Капитан Эль направляется в никуда. Он заходит во все показавшиеся ему знакомыми двери. Здоровается, извиняется за беспокойство и идёт дальше. Он чувствует необъяснимую, острую потребность в обществе людей. Ему хочется видеть их лица, слышать голоса и ему кажется это чрезвычайно важным. Он старается запомнить все мельчайшие детали окружающего его корабля, трогает переборки и прислоняется лбом к окну. Он ведет себя так, словно всё это может скоро исчезнуть, пропасть, убежать от него навсегда.
Шура поднялся на командный мостик и каждому встретившемуся ему члену команды пожал руку. Так продолжалось довольно долго. Когда же круг всё-таки замкнулся, Шура Панфилов обнаруживает себя одиноко сидящим за столиком бара «Приют бродяги». Он ничего не заказывает, ни с кем не разговаривает. Просто молча и неподвижно сидит. Наконец-то, сюда приходят его друзья. Брока Ти и Арнольд Лиски. Он их не звал, не искал, но очень хотел видеть. Просто сидел и ждал. Что бы он делал без них?
Скоро зал наполняется ещё людьми. Их много. Знакомые и не очень. С хорошим настроением и не очень. Задумчивые и беспечно легкомысленные. Приходят калужские, Жостин, Наташа, Дориан, Фелиция, да постепенно сюда стекаются практически все. От такого наплыва посетителей официанты начинают хвататься за голову, кассиры что-то непрерывно подсчитывают на своих планшетах, а бармены не успевают разливать напитки. Это всё вместе взятое, наконец, потихоньку забирается в душу инспектора и шаг за шагом успокаивает его переполненное печалью сердце.
- Ты чем такой убитый, брат? – прошло минут уж пять, как задал ему этот свой, можно сказать, обыденный и не требующий серьёзного ответа вопрос Брока Ти. – Какая-то гложет тебя, может, печаль?
- Моя печаль, друг мой, всегда со мной. Я же русский, - не стал вдаваться в подробности Эль. – Где вы ходите, пацаны? Я тут уже вас два часа как жду, не меньше.
- Может, надо было предупредить просто, что ты тут? – посоветовал ему на будущее Ти. – А то, так и до утра другой раз будешь ждать, пока заведение не закроется.
- Как там твой тайный агент Маккавей? Не рассказывал ещё каких-нибудь новых баек тебе? – поинтересовался Лиски. – Ты же к нему ходил?
- Рассказывал. Ту же самую, - не стал ничего сильно утаивать инспектор. – Пару дней, говорит, вам даю. И всё. Амба. А вот и он сам, кстати, смотри. Вон на сцену забирается, как ни в чём не бывало. Прямо, дежавю какое-то.
Инопланетянин перестаёт слушать, о чём там болтают его друзья, и встаёт:
- Эй, девчонки, Наташа, Фелиция, - громко так кричит он куда-то в сторону и энергично размахивает руками, - идите к нам. Праздник будем делать.
- Ну, праздник, так праздник, - согласился инспектор. – Пошли их сами сюда приведём, чего ждать.
Парни выдвинулись сразу. Вероятно, они имели достаточно веские опасения на предмет того, что их кто-нибудь может опередить, потому что это их движение было больше похоже на атаку, чем на вежливое предложение джентльменов перейти к ним за столик. Но, ничего, получилось. Они буквально схватили девушек в охапку и потащили за собой, как хомяки в норку горох. Впрочем, этот такой их деловой подход девчат только развеселил.
Да, за столом с приходом девушек стало однозначно веселее. Даже на столько, что Капитан Эль почти полностью «оттаял». Он даже готов был теперь рассказать какой-нибудь анекдот, если бы вспомнил, конечно. Но и без анекдота хорошо.
Нет ничего более успокаивающего душу, чем общение с такими же, как и ты сам, людьми. Человек же, существо социальное. Так или иначе, проблемы и боль в чём-то немного друг на друга похожи, они стараются оставить нас в одиночестве, отгородить от мира невидимой преградой недоверия и отстранённости. Нет, так нельзя. Вставай и иди.
Поднимается со стула, значит, теперь-таки уже инспектор:
- Влад, Владик, - кричит он на весь зал, - подожди, брат, я сейчас подойду.
Владик Шкаликов, один из Хранителей, двигался в тот момент по залу, словно былинный герой, невозмутимо и размеренно. Он был огромного роста и невообразимой силы, однако даже его, казалось бы, непробиваемую невозмутимость, истошный крик Саши Панфилова заставил вздрогнуть. Пускай и не очень, допустим, сильно, но всё-таки.
- Ты чего орёшь-то, братан, как бешеный? – вежливо интересуется тот у инспектора. – Давай в сторонку отойдем, что ли.
- Да я это, вот это, - начал издалека было Эль, но тут же перешёл к делу. – Вы когда взрывать-то уже будете? Этот ваш чёртов военный модуль. Ждать надоело.
- Хорошо, что напомнил, Шура, - добродушно отзывается Влад. - А то мы, и в правду, уже почти забыли, зачем мы «калужские» здесь на челноке. Спасибо, брат. Сделаем. Не переживай.
- Так вы записали бы на бумажке, может. Чтоб не забыть, - попытался посоветовать Хранителям Эль. – Скоро уже приедем, а «вагон» этот ещё здесь.
- Не. Так нельзя, - пояснил Влад. – Бумажка, это палево.
Ну, нельзя, так нельзя. Бумажка по теории тоже ни от чего не спасала. Капитан Эль это понимал. Так, лишняя надежда в кармане, да толку, исходя из текущей ситуации, никак не больше. Собственно говоря, если всё будет так, как описал ему агент Стиви, не поможет уже ничего. Однако, общие внутренние ощущения от грядущих, вроде как, нехороших перспектив у инспектора меняются почему-то с дурных, на бесшабашно веселые. Благодаря, конечно, хорошим людям вокруг, не иначе. Социум знает своё дело.
Характер движений Капитана Эля становится раскованно дерзким и отчасти вызывающим. Холод и озноб уходят. Шура расстёгивает пару пуговиц на рубашке, а дыхание его становится легким и свободным. Он подходит к барной стойке и с нескрываемым удовольствием запивает это своё вновь обретённое доброе состояние некоторым количеством виски. Напиток обжигает и волной пробегает по телу. «Мы еще повоюем!» - уверенно произносит он. Пускай даже на общем фоне его голос и не был никем услышан, это уже не имело для Шуры никакого значения.
- Здравствуйте, Капитан Эль, вы меня узнаёте? – подошёл к инспектору один из работников общепита. – Я Скотт, Милтон Скотт. Официант.
- Ну, то, что ты Скотт, я вижу прекрасно, - улыбнулся ему Эль, - Хау, дую ду, брат?
- Жду не дождусь, когда же мы уже прилетим на Анапу, - поведал о своих тайных желаниях официант Скотт. – Там, слышал, крайне замечательно и красиво.
Для Александра Панфилова подобные настроения, конечно, не были большим откровением. Он и сам испытывал нечто подобное, но только старался не зависать в этой теме надолго. Живя будущим, навсегда и безвозвратно теряешь настоящее.
- Слушай Мил, - наклонился Эль к нему поближе, - а ты же наверняка работал здесь в тот вечер, когда убили мистера Тони Шнауцера?
- Да, сэр. Работал, - живо ответил официант Скотт, - И даже, скажу вам, мне приходилось часто подходить тогда к их столу. По работе, я имею в виду. Компания, знаете ли, большая с ними отдыхала. Да и Молл с Тони, если говорить честно, покоя мне не давали. «Принесите, унесите… Можно это? Можно то?» - сами знаете, как это бывает.
- Ну а, допустим, чего-нибудь необычного ты, брат, не заметил тогда? – поинтересовался Шура. – Всё равно что, я не знаю. Любая мелочь. Может что-то привлекло внимание там. Нет?
- Да, в целом всё как обычно, ничего такого чтобы было что рассказать, - задумался Скотт. – Был, конечно, один такой момент, можно сказать необычный, почему мне, собственно, и запомнилось. Я не уверен, правда, что это вам может быть хоть как-то интересно.
- Да, давай уже, братан, не томи. Мне вообще всё всегда интересно, даже что вообще не интересно, - заверил Милтона Скотта Эль.
- Ладно, чего уж, - Мил присел рядом с Элем. - Когда вот господин Маккавей, музыкант то есть, ближе уже к закрытию пошёл на сцену поиграть на своёй флейте, Тони Шнауцер незаметно бросил внутрь его кожаного чехла для флейты какую-то бумажку. Я как раз в этот момент был рядом. Я подумал, честно говоря, что это такая шутка. Что Шнауцер закинул в этот чехол Маккавея просто мусор. Для смеха.
- Действительно смешно, - согласился Шура. - Я бы тоже так поступил.
- Ну, вот видите, - кивнул ему официант. - Это и всё, что было тогда необычного.
- А бумажка та не похожа на эту? – спросил Скотта инспектор и достал из кармана своего плаща уже изрядно потрёпанный, сложенный в несколько раз лист бумаги.
- Точно такая, инспектор, - заверил Эля официант. - Очень похожа.
Листом бумаги, что достал Капитан Эль из своего кармана и показал Скотту, была та самая злополучная записка с угрозами некоему «куску говна» и призывами к оному выметаться подальше с челнока подобру-поздорову. Это была записка, которую написал юрист Тони Шнауцер, как теперь уже окончательно становилось ясно, секретному агенту по охране военного груза Стивену Маккавею. Та записка, которая стоила жизни ему самому, его жене и Ёзи Пинцелю.
Это свидетельство ставило для инспектора окончательную точку в данном расследовании. Теперь ему оставалось лишь пойти и арестовать преступника. Тянуть с этим делом, как абсолютно чётко понимал Эль, было крайне не желательно.
Аудиоверсия книги доступна на ЛитРес.