Александр Широбоков
ГОПНИК
Жизненное кредо потомственного гопника: - Мне Бог маленько недодал, поэтому ты, сука, мне должен!
(из афоризмов)
«Гопник выбирает слабые места и бьёт по ним наверняка»
(Златан Тоффи)
Наш двор в доме по 9-ой линии Васильевского острова в середине 50-х годов прошлого века представлял собой колодец, образованный шестиэтажными фасадами бывших доходных домов, построенных в 1910 году и с множеством разной степени чистоты окон, выходящих во двор. Солнечным светом могли наслаждаться только жильцы верхних, шестых этажей, а во дворе даже летом было слегка сумрачно. Двор был метров 30 в длину и около 20 метров в ширину, и вся его середина была заполнена двухметровыми обрезками стволов деревьев, которые подлежали распилке и расколке жильцами для своих печей – отопление в доме было исключительно печное. Проход, шириной метра полтора, во дворе был организован только вдоль стен. Но некоторые счастливчики хранили купленные и привезённые, наколотые дрова в небольших клетушках, закреплённых за их квартирами, в подвале. К таким счастливчикам относились и мои родители, заселённые после пережитой блокады в четырёхкомнатную коммуналку на последнем, шестом этаже в нашем уцелевшим от бомбёжек старинном доме.
Меня, уже слегка подросшего, родители приучали к труду во благо семьи. Я с отцом спускался пешком с шестого этажа – лифта в то время не было, пробирался в полутёмном узком с низким потолком подвале к нашей клетушке с дровами. Там отец, отперев на двери висячий замок, кстати, о воровстве дров в подвале я никогда не слышал, даже чердак с сушащимся стиранным бельём был в нашем доме без замка. Отец раскладывал на земляном полу нашего хранилища дров толстую верёвку, размещая на ней штук десять поленьев.
- Хватит, папочка, хватит! - вопил я
- Ничего. Ты уже большой - слышалось в ответ.
Самому себе поленьев он накладывал гораздо больше…
Потом мне предстояло с вязанкой дров, согнувшись, преодолеть толстую водопроводную трубу, – под неё было не подлезть, и не разогнуться с дровами за спиной под низким потолком. И так я добирался до выхода из подвала. А дальше – подъём по лестнице на шестой этаж. Ужас! Когда наши принесённые дрова были сложены около печки, я мог идти во двор погулять с ребятами, чьи весёлые крики раздавались пока я, проклиная свою участь, тащил наверх тяжёлые дрова.
Дворовый наш коллектив был довольно дружен. Мы с криками носились по сложенным в середине двора брёвнам, пока из открытых окон не раздавался женский крик:
-Петя, (Вася, Лёва, Саша…)! Ты хочешь ноги свои последние переломать? Будешь потом месяц в гипсе лежать! Убирайся немедленно с дров!
Тогда мы перебирались в загадочный и страшный для нас подвал. Небольшой отрезок пути до нашего хранилища дров мне был хорошо знаком, а дальше!..
Узкий подвал либо вовсе не освещался, либо лампочки горели на последнем издыхании совсем тускло, отбрасывая от стен зловещие тени. Фонариков у нас, конечно, не было, но кому-то удавалось стащить из своей коммунальной кухни коробок спичек, которые быстро гасли, обжигая руки. Такой вот пожароопасной компанией мы медленно продвигались под своим домом, с ужасом ожидая за каждым поворотом встречи с диверсантом или фашистом – недавняя война прочно сидела в наших неокрепших мозгах…
Именно в тот беззаботный период времени к нашей дружной компании прибился хилый низкорослый мальчишка из соседнего двора, что напротив по 8-ой линии. Мальчишка представился нам, как Пашка, или Павлуха, - криво ухмыльнувшись добавил он.
Ребят из двора напротив я ненавидел всеми фибрами своей души. Буквально несколько недель назад я вышел в тот двор – там была прекрасная большая лужа, в которой я предполагал пускать любовно изготовленный кораблик с парусами. На мне было новое осеннее длинноватое, купленное, вероятно, на вырост пальто. Усевшись спиной к ветру на краю лужи, я спустил парусник на воду. Кораблик двинулся по воде, но резкий толчок в спину отправил меня вслед за парусником. Вскочив в луже на ноги, я увидел убегающего со всех ног какого-то оборванца. Догнать этого ублюдка мне не составило труда. Пойманный за шкирку, он жалобно со слезами заверещал:
- Ты прости меня, я нечаянно, я не хотел! Сейчас пойдём ко мне домой, там мама высушит и выгладит твоё пальто! Отпусти меня, пожалуйста!
Было у меня желание сунуть его мордой в ту лужу, но я великодушно разжал руку и отправился забирать кораблик. К моему удивлению этот шкет, отбежав на достаточное расстояние, радостно заорал:
- Обманули дурака на четыре кулака!
Снова бегать в мокром пальто мне не хотелось и, проклиная своего обидчика, я поплёлся с парусником домой, затаив ненависть к двору напротив и к его мальчишескому населению. Оказалось, Павлуха был из той же дворовой компании…
С соседними дворами мы жили мирно – драк у нас не было, но наши мальчишки, что помладше, воображая себя советскими разведчиками – куда денешься от военных фильмов того времени, - исправно доносили информацию из-за ворот. По их словам, Павлуха жил в доме напротив со своей тёткой, т.к. его мать отбывала 10-летний срок за убийство своего следующего за Павлухой ребёнка, а отца никто не знал. Разведчики делали круглые глаза и шёпотом предполагали, что отец тоже в тюрьме. Они говорили ещё, что Павлуху в его дворе не любили и часто били за то, что он ябеда и трус.
В нашей компании Павлуха сначала вёл себя тихо, но потом, как бы невзначай толкнул малолетнего Лёвика. Когда же ребята, которые были постарше, вступились за члена коллектива, этот незваный гость, ощерившись, пригрозил, что он пожалуется своему знакомому Михею, имевшего зловещую хулиганскую славу и у которого даже нож-финка была и носил тот шпанскую кепку -лондонку…
Короче, Павлуху во дворе стали слегка побаиваться. Некоторые даже слегка заискивали перед ним. Павлуха постоянно напоминал нам какой друг у него хулиган Михей и о том, что его, павлухин, отец геройски погиб на войне, убив целую роту фашистов, а мать выполняет специальное задание советского правительства где-то далеко. И я не удержался от заискивания. Когда моя мама позвала нас с приятелем Вовкой отведать купленных на базаре слив, я пригласил ещё и Павлуху. Сливы в то время были для детей лакомством и, несмотря на некоторую жёсткость фруктов, мы быстро опустошили выставленную тарелку. Хотя на сливовых косточках оставалось ещё немного мякоти, мы с Вовкой сбрасывали их обратно в тарелку. Когда же я с приятелем отошёл от стола, то, обернувшись, увидел, как Павлуха жадно обсасывал каждую оставленную нами косточку. Кстати, уходя, спасибо он так и не сказал …
Выход из нашего двора на 9-ю линию закрывали массивные металлические ворота с тяжёлой дверью, днём всегда открытой. Вход во двор охраняла дворник тётя Вера – старая, на наш взгляд, гражданка лет сорока. Её и так довольно плотную фигуру округлял ватник с когда-то белым фартуком, а металлическая бляха с буквами и номером придавала ей определённую солидность и даже некоторую причастность к государственным органам власти. Усиливал впечатление ещё и милицейский свисток, болтающийся на шнурке поверх фартука на выпирающем животе. Тётю Веру полагалось побаиваться… Нас она поругивала, но, правда, беззлобно. А вот Павлуху дворник невзлюбила. То ли потому, что он был не из нашего дома, то ли она что-то ещё про него или его родителей знала. Даже, несмотря на то, что Павлуха регулярно докладывал ей о наших посещениях подвала, тётя Вера смотрела на этого хлипкого недомерка с некоторой брезгливостью.
Если выйти из нашего двора на вымощенную булыжником 9-ю линию с проложенными посередине трамвайными рельсами, по которым исправно сновали трамваи нескольких номеров, то одним из развлечений было подкладывание мелких монеток на рельсы. Расплющенные трамвайными колёсами монеты представляли для нас большую ценность. Так, за тонкий, неправильной формы кружочек с гербом и номиналом в три копейки, можно было выменять три или даже четыре роскошных фантика от дорогих шоколадных конфет как Мишка на севере, Красный мак или Столичные. Такие конфеты и, тем более, фантики были для нас большой редкостью. Моя мама иногда с получки покупала пакетик трюфелей, но я эти конфеты ненавидел – не фантик, а какое-то барахло из тонкой бумаги! Но игра в фантики – это уже другая история…
Слева от наших ворот располагалось трёхэтажное старинное здание, в котором размещался клуб завода им. Калинина – Профинтерн. За его тыльной стороной был довольно большой парк с толстыми тополями и клёнам. Был там ещё и фонтан, в котором никогда не била вода, а цементный пол по осени толстым ковром застилали подсохшие листья разных расцветок - ценные находки для альбомов девчонок с гербарием.
В этом парке мы играли в войну, а по весне, с наступлением оттепели, в снежки. Снежки для игры в войну мы делали боевые – сначала вылепливался комок мокрого песка, который облеплялся снегом. Такой снежок и летел дальше, и был более опасный…
Девчонки в снежки с нами не играли, гуляя отдельно. К ним Павлуха испытывал непонятный мне звериный интерес. При виде девчонок Павлуха начинал облизывать губы и как-то странно сглатывать. Он мог подбежать к девочке, дёрнуть её за косичку, толкнуть или сильно ущипнуть. Когда раздавался громкий плач, тонкие губы Павлухи расплывались в слюнявой кривой улыбке. Ещё он мог подолгу стоять около крутой железной лестницы, которая круто уходила вдоль торца здания на третий этаж в будку кинопроектора клуба. Туда перед началом первых киносеансов поднималась молодая девица киномеханик лет семнадцати. Брюк женщины тогда не носили…
Много позже, я заметил для себя, что между интеллектом и либидо существует обратная связь: - чем ниже интеллект, - тем выше либидо. Общественное положение и чины значения не имеют. Это может быть и генерал, и слесарь. Всё дело в количестве прочитанных в детстве и юности книг. Много раз в жизни я в этом убеждался. А интеллект у нашего дворового недомерка отсутствовал полностью: – книги, по его словам, он вообще не читал.
Как-то по весне Павлуха объявил нам во дворе, что в парке слишком много чужих мальчишек и им надо дать бой. Мелкий Лёва должен был спровоцировать драку, а потом мы под предводительством Павлухи разгромим пришельцев. Когда уже были заготовлены тяжёлые снежки и Павлуха проинструктировал Лёву, наш «командир» внезапно исчез со словами, что он пошёл за Михеем – слишком много было врагов в парке. Появился он в парке только на следующий день, а мы тогда спокойно разошлись – драться никто не хотел. Кстати, Михея мы уже перестали бояться после частых упоминаний - нельзя постоянно бояться какого-то фантома!
Меня какое-то время Павлуха не задирал, постоянно напоминая о повторном угощении сливами, но потом, поняв, что это уже не повторится, стал злобен и агрессивен.
Отправляясь как-то утром под звуки капели в парк, я увидел Павлуху на его привычном месте – около железной лестницы киномеханика. Я не выдержал и подошёл к нему:
- Ты вчера испугался и удрал! Где же твой Михей? Трус ты!
Потом я отправился к ребятам. Не успев отойти от Павлухи на несколько шагов, как сзади в шею чуть ниже шапки мне попал боевой снежок. Удар был болезненный, а главное – за шиворот потекла вода с песком. Тут я не выдержал и подскочил к обидчику. Тот, ощерившись, выкрикнул:
- Ну что, получил, маменький сынок?
Я быстро присел и схватил Павлуху за полу его пальто. Мгновенно вспомнив, как нас учили в спортшколе метать молот, я, приподнявшись, стал раскручивать «спортивный» снаряд. Для тех, кто не знает, молот – это довольно тяжёлый металлический шар на стальном тросике. Его метают, раскрутившись на ограниченной круглой площадке.
… С треском отлетели пуговицы от ветхого пальто, а сам хозяин, распластавшись, шлёпнулся метрах в двух на мокрую от растаявшего снега землю. К моему удивлению, он противно заныл, растирая слёзы грязным кулаком:
- Вот погоди, я Михею скажу, он…
- Никто ни тебя, ни Михея уже не боится, - ответил я и плюнул в сторону валяющегося в грязи Павлухи, - Гады вы оба!
Так закончилась власть этого подонка.
Потом ни в нашем дворе, ни в парке Павлуха не появлялся. Говорили, что его тётка вышла замуж, а Павлуху она отправила к дальним родственникам в Псков или куда – то ещё.
Больше о нём никто ничего не слышал. Нигде этот урод со своего социального дна не всплыл, что иногда случается в наше непростое время… И слава Богу!
.
.
6