?
На крыльце стоял довольный собой и недовольный увиденным хозяин красивого дома. Он ещё раз спросил, уже более нетерпеливо:
- Вам какого хрена?
- Пусти, мил человек, ради Христа, погреться да…, -  после такого неласкового приёма нечего было и заикаться о горячих щах, поэтому Назар закончил, - да нам бы по кружечке кипяточку.
- А баню не надо истопить? Попарить вас, а после - самовар поставить?
- Не-е, баню не надо, - издали встряла в разговор Окуля, - баня у нас вчерась была в соседней деревне и чай был с сахаром.
- Да, вы не стесняйтесь, просите, требуйте стопочку налить, спать положить на кровать с никелированными спинками.
- Ничего не надо, мил человек, извиняйте тогда, - сказал Назар, - спасибо этому дому, пойдём к другому.
- К чёрту нищий, бог подаст! - крикнул хозяин, развернул Назара и подтолкнул с крыльца да так, что тот свалился на траву. Подбежавшей своей спутнице Назар с укоризной выговорил:
- Ой, Окуля, начала ты не оттуля: покрошим - не покрошим, ржаной- ситный, свежая – квашеная, красава, …
Во дворе громко звенела цепью и заливалась злобным лаем собака хозяина красивого дома.