Так получилось, что по окончании восьми классов 42-й средней школы города Вильнюса, я по настоянию моей учи-тельницы физики сдал вступительные экзамены в спецшколу-интернат для одаренных детей при Ленинградском госунивер-ситете, в которой готовили будущих физиков и математиков. Жить и учиться в ближайшие два года мне предстояло в Пет-родворце.
Первый приезд в город трех революций, равно как и первое впечатление от Ленинграда, конечно стали для меня памятным событием, но скорей это было что-то вроде отправ-ки в пионерлагерь, где предстояло вкусить знакомых еще по детским садам благ коллективного бытия. Блага эти были весьма скромными, но, в отличие от пионеров, учащиеся ин-терната, несмотря на строгий присмотр учителей и воспитате-лей, пользовались полной свободой в часы отведенные для личного времяпровождения. Достаточно было оставить отмет-ку об убытии в вахтенном журнале, и на пару часов можно было отправляться куда угодно, а в выходные вообще отсут-ствовать вплоть до отбоя. Здание интерната располагалось прямо на вершине Ораниенбаумского спуска, то есть на самой окраине Петергофа, а из окон был виден Финский залив. Так что мне, привыкшему к пейзажам холмистой Аукштайтии, повезло, поскольку плоский приневский рельеф особо глаза не радует. Самым запомнившимся путешествием первого года пребывания в интернате была прогулка по вершине Ораниен-баумского спуска до станции Мартышкино, куда после блуж-даний по великолепным осенним окрестностям неких полу-разрушенных то ли усадеб, то ли церковных подворий, я в конце концов вышел. Кстати название Мартышкино происхо-дит от вида перелетных чаек «мАртышей», а не от родствен-ных нам хвостатых приматов.
В первый год обучения я не прочувствовал в себе тяги к постижению фундаментальных наук, а также сродства к про-мозглой невской погоде. Второй год в интернате прошел в почетном статусе 10-тиклассника, почти что «деда» в совет-ской армии, и при заметном улучшении бытовых условий (же-лезные койки, под которые приходилось подкладывать фанеру или доски, чтобы спать нормально, заменили на новые дере-вянные кровати, и даже посчастливилось попасть в комнату на пять человек, а не на восемь) также не приблизил мои по-мыслы к поступлению в ЛГУ, зато меня серьезно занимали научная фантастика, перестройка и гласность, а к моменту сда-чи выпускных экзаменов еще и Чернобыльская катастрофа, ко-торая окончательно похоронила мечты родителей о поступле-нии их любимого чада в киевский ВУЗ и даже, чего греха та-ить, тайные планы матери сосватать за меня в перспективе младшую дочку своей киевской подруги детства.
В итоге, соблазнившись модными тогда лазерами, я по-ступил в ЛИТМО, и сменил петергофскую прописку на пет-роградскую, ибо студенческое общежитие института находи-лось, да и сейчас находится на Вяземском переулке Петроград-ской стороны.
Перестройка и гласность еще только делали первые не-твердые шаги навстречу самым очевидно благим целям, но в реальном повседневном укладе все еще крепко царили марк-систско-ленинская идеология вместе с добровольно принуди-тельным способом привлечения к общественной жизни. На первом курсе пришлось поработать и на овощебазе, и совхоз-ную картошку в Ленобласти в уже промерзающей земле по-убирать на октябрьские праздники, а по комсомольской линии участвовать в добровольной народной дружине. Следует пояс-нить, что будущие оптики и другие когерентные им специали-сты были нужны, как правило, предприятиям министерства обороны СССР, которое помимо высоких требований к каче-ству обучения неусыпно бдило и о моральном облике будущих членов коммунистического общества, а возможно и покорите-лей просторов вселенной. Но неокрепшие умы моих сокурс-ников, уже подверглись пагубному воздействию набиравшего тогда силу ветра перемен, что привело к самому настоящему чрезвычайному происшествию, состоявшему в том, что наша группа как-то раз не явилась на субботнее дежурство в народ-ной дружине, после чего последовало показательное разбира-тельство на уровне комитете комсомола института, по итогам которого влепили нам кому строгий выговор с занесением в личную карточку учета, кому без занесения, а за повторение подобного безобразия грозились и вовсе исключить из комсо-мола, (читай из института). В общем не шутили, и отделались мы совсем не легким испугом и в полной мере прочувсвовав, как работает система воспитания советской молодежи.
Но студенческая жизнь на Петроградке, особенно, когда была стипендия, предоставляла массу прекрасного времяпро-вождения от ежедневного созерцания исторических достопри-мечательностей, до походов на дискотеки в Лениградский Дом молодежи. Не берусь утверждать, что молодежи 80-х в куль-турном отношении повезло больше чем шестидесятникам, но для развития неформальной молодежной культуры 80-е были золотым временем. И дело тут не в конкретных произведени-ях, шлягерах или именах, а скорее в том удивительном воздей-ствии, которые они оказали на общественное сознание, поспо-собствовав переменам, которые разительно изменили жизнь огромного государства.
А еще на стипендию можно было путешествовать. Были однодневные вылазки в Таллин и Москву в режиме «галопом по Европе». В Таллине меня поразило, что кафе в старом горо-де было открыто уже в шесть утра, и там кормили превосход-ной «анна кошей», причем терпеливо дожидались пока до этих русских дойдет, что за блюдо такое эта «анна коше».
Но вернемся к историческому перелому и последним ак-там агонии советской империи. Для меня все началось с того, что весной 1987 года в ЛИТМО неожиданно отменили бронь от призыва, и половину нашего курса забрали в ряды Совет-ской Армии. Не попавшим в весенний призыв разрешили от-учиться второй год, хотя такая милость совсем не способство-вала страстному овладеванию довольно сложными техниче-ским науками и практически университетскому курсу физики и математики (спасибо высоким требованиям Министерсва обороны СССР предъявляемым к качеству подготовки буду-щих специалистов своей оборонной промышленности). По-следним актом этой трагикомедии вузовского масштаба (пусть ВУЗ этот и был общесоюзного значения) было видимо об-суждение с военкоматами того очевидного факта, что разре-шив призвать оставшуюся часть неслуживших молодых людей, по всей видимости придется обучать на военной кафедре остающихся на курсе представительниц лучшей половины че-ловечества. Возможно на таком решении бы и остановились, но кафедра была между прочим военно-морской, а о фактах прохождения службы на флоте дам, даже во времена самых серьезных войн, я как-то не слыхал. В итоге бронь нам верну-ли, так что те, кто не имел академической задолженности, про-должили свой путь к профессиональным знаниям в стенах родного вуза.
Под шумок этих событий прошла компания по перерас-пределению фонда мест в общежитии, и я переселился из от-носительно благополучного корпуса, закрепленного за факуль-тетом вычислительной техники, иногородние студенты, кото-рого были в основном направленцами оборонных предприя-тий, получавшими солидную прибавку к стипендии, а потому проявлявшими усердие к учебе и соблюдению порядка, в комнату на грязном и шумном этаже родного инженерно-физического факультета. Жить стало радостней и веселей, учиться практически невозможно. Перестройка и гласность уже набрали полные обороты, программу «Кружатся диски», а в простонародье «Дружат сосиски», сменили «600 секунд», по вечерам в близлежащей молочной столовой уже стало практи-чески невозможным этих «сосисек» отведать, но нам, уже старшекурсникам, еще успело прощально улыбнуться шальное студенческое счастье дальних строительных отрядов.
Стоит пояснить, что советским студентам на летних ка-никулах предоставлялась возможность легально потрудиться в народном хозяйстве, в таком весьма специфическом трудовом объединении как комсомольский студенческий отряд. В тон-кости финансового и правового статуса этих отрядов я не вникал, однако, заработать можно было только в так называ-емых «дальних» отрядах, выезжавших на стройки в Западной Сибири и Коми АССР. Были еще отряды проводников, но там источник заработков был связан с разнообразными махинаци-ями то ли с бельем, то ли с провозом «зайцев», которые мно-гочисленно плодились в летний отпускной период особенно на южно-курортных направлениях, да еще и с продажей дар-мовых дефицитных южных фруктов, по возвращению в Се-верную столицу. Попасть в такие отряды было совсем непро-сто, нужно было заслужить место либо как активисту движе-ния, съездив для начала раз другой в «ближний» отряд, где главенствовал олимпийский принцип, т.е. определяющим бы-ло трудовое участие, а не его денежных эквивалент, ну или можно было воспользоваться знакомствами в комсомольско-профсоюзных кругах, получив нужную рекомендацию.
Один из моих сокурсников был таким тертым комсо-мольским активистом, и по его протекции, а также по итогам проф отбора, заключавшегося в уборке листьев в Приморском парке победы (подозреваю, что причитавшиеся за это деньги делились между комсоставом и администрацией парка), я был зачислен в ряды бойцов ССО «Славяне», который считался одним из главных «зарабатывающих» отрядов вуза. Дожимная насосная станция неподалеку от поселка Вынгапуровскский Ямало-Ненецкого автономного округа Тюменской области стала местом свершения моих первых строительных подвигов. Заметьте не трудовых, а именно строительных, т.к. первые трудовые подвиги я совершал еще в пионерском возрасте в ла-гере труда и отдыха куда в добровольно принудительном по-рядке направлялись советские школьники, ибо без их помощи доблестные советские колхозники и совхозники не могли бы выигрывать ежегодную битву за урожай.
Справедливости ради надо признаться, что студенчески-ми отрядами в первую очередь затыкали дыры или участки ра-бот, на которые штатных строителей даже подрядить было бы стыдно. Первые три недели на жаре в плотно заправленных робах, да еще и в противомоскитных сетках мы вручную рас-кидывали песок на площадке станции, чтобы поднять уровень грунта под бетонирование. Сделать это с помощью техники уже не представлялось возможным, так как сама станция была уже смонтирована и проездов для работы техники не осталось. После этого нам стали возить бетон, который пришлось рас-таскивать вручную на носилках, но все таки закрывать наря-ды. Работа была тяжелая, практически без выходных, мошка-ра и комары злющие, но кормили хорошо, да и на объект из поселка нас возили на вахтовом «Урале», что спасало от пере-работок.
В итоге такой нелегкой романтики за два месяца рядовые бойцы заработали по 1200-1500 рублей, а комсостав
«поднял» в два-три раза больше, преодолев предел зарплат-ных мечтаний рядового советского интеллигента, и счастли-вые отправились на «большую землю». Мы с приятелем сде-лали небольшой крюк, слетав в гости сначала к нему в Челя-бинск, а потом ко мне в Вильнюс. До сих пор помню зарево над Челябинским металлургическим комбинатом, памятник Орленку, пыльные индустриальные проспекты, огромные корпуса заводов, полупустые полки гастронома, где из про-дуктов были только макаронные изделия в виде «рожков», соль, еще трехлитровые банки с маринованными огурцами и зелеными «молочными» помидорами. На вопрос о возможно-сти приобретения таких товаров как мясо, масло и молоко приятель ответил, что при Брежневе масло было даже шоко-ладное. Несмотря на такое продуктовое «изобилие» мать при-ятеля кормила нас вполне мясными уральскими пельменями. А еще, когда рассказывал о Вильнюсе и услышал реплику "да мы в вашей Латвии бывали", то понял, что советская глубинка ужасно далека от своих прибалтийских окраин, которые как известно были передовым фасадом социализма.
Счастье от добытого «длинного рубля» свободы было, увы, недолгим. Едва успев вкусить материальных благ пере-строечной советской торговли и общепита, мы столкнулись с двумя проблемами: во-первых, цены на эти блага прямо на глазах росли, а их количество товара сократилось, несмотря на казалось бы активный рост кооперативного движения, во-вторых, советские демократы во главе с уральским дядькой Ельциным, а скорее с польским шляхтичем Бжезинским и ба-варским жидом Киссинждером уже настолько окрепли, что приступили к реализации планов по лишению руководящей и направляющей силы нашей страны не только власти, но и мо-рального облика, а заодно и по ликвидации самой страны и дружбы ее народов, оказавшейся как-то неожиданно нестойкой к соблазнам и запретным плодам загнивающего капитализма и его тлетворной идеологии потребления.
Вот на таком историческом фоне, в силу консерватизма и инерционности мышления, мы с затеяли еще один выезд за «длинным рублем», причем на этот раз в качества командного состава все того ССО "Славяне". Местом дислокации отряда стал город Ноябрьск, а объекты строительства принадлежали к разряду типовых зданий и сооружений, комары были не такие злющие как в лесотундре, мошкары не было вообще. Время мы провели весело, и заработали ничуть не меньше по сравнению с предыдущим годом, и снова были счастливы, ведь ветер пе-ремен, так настойчиво призываемый на наши головы рок-группой «Scorpions», еще не превратился в сметающий все на своем пути шквал, хотя Литва уже откололась от семьи брат-ских республик и вовсю дрейфовала в сторону полного "непо-слушания".
Попытку союзных властей остановить этот дрейф мне лично наблюдать не пришлось, так как во время штурма виль-нюсского телецентра и Дома печати, вид на который откры-вался прямо из окон нашей скромной двухкомнатной кварти-ры в типовой панельной пятиэтажке, я сдавал зимнюю сессию в тогда еще Ленинграде, зато когда приехал на каникулы, ви-дел как по проспекту Космонавтов уходила колонна БПМ, снятая с оцепления телецентра. Вслед за этой колонной пусть и не сразу пришлось отступать и моей семье. Возможно рево-люционные события конца столетия развивались не столь стремительно как в его начале, чему конечно есть масса объ-ективных причин, одной из который является наличие у опре-деленного московского дяденьки пресловутого ядерного чемо-данчика, поэтому теперь нельзя этого субъекта как например царя батюшку просто отстранить и попросить выйти вон, дабы чемодан этот в непонятных руках не натворил бы неконтроли-руемых даже из Лэнгли бед, поэтому приходилось растягивать процесс и откладывать удовольствие, чтобы передать чемодан-чик в понятные руки согласно достигнутых договоренностей в подробности который простые граждане не посвящаются, по-скольку являются государственной тайной.
Символично, что эта неспешность позволила нашей доб-лестной военно-морской кафедре провести последние летние сборы в самой неспешной советской республике Эстонии. Сборы эти по своей сути были оплачиваемым за счет государ-ства курортом для наших доблестных капитанов, чья служба на кафедре сама по себе была малиной. Таллиннский гарнизон в последнее лето СССР жил неслыханной жизнью: разгул, де-боши и угоны троллейбусов в самоволках матросам сходили с рук, так что нам, скромным курсантам, ничего не оставалось, как после утреннего построения, аккуратно сложить морскую форму прямо за забором части и, переодевшись в штатское, направиться в Старый Таллинн пропустить по рюмочке другой глинтвейна в уютных кабачках. Кабачков этих было немало, так что некоторые бойцы, особо пунктуальные в деле обхода таких замечательных заведений едва успевали к вечернему по-строению. Еще на неделю нас вывезли подальше от Таллинна на чудесную флотскую базу, гарнизон которой состоял из пра-порщика и семи узбеков. Служба этих бравых моряков состо-яла в работе на местный колхоз, который за «шефскую» по-мощь снабжал таллинское командование высококачественны-ми сельхозпродуктами. Нас, курсантов, тоже пару раз привле-кали на эту "барщину", что компенсировалось отменной кор-межкой в колхозной столовой и практически полным отсут-ствием армейского распорядка. Но день Военно-морского фло-та все таки привели к присяге.
Не берусь утверждать, что это была последняя присяга, принятая на верность советскому народу и правительству, но уже через месяц все республики, практически сразу после "ав-густОвских событий" объявили о своем выходе из Союза ССР, а я к тому времени успешно сдал экзамен на звание лейтенанта запаса и вовсю готовился к своей первой в жизни загранич-ной поездке и к встречам с новыми и старыми китайским дру-зьями.