Аметистовых ягод услышал я звон, И во сне, в тишине, мне понравился он.
Николай Заболоцкий “ Можжевеловый куст”.
Эту сложную и напряженную зиму, закончившийся полномасштабным российским вторжением, разграблением оккупантами магазинов; с отсутствием соли, спичек, хлеба, которую сменила такая же сложная, некрасивая, голодная, холодная и дождливая не настоящая весна, которую, в свою очередь, сменило такое же холодное, дождливое и неуютное, избитое в конце июня долгим градом, лето, - и эти погодные и социальные катаклизмы, были сопряжены с невероятным напряжением всех сил на фронте, подъем национального духа, полной концентрации на отражении вражеской агрессии. Писанием военных стихов, полных эмоциональных всплесков в описании горечи от первых поражений, и скорой радости от пришедших побед и глубокой веры в нашу будущую победу. Я переживал все эти дела, не сумев вовремя скрыться от врага. Было очень неуютно в разграбленной Черниговской области недалеко от белорусской границы. Полным отсутствием многих наименований продовольственных товаров в не сразу восстановленных магазинах после скорого освобождения поселка в самом начале марта.
Поселок был захвачен буквально на второй день войны.
Ходили упорные слухи в первые дни, что область отдадут в пользование соседнему диктатору, Лукашенко, за его лояльность к оккупантам. Впрочем, все это очень быстро закончилось. Навала врага схлынула и на берегу Десны осталось от них два разбитых танка, уничтоженная установка РСЗО “Град” смонтированная на шасси "КАМАЗа", с застрявшим снарядом в трубе и снятыми жителями с него колесами, оставленным убегающими россиянами на дороге в примыкающем к поселку лесу; подорванный сразу после освобождения поселка мост через Десну, по непонятным соображениям, так как в самом начале войны его зачем-то сохранили, взорвав лишь железнодорожное полотно за речкой. Оккупанты было сунулись туда, но мост не выдержал их танков, провалился в самом конце. Мост потом ремонтировали до самого лета и единственный дизель поезд не появлялся в поселке до самой средины июня. Началась клубника, и ее приходилось возить в Конотоп, на продаж. Потом град избавил меня от такой повинности, полностью выбив все грядки: не оставив не одного растения. Осталось - писать стихи или ездить на велосипеде на озеро за карасями. Еще, можно было отправляться в лес за грибами. После того, как град кардинально расправился с грядками, все чаще возникало жгучее желание уехать, - хотя бы на какое-то время - из поселка, да, вообще, убраться насовсем из страны, когда ко мне снова зачастили жестокие приступы стенокардии.
До этого самого отъезда, я созревал все лето; как и картофель, и остальные овощи, которые в дождливую, пусть и холодную пору, начали постепенно отрастать, формируя будущий урожай. За огородом (по мере созревая к отъезду), я уже присматривал скорее по привычке, используя его лишь в ежедневных медитациях. Я, все больше, отдавал предпочтение рыбной ловле.
С началом движения по железной дороге, не боясь оставленных мин, - я отправился, уже, за самыми глубокими медитациями, в лес.
Лес был прекрасный, хоть и присмиревший во время войны: спокойный и омытый дождями. Каждый раз он привечал меня смиренной тишиной, стоило мне, лишь, поднявшись в пять часов утра, добраться до станции, сесть в дизель поезд и, проехав одну остановку, выйти на “41 км”, чтоб углубиться в лес. Через 4 часа, дизель поезд возвращался назад, и я, зарядившись чистой энергетикой, с полным ведёрком грибов, ехал домой.
За пять лет, пространством леса, волнами, прокатились нашествие: польских грибов, рядовок и опят.
В это холодное дождливое лето, неожиданно для меня, лес оккупировали лисички. Их было так много, что хоть коси косой. Я носил их ведрами, и закрывал в банки. Я знал, что скоро уже уеду за границу, оставались на душе лишь какие-то смутные сомнения, что придется остаться здесь до весны, и мне необходимо будет их есть с картошкою вместо огурцов и помидоров. Если грибы по каким-то причинам заканчивались в лесу, я заполнял ведро берестой для растопки печи.
… В лесу всегда было празднично для меня, меня завораживала его тишина и спокойствие. Я бродил по ландышевым полянам, продирался через редкие чащи заросшие папоротниками и малинниками, слушал голоса птиц, сидел на пнях. Медитировал. Я выучился смотреть внутрь себя, и это всегда помогало мне работать над своими произведениями. Без этого невозможно сделать добротную литературу. Я, практически, не замечал застывшие стволы высоких сосен на возвышенностях и осин во влажных распадках; как и берез в сухих низинах и акаций на опушках леса. Они в какой-то степени генерировали мысли. Вдохновение заставляло меня присаживаться на поваленные стволы деревьев, и записывать снизошедшую мысль. В лесу хорошо думалось - на фоне серых, дождливых и заплаканных пейзажей.
…Однажды, я стану перелезать через упавшее дерево, спускаясь в холодную, обвитую легкой поволокой тумана, ложбину, и, как бы, наведя резкость, - увижу перед собой, на невысоком, разложистом кустарнике, очень яркие капельки, словно сгустки крови. Это зрелище захватывало метафорической близостью к образам войны. Красно-розовые, висящие по веткам, одиноко: то ли цветы, то ли ягоды, на фоне застывшего леса, в теле холодного распадка, заросшего мокрыми кустами лещины. Это были ягоды бересклета (бородавчатого). Я глядел на их некрасивую красоту, в антураже военного лета 2022 года, - холодного и некрасивого, - каким я собирался увезти его в Данию.
Сидя на стволе поваленной березы, я начал записывать пришедшие стихи:
Некрасивая красота
Перед отправкой на чужбину,
Бродил я утренней порой.
Я встретил на краю ложбины,
Куст с некрасивой красотой.
Рдеющие ягоды бересклета,
Как кровь запекшуюся войны.
Как будто, израненное лето,
Я вывозил с родной страны.
1 марта 2023 года
Нюкёбинг