Научи меня прощать. Глава 181

Наталья Говорушко
Начало повести: http://proza.ru/2020/02/28/1946
Предыдущая глава:

Вера стояла перед открытыми дверцами шкафа, сосредоточенно осматривая полки.
Куда она её дела?

С некоторых пор Вера не любила носить юбки. В брюках она чувствовала себя намного комфортнее. Кроме того, юбка – это такой предмет одежды, который, по мнению Веры, непременно предполагал наличие туфель, пусть даже не на большом каблуке.

Брюки же, особенно если это были джинсы, выдерживали сочетание и с ботинками, и с туфлями. Хоть кеды надень – будет хорошо.
Если уж непременно нужна была юбка, то пусть это будет платье - искренне считала Вера.

Упрямая Светлана всё равно покупала дочери юбки, которые потом приходилось передаривать или отдавать.

Юбка была довольно длинной, почти «макси», с разрезом на боку и сидела на девушке отлично. Вот её и разыскивала сейчас Вера с маниакальным упорством.

Хорошо, что весна была прохладной, поэтому лёгкий берет вполне мог сыграть роль платка. Главное, что в церкви нельзя было находиться с непокрытой головой, это она хорошо запомнила с самого детства, но ведь какая разница, чем прикрыты волосы - платком или беретом? Их же в любом случае будет не видно.

Наконец, юбка была найдена на одной из полок шкафа. Отлично! Теперь она полностью готова.

Девушка влезла в юбку, аккуратно застегнула молнию, продела в хлястик большую, блестящую, словно кристалл, чёрную пуговицу.

Посмотрела на себя в зеркало.

Без какой-либо косметики, её лицо выглядело сейчас слегка бледным, но живым и выразительным. Вера умела пользоваться предметами косметички, не профессионально, конечно, но вполне достаточно для того, чтобы немного изменять свой образ.

Она вспомнила, как однажды мама призналась ей, что в молодости не могла выйти из дома, не накрасив глаза.

- Были в моде такие большие, «восточные» стрелки. Я рисовала их заточенной спичкой, используя черный карандаш из набора, который так и назывался: «Косметика». Капала каплю воды туда, где был стержень. От постоянного использования спички карандаш постепенно становился пустым, и его нужно было укорачивать ножом, - рассказывала Светлана дочери. – Я даже в магазин за хлебом не могла выйти, не нарисовав этих «стрелок» и не тронув губы помадой. У меня была «Дзинтарс», отличная помада, доложу я тебе!..

Посмотрев в зеркало ещё раз, Вера решила, что выглядит правильно для похода в такое место, как церковь.

Встретив Снежану на автобусной остановке, она заметила, как внимательно та её оглядела.

- Верунчик, а ты не переборщила? Или в монастырь собралась?

- Куда собралась? – удивилась Вера, но тут же поморщилась, - ведь просила, не зови меня Верунчиком, мне не нравится! Неужели так трудно запомнить…

Снежана примирительно заглянула ей в глаза.

- Ну, прости-прости! Это само вырвалось, больше не буду.

- Так с чем я переборщила? – Вера внимательно оглядела себя.

- Со строгостью, – Снежана хмыкнула, - ты выглядишь, как эта… эээ… послушница! Вот. Кажется, это так называется. Ещё не монашка, но уже готовишься ею стать.

- Не говори ерунды, - оборвала её Вера, - если я надела юбку, это не значит, что собралась в монашки.

Она посмотрела на Снежану.

Девушка хорошо выглядела. В лёгком пальто и модном берете, из-под которого рассыпались рыжеватые волосы, закрученные в крупные завитки, Снежана слегка улыбалась. Лёгкий макияж умело подчеркивал достоинства, устраняя недостатки: «стрелки» визуально делали глаза слегка миндалевидными, а помада придавала пухлость довольно узким губам.

Снежана уже не злоупотребляла косметикой, как раньше. Вера подумала, что этот «Центр», куда стала ходить приятельница, в этом подействовал на неё в правильном русле.

Похоже, Снежане самой нравилось, как она теперь выглядит, потому что она достала из сумочки небольшое зеркальце и тщательно осмотрела своё лицо.

- Снежа, по-моему, в церковь с накрашенными губами нельзя ходить, - осторожно начала Вера, когда они заняли в автобусе два свободных места, а Снежана с удовольствием расположилась у окна.

- Ерунда, - отмахнулась та, – это даже не помада, а блеск для губ. Недавно купила, кстати, нравится?

Она повернулась к Вере.

- Нравится, - кивнула головой Вера, - только не говори потом, что я тебя не предупреждала.

- Да ты сама толком не знаешь, как там нужно выглядеть, - снова махнула рукой девушка, - так что не переживай! В крайнем случае, у меня есть салфетки, просто вытру помаду, и всё.

- Хорошо, раз так, - кивнула Вера и, устроив удобнее на коленях сумочку, принялась смотреть в окно.

Ехать было недалеко, всего три остановки.

Выйдя из автобуса, девушки осмотрелись.

- Снежана, подожди немного, мама просила газеты купить, - Вера увидела стоящий неподалёку киоск. - А то позабуду потом...

- Что за газеты? – поинтересовалась Снежана, с любопытством посматривая на красочные женские журналы в витрине киоска.

- Ничего особенного, просто объявления…

***

Небольшую, старую церковь, они знали – рядом был один из городских рынков, к которому нужно было идти мимо её здания из красного кирпича.

Сейчас кирпич был оштукатурен. Выкрашенный в бледно-желтый цвет храм, блестя наличниками окон, покрашенными белой краской, с зеркально отмытыми стёклами, выглядел намного веселее.

Девушки нерешительно остановились перед массивной дверью, переминаясь с ноги на ногу.

- Чего встали, как столбы? – вдруг раздался позади них скрипучий старческий голос, - раз пришли – входите, а то стоят на дороге, ни пройти, ни проехать…
Вера невольно вздрогнула и оглянулась. Позади них стояла старушка с лицом, испещрённым морщинами. Лицо было очень строгое, а взгляд – учительский.

- Простите, что помешали, - Вера сделала торопливый шаг в сторону. – Проходите, пожалуйста!

Старушка, не отвечая, легко открыла дверь и скользнула внутрь.

- Пошли? – Вера неожиданно перешла на шепот.

- Да, - обреченно проронила Снежана, вздохнув, - но, кажется, что мне больше не нравится эта идея…

Вера взялась за ручку двери и та неожиданно легко и плавно распахнулась.

Девушки вошли в притвор.*

Там, на стенах, висели разные объявления.

- «Требуется разнорабочий. Обращаться к настоятелю храма», - прочла Снежана негромко и обернулась к Вере. – А настоятель – это кто?

- Не знаю, - Вера пожала плечами, - наверное, священник.

- Тогда почему просто не написать – обращаться к священнику? – задала Снежана резонный вопрос.

- Откуда я знаю? – Вера взялась за ручку следующей двери. – Ну, что? Идём? Ты не передумала?

- Идём, конечно! Я же Галине Львовне обещание дала. Нужно выполнять.

Вера дернула дверь, и девушки оказались в полумраке. Небольшие окна пропускали мало света, зато ярко горели восковые свечи в больших, круглых подсвечниках.

В нос сразу ударил знакомый, но полузабытый запах: пахло воском и, особенно остро - ладаном. Правая рука привычно сложилась в щепоть: Вера даже не заметила, как перекрестилась, слегка поклонившись образу Богородицы в деревянном напольном киоте, покрытом причудливой деревянной резьбой.

Они со Снежаной тихо прошли в правую сторону храма и встали почти у самого окна.

Вера, осмотревшись, решила положить только что купленные газеты на подоконник, чтобы не мешали.

- Вера, ты креститься умеешь? – прошептала Снежана тихонько, - покажи мне, я всё время забываю, справа налево нужно, или слева направо?

- Православные крестятся справа налево, - так же тихо шепнула ей Вера.

Снежана быстро и мелко перекрестилась.

- Не торопись ты! – Вера снова зашептала, - меня бабушка учила, что крестное знамение нужно класть не торопясь, и с небольшим поклоном.

В церковь заходили люди, в основном это были пожилые женщины.

Некоторые из них с любопытством посматривали в их сторону.

Наконец, одна из женщин, с совершенно седыми волосами, выбивающимися из-под чёрного платка, подошла к ним.

- Девушки, вы бы платочки надели. Сейчас Великий пост, надо бы черные платки, но вы наденьте любые, вам можно.

Снежана растерянно посмотрела на Веру.

- У нас нет платков, - сказала она женщине.

- Так не беда, - тут же отозвалась та, - вон, видите у двери – крючки? Там и юбки есть и платки. Берите любые.

- Спасибо, - Вера сразу направилась к указанному месту.

- Принесёшь и мне? – Снежана вопросительно на неё посмотрела.

- Хорошо, - согласилась девушка.

У двери она сняла с ближайшего крючка два платка – черные, с неброским цветочным рисунком.

Вернувшись к «своему» окну, подала один приятельнице.

- Мда… Как-то мрачновато, - изрекла Снежана, стягивая с головы берет. Повязав платок на деревенский манер, она повернулась к Вере.

- Ну, как?

Вере захотелось рассмеяться. В платке, повязанном таким образом, Снежана была похожа на Марину Ладынину в фильме «Свинарка и пастух».**

- Что смешного? – обидчиво зашипела на неё Снежана, надув губы.

- Я просто подумала, что в этих платках мы обе похожи на актрису Ладынину, - ответила Вера,  улыбаясь. Глядя на Снежану, она повязала платок также.

Сунув берет в карман, она увидела человека, который вышел из алтаря и встал перед Царскими Вратами.

- Служба начинается, - шепнула она Снежане, - просто смотри вокруг и делай так, как делают другие.

Когда на середину храма вышел молодой человек и, взяв свечу, начал что-то читать, к девушкам колобком подкатила какая-то сердитая старушка.

- Это что такое?! – грозным шепотом принялась отчитывать она девушек, -  кто на окно газеты положил? Да ещё мирские!

Она ткнула кривоватым пальцем в оконный подоконник.

- Ну-ка, уберите сейчас же!

Вера  торопливо схватила с подоконника газеты, свернула их трубочкой и зажала в левой руке, испуганно смотря на разбушевавшуюся старушку.

- А это у тебя что? Помада? Это в Великий пост?! – тут же переключилась грозная блюстительница местных порядков на Снежану, -  не стыдно тебе?!

Снежана уже собиралась было что-то ответить, но не успела -  к ним уже спешила та самая женщина, которая посоветовала девушкам надеть платки.

- Неонилла, успокойся, - тихонько зашептала она старушке, похожей на колобок, - разве не видно, что девочки новенькие, впервые к нам пришли. Что ты сразу на них насела? Они же пока не знают ничего.

- Потому что, непорядок! – пропыхтела в ответ сердитая Неонилла.

Вера тут же представила Нафаню из мультфильма про домовёнка Кузю. Он тоже так говорил: «А вот это непорядок!», смешно «окая» при этом.

- Неонилла! – глаза женщины в черном платке блеснули, - если не прекратишь своевольничать, да ещё Великим постом, батюшке скажу. Отстранит тебя от послушания.

- Как это?- глаза старушки-колобка округлились, а шепот стал совсем не грозным, и даже как бы извиняющимся, - не надо батюшке… И правда, что-то я чересчур строга с девушками…

Она повернулась к Вере.

- Но мирские газеты всё равно в храм нельзя приносить! – она покосилась на Снежану. – И помаду сотри!

С этими словами, Неонилла, строго выпрямившись, насколько ей позволял её небольшой рост, покатилась в сторону церковной лавки.

- Уф… - выдохнула Снежана, - мне даже показалось, что она нас сейчас выгонит!

- Нет, конечно, - сказала Вера, хотя тоже вздохнула с облегчением, - спасибо этой женщине, что она за нас заступилась.

- Слушай, может пойдём уже домой? – Снежана покосилась в сторону двери.

- Так рано? – удивилась Вера, - служба же недавно началась.

Снежана посмотрела на часы.

- Какое недавно? – она округлила глаза, совсем как только что вредная Неонилла.

– Мы почти час уже простояли! Думаю, что для первого раза хватит!

Она взяла Веру за руку и потащила к двери.

- Ну, хорошо, раз ты так считаешь, - согласно кивнула Вера, направляясь за
Снежаной к выходу.

Там девушки сняли платки, натянули на волосы снятые береты и вышли на улицу.

Сразу почувствовался особенный запах весны: пахло мокрым асфальтом, оттаявшей землёй и… сдобой из соседнего с церковью магазина.

- Даже пахнет по-другому, - сделала вывод Снежана, словно прочтя Верины мысли. – Чувствуешь?

- Это потому, что церковь небольшая и горело много свечей, - обернулась к девушке Вера, когда они шли на остановку.

Сейчас им предстояло разъехаться в разные стороны.

Автобус Веры пришел первым.

- Не забудь, ты обещала опять пойти со мной к Галине Львовне! – напомнила на прощанье Снежана, когда Вера уже поставила ногу на ступеньку, поднимаясь в салон.

Вера только кивнула в ответ.

Найдя свободное место у окна, она села.

Ей не хотелось снова идти в этот «Центр».

Когда Галина Львовна начала при ней расхваливать Снежану, Вере совсем не понравилось, что она почувствовала. А ведь она никогда не была завистливой…

Нет, конечно, она иногда завидовала, она же обычный человек, но это была как бы «хорошая» зависть. Завидуя, Вера одновременно радовалась успехам других. То есть, это было, скорее, некое огорчение из-за того, что она сама не умеет что-то делать или кто-то делает это лучше.

Но в этом странном месте, в этом «Центре», всё было совсем не так, как всегда. Вера позавидовала по-настоящему, наверное, впервые в жизни – осознанно.

Ей это очень не понравилось.

Разве может быть хорошим место, в котором возникают такие неприятные ощущения? Но как же тогда иконы? Галина Львовна сама говорила, что она на сеансах «читает молитву».

Только, интересно, какую?

Теперь, после посещения церкви, Веру не покидало чувство, что «Центр» - нехорошее место.

Но как быть с тем, что там нравится Снежане?

Ничего криминального Галина Львовна не делает, и всё же…

Чувство тревоги, охватившее внезапно Веру, было настолько сильным, что она решила поговорить со Снежаной и хотя бы попытаться отговорить её от идеи ходить в этот «Центр».

На этом совесть Веры успокоилась и девушка, поежившись от прохладного ветерка, поднявшегося к вечеру, быстро пошла по направлению к  дому.

***

Злата стояла в коридоре, глядя на телефонную трубку, лежащую на аппарате.

Она провела в больнице почти три недели.

Теперь предстояла выписка. Врач сказал, что её состояние уже не вызывает опасений, а «дома и стены помогают».

При этой фразе Злата усмехнулась.

Хотя, если быть честной, взяться за телефонную трубку её заставило совсем другое обстоятельство.

***

Недели через две после первого визита, к ней снова пришёл тот же самый следователь. Принёс на подпись какие-то бумаги.

Пока Злата расписывалась там, где указывал пальцем мужчина, тот успел сообщить, что дело закрыто.

- Закрыто? – непроизвольно резко вскинула Злата глаза на Леонида Николаевича.

- Да, - кивнул он, но потом осторожно спросил, -  а вы что-то вспомнили?

- Нет, - женщина поспешно помотала головой, - ничего. Я просто подумала, что такие люди, как мои похитители, наверняка совершили не одно преступление.

- Вы правы, - помедлив, сказал мужчина, - не одно... Но вот в чем сложность -  у нас нет свидетелей. Ни одного. Нет доказательств, которых хватило бы, чтобы эти люди отправились за решётку.

- Но ведь это наверняка целая банда? – Злата осторожно подбирала слова.

- Возможно, - согласился следователь. – Но это трудно доказать. Люди, которые попадают к нам по таким делам, либо молчат, либо берут всю вину на себя. Но это ведь пешки. Простые исполнители. Но вот те, кто руководит процессом, дергает за ниточки, так сказать, они всегда остаются в тени. Поэтому дело закрыто.

- Всё равно не понимаю… - начала Злата, но мужчина её довольно резко перебил.

- Что вы не понимаете? – он принялся складывать подписанные бумаги в папку, которую принёс с собой, - дело, по которому вы проходили, было связано с похищением и аварией. Вы сейчас свободны, ваши похитители мертвы. Мёртвым предъявить обвинение не получится. Экспертизой доказано, что смерть всех троих произошла по причине ненасильственной. Вы не можете ничего вспомнить, больше ничего вы не знаете, этих людей видели впервые – откуда у меня возьмется какая-либо информация для продолжения расследования? Кроме того, мы тоже люди подневольные: как у всех, у меня есть вышестоящее начальство, от которого я получаю приказы…

Произнеся эту загадочную последнюю фразу, он выжидательно уставился на Злату.

- Почему вы так на меня смотрите? – забеспокоилась она.

- Потому что, что-то подсказывает мне, что вы прекрасно знаете того, кто вас похитил. Но у вас есть повод молчать. У меня даже есть кое-какие предположения… Предположим, что вы тоже связаны с миром, откуда прибыли эти трое, - он покосился на папку с документами, - может быть, я даже точно знаю это…

Злата вздрогнула.

Конечно, после смерти Георгия прошло достаточно времени, но в городе вполне могли остаться люди, которые знали о её связи с этим человеком.

Леонид Николаевич сел на стул и в упор на неё посмотрел.

- Значит, я прав, - он положил папку на колени и постучал по ней пальцем, - Злата Анатольевна, я могу вам гарантировать, что если…

- Вы ничего не можете мне гарантировать, - сказала Злата холодным тоном, не терпящим возражений. – Допустим, подчеркиваю! Допустим, что я что-то знаю. Но даже в этом случае, я не самоубийца, чтобы вам помогать.

- В таком случае, вы просто соучастница, - резко сказал мужчина. – Знать о преступлении и не рассказать о нем – такое же соучастие.

- Что вы говорите? Вы сериал «Спрут» смотрели?*** - Злата зло посмотрела на следователя.

- Разумеется, но мы не на Сицилии!

- Да? – Злата усмехнулась, -  а в чем разница? Давайте угадаю.

Она придала лицу суровое выражение и, немного фальшивя, пропела:

- Наша служба и опасна и трудна,
И на первый взгляд, как будто не видна.
Если кто-то кое-где у нас порой
Честно жить не хочет.
Значит с ними нам вести незримый бой
Так назначено судьбой для нас с тобой -
Служба дни и ночи.****

- Не стоит, Злата Анатольевна, вам не идёт. Я понимаю ваши опасения…

- Да? – снова перебила его Злата, - понимаете?! Неужели?! Только это не вы будете рисковать своей жизнью. Не на вас будет направлено оружие. Не вы будете щеголять парочкой новых шрамов или, хуже, того – пулей в голове!

Злата горько усмехнулась.

- Моя жизнь уже разрушена, а вы предлагаете мне разрушить до конца то, что ещё осталось?

Мужчина вздохнул.

- Хорошо. Но если вы всё же что-то вспомните, у вас есть мой телефон.

Злата стояла, отвернувшись от него.

Свежие рубцы на её лице, с которых уже сняли швы, побагровели от прилившей к лицу крови, заставившей её сердце гулко стучать от острого чувства негодования, и безысходности.

- Ещё один совет, Злата Анатольевна. – Леонид Николаевич поднялся со своего места – Я, конечно, не комиссар Каттани, но тоже кое-что могу. Если о том месте, где вы сейчас живёте, знали только эти трое – всё равно позвоните родным. Пусть кто-то будет рядом с вами, пока вы поправляетесь. Потом лучшим вариантом для вас будет уехать туда, где вас никто не знает.

- Спасибо. - Голос женщины звучал глухо и напряженно. - Я со своей жизнью разберусь сама.

- Ну, что же… В таком случае, остается только пожелать вам скорейшего выздоровления. До свидания.

Злата не ответила. Она по-прежнему стояла к мужчине спиной и смотрела в окно больничной палаты.

***

Теперь, сжимая в руке телефонную трубку цвета кофе с молоком, Злата прокручивала в уме этот разговор.

Следователь был прав – ей не следовало оставаться совершенно одной. Уехать она пока всё равно не сможет, значит, нужно решить проблему.

Та самая медсестра, Вика, которая принесла ей в процедурный кабинет зеркало, чтобы Злата могла увидеть своё новое, обезображенное шрамами лицо, сидела за столом дежурной.

- Вика, можно позвонить?

Медсестра оторвала взгляд от какого-то анатомического учебника.

- Звони, конечно, городская линия через «тройку».

Вика снова уткнулась в учебник.

Злата слегка замялась.

- Вика, не могла бы ты пока прогуляться до ординаторской?

Девушка подняла на Злату глаза.

- Хорошо. Только недолго. Меня будут ругать, если я оставлю пост больше, чем на пять минут.

- Конечно. Спасибо.

Злата благодарно улыбнулась девушке.

Набрав нужный номер через «тройку», как говорила Вика, она довольно долго слушала длинные гудки.

- Слушаю.

Женский голос на другом конце провода был высоким, резковатым, как всегда.

- Мама, это я.

Повисла тишина.

- Злата, ты? – голос прозвучал растеряно, но вместе с тем обрадовано. – Злата, ты где? Почему ты уехала так внезапно, ничего не сказала? Почему мы от чужих людей узнаем, что ты собралась замуж, да ещё и за границу?! Ты откуда звонишь?

- Мама, кто вам сказал, что я уехала?

- Разумеется, директор школы, Наталья Валентиновна, кто же ещё? У тебя никогда не находилось на нас с отцом времени, всё приходится узнавать от посторонних!

Злата поморщилась, как от зубной боли.

- Вы сами создали для этого все условия.

- Злата, как тебе не стыдно? Мы всю жизнь работали ради тебя! И потом, ты же сама захотела такой ранней самостоятельности, сама заявила, что вполне способна жить отдельно. Мы оставили тебе дедушкин дом…

- Положим, дом мне оставили не вы, а дедушка, – перебила женщину Злата, - завещание было написано на моё имя.

- Да, но мы – твои родители! Я могла бы оспорить завещание, я же наследница первой очереди!

- Спасибо, мама, - Злата выдавила фразу с некоторым усилием, - я помню, что должна быть благодарна. Ты сможешь за мной приехать? Завтра меня выписывают.

- Куда? – не сразу поняла женщина, - подожди… Откуда выписывают?! Разве ты не во Франции?

- Я в больнице. В данный момент французское у меня только обезболивающее. Ну, может быть ещё, нитки для швов.

- Каких швов?! – голос матери в телефонной трубке стал совсем тихим. – Злата, что произошло?

- Подробности дома, хорошо? Я бы не позвонила, но следователь прав – мне сейчас не справиться без помощи, к сожалению.

- Следователь?! – голос женщины наполнился ужасом, - да скажешь ты, в конце  концов, что произошло?!

- Не кричи, мама, - Злата прикрыла глаза. – Я попала в серьёзную аварию, у меня сломаны нога и рука. Какое-то время я не смогу нормально двигаться, поэтому нужно, чтобы ты завтра взяла такси и приехала во вторую больницу, в травматологию. Мне нужна помощь.

- Что? – онемела трубка на несколько секунд, но потом голос раздался вновь, - естественно, я приеду. К которому часу?

- Думаю, к обеду выписка будет готова.

- Злата, ты… - голос в трубке замялся, - ты… не можешь ходить?

Злата вздохнула, непроизвольно сморщила лоб. Неужели даже теперь её мать волнует только это?..

- Нет, я могу ходить - с тростью. Но сейчас я делаю это очень медленно… Мне нужна будет помощь хотя бы первое время. Кстати, захвати дедушкину трость – больничную мне нужно будет оставить здесь.

- Конечно, конечно, - заторопилась женщина на том конце провода, - я приеду к двенадцати.

- Хорошо. – Злата выдохнула. – Как приедешь, сообщи внизу на посту дежурной, кто ты и к кому приехала – мне сразу скажут, что меня ждут.

- Хорошо. До завтра, дочь.

Вот так… Не «Златочка», не «доченька», а  строго официально: «дочь». Наверняка расстроилась, что она не во Франции. Мать, скорее всего, уже настроила в голове планов и воздушных замков.

Трубка гудела короткими гудками.

Злате захотелось заплакать, даже подозрительно защекотало в носу. Усилием воли она справилась с подступившими слезами.

Вика, уже вернувшаяся на пост, уселась на прежнее место, снова взяв книгу.

- Ну, что? – поинтересовалась она, - приедут за тобой завтра?

- Да, - коротко бросила Злата и короткими шажками, подволакивая «металлическую ногу», направилась в свою палату.

***

Апрельское утро было солнечным и ярким. Воробьи, собираясь в стайки, горланили так громко, что, казалось, их пронзительное чириканье было слышно даже на третьем этаже больницы, где располагалось отделение травматологии.

Сломанная кость руки срослась быстро, Злате обещали, что через неделю можно будет снять гипс, чтобы начать разрабатывать отвыкшую от движения конечность. С ногой дело обстояло сложнее.

Место за кроватью, у двери, которые поначалу занимали принесенные для неё костыли, и теперь не пустовало – там стояла трость.

Оказалось, что с этой железной штуковиной у неё на ноге – нужно ходить. С костылями это было невозможно из-за руки, но трость врач одобрил.

- Чем больше вы будете двигаться, тем быстрее будет проходить процесс восстановления, - пояснил он Злате, - ещё нужна особенная гимнастика, специальные упражнения…

Свои вещи Злата собрала быстро.

Собственно, у неё и вещей-то никаких не было, кроме её пижамы, сапог и перепачканного кровью, грязного пальто.

Сапог как раз годился на одну ногу, на второй был специальный чехол, который закрывал аппарат Илизарова. Злате пришлось накинуть пальто, хотя на улице было совсем тепло из-за ярко светившего солнца – чтобы не идти к машине в пижаме.
Другой одежды у неё не было.

Когда она, с трудом переставляя ноги, появилась в фойе на первом этаже, неброско, но со вкусом одетая женщина, сразу же бросившаяся к ней, вдруг резко остановилась, словно наткнулась на невидимое препятствие.

- Господи, Злата, что у тебя с лицом?! – только и смогла выдавить она.

Вика, помогавшая Злате, протянула женщине выписку и пакет, в котором лежал второй сапог.

- Помочь тебе дойти до машины? – спросила она тихо.

- Не нужно. Мне помогут, - Злата кивнула матери, – забери, пожалуйста, пакет.

- Злата, это что, кровь? – женщина никак не могла прийти в себя, с ужасом рассматривая бурые пятна на пальто дочери.

- Ну, не вода же, - отрезала Злата, - мама, идём, хорошо? Я хочу быстрее уехать отсюда.

Женщина всхлипнула, но взяла из рук медсестры пакет. Потом подбежала ко входной двери, открыла её, удерживая.

В лицо Злате ударил солнечный свет, она невольно зажмурилась.

Пахло весной: молодой зеленью, ещё влажной землёй.

Как она любила раньше это время…

Можно было нарядиться в кокетливую юбку и небольшую, модную курточку, цокать каблуками высоких сапог и чувствовать на себе восхищенные мужские взгляды и, завистливые – женские.

Зато теперь… Теперь ей точно не до высоких каблуков…

Сцепив  зубы, Злата доковыляла до машины, мать помогла ей устроиться на переднем сиденье, рядом с водителем. Сама села позади дочери.

Всю дорогу Злата спиной чувствовала, как мать плачет, как беззвучно что-то причитает.

Но хуже всего были косые взгляды таксиста, которые мужчина бросал на неё украдкой, когда они останавливались на немногочисленных светофорах, пока не выехали из центра города.

Злата понимала, что эти взгляды вызваны не восхищением, как было раньше, не явной мужской заинтересованностью, а банальным нездоровым любопытством.

Этот молодой мужчина рассматривал её, как экспонат в музее.

Злата читала о том, что в Америке было такое распространенное развлечение – «Цирк уродов».***** Сидя в такси, она едва ли не чувствовала себя одним из таких «живых экспонатов».

- Куда мы едем? – наконец, спросила она, видя, что машина проехала нужный ей переулок.

- К нам, - коротко отозвалась мать, - папа ждёт.

- Я не поеду, - Злата равнодушно уставилась в окно, - я хочу домой.

- Но, Злата, - тут же вскинула голову женщина, - как ты будешь одна в доме в таком состоянии?!

- Мама, нормально я буду, - Злата повернулась к водителю, - разворачиваемся!

- Так куда ехать-то? – не выдержал мужчина, - вы уж окончательно определитесь для начала!

Злата назвала адрес.

Мать  обиженно молчала.

Вдруг Злата подумала, что у неё нет ключей. Интересно, когда её увозили, дом оставался открытым? Вряд ли…

- Мама, у тебя есть ключи? Я оставляла вам комплект, когда была в Москве.

- Есть, -  женщина кивнула, – я как раз подумала, что нужно взять с собой, раз уж я поехала к тебе. Я ведь не подозревала, что всё так… ну, что ты…

- Что всё так плохо? – Злата усмехнулась. – Да, мама, на этот раз всё действительно очень плохо.

Когда они вышли из машины, калитка, и правда, оказалась заперта.

Осторожно поднявшись на крыльцо, женщины вошли в дом.

Ничего не изменилось.

На письменном столе всё также стояла забытая кофейная чашка, в спальне – разобранная кровать со скомканным одеялом напоминала об ужасах пережитой когда-то ночи.

Первым делом хотелось вымыться как следует, но пока это было невозможно сделать.

- Мама, можешь сварить мне кофе?

- Конечно.

Однако женщина, сняв верхнюю одежду, села на диван рядом с дочерью.

- Злата, почему ты не хочешь пока пожить у нас с папой? Как ты будешь здесь одна?

- Почему одна, мама? Ты ведь будешь приходить? Мне нужно будет покупать продукты, наверное, немного помогать с домашними делами. Скоро снимут гипс с руки, и я смогу всё делать сама.

- Не хочешь рассказать мне, что всё-таки произошло? – снова задала осторожный вопрос мать.

- Прости, но не сейчас. Я не готова к разговору.

- Аааа… как же Франция?

Злата повернула к матери лицо, измученное, бледное, с опустившимися уголками губ, исковерканное рубцами.

- Какая Франция, мама? - спросила она с отчаянием, какая Франция?!..
____________________
*Притвор — пристройка перед входом в храм (композиционно притвор можно соотнести с пронаосом, передней проходной частью античного храма).

**«Свинарка и пастух» — чёрно-белый фильм 1941 года, музыкальная комедия Ивана Пырьева, за которую режиссёр был удостоен Сталинской премии второй степени в 1942 году.

***«Спрут» (итал. La Piovra — спрут, осьминог) — телевизионный многосерийный художественный фильм 1984 года о борьбе итальянских правоохранительных и судебных органов с сицилийской мафией и коррупцией. Совместное производство Италии, Франции и Германии. Премьера состоялась 11 марта 1984 года. Сериал приобрёл в Европе (в том числе в СССР, премьера на ЦТ СССР 30 июля 1986) огромную популярность, в продолжение было снято ещё 9 мини-сериалов.

****Песня "Наша служба и опасна, и трудна" была написана в 1971 году специально для первого отечественного телесериала о работе милиции "Следствие ведут знатоки". Автором музыки стал Марк Минков, а слов — Анатолий Горохов. Гармоничное слияние мелодии и стихов органично передало характер работы стражей правопорядка.

*****Первые упоминания о забаве «цирк уродов» фиксируются в Англии в XVI веке. Второе рождение этот вид шоу пережил в середине XIX века в США благодаря стараниям известного шоумена и антрепренёра Финеаса Тейлора Барнума, который собрал яркую и жуткую труппу из людей с откровенными физическими недостатками. В 1880-х — 1930-х годах в Европе и США действовали несколько сотен цирков, специализирующихся на демонстрации человеческих аномалий. Существовала чёткая классификация различных отклонений. Каждый уважающий себя цирк обязан был иметь стандартный набор уродств, плюс несколько необычных, уникальных экземпляров. Последние обычно получали самые большие гонорары: цирки перекупали их друг у друга, как сегодня перекупают футбольных игроков.

Продолжение здесь: http://proza.ru/2023/03/12/71