-1-
Лип реально закопался. Не бегай наперегонки с техноматрицей современной реальности. Ты все равно будешь отстающим, ты будешь лузером. Это не просто принижало Липа как человека, хотя любые девайсы негласно постоянно делают это, как бы подчеркивая его личную ограниченность, мол, хочешь не хочешь, а тащи эту зеркально-черную лопату из кармана, и упаси Боже её потерять, вот уж затрепыхаешься. Нет, проблема была не только в принижении высокого звания - быть человеком, проблема своими ядовитыми и цепкими корнями уходила глубже. Принижение не было константой, чем-то постоянным, нет, уже сейчас - и Лип только недавно понял это - все люди были лузерами, отстающими от не то чтобы прогресса, а просто реального положения вещей, всего того, что привнесла в их жизнь сеть, портативные карманные компьютеры и разные другие технопримочки.
Правда, напрашивался вывод, что шарить и держать руку на пульсе должны были айтишники, инженеры, все те, кто так или иначе, но был связан с технодвижухой 21 века, но и это была ошибка. Им было даже труднее взглянуть на какие-то вещи потому что они залезли глубже, встряли плотнее во все это, чем непосвященные люди. У тех ещё оставался какой-то технологический зазор, люфт к тому, чтобы хоть ненадолго выйти из сети, побыть самими собой, а то и с самими собой. Но сказанное - условно, хотя бы потому что опять как-то разделяет людей на группы, обособляя их друг от друга. На самом деле, все человечество оказалось в ситуации отставания от реальной ситуации. Отставание было крепко завязано на непонимании или даже недопонимании сути происходящих изменений. Новые новости накапливались быстрее, чем кто-либо успевал их изучить и осмыслить. Но даже в процессе изучения, любая новость устаревала и отставала уже в тот момент, когда попадала в поле зрения исследователя. Новости могли бы идти в режиме реального времени, но проблема была в том, что не было и не могло быть новостей, способных осветить, хоть как-то отобразить, хотя бы малую долю целого, чего-то общего. Новости, сами по себе, были заточены под то, чтобы сфокусировать внимание на деталях, на частностях, но стоило Липу посмотреть в предлагаемую ими сторону, как он автоматически упускал из виду всё то, что происходило вокруг. Новости активировали режим тоннельного зрения, и на одном конце этого тоннеля, новостной трубы было определенное событие, ситуация, текст, а на другой - наблюдатель, исследователь.
-2-
Лип говорил себе: никаких проблем, расслабься. Тонны цифрового мусора однажды исчезнут, при тех или иных обстоятельствах. Никто не будет копаться в этих инфосвалках, пытаясь отыскать там что-нибудь ценное. На это ни хватит и тысячи жизней. Да возможно когда-нибудь будут исследователи, цифархи - цифровые археологи, что отдадут свои силы поиску чего-нибудь действительно ценного, но вполне вероятно, что к тому моменту они уже будут вооружены помощниками в виде нейросетей, которые рьяно возьмутся за дело и примутся перелопачивать тонны текстов в поисках чего-нибудь стоящего. Может надежда кроется в этом? Что умные машины и возьмутся за коррректуру и редактуру того, что им покажется более-менее достойным внимания, но например сыроватым, необработанным? Авторы-ноунэймы, как и любые права на оставленную ими интеллектуальную собственность к тому моменту благополучно канут в лету, а потому любой ИИ совершенно невозбранно сможет взять приглянувшийся ему текст, чтобы перекроить на свой вкус. И что же тогда беспокоит его сейчас? В худшем случае, что его, Липа произведение останется частью бескрайней сетевой свалки контента, а в лучшем - обретет второе рождение, будет тщательнейшим образом проработано под любовным и пристальным взором ИИ? И если уж есть тот свет, то нечто или некто, оставшееся от Липа там, наконец-таки увидит то, чего так и не случилось при жизни. Вещь дописанная, вещь читаемая, вещь достойная взгляда читателя.
-3-
Лип реально хватался за голову. Раньше он думал, что это фигуральное выражение, но вот же, пришло время, когда он обхватил свою голову всеми пальцами руки и схватился за неё как за что-то требующее того, чтобы это схватили. Наверное, это было побочным эффектом от ощущения улетающей куда-то крыши. Роман был почти закончен. Пока остальные люди, то есть около семи миллиардов разумных существ, занимались своими делами, Лип пытался закончить роман, с редкими перерывами на сон, обед и другие повторяющиеся элементы сложной системы жизнеобеспечения. Работа над романом, сама по себе, не относилась ни к одному из них, хотя - в отдаленной и довольно расплывчатой перспективе - могла принести определенную выгоду и поспособствовать тому, чтобы часть этих процессов переложить на кого-то другого, за частичное распределение этой выгоды в пользу менее удачливого (и, судя по всему, расторопного) на тот момент выгодоприобретателя. Написание романа было (как показывал опыт столетий) неплохой психотерапевтической практикой, но у этого была обратная, скажем так, темная сторона, ведь человек, пищущий роман, на все это время отключался от реальной действительности, выпадал из жизни. Вот и получалось, что занимаясь чем-то выделяющим и обособляющим его из семи миллиардов других разумных гоминидов, он в тоже самое время как бы совершал движение в противоположную сторону, ведь все эти семь миллиардов продолжали жить, любить и созидать что-то насущное, пока он и не жил, и не любил, да и создавал то, что до поры до времени обладало очень уж условной и относительной ценностью.
Впрочем, Лип был не так уж и глуп, да и всякий ли глупец возьмется за написание романа, какой бы обнадеживающей затеей это не казалось сначала? Глупец как существо максимально приспособленное, скорее будет плыть по течению, что в общем-то тоже естественно. Писатель же, в отличии от графомана, проходил через десятки стычек с собой, боролся, греб куда-то против течения, вставал и падал. Но имело ли это какой-то смысл там, где все менялось с каждым гновением, причем эти изменения шли по экспоненте, то и дело сопровождаясь какими-то взрывными скачками, скрытыми от глаз революциями, планетарными метаморфозами и прочими макро и микро-переменами.
Новые новости долетали со всех сторон, не было ничего устойчивого, все на самом деле было предельно хрупко, невесомо, эфемерно, хотя могло казаться незыблемым и железобетонным. Но ошибка была в том, чтобы считать новые новости - новости. Даже самые свежие из них неизбежно запаздывали, пока он узнавал о чем-нибудь - все это уже устаревало, менялось, становилось чем-то иным. Это как память даже о самом близком человеке, стоит прервать контакт, отвести глаза - и рядом уже кто-то другой, не совсем он.
Но это касалось и самого Липа, пока он бил по клавиатуре, высекая из пластика очередную тысячу слов, мир несся вперед, он устаревал, как и все что происходило рядом. Не было новых новостей, а только запаздывание, либо какие-то старые баяны, то, из чего ушел дух эпохи. Как странно было ему порою ощущать себя застрявшим на исчерпавшей себя теме, например, написании романа. Так, пока он обдумывал сюжет, устарели и позакрывались книжные магазины. Пока он прикидывал как будут складываться его отношения с издательством - сама практика обращения к издательствам изжила себя. Литератора сменил сетературатор, а критика - сетератор. Электронные издательства сняли барьер между писателем и читателем, все что раньше оседало в неизвестных ящиках чьих-то столов, вдруг обрело цифровую плоть. Армии литературных мертвецов, прежде абсолютно нежизнеспособных произведений, вдруг восстали из своих убежищ, стали множиться, дублироваться, проявляться на десятках сайтах, пиратясь и пиарясь. Но многие ещё не догоняли, многие отставали, у них не было достаточно новых новостей, а рядом не было адекватных сетегуру, способных объяснить сущность текущих реалий.
Жалкие динозавры ещё ползали под восходящей звездой сетературы, пытаясь сохранить своё место под этим безжалостным и пугающим до усрачки светилом. Но радиационные лучи уже пронзали их неповоротливые туши, это было ужасно, больно, это заставляло их прятаться в норы, где единственным утешением было продолжать стучать по клавиатурам, цепляясь за последние иллюзии, укрываясь щитами тщетной надежды.
Роман? Липу почудилось что он слышит чей-то издевательский смех. Он даже представил себя проталкивающимся сквозь равнодушную толпу с пачкой исписанной бумаги. Хэй - не надо таскать с собой такую тяжесть, когда ты видел человека с книгой в маршрутке?