Три возраста мудрости

Ольга Вышемирская
Мудрость людская ведет себя соответственно возрасту. В молодости, она стрмится помочь всем. Поддержать советом, защитить, накормить, объять необъятное. Не видела я еще таких, которые собой смогли исцелить всю боль и нищету этого мира.
В среднем возрасте, она уже сдержанна, советы во все стороны не расточает. В глаза зорко смотрит и что-то там видит, но молчит, пока совета не спросишь, пока не разрыдаешься от бед, пока вопль к небу не поднимешь; тогда, осторожно, чуть слышно, скажет совсем немного. Но ты это немногое будешь нести через года, до смерти помнить, еще и детям-внукам, как драгоценность, передашь. Не всем она советует, не всем сочувствует, не каждому объятья раскрывает. Еще и так бывает, что привечает безумных более мудрецов. И пойди, пойми почему. Отчет ни перед кем не держит. Словом, живет скрытно и что на уме имеет, то тайна. Глядишь на нее, подражать пробуешь, а только из потуг одна комедия рождается, тебе на огорченье, людям на смех.
В зрелом возрасте мудрость молчит. Глаза ее на тебя смотрят седой вечностью. И какое бы горе ни случилось, какая бы туга ни одолевала, совета ты не получишь. Расположишься рядом, оставишь на время свое житье-бытье, чтоб разуму научиться, а она, будто нет тебя, тянет четки дней в безмолвии бытия. Поогрочаешься всласть, пожалеешь себя-горемыку, да и пойдешь назад. И только тут, перекрестит она тебя на дорогу, да махнет рукой, мол, не поминай лихом. И ты пойдешь тем же путем, которым явился пред ее очи, чтобы решенье найти, да путь, ровно, другой стал, то ли ухабов меньше, то ли сил больше. Идешь, думу думаешь, как свою печаль одолеть. Не ведаешь еще, что растаяла она, как вот туман или дым от ветра. Потом ни раз еще эти глаза, под седыми бровями,  вспомнишь. А что случилось? Ну, пришел, ну пожил  несколько дней рядом. Ну, воды принес или дров нарубил, починил калитку. Только и всего, и то, чтоб не скучать. Хлеба черствого поел, воды напился колодезьной... Спал на соломе и как что разрешалось у тебя, не знал, и какие силы вокруг тебя были, не ведал. А мудрость видела с чем пришел, и какой путь тебе уготован, и сколько лет ты вот так на свете маешься. Все ведала, но молчала. Да ей не пристало лясы точить с каждым встречным. Вот так и свиделись духовная слепота с духовным зрением; случается, что и духовно-глухие идут. Вот и молчит она, сохраняя чужие сердечные тайны. Скажи кому, не поверят, посмеются: "Ну и наплел ты, браток!", а ты и не врал вовсе. Сходил за советом, да как бы зря, советов не было, а получил более, чем мог ожидать.
 Кто мудрость видел в почтенном возрасте, вовек не забудет, как дышалось при ней легко, как звезды сияли ярче, как хотелось весь мир обнять крепко-крепко, как брата-близнеца или отца; как там, на соломе, каждую ночь прилетала к тебе одинокая большая саранча; как птицы утро хвалили а потом гремело у колодца ведро и плескалась, искрясь, студеная вода.
 Уходишь в мир, уносишь в сердце кусочек покоя и  безмолвия, чтобы однажды понять, кто ты и куда тебе нужно. А там, в глуши, остается живая, высшая мудрость, как маяк для всех плывущих по морю жизни.