Сновидение Кальпурнии. Письмо 3. Лошадиные слёзы

Юрий Николаевич Горбачев 2
Письмо 3, Лошадиные слёзы


 Мысли мои роятся подобно мотылькам над тихой заводью Рубикона, где во время вылета этих чешуекрылых великолепно клюёт золотой линь. Здесь мы с моим верным рабом Табириксом, выгородили пруд, соорудив дамбу, и посиживаем с удочками на зорьках. Надеюсь и ты, Лициний, посетишь мой уединённый уголок, чтобы насладиться рыбалкою. Вот теперь на старости-то лет, залечивая боевые раны, я могу более не экономить на папирусе и кожах. И поэтому, продолжая и расширяя наброски моей юности,могу описывать даже такие пустяки, как мотыльков или кузнечиков, кои великолепны в качестве наживки. Не очень- то охотно они даются в руки, чтобы быть насаженными на крючок. Извиваются, трепещут крылышками и сучат лапками, когда протыкаешь. Ну а что говорить про любого воина противоборствующего войска, когда его прокалывает копье, пилум или меч! Да и не хитиновые ведь брюшки, не крылышки, а металлические панцири, дубовые щиты, плащи из толстой шерстяной  ткани пробивали боевые острия и наконечники! Вроде, вышагивая в строю во время триумфального шествия -смотрится солдат вполне величественно.Живой монумент-да и только!  Но точный удар -и всё одно извивается падающий, как червяк - и тут как тут  смерть заглатывает его, подобно выплывшей из глубины в камышах рыбине. Вот тут и надо подсекать, не зевая! И тогда золотой , как орёл штандарта, бьётся живой чешуйчатый пучеглаз на изумруде травы, трепеща хвостом...

Вот как вольготно я теперь могу описывать хоть радости  рыбалки, хоть стелющиеся по утру над водами Рубикона туманы, хоть каменный арочный мостик в далеке, хоть стрекозу на камышинке.  А тогда, накануне мартовских ид 44 года, всё было совсем иначе.   
 Снимали мы с тобой на двоих комнатёнку в инсуле на пятом этаже с "мыслильней"* на улице за 2 тысячи систерций в год, радовались тому , что могли пообедать мясом и хлебом с солёными оливками, запить глотком вина , отдав за всё про всё 3-4 аса,счастливы были, что мы вольные плебеи, а не рабы.Конечно нам был не по карману пурпур по 3 тысячи сесерций , в какой наряжались, отправляясь на форум, сенаторы или излюбленное лакомство капитолийских гурманов рыба-краснобородка аж по 8 тысяч за хвост.Но зато мы могли наслаждаться великолепными видами Рима со своего плебейского пятого этажа.  Видеть и гору Капитолия,  и колоннады построек на нём, и скульптуры выдающихся римских деятелей на форуме, и конную статую Мария.И даже дымы жертвоприношений у храма Юпитера, откуда наносило порой ветерком запах туков и травных благовоний, которыми авгуры и весталки задабривали богов.

А помнишь, как однажды ,когда зацвела абрикоса во дворе и дочь хозяина дома, стыдливо прикрываясь туникой, возвращалась с базара с полной зелени корзинкой , привязанный к дереву мул  сожрал купленную ею капусту. И всё лишь потому , что,старая рабыня, сопровождавшая молодую хозяйку, поотстала, перегруженная купленными продуктами,а   девушка залюбовалась цветами на ветвях! И как хохотали и мы , и она. И в этот момент она, Октавия, сама была прекрасна , как белопенная цветущая ветвь абрикосы. И смех её звенел октавой серебряных колокольчиков в каком- то эолийском ладе , и волосы её вились ионическими завитками.И небесной синевой лучились глаза.Так мы с ней познакомились. А потом она не могла выбрать между нами. И долго колебалась. Но ты , пройдоха, артист, сыгравший в театре, куда подрядились мы , чтобы зашибить хоть ас,- и эсхилова Агамемнона,и аристофанова  Сократа, соблазнил её своими талантами. Я то - в хоре глотку драл да за сцениумом изображал крики кровожадной, соблазнённой Эгисфом Клитемнестры.А ты произносил эподы с наклеенной бородой царя Аргоса на лице. Вот на эту бороду и клюнула рыбка!
И ведь были же у нас немало радостей в жизни помимо чревоугодия, посещения лупанария , гладиаторских боёв, уроков красноречия и гимнастических тренировок на стадионе.   

Поэзия! Не один Катулл  блистал в лучах славы, увенчанный лавровыми ветками.И мы тоже срывали поцелуи Муз. И пока уединившись с девой на пятом этаже, тайком от её бдительного папочки, ты целовал твою Октавию, нашёптывая ей из Катулла, я  осёдлывал Пегаса.Правда Пегас мой  был не шёлковогривым скакуном с лебединой шеей и ангельскими крылами, а тот самый мул, что сожрал капусту из корзинки Октавии и затем уронил из подхвостья лепёху на мой сандалий.
Набрав клочков папируса, я восседал на базаре между рыбной и овощной лавками и сочинял  любовные послания и эпитафии. Иногда мне даже платили-медяк, другой, но бывало и порывались поколотить.

Как -то попросили написать что-нибудь на память гуляющие между базарных рядов молодой легионер и его подружка. Он был в полном боевом снаряжении.Правда из-за жары снял шлем и нёс его подмышкой.Красавец выглядел сущим Марсом в доспехах по полной выкладке , только что без щита - скутума и копья-пилума. Но меч -то в ножнах болтался на боку. Да и подруга его смотрелась не хуже скульптурной Виктории и её колыхаемая ветром хламида вполне могла сойти за крылья Богини Победы. И тут меня угораздило выдать:

Надо же было тебе
выходить за рубаку, матрона!
Пусть бы он с галлкой какой
или же с галкой возлёг.

-Ты чего написал!Верцингеторикс ты недоделанный! Я этих галлов бил и бить буду! А уж чтобы с птицами совокупляться!- схватился герой за рукоять меча. И я увидел , что это никакой не новобранец , а матёрый ветеран.Не знаю чем бы кончилась история с моей эпиграммой, но викториеподобная красавица повисла на руке оскорбленного писакой:
-Посмотри!Это же совсем мальчишка!- и меч остался в ножнах. 
В следующий раз ко мне подошли скорбящие гетеры. Они похоронили подругу и хотели выбить эпитафию на мраморном надгробье. Гекзаметр родился мгновенно:
 
Много приапов старушка во чрево прияла,ложась под клиентов,
 вот и последний клиент - хладная мрамора тяжесть.

- Ах ты, негодник! Глумиться над нашим горем! Чтобы мы не видели тебя, сосунок, в нашем лупанарии!-напустилась на меня главная жрица любви.Но , изорвав папирус, я взял издержки этой сатиры на себя. Были и вполне удачные эпитафии на смерть любимых питомцев. "Птичка в клетке жила беззаботно, ну а теперь у Прозерпины летает в гостях", " Пёс на цепи Прометеем провёл свои годы, а вот теперь его дух в тёмный спустился Аид", " Киска утехой была столько лет для бездетной хозяйки, ну а теперь ловит мышей среди мёртвых"...
 
Ну да ладно -отвлёкся я от предмета своих писаний, вспоминая наши юные годы. Так о чём я бишь? А вот о чем.О приметах и знамениях, предупреждавших Цезаря о том, что на него готовится покушение и заговор уже созрел. Прежде всего я хотел изложить суть предсказания, которому я дал название "Лошадиные слёзы". Ты, конечно,с ходу с лёту выскажешь сомнение-а способны ли лошади плакать? Известно, что крокодилы -да. Пожирая свою жертву -они отчего-то рыдают.Видимо, это что-то вроде избыточного слюноотделения.Слюни текут, а вместе с ними и слёзы. А вот чтобы кони плакали? И всё же такое случилось. О том поведал наш раб Теберикс из пленных бельгов -друидов. Этот раб был военным трофеем моего отца Феопропида, ветерана Галльских войн, как я тебе о нём уже сообщал мельком.Теберикс пас коз и коров на берегу тихого, заросшего камышами и кувшинками и ряскою Рубикона, оцепенелых от январского холода лягушек коего разбудил Цезарь, произнеся знаменитое «Alea jacta est»**. Эти вполне подобные аристофановым земноводным*** существа ещё долго могли бы дремать в болоте сената, барахтаясь в тине издаваемых ими эдиктов и законов, если бы копыта коней цезарианской кавалерии не взбаламутили  воду в застоявшемся ручье. Да так, что пучеглазые патрицианские жабы нобилитета стали расползаться по провинциям в надежде собрать подмогу на борьбу с узурпатором.Они так спешно покинули своё болото, что даже забыли прихватить с собою казну .

Сам понимаешь, не только папирус, пергамент и пурпур для приличной тоги или смазливой гетеры денег стоят. Но даже за посещение "мыслильни" надо платить два-три медных аса. Папа мой был среди первых, кто по велению Гая Юлия захватил  aerarium sanctum.***** И как же распрекрасно, что богоравный решился овладеть "священным золотом"...Все эти кованные сундуки с монетами, перстнями, золотыми цепями и кубками. Лишь благодаря им , вечно улыбающийся мой шрамоносец папа , поднапрягшись, купил неподалеку от того места , где героическая конница форсировала реку, всколыхнув дремотное болото сената,вот этот самый домик для аркадской идиллии.В нём я и обитаю ныне. Черепичная крыша.Кипарисовая аллея. Оливковая рощица. Виноградник. И луговина, поросшая сочной травой, на каждой былинке которой поутру можно созерцать набухающие капли росы. Наш раб- друид, понятно, молился и на кипарисы , и на лавры, и на оливки с виноградником. Мама, пока мы ещё не доросли до патрициев, доила корву и коз, сестра Ливия нянчила малыша, пока муж её воевал с Митридатом. Ну а раб наш Тордерикс то и дело делился с нами наблюдаемыми знамениями. То громы, то тучи чего-то ему предвещали. То подвижная хвостатая звезда на небе являлась. Бывало, то курицу он под лавром порешит или   барашка в "священной оливковой рощице" прирежет так, что тот и мявкнуть не успеет - и бежит делиться - о чём ему боги сообщают. Так у нас появился надомный авгур.И вот как раз за три дня до мартовских ид, он и приносит совсем, как та сорока на хвосте. Мол, пас коровёшек на лужочке,за козами приглядывал, а тут из прибрежного тумана табун лошадей! Тот самый, который Цезарь велел отпустить на волю после успешной переправы через Рубикон. И скачет на седобрадо-косматого Тордерикса белый-белый долгогривый конь. И стелется грива по ветру. И приближается конь к Тордериксу на расстояние вытянутой руки, а в глазах его-слёзы.***** Да такие крупные! Прям- те жемчужины в ожерелье Кальпурнии. Вот в той слезе и увидел друид всё, что произойдёт позже...
        продолжение :http://proza.ru/2023/03/08/1261
-----
*"мыслильней" в  комедии древнегреческого драматурга Аристофана "Облака" называются общественные туалеты.В древнем Риме они были платными.
** «Alea jacta est»(лат.)"Жребий брошен" .
*** имеется в виду пьеса Аристофана "Лягушки"
****aerarium sanctum(лат.) - священное золото, золотой фонд Римской империи.
*****"А за несколько дней до смерти Цезарь узнал, что табуны коней, которых он при переходе Рубикона посвятил богам и отпустил пастись на воле, без охраны, упорно отказываются от еды и проливают слезы." (Светоний. "Жизнь двенадцати Цезарей")