Знаете, мне иногда бывает очень приятно, когда она гладит неуверенно меня носочком. Говорят, она оставляет на мне чёрные полосы, но я не чувствую этого - так изящно очерчивает круг ее ножка, что я трепещу, и каждая пара на милонге напоминает мне о ней.
Говорят, она влюблена в меня. Приходит рано утром, в шесть, пока никого нет, включает свет, надевает джазовки. Я слышу с каким хрустком она завязывает шнурки, а потом крепит на них бант, который ещё ни разу не развязался у станка, пока она репетирует шаги.
Она всегда отсчитывает во всеобъемлющей тишине ритм сама. Пам-пам-пам, пока за окном светлеет. К десяти утра она скользит по мне, чтобы опустить одну ножку в уголок у окна, а другую подвесить надо мной. И я любуюсь негласной тишиной между мной и ее каблучком, который она еще не надела, в ожидании когда же он ступит на очо кортаду. Божественное чувство приближающегося вечера...
Я думал, что она влюблена в меня. Оказалось, что я влюблён в неё. Конечно, по мне ходят и другие ножки, боги! Какие ножки! Если бы я мог потеть - я бы покрывался испариной, но в тот момент, когда я уже готов пустить первую, кто-нибудь из танцующих обязательно открывает окно и остужается меня. Так происходит ближе к ночи, а пока длится утро, и тучи сгущаются над крышами старых домов, я чувствую ее неуловимое желание ступить на меня.
В двенадцать дня начинаются уроки. Она что-то говорит, быстро и внятно, объясняет, переступает с ноги на ногу в тех же джазовках. Так пролетает день и близится вечер. Я жду его с таким нетерпением, что единственное столь же сильное впечатление, как это время суток на меня производит лишь звук ее голоса.
Я люблю темное время суток, когда она задерживается до поздна на репетициях или танцует до изнеможения на милонгах. Иногда она разливает воду из бокала и протирает меня салфеткой, извиняясь перед присутствующими. Ее руки касались меня лишь пару раз, и я не знаю, что может быть сильнее всеобъемлющей заботы обо мне... а когда гаснет последняя лампа в классе, я понимаю, что она отправляется спать. Слышу, как расстегивается молния ее платья, шуршит ткань ее повседневной одежды и юбки, которую она застегивает сама на себе и засыпаю под шелест подола, когда ключ скрипит в закрывшейся двери за ее спиной.
Да, я влюблён. Кажется, это взаимно.