Крестник господа. Вопл. N 2163. Раньо Неро

Александр Пархоменко 2
– Здравствуйте, Федерико, – я, пригнув голову, протиснулся в келью монаха францисканца.
За грубо сколоченным столом сидел молодой человек лет не больше тридцати, и гусиным пером записывал что-то в толстую тетрадь.
– Я же просил тебя не называть меня этим именем, – поморщился монах, оторвавшись от своих занятий.
Прежде чем обернуться ко мне лицом, он захлопнул тетрадку и сунул ее за пазуху.
– Но если Вы Федерико Мартелли, – пожал я плечами, – и просите не называть себя так, то позвольте узнать: как же мне обращаться к Вам?
– Раньо Неро , – ответил тот, – не слишком сложно, для того чтобы запомнить?
– Нет, не сложно. Но почему паук?
Мартелли усмехнулся.
– В мою задачу входит «вылавливать мух», которые являются носителями всевозможных бедствий, заразы, черноты и эпидемий.
– Мух?? Но зачем?
– Я должен показать человечеству, какими путями идти нельзя. Всегда есть второй вариант, а может и третий, четвертый… Ты знаешь второе имя Вельзевула?
– Нет.
– Баалзебуб, что в переводе означает «Владыка мух».
– Вы сравниваете себя с Дьяволом?! – Видимо на моем лице отразился такой ужас, что Неро поспешил дать соответствующие объяснения, которые, впрочем, ничего для меня не прояснили.
– Гвидо, – сказал он мне, – будущее не предопределено однозначно, можно корректировать судьбы отдельных людей, точнее, они могут сделать это сами. Но это мелочь: целые нации, да что там – вся цивилизация может идти альтернативным путем, и всегда найдется более пригодное будущее, но людям оно дастся не просто так, а только путем сознательных усилий, коллективной и настойчивой работы человечества над собой, над тем, что мы – ясновидцы называем астральным кодом.
– Феде… э-э, Раньо, Вы совсем запутали меня. Оставьте для людей более просвещенных свои суждения, во Флоренции найдется немало таких, а я, если помните, пришел сюда по Вашему приглашению и совсем по другому поводу.
– Флоренция, – монах покачал головой, – Италия… Нет, друг мой, я не собираюсь замыкаться в пределах одного города и даже всего сапога Апеннинского полуострова. Мои катрены разлетятся по всему миру! Ты никогда не задумывался над тем, что километры можно мерить в годах?
– Нет, – я пожал плечами, – как это?
– А так, Гвидо, – он встал и торжественно развел руки в стороны, – что в каждом уголке земного шара, те, кто хоть чуточку умеет читать и интересуется судьбой человечества, будут знать его основные вехи и события до седьмого тысячелетия!
– До седьмого? – Изумился я, – сейчас тысяча триста восемьдесят четвертый, второе тысячелетие... Далеко же Вы глядите, мастер.
– Если быть абсолютно точным, то до шесть тысяч триста двадцать третьего года включительно. Я вижу, только то, что вижу, и принижать глубину своих видений не намерен.
– Возможно ли такое? – Неро распознал в моем голосе не только вполне понятное сомнение, но и плохо скрываемый сарказм.
– Вот, – сказал он, доставая из-под рясы тетрадь, – здесь я начал записывать то, что вижу, то, что должно произойти. Вопрос лишь в том – можно ли это изменить?
– И Вы знаете ответ на этот вопрос?
– Да, знаю!
– Не говорите мне его, я не хочу гореть на костре рядом с Вами.
– Рожденный умереть смерти не боится!
– Послушате, Раньо Неро, или как Вас там, я пришел услышать предсказания, возможно, обсудить их, может, чем-нибудь помочь Вам. Вы говорили, что подводит зрение, и нужен человек, который будет записывать Ваши слова. Но мы так и не приступили к делу. Хотите оставить после себя след – не топчись на месте.
Неро улыбнулся, и склонил голову, признавая правоту моих слов.
– Ты не слишком-то веришь мне, – он пристально смотрел мне в глаза, – впрочем, как и остальные.
– Вы сами-то верите в то, что говорите? Сравниваете себя с Вельзевулом, предсказываете будущее, и тут же говорите, что у него есть альтернатива – беспроигрышная позиция: толи дождик, толи снег, толи будет, толи нет.
– Я? Я верю. Просто если в жизни все было бы однозначно предопределено со стопроцентной вероятностью, то такому человеку, как я осталось бы только пойти и утопиться. Однако я живу, а значит, зачем-то нужен Богу. Может быть если я, Черный Паук, покажу те неприятности, которым грозят людям, то, возможно, они сумеют избежать их. Я верю, друг мой, верю.
– Вера, которую не разделяет никто – это сумасшествие!
– Пусть так, – он сел на деревянную кровать и указал мне рукой на табурет у стола, – однако мы заболтались, пора приступать к делу.
Раньо протянул мне тетрадь. Я открыл ее наугад, и пока предсказатель, прикрыв веки, собирался с мыслями, прочитал довольно детально описанное покушение на папу римского, носящего имена двух апостолов Иоанна и Павла, которое произойдет на площади. Один из двух выстрелов попадет в цель, но папа останется жив, а из двух покушавшихся одного (по национальности турка) поймают.
Пролистал несколько страниц. Наткнулся на описание человека, спускающегося с горы, у которого идет дым изо рта. И что вы думаете? Из дальнейшего изложения без труда узнаю в нем Сталина! В то время, где я сейчас находился, еще не курили, табак был позже завезен из Америки, поэтому трубка, которую так любил вождь народов не описана, а просто упомянут некий дым изо рта. Вот так и рождаются легенды: предположим, кому-то из сильных мира сего привезли этот самый табак, пока никому на континенте не известный, он затянулся и выдохнул дым, летописец записал «Правитель пустил горячий дым изо рта», позже летопись переписывалась и новый писарь исправил фразу на «Выдохнул огонь», а следующий назвал его огнедышащим.
Сталин изображается страшным тираном, чья черная тень покроет треть человечества. «И многие будут убиты в затылок », – было записано в тетради.
Прочел еще несколько пророчеств, и так как будущую историю знал хорошо, а как иначе – если сам ее творил? – подивился точности предсказаний итальянца. Некоторые упомянутые в рукописи личности зашифрованы по буквам. Лютер Кинг, например, просто назван Мартин. А рядом стоит буква Л. Иногда его предсказания были отрывочны и полны наивных восклицаний, видимо писались по горячим следам, под воздействием только что увиденного и произведшего большое впечатление на Неро.
Написано все было каким-то странным речитативом, почти гекзаметром. Поражало то, что, он в соответствии с ранее высказанными мне позициями, действительно очень часто давал альтернативу, предлагал другие пути развития будущего, возможность выбора грядущих событий. Неро свободно рассуждал о других различных религиях. Маскируясь часто под лепет юродивого, он излагал эзотерическую историю человечества, указывая пути его развития в будущем. Если эти сочинения попадут в руки святых отцов, Раньо не избежать костра, а вместе с ним под раздачу вполне могу попасть и я. Вот гореть мне еще не приходилось.
Мартелли открыл глаза.
– Я позвал тебя не читать, а писать, – сказал он без тени намека на упрек и неудовольствие моим любопытством, – готов ли ты?
– Да, – ответил я, и окунул перо в чернила, – я готов.
– Тогда приступим.            
Он опять опустил веки, чуть помолчал и каким-то холодным, будто зачитывал отрывок из неинтересной книги, бесстрастным голосом произнес:
– Вижу великого орла, который принесет в клюве огромную войну в 1870 году.
Я покопался в памяти и припомнил, что действительно, в 1870 году вспыхнула франко-прусская война, связанная с именем Гогенцоллернов. На их гербе как раз был изображен орел. Заскрипел пером, но такой способ письма был весьма неудобен – оно быстро тупилось, часто приходилось окунать его в чернила, которые столь же частенько оставляли кляксы. Пользуясь тем, что Федерико сидел с закрытыми глазами, незаметно достал шариковую ручку – для дальнейших записей буду использовать ее. Вот удивятся историки будущего, когда (если) обнаружат эту рукопись!
– Будут две семилетние войны в Европе.
Это да. В восемнадцатом веке войска фельдмаршала графа Румянцева дошли до Берлина. Впрочем, здесь я не слишком уверен, что Раньо имел ввиду именно эти события.
– Наступит очень тяжелое время, будет большая война в начале века двадцатого над Геллеспонтом… Вижу цифру двенадцать.
И опять в точку: Геллеспонт – древнегреческое название пролива Дарданеллы. Здесь речь идет о Балканской войне.
– Религия Великой пустоты распространится на весь Восток, но со временем она отомрет. Остатки ее утвердятся лишь на одном полуострове, который будут сравнивать с островами блаженства.
Вот тут я совсем не понял, что имел в виду Неро вообще и под религией Великой пустоты в частности, – атеизм или буддизм? Отвечая на второй вопрос, скорее всего, это буддизм, так как я часто слышал, как он обзывал атеистов «окаянными безбожниками», то есть их воззрения религией он не считал.
 – Религия Сатаны, – продолжал Мартелли, я едва успевал записывать за ним, гусиным пером точно бы не смог, – возникнет в 1925 году. Вижу победное шествие, вижу храм, но нет света. В нем все наоборот и видны только свиные рыла.
В январе 1925 года было официально провозглашено основание Храма Сатаны. Именно тогда Эдвард А. Кроули собрал своих сторонников, положив начало религии Сатаны. И откуда я только знал все это? Или срабатывала какая-то ассоциативная память – Раньо называл будущие события, я тут же вспоминал, то, что когда-то знал о них, а может, сам принимал в этом участие.
– В конце XX века весь мир будет поклоняться Сатане. Многие белые люди прельстятся этой религией. Основной центр прельщения – страна Тартария.
Тартарией во все времена именовали Россию, а в период начала девяностых годов двадцатого века именно там, когда проводились так называемые «демократические» реформы под эгидой президента страны алкоголика и самодура Бориса Ельцина, страна лежала в руинах, люди не получали денег за свою работу, а полки магазинов были пусты. Но и тут я не был уверен, что речь идет именно об этом временном периоде, хотя представить что-то другое было трудно.
На лестнице послышались чьи-то шаркающие шаги. Я посмотрел на Федерико – он, казалось, находился в каком-то другом мире. Тронул его за руку, Неро вздрогнул и открыл глаза.
– Кто-то идет, – сказал я и кивнул в сторону двери, в монастыре они не имели запоров, и в любую минуту, кто бы то ни был, мог войти без всякого предупреждения.
К чести Раньо, тот быстро сориентировался: мгновенно схватил тетрадку с записанными предсказаниями со стола и сунул ее себе за пазуху, одновременно с этим извлек из под тощей набитой прелой соломой подушки другую, раскрыл и положил передо мной. В недоумении уставился на шариковую ручку в моих руках, чуть замешкался, видимо прикидывая, что это такое, но потом махнул рукой и ткнул пальцем в лежащее рядом гусиное перо. Я быстро спрятал ручку и взял средневековое средство письма. Последние действо совпало со скрипом петель открывающейся в келью двери.
– Отец Игнасио, – Раньо Неро встал и приветствовал настоятеля глубоким поклоном; то же сделал и я.
Тот кивнул в ответ сразу нам обоим.
– Чем вы занимаетесь, Федерико? – Спросил он.
– Мы с молодым послушником Гвидо изучаем вопросы теологии.
Неро указал на раскрытую передо мной тетрадь.
– Какие именно?
– Поначалу обсуждали различия между теологией и теософией. А сейчас непосредственно рассматриваем теорию стоика Марка Теренция Варрона, который интерпретировал философскую теологию как изучение божественного откровения об устройстве мира, и различал теологию мифическую, которой занимаются поэты, физическую, исключительно для философов и гражданскую, познанную народом.
– Похвально, похвально, – отец Игнасио покивал и, взяв со стола тетрадку, принялся просматривать написанное.
– Но надо помнить, – неожиданно включился в обсуждение он, – что трактовка теологии Варроном подверглась критике Августином в его работе «О граде Божьем», который понимает под истинной теологией учение или речь о божестве в отличие от языческого учения о богах. Но до нашего времени авторы обозначали термином  «богословие» триадологию – учение о Пресвятой Троице.
Он замолчал так же неожиданно, как и начал свой монолог
– Да, – сказал он, кладя блокнот на место, – это интересно.
– И, как мне кажется, – подхватил Мартелли, – весьма важно.
– И весьма важно, – эхом повторил за ним настоятель; было заметно, что думает он совсем о другом, но не знает, как высказать свою озабоченность, чем бы она ни была вызвана, так, чтобы это не выглядело бестактным или, упаси Боже, оскорбительным. Наконец, он решился.
– Знаете, Федерико, – он сложил губы трубочкой, – до меня дошли нелицеприятные слухи.
– Какие же, Ваше Святейшество?
– Ну… – Настоятель слегка замешкался, но тут же собрался и продолжил, – что вы тут не только теологией занимаетесь, но и чернокнижием.
– Бог с Вами, отец Игнасио, – Неро так естественно изобразил непонимание и изумление, что не знай я наверняка, что это чистая правда – поверил бы ему безоговорочно, – как можно! Я истинный католик, всегда им был и остаюсь по сей час.
– Мне хочется верить вам, Федерико, – настоятель перекрестился, мы последовали его примеру, – но знайте, что если выясниться, что все же ересь затуманила вашу голову, то как бы хорошо я к вам не относился, спасти вас не смогу ни я, ни Бог, ни даже Дьявол.
Он перекрестился снова, мы тоже.
Отец Игнасио повернулся и вышел из кельи, плотно прикрыв за собой дверь.
– На сегодня, полагаю, достаточно? – Спросил я утвердительным тоном.
– Да, конечно, – Раньо тяжело сел на койку, – только подожди некоторое время, прежде чем уйти, а то будет подозрительно. Кстати, что это за стило у тебя было в руках перед приходом настоятеля.
– Не берите в голову, дорогой мой чернокнижник, – с улыбкой сказал я, – это мое личное изобретение. Оно родом из тех времен, которые вы описываете в своих предсказаниях.
– Но, как же…
– И закончим на этом! – Отрезал я и углубился в чтение текста, касающегося вопросов теологии, которые действительно были расписаны в тетрадке, лежащей на столе.
По понятным причинам после этого разговора в целях осторожности я не мог встречаться с Неро каждый день. Но один-два раза в неделю все же удавалось посетить его келью, и каждый раз, открывая тетрадь с записями предсказателя, я находил в них новые пророчества. Раньо больше не высказывал неудовольствия от того, что я подолгу просматривал их, и терпеливо ждал, когда я закончу чтение.   
 «Поклонники Сатаны научатся делать так, что каждый человек будет иметь множество своих подобий — «отпечатков». Душа человека будет поочередно вселяться в эти подобия».
Тут, вполне вероятно, данное предсказание предрекает открытие метода регенерации целого человеческого организма из одной соматической клетки, взятой из ткани человека-донора, – то есть клонирование.
«В середине Европы образуется страшный кровавый вихрь. Он, как паук, полезет на три стороны – на запад, юг и восток. И это продлится семь лет».
Раньо Неро в мрачном грядущем, по всей видимости, увидел Вторую мировую войну. Она длилась семь лет, если счет вести с 1938 года, когда гитлеровцы вторглись в Австрию.
«Два страшных ядовитых гриба поднимутся над двумя городами. всего таких грибов будет семь».
Здесь речь идет об атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки. Из семи грибов пока что выросли четыре: Хиросима, Нагасаки, Чернобыль и Фукусима.
«В 1981 году появится новая страшная болезнь, как наказание за блуд».
Тут все совершенно ясно – речь идет о заболевании СПИДе, синдроме потери иммунодефицита.
Текст был написан ровным аккуратным почерком, достаточно разборчиво и просто. Мартелли не считал нужным нагонять излишний туман на свои предсказания. Он называл вещи и события, даже людей, своими реальными именами. Из этого следовало, что не так уж он плохо видел, но тогда возникал вопрос: а зачем ему был нужен я? Уж явно не для того, чтобы писать под его диктовку.
К своему глубочайшему изумлению, заметил, что автор не только умел тщательно копировать старинные манускрипты, но и обладал обширными познаниями в истории, математике, теологии и даже космогонии.
После того, как я ознакамливался с написанным, уже не таясь, извлекал свою шариковую ручку, а Неро впадал в некое подобие транса и загробным голосом начинал вещать об одной из возможных будущностей.
– В двадцать первом веке численность человечества будет сильно уменьшаться, – бубнил он, – исчезнут Франция, Испания, Турция, страны Скандинавии. Тартария останется.
Я писал, все, что он говорил, каким бы безумием мне не казались слова Федерико – бумага стерпит.
– На небе будет два Солнца и две Луны. Не будет ночи. Земля превратится в пылающий ад. На Земле невозможно будет жить. Лишь в воздухе и под землей будет спасение живущим. Будет построено восемь подземных городов. С гор будут спилены вершины. Люди смогут жить лишь в горах. Многие люди ослепнут от света двух Солнц.
На Севере снега и льды растают, на полюсах появятся обширные пышно цветущие земли.
Может, здесь имеется ввиду, что изменится наклон земной оси, когда она окажется между двух Солнц?
– Поднимутся огромные волны. Они затопят половину земной тверди и затем откатятся.
Реально, положение Земли между двух Солнц может вызвать непредсказуемую сейсмическую и водную активность.
– Новая Луна будет меньше размером и ближе к Земле, чем старая, и будет так же хорошо видна с Земли, как и старая. Когда люди увидят на небе свет двух Солнц, двух Лун, тогда придет на Землю Антихрист — Сатана на коне с тремя головами.
Ученые выяснили, что в древнеперсидском своде «Авеста» (времен правителя Рустама, правившего перед пророком Мухаммедом) сказано, что Таумиан-Спаситель придет тогда, когда над Землей воссияет свет двух Солнц. К нему будут приходить люди с неба на сверкающих облаках. Это я дописал уже позже, когда в значительно более поздних временах исследовал вопросы, касающиеся жизни Раньо Неро; касается и некоторых других объяснений его предсказаний.
– Будут страшные веревки и цепи. С их помощью люди будут обогащаться.
Может быть, здесь имеются в виду кабели и провода.
– Будут плоды кубической формы, восьмигранные храмы, летающие зеркала, в которых будут отражаться люди за многие мили, будут страшные раковины, которые слышат и говорят человеческими голосами.
Возможно, речь идет об огромных телевизорах (летающие зеркала), которые транслируют различные передачи. Что касается «страшных раковин», то вполне вероятно, что это мобильные телефоны.
Внезапно дверь кельи распахнулась, на пороге стоял настоятель. Он обвел взглядом помещение, задержал его на раскрытой на столе тетради, приподнял брови, но ничего не сказал. Вошел и плотно прикрыл за собой дверь.
– Федерико, – начал он, – я нарушаю все возможные священные заповеди, но посчитал, что даже ценой собственного спасения, должен предупредить тебя: вопрос о твоем аресте практически решен, это дело пары недель, может быть нескольких дней. Беги, Федерико, иначе ничто не спасет тебя от костра инквизиции. Отцы-иезуиты умеют добиваться нужных для себя показаний. И сожги свои записи, может, это как-то поможет тебе.
– Благодарю Вас, отец Игнасио, – Мартелли встал и наклонил в знак почтения голову, – но от судьбы не убежишь, а я, к сожалению, знаю ее. И потому предлагаю бежать Вам, не уверен, но возможно кому-то еще удастся спастись. А мне нечего бояться расправы – черная смерть  убьет Черного паука последним.
Отец Игнасио пожал плечами.
– Как ты можешь знать это? Пути Господни неисповедимы; я предупредил тебя, а теперь – прощай, чернокнижник.
Настоятель повернулся ко мне:
– Гвидо, тебе предстоит дальняя дорога – ты отправляешься в Рим. Пойдем со мной, я объясню, что надо делать.
Я чуть замешкался, глядя на Неро. Тот прикрыл глаза и кивнул.
– Ступай, друг мой, – сказал тихо, – мы еще увидимся с тобой, и тогда я попрошу об одном одолжении, и ты, наконец, поймешь, зачем ходил ко мне на протяжении столь длительного времени.
Пораженный такой прозорливостью Федерико Мартелли, я вышел вслед за настоятелем.
Почти полтора месяца я пробыл вне Флоренции. Но когда порученные мне дела были исполнены, поспешил вернуться в стены родного монастыря. Его ворота оказались не запертыми, стучаться мне не пришлось, и я свободно прошел через широкий двор и вступил в каменные стены постройки. Внутри тут и там валялись вздувшиеся трупы монахов – страшные прогнозы Неро сбылись. В одном из них, лежащем прямо на широком деревянном столе, я узнал отца Игнасио – он не послушал предсказателя и разделил общую участь.
«Неужели и Федерико! – Пронзила мозг внезапная жутковатая мысль».
Я нашел его в свое келье, лежащим на грубо сколоченной кровати.
– Вот и ты, – сказал он слабым голосом и улыбнулся, – принеси мне воды, я не пил уже два дня.
Я метнулся вниз, набрал в глиняный кувшин воды из колодца, и вскоре Раньо жадно глотал холодную жидкость.
– У нас мало времени, – сказал он, отставляя кувшин в сторону.
– Вам не стоит много говорить, – я попытался укрыть его одеялом, но он остановил меня решительным жестом.
– Не забывай, Гвидо – я знаю свою судьбу.
Неро приподнялся на локте и достал из-под тощей подушки тетрадь, где мы делали, казалось – сто лет назад, записи его пророчеств. Это действо отняло у него последние силы.
– Вот, – сказал францисканский монах, несколько отдышавшись, – необходимо спрятать этот труд; я боюсь, что если церковные власти обнаружат его, то обязательно уничтожат: церковь не поощряет занятия астрологией и другими подобными вещами.
– Вы и сами сможете это сделать, как только поправитесь, – мне самому не верилось в эти слова.
– Не перебивай, мне трудно говорить, а еще есть что.
Он замолчал, набираясь сил на, возможно, последний монолог в своей жизни. Потом продолжил:
– Ты возьмешь тетрадь и поедешь с ней в Болоньин. В библиотеке тамошнего монастыря францисканцев найдешь книгу «Травы Тосканы». Ее легко узнать – это рукописная, богато иллюстрированная толстая книга, таких совсем немного. Она достаточно большая, чтобы под обложкой поместилась и моя работа. Спрячь ее там.
Воля умирающего – закон. Но я спросил на всякий случай:
– А что же дальше, мастер?
– Дальше? А дальше почти шесть веков она пролежит там не тронутой, но в 1972 году, вскрыв обложку «Трав», ее найдут и человечество узнает о своем будущем… И возможно, сможет изменить его.
– А что вы можете сказать мне?
Он чуть приподнялся и пристально посмотрел в мои глаза. Минуту, две, три… казалось, сознание покинуло его.
– Э-эй, – я помахал в воздухе рукой.
Мартелли вздрогнул.
– Скоро все кончится, – тихо сказал он, – и ты узнаешь свое настоящее и единственное имя.
Неро откинулся на подушку и замолчал. Я, потрясенный его словами, ждал, когда он заговорит снова, но Раньо просто лежал и не шевелился. Нагнулся к нему – взгляд предсказателя был каким-то стеклянным, Федерико не дышал. Как он и обещал настоятелю – черная смерть убила Черного паука последним. Я, бессмертный, не в счет.
Проведя ладонью по лицу, прикрыл веки мертвеца. Сунул за пазуху тетрадь с записями, взял его на руки, спустился вниз, прошел через приходской двор и вышел на узенькую улочку. Двое крепких мужчин в масках, напоминающих клюв американского дятла тукана, катили телегу, на которой уже лежало четверо покойников. Я положил тело Неро рядом с ними, перекрестил и долго смотрел вслед удаляющейся повозке. Большего я сделать не мог.
Пока добирался до Болоньина, успел прочитать все, что записал Неро за время моего отсутствия.      
Пророчества не представляли особо оптимистической картины будущего человечества. Десятилетие 1990-2000 годов описано как «время пепла». Имелся в виду пепел моральных ценностей, на которых человек построил свою действительность: эти ценности были забыты, порушены, преданы огню. Родится новая действительность, и человек, испытав на себе апофеоз всего тёмного, что было прежде, вынужден будет вновь воззвать к Богу.
Человек, «состоящий лишь из плоти» должен умереть, уступив место человеку духовному. Немногие люди, которым удастся осознать эту истину, станут смиренными. Другие продолжат жить, как прежде… Такое положение коснётся прежде всего стран Восточной Европы, приведя к эмиграции оттуда тысяч людей, которые наводнят Центральную Европу, неся с собой бедность, насилие, эпидемии. Согласно его записям, «Христос умирает на Тибре и воскресает на Волге». России было предначертано возродить христианство с его изначальными ценностями, произойдёт это в двухтысячных годах, для того, чтобы снова человек смог жить «под сенью Господа».