Мартин заканчивал дело. Наступило лето; Сэбридж все еще работал в плутониевой лаборатории; от капитана Смита не было ничего нового. Из палаты Льюка поступали неоднозначные, а иногда и противоречивые сообщения; некоторые врачи думали, что это была ложная тревога. Кто бы ни был прав, ближайшие месяцы брат оставался у руля. Пресса продолжала публиковать статьи о предателях и шпионаже, но в Барфорде новостей не было.
В июле Мартин сообщил нам, что первый лабораторно извлеченный металлический плутоний готов к испытаниям. Дравбелл разослал приглашения комитету, как будто пытался воспроизвести каждую деталь провала "кучи". Испытания назначили на 26 июля, и Бевилл ждал его с нетерпением, как ребенок.
- Верю, что завтра будет наш праздник, - так он сказал на встрече с учёными в Барфорде - как будто сам придумал эту фразу. В тот вечер за ужином, на который пришли Дравбелл, Мартин, Фрэнсис Гетлифф, Маунтни, Гектор Роуз, Нора Льюк, еще десять ученых из Барфорда и членов комитета, он произнес длинную речь, в которой рассказал об истории проекта, начиная с того, что он назвал "старыми добрыми временами", сентиментальную, ностальгическую речь, полную картинок детства, в которых он с предельной искренностью отдавал дань добрым намерениям каждого, включая тех людей, которых он считал обманщиками и негодяями.
Когда мы встали из-за столов, брат тронул меня за руку. Он отвёл меня от толпы и прошептал: "Завтра всё будет в порядке".
Глядя на него, я видел его правильный рот, скрытные и веселые глаза. Мне не нужно было никаких объяснений. В условиях отчуждения все еще можно было читать чувства друг друга; он только что рассмотрел мои со своего рода формальной вежливостью, поскольку ему не нужно было бы изучать чувства друга.
Я не оставался с ним в ту ночь, но он попросил меня сбежать с вечеринки на четверть часа. Мы прошли в ворота и торопливо зашагали по грязным тропам.
В пустой комнате рабочей лаборатории он нашел мне комплект резиновой одежды, плащ, капюшон, перчатки и галоши, и надел свой собственный. Он повел меня по коридору с надписью "ОПАСНО". "Не обращай на это внимания", заметил брат. Он отпер стальную дверь, которая вела в узкую комнату, пустую, если не считать того, что она выглядела как сейф для мяса. Мартин набрал комбинацию, открыл панель и достал гибкий пакет, сделанный из какого-то желтоватого вещества, размером чуть меньше женской корзины для покупок. Когда он держал пакет, один угол был отягощен небольшим тяжелым предметом, возможно, свинцом.
- Плутоний, - сказал Мартин.
- Сколько его?
- Не слишком много. Кажется, он стоит несколько сотен тысяч фунтов.
Он смотрел на пакет собственническим, почти страстным взглядом - так смотрит коллекционер.
- Можешь потрогать, - сказал он.
Я запустил два пальца в пакет - и, к моему удивлению, вспомнил прежнее блаженство. Металл оказался горячим на ощупь, и я вспомнил, когда тоже было горячо и блаженно. Мартин и Ирен сказали про ребёнка, и трава и земля под рукой были горячими. Я чувствовал то же, что и Ирен тогда в парке под окутанными туманом фонарями. В духе Пруста прикосновение к тёплому металлу - который мог показаться зловещим - перенесло меня в тот забытый счастливый летний вечер.
Брат растерялся. Он непонимающе смотрел на меня, держащего пальцы в пакете.
- Всё хорошо?
- Вполне, - ответил я.
На следующий день демонстрацию провели так, как будто Мартин и его сотрудники не знали, сработает ли это.
В конце, однако, Мартин отказался от поздравлений, настаивая на том, что это заслужил Уолтер; он отвел Бевилла и остальных к постели Льюка.
Гектор Роуз и я следовали за ними.
- Вы с ними, Элиот? - поинтересовался он.
Меня удивила его сдержанность.
- Думаю, лучше пойти, - ответил я.
- Думаю, я лучше прогуляюсь, - произнёс Роуз.
Это было так невежливо, так на него не похоже, что я даже не понял. Хотя я сопровождал его, я не мог узнать никакого намека на причину. Позже я обдумал это, и ответ оказался простым, хоть и неожиданным. Гектор Роуз испытывал болезненный ужас перед раком; он старался даже не слышать названия этой болезни.
Наедине с собой, в офисе Дравбелла, он мог расслабиться, выпутавшись из тяжелого испытания; он упустил то, что Бевилл назвал бы слабостью, относительно будущего руководства Барфорда. Они с Невиллом хотели обсудить этот вопрос: Дравбелл был в немилости. Если бы они сменили руководителя и если бы с Льюком все было в порядке, было бы трудно отвлечь его; но никому из чиновников и ведущих учёных эта идея не понравилась. Он совершал ошибки: он говорил слишком громко и слишком много: он не был их человеком.
Они всё больше доверяли Мартину. Он был моложе, он не состоял в Королевском обществе, давать ему всю полноту власти было бы неразумно; но, если здоровье Люка оставалось неопределенным, существовало ли какое-либо средство, с помощью которого они можно было бы назначить Мартина временным руководителем Барфорда?
Удача играла на руку Мартину. Я знал, что он был готов, точно так же, как был готов с той ночи в пабе Стратфорда, извлечь из этого максимум пользы. Даже когда он отдавал дань уважения Льюку, у него был двойной мотив, он просчитывал возможные последствия.
Это правда, что он был справедлив, более чем большинство людей. Он не получил бы больше похвалы, чем заслужил. Лучше, чем кто-либо, он мог оценить роль Уолтера в проекте, и он хотел, чтобы все её оценили.
Но хотя то, что он сказал о Льюке, было правдой, он также знал, что этого от него и ждали. Люди любят справедливость: это было частью удобств, если надо что-то делать в мире Бевилла и Роуз.
Теперь брат подходил к своему предпоследнему ходу.
В кабинет Дравбелла после посещения больного вернулись Бевилл, он сам и Дравбелл. Маунтни и Гетлифф сопровождали их. Мартин хотел, чтобы эти двое были на его стороне так же, как и официальные лица. Если возможность не представится, он был готов подождать. На самом деле, она представилась, когда Бевилл спросил о здоровье Льюка.
- Неужели этот бедняга, - спросил Бевилл. - Поправится?
- Надеюсь на это, - сказал Мартин. - Врачи, кажется, так думают.
- Слишком мало знаем, - произнёс Дравбелл.
- Вы имеете в виду, что он победит? - спросил Бевилл.
- Я верю, что он это сделает, - сказал Мартин, еще раз намеренно выступая от имени Льюка.
- Ну, - Бевилл обратился к Дравбеллу. - Полагаю, Элиот продолжит его дело?
- Он уже несколько месяцев его продолжает, - сказал Дравбелл. - Я всегда говорю своей команде: незаменимых нет. Если кто-нибудь из вас уйдет, придёт кто получше!
- Я полагаю, вы справитесь, дорогой Элиот? - Бевилл обернулся к Мартину.
Наконец Мартин мог начать.
Вместо юношеского согласия, брат посмотрел на свою руку, а затем, помолчав, бросил острый и хмурый взгляд на Бевилла.
- Не знаю, удачное ли время для обсуждения этого вопроса.
Дравбелл улыбнулся, подпрыгнув. Молодой человек вырос; он понимал цену своих слов.
- Не вижу трудностей, - сказал Бевилл. - Вы великолепно справляетесь.
- Мне было бы легче, если бы я мог сказать, что имею в виду, - объяснил Мартин.
- Поэтому мы здесь, - ответил Бевилл.
Мартин начал:
- Что ж, сэр. Любой, кого просят взять на себя ответственность за этот проект, отвечает за гораздо большее. Я думаю, что, возможно, было бы неразумно спрашивать того, кто не может убедить своих коллег в том, что мы работаем над неудачами.
- Мне не вполне ясно, - заметил Бевилл.
- Кто-нибудь верит, что мы можем так оставить проблему Сэбриджа?
- Понимаю, - согласился Бевилл.
Старик догадался ещё минут семь назад. Он прикидывался дурачком, чтобы помочь Мартину.
- Мне жаль это говорить, но я не смогу справиться ещё хотя бы с одним Сэбриджем.
- Не дай бог, - кивнул Бевилл.
- Есть ещё свидетельства? - вмешался Фрэнсис Гетлифф.
- Насколько я знаю, нет, - брат, казалось, не настаивал. - Однако если мы не можем трогать Сэбриджа, надо, чтобы другие ему не следовали.
- Такое возможно, - согласился Фрэнсис Гетлифф.
- Мы не совсем виноваты, что ваш коллега на свободе, - добавил Гектор Роуз.
- Могу кое-что сказать, - начал Мартин.
- Слушаем, - Бевилл разглядывал Мартина.
- Всё, что я говорю, будет засекречено?
- Останется в этих стенах, - сказал какой-то старик.
- Думаю, мы можем давить на Сэбриджа.
- Капитан Хук уже пытался.
- Да, но можем ещё, - ответил Мартин.
- То есть?
- Это может только его знакомый.
- Кто?
- Я попытаюсь, - ответил брат.
Мартин тем же тоном продолжил излагать свои условия. Если Сэбридж останется в проекте, было бы неразумно просить Мартина, чувствующего себя так, как он, взять на себя ответственность. Если бы он согласился на это, ему нужно было разрешение присоединиться к капитану Смиту и попытаться решить "сэбриджский вопрос" раз и навсегда.
Бевилл с энтузиазмом поддержал это предложение; Роуз счёл его справедливым. "Мы хотим двух вещей", - сказал Роуз. "Первое - это безопасность, а второе - как можно меньше огласки, насколько это в человеческих силах. Мы были бы бесконечно благодарны, мой дорогой Элиот, - (он обращался к Мартину), - если бы только вы могли уберечь нас от газет".
- Не получится, - возразил брат.
- Будет ещё суд? - спросил Гетлифф.
- Да.
Мартин рассчитывал на поддержку Бевилла и Роуза; он также поставил перед собой цель добиться согласия ученых. Внезапно он получил нечто большее, чем молчаливое согласие, он получил искреннюю поддержку там, где ее можно было ожидать в последнюю очередь - от Маунтни. Случилось так, что Маунтни обладал, наряду со своими научными идеалами, страстным чувством данного человеком слова. Он забыл о государственной тайне (которую ненавидел) и коммунизме (который в принципе одобрял) от ужаса преступления Сэбриджа. В своей чистой, ничем не прикрытой честности Маунтни не видел ничего, кроме чудовищности нарушения клятвы, и, подобно Томасу Бевиллу, на которого он не был похож ни в чем другом, он воскликнул:
- Я должен их пристрелить! Чем скорее мы их пристрелим, тем лучше!
В этот момент я наконец понял тайну капитуляции Маунтни до того, как была сброшена бомба, причину, по которой его протест сошел на нет.
Дольше всех приходил в себя Фрэнсис Гетлифф.
- Думаю, этого достаточно, чтобы вы сообщили всё капитану Смиту, - сказал он. - Не понимаю, зачем вам самому это делать.
- Боюсь, я должен, - ответил брат.
- В том, что ученые даже сейчас замешаны в полицейской работе, есть очень много недостатков и нет никаких преимуществ.
- Думаю, да.
- Хорошо, - согласился Фрэнсис.
- Однако иногда нельзя загадывать наперёд - думаю, как сейчас.
- Почему?
- Некому заставить его признаться.
- Неизвестно, сможешь ли ты.
- Я могу потерпеть неудачу. Но это не повод останавливаться, - возразил Мартин.
Наконец Фрэнсис покачал головой, невольно соглашаясь: "Мы зашли так далеко, что кто-то обязательно должен был пройти все это". Он, обладавший таким большим авторитетом, в кои-то веки казался нерешительным: как будто то, что он и другие были вынуждены делать, подготовило путь для молодых, более твердых людей.
Напоследок Мартин добавил:
- Прежде чем мы решим это, должен упомянуть, что мы с Льюком не были единогласны по этому поводу.
- Любопытно, - заметил Гектор Роуз.
Мартин говорил так же честно, так же твердо, как и тогда, когда отдавал должное Льюку.
- Прошлым летом я предложил уволить Сэбриджа.
- Надо полагать, Льюк был против? - уточнил Роуз.
- Поздно об этом, - сказал Бевилл. - Теперь знаем.