В самом конце путешествия хочу воспользоваться той единственной возможностью перемещения во времени, кото-рую представляет нам память и заглянуть лет так на сорок пять назад, когда пятилетним ребенком я был перевезен из мало-метражной «хрущевки» в микрорайон брежневской панель-ной новостройки. Если помните, проживал я тогда в городе Вильнюс, который практически не пострадал во время войны и в начале 70-х годов прошлого столетия представлял собой вполне благополучный и уютный советский город со средней численностью населения, к тому же выгодно отличающийся по уровня снабжения товарами народного потребления благо-даря статусу республиканской столицы.
Однако в самом конце пути к коммунизму, запланиро-ванному как известно на 80-е годы, советское руководство ви-димо серьезно озаботилось нехваткой квадратных метров на душу строителей коммунизма и приняло решение ударными темпами возводить панельные многоэтажки в типовых мик-рорайонах массовой застройки. В Литве к этому процессу под-ходили наиболее творчески, так что за микрорайон Лаздинай, проектировщики были удостоены Ленинской премии, ну а за Каролинишкес, который по моему ничем не уступал, не выда-вать же было еще одну. Оба этих микрорайона располагались на правом береги реки Нерис. Местность тут живописная, холмистая, русло реки имеет множество излучин и сужений, практически от самого берега начинаются довольно крутые овражистые подъемы, покрытые нетронутым лесом, застрой-ка велась уже на равнинных возвышенностях, удаленных от обрывистого речного берега на полтора-два километра. Тогда как исторический Старый город Вильнюса расположен на ле-вом берегу.
Вот эту замечательно местность я и осваивал, то по коле-но проваливаясь и увязая в грязных болотистых лужах но-востроек, то карабкаясь по обледенелым склонам до обморо-жения щек и пальцев, то собирая подснежники для мамы, ко-торая уже несколько часов ищет тебя по соседним дворам. Ле-том невероятным образом перелетал через трехметровую ре-шетку рабицу, ограждавшую радиовышку, особенно когда удрали от сторожа. Около вышки за оградой обильно росла земляника.
Да, много интересного подарил мне этот удивительный микрорайон: и штабы на самой верхушке столетних сосен, и безпошлинное лакомство лесным орехом, и спуски с крутых горок на санках и лыжах (один такой спуск стоил мне сломан-ной ноги) и игры в прятки и войну по подвалам, недостроен-ным фундаментам, по не закрывавшимся тогда подъездам с гонками на лифтах, и «милые» шалости с рассыпучкой, стек-ловатой, самострелами и подрывом серных пугачей в арках между домами. Про забытую классику, как-то игры в «пекаря», квадрат, и даже прыжки через резинку (да-да иногда мы игра-ли в нее с девчонками), даже упоминать грустно, они, как и Советский Союз, казались вечными, а сейчас как-то не наблю-даются.
Пороть меня за все эти удовольствия не пороли, но в угол лет до семи ставили. Пороли за другое. Например за то, что перебегал дорогу перед самым носом у одинокого «Жигулен-ка» (это на глазах у мамы, которая выпуская меня на улицу сто раз повторяла, чтобы смотрел по сторонам). Конечно, «поро-ли» это громко сказано, процедура эта уже тогда сильно осла-бела со времен Нахаленка, не говоря уже о казавшимися дои-сторическими царских. В младшем школьном возрасте для моих товарищей одним из суровых наказаний был запрет вы-ходить на улицу, мы даже делегацией осаждали двери несчастного узника, убеждая его родителей «выпустить» под клятвенные обещания самого примерного поведения.
А в целом советские семья и школа не так уж плохо нас воспитывали, совсем уж хулиганских развлечений практиче-ски не было. Да и развитой социалистический быт радовал, и по телику интересные фильмы показывали и наши у чехов и канадцев легендарно выигрывали.
Не берусь утверждать, что выросшим в условиях при-балтийского социалистического рая с его инфантильным ис-торическим мифом, пришлось пережить столь же радикаль-ную ломку сознания и мировоззрения, которая происходила в начале 20-го века, ведь адаптивные механизмы психики поз-волили советскому человеку худо-бедно дожить до цифрового капитализма. Но несмотря на ренессанс элитно-господского передела всего и вся, возможно именно послушные, не поро-тые и в большинстве своем прибившиеся к христианским церквям дети 70-х сохранят для потомков чувство пребыва-ние в самом справедливом и человеколюбивом сообществе за всю историю человечества, каковым оно тогда представля-лось.
Что касается метаморфоз моего сознания, на протяжении почти четверти века возвращавшего меня в довольно болез-ненной форме фантасмагорических снов в город моего дет-ства, причудливо перестроенный до неузнаваемости (напри-мер в район «падающей» готики Аланара на месте недовы-корчеванного Жверинаса), то сны эти оказались миражами, по крайней мере в облике города, который я посетил туристом после перерыва в четверть века, ничего кардинально не изме-нилось. Зато я предстал перед ликом святой иконы Остробрам-ской Божией Матери, о существовании, которой ни в детстве, ни в суматошной юности даже не подозревал. То, что дорога в итоге привела к храму, а едва уловимая улыбка на лике дает надежду, что вероятность своим веком дотянуть до второго пришествия возможно не так уж мизерна.
2017-2020