Едва наступило утро, как Лукашкино уже придавило беспощадной июльской жарой. Удивительное дело - обычно по утрам, впрочем, как и в любое другое время суток, над деревней вовсю собирается свинцовая хмарь, чтобы чуть погодя пасть на головы сельчан тропическим грозовым ливнем. А тут на тебе- в небе ни облачка, и даже ветер, который мог бы придать атмосфере немного утренней свежести, поник, сдулся, потерявшись где-то в кронах унылых берез.
Колька Сапрыкин сидел за столом с зажатым в кулаке, словно банан, шматом колбасы и с удовольствием завтракал, не забывая при этом глазеть в окно. От Кольки по горнице в разные стороны, точно рябь от брошенного в лужу кирпича, расплывались ароматы перебродившей псины, сивухи и давно не стиранных кальсон.
- О, баба Маня до магазина пошла, - лениво вел он прямую трансляцию для хлопотавшей по хозяйству супруги, - В такое -то пекло. Крайний случай видно. Дядя Миша опять разговелся, не иначе. Надо же, к Стрелковым навоз привезли. Топленый- ха-ха. Вот соседям- то фартануло их. К Митяю мужик какой-то приехал на велике . Уф, жарко.
Смахнув со лба горячий пот, Колька влил в себя стопку теплой анисовой, после чего, занюхав ее рукавом, скорбно поморщился и смахнул слезу.
- Вот, - назидательно сказала жена,- У самого уже глаза от духа своего слезятся. Смердишь, не хуже чем то, что сейчас Стрелковым на двор свалили. Ей- ей. Когда обещался баню еще протопить.
- О чем ты, Дашунь, тридцать же в тени.
- На речку бы хоть сходил раз уж так, проветрился б что ль.
- Схожу обязательно, Дашунь… завтра прямо и схожу. Ну ты, погляди-ка, Митяй нарисовался собственной персоной. Как-то раненько он сегодня. Обычно к полудню выползает только. Куда это его нелегкая? Неужто к нам? Точно, не сойти мне с места, - встревоженно приподнялся со стула Колян, увидев что грузный мужик в бермудах и вьетнамках, тяжело отдуваясь поворачивает к их калитке.
- Блиин. Делать то что, Даш? Я ж денег ему торчу. Штуку. За ней видать направляется. Три месяца не заходил, а тут на тебе, вспомнил. Тикать бы надо мне ...
- Ну и чего расселся тогда, как не живой. Прячься в чулан уже. Нет, постой. Учует он тебя там.
Колька застыл и в нерешительности завертел патлатой большой головой, осознав, видимо, что гигиена в жизни вещь все-таки не последняя.
- Дуй до клозета бегом, - нашлась жена, - Он как-никак на улице, запах твой перебьёт. Хотя… хотя тоже не факт.
Колька послушно рванул в направлении, указанном ему сметливой супругой, не забыв на ходу опрокинуть в себя стопку и зажевать ее луковицей.
Меньше всего Кольке в такой зной улыбалось сидеть, да еще под изрядным шофе, в металлической нагретой до красна коробке, именуемой у Сапрыкиных клозетом.
- Ух, духан- то какой. Еще бы, да в такую жару. Ну да ладно, посижу чуток, а там Дашка спровадит этого как-нибудь.
Однако, несмотря на оптимизм Кольки, Митяй пришел явно не на пять минут.
Он наотрез отказался зайти в дом ( тут под липкой у вас всяко свежее будет) и, опустив зад на скамейку, стоявшую как раз напротив отхожего места, достал из портсигара цигарку.
- Ну и как там у Николая в целом? – спросил он, рассеянно оглянувшись по сторонам, - Кстати, куда задевала-то его? Колись давай, мать.
- Кого, Кольку-то? - вздрогнула Дарья, хоть и ждала подобный вопрос. - А он тебе что, срочно дался?
- Да как сказать, - уклончиво ответил Митяй, - Нужен вот. Не виделись сколько, соскучился. Ну так где ж он?
- Кто, Колька-то? … Так он это… за маслятами подался, - Ага...Только-только ушел. Разминулись вы, Мить. Теперь не скоро уж будет, пока все буераки в округе не облазит- не жди. Зря просидишь только.
- Да я и не спешу, собственно. Посижу. Куда спешить, - Сделав затяжку, Митяй блаженно сощурил глаза, - Такое пекло. И чего твоего в лес потянуло? Нынче под липой куда как приятнее.
Время ожидания текло медленно. Все темы были давно уже переговорены, три крынки кваса выпиты, папиросы тоже подходили к концу.
Колька, боясь дышать в своем мавзолее, слушал Митькин бас и тоже, как Митяй, щурил глаза, разве только без блаженства. Впрочем обстановка тому и не способствовала.
«Ну где, где мозги у меня были, когда из оцинкованного железа гроб этот ставил, - сокрушался Колька, - Смеялся еще. Хохмил, что специально все так продумано, чтобы надолго здесь не засиживаться. И точно. Ни на морозе, ни на жаре больше пяти минут никто не выдерживал. Впрочем, и необходимости до сих пор такой не было. А я уже сколько тут торчу? Час, наверное, не меньше. И не уходит же ведь никак скотина.»
Солнце, тем временем, подойдя к зениту, обрушило свой гнев на Лукашкино со всей своей галактической мощью и в клозете Сапрыкиных стало примерно так же уютно, как в чреве медной статуи Молоха во время огненного жертвоприношения.
Раскаленный воздух, состоявший в основном из миазмов, казалось, проник в каждую клеточку Колькиного организма и протравил ее вплоть до митохондрий.
Перед глазами у сидельца расплылись три оранжевых ядовитых круга. Потом они начали множится и переплетаться, пока не превратились в облако, повисшее у него над головой.
- И за что такие муки принимаю, Господи? – скулил тихонько Колька.
- За грехи свои тяжкие, - ответило облако, - Жмот потому что ты, Сапрыкин... И дурак. Из-за штуки какой-то тут паришься.
- Так мне что, отдать ее что ли теперь, Господи?
- Почему сразу отдать? - удивилось облако, - Пойди, пообещай, что отдашь завтра.
- А завтра тогда что?
- Скажешь, что послезавтра.
- А послезавтра?
- А послезавтра айда сюда.
Облако гостеприимно приняло форму дивана.
- Но вдруг он мне не поверит?
- Тогда тоже сюда… Но сейчас.
Жижа под Колькой чвакнула из нее показалась голова с длинными растопыренными в разные стороны ушами. Голова мерзко ухмыльнулась и поводила с любопытством туда-сюда своим свинячьим шнобелем.
Колька задумался над незавидными перспективами своего бытия и потерял сознание.
Очнулся Колька в луже воды. Над ним стояла улыбающаяся Дашка с ведром.
- Ушел наконец-то, злодей. Все, все теперь позади, милый. Кончено. Ты мой герой, мученик, узник совести.
-Пиить, - слабо простонал Колька и, приподнявшись на локтях, улыбнулся спекшимся ртом. Несмотря на свое жалкое, в общем-то состояние он испытал приятное покалывание в груди от Дашкиного восхищения, - Пиить…
Не успел он, однако, сделать пару жадных глотков из лейки, как скрипнула калитка и во дворе снова появился Митяй.
- Я тут подумал и решил, что еще чуток подожду, - сказал Митяй, доставая свой портсигар, - Хорошо тут у вас сидеть, прохладно,
- Давай бегом обратно. –пискнула Дашка. - Я его задержу.
- Только не обратно, - прошелестел непослушными губами Колька, выпучив полные ужаса глаза, - Там такое, Дашка, ад там кромешный, геена смердящая там...
- Беедненький …- жена положила руку на воспалённый Колькин лоб, - Ну что ж. Тогда…тогда… не знаю уже даже, в ледник давай.
Первые полчаса Кольке в леднике было почти хорошо. Он щедро делился с приютившей его конструкцией накопленным теплом, так, что температура вокруг него поднялась градуса на полтора.
- С клозетом не сравнить. А этот дурачок пусть хоть вечность теперь у нас сидит, - посмеивался Колька, задорно хрустя соленым огурцом, восполняя тем самым потихоньку свой электролитный запас.
Но со временем даже горячего Кольку стал потихоньку пробирать холодок. Скоро его уже не так сильно передёргивало при воспоминании своего недавнего сидения в клозете. А еще через час он и вовсе стал о нем чуть ли не мечтать. Тело Кольки одеревенело, волосы встали колом, брови покрылись инеем, а от трех литровых банок огурцов началась жуткая изжога.
- Зима что-то в этом году затянулась, - бормотал он, кутаясь поглубже в майку. – Туалет как бы не пришлось еще утеплять. Жалко, конечно, что огурцы уже не уродятся. Потому как Гольфстрима в этом месяце больше не обещали…
Чтобы согреться и чем-нибудь занять метущийся ум Колька стал одну за другой открывать банки и считать извлеченные огурцы, потом, когда закончились огурцы, принялся отсчитывать секунды.
В конце концов, на фоне ледяного безмолвия, он потерял счет и секундам. Только это Кольку уже не волновало. Он достиг настоящего просветления. Его окружала вечность. То слово, которое он, лопаясь от смеха, пытался, словно Кай в чертогах Снежной Королевы, сложить из огурцов. Королева сказала ему, что решение этой головоломки будет ключом к его внутреннему росту и полной личностной свободе. Он корпел над задачей, наверное, уже лет триста, но у него пока ничего не получалось.
Пока под землей тянулась вечность, наверху прошло чуть более часа. Там тоже ничего по большому счету не изменилось, если не считать умножившихся бычков в пепельнице перед Митяем. Все так же одну за другой молча чадил Митяй, все так же, закатывая банки с огурцами, кусала губы Колькина жена.
После обеда со стороны речки подуло свежим ветерком, полоска вдоль горизонта нахмурилась. А из дома Митяя вышел давешний мужик и сел на велосипед.
Заметив это, Митяй оживился.
- Вот и дождик, кажись, собирается. Пожалуй мне тоже собираться надо, пора и честь знать. Ты это, Даш,… поклон Коляну передавай, как вернется, не забудь.
- Зачем все-таки заходил-то, Митяй? – осмелев осторожно поинтересовалась Дарья, - Поклон что ли передать?
- Да как тебе сказать… - смущенно закашлялся Митяй, - Тут такое дело в общем. Шурин из Скрипово приперся, не ждан не зван, сидит подлец пятый час в горнице, чаи гоняет. Все бы, конечно, ничего. В другой раз, водки бы выпили. Только я ему, как назло, денег прорву должен. Три штуки аж. Ну и подумал я, что лучше будет, если я покамест тут у вас посижу.
***
- Сложил, сложил!
Из-за приоткрывшейся двери ледника раздался гомерический хохот…