Книга Литературними тропами

Родионов Виталий Константинович
Глава первая

Данте Алигьери
Данте – певец божественной немеркнущей любви.
Данте любит Беатриче духовной, мистической любовью.
Данте одинаково обожает и сеньору Беатриче, и сеньору философию, ибо для него любовь – разумна, а разум – хочет любить.
Данте-человек – мятежник, Данте-поэт – стремится к Божественной гармонии: то и другое у него существует параллельно.
Данте – паломник к священным местам Отца Небесного!
Данте возлагает на себя миссию вселенского судьи: каждому человеческому существу поэт отводит свое место в аду, чистилище и раю.
Данте – поэт ада и рая, отчаяния и надежды.
В «Божественной комедии» Данте описывает падение плоти и восхождение духа.
Данте спускается в ад, чтобы со дна жизни начать восхождение к Идеальному человеку!
Величием духа Данте сопоставим с богословом Августином Блаженным.
Данте – Фома Аквинский в литературе. Теолог и поэт одинаково убедительны в изображении Небесной иерархии Творца мира.
Поэт Данте и живописец Джотто – сигнальные костры на разделительной полосе между Средневековьем и Возрождением.
У Данте – чистая духовная любовь к Беатриче, у Петрарки – к Лауре. Для плотской же любви они выбирают других женщин!
Данте – поэт мироздания, Петрарка – беспокойной человеческой души.
Данте – бескрайний, Шекспир – бездонный: Данте и Шекспир – всечеловеческие гении.
В мировой литературе есть два полюса: «Божественная комедия» Данте и «Человеческая комедия» Бальзака. Ни Данте, ни Бальзаку, заглядывающим в бездну нравственного падения человека, нельзя отказать в смелости показывать неприглядную правду жизни.
Франческо Петрарка
Франческо Петрарка – вечный скиталец, певец любви, защитник истины и свободы.
Петрарка – поэт-рыцарь, озаренный Небесной любовью к земной женщине.
Петрарка горит к незабвенной Лауре возвышенной, духовной любовью.
Овидий любит Корину, Данте – Беатриче, Петрарка – Лауру. Обнаруживается прямая связь между великими поэтами, прославляющими женскую красоту.
Петрарка обожествляет духовную любовь, Боккаччо описывает реальную, плотскую.
Джованни Боккаччо
Джованни Боккаччо – веселый и смелый обличитель нравов.
Боккаччо – знаток женского сердца.
Боккаччо рассказывает о голубиной любви и змеиной ненависти прекрасных дам.
Если считать Боккаччо знатоком женщин, то, спрашивается, почему он рассматривает их любовь отдельно от материнского чувства?
Смерть, любовь, богатство и вера в Бога – вот что интересует Боккаччо в «Декамероне».
«Декамерон» Боккаччо – это гимн любви и дружбе.
Боккаччо – Овидий итальянского Ренессанса.
Овидий описывает счастливую любовь мужчины, Боккаччо - несчастную любовь женщины.
Боккаччо называет «комедию» Данте «божественной». В итоге, мы имеем «Божественную комедию» Данте.
Боккаччо одним из первых среди европейцев раскрывает необоримую женскую природу. Он – реалист и прозаик в отличие от идеалиста и поэта Петрарки.
Франсуа Рабле
Франсуа Рабле выворачивает жизнь наизнанку и видит все наоборот: в хорошем – плохое, в плохом – хорошее, в серьезном – смешное, в смешном – серьезное. Из-под его пера взлетает фонтан сарказма и юмора!
«Гаргантюа и Пантагрюэль» Франсуа Рабле – это роман забавных небылиц, высмеивающих человеческую глупость, что веселит как умных, так и глупых.
Джонатан Свифт
Джонатан Свифт – гений сатиры.
Свифт – дракон обличения.
Свифт – акула сарказма, плавающая в море человеческой подлости.
Свифт – политик с сатирической плетью в руках.
Свифт идет на человечество с вилами ненависти.
Свифт обжигает людей адским пламенем сарказма.
Что заслуживает человечество? По мнению Свифта – плевок!
Свифт отравляет жизнь людей желчной иронией вместо того, чтобы радовать и веселить их.
Свифт безжалостен в разоблачении пороков общества: вместе с водой выплескивает ребенка – милосердие!
«Лошадиный» коммунизм Свифта не знает ни железа, ни письменности, ни исторического прогресса. В нем устанавливается растительное, овесное общежитие «разумных» существ.
Заведя для плотских утех двух воспитанниц-кошечек, Свифт открыто пренебрегает общественной моралью!
Джонатан Свифт, подобно античному Диогену, живет в бочке презрения к человечеству.
Французский каноник Пьер Абеляр и английский священник Джонатан Свифт – в высшей степени своенравные натуры. Не случайно им доводится претерпевать ужасные муки: Абеляру отрезают детородный орган, Свифт в конце жизни сходит с ума.
Если поэт Джон Мильтон разверзает ад, то сатирик Джонатан Свифт ввергает в его пламя человечество.
У Джонатана Свифта яростная постреволюционная сатира, у Вольтера едкий предреволюционный остракизм: священника одолевает отчаяние, философ лелеет надежду на разумное будущее.
Джонатан Свифт и Уильям Теккерей – могучий удав и юркая ящерица в сатирической прозе.
Сатира Свифта – беспощадная, Теккерея – жалостливая, Салтыкова-Щедрина – сострадательная.
У разных прозаиков разная сатира: Свифт метает стрелы, Диккенс – жемчужины, Салтыков-Щедрин – горох!
Политическая сатира – это дырявая бочка: вытечет из нее злободневный подтекст, и бочка рассохнется. Такова судьба произведений Джонатана Свифта и Михаила Салтыкова-Щедрина.
Джонатан Свифт и Фридрих Ницше бросают вызов человечеству дерзкими высказываниями: такой остракизм оборачивается для них безумием.
Существует злая сатира и добродушная ирония: это проза Джонатана Свифта и Джерома Клапки Джерома.
Сатира Джонатана Свифта – ядовитая, ирония Ярослава Гашека – циничная. Огромная разница!
 
Гавриил Державин
Гавриил Державин – поэт и вельможа: из солдат выходит в министры.
Поэтический взор Державина простирается от червя до Бога.
По случаю взятия турецкой крепости Измаил придворный поэт Гавриил Державин и придворный композитор Осип Козловский создают гимн «Гром победы раздавайся» на распространенный в те времена ритм полонеза: сколько воинственной спеси в этом лжепатриотическом гимне!
Иоганн Вольфганг Гёте
Иоганн Вольфганг Гёте – духовный наставник немецкого народа.
Гёте – Бог немецкой литературы!
Гёте провозглашает: «Вначале было дело». У великого немецкого поэта своя Библия и своя религия!
Гёте – человек ста профессий и тысячи талантов! Его собрание сочинений насчитывает 143 тома! Надо заметить, что этот гений из гениев обладает потрясающей трудоспособностью.
Гёте – это воля, борьба, победа в философии, науке, литературе, искусстве.
Гёте бросает вызов року и одерживает победу над ним.
Муза Гёте – это земная женщина с отзывчивым сердцем.
Аристократы духа оставляют в покое чахлых светских жеманниц. Они находят особое очарование в здоровой чувственной красоте простолюдинок. Гёте и Гейне женятся на полуграмотных матронах.
Венец любви 75-летнего Гёте – юная Ульрика фон Леветцов. Душа поэта стремится к чистоте и свежести невинного существа.
По мнению Гёте, художник – господин и раб природы.
Жизнь для Гёте – таинство и дар: поэт ощущает себя частью природы. Однако он наделен творческой волей и разумом, участливой душой и благородным духом.
Поэзия Гёте – это вечно зеленая дубрава.
Гёте – царственный олень в немецкой поэзии.
Поэзия Гёте украшает мир розами любви и нежности.
В стихах Гёте присутствует сладостное упоение жизнью и красотой мира.
Поэтический кубок Гёте наполнен ароматным напитком красоты, нежности, любви и счастья.
Гёте венчает жизнь идеалами красоты и благородства.
Гёте возделывает ниву философии, литературы, искусства, науки с королевским достоинством.
Гёте – поэт благородства, грации и красоты.
Сентиментальный роман Гёте «Страдания юного Вертера» поднимает бурю страстей среди читающей публики Европы, вызывая эпидемию самоубийств молодых людей. Показательно, что даже такой прощелыга, как гоголевский Чичиков, в минуту расслабленности и позыва к женитьбе декламирует наизусть Собакевичу знаменитое послание Вертера Шарлотте. Вдохновенное слово поэта вездесуще!
Доктор Фауст – не столько литературный герой Гёте, сколько он сам, его душа, характер и темперамент. В образе Фауста великий поэт воссоздает свою личность.
Гёте – это «трезвый опыт», «ясный ум», «могучий дух», «изящный вкус», «влечение к спокойному и чистому добру»: все то, что он говорит об итальянском поэте Ариосто, в образе которого видит самого себя!
Гёте – Лютер европейского гуманизма.
Из чего возникает великий немецкий поэт-мыслитель Гёте? Из Виланда-поэта и Гердера-философа.
Гениальные поэты преобразуют прозу жизни в светлый праздник: Гёте, Байрон, Пушкин.
Гёте и Пушкин создают идеальный образ женщины кистью вдохновения, подчищая его резцом скепсиса.
В художественно-философском океане ходят невдалеке друг от друга парусник Гёте, ладья Вагнера и канонерка Фридриха Ницше.
О Гёте не скажешь, что он – ницшеанский «сверхчеловек», Гёте – всечеловек!
Томас Манн разгоняет серые тучи обыденности, Гёте – стоит на утесе духа в лучах незаходящего солнца.
Поэтический дар Гёте растет и мужает в неуклонном освобождении духа от житейских, семейных и общественных обязанностей.
Гёте не исправляет, а созидает новый мир: его поэтический гений расцветает в содружестве с разумом.
Для Гёте вера не связана с религией: знание – свято как вера, вера – как знание!
Гёте – человек творческой воли и разума, деятельного добра, отзывчивой души и благородного духа.
Гётевское восхождение к идеалу имеет четыре ступени: природа, жизнь, наука, искусство.
Гёте – поэт идеальной реальности: он неутомим в поиске идеального рыцаря, идеального правителя, идеального государства, идеальной семьи с благородным мужчиной и красивой женщиной.
Гёте – атлант всечеловеческого знания, который держит небосвод науки, литературы, искусства!
Любовь к Богу и человечеству порождает ощущение вечно длящегося мига блаженства. Не случайно гётевский доктор Фауст восклицает: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»
 
Иван Крылов
Насмешливыми поговорками баснописец Иван Крылов бьет не в бровь, а в глаз: благо, что в молодости участвует в кулачных боях!
Иван Крылов потешается над ослиным умом человека.
Иван Крылов – русское воплощение Жана Лафонтена.
О воинственных императорах Франции Наполеоне I и Наполеоне III Иван Крылов, вероятно, сложил бы поучительную басню об орле и петухе!
Стендаль в жизни – эксцентрик, в литературе – поэт.
Стендаль дерзновенно живет, страстно любит, создает вдохновенную литературу.
Стендаль – заложник любви и славы.
Каким нужно быть романтиком, чтобы с восторгом описывать беззаветную женскую любовь после того, как заразился сифилисом от женщины! Таким романтиком выглядит Стендаль.
Стендаль, Шуберт и Ницше ловятся на крючок сифилисной любви.
Стендаль – умнейший человек среди писателей, однако не благодаря интеллекту и образованности, а интуиции.
Стендаль – гражданин реальной, и, прежде всего, воображаемой наполеоновской империи.
Стендаль не перестает произносить панегирики Наполеону, узурпировавшему свободу европейских народов ради свободы Франции!
Стендаль таскает каштаны из костра Наполеона: горячо, но очень соблазнительно!
Указывать на ошибки легче, чем не допускать их: в такую ситуацию попадают Стендаль и его кумир Наполеон.
Стендаль отвергает тиранию Наполеона ради призрачной свободы. Двусмысленное положение!
Победоносные сражения наполеона канут в Лету, герои романов Стендаля будут бороться с лицемерием и несправедливостью до конца веков.
Стендаль – теоретик романтической любви.
Стендаль, знаток прекрасного пола, определяет идеал женщины тремя словами: целомудрие, красота, ум!
Стендаль ведает о душе и теле женщины, то, что она сама о себе не знает.
Стендаль словно прачка развешивает во дворе нижнее белье любви, полагая, что люди будут благодарны ему за это. А ведь любовь – интимное чувство, если не святое!
Романом «Красное и черное» Стендаль будто говорит: страстная любовь – это красный цвет, а ее губительные последствия – Черный.
Судя по истории жизни и смерти стендалевского героя Люсьена Сореля, можно сделать вывод: любовь бывает раем и адом.
Благородная страсть – такая же нелепица, как страстное благородство. Вот в какой лабиринт чувств попадают герои романов Стендаля.
Так страстно, так горячо и взволнованно способны писать о любви только Гёте и Стендаль!
Стендаль умен тем, что не предлагает идеального человека, в отличие от Бальзака, Гюго и Достоевского.
Роза любви Стендаля растет в саду, Флобера – в оранжерее.
Любовь в романах Стендаля – весенний цветок, Флобера – летний, Мопассана – осенний.
Если Флобер говорит, что мадам Бовари – это он сам, то Стендаль мог бы сказать, что он – Люсьен Сорель: мадам нужна любовь, канонику – слава!
Французская литература описывает три вида любви: любовь-колокол, любовь-молния, любовь-червивый гриб, иными словами, любовь-мечта Стендаля, любовь-страсть Флобера, любовь – то, что с досадой отбрасывает кончиком сапога Мопассан. Любовь к женщине героя автобиографического романа Марселя Пруста – бесследно улетучивается. Он открывает дверь в мужской публичный дом!
Стендаль рассеивает мрак жизни светом художественной красоты.
На могиле Стендаля высечена краткая, но емкая эпитафия: «Анри Бейль – миланец: жил, писал, любил». Эти слова определяют смысл жизни и деятельности Стендаля! Для него, как и для большинства из нас, счастье заключается в любви и работе.
Василий Жуковский
Баллады Василия Жуковского чаруют романтической таинственностью старинных легенд.
Василий Жуковский – ангел-хранитель гениального Пушкина. Но, к сожалению, ему не удается предотвратить роковую дуэль поэта с Дантесом.
Надежда Дурова
История знает несколько примеров, когда женщины идут на войну, скрывая свой пол. Среди них – Надежда Дурова.
Имея горячее патриотическое сердце, Надежда Дурова отличается доблестью в ратном деле и замечательными успехами в литературе.
«Записки кавалериста-девицы» Надежда Дурова пишет в живой, увлекательной форме. Они вызывают неподдельный интерес.
В «Записках» надежда Дурова рассказывает о себе, о службе, о России ярким выразительным языком. Ее писательский талант поддерживает Александр Пушкин.
В «Записках» Надежды Дуровой присутствуют русский дух и любовь к отчизне. Их пронизывает экзальтированная восторженность женщины, участвующей в боевых сражениях наравне с мужчинами.
«Запискам» Надежды Дуровой свойственна военная риторика, призывающая русских людей к новым победам. В этом состоит достоинство и недостаток ее произведения.
Воспоминания Надежды Дуровой представляют собой гимн свободной личности. Перед нами первая в России феминистка, выступающая за равноправие женщины.
Мемуары Надежды Дуровой дышат антивоенным гневом. В них осуждаются бессмысленные жертвы.
Участвуя в сражениях, Надежда Дурова никого не убивает и не калечит. Она остается все-таки женщиной!
Не смотря на отвагу в боях, Надежда Дурова подвержена эмоциям и поспешным решениям. От женской природы никуда не деться.
Надежда Дурова, подобно всякой мужественной женщине, не застрахована от командирского тона.
Надежда Дурова обладает целомудренной крестьянской натурой. У нее подлинно русский характер.
Имя Надежды Дуровой – символ русского патриотизма!
Джордж Байрон
Английский поэт Джордж Байрон – колокол свободы.
Поэзия Байрона принадлежит всему миру, но сердце он отдает свободолюбивой Греции.
Байрон – певец свободы и любви.
Байрон не мыслит свободу без любви, а любовь – без свободы.
Байрон убежден, что любовь властвует над миром.
Байрон – пророк счастливой любви.
Байрон – великий поэт и страстный любовник!
Байрон олицетворяет собой мятежный дух человечества.
Поэтический мир Байрона определяют три идеи: счастливая любовь, свободное общество и бессмертный дух!
Произведения композитора Перселла, драматурга Шекспира, живописца Гейнсборо, поэта Байрона отличает глубокая английская лирика.
Байрон в поэзии – Мефистофель, его друг Шелли – Фауст. При этом нельзя отрицать, что у Байрона присутствует фаустовское, а у Шелли – мефистофельское начало.
Люди с горячим сердцем радуются жизни, в чьих жилах течет холодная кровь, – презирают ее: таковы Байрон и Шелли, Пушкин и Лермонтов. Несмотря на различие их темпераментов, они все гибнут в молодые годы.
Байрон – Наполеон в поэзии.
Мятежные натуры не дают жизни закостенеть. Это Байрон, Бетховен, Делакруа и самый великий бунтарь – император Наполеон Бонапарт.
Встречаются гении-фейерверки и гении-маяки. Среди первых – Байрон, Пушкин, в числе вторых – Гёте, Толстой. От этого зависит продолжительность их жизни.
Почему наиболее известные романы в стихах – «Дон Жуан» Байрона (1819-1824) и «Евгений Онегин» Пушкина (1823-1831) остаются незавершенными? Видимо, Байрону и Пушкину после женитьбы уже не к лицу бравировать «донжуанством в жизни и литературе!»
С поэзией Байрона вполне сравнима романтическая музыка душевных порывов и страстей Гектора Берлиоза.
В поэзии Пушкина – байроновский дух, Лермонтова – манфредовский.
Мятежные гении, бросая вызов судьбе, гибнут во цвете лет. Не исключение – Байрон и Лермонтов: английский поэт живет 36 лет, русский – 26!
Неистовый байронизм оказывает сильное влияние на поэзию Лермонтова и музыку Чайковского – людей с ярко выраженным индивидуализмом.
В образе байроновского Манфреда находим предшественника ницшеанского «сверхчеловека», отвергающего как мир людей, так и мир демонов.
Оскар Уайльд – лунное отражение Байрона: оба – изгои респектабельного английского общества, оба – сексуально одержимые неврастеники.
Романы «Дон Жуан» Байрона и «Жизнь Клима Самгина» Горького насквозь пропитаны эротичностью. Правда, Байрон описывает плотские вожделения, тогда как Горький – духовные.
Поэт Джордж Байрон и писатель Джек Лондон – две стихийные натуры, сметающие все преграды на своем пути. Эти два сверхчеловека погибают в молодости совершенно нелепо: судьба наказывает дерзких!
Сергей Аксаков
Сергей Аксаков обладает золотым пером.
Аксаков – мастер чистого, светлого, ясного слова.
Светло и радостно повествование Аксакова о жизни и быте далекой русской провинции.
Сергей Тимофеевич Аксаков и его дети – Константин, Вера, Иван – это семейный куст славянофильства, дающий могучую поросль единомышленников в России и Европе.
Публицист Иван Сергеевич Аксаков – знамя и совесть русских славянофилов.
В биографии Сергея Аксакова есть любопытный факт. В 1852 году он пишет «Записки оружейного охотника». Примерно в это же время Иван Сергеевич Тургенев работает над знаменитыми «Записками охотника». Как видим, эти два произведения стоят рядом. Они оказывают заметное влияние на русскую литературу.
Красота объединяет творчество Сергея Аксакова, Ивана Тургенева, Льва Толстого.
 
Пётр Чаадаев
Философ и публицист Пётр Чаадаев – бесстрашный рыцарь мысли.
Чаадаев – незапятнанная совесть России.
Чаадаев ненавидит Россию, любя ее, и любит – ненавидя!
Сердце Чаадаева извергает вулканическую лаву любви и ненависти к России.
Чаадаев видит Европу и Россию искаженно. Он смотрит на каждую из них либо через розовые, либо через черные очки.
Измена православной вере – худший из грехов: это сатанинский капкан, куда нередко попадают умнейшие люди России. Гордый, люциферовский интеллект Чаадаева отторгает его от соотечественников, которые по своей наивности объявляют философа сумасшедшим.
Чаадаеву выпадает судьба мыслителя-изгоя за его резкую критику русской культуры и цивилизации.
Пётр Чаадаев и Константин Леонтьев в известной мере наделены пророческим даром. Они заглядывают в потаенные глубины России и предсказывают ее будущее.
Пётр Чаадаев, Константин Леонтьев, Василий Розанов – стихийные философы. Они обладают пророческим даром. Этот дар проявляется у них в силу того, что они глубоко чувствуют и сопереживают русскому народу. Не занимаясь научными изысканиями, они полностью доверяют интуиции.
Пётр Чаадаев – духовный предтеча философа Владимира Соловьёва.
Пётр Чаадаев убежден: историю движет божественное провидение – то, что у Гегеля называется «идеальным духом». Высокий полет чаадаевской мысли подхватывает Владимир Соловьёв и русские религиозные философы XX века.
Александр Грибоедов
Александр Сергеевич Грибоедов – дипломат и поклонник Муз.
Александр Грибоедов – светлая голова, благородное сердце, замечательный писатель и талантливый композитор.
Надо иметь глубоко чувствующую душу, чтобы написать комедию с символическим названием «Горе от ума»!
Крылатые слова Грибоедова становятся народной мудростью. Не есть ли это высшая оценка творчества писателя?
Александр Грибоедов – русский Эрнст Теодор Амадей Гофман. Каждый из них служит трем Музам: литературе, музыке, живописи.
Кондратий Рылеев
Кондратий Рылеев неудержим в порыве к свободе, которая дважды набрасывает на него петлю.
Кондратий Рылеев – русский Андре Шенье: первого вешают в 30 лет, второй теряет голову на плахе в 31 год.
Александр Бестужев-Марлинский
Александр Бестужев-Марлинский – сверкающий бриллиант в русской романтической прозе.
Бестужев-Марлинский – горячий джигит в русской литературе.
Проза Бестужева-Марлинского – это костер из сухого хвороста, который мгновенно вспыхивает и быстро гаснет!
Александр Пушкин
Поэзия
Александр Пушкин – один из величайших гениев в поэзии.
Пушкин – поэт мудрого слова и святой простоты.
В поэзии Пушкин достигает идеальной гармонии между правдой и красотой.
Пушкин возвышает прозу жизни до классической поэзии.
Поэзия Пушкина – это гимн молодости, дружбе, любви, празднику жизни!
 
Всечеловек
Александр Пушкин высказывает мысль, что «Библия всемирна». Безусловно, Книга книг содействует формированию русского всечеловеческого сознания. Кроме самого Пушкина оно свойственно Достоевскому, Толстому, Соловьёву, Мережковскому, Бердяеву. Для каждого из них Святое Писание – неисчерпаемый источник мудрости.
Пушкин наделен вселенским разумом!
Пушкин – всечеловек, вынужденный жить в забитой татарской России.
Пушкин – символ молодости. В его сердце – обостренное чувство достоинства и чести, а в голове – всеохватывающий ум.
Особенности характера
Александр Пушкин – заморская птица, томящаяся в клетке русского самодержавия.
Пушкин – великий поэт, окольцованный трагической любовью.
Кто знает, какие муки претерпевает Пушкин из-за несправедливости, творимой им, гением, простому человеку, скажем, собственной жене Наталье? Вызывая на дуэль Дантеса, он, быть может, бросает вызов не «подлецу», а самому себе?
Глупо видеть в каждой женщине свою Музу: Пушкин любит многих женщин, но Муза у него – одна!
Для приятелей Пушкин - «живой» человек, для недругов – неприятный тип. На самом деле, у Пушкина более широкая амплитуда нравственных колебаний, чем полагают его друзья и враги: в нем сосуществуют Бог, человек и обезьяна!
Писатели
Стихи Александра Пушкина глубоки, как псалмы Давида.
Архилох – отец ямба, Пушкин – его достойный преемник.
Пушкин обладает язвительным языком Вольтера, но только не всеохватным мышлением французского просветителя!
Поэтическим талантом Пушкин не уступает олимпийцу Гёте.
Сегодня доказано, что Сальери не причастен к убийству Моцарта, но Пушкин словно змея выбрасывает яд в сторону Сальери: яд вымысла опаснее настоящего яда.
Пушкин творит по-новому и, главное, думает по-новому. Пушкин несет раскрепощенную мысль – такую, какой обладают Наполеон, Байрон, Бальзак. Почему эти гении мало живут? Судите сами: Наполеон – 51, Байрон – 36, Бальзак - 51,Пушкин –37 лет. Казалось бы, высокий уровень интеллекта человека должен продлевать его земной век, как это происходит, например, с Гёте и Толстым? В действительности же все не так просто: скоротечные гении творят искусство пламенно, долголетние – размеренно, первые быстро сгорают, вторые – сияют долгие годы.
В стихах Пушкина мечется байроновский дух.
Джоаккино Россини называют «солнцем Италии», Александра Пушкина «солнцем русской поэзии». Однако оба гения рано исчезают с небосклона творчества: Россини перестает создавать оперы, а Пушкин гибнет на дуэли в 37 лет!
Пушкин – пирамидальный тополь, Баратынский – плакучая ива в поэзии.
Пушкин, Брюллов, Глинка – гении изящества и красоты.
Пушкин, Айвазовский, Репин – творцы истины, красоты и правды.
Николай Гоголь высказывает замечательные слова об Александре Сергеевиче Пушкине: «Пушкин – есть явление чрезвычайное, и, быть может, единственное явление русского духа: это русский человек в конечном его развитии, в каком он, может быть, явится через 200 лет». Прошло два столетия, и оказывается, что даже лучшие представители русского народа едва ли достигают уровня мышления Пушкина!
Творчество Пушкина – бокал шампанского, Лермонтова – кружка пива, Толстого – ведро сивухи!
Для Уайльда изящное слово выше истины. Это имеет прямое отношение и к Пушкину.
Пушкин и Брюсов – ангелы красоты в поэзии.
Пушкин и Блок пишут небесные стихи, хотя совсем не богоугодные. Они живут порочно, но страдают, как христианские мученики, не верят в Бога, но умирают с молитвой на устах.
Пушкин и Цветаева владеют магией слова.
Естественно не принимать новое и противоестественно отвергать старое. Почитатели Пушкина, отрицающие Маяковского, наивны, поклонники Маяковского, списывающие с «корабля истории» Пушкина, – глупы!
Начинается русская классическая литература с любовной поэзии Пушкина, завершается – любовной прозой Бунина: восторг духа уступает место восторгу плоти.
Начало русской классической поэзии – это восходящее золотое солнце Пушкина, конец ее – черное солнце Мандельштама.
Александр Пушкин, Фёдор Достоевский, Владимир Соловьёв, Алексей Лосев – духовные поводыри русского народа.
Не только «каждый крупный поэт России имеет своего Пушкина», как утверждает литературовед Дмитрий Лихачев. Нет! Каждый русский человек имеет своего Пушкина. Без преувеличения можно сказать, что Пушкин – это самое ценное достояние русского народа.
Смерть
Существует хрестоматийный и живой Александр Пушкин: гений русской поэзии и человек с беспокойной душой, рвущейся к любви и счастью.
Творческие люди умирают после точки наивысшего напряжения духовных сил. У одних этот момент приходится на молодые годы (Пушкин, Лермонтов), у других – на зрелые (Некрасов, Достоевский), у третьих – на старость (Толстой). Каждый живет ровно столько, сколько необходимо для полного творческого самовыражения: росинка на траве высыхает тогда, когда встает солнце.
В преждевременной смерти Александра Пушкина больше смысла, нежели в долгой жизни Льва Николаевича Толстого. Разгадает ли когда-нибудь Россия эту тайну?
Александр Пушкин – золотой ключик к ларцу русской словесности.
Столетие со дня смерти Александра Сергеевича Пушкина отмечают в 36 странах мира! Сегодня, в XXI веке продолжается торжество поэзии гения русской литературы!
Евгений Баратынский
Евгений Баратынский – поэт сдержанных чувств и высокого интеллекта.
Баратынский – поэтическая тень Пушкина.
Пушкин – поэт жизни, Баратынский – умосозерцания. Не потому ли Пушкин женится на первой красавице России, Баратынский берет в жены нервно больную женщину?
Меланхолические элегии Евгения Баратынского как нельзя лучше подходят к музыке Михаила Ивановича Глинки.
Фёдор Тютчев
Фёдор Тютчев поет серенады под аккомпанемент эоловой арфы.
Поэзия Тютчева, Фета, Блока очаровывает таинственной музыкой слов.
Александр Дюма-отец
Александр Дюма – мушкетер французской литературы.
Александр Дюма – чародей рассказа: он не столько описывает историю, сколько создает новую: фантастическую, ослепительно яркую и увлекательную.
Перу Александра Дюма принадлежит несколько сот блестящих романов, представляющих собой литературное попурри на исторические темы.
Романы Александра Дюма – это праздничная карусель слов, сюжетов, интриг для непритязательных читателей.
Александр Дюма – превосходный рассказчик веселых поучительных историй: французский Джованни Боккаччо.
Александр Дюма – виртуоз литературной речи.
Александр Дюма – гений веселого, праздничного слова.
Литературный язык Александра Дюма легок, как птичий пух.
Жорж Санд описывает события, Виктор Гюго рассуждает о событиях, Александр Дюма участвует в событиях: их литературный язык соответственно – сдержанный, подвижный, молниеносный.
Язык прозы Дюма – акварельный, Гюго – живописный, Флобера – гуашный: у первого – прозрачный, у второго – яркий, у третьего – плотный.
Словесная речь «Трех мушкетеров» Александра Дюма пенится как игристое шампанское.
Читая «Трех мушкетеров» Дюма, радуемся жизни как влюбленные – своему счастью.
Кого изображает Александр Дюма в «Трех мушкетерах»? Прохвостов в рыцарских доспехах, точнее говоря, буржуа с аристократическими замашками.
Роман «Граф Монтекристо» Александра Дюма – это торжество фантазии и писательского мастерства.
Монтекристо Дюма, Жан Вальжан Гюго, Заратустра Ницше – это разновидности «сверхчеловека». Надо заметить, что герои Дюма и Гюго появились на свет на тридцать лет раньше ницшеанского идеала!
Александр Дюма изящен, грациозен, мечтателен, жизнерадостен, слегка ироничен и насмешлив, - такой, же, как Джоаккино Россини в опере!
Александр Дюма и Джоаккино Россини – гении молодости и жизнелюбия! Не случайно Дюма пишет книгу о Россини.
Романам Александра Дюма и операм Джоаккино Россини характерна одна общая черта: увлекательность и легкая ирония в отображении исторических событий.
Писатели Александр Дюма и Виктор Гюго имеют своих двойников-композиторов – Джоаккино Россини и Джузеппе Верди: романтизм Дюма и Россини – изысканно-иронический, Гюго и Верди – порывисто-страстный.
Эжен Сю
Главная героиня романов Эжена Сю – судьба в лохмотьях!
Сю преклоняет голову перед человеком, готовым на самоотверженную любовь.
Волосы встают дыбом от жестокой и подлой жизни, описываемой Сю.
Сю показывает собачью жизнь бедняков. Его романы дышат праведным гневом.
Сю с отвращением спускается в парижские трущобы. Он ненавидит тех, кто вынуждает людей вести бездомную жизнь.
Совершенно невыносимы людские несчастья и страдания, о которых повествует Сю. Перед нами писатель, отворяющий врата ада!
Попав в социальную преисподнюю, Сю грезит о сельских идиллиях земного рая!
Сю – меланхолик-мечтатель, оказывающийся в помоях жизни.
Сю – блестящий мастер авантюрного романа, построенного на запутанных хитросплетениях добра и зла.
В романах Сю добро и зло вступают в жестокую схватку.
Сю – литературный рефери в схватке добра и зла: зло настолько сильно, что писатель невольно оказывается на стороне добра.
Сю высказывает идеи, актуальные для современного общества. В его лице встречаем романиста-пророка!
Автор бытовых, социальных, исторических, криминальных, авантюрных романов Сю – литературный пульверизатор гуманных идей.
Сю – проповедник деятельного добра в эпоху социальных революций и захватнических войн. Это позиция гуманиста XIX века.
Сю – жесткий критик буржуазного общества с доброй, миролюбивой душой. Он надеется, что в недалеком будущем восторжествует справедливость между богатыми и бедными.
Для Сю человечность и справедливость – священны.
Эжен Сю – проповедник идей утопического социализма Анри Сен-Симона и Шарля Фурье, дающих людям надежду на построение справедливого общества.
Эжен Сю – на редкость критический писатель, у которого миролюбивая душа. Он надеется на союз труда и капитала, берет на себя примиренческую роль Огюста Конта в литературе.
Эжен Сю – писатель с прозорливым умом, предсказывающий идеи Карла Маркса, Льва Толстого, Зигмунда Фрейда!
Как писатели-реалисты, так и писатели-романтики изображают бедствия народа, после чего строят идеальные отношения между людьми. Таковы Оноре де Бальзак, Виктор Гюго, Эжен Сю.
Иногда талантливый писатель погружается в такие бездны жизни, какие недоступны гению. Это относится к Эжену Сю и Просперу Мериме.
Великий русский писатель Лев Толстой в романе «Воскресение» изобличает все то, чему выносится приговор в романе Эжена Сю «Парижские тайны»!
Социально ориентированная литература существует задолго до социалистического реализма. Вспомните произведения Эжена Сю, Николая Чернышевского, Николая Некрасова, Сергея Степняка-Кравчинского, Этель Войнич, Максима Горького, Бертольда Брехта.
 
Проспер Мериме
Проспер Мериме – корсиканская лошадка во французской литературе.
Симпатии Мериме отданы свободолюбивым людям. Вот почему его байронизм окрашен в тона борьбы угнетенных народов за свою независимость.
Мериме восхищается дикими народами и дикими нравами.
Мериме воспевает отвагу и ум людей, поставленных вне закона.
Мериме завораживает танцующая Кармен с ее кружевными юбками.
Имя Мериме навсегда связано с образом страстной и вольнолюбивой цыганки Кармен!
Главный персонаж новелл Мериме – парадокс в испанском плаще. Разрешить противоречия жизни не под силу ни одному герою!
Читая новеллы Мериме, кажется, что его литературные герои вырезаны из картона. Это мертвые маски, под которыми скрываются живые лица. У Мериме Жизнь предстает как ярмарочный театр!
В новеллах Мериме отчетливо проявляется нравоучительное изображение жизни, раскрашенное ярким писательским словом.
Мериме убежден, что добрые поступки каждого отдельного человека сделают общество гуманным. Дай Бог!
Жорж Санд
Личность
Писательница Жорж Санд свой второй брак заключает с литературой!
Жорж Санд поклоняется двум богиням: любви и литературе!
Жорж Санд – амазонка в любви и затворница в писательском творчестве.
Жорж Санд энергичной, мужской любовью покоряет гениев и посредственностей!
Жорж Санд ищет спасение от любовных мук и страданий в литературных грезах об идеальной любви.
Жорж Санд с энтузиазмом описывает возвышенную, благородную любовь своих героинь!
Жорж Санд – прежде всего гражданка любви и только затем – Отечества.
Гуманизм в уме, любовь в душе – вот что составляет двуединую сущность Жорж Санд.
Евангелие Жорж Санд, будь оно ею написано, начиналось бы словами: «Делай добрые дела».
Отказавшись от веры в Бога, Жорж Санд заменяет ее верой в любовь. Позднее она приходит к мысли, что и любовь не всевластна. В зрелые годы писательница обращается к человеческому разуму, к женской и мужской мудрости.
Если в жизненном бурном потоке Жорж Санд – бумажный кораблик, то в океане литературы – белоснежный лайнер.

Жорж Санд летит в бессмертие на крыльях любви и литературы.
Литература
Писательское слово Жорж Санд – щедрый дар Небес!
Для Жорж Санд любовь – «ангел-фея», искусство – «добрый дьявол»: в этих словах писательницы заключен глубокий смысл.
На литературной скрижали Жорж Санд начертано: «Любовь!».
В романах Жорж Санд любовь – ярче солнца.
Жорж Санд – прорицательница идеальной любви.
Жорж Санд, словно косуля, перепрыгивает горные кочки любви в поисках зеленой травки.
В романах Жорж Санд открывает нам истину, что женское сердце – это стрелка компаса, указывающая на биологическую составную любви, при этом неизбежны ее колебания от тела к сердцу и уму.
Описывая чувственную, похотливую любовь, Жорж Санд, тем не менее, предлагает идеал духовной, чистой и благородной любви.
Одна из важнейших задач Жорж Санд состоит в том, чтобы проверить, насколько прочно чувство любви. Ставя своих героинь в трудные ситуации, писательница испытывает их любовь на прочность.
В романах Жорж Санд строит павильоны любви для идеальных людей, знающих, что такое возвышенное и благородное чувство.
По мнению Жорж Санд священные узы брака нерушимы, если они опираются на союз любви и добродетели.
Любовь для Жорж Санд воплощает истину жизни.
Жорж Санд отображает первозданную красоту мира пером, достойным кисти гениального художника!
В сообществе писателей
Выдающийся интеллект мадам де Сталь и Зинаиды Гиппиус подавляет их писательский талант. В этом смысле выгодно отличается Жорж Санд.
Бальзак воспринимает любовь как абсолютное всевластие женщины над мужчиной, которое может быть либо эгоистическим, либо альтруистическим. В письме к Бальзаку Жорж Санд деликатно намекает, что у него абстрактное понимание женской любви.
Разбираясь в любви лучше писателей-мужчин, в том числе Бальзака, Жорж Санд иной раз погружается в бездонную мистическую любовь.
Оноре де Бальзак – рудокоп любви, для Виктора Гюго любовь – либо неподъемный груз, либо – легкая пушинка, любовь Жорж Санд – жар-птица, которую она хочет поймать.
В прозе Виктора Гюго и Жорж Санд любовь-страсть – неодолимая сила! Не потому ли они абсолютизируют ее в литературе, что являются рабами чувственных влечений в жизни?
Виктор Гюго и Жорж Санд мыслят крайними понятиями: описывают либо Божественную любовь, либо дьявольскую страсть.
Идеал Жорж Санд и Виктора Гюго – жертвенная любовь, которую они безуспешно пытаются перенести из литературы в реальную жизнь.
В романах Жорж Санд преобладают эстетика и красота, Виктора Гюго – этика и нравственность.
После романтического психологизма Гюго и Жорж Санд наступает эпоха психологии реального человека Флобера и Мопассана. У первых литература обращается к жизни, у вторых литература – сама жизнь!
Жорж Санд и Эжен Сю пишут романы, сшитые сентиментальными нитками.
Розовый бант сентиментальности связывает подарочный комплект из книг Жорж Санд и Эмиля Золя.
«Вероятно, впервые любовь родилась из смерти», - пишет Жорж Санд в романе «Консуэло». Эта мысль непосредственно соприкасается с любовной мистикой оперы «Тристан и Изольда» Рихарда Вагнера.
У писательницы Жорж Санд есть понятие «по ту сторону любви», у философа Фридриха Ницше – «по ту сторону добра и зла». Между этими фразами просматривается явная связь.
Не погрешим против истины, если скажем, что Екатерина Великая и Жорж Санд принадлежат к женщинам с непоколебимым характером, с сильной волей и мощным духом. Екатерина воспитывает выдающегося государственного деятеля Григория Потемкина, Жорж Санд пестует гениального композитора Фредерика Шопена.
 
Эдгар По
В рассказах Эдгар По отображает суровую прозу жизни американцев: их безмерное своекорыстие и алчность.
В серые будни Америки Эдгар По вплетает золотую нить фантастики.
Эдгар По – писатель мрака и таинственности. Но алкоголь уносит его дальше – в мир вечной темноты.
Жизнь Эдгара По – шхуна, выброшенная на острые камни.
Шарль Бодлер называет Эдгара По «духовным братом».
Эдгар По и Шарль Бодлер чувствуют свое тайное причастие к гибнущей красоте.
Надо заметить, что тенденции распада красоты в искусстве возникают задолго до торжества модернизма. Его предвестниками являются художники с физическими и психическими отклонениями: это полусумасшедший Франсуа де Сад, глухой Франсиско Гойя, нервный Теодор Жерико, алкоголик Эдгар По, сифилитик Шарль Бодлер, эпилептик Фёдор Достоевский, извращенец Леопольд Захер-Мазох, пьяница Модест Мусоргский, психопат Винсент Ван Гог. Они лучше других предчувствуют наступление эпохи социальных катастроф и деградации искусства.
Алексей Кольцов
Поэт Алексей Кольцов – скромный василек в колосящейся пшенице русской литературы.
Кольцов восходит на литературный Парнас из глубин народной жизни.
Бог наделяет Кольцова дивным даром сказителя лирических песен.
Обделенный благами жизни, Кольцов стремится стать поэтом: он создает замечательные образцы песенной лирики.
Талантливый поэт Кольцов беспомощен совладать с судьбой-ведьмой: купеческая семья заедает его в 33 года.
Кольцов – воронежский Петрарка: до последних дней жизни воспевает любимую женщину.
Николай Гоголь
Николай Гоголь – украинский парубок, попавший в державный Петербург. Его провинциальное сердце замирает от страха, когда, бедняга, видит чудовищные громады зданий.
Гоголь – демон отрицания и враждебности.
Гоголь – насмешливый и лукавый сатир.
Гоголь – едкий карикатурист.
Гоголь любит Россию мистически, а ненавидит – реально.
Ядовитый Гоголь с садомазохистским наслаждением осмеивает русское общество. Находясь в услужении сатаны, он в конце жизни слезно кается, после чего теряет разум. Слишком много берет на себя длинноносый гордец!
Литературный облик Гоголя ассоциируется со светящимся фосфорным столбом: охраняя покой мертвых, он в любую минуту может двинуться за вами! Жуть!
Гоголь – писатель абсурда, нереальной реальности, русский экзистенциалист Кьеркегор!
Не тоненькой ниточкой, а толстой веревкой демонизма связаны между собой Гоголь, Достоевский, Розанов, Булгаков, на чьи загривки то и дело запрыгивает хвостатый черт!
Мир дьявола обратно симметричен миру Бога. При соединении этих миров возникают всевозможные фантастические образы: человекоподобные звери и звероподобные люди. Такое соединение божественно-человеческого и сатанинского встречается в литературе всех времен и народов, к примеру, в повестях и романах Гоголя, Достоевского, Булгакова. Надо сказать, что они считаются наиболее христианскими писателями, которые, однако, не отличаются психическим здоровьем! Гоголь – безумец, Достоевский – эпилептик, Булгаков – наркоман.
От украинских сельских идиллий до вселенского сарказма – таков диапазон эмоций писателя Гоголя! На такую широту гоголевского мироощущения сознательно опирается Достоевский.
Гоголь и Достоевский – это гении с распятой душой. Они обладают даром прозрения, предсказывают торжество Великого Инквизитора в XX веке. Так оно и происходит в действительности!
Случайно или нет, но в фокусе русского социального катастрофизма оказываются три великих сатирика: Гоголь, Платонов, Шостакович.
Гоголь, Достоевский, Врубель, Малевич, Булгаков, Шостакович – это украинско-белорусские демоны в русской культуре!
Уильям Теккерей
Английский писатель Уильям Теккерей совершает решительный поворот к реализму. Он руководствуется правдой жизни: обращаясь, например, к образу женщины, рисует ее не в поэтическом ореоле, а такой, какой она есть на самом деле.
Теккерей приглашает читателей в сатирическую комнату смеха.
Жизнь для Теккерея – это «ярмарка тщеславия».
Сатира Теккерея выметает мусор из общественного дома.
Смех Теккерея имеет тысячу оттенков и охватывает всю панораму жизни.
Добро в схватке со злом бывает насмешливым, ироническим, гротескным, сатирическим, саркастическим, ядовитым: и все это – Теккерей.
Доброе сердце Теккерея изранено колючками иронии, обличающими пороки общества. А ведь это очень больно для тонко организованного человека!
Сатира Теккерея – это доброта с кошачьими когтями.
Сатира Теккерея – доброта с ежовыми иголками.
Сатира Теккерея – доброта с пчелиным жалом.
Юмор Уильяма Теккерея искрометный, как у Пьера Бомарше.
Уильям Теккерей – скептик и романтик: Джонатан Свифт и Вальтер Скотт в одном лице.
Уильям Теккерей отдает должное рыцарскому духу и рыцарской любви. Не случайно он высоко ценит романы Вальтера Скотта и Александра Дюма-отца.
Уильям Теккерей и Ханс Андерсен – родственные натуры. Они искренне сочувствуют людям: один – через сатиру, другой – через сказку.
С разной обличительной силой разоблачают пороки английского общества иронический Чарльз Диккенс и сатирический Уильям Теккерей.
Теккерей – диккенский добродетельный господин Пиквик в сатирической прозе.
Теккерей мчится по пыльной дороге сатиры верхом на лошади, Диккенс предпочитает более комфортабельную езду – в дилижансе с мягкими рессорами.
Писатели с сатирической язвой рано умирают: Теккерей, Диккенс, Чехов, Гашек, Радченко, Булгаков, Ильф и Петров (долго живущий Свифт в старости теряет разум).
Виссарион Белинский
Литературный критик Виссарион Белинский возлагает на себя роль поводыря русских поэтов и писателей. И он справляется с этой невероятно сложной задачей!
Белинский ладонью вбивает гвозди правды в русскую литературу.
В литературной критике Белинский рубит с плеча, хотя обладает тонким эстетическим вкусом.
Не один раз Белинский приводит в замешательство русскую публику акробатическими кульбитами на философской арене: сегодня он – гегельянец, завтра – социалист.
Острая мысль Белинского разрезает русскую литературу буквально на части, но его предвзятость неспособна проникнуть в глубины русской жизни. Отсюда возникают разительные противоречия в эстетических взглядах талантливого критика.
Белинский называет Библию «бессмертной, святой, книгой вечной жизни». По его мнению, в Библии «сказано все, все решено». Великий критик говорит так же о проникновении ученых и философов «в таинственную глубину этой божественной книги». К сожалению, обладая блестящим умом и вдохновенным пером, Белинский всецело отдает себя литературе, постижению диалектики жизни и парадоксам мысли. Однако на веру у него не остается времени, как и на собственное здоровье!
Гений Пушкина взывает к жизни Белинского – критика, который набело переписывает русскую литературу.
Белинский – отчаянный борец за правду и справедливость, но судьба незаслуженно отводит ему только 36 лет жизни. Напротив, Гоголь неистово верит в Бога, ему уготована другая участь: он сходит в могилу в 42 года, лишившись разума. Страстные художники, сгорая в пламени творчества, долго не живут.
Дух Белинского – бунтарский, Герцена – революционный!
В озере русской литературной критики плавают два лебедя: белый Виссарион Белинский и черный – Николай Чернышевский.
Белинский и Достоевский – плачущие ивы над стремниной русской жизни, Стасов и Толстой – два кряжистых дуба, которые не возьмешь топором, ни пилой.
Белинский и Ленин в своем бунтарстве преступают рамки общепринятых норм. Белинский с алчностью стервятника набрасывается на русскую литературу, жертва Ленина - общество.
На Волковом кладбище похоронены рядом Белинский, Добролюбов, Писарев, Надсон. Это уголок скорби и несбывшихся надежд. Все они умирают в молодом возрасте.
Александр Герцен
В талантливом публицисте и писателе Александре Герцене клокочет энергия пробуждающейся России.
Страстные речи о свободе Герцена не менее опасны для царских властей, чем акции революционеров-бомбометателей!
Герцен – колокол свободы.
Призыв Герцена к свободе звучит громче набата.
Герцен олицетворяет собой свободную личность.
У Герцена алмазное перо, ослепительно яркий литературный язык.
Герцен – революционер с человеколюбивым сердцем.
Герцен – пламенный гражданин России с немецкой фамилией, в переводе означающей «сердце». Отвергнутый отцом и отечеством, он становится оголенным нервом страны.
Гражданин-изгой Герцен принимает Россию с мучительной любовью и горьким сочувствием к ее судьбе.
Писатель Александр Герцен и поэт Николай Огарев – друзья-собратья в борьбе за свободу.
Литературные портреты Александра Герцена по живописности сравнимы с портретами Ивана Крамского и Ильи Репина.
Русская литература знает двух блестящих публицистов: «красного» Александра Герцена и «черного» Василия Розанова!
Иван Гончаров
У писателя Ивана Гончарова радостное восприятие мира, богатый и красочный литературный язык.
Ивану Гончарову характерно сдержанное неприятие крепостнической России: он взирает на жизнь с отрешенным участием.
«Страдание очищает душу», - это одна из фундаментальных мыслей Гончарова. Но, кажется, страдающему человеку легче поверить в Бога, в чем его несомненное преимущество перед счастливыми и удачливыми безбожниками.
«Не быть причастным страданиям значит не быть причастным всей полноте жизни», - говорит Александр Адуев, главный герой романа «Обыкновенная история» Гончарова. Эта мысль применима к Достоевскому и Чайковскому, жизнь каждого из которых – бездна страдания, и чье творчество отображает реальность в бесконечном ее разнообразии и глубине.
У Гончарова есть понятие «разумная любовь», у Чернышевского – понятие «разумный эгоизм». Писатель и критик соединяют человеческий разум с подсознанием, с инстинктами. Очень смелая постановка вопроса для своего времени!
Иван Гончаров в литературе, Валентин Серов в живописи, Антоний Аренский в музыке – восприемники пушкинской гармонии и красоты.
Ивана Гончарова и Гюстава Флобера связывает общее для них свойство: интеллигентная отрешенность от злобы дня.
Михаил Лермонтов
Михаил Лермонтов – гений трагизма и безысходности.
Лермонтов – разящая стрела отчаяния.
От поэзии Лермонтова веет холодом одиночества.
В стихах Лермонтова клокочет ярость целомудренной души.
Душевные страдания Лермонтова омывает высокое, чистое небо.
Поэзия Лермонтова – это святая прелесть слов, это музыка небесной красоты и земной печали.
Лермонтов – поэт с ангельским сердцем и дьявольским умом.
Имея гордый ум и уязвленную душу, Лермонтов близко подступает к демоническим силам!
Лермонтова сражает пуля обывателя. Таков удел гениев, презирающих мир.
Вовсе не Мартынов убивает Лермонтова на дуэли, его юное, почти детское сердце пронзает черная молния фатализма.
Беспечно шутить, стоя на краю пропасти, - это бессмысленное геройство, чем бравируют Лермонтов и его литературный двойник фаталист Печорин.
Лермонтов бросает вызов судьбе! Итог печален: поэт гибнет на дуэли в 26 лет!
На примере Лермонтова можно сделать вывод: рано умирают те, у кого слишком тонкая связь с жизнью.
Мефистофельский скептицизм всецело овладевает Лермонтовым. Поэт обжигает людей презрением!
Манфредовский дух Лермонтова неистов и мрачен: он отвергает рай, ад и земной мир.
Мятежный байронизм ощутимо влияет на поэзию Михаила Лермонтова и музыку Пётра Ильича Чайковского – людей с трагическим восприятием мира.
Демон преждевременно уносит в преисподнюю гениальных Михаила Лермонтова и Михаила Врубеля. Опасно заигрывать с адскими силами!
Уолт Уитмен
Уолт Уитмен – символ Америки, совершающей сексуальную революцию. Знаменитый поэт – убежденный сторонник мужского братства!
В стихах Уолта Уитмена клокочет энергия трудящейся Америки.
В прозаических стихах американца Уолта Уитмена слышатся голоса будущих русских символистов, имажинистов, футуристов: Константина Бальмонта, Андрея Белого, Анны Ахматовой, Владимира Маяковского.
В когорту вселенских поэтов можно зачислить Уолта Уитмена, Рабиндраната Тагора, Пабло Неруду, Иосифа Бродского. Заметьте: трое из четырех названных поэтов – лауреаты Нобелевской премии!
Алексей Толстой
Поэт Алексей Константинович Толстой – ювелир слова.
Прозаик Алексей Константинович Толстой рисует картины русской истории в романтическом ореоле.
Драматург Алексей Константинович Толстой и композитор Модест Петрович Мусоргский создают два исторических шедевра: трагедию «Царь Борис» и оперу «Борис Годунов». Эти великие художники утверждают дух русской истории на века.
Иван Тургенев
Нравственный идеал писателя Ивана Тургенева – человек души, добра, красоты, благородства, чести, возвышенной любви и свободной мысли.
Тургенев воспевает деятельное добро и жертвенную любовь.
Проза Тургенева естественна и поэтична, как расцветающая весенняя природа.
Идеальные герои в романах Тургенева – это люди с красивой и мужественной душой, готовые совершать подвиги ради любви.
В романах и повестях Тургенев описывает «дворянские гнезда», где обитают праздные молодые люди, захваченные любовными переживаниями и драмами.
Иван Тургенев – писатель добра, света и красоты. Его богатая натура тянется к искусству знаменитой певицы Полины Виардо, возле семейства которой он находит приют почти на всю жизнь.
Ни Бальзак, ни Флобер, ни Мопассан по-настоящему не любят женщин, в силу чего описывают превратности любви. В отличие от них Тургенев любит одну женщину и ценит красоту возвышенного чувства!
Иван Тургенев смотрит на мир сквозь розовые очки, Фёдор Достоевский – черные: автору «Вешних вод» мир кажется красивым, создателю «Бесов»– отвратительным.
Великая любовь – нежная и скромная: таков ее облик в произведениях Ивана Тургенева и Антона Чехова.
Фиалковая душа Ивана Тургенева не в силах сопротивляться яркой внешности и красоте голоса Полины Виардо: он видит в ней красную розу или цыганку с красной розой в волосах. Похожее чувство к цыганке Кармен испытывает Александр Блок, посвящая ей знаменитый цикл стихотворений.
Гюстав Флобер
Гюстав Флобер владеет пером изящества и красоты.
Флобер высоко ценит красоту литературного слова.
В основании эстетических взглядов Флобера лежит «Красота божественная».
Флобер – писатель от Бога, но гением становится благодаря труду.
В романах Флобер – и поэт, и прозаик одновременно.
Флобер – мастер литературного пейзажа.
Флобер воскрешает дух и плоть истории.
Флобер принимает религию только как «потребность сердца».
Флобер раскрывает любовь женщины во всей ее полноте и глубине.
Флобер пишет о грядущем «панхамстве»!
Флобер не верит в разумное человечество!
Флобер – свободный, вдохновенный художник!
Цель Флобера - «жить для собственного призвания».
Писатель Флобер, композитор Массне, художник Ренуар – тонкие знатоки женской души.
После реализма Бальзака и романтизма Гюго возникает третий метод: романтический реализм Флобера и реалистический романтизм Мопассана.
Фёдор Достоевский
Личность
Фёдор Достоевский – литературный каторжник, добывающий философскую мудрость для своих романов.
Кроме того, что Достоевский – великий писатель, он еще и психолог, и религиозный проповедник.
Достоевского буквально со дня рождения преследует жестокий рок.
Достоевского гипнотически притягивает к себе бездна жизни.
Достоевский стоит на краю смерти, не в силах оторвать взгляд от ее притягательной силы.
Достоевский с горечью, с отчаянием описывает трагические судьбы изгоев общества.
Достоевский остро реагирует на душевно больных людей, ибо сам имеет психические отклонения.
У Достоевского проявляются садомазохистские наклонности в жизни и в литературе.
Достоевский не без тайного удовольствия выставляет напоказ людское зло. Его душа питается отрицательной энергией.
Испачкавшись в грязи обыденности, Достоевский пробует духовно очиститься в исповедальных романах.
Облитый с головы до пят общественными помоями, Достоевский говорит: «А внутри я-то чист!».
Достоевский мнит себя праведником в русской литературе.
Стиль
Романы Достоевского с художественной точки зрения не выдерживают критики. Они пишутся с такой же поспешностью, с какой Россия мчится навстречу XX веку!
В литературном стиле Достоевского отражается грязная российская действительность.
Романы Достоевского – это осенняя петербургская слякоть. Его герои – одинокие люди с озябшей душой.
Литературный язык Достоевского выигрывает в живости и проигрывает в изяществе.
Проза Достоевского – взвинченная, нервная, стилистически неопрятная.
Образы
В романах Достоевский выворачивает наизнанку психологию русского человека.
Достоевский не без удовольствия копается в душевном мире идиотов и маразматиков.
Достоевский тщательно взвешивает мотивы поведения героев своих романов.
Достоевский подводит читателей к бездне отчаяния и гибели действующих лиц, в чьи души страшно заглядывать.
Романами-неводами Достоевский вытаскивает завидный улов человеческих душ.
Достоевский вылавливает в глубинах подсознания черные водоросли инстинктов и страстей.
Для Достоевского его герои – это черви, насаженные на рыболовные крючки.
Достоевский моделирует психологию выдуманных им героев. И делает он это блестяще!
Герои Достоевского представляют собой манекены, удобные для изучения человеческих характеров.
Герои Достоевского – это кукольные марионетки, которых невидимый актер дергает за ниточку плоти и за ниточку духа.
Достоевский проецирует характеры воображаемых героев на реальную жизнь.
Романы
Герои романов Достоевского психически раздвоены. Они мечутся между полоумным Дон Кихотом и притворяющимся сумасшедшим Гамлетом.
Князь Дмитрий Мышкин Достоевского – русский Дон Кихот. Но судьба у них разная: Дон Кихот душевно «выздоравливает» перед смертью, князь Мышкин в конце жизни – сходит с ума.
Достоевский испытывает сострадание к «униженным и оскорбленным». Вот почему он пишет роман на эту тему.
Вокруг Достоевского носятся бесы, от которых он ищет спасение в исповедальных романах.
Не случайно Достоевский пишет роман «Бесы»: на его страницах автор вытряхивает из себя «бесовщину». Этим он как бы совершает покаяние перед Всевышним.
«Бесы» Фёдора Достоевского – это роман-покаяние и роман-предвидение будущей духовной катастрофы человечества.
«Братья Карамазовы» Достоевского – не что иное, как художественно-философский диспут о смысле жизни.
В героях романов Достоевского присутствуют черты его характера: и Фёдор Павлович Карамазов, отрицающий Бога и святой старец Зосима, для которого Бог – высшая ценность. Мучимый противоречиями, Достоевский время от времени падает в эпилептические обмороки, чтобы набраться новых сил для жизни и творчества.
Достоевский находит высшую духовную красоту в Иисусе Христе. Поэтому автор «Братьев Карамазовых» выводит на сцену целый ряд беспорочных героев: среди них целомудренные дети, сердобольный юноша Алексей Карамазов, блаженный старец Зосима.
В романе «Подросток» Достоевский высказывает мысль о «всепримирении идей» и «всемирном гражданстве». Вот где кладезь для современной пансофии – всеобщей мудрости!
Религия
Духовный мир Достоевского – это грозовые облака, затронутые багрянцем заката.
Попав в лапы дьявола, человек ищет спасение у Христа. Не исключение – Достоевский.
Еще ни один грешник до конца не очистился, что относится и к Достоевскому.
Достоевский с наслаждением терзает совесть атеистов!
Достоевский – исповедник и утешитель всякого грешного человека.
Ревностно верующий человек – это максималист в отстаивании идеалов, в чем преуспевает Достоевский. Он истязает души своих героев, чтобы выяснить, способны ли они на жертвенную любовь во имя Господа Бога!
Достоевский ищет новую религию, основанную на старой православно-славянофильской идеологии!
Идейное суденышко Достоевского плывет между двумя скалами: святостью православной веры и философией «примирения идей»! Такой путь усеян опасностями.
Семейная жизнь
Женившись на молоденькой девушке, Достоевский переходит из мира страдания в мир счастья, а 20-летняя Анна Сниткина совершает гражданский подвиг, разделив жизнь с эпилептиком!
Находясь рядом с Достоевским, его жена Анна Сниткина не теряет свою индивидуальность. Она тайно ведет дневник на стенографическом языке.
Достоевский живет в долг у времени, поэтому спешит писать романы ради заработка для семьи. Он не всегда находит время оттачивать литературный текст.
Достоевский идет по острию бритвы общественных конфликтов. И только с женой и детьми он находит душевный покой.
Джалаладдин Руми величает жену Солнцем своей жизни. Через семь столетий анна Григорьевна Достоевская называет своего мужа почти теми же словами.
 
Имена
Достоевский «переписывает» романы Оноре де Бальзака на русский лад.
Достоевский – психопатологический Бальзак.
Бальзак наблюдает, что творится в душе человека, Достоевский вытряхивает из нее подлость.
Достоевский столь же беспомощно выкарабкивается из пропасти бальзаковских слов «Все истинно и все ложно», как пацан – из крутого сыпучего карьера.
Романтическая страстность поэзии Михаила Лермонтова резко усиливается в экспрессивной прозе Достоевского, которому свойствен русский максимализм.
Достоевский смотрит на мир через уменьшительное стекло, Лев Толстой – через увеличительное. Достоевский сосредотачивается на деталях жизни, Толстой – помещает жизнь в безграничное пространство космоса.
Как Достоевский, так и Толстой ради отображения правды жизни не всегда заботятся об искусстве слова. В результате возникает дисгармония между правдой и красотой, снижающая художественную ценность их гениальных произведений.
Православие бывает разное по цвету: черное – у Константина Леонтьева, розовое – у Фёдора Достоевского, серое – у Константина Победоносцева, красное – у Павла Флоренского.
Гениальные творения писателя Достоевского и композитора Модеста Мусорского непостижимы в их мистической глубине.
Смело можно сказать, что Достоевский и Мусоргский – «авангардные» художники своего времени. Они ожесточенно борются за правду в искусстве, ставя под вопрос роль и значение красоты. От их реализма начинается эпоха вытеснения красоты из творчества художников, происходящего в следующем веке.
Достоевский и Мусоргский – предшественники воинственной правды, оголтелой прозаичности, содействующей гибели изящества и красоты в искусстве.
Счастье – это крохотный островок в океане человеческого страдания и горя. Именно такой оказывается жизнь Фёдора Достоевского, Модеста Мусоргского, Пётра Чайковского – самых выдающихся представителей русского классического искусства.
Достоевский острым умом, как будто скальпелем, проникает в плоть человеческого сердца, обращая героев своих романов в подопытных животных, в павловских собачек. Достоевский намного раньше, чем физиолог Иван Павлов «изучает» условные и безусловные рефлексы живых организмов.
Достоевский и Ги де Мопассан – гении с истерзанным сердцем.
Подлость, завернутая в красивый фантик, не перестает быть подлостью, о чем пишут Достоевский и Мопассан.
Писатель Фёдор Достоевский, философ Владимир Соловьёв, публицист Василий Розанов – «святая троица» в русской культуре: Достоевский спорит с «братьями по вере», Соловьёв расширяет религию до вселенской церкви, Розанов, наоборот, сужает ее до личного православия. Именно они закладывают основу русской религиозной философии XX века.
Достоевский – могучее христианское дерево, Розанов – божья коровка, улетающая на Небо.
Достоевский – ярко выраженный дофрейдовский писатель-психоаналитик.
Достоевский и Антон Чехов – преемники Герцена, разоблачающего социальное зло. Они испытывают горячее чувство сострадания к бесправным людям.
Достоевский и Фёдор Сологуб с особым пристрастием изучают людей, которым свойственны психические патологии.
Фёдор Достоевский, Фёдор Сологуб и Дмитрий Мережковский обладают уникальным даром предвидения, делающим их творчество актуальным во все времена. Эти литераторы свободно ориентируются в непроглядной тьме жизни.
Достоевский – православный мечтатель, Мережковский – мистический фантазер. Дух обоих писателей уносится в Божественные дали.
Проза Достоевского – чернозем, Мережковского – желтенький песочек: у первого – могучая поросль мыслей, у второго – чахлые растеньица. Такое же соотношение мы видим между русской классической литературой и русским модернизмом.
Фёдор Достоевский, Константин Бальмонт, Марина Цветаева мучаются безденежьем, но горят творческим огнем. Для них литература важнее личной жизни!
Достоевский – мятежный русский дух, Герман Гессе – светоч европейской культуры.
У Эриха Марии Ремарка – высокохудожественная литература, у Достоевского – полунатуралистическое описательство с сомнительной моральной проповедью.
Дмитрий Лихачев замечает, что произведениям Достоевского, кроме романтизма и реализма свойственен натурализм.
Писатель Фёдор Достоевский и композитор Дмитрий Шостакович безоглядно бросаются в пучину экспрессивного драматизма.
Своим происхождением Фёдор Достоевский, Игорь Стравинский и Дмитрий Шостакович связаны с белорусской землей. Нетрудно представить, какое влияние оказывает на их творчество страна болот, сумрака и отсталости!
Афанасий Фет
Поэт Афанасий Фет с затаенным дыханием любуется красотой природы.
Афанасий Фет – поэт душистых лугов, полевых цветов и лесной прохлады.
Афанасий Фет бежит от злой мачехи-судьбы, чтобы уткнуться лицом в грудь матери-природы и утешиться ее дарами.
Афанасий Фет и Пётр Чайковский – родственные натуры: Фет в поэзии – музыкален, Чайковский в музыке – поэтичен.
Николай Некрасов
Верная подруга Николая Некрасова – муза печали.
Скорбная муза Некрасова – целомудренна.
Некрасов – великий правдолюбец.
Некрасов – пламенный защитник народа.
Совесть Некрасова остро реагирует на скорбь и боль русского народа.
Некрасов испивает до дна чашу народного горя.
Некрасов с отчаянием смотрит на то, как слезы народа наполняют могучую Волгу.
Внимая горю и страданиям людей, Некрасов проявляет подлинно христианские качества. Он принимает близко к сердцу несчастья народа.
Сочувствуя угнетенному народу, Николай Некрасов обнаруживает душевную красоту поэта-христианина. Это заметно выделяет его среди литераторов.
Сострадательная поэзия Некрасова дорога каждому, в ком еще не умолкла совесть.
Поэт Николай Некрасов, живописец Иван Крамской, композитор Модест Мусоргский несут в искусство суровую правду жизни.
Шарль Бодлер
Шарль Бодлер терзает поэтическую красоту, будто ястреб жертву.
Красота поэзии Бодлера испачкана кровью и грязью.
Бодлер – поэт изнасилованной красоты.
Бодлер преподносит женщине букет кладбищенских цветов.
Поэзия Бодлера – это отражение луны в болотной жиже.
Бодлер – белый лебедь, плавающий в затхлом пруду.
От поэзии Бодлера исходит дух бордельной красоты.
Поэзия Бодлера – это безрукая Афродита.
Бодлер – вампир, высасывающий кровь из красоты.
Красоту Бодлера затрагивает тлен смерти.
Шарль Бодлер в поэзии – это страдающая половина души Виктора Гюго.
Аполлон Григорьев
Литературный критик и поэт Аполлон Григорьев пропивает свое дарование под разудалый наигрыш «Цыганочки».
Автор бесшабашной «Цыганочки» Аполлон Григорьев до дна испивает горечь жизни.
Александр Островский
Александр Островский клеймит пошлую и подлую жизнь русского купечества.
В пьесах Островского нет трагедийного шиллеровского духа: в них хрюкает свиное рыло русского купечества.
Иван Никитин
Иван Никитин – вдохновенный певец воронежского края.
В стихах Никитина запечатлены картины безотрадной жизни русского народа.
Михаил Салтыков-Щедрин
Сатирик Михаил Салтыков-Щедрин выметает сор из русской избы.
Салтыков-Щедрин острым сатирическим словом обличает общественную жизнь России.
Салтыков-Щедрин колючкой впивается в сердце русского интеллигента.
Салтыков-Щедрин вытряхивает потроха из русского лицемера Иудушки – «святой» твари, расплодившейся во время господства татарщины на Руси.
Салтыков-Щедрин для каждого мало-мальски значимого события общественной жизни имеет плевательницу.
Сатирик Салтыков-Щедрин пользуется языком примитивных орудий труда – топора и пилы.
Салтыков-Щедрин размахивает сатирической оглоблей.
Салтыков-Щедрин – озлобленный змей-Горыныч в русской литературе.
Салтыков-Щедрин – цепной пес в обличительной прозе.
Салтыков-Щедрин – братолюб с надломленной психикой.
Салтыков-Щедрин в панике бросается в ледяную воду сарказма и гомерического смеха.
Сердобольная, мученическая сатира Салтыкова-Щедрина по своей природе – мазохистская.
Салтыков-Щедрин обличает пороки и язвы общества, находясь в узилище безмерного страдания.
Не цветы юмора, а крапиву сатиры преподносит русским людям Салтыков-Щедрин.
Русскому крестьянству нужна была не сатира Михаила Салтыкова-Щедрина, а хлебушек.
Сатирик Михаил Салтыков-Щедрин – русский Ювенал.
Сатирики Джонатан Свифт и Михаил Салтыков-Щедрин – два злобно шипящих гусака в литературе.
Сатира Джонатана Свифта и Михаила Салтыкова-Щедрина перегружена злободневным общественным подтекстом. Это специфическая литература.
Ядовитая сатира умножает зло. Такова поэма «Мертвые души» Николая Гоголя, предельно обостряющаяся в «Господах Головлевых» Михаила Салтыкова-Щедрина.
Сатира Николая Гоголя омыта слезами сочувствия, Михаила Салтыкова-Щедрина – желчью неприязни.
Проза Николая Гоголя – это театр марионеток. Ее язык предельно саркастичен, так что Салтыкову-Щедрину ничего другого не остается, как бежать еще дальше: в страну преувеличенного зла.
Чарльз Диккенс и Михаил Салтыков-Щедрин – это сатирики, бьющие прямо в глаз.
Сатира Михаила Салтыкова-Щедрина – абстрактная, перевоплощающая живые образы в символы, Андрея Платонова и Даниила Хармса – абсурдная. Ей соответствует киномузыка Альфреда Шнитке.
Совсем неясно утверждают или отрицают жизнь писатели-сатирики ядовитым саркастическим языком. Легкая ирония вызывает положительные эмоции, едкая сатира – отрицательные. Среди писателей, несущих негативную энергию – Михаил Салтыков-Щедрин, Михаил Булгаков, Даниил Хармс, среди композиторов – Дмитрий Шостакович, Родион Щедрин, Альфред Шнитке.
Николай Чернышевский
Литературный критик и писатель Николай Чернышевский – революционер с кристально чистой душой.
Чернышевский – отважный защитник гражданских прав и свобод в России.
Чернышевский – проповедник свободы и счастья.
В романе «Что делать» Чернышевский выводит на авансцену «новых людей», энергичных, деятельных, волевых, опирающихся на разум в жизни и любви.
Чернышевский призывает крестьянство к топору!
Чернышевский ведет народ к революции.
Николай Чернышевский, достойнейший сын Отечества, подвергается гражданской казни. Издавна на Руси преследуют самых лучших!
 
Лев Толстой
Личность
Лев Николаевич Толстой – гений, сравнимый разве что с Гомером, Данте, Шекспиром и Гёте. Но у всякого гениального человека имеются столь же «гениальные» недостатки и заблуждения.
«Можно жить, только покуда пьян жизнью», - пишет в «Исповеди» Толстой.
Толстой различает три вида любви: 1. «любовь красивую», 2. «любовь самоотверженную», 3. «любовь деятельную». Женщины отдают предпочтение первой любви, иногда принимают вторую и буквально единицы выбирают третью. «Деятельную» любовь мы видим у Марии Кюри-Склодовской, Симоны де Бовуар и Софьи Андреевны Толстой, которая посвящает жизнь мужу и своим многочисленным детям.
Толстой живет под знаком любви ко всем людям, не умея любить родных и близких.
Толстой находит своих детей «нравственно тупыми». Это немудрено: если поминутно наставлять их на истинный путь. Нравоучения быстро набивают оскомину, после чего невольно будешь обходить любого рода мораль.
Толстой – примитивно мыслящий гений!
Толстой – великан духа и пигмей мысли.
Толстой – гениальный безумец!
К концу жизни Толстого семейный сапог невыносимо жмет ногу. Он бросает детей, жену и уходит босиком из дома. В дороге простужается и вскоре умирает. Много ли мужества в таком протесте?
Перед смертью Толстой шепчет: «Люблю истину». Как же так: в первую очередь любит не жену, не детей, а истину!
 
Самоедство
В груди Толстого живет змий искушения, которому он не перестает поддаваться до конца дней своих.
Толстой публично распинает себя, вероятно, с той целью, чтобы люди видели в нем праведника.
Толстой ковыряется в своей душе, как мальчишка – в носу!
Толстой впадает в мазохистское самоедство, испытывая радость от бичевания собственных пороков.
Прямо-таки с садистским наслаждением Толстой тыкает мордой в грязь всякого, кто не разделяет его убеждений, и в то же время он как мазохист занимается самоедством и самобичеванием.
Опрощенчество
От сытого барства к крестьянскому труду на телеге не переедешь. Толстой это осознает, хотя продолжает ломать комедию с сохой на поле.
Берясь за крестьянскую работу, граф Толстой сознательно юродствует, а значит, грешит против нравственности.
Критиканство
От барских пут легче освободиться, чем от интеллигентства. Толстой частично отказывается от привилегий помещика, но ни при каких обстоятельствах не сдает своих идей в религии и литературе.
В теории искусства и культуры Толстой ведет себя как безответственный волюнтарист, а не как высокоорганизованная личность.
Толстой – злая собака для тех, кто не разделяет его вероучения.
Толстой – киник Диоген в общественной морали.
В отрицании искусства Толстой – неистовый фанатик Савонарола.
Толстой отвергает искусство с базаровской решительностью и с тем же базаровским невежеством.
Нигилист Базаров, как и верующий в Бога Толстой с одинаковой неприязнью отрицают Рафаэля – творца немеркнущей красоты.
Лев Толстой – матерый анархист в религии, философии, искусстве, эстетике, а это намного опаснее политических прожектов Михаила Бакунина и Пётра Кропоткина, требующих уничтожения государства.
У Льва Толстого и Владимира Ленина много общего: они одинаково ненавидят царскую власть и православие.
Лев Толстой – своенравный обличитель, для которого не существует авторитетов: он всему и всем судья, включая собственную драгоценную персону. Его норовистый характер неукротим и никому не подвластен! Да и наше время не может до конца осмыслить творческое наследие русского «сверхчеловека».
Богоискательство
В 27-летнем возрасте Толстой ощущает потребность в «новой религии… религии Христа, очищенной от веры и таинственности». В течение всей жизни он занимается богоискательством.
Возвращаясь к вере в Бога, Толстой словно срывается с цепи, разоблачая лицемерие церкви, науки, искусства, либерализма, социализма, пацифизма, благотворительности. Он упрекает в двуличии всех людей, которые оскверняют священное чувство любви. Толстой не знает другой любви кроме любви-ненависти.
Толстой в евангельском духе пишет: «Любовь только тогда любовь, когда она есть жертва собой». Интересно, как он жертвует собой, любя нелюбовью жену и детей?
Толстой подвергает кощунственному усечению православную веру, после чего оказывается религиозным банкротом.
Двух великих писателей – Льва Толстого и Анатоля Франса священники отлучают от церкви. По этому факту можно судить, как религия относится к литературе.
В обличении религиозного «варварства и фанатизма» Лев Толстой едет по накатанной дороге Вольтера – самого дерзкого и бесстрашного антицерковника, какого знает история!
Лев Толстой следует за Эрнестом Ренаном, прежде всего, выделяя в учении Христа нравственное содержание, философскую и житейскую мудрость.
В религиозных воззрениях Владимир Соловьёв – поэт, Лев Толстой – моралист: философ строит вселенскую церковь, писатель – церковь в душе человека.
«Любовь – это Бог на Земле», - утверждает сын Ильи Репина живописец Юрий Ильич Репин. Эта краткая и емкая формулировка Бога достойна пера Льва Толстого.
Не всякий почитающий Бога верит в Бога, как не всякий шахматист – чемпион мира. В такую ситуацию попадают Лев Николаевич Толстой и его дочь-соратница Татьяна Сухотина-Толстая: оба имеют Бога в душе.
Владимир Ленин называет Льва Толстого «зеркалом русской революции», Иоанн Кронштадтский видит в нем «предтечу Антихриста». Все трое: Толстой, Ленин и Иоанн Кронштадтский одинаково нужны России как ее сыновья, и Богу – как дети Отца Небесного. Перед Богом и человеческой историей все равны!
Разоблачая царский деспотизм, Лев Толстой предостерегает от иллюзии свободы. Историческая заслуга писателя состоит в том, что он не видит иных путей совершенствования человечества, кроме духовных и нравственных.
Лев Толстой – пророк нового времени: одному его великому предсказанию сопутствуют сотни заблуждений.
Писательство
Татьяна Львовна Толстая признается, что унаследовала от отца литературную беспомощность. Отец, по ее словам, неоднократно переделывал текст и «до старости учился писать». Это важное свидетельство для понимания особенности толстовского таланта.
Лев Толстой – царь Соломон в русской классической литературе.
У Льва Толстого гомеровский размах в отображении жизни.
Толстой обладает уникальной писательской способностью смотреть на мир через увеличительное стекло. Такой мир становится крупнее, значительнее, нагляднее и яснее в деталях.
Толстой описывает правду жизни так же безыскусно, какой является сама жизнь.
Толстой разоблачает фальшь российской действительности неряшливым литературным языком.
Толстой – великий писатель и скверный стилист.
В какой мере грязен литературный язык Толстого, можно судить по тому факту, что он в одном из предложений употребляет пять раз частицу «бы»! Насколько велика толстовская литература, настолько же она стилистически неровна!
Роман «Война и мир» Льва Николаевича Толстого приумножает славу России!
Французский экономист Пьер Прудон выпускает в свет трактат «Война и мир», который переводится на русский язык в 1864 году, хотя его читают намного раньше те, кто знает французский язык. Если предположить, что Лев Толстой использует прудоновское название трактата, то это поистине счастливый плагиат.
Не исключено, что фразу Виктора Гюго «…между миром и войной» Лев Толстой переиначивает в название своего романа «Война и мир». Один великий писатель внимательно читает другого великого писателя.
Роман Льва Николаевича Толстого «Воскресенье» - это тривиальный плагиат, в котором описывается все то, что есть в романе «Парижские тайны» Эжена Сю!
Роман «Воскресение» - меньше всего литература, скорее он походит на литературное морализирование.
Благородство толстовского князя Нехлюдова – самообольстительно, его сердечность – самодовольна. «Чистая душа» князя нереальна в силу своей абсолютной беспорочности: для Толстого не так важно, какие подлые дела его герой совершает в прошлом, важнее другое: какой Нехлюдов в настоящем. Он у писателя – почти ангел! Воистину рыцарь добра и сердечности! А это уже толстовская фальшь!
Лев Толстой примеряет на себя плащ Соломона Премудрого, Фёдор Достоевский – русский Экклезиаст.
У Льва Толстого – прямая правда, у Фёдора Достоевского – извилистая: один ловит рыбу неводом, второй - глушит электрическим током.
Толстой превосходно знает психологию человека, Достоевского интересуют психические отклонения у людей. За Толстым следует Бунин, за Достоевским – Сологуб.
Задолго до появления фрейдовского психоанализа Лев Толстой описывает внутреннюю борьбу между «животным» и «духовным» человеком.
Лев Толстой – вестник правды, Рабиндранат Тагор – вестник красоты. За ними появится тот, кто соединит воедино правду и красоту, – новый Гомер.
Николай Лесков
Писатель Николай Лесков – русский странник с новым Богом в душе.
Лесков – религиозный начетчик в литературе.
Писатель-реалист Лесков «списывает с натуры» жизнь, Верующий Лесков - «дает работу совести».
Проза Лескова несет отрицательный заряд, когда разоблачает уродства русской жизни. Это своего рода литературный нигилизм.
В Лескове сосуществуют правдивый реалист и чудесный сказочник.
Лесков изображает благонравную провинциальную Русь и удаль русского человека. В его безудержных героях есть нечто общее с неукротимым жизнелюбом старовером протопопом Аввакумом.
Читая повести Лескова, наслаждаешься их сказочным реализмом, излучающим светоносную идеальность – ту самую, которая озаряет лицо юного Алеши Карамазова, одного из героев последнего романа Достоевского.
Несомненно, Лесков идеализирует главных героев повестей, как это делают Достоевский и Толстой.
По совершенству литературного языка Лесков вполне сопоставим с Флобером и Мопассаном!
Образы повестей и романов Лескова оригинальны тем, что сочетают в себе черты как романтических, так и реалистических героев русской литературы. Они взяты из жизни и одновременно духовно приподняты над ней, правдоподобны и условны. Близко к Лескову стоит композитор Антоний Аренский с его замечательной музыкой, которую следует называть не иначе, как романтическим реализмом.
Простонародный язык Лескова на редкость многогранен: поэтичен, цветист, сказочен, лучезарен. Его проза – это точь-в-точь русская по духу музыка Василия Калинникова.
Николаю Лескову не чужд народный юмор. Редко кто из русских писателей умеет рассмешить до коликов в животе. Невольно хочется сравнить его комических героев с потешным дедом Щукарем из романа «Поднятая целина» Шолохова.
Марк Твен
Марк Твен – писатель-лицедей с добрым и умным сердцем.
Марк Твен в наивном по-взрослому серьезен, в серьезном – по-детски наивен.
Выступая обличителем американского общества, Марк Твен проявляет себя незадачливым финансистом и преуспевающим писателем: острым словом куш не сорвешь!
Марк Твен иронизирует над «ошеломляющим тупоумием» американцев. Через 100 лет они так и не изменились!
Русские писатели не умеют смеяться, как Марк Твен: легко и беспечно, с детским сердцем и доверчивой любовью. Их смех вымученный, надрывный, вызывает крокодильи слезы.
 
Николай Добролюбов
Николай Добролюбов – скорее демократ-мечтатель, чем серьезный литературный критик.
Добролюбов менее убедителен в литературной критике, нежели в публицистике. Ведя ожесточенную журнальную полемику, он обрушивает гром и молнии на головы малосознательных сограждан.
Высокоидейный Добролюбов три года живет с падшей женщиной. По воле судьбы русский критик умирает в 25 лет.
Дмитрий Писарев
Публицист и литературный критик Дмитрий Писарев заметно повышает уровень общественной жизни России.
Писарев обладает проницательным умом и тонкой иронией, что не позволяет обвинять его в вульгарном социологизме.
На свободе больше возможностей сгинуть, чем в тюрьме. Писарев четыре года находится в заточении, а, выйдя на свободу, тонет в Рижском заливе.
Писарев готов поднять Россию на дыбы, однако судьба отнимает у дерзкого «реалиста» жизнь в 27 лет!
Всеволод Крестовский
Талантливый писатель Всеволод Крестовский публикует социально-фантастический роман «Петербургские трущобы». Его сюжет повествует о том, как представители обеспеченных слоев общества нередко опускаются на дно жизни. Происходит немыслимое: небеса падают в болотную хлябь.
Крестовскому принадлежит роман «Петербургские трущобы» - социальная эпопея-гротеск, где происходит фантасмагорический акт распада личности. Люди из разных классов и сословий оказываются в трудной ситуации. В их душах происходит крушение надежд на лучшую жизнь.
 
Иван Суриков
Поэзия Ивана Сурикова отличается удивительной мелодичностью. Не случайно на его стихи Пётр Ильич Чайковский пишет романс.
Поэт Иван Суриков и композитор Пётр Чайковский в одинаковой мере обладают лирическим даром.
Фридрих Ницше
Личность
Ницше – идеолог «высшей расы».
У Ницше бунтующая совесть и отчаянная душа!
Ницше бросает совесть псам на съедение.
Философия Ницше взрывоопасна, ибо является смесью ума и глупости.
Мысли Ницше – философское шампанское: пьешь, и хмелеет разум!
Философские афоризмы Ницше высекают огонь жизни!
Антигуманизм
Труды Ницше – это селевые потоки философии и нравственности.
Ницше восходит на костер ненависти к человечеству.
Заклятый враг Ницше – Европа, на шею которой он набрасывает человеконенавистническую петлю.
Ницше расправляется с гуманистической мыслью, как хищник с жертвой.
Ницше вяжет веревки из гуманизма и христианства.
Увидев Вифлеемскую звезду, Ницше направляется в противоположную сторону.
Ницше богат интеллектуально и эмоционально, хотя воистину нищий духом.

Дьяволиада
Дьявол дурит голову человечеству с помощью агрессивной мудрости Ницше.
Ницшеанство – это философский садизм.
Ницше – садомазохист в философии и литературе.
Ницше – аскет и мученик в сатанизме.
Ницше отдает прощальный сатанинский поклон Богу.
Справедливо говорят, что Ницше – тайновидец жизни. Уточним: тайновидец дьявольской жизни!
Ницше – безумствующий нигилист и скептик: дьявол в философии.
Ницше создает миф о «сверхчеловеке» будущей эпохи.
Ницше поклоняется идолу «сверхчеловека» как язычник.
Музыка
Ницше возводит на пьедестал сверхчеловека, имея слабую, истерзанную болезнями и страстями душу.
Героизм сверхчеловека у Ницше – это форма самозащиты хрупкой психики философа от внешних сил.
Ницше – великан в философии и пигмей в музыке.
Ницше-философ – интеллектуальный спрут, Ницше-композитор – водянистая медуза.
Ницше опасно раздвоен: в нем сосуществуют жестокий человеконенавистник и нежный, сентиментальный музыкант.
В философии Ницше по-мужски воинственен и жесток, в музыке – по-девичьи меланхоличен.
Музыка Ницше – это меланхолическое созерцание мира.
Имена
Если Ларошфуко – герцог Ришелье в афористике, то Ницше – император Наполеон!
Ницше истязает религию так, как Франсуа де Сад – женщину.
Шопенгауэровскую «волю к жизни» Ницше заменяет «волей к власти». В результате рождается философ-двойник!
«Сверхчеловек» Ницше имеет предшественника в образе байроновского Манфреда, отвергающего как мир людей, так и мир демонов.
Облик ницшеанского «сверхчеловека» описан еще Оноре де Бальзаком. В романе «Утраченные иллюзии» действует некий испанский каноник, презирающий общество и слабых людей. Воля, бесстрашие и жестокость делают из человека вершителя судеб.
Виктор Гюго и Ницше предлагают разные типы сверхсильных людей: у Гюго это гуманист, у Ницше – властитель мира.
Ницше – литературно-философский преемник музыкально-художественного гения Рихарда Вагнера.
Ницшеанский «сверхчеловек» – предшественник врубелевского «падшего демона». Символично, что философ и живописец примерно в одинаковом возрасте сходят с ума.
Фридрих Ницше и Василий Розанов – два киника Диогена в философии XIX века. Однако, они по-разному относятся к самим себе: Ницше видит себя «сверхчеловеком», Розанов – «сором» жизни!
Фридрих Ницше и Рудольф Штейнер – философы-мифотворцы: у Ницше – «сверхчеловек», у Штейнера – «духочеловек».
Фридрих Ницше, Герберт Уэллс, Антуан де Сент-Экзюпери, Тейяр де Шарден – идейные столпы «сверхчеловечества»!
Герой философа Ницше – «сверхчеловек», писателя Генри Миллера – «сверхобыватель».
Такие понятия Ницше, как «воля к власти» и «сверхчеловек», через тридцать лет превращаются в страшную реальность гитлеровского геноцида. Так философия ненависти трансформируется в политику уничтожения миллионов людей.
Закономерно, что Ницше, создавший теорию сверхчеловека, теряет разум, а гитлеровская Германия, стремившаяся к мировому господству, в короткий срок терпит крах. Ницше и Гитлер – маньяки немецкого духа.
Анатоль Франс
Не всякий классик – истинно классический писатель. Это относится к многогранному и многоликому Анатолю Франсу.
Кланяться вправо-влево – не значит быть разносторонним человеком. В романах Анатоля Франса ирония и сострадание не всегда образуют гармонию.
Скептический ум Анатоля Франса режет гармонию, как алмаз стекло (словно алмаз режет стекло гармонии).
Анатоль Франс взлетает вверх и падает вниз на качелях сомнения.
Анатоль Франс – гуманист-скептик. Он верит в благоразумие человечества. Но он противоречит сам себе тем, что одновременно и надеется, и сомневается.
Сомнения, сатира, сарказм, сатанизм – вот какие цепи разрывает Анатоль Франс, прежде чем пропагандировать идею справедливого общества.
Сатирическая манера письма Анатоля Франса сближает его с Михаилом Салтыковым-Щедриным. Обоим литераторам характерна острая критика торгашеских отношений между людьми.
Два великих писателя – Лев Толстой и Анатоль Франс подвергаются преследованию со стороны церковных властей: Толстого отлучают от церкви, произведения Анатоля Франса заносят в католический индекс запрещенных книг. По этим фактам можно судить, как христианство ценит художественное слово.
Генрик Сенкевич
Лауреат Нобелевской премии Генрик Сенкевич создает величественное эпико-драматическое полотно «Крестоносцы», сравнимое разве что с «Войной и миром» Льва Толстого.
Генрик Сенкевич принадлежит России точно так же, как Лев Толстой, ибо Польша в XIX веке является частью России.
Генрик Сенкевич и Генрик Семирадский с потрясающей выразительной силой отображают стойкость духа и беспримерный героизм первых христиан. Творчество писателя и художника по праву считается вершиной польской национальной культуры.
Композитор Генрик Венявский, живописец Генрик Семирадский, писатель Генрик Сенкевич – три короля в польском искусстве, три звезды, ярко сияющие на художественном небосклоне Европы и России.
Эмоциональная проза Генрика Сенкевича оказывает заметное влияние на живопись и музыку XX века. Главный герой «Потопа» - это благородный человек, движимый романтическими помыслами и действиями. В романе даны на редкость рельефные образы, показаны с удивительной достоверностью события. Повествование отличается исключительной яркостью красок и колорита. Восхищает изысканный, цветущий, обольстительный литературный язык. Можно сказать без преувеличения, что Генрик Сенкевич – мэтр польского и европейского романтизма. От Сенкевича тянутся нити к экспрессивному Малеру, от Малера – к Шостаковичу. Сенкевич выступает предтечей Шагала с его романтической символикой и волшебной красочностью картин. Бесспорно воздействие литературы Сенкевича на польский музыкальный авангард середины XX столетия, в частности, на произведения Лютославского и Пендерецкого.
Польский кинорежиссер Анджей Вайда – духовный наследник Генрика Сенкевича. Его остроконфликтные, трагедийные фильмы волнуют сердца людей, не утративших честь и совесть.
Ги де Мопассан
Вообразите себе мопассановскую идиллию: господский дом, сад, дорожки, посыпанные желтым песком, калитка, за оградой - поля и далекая полоска моря – все это обязательные детали пейзажа не только Мопассана, но и Бальзака, Гюго, Дюма-отца, Сю, Жорж Санд, Флобера.
Мопассан буквально физически ощущает, как юношеское ожидание счастья скоро заканчивается небытием. Насколько талантлив, настолько же и пессимистичен автор «Милого друга».
Герои Мопассана яростно живут, чтобы внезапно умереть во цвете лет. Мопассановское жизнелюбие заключено в рамки смерти.
Способен ли психически неуравновешенный Мопассан испытывать любовь, тем более, подняться до вершин любви? Ни в жизни, ни в произведениях писателя нет даже намека на это.
В романах Мопассана запечатлена боль женской души.
Мопассан опьянен горьким счастьем жизни.
Такие гении, как Мопассан осязают жизнь, будто собственную плоть. Они всей грудью вдыхают ее терпкий аромат.
Проза Мопассана льется, как вечерняя серенада.
Добродушная веселость и мягкая ирония приносят романам Мопассана всемирную известность.
Ги де Мопассан быстро сгорает в пламени жизни, любви и творческого вдохновения. Его жовиальность обрамляют траурные ленты смерти.
Во французской литературе Бальзак – кряжистый дуб, Флобер и Мопассан – золотая пшеница.
Любовь в романах Бальзака – крепкий кофе, Флобера и Мопассана – кофе с молоком, Марселя Пруста – кофе с лимонадом. Отвратная смесь!
Любовь в романах Бальзака – это река, заключенная в гранит, в книгах Мопассана – внезапно разразившаяся морская стихия.
Литература Гюго опирается на всеохватывающий разум, Мопассан проникает в скрытые глубины человеческой души.
Сопоставим двух гениев – Гоголя и Мопассана: оба наделены исключительным литературным талантом; произведения обоих имеют огромную выразительную силу; литературный язык того и другого на редкость богат, красочен, естественен как живая человеческая речь; оба принадлежат к реализму, вскрывающему пороки и язвы общества; в сознании каждого из них заключена высокая концентрация психической энергии, которая оказывает влияние на характер их произведений; судьба обделяет писателей здоровьем: в конце жизни их поражает безумие и они умирают в 42 года.
Франция славится не только выращиванием замечательных сортов винограда, но и словесных виноградников в произведениях Флобера, Мопассана, Пруста.
Во французской литературе после романтизма и реализма возникает третье направление: романтический реализм Флобера и реалистический романтизм Мопассана.
Роскошному литературному языку Мопассана соответствует не один, а два музыкальных стиля: яркая образность Жоржа Бизе и нежная лирика Жюля Массне. В прозе Мопассана, как и в музыке Бизе и Массне струится вечное цветение жизни.
У писателя Ги де Мопассана печальное, меланхолическое очарование жизнью, у живописца Огюста Ренуара – радостное, счастливое восхищение ее красотой!
Мопассан и Чехов рисуют обыкновенных людей в обыкновенных обстоятельствах, Джек Лондон и Куприн – исключительных людей в исключительных обстоятельствах. Что это значит? Ничего особенного: первые завершают XIX век, вторые открывают XX столетие!
Оскар Уайльд
Оскар Уайльд – принц остроумия.
Уайльд – денди-острослов в жизни и литературе.
Уайльд – аристократ духа и слуга плоти.
Уайльду язык обличения позволяет быть в центре общества и одновременно вне общества.
Высмеивать пороки общества – значит видеть себя в потрескавшемся зеркале. В таком положении находится Уайльд!
«Дорога к истине вымощена парадоксами», - говорит Уайльд, при этом отрицая истину в последней инстанции.
Уайльд наблюдает за распадом красоты и красотой распада физических и духовных сил человека.
Литературный эстетизм Уайльда имеет под собой критическую подоплеку: можно сказать, что его красота – это дивная бабочка, посаженная на иголку скепсиса.
Из книги «Портрет Дориана Грея» Уайльда можно сделать вывод, что красота, оказавшаяся в плену сладострастия, идет на сделку со злом, ненавистью и даже с преступлением.
Для Уайльда «эстетика выше этики». Это позволяет ему абсолютизировать красоту и сомневаться в морали.
Уайльд – наследник флоберовского эстетизма и флоберовского скептицизма.
Уайльд вслед за Флобером исповедует эстетическую красоту и этический нигилизм.
«Искусство не выражает ничего, кроме самого себя», - утверждает Уайльд. Он руководствуется эстетическими воззрениями на литературу, свойственными Флоберу.
Женоненавистники разрушают жизнь. В их числе – Уайльд.
«Любовь» к женщинам Уайльда держится на прочном «взаимном непонимании».
«Любовь» к женщинам для Уайльда подобна прыжку в ледяную воду, после чего тело покрывается гусиной кожей.
Уайльд «любит» женщин так, как мальчишка, дергающий за косички девчонок-одноклассниц.
Уайльд спасается от женской красоты язвительной иронией.
Для Уайльда женщина – «загадка без загадки».
Голубая нить гомо-эротизма проходит сквозь романы Оскара Уайльда, Марселя Пруста, Сомерсета Моэма, Андре Жида и многих других писателей XX века.
 
Василий Розанов
Личность
По мнению публициста и философа Василия Розанова цель жизни – в жизни, а не в ее цели: надо радоваться жизни в настоящее время, а не перестраивать ее ради будущей радости. Возможно, это часть истины. Вся истина полнее: надо радоваться и одновременно совершенствовать жизнь.
Розанов светится тусклым фонарем во мраке жизни.
Жизнь для Розанова – червивый плод!
Розанов – философ обыденности.
Розанов не выметает мусор из русского дома, а скорее захламляет его религиозной ветошью.
Розанов полощет совесть в болоте российской действительности.
Демонизм
Розанов – мальчишка, играющий в прятки с чертом.
В душе Розанова ерничает бес, заигрывающий с ангелами!
Находясь в обществе неприятных людей, Розанов наперекор всему и всем бравирует сатанизмом.
Когда Розанов «юродствует» на людях, в его глазах танцуют чертики, приглашающие в свой хоровод ангелов.
Розанов отравляет общественную атмосферу «святой» пошлостью, дьявольским «простодушием»: этим он пытается обратить внимание публики на свою неординарную особу.
Одиозный Розанов по-распутински соединяет воедино православие и сексуальность.
Розанов растаптывает писательскую репутацию философской беспринципностью.
 
Литература
Розанов любит себя и свои мысли через наигранное самоуничижение.
По выразительной силе литературного языка Розанов вполне сопоставим с Герценом, хотя в идеологическом отношении они – антиподы.
Розанову доставляет удовольствие ковыряться в собственной душе. В этом он подражает Льву Толстому!
В книгах Розанова Толстовское самоедство доводится до крайних пределов: он с мазохистским наслаждением вырывает из себя «святую греховность».
Розанов – колючий еж, которого нельзя взять на руки и приласкать, как это делает Толстой с Николаем Лесковым!
Розанов – дерзкий Ницше в религиозной и семейно-бытовой сфере.
Писатель Розанов и художник Врубель – падшие ангелы в русском искусстве.
Розанов – «опавший лист» русской словесности.
Розанов – пронзительно кричащий галчонок на краю гнезда русской литературы.
Розанов публицистической лужей разливается у подножья русского литературного Олимпа.
Семья
По собственному признанию Розанова, его душа – «путаница». Надо уточнить: в публицистике, а не в личной жизни.
Для Розанова всеобщее счастье – скорее ад, чем рай, семейное – скорее рай, чем ад.
Во главу угла взглядов на жизнь Розанов ставит семейное благополучие и личное счастье.
Розанов отделяет друг от друга такие понятия, как личное счастье и духовная радость: счастье может улетучиться, духовная радость – не исчезнет!
Розанов – ангел в семье и сатана на улице: защищает домашний очаг и оплевывает общество!
Двоеженец Розанов попеременно ходит под ручку с ангелом и дьяволом.
Розанов любит, разрушая любовь, и ненавидит, разрушая ненависть: философ мечется между любовью и ненавистью к людям, к православию, к России!
Бернард Шоу
Без утонченного юмора Бернарда Шоу XX век оказался бы грубым.
Шоу – скептик-насмешник в жизни и литературе.
В словах одного из героев Шоу просматривается шарж драматурга на самого себя: «Умен как черт»!
Шоу ироничен в любую минуту и в любую погоду.
1. Ирония Шоу как наждачная бумага стирает глянец жизни.
За внешним видом трезвомыслящего скептика в Шоу скрывается деликатная, ценящая красоту натура. Иначе не явился бы миру великий драматург!
Драматург Шоу – трезво мыслящий интеллигент.
Нравственный облик Шоу в полной мере характеризуют слова Джона Голсуорси: «ироническая терпимость».
Драматургия Шоу представляет собой сократовские диалоги о человеческой сущности.
Пьесы Шоу – это крепкий напиток, состоящий из ума и скепсиса.
Шоу раскладывает персонажи словно карты.
Шоу с аптекарской точностью взвешивает поступки действующих лиц.
Шоу создает интеллектуальную драматургию для интеллектуалов: на хлеб с маслом намазывает еще один слой масла!
Интеллектуальная драматургия Шоу заостряет ум и не трогает сердце.
Интеллектуально-психологический театр Шоу далек от реальной жизни: это продукт головного мозга, а не переживающей души.
Вдохновение Шоу как электрический чайник: нагреваясь до точки кипения, автоматически отключается.
Печальна судьба интеллектуальной драматургии Шоу, ибо образовательный уровень современной публики с каждым годом падает!
На смену интеллектуального театра Бернарда Шоу приходит эпический театр Бертольда Брехта.
Шоу – барометр совести человека в буржуазном обществе.
Шоу с джентльменской улыбкой срывает одежду со стыдливой буржуазной морали.
Шоу боксирует буржуазный денежный мешок будто спортивную грушу!
В пьесах Шоу присутствует драйзеровское осуждение капитализма.
Разбойничью сущность капитализма раскрывают английские и американские писатели – скептик Бернард Шоу, фантаст Герберт Уэллс, реалист Теодор Драйзер, натуралист Генри Миллер.
Бернард Шоу и Герберт Уэллс – фабианцы: умеренные английские социалисты, держащие ухо востро на события повседневной жизни.
Тьма длинного туннеля заканчивается дневным светом – такова сюжетная логика большинства пьес Шоу.
Шоу – реалист-скептик со свечой надежды в руке.
Шоу взирает на человечество с улыбкой иронии, однако верит в его светлое будущее.
Джером Клапка Джером
Добродушная ироническая улыбка в новеллах и рассказах Джерома Клапки Джерома приносит английскому писателю всеобщее признание.
Кому может не понравиться милый, забавный, добродушный юмор Джерома?
Джером Клапка Джером симпатичен своим потешным, наивным дон-кихотовским юмором в английском духе.
Ирония Джерома мягкая, деликатная, совершенно беззлобная. Писатель не думает высмеивать обывателей. Он иронизирует по поводу их с участливой улыбкой.
Юморист Джером Клапка Джером с английской деликатностью делает из мухи слона: бытовой пустяк превращает в неодолимую проблему!
Существует добрый и злой смех: иронический у Джерома Клапки Джерома и сатирический у Джонатана Свифта.
Порою, ирония добряка острее сатиры умника: первый – Джером Клапка Джером, второй – Джонатан Свифт.
Антон Чехов
Антон Чехов – верноподданный правды в литературе.
Читая «Палату №6» Чехова, невольно приходишь к выводу: жизнь заразна! От нее нет спасения!
Отчаяние – это закоулок жизни, фатализм – ее тупик. Нередко Чехов заглядывает в эти темные уголки.
Антон Чехов – «человек в футляре» для современников и потомков. Попробуйте-ка разгадать его душу!
Мысль о безысходности Чехова обнаруживается в его словах: «Мир погибает от ненависти».
Чехов не верит в счастье, но продолжает делать добро. Разве это не скрытый фатализм писателя-гуманиста?
Чехов убежден, что счастья нет, и не может быть для его поколения. Остается одно: работать и работать! Не есть ли это фатализм «вечного труженика»?
Чехов – осторожный оптимист: не встречая счастья в настоящей жизни, он верит в счастье будущих поколений.
Если для Чехова свобода действительно дороже любви, то он неизбежно попадает в капкан неверия в человеческое благородство!
Чехов верит и не верит в близкую свободу, верит и не верит в будущее счастье. Но в любовь – он точно не верит!
Чехов молча созерцает быстро несущуюся волну жизни, которая смывает его самого накануне зрелости.
Чехов взыскующе заглядывает в глаза судьбы, но она отворачивается от писателя, когда ему исполняется всего лишь 44 года!
Рабиндранат Тагор
Знаменитый теолог Августин Блаженный и писатель, лауреат Нобелевской премии Рабиндранат Тагор создают вдохновенные гимны Творцу мира. Прошло шестнадцать столетий после кончины епископа Гиппонского, а человечество продолжает возносить хвалу Всевышнему!
Тагор прославляет Отца Небесного под аккомпанемент «арфы жизни». Это понятно, ибо нельзя не быть благодарным Богу, одаривающему людей милостью!
Тагор – светоч надежды.
Поэзия Тагора – неиссякаемый источник духовной красоты.
Творчество Тагора омывает сердца людей родниковой водой красоты и мудрости.
Гёте, Толстой, Тагор – атланты, держащие на руках небосвод мировой литературы!
Рудольф Штейнер
Теософ Рудольф Штейнер находится с вечностью «на ты», ибо без страха смотрит в бесконечное будущее и бесконечное прошлое.
Штейнер открывает людям «духовные глаза», чтобы они видели невидимое, слышали неслышимое, ощущали неощущаемое.
Штейнер на полном серьезе убеждает нас, что мы говорим устами умерших.
Штейнер – немецкий Заратустра: правда, штейнеризм в отличие от зороастризма не становится государственной религией.
Штейнер – скорее Плотин, чем Платон.
У Ницше – «сверхчеловек», у Штейнера – «духочеловек». Ницше – философ, Штейнер – мудрец.
Ницше – идеолог «высшей расы», Штейнер – всего человечества.
Психоаналитик Фрейд ловит на крючок человека, теософ Штейнер забрасывает сети на целое человечество!
Писатель Дмитрий Мережковский и теософ Рудольф Штейнер – европейские исполины духовности.
О’Генри
Благородство человека определяется повседневной готовностью жертвовать собой ради счастья людей – такова простая философия американского писателя О.Генри.
Цель О.Генри состоит в том, чтобы обнаруживать доброту в человеке, попадающем в сложное положение.
Идеал О.Генри – добродетельный человек.
О.Генри – учитель добра.
О.Генри – отзывчивый гуманист, терпимый к изъянам скромных и честных людей.
О.Генри – добрый сказочник, в центре внимания которого находятся обыкновенные житейские истории.
О.Генри – целитель души: вселяет обездоленным надежду на счастливое будущее. Его рассказы дышат добротой, хотя всем известно, что в жизни редко встречаются чудеса, избавляющие от бедствий.
Бывает так, что в ненастный день на минутку проглядывает солнышко: это чудо совершает в рассказах волшебник О.Генри.
О.Генри – американский Ханс Кристиан Андерсен, утешитель людских сердец.
О.Генри – мастер короткого рассказа, литературный собрат Антона Павловича Чехова.
Уолт Уитмен – певец жизни, Джек Лондон – защитник справедливости, О.Генри – пастор добра. Жизнь, общество, человек – вот какая идейная эволюция происходит в умах американских писателей XIX-XX столетий.
Семен Надсон
Поэзия Семена Надсона скромна, как анютины глазки.
Искренний тон стихов Надсона пленяет публику. Единственный при жизни сборник поэта впоследствии выдерживает 29 изданий!
Поэзия Надсона, прожившего всего 24 года, - это мир безмолвного страдания и горячего сострадания несчастным людям.
Надсон становится кумиром русской молодежи, которая в глубокой скорби несет его гроб к месту захоронения.
Габриэле д’Аннунцио
Любовь в прозе Аннунцио хмельна, как ром, и сладка, как сироп.
Любовь в книгах Аннунцио – это роза «небесных садов»! Печально видеть, как ее лепестки падают в грязь жизни!
Сладострастие и нега в романах Аннунцио источают тонкий аромат розы.
В новеллах Аннунцио дает нам понять, что любовь – не только Эдемская роза счастья, но и «адская бабочка» сладострастия!
Любовь в литературе Аннунцио – это самосожжение на костре страсти.
Проза Аннунцио обжигает глубокой, страстной, самозабвенной любовью.
Любовь героев Аннунцио – это торнадо сладострастия.
Герои Аннунцио опьянены чарами любви. Они отдаются ей до полного изнеможения! Их любовь трепещет в объятиях смерти!
В рассказах Аннунцио любовь пронзают две стрелы: сладострастия и смерти.
В романах Аннунцио торжество любви внезапно обрывается ужасом смерти!
Аннунцио приподнимает черный полог смерти над прекрасным земным миром.
В описаниях любви Джованни Казанова по-плебейски груб и бесцеремонен в сравнении с изысканным, аристократическим тоном новелл Габриэле д’Аннунцио!
Габриэле д’Аннунцио – духовный наследник композитора Рихарда Вагнера и Философа Фридриха Ницше. Романы итальянского писателя достойны бессмертных творений этих гениев!
Этель Войнич
Писательница Этель Лилиан Войнич сочувствует угнетенным народам, ибо из собственного жизненного опыта знает, что такое порабощенная Родина!
Этель Войнич описывает борьбу народов за свободу.
В своих книгах Этель Войнич выражает глубокое сострадание к несчастным и больным людям.
Искреннее сопереживание отверженным роднит Этель Войнич с Виктором Гюго.
Этель Войнич рассказывает о трагедиях жизни со сдержанной скорбью и одновременно с сердечным вниманием к человеку, попадающему в беду.
Литературные герои Этель Войнич – возвышенные, благородные люди, рыцари духа.
Вероятно, нет на земле идеальных людей. Говоря о выдающихся личностях, Этель Войнич предупреждает, что мотивы их поступков нельзя понять с житейской точки зрения.
Этель Войнич напоминает читателям, что самый благородный мужчина не застрахован от эгоизма и самое чуткое женское сердце может стать жестоким.
Как духовно богатая женщина, Этель Войнич предельно внимательна к мотивировке поступков действующих лиц.
Писательнице Этель Войнич свойственно тонкое, едва уловимое чувство тревоги и надежды.
Вдохновенные страницы романов Этель Войнич близки по духу романтической шопеновской лирике.
Модернистскому «потоку сознания» Джеймса Джойса предшествует реалистический «поток подсознания» Этель Войнич (скажем, в романе «Прерванная дружба»). Заметим, что оба писателя – выходцы из Ирландии, страны, порабощенной Англией. В связи с этим у Войнич обострено чувство свободы, а у Джойса – безысходности.
Редьярд Киплинг
Редьярд Киплинг – писатель-гигант: перебрасывает мост между Востоком и Западом.
Киплинг – писатель-волшебник: открывает европейцам красоту первозданного востока.
Киплинг – истовый защитник флоры и фауны земного шара.
Киплинг «очеловечивает» зверей для того, чтобы сопоставлять их с бесчеловечными людьми.
Редьярд Киплинг и Герберт Уэллс – две ветви английской литературы. Киплинг представляет био-социальную ветвь, Уэллс – техно-социальную.
Дмитрий Мережковский
Писатель
Дмитрий Мережковский – отец интеллектуального романа.
Мережковский создает новый литературный жанр: поэтическое исследование истории.
Возвышенный стиль романов Мережковского – это словесная музыка, охватывающая огромные исторические периоды.
В романе о Леонардо да Винчи Мережковский разливается морем поэтической красоты.
Проза Достоевского – чернозем, Мережковского – желтенький песочек: у одного – могучая поросль мысли, у другого – чахлые всходы.
Литературный язык Мережковского – ласковый шепот волн, Андрея Белого – кипящий горный поток.
Мережковский – писатель аллегорий и символов и менее всего – художник-реалист.
Романы Мережковского – это симбиоз поэзии и науки.
Мыслитель
Мережковский мыслит по-европейски обстоятельно и раскрепощенно.
Мережковский – писатель-интеллектуал, философствующий о судьбе человечества.
Мережковский, словно ястреб, обозревает землю, выслеживая свою интеллектуальную жертву – историю!
Мережковский – писатель с увлеченной душой и острым умом: он проникает в живую плоть истории.
В романах Дмитрия Мережковского и картинах Александра Бенуа присутствует меланхолическое восприятие истории.
Мережковский видит себя капитаном трансатлантического корабля, пассажиры которого вершат человеческую историю.
В романах-исследованиях Мережковский выступает как аналитик духа истории и как аналитик истории духа.
Вера в бога
Мережковский взирает на европейскую культуру глазами христианского праведника.
Мережковский – писатель-странник, посещающий духовные пустыни человечества.
Религиозная концепция Дмитрия Мережковского – это цветной мыльный пузырь, выдуваемый им вместе с Василием Розановым!
Мережковский – воздушный змей, улетающий в стратосферу духа.
Мережковский – писатель-акробат, совершающий идейные трюки на трапеции Вселенной, которая вращается между Христом и антихристом.
Религиозно-культурологические романы Мережковского – это океан духа, в водах которого исчезает Атлантида. Писатель настойчиво ищет ее.
Мережковский выносит идею Бога за пределы земного бытия – туда, где торжествует вселенский дух!
Мережковский – религиозный анархист: Кропоткин в христианстве.
Мережковский ощущает сияние жизнетворного солнца Брюсова, Бальмонта, Скрябина, Прокофьева, грезит о радостном, светлом, чистом христианстве. Он, как и другие деятели искусства предреволюционной поры, всеми фибрами души чувствует близкие перемены в жизни.
Писатель Дмитрий Мережковский и теософ Рудольф Штейнер – европейские атланты духа.
Пророческий дар
Не замечая реальную жизнь вокруг себя, Мережковский прозревает далекое будущее: Мережковский – слепой ясновидец!
Творчество Мережковского говорит нам: если писатель предвидит наступление эпохи «торжествующего хама», то сегодня он должен собирать и хранить общечеловеческие духовные ценности.
Мережковский – пророк, предсказатель. Он утверждает, что бездуховное общество погибнет во тьме отчаяния, что свобода – это новые цепи для людей.
Дмитрий Мережковский утверждает: дух не есть бесплотная святость, а святая плоть. Когда ученые найдут способ передавать мысли на расстояние, тогда люди назовут русского писателя величайшим в мире провидцем.
Ромен Роллан
Ромен Роллан создает жизнеутверждающую литературу!
Роллан-писатель испытывает священный трепет перед жизнью!
Проза Роллана одаривает читателей здоровым, радостным цветением жизни!
Любовь к жизни героев Роллана неудержима, как весеннее половодье.
Жизнелюбие в прозе Ромена Роллана – теплое, благодатное, Андре Жида – горячее, обжигающее.
Книги Роллана наполнены ренессансным светом. Когда их читаешь, на душе становится легко и радостно.
Чувство вечной юности свойственно Ромену Роллану и Бернарду Шоу – писателям, проповедующим идеалы справедливости в обществе.
Литературный талант Роллана вырастает на почве классической музыки.
Роллан творит гимн жизни вдохновенной музыкой слов!
Роллан пишет о Генделе как о человеке «несокрушимого духа».
Роллан привносит в литературу пафос «Героической симфонии» Бетховена.
Роллан обогащает литературу XX века жизнеутверждающим бетховенским духом.
Иной раз музыка для писателей становится откровением: Вагнера – для Габриэле д’Аннунцио, Дебюсси – для Марселя Пруста, Бетховена – для Ромена Роллана, Шенберга – для Томаса Манна.
Ромен Роллан и Томас Манн создают литературные образы композиторов. «Произведения» Жана Кристофа – это гимн жизни, Адриана Ливеркюна – апокалипсис. Эти персонажи находятся на разных полюсах искусства, как реально существующие композиторы Сергей Прокофьев и Арнольд Шенберг.
Радостной красотой наполнена проза Ромена Роллана, живопись Анри Матисса, музыка Дариюса Мийо.
«Гимн жизни» – вот та фраза, которая определяет сущность творчества Роллана.
Роллан нередко выступает в литературе как блестящий оратор-социалист – пламенный Жан Жорес.
Творчество Роллана призывает людей к обновлению мира.
Жизнь и творчество Роллана – это торжество разума!
Роллан – флагман разумного человечества.
Роллану абсолютно не приемлем «извращенный гуманизм», стирающий грань между добром и злом. Такая позиция, по его мнению, является одной из форм безответственности перед обществом.
Ромен Роллан – писатель красоты, Томас Манн – писатель истины, Генрих Гессе – писатель мудрости. Эти выдающиеся гуманисты XX века закладывают фундамент современного прогрессивного мировоззрения.

Ромен Роллан – кормчий европейского гуманизма.
Константин Бальмонт
Солнце
Поэт Константин Бальмонт солнечными семимильными лучами обходит землю!
Бальмонт – солнечный циркуль, измеряющий расстояния между странами и континентами.
Бальмонт солнечными лучами-кинжалами рассекает тьму жизни.
Бальмонт – солнечный мальчишка-озорник в поэзии.
Бальмонт весело катит обруч солнца в стихосложении.
Бальмонт – солнечный принц в литературе.
Бальмонт – дерзкий Икар в поэзии.
Бальмонт ослепляет солнечной пылью каждого, кто встречается с его блестящим талантом.
Константин Бальмонт, Сергей Прокофьев, Михаил Ларионов – дети Солнца.
Константин Бальмонт и Александр Скрябин – братья-арийцы, поклоняющиеся Солнцу.
Вслед за поэтами солнца Константином Бальмонтом и Валерием Брюсовым появляется астрофизик Алексей Чижевский, изучающий энергию небесного светила. Это естественный переход от поэзии к науке.
Природа
Среди творцов искусства встречаются гении-прометеи: Фридрих Шиллер, Людвиг ван Бетховен, Константин Бальмонт.
Константин Бальмонт и Александр Скрябин рассеивают тьму жизни факелом Прометея.
Бальмонт – поэт огненных искр.
Бальмонт восхищается «царственными стихиями», а не обыкновенным ветром или дождем!
Бальмонт – поэт-колокол: охраняет тишину ночи и радостно звонит утром.
Бальмонт – далекое золотое облачко на поэтическом горизонте русской литературы.
Бальмонт – медоносная пчела в отечественной словесности.
Бальмонт – царственный лебедь, плавающий в небесных озерах поэзии.
Бальмонт полон предчувствия «вселенской весны»!
Бальмонт поднимается над землей красочной «радугой мира».
Бальмонт осыпает человечество «звездными мыслями».
Человек
Сердце Бальмонта – действующий вулкан.
Бальмонт – беспечный юноша в жизни и поэзии.
У Бальмонта – свободолюбивая и независимая натура.
Бальмонт – поэт вольного, бунтарского духа.
Бальмонт – поэт любовно выпестованной красоты.
Бальмонт – отважный Дон Кихот в жизни и поэзии.
Бальмонт – вертоград в литературе.
Бальмонт – легендарный Святогор в творчестве.
Эдгар По и Константин Бальмонт – бунтари духа.
Поэты, в чьих сердцах вселенское «Я» - это Уолт Уитмен и Константин Бальмонт. Судьба награждает их долгой и бурной жизнью.
Фёдор Достоевский, Константин Бальмонт, Марина Цветаева мучаются безденежьем, но горят творческим энтузиазмом. Для них литература – святое дело, тогда как жизнь – второстепенное!
Константин Бальмонт и Владимир Маяковский – исполины футуристической поэзии.
Начисто, без помарок пишут стихи Константин Бальмонт и музыку – Дмитрий Шостакович. Рано выработав оригинальный творческий стиль, эти «чистописатели» нередко впадают в посредственность, в трафаретное изложение материала! Как говорится, не все вдохновенное – гениально!
Максим Горький
Максим Горький – буревестник революции.
Максим Горький – отважный борец за новую литературу и нового человека. Его творчество неотделимо от общественной жизни.
Разбрасывая навоз жизни по литературной пашне, Максим Горький удобряет ее для новых всходов!
Максим Горький внимательно наблюдает, как в глубоком колодце жизни отражаются яркие звезды.
Роман «Жизнь Клима Самгина» Максима Горького – рельефный слепок с режима царской России в предреволюционную эпоху. В этом произведении он достигает бальзаковской силы выразительности в отображении такой жизни, какая она есть на самом деле: без мудрствований, без философии, без ложных идей, под которую писатели обыкновенно подгоняют свои идеалы.
«Жизнь Клима Самгина» Максима Горького – это бальзаковский роман «Утраченные иллюзии». В нем раскрывается психология потерянного человека.
Толстовский князь Дмитрий Нехлюдов и горьковский интеллигент Клим Самгин – люди одного порядка: безвольные нравственники-самоеды!
На фоне трагической судьбы Клима Самгина Максим Горький рисует целую галерею портретов русских людей рубежа XIX-XX столетий.
Максим Горький – писатель-реалист, использующий риторику для воплощения идеальных образов.
В рассказе Максима Горького «Варенька Олесова» любовь целомудренной девушки мгновенно улетучивается при неосторожном прикосновении мужчины к ее природной стыдливости.
Женский идеал молодого Горького хрупок, как венецианское стекло!
Острый интерес Максима Горького к психологии женщины сопровождается строительством женского идеала, высоко стоящего над жизнью.
Максим Горький – гуманист-мечтатель.
Максим Горький создает театр мечты. Это в полной мере претворяется в его неоконченной пьесе «Яков Богомолов».
«Человек – это звучит гордо», - восклицает Максим Горький. Именно «звучит», а не есть на самом деле.
Возведя памятник человеку с большой буквы, Максим Горький укрывается за его величием.
«Мать» Максима Горького – образцовый пролетарский роман. Не случайно его ценят революционеры-социалисты.
В памфлете «Город желтого дьявола» Максим Горький разделывается с американским капиталистом, как мясник со свиной тушей!
Максим Горький, считая себя «закоренелым грешником», тем не менее, с убийственным сарказмом описывает американского миллионера-маразматика – «раба желтого дьявола»!
Максим Горький – дерзкий босяк среди благоразумных европейских писателей.
Не один раз наперекор судьбе умирает Алексей Пешков и столько же раз вопреки всем и вся возрождается Максим Горький в творчестве.
Максим Горький в большевистской революции – пешка, ставшая ферзем, тогда как в литературе он – король!
По широте взгляда на жизнь Максим Горький сравним с Чарльзом Диккенсом – корифеем мировой литературы.
Талантливый писатель рассказывает о жизни, гениальный – перевоплощает жизнь в литературу. В таком соотношении находятся Максим Горький и Лев Толстой, Максим Горький и Джон Голсуорси.
Максим Горький – пролетарский Антон Чехов, раскрывающий публике секреты жизни.
Увидеть в пошлом прекрасное – дано только крупным писателям, среди которых Максим Горький, Марсель Пруст, Генри Миллер, Теннеси Уильямс.
Андре Жид
Оскар Уайльд, Андре Жид, Марсель Пруст – писатели с ярко выраженным эстетизмом, свойственным художникам-гомосексуалистам.
Андре Жид удивительно красочен в отображении экзотической природы. Это скорее женский, чем мужской взгляд на мир!
Андре Жид верит в Бога и одновременно в социализм. Его Христос, подобно блоковскому Мессии, шагает под красным знаменем трудящихся! Две веры соединяются в одну идеологическую несуразность!
Андре Жид – безбожник с Христом в душе! Его разум подобен сосуду, в котором сладкая и соленая вода образуют тошнотворный напиток.
Андре Жид, горячо любя жизнь, задает каверзные вопросы своему ангелу-хранителю.
Жизнелюб Андре Жид держится на шарнирах софистического интеллекта.
Андре Жид радуется жизни, но судит о ней превратно.
Андре Жид – по натуре оптимист: его радость – тореодорная, а любовь – кинжальная.
Жизнь и творчество Андре Жида – это любовный экстаз!
Андре Жид пускает идеологические кораблики по волнам беспринципности.
Андре Жид большой литературный талант, впадающий в интеллектуальное и моральное беспутство.
Самый известный роман Андре Жида – «Фальшивомонетчики». В нем автор раскрывает суть фрейдистского психоанализа и комментирует принципы литературных доктрин. Такого рода философствование разрушает целостность художественного произведения.
Зинаида Гиппиус
Личность
Зинаида Гиппиус – валькирия в русской литературе.
Щит Гиппиус – любовь к Богу, меч – власть над мужчинами.
Узы брака
Семейная жизнь поэтессы Зинаиды Гиппиус и писателя Дмитрия Мережковского показывает замечательный пример духовной дружбы-любви: они не расстаются в своей жизни ни на один день и даже после смерти покоятся рядом.
Брак Гиппиус с Мережковским – это прочный союз женщины с мужским характером и мужчины с женской натурой.
Гиппиус пишет стихи от имени мужчины, чтобы женские чувства проверять мужскими, а мужские – женскими.
Заточив себя в оковы интеллектуально-духовного супружества, Гиппиус творит далекую от реальной жизни поэзию.
Гиппиус отличается авантюрным своеволием: бравирует чувствами, мыслями, любовью и даже взаимоотношением с Богом, ставя Его рядом с собой!
Политика
Мережковский и Гиппиус – близорукие дальновидцы в оценке общественной жизни: не замечая сегодняшнего дня, они предвидят грядущий век!
Гиппиус превращается в злобную фурию, когда речь заходит о большевистской революции. Ее пламенная ненависть готова выжечь до дна советскую власть.
Гиппиус проклинает войну, ненавидит произвол взбунтовавшегося народа, отвергает гнусную реальность, ибо все это находится за пределами ее духовной любви.
Физическая и духовная любовь
Гиппиус не устраивает любовь только к мужчине или только к женщине. Ей нужна любовь к Творцу. Для поэтессы любовь к человеку и любовь к Богу – неразрывны.
Гиппиус считает, что тайна любви непостижима, как непостижима Вселенная.
Гиппиус проверяет истинность любви верой в Бога.
Ангелы в поэзии Гиппиус сплетают венок Любви, Разума и Духа.
Гиппиус строит иерархию духовных ценностей: счастье венчает любовь, вера в Бога – счастье.
Гиппиус высказывает странную мысль: злой дух исцеляет тело, Святой – душу. Насколько нужно быть преданной духовной любви, чтобы так пренебрежительно отзываться о своей плоти! Неужели святость никогда не прикасалась к любящему телу поэтессы?
У Гиппиус, как и у всякой женщины, вряд ли найдется ответ на вопрос: кого она больше любит – себя или Бога?
Гиппиус любит не Бога, а свою любовь к Богу.
Гиппиус оправдывает брак с двумя мужчинами религиозным «троебратством». Воистину дьявольская уловка!
Не ошибемся, если заголовок книги Гиппиус «Чертова кукла» отнесем к ней самой, ведь писательница с бесовским лукавством создает нового Бога!
 
Параллели
Мадам де Сталь – друг революции, Зинаида Гиппиус – враг. При этом обе писательницы всеми фибрами души ненавидят тиранию.
Россия дает миру две замечательные семьи – Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского, Елены и Николая Рерих: первые заняты поиском нового Бога, вторые – эзотерической истины.
Зинаида Гиппиус и Александр Блок – духовные бисексуалы, склонные к любовным фривольностям.
Лирическая поэзия Анны Ахматовой находит свое отражение в зеркале духовных стихов Зинаиды Гиппиус. Великие поэтессы-орлицы взирают на Россию с высоты птичьего полета. Надо заметить, что Зинаида Гиппиус живет 75 лет, Анна Ахматова – 76.
Зинаида Гиппиус ограждает себя от суровой действительности любовью к богу, художница Зинаида Серебрякова совершает побег от житейских будней в мир красоты. Обе женщины грезят о чем-то несбыточном и одновременно прекрасном. Поэтическая фантазия уносит их в мифы и сказки – туда, куда не дотягиваются грязные руки стяжателей и прохвостов.
В жизни встречаются долгие и счастливые браки между деятелями искусства: это такие восхитительные пары, как писатель Дмитрий Мережковский и поэтесса Зинаида Гиппиус, философ Жан Поль Сартр и писательница Симона де Бовуар, кинорежиссер Григорий Александров и актриса Любовь Орлова, дирижер Николай Голованов и певица Надежда Нежданова, пианист Святослав Рихтер и певица Нина Дорлиак, композитор Родион Щедрин и балерина Майя Плисецкая. Они создают семьи, увенчанные любовью и творчеством!
Иван Бунин
Природа
Иван Бунин – вдохновенный певец русской природы.
Бунин воспевает земную красоту.
Бунин – тонкий мастер пейзажа.
Пейзажная лирика Бунина восхитительна.
Бунинский мир природы – это поэзия солнечных восходов и закатов, звездных и лунных ночей.
Проза Бунина наполнена лунным светом и романтической таинственностью ночи.
Особенно поэтичен Бунин в описании лунной ночи. Она столь же одухотворенна, как на картинах Архипа Куинджи и в музыке Сергея Рахманинова.
Бунина и Рахманинова восхищает царство лунного света. Бунин – творец музыкальной поэзии, Рахманинов – поэтической музыки.
В романах Ивана Бунина и Михаила Шолохова нередко встречаются удивительно яркие картины природы. Великие писатели имеют своего достойного предшественника в лице поэта-земляка Ивана Никитина.
Россия
Иван Бунин с поленовской печалью обрисовывает навсегда ушедшее время «дворянских гнезд», незабываемую пору юности.
Бунин создает вдохновенный гимн природе средней полосы России. Его задумчивая элегическая лирика не утрачивает трепета чувств, порывов души, стремления к прекрасному, чистому, нежному, относящемуся к образу любимой женщины, к родной природе, к Отечеству. Повсюду мы видим прозрачный летний колорит, мягкий свет, легкие тени, зыбкие акварельные краски. Этот мир нам приятен и дорог. Хочется жить, любить, творить, мысленно возвращаться к счастливым дням прошлого. Да, они миновали. Однако мечты уносят нас в белесое небо еще не осуществившихся желаний.
Главная тема элегической прозы Ивана Бунина, взволнованной лирики Сергея Рахманинова, сердечной живописи Валентина Серова – это любовное прощание с Россией, миром благородных порывов, несбывшихся грез и надежд.
 
Черты стиля
Иван Бунин говорит о «божественной прелести человеческой души». Смысл и назначение литературы писатель видит в том, чтобы раскрывать духовную красоту человека!
Бунин преисполнен всеохватывающей любовью к миру. В нем с детства присутствует светлое, радостно-гедонистическое мироощущение Пушкина, Аксакова, Тургенева, Гончарова, Толстого.
Русская классическая литература начинается с любовной поэзии Пушкина, завершается – любовной прозой Бунина: восторг духа уступает место восторгу плоти. Это естественная эволюция прекраснейшего из наших чувств.
Рассказы Бунина отмечены поэтической красотой и яркой образностью. Они пленительны, как живописные полотна Исаака Левитана и Василия Поленова.
Бунин – это лирическая омела, растущая на могучем литературном древе Льва Толстого.
Чехов и Бунин – выдающиеся мастера слова. Разница между ними состоит в том, что Чехова интересует проза жизни, Бунина – поэзия жизни.
К мироощущению Бунина и Куприна близко подступает Скрябин, чьей фортепианной музыке свойственны хрупкая лирика, любовная патетика, экстаз чувств.
В бунинской прозе больше красоты, нежели идей, больше эмоций, нежели рассуждений. У Бунина отсутствует отрицательно-критический взгляд на мир, характерный для Горького, А.Н. Толстого, Мережковского, Набокова, Булгакова, Замятина.
Несложно заметить, что у Бунина – лирическая проза, у Пруста – лирико-психологическая, у Джойса – психопатологическая. В такой последовательности изменяются писательские стили в XX веке.
Бунинская проза отличается всеобъемлющей гармонией красоты и правды. Лауреат Нобелевской премии Иван Бунин достойным образом завершает русскую классическую литературу. Но если Пушкин – это восходящая звезда красоты и правды, то Бунин – заходящая звезда правды и красоты.
Марсель Пруст
Личность
Для Марселя Пруста жизнь – «утраченное время», творчество – «обретенное».
Пруст изысканную аристократическую литературу XIX столетия переносит в грубый плебейский XX век.
У Пруста темная душа и светлые литературные грезы.
Сказав, что Пруст – великий писатель и сексуальный маньяк, совершенно не оскорбим его достоинство, ибо слово «маньяк» применительно к гению означает страстотерпец – человек, которому ведома вся глубина нравственного падения и беспримерные взлеты к вершинам духа!
Действующими лицами романов писателя-гея Марселя Пруста и опер композитора-гея Бенджамина Бриттена выступают люди гомосексуальной ориентации: каков художник, таковы и его герои.
Только гении поднимаются из ада содомии к Божественным вершинам красоты. Вспомните музыку Пётра Ильича Чайковского и романы Марселя Пруста!
Писательский стиль
Творческая индивидуальность Марселя Пруста не растворяется в несущемся потоке литературы.
Пруст – волшебник литературного слова.
Пруст – мастер по изготовлению изумительно красивых словесных гирлянд.
Романы Пруста – это дивные словесные цветники.
Пруст набрасывает фантастические узоры слов на серое полотно обыденности.
Пруст – писатель-иллюзионист, скрывающий под розовым покрывалом слов тривиальную действительность.
Пруст высвечивает волшебным фонарем слов красоту жизни.
Пруст раскидывает аристократический полог изысканности над головами обывателей.
Литературная речь Пруста гипнотизирует матовым звуком альтовой флейты.
Фраза Пруста «золотой терновник» как нельзя лучше характеризует его лирико-психологический роман «В поисках утраченного времени».
Лирико-драматическая эпопея «В поисках утраченного времени» Пруста – это бальзаковская «Человеческая комедия» в воспоминаниях.
Для Оноре де Бальзака любовь – превыше всего, для Марселя Пруста – иллюзорна. Это означает, что во французской литературе отцветает роза любви.
Когда Марсель Пруст описывает любовные грезы и вожделения героя, мы словно видим перед собой великого психолога Льва Толстого!
«Человеческая комедия» Бальзака – это океан жизни, «В поисках утраченного времени» Пруста – океан сознания, «Война и мир» Толстого – океан жизни и сознания.
Марсель Пруст вбирает в себя психологизм Бальзака, лиризм Флобера, импрессионизм Золя.
Как социальный писатель Марсель Пруст уступает Бальзаку, как психолог – Флоберу, как лирик – Мопассану, как импрессионист – Золя, и как художник в целом – каждому из них.
Автобиографические романы Пруста – это бесконечно длящаяся малеровская симфония.
Если согласиться с Андре Жидом, что семитомная эпопея Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» - это «озеро наслаждений», то нельзя не заметить, что его берега усеяны острыми камнями и битым стеклом психологизма.
Писательский интерес Пруста – психология, Джойса – физиология: первый как бы играется с котенком, второй – мучает его.
Пруст и Набоков – две роскошные ветви дерева европейской литературы. Их плоды – изысканные шедевры красоты.
Пруст и Набоков погружаются в воспоминания аристократического прошлого. Вновь и вновь они воссоздают «утраченное время», которое горит в их глазах ярким солнечным закатом.
Прозе Марселя Пруста и музыке Оливье Мессиана свойственна одна общая черта: безбрежный океан эмоций.
Проблемы любви
Пруст всеми фибрами души ощущает красоту земного мира.
Жизнь для Пруста – это изысканный букет цветов, которым он любуется и чей аромат вдыхает.
Утонченное воображение Пруста позволяет ему сливаться с природой, с жизнью, с самим собой. Он видит в зеркале себя, комнату и даже то, как зеркало смотрит на него таинственными глазами.
Пруст видит природу и мир ощущениями подсознания, которое вскармливает материнским молоком разум.
Нет более объективного реализма, чем реализм субъективиста Пруста, ибо этот реализм рожден подсознанием человека, смотрящего на мир ощущениями дерева, цветка или травинки.
Острый писательский взгляд Пруста видит Содом и Гоморру в Сен-Жерменском предместье. Французские аристократы не уступают в разврате древнееврейским распутникам.
Людское общество для героя романов Пруста – это взбудораженное, крикливое, испуганное птичье царство.
Героям романов Пруста любовь кажется надсадным криком раненой птицы.
Ревность – секира для любви в мужских руках и скальп – в женских. Вот о чем пишет Пруст.
«В поисках утраченного времени» Пруста – это психопатологическая эпопея ревнивца.
Хотите узнать, о чем говорится в романах Пруста, прочите их и вы откроете три истины: любовь – это птица, у которой есть крылья и клюв – ревность; любовь – это извилистая тропинка, ведущая к земляничной поляне счастья; любовь и ревность – две стрелы, одинаково опасные для сердца мнительного и слабого человека.
Романы Пруста будят мысль, что незачем мириться с положением, когда природа определяет наш пол. Надо, чтобы каждый человек сам выбирал, кем ему быть – мужчиной или женщиной. В сексуальных вопросах Марсель Пруст имеет современную точку зрения.
По мановению волшебной палочки Марселя Пруста мы попадаем в райские сады любви, где торжествует плотская красота, воспеваемая Соломоном, Овидием, Боккаччо.
Для героя автобиографических романов Марселя Пруста жизнь есть сон, сон есть жизнь: граница между ними стирается и как следствие – он впадает в безвольное донкихотское созерцание мира.
Марсель Пруст – лирико-психологический Фёдор Достоевский: оба спускаются в темные лабиринты человеческого подсознания.
Завяли цветы сознания Ги де Мопассана, чтобы распуститься цветам подсознания Марселя Пруста: кругом – зима, а в прустовской оранжерее – лето.
Сопоставляя автобиографические романы Марселя Пруста и Генри Миллера, видим, как их герой сметает барьеры любви.
Теодор Драйзер
Теодор Драйзер разоблачает антигуманную природу американского общества.
Америка в книгах Драйзера – страна дельцов и проныр.
Драйзер – прокурор лжедемократической Америки.
Драйзер – эксперт по финансовым пирамидам.
Драйзер – часовщик, которому хорошо известно, как крутятся большие и маленькие колесики финансового механизма.
В обличительных романах Драйзер сражается с финансовыми пирамидами, как Дон Кихот с ветряными мельницами.
Драйзер с картонной саблей бросается на бронированную машину капитализма. Не есть ли это литературное донкихотство?
Драйзер – писатель-доброхот в эпоху торжества «железной пяты».
Трилогия «Желание» Драйзера изображает моральное фиаско человека, теряющего совесть в жестокой конкуренции.
Герои романов Драйзера – это люди сильных страстей. Они попадают в объятия финансового спрута, безуспешно пытаясь освободиться от его щупальцев.
Роман «Американская трагедия» Драйзера – это обвинительный акт лицемерному обществу потребителей.
На последних страницах «Декамерона» Боккаччо высказывает замечательную мысль: «И в убогих хижинах обитают небесные создания». Через 500 с лишним лет Драйзер проводит эту же мысль в романе «Дженни Герхард». Итальянская Крестьянка Гризельда и живущая в бедности американка Дженни – две покорные натуры, бесконечно преданные своим мужьям-повелителям.
Драйзер – мастер реалистического женского портрета.
Драйзер заглядывает в женскую душу, словно интимный друг в будуар светской дамы.
Для одних женская душа – тайна за семью печатями, для других – золотой ларец, для Драйзера – коробка с пуговицами.
Драйзер ведет своих героев тернистыми путями: от плотских удовольствий к духовному прозрению.
Главная идея романов Драйзера в основе своей гуманная: смысл жизни – в любви, а не в деньгах.
Теодор Драйзер – флагман этического реализма в западной литературе.
Теодор Драйзер – американский Оноре де Бальзак.
Всего лишь пять лет отделяют годы рождения Ромена Роллана, Максима Горького и Теодора Драйзера: их произведениям характерен социальный оптимизм.
В конце жизни Теодор Драйзер выражает надежду на «зарю духовного пробуждения» человечества. Что может быть прекрасней этой мечты?
Михаил Кузмин
Литератор Ирина Одоевцева дает забавную характеристику поэту Михаилу Кузмину: «Кузмин – король эстетов, законодатель мод и тона. Он – русский Брюммель. У него триста шестьдесят пять жилетов. По утрам к нему собираются лицеисты, правоведы и молодые гвардейцы присутствовать при его «petit lever». Не потому ли королевский «малый утренний прием» Кузмина привлекает столь специфический контингент, что звезда поэта сияет обворожительным голубым светом?»
Кузмин – кремово-голубой поэт-символист.
Кузмин – поэт аквамариновых далей.
Очарование мужской любовью делает неповторимыми Александрийские стихи Кузмина.
Кузмин испытывает заветную любовь к мужчине с благородной душой и прекрасным телом.
Нежный манящий взгляд любимого мужчины, запечатленный в изысканных стихах Кузмина, надолго останется в памяти русских людей.
В жилах композитора-гея Пётра Чайковского и поэта-гея Михаила Кузмина течет французская кровь. Это тонкие и одухотворенные натуры. Их талант многогранен: Чайковский пишет стихи, а Кузмин имеет профессиональное композиторское образование.
Поэты Михаил Кузмин и Софья Парнок – принц и принцесса однополой любви.
Иван Шмелёв
Читая повести и рассказы Ивана Сергеевича Шмелёва, понимаешь, что перед тобой – маг и чародей живой русской речи.
Иван Шмелёв наполняет русскую литературу духовным восторгом, радостью и полнотой жизни. Писатель вносит в нее нетленный дух православия.
Святая, благодатная, чудесная Россия; светлая, радостная, счастливая Россия; энергичная, деятельная, отчаянная Россия – все это Матушка-Русь Ивана Шмелёва, описанная ярко, красочно, рельефно, с любовью и благоговением, со скорбью и надеждой на ее вечно цветущее бытие. Поэтическое очарование прозы Ивана Шмелёва заставляет трепетать сердце каждого русского человека, готового бесконечно наслаждаться сладким видением благочестивой России.
Иван Шмелёв – мастер слова и тонкий стилист. Писатель восхищается красотой русской природы. Он неподражаем в воссоздании жизни и быта людей разных сословий. Шмелёв – знаток русской души, психологии реального, а не придуманного человека. В каждом герое, кем бы он ни был – лакеем, сапожником, революционером – писатель отыскивает Божью искру, высший смысл существования на земле. Трудно сравнить Шмелёва с кем-либо из литераторов, передающих разговорную речь героев: в каждой фразе содержится народная мудрость, в каждом слове таится целая гамма ощущений, вызванных воспоминаниями о далеком прошлом. И все это у него естественно, правдиво и осязаемо.
Иван Шмелёв оставляет потомкам роскошно иллюстрированную энциклопедию русской бытовой жизни дореволюционной России.
Основными темами литературы Ивана Шмелёва и живописи Бориса Кустодиева выступают радость, здоровье и красота. В их произведениях отображается повседневный быт народа, яркие характеры и крутые нравы людей, красочные эпизоды праздников, церковных служб. Показанные ими события раскрыты в малейших деталях и подробностях в бесконечном разнообразии и многоцветии. Они воплощают торжество жизни ради самой жизни, создают гимн счастья и мечты о счастье!
Валерий Брюсов
Маэстро
Валерий Брюсов – зодчий храма поэзии.
Брюсов сооружает поэтический храм гармонии и красоты.
Брюсов возводит золотой купол красоты над храмом русской словесности.
Не ошибемся, если скажем, что Брюсов – это ангел красоты в поэзии.
Брюсов – аполлон света и красоты.
Брюсов поклоняется Афродите в жизни и творчестве.
Брюсов поднимает искусство стихосложения до небесных высот.
Брюсов – гений книжной прозы и поэзии.
Брюсов для молодых поэтов – кумир и наставник.
Эротика
Восторженный, пламенный Брюсов открывает ранее неведомые экзотические страны.
Брюсов – огненный ангел вожделения, появляющийся в русской литературе тогда, когда в ней возникает тема плотской любви и похоти.
Жаром сладострастия дышат южные стихи Брюсова.
Аллюзии
Валерий Брюсов – египетский сфинкс в русской литературе.
Александр Пушкин и Валерий Брюсов – певцы красоты и гармонии.
Валерий Брюсов – знойный, обжигающий Шарль Бодлер.
Валерий Брюсов – яркое полуденное солнце, Игорь-Северянин – бледная, предутренняя луна.
Из классического стиха Валерия Брюсова и эпико-повествовательного мифотворчества Вячеслава Иванова рождается поэзия лауреата Нобелевской премии Иосифа Бродского.
Уинстон Черчилль
Читая книги лауреата Нобелевской премии по литературе Уинстона Спенсера Черчилля, мы найдем в авторе незаурядного человека. «Вторая мировая война», «История англоязычных народов», афоризмы и высказывания дают более-менее объективную картину деятельности выдающегося британского политика, оратора и писателя.
Из истории Англии
В книге «История англоязычных народов» Уинстон Черчилль заостряет внимание на общественных проблемах. Он прослеживает этапы возникновения английского парламентаризма.
Альфред Великий (849-899) руководствуется оружием и политикой.
Значительный след в истории Англии оставляет воинственный Вильгельм Нормандский (1027- 1087).
При Генрихе II (1133-1189) образуется система английского законодательства и английского общего права. Возникают жюри присяжных и зачатки парламентской системы.
При короле Иоанне (1167-1216) провозглашается Великая хартия вольностей, требующая верховенство закона.
При Генрихе III (1367-1413) наступает период мира и процветания.
При Эдуарде I (1239-1307) развиваются буржуазные отношения.
При Эдуарде II (1284-1327) парламент заседает более двадцати раз.
При Эдуарде III (1312-1377) образуется палата общин и спикер. С новой силой заявляют о себе английские притязания на Францию.
При Генрихе IV (1387-1422) уже, в сущности, функционирует конституционная монархия. Правительство отчитывается перед парламентом.
При Генрихе V (1421-1471) монарх содействует терпимости и согласию в обществе.
Народ сочувствует королю-страдальцу Генриху VI (1452-1485).
При жестоком Ричарде III возобновляется работа парламента на постоянной основе. Король поддерживает просвещение, науку, церковь.
На эти исторические факты опирается Черчилль, в основе мировоззрения которого лежат принципы свободы личности и разделения властей в государстве.
Отношение к Великобритании
Уинстон Черчилль – символ Великобритании: энергичный, деятельный, неукротимый, многогранный и, главное, талантливый человек! В личности Черчилля отражается высокий уровень развития Англии.
Черчилль – идеолог английского империализма.
Черчилль – политический лис с упрямым характером.
Черчилль – консерватор с аристократическими и одновременно либеральными наклонностями.
Черчилль – откровенный националист, грезящий о всемирной миссии Британии.
Черчилль защищает свободу и права личности в Англии, не обращая внимания на то, что она угнетает множество стран и даже целые материки.
Свобода личности на родине за счет порабощения сотен миллионов людей других народов – вот принцип Черчилля.
Черчилль гордится величием английской цивилизации. При этом он не говорит, что островная держава защищена от внешней агрессии двумя неодолимыми валами: Ламанским проливом и могуществом Соединенных Штатов Америки (не надо забывать, что мать Черчилля – американка, и что в нем, следовательно, течет американская кровь)!
Являясь гибким политиком, Черчилль демонстрирует идейную последовательность в защите западных ценностей, в военной же области он проявляет смекалку, дерзость, упорство, и настойчивость в достижении поставленной цели.
По отношению к Англии Черчилль предусмотрителен и осторожен. Он трижды подумает прежде, чем бросит английских солдат на поле брани.
«Не кончив одно, не берись за другое» - таково правило Черчилля в военных операциях. Его осторожность нередко граничит с медлительностью, с нежеланием рисковать судьбами соотечественников.
Черчилль меньше всего полководец-стратег, он преимущественно – кавалерист на чужой территории (ведь молодой Черчилль начинает служить в кавалерии).
Черчилль предрасположен к военным авантюрам, обыкновенно заканчивающимся бесчисленными жертвами, конечно, не Англии, а союзных государств.
Благодаря красноречию и демагогии Черчилль заставляет английских парламентариев верить ему. Это он делает всегда блестяще, даже после явных неудач на фронте.
Черчилль умело пользуется патриотической риторикой. В критических ситуациях он бравирует собственным патриотизмом.
Руководя Англией с 1940 по 1945 год, Черчилль злоупотребляет единоличными решениями в военной области. Отсюда случаются многочисленные просчеты и неудачи в сражениях на суше и на море.
Черчилль, будто морской волк, дерется с врагом, пока не почувствует близкую катастрофу.
В период войны народ терпит авторитарного Черчилля, после победы над фашизмом – выражает недоверие ему.
Глубоко символично, что империалист Черчилль умирает в период распада Британской империи!
Отношение к другим странам
С Польши начинается Вторая мировая война и спором о Польше великих держав заканчивается. Яблоко раздора никуда не исчезает.
Военные достижения Англии, возглавляемой Черчиллем, неутешительны. Ситуация на фронте кардинально меняется с момента вступления в войну Соединенных Штатов Америки.
Для Черчилля Америка – палочка-выручалочка, спасительница в боевых сражениях с немцами.
Черчилль – британский лев, поджимающий хвост перед Америкой.
Наделенный даром слова, Черчилль подстрекает народы идти на жертвы, чтобы при первых же трудностях отказаться от обещанной им поддержки.
Черчилль пользуется многократно испытанным приемом вставлять палки в колеса неугодным государствам или политическим лидерам. Его так называемая «дальнозоркость» опасна!
Черчилль – мастер подрывной деятельности на территориях других стран, он – любитель загребать жар чужими руками.
Черчилль – поборник искусственных революций. Он возбуждает народно-освободительные движения ради интересов Англии.
Черчилль для Англии – патриот, для посторонних стран – провокатор, для Америки – прислужник.
Поддерживая генерала де Голля, Черчилль, вместе с тем, налаживает связь с профашистским маршалом Петеном. По натуре Черчилль – провокационная личность.
Смысл перелета заместителя по партии Гитлера Рудольфа Гесса в Шотландию состоит в том, чтобы предложить Черчиллю прекратить бомбардировки Лондона взамен на мир с Англией. В канун нападения на Советскую Россию Гитлер пытается умиротворить Черчилля, Черчилль же хочет посмотреть, как будут развиваться события на русско-немецком фронте. Иными словами, английский премьер, молча, потворствует Гитлеру в его нападении на Советский Союз. Трудно поверить рассказу Черчилля о том, что Гесс ничего не знал о предстоящем нападении на СССР, он, дескать, по личной инициативе взялся налаживать мир между Германией и Англией. Все это фикция, обман зрения со стороны Черчилля. Рано или поздно тайна Гесса будет раскрыта!
Черчилль подставляет Францию, не желая проливать слишком много английской крови. Поэтому в разгар битвы он выводит войска за пределы Франции. Не есть ли это предательство союзного государства?
Победа над фашизмом, по мнению Черчилля, возможна только при том условии, что будет три очага сопротивления: в России, в Северной Африке и в Европе (Второй фронт). При этом Черчилля, прежде всего, волнует судьба Великобритании, которую нужно оградить любым способом от вторжения немецких полчищ на острова.
Гитлер бомбит Лондон из военных соображений, Черчилль и Рузвельт стирают с лица земли Дрезден из мести. У демократов больше жестокости, чем у бесноватого фюрера!
Отношение к Советскому Союзу
Черчилль и Рузвельт три года кормят Сталина обещаниями открыть Второй фронт. Их лицемерная политика направлена на экономию материальных ресурсов и жизней солдат.
Под словесной демагогией о героизме советских воинов Черчилль преднамеренно затягивает открытие Второго фронта.
Экономический потенциал Англии и Соединенных Штатов, вместе взятых, намного больше, чем России, однако они несравнимо меньше проливают крови. Кто-то откупается деньгами, а кто-то платит людскими жертвами.
Черчилль был и остается врагом советского Союза. Как только заканчивается Вторая мировая война, он объявляет новый «крестовый поход» против Советской России. Ненависть к Гитлеру стократ усиливается к ее руководителю Сталину!
Черчилль – инициатор «холодной войны» с Советским Союзом. Именно Черчилль опускает «железный занавес» между Западом и Востоком в 1946 году.
Райнер Мария Рильке
Поэт Райнер Мария Рильке находится в сокровенной близости с мирозданием.
Одиночество Рильке растворяется в таинстве мира.
Душа для Рильке – бескрайняя вселенная.
Миг вдохновения для Рильке – это вспышка новой звезды.
Рильке восторженно любит Россию, называя ее «духовной родиной».
Рильке – король поэтической лирики XX века.
Стихи Рильке – это звездные россыпи на небе и весенние цветы на лугу. И то, и другое – удивительно прекрасно!
Поэзия Рильке – это таинственная музыка слов.
Рильке с увлечением путешествует по странам и континентам поэзии.
В лирической поэзии Рильке поднимается от романтика к символисту, к философу, пророку.
Райнер Мария Рильке одаривает мир лирико-философскими цветами поэзии.
Томас Манн
Томас Манн – глашатай разумного человечества.
В романах Томаса Манна происходит напряженный поиск гуманности в обществе.
Томас Манн проповедует милосердие к человеку. Его гуманизм – совестливый, отзывчивый.
Для Томаса Манна вера в Бога является сферой разума, а значит – разумна!
К романам-рекордсменам надо отнести «Будденброки» Томаса Манна, написанный им в 26 лет, и «Тихий Дон» Михаила Шолохова, созданный в 23-28 лет. Оба произведения удостаиваются Нобелевской премии.
«Разлом, распад и разложение» - вот те слова Томаса Манна, которые определяют содержание бытовой эпопеи «Будденброки».
В психологически напряженной прозе Томас Манн с огромными усилиями преодолевает мрак обыденности. Иная ситуация возникает в романе «Лотта в Веймаре»: его главный герой Иоганн Вольфганг Гёте стоит на Олимпе в лучах сияющего солнца.
В описании жизни Томас Манн – реалист, в созданной его воображением музыке – экспрессионист. Абстрактные словесные композиции связывают автора «Доктора Фаустуса» с модернизмом XX века.
Мотивы гибели, крушения надежд, жизненных катастроф неизменно присутствуют в романах Томаса Манна. Символично, что свою последнюю новеллу он называет «Черный лебедь». Этот образ воспринимается как вестник смерти!
Незавершенный роман Томаса Манна «Признания авантюриста Феликса Круля» как нельзя лучше иллюстрирует гротескную и одновременно пошлую музыку Дмитрия Шостаковича.
Томас Манн – царь Давид в немецкой литературе.
Томас Манн велик, потому что его творчество опирается на литературу трех гениев: Гёте, Флобера, Достоевского.
Томас Манн – писатель воистину толстовского масштаба, ибо он, подобно русскому гению, мыслит столетиями, эпохами, цивилизациями!
Джек Лондон
Джек Лондон – ковбой в литературной Америке.
Джек Лондон – боксер на писательском ринге.
Джек Лондон свежим ветром проносится над деляческой американской жизнью.
Джек Лондон поклоняется культу силы, красоты и свободы.
Джек Лондон обладает стальными нервами в борьбе за признание и славу.
К чему только не тянется мятежная душа Джека Лондона! При этом он всегда остается экстремальным человеком: в писательстве, в любви, в алкоголе!
Мартин Иден не находит истину жизни, сомневается даже в ее существовании. Ему остается одно: доказать собственной смертью, что истины нет и быть не может. Нет ее и для Джека Лондона!
Мартин Иден, желая разорвать бессмысленные отношения с жизнью, ныряет в глубину океана. Его же создатель, Джек Лондон, погружается в бездну невозвратного наркотического сна. Сколько было затрачено писателем энергии и сил, чтобы обрести всемирную известность! И вдруг – бесславный конец!
Джек Лондон рано уходит из жизни, потому что устает от своего гипертрофированного индивидуализма и творческого переутомления: за 16 лет 30 книг! Слишком тяжелая ноша даже для такого сильного человека, как Джек Лондон!
Джек Лондон – это американский Джордж Байрон.
Пристрастие к алкоголю рано уносит из жизни трех исключительно талантливых писателей Америки: Эдгара По – в 39 лет, Джека Лондона – в 40, Фрэнсиса Скотта Фицджеральда – в 44.
Ги де Мопассан и Антон Чехов раскрывают внутренний мир обыкновенных людей в обыкновенных обстоятельствах, Джек Лондон и Александр Куприн – исключительных людей в исключительных обстоятельствах. Это понятно, если учесть, что первые завершают XIX век, а вторые начинают XX столетие!
Джек Лондон создает образ непокорного мужчины, Теодор Драйзер – покорной женщины. Возникают предпосылки для формирования типичной американской семьи с волевым мужем и безропотной женой. Правда, сегодня такой брак в США становится редкостью.
Писатель Джек Лондон – маяк для линкора «Новая Америка».
Герман Гессе
Герман Гессе воздвигает храм красоты и гармонии в литературе.
Гессе – предвестник эпохи интеллекта и духовности.
Гессе – интеллектуальный отшельник, созерцающий мироздание.
Чистая, светлая, целомудренная проза Гессе уносится в небо, к высоким облакам.
Главный герой книги «Игра в бисер» Гессе занят «игрой духа» - интеллектуальными поединками.
Создавая роман «Игра в бисер», Гессе стремится нравственно и духовно очистить современного интеллектуала. Однако, надо видеть разницу между духовным опытом христианина и «игрой духа» светского человека. Опрометчиво ставить рядом «духовное веселье» библейского пророка Екклесиаста с интеллектуальной игрой магистра Кнехта.
Обыкновенно в романах описывается рыцарская любовь мужчины к даме сердца. Гессе показывает рыцарскую дружбу-любовь между мужчинами, которая не менее благородна и прекрасна.
Эротика в романах Гессе связана с мужской дружбой-любовью. Эта дружба у писателя по-девичьи целомудренна, нежна, ласкова, как лучи восходящего летнего солнца.
Гессе пишет о благородной дружбе-любви между мужчинами. Не присутствует ли здесь латентная форма гомосексуальности?
Гессе – духовно чистый Фауст Гёте.
Проза Германа Гессе струится как лирическая музыка Феликса Мендельсона-Бартольди.
Герман Гессе, подобно Льву Николаевичу Толстому, показывает идеального героя в облике всеведущего мудреца, занятого духовным самосовершенствованием. Вследствие этого их произведения имеют некоторый налет назидательности: морально- дидактической – у Толстого и абстрактно-интеллектуальной – у Гессе.
Герман Гессе и Жоржи Амаду описывают человека-мудреца с радостным и веселым характером: это магистр Кнехт из «Игры в бисер» и Педро Аршанжо из «Лавки Чудес».
Когда читаешь книги Германа Гессе или слушаешь музыку Гия Канчели, над тобой словно простирается океан воздуха и света! Что соединяет этих гениев? Горные вершины Альп и Кавказа!
Природа, покой, кропотливый писательский труд – вот что продлевает жизнь Германа Гессе до 85 лет.
Александр Блок
Александр Блок – Орфей Северной Пальмиры.
Поэзия Александра Блока – это печальная элегия одиночества.
Блок – принц Гамлет в русской поэзии.
Поэзия Блока – это звездная россыпь над океаном скорби.
Блок – поэт вспыхивающие зарницы во тьме жизни.
Поэзию Блока окутывает глухая ночь с проблесками зыбких надежд.
Блок погружается в мистическую тайну бытия.
Творческая стезя Блока усеяна алмазами и осколками стекла.
Блок – поэт с возвышенным, но рано обмершим сердцем.
Не «пустота», как полагает Андрей Белый, стоит за пьесой «Балаганчик» Александра Блока. Нет, скорее всего, звездная туманность его души. Он взирает на Землю и ее обитателей с горней высоты.
Сквозь туман поэзии Блока проступают силуэт хмельной проститутки и Христа с красным знаменем в руках.
В поэтическом сознании Блока происходит типичная для декадента подмена реальной жизни символами: революции – скифством.
Небесная любовь на земле – трагична. Это лишний раз подтверждает брак между Блоком и Любовью Менделеевой: ему дороже поэтический образ Незнакомки, чем реальная женщина.
Сердце Блока прыгает по рытвинам и кочкам жизни. Поэт мчится к страстной цыганке Кармен, оставляя законную супругу, отрекается от ненавистного друга-недруга, презирает некогда близких по духу символистов. Его тянет заглянуть в бездонный колодец парадоксальности.
Поэт Александр Блок, художник Константин Сомов, композитор Сергей Рахманинов воплощают скорбную красоту женщины, в чьем благородном облике светятся небесная чистота и ясность ума.
Александр Блок – лирический Сергей Рахманинов в поэзии.
В стихах Александра Блока – эмоциональная глубина, Марины Цветаевой – интеллектуальная высота.
Чистый голос растворяется в сумерках обманутых надежд – это поэзия Александра Блока. Залихватская песня со свистом на всю околицу – это поэзия Сергея Есенина. Великие поэты образуют две координаты русского сознания: соедините вместе городского рафинированного интеллигента и удалого деревенского парня, и вы лучше поймете духовный мир российского человека накануне революции!
Большевистское правительство во главе с Лениным не разрешает Блоку поехать лечиться за границу. Тем самым оно подписывает смертный приговор гениальному поэту. Результат трагичен: Блок гибнет в 40 лет.
Люди не забудут злодеяния советской власти, повинной в смерти ряда замечательных русских поэтов: Блока, Гумилёва, Есенина, Маяковского, Мандельштама, Цветаевой.
Тревожная поэзия Александра Блока – это вечный укор деспотической России.
Блок в поэзии – сомнение, Есенин – бунт, Маяковский – бунт, Мандельштам – сомнение. Средний возраст сомневающихся поэтов - 43 года, поэтов-бунтарей – 33, средний возраст всех вместе взятых – 38 лет. Это немногим больше пушкинского возраста. Прошел XIX век, а ситуация с русскими поэтами не изменилась!
Андрей Белый
Андрей Белый – писатель-арлекин с энциклопедическими знаниями.
Поэт и прозаик Андрей Белый – маг-персоналист, рассматривающий себя либо в микроскоп, либо в подзорную трубу!
Однажды попав в сеть любовных страстей, Андрей Белый остается в их сладостном плену до конца жизни.
Полюбив заурядную женщину, поэты Андрей Белый и Александр Блок начинают швыряться перчатками. Петушиные замашки!
Андрей Белый галопом скачет по пересеченной местности русской литературы, на ходу срывая колокольчики и ромашки поэзии.
Поэзия Андрея Белого сияет бриллиантовыми россыпями слов.
Твердым алмазным словом поэзии Андрей Белый насквозь просверливает землю.
Литературная стезя Андрея Белого, уложенная драгоценными камнями – символами, поднимается над бездной жизни.
Андрей Белый – несравненный мастер литературной стилизации.
Андрей Белый – модернист с русскими гуслями в руках.
Писать романы о человеческих мерзостях изумрудно-яхонтовыми словами – это мастерство сказочника, кем, в сущности, и является Андрей Белый.
Андрей Белый охотничьим ножом скепсиса рассекает плоть жизни до внутренних органов, до костей.
Хлесткая ирония Андрея Белого выколачивает дух из российской жизни!
В романах «Петербург» и «Москва» Андрей Белый выносит суровый приговор бюрократической России.
Андрей Белый с тусклым фонарем прошлого подходит к костру революции, ярким пламенем, взметнувшимся в ночное небо. Писатель вполне осознает, в каком двусмысленном положении он находится, но ничего поделать с собой не может.
Андрей Белый свершает «страшный суд» над человечеством под ясным звездным небом: это самый справедливый суд!
Андрей Белый описывает жизнь, находясь в непосредственной близости от нее, и одновременно с расстояния далекой голубой звезды! Это универсальный субъективно-объективный взгляд на мир!
Андрей Белый по-гоголевски ярко пишет и по-гоголевски сходит с ума!
Андрей Белый развивает традиции красочного народного языка Гоголя и Лескова.
Ги де Мопассан владеет легким, разговорным языком, Андрей Белый пользуется искусственно-символическим.
В романах Андрея Белого пронзительно звучит космическая труба Скрябина.
Андрей Белый, Василий Кандинский, Александр Скрябин – предвестники нового художественного синтеза!
«Стихопроза» Андрея Белого и «мелопластика» Айседоры Дункан – это ростки будущего искусства.
Андрей Белый плетет языковую вязь из стальных нитей, Владимир Маяковский – из железных прутьев и ломов!
Владимир Набоков – сателлит Андрея Белого. В романах этих писателей не найдем ни положительных героев, ни высоких идеалов.
Нередко новаторы-обновленцы, стремясь к синтезу искусств, попадают в плен собственных теорий. Вместо того, чтобы идти вперед, они топчутся на месте. Таков и Андрей Белый!
Александр Грин
Александр Грин – романтик морских далей и экзотических стран.
Александр Грин лелеет романтическую мечту о благородном человеке и гуманном обществе.
Взор Александра Грина обращен к физически и духовно совершенной личности. Его собратом по искусству выступает Рейнгольд Глиэр – композитор ясной, красивой, согретой солнцем музыки. Не случайно имя Рейнгольд означает «чистое золото».
Отец Александра Грина (Гриневский) - выходец из Польши, Рейнгольда Глиэра – из Германии. Не потому ли их дети, живущие в затхлой России, мечтают о далеких землях, о заморских странах, об идеальном обществе?
Стефан Цвейг
Стефан Цвейг пишет о «конечном всечеловеческом единстве», к которому устремлены искусство, философия и сама жизнь.
Читая новеллы Цвейга, приходишь к мысли, что в пламени любви есть искра бессмертия.
Женщина в новеллах Цвейга – не Афродита, не Венера, ни Мадонна с младенцем на руках. Это смелая, отчаянная натура, готовая ради любви пожертвовать всем на свете. За любовный рай она без раздумья бросается в ад.
Стиль прозы Цвейга определяет возвышенная неоромантическая лирика.
Писатели-друзья Райнер Мария Рильке и Стефан Цвейг – проникновенные лирики в литературе XX века.
Неоромантическая лирика композитора Густава Малера, поэта Райнера Марии Рильке, писателя Стефана Цвейга – это уникальный австрийский феномен!
Джеймс Джойс
Писатель Джеймс Джойс – Гомер пошлой обыденности.
Всего лишь крохи человеколюбия содержатся в мрачной прозе Джойса!
Джойс перенасыщает романы психопатологическим натурализмом: вытаскивает занозу ржавой иглой.
Пошлый натурализм – мертвый стиль. И никто, даже «гениальный» Джойс не в состоянии оживить его. Бесполезно лечить труп!
Джойс – литературный Фрейд, тщательно фиксирующий едва различимые импульсы сознания и подсознания.
Проза Джойса – это исповедь темной души.
Праздничный стол литературы Джойс вытирает половой тряпкой будней.
Нужно ли быть писателем, вроде Джойса, чтобы принюхиваться к отходам персонализма?
Предлинный роман «Улисс» Джойса свидетельствует только об одном: у писателя заторможена психика. Он беспомощно барахтается в омуте пошлости.
Как бы ни называть «роман века» «Улисс» Джойса - интеллектуальной порнографией или снобистской психопатологией – от этого не изменится его антигуманная сущность.
При чтении «Улисса» Джойса возникает ощущение, что писатель забрасывает человечество тухлыми яйцами! И надо признать: весьма успешно!
Знаменитый «Улисс» Джойса – это круговерть гнусности и разврата.
Если говорить о «величии» Джойса, то об этом, прежде всего, свидетельствуют те сцены «Улисса», в которых торжествует танец распутства эксгибиционизма: дескать, смотрите, что ждет человечество в ближайшее время!
Творчество Джеймса Джойса – это корабль Одиссея, тонущий в океане литературного психоанализа.
Алексей Николаевич Толстой
Достаточно опубликовать небольшой рассказ, скажем, такой, как «Русский характер» Алексея Николаевича Толстого чтобы стать знаменитым писателем!
Если от военной прозы горло сжимает спазм, - это настоящая литература! Так воздействует на читателей рассказ «Русский характер» Алексея Толстого.
Рассказ «Русский характер» Алексея Толстого – это знамя, это хоругвь патриотов России.
Алексей Толстой заглядывает в глубины души русского человека. Для этого нужен талант и творческая проницательность.
Высокопарен, но сердечен язык Алексея Толстого в «Рассказах Ивана Сударева». В них повествуется об ужасах войны, о героизме и подвигах русских людей.
Писать легким, увлекательным языком о кровавых событиях войны – рискованное дело. Этот изъян Алексея Толстого можно объяснить его сочувствием к солдатам, готовым отдавать жизнь ради победы над врагом.
Алексей Толстой в некотором смысле проявляет благородство, когда идеализирует защитников родины, ибо бойцы каждую минуту рискуют жизнью!
Описывая партизанские будни, Алексей Толстой хочет убедить советских людей, что война – несложное дело: подвиги совершаются без затруднений и всегда успешно. Так он поддерживает в них веру в близкую победу.
Алексей Толстой прославляет фронтовиков и партизан, чтобы воодушевить солдат на борьбу с врагом. Такое благородство идет в ущерб его литературе.
Алексей Толстой с огромной выразительной силой отображает характер русского человека и страдания русского народа в период Великой Отечественной войны. Это литература героизма и гуманного отношения к простым людям!
Алексей Толстой – и гений, и конъюнктурщик в одном лице! Тем не менее, он искренне болеет за русский народ.
Алексей Толстой – великий писатель и великий писателишка! Так или иначе, но он всей душой сочувствует русским людям.
Писатель Алексей Толстой, именуемый «красным графом», становится идеологической подпоркой диктатора Сталина.
Граф Алексей Толстой в советскую эпоху превращается в литературного извозчика «хозяина» страны – Сталина.
Алексей Толстой понимает, что, находясь в клетке со львом, надо быть ласковым с ним!
Ярослав Гашек
Ярослав Гашек – анархист в жизни и литературе.
Герой романа Гашека бравый солдат Швейк тайком подсмеивается над глупостью начальников.
Нелепыми речами и поступками Швейк вольно или невольно обличает тупость австрийской военщины.
Рассказывая всякого рода забавные истории, Швейк подводит собеседников к мысли о близких социальных переменах.
На страницах книги Гашек приводит злободневные истории, осуждающие сословное неравенство людей.
С первого взгляда юмор Гашека кажется добродушным, на самом деле он бьют не в бровь, а в глаз!
Смех Гашека подхлестывается скабрезными шутками солдат и их начальников!
Юмор Гашека пахнет солдатскими портянками.
Циничный юмор Гашека нравится циничным людям: козлам приятен козлиный запах!
Сарказм Гашека начинен взрывчатой смесью невинной иронии и грубого цинизма.
Гашек – добряк и циник в одном лице.
В отличие от едкой сатиры Гашека юмор Ильфа и Петрова беззлобный.
К сожалению, часто земной век писателей-сатириков короток: Ярослав Гашек, Илья Ильф, Евгений Петров умирают в 39 лет.
Евгений Замятин
У писателя-фантаста Евгения Замятина рентгеновский ум и благородная душа. Автора романа «Мы» пугает будущее технократическое государство, в котором нет места для творческой личности.
Писатель Замятин – мягкий интеллигентный человек. Он не приемлет будущее технологическое государство, в котором запретна любовь.
Сегодня заявляют о себе ученые, которые пытаются разделить человеческий дух на атомы: наши порывы души и сердца, идеи разума, свободный полет фантазии, красоту, вдохновение, молитвы, обращенные к Богу. Они хотят заключить в цифровые колонки нравственный облик человека, превратить его поступки и действия, как пишет Замятин, в «математическую мораль». Возможно, они достигнут значительных результатов на этом поприще. Однако человеку нужен Бог, непредсказуемая Божья воля, ему необходим недосягаемый духовный идеал в лице Иисуса Христа. А ведь эти Божественные сущности не разложишь на формулы и цифры!
Марк Алданов
Марк Алданов – скромный писатель-интеллигент в большом литературном сообществе.
Марк Алданов – литературный стрелочник на маршруте истории.
Литературный язык Марка Алданова тщательно выверен и отточен.
Литературные герои Марка Алданова выпуклы, почти осязательны.
Сквозь исторические события, отображенные Марком Алдановым в Сказке «Пуншевая водка», проступает современность. Вот почему его проза актуальна даже сегодня.
Давая образ Михаила Ломоносова в Сказке «Пуншевая водка», ощущаешь, что Марк Алданов испытывает пиетет перед учеными и образованными людьми.
Марк Алданов смотрит на исторических героев с близкого расстояния: писатель идеализирует или упрощает их характеры. Ему не доступна философская подоплека изображаемой эпохи.
Повествуя об исторических событиях, Марк Алданов не лжет, но имеет склонность к тенденциозным поправкам отечественной истории.
Насчет невежества русского народа Марк Алданов уверяет читателей: каким народ был в XVIII веке, таким и остался в XX столетии!
Марк Алданов добросовестно воссоздает облик персоналий русской истории, правда, делает он это не без эмигрантского злопыхательства на Советский Союз.
Романы Марка Алданова, как и других писателей-эмигрантов, покрыты антисоветской паршой. Не очень-то хочется вкушать их плоды!
Марк Алданов – разносторонне образованный человек. Однако, к сожалению, философия и наука иссушают, а политика ставит под сомнение его литературный талант.
Исторические герои Марка Алданова имеют легкий налет идеализации, как выходные портреты художников XVIII века Левицкого и Боровиковского.
Марк Алданов скорее идеализирует, нежели раскрывает психологию исторических героев. В этом отношении он стоит ближе к Валентину Пикулю, чем ко Льву Николаевичу Толстому.
Между историческим прошлым и современностью у Льва Толстова существует значительное расстояние, тогда как у Марка Алданова и Валентина пикуля оно предельно сокращено. Они поддаются соблазну переосмысливать историю на собственный лад.
Николай Гумилёв
Николай Гумилёв – конкистадор с православной душой.
Николай Гумилёв – поэт с возвышенным строем мыслей, светлой и открытой душой. Перед нами неутомимый странник, вечный скиталец, не знающий ни покоя, ни утешения. Его очаровывает все необычное и таинственное. Он уносится на крыльях фантазии в далекие экзотические страны и дикие уголки земли. Ему видятся суровый Египет, духовная Индия, цветущий Китай, пленительный Ближний Восток, бурлящая Африка. Гумилёву милы изящная Франция, благонамеренная Англия, его кровь взбадривают холодные ветра Скандинавии. Поэт открывает человечность в героях божественной Эллады и царственного Рима. Он восхищается эпохой благородных дам и рыцарских поединков, ибо сам, подобно средневековому рыцарю, влюблен в женщину неземной красоты. Бесценная поэзия Николая Гумилёва дорога каждому русскому человеку.
Владислав Ходасевич
Поэзия
Владислав Ходасевич берет от жизни то, что ему дается, а не загребает ее под себя, как, скажем, мэтр поэзии Валерий Брюсов.
Не последнее место в стихах Ходасевича занимают такие понятия, как «простота» и «правда».
Простые стихи и скромная жизнь Ходасевича словно говорят нам: «Доволен малым будь».
Меланхолические стихи Ходасевича скорее умиляют, чем восхищают.
В стихах Ходасевича слышится «дыхание распада», отчего они по-осеннему печальны.
Ходасевич – поэт оборвавшегося времени, сгинувшей эпохи.
Ходасевич не принимает мир революционных бурь и потрясений.
Ходасевичу чуждо «поэтов праздное бряцанье». Ему дороже тихая жизнь, мудрый покой. Он избегает житейской суеты.
Жизнь для Ходасевича – «таинственное бытие. Оно возвышает поэта над обыденностью и словесной риторикой».
Ходасевич проповедует идею неразделимого единства жизни и творчества художника.
Проза
Ходасевич пишет книгу о Гаврииле Державине пушкинским слогом. Она замечательна тонкой стилистической работой мастера.
Литературный язык Ходасевича в книге о Державине простой, лаконичный, выдержанный в манере пушкинской прозы.
Книга Ходасевича «Державин» имеет тонкие автобиографические реминисценции.
Мемуары
В книгу «Некрополь» Ходасевич включает ряд своих воспоминаний о русских писателях и поэтах начала XX века.
Ходасевич критически относится к знаменитым поэтам эпохи символизма.
В характеристиках поэтов-современников Ходасевич обнажает подноготную их жизни, оценивая поступки и действия с нравственной точки зрения.
Ходасевич не принимает всякого рода «отвлеченности» в стихах поэтов-символистов.
Ходасевич – противник идеальных героев и идеализации действительности. Эти черты, свойственные литературе Максима Горького, он решительно отвергает.
По мнению Ходасевича, Сергей Есенин создает новую религию, в которой, с одной стороны, основное место отводится языческому образу матери-Земли, с другой – присутствуют традиционные христианские понятия.
Ходасевич тепло отзывается о приятелях и друзьях еврейской национальности, например, о Михаиле Гершензоне, который поддерживает материально и духовно поэта в трудную пору его жизни. Напротив, Ходасевич критически смотрит на личную жизнь и творчество русских писателей Фёдора Сологуба, Андрея Белого, Александра Блока, Валерия Брюсова.
По словам Ходасевича философ Михаил Осипович Гершензон - «самое чистое сердце». Это естественно, если учесть, что поэт состоит с ним в дружеских отношениях.
Ходасевичу не по душе стихи крестьянских поэтов Николая Клюева и Сергея Есенина. Ему чужд русский дух их творчества.
Игорь-Северянин
Игорь-Северянин – автор меланхолических стихов.
Игорь-Северянин – возвышенный поэт с юношеской мечтой о прекрасной женщине.
В лирической поэзии Игорь-Северянин исторгает фонтаны любви и нежности с такой юношеской доверчивостью, какая не оставляет равнодушной ни одну женщину его эпохи.
Игорь-Северянин – поэт чувственной мопассановской любви.
Поэзия Игоря-Северянина рассеивает печальный свет бледной утренней луны.
Поэзия Игоря-Северянина – это тихое безмолвие рябины, запорошенной снегом.
Поэзия Игоря-Северянина – это грустное воспоминание о давно ушедшей, но еще дорогой женщине.
Поэзия Александра Блока настолько высоко простирается над поэзией Валерия Брюсова и Игоря-Северянина, насколько далеки от Солнца звезды и Луна.
Чистый, холодно-флейтовый тенор Виталия Собинова наилучшим образом соответствует вкусам публики, воспитанной на поэзии Серебряного века. Соотнесите его пение с меланхолично- нежными, фиалковыми стихами Игоря-Северянина, и вы в полной мере насладитесь пленительным искусством обоих художников.
Анна Ахматова
Анна Ахматова – раненая птица в русской поэзии.
Анна Ахматова в стихах грациозна, как белая лань.
Анна Ахматова прислушивается к мелодиям Небесной арфы.
Анна Ахматова пишет любовную поэзию стальным пером.
Исповедальные стихи Анны Ахматовой – это грустное прощание с возлюбленным.
Любовь Анны Ахматовой – черная роза в бокале шампанского.
Анна Ахматова смотрится в потрескавшееся зеркало любви.
Лирические стихотворения Анны Ахматовой – это пушкинские «Маленькие трагедии».
Анна Ахматова – молчаливый враг Советской России. Ей противно хамство пролетариев.
Николай Гумилёв, будущий супруг Анны Ахматовой, вводит ее в мир литературы. В свою очередь Анна Ахматова благословляет молодого Иосифа Бродского, в последствии лауреата Нобелевской премии. В этой «святой троице» женщина занимает центральное место!
Борис Пастернак
Борис Пастернак умничает в жизни и литературе. Он сам себе придумывает судьбу, но подчиняется ей с оглядкой.
В молодые годы Пастернак изменяет музыке и философии ради легкомысленной особы – поэзии!
В творчестве Пастернака возникает тема перерождения героя в обывателя. Да и сам поэт, в молодости питающий возвышенные чувства к Марине Цветаевой, со временем превращается в банального женолюба!
Пастернак плотояден в любви и поэзии: изменяет Марине Цветаевой, двум женам и даже чудодейственному модернизму!
Пастернак спасается от преследования судьбы в магическом круге двуличия.
Во время грохота революционных орудий Пастернак делает вид, что тугоух: мол, ничего не вижу, ничего не слышу.
Обличая лицемерие большевиков, Пастернак сам криводушен: как говорится, не замечает бревно в своем глазу!
Пастернак поневоле становится прислужником советской власти.
На склоне лет Пастернак испытывает горечь оттого, что жизнь, как золотой песок, течет сквозь пальцы.
Пастернак – бесхребетный человеколюб.
Больно смотреть, как Пастернак с садистским наслаждением насилует свой поэтический талант.
Молодой Пастернак обращает поэзию в служанку немецкой философии.
Стихи Пастернака – это нагромождение образов и метафор. В его поэзии нет воздуха и пространства.
Стихотворения Пастернака затейливы, как ночные облака в ненастье.
Пастернак – поэт фантасмагорических видений.
В стихах Пастернак расписывает цветными узорами супрематические квадраты Казимира Малевича.
Пастернак в поэзии – кубофутурист, прочно связанный с обыденной жизнью.
Модернистские стихи Пастернака подобны морской раковине: попробуй-ка, доберись до их живой плоти!
Пастернак спрессовывает эмоции и мысли в стихотворные бруски!
Пастернак наклеивает образы-символы на стихи, как бирки на чемоданы.
Стихи Пастернака – это рубленый бифштекс с зеленью и перцем.
У Пастернака чванливая муза.
Переводя трагедию «Гамлет» на русский язык, Пастернак воссоздает не шекспировского героя, а выставляет напоказ себя. Так поступает всякий поэт-индивидуалист!
Не рисует ли Пастернак в главном герое романа «Доктор Живаго» автопортрет? Если это так, то спрашивается: кто перед нами? Типичный мягкотелый интеллигент, не способный разобраться в своих чувствах!
Пастернак в романе «Доктор Живаго» мельтешит перед суровой правдой жизни.
У Пастернака стервозная блоковская совесть.
Пастернак без ложной скромности заимствует у Андрея Белого образы-бриллианты и метафоры-алмазы.
Пастернак в стихосложении – символический Андрей Белый, запачканный прозой жизни!
Пастернак в жизни – кокетливая дама, Марина Цветаева напротив: мужчина-рыцарь, мечтающий о благородной любви.
В основе стихов Марины Цветаевой находится бытие, Пастернака – быт. Это свидетельствует о том, что Цветаева – гений, Пастернак – талант!
Поэзия Владимира Маяковского ассоциируется с широким пролетарским проспектом, Пастернака – с кривыми и темными закоулками старой Москвы.
Владимир Маяковский за руку здоровается с солнцем, Пастернак, окажись рядом со светилом, спекся бы от жары!
В конце жизни у Пастернака наступает период литературного опрощения: он становится толстовцем в поэзии и прозе.
 
Осип Мандельштам
Личность
Восходящее солнце Александра Пушкина знаменует начало русской классической поэзии, черное солнце Осипа Мандельштама – ее конец.
Имея некоторую известность при жизни, Мандельштам обретает всемирную славу после смерти: на здании Сорбонны, где он слушает лекции, устанавливается мемориальная доска в честь русского поэта.
Поэзия и личность в творчестве Мандельштама неразделимы. Это обуславливает внутреннюю свободу поэта.
Поэзия Мандельштама внешне скована железными обручами жизни, внутренне – свободна!
Мандельштам зависит от жизни ровно настолько, насколько свободен от нее. Высшая ценность для Мандельштама – поэзия!
Мандельштам верит не в Бога, а в поэзию.
Мандельштам изменяет всем и вся, но только не поэзии.
Мандельштам – деспот в жизни и мудрец в поэтическом творчестве.
Деспотичный Мандельштам превращает жену в служанку. Он умертвляет в ней женщину.
Надежда Мандельштам – умная прислуга поэта-сумасброда.
Для Надежды Мандельштам каждое стихотворение мужа - «частица духовности».
Стихи Мандельштама – это поэтические откровения, содержащие мудрость.
Недовольство собой Мандельштам выражает словами: «Сам себе не мил, не ведом».
Накануне ссылки Мандельштама захватывает стремнина отчаяния.
В последние годы жизни Мандельштамом овладевает чувство фатальной безнадежности.
Советская власть
Мандельштам – поэт-нарцисс, бунтующий против советской власти.
Мандельштам рисует карикатуру на руководителя государства Иосифа Сталина.
«Двойное бытие - это абсолютный факт нашей жизни», - читаем в воспоминаниях Надежды Мандельштам. Эту мысль она высказывает по поводу «Оды» Мандельштама, посвященной Сталину. Поэт обличает тирана и в то же время прославляет его.
Мандельштам не столько борец против советской власти, сколько стихийный бунтарь.
Мандельштам откровенно асоциален. Он от страха бесстрашен!
Мандельштам – посторонний человек в советском обществе. Изначальный солипсизм поэта освобождает его от обязанности гражданина: он творит поэзию, а не живет ради людей.
Мандельштам беспощадно обличает власть Советов. Из его уст брызжет тысячелетняя еврейская желчь!
Обвинение в продажности советских писателей, выдвигаемое Мандельштамом, вполне объяснимо: ведь почти все они - евреи!
Для Мандельштама «Век - волкодав»! В такое время, по его мнению, поэзия особенно значительна и ценна!
Мандельштам не гражданин советского государства, он - гражданин мира.
Поэт
Поэтический гений дается Мандельштаму Богом!
Поэзию Мандельштама определяет формула: образ-символ-парадокс.
Поэзия Мандельштама – это музыка слов, исключительно богатая эмоциональными и смысловыми оттенками.
Проза Мандельштама – это стихи в прозе.
Проза Мандельштама – это изящная инкрустация слов.
Стихи и проза Мандельштама интимны: они предназначаются для дружеской среды. Главная их черта – субъективность, хотя они претендуют на объективное видение мира.
Красота
Мандельштамовский акмеизм – это не что иное, как приземленный символизм. В стихах Мандельштама действует «силовой поток». В них совершается водоворот слов!
Стихи Мандельштама выбрасывают пучки энергии и света. Это радиоактивная поэзия.
Мандельштам воспевает земную жизнь, ибо восхищается ее красотой.
Мандельштам с детской непосредственностью повествует о прекрасной жизни.
Мандельштам разоблачает жизнь с высоты поэзии.
Символические образы Мандельштама физиологичны, ибо опираются на редкую остроту обоняния, осязания, зрения, слуха.
В предметах быта и жизни Мандельштам видит отражение собственной персоны. Он оживляет и одухотворяет физический мир.
Мудрость
Мандельштам – поэт с разветвленной системой образов-символов.
Поэзия Мандельштама состоит из значимых символов. В ней присутствует «дыхание всех эпох».
Мандельштам вмещает глубокий философский смысл в лаконичные фразы.
В афористичных высказываниях Мандельштама проглядывает мудрость поэта-ясновидца.
Имена
Поэзия Мандельштама – это развернутая во времени и пространстве «гераклитовская метафора».
В поэзии Данте Мандельштам видит собственную душу.
Мандельштам – наивный провинциал, в отличие от сметливого горожанина Александра Блока.
Стихи Мандельштама имеют еврейскую подоснову. Его поэзия, как и живопись Марка Шагала, - это еврейское национальное искусство.
Мандельштам подчиняется «формообразующему инстинкту», как, скажем, Дмитрий Шостакович - в музыке.
Михаил Булгаков
Инструментарий
Михаил Булгаков смотрит на мир внимательными глазами врача, скептическим умом психолога, с чувством досады и горечи писателя-идеалиста.
Булгаков просвечивает жизнь интеллектом, словно рентгеновскими лучами.
Литературный язык Булгакова острый, как скальпель.
Булгаков видит жизнь во всей ее отвратной наготе.
Булгаков обследует жизнь, как врач – больного.
Булгаков оперирует жизнь без анестезии.
Булгаков вырезает желчный пузырь у пациентки-жизни.
Ранняя проза
Герой «Записок юного врача» Булгакова сталкивается с неистовством природной стихии: жутким морозом, бездорожьем, метелью, бураном, волчьей стаей, преследующей путников. Не здесь ли впервые у Булгакова зарождается мотив власти дьявола над человеком?
Встречаясь в лечебной практике с сифилисом, герой «Записок», движимый благородными порывами, заявляет: «Я буду с ним бороться». Уже в начальный период творчества Булгаков заглядывает в пропасть смерти.
Для героя «Записок» Булгакова российский мрак пострашнее тьмы египетской. Столкнувшись с людским невежеством, он готов противостоять дикости народа.
Булгаков – знаток человеческих характеров. Присматриваясь к жизни простых людей, он убеждается в разнообразности их нравов.
В ранней прозе Булгакова физиологизм – не гниющий, не разлагающийся, скорее, наоборот: эстетически привлекательный.
Писательский секрет прозы Булгакова состоит в том, что его легкая, увлекательная манера письма настораживает, держит в напряжении.
Сатира
В «Собачьем сердце» Булгаков разоблачает эпоху бездушия и хамства.
Булгаков смеется и ерничает, желая избавиться от тягостных мыслей о жизни.
Булгаков возлагает на себя роль циника и шута в литературе.
Булгаков отнюдь не брезгует публицистической «грязью и гадостью».
Иной раз сатира Булгакова – это ирония остряка, упавшего в яму с нечистотами.
Булгаков – злющий пес, сорвавшийся с цепи революции.
Булгаков – талантливый писатель, загнанный в угол властью пролетариата.
Булгаков ведет диалог с эпохой через сатиру, через мифологизм и трагический конфликт с обществом.
Трагедийность
Описывая болезни простого люда, Булгаков невольно погружается в натурализм. Вот где надо искать источник его неверия в человека. Врач пробуждает в Булгакове писателя-мистика. Это в полной мере проявляется в романе «Мастер и Маргарита», где он балансирует между реализмом и мифотворчеством.
Булгаков – летописец разрушенной жизни, над которой простирается тьма.
Свет и тьма в произведениях Булгакова находятся в неразрывном единстве.
Проза Булгакова – фантасмагорическая, хотя ее трагедийность изнутри чистая, светлая, радостная.
Булгаков – виртуоз слова и прекрасный стилист.
Ассоциации
Драматические сцены романа «Золотой осел» Апулея оказывают влияние на литературу последующих веков, в частности, на произведения Шекспира, Достоевского, Булгакова.
Булгаков – Апулей сталинской эпохи. Между романами «Золотой осел» и «Мастер и Маргарита» много общего: эротика, сатира, мистика, магия. В колдовском зеркале обоих произведений отражаются события радикального преобразования общества.
Булгаков – трагический писатель с изысканным мольеровским стилем.
Проза Булгакова отличается пушкинским лаконизмом. Она на редкость изобразительна и пластична.
Булгаков удачно пользуется язвительным гоголевским смехом.
Булгаков, подобно Гоголю, находится в резком противостоянии с обществом.
Булгаков с молодых лет отравлен духом отрицания советской власти. Булгаков – гоголевский бес социализма!
Булгаков – советский Гоголь. Но, в отличие от Гоголя, пользующегося прижизненной славой, Булгаков – презренный изгой.
Не тонкой ниточкой, а толстенным канатом демонизма связаны между собой Гоголь, Достоевский, Розанов, Булгаков, на чьи загривки то и дело запрыгивает хвостатый черт!
Мир дьявола обратно симметричен миру Бога. В момент взаимопроникновения этих миров возникают всевозможные фантастические образы: человекоподобные звери и звероподобные люди. Такая смесь Божественного, человеческого и сатанинского встречается в литературе всех времен и народов, в том числе в произведениях Гоголя, Достоевского, Булгакова. Почему-то их считают наиболее христианскими писателями, хотя, на самом деле они чаще, чем кто иной поддаются дьявольским искушениям. Не потому ли в их лице мы встречаем психически больных людей: Гоголь – безумец, Достоевский – эпилептик, Булгаков – наркоман.
Вдумчивый читатель увидит в романе «Мастер и Маргарита» Булгакова продолжение мистического реализма Достоевского, но при этом чрезвычайно усиленного фантасмагорией, сатирой, сарказмом, символикой идей. Булгаков – Достоевский советского времени.
В сатирических произведениях Булгаков предсказывает наступление эпохи хамства, видимо, не без воздействия на него прозы Флобера и Мережковского.
Фрейдизм существует в русской литературе задолго до Фрейда: в произведениях Гоголя, Достоевского, Сологуба, Белого. Психоанализ особенно явственно ощутим в романе Булгакова «Мастер и Маргарита».
На «Петербург» Белого и «Мастера и Маргариту» Булгакова падают закатные лучи европейского гуманизма. Эти книги поражают силой прозрения трагического будущего человечества.
У Булгакова – не добрая, а злая сатира. Именно этим он отличается от жизнелюбивых и веселых юмористов Ильфа и Петрова.
С самого начала строительства коммунизма советские люди заражены двуличием, возникшим в результате несовместимости интересов личности и общества, совести и долга. Не эта ли проблема становится главной темой сатиры Булгакова, Зощенко, Ильфа и Петрова? Полиграф Полиграфович Шариков и Остап Бендер – герои-символы, обличающие лицемерие, насквозь пропитавшее молодое советское государство.
Булгаков приобретает славу автора едкой сатиры и циничного глумления над лучшими чувствами простых советских граждан.
Писатели с язвой сарказма долго не живут: Теккерей, Диккенс, Гоголь, Гашек, Радченко, Булгаков, Ильф и Петров. Долголетие же Свифта омрачено безумием в конце его жизни!
Елизавета Кузьмина-Караваева
Маленькая девочка Лиза Пипенко в будущем становится известной русской поэтессой Елизаветой Кузьминой-Караваевой и прославленной монахиней Марией Скобцовой.
Елизавета с молодых лет отличается решительным характером. Она ставит перед собой цель и достигает желаемого результата.
16-летняя Елизавета, влюбленная в знаменитого поэта Александра Блока, приходит к нему домой. Он посвящает девушке стихотворение. Между ними возникают сложные отношения и длительная переписка.
Кузьмина-Караваева стремится объять жизнь во всей ее полноте: жажда подвига заставляет служить и Богу, и людям!
У Кузьминой-Караваевой любовь к Богу неотделима от любви к человеку. Она живет и Небом, и землей.
Кузьмина-Караваева служит Богу «несвятой святостью», являясь одновременно поэтессой и монахиней.
Кузьмина-Караваева безропотно принимает осененную Богом земную ночь! Сквозь мрак и беды она стремится к духовному счастью!
Судьба безраздельно властвует над Кузьминой-Караваевой, ангел-хранитель грустно покачивает головой, неистовая жертвенность испепеляет душу. В силу этого жизнь монахини превращается в трагедию, а смерть – в Голгофу!
Земная жизнь Кузьминой-Караваевой мятежна и трагична. Поэтесса оставляет двух мужей, младшая дочь умирает в детстве, старшая – уезжает из Парижа в СССР, чтобы через год оказаться в могиле, сын погибает в фашистском концентрационном лагере, сама же она – идет в газовую камеру, спасая жизнь другой узнице.
Небесная жизнь Кузьминой-Караваевой сложна и противоречива. Она постригается в монахини по византийскому обряду, избирает активное монашество в миру: открывает общежитие для одиноких женщин, дом отдыха для больных туберкулезом, укрывает военнопленных, спасает евреев, активно участвует во французском Сопротивлении.
Прежде всего, надо служить Богу и думать о спасении души. И только затем – смиренно нести добро людям.
Кузьмина-Караваева переставляет религиозные акценты.
Тем не менее, Константинопольский патриархат канонизирует монахиню Марию как преподобную мученицу! Современный биограф Ксения Кривошеина называет ее «святой наших дней»!
Верные слова!
Генри Миллер
Образы
В минуты творческого вдохновения Генри Миллер красноречив и убедителен. Вероятно, Божественный огонь нисходит даже на писателей-циников!
В эротических романах Миллер одобряет откровенный разврат!
Миллер ловит «любовь» в болоте секса.
Миллер банальный секс подслащает риторикой любви: в его книгах придорожные лопухи превращаются в розы.
По романам Миллера растекается кровавый гной жизни. Каково читать их тому, в чьей душе – мечта о любви?
От романов Миллера исходит пронизывающий холод одиночества и отчаяния.
Миллер – глашатай мрака и смерти.
Сущность идеологии любви Миллера определяют три слова: оргазм, агония, смерть.
Для главного героя книг Миллера секс – электрический скат, обжигающий плоть и дух.
Миллер, раздосадованный банкротством в любви, бьет по физиономии деляческой Америке!
В Миллере живет дух противоречия: герой его романов идет за манящей звездой любви по болотной хляби секса.
Скабрезность литературных текстов Миллера, тем не менее, не губит фиалку любви, растущую в душе писателя: и это благодаря тому, что он все-таки – романтик, мечтающий встретить идеальную женщину.
Книги Миллера интересны тем, что в них совершается великое множество метаморфоз плотской любви. На наших глазах происходит увлекательное сексуальное мифотворчество!
В прозе Миллера распускается не земная, а вселенская роза любви.
Миллер описывает в романах грубый, пошлый, отвратный секс и одновременно возвышенный – возвышенно-вселенский, розово-космический. Такова плотская любовь их главного героя.
Миллер – абсолютный пессимист, в романах которого встречаются такие жуткие понятия, как «вселенская гангрена», «вселенская агония»!
Имена
В прозе Генри Миллера развертывается поистине гомеровская космология эротизма: драма любви происходит вокруг образа Елены Прекрасной.
Цветок любви Овидия растет в саду, Миллера – на мусорной свалке.
Миллер предлагает читателям американскую версию «Науки любви» Овидия.
Сексуальная риторика Миллера иной раз достигает высокого поэтического стиля. Она вполне сопоставима с любовным красноречием апостола Павла.
Миллер создает грандиозную «Божественную комедию» секса, в которой тоже есть место для прекрасной Беатриче.
В поэзии Уолта Уитмена мужская гомосексуальная любовь носит вселенский оттенок, напротив, в романах Генри Миллера – гетеросексуальная.
Американская литература делает крутой поворот от уитменовской вселенской скорби к миллеровскому вселенскому отчаянию.
Герой философии Ницше – «сверхчеловек», романов Миллера – «сверхобыватель».
Обличительную драйзеровскую критику Америки Миллер доводит до предощущения скорого конца Света.
В XX веке интеллектуальный роман смещается в определенном направлении: у Оскара Уайльда – это интеллектуально-эстетическое повествование, у Андре Жида – интеллектуально-нравственное, у Генри Миллера – интеллектуально-эротическое. Логика писательских интересов такова: эстетика, этика, эротика.
Не всякий великий художник обладает культурой воображения и культурой фантазии. Прилично ли поступает композитор Карлхайнц Штокхаузен, показывая на оперной сцене рождение мира из чрева Матери-Вселенной? В таком же духе действуют писатель Генри Миллер и кинорежиссер Паоло Пазолини.
Константин Паустовский
Константин Паустовский смотрит на мир восторженными глазами ребенка, но обладает благородным сердцем юноши-романтика.
Паустовский – романтик, хранящий в душе «золотую розу» счастья.
Паустовский воспринимает красоту мира как влюбленный человек. Он описывает события жизни с чувством восторга.
Паустовский – мастер красивой речи. При этом он увлекательный рассказчик невероятных историй и приключений.
Книги Паустовского дышат теплом и лаской южной природы, наполненной трепетом жизни.
Иван Бунин, Иван Шмелёв, Борис Зайцев, Константин Паустовский, Александр Грин – писатели живописной красоты. К этому художественному направлению принадлежат живописцы Константин Коровин, Александр Головин, Борис Кустодиев, композиторы Рейнгольд Глиэр, Сергей Василенко, Арам Хачатурян. Нетрудно заметить, что большинство из названных деятелей искусства – представители московской творческой элиты.
Константин Паустовский красочно отображает жизнь, Антон Чехов вскрывает ее проблемы. Видимо, в беспристрастном реализме содержится главная тенденция развития литературы XX века.
В номинации на соискание Нобелевской премии встречаются Константин Паустовский и Михаил Шолохов: лирико-романтический писатель уступает пальму первенства суровому реалисту. Таково требование времени!
 
Марина Цветаева
Поэзия
Марина Цветаева всецело отдается идее жертвенного служения поэзии.
Поэзия для Цветаевой – Вифлеемская звезда.
Цветаева – воительница духовной красоты в поэзии.
Цветаева простирает над поэзией духовную твердь, пребывание в которой легко и радостно только бесстрашным людям.
Цветаева создает поэзию не интеллектом, не душой, а совестью, для которой высший судья – Творец мира.
Цветаева уносится к перистым облакам, чтобы вдыхать Небесную чистоту и свежесть.
Одиночество и отстраненность от жизни рождают Цветаевой потребность в абсолютной свободе.
Цветаева – поэт, одержимый словом. В литературном труде она почти безрассудна!
Еще в юности Цветаева бесстрашно всходит на жертвенный костер поэзии!
Цветаева – сказочная царевна-лебедь в поэзии.
Цветаева – жар-птица в литературе.
Цветаева – отшельница-вещунья в словесности.
Цветаева – своевольная дикарка в жизни и литературе.
Цветаева – указующий перст в поэзии.
Цветаева в поэзии – благочестивый столпник, простирающий руки к Небу.
Цветаева белым лебедем взмывает в небо, от быта к бытию, к духовному созерцанию мира.
Цветаева – поэт небесной чистоты и ясности.
Цветаева – нищенка в жизни и царица в поэзии!
Ключ к поэтическому ларцу Цветаевой нужно искать в русских народных сказках.
Поэтическое слово для Цветаевой – святыня.
Цветаева – искусная мастерица словесной вязи.
Цветаева пишет стихи не гусиным, а стальным пером.
Цветаева занимается инкрустацией и чеканкой стихотворных текстов.
Цветаева играет на свирели поэзии в сопровождении снежных метелей и вьюг.
Поэзия Цветаевой – это гроздья рябины, запорошенные снегом!
Стихи Цветаевой – это скрипящий под ногами снег в лютую стужу.
Интеллект в стихах Цветаевой – лихой всадник, уносящийся в снежную даль.
Для обывателей стихи Цветаевой – рифмованная заумь, на самом же деле они – снежные обвалы в горах!
Поэзия Цветаевой – это природные стихии: водопады, горные реки, грозы, снежные бури.
Стихи Цветаевой не для мещанской публики: в них – протест, вызов, приговор, разящий выстрел!
Стихи Цветаевой – азбука Морзе в момент кораблекрушения!
Стихи Цветаевой – отчаянный крик на всю Россию!
Стихи Цветаевой выражают горе народа, проливающего реки крови ради справедливой власти на земле!
Стихи Цветаевой – это вздыбившаяся Русь, готовая рвануть в пропасть!
Жизнь
Цветаева – царь-девица с русской, польской и немецкой кровью: она по-екатериненски решительна и целеустремленна.
Цветаева – на редкость противоречивая натура: слагает стихи небесной чистоты, не веря в Бога, любит супруга, заведя ребенка от постороннего мужчины, русская по рождению, обожает евреев. Не двусмысленны ли ее поэзия, любовь и жизнь?
Цветаева испытывает тройное давление жизни: ей изрядно мешает испорченный в детские годы характер, ее мучает искалеченная юношеская любовь, над ней властвуют роковые обстоятельства, приводящие к трагическому концу.
Цветаева, создав культ высокой поэзии, пренебрегает бытом, семьей, мужем, детьми. Люди осуждают ее, история – оправдывает.
Цветаева отстраняется от жизни ради поэзии, воюет с преходящим бытом ради славы и бессмертия.
Цветаева изучает любовь как психоаналитик, не отказываясь от ее прихотей и причуд.
Цветаева – психея, проповедующая идеальную душевную и духовную любовь.
Цветаева редко любит, но часто пускает в ход оружие любви, и делает это ради поэзии.
Цветаева пишет стихи об идеальном человеке, идеальной любви, идеальной дружбе, о чистых, духовных отношениях между мужчиной и женщиной. Все это – небесная высота, доступная лишь гениям.
Смерть
Цветаева живет чрезвычайно интенсивно: в 30 лет чувствует себя старухой, в 48 – накладывает на себя руки!
Цветаева не любит жизнь, не доверяет любви: отсюда закономерный конец – петля!
Цветаева предчувствует свою роковую кончину уже в 20-летнем возрасте!
Не что иное как психологический эгоцентризм Цветаевой затягивает на ее шее елабужскую петлю.
Добровольная смерть освобождает Цветаеву от дурмана гениальности.
Цветаева завершает роман с собственной душой в петле отчаяния.
Жизнь – трагедия, любовь – катастрофа, в поэзии – непонимание! Такова драматическая судьба Цветаевой.
Жизнь Цветаевой – это медленное остывание души до того момента, когда небытие становится желанным.
Ради торжества высокой поэзии Цветаева губит в себе женщину, жену и мать. Итог неутешителен: самоубийство в 48 лет!
Цветаева изгоняется из жизни, избирается для поэзии!
Елабужская петля Марины Цветаевой – это горький упрек русским людям навеки!
Творческие параллели
Марина Цветаева – мистификатор любви в жизни и письмах. Это сближает ее с Бальзаком.
В письмах Марина Цветаева подобно Оноре де Бальзаку «проектирует» идеальную любовь, принимая желаемое за действительное. Зачем русской поэтессе и французскому писателю это нужно? Литература требует возвышенных и красивых слов, без которых она невозможна.
Эпистолярная любовь Цветаевой – это ответ женщины на проект идеальной любви мужчины – гениального Бальзака.
Бальзаку и Цветаевой нужна любовь, чтобы непрерывно писать: именно любви они обязаны своим богатым литературным наследием.
Бальзаковская, ровно как и цветаевская, литературно-эпистолярная игра в любовь преследует тайное желание – удовлетворить плоть. Однако, физическое начало у Цветаевой неотделимо от духовности.
«Дружба» в письмах Марины Цветаевой и Бориса Пастернака с Райнером Марией Рильке является по существу не чем иным, как словесной риторикой.
Цветаеву и Пастернака соединяет с Рильке вовсе не духовная близость, «дружба» русских поэтов с австрийским гением держится на литературном тщеславии его молодых корреспондентов.
Суть взаимоотношений между Рильке, Цветаевой и Пастернаком проста: в гнездо соловья залетают два шустрых воробушка!
«Любовь» в письмах между Мариной Цветаевой и Борисом Пастернаком время от времени вспыхивает бенгальским огнем холодных слов, после чего она быстро гаснет в серых буднях жизни.
Цветаева по-гётевски предана литературе: для нее каждое слово – на вес золота!
Пушкин и Цветаева владеют магией слова.
Достоевский, Бальмонт, Цветаева мучаются безденежьем, но горят творческим энтузиазмом. Для них литература – главное дело, жизнь – второстепенное!
Ван Гог и Цветаева – рабы творчества.
Зинаида Гиппиус и Марина Цветаева создают любовные треугольники в супружеской жизни. Это доказывает, насколько велик их интерес к любви!
Стихи Блока – глубина поэзии, Цветаевой – высота.
Цветаева и Стравинский – язычники в искусстве.
Поэзия Цветаевой и музыка Стравинского – это русский псевдонародный стиль, претендующий на оригинальность.
Поэтический улов Цветаевой – щука-сущность, Пастернака – карась-смысл!
Поэзия Цветаевой наполнена символами, Пастернака – метафорами.
Поэты Андрей Белый, Марина Цветаева, Борис Пастернак – заложники модернизма: они не по своей воле попадают в искривленное пространство революционной эпохи.
Поэзия Цветаевой бодра и свежа, как музыка Прокофьева.
Владимир Маяковский
Владимир Маяковский – революционер-язычник: поклоняется солнцу-ярилу, озаряющему мир!
Революционная поступь
Владимир Маяковский – трубадур большевистской революции.
Маяковский – глашатай революционной эпохи: чеканит слова, будто печатает шаг!
Маяковский – прожектор революции в ночном небе поэзии!
Маяковский – поэт-маяк для кораблей в штормовую погоду.
Поэзия Маяковского – красный стяг русского пролетариата!
Маяковский – поэт разбушевавшейся рабочей массы, увлеченной произволом и безнаказанностью в борьбе за свои права.
Маяковский отвечает хлестким плевком в лицо советских бюрократов и чиновников!
Ирония судьбы состоит в том, что рупор революции Маяковский погибает под ее колесами!
Шагая в первых рядах революции, Маяковский, как знамя, плывет над ней: социальная буря утихает, а стихи гениального поэта продолжают жить.
Революция предает Маяковского, однако ее трибун будет греметь стихами многие века!
Маяковский – провозвестник нового общества, зовущий людей в радостное будущее.
Вулкан поэзии
В русской поэзии есть горы, долины, реки и ручейки; Маяковский – огнедышащий вулкан!
Поэзия Маяковского – пламя горящей степи, которое никто не в силах потушить.
Поэзия Маяковского – шаровая молния, влетающая в дом обывателя.
Маяковский жонглирует «новыми солнцами» будто цирковыми шарами.
Маяковский возносится на поэтическое небо «облаком в штанах»!
Маяковскому не откажешь в смелости. Он дерзко приглашает солнце погонять чаи и даже спрашивает разрешения прикурить у светила!
Оказавшись в эпицентре революционного пожара, Маяковский мечтает о «городе-саде»! И как только осознает, что это невозможно достичь, пускает пулю в сердце!
В поэзии Маяковского торжествует пробудившаяся весна человечества!
Творческие параллели
«Мистерия-буфф» Маяковского – это остроумная, живая, солнечная, пролетарская сказка в духе Карла Гоцци! Она никогда не поблекнет!
Поэзия Маяковского отличается пролетарским романтизмом: ее дух, подобно байроновскому, простирается от края и до края вселенной!
Нелепо отвергать новое и бессмысленно не принимать старое. И все-таки традиционалисты менее опасны, чем новаторы: можно понять ценителей Пушкина, отрицающих Маяковского, и нельзя одобрить поклонников Маяковского, сбрасывающих с «корабля истории» Пушкина.
Поэзию Владимира Маяковского и Пабло Неруды предвосхищает Виктор Гюго произведениями, отличающимися страстной гражданской риторикой.
Владимир Маяковский – это уитменовский сталевар у плавильной печи русской революции.
Дмитрий Мережковский – ум, Владимир Маяковский – сила. К сожалению, эти два качества не соединяются вместе в людях, преобразовывающих Россию!
Владимир Маяковский разрисовывает окна РОСТа (Российского телеграфного агентства), Василий Кандинский – окна Вселенной.
Константин Бальмонт и Владимир Маяковский – великаны старой и новой поэзии.
Бальмонт и Скрябин освещают тьму жизни прометеевским огнем, тогда как Маяковский размахивает факелом революции. Свет первых до сих пор горит, факел революции – постепенно затухает.
В пьесах Маяковского обличается социалистический балаган: это своего рода модификация «Балаганчика» Александра Блока.
Сверхчеловек Джек Лондон навсегда засыпает в морфическом сне в 40 лет. Сверхчеловек Фридрих Ницше впадает в безумие в 44 года. Сверхчеловек Владимир Маяковский пускает пулю в сердце в 36 лет. Нет! Это не мужчины! Не та у них воля! Не та энергия! Обратимся к другим примерам: Бертран Рассел, Марк Шагал, Хоакино Родриго живут около ста лет! Вот кто обладает по-настоящему сверхчеловеческой волей к жизни! Американский писатель, немецкий философ, русский поэт – мнимые герои. Напротив, английский математик и философ, французский художник, испанский композитор – подлинные!
Михаил Зощенко
Михаил Зощенко – сатирический бытописатель.
Зощенко – юморист, рассказывающий житейские анекдоты.
Нужно быть всеядным Зощенко, чтобы искать вдохновение в прозе жизни.
Зощенко умывается из лужи обыденности.
Герои рассказов Зощенко не спешат покорять «зияющие высоты» коммунизма!
Зощенко издевается над советскими обывателями, чьи интересы не простираются дальше свиного корыта.
Зощенко выворачивает наружу внутренности советского гражданина, отчего писателю кажется, что вселенная пахнет требухами.
Зощенко блошиными укусами терзает плоть и душу маленького советского человека.
Зощенко не верит в коммунистическое перевоспитание жуликов и прохвостов.
Зощенко обличает пролетарское хамство.
Зощенко – претендует на роль советского А. Чехова.
Есть некое духовное родство между писателем Зощенко и композитором Д. Шостаковичем. Они высмеивают мещанство по-мещански: полощут грязное белье в грязной воде.
Сергей Есенин
Поэт Сергей Есенин – одинокая береза, стоящая у края дороги.
Колыбель поэта Есенина – русская природа.
Истоки поэзии Есенина надо искать в народной песне.
Жизнь Есенина – это смесь русской печали и удали.
Есенин как поэт – велик, как человек – ничтожен.
Есенин в поэзии – гений, в жизни – вертопрах.
Жизнь и стихи Есенина – это причуды безответственного гения!
Поэт Есенин живет без часов для вечности!
Есенин очарован Россией: праздничным колокольным звоном церквей и жутким лязгом цепей каторжников.
Тихая скорбь по уходящей патриархальной России – вот что такое поэзия Есенина!
Есенин обречен на трагическую смерть с момента рождения.
Есенин погибает в петле всероссийской славы!
Одухотворенные лирические пейзажи Исаака Левитана и Сергея Есенина настолько поэтичны, очаровательны, сердечны и трогательны, что становятся подлинными откровениями русской души. Такое нежное восприятие природы доступно тонким натурам. Они, как сама природа, беззащитны перед грубой силой. Их жизнь отдана на заклание вершителям судеб и слепого рока. Это происходит с Левитаном, чей земной век обрывается в 40 лет, и Есениным, гибнущем 30 лет.
Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Фрэнсис Скотт Фицджеральд – богатый и красивый принц в американской литературе.
Писатель Фицджеральд – прелестный цветок, растущий в долине скорби.
В изысканных романах Фицджеральд – тонкий психолог и яркий живописец.
Фицджеральд – несравненный мастер городского пейзажа. Его зарисовки вполне сопоставимы с картинами природы в романах Льва Николаевича Толстого.
Габриэле д’Аннунцио и Фицджеральд отличаются редким чувством красоты в литературе.
Джон Голсуорси и Фицджеральд проникают в глубины психологии человека, не опускаясь до его низменных побуждений.
Романы Фицджеральда обжигают любовной страстью, как искусство джазовой певицы Эллы Фицджеральд.
Основные черты романов Фицджеральда – красочность и красивость. В них рисуются картины голубого моря, розового заката, проявления деликатной любви и сцены из жизни светского общества. На фицджеральдовском литературном полотне вышиты цветы сентиментальности. Впрочем, это же качество свойственно музыке американских композиторов Джорджа Гершвина, Аарона Копленда, Чарльза Айвза, Джона Кейджа. Томной негой завораживает пение Джузи Гарбы, Мэрилин Монро, Фрэнка Синатры. Апофеозом меланхолии и мечтательности становится кинопродукция Голливуда – американской «фабрики грез»!
Анатолий Мариенгоф
Отвратна патологическая, сиренево-рейтузная проза Анатолия Мариенгофа.
Скепсис Мариенгофа еврейский, апокалипсический. Он ослепляет и отнимает речь!
Природа отражается в грязных лужах города, душу оплевывает военный коммунизм, остатки жизненных сил смывают канализационные воды – таково содержание романа «Циники». Мариенгофа.
Мариенгоф прихлопывает собственный поэтический талант, словно комара на лбу!
Мариенгоф всеми фибрами души презирает советскую власть.
Мариенгоф черным вороном кружит над головой Сергея Есенина. Их дружба роковым образом сказывается на судьбе гениального русского поэта!
Вульгарному эротизму отдают дань Анатолий Мариенгоф, его друг Сергей Есенин и почитатель таланта автора «Циников» Иосиф Бродский. Никто из них не уживается с власть предержащими!
 
Уильям Фолкнер
Уильям Фолкнер не без основания зачисляет себя в ряды писателей-гуманистов.
Фолкнер – один из самых прозаичных американских романистов.
Фолкнер описывает житейские будни американцев, занятых одним общим для них делом – обогащением.
Уильям Фолкнер – американский вариант Чарльза Диккенса.
Эрих Мария Ремарк
Позиция художника
Писатель Эрих Мария Ремарк, принимавший участие в Первой мировой войне знает цену «дешевой человечности». Он не доверяет надежде, у которой нет серьезных оснований.
Ремарку ненавистен звериный оскал братоубийственной войны.
Философию Ремарка определяют три слова: разум, терпимость, человечность.
На литературе Ремарка лежит печать сострадания к людям.
«Три товарища»
Герой Ремарка обитает между жизнью и смертью, надеждой и отчаянием.
Любовь Пат трогательная и нежная – такая, какой она может быть только у смертельно больной женщины.
Ремарк раскрывает психологию любящей женщины, находящейся на краю жизни.
В романе полюбившая женщина умирает в начале весны. Это глубоко символично: перед любовью и весной смерть отступает!
Герой романа уверен, что чайные розы, преподнесенные любимой женщине, могут завянуть, но любовь к ней останется даже ее смерти.
Жизнь и смерть
В литературе Ремарка присутствует невидимая, но глубокая пропасть между жизнью и смертью. Особенно трагична смерть на фоне красоты величественных гор, запечатленная писателем в романе «Три товарища».
В прозе Ремарка жизнь омывается в купели смерти, а смерть тает под солнечными лучами жизни.
Для Ремарка жизнь в объятиях смерти более ценна, чем жизнь, презирающая смерть.
Ремарк повествуют о том, как смерть предъявляет жизни свои исключительные права, хотя жизнь, в конечном счете, торжествует над смертью!
Жизнь и смерть в книге Ремарка образуют вселенскую гармонию мира.
«Черный обелиск»
Герой Ремарка, задумываясь о смысле жизни, пытается сохранить в себе человечность.
Ремарк полагает, что шизофрения - «особый вид душевного богатства». Этим он раздвигает границы человечности.
Ремарк создает образ психически больной молодой женщины, в чьем шизофреническом бреде содержится неуловимая мудрость.
«Слова и чувства, ложь и видения – одно», - говорит безумная Изабелла. Этой фразой писатель хочет сказать, что мудрость таится в глубинах подсознания.
Образ женщины, утратившей разум, но при этом «в силу непонятных причин устремленной к самой сути вещей», подводит его к мысли что безумие – это мудрость, а мудрость – безумие.
Ремарк пытается определить смысл любви между здоровым мужчиной и душевно больной женщиной. Он ищет в ее чувствах искорки высшего разума.
Герой романа хочет любить и через любовь наслаждаться красотой мира. Все это означает «ходить по радуге», т.е. желать того, что недостижимо для человека!
Сошедшая с ума молодая женщина для Ремарка привлекательнее пышногрудой дамы, увлеченной радостями жизни. Кроме того, писатель находит некий философский смысл в противопоставлении разума безумию и безумия – разуму!
Ремарк заглядывает в глубины жизни через призму парадокса и даже абсурда. Таков его экзистенциализм!
Драма жизни
В романе «Три товарища» мир для Ремарка – земная чаша красоты, в «Черном обелиске» - грязная лужа! Кажется, что эти произведения написаны разными людьми.
Ремарк страстно обличает эпоху инфляции и демагогии в Германии 20-30 годов.
Мотив наживы и стяжательства постоянно звучит в прозе Ремарка.
Герои Ремарка силятся превозмочь «будни смерти» мечтами о празднике жизни. Вернувшись с войны, они хотят жить по-настоящему, серьезно, желают любить и быть любимыми.
Ремарк обладает мощным писательским духом, охватывающим жестокий и одновременно прекрасный мир.
Сквозь романтические краски повествования Ремарка проступает суровая жизнь: в его романах красота и правда ведут отчаянную борьбу.
Разлагающееся буржуазное общество дурно пахнет даже в поэтических романах Ремарка, особенно это происходит там, где возрождается дух милитаризма и реванша.
Надежда
Ремарк описывает трагическую жизнь, имея основательный запас прочности – веру в лучшее будущее.
Ремарк – писатель надежды, какой бы жестокой не выглядела жизнь в его книгах. В них сосуществуют беспощадный реализм и романтическая мечта о светлом будущем человечества.
Ремарк из окопов войны призывает людей к миру.
Ремарк – голубь мира в литературе XX века.
Литературные параллели
У Эриха Марии Ремарка – высокая художественная литература, тогда как проза великого русского писателя Фёдора Достоевского часто граничит с безликим натурализмом.
«Простая жизнь» - такой же неодолимый соблазн для Эриха Марии Ремарка, как для гениального Льва Николаевича Толстова.
Талантливо писать – значит видеть жизнь глазами литературных героев, а не глазами автора романа. Таковы Лев Толстой и Эрих Мария Ремарк.
Описывать жизнь, видя ее со стороны,- это одно, быть участником изображаемых событий - другое. Личностный элемент присутствует в рассказе «Казаки» Льва Толстова, в романе «Три товарища» Эриха Марии Ремарка, в романе «Как закалялась сталь» Николая Островского, в повести «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова. Все это исключительно талантливые произведения!
Как Лев Толстой, так и Эрих Мария Ремарк не повествуют о жизни, а готовы преображать ее посредством литературы.
Эрих Мария Ремарк, проникая в тайны подсознания, расширяет сферу человеческого сознания. Ремарк – литературный Зигмунд Фрейд.
В трудах Зигмунда Фрейда подсознание, являясь причудливым отражением мира, - совершенно земное, реальное, у Эриха Марии Ремарка – возвышенное, поэтическое. Для Фрейда в зеркале мира отражается реальное подсознание больного человека, для Ремарка – воображаемое. Фрейд – ученый, Ремарк – поэт.
Джон Голсуорси и Эрих Мария Ремарк исповедуют в литературе вечную красоту жизни.
Литературного героя можно описывать, наблюдая за ним со стороны, как это делает Максим Горький, и быть частью его души, что мы видим в произведениях Льва Толстова, Джона Голсуорси, Эриха Марии Ремарка. Реализм второго типа более естественный и глубокий.
Проза Ремарка – мужественная, Фрэнсиса Скотта Фицджеральда – нежная, ласковая. Такова разница между писателями Европы и Америки.
В сравнении с талантливыми антифашистскими романами Эриха Марии Ремарка диссидентское писательство Александра Солженицына выглядит, как поросль крапивы в литературном саду. Однако, Ремарку в отличие от Солженицына, не присуждают Нобелевскую премию! Почему?
Владимир Набоков
В памяти писателя-эмигранта Владимира Набокова до последних дней жизни остается дореволюционная Россия. Он хранит любовь к скромной русской природе, вспоминает близких людей, счастливое детство, беспечную юность, мысленно уносится в отцовский дом.
В книгах Набокова, написанных вдалеке от родины, сохраняется русский дух.
Набоков – космополит с русской душой: ему дорога аристократическая Россия и ненавистна рабоче-крестьянская власть.
Набоков выступает барометром моральной распущенности в западном обществе.
Монах всецело посвящает себя Богу. Он находится вне земных законов, не знает житейских правил и норм. Он устремлен в Небесное царство, в вечное бытие, в бессмертие. Это человек духа! В нем изначально заложены отстраненность от мира и внутренняя сосредоточенность на мыслях о Всевышнем. Это позволяет сравнивать его с набоковским гением шахмат Лужиным, чей ум всецело занят логическими комбинациями и вариантами. Но между монахом и гениальным шахматистом есть существенная разница: монах ищет путь к вечной жизни, Лужин оканчивает жизнь самоубийством: один – святой, другой – грешник.
Набоков развенчивает пошлую, подлую, развратную любовь, далекую от благородства и верности.
В романах Набоков развенчивает распутную любовь в бесконечном множестве ее вариантов.
Из флоберовского понятия «нимфомания» Набоков выводит слово «нимфетка», относящееся к юной развратнице, показанной им в романе «Лолита». Русский писатель внимательно читает французского классика.
В писательское творчество Набокова впадают реки и речушки разных направлений и стилей русской литературы: романтический фатализм Лермонтова, реалистическое повествование Гоголя, воинственный эстетизм Белинского, психологизм и духовные искания Достоевского. Набоков – огромная, художественная всеохватывающая личность!
Понимает ли Набоков оперу? Вряд ли, если музыка Пётра Ильича Чайковского кажется ему «посредственной». Знает ли он специфику оперного жанра? Сомнительно, если подвергает уничтожающей критике либреттистов «Евгения Онегина» и «Пиковой дамы»!
Набоков – преемник чеховско-бунинского литературного стиля, в котором обличительный реализм смягчен меланхолией и созерцанием.
Примечательно, что роман Набокова «Король, дама, валет» заканчивается гимном всему прекрасному: «Красота уходит, красоте не успеваешь объяснить, как ее любишь. Красоту нельзя удержать, и в этом – единственная печаль мира. Но какая печаль? Не удержать этой скользящей, тающей красоты никакими молитвами, никакими заклинаниями, как нельзя удержать бледнеющую радугу или падучую звезду». Однако красоту можно запечатлеть в произведениях искусства, что удается помимо Набокова многим писателям-эмигрантам – Мережковскому, Бунину, Шмелёву, Зайцеву, Алданову, Берберовой.
Три талантливых русских писателя отображают три эпохи: Иван Шмелёв погружается в благочестивое прошлое матушки-России; Владимир Набоков обличает пресыщенный Запад в настоящий момент; Евгения Замятина страшит грядущая эпоха свободных рабов. Так они намечают путь от Христа к Антихристу, от свободы к рабству. Сегодняшний день подтверждает верность их предсказаний.
Владимир Набоков духовно близок Андрею Белому: в романах этих писателей мы не найдем ни положительных героев, ни высоких идеалов.
Владимир Набоков и Марсель Пруст – две роскошные ветви западной литературы. Они восхищают публику редкой красотой художественного слова.
Романы Владимира Набокова – это предзакатная поэзия Александра Блока в прозе.
Писателю Владимиру Набокову и композитору Игорю Стравинскому характерен метод «типизации» образов, превращающий их в символы, в условности, в манекены, нередко сатирические и карикатурные. С другой стороны, зачастую героев их произведений охватывает безумная страсть или тяжелая патология.
В Набокове сосуществуют две ипостаси: талантливый писатель и воинственный эстет, некое сочетание Тургенева и Белинского. Таким же двуликим человеком показывает себя композитор Игорь Стравинский, совмещающий в себе Римского-Корсакова и Стасова. Набоков и Стравинский плодотворно работают сначала в Европе, а затем в США. Являясь крупными художественными натурами, они категорически отвергают наивное советское искусство. Здесь-то и проявляется их острый интеллект.
Стравинский и Набоков – на Западе, Шостакович и Бродский – в России достигают небывалых вершин художественно-ассоциативного мышления. Они виртуозно владеют техникой преобразования различных творческих стилей в собственную манеру письма. Этим объясняется, что их произведения часто имеют двойное дно: под верхним пластом собственных чувств лежит нижний пласт эмоций других авторов.
Общая черта прозы Владимира Набокова и Жана Поля Сартра – напряженный интеллектуальный психологизм.
В искусстве XX века широкое распространение получает садистско-кровавая сексуальность, которая встречается в романах Владимира Набокова, Умберто Эко, в музыке Альбана Берга, Дмитрия Шостаковича, в живописи Пабло Пикассо, Сальвадора Дали. Во всем этом торжествует дьявольская плоть!
Антуан де Сент-Экзюпери
В талантливых книгах французский писатель и летчик Антуан де Сент-Экзюпери напоминает людям, что в глубине Вселенной растет прекрасная роза – человеческая душа!
По мнению Сент-Экзюпери, в душе человека, словно в зеркале, отражается Вселенная.
Поэт Уолт Уитмен одухотворяет Землю, Сент-Экзюпери – Вселенную.
«К звездам!» – зовет музыка Александра Скрябина и проза Антуана де Сент-Экзюпери.
Александр Скрябин, Николай Рерих, Антуан де Сент-Экзюпери – пионеры космической эры в искусстве.
Для Сент-Экзюпери человек – дитя Вселенной.
Сент-Экзюпери – звездный мальчик, Сергей Прокофьев – солнечный. Они завещают человечеству идеалы добра и красоты.
Французский писатель и бывший летчик Ромен Гари считает, что детство – это самый созидательный период жизни человека. Замечательная мысль, близкая по духу сказке «Маленький принц» Сент-Экзюпери.
Сент-Экзюпери – штурман разумной и справедливой жизни!
Сент-Экзюпери ведет корабль человечества в счастливое будущее!
Сент-Экзюпери – один из создателей религии гуманизма XX века.
Ромен Роллан проповедует гуманизм в реалистической литературе, Сент-Экзюпери – в символистской.
Альберт Швейцер, Антуан де Сент-Экзюпери и Николай Рерих – великие гуманисты, люди практических дел и свершений во имя человечества.
Фридрих Ницше, Герберт Уэллс, Антуан де Сент-Экзюпери, Тейяр де Шарден – идейные столпы «сверхчеловечества».
На «сверхчеловеке» держится антигуманная философия Ницше и гуманная философия Сент-Экзюпери.
Сент-Экзюпери, подобно Ницше, одобряет «прекрасную несправедливость» аристократического презрения к черни.
Случайно ли, что Ницше, создав философию «сверхчеловека», сходит с ума, а писателя-летчика, Сент-Экзюпери, питающего симпатии к ницшеанскому «сверхчеловеку», сбивают немецкие зенитки? Эти уникальные люди гибнут во цвете лет!
Нравственная философия «сверхчеловека» Ницше и Сент-Экзюпери облачена в абстрактно-символическую форму. Задача состоит в том, чтобы взять из нее рациональные зерна и донести их мудрость до миллионов людей.
Сент-Экзюпери – вестник добра, красоты и надежды.
Сент-Экзюпери – духовный светоч человечества.
Маргарет Митчелл
Создав всего лишь один роман, Маргарет Митчелл приобретает известность во всем мире.
В романе «Унесенные ветром» Митчелл рисует портрет вольнолюбивой американской женщины.
В своем единственном и знаменитом романе Митчелл раскрывает внутренний мир американской женщины, исключительно жизнелюбивой, однако не лишенной низменных страстей.
Маргарет Митчелл для собственного творчества берет за образец объективный бальзаковский метод повествования. Но ей чужд нервный психологизм Фёдора Михайловича Достоевского.
Вполне сопоставимы две литературные эпопеи, в которых описывается трагедия гражданской войны: это «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл и «Тихий Дон» Михаила Шолохова.
Джон Стейнбек
Джон Стейнбек слагает эпопею будничной американской жизни.
Стейнбек – реалист, обличающий Америку всеобщего надувательства и подлости.
Стейнбек вскрывает деляческую подоснову американского благополучия.
Стейнбек срывает одежды с притворной вежливости американцев.
Стейнбек не без тайного удовольствия обнажает скрытую от глаз сексуальную жизнь соотечественников.
Как реалист Стейнбек – привлекателен, как натуралист – отвратителен.
Гайто Газданов
Смерть
Гайто Газданов – типичный представитель белоэмигрантской литературы.
Проза Газданова исполнена трагическим ощущением гражданской войны, изуродовавшей судьбы миллионов людей.
В романе Газданова «Призрак Александра Вольфа» излагается философия смерти.
Для Газданова судьба и смерть – одно и то же лицо.
По мнению Газданова смерть всегда торжествует над жизнью.
Психология героев романа Газданова отравлена катастрофизмом либо смиренным ожиданием смерти.
Герой романа Газданова – человек, потерявший мир по собственной воле.
Герой романа Газданова находится под гипнозом смерти. Неважно: заигрывает он с ней или спокойно ждет ее визита.
Один из героев романа Газданова день ото дня измеряет бездну смерти.
Главный герой романа Газданова изъявляет безразличие к жизни. Это лермонтовский фаталист Печорин XX века.
Герой романа Газданова упирается взглядом в стену одиночества, не зная, как и зачем дальше жить. Он гибнет под натиском саморефлексии.
Персонажи Газданова – это люди, подозрительно относящиеся к жизни и к самим себе.
Персонажи Газданова – личности, раздвоенные в потрескавшемся зеркале жизни.
Персонажи Газданова загнаны в вольеры для животных.
Газданов перелицовывает наизнанку и жизнь, и смерть.
Философия Газданова состоит в том, чтобы поставить крест на жизни. Это в некотором отношении пересекается с христианством. Как-то герой романа замечает, что «Христос всегда печален».
Любовь
Для героя романа «Призрак Александра Вольфа» Газданова жизнь – слепая, холодная, но в ней обязательно должны быть сильные ощущения.
Для персонажа Газданова любовь и счастье – иллюзия. Он распоряжается женщиной, как собственник.
Иной раз Газданов погружает читателей в магию любви, в царство влюбленных сердец.
Физическая любовь для Газданова не существует без «напряжения душевных сил».
В романе Газданова светская деликатность между мужчиной и женщиной, стоящих на пороге любви, настолько утонченная, что кажется, будто мы имеет дело с людьми высшего порядка.
Стиль
«Призрак Александра Вольфа» Газданова – бульварный роман с тонкой психологией героев и претенциозностью автора на исключительность.
Газданов – психоаналитик фрейдистского толка, ведущий человека по темным лабиринтам сознания и подсознания. Однако, писатель не может вывести его наружу.
У Газданова правильный литературный язык, хотя и лишенный земных красок: это пещерные воды.
У Газданова музейный русский язык.
Газданов пишет по-русски без русского духа.
Газданов обладает пунктирным литературным языком, предвосхищающим лаконичный американский стиль.
Если говорить, что Владимир Набоков – уравновешенный Достоевский, то Гайто Газданов – Чехов с возбужденной нервной системой.
Пабло Неруда
Пабло Неруда – Прометей латиноамериканской поэзии.
Пабло Неруда создает всеохватывающую, глубокую и страстную поэзию.
Пабло Неруда – поэт всех сторон света и всех ветров мира. Он призывает Человечество к обновлению жизни!
Леонид Мартынов
Поэзия Леонида Мартынова строится на ритмических контрастах.
Мартынов меняет ритм стиха, словно барабанщик.
Мартынов перебирает стихотворные ритмы, будто струны гитары.
В стихах Мартынова весенний ветер рвет голубое полотнище неба.
Поэзия Мартынова – это весеннее половодье и таинственный шепот сибирского кедрового леса.
В поэзии Мартынова чувствуется пульс тревожного времени, в ней звучит взволнованный голос автора, сочувствующего всякой земной твари.
Мартынов зычным голосом призывает весну человечества!
Михаил Шолохов
Михаил Шолохов первым в истории литературы создает истинно реалистический роман, свободный от литературных условностей!
«Тихий Дон» Шолохова – это эпопея народного горя и страдания.
Порожденная войной и революцией классовая ненависть одних людей к другим растекается обильными реками крови по многострадальной русской земле – вот главная идея романа «Тихий дон» Шолохова.
Первозданная красота природы в шолоховском «Тихом Доне» смывает кровь с земли, пролитую казачеством в Мировой и Гражданской войнах.
«Тихий Дон» Шолохова – это книга войны, ненависти, смертоубийства и неодолимого стремления людей к лучшей жизни.
Революционная пучина не в состоянии поглотить решимость народа строить новую жизнь. Об этом повествуют романы «Тихий Дон» и «Поднятая целина» Шолохова.
Шолохов отображает трагедию русского народа в революционное лихолетье с шекспировской силой выразительности.
«Тихий дон» Шолохова – это казацкий «Потерянный рай» Джона Мильтона. Земные битвы в романе русского писателя намного ожесточеннее и страшнее Небесных сражений, описываемых великим английским поэтом.
«Тихий Дон» Шолохова – это трагическая эпопея народной жизни, рядом с которой бледнеют «Мертвые души» Гоголя и «Бесы» Достоевского.
Даже «Гроздья гнева» Стейнбека покажутся тоненьким ручейком в сравнении с широко разлившимся «Тихим Доном» Шолохова.
Михаил Шолохов в 26-летнем возрасте создает гениальный роман «Тихий Дон», Дмитрий Шостакович в этом же возрасте пишет «гениальную» оперу «Катерина Измайлова». Возникает вопрос: могут ли появиться два великих произведения молодых авторов в одной стране и в одно и то же время?
Жан Поль Сартр
Юность
С детских лет Жан Поль Сартр чувствует «громадную потребность в самом себе». Именно в этом скрываются корни сартровского самоутверждения вопреки всему и всем – той спесивой независимости, которая ведет к солипсизму.
Уже в детских романах Сартр проявляет склонность к «сверхъестественным жестокостям». В литературе зрелого Сартра это влечение сменяет скрупулезный анализ пограничных состояний человека, находящегося между жизнью и смертью, разумом и безумием, подвигом и предательством.
Свою жизненную позицию юный Сартр формулирует следующим образом: «Мне, чья судьба предопределена, бояться нечего». Такого рода мальчишеская воинственность духа в будущем перерождается в фаталистический оптимизм.
Сартр из «гуттаперчевого мальчика», из «радужной личности» превращается в солипсического идеалиста, а позднее – в субъективного материалиста.
В молодости Сартр занимается «самокопанием», которое впоследствии приводит его к фрейдистскому психоанализу.
Движущие силы своей юности Сартр описывает такими словами: «Знак моего избранничества», «Объект своей миссии», «Трамплин своей славы». В зрелые годы он характеризует собственное мировосприятие как «молодое опьянение альпиниста». В конце жизни Сартр надеется «спастись трудом и верой».
Интеллект
Философы разматывают нить истины, софисты, такие как Шопенгауэр, Ницше, Сартр, завязывают на ней узлы парадоксов.
Сартр мыслит логикой спиралей и спиралями логики.
Сартр превращает смысл в антисмысл, бытие – в Ничто.
Сартр – дерзкий интеллектуал: его мысль плетет веревки из человека.
Логично-алогичный разум Сартра ищет смысл земной жизни в бесконечном пространстве Вселенной.
Сартр распинает на кресте парадокса добро и зло.
Сартр анатомирует простую человеческую мысль скальпелем интеллекта: на каждый клейкий листочек цепляет прищепку аргумента!
Солипсический разум Сартра позволяет жить и мыслить «иллюзиями без иллюзий».
Разум Сартра – это философско-интеллектуальный спрут, вскормленный страхом и свободой.
Личность
Для Сартра личное дороже общественного, личная свобода - свободы в обществе.
Сартр бежит от себя навстречу к себе: это есть психоаналитическое вращение вокруг собственной персоны.
Имея солипсическое бельмо на глазу, Сартр взирает на объективный мир через увеличительное стекло субъективизма.
У Жана Поля Сартра и Фридриха Ницше есть одна общая черта: солипсизм. Их мозг покрыт жировым слоем женской самости.
Философы Николай Бердяев и Жан Поль Сартр – законченные субъективисты в понимании свободы. А ведь это есть личное рабство!
Свобода
Страх от увиденных рек пролитой крови и обезумевшая от ужаса свобода – такова подоплека экзистенциальной философии Сартра!
Скульптор Огюст Роден раскрывает «Врата ада» XX столетия. Вполне естественно, что Жан Поль Сартр, оказавшись в этом аду, протестует и требует свободы.
Мироощущение Сартра определяют три слова: тошнота, скука, свобода.
Свобода в философии Сартра неоднозначная: потенциальная и реальная, внутренняя и внешняя.
Сартр справедливо замечает, что нет свободы без стремления к свободе.
Какой бы изощренной ни была интеллектуальная эквилибристика Сартра в исследовании феномена свободы, в итоге он приходит к простой мысли о добрых повседневных делах на благо человечества.
Философское писательское наследие Сартра еще раз подтверждает азбучную истину: декларируемая свобода личности вовсе не гарантирует ей реальную независимость от общества.
Социализм
Буржуазному идеализму Альбера Камю Жан Поль Сартр противопоставляет социалистический окрашенный материализм.
Философ Сартр – самая авторитетная лягушка в социалистическом лягушатнике Франции.
Сартр-индивидуалист устраивает идеологическую мышиную возню в компартии Франции, претендуя на исключительную роль в ней.
Жан Поль Сартр на словах – совестливый антипод Иосифа Сталина, на деле – беспринципный его оппонент.
Один из героев пьесы Жана Поля Сартра говорит: « Я стал для них крышей, но у меня самого нет крыши. Я стал их небом, но у меня самого нет неба». Эти слова можно адресовать к Иосифу Сталину. Так или иначе, но философ смотрит на «отца народов» свысока. На самом деле эта позиция есть не что иное, как психосоциальный фантом. Нет человека вне общества, а общества – вне биологических законов.
Требование свободы личности выступает у Сартра обыкновенной козырной шестеркой, которой он бьет пикового короля капитализма и бубнового туза социализма.
Сартр-мыслитель находится между марксистским (правильным) и бернштейновским (неправильным) социализмом.
Философ Сартр – разноликий социалист: сексуально озабоченный человек и герой, «штурмующий громаду ночи», безвольный и волевой, с неверием и верой в будущее коммунистическое общество.
Сартр – Герострат буржуазной демократии.
Не один раз террористы взрывают квартиру правого политика Пётра Столыпина и левого философа Жана Поля Сартра: крайность оборачивается крайностью.
Своими идеями и фантазиями Сартр удобряет пустырь социализма.
Отличительная черта Сартра-идеолога – раздвоенность сознания. Трудно сказать, кто он: буржуазный социалист или социалистический буржуа.
Сартр испытывает «тошноту» от пресловутой буржуазной демократии.
Сартр придает анафеме американский расизм, немецкий фашизм, русский сталинизм и всемирный антисемитизм. При этом деликатно не касается мирового сионизма.
Сартр обожает евреев: его интеллект тщательно штукатурит иерусалимскую Стену плача.
Зигмунд Фрейд
Для Сартра ненависть – океан, любовь – утлое суденышко. Доплывет ли оно до берега?
Сартр ставит человечество в тупик софистическим высказыванием: «Добро – мираж».
Фраза Сартра «Люди – дерьмо» определяет суть его философско-литературного экзистенциализма.
Сартр вполне разделяет мысль своего литературного героя Зигмунда Фрейда о «вселенском свинстве».
Мироощущение философа Сартра покоится на двух китах: катастрофизме и сексуальности.
Сартр – это Колумб, открывший Америку экзистенциализма писателям XX-XXI веков!
 
Литература
Литературное творчество Сартра заражено бациллами психопатологической сексуальности.
Сартр не является представителем социалистического реализма в литературе, скорее он – биолого-социальный натуралист.
Романы и пьесы Сартра представляют собой политические диспуты о социализме, имеющем два полюса – партийная дисциплина и совесть человека. Сартр дорожит совестью, как зеницей ока.
Писательское кредо Сартра определяет следующее положение: человек – подлец, жизнь – океан подлости!
Отображаемая Сартром жизнь – это никем и ничем не контролируемый кругооборот мелких радостей, несчастий и страха.
Для умствующего безумца жизнь – абсурд. Таким предстает один из героев прозы Сартра.
В романе «Тошнота» Сартр описывает жизнь с натуралистической обнаженностью.
Роман «Тошнота» Сартра – это психопатологическое наваждение.
Сартр – писатель антитез: ищет смысл жизни на краю жизни.
Сартр – психоаналитический регулировщик, стоящий на перекрестке жизни и смерти.
Сартр испытывает психоаналитический интерес к смертникам.
В прозе Жана поля Сартра – интеллектуальный психологизм, в романах Фёдора Достоевского – эмоциональный. Сартр – философ в литературе, Достоевский – гениальный художник.
Натурализм прозы Жана Поля Сартра интеллектуальный, Фёдора Достоевского – психологический. Сартр рассуждает, Достоевский анализирует. С художественной точки зрения Достоевский выше Сартра.
Роман «Дороги свободы» Жана Поля Сартра стоит в одном ряду с романом «Жизнь нигилиста» Сергея Степняка-Кравчинского. Оба произведения носят черты любительской литературы, хотя они имеют острое политическое содержание.
Жан Поль Сартр вслед за Джеймсом Джойсом раскрывает примитивную женскую психологию и подспудную женскую самость.
Общее свойство прозы Владимира Набокова и Жана Поля Сартра – предельно обостренный психологизм.
Владимир Набоков и Жан Поль Сартр выводят на авансцену героя, чье сознание находится на грани безумия: он мыслит, чтобы не мыслить, живет, чтобы не жить, ибо жизнь для него – абсурд!
Жан Поль Сартр – не столько художник, сколько мыслитель. Его литературный язык менее эмоционален, чем у Михаила Булгакова и Андрея Платонова.
Флобер и Сартр
Флобер, по словам Сартра, теряет «девственность души» в 15 лет, тогда как Сартр сохраняет ее в 75. Флобер и Сартр в литературе – противоположности: Флобер стремится к абсолютно чистой красоте, Сартр – погружается в житейскую грязь.
19-летний Флобер пишет вдохновенный гимн первой любви. К сожалению, его духовный наследник Сартр ничего подобного не создает за всю свою долгую жизнь.
«Мне нравится видеть человечество униженным», - восклицает юноша Флобер. Сартр унижает человечество описаниями его мерзостей.
«Я родился с желанием умереть», - признается молодой Флобер. Для Жана Поля Сартра смерть – предмет пристального интереса в романах и драмах.
Сартр пишет, что Флобер живет с «верой в Небытие», которая пускает корни в самого Сартра. Философскую категорию «Небытие» он воспринимает от автора «Мадам Бовари».
По словам Сартра душа молодого Флобера – это «бездонная пропасть скептицизма», чем, в сущности, является литература писателя-экзистенциалиста Сартра.
«Душа исполнена душевного отвращения», - признается Флобер. Буквально такое же настроение доминирует в прозе Сартра, хотя человеческое мировосприятие у философа иное, чем у писателя: оптимистическое.
Сартр-экзистенциалист без страха заглядывает в пропасть флоберовского скептицизма.
Скепсис и экспрессия Флобера перевоплощаются в экзистенцию Сартра.
В душе Флобера, как говорит Сартр «океаны гнева бушуют», тогда как в душе самого Сартра – океан страха.
Флобер – демон в жизни и ангел в литературе, Сартр – демон в литературе и ангел в жизни. Это, конечно, условное разделение!
У Флобера и Сартра раздвоенное сознание: они мыслят об одном, а пишут о другом.
Задолго до Фрейда, в 1857 году, Флобер призывает изучать страсть саму по себе. Здесь можно говорить о флоберовском предфрейдизме. Случайно ли, что главными персонажами литературы Сартра выступают Флобер и Фрейд?
В книге о Флобере Сартр оказывается в положении долго и нудно рассуждающего фрейдиста.
Любовь
Семейный очаг писательницы Симоны де Бовуар и Философа Жана Поля Сартра горит ровно как свеча, поставленная на камин, внутри которого играют языки пламени.
Свободная женщина – камень преткновения для свободного мужчины: об этом свидетельствует гражданский брак между Симоной де Бовуар и Жаном Полем Сартром.
Свободная женщина может быть птицей в небе, но всегда будет тенью интеллектуального супруга: таков неутешительный итог любви-дружбы между Симоной де Бовуар и Жаном Полем Сартром.
Совместная жизнь Жана Поля Сартра и Симоны де Бовуар еще раз подтверждает мысль, что свободный мужчина – это всего-навсего петушиный наскок на женщину, тогда как свободная женщина – птица, летающая в небе!
Жан Поль Сартр и Симона де Бовуар живут в гражданском браке, галантно совмещая верность друг другу со свободной любовью, столь ярко и колоритно изображенной в знаменитом эротическом романе «Эммануэль» Эммануэль Арсан.
Варлам Шаламов
Колыма – это социалистический Клондайк, где сотни тысяч заключенных добывают золото для страны Советов. Невыносимую лагерную жизнь осужденных с редкой правдивостью описывает Варлам Шаламов.
Вечная скорбь, застывшая над могилами сотен тысяч погибших людей, - такое впечатление оставляют «Колымские рассказы» Шаламова.
Шаламов обнажает суровую правду страдания, отчаяния и жестокости людей, находящихся на краю жизни и смерти.
Варлам Шаламов и Николай Рубцов – уроженцы русского Севера. У каждого из них трагическая судьба: Шаламов умирает в доме для престарелых после 18-летнего пребывания в ГУЛаге, Рубцова убивает женщина в 35 лет. Проза Шаламова подавляет мрачной безысходностью, поэзия Рубцова трогает светлой печалью. Вместе с тем, они горячо любят многострадальную Россию.
Юрий Домбровский
Мастерство
Юрий Домбровский пишет по-своему замечательные Новеллы о Шекспире.
Литературный язык Домбровского гибкий, естественный, выразительный.
Литературный язык Домбровского живой, как разговорная речь.
О Шекспире надо писать языком, достойным его гения. Домбровский это понимает. И это явно получается у него.
Портрет Шекспира
Новеллы Домбровского воссоздают шекспировское время, нравы высшего света и судьбы людей. Его эпоха сумрачна, тягостна, хотя вдали и брезжит рассвет. Неясно только, соответствуют ли изображаемые события реальной жизни!
В Новеллах Домбровского отсутствует сколько-нибудь убедительный портрет Шекспира. Его черты размыты и призрачны.
Домбровский рисует Шекспира добропорядочным, гуманным человеком. Это скорее лакированный, чем реальный Шекспир: нет у него изъянов и пороков, нет ни предприимчивости, ни стяжательства, ни борьбы за теплое местечко под солнцем. Как известно, гений – неоднозначная личность и подвержен страстям. Вместо реального человека дается образ идеального художника.
По мнению Домбровского Шекспир – образованнейший из людей. С одной стороны, ему известны пьесы Сенеки, с другой, он не знает греческого языка и даже забывает латынь! Разве такое возможно? Кроме того, Домбровский, следуя традиции, не сомневается в авторстве шекспировских пьес. Опрометчивая самоуверенность!
В Новеллах о Шекспире Домбровский выступает в роли психолога-фантазера. Его не беспокоит, что он, быть может, раскрывает судьбу придуманного гения.
Домбровский шаг за шагом «реконструирует» жизнь Шекспира, не замечая, что выдувает мыльные пузыри.
В Новеллах о Шекспире реально только то, что Домбровский – талантливый писатель. Остальное – его вымысел!
Только истинному таланту дано писать о Шекспире интересно и живо. Такой способностью обладает советский иудей Домбровский. Его четыре раза арестовывают и ссылают в лагеря, тем не менее, он, как феникс, возрождается для творчества. В результате выходит из печати собрание произведений Домбровского в шести томах. Для этого нужно обладать гражданским и писательским мужеством!
Гипотеза
Если считать автором шекспировских пьес женщину, то выходит, что представительница слабого пола создает художественные величайшие творения и что гений из гениев – не мужчина, а женщина! Не просматривается ли такой намек в новелле Домбровского «Смуглая леди»?
Ольга Берггольц
Поэтесса-блокадница
Поэтический талант Ольги Берггольц расцветает в суровые дни ленинградской блокады.
Поэзию Берггольц крестит жестокая война.
Поэтесса Берггольц готова мстить врагам «за боль, за смерть, за горе на земле».
Лирика в поэзии Берггольц сдержанная, мужественная, без любовного трепета.
Самоотверженна блокадная любовь Берггольц к умирающему супругу. Это любовь отчаяния и надежды.
Берггольц сокрушается после смерти мужа, самого дорогого и близкого человека.
Блокадная любовь Берггольц проста, пряма, без обиняков: сегодня она горюет по одной любви, завтра радостно встречает другую любовь.
В стихах военного времени Берггольц выковывается «горькое блокадное родство», любовь к родине и человечеству.
В личной жизни и в стихах блокадного времени Берггольц воплощается «всечеловеческая женская сила».
В тех случаях, когда Берггольц пишет трафаретные патриотические стихи, они не убеждают, не волнуют. Вряд ли это большая поэзия.
Конфликт с Советской властью
Душа Ольги Берггольц, словно горящая свеча, трепещет на холодном ветру жизни.
В молодости Берггольц окрыляет вера в революцию и социализм. В последующие годы она испытывает разочарование в строительстве коммунизма.
Высокое гражданское чувство Берггольц сопровождается с враждебностью к власть имущим. Она любит советскую страну и ненавидит ее правителей.
Берггольц называет партийных боссов «держимордами»!
Находясь в состоянии «гражданской скорби», Берггольц мечется между коммунизмом и антикоммунизмом, пока неприязнь к Советскому Союзу окончательно не растлевает ее душу.
Веря в социализм и воплощая его идеалы в жизнь, Берггольц постепенно начинает понимать, что ее усилия бесполезны. Все чаще и чаще социализм показывает ей свое отвратительное лицо.
Берггольц делает неутешительный вывод: «Ложь разрушила ее (т.е. воображаемую коммуну) изнутри».
Берггольц – пламенная антисталинистка! Ее ненависть к Сталину поистине страстная!
Берггольц горячим сердцем принимает или отвергает социализм: третьего ей не дано!
Стихи Берггольц глубоко выстраданы как в советский, так и в антисоветский периоды ее жизни.
Поэтесса-блокадница готова идти до конца в отстаивании своих идеалов, включая и фанатичный антисоветизм.
«Свобода сердца моего - единственная свобода», - пишет Берггольц.
В мужественной Берггольц живет «непобежденная душа».
Берггольц, Шостакович и другие
«Дневник» Ольги Берггольц прямо и косвенно связан с мемуарами Александра Герцена, в которых она находит «наивысшую правду». Это вполне объяснимо, если учесть тот факт, что критик и поэтесса - немцы по крови!
«Дневник» Берггольц по искренности и силе чувств сопоставим с автобиографической прозой Марины Цветаевой, но это не относится к стихам обеих.
Для Берггольц совесть и власть не совместимы, хотя поэтесса некоторое время совмещает их. Напротив, Владимир Маяковский пускает пулю в грудь. У Берггольц иная трагедия: она впадает в алкогольную зависимость.
Берггольц, подобно Дмитрию Шостаковичу, двулична. Поэтесса пишет подлинные и неподлинные стихи, композитор – подлинную и неподлинную музыку.
Берггольц служит идее социализма, опираясь на «остатки веры» в коммунистическое завтра. Точно в таком же положении находится Дмитрий Шостакович. Они поражены двуличием!
Берггольц вспоминает года «мучительного раздвоения», когда она служит социализму, не веря в него. В это время у поэтессы «две жизни - настоящая и официальная». Здесь лежит ключ к пониманию раздвоенной жизни Дмитрия Шостаковича.
Берггольц с душевным участием принимает трагическую и героическую жизнь народа. Этим же отличается и Дмитрий Шостакович.
Сталинский коммунизм для Берггольц - «система», некая бездушная машина. Именно подобного рода машина надвигается на слушателей в эпизоде «нашествия» из Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича.
Берггольц выступает против диктатуры Сталина, однако она ближе стоит к народу, чем Анна Ахматова, Осип Мандельштам, и Дмитрий Шостакович.
Анна Ахматова, Лидия Чуковская, Надежда Мандельштам, Ольга Берггольц ненавидят советскую власть всеми фибрами души! Эти незаурядные дамы останутся в памяти людей, как злобные антисоветские фурии!
Александр Твардовский
На фронте
Поэту, увлеченному творчеством, сложно общаться с людьми. В такую ситуацию попадает Александр Твардовский в период работы военным корреспондентом на фронтах Великой Отечественной войны.
Твардовский конфликтует с «официальным миром». Он противится указаниям начальства во время создания поэмы о бойце Василии Теркине.
Твардовский испытывает «дикую злобу» к чиновникам. Его поэму о Василии Теркине цензоры обскубывают и даже обрезают по собственному усмотрению.
Жизнь поэта Твардовского осложняется «внешними огорчениями», мешающими работать над книгой о Василии Теркине. Автора и его любимого героя высшее руководство упрекает в кулацком уклоне.
Василий Теркин Твардовского ходит извилистыми тропами. Это противоречит установкам советских идеологов. Они с подозрением относятся к поэме о русском крестьянине-бойце.
Твардовский старается писать антидирективные стихи. Его Василий Теркин оригинален крестьянским своенравием и даже сумасбродством. А это никак не соответствует понятиям партийных функционеров о моральном облике советского бойца!
К концу войны Твардовский чувствует усталость в работе над поэмой о Василии Теркине. Ее стихами восхищаются простые солдаты и не жалуют генералы от литературы. Они всячески противятся изданию поэмы. «Теркин» выходит в свет отдельной книгой только в 1949 году, через 10 лет после возникновения замысла о покладистом бойце.
Принципы жизни
В военные годы семья для Твардовского – оплот душевного покоя и творческого вдохновения.
Любовь Твардовского к жене и детям выступает огромным стимулом для поэтического творчества.
Муза Твардовского – жена и друг, вдумчивый советчик и вдохновительница.
Высшая жизненная ценность для Твардовского – работа, творческий процесс. Он гордится тем, что не пропал как поэт для защитников Родины.
В мирное время
По натуре Твардовский - щепетилен и капризен. Василий Теркин – его абсолютная противоположность. В лице веселого и находчивого бойца поэт невольно рисует свой «антипортрет».
Твардовский конфликтует с властями и в мирное время, что постепенно приводит его к негативной оценке успехов социализма. Да и Василий Теркин готов идти в штыковую атаку за свое крестьянское достоинство.
Все чаще и чаще Твардовский задумывается о том, чтобы вложить в уста Василия Теркина критические мысли насчет советской действительности. В нем совершается идейный перелом, после чего автор направляет Василия Теркина в «царство мертвых».
Поэма «Василий Теркин на том свете» - результат идейного перерождения талантливого советского поэта Твардовского в диссиденствующего субъекта.
В поэме «Василий Теркин на том свете» Твардовский осуждает канцелярщину и бюрократизм, характерных для советского общества. Он издевается над «нашим потусторонним миром». Однако критика Твардовского социального зла граничит с примитивизмом, с механическим перенесением мира социализма в потусторонний мир.
Твардовский всем своим существом сживается с русским солдатом Василием Теркиным, а через него – с русским народом. Теркин – сама жизнь и видение жизни глазами серьезного поэта.
Твардовский гордится Россией, а не Советским Союзом. Для Твардовского Теркин «русский труженик-солдат», а не идейно подкованный боец Красной армии.
Константин Симонов получает 6 Сталинских премий, Александр Твардовский – 3. Это понятно, ибо первый из них – твердый сталинист, второй – колеблющийся поэт, один высказывается прямолинейно, другой – с оговорками.
Неутешительный вывод
В стихах о Василии Теркине Твардовский намеренно прост и ясен.
Твардовский пишет стихи о Василии Теркине, будто строчит из пулемета, будто колет дрова, будто точит сапоги, будто забивает гвозди.
По словам Твардовского его герой Василий Теркин выходит из «полународного фольклора» и туда же возвращается. Не совершает ли Твардовский нечто подобное в поэме «Василий Теркин на том свете»? Не пережевывает ли он ранее достигнутое?
После войны Твардовский, видимо, начинает осознавать второразрядность своего героя, имитирующего характер бравого солдата Швейка. Не случайно Твардовский помещает Теркина в ад, куда не заглядывает Швейк!
В сравнении со Швейком Василий Теркин интеллектуально менее развит, у него незначителен социальный опыт.
Василий Теркин – образец для подражания, Швейк – неповторимая индивидуальность.
В Теркине личность находится в зачаточном виде, в Швейке – более-менее развита.
Твардовский одобряет сложившийся общественный порядок, Гашек – сотрясает незыблемые устои.
«Похождение бравого солдата Швейка» Гашека – открытие в литературе, поэма о Василии Теркине Твардовского – перепев известного. Образ Гашека – всемирный, Твардовского – местечковый.
В отличие от поэм «деревенские» стихи Твардовского дышат теплом и очарованием родного края. Идеологические установки отрицательно сказываются на его крупных произведениях.
Частушечным стихом Твардовский воспевает Ленина и проклинает Сталина. К лицу ли это большому поэту?
Советские писатели, в том числе и Твардовский, выдвигают лозунг «догнать и перегнать Дон Кихота». Глупая самонадеянность!
Александру Твардовскому приходится изрядно хлебнуть горя в жизни из-за собственного недомыслия: он отрекается от отца и братьев, изменяет социалистическим идеалам, сходится с прохвостом Хрущевым и злейшим врагом России Солженицыным. Твардовский неустойчив в моральном, идейном и творческом отношениях.
Виктор Некрасов
Виктор Некрасов – писатель суровой, мужественной военной прозы.
Если, читая военную прозу, горло сжимает спазм, - это настоящая литература. Такова книга Некрасова «В окопах Сталинграда».
Некрасов лаконичным, сдержанным языком повествует о героизме советских людей в сражении под Сталинградом.
Человек и человечность не плавятся в огне войны, о чем свидетельствует повесть Некрасова о Сталинградской битве.
Некрасов с потрясающей выразительной силой описывает кровавую военную действительность, яростную, ожесточенную борьбу защитников Сталинграда.
Некрасов показывает окопную жизнь солдат, с отчаянием, с остервенением воюющих за Родину.
Некрасов – автор смертельно раненой литературы.
После войны в кругах советской интеллигенции распространяется мещанство. Типичный представитель творческой богемы – писатель Некрасов.
Живя в Советском Союзе, Некрасов проявляет низкопоклонство перед Западом с его хваленым благополучием.
Джинсы и «свобода» - вот культовые вещи Некрасова и его дружка киносценариста Шпаликова.
У Некрасова отсутствует гордость за Отечество. Для него не Москва, а Париж – «священное место»!
Перенасытившись советским патриотизмом, Некрасов бежит на Запад, чтобы насладиться его благами.
Изменив идеалам социализма и уехав в Европу, Некрасов все же оставляет после себя заметный след – книгу, повествующую о героизме и страданиях простых солдат на войне.
Душа Некрасова раздвоена: он воспевает героический подвиг защитников родины и погружается в обывательскую расслабленность в эмигрантской прозе.
Некрасов разыгрывает карту русского патриотизма перед Россией и перед Западом. Писателю непременно хочется быть самостоятельно мыслящим человеком.
Живя во Франции, Некрасов в роли благодушного моралиста ищет правду на разделительной полосе между добром и злом.
Бесхребетный пацифизм Некрасова сопровождается злобной антисоветчиной.
Некрасов ведет двойную жизнь: патриота и врага Отечества.
Некрасов симпатизирует морально разложившейся творческой интеллигенции. Для него диссиденты – мужественные люди.
Героям некрасовской «Маленькой печальной повести» наплевать на Россию. Они с готовностью бросают родину, и, подтянув штаны, бегут за границу.
Талантливую повесть «В окопах Сталинграда» Некрасов разменивает на безликую «Маленькую печальную повесть», состряпанную в любимом Париже.
Ярость революционной борьбы в 1917 году и ярость военных сражений в 1941-1945 годах до дна выжигают душу русского народа, сокрушают его волю и дух. Вынесет ли он еще одну бурю социальных потрясений? Об этих трагических событиях рассказывается в глубоко личностных произведениях «Как закалялась сталь» Николая Островского и «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова. Это книги беспримерного мужества и духовного надлома граждан великой страны.
Литература Виктора Некрасова, киносценарии и стихи Геннадия Шпаликова раскрывают на те причины, которые в скором будущем разрушат Советский Союз: это мещанство и бюрократизм!
Послесловие: Виктор Некрасов спрятался от греха подальше в уютной парижской квартирке, Геннадий Шпаликов, оставшись в России, повесился в 37 лет!
Альбер Камю
Лауреат Нобелевской премии Альбер Камю оставляет яркий след в философии и литературе XX столетия.
Такие понятия, как разум, истина, справедливость, честь, встречающиеся в произведениях Камю, позволяют называть его гуманным экзистенциалистом.
На страницах романа «Падение» Камю раскрывает облик «бескорыстного» эгоиста – человека наигранной вежливости и приличия.
Человек без души – случайный гость в жизни. Таков неутешительный вывод Камю.
Камю – оптимистический пессимист: восхищается и ненавидит людей, жизнерадостен и трагичен, свободен и находится в рабстве несвободы.
Камю – жизнелюбивый человек, попавший в капкан экзистенциального страха.
Камю считает, что жизнь человека является абсолютной ценностью. Несмотря на это судьба губит его в расцвете творческих сил!
Константин Симонов
Не чернилами, а солдатской кровью написаны военные стихи Константина Симонова.
Солдатским потом и кровью пропитаны стихи Константина Симонова.
Фронтовая поэзия Константина Симонова дышит ненавистью к немецко-фашистским захватчикам.
Через оголенный нерв России Константин Симонов пропускает электрический ток ненависти к врагу!
Смиренная и одновременно мужественная лирика Константина Симонова обращается к сердцам воинов, сражающихся за Родину.
Стихи Константина Симонова проникают в души простых советских людей, готовых отдать жизнь за Отечество!
В поэзии Константина Симонова находится место для человека и человечности, не смотря на грозный лик государства, уничтожающего миллионы людей.
Из поэзии Константина Симонова напрашивается вывод: война обескровила Россию, после чего русское государство не может существовать. Через 45 лет Советский Союз распадается на части! Не предчувствует ли трагические события большой русский поэт?
 
Александр Солженицын
Жизнь
Жизнь Солженицына-гражданина и Солженицына-писателя отравлена духом враждебности к многонациональной России.
У Солженицына продажный ум и подлое сердце по отношению к русскому народу.
Потеряв совесть в жизни, Солженицын проповедует совестливость в литературе.
В книгах Солженицына разоблачение зла не менее разрушительно, чем реальное зло.
Что такое «Красное колесо» Солженицына? Десять томов лжи!
Солженицын-публицист и общественный трибун выглядит предпочтительнее, чем Солженицын-писатель, удостоенный Нобелевской премии по литературе.
Где бы ни жил Солженицын (в России или Америке), всюду он – пленник собственного ограниченного ума.
История
Александр Солженицын – казак, с шашкой врывающийся в палаты русской истории: он-то разберется, кто государь, а кто самозванец!
Солженицын – подслеповатый регулировщик на перекрестке истории.
Литература
Александр Солженицын – лагерный надзиратель в Союзе писателей. Он ревниво следит за отображением суровой правды в их книгах.
Солженицын катит «Красное колесо» по ухабам российской литературы, наивно полагая, что его ржавый обруч – солнце!
Насколько политически тенденциозны романы Солженицына, настолько беспомощны они с художественной точки зрения!
Мало кто осилит трехпудовый литературный язык Солженицына!
Солженицын – языческий истукан в русской словесности.
Противоречия
Масштабы публицистического дарования Солженицына вполне сопоставимы с исключительным талантом Герцена. Оба имеют широкий эмоциональный и интеллектуальный кругозор. У обоих чрезвычайно развита политическая интуиция, каждый из них наделен огромной энергией, мужеством борца, стойкостью духа и целенаправленностью в общественной деятельности. Короче говоря, Солженицын – это Герцен наших дней.
Проза Солженицына самобытна, мысль – крепка и крута! Иногда он правдив до грубой наготы и в то же время склонен к идеализации героев. Есть отдельные черты сходства между Солженицыным и Достоевским, но прослеживается значительная разница между ними: Достоевский исследует психологию человека, Солженицын – социальные конфликты в обществе.
Как писатель Солженицын – каменная глыба, как общественный деятель – неприступная скала. По силе воли он превосходит Достоевского и Толстого, ибо противостоит тирану Сталину, под властью которого находится полмира!
В религии и социальных вопросах Солженицын – не меньший путаник, чем Толстой.
Толстой не видит иных путей совершенствования человечества, помимо духовных и нравственных. В противоположность ему, Солженицын ратует за ту свободу, которая оборачивается для российского народа катастрофическим духовным падением. Толстой – писатель-пророк, чего не скажешь о Солженицыне!
Александр Солженицын, подобно Глебу Успенскому, облизывает медовый петушок народности, оказавшись в толпе крестьян.
Человеческие судьбы уродуются нисколько не меньше под властью «Железной пяты», чем под «Красным колесом»: капитализм Джека Лондона не слаще социализма Александра Солженицына!
На сталинский тоталитаризм Александр Солженицын отвечает обличительным тоталитаризмом «Архипелага ГУЛага», иными словами, рубит топором рельсы социализма!
Писатель Александр Солженицын и физик-ядерщик Андрей Сахаров – злобные псы холодной войны.
Александр Радищев – ручеек, Николай Некрасов – река, Фёдор Достоевский – море, Александр Солженицын – океан народного страдания!
Борис Балтер
Повесть Бориса Балтера «До свидания, мальчики!» – это замечательный литературный памятник советской молодежи 30-х годов прошлого столетия.
Теплое море, цветущая природа, беззаботная юность и светлые надежды – вот о чем пишет Балтер в повести о трех школьниках, стоящих на пороге взрослой жизни.
В повести Балтера о первой юношеской любви столько духовной красоты и нежности, что она выгодно отличается от натуралистического рассказа Джона Стейнбека о минутном дорожном сексе двух молодых американцев.
Балтера не устраивает «упрощенное понятие добра и зла». Писателю легко и приятно вспоминать, как было в далекой юности, как мечталось о справедливом обществе. Гораздо труднее разобраться в сложных перипетиях жизни с непредсказуемыми последствиями. Именно эта диалектика отсутствует в книге Балтера.
Балтер реалистически описывает советскую действительность, которая кишмя кишит сомнительными элементами: бандитами, жуликами, пройдохами, авантюристами, торгашами, собственниками, приспособленцами, бюрократами, формалистами, доктринерами. Но в повести эти люди не затмевают идею строительства нового общества. К сожалению, через несколько лет в Балтере обнаруживается отрицательное отношение к социализму.
Юношеская наивность советских школьников – не худшее качество. Балтер сомневается в этом, наводит тень на коммунистическое воспитание молодежи. Постепенно он опускается до злобного антикоммунизма.
В повести Балтера явно слышится мотив формальных отношений между людьми в советском обществе, где часто отсутствует «человеческий взгляд». Это преувеличение, если не ложь! Надо понимать, что литература должна подвигать людей к благородным поступкам, а не смаковать темные стороны жизни.
Балтер-поэт намного выше Балтера-разоблачителя советских законов. Переметнувшись в лагерь диссидентов, он губит свой литературный талант.
Героев повести Балтер наделяет трафаретными судьбами: обычный парень гибнет в начале войны, юноша еврейской национальности, став известным врачом, подвергается репрессиям во времена борьбы с космополитизмом, секретарь комсомольской организации школы после войны избирает профессию писателя. Все просто и все заранее предопределено автором повести, осуждающим недостатки советского государства.
Имея незаурядный писательский талант, Балтер не становится классиком советской литературы. Почему? Из-за раздвоенности мироощущения: с одной стороны, советского, с другой – антисоветского. А ведь романтическую прозу Балтера высоко ценит его литературный наставник Константин Паустовский.
Юрий Нагибин
Поэтическое слово
Юрий Маркович Нагибин переполнен любовью, как в жизни, так и в литературе.
В своих лучших произведениях Нагибин – поборник красоты и добра.
Рассказам Нагибина свойствен возвышенный строй мыслей.
Поэтическая речь Нагибина струится легким летним ветерком.
Интимным, сердечным тоном Нагибин повествует о тайнах любви юных девушек.
Читатели наслаждаются одухотворенной словесной музыкой рассказов Нагибина.
Нагибин творит вдохновенную прозу, словно играет на волшебной скрипке.
Проза Нагибина источает аромат душистой сирени, льется чудесной рахманиновской мелодией.
Литература Нагибина – это золотой сон о промелькнувшей любви.
Повести и рассказы Нагибина пробуждают патриотическое чувство у русских людей.
Личность
Писатель Юрий Нагибин проповедует нравственные начала – совесть, честь, долг. Однако, сам он не отличается этими качествами. Кто из творцов искусства преодолевает трагический разрыв между «высоким» и «низким»? Редкие единицы!
Нагибин брезглив по отношению к житейской и общественной грязи, но только не к собственной!
Нужно иметь нравственное мужество, чтобы вести диалог с самим собой на протяжении всей жизни. Это отражается в Дневнике Нагибина!
Литература Нагибина исповедальная, в тех случаях, когда на страницах книг происходит углубленный самоанализ автора.
Писательское мастерство Нагибина не свободно от дилетантизма.
Рассказы и киносценарии Нагибина не лишены трафаретных оборотов речи.
Нагибин – в большей степени любитель литературы, чем писатель.
В молодые годы Нагибин принадлежит к избалованной столичной молодежи, что не позволяет впоследствии ему стать большим художником!
Нагибин – велеречивый фантазер.
Нагибин – сладкоголосый выдумщик.
Нагибин не замечает разницу между подлинным социализмом и начавшейся реставрацией капиталистического строя в эпоху Брежнева.
Антисоветизм Нагибина резко обостряется в горбачевскую перестройку.
Юрий Нагибин талантливо воспроизводит красивую, благородную прозу Ивана Тургенева.
В описаниях природы и охоты Нагибин следует за Михаилом Пришвиным.
Нагибин, подобно Константину Паустовскому, отстаивает добро и красоту в прозе.
У Нагибина такой же изысканный литературный язык, как у Джона Голсуорси и Сомерсета Моэма. Это писатели-неоромантики XX столетия.
Расул Гамзатов
Аварский поэт Расул Гамзатов слагает стихи о горячей и самоотверженной любви, по-небесному чистой и по-земному трудной!
Гамзатов воспевает скромную дагестанскую женщину, на плечах которой держится мир!
Сердце Гамзатова – волшебный «ларец любви».
В лирических стихах Гамзатов переполнен любовью к женщине. Он восхищается ее красотой.
В поэзии Гамзатова любовь к женщине нерушима, как мироздание.
Гамзатов слагает гимн любви. У поэта она чиста, как небо, и трудна, как жизнь.
Виктор Курочкин
Святая правда
Виктор Курочкин – бедовый человек: в блокаду едва не умирает от дистрофии, на фронте получает ранение, в мирное время подвергается избиению милиционерами. Все эти несчастья формируют в нем писателя, сочувствующего людям.
Подлинный реализм – синоним реальной жизни, о чем свидетельствует повесть Курочкина «На войне как на войне».
Большой писатель изображает жизнь естественно и просто, показывает ее такой, какая она есть на самом деле. Это можно сказать о Курочкине.
У Курочкина настолько естественно и правдоподобно описание солдатской жизни, что кажется, будто сам находишься на фронте!
В повести Курочкина раскрывается святая правда. Не надо быть гением, чтобы срастись с жизнью, проникнуть в ее глубины и отобразить самое существенное.
Курочкин имеет мужество рассказывать о войне: без приукрашивания и без ожесточения!
Война
Виктор Курочкин говорит, что на войне как в жизни: сплошь и рядом встречаются справедливые и подлые люди!
В повести Курочкин противопоставляет безличную машину смерти и неповторимую индивидуальность каждого человека. Особенно трогательны те эпизоды, когда бойцы, находясь перед лицом смертельной опасности, проявляют человечность.
Война из робких делает героев, а героев убивает случай! Это хорошо известно писателю-фронтовику Курочкину.
Главный герой повести Курочкина – слабый, неорганизованный человек, а война – бездушная машина – та же самоходка, которую экипаж ведет на огневой рубеж.
Курочкин раскрывает трагедию подавления слабого человека грозной машиной войны. Он может выжить, но чаще всего – погибает.
В прозе Курочкина война с фаталистической неизбежностью ставит человека на грань жизни и смерти. При этом писатель сочувствует растерявшимся перед грозной опасностью бойцам.
Солдаты в повести Курочкина сопротивляются року войны. Но они – не винтики в огромном механизме смертоубийства! Это люди, готовые пожертвовать собой ради победы над врагом!
Владимир Тендряков
Владимир Тендряков – сателлит Александра Исаевича Солженицына, но в отличие от лауреата нобелевской премии имеет литературный талант.
Тендряков настолько красочен и осязателен в описании природы, что кажется, будто автор всецело растворяется в ней.
Первозданную сибирскую природу и дикие нравы лесосплавщиков Тендряков описывает с редкой выразительностью.
Тендряков глубоко заглядывает в огрубелые души работяг-лесосплавщиков, среди которых встречаются люди, обладающие разумом и совестью.
В одном из рассказов Тендрякова здравомыслящий человек-зверь убивает безрассудного человека-зверя. Но обоим сворачивает шею безвольное, трусливое существо!
Владимир Тендряков – пахарь жизни, сочувствующий всему живому на земле.
У Тендрякова обострено чувство жалости к обреченным на смерть людям.
Тендряков погружается в людское несчастье до самого дна. Это делает его прозу бесконечно скорбной.
Литература Тендрякова обнажает горе и отчаяние людей, утративших малейшую надежду на лучшую жизнь.
Тендряков с горечью взирает на страдания народа, которые потоками крови разливаются по русской земле.
В повестях Тендрякова бесчисленные жертвы вопиют по всей России.
Владимир Тендряков внимательно следит за тем, как суровая сталинская жизнь вырождается в мещанство и делячество советских людей. Однако, писателю хочется верить, что скоро наступит пора гуманных отношений.
В сталинское время борются два враждебных мира: диктатура и мещанство. При этом Тендряков начинает замечать, что мещанство одолевает диктатуру.
Тендряков осторожно приоткрывает дверь в эпоху своекорыстия и низменных страстей.
Владимир Тендряков приходит в замешательство, оказавшись на разделительной полосе между сталинским законом и хрущевским волюнтаризмом.
Тендряков выступает против авторитарных форм правления Сталина, не осознавая, что на смену им приходит оголтелое мещанство.
Тендряков компрометирует свое писательское творчество симпатиями к ловкачу Никите Хрущеву.
Тендряков обесценивает собственный писательский талант, поддаваясь хрущевской демагогии. Писатель старается жестокую правду жизни подсластить ложным гуманизмом.
В послевоенных рассказах и повестях Владимир Тендряков обрисовывает брожение умов в советском обществе.
Тендряков все чаще замечает, что мещанство оборачивается враждой и насилием в общенародном государстве.
Тендряков ножичком вскрывает раковины юношеских душ, желая понять, что в них содержится и какой будет новое поколение людей.
Тендряков смотрит на советскую молодежь с точки зрения педагога-гуманиста, не заботясь о том, что следует творить не поучительную, а высокохудожественную литературу.
Владимир Тендряков воспринимает советскую власть с чувством неприязни и раздражения.
В глазах Тендрякова социалистическое здание непрочно. По его мнению оно скоро рухнет!
Жаль, что выдающийся мастер слова Тендряков попадает в яму антисоветчины.
В каждой ложбинке, в каждой расщелине жизни Тендряков видит пропасть, в которую катится советское общество.
Соединяя литературу с политикой, Тендряков не отдает себе отчет, что антисоветизм не менее пагубен для творчества, чем социалистический реализм.
Тендрякову не удается избежать жалкой роли писателя-диссидента.
Владимир Тендряков – фотограф жизни с тонким художественным вкусом. Каждую деталь, каждый изгиб он показывает с лучшей стороны, но дальше подробностей его мысль не простирается.
В рассказах Тендряков предлагает слепок с жизни, вместо того, чтобы осмысливать ее в широком социальном контексте.
Тендряков с обывательской точки зрения описывает изъяны социализма. Желая благополучия и достатка людям, он не задумывается об историческом назначении России.
Владимир Тендряков критикует советскую власть с претензией на свою интеллигентскую исключительность.
Виктор Астафьев
Летописец жизни
Эпоха отлетает в небытие, а жизнь этой эпохи, запечатленная в талантливом литературном произведении, остается на века. Среди таких летописцев жизни выделяется Виктор Астафьев.
Живое слово в литературе ценно тем, что запечатлевает жизнь на годы и столетия. Это в полной мере относится к прозе Астафьева.
Реально отображает жизнь тот писатель, который проникает в ее глубинные пласты. Это удается Астафьеву.
Талантливая повесть
В повести «Царь-рыба» Астафьев создает сибирскую эпическую поэму, столь же величавую, как природа северного края.
Астафьев восхищается красотой первозданной сибирской природы.
Астафьев описывает жизнь сибирского края могучим, кряжистым народным языком.
Проза Астафьева бурная и неудержимая, как речная стремнина.
Астафьева печалят нескончаемые страдания русского народа.
Астафьев с горечью описывает обнищавшую российскую провинцию.
Астафьеву симпатичны крутые, ядреные нравы сибиряков.
Астафьев восторгается удалью и безалаберностью таежных людей.
Астафьев изображает быт охотников, живущих в условиях крайнего севера. Писатель невольно любуется их решительными характерами и отчаянной храбростью.
Герои Астафьева – суровые, мужественные обитатели тундры и вечной мерзлоты.
Грозной, разбушевавшейся зимней стихии не удается разрушить нежность влюбленных, отрезанных от внешнего мира. Об их чувствах трогательно повествует Астафьев.
Те люди, в чьей груди не гаснет огонек надежды, преодолевают смертельные опасности. Таковы герои Астафьева.
Сомнения
Для Астафьева судьба – огромная царь-рыба, увлекающая в речную бездну самого ловца.
Жизнь, будь она суровой или по-домашнему уютной, всегда возвращается на круги своя. В литературе Астафьева присутствует фаталистическая предопределенность событий.
Проза Астафьева красочна, но иногда ход событий в его повествованиях алогичен.
Русский литературный язык Астафьев превращает в засол из народного говора. Не всякому по вкусу кислая капуста или моченые яблоки.
Нередко Астафьев бравирует живой речью мужиков и баб, изображением неотесанных характеров и нравов жителей севера.
Экспрессивная военная проза Астафьева по-живописному изобразительна: она буквально физически осязаема!
Военная проза Астафьева давит на психику густыми, черными красками.
Не надо много ума, чтобы сетовать на безутешную долю народа, чем грешит Астафьев. Голод, холод, горе, бедность – не от Бога ли все эти несчастья?
Не иначе, как от скудоумия, человек набрасывается на соотечественников со злопыхательством и желчью. В этом можно упрекнуть Астафьева.
Астафьев перегружает местными диалектами народную речь произведений Лескова и Шолохова.
Астафьев как литератор выше Солженицына, хотя они оба мыслят тенденциозно. Их диссидентские выпады мозолят глаза.
Оголтелое критиканство обедняет талантливую прозу Виктора Петровича Астафьева.
Борис Васильев
Главная идея книги «Век необычайный» Бориса Васильева - гражданский долг перед отечеством.
Васильев испытывает чувство покаяния перед прошлым и будущим отчизны.
Васильев – писатель «тревоги и боли» как в военное, так и в мирное время.
В первой же схватке с врагом Васильев получает контузию и попадает в госпиталь. После войны он становится писателем.
С чувством горечи Васильев описывает бедствия, голод и гибель отступающих солдат. Они вызывают в нем глубокое сострадание. Этой чертой Васильев вполне сравним с Эрихом Марией Ремарком.
Фронтовое братство Васильев выражает словами: «Не в сале дело, а в последнем куске пополам». Это подлинное товарищество!
Проза суровых военных испытаний Васильева наделена той содержательностью, какая характерна классической русской литературе. Это поднимает его автобиографическую повесть до уровня высокой художественности.
Васильев пишет полу литературным, полу разговорным языком: легким, ясным, доступным. В его тексте глаголы преобладают над прилагательными, действие – над описанием.
Отображая ужасы войны, Васильев не упускает случая упрекнуть начальство в бездействии и ошибках. Писатель обвиняет бездарное руководство страны во всех мыслимых и немыслимых грехах.
Долгие годы Васильев ходит по «минному полю» советской действительности. В конце концов, он достигает писательской славы. При этом в нем накапливаются критические суждения о социализме. Став ренегатом, он входит в число записных антисоветчиков.
У Васильева отсутствует патриотизм. Он не понимает что советский народ – это естественное продолжение русского народа. Близорукость литератора приводит его в среду лицемерных радетелей «демократии».
Васильев не считает себя диссидентом, однако, интуитивно он – диссидент, готовый променять высокие идеалы на мещанское благополучие.
Борис Львович Васильев из лагеря патриотизма и ответственности переходит на сторону антиобщественных сил и разрушения страны. Печальный итог большой жизни!
Василь Быков
В его глазах – блеск клинка. В его душе – израненная артиллерийскими снарядами белорусская земля. В его натуре – корни народной мудрости. Таким остается в моей памяти Василь Быков.
Василь Быков – выходец из бедной крестьянской семьи, ежедневно испытывающей нужду и голод. Повзрослев, он почему-то решает, что только на Западе люди живут в достатке. Детские невзгоды во многом предопределяют взгляды будущего писателя на жизнь.
Василь Быков – писатель-фронтовик: до конца дней он остается солдатом в литературе, в общественной деятельности, в кругу друзей и знакомых.


Как бывший участник военных действий, Василь Быков с успехом применяет в литературе «боевой» арсенал выразительных средств: взрывные ситуации, расстрельную психологию, героев-смертников.
В послевоенные годы Василь Быков мужественно переносит одиночество. Он вынужден жить в обществе массового психоза и поддельного энтузиазма.
Василь Быков – активный писатель, но постепенно он становится пассивным гражданином великой страны.
Чтобы стать совестью народа, недостаточно сочувствовать ему: надо гордиться его достижениями и героическим прошлым, в чем Василь Быков совсем не преуспевает!
В обширной Советской стране Василь Быков чувствует себя загнанным в угол. Не случайно он живет в Гродно – городе, расположенном на краю державы.
Василь Быков не спешит раскрываться перед незнакомым человеком. Он напряженно вглядывается в лицо собеседника, словно задаваясь вопросом: «Кто вы? Что из себя представляете? Не опасно ли общение с вами?»
Василь Быков значителен тем, что отвергает позерство в литературе и жизни. Скромность не позволяет ему выставлять себя напоказ.
Нередко Василь Быков поднимает голос в защиту больных и гонимых. Он оказывает помощь нуждающимся людям.
В период развала Советского Союза Василь Быков поддерживает волков-националистов, рядящихся в овечьи шкуры. Типичная ситуация для прямодушного человека!
Василь Быков до смертного часа отстреливается из блиндажа поруганного человеческого достоинства.
Василь Быков пишет книги потом и кровью в то время, когда его коллеги по литературному ремеслу лицемерно воспевают боевые и трудовые подвиги советского народа.
Василь Быков с немалыми усилиями тащит литературный невод, куда вместе с рыбой попадают коряги и тина!
Герой быковских повестей – это подстреленная птица: бессильная взлететь в небо. Он готов умереть вместо того, чтобы влачить голодное существование в зимнюю стужу.
Василь Быков воистину обладает собачьим чутьем на правду жизни, отображаемой в литературном произведении!
Василь Быков – ворон, пронзительно каркающий над погостами Советской страны!
Как всякий выдающийся писатель, Василь Быков самоотверженно переносит тиранию литературного труда.
Чем талантливее писатель, тем отчетливее он осознает бессилие литературы в преобразовании общества. Эту мысль разделяет и Василь Быков.
Проза Василя Быкова – от земли и жизни, и поэтому свободна от литературных прикрас.
Главный творческий принцип Василя Быкова – правда жизни, какой бы суровой она ни была.
Василь Быков – талантливый, но тенденциозный писатель. Его антикоммунизм – оборотная сторона коммунизма: приверженцы того и другого лагеря сталкиваются друг с другом лбами!
Быковский «маленький человек» - независимый субъект, имеющий волю к сопротивлению. Жизнь не может раздавить его как никчемную вошь! В схватке с врагом он жертвует собой, но не покоряется злу!
Василь Быков помещает своих героев в экстремальные ситуации, желая испытать их на моральную прочность. Точно так же он готов поступать с белорусским народом, пытаясь выяснить, имеются ли у него нравственные и духовные силы, чтобы отстаивать право на свободную и достойную жизнь!
Семейные корни Василя Быкова и Фёдора Достоевского уходят в отсталую Беларусь. Не потому ли их литературные герои импульсивные, нервные, подозрительные, пытающиеся вырваться из тисков роковых обстоятельств? Отсюда возникает общий для Быкова и Достоевского предельно заостренный психологизм.
Николай Некрасов сочувствует бесправному русскому народу огромной России, Василь Быков – одинокому несчастному человеку, прозябающему в затхлом уголке, именуемом Белоруссией.
Франц Кафка и Василь Быков всматриваются в непроглядную тьму жизни, не надеясь встретить рассвет.
Как окунь задохнулся бы в соленой воде моря, так и Василь Быков не выжил бы в духовном океане Томаса Манна и Германа Гессе.
Главный герой военных повестей Василя Быкова – не бравый солдат Швейк и не удачливый Василий Теркин. Перед нами – изгнанный из общества одиночка-бунтарь, требующий соблюдения неотъемлемых прав человека: это своего рода автопортрет писателя!
Андрей Платонов, Василий Шукшин, Василь Быков – писатели-самородки, не затронутые рефлексией болезненного самолюбия!
Разум Василя Быкова – поверхностен, а душа – закрыта. Не случайно в политических взглядах он опускается до воинственного солженицынского антикоммунизма!
Внешне очерченным героям прозы Бориса Васильева и Владимира Богомолова Василь Быков противопоставляет глубокие, остропсихологические литературные персонажи.
Аркадий Ваксберг
Аркадий Ваксберг умеет придать вид объективности своей предвзятой критике советского общества: его юридический мозг работает целенаправленно и с большой эффективностью.
Вести расследование жизни героя с неприязнью к нему – значит, лжесвидетельствовать, чем, собственно говоря, занимается Ваксберг. Он распространяет сплетню об убийстве Горького Сталиным под маской «беспристрастного» литературоведческого исследования последних дней жизни великого писателя.
Ваксберг чрезмерно сгущает краски в желании доказать, что Сталин отравил Максима Горького. Воистину антисоветская туфта!
Ваксберг – злонамеренный исследователь кончины Горького. Его тенденциозность прямо-таки бьет по мозгам!
Быть может, Иосиф Сталин вполне искренне хотел заручиться моральной поддержкой гениального писателя Максима Горького. Убедившись, что это нереально, «отец всех народов» отошел в сторону. Почему Ваксберг не рассматривает эту версию? Просто-напросто ему мешает антисоветское злопыхательство!
Сталин в глазах Ваксберга – исчадие ада! Но почему Ваксберг не спрашивает себя: остался бы он жив, если бы Сталин не одолел Гитлера? Почему он не задается вопросом: сколько еще миллионов евреев взвилось бы дымком над трубами крематориев без Сталина? Так что, Сталин для Ваксберга и ему подобным должен быть не злодеем, а спасителем!
Фазиль Искандер
Роман Фазиля Искандера «Сандро из Чегема» замечателен изображением жизни и быта абхазского народа, древних обычаев и обрядов, нравов и характеров воинственных горцев. В романе оригинален литературный язык: он ассоциируется с бурным потоком, несущимся в долину.
Проза Искандера колоритна и рельефна, как очертания далеких гор.
Искандер описывает Абхазию емким, красочным, солнечным языком.
Искандер поддается соблазну видеть в предрассудках абхазцев народную мудрость. Он хотел бы законсервировать патриархальные обычаи горцев на веки вечные.
О жизни Советской Абхазии Искандер повествует лукаво: любит родной край с настороженностью горожанина.
Искандер восхищается мудростью прохвоста из народа дяди Сандро. Но его раздражает простой советский гражданин. Сказывается апломб диссидента!
Искандер видит коренные черты абхазского человека в образе пронырливого неуча-мудреца. Писатель не догадывается, что рисует автопортрет. Буквально то же самое происходит с Дон Кихотом и Сервантесом. Эпоха истинного рыцарства для обоих писателей миновала!
Василий Шукшин
Василий Шукшин – писатель-самородок. Он не спешит брать у чиновников справку о своей гениальности. Поэтому в их глазах он – чудак!
Шукшин пишет сказку о безголовых строителях коммунизма. В ответ бюрократы зачисляют его в Иванушки-дурачки!
Писательская совесть Шукшина омыта слезами русского крестьянства.
Проза Шукшина примечательна народной, сермяжной правдой.
Заглянув в душу народа, Шукшин открывает в ней океан страдания!
Беды народа не сгребешь в котомку, но описать его горькую долю сможет талантливый прозаик. Это удается Шукшину.
Шукшин раскрывает народную правду, поэтому становится подлинно народным писателем.
Рассказы Шукшина просты и мудры как сама жизнь.
Мудрость Шукшина гласит: в несчастье человек обретает мужество, в добрых делах – зрелость.
Шукшин сгорает на очистительном костре русской духовности.
Актер, кинорежиссер, писатель Шукшин – баловень судьбы, которая сначала покровительствует ему, но в звездный час отнимает жизнь.
Такие писатели как Василий Шукшин и Саша Соколов по-собачьи преданно любят Россию. Они видят в России необъятную вольницу, обожают деревенскую глубинку с ее мудрыми стариками. Никакие блага цивилизации не вытеснят из их сердец боль и тревогу за русский народ.
Леонид Завальнюк
Леонид Завальнюк – поэт-каменотес в ущельях жизни.
Леонид Завальнюк – поэт мощной энергии и скрытых подтекстов.
Поэт Леонид Завальнюк нагромождает плиты слов и смыслов, между которыми пробивается зеленая травка вечных истин.
Евгений Евтушенко
Поэзия Евгения Евтушенко двойственная: он находит красоту в обыденной жизни, ростки светлого будущего – в безотрадном настоящем.
Евтушенко мечтает о «вселенной бессмертия», о государстве, возглавляемом «советом совести».
Совестливый Евтушенко чувствует на себе кровь невинных людей, казненных тиранами разных мастей.
Евтушенко губит свой поэтический талант позерством и угодничеством перед власть имущими.
Евтушенко – самовлюбленный, выспренний поэт. Всем видом он показывает: «Восхищайтесь моими шедеврами и дорожите моей исключительной личностью!»
Надо быть хамелеоном, чтобы всякий раз угождать сильным мира сего. Таков Евтушенко.
Душа и стихи Евтушенко изгажены беспринципностью.
Евтушенко – поэт-клоун.
Евтушенко – литературный шаматон.
Евтушенко страдает куриной слепотой в оценке общественных явлений.
Евтушенко – ершистый гражданин и претенциозный поэт.
Книги Евтушенко – это продукт мелкотравчатого советского патриотизма.
Евтушенко инстинктивно чувствует время ледохода на реке – приближающийся крах Советского Союза.
Из чувства мальчишеской гордости Евтушенко заявляет: «Россию никто отменить не сможет».
Евтушенко бравирует близостью к народу, похваляясь знанием его мудрой души.
Когда в голове Евтушенко возникает блажь выпарить из себя городской дух, он едет в Сибирь пообщаться с мужиками в русской баньке.
Евтушенко – базарный народолюбец.
Евтушенко – литературный сноб, которому кажется, что он живет в гуще народа.
Евтушенко под плащом денди носит крестьянскую рубаху, чтобы в любой момент показать свою близость к народу.
Евтушенко выдает себя за романтического героя, являясь закоренелым прагматиком.
Евтушенко заигрывает с жизнью как с миловидной девицей.
Стихи Евтушенко имеют привкус мещанской сусальности.
Евтушенко выступает рьяным поборником горбачевской перестройки, питая надежду в скором времени насладиться радостями жизни за проклятым «бугром».
Как хочется вкусить тортика от американского благополучия советскому поэту-босяку! Вот почему Евтушенко на склоне лет едет жить в Нью-Йорк.
Гениальный поэт не состоится без интеллекта, как не вырастет дуб из желудя, воткнутого в оконный горшок. Это не дано понять Евтушенко.
Евгений Евтушенко и Андрей Вознесенский стирают грязное белье в корыте социализма.
Евгений Евтушенко и Андрей Вознесенский застревают в предбаннике славы: связав себя с шумной уличной толпой, они теряют шанс подняться к вершинам поэзии. Это делает Иосиф Бродский, лишенный возможности печататься на родине!
Умберто Эко
«Имя розы» и другие романы
Создатель романа «Имя Розы» Умберто Эко обходит кельи монахов с факелом в руке.
В романе-эпопее Эко наблюдает за вулканическими извержениями средневекового монашеского духа, оставляющего после себя лаву и пепел.
В развернутом повествовании о мрачном средневековье Эко снимает покрова с неистового монашеского духа, обращенного как в прошлое, так и в будущее. Именно в сердцах отшельников X-XIII веков загорается огонек буржуазных революций!
Главное действующее лицо фантастического романа Эко – призрак истории!
Эко видит историю человечества, как бесконечный ряд кровавых войн и конфликтов.
В романе «Имя Розы» Эко – историко-мистический писатель. Он погружается в реальные и воображаемые тайны минувших веков.
Эко раскапывает подземные ходы истории, чтобы вынести на поверхность значимые идеи.

Эко показывает, как фанатизм и предрассудки современных людей исходят из религии средних веков.
Роман «Маятник Фуко» Умберто Эко – вселенская арабеска о времени и вечности!
Эко пишет всеохватывающий «роман мира», который представляет собой смесь сверхчеловеческого ума и воображения.
В романе-исследовании Эко утверждает, что мировая душа, истина и красота неразрывны.
В романе-приключении «Остров накануне» Умберто Эко разводит цветники экзотической красоты.
Произведение Эко, изобилующее восточными картинами, восхищает апофеозом красок, которое иной раз граничит с «бесплодным эстетизмом».
В романе «Таинственное пламя царицы Лоаны» Умберто Эко разбирает коробы с житейскими мелочами прошлой и современной эпохи.
В пестром бытописании Эко вращает калейдоскоп жизни с бесконечным набором предметов и вещей, эмоций и переживаний людей разных поколений – все это, вместе взятое, образует «вселенную информации».
Герои и события в романах Эко служат предлогом для отображения бесконечного разнообразия жизни.
Интеллектуализм Эко вскрывает множество измерений сознания, уровней памяти, пластов жизни и литературы, одним словом, Эко пишет умно, рационально, энциклопедично, однако на его романах лежит печать искусственности.
Эко вносит существенный вклад в разработку теории семантики литературы и литературного творчества.
В книгах Эко дерзость выковывает истину!
По мнению Эко «крыша мира» - это человек!
Показательны слова Эко-энциклопедиста: «Боюсь потерять направление, которого я не знаю»!
Роман «Пражское кладбище»
Роман Умберто Эко «Пражское кладбище» примечателен тем, что к обличению католицизма и масонства, совершаемому Лео Таксилем, он присовокупляет идею заговора мирового еврейства.
В историко-детективном романе Эко утверждает, что евреи мира несут «всеобщий развал». Это воображаемое и одновременно правдоподобное суждение писателя.
Герой романа Симоний олицетворяет собой подлость, продажность и хищничество.
На страницах романа Эко остро реагирует на эпоху «миллионов незначительностей».
«Пражское кладбище» Эко – это политический, и, вместе с тем, детективно-кулинарный роман.
Возможно, Эко не дают Нобелевскую премию за то, что он занимает анти еврейскую позицию.
Выводы
Умберто Эко – художник реального и фантастического отображения мира.
Писательский метод Эко – это реально-вымышленная реставрация далекого или близкого прошлого.
Романы Эко вызывают отчуждение читателей сложной фабулой и наукообразием.
Романы Эко приподнимают людей над серой обыденностью.
Характер повествования Эко определяет яркий, красочный, жизнетворный постмодернизм.
Эко прокладывает новые пути в океане культуры.
Эко – писатель-интеллектуал, продолжающий традиции Ромена Роллана, Томаса Манна, Германа Гессе, Габриэля Маркеса.
Роберт Рождественский
Поэт Роберт Рождественский восхищается красотой женщины, дорожит мужской дружбой, пробуждает чувство патриотизма и долга перед страной.
Рождественский – гражданин и поэт, взывающий к человеческой совести.
Стихи Рождественского нередко преувеличенно риторические, а значит – фальшивые.
Рождественский – поэт коммунистической риторики и заячьей трусости в оценке советского общества.
Рождественский воспевает достижения великой страны, а в конце жизни проклинает ее: это называется – не прозрение, а полная слепота!
Рождественский выступает горячим патриотом советского государства, в конце жизни он с понурой головой кается в прошлых заблуждениях. Невольно усомнишься в его поэтическом таланте.
Андрей Вознесенский
Риторика
В стихах Андрея Вознесенского больше риторики, чем поэзии.
Вознесенский в запальчивой стихотворной риторике осмысливает всемирные явления.
Вознесенский в риторическом восторге обращается к вселенским проблемам, слепо веря, что из этого поэзия возникнет сама по себе.
Что такое риторическая поэзия вознесенского? Грохочущий камнепад.
Вознесенский не столько пишет стихи, сколько высекает метроритмические формулы.
Кто он, Вознесенский: рифмоплет или поэт? Уже только один этот вопрос заставляет усомниться в гениальности кумира молодежи.
Вознесенский автобиографично восклицает: «Я – вселенский полудурок». Поэта не корми, но дай блеснуть ослепительной фразой.
Вознесенский, в пику московским горлопанам, кричит: «Тишины хочу, тишины». А кто же он сам, ввергающий в экстаз стадионы людей?
Вознесенский – поэт диктаторского «словесного жеста».
Вознесенский увлекается словесной эквилибристикой, не имеющей большого смысла.
Поэзию Вознесенского душат антиномии и парадоксы. В ней на первое место выступает игра ритма и рифмы.
Вознесенский луженой глоткой проверяет музыку слов.
Для А. Вознесенского слово – музыка, а музыка – громкое слово. Он далек от настоящего искусства.
Угловатая поэзия А. Вознесенского как нельзя лучше приходится по вкусу советским композиторам.
Композиторы часто берут стихи Вознесенского для сочинения массовых песен, в которых, впрочем, нет подлинной художественности.
Россия
Вознесенский смотрит на Россию, как на падшую женщину.
Вознесенский театрально преклоняет колени перед распятой Россией.
Третируя Россию, Вознесенский не замечает, что она превращается в «страну страдания». Он больше кричит, чем любит родину.
Для Вознесенского Советский Союз – «потерявшая родину страна». Это казуистика. Родина всегда есть родина!
Вознесенский слишком поздно осознает, что он «совесть пропил». Раньше надо было думать об Отечестве!
Вознесенский мнит себя поэтом России, которой, по его мнению, уже нет! Спрашивается: а, может, не существует поэта Вознесенского для России?
Общество
Поэзия Вознесенского находится между совестью и долгом, между Пастернаком и Маяковским.
Вознесенский – продукт разлагающегося социализма.
Бесславие – нестерпимая заноза в сердце самолюбивого Вознесенского.
Вознесенский с трескучим надрывом в голосе обращается к бездушному обществу, к истерзанной России.
Находясь в плену слепого критиканства советского общества, Вознесенский, однако, сочувствует горестной Руси. Он не подозревает, что его душа раздвоена.
Вознесенский ходит с лицом крамольного оппозиционера, но в изящном костюме денди.
Вознесенский, желая противостоять обществу, наделяет проституток и прохвостов человеческими качествами. Ему невдомек, что это наигранное милосердие.
В Вознесенском парадоксальным образом сосуществуют бездушный робот и сентиментальный человек.
Вознесенский громоподобный в обличении общества и тихий в нежной, интимной лирике.
Стихи Вознесенского «электрические», как разряд молнии, и «лирические», как утренний плес реки.
Вознесенский во весь голос стыдится за великую страну и только слегка укоряет себя за трескучие стихи.
Вознесенского мучают угрызения совести в его стремлении к «дешевой славе». Но этот недостаток ему не в тягость.
В зрелые годы Вознесенский ищет случай покаяться в былых грехах.
В поэзии Вознесенского нет жизненной энергии, в ней функционирует холодный, циничный рассудок.
Вознесенский всматривается в общественную жизнь через перископ тонущего социализма.
Голос Вознесенского слышат два правителя мира – Хрущев и Кеннеди: советский волюнтарист хулит поэта, американский женолюб – приветствует его. Не потому ли Вознесенскому столь милы Соединенные Штаты Америки?
Цивилизация
Вознесенский, Евтушенко, Бродский охватывают земной шар поэтическими меридианами.
Дворовому поэту Вознесенскому хочется развернуться на всю «ширь вселенскую».
Сущность поэзии Вознесенского состоит в утверждении антитезы: мотылек – вселенная.
Вознесенский в противовес всем и вся измеряет темп жизни песочными часами. Его, дескать, беспокоит стремительный бег времени.
Лирический герой Вознесенского – сентиментальный человек, теряющийся в безликих городских кварталах.
Мещанство
Вознесенский и Маяковский – поэты-трибуны, внутри которых скрывается мещанская психология.
Когда мещанин бьет себя в грудь и кается за преступные деяния государства, - мы словно видим физиономию Вознесенского.
Вознесенский само мироздание полощет в корыте советского мещанства.
Фокус поэзии Вознесенского состоит в том, что житейские будни он помещает в антимиры!
Поэзия Вознесенского – это воинственный модернизм в кальсонах.
В урбанистической поэзии Вознесенского слышатся сентиментальные вздохи и печали.
Вознесенский сутолоку жизни помещает в «треугольную грушу». Многие в этом видят оригинальность его стихов.
Героя поэзии Вознесенского страшит технотронное будущее, но он наперекор людям приветствует его наступление.
Женщины
В стихах Вознесенского звучит лейтмотив трагической судьбы женщины.
Вознесенский поет дифирамбы страдающей женщине. Впрочем, иной раз его сочувствие ей вполне искреннее.
Вознесенский утешает женщину, попадающую в сложную жизненную ситуацию. Он сопереживает чужому горю.
У Вознесенского сердобольная душа. Он жалеет обделенных судьбой женщин. Более того: он готов падать ниц перед всеми прекрасными дамами!
Франсуаза Саган
Умная и талантливая Саган применяет законы детективного жанра, делая героем романа «застенчивого убийцу», отправляющего на тот свет всякого, кто огорчает любимую женщину.
Франсуаза Саган помещает литературных героев в экстремальные ситуации с тем, чтобы глубже заглянуть в их духовный мир. Примерно с такой же целью художник Амедео Модильяни удлиняет тело женщины, желая подчеркнуть ее главное достоинство – нежность. Если писательский метод Саган – это лирика с острыми углами, то живописный стиль Модильяни – лирика прямых линий.
Эдвард Радзинский
Идеология шестидесятников
Эдвард Радзинский страдает близоруким скепсисом шестидесятников.
Радзинский и в пожилом возрасте остается потертым, вонючим шестидесятником.
Радзинский вместе с шестидесятниками по сей день мочится в подъездах литературы!
Даже на склоне лет Радзинский бравирует критиканской самонадеянностью.
С приближением старости Радзинский начинает замечать гнилость своего тела, но не духа.
Взгляд на историю
Эдвард Радзинский – писатель-фантазер с притязаниями на достоверность исторического повествования.
Опасно читать исторические книги Радзинского, ибо трудно определить, где в них правда, а где ложь!
Радзинский ставит знак равенства между тираном прошлого и современным тираном, между кровью, пролитой народом в минувшие века, и кровью народных масс, пролитой в XX столетии.
Изображая массовые казни во время Великой Французской революции, Радзинский достигает большой убедительности благодаря негласному сопоставлению XVIII и XX веков, якобинства и сталинизма. Прошлое врезается в настоящее, а к настоящему примешиваются краски прошлого.
Нельзя сказать, что Радзинский – ученый-историк. В лучшем случае – тенденциозный популяризатор истории.
Радзинский плескается в историческом мелководье.
Радзинский превращает историю в литературные побасенки.
Радзинский – кокетливая субретка в исторической литературе.
Радзинский заражен историческим всезнайством!
Радзинский принадлежит к литераторам, раскрывающим пикантные исторические обстоятельства.
Писатели, имеющие литературный апломб, погружаются в историю, чтобы, прежде всего, заявить о себе. К ним относятся Валентин Пикуль, Эдуард Радзинский, Михаил Веллер. Они копаются в русской истории, не являясь русскими людьми.
Во взглядах на историю Радзинский – узколобый советский диссидент.
Радзинский устремлен к общечеловеческим идеалам, опираясь на примитивную идеологию советского диссидентства.
Радзинский – фальшивый историк.
Идеалы
Эдвард Радзинский с неприязнью и даже с ненавистью пишет о «Царстве разума». Его нравственные ориентиры – Николай II и Бог.
Радзинский – верхогляд в исторической науке, ибо смотрит на события с одной, раз и навсегда установленной точки зрения: ненависти к деспотизму.
Радзинский не понимает, что малообразованному народу нужна самая простая форма правления: царская или диктаторская. Интеллигентскими рассуждениями о свободной личности делу не поможешь.
Радзинский ненавидит деспотизм в России, а заодно – и саму Россию.
Радзинский говорит о «кровавом заколдованном круге». По его мнению, и революционеры, и власть предержащие в равной мере виновны в пролитии крови. Он осуждает насилие революционеров и снисходителен к преступлениям монархов. Он прибегает к софистическим доводам, чтобы оправдать «законную» власть. Он не видит, где причина и где следствие насилия. А ведь существует насилие со стороны государства, как причина, и насилие со стороны бунтующего народа, как следствие.
Каждому мало-мальски добросовестному историку понятно, что революция не может быть причиной, революция есть следствие несправедливости.
Что мы имеем в Америке? Социально регулируемый капитализм. А в Китае? Экономически регулируемый социализм. Чем руководствуется Эдвард Радзинский? Некоей мифической демократией.
Владимир Орлов
Добротный литературный язык преобразует нравственно-философский калейдоскоп «Альтиста Данилова» в полноценное художественное произведение, созданное в 1980 году талантливым московским писателем Владимиром Орловым.
Орлов ныряет в литературный вихрь философского смысла, художественного слова, причудливой вселенской фантазии.
Фантазия Орлова особого рода – вселенски-бытовая: космический ветер гонит листья и мусор по мостовым обыденной советской действительности.
Оледеневшие космические фантазии Орлова оттаивают в условиях земного тепла и людской сердечности.
Владимир Орлов и его герой альтист Данилов взирают из космоса на страстишки мелочных советских людей.
Орлов удивительным образом совмещает обыденную мещанскую жизнь, научно-фантастические приключения и сердечность простого человека, желающего сохранять порядочность.
Герой Орлова музыкант Данилов – слабый, добрый человек, одержимый демоническими фантазиями. Живя в мещанской среде, он хочет вырваться из болотной хляби своекорыстия и пошлости.
Дурашливой фантазией Орлов будоражит мысли советского обывателя.
В фантастической круговерти повести Орлова кружатся быт и вселенная, мещанство и любовь.
Капризная фантазия Орлова заставляет скрестить шпаги обывателя и романтика.
Орлов высказывает разумную мысль о пагубности того познания, которое умножает суету жизни.
Изощренная фантазия Орлова все же мудра тем, что автор о трагическом раздвоении личности повествует легко и весело.
Претенциозная космическая фантазия Орлова на фоне повседневной жизни советских людей быстро надоедает своей преднамеренностью.
Зачастую игра фантазии Орлова происходит на поверхности жизни: в «Альтисте Данилове» много выдумки и мало смысла!
В фантасмагорической книге Орлова торжествует умный бред!
Показывая, как в скромном советском интеллигенте орудует демон, Орлов предсказывает наступление эпохи дикого капитализма в России.
Несомненно, влияние Михаила Булгакова на прозу Орлова в отображении дьявольских сил, беспрепятственно властвующих на земле!
Белла Ахмадулина
Ахмадулина – поэтесса с богатейшей палитрой красок.
Ахмадулина настолько ярко описывает житейские сцены, что кажется, будто она переводит на бумагу цветные картинки.
Поэзия Ахмадулиной – это лирика флейты, пронизывающая вселенную.
Кроме поэтического дара, Ахмадулина наделена еще двумя талантами: музыкальным, когда извлекает флейтовые звуки нежности и печали, и живописным, когда бросает энергичные мазки красок на полотно бытия.
Утонченная женская поэзия Ахмадулиной возвышается над прямолинейным мужским взглядом на мир.
В стихах Ахмадулиной мы находим беспристрастный фрейдистский психоанализ женщины-поэтессы.
Белла Ахмадулина – восприемница «напряженной лирики» Марины Цветаевой: обе женщины дают нам понять, как трудна и порой невыносима судьба талантливой поэтессы.
Геннадий Шпаликов
Киносценарист и поэт Геннадий Шпаликов – самовлюбленный романтик.
В Шпаликове сосуществуют романтик и обыватель.
Шпаликов – бунтарь в мещанской среде богемы.
Владимир Маяковский – поэт-революционер, подражающий ему Геннадий Шпаликов – поэт-филистер. Самоубийство Маяковского – трагедия, Шпаликова – мелодраматический жест!
Игорь Шкляревский
Стихи Игоря Шкляревского – это прозрачное стекло, через которое поэт смотрит на окружающий мир.
Поэзия Шкляревского – это жизнь, застывшая в безмятежности и покое.
Воздух в поэзии Шкляревского разряжен до такой степени, что земля, предметы и события кажутся акварельно невесомыми.
Тонкая, воздушная поэзия Шкляревского возникает из череды воспоминаний о детстве, о родном крае, о мгновениях восторга и счастья.
Стихи Шкляревского возвращают нас в эпоху простой и светлой жизни.
Иосиф Бродский
Поэзия
Иосиф Бродский – зодчий поэтического слова.
Бродский строит величественный храм поэзии.
Бродский – псалмописец в поэтическом искусстве.
Бродский носит вериги поэзии и днем, и ночью.
Искусство слова для Бродского – рыцарский щит свободы и независимости.
«Поэт – слуга языка», - утверждает Бродский. Это его незыблемое кредо.
В поэзии Бродского содержится тайна мироздания. Такой высоты никто из русских поэтов не достигает.
Бродский – поэт далеких горизонтов.
Надо пройти всю землю, объехать весь мир, чтобы создавать всеохватывающую поэзию, какую находим у Бродского.
Бродский повседневную жизнь измеряет логарифмической линейкой вечности.
Стихи Бродского, как иглы впиваются в подкорку мозга, требуя активной интеллектуальной работы.
Поэзия Бродского дарит интеллектуальное пиршество образованному человеку.
Одиночество, страх и отчаяние в ранней поэзии Бродского – это опавшие листья, гонимые холодным ноябрьским ветром по мостовой.
В архангельской ссылке Бродский переживает «болдинскую осень».
В поэзии Бродского нет ничего более чистого, возвышенного и благочестивого, чем стихи об Иисусе Христе, деве Марии, библейских пророках. Это глубокая поэзия!
Больное сердце Бродского чутко реагирует на магнитные бури Вселенной.
Поэзия Бродского – это и высокий слог, и пошлая фраза, он – и мыслитель-рационалист, и обыватель-скептик одновременно.
Как ни странно, но высокому стилю поэзии Бродского сопутствует литературная фальшь: политическая декларация, циничная похабщина, развязный треп.
Бродский – поэт-мыслитель, поэт-эстет, который из духа противоречия бежит по грязным лужам советской действительности!
В эпоху брежневской индустриализации Бродский иронизирует, что для него еще не построен «завод свободы».
Бродский сцены обыденной жизни многих народов мира помещает в контекст всемирной истории. В результате появляется необыкновенно богатая палитра его поэзии.
Иосиф Бродский размашисто и уверенно высекает поэтическую строфу. Его глобальное философское осмысление мира уникально.
Бродский – поэт-философ, поэт-интеллектуал. Его миссия заключается в том, чтобы парить в небесах над бренной землей.
Поэт Бродский – любимец человечества XX столетия.
Художественные аллюзии
Иосиф Бродский возлагает на себя миссию царя Давида в русской словесности.
Анакреонтические стихи пишут Михайло Ломоносов, Иван Дмитриев, Константин Батюшков, Александр Пушкин, другие русские поэты XIX-XX столетий. Самый выдающийся из них – Иосиф Бродский.
Иосиф Бродский – Гораций XX века. Не случайно его могила находится в Италии.
На сложную интеллектуальную поэзию Иосифа Бродского оказывает известное влияние английский поэт и проповедник Джон Донн с его исповедальными интонациями.
Теофиль Готье – очаровывает красотой, Николай Гумилёв – очищает душу, Иосиф Бродский – мобилизует ум.
Интеллектуальная поэзия Иосифа Бродского рождается из широко охватывающего мифотворчества Вячеслава Иванова и классических стихов Валерия Брюсова.
Николай Гумилёв вводит в русскую литературу Анну Ахматову, в свою очередь Анна Ахматова оказывает содействие Иосифу Бродскому – будущему нобелевскому лауреату: так сходятся на поэтическом небосклоне три звезды первой величины!
Игорь Стравинский и Владимир Набоков на Западе, Дмитрий Шостакович и Иосиф Бродский в России достигают необычных высот в художественно-ассоциативном мышлении. Они виртуозно владеют техникой преобразования различных творческих стилей и методов. Этим объясняется, что их произведения имеют двойное дно: за своим миром скрывается чужой.
Пошлому эротизму платят дань Сергей Есенин, его друг Анатолий Мариенгоф и почитатель романа «Циники» Иосиф Бродский: никто из них не уживается с власть имущими!
Смрад натуралистической эротики «Циников» Анатолия Мариенгофа отравляет поэзию Иосифа Бродского!
Исторические события, отображаемые в стихах Иосифа Бродского, по эйзенштейновски кинематографичны.
Иосиф Бродский размашисто и уверенно высекает поэтическую строфу. Его глобальное философское осмысление мира уникально тем, что он трехмерность спрессовывает в плоскость, вертикаль превращает в горизонталь, время останавливается, динамика переходит в статику, которая изнутри все-таки динамична. Возникает эффект невесомости, существующей в пространстве картин художника Сальвадора Дали.
Пабло Неруда – трубный призыв, зовущий к обновлению мира, Иосиф Бродский – человеческая совесть.
Евгений Евтушенко и Андрей Вознесенский стоят на пороге славы: братаясь с разношерстной толпой, они теряют шанс подняться к вершинам поэзии. Это делает Иосиф Бродский, не имеющий возможности печататься на родине.
Иосиф Бродский и Альфред Шнитке – тендем гениев в период крушения СССР. Страх перед катаклизмами эпохи они скрывают в тихой лирике или же громогласной риторике.
Николай Рубцов – серый воробышек, Иосиф Бродский – красочный павлин в русской поэзии.
Непритязательные бардовские песни Владимира Высоцкого и элитная поэзия Иосифа Бродского – это сигналы будущего разделения общества на два антагонистических класса в России.
Людмила Улицкая
В художественной натуре Людмилы Улицкой медленно зреет крупный писатель. Со временем ее знание жизни становится основательным и глубоким. Кроме того, она ведет борьбу с ужасной болезнью, которую мужественно одолевает.
Близость смерти и мысли о скорой кончине делают из Людмилы Улицкой серьезного писателя. Она говорит, что ценит жизнь и уважает смерть!
Болеющей раком Людмиле Улицкой помогает выжить классическая музыка. Творческие порывы ведут ее к литературе!
В понимании Людмилы Улицкой жизнь – беспорядочная круговерть. Тем не менее, она верит в разумно мыслящего человека.
По мнению Людмилы Улицкой путинская клика держится на страхе потерять власть! Расхожая мысль!
В голове Людмилы Улицкой царит путаница насчет роли диссидентства для развития демократии в России. Она идеализирует «борцов» за гражданские права, хотя выступает сторонницей малых добрых дел, придерживаясь этических взглядов Альберта Швейцера.
Сергей Гандлевский
В романе «Р.Н.З.Б.» Сергей Гандлевский как бы с похмелья рассказывает о буднях столичной элиты.
Гандлевский смакует пикантности жизни московской богемы.
Гандлевский с явным удовольствием обнажает моральное падение творческой молодежи: везде серость, пошлость и деградация.
Картины советской жизни в романе Гандлевского не приносят радости: сплошь и рядом недоверие и очернительство.
В описаниях жизни советского общества у Гандлевского довлеют обыденность и натурализм.
В глазах Гандлевского жизнь – тривиальность.
Для Гандлевского жизнь – пошлость.
Для Гандлевского жизнь – фальшь.
В прозе Гандлевского социализм разлагается особенно мерзко.
Гандлевский – носитель устойчивого антисоветского вируса.
Гандлевский – законченный обыватель в литературе.
Дина Рубина
Популярность
Дина Рубина ушиблена известностью. Она не стесняется говорить похабщину.
Рубина проникает в глубины жизни, не забывая угощать публику сексуальными пикантностями. Чего не сделаешь ради славы!
Главный персонаж детектива должен быть умнее остальных действующих лиц. Этот нехитрый прием активно использует Рубина, стремясь не отставать от известных мастеров детективного жанра.
Желая создать популярный детектив, Рубина только вредит художественности произведения.
Детектив
В романе-детективе «Белая голубка Кордовы» Рубина вращает калейдоскоп жизни.
Рубина с редкой убедительностью описывает жизнь во всех ее подробностях.
Сюжетная линия детектива Рубиной балансирует между развлекательностью и глубоким отображением жизни.
В детективе Рубиной о дельцах, занимающихся продажей поддельных картин, она демонстрирует свою искусствоведческую эрудицию в ущерб развертывания сюжета романа.
Женская сентиментальность, присутствующая в остросюжетном детективе Рубиной, противоестественна!
Литературный язык
Проза Рубиной энергична и празднична.
Рубина стремится писать увлекательно и правдиво: автор хочет поймать сразу два зайца.
Проза Рубиной – это мир резких сопоставлений красок, звуков, запахов, жестов, движений, конфликтов, энергии, борьбы. В результате, ее проза становится яркой.
Сколь рельефна, столь и красочна проза Рубиной.
Проза Рубиной по-еврейски эмоциональна.
Рубина блестяще владеет литературным языком, что, впрочем, не делает ее романы высокохудожественными произведениями.
Большой художник описывает события как посторонний наблюдатель, посредственный – взирает на мир со своей колокольни. Эта разница отличает прозу Эрнеста Хемингуэя от прозы Рубиной.
В прозе Эрнеста Хемингуэя авторское «я» присутствует в меру, Рубинной – чрезмерно. Этим-то отличается гениальное произведение от беллетристики!
Пётр Алешковский
Писательский облик
Пётр Алешковский норовит пройтись бодрячком по российской болотной хляби.
Алешковский с чувством собственного достоинства пересаживается с русской лошадки на драную российскую козу.
Алешковский с жалостью смотрит на упавшую старушку-Россию, бубня себе под нос: «Ах, несчастная, еще жива?».
Алешковский вещает по радио о любви к ближнему под аккомпанемент сатирической музыки.
Рассказы
Грязь, перемешанная с красками радуги, - такова провинциальная жизнь в старгородских рассказах Алешковского!
Алешковский подмалевывает российское свинство фантастическими происшествиями.
Беспросветную тьму жизни Алешковский приукрашивает сказочными историями и событиями.
Алешковский смягчает волчью жизнь русских людей чудесными избавлениями.
Для Алешковского энергичный и успешный предприниматель так же не защищен от превратностей судьбы, как и бедняк. Писателю очень хочется сказать о несчастьях богатых людей. Этим он нивелирует несправедливость в обществе!
Главный персонаж рассказов Алешковского – безмозглый российский гражданин!
Алешковский обличает тусклую обыденность русской жизни.
Алешковский открывает тривиальную истину: у обывателя – обывательские мысли!
Алешковский описывает примитивных людей в примитивных рассказах: как говорится, содержанию нужна соответствующая форма!
Пётр Алешковский вслед за Михаилом Зощенко открыто издевается над дремучим невежеством русского народа.
Борис Рыжий
Стиль
Поэзия Бориса Рыжего приходится на время перелома русской истории. Отсюда возникает трагедия его личности.
Поэзию Бориса Рыжего движет идея несовместимости звериного и человеческого начала в обществе.
Поэзия Бориса Рыжего обитает в сфере трагедийного натурализма. Для него безобразное – прекрасно!
Борис Рыжий из прозы жизни вытягивает серебряную нить поэзии.
Общество
У Бориса Рыжего отсутствует перспектива жизни. Он с презрением отзывается о «человечестве слепом».
Борису Рыжему противно жить в обществе, где люди пожирают друг друга.
«Лучше рылом в грязь», чем жить в мещанском благополучии, – заявляет Борис рыжий.
Поэзия Бориса Рыжего наглядно показывает, как вырождающееся общество швыряет людей на дно жизни.
Трагическое ощущение жизни гибнущего человека – вот о чем стихи Бориса Рыжего.
Борис Рыжий – поэт городских окраин и обездоленного люда.
Борису Рыжему стыдно жить среди обреченных на вымирание людей.
Борис Рыжий – кумир бандитской России.
Борис Рыжий – поэт-боксер, посылающий в нокаут саму жизнь!
Любовь и сострадание
Борис Рыжий набрасывает на себя петлю с мыслью о любви к людям. Перед нами – поэт сострадания и человечности.
Любить всех безмерно – значит рано умереть. Это еще раз подтверждают стихи и жизнь Бориса Рыжего!
Мало любить всех, надо любить хотя бы одного человека. К сожалению, Борис Рыжий редко задумывается об этом.
Борис Рыжий – дикий звереныш на поводке сострадания!
Психика
Психика Бориса Рыжего не может вынести груз человеческой жестокости.
На крутом поэтическом взлете психика Бориса Рыжего не выдерживает напряжения: стремясь быть гением, он становится висельником!
Психопату нужна почва для самоубийства. У Бориса Рыжего – это непомерные амбиции. Он хочет превзойти Пастернака и Бродского!
Сущность поэзии Бориса Рыжего определяют два его выражения: «психопат» и «черное горе».
Борис Рыжий стимулирует творческое вдохновение зеленым змием!
 
Смерть
С молодых лет Борис Рыжий готов «умереть, не колеблясь». Поэт накликает беду на собственную голову!
Борис Рыжий предчувствует, что умрет рано, и, одурманенный алкоголем, хватается за спасительную веревку.
В Борисе Рыжем существуют два человека: успешный интеллигент и городской шпанюк. Для него выход из этой двусмыслицы – петля!
Стоя «на черном ветру», Борис Рыжий заглядывает в пропасть смерти.
Как жить поэту без крыла? На этот вопрос Борис Рыжий отвечает суицидом!
Борис Рыжий культивирует в поэзии философию самоистребления!
Параллели
Когда предчувствие смерти глубоко врезается в плоть и душу поэта, - он гибнет. Это происходит с Михаилом Лермонтовым и Борисом Рыжим.
Если стихов пишется больше, чем положено в срок, - поэт преждевременно умирает! Так случается с Михаилом Лермонтовым и Борисом Рыжим.
Михаила Лермонтова и Бориса Рыжего сжигает огонь нравственного максимализма!
В минуту психического расстройства набрасывают на себя петлю Сергей Есенин и Борис Рыжий: первый в 30 лет, второй – в 26.
Общая тема поэзии Николая Рубцова и Бориса рыжего – непреодолимая безысходность.
По словам поэтессы Луизы Миллер Борис Рыжий «зачарован смертью».
Как пишет литературовед Владимир Бондаренко, в поэзии Бориса Рыжего пронзительно звучит «интонация смерти».
Вывод
Поэзию Бориса Рыжего следует отнести к субкультуре, точнее говоря, к деклассированному искусству. Его стихи – это одна из форм психопатологического натурализма Джеймса Джойса.
Живи Борис Рыжий в западном обществе окультуренного зверья, вряд ли бы он повесился!
 
Глава вторая

Литературные школы
Античная литература
Гомер возносится праздничной радугой над человечеством.
Гомер красочен как радуга, животворен как солнце.
Древнегреческие мифы Гомера никогда не поблекнут.
Гомер – отец европейской литературы.
В поэмах Гомера «Илиада» и «Одиссея» воплощается истина всех времен и народов: не красивая, а верная супруга – хранительница домашнего очага.
«Илиада» Гомера и «Энеида» Вергилия – это единое эпическое полотно, в котором рассказывается, как греки разрушают Трою, а троянцы основывают Рим.
Гомер воспевает доблестные подвиги героев, Гесиод – мирный сельский труд: сражающийся воин уступает место пахарю за плугом.
Архилох выказывает почтение разным музам. Он дружен как с поэзией, так и с музыкой.
Архилох критикует всех, не исключая самого себя.
Греки оказывают великую честь Архилоху и Калимаху, сравнивая каждого из них с Гомером.
Сафо – прорицательница юной, весенней любви.
Сафо отстаивает союз поэзии и любви между женщинами, Сократ – союз философии и любви между мужчинами: так возникает симметрия античного эротизма.
Любовь знаменитой женщины обыкновенно трагична. Такова она у Сафо в пьесе Франца Грильпарцера.
Жизнь Алкея подобна кораблю, гибнущему во время бури. Несмотря на это, его стихи гармоничны и прекрасны!
Грек Алкей и римлянин Гораций – величайшие античные поэты, чьи стихи венчает гармония и красота.
Зерна мудрости Эзопа дают обильные всходы на пашне жизни.
Анакреонт – поэт счастливой жизни. Он не знает страха смерти. Поэтому живет 92 года.
Игривы и сладостны эротические стихи Анакреонта.
Анакреонт – соглядатай любовных игр Эрота.
Анакреонт воспевает радость жизни, вино и любовь.
Греки изображают Анакреонта с лирой в руках. Не потому ли его поэзия называется «лирической»?
Эсхил устами Прометея взывает о милосердии к людям.
Эсхил отстаивает милосердие, Софокл – любовь, Еврипид – самопожертвование; Эсхил отвергает дикие нравы, Софокл – неразумные законы, Еврипид – губительные страсти.
Пиндар славит воинов и победителей Олимпийских игр!
Для Софокла любовь, подобно богам – всевластна.
В описаниях исторических событий Геродот по-гомеровски ярок и убедителен.
Бесспорен приоритет Еврипида в создании психологической трагедии.
Еврипид отвергает гибельные страсти и проповедует самоотверженную любовь.
По мнению Еврипида, ум женщины склонен к коварству. Не потому ли Гёте и Гейне берут в жены полуграмотных матрон?
Для Аристофана жизнь – комедия.
Аристофан – веселый и смешной актер-комик, обличающий людские пороки.
Аристофан шутит и смеется в комедии ради справедливости в жизни!
Ум Аристофана гибок, как лягушка, и стремителен, как ласточка.
В комедиях Аристофана язык и ум подзадоривают друг друга.
Аристофан высмеивает человеческий лягушатник!
Платон – философ, поэт и мифотворец одновременно. Он строит духовную пирамиду, завершающуюся такими понятиями, как истина, соразмерность, красота и высшее благо.
В комедиях Менандр развенчивает нравы людей из низших слоев общества.
Менандр выводит на сцену «маленького человека», который остается героем в литературе уже более двух тысяч лет!
В Идиллиях Феокрит отображает бесконечное разнообразие мира: с одной стороны приукрашивает жизнь, с другой – разоблачает людские пороки!
Без Калимаха, главы александрийской школы поэзии, не возник бы александрийский стих – жемчужина поэтической формы.
У Калимаха жизнь и миф сплетены в неразрывное поэтическое целое.
Поэма «Аргонавтика» Аполлония Родосского дает понять, что человеческие страсти – не менее разрушительны, чем морские бури.
Аполлоний Родосский – связующее звено между Гомером и Вергилием.
Плавт – автор плебейских комедий.
Плавт – художник двух миров: он находится между греческой и римской комедией.
Через множество веков Плавт воплощается в Мольере.
Комедиограф Теренций проповедует уважительное отношение к женщинам. У него, бывшего раба, сохраняется чувство сострадания к бесправным людям.
Бесценный вклад в римскую литературу вносит блестящий оратор и политик Марк Тулий Цицерон. Он называет себя «отцом отечества», за что расплачивается головой! Помимо этого он известен в истории культуры, как создатель оригинальной системы воспитания юношества.
Кто он, Тит Лукреций Кар – поэт среди философов или философ среди поэтов? Философ и поэт в неразрывном единстве. Его универсальное мышление позволяет лучше видеть будущее.
Валерий Катулл находится у истоков римской лирической поэзии.
Риторику Дионисию Галикарнасскому по долгу профессии следует быть красноречивым, с чем он отлично справляется.
Вергилий – поэт идиллической Аркадии и «золотого века».
Вергилий – поэт героического эпоса и сельских идиллий.
Вергилий – поэт разящего меча и виноградной лозы.
В поэмах Вергилия присутствует дух воинственного Гомера и мирного Гесиода.
Вергилий – мифотворец прошлого и настоящего славной римской истории.
Гораций – величайший поэт на Земле!
Гораций – Пегас римской поэзии.
Гораций – поэт вдохновенного слова и разумной мысли.
Гораций воздвигает себе «памятник нерукотворный» высочайшими достижениями в поэзии.
Не складываются отношения между поэтом Горацием и императором Августом. Напротив, Пушкин находит общий язык с царем Николаем I. Гораций живет вдали от двора, Пушкин – при дворе, Гораций здравствует в уединении до старости, Пушкин, блистая в свете, – гибнет на дуэли в 37 лет.
Тит Ливий – литературно одаренный историк: факты в обрамлении красивых слов дважды убедительны.
Альбий Тибулл – прост и ясен в стихах, как сельский Бог!
Тибулл нежен и ласков в словах о любви, Овидий – эротичен и насмешлив.
Тибулл – мастер элегии: через столетия розы его поэзии вновь расцветают в творчестве Константина Батюшкова и Александра Пушкина.
Овидий – певец любви.
Овидий пьет кубок любви до дна.
Овидий – поэт-купидон, поражающий сердца юных красавиц.
Овидий – певец любви с горячим желанием насладиться ею сполна.
Овидий – тонкий знаток женской души.
Овидий различает истинную и ложную любовь.
Овидий – поэт любви, изысканности и красоты.
Если соединить в единое целое овидиевские «Любовные письма», «Науку любви», «Искусство любви», «Средство от любви», то получим величайшую эротическую поэму, вполне сопоставимую с его же гениальными «Метаморфозами»!
Овидий чудесным образом перевоплощает божественные мифы в человеческие судьбы.
Овидий – уникальный мыслитель, воспринимающий вселенную, как непрерывный кругооборот изменений и трансформаций сил природы.
Овидий обращается к Корине, Данте – к Беатриче, Петрарка – к Лауре: налицо преемственная связь между великими поэтами, воспевающими женскую красоту.
Овидий прославляет счастливую любовь мужчины, Боккаччо – описывает несчастную любовь женщины.
Любовь у Овидия – юная роза с шипами, у Генри Миллера – поблекшая.
Сенека – литератор в философии и философ в литературе.
Если правомерно говорить о Божественной риторике, то мы найдем ее в трудах философа Сенеки, апостола Павла, теолога Августина Блаженного.
Не потому ли Нерон приговаривает к смерти своего наставника, знаменитого философа-стоика Сенеку, что хочет освободиться от его назойливой опеки?
Вовсе не для того Сенека зачерпывает пригоршнями чистую воду из родников античной риторики и мудрости, чтобы мы хранили ее в грязных сосудах!
Пётроний Арбитр достигает исключительной силы обличения пороков и язв общества!
Пётроний – сатирик-золотарь, вычищающий отхожие места римского общества!
Любовь в «Сатириконе» Пётрония осваивает еще одну территорию: ею занимаются в склепе.
Случайно ли, что Пётроний, автор обличительного «Сатирикона», выступает в роли сатрапа императора-изверга Нерона?
Римляне ставят Марка Квинтилиана рядом с великим ритором Марком Цицероном!
Отобразив осаду римлянами Иерусалима с потрясающей силой выразительности, Иосиф Флавий заслуживает того, чтобы сравнивать его с Гомером и Вергилием.
Эпиграммы Марциала «жгучи как финики». Едким словом он вытравливает из современников безрассудство, стяжательство и подлость.
Иронические эпиграммы Марка Валерия Марциала обрушиваются холодным дождем на головы римлян.
Шутливые эпиграммы Марциала одаряют римлян серебром изящества и жгут перцем обличения.
Едкими эпиграммами Марциал обретает славу поэта «соли и желчи».
Тацит – историк императорского Рима. Он наделен таким же литературным талантом, как Томас Карлейль и Николай Карамзин.
Децим Ювенал предусмотрительно обличает лишь тех, кто уже умер: сколько бы голов сохранилось, если бы писатели следовали его мудрому правилу!
Лукиан – трезвомыслящий сатирик.
Лукиан вытряхивает из богов человечьи потроха, а из философов – куриные мозги!
Луций Апулей в романе «Золотой осел» высмеивает страсти и страстишки похотливых людей.
Апулей разоблачает скотов в человеческом обличии.
О чем свидетельствует тот факт, что герой первого европейского романа, написанного Апулеем, – похотливый «Золотой осел»?
Роман «Дафнис и Хлоя» Лонга – это апофеоз цветущей природы, возвышенной и чистой любви!
Ритмизированная проза романа «Дафнис и Хлоя» Лонга во многом предвосхищает стихи в прозе Уолта Уитмена и стихотворную прозу Андрея Белого.
 
Средневековая литература
Рудаки – философ, поэт, музыкант. Он сердцем познает тайны вселенной.
Эпопея «Шахнаме» Фирдоуси рассказывает о персидских богатырях, проявляющих доблесть во имя любви, правды, и справедливости.
Фирдоуси – поэт, славящий мудрость.
Абу Лялиль – слепой поэт, видящий неправду жизни и людскую подлость.
Поэт Усуф Баласагунский говорит: «Быть добрым, справедливым, правдивым» - значит «быть счастливым».
Омар Хайям – поэт, врач, математик, астроном, астролог, образованнейший человек эпохи и, главное, осознает бренность жизни.
Омар Хайям подобно библейскому Экклезиасту призывает нас отдаваться не хмельному, а духовному веселью.
Омар Хайям – поэт «высшей правды» и «низменного зла».
Омар Хайям – человек энциклопедических знаний, поэт-весельчак, любитель поднимать кубок вина.
Кретьен де Труа пишет примечательный роман «Иди, рыцарь, со львом», в котором воспевается возвышенная, благородная, самоотверженная рыцарская любовь.
Низами – жемчужина персидской поэзии. Он слагает вдохновенные поэмы о чистой, целомудренной любви.
Низами – поэт отчаяния и скорби.
В поэме «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели славит мужественную женщину. Не царицу ли Тамару, в которую влюблен?
Автор «Парсифаля» и «Песни о нибелунгах» Вольфрам фон Эшенбах – выразитель духа воинственного рыцарства.
Саади Ширази воспевает человеческую добродетель.
Джалаладдин Руми – поэт и пантеист-мистик. Он отказывается от сана первосвященника, чтобы стать мудрецом!
Итальянская литература
«Божественная комедия» Данте Алигьери – это гимн женщине и ее Небесной красоте.
Франческо Петрарка преисполнен к незабвенной Лауре возвышенной, духовной любовью.
Джованни Боккаччо – тайный соглядатай Амура.
Франко Саккетти, автор трехсот остроумных новелл. Он говорит о том, что Бог посылает нам счастье, но мы не умеем им распоряжаться.
Никколо Макиавелли – друг тиранов и скабрезный писатель.
Человеконенавистник Макиавелли пишет безнравственную трагедию «Мандрагора».
В романе «Неистовый Роланд» Лудовико Ариосто рыцарь совершает бесчисленные подвиги ради любимой женщины, проявляет благородство души, борется за правду и справедливость. Он, в некотором смысле – прообраз Дон Кихота Сервантеса.
Рим – притон бесчестия и разврата. Таким предстает вечный город в «Комедии придворных нравов» Пьетро Аретино. Сатиру автор доводит до крайних пределов. В итоге возникает острый фарс.
В поэме «Освобожденный Иерусалим» Торквато Тассо возрождает дух раннего христианства, хотя живет в эпоху позднего Ренессанса.
Пьетро Метастазио – мастер драматической ситуации. Не случайно он становится прославленным автором оперных либретто!
Карло Гольдони сочиняет многочисленные комедии с улыбкой на лице. Не потому ли в них столько легкого озорства и беспечного веселья?
С именем драматурга Карло Гольдони связано оперное творчество Вивальди и Галуппи – двух гениальных венецианских композиторов.
Смех, шутки, розыгрыши длятся целый день, после чего праздник взлетает красочным фейерверком в ночное небо! Комедии
Карла Гоцци венчает ослепительный фейерверк любви и счастья!
Витторио Альфьери возвращает итальянской литературе дух классической трагедии.
Непрекращающиеся бедствия и страдания Джакомо Леопарди обрывают его жизнь в 38 лет: певцы мировой скорби первыми покидают земную обитель!
Творчество Габриэле д’Аннунцио напоминает нам, что волшебный земной мир находится на дне вселенской чаши небытия.
До пьес комедиографа Эдуардо де Филиппо доносятся отголоски обличительного смеха Бомарше, живущего в XVIII веке.
Главный персонаж фантасмагорических романов Умберто Эко – призрак истории!
Испанская литература
Любовь Дон Кихота к Дульсинее – это мираж, который недостижим. Реальной любви в романе Сервантеса нет!
Землепашец Санчо Панса и обедневший дворянин Дон Кихот – простые деревенские жители, зараженные рыцарскими бреднями: Санчо Панса мечтает стать губернатором острова, Дон Кихот совершает неслыханные подвиги ради воображаемой дамы сердца. Эти герои в некотором смысле характеризуют их создателя Мигеля де Сервантеса – солдата короля и рыцаря муз.
Сюжетные хитросплетения комедий Лопе де Вега невероятно запутаны. Публика с нетерпением ждет их развязки. В финале пьесы торжествуют любовь и счастье!
Что за любовь без пролитой за нее крови благородного рыцаря? Вот лейтмотив комедий Тирсо де Молины!
Франсиско де Кеведо дает блестящий образец «плутовского романа», главный герой которого – рыцарь легкой наживы.
Педро Кальдерон пишет светские и религиозные пьесы. Это комедии с запутанной и увлекательной любовной интригой, драмы чести и философские драмы. На редкость удивительно жанровое разнообразие драматургии испанского Шекспира!
Бальтасар Грасиан мыслит нравственными категориями. Его «Карманный оракул» - зеркало, в котором можно увидеть свое отражение и подумать, как сделать себя добропорядочным человеком.
Герои романов Мигеля де Унамуно – не столько живые образы, сколько идеи-символы.
Асорин – кастильско-испанский летописец жизни с тонким, акварельным восприятием красоты.
Поэзия Хуана Рамона Хименеса – это радостное благодарение жизни и Богу, создавшему мир в его бесконечном разнообразии запахов, красок и звуков.
Поэт Гарсия Лорка – страстный патриот, в чьем сердце зияет кровавая рана отчаяния и смерти.
В душе Гарсия Лорки цветут красная и черная розы – символы борьбы за свободу и трагедий Испании.
Английская литература
Перу Джефри Чосера принадлежат «Кентерберийские рассказы», в которых повествуется о «свободной» декамероновской любви.
Новеллист Джефри Чосер пишет по-шекспировски мощно, ярко, образно, несмотря на то, что живет двумя столетиями раньше великого драматурга.
Как вороватый мельник добавляет в муку отруби, так и Чосер смешивает христианское благонравие с циничным народным юмором.
Чосер лучше других знает прекрасных дам. На вопрос: «Какое самое заветное желание женщины?» - он отвечает: «Власть над мужчиной». Это не совсем так, ибо женщина хочет всего лишь вернуть изначально данное ей господство над мужчиной.
В романе «Смерть Артура» Томаса Мэлори рыцари проливают реки крови ради дамы сердца, делая вид, что странствуют по свету во имя поиска чаши Грааля.
«Трагическую историю доктора Фауста» Кристофер Марло пишет за 200 лет до Гёте. Соприкасаясь с адскими силами во время работы над фаустовской трагедией, Марло гибнет в 29 лет! Спрашивается: почему же Гёте, написав поэму о том же Фаусте, живет 82 года? Видимо, потому, что Марло находится во власти злого духа, а Гёте оберегают ангелы-хранители!
Кто бы ни скрывался под именем Уильяма Шекспира, этот человек – символ творческого дерзания!
В пьесах Уильяма Шекспира разыгрывается буря человеческих страстей.
Все, что встречается в жизни, а именно: жажда власти, деспотизм, придворные интриги, скупость, волокитство, похотливая любовь, ревность, злодеяние, причудливая фантастика и магические чары – это лишь фон в пьесах Уильяма Шекспира, для которого высший закон жизни – любовь!
Шекспир воспевает возвышенную жертвенную любовь.
Джон Донн – поэт и проповедник. Закономерно, что его интересуют темы плотского и духовного, земного и Небесного бытия, временной и вечной жизни.
«Ученый» поэт Бен Джонсон снисходительно взирает на, стихийного, грубого Шекспира.
Увлекательная «Робинзонада» Даниэля Дефо – это гимн силе духа, терпению, труду и жизнеустройству.
Свифт – Гулливер в завоевании независимости и свободы Ирландии!
В «комедиях нравов» Уильяма Конгрива герой балагурит, чтобы перебалагурить собеседника, ставит ему западню, чтобы самому угодить в капкан.
Александр Поуп дает знать, что война полов возникает из-за женской красоты.
Сэмюэл Ричардсон – писатель христианского благочестия.
У Джорджа Смоллетта ханжество и пороки англичан вызывают ироническую улыбку.
Героями романов Джорджа Смоллетта выступают мечтательные субъекты: наивные добряки, смешливые неудачники.
В блестящих комедиях Ричарда Шеридана кружатся в танце беззаботное веселье и счастливая любовь: так и тянет присоединиться к ним!
В поэзии Уильяма Блейка встречаем немало стихов, возвращающих нас в мир ангельского детства – того мира, где рядом находятся целомудренный ребенок и святой Бог.
В картинах и стихах Уильяма Блейка запечатлено дисгармоническое сочетание добра и зла, света и тьмы, рая и ада: это экспрессионизм безумства, отчаяния и страха.
Для Уильяма Блейка в человеке заключен Христос, во Христе – человек, а в чашечке цветка – огромный мир! Это, так сказать, романтический фатализм.
Уильям Блейк мистически прозревает будущее мира.
Есть в литературе особая порода людей – это аутсайдеры, безумцы, люмпены. Среди них английский поэт Уильям Блейк и русский писатель Андрей Платонов.
Роберт Бёрнс – певец хмельной любви.
Поэзия Роберта Бёрнса – это бесшабашное веселье, окропленное слезами печали.
Роберт Бёрнс воспевает любовь, дружбу и братство между людьми.
Роберт Бёрнс, словно очистительный весенний ветер, проносится над затхлой жизнью.
На знамени поэта Джорджа Байрона начертано: «Свобода и Любовь»!
Эдгар По – писатель мрака и таинственности. Но алкоголь тянет его дальше – в загробный мир!
Как влияет на людей юмор Диккенса и Уильяма Теккерея? Почти никак. Они желают невероятного: Диккенс мановением руки хочет остановить водный поток, Теккерей же – обратить вспять!
Чарльз Диккенс – эмоционально окрашенный реалист: в отображаемой им правде жизни присутствует авторская реакция на происходящие события.
Чарльз Диккенс всецело находится во власти прозы жизни и поэзии литературного слова: конфликт между ними разбивает его сердце в 58 лет.
Шарлотта Бронте – воплощение правды и справедливости в жизни и литературе.
Шарлотта Бронте с душевным участием описывает самоотверженную женскую любовь.
Роман «Джен Эйр» Шарлотты Бронте настолько трогателен, что вызывает слезы у беспощадного обличителя общественной морали Уильяма Теккерея.
Льюис Кэрролл – английский Овидий, создавший сказочно причудливые «метаморфозы».
У религиозно настроенного писателя Льюиса Кэрролла математический ум и девичье сердце. В его душе сосуществуют две вселенные: мир строгих формул и мир сладких грез.
Трудно представить себе Оскара Уайльда – блестящего острослова и утонченного эстета – с гнилыми зубами!
Шоу невольно создает автопортрет в образе льва с колючкой в лапе: острой иронией.
Король детектива Конан Дойль преднамеренно мистифицирует свою жизнь и науку: его натура требует загадочности и тайн!
В жизнерадостном образе веселого щенка Монморанси угадывается характер его создателя – Джерома Клапки Джерома.
Этель Войнич – психолог-шелкопряд: плетет тончайшие духовные нити своих высокоинтеллектуальных героев.
Для Герберта Уэллса парадоксы жизни – это морские ракушки, которые он вскрывает острым ножом интеллекта.
На мощном древе английской литературы растет ветвь романтического реализма Джона Голсуорси, на которой рдеют плоды красоты, любви и счастья.
Гилберт Честертон
У Гилберта Честертона одно на уме: как свернуть шею анархистам и социалистам, подрывающим устои старой, благонравной Англии.
Романист, подобно Дон Кихоту, сражается, правда, не с мельницами, а с мельниками. Пустая затея!
Когда пигмей раздувает себя до гения, иной раз выходит нечто неординарное: таков феномен Джеймса Джойса!
Ничем иным, как психопатологическим экспрессионизмом не может быть проза эксцентричной дамы Вирджинии Вулф, утопившей в реке свое тело и заодно – душу!
От Агаты Кристи даже Шекспир отстает по количеству изданных книг – первой «конвейерной» женщины-писательницы, имеющей два миллиарда читателей!
Джон Толкин – демиург собственной мифопоэтической вселенной!
Джон Толкин – литературный Вагнер: «Властелин колец» - это насыщенное фантастикой и волшебством «Кольцо Нибелунга».
Олдос Хаксли – писатель-фантаст, герои которого устремляются в будущий космический век, не порывая с обыденной сегодняшней жизнью.
Джордж Оруэлл – политический сатирик, занятый стряпней антиутопий-пасквилей на социализм.
Грен Грин – духовный наставник в литературе.
Артур Кларк – один из многочисленных космических путешественников в литературе XX века.
Французская литература
Поэт Франсуа Вийон – желчный обличитель жизни.
Франсуа Вийон – плут, сутенер, бродяга и гений, совершающий убийство.
Королева Маргарита Наваррская пишет собственный «Декамерон» с названием «Дептамерон» - книгу новелл о любви плотской, развратной, кровосмесительной и лишь иногда целомудренной и красивой.
Мишель Монтень – гуманист-скептик, сомневающийся оптимист: для него человек – «глупый гусенок», который делается «храбрым от слабости».
Поэт Жан Батист Марино: остряк, шутник, балагур отличается причудливой игрой образов.
Рассказывая о похождениях молодого повесы, Шарль Сорель рисует образ симпатичного и по-своему талантливого пройдохи. Любопытно, что его роман выходит в свет за сто лет до рождения знаменитого авантюриста Джованни Казановы!
В трагедиях Пьера Корнеля жестокий рок шпагой пронзает рыцарей чести и благородства.
Франсуа де Ларошфуко – «герцог парадокса».
Ларошфуко – гений парадоксальной мысли.
Сирано де Бержерак обладает изощренным умом писателя-иллюзиониста.
Рассказывая о фантастической жизни на Луне, Сирано де Бержерак изображает картину-утопию, преломленную через призму самых разнообразных идей: физических, технических, биологических, социальных, философских, религиозных. При этом земную жизнь он переворачивает с ног на голову.
Баснописец Жан Лафонтен мыслит диалектично: ставит рядом абсолютно несовместимых героев.
Баснописец Жан де Лафонтен – это драгоценный сплав нравственного Эзопа, фривольного Апулея и непристойного Боккаччо, т.е. носитель мудрого легкомыслия.
Жан де Лафонтен – веселый мудрец или мудрый весельчак.
Едкая сатира Мольера срывает покрова с мнимой благопристойности и фальшивой вежливости.
Мольер, как и всякий великий комедиограф, смеется сквозь горькие слезы.
Мольер в комедиях не смешон, а трагикомичен!
Блез Паскаль проповедует философию середины, пригодную для повседневной жизни, однако он, как ученый и как религиозный мыслитель понимает, что кроме Земли существует еще и бесконечная Вселенная.
Шарль Перро завоевывает всеобщую любовь красивыми сказками о принцах и принцессах.
Писательница Мари Мадлен Лафайет считает, что добродетель женщины проявляется в супружеской верности.
Жан Расин – абсолютный монарх в театре, как Людовик XIV – в государстве. Герои его трагедий – не живые люди, а идеальные образы, несущие те или иные свойства.
Писатель и моралист Жан де Лабрюйер – врачеватель нравов. Для этой цели он собирает 1120 образцов человеческих характеров, с которыми сверяет свои наблюдения.
В афоризмах Жана Лабрюйера жизнь – бесконечно разнообразна.
Жан Мелье – воинственный материалист и атеист. Рядом с ним Вольтер кажется бледным критиком религии.
Ален Рене Лесаж – предшественник обличительного реализма.
Ален Рене Лесаж – один из самых талантливых авторов бытового и сатирического романа.
Трудно отыскать во французской литературе столь живой, пластичный и емкий литературный язык, какой встречаем в мемуарах герцога Луи Сен-Симона! От этого писателя-аристократа тянутся нити к словесному роскошеству Марселя Пруста.
Шарль Монтескье – глашатай демократии и свободы.
Благодаря своему проницательному интеллекту Шарль Монтескье предсказывает судьбы европейских народов.
Вольтер – король философов и философ королей.
Бог для Вольтера – «архитектор вселенной». В этом высказывании больше риторики, чем смысла!
Вольтер – гений сарказма!
Антуан Прево искушает читательниц темой страстной любви.
«Только любовь является краеугольным камнем всей нашей жизни», - говорит одна из романтических героинь Жан-Жака Руссо.
Уверяя, что нет верных женщин, Дени Дидро подвергает сомнению любовь! К лицу ли это просветителю и энциклопедисту?
Моралист и писатель Люк де Клапье Вовенарг обладает почти Иисусовой ясностью и краткостью высказывания.
Вовенарг оттачивает афоризм, словно гусиное перо.
Уже более двух столетий комедии Пьера Бомарше покоряют публику искрометным весельем, выдумкой и фантазией.
Характер Пьера Бомарше определяют три вещи: смех, интрига, золото.
Пьер Бомарше – счастливейший из драматургов. На сюжеты его комедий написаны оперные шедевры Паизиелло, Сальери, Моцарта, Россини. В этом отношении он сравним только с Шекспиром.
Разврат отнимает у человека душу и превращает ее в тень, о чем пишет Никола де ла Бретонн в романе «Совращенный поселянин».
В сладострастных романах Маркиз де Сад показывает, что животное – целомудреннее человека!
Подробно описывая оргии, Франсуа де Сад пытается убедить читателей, что физические и душевные муки после безумного сладострастия ужаснее геенны огненной.
Писатель моралист Николя де Шамфор взирает на жизнь с горькой усмешкой.
В романе «Опасные связи» Пьер Лакло говорит, что страсть – это не что иное, как любовь-ненависть. В порыве страсти происходит неотвратимое: любовь сгорает в огне ненависти.
Вольнолюбивая Жермена де Сталь – амазонка в жизни и литературе.
Жермена де Сталь понимает, что трагическая любовь смертельна для глубоко чувствующей женщины.
Еще в начале XIX века либеральный писатель Бенжамен Констан высказывает мысль о едином европейском государстве, которая становится реальностью через 150 лет!
В руке Франсуа Шатобриана – священный крест и вдохновенное перо!
Без любви к ближнему человек несется мимо цели, о чем пишет в своих романах Шатобриан.
Любовь в романах Стендаля трагична, ибо она, сметая общественные преграды, теряет точку опоры.
Огюст Скриб – выдающийся оперный либреттист и талантливый писатель.
На первый взгляд может показаться, что Александр Дюма легкомысленный писатель. В действительности же он исследует серьезнейший вопрос жизни: совместимы ли понятия чести и достоинства человека с законами общества?
Писатель-реалист Эжен Сю спускается в ад парижских трущоб, который ужаснее дантевского ада.
Литература Проспера Мериме и Жорж Санд проникнута настроениями Руссо: оба писателя умиляются первозданной красотой природы и невинностью диких народов.
Редко какая женщина бросает вызов судьбе, как, например, Сюзанна, героиня романа «Монахиня» Дени Дидро. Именно такой является знаменитая писательница Жорж Санд!
Поэт-романтик Альфред де Мюссе движим высокими помыслами и низкими страстями.
Альфред де Мюссе – поэт разбитой любви, всепожирающей ревности и бурных страстей.
Альфред де Мюссе убедителен в описаниях беспутной любви.
У сладострастников одна участь – сифилис, о чем свидетельствует судьба поэта-романтика Альфреда де Мюссе.
Стихи Шарля Бодлера отравлены желчью.
Красота в поэзии Шарля Бодлера подвержена тлену.
Эмиль Золя – остросоциальный писатель с ярко выраженным живописным талантом.
Эмиль Золя – писатель-импрессионист в отображении красоты мира.
Стефан Малларме – поэт фантастических грез.
Поль Верлен – поэт-сатурналист, хотя наделен тонкой художественной натурой.
Поль Верлен бодлеровские «Цветы зла» ставит в хрустальную вазу лирики.
Поль Верлен и Артюр Рембо – поэты-геи, заглянувшие в бездну адских наслаждений.
Анатоль Франс выбирается из смрадного подвала жизни, чтобы вдохнуть свежий воздух красоты.
Мысль Ги де Мопассана, что человек это «вселенная во вселенной» близка к христианской идее бессмертия души.
Ромен Роллан – «могучая птица радости» в литературе.
Андре Жид ловит жар-птицу гомосексуальной любви.
Эдмон Ростан прославляет бержераковское благородство и преданность любви в кровавом XX столетии.
Романы Марселя Пруста – это причудливо-радужные сны.
Писательский талант Анри Барбюса крепнет в пламени войны.
В литературных портретах Андре Моруа проявляет вежливое благоразумие, которое опирается на три принципа: точность, лаконичность, увлекательность.
Андре Моруа укрывается от жизненных бурь под крышей книжного гуманизма.
Андре Моруа – прекраснодушный писатель-гуманист.
Андре Моруа и Нина Берберова слагают гимны неукротимому творческому духу гениальных людей.
Эстетствующему писателю и поэту Жану Кокто более дорог вдохновенный Орфей, чем Отец Небесный!
В центре философии Антуана де Сент-Экзюпери стоит вселенский Человек.
Жан Поль Сартр – парижский фланер с пистолетом в кармане!
Литературных героев Симоны де Бовуар окружает пустота и мрак. Любовь в такой ситуации оказывается бегством от жизни.
Эжен Ионеско – драматург абсурда, обнажающий идиотизм жизни.
Ионеско перечеркивает жизнь крест-накрест линией абсурда и линией идиотизма.
Ионеско высмеивает респектабельный английский идиотизм.
С философией абсурда долго не проживешь. Именно это происходит с Альбером Камю! Он погибает в автокатастрофе в 46 лет.
Какую мысль хочет выразить Франсуаза Саган в романе «Ангел-хранитель»? Она дает понять, что мужчина-рыцарь будет оправдан любой женщиной, если он идет даже на убийство, защищая ее человеческое достоинство. Не такова ли заветная мечта каждой уважающей себя дамы?
Немецкая литература
Фридрих Клопшток – поэт-лирик, с восторгом наблюдающий за блестящей колесницей Гомера и Вергилия.
«Богоизбранничество» и «мессианство» эпических поэм Клопштока впоследствии претворяется в философии Гегеля и Ницше, операх Вебера и Вагнера, симфониях Брукнера и Малера.
Готфрид Лессинг закладывает краеугольный камень нравственности немецкого народа.
Лессинг – дозорный немецкой демократической литературы.
Лессинг выступает за демократическое искусство, доступное каждому человеку.
Лессинг – отважный борец за жизненную правду в немецком драматическом театре.
Кристоф Виланд «анатомирует» человеческую глупость.
Сатира Виланда обличает немецкое филистерское общество.
Виланд преднамеренно обращается к истории древней Греции: в прошлом он ищет идеал мудрого правителя и благонравного народа.
Поэт Иоганн Гердер – проповедник немецкого гуманизма.
Иоганн Гердер полагает, что высшая ступень развития общества определяется его гуманностью.
Иоганн Гердер призывает литераторов обращаться к народному искусству.
Иоганн Гердер – один из духовных отцов единой Германии.
Мыслитель Георг Лихтенберг к известным афоризмам пишет контр афоризмы.
Мало кто знает имя Готфрида Августа Бюргера, но всем известен его герой барон Мюнхгаузен, самый симпатичный на свете враль и фантазер, чье добродушие вызывает к нему всеобщую любовь.
Иоганн Вольфганг Гёте – бог поэзии и мысли.
Гёте – всечеловеческий гений.
На башнях поэзии Фридриха Шиллера реют флаги свободы и братства.
Шиллер – рыцарь красоты и свободы.
Мятежный дух Шиллера разрушает барьеры тирании и социального неравенства. Поэт обращает взор к счастливому будущему народов мира.
Писатели-романтики Жан Поль Рихтер и Эрнст Теодор Амадей Гофман бегут от суровой действительности с иронической улыбкой. Их влекут чудесные фантазии и красивые мечты.
Разуверившись в идеалах красоты и справедливости, Фридрих Гельдерлин ставит под вопрос даже собственный разум: в 32 года у поэта обнаруживаются признаки помешательства.
Новалис дарит человечеству «голубой цветок» немецкой романтической поэзии.
Любовь для Фридриха Шлегеля – священное наслаждение, вечный язык природы, чарующая музыка чувств – одним словом, цветение жизни!
По мнению Людвига Тика любовь питает живительными соками всякое искусство.
Поэт, писатель, композитор, художник Эрнст Теодор Амадей Гофман – желанный гость в обществе изысканных Муз!
Романтическая проза Эрнста Теодора Гофмана на редкость музыкальна. Гофман – литературный Шуберт.
Братья-сказочники Якоб и Вильгельм Гримм – первоцветы германистики.
Братья Якоб и Вильгельм Гримм – певчие птицы древнегерманской литературы.
В германистике братья Гримм занимают такое же место, как Мартин Лютер в протестантстве.
Исследователи древнегерманской литературы Якоб и Вильгельм Гримм – молочные братья Гёте.
Без братьев Гримм, открывших миру древнегерманскую мифологию, не появились бы на свет монументальные оперные полотна Рихарда Вагнера!
Среди отцов немецкого народа почетное место принадлежит Якобу Гримму – создателю грамматики германских языков.
Тема мировой скорби особенно проникновенно звучит в поэзии Николауса Ленау, чей беспокойный ум гаснет в 42 года.
Георга Бюхнера пугает кровавый лик революции.
Сопоставьте два факта: обильно льющаяся кровь в драмах Георга Бюхнера и его ранняя, в 23-летнем возрасте, смерть от заражения крови. Это говорит о том, что художественный самогипноз опасен для писателя.
Философ Фридрих Ницше – генератор аристократического духа.
Драматург Герхард Гауптман предостерегает художников от магии чародейства. Этим они рискуют погубить свое искусство и даже потерять собственную жизнь!
Сделав парафраз на тему шекспировского короля Лира, Герхардт Гауптман создает замечательную пьесу о черствости неблагодарных детей к родителям.
Генрих Манн – заклятый враг немецкого милитаризма.
Писательский гений Томаса Манна, словно орел, взирает на землю.
Книги Германа Гессе говорят, что жить и умереть – это счастье, равное «счастью первой любви».
Идейная парабола писателя Арнольда Цвейга такова: националист, сионист, пацифист, социалист, коммунист.
Война в глазах драматурга Бертольда Брехта – поголовное безумие.
В пьесах Брехта разыгрывается трагедия добра и зла. Но если добро неотделимо от зла, то, значит, к добру нет исключительно доброго пути.
Сущность гуманизма Эриха Марии Ремарка определяют три понятия: разум, терпимость, человечность.
Многих литературных героев Генриха Белля преследуют фашистские наваждения. Случайны ли эти аллюзии у западногерманского писателя?
Литература Австро-Венгрии
В романах Артура Шницлера любовные отношения источают тонкий, фиалковый аромат. Его прозу окутывает таинственный полумрак недосказанности.
Для Германа Бара свобода и справедливость – два флага в одной руке.
Райнер Мария Рильке воспринимает каждое мгновение жизни, как вспыхнувший луч света.
Стефан Цвейг – автор элегической поэзии и прозы.
Смысл экспрессивной прозы Франца Кафки можно определить одним словом: «кошмар».
Много ли мудрости в смехе Ярослава Гашека, который отравлен цинизмом?
Карел Чапек – пророк, который предсказывает гибель человечества.
Скандинавская литература
Не иначе как из гуманных побуждений Эразм Роттердамский намазывает «медом глупости» черный хлеб жизни!
Норвежский драматург Генрик Ибсен – проповедник гуманного и милосердного отношения к человеку.
В драматургии Генрика Ипсена проповедуется милосердное отношение к слабому человеку.
Пер Гюнт Генрика Ибсена – это норвежский Дон Кихот Сервантеса.
Мироощущение шведского драматурга Августа Стриндберга – пессимистическое, ибо жизнь для него – сон, а люди – призраки!
У драматурга Августа Стриндберга пессимистическое видение мира, для которого люди – вампиры, земля – колыбель преступников, безумцев и трусов! Жуткая картина!
Пряжа жизни сплетена из нитей добра и зла, поэтому нет смысла распускать ее, - к такому неутешительному выводу приходим после знакомства с пьесами Августа Стриндберга.
Август Стриндберг пытается сбросить с себя плащ буржуазного литератора.
Кнут Гамсун – писатель серых будней и неясных надежд.
Американская литература
Ирвинг Вашингтон – американский сатир, осмеивающий грубые и примитивные нравы соотечественников.
Джеймс Фенимор Купер описывает кровавую войну между европейскими поселенцами и аборигенами и делает это увлекательно с романтическими перипетиями, словно это сказка для детей, в которой добро обязательно торжествует над злом.
Жестокий рок разбивает жизнь Эдгара По, как штормовой ветер – корабль о скалы.
Гарриет Бичер-Стоу клеймит рабство в Америке, не изжитое по сей день, ибо это хищное государство нещадно эксплуатирует эмигрантов со всех стран мира.
Мыслитель и натуралист Генри Торо чем-то схож с литературным героем Тургенева Евгением Базаровым, препарирующем лягушек: оба провинциалы, оба игнорируют традиционные формы жизни. Американский философ и тургеневский герой – законченные нигилисты!
Уолт Уитмен и Пабло Неруда – атланты поэзии Северной и Южной Америки.
Герман Мелвилл задается вопросом, насколько далеко ушел цивилизованный человек с его орудиями пыток и казней от дикарей-каннибалов. И вывод его далеко не утешителен!
Отгородившаяся от людей Эмили Дикинсон хранит в душе океан нежности.
Жизнь Луизы Мэй Олкотт превращается в наркотический сон. Какое счастье!
Марк Твен – писатель мягкой, доброй иронии.
В поисках нравственного идеала О.Генри заглядывает в отдаленные уголки жизни.
Романы Драйзера пропитаны гуманизмом, хотя они – типично американские: энергичные, ясные, по-деловому конкретные.
С болезненной манией величия ничего путного не создашь, кроме литературных бредней: такое наследие оставляет человечеству Гертруда Стайн!
Джек Лондон создает автопортрет в образе собаки по клички Белый клык!
Томас Элиот – поэт, который «грезит наяву».
В книгах Генри Миллера одиночество паясничает, словно вселенская обезьяна.
Под маской пьяного гаерства Фрэнсис Скотт Фицджеральд скрывает душевную красоту.
Жизнь и творчество Уильяма Фолкнера свидетельствует о том, что в жалком человеке может обитать гений!
Эрнест Хемингуэй
Вступление
Эрнест Хемингуэй – тореадор в американской литературе: в творчестве одерживает победу, а в жизни терпит крах.
Трудно сказать, когда Хемингуэй проявляет настоящее мужество – на войне или в момент самоубийства: грань между подвигом и безумием у психопатических людей едва различима!
 
Писательский стиль
Гибкость языка и реальное отображение жизни делают романы Хемингуэя популярными во всем мире.
Проза Хемингуэя не столько блестящая, сколько безыскусная. Чтобы писать так, нужно иметь большой талант.
Хемингуэй – романтически настроенный реалист. Он - поэт, а не циник.
У Хемингуэя, о чем бы он ни писал, - жизнерадостная, игривая проза.
Яркая проза Хемингуэя – это череда цветных фотографий.
Литературная речь Хемингуэя живая и одновременно условная: она чем-то похожа на комнатный фикус в кадке.
Роман «За рекой в тени деревьев»
Хемингуэй занимается странным делом: выводит многозначительную философию из повседневной жизни людей. Это ложная мудрость.
В романе Хемингуэя преобладает лирическое повествование, герой которого – простой, обыденный человек. Он противостоит жизни-скале, борется за свое место под солнцем. Однако его борьба обречена на забвение.
В романе «За рекой в тени деревьев» Хемингуэй создает резкий контраст между войной и любовью, позволяющий автору полнее отображать жизнь. Тем не менее, ощущается заданность этого литературного приема, делающая прозу Хемингуэя несколько условной.
Настойчивое чередование мыслей о войне и любви в романе Хемингуэя оборачивается искусственностью в развертывании сюжета. В конце концов, такое механическое сопоставление двух сфер надоедает.
Литературная речь романа Хемингуэя «За рекой в тени деревьев» - полифонична и многозначительна.
Философия жизни и творчества
Хемингуэй живет «в пику» своей эпохе, доказывает людям недоказуемое, что приводит его к трагической гибели.
Хемингуэй не отказывает себе удовольствия выкурить трубку наедине с судьбой, чем расплачивается нелепой смертью.
Как понимают любовь американские писатели? Любовь Уолтера Уитмена – мужская, мужественная, обращенная во внешний мир – к земному бытию, к Вселенной. Любовь Джека Лондона – женская, нежная, деликатная, сентиментальная. Своими корнями она уходит вглубь сознания к животным инстинктам. Эрнест Хемингуэй совмещает эти два представления о любви. Он видит в ней черты мужской, дружественной и женской, мягкой любви. На хемингуэевском архетипе любви покоится нравственность современных американцев обоего пола. Они хотят любить общественно и личностно, глобально и субъективно. Они дерзки и самонадеянны, с другой стороны – наивны и уступчивы.
Маргарет Митчелл беспристрастно отображает суровую правду жизни.
Джон Стейнбек с явным удовольствием раскрывает пороки сытых американцев.
Проза Ирвинга Стоуна благородна и гуманна искренним сочувствием к людям, оказавшимся в трудном положении.
Проникновенно и трогательно лирическое повествование Исаака Зингера. Он своей душевной теплотой, граничащей с детской наивностью, заполняет Вселенную от ее зарождения до самого банального кудахтанья курицы. Этот американо-еврейский прозаик возвышается до всеохватывающего взгляда на мир и всечеловеческой открытости сердца. В 1978 году его награждают Нобелевской премией по литературе.
Среди твердолобых реакционеров одно из первых мест занимает писательница и философ Айн Рэнд. Рядом с ней премьер Израиля Голда Меир и премьер Великобритании Маргарет Тэтчер кажутся бледными тенями!
«Стеклянный зверинец» - это безысходность, «Трамвай желаний» - это надежда, «Орфей спускается в ад» - это торжество любви. Такова идейная концепция драматургии Теннесси Уильямса.
Драматургу Артуру Миллеру близки по духу герои-романтики, не умеющие приспосабливаться к деловой Америке, охваченной лихорадкой делания денег.
Имея левые взгляды, никогда не будешь угоден правительству США: так происходит с чернокожим писателем Ричардом Райтом.
Джером Сэлинджер бросает вызов человечеству, демонстративно удалившись в собственное имение. Он предпочитает беседовать с богами, а не с людьми.
Роман «Над пропастью во ржи» Сэлинджера несет в себе символический смысл: пропасть – это ужасы реальной американской жизни, рожь – это мечта о жизни желанной и счастливой. Сэлинджер – взрослый ребенок с наивными мыслями.
Писатель Рей Дуглас Брэдбери отвергает общество живых роботов, в котором нет места для свободной личности.
Айзек Азимов, и в самом деле «фундаментальный» писатель, если в названиях своих романов ставит слово «фундамент»: «Фундамент и Империя», «Грани фундамента», «Фундамент и Земля». Он чувствует близкое крушение Советского Союза, которая с точки зрения «добропорядочного американца», - «империя зла».
Трумен Капоте слагает гимн человечности и природы в их неразрывном единстве.
Не в американском «свободном» обществе, где царят равнодушие и жестокость, писатель Элтон Кен Кизи обнаруживает ростки человечности, а в сумасшедшем доме, где психически больные люди надеются на спокойную, благополучную жизнь.
Курт Воннегут – литературный двойник Марка Твена.
Идейный вождь битничества Джек Керуак выделяется среди писателей воинственным аморализмом.
У безумной женщины – безумная поэзия. Об этом свидетельствует судьба Сильвии Плат!
Латиноамериканская литература
Аргентинский писатель Хорхе Луиз Борхес выдвигает героев своих интеллектуальных романов на «пятачок» кругооборота времени, отчего их жизнь либо пролетает в одно мгновение, либо одно мгновение их жизни тянется десятилетиями. Так возникает диалектика противоположностей: вечности как мига и мига как вечности.
Краткими, но глубокими по смыслу высказываниями Борхес расширяет философские горизонты литературы.
У большого писателя Борхеса есть маленькая слабость: показать себя всеведущим интеллектуалом.
Романы гватемальского писателя Мигеля Астуриаса полны ненависти и презрения к диктаторским режимам «черных полковников». Он отображает мрак и безысходность, царящие в общественной жизни Латинской Америки.
В романах бразильского писателя Жоржи Амаду любовь неотделима от страсти, более того: страсть является любовью!
Аргентинский писатель Хулио Кортасар ставит героев романов в острые ситуации и совершает резкие сюжетные повороты. Он не стремится описывать серые будни, затягивающие людей в трясину обывательского самодовольства.
Колумбийский прозаик Габриэль Маркес – писатель «горькой реальности» Латинской Америки, «отчаянья и надежды» ее народов!
Маркес снисходительно взирает на петушиные классовые бои в латиноамериканских странах!
Литература разных народов
Судьба не потворствует Луису де Камоэнсу при жизни, но он после смерти наперекор ей обретает славу величайшего португальского поэта.
Луис де Камоэнс – поэт скорби и призрачных надежд.
Ханс Христиан Андерсен дарит детям и взрослым мудрые сказки, чтобы им легче жилось на земле.
Рюноскэ Акутагава – автор литературы сверх ужасов, после чтения которой волосы поднимаются дыбом. Разве человек, содержащий в себе столько отрицательной энергии, долго проживет? Так оно и происходит: Акутагава умирает в 35 лет.
Рюноскэ Акутагава – японский Кафка: оба писателя достигают высшей точки психологического катастрофизма!
Швейцарский писатель Фридрих Дюрренматт говорит нам, что в жизни все продается и покупается, даже торжество поруганной справедливости.
Трагикомические шаржи Фридриха Дюрренматта и Андрея Платонова обличают капитализм и социализм с полуидиотским сарказмом.
У писателя Станислава Лема редкий по силе научно-фантастический интеллект.
Станислав Лем – литературный инопланетянин.
Русская литература
Симеон Полоцкий – духовный писатель, богослов, поэт, драматург, переводчик, придворный астролог, наставник детей русского царя Алексея Михайловича, Алексея, Софьи и Фёдора. В лице выдающегося просветителя мы видим царского угодника.
Сподвижник Пётра I, выдающийся публицист, писатель и поэт Феофан Прокопович – зоркое око и благонамеренная душа царя-реформатора.
Среди советников Пётра I заметную роль играет Дмитрий Кантемир, господарь Молдавии, образованнейший человек своей эпохи, философ, историк, писатель, востоковед, член Берлинской академии, его труды переводятся на многие европейские языки. Дмитрий Кантемир – отец русского поэта-сатирика Антиоха Кантемира.
Русская лирика впервые заявляет о себе в поэзии Василия Тредиаковского.
Первую дверь анфилады комнат русского просвещения открывает Михаил Ломоносов, вторую – Николай Новиков, третью – Виссарион Белинский. Все эти люди – подданные народа!
Ученый, энциклопедист, художник, поэт Михаил Ломоносов закладывает фундамент русской словесности.
Александр Сумароков – первая пушкинская ласточка в русской поэзии.
Немало примеров обольстительной эротики дают в литературе Иван Барков, Александр Полежаев, Александр Пушкин, Михаил Лермонтов, Валерий Брюсов, Сергей Есенин, Алексей Николаевич Толстой. Эти писатели – известные «прелюбодеи» в русской словесности!
Михаил Херасков вносит заметный вклад в строительство русской государственности эпической поэмой «Россиада» и гимном «Коль славен наш Господь в Сионе».
Вовсе не случайно Гавриил Романович Державин слывет державным поэтом при дворе Екатерины Великой! Его фамилия говорит сама за себя.
Чувствительной поэмой «Душенька» Ипполит Богданович соединяет свое имя с Апулеем, Лафонтеном и Руссо.
Николай Иванович Новиков «ложное», «неистинное» знание называет «развратным знанием». Таким образом, русский просветитель возводит мост между наукой и нравственностью.
Среди русских просветителей XVIII века встречаем масонов (Николай Новиков) и противников масонов (Пафнутий Батурин). И те и другие несут знания людям.
Николай Новиков – деятельный Поль Анри Гольбах в русском просвещении.
Не получив высшего образования, Николай Новиков и Виссарион Белинский становятся маяками русской общественной мысли.
Денис Фонвизин – смелый и проницательный сатирик.
Александр Радищев – пламенный обличитель крепостнической России.
Баснописец Иван Дмитриев – предшественник гениального Ивана Крылова. Сентиментальность Дмитриева уступает место реализму Крылова.
Николай Михайлович Карамзин с ломоносовской настойчивостью совершенствует русский язык и русскую историческую науку.
Басни Ивана Крылова уникальны: они содержат в себе мудрость ребенка и одновременно мудрость старика.
Утратив зрение в 42 года, Иван Козлов пишет свое первое стихотворение под названием «Светлана». Это не случайно, ведь Свет и Тьма существуют рядом!
Велика заслуга Василия Жуковского перед литературой в том, что он берет на себя роль наставника и покровителя молодого Александра Пушкина – создателя современного русского языка.
«Илиаду» слепого Гомера переводит на русский язык одноглазый Николай Гнедич: незрячие лучше других видят и ценят красоту мира.
Если Денис Давыдов не Ахилл в поэзии, то, безусловно, Ахилл на поле брани!
Поэт Фёдор Глинка пишет по-народному просто и ясно, что доказывают его слова к песне «Вот мчится тройка удалая».
Константин Батюшков – поэт с трагической судьбой: теряет разум как Торкватто Тассо.
Романы Михаила Загоскина выделяются духом народного патриотизма.
Михаил Загоскин пишет просто и увлекательно. Он ни на минуту не забывает о читателе, который является для него приятным собеседником или просто хорошим человеком.
Зинаида Волконская – царица муз Северной Пальмиры, где она блистает поэтическим и музыкальным талантами.
Писатель Иван Лажечников с умилением смотрит на русскую историю и русских людей.
Исторические романы Ивана Лажечникова вызывают живейший интерес читателей вплоть до наших дней.
Удивительно легкая и светлая проза Сергея Аксакова – это прыгнувший на веранду солнечный зайчик.
Пётр Чаадаев – барометр свободы и рабства в самодержавной России.
До сих пор люди снимают богатые урожаи с нивы мудрости, засеянной крылатыми словами Александра Грибоедова!
Кондратий Рылеев – автор народных дум-размышлений о революции.
Среди «умных» и «правильных», по-собачьи преданных литературе писателей, выделяется Николай Полевой.
Вильгельм Кюхельбекер – невзрачный поэт, у которого радикальные взгляды на общество.
Александр Бестужев-Марлинский – яркая звезда в романтической прозе.
Потомок немецких баронов Антон Дельвиг пишет слова к самому популярному русскому романсу «Соловей». В нем немецкая меланхолия и русская мечта о воле сливаются воедино: лирический герой романса сожалеет, что не может улететь в небо как птица.
Поэт Адам Мицкевич – патриот, мечтающий о свободе Польши.
Александр Пушкин – поэт гармонии и красоты.
Александр Пушкин – поэт вдохновенного слова и святой правды.
Александр Пушкин преобразует русский язык: делает его ясным, четким, конкретным.
Евгений Баратынский – поэтическая тень Пушкина.
Владимир Даль – русский Якоб Гримм: создает «Толковый словарь живого великорусского языка».
Фёдор Тютчев – певец таинственной природы.
Талантливый писатель и музыкант Владимир Одоевский смотрит на мир духовными очами. Он является предшественником Фёдора Михайловича Достоевского.
Владимир Одоевский – сторонник деятельного милосердия: спешит помочь нуждающимся, а не рассуждает о пользе благодеяний.
Владимир Одоевский и Альберт Швейцер – люди деятельного милосердия и сострадания. Они спешат оказывать конкретную помощь больным и бездомным, не довольствуясь академическими занятиями философией, богословием, литературой, музыкой и музыкознанием.
Поэт и философ Алексей Хомяков созывает единоверцев-славянофилов под высокие своды соборности.
Александр Полежаев оставляет яркий след в эротической поэзии.
Дмитрий Веневитинов – мимолетная, но яркая комета на русском поэтическом небосклоне.
Дмитрий Веневитинов – поэт скорбной лирики. Это пушкинский Ленский.
Дмитрию Веневитинову, поэту, прозаику, философу, художнику, музыканту судьба отводит всего-навсего 21 год жизни. Перед нами еще нерасцветший гений, еще не поднявшийся на ноги Эрнст Теодор Амадей Гофман, чью голову украшает венок трех Муз.
Литературный критик Иван Киреевский – выдающийся мыслитель: славянофил, сторонник православно-христианской цивилизации с ее самобытной историей развития.
Иван Киреевский – Иоанн-Креститель гениального писателя Фёдора Михайловича Достоевского.
У Алексея Кольцова 170 лирических стихотворений, на которые композиторы пишут свыше 700 песен и романсов. Большее количество музыкальных произведений создано только на стихи Александра Сергеевича Пушкина.
Николай Гоголь – всероссийский сатир.
Гоголь жестоко высмеивает святую православную Русь. Не за это ли он расплачивается безумием в конце жизни?
С появлением критика Виссариона Белинского начинает раскачиваться корабль русского государства.
Талантливый публицист Александр Герцен – Александрийский столп свободы, гордо высящийся над Россией.
Николай Огарев – поэт-лодочник, перевозящий людей через бурную реку общественных потрясений.
Если говорить о революционно настроенных поэтах-лириках, то это, прежде всего, Николай Огарев и Алексей Плещеев.
Владимир Соллогуб – салонно-богемный писатель.
Иван Гончаров задумчиво взирает на печальную судьбу России.
Манфредовский дух поэзии Михаила Лермонтова неистов и мрачен: он решительно отвергает и рай, и ад и земное бытие!
Написав в 19-летнем возрасте очаровательного «Конька-горбунка», Пётр Ершов приобретает славу мудрого русского сказочника.
Если Уильям Шекспир верен духу трагедии, то Алексей Константинович Толстой – духу истории.
Гениальные произведения искусства рождаются на творческом взлете не одного, а нескольких гениев: например, опере «Борис Годунов» Мусорского (1874) предшествуют трагедия «Борис Годунов» Александра Пушкина (1825) и трагедия «Царь Борис» Алексея Толстого (1868).
Драматург Александр Сухово-Кобылин выносит суровый приговор самодержавию.
Александр Сухово-Кобылин разоблачает природу царской власти и ее становой хребет – судебную систему. И делает это с такой остротой, что сатира Гоголя и Салтыкова-Щедрина кажется невинной шуткой!
Иван Тургенев служит России литературой, а не социальными утопиями.
В отличие от Александра Герцена, Иван Тургенев – не общественный человек, а художник.
Павел Мельников-Печерский – летописец старообрядческой Руси.
Мельников-Печерский по-суриковски красочно описывает жизнь и быт заволжских староверов.
Фёдор Достоевский проповедует религию сострадания к «униженным и оскорбленным».
Николай Некрасов – великий правдолюбец в поэзии.
Известный романист Алексей Писемский отображает правду жизни, однако у него отсутствуют широкие, обобщающие идеи Фёдора Достоевского.
Аполлон Майков нежится под «золотым небом» поэзии.
Аполлон Майков – поэт чудесных грез.
Бездонно горе народа в рассказах Дмитрия Григоровича.
Григорович, а вслед за ним Лесков, блестяще владеют простонародным языком.
Александр Островский одержим идеей создания подлинной драмы на материале заскорузлого купечества.
В поэзии Алексея Плещеева личное и общественное «я» и «мы» неразрывны. Если человек перед казнью (а Плещеев был в такой ситуации) встречается со своим «я», которое через минуту должно исчезнуть навсегда, то он, помилованный, никогда не перестанет воспринимать себя в тесной связи с обществом. Именно это переживает Алексей Плещеев в лирических исповедях.
Сатира Михаила Салтыкова-Щедрина на редкость остра: выбивает веником дурь из бестолковки обывателя!
В романе «Что делать» Николай Чернышевский строит «бастион» нравственности революционеров.
У Льва Толстого гомеровский размах в отображении жизни.
В романах Толстого жизнь – бурное половодье, а не щепки и мусор, несущиеся по волнам литературы!
Бывают судьбоносные литературные произведения и просто романы или повести: «Илиада», но не «Одиссея» Гомера, «Война и мир», но не «Анна Каренина» Толстого, «Тихий Дон», но не «Поднятая целина» Шолохова.
Отрицая «препустейшую пустую» жизнь, Николай Лесков показывает себя и как верующий, и как критик православной веры.
Николай Помяловский отображает реальную жизнь без левых или правых писательских выкрутасов.
Перу Всеволода Крестовского принадлежит роман «Петербургские трущобы» - эпопея фантасмагорического отчаяния и страха обездоленных людей.
Лирика Алексея Апухтина льется тихой скорбью.
Глеб Успенский показывает безотрадную прозу жизни, в которой не находится места для любви и счастья.
Генрик Сенкевич изображает библейских апостолов, обладающих несокрушимым духом истины и веры.
Болеслав Прус противопоставляет знаменитой фразе Людовика XIV «Государство – это я» фразу «Народ есть государство».
Николай Гарин-Михайловский – не до конца проявившийся Максим Горький.
Дмитрий Мамин-Сибиряк повествует о трагических судьбах золотоискателей. Суровая природа, крутые нравы, бесчисленные смертоубийства – вот темы его романов.
Проза Владимира Короленко проникнута искренним сочувствием к несчастным людям.
Всеволоду Гаршину хорошо знаком мир психически больных людей, к которому он сам принадлежал.
Александр Иванович Эртель – один из тех немногих писателей, кто чувствует дух обновляющейся России на рубеже XIX-XX столетий.
Великий Князь Константин Романов в литературе – правдив и праведен. А в жизни?
Великий князь Константин Романов живет как примерный семьянин, хотя имеет гомосексуальные наклонности. На его лирические стихи пишет романсы гей Пётр Ильич Чайковский.
Иннокентий Анненский – поэт элегической скорби.
Розанов – философский «ужастик»: пугает ангелов хвостатым чертом!
Великий русский писатель Антон Павлович Чехов плывет по жизни на белоснежном пароходе, зная, что приближается страшная буря!
Антон Павлович Чехов – писатель-интеллигент, чье творчество получает всемирное признание.
Константин Фофанов – поэт причудливых гротов в небесной лазури.
Стихи Фёдора Сологуба завораживают сладостным тленом смерти.
Сологубу-прозаику не чужд садистский комплекс.
Мережковский – высокоинтеллектуальный русский писатель.
Поэт Вячеслав Иванов и живописец Василий Кандинский – родственные натуры: это художники с вселенским мироощущением.
Константину Бальмонту в золотых снах видится рай на Земле.
Константин Бальмонт творит вдохновенный гимн человечеству!
По мнению Викентия Вересаева, человек сам виноват, что «гибнет во мраке и муках». Его душа, его разум освещают мир ярче солнца.
Максим Горький в большевистской революции – пешка, ставшая ферзем, тогда как в литературе он был и остается королем!
Зинаида Гиппиус прославляет в поэзии единственную и навсегда данную любовь к Отцу Небесному.
Творчество Ивана Бунина – лебединая песнь русской классической литературы.
Леонид Андреев и его сын Даниил – писатели-мистики с трагической судьбой.
Поэт и композитор Михаил Кузьмин – голубой гиацинт в русской литературе!
Брюсов воспевает красоту под аккомпанемент божественной лиры.
Иван Шмелёв – чудесная божья коровка, улетающая на небо русской словесности.
Вскормленный крымской землей, поэт Максимилиан Волошин бесконечно восторгается ее пленительными пейзажами.
Максимилиан Волошин – эстет с необузданной энергией и нежной, сентиментальной душой. Она летит на ветрах Зефира к далеким горизонтам красоты.
Александр Блок – яркая звезда, рассекающая тьму жизни.
Поэзия и проза Андрея Белого сложена из адамантовых слов и лазуритовых фраз!
Александр Грин вынашивает мечту о физически и духовно красивом человеке.
Алексей Николаевич Толстой, именуемый «красным графом», становится идеологической опорой диктатора Сталина. Незавидная роль!
Граф Алексей Николаевич Толстой в советскую эпоху превращается в литературного извозчика Сталина, неизменно угадывая желания «хозяина» страны.
В поэзии Сергея Городецкого звенит забубенная Россия.
«Ядреный лапоть», - так о самом себе отзывается поэт Василий Каменский.
Николай Клюев – твердый орешек в поэзии.
Иные современные ученые готовы интегрировать жизнь от единицы до бесконечных чисел. Они мнят себя творцами будущего совершенного постиндустриального государства, описанного Евгением Замятиным в романе «Мы». Какая самонадеянность!
Велимир Хлебников – отчаянный смельчак в поэзии наподобие первых авиаторов.
Поэзия Велимира Хлебникова – это звучащая геометрия слов.
Поэт Велимир Хлебников творит словесно-неологический квадрат, в котором столько же глубокого смысла, сколько в «Черном квадрате» Казимира Малевича.
Поэтическая фантазия Велимира Хлебникова является для него машиной времени, с помощью которой он путешествует по зеркальным лабиринтам Вселенной. Его взору открывается история человеческой цивилизации с момента ее возникновения и до будущих времен. Мы вправе назвать Велимира Хлебникова поэтом-пророком, Экклезиастом XX века.
София Парнок – русская Сафо: вместе с утонченными женщинами срывает цветы поэзии, музыки и любви.
Николай Гумилёв – поэт-конкистадор с православной верой.
Стихи отважного конкистадора Николая Гумилёва трогают нас светлой верой в православного Бога и горячей любовью к России.
Романы Марка Алданова, как и других писателей-эмигрантов, покрыты антисоветской паршой. Не очень-то хочется вкушать такие плоды!
Из бездны, мрака, страха и отчаяния Соловецкого концентрационного лагеря выбивается поверх мерзлой земли стебелек высокого жертвенного подвига, христианской любви, чувство долга и порядочности, о чем свидетельствует заключенный Борис Николаевич Ширяев. Им написана православная по духу книга «Неугасимая лампада» - повесть безмерных страданий, веры и надежды.
Кого не очаровывает душисто-сиреневая поэзия Игоря-Северянина?
Главное слово, которое определяет характер литературы Антона Семеновича Макаренко - «энергия»!
Литературная речь Макаренко подобна бурной днепровской стремнине, перекатывающейся через острые пороги жизни.
Анна Ахматова перебирает струны Божественной лиры.
В отличие от небесно-лазоревого Андрея Белого Борис Пастернак – земной, коричнево-зеленый.
Стихи Бориса Пастернака притягательны эротической афористичностью, которую не всегда замечают поклонники его таланта.
Осип Мандельштам – черный ворон, кричащий о конце света.
Осип Мандельштам без славы при жизни обретает всемирную славу после смерти: на здании Сорбонны, где он посещает лекции, устанавливается мемориальная доска в честь поэта.
Борис Пастернак слушает лекции философа Германа Когена, Осип Мандельштам – философа Анри Бергсона. Исключительная эрудиция не помогает им стать гениальными поэтами!
Михаил Булгаков обретает славу благодаря едкой сатире и циничному глумлению над лучшими чувствами простых советских людей.
Илья Эренбург обладает пророческим даром. Он предвидит, когда подземные воды жизни поднимутся на поверхность земли.
Эренбург, словно губка, впитывает в себя интеллектуальные потоки эпохи. Это позволяет ему предсказывать грядущие события.
Георгий Адамович – поэт тревожного эмигрантского одиночества.
Марина Цветаева – ревностная поборница русского поэтического слова.
Константин Паустовский – южный тополь в северном лесу русской литературы.
Виктор Шкловский – бунтующий харизматик-лингвист советской эпохи.
Зараженный политическим авантюризмом, Виктор Шкловский в зрелые годы становится защитником высокой культуры: его долгая литературная жизнь превращается в художнический подвиг!
Владимир Маяковский сотрясает воздух советским паспортом, думая, что вносит значительный вклад в строительство социализма!
Застрелившийся Маяковский – трагический символ революции. С ним происходит катастрофа, подобная той, какая настигает Советский Союз через 60 лет после смерти поэта.
Нужно быть всеядным Михаилом Зощенко, чтобы искать вдохновение в прозе жизни.
Пётр Парфёнов – мастер сталинского литературного лубка.
Сергей Есенин гибнет в бездне разврата и отчаяния!
Элегической поэзии Тициана Табидзе характерен праздничный восточный колорит в сочетании с внутренним трагизмом.
Всеволод Рождественский и Николай Тихонов, бывшие воспитанники Николая Гумилёва, изменяют его идеалам. Они верой и правдой служат коммунистическому режиму, который расстреливает их наставника! Ведь жизнь распоряжается нами, а не мы – жизнью!
Анатолий Мариенгоф паясничает в советском обществе мелко и мелочно, тогда как любимый им Лев Толстой – по-крупному: на всю Россию, на весь мир!
«В любви есть какой-то тайный изъян», - утверждает Владимир Набоков. Какой? Изъян бездуховности!
Арктические громады льдов не в состоянии раздавить волю и мужество полярников, о чем повествуют стихи Ильи Сельвинского.
Большевистская ярость выжигает до самого дна душу русского народа. О великой и трагической эпохе военного коммунизма рассказывается в романе «Как закалялась сталь» Николая Островского!
Драматург Александр Афиногенов – идейный угодник перед власть имущими, хотя в душе имеет меланхолическую струну.
Читая Александра Бека, убеждаешься, что Сталин, - действительно, есть «бетон и броня» советского народа и что благодаря Сталину Россия превращается в великую державу.
«Тихий Дон» Шолохова – роман жизни без литературных уловок и прикрас. Это действительно роман века!
Поэт Леонид Мартынов чувствует приближение эпохи нового человечества.
Василий Гроссман – писатель-портретист, который мастерски сплетает судьбы героев в прочный идейно-смысловой узел. Драматизм его романов имеет экспрессивный шостаковичский характер.
Для Даниила Хармса жизнь – сверхчеловеческая драма в театре кукол.
Хотите узнать, что такое литературный бред – читайте Данила Хармса.
Энтузиазм, ударный труд, освоение необжитых земель – такова тема книг Веры Кетлинской о молодых строителях Комсомольска-на-Амуре. Ее писательский метод можно определить как социалистический романтизм.
Даниил Андреев – бедовый писатель-мистик.
В отличие от Данте, Варлам Шаламов описывает не потусторонний, а реальный сибирский ад, в который ввергнуты сотни тысяч заключенных.
Если при чтении военной прозы горло сжимает спазм, - это настоящая литература. Такова книга «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова.
Некрасов с яростью и болью описывает окопную жизнь солдат. Это кровавая проза!
Проза Некрасова обильно полита кровью защитников Сталинграда.
На стихи Льва Ошанина создается более 100 песен! Пожалуй, только Александр Сергеевич Пушкин превосходит в этом отношении советского поэта-соловья!
Героизм и борьба коммунистов, запечатленных в «Блокаде» Александра Чаковского – это трагическая эпопея, сопоставимая с романом «Как закалялась сталь» Николая Островского: там и здесь описывается подвиг революционеров-большевиков, не сломленных холодом, голодом и смертью.
Кто не читал «Блокаду» Чаковского, тому трудно оценить силу духа и героизм защитников Ленинграда. Они не поймут суровый характер гениального советского полководца Георгия Константиновича Жукова!
Вряд ли у писателя Александра Солженицына с его деревянным языком есть литературное будущее.
Лирический герой поэзии Василия Фёдорова стоит на коленях перед женщиной, вымаливая у нее преданную и вечную любовь.
Стихи Алексея Фатьянова легки и праздничны, как радостное щебетание птиц.
В литературе Юрий Нагибин проповедует нравственные начала – совесть, честь, долг. Однако, в жизни писатель не отличается ни совестливостью, ни честью, ни долгом перед обществом. Кто из творцов искусства преодолевает трагическую пропасть между «высоким» и «низким»? Единицы!
В стихах Ирины Снеговой слышен тихий шепот березы. Это поэтический образ женщины, тоскующей по любви и нежности.
Стихи Давида Кугультинова отличаются природным оптимизмом человека, обогащенного огромным жизненным опытом. Поэт отбывает срок на каторге и, тем не менее, обласкан властью. Его стихи подвергаются запрету и обретают всенародную славу. Кугультинов – один из духовных поводырей казахского народа.
Расул Гамзатов воспевает скромную дагестанскую женщину, на плечах которой держится мир!
Эдуард Асадов проявляет отчаянную смелость на войне, в стихах он – проникновенный лирик. Этими чертами Асадов чем-то похож на легендарного поэта-партизана Дениса Давыдова.
В эстрадной песне поэт Михаил Танич – тот же черный кот, о котором он пишет известное стихотворение. Положенное на музыку, оно становится символом советского мещанства.
Мертвую стужу преодолевают люди, в груди которых не гаснет огонек надежды. Таковы герои суровой прозы Виктора Астафьева.
Был бы Астафьев умным человеком, не злословил бы по поводу несчастной доли русского народа. Голод, холод, горе, бедность людей, живущих в провинциальной России, – не от Бога ли все это?
Кому нравится песенное сюсюканье Булата Окуджавы? Сентиментальным натурам, сохраняющим верность компанейской дружбе и товариществу!
Юрий Казаков – писатель-интеллигент. У него доверительный, сердечный, литературный язык.
Писателю-демократу Василю Быкову выпадает незавидная роль быть в авангарде отсталого белорусского народа!
Валентин Пикуль блестяще справляется с главной задачей: увлечь русской историей своих читателей!
Пикуль – поденщик истории. Он ищет в ней пикантные сюжеты для романов.
Авторы исторических романов Валентин Пикуль и Марианн Брандес правдиво описывают эпоху, хотя и не всегда достоверно рисуют портреты своих героев. Они с журналистской ловкостью проникают в самые темные уголки истории, при этом нередко идеализируя близких им по духу персонажей.
Валентин Пикуль отыскивает в истории романтические случаи и увлекательно повествует о своих героях. Иной подход к истории у Дмитрия Балашова: он раскрывает роль православия в становлении русского государства. Если Пикуль – горячий романтик, то Балашов – одухотворенный реалист.
Историк и политолог Дмитрий Волкогонов гоняется за тенью Сталина, пытаясь прижать ее в темном углу. Затем он изрекает истину о кровожадном тиране, такую же призрачную, как его тень.
В эпоху крушения России первыми гибнут ее сыновья-патриоты. Среди них писатели – Дмитрий Балашов и Олег Михайлов.
Андрей Дементьев – поэт взволнованной романтической риторики.
Приподнятым, романтическим тоном стихов поэт Андрей Дементьев не принимает обыденную жизнь, но хватается за нее всем своим мещанским существом.
Василий Шукшин рассказывает о горестях простых людей с глубоким, сердечным участием к их судьбе.
Писатель и бард Юз Алешковский – антисоветчик с усатой сталинской физиономией!
Духовный писатель архимандрит Рафаил Карелин вырабатывает собственный оригинальный стиль повествования: это религиозно-проповедническая поэзия в прозе. Его литературное слово сдержанное, строгое, живописно-красочное и афористическое.
Еще при жизни Евгения Евтушенко время погребает его мысли и чувства. Шумная слава поэта оказывается призрачной.
Василий Аксенов с легкой иронией отображает галантный XVIII век, сопоставляя его с грубым XX веком и, наоборот, отыскивает черты сходства беспардонного XX столетия с вольтерьянским XVIII. Нелегкая задача!
В публичных чтениях стихов Андрей Вознесенский оглушает аудиторию чеканными ритмами и плакатной риторикой.
Вознесенский гипнотизирует публику хлестким ритмом и парадоксальными идеями.
Весь облик Вознесенского говорит: «Ах, какой я умный и какой экстравагантный!»
Николай Рубцов скорбно прощается с березовой Россией.
Николай Рубцов – скромный василек, Иосиф Бродский – роскошный гладиолус.
Эдвард Радзинский – фальшивый историк.
Эдвард Радзинский – кокетливая субретка в исторической литературе.
Пьесы Александра Вампилова привлекают зрителей сентиментальным простодушием героев с их наивной и трогательной любовью.
Мелодраматические пьесы Вампилова занимают среднее место между драмой и водевилем: они до сих пор нравятся публике наивной серьезностью и серьезной наивностью.
Валентин Распутин находится в неразрывном единстве с природой.
Распутин с горечью наблюдает за духовным и нравственным падением русского народа.
Иной раз народно-экзальтированный тон прозы Распутина набивает оскомину, словно кислые яблоки.
Белла Ахмадулина воспринимает жизнь сквозь пелену радужных фантазий и грез.
Людмила Петрушевская не описывает, а фотографирует жизнь.
Владимир Высоцкий – бард-повеса из Большого Каретного.
Высоцкий не поет, а рвет глотку, силясь перекричать пошлость и мещанство.
Неуемный русский еврей Высоцкий ниспровергает кумиров, мешает все карты, пьет, грешит, любит и ненавидит, ни с кем не соглашается, в одиночку бросает вызов деградирующему обществу. Он, подобно дьяволу с гитарой в руках, осыпает проклятиями брежневскую эпоху застоя.
Страстный бунтарь и сатирик Высоцкий превращает авторскую песню в подлинное откровение народа.
Владимир Высоцкий – русский Роберт Бёрнс.
Венедикт Ерофеев по натуре – анархист, чье вдохновение зависит от ударной силы алкоголя.
Герой поэмы «Москва – Петушки» Ерофеева хлещет вино и водку стаканами, чтобы перебить более страшный «ерш» скорби, тоски и безысходности.
Высокоточная оптика поэзии Иосифа Бродского нацелена на вселенского человека.
Поэзия Иосифа Бродского – это высокое Слово и пошлая фраза, ее автор – мыслитель-рационалист и обыватель-скептик.
Сергей Довлатов делает маленькие пакости Советской власти через литературу.
Саша Соколов не без основания говорит, что советское общество – это «школа дураков» и что только психически больные люди несут в себе огонек правдоискателей.
В обществе дураков лишь больные на голову продолжают искать правду, о чем пишет Саша Соколов. Это те же русские юродивые, перекочевавшие из прошлых веков в XX столетие.
Писательница Татьяна Толстая вышивает изящные раблезианские узоры иронии на грубом полотнище русского идиотизма.
Татьяна Толстая кокетничает колючей, кактусовой прозой: ей нравится сбивать шляпы с прохожих мужчин!
Борис Акунин заполняет российский рынок беллетристической туфтой. Борзописец – это еще не писатель!
Пётр Алешковский норовит пройтись бодрячком по российской болотной хляби.
Виктор Пелевин – апологет постмодернистского абсурда в российской литературе.
Виктор Пелевин – писатель-бомж, копающийся в российской свалке бездуховности.
Один из героев романа «Поколение «П»» Виктора Пелевина воистину с сатанинским цинизмом утверждает, что жизнь проще и глупее, чем мы о ней думаем.
Сергей Лукьяненко – универсальный человек: выступает как писатель-фантаст и как писатель-кулинар. Ему явно не дают покоя лавры Александра Дюма-отца!
 
Глава третья

Философия красоты и свободы
«Опыты» Мишеля Монтеня
К знаменитым исповедям Августина Блаженного, Жан-Жака Руссо и Льва Толстого следует добавить «Опыты» Мишеля де Монтеня – книгу развернутого и беспристрастного самоанализа.
Видя неприглядное нутро людей, Монтень все же остается гуманистом.
«Ничто не мешает человеку быть жестоким и добродетельным», - замечает Монтень.
«Человек во всем и везде – ворох пестрых лоскутов», - говорит Монтень.
Монтень основательно изучает человека через самопознание.
Для Монтеня самопознание означает не что иное, как видение самого себя.
Монтень отстаивает благонравную супружескую любовь, отвергая любовь-страсть, любовь-пламя!
Для Монтеня уютный домашний очаг дороже общественных почестей и славы.
С младенческого возраста Монтень восхищается героями Древнего мира.
Монтень примеряет на себя одеяния великих греков и римлян. Это помогает ему достичь ощутимых результатов в понимании себя как личности.
Монтень наполняет собственную душу мыслями и чувствами древних римлян. Опираясь на их опыт, он стремится выработать в себе гуманное отношение к современникам.
Сроднившись с Древним миром, Монтень вдыхает новую жизнь в героическое прошлое.
Разум Монтеня распускается цветами древних цивилизаций. Философ пытается обогатить духовный мир соотечественников.
В зрелые годы Монтеня удостаивают почетного звания римского гражданина. Так, детская любовь к античности, взрастая и мужая, претворяется в общественно важные дела!
«Опыты» Монтеня словно говорят нам: рай и ад нужны для того, чтобы осознавать всю глубину жизни!
Монтень создает общечеловеческую мудрость в процессе самопознания, иными словами преломляет всеединство Платона через призму сократовской индивидуальности.
Пройдя этапы самоанализа и критической оценки людей, Монтень выступает горячим защитником человечности.
Мишель Монтень – одна из самых ярких фигур среди гуманистов- скептиков эпохи Возрождения.
Драматургия Шекспира
Вступление
Сверхгении – это художники с безграничными творческими возможностями. Таковы Гомер, Данте, Микеланджело, Шекспир, Бах, Гойя, Гёте, Вагнер, Толстой, Пикассо.
Только величайшие гении становятся кумирами своих народов: Гомер – древнегреческого, Данте – итальянского, Шекспир – английского, Гёте – немецкого, Гюго – французского, Пушкин – русского.
Человеческая душа беспредельна как вселенная. Об этом знают писатели Шекспир, Гёте, Бальзак, Достоевский, Толстой, композиторы Бах, Вагнер, Чайковский, Мессиан.
Из прошлого в будущее
При чтении трагедий Еврипида, сердце обливается кровью. Не ошибемся, если скажем, что Уильям Шекспир использует достижения мастера античного театра.
Драматические эпизоды романа «Золотой осел» Апулея оказывают влияние на литературу последующих веков, в том числе на пьесы Шекспира.
Рафаэль рядом с Шекспиром – чудо-зеркальце, отражающее красоту жизни.
Шекспир и Монтеверди венчают эпоху Возрождения трагедийным реализмом. Эти гении – титаны духа!
Удивительно разные два великих современника: ироничный Сервантес и бунтарский Шекспир. Но оба они разрушают Вавилонскую башню средневекового государства!
Дон Кихот Сервантеса – это карикатура на рыцарство, Гамлет Шекспира – приговор королевской власти. Выдающиеся писатели с огромной выразительной силой обличают безрассудство людей.
Сервантес показывает мечты и фантазии психически неуравновешенного идальго Дон Кихота, Шекспир – душевные муки притворяющегося безумцем датского принца Гамлета. Показательно, что эпоха Возрождения заканчивается образами сумасбродного Дон Кихота и неврастеника Гамлета.
Красота шекспировского слова вполне сопоставима с прекрасными оперными ариями Генделя, мощь и сила слова Шекспира – с монументальными ораториями композитора.
Гёте находит в драмах Шекспира «стихийную гениальность». Немецкий поэт чувствует бездонную глубину творчества английского собрата по искусству.
Шиллер, Бетховен – наследники шекспировского драматизма, Гойя – сервантевского обличения.
От шекспировских слов о «преступной страсти» и «святейшей чистоте» тянутся нити к стихам Байрона и Пушкина.
Драматизм Шекспира оказывает огромное влияние на оперное искусство. Прежде всего, это касается «Отелло» Россини и «Отелло» Верди.
Есть внутренняя связь между «Зимней сказкой» Шекспира и весенней сказкой «Снегурочка» Островского. У Шекспира королева Гермена – дочь русского царя: она возрождается к жизни, тогда как Снегурочка Островского с наступлением тепла прощается с жизнью. Не исключено, что чистый, благородный образ Гермены выступает прототипом нежной Снегурочки.
Шекспир – драматург-художник, Ибсен – драматург-моралист Между ними – большое расстояние.
Гений-инкогнито
Уильям Шекспир – король драматургии.
Шекспир – трубадур английского Возрождения.
Шекспир опрокидывает пирамиду Ренессанса в океан трагедии.
Вдохновение Шекспира – это Божественный огонь, озаряющий его драматургию.
Талант Шекспира универсален. Перед нами всеохватывающий эпико-драматический писатель.
Часто пьесы Шекспира имеют литературных предшественников. Следовательно, они создаются не только Шекспиром: это плод совместных усилий многих людей! Вот где надо искать корни, как гениальности, так и посредственности его пьес.
Драматургия Шекспира многогранна по форме и многолика по содержанию, что заставляет сомневаться в авторстве одного человека, создаются Шекспировские пьесы.
В комедиях-фарсах Шекспир достигает художественного высочайшего мастерства. Но вопрос состоит в том, кому они принадлежат?
Шекспир пишет бессмертную трагедию «Ромео и Джульетта» в 30 лет, гениального «Гамлета» - в 37. Под силу ли это молодому автору?
Шекспир – не всегда гений: истинных шедевров у него не более 10 из 37 пьес!
Королева Елизавета покровительствует Шекспиру, под именем которого, возможно, скрывается ее фаворит Эдуард де Вер. Поэтому неясно, как называть их эпоху: елизаветинской, деверовской или шекспировской?
Шекспир – двуликий Янус: веселый жизнелюб и ядовитый мизантроп.
Существует два Шекспира: вдохновенный поэт и желчный скептик.
Кто бы ни стоял за именем Шекспира, этот человек – символ творческого дерзания!
Театральность
В пьесах раннего Уильяма Шекспира тесно взаимодействуют королевский и ярмарочный театры.
Пьесы Шекспира по-театральному условны и символичны.
Шекспир – многогранен в комедиях и трагедиях.
Многоплановость в пьесах Шекспира достигается двумя способами: чисто театральными средствами и субъективным взглядом на историю.
Шекспир – прежде всего драматург-актер и только затем – драматург-мыслитель.
Особенности драматургии
Театральная красота Уильяма Шекспира в своих высших проявлениях поднимается до Божественной красоты.
Шекспир – выдающийся мастер эпико-драматических полотен.
Шекспир – гений конфликтных ситуаций.
Шекспир – блестящий стилист. Он умеет преобразовать чужой материал в полноценный художественный спектакль.
Сердцевиной драматургии Шекспира выступает жизнь.
Драматургия Шекспира опирается на прочную народную основу.
В пьесах Шекспира Небесное неотделимо от земного, возвышенное – от обыденного.
Шекспир чарует волшебством сказки.
Шекспир по-новому переосмысливает сельские идиллии и пасторали.
Шекспир не всегда удачно соединяет историческую драму и политическую трагедию.
Нередко у Шекспира различные театральные жанры образуют спектакль, отличающийся рыхлостью и эклектикой.
Роковые обстоятельства
В пьесах Уильяма Шекспира самое активное действующее лицо – судьба, разрезающая полотно жизни на пестрые лоскуты.
Герои трагедий Шекспира – подневольные рока, рабы судьбы.
Жестокий рок – поводырь шекспировских героев.
В трагедиях Шекспира человеческие судьбы разбиваются о гранит небытия, словно штормовые волны о скалы.
Положительные герои шекспировских пьес фатально обречены на гибель. Они не способны противостоять роковым обстоятельствам жизни.
Делается страшно, когда соприкасаешься с подлостью и бесчестием отрицательных шекспировских персонажей.
Шекспир выворачивает наизнанку внутренний мир человека. Такого рода обличение граничит с голым натурализмом.
В трагедиях Шекспира происходит пиршество смерти!
Смерть косит шекспировских героев как траву.
Шекспир – воистину королевский палач своих героев!
В драмах Шекспира льются реки крови!
Трагическая Муза Шекспира с ног до головы запачкана кровью!
Шекспир обладает уникальным талантом создавать психологически убедительные образы. Он как будто снимает копии с реальных людей.
Шекспир открывает шлюзы человеческого сердца, из которого выливаются мутные потоки страстей и вожделений.
Страсть и любовь
В пьесах Уильяма Шекспира свирепствует буря низменных страстей.
Драматургия Шекспира – это кипящий котел вожделения и похоти.
Шекспир нанизывает страсти на рыцарское копье, чтобы сбросить их в пламя костра.
В пьесах Шекспира извергается вулкан страстей, чья огненная лава опаляет прекраснейшее из наших чувств – любовь.
Шекспир – пророк любви!
Любовь для Шекспира – высшая ценность жизни.
То, что встречается в пьесах Шекспира, а именно: жажда власти, тирания, придворные интриги, скупость, волокитство, страсть, ревность, злодеяние, причудливая фантастика и магические чары – все это лишь внешний фон для проявления высшего закона жизни – любви.
Страстной любви чужда верность мужской дружбе («Венецианский гость»), она порождает слепую ревность («Отелло»), ей не чужды политические интриги («Антоний и Клеопатра»). Таких примеров множество.
«Ромео и Джульетта» Шекспира – это апофеоз трагической любви двух юных созданий.
Своенравные женщины завоевывают любовь, смиренные – покоряются любви: таковы шекспировские Клеопатра и Дездемона.
У Шекспира встречаем противоестественную мысль: «Разнузданная похоть – священнодействие». Именно магия, женские чары и безрассудная любовь Клеопатры доводят ее до самоубийства.
Какие дьявольские интриги способен плести человек, видно на примере Яго – героя пьесы Шекспира «Отелло». Душа злодея – кромешный ад, куда не проникает Божественный свет.
Сатана губит благородных людей, избирая своим орудием отъявленных мерзавцев, вроде таких шекспировских злодеев как интриган Яго («Отелло»), жид-ростовщик Шейлог («Венецианский гость»), незаконнорожденный сын Глостера подлец Эдмунд («Король Лир»).
В пьесах Шекспира встречаются мотивы христианской морали: гордость и самонадеянность короля Лира доводят его до гибели. Запоздалое прозрение наступает после того, как его захватывает бездна несчастий.
В трагедии «Гамлет» Шекспир пытается разгадать тайну человеческой души.
Шекспир, словно мудрец, со стороны взирает на суетное мельтешение людей.
Шуты
Уильям Шекспир часто выводит на сцену образы средневековых и ренессансных шутов.
Мир перевернутого сознания отражается в парадоксах шекспировских шутов.
Шуты в пьесах Шекспира не перестают напоминать о кратковременности человеческой жизни.
В лице шутов и мнимых безумцев Шекспир воплощает здравый народный смысл.
Народ
Народ в пьесах Уильяма Шекспира тревожит высшие слои общества, словно подземный гул!
Шекспир – выразитель чаяний угнетенного народа.
В драматурге Шекспире сосуществуют верноподданный короля и народный бунтарь!
Шекспир раскрывает суть конфликта между королевской властью и народом, обществом и личностью.
Шекспир обожает соленый народный юмор.
Шекспир бравирует здоровым народным практицизмом.
Шекспиру понятен фатализм людей из низших слоев общества.
В зеркале шекспировского реализма отражается нелегкая жизнь английского народа.
Жизнь
Для Уильяма Шекспира жизнь – это морские приливы и отливы, неподвластная людям стихия!
Шекспир проникает в бездонные глубины жизни.
Шекспир многолик как жизнь!
Шекспир – соавтор жизни, но и жизнь – соавтор Шекспира.
Шекспир – одновременно тайный и явный обличитель жизни.
Шекспир – жизнерадостный пессимист. Его заповедь проста: веселись, пока не превратился в прах!
Шекспир проповедует философию бренности жизни: все в мире преходяще.
Краткой фразой «Мерзок этот мир» Шекспир выражает свое неприятие жизни.
Шекспир любит человека и презирает человечество.
Шекспир предвидит грядущие человеческие бедствия.
Шекспир объят духом вселенской трагедии.
Пушкин и Петрарка
«Пушкин и Петрарка» - одна из интереснейших тем, которая еще недостаточно изучена. Сопоставив отдельные факты жизни и творчества двух гениев, убеждаемся, что их поэтические судьбы, разделенные пятью веками, имеют некоторые черты сходства.
Эпоха европейского Ренессанса обычно связывается с именем Петрарки, центральное место в русском духовном Возрождении занимает Пушкин.
Нет сомнения, что Пушкину известны главные жизненные вехи Петрарки и он знаком с творчеством прославленного итальянского поэта.
Представим себе, какие чувства владеют Пушкиным, когда он читает знаменитую «Африку» Петрарки? Не грезятся ли поэту жаркое солнце и дыхание горячих песков далекой родины?
У Петрарки есть своя Арина Родионовна – неутомимая в трудах и хлопотах старушка, имеющая, по словам поэта, «светлую душу»…
Как Петрарка, так и Пушкин ценят и оберегают мужскую дружбу. Петрарка видит в Боккаччо свое второе «я», Пушкин впитывает жизненный опыт друзей и приятелей.
Кем представляется Пушкину Наталья Гончарова? Не реально ли воплощенным идеалом? Не земную ли Лауру встречает он на московских балах? И, если Наталья Гончарова для Пушкина – образец совершенства, то, естественно, он не может не доверять ей, не может не восхищаться ее «чистейшей красотой»!
В «Старческих письмах» Петрарка советует отдавать предпочтение достойному господину, а не мнимой свободе. Возможно, так думает и Пушкин, представ перед царем после Михайловской ссылки. Оба гения понимают диалектику жизни, осознают, что, как говорит Петрарка, «…царство бывает рабством и рабство царством».
Петрарка сожалеет о том, что Цицерон гибнет, не пожелав примириться с падением республики. Однако сам Петрарка не оказывает помощь другу, некогда всемогущему римскому трибуну Косто ди Риенци в момент, когда над тем нависает смертельная опасность. Не в подобной ли ситуации оказывается Пушкин? Поэт неожиданно испытывает чувство «любви» к царю, несмотря на то, что он жестоко расправляется с друзьями-декабристами.
Возвышаясь над социальными катаклизмами эпохи, Пушкин и Петрарка всецело находятся во власти поэтического искусства. Временному, социальному они противопоставляют вечное, общечеловеческое! Внимая словам царя, Пушкин рассчитывает воздействовать на него доводами разума. Вместе с тем великие поэты не позволяют себе снисходить до глупцов (глупцы достойны презрения!) Напротив, они ревностно оберегают собственную репутацию перед высшим светом, царем и первосвященником.
Среди художников есть те, кто не прельщается славой, кому слава не мешает творить. Ни Пушкина, ни Петрарку не мучает уязвленное самолюбие непризнанного гения, хотя оба видят несовершенства своего искусства.
Уставший от жизни Петрарка и переполненный жизненными впечатлениями Пушкин нередко ищут творческое вдохновение наедине с природой. Они выражают досаду, если обстоятельства не позволяют вырваться из городской суеты. От Петрарки узнаем, как он недоволен тем, что тратит семь месяцев на чуждую ему дипломатическую миссию по просьбе Римского папы и монархов. Пушкин тяготится придворной службой, не переносит бессмысленных официальных церемоний. «...называлось, что я был с государями, на деле, однако, государи были со мной!»,- говорит Петрарка. Примерно в таком же духе рассуждает Пушкин!
В молодости человек – обуреваем страстями, в зрелом возрасте - легко расстается с ними. Это происходит с Петраркой и, вероятно, случилось бы в зрелые годы с Пушкиным.
Все чаще Пушкин мечтает о «покое» и «воле», чтобы беспрепятственно отдаваться поэзии. Петрарка дорожит уединением, позволяющим мыслить и творить. Оба отвергают прозу жизни, оба настойчиво ищут сферу приложения своего поэтического дара.
Следуя парнасским традициям, как и творческому наследию Петрарки, Пушкин страстно отстаивает идею о Божественной природе вдохновения, ограждает свободу поэта от суждений толпы. При этом для Пушкина не столь уж оскорбительной кажется цензура тирана и его слуг, поставленных следить за благонадежностью граждан.
Если, скажем, Петрарка или Гёте мыслят себя носителями поэтических традиций и поэтической славы, что, безусловно, свойственно и Пушкину, то все же в русском поэте более явственно обнаруживаются черты демократа. Вместе с тем Пушкин и Петрарка постоянно подвергаются оскорбительным нападкам со стороны общества, что вызывает их ответную реакцию. Сколько желчи, негодования, презрения они выливают на чернь, толпу, обывателей, не щадят неблагодарных соотечественников и погрязшее в своекорыстии человечество!
Пушкина не устраивают замкнутые литературные кружки, он черпает правду непосредственно из жизни. Петрарка, оставляя в стороне различные философские школы, более всего ценит истину.
Пушкин и Петрарка тонко преломляют поэтические стили, как древних, так и новейших авторов, сохраняя индивидуальность и свободу самовыражения. На основе старого искусства они творят новую поэзию!
Петрарка вырабатывает поэтический стиль, опираясь в основном на образцы античной литературы. Круг творческих «прочтений» Пушкина шире: он любит творения древних, европейских и восточных авторов.
Петрарка «ткет» новую речь, имея в распоряжении уже сложившийся итальянский язык, опираясь на прочный фундамент римской культуры. Пушкину приходится формировать основы современного русского языка и переносить на родную почву те художественные ценности, которых еще нет в русском обществе. «...я упражнял свой ум в народной речи!», - говорит Петрарка. К его словам вполне может присоединиться Пушкин.
Петрарка требует от литературного языка «правды», «веса», «красоты». Для каждого из нас проза и стихи Пушкина дороги безыскусностью, лаконичностью и глубоким смыслом.
Петрарка является искренним в нравственных поучениях и нравственной риторике. Пушкин блещет умом и темпераментом в простых житейских сценах. Оба ведут напряженный диалог с обществом, чтобы содействовать его прогрессу. Неудовлетворенные жизнью, они не жалеют сил, чтобы сделать людей добрее и красивее.
Чем дорого нам творчество Пушкина и Петрарки? Великие поэты соединяют воедино мудрость древних и мироощущение нового времени, в результате чего возникает бесценный синтез всечеловеческого знания и всечеловеческой любви!
Благодушный реалист Чарльз Диккенс
Личность
Чарльз Диккенс – писатель с широко открытыми глазами на мир.
Моральный облик Диккенса определяют здравый смысл и сострадание.
Нельзя говорить, что Диккенс родился с серебряной ложкой во рту. Беспрецедентной славе он обязан таланту, труду, милосердию.
Диккенс испытывает радость всеобщего признания и горечь славы.
Реализм
Диккенс – гений обличительного реализма.
Диккенс – эмоционально окрашенный реалист: в отображаемой им жизни всегда присутствует авторская реакция на происходящие события.
Реализм Диккенса менее всего натуралистичен. Его прозу сопровождает бесчисленное множество эмоций: от меланхолии до сарказма.
В романах Диккенса взаимодействуют правда жизни и правда автора. Писатель наблюдает за событиями не со стороны, он словно присутствует там, где они свершаются, и активно реагирует на них.
Реалистические романы Диккенса шиты розовыми нитками сентиментальности.
На страницах книг Диккенса нарисованы милые «цветочки» и «лютики».
Диккенс – благодушный реалист.
Ирония
В прозе Диккенса имеется двойной подтекст: душа – сочувствует, ум – иронизирует.
Смех Диккенса, по его собственному признанию, - это «легкий, игривый сарказм»: не тот, что клюет в темя, а тот, что дарит радость.
Юмор Диккенса царапает как играющий котенок, сатира – как злая кошка.
Веселые шутки Диккенса у одних вызывают улыбку, у других – неприязнь.
Мировоззрение
Диккенс управляет страстями героев, как опытный форейтор лошадьми.
Творческий процесс Диккенса сопровождают две Ники: интеллект и фантазия.
В каждом романе Диккенс признается в любви к театру. Эту привязанность он сохраняет до конца жизни.
Диккенс входит в парадную викторианскую Англию с черного входа.
Диккенс – непримиримый враг «великого зла» в мире.
Диккенс разит зло мечом справедливости.
Диккенс пробуждает дух гражданственности в английском обществе.
Диккенс – демократ от пят до кончиков волос: он находится на стороне «великого плебса», а не «великой знати».
Диккенс – защитник простого народа.
Диккенс – сторонник деятельного добра: точь-в-точь как его герой мистер Пиквик.
Для Диккенса искорка любви драгоценнее жизни сотен и тысяч обывателей.
Диккенс пишет о «любви вечной и безграничной, вне пространства и вне времени». Что это? Искреннее чувство писателя или риторика? Скорее всего, это вдохновенный порыв, вбирающий в себя и личное, и литературное.
Диккенс бросает якорь надежды в гавани литературы.
Среди великих людей
У Диккенса – шекспировский темперамент: в его романах присутствует театральность.
За веселыми шутками Диккенса скрывается острый социальный подтекст: в этом отношении он прозаический Бомарше.
Проза Бальзака – интеллектуальна, Диккенса – эмоциональна, хотя оба писателя – реалисты.
Теккерей мчится по дороге сатиры верхом на лошади, Диккенс – предпочитает мягкую карету.
Герой Диккенса – богатый добряк Пиквик, герой Гоголя – разорившийся прохвост Чичиков. Терпит крах попытка Гоголя сделать Чичикова положительным героем, ибо за душой русского писателя нет никаких положительных идей.
Диккенс называет судебную власть Англии «притоном беззакония». За английским писателем следует Лев Николаевич Толстой.
Чарльз Диккенс – корифей мировой литературы!
Письма Флобера
Личность
Во время анатомических исследований отца-хирурга юный Флобер видит разрезанные трупы, вывернутые внутренности. Не исключено, что это вызывает у будущего писателя брезгливое отношение к жизни. Исчезнувшие в небытие люди, неизвестно куда сгинувшие человеческие судьбы рождают в нем пессимизм и фатализм. Он ищет выход в красоте искусства, в совершенном писательском стиле гармонически сочетающего красоту и правду.
Юношеская неприязнь к жизни Флобера вскоре перерастает в глубокое недоверие к человеку и человечеству.
По словам Жана Поля Сартра душа молодого Флобера – это «бездонная пропасть скептицизма».
Из уст молодого Флобера вылетает зловещая фраза: «Каждому свое»!
У Флобера существует «бескорыстная потребность в красоте». Наряду с этим в нем живет дух отрицания общепринятых моральных норм. «…меня восхищает Нерон: это величайший человек древности!», - признается Флобер.
«Спорить гораздо легче, чем понимать…» - бросает интеллектуальный вызов «королю философов» Вольтеру писатель-реалист Флобер!
Задолго до психоанализа Фрейда, в 1857 году Флобер призывает литераторов изучать страсть саму по себе. Поэтому следует говорить о флоберовском предфрейдизме. В свою очередь, вовсе не случайно, что героями сартровской прозы выступают Флобер и Фрейд! Три великих имени образуют крепкий смысловой узел.
Эстет, поклонник красоты Флобер восхищается «Цветами зла» Шарля Бодлера. Этим он показывает, что мыслит диалектически, ибо для него красота и распад красоты в природе – неразделимы!
Мысль Флобера совершает восхождение к духу и красоте через нисхождение к плоти и тлену!
Возникающее в молодые годы чувство старости ограждает человека от общества. Такими «молодыми стариками» ощущают себя психически неустойчивые Флобер и Марина Цветаева.
Флобер пишет: «Равенство – это рабство». Для него смысл жизни состоит не в служении обществу, а в созидании художественной красоты.
В жизни Флобер действует как адвокат разума и как обвинитель любви.
Флобер верит в Бога, не веря, или, наоборот – не верит, веря. Аналогичная ситуация возникает у Флобера с любовью к женщине: он любит, не любя, и не любит, любя!
Флобер принимает религию только как «потребность сердца».
Флобер безуспешно пытается сбросить с себя «покров тоски». Не потому ли он находит духовное пристанище в искусстве и красоте?
Красота для Флобера – соломинка, за которую он хватается, чтобы не сгинуть в пучине сомнения.
Романы Флобера сияют красочной радугой над французским буржуазным обществом.
Флобер – литературная роза, цветущая на мусорной свалке.
Флобер извлекает алмазы красоты из грязи жизни.
Неукротимый дух Флобера – морская буря, в его душе – бледно розовый рассвет.
Кропотливый труд
Гюстав Флобер – великий писатель и такой же великий труженик!
Флобер видит смысл жизни в повседневном литературном труде.
Флобер всецело посвящает себя литературной работе. «Надо утешиться, и жить в башне из слоновой кости», - говорит он.
«Я работаю, как тридцать тысяч негров…», - восклицает Флобер в письме к Жюлю Дюплану.
«Я считаю, что наиболее характерной чертой гения является прежде всего сила», - утверждает Флобер. Он даже называет себя «немцем». Да, Флоберу не откажешь в редкой настойчивости в работе над стилем произведения.
«Нашему брату приходится быть золотарями и садовниками», - замечает Флобер, имея в виду кропотливый писательский труд.
«Я ищу открытое море, а не гавань», - сообщает Флобер другу Максиму Дю Кану, приступая к работе над новым романом.
Глубоко символично, что последнее в своей жизни письмо Флобер адресует литературному преемнику Ги де Мопассану.
Писательское кредо
Франция славится не только выращиванием замечательных сортов винограда, но и словесными виноградниками в произведениях Флобера, Мопассана, Пруста.
Гюстав Флобер – обладатель золотого пера!
Флобер мастерски владеет пером изящества и красоты.
Основанием творческого метода Флобера служит Божественная красота.
«Идеальный мир искусства» - вот главный предмет внимания Флобера. Флобер подобно одному из своих героев «падает ниц перед красотой». Удивительно, что эта фраза исходит из уст писателя, разочарованного в жизни! Однако красота для Флобера превыше всего на свете.
«…я всю жизнь работаю над сочинением гармонических фраз, стремясь избежать ассонансов», - признается Флобер в письме к Жорж Санд. Это, по сути дела, его писательское кредо.
«Желание придать прозе ритм стиха (оставляя прозу прозой) и описать обыденную жизнь, как пишут историю или эпопею (не извращая сюжета), - быть может, абсурд, а может быть, - великое и очень оригинальное задание!», - таков один из главных принципов творчества Флобера.
Литературный язык Флобера всецело подчиняется дисциплине мысли и слова.
«Что за человек был бы Бальзак, если бы он умел писать! Это единственное, чего ему недоставало», - выносит суровый приговор Флобер. Он упрекает Бальзака в отсутствии высокого художественного стиля. А что сказал бы французский писатель о романах Льва Толстого, отнюдь не отличающихся стилистическим совершенством?
Для Флобера-стилиста «…идеи и являются действием», для Толстого – человеческая душа.
Важнейшая установка Флобера: «…нравиться самому себе», быть довольным своей работой, своим произведением.
«Надо прежде всего писать для себя. Это единственная возможность написать хорошо», - утверждает Флобер. С этим согласится каждый выдающийся мастер-стилист.
«Надо любить Искусство ради самого Искусства, иначе лучше заняться любым ремеслом», - категорически заявляет Флобер собрату по ремеслу Рене де Марикуру. «…надо петь только ради того, чтобы петь», - заверяет Флобер своего адресата. «Поэзия не должна быть накипью сердца», - уточняет он. Это аксиома для самодостаточного художника, цель которого – высшее совершенство в искусстве.
«…право, Искусство не должно служить пищей для каких бы то ни было доктрин, иначе ему грозит падение!», - формулирует свой важнейший принцип Флобер в послании к мадмуазель Леруайе де Шантпи.
«Надо изображать Страсти, а не ратовать за Партии», - настаивает Флобер в письме к романистке Амелии Боске.
«Истина не в современности, – подчеркивает Флобер, – Будем сами собой и только собой». В его словах, обращенных к Луизе Коле, находит выражение идея независимости писателя от общества.
Флобер определяет собственный творческий метод следующим образом: «Один из моих принципов: не вкладывать в произведения своего «я». Художник в своем творении должен, подобно богу в природе, быть невидимым и всемогущим; его надо всюду чувствовать, но не видеть. И потом, Искусство должно стоять выше личных привязанностей и болезненной щепетильности! Пора, с помощью неумолимого метода, придать ему точность наук физических. И все же главную трудность для меня составляют стиль, форма, та неподдающаяся определению Красота, которая является следствием самой концепции и заключает в себе великолепие Истины, как говорил Платон». Флобер выдвигает на первое место стиль, метод, научную достоверность, красоту, истину – все то, что составляет суть платонизма. Флобер вместе с Мишелем Монтенем выступает наследником античности. При этом и Монтень, и Флобер хорошо знают современную жизнь.
Виктор Гюго для Флобера «…однообразен, он уходит ввысь, а не вширь». Нельзя не согласиться с этим флоберовским замечанием.
О стиле романа «Отверженные» Гюго Флобер пишет: «Я не нахожу в этой книге ни правды, ни величия. Что касается стиля, то он представляется мне нарочито неряшливым и низменным». Флобер указывает на «ходульные типы» в романе Гюго.
«Искусственность всегда ведет к пошлости», - делает вывод Флобер. Это абсолютная истина для художника-реалиста.
«Больше всего привлекает меня в вашем таланте изысканность, – высшее, что может быть», - обращается Флобер к Ивану Тургеневу. Оба писателя-друга обладают совершенным литературным языком.
«Только что прочел вашу жестокую и прекрасную книгу! («Карьеру Ругонов»). Я и сейчас еще под впечатлением ее. Сильно! Очень сильно!», - признается Флобер Эмилю Золя. О его же романе «Нана» Флобер восторженно пишет: «Ничего не может быть выше. Выше всего! Ей-богу! бесподобно!».
В письме к Ги де Мопассану Флобер дает краткую формулу своих эстетических воззрений: «Что красиво, то и морально…». Писательское кредо Флобер определяет следующим образом: «Мораль Искусства – в самой его красоте, и я выше всего ценю стиль, а затем уже Правду». Во главу угла Флобер ставит красоту.
«Какое огромное наслаждение – узнать, приобщиться к Правде через посредство Прекрасного», - говорит Флобер. Этим суждением он прочно связывает правду с красотой.
Флобер ищет «идеал стиля», то есть, творческий метод, соединяющий в единое целое правду и красоту.
«Ты пишешь о летучих мышах в Египте, сквозь серые крылья которых просвечивает небесная лазурь. Будем же делать так, как делал я: сквозь ужасы существования созерцать глубокую синеву поэзии, которая неизменно остается на месте, в то время как все меняется, все проходит», - обращается Флобер к Луизе Коле. Красота поднимает его над «ужасами жизни».
«Современный поэт должен быть созвучен всему и всем, если он хочет понимать и описывать. Мы, прежде всего, страдаем от недостатка научных знаний и барахтаемся в варварстве, точно дикари: философия и религия в том виде, в каком они существуют, - цветные стекла, сквозь которые все кажется неясным, во-первых, потому что имеется предвзятость, во-вторых, потому что обычно задаются вопросом «для чего», не допытываясь о том, как и что делается, и, в-третьих, - человек склонен все относить к себе», - констатирует суть вещей Флобер. Это основа основ большого стиля в искусстве.
Огромным художественным талантом обладают французский писатель Гюстав Флобер и русский поэт Иосиф Бродский. Эти гении XIX и XX столетий высоко ценят красоту поэтического слова!
Реализм
Гюстав Флобер – писатель-реалист, посвященный в магию слова.
В романах Флобер – возвышенный поэт и реально мыслящий прозаик.
«Художник должен уметь все возвысить…» - утверждает Флобер. Такую задачу ставит перед собой одухотворенный реалист. «Жизнь! Жизнь! И в этом все», - восклицает Виктор Гюго. Гюстав Флобер уточнил бы: в красивой жизни!
«Оставаясь самобытным, вы не выходите из рамок обычного», - пишет Флобер Ивану Тургеневу. Для Флобера «обычное» - неотъемлемая черта реализма.
Флобер отзывается о народном поэте Пьере Беранже критически: «Это приказчик, лавочник, буржуа, если можно так выразиться… позолоченная посредственность». Таков ход мыслей реалиста-эстета.
«Это перворазрядная вещь! Какой художник! И какой психолог! Мне кажется, иногда он создает вещи в шекспировском духе», - так высказывается Флобер о «Войне и мире» Толстого в письме к Ивану Тургеневу.
Флобер обладает «ясностью духа», позволяющей ему быть выдающимся писателем-реалистом.
Писатель Флобер – рудокоп реальной жизни с мечтой об идеальной художественной красоте.
Первое «Воспитание чувств» Флобера – подражательное, второе – вымученное. И только в книге «Госпожа Бовари» Флобер – гениальный художник!
«Нет, черт возьми! Говорю не для того, чтобы услышать от тебя комплименты, но я недоволен «Бовари», она кажется мне мелкой и «написанной для размышлений в тиши кабинета»», - заявляет в самоуничижительном тоне Флобер. «Считают, что я влюблен в реальное, а между тем я ненавижу его; только из ненависти к реализму я взялся за этот роман. Но я не менее ненавижу ложный идеализм, за который мы осмеяны в настоящее время», - уверяет он госпожу Роже де Женетт.
В романе «Госпожа Бовари» Флобер находится на побегушках у госпожи жизни.
Романом «Госпожа Бовари» Флобер невольно превращает французскую литературу в похотливую любовницу.
В 1851 году публика освистывает оперу «Травиата» Верди, в 1856 – подвергается судебному преследованию Флобер за роман «Госпожа Бовари». Людское ханжество мелочно и мстительно!
Всякая мятущаяся душа романтична: таковы мадам Бовари, куртизанка Виолетта, цыганка Кармен. Роман Флобера, оперы Верди и Бизе поначалу отвергаются публикой. Сегодня эти произведения – классика!
Экзотика
Гюстав Флобер – выдающийся художник-колорист в литературе.
Флобер открывает для французской публики древний экзотический Восток.
Флобер, словно чудотворец, воскрешает дух и плоть исчезнувших цивилизаций.
Литературный язык во флоберовском романе «Саламбо» настолько живописен и красочен, что, кажется, будто машина времени переносит нас в древний Карфаген.

Флобер воссоздает державный Карфаген во всем его неповторимом облике, с характерными подробностями и деталями. Перед нами – блестящая литературная мистификация!
Война Карфагена с варварскими племенами в романе «Саламбо» Флобера ассоциируется с драматическими картинами взятия римлянами Иерусалима, запечатленными в «Иудейской войне» римского историка Иосифа Флавия. Флобер реставрирует Древний мир, Флавий передает впечатления очевидца событий. Но по яркости повествования они не уступают друг другу.
В романе «Саламбо» Флобер создает художественный тройной синтез: литературы, истории, живописи.
Сатира
Юмор и сатира соединяют нитью преемственности Гюстава Флобера с Франсуа Рабле, поэтическая красота – с Пьером Ронсаром.
Флобер отвергает в романах «ненавистную прозу жизни». Эта позиция близка к литературной манере Мегюля Сервантеса, иронически изображающего средневековую эпоху рыцарей духа и рабов плоти. Разница между ними заключается в том, что Флобер гневно обличает жизнь, Сервантес беззлобно подшучивает над своими незадачливыми героями. Но оба они имеют личное отношение к изображаемым событиям, правда, незаметное, завуалированное, словно выносящее писательское «я» за скобки.
В романе «Бувар и Пекюше» Флобер высмеивает наукообразное головотяпство недоучек, показывает в карикатурном виде невежественных людей, претендующих на всезнание.
Требуя от писателей полноценной художественной литературы, Флобер опрометчиво приступает к работе над романом «Бувар и Пекюше», насквозь пронизанным ядовито-саркастической односторонностью. «…хочу излить свою злобу», «Я изрыгну на современников отвращение, которое они мне внушают, даже если разорвется от этого вся моя грудь…», - возмущается Флобер. И что из этого выходит? Книга едкой сатиры на общество остается незавершенной и скучной.
В последнем романе Флобер пытается осуществить свое давнее желание «облаять род людской…». Но этому препятствует судьба!
В романе «Бувар и Пекюше» Флобер возлагает на себя миссию обличителя французского общества, пытается играть роль Аристофана и Рабле! Только его талант оказывается не на их уровне.
Женщины
Писатель Гюстав Флобер, композитор Жюль Массне, художник Огюст Ренуар – тонкие знатоки женской души.
Флобер описывает женщин без прикрас, такими, какие они есть на самом деле.
Флобер считает, что женщинам свойственна «страсть поэтизировать», которая не дает им видеть правду жизни.
Зная разницу между мужским и женским характером, Флобер вместе с тем предвзято судит о прекрасной половине человечества.
Показывая в романе «Саламбо» любовь-ненависть Мато к женщине, Флобер на самом деле выражает свое отношение к прекрасному полу, с одной стороны, критическое, с другой – восторженное, ибо ни один мужчина не может обойтись без женщины, хотя бы для того, чтобы стать нравственным человеком.
Обращаясь к любимой женщине, Флобер пишет: «Да! Все для тебя…». Это, безусловно, преувеличение. Всецело он отдает себя только литературе.
Свой лучший роман «Госпожа Бовари» Флобер создает в период увлечения Луизой Кале, которую называет «любимой музой».
Известной во Франции писательнице и возлюбленной Луизе Кале Флобер излагает свое творческое кредо: «…надо писать, как чувствуешь, быть уверенным, что чувствуешь правильно, и наплевать на все остальное на земле». Духовная близость обоих литераторов приносит свои плоды. Однако интимная связь Флобера с женщиной обрывается после того, как «любимая муза» начинает претендовать на семейную жизнь!
С откровенным цинизмом Флобер обращается к любимой женщине и коллеге по литературе Луизе Кале: «Женщина – создание мужчины. Бог сотворил самку, мужчина создал женщину…», «От тебя, как от женщины, мне нужно только твое тело. Пусть все остальное будет от меня, вернее, пусть оно будет мною, мне подобно, моей сущностью». Величайший из человеческих умов показывает себя женоненавистником.
Для мизантропа Флобера любовь опасна, как шаровая молния.
Из флоберовского понятия «нимфомания» Владимир Набоков образует слово «нимфетка». Русский писатель внимательно читает французского классика.
Неприятие жизни
«У меня противоречивые идеалы. Отсюда затруднения, заминки, бессилие», - признается Гюстав Флобер Жорж Санд. Эти слова достойны имени большого честного художника!
Флобер разумен в том, что не питает иллюзий насчет безоблачного будущего человечества!
«Нет, я не верю в возможность счастья», - признается своему маэстро, Жорж Санд. Это позиция анахорета, питающего неприязнь к человечеству, как ему кажется, недостаточно сильному и решительному, чтобы защищать правду, честность, благородство и красоту! Флобер – отшельник, замкнувшийся в четырех стенах одиночества и болезненной подозрительности!
«Пока что я повторяю про себя сказанное мне как-то Литре: «Ах, друг мой, человек – смесь чего-то непонятного, а земля весьма низменная планета». Меня поддерживает лишь одна надежда, что скоро я отсюда уйду и не попаду на другую, быть может, еще худшую», - сокрушенно пишет Флобер Жорж Санд. Флоберу представляется, что он живет в мире лицемерия и пошлости.
Лейтмотивом эпистолярного наследия Флобера выступает человеческая подлость!
«Я утверждаю, что цинизм граничит с целомудрием», - замечает парадоксалист Флобер.
«Аксиома: ненависть к буржуа – начало добродетели. Я подразумеваю под словом «буржуа» как буржуа в блузе, так и буржуа в сюртуке. Только мы, одни мы, то есть люди образованные, представляем собой Народ, вернее, традиции Человечества», - разъясняет свою позицию Флобер в послании к Жорж Санд.
Флобер упрекает писателей в пошлости и двоедушии.
Флобер разоблачает «беспутство ума» литераторов своего времени.
Флобер развенчивает «фальшивое искусство», клеймит антиискусство.
Флобер осуждает «проституцию искусства», лживость и продажность литературы.
Флобер заявляет: «По-моему, цензура во всех ее видах – гнусность, хуже человекоубийства». Ему неприемлемо попрание свободной мысли.
Флобер в риторическом экстазе заклинает: «Я ненавижу стадо, правило и общий уровень. Бедуином готов быть, сколько хотите, но гражданином никогда!». Это позиция законченного индивидуалиста.
«…я, как человек, доведенный до отчаянья, ищу спасения в античном мире. Я упиваюсь античностью, как другие напиваются вином», - откровенничает Флобер. Он испытывает отвращение к ненавистной ему жизни.
В период вторжения немцев во Францию Флобер переживает трагические дни и месяцы. Он сообщает принцессе Матильде: «У меня такое чувство, будто наступил конец мира». В письме к Жорж Санд жалуется: «Я умираю от горя – вот где истина, а утешения меня раздражают». Из него вырывается крик отчаяния: «О, какая ненависть! Какая ненависть! Она душит меня! Я, такой мягкий от природы человек, чувствую, как злоба подступает мне к горлу», - сознается племяннице Каролине.
Во время прусско-французской войны Флобер испытывает жгучее презрение к захватчикам, которое, впрочем, вскоре бесследно улетучивается. Такая непоследовательность Флобера - следствие его противоречивой натуры.
Флобер предвидит торжество Интернационала в ближайшее время. Его предсказание сбывается в дни торжества Парижской коммуны.
О Парижской коммуне Флобер с возмущением пишет: «Ах, что за безнравственное существо – толпа и как унизительно быть человеком!».
После разгрома коммунаров Флобер трезво оценивает сложившуюся общественную ситуацию в стране: «Начинается эра позитивизма в политике».
Флобер различает два вида деятельности: «национальную», обращенную к обществу и солидарности людей, и «культурную, индивидуальную», требующую свободы писательского самовыражения. Поэтому, можно сказать, что творческий метод Флобера – это субъективный реализм.
Флобер в письме к Жорж Санд критически высказывается о народе: «Мне кажется, что толпа, стадо, всегда будет вызывать ненависть. Значение имеет только небольшая группа одних и тех же мыслителей, передающих друг другу светоч знания». Надо уточнить: его высказывание относится не только к низшим слоям общества, но и к богатым и сытым буржуа, живущим за счет народа.
«Что касается доброго народа, то его доконает «бесплатное и обязательное» образование!», - пишет Флобер Жорж Санд. Далее он поясняет свою мысль: «Первое средство – это покончить с всеобщим избирательным правом, этим позором человеческого разума». Флобер негодует: «Ах, дорогой маэстро, если бы вы могли ненавидеть! Вот чего нам недостает: ненависти». Приведенные слова написаны Флобером в 1871 году, когда знаменитому прорицателю Фридриху Ницше было 27 лет, тогда как ему самому – 50. Мысли Флобера становятся актуальными через сто лет!
Флобер отвергает буржуазное общество, презирает современников. В письме к автору «Консуэло» он признается: «Я хотел бы утопить своих современников в помоях или, по меньшей мере, излить на их головы потоки ругани, ошарашить их бранью». Флоберовская критика буржуазного общества совершается с крайне правых позиций – ницшеанской философии, идеологии «сверхчеловека», позднее выливающейся в фашизм!
Всецело отдаваясь творческому процессу, Флобер сообщает Жорж Санд: «Очевидно, меня интересует одна лишь пресвятая литература». Аполитичность Флобера – внешняя, кажущаяся. В душе он – яростный враг, как буржуазного общества, так и социалистического.
Флобер – сторонник мифической диктатуры ученых, избранной элиты!
Флобер мечтает об «эре науки» когда во главе государства будут находиться ученые.
Пророчества
Не всегда Гюстав Флобер предугадывает ближайшие события и часто прозорлив относительно далекого времени. Это своего рода близорукая дальновидность!
«Латинская раса окончила свое существование. Настал черед саксонцев, которых поглотят славяне. Такова последовательность», - прогнозирует будущее Флобер. Его предвидение хода истории во многом сбывается в XX столетии.
«Я ничего не могу делать. Провожу время, перебирая воспоминания о прошлом. Будущее представляется мне ужаснейшим мраком. Что бы ни предстояло нам – все, что мы любим, умерло! Быть может, мы станем добродетельными, но обратимся в глупцов! Наступит мир хамства!», - предвещает Флобер. Сегодня такого рода явление происходит на наших глазах!

«Ах, какая предстоит нам жизнь! Паганизм, христианство, хамство – вот три великих этапа в эволюции человечества. Грустно думать, что находишься при возникновении последнего», - излагает свое понимание истории Флобер в письме к Жорж Санд. «Быть может, вновь начнутся расовые войны. Не пройдет и ста лет, как мы увидим миллионы людей, убивающих друг друга в один прием. Весь Восток против всей Европы, Старый свет против Нового! Почему же нет?» - прорицает Флобер. Это предсказание по глубине и значительности сравнимо с предсказаниями библейских пророков!
Флобер предвидит «убийство в большом масштабе». В XX веке человечество дважды переходит черту самоистребления и совершает это во время Первой и Второй мировых войн! К таким неутешительным выводам приходит писатель-пророк Гюстав Флобер.
«Три разговора» Владимира Соловьёва
Вступление
В 1900 году Владимир Соловьёв публикует философскую работу «Три разговора о войне, прогрессе и Конце Света».
Генерал, Политик, Господин Z и Дама обсуждают злободневные вопросы, накопившиеся в русском обществе. К «разговорам» прилагается небольшая повесть, в которой монах Пансофий рассказывает о грядущем приходе Антихриста. Все эти персонажи – плод фантазии Владимира Соловьёва.
Философ в доступной форме излагает свое видение мира. Этот труд представляет собой богатый материал для раздумий о будущем устройстве человеческого общества.
Концепция Владимира Соловьёва
В предварительном слове Соловьёв пишет о «добрых и злых исторических силах». Эта мысль, по-моему мнению, есть не что иное, как мифологизация общества. На самом деле в жизни нет ни добрых, ни злых сил, подобно тому, как нет их в царстве животных и растений. Жизнь разделяется на сферы влияния государства, классов, сословий, великих личностей. Каждая из этих общественных единиц имеет свои представления о добре и зле и каждая претендует на всеобщую правду. Если взглянуть на жизнь людей с высоты птичьего полета, то она покажется муравейником, биологической массой, неизвестно для чего существующей! Поэтому нет смысла рассматривать общество с нравственной точки зрения. В жизни все просто: сильный побеждает слабого.
Соловьёв отвергает «новые религии» с их «мнимым Царством Небесным» и «мнимым Евангелием». Нельзя не видеть, что такого рода противопоставление истинной и ложной религии условно, оно не имеет под собой никакой логической основы, но диктуется требованиями православия господствующего в России.
В первом разговоре Генерал утверждает: «Война есть дело святое». Это верно. Однако мне кажется, что война на самом деле – дело святое, причем, не только для одного русского народа, а для всех народов, защищающих интересы своей страны. Ни у какого народа нет привилегий!
Генералу резонно возражает Господин Z. Его мысль заключается в том, что иной раз война не есть «преимущественно зло» и мир не есть «преимущественно добро». Опять-таки, надо заметить, что в конце XX века откровенное «смертоубийство» уступает место новому типу войны – идейно-информационной, последствия которой не менее, если не более ужасны для народа, потерпевшего поражение в войне.
Соловьёвская идея о «панмонголизме» во многом оказывается пророческой: в XX столетии на политическую авансцену выходят народы Азии, Африки, Латинской Америки, громко заявляют о себе Япония и Китай. Последний в XXI веке превращается в сверхдержаву.
Во втором разговоре вновь затрагивается вопрос о войне. Политик трактует войну, как необходимое «историческое средство». Эта идея применима к прошлому и частично к настоящему, ибо имеет прямое отношение к государствам, пока еще находящимся на пути самоутверждения. В наше время война трансформируется в «мирное» средство порабощения мощным государством слабых народов. Например, если США возьмут курс на расчленение огромной России, то сделают это точно так же «без крови», как они разрушили СССР.
Не лишены основания мысли Политика о внешнеполитическом курсе России. Если Россия будет сотрудничать с Европой, то монголы (читай: японцы, китайцы) не рискнут напасть на нее. Так происходит в XX веке. Так будет и в XXI столетии. Если же Запад и Китай объединятся против России, ее ждет печальная участь.
Далее Политик говорит о «едином человечестве» под эгидой Европы. Первая часть этой мысли – рациональна, вторая – сомнительна. Действительно, в XX веке происходят объединительные процессы: в мире социализма и капитализма, в Движении неприсоединения, в Лиге арабских государств, внутри США с их глобализацией, в объединенной Европе. Однако налицо и противоположный процесс: западная цивилизация активно заселяется азиатскими, африканскими, латиноамериканскими народами. К этому надо добавить, что в XXI столетии гегемония США неизбежно ослабнет.
В третьем разговоре Господин Z уверяет, что «прогресс есть симптом конца». Предчувствие грядущих трагических событий порождает мысли о Конце Света, имеет под собой реальную почву: XX век оказывается веком крушения империи, мировых войн и революций, в нашем XXI столетии человечеству грозит экологическая катастрофа. Тем не менее, мы верим в благополучный исход событий. Мы надеемся, что люди начнут жить разумно. Кроме того, это необходимо, чтобы затем осваивать другие планеты.
Господин Z убежден, что «Антихрист» явится под личиной добропорядочного христианина. Но он будет разоблачен и свергнут. Господин Z не сомневается в конечной победе жизни над смертью, добра над злом. И произойдет это через жертвенную смерть и воскресение Иисуса Христа. Отвергать эту христианскую доктрину – значит проявлять, по меньшей мере, опрометчивость. Ведь не исключено, что ученые откроют закон бессмертия, и христианская мечта окажется реальностью. Уже сейчас человека можно наделить необыкновенными способностями, но будет ли «сверхчеловек» «Антихристом» или Христом – это еще вопрос!
Интересна мысль Господина Z о новой земле, «любовно обрученной с новым Небом» – разве это не предвидение того, что люди поселятся на других планетах?
В прилагаемой к «Трем разговорам» повести об «Антихристе» находим ряд пророчеств Соловьёва, которые сбываются в XX-XXI веках. Они таковы:
1. XX век будет последним веком разрушительных войн;
2. В XX веке заявит о себе «панмонголизм»;
3. В XX веке произойдет милитаризация Японии и Китая;
4. В XX веке разыграется мировая война (которую, правда, развязывает не Китай, а Германия).
5. XX век будет отмечен активным взаимодействием Запада и Востока.
6. В XX столетии возникнут Соединенные Штаты Европы;
7. XX век ознаменуются небывалым подъемом культуры, науки и техники;
8. При этом канут в прошлое наивный материализм и наивная вера в Бога.
Монах Пансофий предсказывает и такие события, которые ждут своего осуществления в последующие века. Он предвидит появление выдающейся личности, способной возглавить мировое правительство: это будет умный, гибкий политик, спиритуалист и филантроп, считающий себя вторым Христом, в чьем лице люди увидят «великого, несравненного, единственного» руководителя. Он провозгласит себя гарантом «вечного вселенского мира». Тем не менее, наступит час, когда истинные верующие распознают ложную добродетельность «Антихриста» и свергнут его с престола власти. С помощью небесных сил свершится объединение всех христианских конфессий и евреев. Так устами Пансофия Владимир Соловьёв высказывает идею о вселенской церкви (слово «пансофия» означает - всеобщая мудрость, что лишний раз указывает на светские тенденции в религиозном мироощущении Владимира Соловьёва). Кто знает, в какой форме произошел бы синтез божественной премудрости и человеческой мудрости во взглядах философа, проживи он еще два десятка лет?
Правитель мира
Как представляется будущий правитель мира с высоты сегодняшнего дня?
Правитель мира выйдет из народной среды. Это позволит ему стать универсальной личностью с всеохватывающим взглядом на жизнь.
Своими делами и свершениями правитель мира предопределит ход истории, внесет существенный вклад в общественную жизнь людей.
Правитель мира придет к власти через многосоставную и тщательно выверенную избирательную систему. Совершенно исключены случайные люди, ни деньги, ни родственные связи, ни могущественные политики не смогут помочь ему занять высокий пост.
Правитель мира должен обладать всеобъемлющим и проницательным умом, чтобы решать сложнейшие проблемы, стоящие перед человечеством. Ему надо уметь учитывать интересы различных государств, цивилизаций и культур, быть способным управлять всечеловеческим обществом, следить за изменениями климата, посылать людей в космические экспедиции, налаживать контакты с представителями иных цивилизаций, наконец, решать задачи по продлению человеческой жизни.
Сомнительно, чтобы мировоззрение правителя мира будет играть заметную роль в его общественной деятельности: он может быть верующим или атеистом, христианином или иудеем, принадлежать к белой, желтой или черной расе. Важнее другое: ему необходимо быть планетарно мыслящим человеком!
К лучшим чертам правителя мира надо отнести волю и решительность в момент возникновения внешней (внеземной) и внутренней опасности. Он осознает, что в его руках – судьба человечества, а потому проявляет твердость и настойчивость в достижении намеченных целей.
Правителю мира не дано быть реформатором. Он консолидирует опыт многих поколений людей. Он осторожно и сдержанно относится к нововведениям. Однако он движется вперед, совершенствует общество. Таким образом, правитель мира – это консервативно мыслящий обновленец.
Как глава консервативно-либерального общества, правитель мира обеспечит гармоническое равновесие и естественную взаимообусловленность старых и новых законов.
Как руководить народами мира? И сложно и просто! Надо сделать так, чтобы каждый народ был счастлив и гордился своим вкладом в общечеловеческую культуру!
Правитель мира будет пользоваться исключительным доверием народов и политиков.
Долговременное пребывание у власти правителя мира обеспечит действенность его законов и постановлений на протяжении десятилетий и столетий.
Правитель мира не станет искать популярности у людей ни добрыми делами, ни успехами в общественной работе. Он не нуждается в почитателях, сподвижниках, последователях, ему нужны уважение и достойная оценка его труда. Делом чести для него окажется быть посланным в космос на одну из человеческих колоний. Он с пониманием относится к гражданскому долгу, помня, как в свое время Древний Рим посылал консулов управлять многочисленными провинциями.
Наделенный выдающимся интеллектом, правитель мира, без сомнения, будет обладать высочайшей нравственной и духовной культурой. Поэтому, нет основания ожидать прихода «Антихриста» или Христа, Искусителя или Спасителя человечества!
Дневники Владимира Вернадского
Владимир Иванович Вернадский – подвижник науки.
Вернадский открывает новые горизонты в познании мира.

Вернадский – генератор прогрессивных идей.
Вернадский мыслит широко: как ученый, как философ и как мифотворец.
Вернадский – гений научных предвидений.
Вернадский – талантливый конструктор глобальных научно-философских концепций. Он стоит рядом с выдающимися систематизаторами знания Александром Богдановым, Норбертом Винером.
Идеи Вернадского, словно интеллектуальные стрелы, пронзают земную атмосферу и летят в Космос.
Вернадский создает учение о земле и биосфере.
Вернадский разрабатывает теорию «живого вещества», пересекаясь с теорией целостности живого организма биолога Ханса Дриша. Оба ученых отдают дань научно-философскому витализму.
Вернадский, подобно биологу Джулиану Хаксли, соединяет теорию эволюции с философским постижением мира. Он выступает сторонником гуманизма.
Вернадскому близки по духу такие ученые, как Эдуард Зюсс, Сергей Подолинский, Эдуард Леруа, Тейяр де Шарден. Каждый из них пишет об энергии жизни.
Мозг Вернадского интенсивно работает вокруг нескольких понятий: собственного «живого вещества», «биосферы» Эдуарда Зюсса и «ноосферы» Тейяра де Шардена, образовавших фундамент его научно-философского мировоззрения.
Теорию «ноосферы» Вернадский создает с подачи французского ученого, философа, члена ордена иезуитов Тейяра де Шардена. В конце 20-х годов они встречаются в Париже, беседуют о проблемах науки.
По мысли Вернадского человек – часть природы, а природа – часть человека. Тейяр де Шарден расширяет эту концепцию: природа и человек – часть Бога, а Бог – часть природы и человека.
Учение Льва Гумилёва об историческом развитии является скорее биологическим, нежели социально-экономическим. Оно пересекается с эволюционной теорией Дарвина-Вернадского и отвергает историческую диалектику Маркса и Ленина. Тем не менее, нужно соединить биологическую и социально-экономическую теории в одну многосоставную философию бытия, как это делает Тейяр де Шарден.
Сына Вернадского, Георгия Владимировича Вернадского можно считать предшественником Льва Гумилёва. Это видно из сопоставления хотя бы таких понятий, как «повышенная энергия», Вернадского младшего и «пассионарность» Льва Гумилёва.
Освальд Шпенглер исследует «биографии культур», чем также занимаются Георгий Вернадский и Лев Гумилёв – создатели русской версии всеобщей истории!
Павел Флоренский предлагает Владимиру Вернадскому включить в биосферу духовную составную, т.е. Бога. Такая система взглядов на мир была бы полнее и целостнее.
Владимир Вернадский, Константин Циолковский, Александр Чижевский – гении научного предвидения. Однако им приходится жить в эпоху революционного ослепления вождей и народа.
По мнению Вернадского и писателя Михаила Пришвина жизнь – это всеединство живой и неживой материи: природы, человека, общества, культуры, цивилизации, земли, Вселенной.
Живопись Константинаса Чюрлениса в основе своей пантеистична. Она меняет местами зрителя и природу, изображенную на полотне. Традиционно человек воспринимает природу в живописи с позиций своего богатого внутреннего мира. Теперь же на картинах Чюрлениса природа – одухотворенна, человечна, личностна, с явным лирическим подтекстом. Ранее человек был центром мира, теперь мироздание само смотрит на него живыми человечьими глазами. Вселенная прислушивается к человеку, проникает в сокровенные уголки его души. Чюрленис одушевляет и природу, и мироздание, и космос, и вечность… Живопись Чюрлениса надо понимать в системе взглядов мыслителей раннего русского космизма Циолковского и Вернадского.
Работа духа созидательна в любую эпоху, при любом строе. Это еще раз подтверждают труды Вернадского.
Вернадский убежден, что жизнь, подобно Вселенной, не имеет ни начала, ни конца. Однако современные физики говорят, что Вселенная возникла в результате первоначального взрыва. Кто из них прав?
Вернадский называет несколько причин, предохранивших его от «умственной старости». Среди них – «великая любовь к жизни», «внимание ко всем ее проявлениям», «участие в деле жизни». К этому надо добавить и «самоконтроль» ученого, который на протяжении всей жизни ведет дневник, куда записывает думы и помыслы. По сути дела, Вернадский дает формулу долгожительства.
Активная интеллектуальная работа совершенствует человека двояко: делает его физически и духовно красивым. Яркий пример – академик Владимир Вернадский. С возрастом он изменяется к лучшему и внешне, и внутренне, умирает в 81 год. Этот и сотни подобных случаев указывают на то, что в ближайшие века человечество претерпит коренные изменения и усовершенствуется так, чтобы обрести качества, необходимые для плодотворной работы в околоземном пространстве и Космосе.
Мысли о «Живой этике» Елены Рерих
Бог
Божественный Свет озаряет все без исключения религии.
У Бога много имен и одна неизменная Божественная сущность.
Нет «ложной» веры в Бога: есть только разные формы поклонения Богу.
Образ и подобие Бога воплощается в духовном облике человека.
Посланники Бога несут свет и добро.
Обращаясь к Богу, люди очищаются физически и духовно.
Несказанное блаженство испытывает тот, кто живет под сенью Бога.
Успех сопутствует тому, кто хранит верность Богу.
Вера в Бога крепнет в гонениях и преследованиях.
Не видящий тонкой линии горизонта страдает близорукостью, не знающий Бога – поражен духовной слепотой.
Дух
Дух – это тончайшая материя.
Дух – это высшая форма жизни.
Дух – это та часть сознания, которая стремится в Космос.
Дух несет разум в необъятное пространство Вселенной.
Если есть связь между Богом и человеком, то их соединяет невидимая духовная нить.
Без победы над плотью нет торжества духа!
Дух простирается над смыслом и знанием.
Духовно прозревшие видят через расстояние и время.
Дух прорицателя подобно яркой комете летит в будущее, оставляя хвост в прошлом.
Дух восстанавливает пошатнувшееся здоровье.
В ком бодрствует дух – тот не стареет.
Сочувствуя и сострадая человеку, обретаешь над ним духовную власть.
Великие люди отличаются необыкновенной силой духа!
 
Мудрец
Преобразуют жизнь не революционеры, а просветители и мудрецы.
Просветители помогают людям добрыми делами, мудрецы соединяют человека с Богом.
Просветители улучшают жизнь, мудрецы одухотворяют ее.
Обитель мудреца – храм духовности.
Мудрец созерцает непрерывную схватку между светом и тьмой.
Мудрец вбирает в себя энергию Космоса, чтобы поделиться ею с людьми.
Мудрец оставляет сор жизни прошлому и устремляет духовный взор в будущее.
Мудрец отыскивает зерна вечной истины.
Мудрец не спешит разоблачать зло, понимая, что оно неотделимо от жизни.
Общество в глазах мудреца – это зоологический сад людских особей.
Душа мудреца открыта миру, его ум – обращен к Богу.
Мудрец в одиночестве – не одинок: он переосмысливает жизненный опыт сотен и тысяч людей.
Мудрец соединяет воедино духовные импульсы народов мира.
Мудрец идет рука об руку с человечеством.
Мудрец раскрывает тайну Вечности, которая покоится в глубинах мироздания.
Мудрость – это чудесный синтез знания, красоты и духовности.
 
Добро
Человек – биологический генератор, вырабатывающий жизненную энергию.
Мысль ведет за собой чувство.
Проводником мысли является воля.
Красота – это часть вселенской гармонии.
Красота духовного подвига никогда не меркнет!
Народ исповедует истинную веру, толпа поклоняется ложным богам.
Жить согласно идее труднее и опаснее, чем жить, руководствуясь выгодой.
Добрые мысли гуманного человека подкрепляются добрыми делами.
В подлинной доброте нет и тени своекорыстия.
Говорят, что жертва – очистительная: жертвуя собой, человек освобождает общество от мещанства и пошлости.
Одних людей захватывает бурный поток жизни, другие – переходят его по узкой кладке.
Человек прозревает в тяжелом труде.
Человек освобождается от тирании эгоизма в физических и духовных страданиях.
Для совестливых людей бедность – благотворна.
Не надо забывать, что на каждом встреченном нами человеке мы оставляем отпечаток своей несовершенной личности!
Зрелость приходит, когда мечты уступают место реальным делам.

Зло
Жизнь устроена более чем странно: лучшие люди – в тени, худшие – в почете.
Упорствуют в собственных заблуждениях грубые и примитивные натуры.
Самонадеянные типы не нуждаются в духовности.
Раздражительный тон разговора привычен для властолюбивых и своенравных субъектов.
Долго удерживают власть либо мерзавцы, либо злодеи!
Дух гения зла сотрясает мир.
Собака – лает, человек – ругается: такова реакция злых людей на внешние раздражители.
Надо ли напоминать, что оскорбления, угрозы, проклятия бумерангом возвратятся к тому, от кого исходят.
Судьба
Инстинкты – подручные всевластной Судьбы.
Человек не руководствуется собственным разумом, а влачится за судьбой.
Судьба ведет человека по лабиринту жизни в неизвестном направлении.
Судьба не трогает того, в ком силен дух жертвенности.
Судьба оставляет мудрецов и праведников наедине с Богом.
Елена Рерих и Россия
Русские мыслители восхищаются величавой статью России, ее предрасположенностью к нравственному обновлению, ее стремительным взлетом к вершинам цивилизации. Они говорят о «святости», об исключительной «исторической миссии» России, подразумевая под этими понятиями ее духовность, оказывающую огромное влияние на многие народы мира.
Елена Рерих занимает почетное место среди русских мыслителей.
«Только дух может привести к Царствию Божьему на земле», - пишет Елена Рерих. Она надеется, что со временем в программах русских школ духовным знаниям отведут достойное место. Залогом этого служит открытость русского человека, его любовь к ближнему, к родине, его уважительное отношение к разным народам.
Слова Елены Рерих «Где сто языков, там надо понять сто психологий» актуальны для сегодняшнего дня. Необходимо приспособить эту мысль к нашей жизни. Россия, безусловно, сделает выводы из своей прошлой истории. Россия воспрянет духом и телом, она воссоздаст Жизнеспособную систему государственности, под сенью которой вновь соберутся десятки и сотни народов. Елена Рерих – прорицательница обновленной России.
Для нас крайне важны мысли Елены Рерих о том, что объединение народов произойдет через «духовную мудрость», «духовную любовь», «духовную мощь». Именно духовность России не позволит ей оставаться в унизительном положении! Если русский народ действительно великий народ, если он на самом деле выступает носителем общечеловеческих духовных ценностей, то его Бог должен быть не только русским, но и всечеловеческим. Это несомненно для Елены Рерих. Пришла пора снова собирать земли России. Однако не на зыбкой почве православия, а на прочном фундаменте русского вселенского сознания. На обагренной кровью русской земле рано или поздно возникнут новые храмы духовности: храмы всеобщей любви, всечеловеческой радости, вселенской истины.
Елена Рерих говорит: «Грядет Новый мир». Ей дорога идея братства народов. Это возможно под эгидой великой России. Всякий русский питает надежду, что из России, неоднократно гибнувшей и неоднократно возрождавшейся, Бог создаст Новый Град. Речь идет о Боге, который, по словам Елены Рерих, «сжигая, творит»! В XX столетии Россия не раз стояла на пороге гибели. Россию истязали внешние и внутренние враги. Ни один народ не приходил ей на помощь (Если кто-то и помогал, то только потому, чтобы спасти собственную шкуру, а в знак благодарности – подталкивал к пропасти!). Защитит ли Россия себя в очередной схватке с миром? В чьем сердце Бог – тот верит в Бога! В чьем сердце Россия – тот верит в Россию! Елена Рерих поклоняется Вселенскому Богу и мечтает о Великой России!
Ступени восхождения к Истине
Елене Рерих хочется видеть мир радостным, тогда как она сама – излучает свет и дышит здоровьем.
По мнению Елены Рерих, улыбающийся человек дарит Божье тепло.
«Нужно дружелюбие, чтобы отдать свое мастерство на дело общее», - пишет Елена Рерих.
Мудрость обретается любовью к людям – таков лейтмотив оптимистического мироощущения Елены Рерих.
Нельзя не согласиться с нею, что любить людей и учить людей – это милость Божья, если не щедрый дар, преподнесенный нам Творцом!
С точки зрения Елены Рерих общение с Богом и добросовестный труд – это две важнейшие стороны нравственного человека. К ним она присоединяет его готовность вести просветительскую работу, которая, впрочем, не должна отрывать от искренней и безусловной любви к Богу.
Елена Рерих отмечает в нравственном человеке еще одну существенную черту: способность создавать Красоту. Елена Рерих абсолютно права в том, что Слово Божие нужно нести людям через «творения счастливые», т.е. через совершенные произведения искусства.
Елена Рерих настойчиво напоминает нам о духе, созидающем Красоту жизни и прекрасную Жизнь.
Елена Рерих призывает людей к Радости, Любви, Добру, Красоте, ибо в них присутствует Истина.
Елена Рерих считает, что на учеников Бога возложена миссия всячески помогать людям, вести их к Богу активно и целенаправленно.
«Новая религия» Елены Рерих дает каждому человеку возможность «принести камень» для недостроенного Храма Творца. Люди, таким образом, становятся участниками Божьего творения.
Сказка о Лолите Владимира Набокова
Вступление
Читая «Лолиту» Владимира Набокова, вдыхаешь тонкий аромат белых ромашек.
Удивительно, как старику-эмигранту удается создать такую нежную повесть!
Вовсе не пошлость и не разврат главенствуют в «Лолите». Сквозь низменные страсти и похоть пробивается наружу чистый, сверкающий на солнце ручеек любви. От непристойности читателей ограждает прозрачный занавес радуги. Над всем витает дух юности и красоты!
Несмотря на правдивое отображение жизни Америки, Набоков сочиняет наивную русскую сказку, в которой добро побеждает зло.
Особенности романа
Реализм «Лолиты» во многом условен. Поступки героев не всегда правдоподобны. Обстоятельствам отводится роль скорее предлога для рассуждений, нежели причины, определяющей логику событий. Неестественно сочетание пороков и добродетелей героев. Неорганична их внутренняя структура, ибо она представляет собой нанизывание отдельных их качеств на всепоглощающую страсть. В романе чересчур густой налет символики. Подавляет излишество красок. Форма романа делится на две неравные части: сюжет и послесловие. Проблематична основная идея «Лолиты». Она сводится к тезису: если у человека имеется хоть капля совести, он будет сопротивляться животным инстинктам. Не бесспорна также мысль автора, будто сексуальные извращения в отдельных случаях простительны.
Все эти качества позволяют усомниться, что «Лолита» - типичный реалистический роман. Это позволяет отнести «Лолиту» к роману-сказке, в котором больше красоты и добра, чем правды и жизни.
Набоков-писатель
Безусловно, у Набокова есть все основания считать себя западноевропейским и американским писателем. Известно, что Набоков сначала выучился читать и писать по-английски и только позднее – по-русски. Тем не менее, Набокова нельзя вычеркнуть из русской литературы. И как бы он не возвышал английский язык над русским, все равно ощущаешь в его безупречной английской речи витиеватый слог русских летописей. Пусть мы не найдем в англоязычных романах Набокова изображения природы России, все же невозможно не почувствовать в причудливых словесных узорах писателя красоту русских усадьб и парков.
Набоков и Достоевский
Но самое главное в «Лолите» - сострадание к обиженному человеку. В силу этого Набоков остается подлинно русским писателем. Через сострадание он связан с Достоевским. Набоков и Достоевский заостряют внимание на психологически самоуглубленных героях, часто движимых смутными влечениями. Совсем нередко действующие лица их романов представляют собой персонифицированные страсти. Чтобы сопротивляться несущимся с горных вершин чувственным потокам, надо иметь точку опоры то ли в добре, то ли в вере и духовности. А духовность, как известно, начинается с сострадания, которое присутствует в «Лолите». Не потому ли Набоков, мысленно обращаясь к православной вере, создает роман-заповедь?
Набоков близок к Достоевскому не с внешней стороны (в печати он называет Достоевского «журналистом»). Нет, его связывает с Достоевским внутреннее родство. Отстраняясь от Достоевского на словах, он идет навстречу ему тайными, зачастую окружными тропами.
Набоков и Сологуб
Нетрудно заметить, что свое возвращение к Достоевскому Набоков совершает через Фёдора Сологуба. Налицо поразительное сходство жизненных судеб главных героев «Мелкого беса» и «Лолиты»: Передонов всецело находится во власти навязчивой идеи получить богатое наследство, не раз впадает в помешательство, убивает мнимого соперника; Гумберт Гумберт поглощен мыслью любой ценой удержать призрачное счастье, время от времени посещает психиатрические лечебницы, убивает в отличие от Передонова реального соперника. У Набокова и Сологуба есть еще один общий момент: в «Мелком бесе» молодая женщина наслаждается красотой невинного мальчика, в «Лолите» зрелый мужчина одержим страстью к неискушенной девочке. В обоих романах значительное место отводится эстетическому любованию нерасцветшей красотой подростков.
Теперь Набокову от Сологуба к Достоевскому остается сделать один шаг, чьи романы тоже испещрены чувственным эстетизмом, сладострастием, галлюцинациями, убийствами на грани безумия. Однако, если у Сологуба больше мрака и безысходности, то у Достоевского и Набокова вдалеке брезжит надежда!
Набоков и писатели XX века
Современники замечают в Набокове свойственную ему литературную спесь. Кроме настороженной реакции Набокова к Достоевскому у него имеются серьезные претензии к писателям-гуманистам – Бальзаку, Горькому, Томасу Манну. В поле его негативных оценок попадают Толстой, Шолохов, Пастернак, Солженицын. Нет смысла отрицать, что многие великие писатели не обладают тем изящным и красочным языком, каким блистает Набоков. Многим из них не удается достичь набоковской утонченности в разработке психологии героев. При этом ни одному здравомыслящему человеку и в голову не придет мысль усомниться в художественной полноценности романов Бальзака, Томаса Манна и Горького. Отображая кризисные, нередко революционные периоды истории, они используют эпико-драматические средства повествования. У Набокова иная ситуация: он описывает общество постепенного накопления материальных благ и столь же постепенного духовного обнищания. В «Лолите» речь идет об Америке, чья экономическая мощь возрастает при нравственной деградации людей. Чтобы раскрыть противоречивую панораму американской жизни, Набоков использует утонченную психофизиологическую рефлексию, опирающуюся на лечебную практику психоанализа (несмотря на то, что писатель не выносит Фрейда!). Спрашивается: от чего? Из ревности? Из чувства соперничества с гением? При всем этом Набоков активно использует достижения европейского образно-ассоциативного литературного языка, который предельно совершенен, являясь, по сути дела, стихотворением в прозе или прозаическим стихотворением. В данном контексте становится понятным, почему он классического Тургенева тоже недолюбливает. Видимо, из того же чувства литературной ревности! Действительно, Набоков – это несравненный мастер поэтического слова! Хотя, повторяю, романы писателей-гуманистов не менее совершенны и прекрасны, чем набоковские шедевры.
Возникшее противоречие между ними разрешается просто: с одной стороны, надо иметь в виду, что лучший мастер среди писателей не есть великий писатель, ибо красота формы не заменяет глубину содержания. С другой стороны, не следует забывать о сложном диалектическом соотношении формы и содержания, позволяющем переносить смысловые акценты из сферы идей и чувств в область языка и стиля. Именно это происходит с Набоковым: объективный мир он отображает специфическими средствами формы, языка и стиля.
Попутно встает вопрос о природе художественного творчества. Набоков понимает, что литература призвана созидать красоту. В унисон с Набоковым мыслят крупнейшие писатели XX столетия. В качестве примера приведем высказывания трех лауреатов Нобелевской премии.
Томас Манн:
«Я верю в доброту и духовность, в правдивость, свободу, смелость, красоту и преданность, одним словом – в независимую веселость искусства, великого средства от ненависти и глупости».
Альбер Камю:
«Вопреки предрассудкам нашего времени самый возвышенный стиль в искусстве есть выражение высочайшего бунтарского порыва. Подобно тому, как истинный классицизм – это всего лишь укрощенный романтизм, гений – это бунт, нашедший свою собственную меру. Вот почему, что бы нам не говорили сегодня, гений несовместим с отрицанием и полной безнадежностью».
Генрих Гессе:
«…все больше и больше склоняюсь к тому, чтобы добротность профессиональных умений ставить выше идейных и эмоциональных содержаний. Ибо за несколько десятилетий своей жизни и писательского труда я убедился, что имитировать или подделывать чувства можно легко, а добротность профессиональной работы – никогда!».
Заключение
Из сказанного выше следует вывод: Набоков настойчивее и последовательнее кого-либо из гениев XX века созидает художественную красоту. Поэтому для тех, кто наделен чувством поэзии, Набоков – уникален, Набоков – неповторим, Набоков – это таинственно мерцающая голубая звезда среди россыпей звезд на писательском небосклоне!
«Мертвые Души» Андрея Платонова
Вступление
Андрей Платонов – самобытный писатель. Его повесть «Котлован» - уникальна. Реалистическое правдоподобие в ней дополняется условными формами отображения действительности. Давайте заглянем в галерею «Мертвых душ» советского писателя.
Меланхолики
Вощев был уволен с завода по причине «слабосильности в нем и задумчивости… среди общего темпа труда».
Надо быть простаком, чтобы не понимать, как опасно думать в социалистическом обществе. Но Вощев чувствует «слабость в теле без истины».
Присоединившись к землекопам, роющим котлован для пролетарского дома, Вощев и здесь погружен в собственные мысли. «Я хочу истину для производительности труда», – настойчиво твердит он.
Что это – убожество или издевка Платонова над глуповатым героем?
В голове Вощева возникает еще одна странная мысль: «Счастье – все равно буржуазное дело. От счастья только стыд начнется».
У этого искателя истины, как и у прочих граждан советской страны, мозги засорены классовым мусором настолько, что он подвергает сомнению простое человеческое счастье. Какая-то бестолковщина!
Впрочем, иногда Вощев высказывает удивительно прозорливые мысли: «Дом человек построит, а сам расстроится».
Учитывалось ли вождями революции это немудреное соображение, ведь с ростом материальных благ человек теряет духовные качества, превращается в самодовольное животное.
Постоянно подвергающийся насмешкам и нередко получающий тумаки в бок, Вощев находится в состоянии мазохистского самоуничижения и неуверенности в себе. «Лучше бы я комаром родился, у него судьба быстротечна», – сокрушается он.
Насколько жестоким должно быть общество, если оно доводит граждан до комариного ничтожества! Это настоящая трагедия!
Вот еще один платоновский меланхолик – инженер Прушевский. Его мысли заняты самоубийством. «Лучше я умру. Мною пользуются, но мне никто не рад», – размышляет Прушевский. Он возводит дом для рабочих, чтобы те жили счастливо и радовались своему счастью. Однако такая перспектива не вдохновляет инженера. Его утешает лишь надежда, что измученные непосильным трудом землекопы умрут прежде, чем он покончит с собой. Прушевским всецело владеют безысходность и тоска. Писатель сочувствует горемыке: «Ему лучше было иметь друзей мертвыми, чем живыми, чтобы затерять свои кости в общих костях и не оставить на поверхности земли ни памяти, ни свидетелей. Пусть будущее будет чуждым и пустым, а прошлое покоится в могилах в тесноте некогда обнимавшихся костей, в прахе сотлевших любимых и забытых тел».
Где же здесь единый порыв народа, строящего светлое будущее?
Бригадир
По натуре бригадир Чиклин – работяга, ломовая лошадь. «Думать он мог с трудом и сильно тужил об этом», – характеризует своего героя Платонов. Энергии у Чиклина не занимать. Ему хочется двигаться, разминать тело и кости. Он испытывает упоение от физического труда. «Чиклин, не видя ни птиц, ни неба, не чувствуя мысли, грозно разрушал землю ломом». В руководстве людьми ему помогают смекалка, наметанный глаз, иногда товарищеское слово ободрения и сочувствие в любовных историях. К врагам пролетариата Чиклин беспощаден: нередко пускает в ход железный кулак, разящий несчастного насмерть. Немало предателей он отправляет на тот свет кулаком в живот или в зубы. «Твоя рука, – с ухмылкой замечает инвалид Жачев, – работает, как партия».
Это абсолютно верно! Авангард рабочего класса, подобно бригадиру землекопов, смертельным ударом расправляется с неугодными людьми.
Демагоги
Воинствующий демагог Софронов презирает крестьян и городских служащих. «Я этих пастухов и писцов в раз в рабочий класс обращу», – возглашает Софронов, указывая на прибывшее пополнение в бригаду. Он проявляет заметную ретивость в продвижении линии партии на местах. Ему нельзя отказать в красноречии: «Ну, девка, – сознательная женщина, твоя мать! И глубока наша советская власть, раз даже дети, не помня матери, уже чуют товарища Сталина».
Нельзя сказать, что на самом деле поражает Софронова: маленькая девочка либо сама знает Сталина и Буденного, либо это обыкновенное словоблудие!
Покинув артель, Козлов добивается для себя пенсии по первому разряду и дополнительный продовольственный паек. Теперь он орудует не лопатой и ломом, а работает языком. Это ответственно! Платонов следующим образом описывает распорядок дня идейного пенсионера: «Каждый день, просыпаясь, он вообще читал в постели книги, книги и, запомнив формулировки, лозунги, стихи, заветы, всякие слова мудрости, тезисы различных актов революции, строфы песен и прочее, он шел в обход органов и организаций, где его знали и уважали как активную общественную силу, и там Козлов пугал уже напуганных служащих своей научностью, кругозором и подкованностью». В таких трудах он зарабатывал пролетарский кусок хлеба.
Из людей, подобных Софронову и Козлову, рождаются комиссары-шкурники, политработники разных уровней, дурившие народ партийными побасенками о скором наступлении коммунизма, пока не рухнул несокрушимый Советский Союз, а демагоги не объявили анафему учению Ленина-Сталина.
Бюрократ
Руководитель профсоюза Пашкин не перестает думать «светлые думы». В кабинете «главного революционера» города он делает встречное предложение: «Масштаб дома узок», мол, надо расширить площадь котлована. Тут же следует указание «главного революционера»: «Разройте маточный котлован вчетверо больше». Но Пашкин, усердствуя перед начальством, приказывает инженеру Прушевскому расширить котлован не в четыре, а в шесть раз. Пашкину надобно бы «забежать вперед партийной линии», чтобы чувствовать себя в безопасности.
Такова психология советских бюрократов, которым безразлична судьба страны!
Крестьяне
Чем только не занимаются колхозники! Выпал первый снежок, и «колхоз метет снег для гигиены». Кому нужен такого рода трудовой энтузиазм? Этот маразм существует и в советской армии. Солдаты красят траву в зеленый цвет перед приездом в часть высокого воинского начальства.
В уста пухнущего от голода мужика Платонов вкладывает двусмысленную фразу: «Мы сами живем нечаянно». Нельзя ли это сказать обо всем советском крестьянстве?
Чиклин с неприязнью взирает на старика, чьи «бледные, окаменевшие глаза не выражали даже робости». Его тело стало настолько легким, что он боялся улететь, отчего просит бабу привязывать к животу самовар. А каково ей, жене страдальца? От горя она выбегает во двор и голосит. «Плачь, баба, плачь. Это солнце новой жизни взошло», – проповедует колхозный активист. Он думает, что если мужики голодают, то жизнь изменилась к лучшему. Логика садиста!
Рачительные хозяева, нажившие добро, не хотят идти в колхоз. Один из них спрашивает тех, кто пришел обобществлять его имущество: «Ну, что ж, вы сделаете из всей республики колхоз, а вся республика будет самоличным хозяйством?» Таков парадокс коллективизации: надо уничтожить единоличного хозяина, чтобы государство стало единоличным хозяином! Зачем рубить сук, на котором сидишь? Где логика? Кто задается такими вопросами, того ставят к стенке!
Колхозный активист
Возглавляя колхоз имени «Генеральной линии», активист с особым рвением претворяет в жизнь директивы районного руководства. «Каждую новую директиву, – замечает Андрей Платонов, – он читал с любопытством будущего наслаждения, точно подглядывал в страстные тайны взрослых центральных людей. Редко проходила ночь, чтобы не появлялась директива, и до утра изучал ее активист, накапливая к рассвету энтузиазм воздействия». Его методы борьбы за коллективное хозяйство отличаются особой исключительностью: бедняки сами записываются в колхоз, с теми же, кто зажиточен, и не желает этого, разговор короток: их загоняют на плот и пускают по реке к морю: дело сделано, кулаки ликвидированы!
Но вот, когда активиста отстранили от руководства колхозом, за допущенные перегибы левого и правого толка, он быстро изменяет делу партии. «Капитализм, пожалуй, может вернуться», – злорадствует он. За эту ренегатскую мысль получает от Чиклина кулак в морду и околевает…
Примерно в такую же ситуацию попадает и Советский Союз, в котором коммунизм, насаждаемый силой, внезапно оборачивается проклятым капитализмом. Всемирный «активист» околевает до поры до времени!
Инвалид
На войне Жачев теряет одну ногу и часть другой. Он ненавидит бюрократов и чиновников, жирующих при советской власти. Он периодически совершает у них экспроприацию дефицитных продуктов. По мнению Жачева, это справедливое наказание паразитов, сосущих народную кровь.
Безногий всей душой привязывается к девочке Насте, видя в ней символ будущего счастливого общества. Но когда ребенок умирает на его глазах, Жачев перестает верить в справедливость на этой земле. «Я теперь не верю в коммунизм», – заявляет он с горечью. Перед ним обнажается зияющая пропасть между взрослыми и детьми, теми, кто завяз в черствости и бездушии и чистыми юными созданиями. «Я урод империализма, а коммунизм – это детское дело», – резюмирует Жачев. Он спешит расправиться с благополучным профкомовским лидером Пашкиным, а заодно со всеми «гадами» и «ехиднами» страны Советов.
После краха социализма государство захлестывает волна жестокости, насилия, грабежей и убийств. Начинается эпоха «жачевской» мести за поруганное человеческое достоинство.
Авторская скорбь
Природа в повести Андрея Платонова безотрадна: «После похорон взошло солнце, и стало пустынно и чуждо на свете».
Проза «Котлована» полна безысходной скорби, от нее веет холодом смерти, сыростью могильной земли.
Писатель сочувствует обездоленному народу, с недоумением наблюдает за огромной и нелепой стройкой социализма.
На глазах Андрея Платонова социалистическая Россия покрывается ледяной коркой отчуждения и страха.
Вместе со своими героями – бесправными рабами, уродами и проходимцами – он спускается в социалистический ад.
В повести есть такой афоризм: «Мертвые – это тоже люди». Автор прежде всего, имеет в виду духовно мертвых строителей коммунизма.
Иногда платоновская сердечность и печаль вливается в души картонных марионеток, и тогда в них пробуждается некое подобие чувств: они вспоминают безоблачное детство, годы юности и первые встречи с женщинами, проявляют трогательно-сентиментальное участие в судьбе девочки-сироты. Одним словом, они на мгновение оживают и превращаются в обычных людей.
В повести «Котлован» Андрей Платонов раскрывает лицо земли, «набитой костями мертвых», переполненной «горем мертвых». Заодно он воспевает и живых, потерявших человеческий облик в безрадостном труде на стройке серо-бетонного здания социализма.
Писатель с «тоскливой нервностью» изображает рабский труд миллионов «свободных, но с пустым сердцем людей»...
Помимо своей воли Платонов создает поэму скорби и сострадания.
Литературные предшественники
«Котлован» Платонова – это гоголевские «Мертвые души» эпохи социализма.
«Котлован» – это карикатура в стиле Гоголя на социалистическую действительность.
В повести присутствует сарказм Салтыкова-Щедрина, с беспощадностью вскрывающего пороки жизни.
Наряду с ядовитой иронией в «Котловане» отчетливо обнаруживается некрасовское сострадание к бесправному народу: прозаик обличает убожество со слезами на глазах.
Беззащитному и слабому Вощеву, которому, однако, «без истины стыдно жить», предшествуют «маленькие люди» Гоголя и Достоевского.
Чудак-философ Вощев продолжает серию мудрых босяков Достоевского, Толстого, Горького.
Атмосфера мучительной безнадежности и болезненный психологизм платоновской повести сближает ее с «Петербургом» Андрея Белого и «Мелким бесом» Фёдора Сологуба.
На «Котлован» оказывают заметное влияние социальные утопии Чернышевского, Степняка-Кравчинского, Малиновского (Богданова) и антиутопии Салтыкова-Щедрина, Достоевского, Мережковского, Замятина, Булгакова.
Вместе с тем, взгляд на жизнь Андрея Платонова имеет общие точки соприкосновения с чеховским миросозерцанием, когда ирония и скорбь находятся в относительном равновесии.
В конце книги автор задается вопросом: погибнет ли «эсэсэрша» или выживет? Вопрос остается открытым, хотя весь внутренний мир писателя протестует против торжества рабского коммунизма в стране. Андрей Платонов всеми фибрами души чувствует, что у коммунизма нет будущего. История это подтверждает: через 60 лет после выхода в свет «Котлована» Советский Союз исчезает с карты мира. Несомненно, Платонов, подобно Достоевскому, обладает пророческим даром. Однако, они предсказывают разное будущее: Достоевский – приближающееся царство Антихриста, Платонов – гибель царства Антихриста в лице репрессивного сталинского социализма. Платонову совершенно ясно: если пали первый и второй Рим, то падет и третий!
Пролетарский сатир
Андрей Платонов рассказывает о простых людях простыми словами.
Корявым героям Андрея Платонова соответствует корявый литературный язык.
В примитивных рассказах и повестях Андрея Платонова содержится неясный смысл бытия.
Проза Андрея Платонова манит таинственностью, под которой скрываются глубины народной жизни.
Прозе Андрея Платонова характерен грубый, похмельно-прорабовский сарказм бригадира на стройке коммунизма.
Проза Андрея Платонова излучает саркастическую радиоактивность.
Андрей Платонов издевается над советскими людьми с саркастическим идиотизмом!
Герои Андрея Платонова – это театральные маски, вырезанные из картона.
В прозе Андрей Платонов удачно сочетает театр миниатюр, сатиру и эпос.
Черноземная проза Андрея Платонова усеяна золотыми россыпями афоризмов.
Литературный стиль Андрея Платонова – это магический примитивизм.
Народ
Главный герой книг Андрея Платонова – нищий, забитый народ.
Дремучий мужик Андрея Платонова хочет жить и готов в любую минуту умереть, подобно всякой живой твари.
С горьким сарказмом Андрей Платонов описывает трудовой энтузиазм народа, работающего по собственному недомыслию!
Андрей Платонов издевается над замученным народом, обреченным на вымирание. Это смех случайно выжившего мужика!
 
Социализм
В повести «Котлован» и романе «Чевенгур» Андрей Платонов «строит» мифический коммунизм с невежественными крестьянами!
Сознание героев Андрея Платонова засоряют обрывки большевистских лозунгов.
В романе «Чевенгур» Андрея Платонова действует коммунистическая секта, члены которой не желают трудиться ради себя и общества.
Писательскую шлюпку Андрея Платонова бросает как щепку в водовороте социалистического переустройства, а герои его повестей сатанеют от классовой ненависти.
Андрей Платонов – выходец из железнодорожной семьи, его же герои – от сохи, у которых лопаются мозги в силу невозможности понять, что происходит на стройплощадке социалистического дома.
Героям повестей Андрея Платонова, в недавнем прошлом темным крестьянам, индустриализация представляется огнедышащей топкой паровоза, от которой закипают мозги.
Андрей Платонов с отчаяньем повествует, как народ поедает комья земли и мечтает о будущем счастье.
Любовь
Среди простых советских людей встречается шекспировская любовь, подобная любви Ромео и Джульетты. Да и Андрей Платонов, описывающий ее, достоин имени английского драматурга.
Андрей Платонов говорит обыденным языком о безумных страстях.
Читателям может нравиться или не нравиться сдержанная лирика рассказов о любви Андрея Платонова. Тем не менее, в них проглядывает писательская самобытность автора.
 
В кругу писателей
Андрей Платонов мыслит понятиями малоразвитого народа. При этом он отображает жизнь поистине с шекспировским драматизмом.
Прозаик Андрей Платонов иной раз предстает перед нами циничным гётевским Мефистофелем!
Есть в литературе особая порода людей – это аутсайдеры, безумцы, люмпены. Среди них английский поэт Уильям Блейк и русский писатель Андрей Платонов.
Герои платоновских романов – механические куклы, а сам Писатель-кукловод. Это традиция идет от Николая Гоголя.
Андрей Платонов – советский Михаил Салтыков-Щедрин: обоим свойственен убийственный сарказм!
Андрей Платонов хочет приспособить к советской действительности христианские бредни Николая Фёдорова!
Андрей Платонов – мужицкий Франц Кафка.
Мотив блоковского Христа с красным знаменем появляется также в романе «Чевенгур» Андрея Платонова.
Социальные антиутопии создают Евгений Замятин, Михаил Булгаков, Андрей Платонов. От такого рода литературы берет начало социалистический реализм. И там, и здесь – условное отображение жизни.
Владимир Маяковский слагает гимны солнцу, Андрей Платонов – солнечному затмению. Точно в таком же тоне поэт и писатель реагируют на большевистскую революцию!
Стервятники очищают землю от падали. Этими стервятниками в советской литературе и музыке являются Андрей Платонов и Дмитрий Шостакович.
Трагикомические шаржи Андрея Платонова и Фридриха Дюрренматта обличают социализм и капитализм с саркастической едкостью.
Сатира Гоголя – конкретная, имеющая дело с реальными людьми; сатира Салтыкова-Щедрина – абстрактная, перевоплощающая образы в символы; сатира Платонова и Хармса – абсурдная. Ей соответствует киномузыка Альфреда Шнитке.
На перекрестке цивилизаций
(посткоммунизм в России глазами Александра Зиновьева)
У Александра Зиновьева нет плана «обустройства» России. Он не Солженицын! Он не причисляет себя к такого рода умникам.
Зиновьев не желает участвовать в «оргии разоблачительства», в которую с головой окунулись журналисты и деятели искусства преимущественно еврейской национальности.
В обществе социальное неравенство возникает из иерархии чинов и должностей (более низкого или высокого положения человека в управленческом аппарате).
«Коммунизм» западного общества ничуть не лучше коммунизма, существовавшего в СССР. Но западные идеологи не видят недостатков первого и критикуют второй. У них срабатывает двойной стандарт, разоблаченный Зиновьевым.
Система управления при социализме выступала ограничителем творческих сил и возможностей народа, сдерживала общественный прогресс, о чем справедливо пишет Зиновьев.
Зиновьев верно говорит, что «коммунистическое общество есть не однопартийное, а беспартийное», ибо почти ни у кого из управленческого аппарата, да и рядовых членов общества не было собственных убеждений.
Тот факт, что коммунисты предали марксизм-ленинизм в критическую минуту, еще раз доказывает правильность мысли Зиновьева, что советское общество было беспартийным.
При Брежневе социализм богател и жирел одновременно (т.е. обогащался и хирел, положительные тенденции сопровождались отрицательными). Такова, по мнению Зиновьева, диалектика жизни.
«Реформаторы» и «демократы» погубили Россию: с падением социалистического строя в СССР развалилась на части великая держава. Эту горькую истину разделяет Зиновьев.
Александру Лукашенко нужно осуществить «контрперестройку» (термин Зиновьева) или войти в «рыночную экономику» Запада – третьего не дано! Если он поставит себе такую цель и начнет воплощать ее в жизнь, он будет прогрессивным политиком. Если же захочет постепенно входить в «рыночную экономику», его сметут, как мусор!
Едва Лукашенко попытался воспрепятствовать бесконтрольному грабежу Беларуси, как страны Запада отлучили его от «демократии», лишили прав законности, несмотря на то, что народ избрал его президентом и доверил свою судьбу.
Государственный «переворот» и ГКЧП спровоцировали Горбачев, Ельцин и западные спецслужбы – такой вырисовывается ситуация со слов Зиновьева. Горбачев, видимо, надеялся разделить власть с Ельциным, но последний – бесцеремонно оттолкнул его. Ловя рыбу в мутной воде, Горбачев сам себя поймал на крючок, который зацепился за штаны на его заднице.
Ельцин установил сталинский «демократический» режим – режим волюнтаризма и произвола, режим господства кучки преступников над массами народа. Но если власть Сталина была воплощением диктатуры пролетариата (пусть и волюнтаристской), то власть Ельцина – это антинародная власть, полуфашистская власть (хоть и в облике «демократии»). К сожалению, Зиновьев не указывает на это внутреннее и коренное различие между властью Сталина и Ельцина, хотя правильно характеризует внешнюю форму обеих диктатур.
Зиновьев пишет о третьей мировой войне, в которой Запад одержал победу. Третья мировая война – это «новая форма войны», в чем он, безусловно, прав.
Зиновьев утверждает, что «путч» 1991 года был сговором между тремя сторонами: Горбачевым, Ельциным и «путчистами». К ним я бы добавил тайного режиссера – западные спецслужбы.
Русские «прошляпили» страну (как выразился Зиновьев), после чего о нравственности разложившегося народа не стоит вести речь! Откуда взяться новой морали и новым представлениям о жизни? Где найти силы для восстановления целостной России? Пожалуй, только в идее гуманной русской цивилизации.
Руководители бывших республик, ныне независимых государств продолжают процесс «разрушения и разграбления своих стран под диктовку Запада, без поддержки которого они давно были бы выброшены на помойку истории». Так не без основания думает Зиновьев.
Зиновьев допускает, что русский народ исчезнет с исторической арены как «великий народ». До чего мы дошли, если лучшие люди страны так думают?!
Зиновьев считает, что в XXI веке «русских не допустят ни при каких обстоятельствах в категорию привилегированной элиты человечества». Следовательно, каждому русскому патриоту надо сделать все от него зависящее, чтобы противодействовать враждебным силам Запада.
Зиновьев верно говорит, что «социальную основу новой власти образуют преступники, предатели, перевертыши». Почему, спрашивается, российские коммунисты не разоблачают нравственный облик ее представителей, как и тех, кто ей предшествовал – диссидентов и «демократов»?
Зиновьев сожалеет, что писал критические книги о социализме, в глубине души не сомневаясь в его незыблемости в будущем. Если бы он знал, что социализм будет уничтожен в России, он бы не занимался «подрывной» работой. После известных событий он льет крокодильи слезы по погибшей советской стране.
Зиновьев не верил в созидательные силы русского народа в тот момент, когда стал «соучастником беспрецедентного в истории предательства и покрыл себя несмываемым позором на все следующие века».
Понятна душевная драма Зиновьева. Сейчас новому поколению русских людей приходится вновь «собирать» русские земли, чтобы вернуть к жизни великую русскую цивилизацию.
По оценке Зиновьева, разрушительные последствия новой («теплой») войны «уже в десятки раз превзошли потери в войне с Германией в 1941-1945 годах». Не преувеличение ли это? Нет! Новая по форме война отбросила страну на сотни лет назад!
Зиновьев красноречиво восклицает: «Сейчас в стране идет война в полном смысле. Страну захватили враги. Я делаю все, что в моих силах, чтобы пробудить в людях понимание этой ситуации». Впрочем, каждому русскому патриоту придется немало поработать, чтобы возродить Россию.
Зиновьев трижды прав, говоря: «Сейчас нужна беспощадная, бескомпромиссная ясность мысли в оценке сложившейся ситуации. В стране идет настоящая война, направленная на полный ее разгром и полное разрушение самого народа, а тут бесчисленные трепачи «заполняют» некий вакуум!». Слова Зиновьева призывают к действию ради русского государства!
Зиновьев предупреждает: «И если дело пойдет по сценарию господ «демократов» еще в течение нескольких лет, даже не десятилетий, то процесс физической гибели русского народа станет необратимым». Похоже, дело идет к этому!
Приведем еще одно характерное высказывание Зиновьева: «В массе своей господа реформаторы – это его (советского общества - В.Р.) отбросы, подонки. Они вот и правят Россией!» Кто призовет спасать Россию? Кто скажет о российской цивилизации, как о высшей ступени развития человеческой культуры? Таких пока нет.
Нельзя не коснуться серьезного утверждения Зиновьева насчет советской идеологии: «И еще важно понять, что вдалбливали идеологию слишком высокого интеллектуального уровня. Она была неадекватна массовому сознанию. Несмотря на все вульгаризации марксизма, народ не мог его воспринять. Большинство его просто не понимало. Меньшинство делало вид, что понимает». Из этого следует, что новая русская идеология должна быть простой, ясной и убедительной для любого гражданина.
Зиновьев гордо заявляет: «И только за эту Россию я готов сражаться до последней капли крови, и сегодня – за Россию социалистическую. Россия купцов и монархии мне глубоко чужда». Если уж такой авторитетный интеллектуал, как Зиновьев, выступает за социалистическую Россию, то это есть веский аргумент в пользу программы коммунистов, ставящей своей целью восстановление единой России.
Зиновьев пишет: «Нельзя понять положение в России, игнорируя аспект международный, ибо он стал решающим в судьбе нашей страны». Не свидетельствует ли осторожность Геннадия Зюганова о его желании учитывать международный аспект?
Весьма актуально мысль Зиновьева: «Мировая катастрофа, которая сейчас движется, есть результат не коммунизма, а той системы общественных отношений, которая существует на Западе. Это важно понять». Тем не менее, российские политики стараются не замечать, что происходит в мире, кем мы управляемы и что от нас хочет сплоченная Европа и Америка.
Зиновьев справедливо говорит, что «солженицынская концепция сталинского периода является ложной. Это фальсификация истории». Точно сказано!
Сравнивая капиталистический и коммунистический кризисы, о последнем Зиновьев не без основания пишет: «Он заключается, коротко говоря, в дезорганизации всего общественного организма, достигая, в конце концов, уровня дезорганизации всей системы власти и управления. Он охватывает все части и сферы общества, включая идеологию, экономику, культуру, общественную психологию, нравственное состояние населения. Но ядром его становится кризис системы власти и управления». Из высказывания Зиновьева следует, что сейчас необходимо восстанавливать разорванные связи в любой из перечисленных им областей, в том числе, в культуре, идеологии и общественной психологии.
О «холодной войне» Зиновьев пишет следующее: «Одним словом, это была, пожалуй, первая в истории человечества глобальная и всеобъемлющая война нового типа». Встает вопрос: не возникнет ли в будущем вторая всеобъемлющая «холодная война» Америки с Китаем, хотя она, вероятно, уже ведется как продолжение «холодной войны» с Советским Союзом. Кроме того, не исключена всеобъемлющая «холодная война» со стороны Востока по отношению к Западу, если Восток сумеет в ближайшие 20 лет достаточно окрепнуть.
Что такое зиновьевская «западнизация»? О ней исчерпывающе сказано в следующем тексте ученого: «Вся освободительная и цивилизаторская деятельность Запада в прошлом имела одну цель: завоевание планеты для себя, а не других, приспособление планеты для своих, а не для чужих интересов. Он преобразовал свое окружение так, чтобы самим западным странам было удобнее в нем жить. Когда им мешали в этом, они не гнушались никакими средствами. Их исторический путь в мире был путем насилия, обмана и расправ. Теперь изменились условия в мире. Иным стал Запад. Изменилась его стратегия и тактика, но суть дела осталась та же. Она и не может быть иной, ибо она есть закон природы. Теперь Запад пропагандирует мирное решение проблем, поскольку военное решение опасно для него самого, а мирные методы создают ему репутацию некоего высшего и справедливого судьи. Но эти мирные методы обладают одной особенностью: они принудительно мирные. Запад обладает огромной экономической, пропагандистской и политической мощью, вполне достаточной для того, чтобы заставить строптивых мирным путем сделать то, что нужно Западу. Как показывает опыт, мирные средства при этом могут быть дополнены военными. Так что, как бы западнизация той или иной страны не началась, она перерастает в западнизацию принудительную». Лучше не скажешь!
Что Запад хочет от России? Ответ Зиновьева прост: «Россия нужна Западу не как партнер в дележе мира, а лишь как зона дележа. Русским в планах Запада уготована судьба, аналогичная судьбе незападных народов, то есть, судьба заурядная и позорная для бывшей великой страны и второй сверхдержавы планеты».
Зиновьев смотрит на Россию пессимистически: «Страна погибнет совсем, исчезнет с лица земли вместе с русским народом, а если что-то здесь и может восстановиться, то только нечто подобное тому, что было».
Оригинально суждение Зиновьева о судьбе цивилизации: «В США не более 10% подлинно дееспособного населения, но этого достаточно, чтобы удерживаться. В России не больше 1% людей способны тянуть цивилизацию». Кто, в таком случае, в прошлые века создавал великую русскую цивилизацию? Не преуменьшает ли Зиновьев творческий потенциал русского народа? Или он ведет речь только о высшем звене управления, не беря в расчет низшую, бытовую основу цивилизации?
Зиновьев дает уничтожающую характеристику Солженицыну: «Кстати сказать, этот учитель был одним из элементов западной идеологии, полное ничтожество в понимании социальных явлений, был раздут до пределов гения эпохального масштаба. Посредственный писатель, глупый мыслитель… Это был элемент «холодной войны»». Нельзя не разделить взгляд Зиновьева на «гениального» Солженицына.
О судьбе русского народа Зиновьев пишет: «А в далеком будущем, я предполагаю, что русскому народу светит – если слово «светит» здесь уместно – полное исчезновение с исторической арены. Неутешительный прогноз!».
Зиновьев, проживший за границей почти 20 лет, свидетельствует: «На Западе меня потрясло то, что я увидел там то же самое, что и дома. Та же самая государственная бюрократия, власть, идеология, идеологическое оболванивание, то же самое насилие над личностью. Только все во много раз сильнее». Убедительно!
Об идеологических основах западного и советского общества читаем у Зиновьева: «А проиграл коммунизм потому, что его идеология суть идеалистическая, в то время как идеология, выработанная западным послевоенным обществом, - реалистическая, чисто практическая, рассчитанная на низкий интеллектуальный уровень и низменные страсти. Поэтому она и работает. Западная идеология исходит из того, что человек есть гнусная тварь. Каковой он, правду сказать, на самом деле и является. Поэтому западное общество и правовое по своему характеру: оно исходит из предпосылки, что от людей надо защищаться. А коммунизм все хотел втолковать людям: будьте хорошими, - и полагал, что от этого они хорошими и станут. Не стали». Это означает, что Россия не поднимется на ноги, не приобретет былого величия без великих идей, без всечеловеческих идеалов, без стремления народа к справедливой жизни. Россию объединяли высшая идея и государственная власть.
«Без идеологии у российских коммунистов нет никаких перспектив. Старая никуда не годится, а новой идеологии не существует, при таких обстоятельствах нет оснований считать их серьезной общественной политической силой», - заявляет в 1993 году Зиновьев. Так ли это? Быть может, новые коммунисты восстановят единство страны. Однако вопрос о «новой идеологии» для коммунистов до сих пор остается открытым. Над разработкой этой «новой идеологии» еще придется поработать.
Зиновьев указывает на ненаучный характер термина «демократия»: «…в западной идеологии, в пропаганде путем видения и идеализации привлекательных частностей западной государственности создан идеологический миф о демократии. Его и навязывают другим народам».
Не менее убедительны слова Зиновьева насчет ельцинской власти: «Эту власть не будут устраивать ни малейшие намеки на какую-то демократию. Никакого разделения властей она не желает. Все – ей. Это власть – абсолютно диктаторская по способу удержания власти. Она исходит исключительно из необходимости самосохранения, и поэтому будет уничтожать все, что ей противоречит. Это характерно именно для уголовно-мафиозных политических структур. Ее устроит только ее собственный каприз, а прислушиваться она будет только к приказам своих хозяев с Запада. Ей прикажут, она подчинится. Если за океаном сочтут, что пришло время разгонять Думу, она ее разгонит».
О перспективах свержения ельцинского режима Зиновьев говорит следующее: «…для того, чтобы сбросить режим, ныне существующий в России, никаких демократических путей не существует. Более того – не может существовать, ибо это оккупационный режим. И, как таковой, он поддерживается вооруженными силами Запада, который, тем самым, поддерживает и «новый мировой порядок», устанавливаемый США». Проблема власти обострена до предела, хотя суть ее раскрыта в общих чертах верно. Ельцин и его «клика» ни при каких обстоятельствах не отдадут власть. Возможен только насильственный путь ликвидации ельцинской диктатуры.
О путях выхода из кризиса и свержения власти Ельцина у Зиновьева находим глубокие мысли: «Гражданская война, конечно, была бы трагедией для нашего народа. Но она, возможно, и не будет нужна. Если бы в каждом городе, в каждой области люди просто выступили с протестом против мерзостей, творимых властями, то режим этот рухнул бы в одночасье. Он не удержался бы даже с помощью Запада. Весь вопрос в том, вспыхнут ли эти протесты». Меры разумные, но недостаточные…
О влиянии «внешней» и «внутренней» властей Запада, так называемой «сверхгосударственности» на политику стран мира, видно из следующего текста Зиновьева: «Сам факт образования сначала горбачевской клики, а затем ельцинской, вся их деятельность может служить классическим примером мощи и принципов работы сверхгосударственности Запада. Они появились не в результате некоего имманентного развития советского общества, а в результате планомерной, целенаправленной деятельности системы сверхгосударственности Запада». Вроде бы – преувеличение. На самом деле – нет! Зиновьев знает, что говорит.
Позиция Зиновьева – это позиция патриота по отношению к гибнущей России: «У меня же лично позиция такая: мы обречены, и поэтому я как русский человек буду драться до конца, пусть я останусь один против шести миллиардов». Не есть ли это величие духа русского человека? Не говорит ли это о том, что Россия рано или поздно поднимется с колен?
Верны слова Зиновьева о русском народе: «Русский народ – фантастически талантлив. Но еще он безалаберный, вздорный. Может махнуть рукой: «Да пропади все к чертовой матери!» И разрушит все до основания. А чего не разрушить, если потом можно заново построить?». Емкая характеристика!
На вопрос, как вывести страну из кризиса, Зиновьев отвечает: «Все зависит от того, в какой мере русский народ способен породить сознательную, принципиальную, жертвенную, организованную политическую силу. Но сначала перед нами, как народом, стоит даже не политическая проблема, а проблема совести: спасать остатки того, что было создано поколениями советских людей ценой невероятных человеческих жертв и лишений, или промотать все на колониальное барахло. Мы должны ответить на вопрос: кто же мы? Мы – это «что-то»? Или мы – все-таки народ, создавший великую эпоху?» Исходя из этих слов, вопрос о совести надо сделать первостепенным. Только совестливые русские люди спасут Россию!
О талантливости русских людей Зиновьев говорит совершенно верно: «На Западе больше всего бояться не советских вооруженных сил, не коммунистических идей, а русскости, то есть, вторжения того, что русские способны в мировую культуру выбросить: гениальных музыкантов, гениальных математиков…» На этих-то людей и надо делать ставку в деле спасения России!
Диссиденты, сохранившие добропорядочность, почувствовали свою вину перед советским обществом. Есть такая вина и у Зиновьева: «Ну вот, книга все же появилась. Но, к сожалению, в скверной ситуации. Если бы мне сейчас предложили выбирать: ни одна строчка моя не будет опубликована в России, но зато сохранится существовавший в нашей стране социальный строй – или наоборот, я предпочел бы первое. Пусть книги мои не выходили бы, но социальный строй сохранился». Зиновьев – умный и совестливый человек. Такими же честными людьми были многие оппозиционеры.
О причинах краха коммунизма Зиновьев пишет: «…процесс жизни коммунистической системы был прерван искусственно. Подчеркиваю: не естественным путем эта жизнь кончилась, а была искусственна прервана!». Здесь речь идет о преднамеренном развязывании идеологической войны против России!
Каково будущее России? Зиновьев так отвечает на этот вопрос: «Я-то всей душой болею за Россию. Но – истина дороже. Не хочу присоединиться к хору лжецов, которые заливаются на тему о мнимом, якобы происходящем возрождении нашей страны. Какое возрождение? То, что мы имеем сегодня в лице России, - исторический полутруп. И его будут энергично, интенсивно доводить до состояния трупа». Как это обидно! Нестерпимо обидно!
Актуальные мысли Зиновьева об интеграции республик бывшего Союза указывают на ее характер: «Говорят: но есть же и тенденция к объединению бывших советских республик. Правильно. Однако последующее объединение тоже входит в программу колонизации и «западнизации». Сначала разъединить, расчленить – в целях покорения, а потом соединить по частям, чтобы легче было этой колонией управлять. И в Югославии будут создавать какую-нибудь пародию на федерацию или там конфедерацию, и в России. Но – предварительно добив коммунистический потенциал. А если до конца вытравить коммунизм в нашей стране невозможно – все равно русские останутся склонными к такому образу жизни – то, во всяком случае, придать коммунистической тенденции ублюдочную форму». Если союз Беларуси с Россией произойдет на антикоммунистической основе, он порочен. Поэтому у нынешних коммунистов Беларуси есть, видимо, какие-то смутные подозрения насчет сделки Лукашенко с Ельциным (с Путиным!), которая совсем необязательна, несмотря на то, что они объединяют свои республики.
Зиновьев различает социальный и национальный аспекты интеграции народов бывшего союза: «Национализм как русский, белорусский и украинский, так и общеславянский есть искусственно раздутое средство разрушения социального строя народов бывшего Советского Союза. Национализм этим средством и останется, если даже какое-то формальное объединение произойдет». Под объединением народов люди подразумевают ту обеспеченную жизнь, которую они имели при социализме. Политики играют на чувствах людей, объединяя страны на основе буржуазной интеграции.
Зиновьев по натуре и убеждению – пессимист. Его неверие в позитивный исход процессов интеграции бывших советских республик непоколебимо: «Я думаю, что какие бы перемены на политическом уровне не произошли, радикальные социальные перемены уж невозможны. Если даже допустить, если к власти приходят коммунисты и провозглашают восстановление советской власти, направление социальной эволюции страны это уже не изменит. Поздно. Процесс зашел слишком далеко. Запад имеет достаточно сил, чтобы не допустить восстановления коммунистического строя. В странах бывшего Советского Союза уже сложились мощные силы, которые действуют и будут действовать совместно с силами Запада». Неутешительная картина!
О судьбе коммунизма читаем у Зиновьева: «Реальный коммунизм уж сыграл свою великую историческую роль, оказав колоссальное влияние на ход эволюции человечества. В этом смысле коммунизм вошел в плоть и кровь цивилизации, завоевал тем самым место в будущем». Иными словами, река коммунизма влилась в более крупную реку цивилизации человечества. Ее воды слились с водами другой реки и образуют своим присутствием общую водную массу!
Отношение Зиновьева к российской интеллигенции негативно: «То двоемыслие, о котором Оруэлл писал еще в 1948 году, было присуще российской интеллигенции в особенно сильной степени. Российская, холуйская по натуре, интеллигенция подготовила население страны к эпидемии предательства, начавшейся в 1985 году, всячески поддерживала процесс разрушения страны и, в конце концов, оправдала все преступления правящих клик». Так на самом деле было. Теперь стоит подумать, как сберечь духовные ценности, накопленные за советский период.
О политической системе Ельцина, по сути дела, колониальной власти управления, Зиновьев пишет: «Эта политическая система не способна ни на что исторически значительное. Ее фактическим стремлением является одно – самосохраниться любой ценой, даже ценой гибели страны и народа. Она существует только для самой себя, а не для страны, не для большинства ее населения». Чтобы сохранить свою власть, Ельцин пойдет на разрушение целостности России, что он уже делает на практике, вступив в сделку с чеченскими сепаратистами».
Что следует делать коммунистам в Государственной Думе? У Зиновьева однозначный ответ: «Но если уж вы, заявляя о себе как о коммунистах, попали в Государственную Думу, то не было бы более достойным использовать думскую трибуну не для неких «конструктивных предложений», которые в любом варианте могли лишь укрепить правящий режим, а для обличения этого режима, для его устранения? Как это и делали депутаты-коммунисты в IV государственной думе. Коммунисты начала века не боялись репрессий властей. А вы, коммунисты конца XX века, какие жертвы вы принесли на алтарь Отечества?» Справедливо. Без обострения отношений с кликой Ельцина ничего не завоюешь.
О методах и формах смены существующей власти у Зиновьева есть тонкое наблюдение: «Замечу, что мирный и ненасильственный путь – это не одно и то же. Можно мирным путем, то есть, без выстрелов и убийств, осуществить насилие. Вся «холодная война» была мирной, а по степени насилия и по жертвам она превзошла все немирные войны прошлого». Не есть ли это ключ к будущей борьбе с режимом «демократов», которая окажется мирной по форме и наступательной по сути (надо развернуть беспощадную идеологическую войну с «демократами», т.е. провести «контр холодную войну»).
Зиновьев решителен в выборе средств и методов борьбы Коммунистической партии за власть. Он дает совет: «Критерием оценки деятельности партии настоящих коммунистов должно стать не число мест в липовом парламенте, а ее вклад в борьбу за свои идеалы. Чем больше партия коммунистов завоюет мест в парламенте, тем меньше шансов на то, что ей удастся восстановить в России коммунистический строй. Надо сыграть роль в Великой Истории, а не приспосабливаться к мелким текущим обстоятельствам». Будь на месте Геннадия Зюганова более энергичный и последовательный деятель, он, возможно, работал бы в трех направлениях одновременно:
1. бескомпромиссная подпольная борьба (левая часть партии);
2. легальная борьба и участие в выборах в Государственную Думу (ответственная часть парламента);
3. негласная «контр холодная война».
Нельзя не принять во внимание мысль Зиновьева о «глобальном обществе»: «В моем понимании глобальное общество есть образование нового социального феномена в качестве общества второго, более высокого уровня по отношению к существующим странам мира… Это своего рода надстройка над человечеством. Она использует все остальное человечество как зону своего обитания, как базис своего существования». В наше время «глобальное общество» (а его можно назвать еще «глобальное государство» или «планетарное государство») большинством людей только ощущается, аналитиками – фиксируется. Предстоит научиться работать с ним, как с реальным фактом.
Кем управляется «глобальное общество» или «сверхобщество» - не масонами ли и евреями? Зиновьев отвечает: «Насчет масонов ничего не знаю. А что касается евреев в этом сверхобществе, то оно – реальный факт. И я никого за это не осуждаю и не порицаю. Это сверхобщество нуждается в очень высоком интеллектуальном потенциале. И могу лишь заметить, что евреи вносят в это свой огромный вклад. Это бесспорно». Да, и здесь они впереди. И здесь – в сверхобществе – они у руководства!
На Земле было две цивилизации – западная и русская. Одна победила другую. Что из этого вышло – видно со слов Зиновьева: «Увы, у нас «уничтожение империи инков» задумано в более грандиозных масштабах. Уже потому, что коммунистическая цивилизация ничуть не уступала западной цивилизации. А во многом ее превосходила. Так что в нашем случае произошел не просто разгром – задавлен в корне возможный прогресс всего человечества. В результате, в чем я глубоко убежден, человечество отбрасывается во многих отношениях на много столетий назад». Интеллектуально, морально, духовно – да! Но все-таки этот «зигзаг» истории есть временное отступление, и он даст новый импульс для развития человечества (не заключается ли в этом жертвенная миссия России?).
О государственности России находим у Зиновьева такие слова: «Тут всегда решающим фактором организации общества и его эволюции была не экономика, а система государственности, которая развивала и использовала экономику по своей инициативе и в своих интересах. В советский период это достигло апогея. И теперь власть остается доминирующей силой, несмотря ни на что. Крах политической системы советского общества привел к краху всего общества, включая экономику. И первое, что выросло на его развалинах, это не экономическая, а политическая система». Эта мысль лишний раз подчеркивает ту роль и то значение, какое играет идеология в политической системе России.
О борьбе оппозиции за власть Зиновьев говорит пророческие слова: «Возможно, эти новые силы и группировки добьются каких-то успехов в том смысле, что проведут своих людей в «парламент» и в администрацию президента. Я даже допускаю, что они протолкнут своего кандидата в президенты. А изменится ли от этого положение в России и России в мире радикальным образом? Ведь все решающие факторы современной истории остаются все равно вне этой локальной российской суеты. Именно суеты, которая лишь в воображении ее участников выглядит как нечто значительное. Это лишь перетасовка все в том же множестве индивидов и все же в тех же условиях. Как тут не вспомнить Крылова: «А вы, друзья, как ни садитесь, все ж в музыканты не годитесь». Пожалуй, прав аналитик. У него действительно есть пророческое видение будущего.
Об интегральных процессах в бывшем СССР Зиновьев мыслит прагматично: «Но для меня бесспорно одно: идея интеграции народов бывшего Советского союза в любом варианте (Советского Союза, «Державы», Великой России и т.п.) есть идея в пользу складывающейся социально-политической посткоммунистической системы; есть элементы посткоммунистической идеологии, а не идея реставрационная. Вспомните, что образование Советского Союза в 1922 году не имело ничего общего с реставрацией дореволюционной социально-политической системы, хотя это и было восстановление империи». Насчет реставрации – верно. Насчет империи – сомнительно!
Нельзя пройти мимо в высшей степени ценных и неординарных суждений Зиновьева о советской идеологии: «Должен заметить, что благодаря ей советские люди в массе своей стали продолжателями многовековой российской традиции, несмотря ни на что. Советская идеологическая сфера впитала в себя, сохранила, продолжила и усилила многие черты дореволюционной традиции. Многое отбросила и разрушила. Но многое и сохранила. Думаю, что сохранила больше и сохранила лучшее, что было в духовной сфере России. Коммунистическая революция явилась великим переломом в социально-политической сфере, но не была катастрофой в сфере идейного, морального и психологического состояния россиян. Катастрофа наступила лишь теперь, после 1985 года». В первые годы советской власти культурный уровень народа (если под народом понимать этническую целостность) сузился. Хотя для низших слоев он значительно расширился. Вступили в противоречие два начала: элитарное общечеловеческое знание высших слоев населения дореволюционной России и обыденное знание простых людей послереволюционной России. Первое стремилось дать максимальное развитие для второго.
Как никому другому, Зиновьеву видна сущность западной идеологии: «В результате постоянной и всеобъемлющей идеологической обработки менталитета западных людей тут сложился и стал преемственным тип человека, который уже не в состоянии обходиться без той идейной пищи, какая для него изготовляется на западной идеологической кухне, и не способен потреблять пищу иного рода. Такой идеологически обработанный человек является марионеткой незримой идеологической машины, воображая при этом, будто он свободен от всякой идеологии». Сравнивая западную и советскую идеологии, умные люди поймут, в чем заключается разница воздействия противоположных по смыслу идеологий. Малообразованный и движимый темными инстинктами человек этой разницы обычно не замечает.
Об американской идеологии Зиновьев судит вполне трезво: «Разрушьте американский идентитет, и вы увидите, как стремительно начнет разлагаться американское общество. Лидеры американского общества понимают это и прилагают титанические усилия, чтобы не допустить такого. А как повели себя лидеры советского общества?!» Урок дан России поучительный! Извлечет ли она что-либо из него?
О типах цивилизаций Зиновьев рассуждает здраво: «Современная цивилизация есть цивилизация западная прежде всего и в основе. Никакой «цивилизации вообще» нет, как нет «человека вообще», «животного вообще» и т.п. Это пустые абстракции. Когда в Советском Союзе заговорили о приобщении к некоей «цивилизации вообще», фактически имели в виду западную цивилизацию, игнорируя, что советские народы начали стремительно развивать свою форму цивилизации, в каких-то отношениях превосходившую западную. Что из этого получилось – теперь очевидно даже идиотам, реформаторам. Я думаю, что западная цивилизация является чужеродной для большинства народов планеты». Западная цивилизация прижилась в Японии, возможно, приживется и в России. Здесь, видимо, надо говорить о наслаивании одного типа цивилизации на другой, о сосуществовании разных цивилизаций одновременно (несколько пластов земли не будут мешать растениям культуры развиваться полноценно).
Как вывести народ из тупика, как восстановить психическое здоровье русского народа – вот что серьезно тревожит Зиновьева: «Разрушение психики русского народа началось именно с нее, причем как целенаправленное и организованное враждебное наступление. Очевидно, с нее должно начаться и оздоровление. Найдется ли в России достаточно большое число людей, способных взять в свои руки инициативу в этой сфере и выполнить свой долг перед народом, - от этого зависит и успех лечения». Без оздоровления народа в области культуры и общественной жизни, без отрицательной реакции на идеологическую агрессию со стороны Запада не добьемся успехов в развитии русской цивилизации.
Горячий сторонник русской цивилизации, Зиновьев проявляет осторожность в вопросе объединения бывших республик и в вопросе по поводу беловежских соглашений, принятых Государственной Думой. В связи с этим он пишет: «Восстановление Советского Союза должно назреть как потребность народов. И должно оно произойти прежде всего явочным порядком. И только потом следует закрепить это законодательно… Восстановление Советского Союза, если оно сейчас произойдет, не принесет с собой решения реальных проблем и не принесет никакого улучшения условий жизни, никакой нормализации системы власти и управления, всей социальной организации страны». Как видим Александр Зиновьев не соглашается с Зюгановым по вопросу объединения бывших советских республик.
Значительны по содержанию мысли Зиновьева о культуре и духовном облике народа: «Нам нужно организовать свою сферу духа, но делать это нужно только самим, выделяя все лучшее, что создается нашими людьми». Это прямо указывает на то, что сегодня необходимо создать Институт духовности, где ученые займутся изучением духовного наследия народов, ранее входивших в состав Советского Союза.
Одиночество Иосифа Бродского
Аллюзии
Западу Иосиф Бродский нужен был при жизни, России – будет нужен всегда.
От завещанного поэтом каждый отберет все великое и вечное - то, без чего не проживешь и дня.
Бродский многолик. Он – и одинокая ладья, уткнувшаяся носом в излучину реки. Он – и черный ворон, пронзительно кричащий над российскими погостами. Он – и дикий зверь, не позволяющий себя ласкать. С яростью льва он бросается на жертву, и одновременно испытывает беспомощность червя, «уставшего извиваться в клюве» птицы.
В поэзии Бродского преобладает безысходность. Он заглядывает в трагическое прошлое, предвидит безрадостное будущее, пошлые стихи отдают зловонным отстойником настоящего, куда стекают городские нечистоты.
Под хвойными ветвями его поэзии собираются и горячие поклонники, и въедливые критики. Подобно каменной глыбе, он не подвержен внешним влияниям: ни ветрам, ни дождям, ни сменам времен года. Он не слышит грозовых разрядов эпохи.
Юношеские пристрастия
Неудивительно, что в послесталинской России рождается такой ярый антикоммунист, как Иосиф Бродский. Его жгучая ненависть к советскому строю, к большевистской идеологии – это ответная реакция на политические репрессии.
Над юношей нависает грозное прошлое, готовое в любую минуту обрушиться на его голову. Отсюда – безысходность и фатализм, злоба и бурный протест.
Увлечение Западом начинается у Бродского с культа заграничных вещей – фотографий, пластинок, журналов, радиоприемников, стильной одежды. Трофейные фильмы, заполняющие послевоенные кинотеатры, пробуждают интерес к иной, едва ли не инопланетной жизни. А любовь к американскому джазу?! Как много он значит для молодежи его поколения! Зарубежные радиопередачи, изучение английского и польского языков, журнал «Иностранная литература» формируют законченного индивидуалиста. В обществе появляется, по словам самого Бродского, «социально самоустроенный человек».
Еврейское клеймо
Уже в детстве Бродский ощущает, что он – еврей. С каиновой печатью он ходит всю жизнь и не может освободиться от проклятия, нередко ввергающего в ипохондрию.
Изначально Бродский осознает себя атеистом, игнорирующим иудаизм и христианство. Но тайное влечение к «презренной» еврейской вере исподволь приводит его к христианскому Богу. На Рождественские праздники он пишет стихи, обращенные к младенцу Иисусу Христу.
Можно сказать, что мироощущение Иосифа Бродского – это сплав еврейского отчаяния и христианской надежды.
Юмор и сатира
Черный юмор по поводу жизни в советском обществе – это типичная гримаса изгоя. Элементы критики существующего порядка присутствуют в стихотворениях, написанных в уже 18 летнем возрасте.
Едкая сатира явно заявляет о себе в зрелые годы. Обывательским еврейским сарказмом отличаются пьесы Бродского. Их отравляет похабный «зековский» жаргон, несовместимый с художественной литературой.
 
Прекраснодушные мечты о «демократии»
Главным принципом жизни индивидуалиста Бродского является свободное волеизъявление, а идеальным обществом – «демократия», на которую он молится.
Бродский отвергает византийскую косность православия, ему чужд образ мыслей русских людей. Они кажутся поэту жертвами и палачами деспотизма. Идеализируя «свободное» общество, новоиспеченный демократ не замечает его порочного стремления к идолопоклонству и наживе. И с какой бы тщательностью он не прятал в душе иудаизм (пусть даже окрашенный в христианские тона), как бы терпимо он не относился к верующим, Бродский все-таки остается светским человеком, точнее говоря, - атеистом с ярко выраженной гумилёвской пассионарностью.
Его рассуждения об исторических событиях плоски и примитивны. Он не затрудняет себя пониманием диалектики общественного и индивидуального. Бродский отдается во власть негативных эмоций, видя в человеке не столько творческую личность, сколько «общественное животное». Так, невольно он попадает в капкан западной идеологии.
Любовь и ненависть к России
Россия кажется Бродскому «мрачной империей». В стихотворении «Перед памятником А. С. Пушкину в Одессе» он называет Россию «тюрьмой широт». Поэт выливает ушаты грязи и ругани на покинутую родину. Но ведь враждебное словоблудие нельзя считать критикой недостатков государства. Это, скорее всего, идеологический эксгибиционизм умника, перешедшего границу порядочности. Здесь злобная натура Бродского обнажается до наготы. Он показывает себя некультурным человеком. И, тем более, не сочувствующим христианином! Хочется думать, что не только за презрение к России его удостаивают Нобелевской премии. Сомнительно, что в нем изначально заложена потребность оплевывать святое. Скорее всего, он сознательно выкладывает на американский рынок ходовой идеологический товар.
В стихотворении «Путешествие в Стамбул» поэт разоблачает советскую правящую элиту. Статус великой державы он низводит до Османской Турции.
Запад использует Бродского как горючее для разжигания «холодной войны», как кислоту, разъедающую русский образ мыслей.
Нравственные основы
Мы не судим русскую поэзию по фривольным стихам Баркова и юнкерским поэмам Лермонтова. Точно так же по отдельным стихотворениям Иосифа Бродского не надо судить обо всем его творчестве.
Ввиду парадоксальности и резкости своего характера, Бродский отвергает Россию как безусловное зло. Сделав приоритетом общечеловеческие идеалы и ценности, Бродский все же остро реагирует на злободневные проблемы жизни. Иное дело, что политик он – никудышный.
Добившись мировой славы, Бродский остается простым, доброжелательным собеседником. Порой скромность поэта доходит до самоуничижения. Его путь как личности представляет собой инерцию движения от могущественной империи к беззащитному человеку, от вселенского бытия до малой песчинки. И он ощущает это «нутром», «изнанкой» сознания.
Два шедевра
В конце 50-х годов Бродский создает два шедевра: «Пилигримы» и «Одиночество». В них сквозь поэтическую риторику проступают живая мысль и яркая образность. Последние строки «Пилигримов» сражают фатальной предопределенностью событий. Судите сами:
И быть над землей закатам,
И быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.
Первые строки «Одиночества» потрясают горечью утраченных надежд:
Когда теряет равновесие
Твое сознание усталое,
Когда ступеньки этой лестницы
Уходят из под ног,
Как палуба,
Когда плюет на человечество
Твое ночное одиночество, -
Ты можешь
Размышлять о вечности
И сомневаться в непорочности
Идей, гипотез, восприятия
Произведения искусства,
И - кстати - самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности…
Можно смело утверждать, что поэзия Бродского начинается с кульминации, после которой происходит медленный и неуклонный спад поэтического вдохновения. Именно в этих стихотворениях закладываются основные темы последующего творчества. Таковых, в сущности, всего три: 1. Вечное скитание по миру, 2. Мучительное одиночество, 3. Ощущение трагизма жизни. Бродский мог бы умереть в 1958 году, но навсегда остался бы в русской поэзии! Его талант расцветает так рано и с такой интенсивностью, что в дальнейшем он всего лишь развертывается в пространстве и времени. Ранняя поэзия Бродского – это поэзия предвидения, дальнейшее творчество – перевоссоздание найденного в юности.
«Болдинская осень» в архангельской области
Полтора года архангельской ссылки расширяют тематику поэзии Бродского. Все чаще ему удается любовная лирика. Его посещают глубокие раздумья. Отчетливо обнаруживается полу-язвительная, полу-горькая ирония («Румянцевым победам», «КПЗ», «Два часа в резервуаре»). У Бродского возникают предпосылки для органичного синтеза разговорной речи, простых чувств и виртуозной техники стихосложения. Схематизм и умозрительность уходят на задний план, уступая место личностному восприятию мира. Неожиданно перед изумленной публикой предстает самобытный поэт!
Зрелые годы
Несмотря на то, что взлет Бродского к поэтическим высотам оказывается стремительным, на него по-прежнему давит комплекс «Серого времени» и «Одинокого человека» (пьеса «Мрамор»). По-прежнему в его поэзии мало света, красоты, естественности. Сплошь и рядом происходит возврат к прошлым общественным изъянам: живые чувства вытесняются надуманными ассоциациями, светлые надежды – безысходностью. Повсюду в стихах царит ненастье, ветер, дождь, снег и очень редко пробивается наружу зеленая травка. Грудь поэта испытывает невероятное давление. Жизнь кажется обреченной.
Поэты и писатели
По импульсивности ритма Бродский сравним с Леонидом Мартыновым. Их отличие состоит в том, что общество для Мартынова – родная среда, для Бродского – враждебная сила.
Если сопоставить Бродского с Цветаевой, то и здесь есть большая разница: поэзия для Цветаевой – это «искусство при свете совести», тогда как Бродский долг перед искусством ставит выше долга перед людьми и обществом. Искусство и нравственность для него – вещи плохо согласующиеся.
Набоков и Бродский скептически оценивают достижения советской литературы. В их глазах торжествует посредственность и плагиат! Они делают исключение для гениальных Ахматовой, Мандельштама, Пастернака, Цветаевой и, конечно же, для самих себя. Более того: Набоков и Бродский не воспринимают писателей-реалистов XIX века, отдавая предпочтение искусству самодовлеющей фразы. Отображение реальной жизни и нравственные проблемы они заменяют роскошными словесными цветниками. И как бы они не преуспели в селекции новых видов поэтических растений, какими бы искусными садовниками не были, они, тем не менее, отображают окружающий мир так же убедительно и глубоко, как это делают классики.
Странствия по свету
В 1972 году Бродский эмигрирует в США. На Западе его поэзия перерождается из гераклитовского «сухого блеска души» в сухой блеск ума, в изощренную игру («Темза в Челси»).
Зашифрованные общечеловеческие символы неуклонно вытесняют непосредственность чувств и фантазию («Колыбельная трескового мыса»). Владея огромным арсеналом выразительных средств, Бродский не без удовольствия погружается в мир красок и светотеней («Мексиканский дивертисмент»). Пребывая в бесконечных путешествиях по странам и континентам, Бродский не может сосредоточиться на главном. Мысль поэта угасает в ворохе новых впечатлений. Его предрасположенность к сердечности растворяется в океане человеческого равнодушия.
Теперь у Бродского возникает потребность сравнивать Запад с брошенной им Россией. Неожиданно Россия становится для него неким нравственным мерилом жизни. Он смотрит на мир через образы юности, промелькнувшей в далеком прошлом. Память настойчиво возвращает его к началу жизни. Круг замыкается. На пороге - смерть!

КОНЕЦ КНИГИ.