Балаган кабаньих страстей

          
      

    Как же надоело директору воевать изо дня в день! Воевать из-за каждого пустяка! С учреждениями, разными обществами, работающими по принципу: правая рука не знает, что делает левая. Схлестываться с недоброжелателями. Бюрократами. Дилетантами. И просто равнодушными. Одного Хлыстобуева хватило бы, чтобы  нажить себе славу конфликтного человека. «Психологически несовместимого с лояльными людьми»,— как много лет назад выразился Хлыстобуев, с великой радостью вышибая Новожилова «на повышение» в Сухой Ерик.
   
Тяжело было оставлять любимое дело, бросать дом, приусадебный зоопарк, чтобы в сорок пять лет начать всё сначала. Но он никогда не говорил, что его просто-напросто выгнали или, допустим, съели, — нет, утверждал улыбаясь: «Уволили наверх».
   
Теперь нелегкая свела с председателем охотничьего общества Вашкевичем. Не только профессиональные расхождения мешали их миру. Один — юрист, взявшийся за охотоведение в предпенсионном возрасте, другой — прирожденный биолог, охотовед. Добавились и личные счеты. Именно их имел в виду Новожилов, называя Вашкевича большим специалистом по разведению дичи. Той, какая ему по силам.
   
Не последнюю роль в междоусобице сыграло дело о таинственном кабане и Красной книге. Кабан был назван таинственным потому, что от него не нашли и косточки — лишь большую лужу крови, в которой лежала желтая ружейная гильза. Там же, в лесополосе, остались следы «Нивы».
   
История завертелась, когда к Новожилову приехал егерь и угрюмо доложил, что на его участке грохнули кабана.
          
 - Есть свидетель, - сказал егерь. – Видел трех  браконьеров, паковались в тачку.  Номер машины запомнил.
   
Вскоре  следователь милиции сообщил фамилии «неизвестных»: сынок Вашкевича - Славик в компании с зубным врачом Калачевым и директором магазина Сумайло.  Интересно, что путевки на охоту выписывал им  сам Новожилов. Правда, на  отстрел голубей. Как ухитрилась троица перепутать голубей с кабаном — тайна, не раскрытая поныне. Непонятно и  почему приятелей потянуло в Сухой Ерик,  если по рекомендации папаши они могли порезвиться у того же Хлыстобуева в роли высоких гостей. Подальше от глаз и языков подчиненных.
   
Возможно, раскрыть тайну и собирался младший Вашкевич, когда в разгар расследования припарковался на базе хозяйства.
   
Чёрт дернул Вашкевичева потомка податься не прямо к директору, а налево, в кухонную пристройку. Скорее всего – смочить горло перед разговором.
   
В пустой полутемной каморке действительно стояли ведра с водой, но не они первыми бросились в глаза посетителю. Возле двери, на стуле, лежала Красная книга. Солидная, красивая, новая.  Не то чтобы Славик был заядлым библиофилом, но Красная книга понадобилась ему  из-за редких видов животных, нарисованных и перечисленных в ней.  Устроить такую Славик просил  на днях Калачева -  у него издание  красовалось на специальной полке лицом к стеклу.  «Можно попробовать, - сказал Калачев, - когда сделаю ей золотые коронки». Ей — то есть администраторше книжной базы Ирине Прокофьевне Козодеровой. Второй гость Сумайло — директор магазина — тоже не прочь был заиметь красный том, и его, как  Славика,  знакомый таксидермист недавно спрашивал, каким чучелом он желает освежить дизайн своей гостиной. Да и скорняк названивал насчет шкурок для женкиной шубки, Сумайлиха давно ныла, что ходит в чем попало, как драная кошка. Потому и второй гость  подъехал к зубному врачу с просьбой замолвить словечко. А Ирине Прокофьевне Козодеровой пообещал пару кругов дефицитной колбаски без жира.

Ясно, что просьба Сумайло сильно занизила  шансы зеленого пацана. И    вдруг такая удача: книга лежит бесхозно и, можно сказать, сама просится в руки. Сукровично-бордовым цветом будит мыслишку о том, что присвоить ее, чужую, особым грехом на Руси не считается. И рука как-то сама собой потянулась к тускловато-глянцевому переплету, ухватила его  и засунула под ветровку, где левый локоть с быстротой скоросшивателя зажал добычу под мышкой. Оставалось  выйти наружу, забросить книгу в машину и вернуться во двор. Славик так и настроился - действительно вышел и прилично переместился вперед,  И  тут  на пути – знакомая,  кормилица зверей Катерина.
      
Она шла от домашнего зоопарка, где пошвыряла корм питомцам, заодно и перьев надрала у гуляющего павлина, а теперь доказывала ему, что он - глупая птица, зря сердится, у него новые отрастут. Но павлин развел хвост вовсе не для того, чтобы терпеть наглые выходки Катерины и слушать мораль, рядом в любовной истоме млела  индюшка. Без всяких церемоний павлин долбанул  Катерину клювом и заорал на весь двор. Его истошное «Мяу» взвинтило индейку, но индюшачье возмущенное бормотание было сбито  появлением Славика. Однако не такова Катерина, чтобы пропустить без внимания  настрой «этой курицы», она завелась и теперь стала чехвостить индейку, раскрывать ей, слепорылой,  глаза на провожатого кавалера. Ведь он пасет ее не от какой-то там любви, а чтобы она, клуша, привела его, скотину, к своему гнезду, и он потюкает  кладку. Сказанное было дополнено  пением: «А у павлина морда синяя, он не умеет целовать», ритмичным  дерганьем тела и подачей следующего куплета разудалым речитативом: «его по морде били чайником и научили целовать».
      
До машины Славику  оставалось всего ничего, потому шум-гам с пением и плясками был ему ни к чему. Он сделал зигзаг в сторону, рванулся к машине и тут его  подсек Новожилов.
      
Дальше события развивались своим чередом: Славик врал, Новожилов слушал с интересом и даже с удовольствием. Но, соскучившись, взял да и щелкнул нахального дичекрада в том месте, где под ветровкой угадывалось книжное ребро. Звук получился лихой и громкий. Разразился скандал. Теплая Красная книга была извлечена и объяснить что к чему оказалось еще трудней, чем уравнять голубя с кабаном. Но парень молол свое - про личные вещи, которые «волен носить где угодно, когда угодно и прижимать их к себе сколько угодно». Тогда Новожилов позвал очевидца.
 
- Кого-кого? — спросил пойманный.

— О-че-вид-ца! — отчеканил Новожилов.
   
И Петрухин собственной персоной спустился во двор. Он спустился с крыльца, где ему тише мышонка велел ожидать Новожилов. И, волнуясь, повторил то, что считанными минутами раньше выпалил директору.
 
Да, примостился в глухом местечке, будто в читалке. Изучал животный мир по книге, даденной Василием Прохоровичем. В аккурат добрался до жужелицы, как услыхал шум машины. Кого-то чёрт принес, подумал. И точно! Знакомый голос Вашкевича-младшего. Спрашивал хозяина.  Дома? Да, дома. Но вместо дома чувак подался к пристройке. Петрухин мигом вскочил. На кой ему встреча? Расспросы, вынюхивания. Он книгу-то захлопнул,  положил на скамью, а сам черным ходом наружу, Там к щелке в двери припал. В аккурат возле смоляного кармашка  филенки, где изъян древесины нарочно подчеркнут.  Ничего не поделаешь, охотничья повадка. Дальше Василий Прохорович знает.
   
Петрухин оповестил Новожилова раньше, чем Славик оторвался от Катерины, которая, исчерпав себя в павлиньем фольклоре, пела уже про лису и двух ее любовников. Их тоже били по морде, но, судя по набору предметов, более основательно: «и самоваром, и паяльником, потом ведром и снова чайником». В результате «отучили кайфовать».  Отсутствие  зрителей заставило Катерину встроиться в новый сюжет. «Шоу маст гоу» назвали бы продвинутые мастера эстрады такую находчивость, но  Катерина этого не знала и обыкновенной зевакой просто тупо глазела возле машины. Судя по выражению лица, в голове у нее уже что-то варилось.  В своем сатиновом халатике, подвязанная цветастым пояском, с полуседой никотиновой прядью, с букетом павлиньих перьев она, может, и не дотягивала до антуражности какой-нибудь оторвы из кабаретного китча, зато фантазии и авторской самобытности ей было не занимать. Обработала она и сюжет с Красной книгой.  А потом в виде устного творчества пустила в народ.
   
Малый-де чин чинарем, пришел с покаянием, а Новожилов — вампир вампиром пил младенческую животворную кровь, пока не отпал. Распаренный и горячий, он вдобавок оттузил бедолагу красной заклинательной книгой, полной бесов, чертей и гадюк. Со страху малый-де вырвал книгу и сходу обороняться да по нечисти колотить. Она же коростой облепила машину, но герой одолел. И вот, надо же,  тронуться не успел, как машина взлетела.   «Посадить обещался»,— выкатив глаза, шептала Катерина и  проводила ребром ладони по шее, показывая меру заклинательного наказания. С горя малый-де  книгу красную, наговорную и засунул подальше, себе в бардачок. А Краснокнижник углядел, бесом сорвался  и отжал-отмутил. При слове «Краснокнижник» Катерина опасливо озиралась, и звучало оно в ее устах так же, как названия особей, которых отдубасили чайником.
   
С Катерининой легкой руки Новожилова и прозвали Краснокнижником. К живописующим успехам Катерины можно отнести и обеление кабанятников. Да не простое, а до совершенной невинности и чистоты. И это несмотря на то что вместе с зубным врачом и директором магазина сынок председателя без заминки выплатил штраф. Кабан же, которого грохнули, коллективной фантазией сторонников Вашкевича вовсе был сведен на нет и объявлен таинственным. От него не оставили не то что лужи крови, но и мокрой точечки. «А ружейная гильза?» — упорствовал хмурый егерь. И сторонники Вашкевича советовали ему креститься, когда мерещится.
   
Так был забит главный клин в отношения Вашкевича с новожиловцами, к которым помимо людей причислялись отныне дикие звери и птицы.

       Продолжение следует