Почтальон Маккавей оказался тоже на месте. Благо идти до него от дверей Трута, только перейти дорогу, да уже и пришёл.
- Здорова, Маккавей, - поздоровался с ним Капитан Эль. – Как Жизель?
- Здорова, Эль. Не имел чести таковую знать, - отозвался тот. – Какими судьбами в наших краях, комиссар?
- Я в судьбу не верю, Стив, - отвечает ему Эль. – Я верю в свободу выбора.
Пояснить кому-нибудь, что эти слова могли бы значить или означать, Саша не стал бы даже и пытаться. Он не знал сам. Потому, вместо подобных бессмысленных попыток, Шура Панфилов, не дожидаясь какого-то особого приглашения, бочком протискивается внутрь каюты Маккавея.
- Ну, я надеюсь, дорогой, ты не арестовывать меня опять пришёл? – Стив картинно изобразил испуг. – А то, я вещи ещё, знаешь ли, не успел собрать.
Капитал Эль прошёл дальше в гостиную и устроился на диване. Он бы предпочёл, конечно, и дальше сохранять видимость такого сильного, уверенного в себе и не имеющего никаких серьёзных внутренних сомнений джентльмена, но это было слишком уж не так. Пришлось, как обычно, выглядеть и быть самим собой.
- Скажи мне честно, Стив? – начал инспектор с самого больного для себя вопроса. - Ты ведь всё придумал про этот твой «Расщепитель», да? Просто чтобы посмеяться надо мной. Это так, агент Маккавей?
- Ну, конечно, Саша, - широко улыбнулся музыкант, - ты сам подумай, разве такое возможно? Надо же было тебя как-то развлекать.
- Точно? – переспросил Шура с окаменевшим от некоторого напряжения лицом.
Долгая пауза. Саша Панфилов изучающе разглядывает Стивена Маккавея, Маккавей разглядывает Сашу. Никто не спешит. Эль не может скрыть своего волнения, Стивену сложно удержаться от смеха. Интрига затягивается.
- Да нет, не точно, - наконец-то, отвечает Стив. - Это правда, инспектор. «Расщепитель» действительно существует. Ты же поверил, так? Иначе бы тебя здесь сейчас не было. Правильно сделал.
Дальше переспрашивать по понятным причинам никакого смысла не было.
- Слушай, я тут справки кое-какие навёл, - произносит Капитан Эль и отворачивается от собеседника, разглядывая так понравившиеся здесь ему ранее предметы интерьера.
Вырезанные в дереве фигуры завораживают. Саша Панфилов ищет взглядом темнокожую красавицу, что грациозно расположилась на комоде между двумя ужасными драконами и опять на некоторое время выпадает из реальности.
- Хотите, я вам подарю этот комод? - предлагает инспектору Стив, - Это моя мебель, я всегда вожу её с собой. Люблю, знаете ли, комфорт.
- Да нет, спасибо большое, - возвращается откуда-то оттуда в наш с вами мир Эль, - Ну, куда я ёго поставлю? Хотя, конечно, мне бы этого очень хотелось.
Маккавей присаживается напротив инспектора и надолго замирает, терпеливо ожидая продолжения разговора. Вот такое вот умение людей не торопить события всегда импонировало Элю, он сам часто делал так же и очень ценил способность собеседника не спешить, предоставив решать уже самой вечности, можно дальше говорить или нет.
- Я вот тут, навёл некоторые справки, Стив. Если, допустим, предположить, что ваш этот «Расщепитель» существует, - Александру приходилось долго подбирать слова, чтобы не начать прямо так уж явно походить на идиота. – Так вот вы, Макковей, Шнауцеры, Ёзи, вы все есть в списках пассажиров и эта информация никуда не денется. Я распечатал его на бумаге. Вы меня понимаете?
Инспектор блефовал. Не было никакого списка пассажиров, и он ничего не печатал.
- Вы любите чтение? – поинтересовался музыкант. – И что с того?
- Я хочу сказать, что у меня есть вещественные доказательства вашего существования, Стив. И потому не может быть и речи, что я что-либо забуду, - закончил свою мысль Капитан Эль. – И если что, вдруг, то я всегда могу прийти к вам и ещё раз убедиться в этом.
- Ну, что ж, похвально, - Маккавей, что называется, не повёл и глазом. – Могу только предположить, что эти ваши бумаги вам покажутся никому не нужной кучкой рекламных проспектов и потому, при первой возможности, вы их просто выкинете в мусор. Тебе ход мысли ясен, Александр Панфилов? Важны не факты, а ваше отношение к ним. А это вот отношение, уж поверьте мне, у вас изменится.
- Хорошо, а когда это должно произойти, мистер спецагент? В какой момент? – Эль не видел большого смысла в нелепых препирательствах. – Вы уже включили этот ваш Расщепитель или нет? Я что-то пока ничего такого не ощущаю.
- Я активировал его уже некоторое время назад, - сухо сообщил Маккавей. – Теперь нам остаётся лишь немного подождать. Вы поймите, уважаемый, прибор достаточно сложный и алгоритм его работы подразумевает постепенное увеличение мощности до максимального значения. Я не могу сказать точно, когда это произойдет. Иначе кто-нибудь может случайно сойти с ума. Думаю, у вас, инспектор, есть ещё денёк-другой, чтобы полистать эти ваши списки и всё такое прочее.
- Честно говоря, - припомнил Эль тот странный разговор с доктором Лиски, когда тот предложил ему представить, что никаких убийств не было и это только всем кажется, - я могу допустить, что некое подозрительное воздействие, я бы сказал, психологического плана, несколько дней назад действительно имело место быть. Хотя, задним числом всегда можно многое подогнать под любую теорию.
- Осмелюсь тебе посоветовать не пытаться сопротивляться этому, Эль, - с какой-то дружеской теплотой в голосе, произнес Стив. – Может плохо кончиться.
- Да, за меня-то что переживать? – Шура не любил, когда его начинали жалеть. – Ты-то сам, как будешь с этим жить, не пойму? Ты же сказал, что должен тоже с «радаров» пропасть в небытиё и всё такое. А, с другой стороны, собираешься продолжать тут между нами ходить, на дудке играть и вообще. Как такое возможно?
- Вы вынуждаете меня повторяться, Александр. Впрочем, я вполне могу понять почему, - добродушно улыбнулся Стив. – Да, мы с вами будем встречаться, но у вас измениться ваше отношение к этим нашим встречам. Ну, а что касается лично меня, то тут проблем-то никаких и не ожидается. Это же вы не будете особо никак реагировать на меня при непосредственном контакте, а сам-то я, конечно, себя не забуду. Сам активно отрицаемый Расщепителем объект, никакому воздействию со стороны этого прибора не подвержен.
- А как же этот ваш военный модуль, пристыкованный к челноку? То есть ты сам про него не забудешь, Стив. Так?
«Раз сразу не получилось быть сильно сообразительным, - думает про себя Эль, - то теперь-то уж это ему и ни к чему».
- Мой прибор, мои правила. Так ведь примерно в народе говорят? – отвечает Маккавей. Я точно не забуду, поверьте уж мне на слово.
Саша Панфилов замолкает, понимая, что то, с чем он сюда пришёл, с этим ему отсюда и уходить.
«Со стороны я похож на этот вот маятник настенных часов, что почти непрерывно движется, но всё равно остаётся на одном и том же месте, - говорит сам себе про себя Шура. – То ли всё это глупо, то ли это так надо. А если, так надо, то кому?»
- Всё? – весело прерывает его размышления музыкант, довольно глядя на инспектора. - Вопросы закончились, Капитан Эль?
- Пожалуй, - отвечает Саша, - Спасибо вам, любезный, за интересную беседу. Наверное, мне пора.
- Да, без проблем, дорогой, – прощается с ним хозяин. – Заходи.
Капитан выходит от Маккавея и снова идёт всё равно куда, не разбирая дороги.
«А если применить эту штуковину в планетарном масштабе? Интересно, какова его мощность? Этого «Расщепителя». Почему я не спросил дурак? Хотя, какая разница. Сегодня одна, а завтра уже другая», – размышлял Эль.
Судя по всему, подобный аппарат давал неограниченную власть над людьми. Взять вот, хотя бы, этого незадачливого инвестора Бенджамина Луца. Мог ли тот отдавать себе отчет, куда вложил свои деньги? Вряд ли с ним станут особенно церемониться. Пинка под зад – это максимум, на что ему стоит рассчитывать.
Роль любого человека при таком свободном доступе к его памяти сводилась к нулю. Любое, даже самое большое число, помноженное на ноль, равняется нулю. Такое будущее не веселило и не вселяло надежду. Когда у тебя нет своего личного, недоступного для чужих грязных рук прошлого, ты пустое место. Эта бесценная возможность иметь в жизни хотя бы что-то, что никто и ни при каких обстоятельствах не сможет у тебя отнять, это то, что мы никогда не ценили и считали само собой разумеющимся бесплатным и неограниченным в своём использовании даром жизни. Мы всегда считали это своим незыблемым и фундаментальным правом. Правом наполнять своё прошлое так, как лично тебе может заблагорассудиться и хранить это у себя душе вечно, никому не отдавая в том никакого отчета.
И что на выходе мы имеем теперь? Пустота. Наши ноги повисают в воздухе, не находя опоры, если таковое кому-то там нужно. Зеркало, не отражающее в себе ничего.
Аудиоверсия книги доступна на ЛитРес.