Прозаик

Елизавета Лапшина
                Прозаик 

        Рассказ Лены напечатали в толстом альманахе. Не столичном, но довольно внушительном, красочно оформленном. Правда место ему нашлось лишь в конце объёмистого издания.
– Вы в последний момент успели вскочить на подножку уходящего поезда, – прокричала в трубку главный редактор.
Счастью и восторгу Лены не было конца. «Напечатали! Наконец-то!» – с придыханием повторяла она несколько дней. Съездив по настоятельному приглашению на презентацию в Калугу и получив свои оплаченные двадцать номеров, Лена не без гордости раздарила их родственникам и друзьям. Сказать, что она прочитала журнал от корки до корки нельзя, но из того, что привлекло её внимание, сделала вывод, что издание серьёзное, авторы и их работы интересные.
Не сразу, а спустя месяца два, ознакомилась Лена и с предисловием литературного редактора. Ликование, охватившее её при известии, что рассказ будет напечатан, оказалось ничтожным по сравнению с бурей чувств и эмоций, когда она прочитала строки, относящиеся непосредственно к ней: «В третьем выпуске альманаха – 25 авторов, четыре поэта из Москвы, эссеист и педагог из Костромы, …, два автора из Тулы: поэтесса такая-то и прозаик Елена Лукашина».
«Прозаик! Какое чудесное, необыкновенное слово! И главное – прозаик это она, Лена! Не снится ли ей волшебный сон. Прозаик! Звучит даже лучше, чем писатель.»
Когда тридцать с лишним лет назад в областной газете опубликовали первый рассказ, радость и надежды на успешное творческое будущее окрылили её, хотя представлена она была всего лишь способным членом литературного объединения. И вот теперь, спустя годы, назвали прозаиком. Лена сначала не поверила своим глазам. Ещё раз просмотрела перечисленные фамилии. Убедилась, что не ошиблась. Отложила журнал в сторону. Через десять минут снова открыла, с замиранием сердца пробежала глазами по строчке: «… прозаик из Тулы…».
Через пару дней позвонила подруга, получившая в подарок журнал:
– Я не знала, что ты пишешь.
– Как же не знала, я говорила.
– Да? Не помню, видно не придала значения. Слушай, а напиши про мою сестру. Интересно должно получиться. У неё пять мужей было, а предпоследний – цыган. Любовь страстная случилась, а потом он её обокрал.
– Знаю я историю твоей сестры, но она меня нисколько не волнует.
– Почему не волнует? Увлекательный рассказ могла бы написать, – удивилась подруга.
Позвонил приятель мужа:
– Ленок, молодец! Мне понравилось, а жена даже всплакнула. Я вот только не пойму, а кто это в рассказе Виктор Сергеевич? У вас в старом доме вроде такой не жил?
– Его и не было. Я придумала.
– Вот даёшь! Собака-то была, и Марь Степановна была. А его откуда взяла?
– Он выдуманный персонаж, собирательный образ.
– А, понятно, – по голосу Лена догадалась, что приятель так и остался в недоумении.
Сегодня, выходя из магазина, она встретила Юру Орлова – родственника, не близкого, но и не очень дальнего. Ему она журнал не дарила, а просто по почте рассказ сбросила. Он, хотя возрастом постарше, можно сказать пенсионер со стажем, но с новеньким айфоном в кармане на джипе Suzuki ездит. В прежние времена они в одном доме жили, в одном дворе играли, яблоки-зелепушки в одном саду ели. А поскольку он старше был, то и обижал Лену частенько, дразнил, а то и пинка мог вломить.
– Ленк, хорошо написала. Ты ещё напиши! Накатай, как мы на Тургеневской жили, как я колбасу у Марь Степановны воровал! Ты-то ещё ребёнком была, а я уже почти взрослый, с гулянья поздно приходил. Парадный вход закрыт, я с чёрного, поднимусь на второй этаж, а дверь из коридора в кухню тоже заперта, мать моя засов задвигала, проучить хотела, что б я по ночам не шлялся. Делать нечего, я в чулан под лестницей. Там диванчик старый стоял. А, главное, Марь Степановна в чулане колбасу копчёную хранила. Зоя, дочка её, в магазине работала, колбасой регулярно снабжала. Колбаса очень мне нравилась, вкусная, сейчас такой нет. Когда набеги в чулан раскрылись, мать чуть не прибила меня.
Да, то что мать его могла врезать по первое число, Лена помнила хорошо. Но случилось это не на Тургеневской, а на море, когда Юрка, не умеющий плавать, заплыл на камере далеко-далеко, только крошечная точка, вместо головы виднелась.
Лена тогда ещё в школе не училась, море в первый раз увидела. Плавать толком не умела, но воды не боялась, бесстрашно бросалась на волны и наслаждалась, когда они закручивали, вертели и выбрасывали её лёгкое тело на берег. Юрке уже лет четырнадцать исполнилось, но с водой особо не дружил, бултыхался где глубина по колено.
Приходили на море хозяйские дочки. Стройные, загорелые. Люся, чуть старше Юры, обычно не спеша, почти без брызг и всплесков заплывала за буйки, долго неподвижно лежала на спине, иногда ныряла и порой выносила на берег добытые со дна ракушки. Младшая, Таня, плавала быстро, по-мальчишечьи высоко вскидывая руки. Юра завистливо посматривал на девчонок, пытался улечься на воду и как Люся лежать на спине неподвижно. Но живот его тут же опускался, в рот попадала вода, он фыркал и вскакивал на ноги. Пробовал подражать Тане, плюхался на грудь, взмахивал руками, задыхался и останавливался.
В один из знойных июльских дней Люся и Таня пришли на пляж с камерой, но купаться не стали, а уселись возле Юрки и предложили переброситься в карты, в подкидного дурака. Лену в игру не приняли, маленькая ещё с ними, взрослыми дружить. Девочка обиделась, отошла в сторонку и принялась из камешков-голышек строить замок. Небольшие волны с лёгким урчанием и всплеском набегали на прибрежную гальку и обдавали Лену освежающей прохладой. О чём разговаривали сёстры с Юрой слышала вполуха, но поняла: они то ли просят его о чём-то, то ли уговаривают. Хотела пересесть поближе, узнать, что они замышляют, но задела ногой свою постройку, она развалилась и Лена с усердием принялась её восстанавливать. Когда же обернулась, чтоб похвастаться: – «Вот, смотрите, какой я замок соорудила!» – обнаружила, что ни сестёр, ни Юрки, ни камеры на берегу нет. Прислонив ладошку ко лбу и прищурившись она увидела удаляющуюся в море компанию. Юра и Таня сидели на камере и словно вёслами, гребли руками, а Люся спокойно плыла рядом.
Лена давно мечтала добраться до ближайшего буйка. Она украдкой посмотрела на маму и тётю Варю – Юркину родительницу, убедилась, что те под самодельным тентом из простыни и воткнутых в гальку колышков увлечённо беседуют с подошедшим к ним стариком Дмитричем – сторожем, по ночам охранявшим баркасы и лодки местных рыбаков, быстро влезла в резиновый круг и отважно направилась к воде. Зайдя в море по пояс и собираясь с духом, чтобы плыть к удаляющимся приятелям, услышала строгий голос матери:
– Интересно, куда это ты собралась? Сейчас же вернись!
Не слушая её, девочка сделала ещё несколько шагов, но мощный порыв ветра сорвал с головы панамку, набежавшая волна сбила с ног.
– Немедленно вылезай, – подоспевшая на помощь мама подняла её, взяла за руку и потащила из воды.
На берегу их ждала тётя Варя.
        – Вы посмотрите, что вытворяет! Балбес, плавать не умеет, а туда же, – мать Юры с тревогой вглядывалась в удаляющуюся тройку пловцов, – думала до буйка доберутся и повернут назад. А их дальше понесло. Вдруг камера прохудится, он же утонет.
        – Далеко паршивцы заплыли! И ветер нарастает, гроза идёт с гор, – подошедший старик Дмитрич сокрушённо покачал головой.
        – Как же вы мамаши не заметили, что дети уплыли? – спросила толстая тётка с обгоревшей красной спиной и облупившейся на носу кожей. – За ними глаз да глаз нужен.
        – Таня и Люся хорошо плавают, только Юра не умеет, – решила поучаствовать в разговоре взрослых Лена.  Но её никто не слушал, столпившиеся на берегу отдыхающие, как могли успокаивали побледневшую, нервно кусающую губы тётю Варю.
       Усиливающийся ветер между тем повалил самодельный тент, ещё недавно нестерпимо палящее солнце спряталось за серо-лиловыми облаками.
        – Ветер с гор, гроза вот-вот начнётся, дело плохо, похоже их в море уносит, – вновь тревожно проворчал Дмитрич. – Петька, а ну пулей за отцом слетай, – крикнул он белобрысому мальчугану, день и ночь ошивающемуся на пляже в поисках монет, обронённых отдыхающими. – Я пока лодку подготовлю, а ты отцу скажи, что ЧП у нас, один боюсь не справлюсь.
        – Но как же так, только что небо чистым казалось, солнце пекло и вдруг сразу ненастье навалилось, – удивлялась толстая тётка с обгоревшей спиной.
        – Здесь так бывает. Чего вы хотите, море, горы, – многозначительно изрёк Дмитрич и направился к стоящим невдалеке лодкам.
       Лена неотрывно смотрела на море. Волнение взрослых передалось и ей. Она уже не различала ни ребячьих голов, ни камеры. Вырвав руку из крепких маминых пальцев, девочка побежала к прибрежным невысоким скалам. Скользя ногами по мокрым валунам поднялась на небольшой выступ, но и с него ничего не увидела. Принялась карабкаться вверх, доползла до середины скалы, вновь попыталась разглядеть на необъятных, переливающихся серебром просторах воды Юрку с девчонками. На мгновение выбравшееся из-за туч солнце осветило крошечные тёмные точки.
        – Я их вижу, вон они, – закричала Лена.
        К готовой отчалить лодке быстрым шагом подошёл Петькин отец. Через полчаса под угрожающие раскаты грома они с Дмитричем доставили на берег испуганных девчонок и пытавшегося казаться невозмутимым Юрку.
        Дома на него обрушился шквал ударов снятым с ноги резиновым шлёпанцем. Мать отхлестала сына по всем доступным её тяжёлой руке местам.
        – Варя, ну будет тебе, хватит. Не мог парень отказаться от затеи девчонок. Они бы его тогда трусом посчитали, – успокаивал её дед Люси и Тани, получивших в наказание нахлобучку и сидевших под замком в гараже.
        Конечно, теперь Лена уже не помнила всех подробностей того происшествия. Но можно кое-что придумать, нафантазировать.

        Голос Юры вернул Лену к действительности:      
– Ленк, ещё напиши, как мы на кладбище в футбол играли, а один раз сухую листву подожги, огонь приличный разгорелся, пожарные приехали, мы с ребятами еле ноги унесли.
Лена пообещала. А что? Раз просит, можно и написать. И про колбасу, и про море, и про кладбище. О сестре подруги, что пять раз замуж выходила писать не хочется, а про Юрку с удовольствием. Это своё, родное, это детство, это всё сама прочувствовала, прожила. Она же теперь прозаик. Что-то магическое, завораживающее мерещилось ей в этом слове. Но появились сомнения: заслуживает ли она такого статуса, не слишком ли высоко редактор альманаха оценил её литературные старания?
На всякий случай заглянула в словарь. В старом издании прочитала: «Прозаик – (лат. Prosaicus) – автор литературных произведений, пишущий прозой».  Удовлетворённо улыбнулась. Нет, чтоб на этом остановиться, чёрт её дёрнул ещё в интернете посмотреть. И прочитала: «Прозаиком может называть себя романист, детективщик, публицист и даже графоман. Неважно, публикуются его произведения и статьи или нет.
Каждый из нас, кто хоть раз писал сочинение, даже школьное, на некоторое время становился прозаиком.»
Нет, Лена не расстроилась. Приготовила чистую бумагу, купила новую ручку и обязательно о Юрке напишет.