http://proza.ru/2023/03/06/917
Проспавшись после грандиозной пьянки, Антон задумался над тем, что произошло. Если бы раньше ему сказали, что он станет насильником, он бы ни за что не поверил, но вышло, что стал. То, что произошло, когда он вернулся в квартиру с Толиком, выглядело, мягко говоря, отвратительно, но Антон не испытывал ни капли вины. Он был уверен, что ни за что бы так не поступил, если бы Сергей и Вика не спровоцировали его. В сущности, ведь он только отомстил им, поэтому и не раскаивался, а наоборот, испытывал удовлетворение. Благодаря Толику он уверовал, что его не будут искать. Единственное, что его смущало, — это удовольствие, которое он испытал, когда насиловал. Лежа под одеялом, он прокручивал в памяти, как насиловал Вику, и возбуждался.
Антон ощущал себя обязанным Толику, и за бумажник, и за ценный опыт того, как нужно выходить из таких ситуаций. В благодарность он купил тур в Таиланд, и на следующей неделе они улетели в Патайю. Выяснилось, что Толик первый раз в Таиланде. Антон таскал его по злачным местам Патайи: они болтались по Вуолкин-стрит, разглядывая транссексуалов, даже заглядывали на Бичку — Бич-роуд, правда, проститутки там оказались страшные. Им делали массаж в салоне боди «Распутин», мыли в джакузи, натирали ароматными маслами, скользя по их большим белым телам маленькими коричневыми, доводили до удовлетворения и потом снова мыли и намазывали. Они ходили на Пусси-шоу, Толику не понравилось, и они ушли с середины представления.
Когда проходили мимо блоу джоб бара «Кинг-Конг», какой-то таец крикнул по-русски, обращаясь к ним: «Заходите, минет!» Они зашли. В каждом углу показывали порнуху. Они взяли пиво и сели за столик. Сделали разве что по глотку, как появились две девушки, залезли под стол и приступили к делу. За соседним столиком происходило то же самое, с той лишь разницей, что тайке помогала белая женщина, как выяснилось, русская. Мужик приветливо помахал рукой Антону и Толику. Когда они уходили, Толик сказал:
— Дашь нам попользоваться?
Пара возмутилась, словно дело происходило на паперти. Белая оказалась женой мужика, она была пьяна, стала выкрикивать оскорбления, а муж подбежал с кулаками. Антон попытался увести Толика, однако мужик догнал их на улице.
— Ты мою жену оскорбил! — он толкнул Толяна в плечо.
Зря он это сделал; Толик ударил, и мужик упал, стукнувшись башкой об асфальт.
Они снимали классных таек в «Люцифере», первый раз на всю ночь, потом брали на час, максимум на два. Один раз Толик взял тайку, привез ее в номер, раздел, а она оказалась катоем — транссексуалом. Толик чуть не выкинул его в окно. Антон спас это человеческое существо, он держал Толика, чтобы катой, похватав свои вещи, успел скрыться за дверью. Оба были пьяные в хлам.
Они сидели в гоу-гоу баре «Хот Герлз», где красивые тайки танцевали на шесте. Потом пьяная украинская туристка завладела шестом и показала мастер-класс. Толик назвал ее бл..дью, и Антону снова пришлось вмешаться. Можно было сходить на х-шоу, но Антон не решился, убедившись в моральных качествах своего водителя.
Он водил Толика по ресторанам с местной кухней, но на того ничто не произвело впечатления. Он требовал везде водку и пиво, а из еды курицу и свинину. Антон попробовал жареных сверчков и сушеных личинок, Толик назвал его дураком. Антон почувствовал, что водитель нарушил субординацию, но ничего не сказал. Единственное, что понравилось Толику, — бьющееся сердце змеи со стаканом крови, которое он запил водкой. Это его проняло, он скалился и тряс головой, словно хватил чистого спирта.
Вернувшись в Россию, Толик сказал Антону «спасибо», но ни единым словом не высказался о впечатлении, которое на него произвел Таиланд. Он был скуп на эмоции. Когда в Шереметьево садились в такси, Антон спросил, куда ему ехать. Толик ответил, что, отправляясь в Таиланд, съехал с квартиры, и теперь все его имущество в спортивной сумке, которая висела у него на плече. Антону пришла в голову отличная мысль, он решил поселить его в квартире на Якорной.
— Как тебе? — спросил Антон, когда они приехали на Якорную.
— Пойдет, — кивнул Толик, бросив недоверчивый взгляд на плакаты. Квартира пребывала в том же состоянии, что и три года назад, когда Антон, как он это называл, влачил здесь жалкое существование. — Сколько за месяц?
— Обижаешь, Толян. Живи на здоровье.
Толик кивнул. Не выразил ничего словами, только взглядом и коротким кивком, но было видно, что он благодарен. Антону нравилась сдержанность Толика, проявляющаяся буквально во всем, в словах, в жестах; была в этом какая-то старинная мужественность, и Антон подпитывался от него.
Теперь они не разлучались. Антон находил в интернете телок, звонил Толику, и далее они действовали на пару. Антон шифровался, заходил в интернет так, чтобы его нельзя было найти в сети, звонил с левого номера, фото размещал чужие. Действовал максимально упрощенно: если приходил ответ, предлагал созвониться. Обменявшись краткой информацией, предлагал встретиться, а при встрече они всегда производили впечатление, красивые и разные, один искрящийся, как фейерверк, другой молчаливый и строгий; девчонки западали на обоих. Антон приглашал их в клуб, там следовали алкоголь, кинестетика, потом ехали на хату и трахались.
Всю работу по уламыванию брал на себя Антон, Толик абсолютно бездействовал, однако его безразличие производило на девушек впечатление не меньшее, чем пикаперские штучки Антона. Девушкам нравятся молчаливые парни, от которых веет уверенностью и силой, именно так и выглядел Толик. Иногда это вызывало ревность со стороны Антона, который потел, применяя техники соблазнения, а Толик просто молчал, и это тянуло к нему девчонок. Антон понимал, что на фоне Толика его удача зависит от того, как он выглядит, а успех Толика — от того, что идет у него изнутри. К чести последнего, он ни малейшим образом не проявлял высокомерия, относился к успеху у женщин как к само собой разумеющемуся: есть — хорошо, нет — ну и ладно.
Зато, когда доходило до секса, ревность Антона отступала, потому что телки тащились от них одинаково. Во время группового секса Антон убедился, что как мужчины они равноценны. Однажды телка делала им минет обоим одновременно, засовывая себе в рот их члены по очереди. Антон отметил, что их достоинства практически одного размера.
Толик был строен, поджар, а Антон — массивен и рельефен. Глядя на них, можно было сказать, что Толик просто крепкий, а Антон настоящий качок. У Антона были мощные бицепсы, перевитые венами, что ему самому казалось крутым, но кисти выглядели холеными, как у офисного планктона, не поднимавшего ничего тяжелее компьютерной мышки, — это бросалось в глаза на фоне тяжелых кулаков Толика, у которого была широкая ладонь и крепкие пальцы, похожие на клещи. Поэтому он не выглядел слабее Антона; в нем присутствовало нечто большее, сила, сжатая в пружину, готовая распрямиться в любой момент.
У Толика была одна-единственная татуировка. На левом плече был набит череп в берете и надпись под ним «Soldier Of Fortune».
— Солдат удачи? Что это значит? — спросил однажды Антон.
— Спецназ.
В другой раз после секса с классными телками, когда Толик сидел на кровати, положив руки на колени, а одна девчонка лежала рядом, гладила его по плечу и смотрела с искренним чувством, Антон, усмехнувшись, спросил:
— Что, влюбилась?
Она перевела на него взгляд и сказала:
— Знаешь, ты мускулистый и у тебя много татушек, может, ты даже красивее, но от Толика веет силой, а от тебя — нет.
— Ну, на вкус и цвет... — хмыкнул Антон.
— Не в этом дело. Просто в нем чувствуется стержень внутри. Любая женщина тебе это скажет.
Толик не отреагировал, словно было сказано о ком-то другом, сидел, глядя перед собой немигающим взглядом.
Все же молчаливость Толика Антон расценивал как неразвитость. Было заметно, что парень из глубинки, служил в армии, как лох, приехал в столицу в поисках лучшей жизни, ничего не знает и стесняется, поэтому и говорит мало. Хотя, когда потребуется, силен и решителен. Антон подумал, что как более продвинутый и в благодарность за поддержку, оказанную при потере бумажника, он должен помочь новому другу, так сказать, развить его.
Однажды Антон повез его в модный торговый центр и стал предлагать примерить фирменные шмотки.
— Зачем? — удивился Толик.
— Хочу сделать тебе подарок.
— Не надо, — последовал ответ.
Антона это немного обидело, зато он понял, что эту тему лучше оставить, назвав про себя Толика деревенщиной. Потом попытался заинтересовать его фитнессом.
— Давай вместе ходить в тринзал, — сказал он. — Абонемент я оплачу.
— Зачем? — поинтересовался Толик.
— Качаться.
— Зачем — качаться?
— Ну как… Ты ж вроде спортивный, в спецназе служил. Там, наверное, был кач? Качаться круто.
Толик пожал плечами.
— Я там досыта накачался.
— Толян, ты можешь накачать дикие мышцы, круче, чем у меня, — Антон оскалился и напряг грудь, как бодибилдер на подиуме, но Толик даже не взглянул.
— Ну на фиг.
Все-таки Антон затащил его в зал, врубил металл и приступил к тренировке, в перерывах между подходами предлагая Толику пожать штангу или поделать бицепс и объясняя, почему это «круто». Толик морщился, отворачиваясь от штанги. Он сделал пару подходов на брусьях и разок на перекладине — подтянулся с легкостью раз пятнадцать, при этом сначала пять раз сделав выход силой на обе руки. У Антона сложилось впечатление, что на самом деле он где-то тренируется, а перед ним ломает комедию, так легко и отработанно получались у него движения.
В зале появилась девушка, и внимание Толика переключилось на нее. Он прошелся по залу в тот край, где она занималась, и увидел боксерский мешок. Упражняясь на скамье Скотта, Антон потерял его из виду и тут услышал глухие удары, от которых задребезжал гриф штанги на стойках. Антон пошел туда и увидел Толика, который бил мешок с такой силой, что тот едва не срывался с кронштейна. Антон был впечатлен.
Толик сел на скамью, чтобы отдышаться. Его лицо было влажным от пота, кулаки красны.
— Надо было перчатки захватить, — пробормотал он.
— Больно? — Антон кивком показал на руки.
— Нормально.
Толик отработал по мешку еще два раунда голыми кулаками, терпел, но удары не становились слабее. Зал наполнился гулким звуком от жестких шлепков. Пружина в действии. Он ушел в раздевалку с красными руками, мокрый от пота. Антон убедился, что привлекать его к спорту глупо. Накачан он был не так, как Антон, зато сам по себе был куда круче.
Как-то Антон заехал к нему на Якорную. Везде был порядок, нигде ничего не валялось, кровать заправлена, правда, не американским флагом, а обычным покрывалом. Британский флаг с кресла тоже исчез.
— А где покрывала-флаги? — спросил он. — Выкинул?
— В шкафу, — сказал Толик.
— Не любишь Америку?
Толик скривил физиономию, давая понять, что не любит.
— Не выкидывай здесь, пожалуйста, ничего, — сказал Антон. — Я долго здесь жил, некоторые вещи мне дороги.
— Кое-что я бы выкинул, — усмехнулся Толик и кивнул на плакаты. — Этих козлов, например.
— Чего они тебе сделали? – Антону захотелось поддеть его, типа как спецназовцу ему по вкусу, наверное, военные марши. — Ты слушаешь музыку? Ты в курсе, кто такие «Блэк Саббат», «Джудас Прист», «Рэд Хот Чили Пепперс», «Нирвана», «Мотли кру», «Секс Пистолс»?
Толик покрутил головой.
— А «Битлз»? Может, тебе и «Битлз» не нравятся?
Толик пожал плечами.
— Только не говори, что не знаешь про них.
— Знаю, — сказал Толик серьезно, без обычной своей ухмылочки. — Просто я такое не слушаю.
Он взбесил Антона, у которого возникло какое-то мазохистское влечение провоцировать его на проявление нелюбви к тому, что для него, Антона, составляло особенное почитание.
— Какую же музыку ты уважаешь, Кобзона?
— «Рамштайн», — спокойно ответил Толик.
— Так «Рамштайн» — тоже тяжелый рок, как и эти. Мне они не очень, потому что поют на немецком.
— «Рамштайн» вещь, а эти, — Толик кивком показал на плакаты, — говно.
Антон злился, что так усердно метал бисер перед этим насквозь деревянным спецназовцем.
Ночью ему приснилось, как по трассе носятся гоночные автомобили без опознавательных знаков, но он знал, что они английские и американские. Вдруг трасса превратилась в топкую грязь и автомобили завязли. Из-за бугра выехал танк, на нем также не было опознавательных знаков, но по очертаниям Антон догадался, что это «Тигр». Танк приблизился, не сделав ни единого выстрела, и методично передавил все гоночные машины. Антон понял, что «Тигр» олицетворяет «Рамштайн».
Антон и Толик познакомились с двумя классными телками, высокими и загорелыми, они только что приехали из Испании. Они катали их по Москве, Антон болтал, а Толик по своему обыкновению отмалчивался. Девчонки оказались без комплексов и согласились на секс, только в другой день и на их территории.
Через два дня Антон и Толик гнали под Серпухов, где у одной из них была дача. Толик предложил ненадолго заехать в Раменское, чтобы встретиться с армейскими друзьями. Антон хотел подождать в машине, но Толик сказал, что они могут пойти вдвоем.
Друзья ждали его в кафе.
— Здорово, Бес!
Двое парней поднялись из-за стола и обнялись с Толиком.
— Это Антон — мой шеф, — представил Толик Антона.
— Андрюха.
— Иван.
У них были жесткие руки, как кора. Двухметровый Андрей и невысокий кряжистый Иван выглядели как настоящие громилы. У Ивана был сломан нос, а у Андрея через весь лоб проходил шрам. Оба были с короткими прическами, в черных футболках и джинсах. Толик-Бес на их фоне выглядел интеллигентом.
— Бес, ты телком или водилой? — спросил Андрей.
— Водилой.
— Антон, может, тебе телохранители нужны?
— Спасибо, мне пока никто не угрожает, — улыбнулся Антон.
— Если что, обращайся, — подмигнул Иван. — Любому отобьем все что можно.
Они повели с Толиком бестолковый разговор, состоящий из взаимных подколов и хохота. Андрей запрокидывал голову и гоготал как конь, а Иван ухал как сова, раздувая щеки. Толик ухмылялся, щуря свои немигающие глаза. Антону стало не по себе в их компании. Он сидел с ними за одним столом и улыбался. Андрей проявил к нему интерес, взглянув на его одежду и волосы. А Иван не взглянул ни разу, словно Антона и не было. Он чувствовал себя беззащитным, если б кто-то из них сказал ему грубое слово или толкнул, он не смог бы ответить, но, несмотря ни на что, пацаны ему нравились.
— Может быть, чего-нибудь закажете? — предложил он. — Я угощаю.
— Пива! — выпалил Андрей. — С орешками! — и загоготал.
Когда сели в «Ягуар», Антон спросил:
— Значит, на самом деле, ты Бес?
— Армейское прозвище.
— Почему Бес?
Толик пожал плечами.
— У меня такое ощущение, словно твои друзья приоткрыли о тебе тайну. Наверное, у тебя легендарное прошлое, о котором ты не распространяешься. Толик-Бес, может, ты легенда? И я еще узнаю тебя с другой стороны? — Антон ждал, что он скажет, но Толик молчал, уставившись на дорогу. — Хочешь, я тоже буду называть тебя Бес?
— Да хорош тебе!
Они получили то, зачем ехали. Девчонки были красивые и раскрепощенные. В общем, все прошло как надо. Та, у которой было прямо-таки ангельское личико и тату на бритом лобке в виде сердечка с крылышками, преподнесла сюрприз. Она призналась, что хочет попробовать во влагалище сразу два члена. Девчонка легла на Антона, а Толик пристроился сзади. Антон видел ее лицо, как на нем отражались боль и наслаждение. Члены елозили в ней как угри, растягивая и натирая влагалище.
Антон записал видео, чтобы выложить на пикап-форуме, причем с согласия девушек. Той, которая была с ангельским личиком, он предложил повторить комбинацию два в одном и снять видео профессионального качества. Она согласилась и предложила подруге. Та призналась, что тоже хотела бы попробовать с двумя членами, но боится, что будет больно.
На обратном пути Антон впал в депрессняк. Его жизнь показалось ему болезнью; молодые красивые девушки, мечтающие попробовать сразу два члена, выглядели абсурдом. Он представил самую красивую девушку, которая была бы влюблена в него по уши, и делала бы в постели все, которая мечтала бы прожить с ним всю жизнь, и понял, что такая девушка, мечта любого мужчины, для него просто ничто. Что-то сродни регулярному онанизму. Он задал себе вопрос, ради чего мог бы посвятить такой девушке время, если бы за этим не стоял секс, и понял, что ни ради чего. Любое общение с девушкой, которое не ведет к сексу, лишалось всякого смысла, а секс по сути превратился в онанизм. Приверженность к нестандартному сексу с красивыми женщинами — это наркотик; наступает момент, когда понимаешь, что без него не можешь, но он иссушает душу. Антону захотелось превратиться в кота, лишенного всяких забот и желаний, и всю жизнь греться, растянувшись на солнышке.
Ему хотелось кричать и плакать.
— Что случилось? — спросил Толик.
— Не знаю. Тоска какая-то… Надоели эти шалавы.
— Женись.
— Чтоб убить ее в первую брачную ночь? После первой же палки она потеряет для меня всякий смысл. Знаешь, Толян, я уже не то что трахать, а даже видеть их не могу.
— Тебе надо отвлечься, съезди на рыбалку или куда-нибудь наподобие.
— Никогда не испытывал интереса ни к рыбалке, ни к охоте.
— Тогда напейся.
Антон понял, что это как раз то, что ему сейчас нужно.
— Составишь компанию?
— Только с условием: никаких баб.
Несмотря на привычную сдержанность, в интонации Толика проскользнуло участие.
— Заметано. Да пошли они!
Мысль о хорошей пьянке подняла Антону настроение. Они купили водки — Толик отказался употреблять другие напитки, — мяса и овощей на закуску.
Оказалось, что Толик прекрасно готовит. Он резал мясо и овощи как повар со стажем. Взяв нож, он как бы взвешивал его в руке, а когда надо было положить, переворачивал и, зажав обратным хватом, всаживал в разделочную доску.
— Толян, у меня ни мангала, ни шампуров, — сказал Антон.
Толик переложил в холодильнике продукты, освободив одну решетку, и протер ее.
— У америкосов это называется барбекю, — ухмыльнулся он.
На участке нашлось несколько досок и кирпичей, Толик сложил очаг и развел огонь. Мебелью послужила заляпанная побелкой табуретка, которую оставили рабочие, перевернутое ведро и за место стола деревянный ящик — все это также нашли на участке.
— Я — за водкой, а ты пока газетку постели, — сказал Толик.
— У меня и газет нет.
— Ну, найди что-нибудь.
Антон прошел по дому, шаря глазами в поисках чего-то пригодного вместо скатерти. Единственным, что подвернулось, был один из фотопортретов брюнетки Марианны. Он хмуро глянул на ее сочные губы и положил на ящик лицом вниз.
После трех рюмок, Антону сделалось легче, а, добавив еще две, он почувствовал себя счастливо; тоска улетучилась, как дымок, развевающийся над костром.
— У тебя талант готовить, — сказал он Толику.
Тот сдержанно улыбнулся, даже не оторвался от своего занятия, он проверял, готово ли мясо, разрезая ножом поджаристые куски.
— Где ты этому научился?
Толик пожал плечами.
— Не знаю. С тринадцати лет без матери жил.
— Ловко с ножом обращаешься. А метать умеешь?
— Это только в кино. В жизни оно ни к чему.
Они снова выпили. Антон смотрел на Толика и понимал, почему к нему тянутся девчонки.
— Ты мой единственный друг, Бес, — пробормотал он и его голос дрогнул.
Толик глянул на него и кивнул.
— Не грусти, Антон, все будет нормально.
Антону захотелось обнять его по-братски. Толик-Бес налил, они выпили и съели по куску шашлыка.
— Я вижу, как ты ходишь по бабам и ни хрена не делаешь. Как ты заработал на все это? — спросил Толик.
— Ничего я не заработал, ни рубля, из всего, что ты видишь. Отец, упокой Господь его душу, был коммерс, отбросил коньки, и все его бабло досталось мне, как единственному наследнику, — Антон вдруг подумал, что, если Толик спросит, сколько конкретно оставил ему отец, это будет подозрительный интерес.
Но Толик-Бес не спросил, даже отвлекся, чтобы пошуровать палочкой в тлеющих углях.
Они сидели, пока не выпили всю водку, Антон много говорил, смеялся, Толик слушал, улыбаясь. Он как будто не пьянел. Был теплый чудесный вечер.
На следующий день позвонила по скайпу мать. Антон был дома один, Толик утром уехал. Она была при прическе и в футболке с ярким принтом. Она поднесла ко рту кружку с кофе, и Антон заметил, что у нее наращенные ногти. Мать выглядела гораздо лучше, чем обычно, когда выходила на связь.
— Привет, как ты? — спросила она, словно они каждые выходные ходили друг к другу в гости.
— Забубенно.
— У меня к тебе дело, Антон. Важное. Мне нужна помощь.
— Финансовая?
— Дай мне двадцать тысяч, - сказала она.
— Долларов?
— Рублей! Конечно, долларов! Что за глупые вопросы!
— Зачем они тебе?
Мать подняла брови, значительно моргнула и сделала жест рукой.
— Тебе нужно, чтобы я отчиталась?
— Я разве не могу спросить, зачем тебе двадцать тысяч, которые ты у меня просишь? Я не Абрамович, который уже, поди, забыл, что есть такие цифры, как двадцать тысяч. Я исправно перечисляю тебе штуку в месяц и не спрашиваю, на что ты ее тратишь.
— Ну что такое тысяча долларов в Америке?! — воскликнула мать.
— Может, там и двадцатка не деньги, только я в России живу, а не в Америке.
— Хорошо, я скажу. Мы с Джоном присмотрели новый дом, и нам не хватает как раз двадцати тысяч. Но мне странно, что ты решил заговорить со мной таким тоном, — сказала она, сдерживая раздражение.
Антон понял, что вопрос с двадцаткой она считала уже решенным, и его упорство вывело ее из себя.
— Я не прошу у тебя отчета…
— А как это называется? — перебила она.
— Некоторые вещи мне тоже кажутся странными. Меня задевает, что, когда мы созваниваемся, не успею я ответить на твое «как ты?», разговор сводится к баблу: то тебе надо столько-то, то ты интересуешься, сколько у меня осталось, как я распоряжаюсь отцовским наследством. Я забыл уже, когда ты неподдельно интересовалась моей жизнью. Не «как ты?», это твоя форма вашего «Ха ва ю», которая на самом деле означает «мне насрать, как ты». Почему ты никогда не спросишь, не болит ли у меня что-нибудь, есть ли у мня девушка или есть ли у меня какие-то проблемы, вообще, почему тебя не интересует моя жизнь? Или почему бы тебе не рассказать, как поживает моя сестра, подвела бы ее к камере…
— А ты сам хоть раз поинтересовался своей сестрой? — взвизгнула мать, подскочив на кресле, словно ее ткнули снизу иголкой.
Она поправила волосы, упавшие на лицо, и, не взглянув в камеру, отключила соединение.
Через сорок минут запиликал сигнал входящего звонка. Антон подошел к компьютеру. Звонила мать, он не ответил.
http://proza.ru/2023/03/10/1202