Брусничное варенье
Ах, какое это было счастье! Папа собирал в лесу бруснику, приносил корзину с запахом утреннего леса. Мы с мамой мыли ее, отделяли от листочков, потом все вместе раскладывали на широкой марле на столе веранды, залитой солнцем. Из приемника нам пел Боярский о том, что «все пройдет, и печаль, и радость», а мы втроем тихонько подпевали, «что любовь не проходит, нет».
На краешке стола мы организовывали чаепития с купленными в деревне конфетами «Птичье молоко», они нам казались почему-то особенно вкусными. Чай заваривали с мятой и смородиновым листом – папа собирал специально, знал, что я такой я люблю больше всего. А мама подбрасывала мне в чашку горсть брусники.
На плите стерилизовались банки, из сада через открытую дверь ветер приносил приглушенный аромат вечерних цветов, папа отмерял сахар, мама шутливо ворчала на него, что сначала надо рассчитать количество сахара, а потом уж идти в лес за ягодами. Папа отвечал, что мы лентяйки, и уж завтра-то он нам устроит настоящую «сладкую жизнь» - пойдет за грибами. Мы смеялись, что, когда он уйдет в лес, мы тихонько уедем в Москву и пусть сам разбирается со своими грибами.
Часть брусники варили, часть протирали с сахаром – для меня. Папа брал огромную миску с ягодами, толкушку и садился с ними к телевизору, мое робкое предложение воспользоваться миксером даже не рассматривалось – это был ритуал.
Мы с мамой разливали все по банкам.
Сегодня утром я открыла банку с брусничным вареньем и поняла, что она последняя.
«Надо родителей попросить в этом году побольше заготовить», - по привычке подумала я, и тут меня как будто током ударило – мамы уже восемь месяцев нет…
И папы уже два года нет…
И никто не подумает о том, что нам нужно делать брусничное варенье.
И «Птичье молоко» теперь кажется совершенно невкусным.
…Лишь любовь не проходит, нет…