Алиса Алисова
НАЧАЛО МАРТА
Ну, вот – и снова весна наступает. Первые дни марта. И, чтобы обозначить их, - вдруг закапало с крыш, во дворах развезло снежное месиво, коммунальщики, как всегда, взялись деревья уродовать – пилить. Типа план «по озеленению» выполняют, деньги осваивают. Ломать – не строить. Спилить же куда проще, чем что-то посадить – вдруг не вырастет еще; заботиться надо, как минимум – поливать. А здесь – спилил, и все. Отчитался. Все выполнено. Милое дело! И так ежегодно. А то и пару-тройку раз в год. Правда, интересно, – когда все до корня спилят, дальше что делать будут?
Пономаренко было до слез жалко эти деревья – особенно те, что за десятилетия вымахали почти до неба; и никакой надобности пилить их не было – ни проводов над ними, ни иной опасности – деревья крепкие, в самом соку. Идя мимо, он тихо закипал и почти ненавидел этих теток и мужиков в желто-оранжевых жилетах. Почему-то всегда бомжеватых на вид и крикливых до отвращения. Когда-то по юности и глупости даже пытался бороться с этим – но быстро понял бесполезность и плюнул. Никому, собственно, дела не было – в том числе и газетчикам-телевизионщикам: им бы скандалец какой для рейтинга; остальное не заботило. Как ни странно, но ему претила житейская хамоватость, душевная нечистоплотность, хотя, казалось бы, профессия к возвышенности не располагала, и дело часто приходилось иметь с теми проявлениями человеческой души, которых лучше было бы не видеть.
Вот и сегодня он шел по раскисшим подворотням, балансируя на ледяных кочках, образовавшихся от капель с арок между домами, в никчемном настроении, несмотря на обыденность течения жизни. «Надо на кладбище съездить, давно не был», - решил он. Тем временем слегка подморозило, и неожиданно пошел снег, подул резкими рывками ветер. Он с трудом отскреб ледяную корку с лобового стекла, нагрел машину, и неспешно выбрался на трассу. Несмотря на то, что снег припорошил начинавшуюся каждую весну грязь и серость, день был какой-то смурной; над горами висела пелена – будто ветер разорвал в клочья облака и раскидал их безо всякого порядка. Солнце, с утра весело вливающееся в окна, вдруг затуманилось и словно отвернулось. Машин было не много, но все какие-то неухоженные, глаз ничего не радовало. Вдруг на повороте какая-то тарантайка подрезала его и чуть не зацепила бок, он с трудом увернулся, слегка притормозив. Тарантайка, гудя клаксоном и пройдя почти вплотную, тоже притормозила – чуть впереди. Из окна высунулась голова в ободранной шапке, повертелась туда-сюда, всунулась обратно, и тарантайка, медленно набрав скорость, затерялась в потоке. Пономаренко среагировал вовремя, но равнодушно. Его уже не занимали ни дедки, ни какие-то порученцы с крокодильими веками, - он будто отошел от них, и они перестали его задевать. Он иногда с удивлением вспоминал – как все раньше принимал за чистую монету и с каким-то глуповатым даже доверием, что ли. Он усмехнулся сам себе: «Ну, поумнеть-то ты не поумнел, положим». Но будто что понял, что ли. Однако копаться в этом ему не хотелось – болезненно. «Но когда-нибудь пройдет и это. Все же проходит».
…вдруг словно из тумана и облаков за поворотом выкатило голубое море, и раздался звонкий смех, и мелькнула знакомая маечка, рука, поправлявшая локон за ухом; полуобернувшийся взгляд – смеющийся и нежный. Пономаренко тряхнул головой – и все растаяло. Он еще раз усмехнулся. Надо же. Привидится же такое. «Словно мухомором опоили – так все въявь»....
Он ровно и неспешно вел машину. Вот и кладбище. Тут совсем еще зима – бело и тихо. И хорошо. Он медленно проехал ворота – охранник поднял новенький шлагбаум, кивнув ему головой. И будто отрезало от всего мира. Снежно и чисто и далеко. Где-то подвывают собаки. Он вышел из машины, взял веник и пошел пешком по дорожке между двумя секторами. Деревья и могилки занесены снегом, изредка виднеются искусственные цветы или венки. Наконец, он дошел. Пихточка, которую он ставил под Новый год, упала, и была заметена снежной россыпью. Он поднял ее, игрушки тихонько зазвенели, показались красные шары, - она будто обрадовалась ему, но он не стал ставить ее, а отнес поодаль. Весна скоро, надо убирать. «В следующий раз живых цветов привезу». Немножко обмел все на месте и, помахав рукой, пошел обратно. Вслед ему качнулась ветка, и синичка стряхнула снег, вспорхнув, но он не увидел этого.
«Поеду завтра на заимку к Иванычу, пожалуй», - решил он по дороге назад.