Глава 7.
С того самого времени, как Сероп с детьми покинули убежище Давида у Серопа была ответственность, которая заключалась в прикрытии отъезда мальчиков. Давид вложил в спасение детей глубокий смысл и вселил его в окружающих, да так, что Сероп готов был сделать невозможное, пожертвовать своей собственной жизнью, только бы они все выжили и добрались до безопасного места.
Лошади ехали резво и быстро, а в голове Серопа проносились патриотические мысли, он представлял, как сражается с курдами и непременно побеждает их. Еще он думал, что обязательно расскажет о подвиге Давида, этот священник сильно запал в Душу Серопа, он собственным примером показал, как нужно жить, мыслить, воспитывать детей, при этом не ждал похвалы, награды или величия, не считая свои действия особенными.
Да, в нашей жизни иногда появляются люди, которые проходят «по краюшку нашей судьбы», тем не менее, оставляют неизгладимый след, такой, что забыть их невозможно, они словно стрелочники на железнодорожном полотне, могут направить мысли и действия в правильную сторону. И только по прошествии времени, мы понимаем, что эта встреча была значимой и если бы не она, ты скатился бы в «пропасть», а этот человек показал тебе правильную дорогу, ты пошел по ней и стал «победителем». Думаю, это Ангелы-хранители спускаются с небес, оберегают и направляют нас. Таким Ангелом для Серопа явился Давид.
Давид был примером для подражания и величайшего уважения, поэтому, Сероп очень боялся его огорчить, словно он «поселился» у него на плече, как «Око Божье» и все видел, Давид стал совестью Серопа, он уже никогда и ни с кем не поступит не по-христиански.
Каждый раз, когда Сероп видел развороченную повозку, он спешивал лошадей, потом останавливался поодаль, девочки тем временем прятались в сено, которое лежало в повозке, а Сероп вооружившись палкой в одной руке и камнем в другой, отважно шел к месту преступления курдов.
Сероп не знал ни одной молитвы и раньше совершенно не страдал от этого, но теперь, когда он шел к месту преступления, молитва ему была необходима, как воздух. Он молился, как мог, своими словами, чтобы в повозке были не спасенные Давидом мальчишки, - «Господи, пусть это будут не мальчики, если ты им дал шанс выжить, пусть они дальше живут». Эту молитву он повторял каждый раз, когда приходилось подходить к повозке с трупами.
Убедившись, что это не мальчишки, он осматривал повозку. Как правило, выживших там не было. В первую очередь преступники искали деньги, драгоценности, серебро. Оставляя после себя разбитые, покореженные, разорванные вещи. Иконы, которые были в каждой повозке, подвергались особому осквернению, им: резали холсты, ломали подрамники, испражнялись на образа и жгли их огнем. Курды не забирали еду и вещи, залитые кровью.
Иногда Сероп брал оттуда еду при окаменевших взглядах их хозяев. Сероп поднимал из луж крови холщовые сумки, нес их к реке, которая протекала рядом с дорогой на протяжении всего пути. Там он доставал содержимое сумок, в основном это были лепешки, иногда вяленое мясо, сливочное масло в глиняных горшках, оливковое и растительное масло в жестяных сосудах. Сероп старался не думать о владельцах этого добра он смывал кровь с еды и горько плакал по убитым людям, которых не знал, но они поделились едой с его семьей, пусть даже таким ужасным способом, слезы Серопа и стекающую с еды кровь уносило бурное течение реки. Мужчина молился за спасение душ этих и всех убиенных, как молился бы за них Отец Давид.
Девочки наблюдали за действиями Серопа и не понимали: зачем он каждый раз идет от повозки к реке, а потом приносит им мокрую еду, но вопросов не задавали. Лиза всегда была молчаливой и замкнутой, а теперь и вовсе, из нее невозможно было вытянуть ни слова, Майрам же, напротив, всегда была веселой и болтала без умолку, но последнее время тоже молчала и смотрела на небеса.
Давид правильно рассчитал время выезда - в новолуние, когда самые темные ночи, в темноте невозможно было разглядеть даже собственную руку, не то, что повозку с людьми, но и ехать в темноте было трудно, ведь дорогу тоже не видно. Можно было полагаться только на зрение лошадей, они не подводили, степенно шли в правильном направлении. Сероп останавливал телегу на пару часов перед рассветом, давая отдохнуть лошадям. В те моменты было очень страшно, дети вздрагивали от каждого непонятного звука, которых было больше, чем достаточно: где-то охотница - сова поймала добычу или убегающий от хищника заяц бежал «сломя голову». С первыми лучами солнца снова продолжали путь. Иногда, они обгоняли двигающиеся в том же направлении повозки таких же армян – беженцев, как и они. Но каждый раз, как только Сероп замечал столб пыли позади их повозки, у него сжималось сердце, он думал о погони, но, к счастью, это были резвые армянские джигиты, которые ехали быстрее остальных, оставляя за собой клубы пыли.
Дорога казалась без начала и конца, дни перепутались, никто из них не мог точно сказать, сколько времени прошло с момента отъезда от пещеры Давида. Они ехали и быстро, и «плелись» как черепахи. Однообразный природный пейзаж говорил о том, что это еще территория Турции и неизвестно, куда и когда приедут.
Брат Майрам начал сильно плакать, Сероп оглянулся посмотреть на детей.
- Что у вас там происходит? Малыш, не плач! – Сероп протянул руку, стараясь дотронуться, чтобы успокоить ребенка.
Но он не успокаивался, просился к маме. Майрам прижимала к себе братишку, что-то шептала ему на ушко. Сероп посмотрел на Лизу, она руками старалась закрыть свои уши, чтобы не слышать плачь ребенка.
- Майрам, сделай что – ни будь, пусть он прекратит плакать! – раздраженно говорила Лиза.
Сероп наблюдал за детьми и видел, как Майрам старалась успокоить братишку. Она достала маленький кувшин с оливковым маслом, открыла его, подставила ладошку и стала аккуратно переворачивать сосуд, но масла там осталось настолько мало, что на ладошку капнуло несколько капель. Майрам взяла немного сена, вытерла им капли масла с ладошки, сунула брату в ротик, он стал жевать смоченное маслом сено и замолчал. Сероп перевел взгляд на дорогу и подумал: «Да находчивости этой девчонке не занимать. Точная Туана».
Через некоторое время он снова обернулся, посмотрел на детей, потом перевел взгляд назад, на дорогу и увидел вдалеке клубы пыли. Страх охватил все тело, Сероп повернулся лицом к лошадям, стоя хлыстал их не жалея, выжимая последние силы. Старался набрать скорость, периодически посматривая назад на догоняющую их повозку. Дети тоже заметили клубы пыли и поспешили спрятаться в сено, лежащее в повозке. Это были страшные для них моменты, они молились, чтобы это были не курды. Сердце уходило в пятки, повозка стремительно догоняла их, по мере приближения сбрасывая скорость. Было понятно, что повозка планирует остановиться и цель этой остановки пугала Серопа до ужаса. В какой – то момент, когда он понял, что им не оторваться от преследования. Сероп начал планировать, как будет обороняться: «Может высадить детей? Лиза не сможет убежать! Что же делать? У меня есть палка, камень и нож. Может нож отдать Майрам?». Пока в голове Серопа проносились эти мысли, бричка догнала повозку Серопа. Поравнявшись, человек, который управлял движением, громко спросил:
- Брат, вам помощь нужна?
Услышав армянскую речь, у Серопа отлегло от сердца, армянский язык для тех людей в тех обстоятельствах был как пароль для «своих». Сероп жестом руки показал, чтобы тот остановился. Подвода обогнала и через несколько метров остановилась.
Из повозки раздавалась музыка дудука .
Сероп бледный, на «ватных» ногах от только, что пережившего страха подошел к парню, управляющему лошадьми. Проходя мимо кибитки, он бросил взгляд на сидевших в ней людей. Это была армянская семья – муж и жена, но ни одного ребенка не было, у женщины была перевязана бинтами голова. Мужчина играл на Дудуке с закрытыми глазами, от этой музыки разрывалось сердце, настолько она была пронзительной, жалобной и трагичной. Он играл, не обращая внимание на происходящее вокруг. Его совершенно не волновало, почему остановилась повозка и ему было не интересно, кто такой человек, который подошел к ним, что ему нужно, даже рядом сидевшая жена, которая ворчала на него, за долгую игру на Дудуке не вызывала ни каких эмоций. Казалось, он превратился в ветер, который играл не останавливаясь, на своей любимой дудочке и в этом находил утешение. Молодой человек, который сидел на месте кучера был весь измазан кровью, скорее всего это была не его кровь, а тех, кому он старался помочь. Парень энергично спрыгнул с повозки, готов был оказать любую помощь.
- Раненные есть? - энергично спросил, словно он был врач или обучен лекарскому делу.
- Да, у дочки пробита голова и поломаны ребра, - говорил Сероп.
- Отец Давид обработал рану, дал с собой лекарство, но оно уже заканчивается, а кровь иногда начинает течь, - продолжал, растягивая слова, рассказывать Сероп про Лизину хворь, словно перед ним стоял доктор. Речь Серопа почему – то стала медленной и протяжной, то ли от только что пережитого страха, толи под воздействием мелодии дудука.
- А вы были у Отца Давида? – опять медленно, по-детски спросил парня Сероп.
Молодой человек потер небритую бороду и не зная, как помочь, ответил:
- Мы не встречали Отца Давида, и я не могу обработать рану твоей дочки, я не врач и у меня нет лекарств, - парень очень хотел помочь Серопу, но не понимал, как.
Мужчина сидящий в повозке, по-прежнему, не обращая никакого внимание на происходящее, продолжал играть на дудуке, жена ворчала:
- Ну сколько можно, перестань хоть на минутку, дай людям поговорить, вот несносный человек! - женщина обхватила свою голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону, толи стонала, толи плакала.
Разговаривающие между собой мужчины замолчали и посмотрели на женщину и ее мужа, играющего на дудуке. Казалось, что тело музыканта здесь с ними, а душа очень далеко. Его песня «без слов» была прекрасной, протяжной и безумно трагичной, словно эта маленькая абрикосовая лоза в руках мужчины, которая зовется дудуком, безутешно плакала, а временами просто рыдала.
- Не знаешь, долго ли еще ехать до границы с Арменией? – спросил парня Сероп, продолжая смотреть на музыканта, словно под гипнозом.
- Езжай по дороге, она приведет тебя к огромному дереву чинар (платан), там будет развилка на Эрезрум, но ты туда не сворачивай, поезжай прямо, - молодой человек запрыгнул на свое место. Было видно, что он спешит покинуть это место.
- Это дерево очень большое, ты его не пропустишь, не переживай, - с родственной интонацией сказал парень.
Сероп не спешил уходить, он подошел совсем близко к мужчине играющем на дудуке, музыка разливалась по телу, словно вино, волновала и успокаивала одновременно, она заставляла плакать, проникая в сознание Серопа. Он смотрел на играющего с закрытыми глазами мужчину и чувствовал его боль как свою. Жена, увидев, что Сероп смотрит на мужа, стала еще пуще недовольно ворчать и оправдывать супруга:
- Он музыкант, после того, что случилось с нашими детьми…..- задыхаясь от волнения, говорила женщина.
- Говорю ему! Хватит, уже голова болит от твоей дудки!!!!
Сероп перевел взгляд на женщину, приложил указательный палец к губам, и очень тихо, словно боялся помешать музыканту извлекать чудесную музыку из инструмента, сказал:
- Сестра, пусть он играет, не ругай его, - повернувшись к ним спиной, пошел к своей повозке, утирая слезы.
Женщина начала плакать в голос, как будто подпевая таким необычным образом своему мужу музыканту.
Парень свистнул, окатил лошадей хлыстом и быстро поехал дальше, оставляя после себя клубы пыли. От этого Сероп, словно проснулся, сел в свою повозку, тронулся за ними. Ему очень хотелось ехать также быстро, как отъехавшая бричка, но толи у них были лошади лучше, толи управлял ими более опытный и молодой ямщик. Как ни старался Сероп гнать лошадей, но повозка отдалялась, а вместе с ней плачь дудука и вой женщины.
Если до встречи с парнем Сероп ехал и просто смотрел перед собой на уходящую лентой дорогу, не обращая внимания на растительность, то теперь он внимательно всматривался в каждое дерево, которое росло вдоль обочины, оценивая его высоту и массивность. Про себя думал «Может вон то? Оно достаточно большое», но все эти большие деревья росли не на развилке дорог.
Когда мы держим путь по незнакомой дороге, то очень сложно определить, когда будет пункт назначения. Серопу было в разы труднее, так как он видел массу чинаров (платанов), даже, в какой-то момент он начал нервничать: «Ну, где это дерево? Сколько еще ехать?». Наступила ночь, а дерево он, так и не увидел. На рассвете они тронулись снова в бесконечный путь. Сероп по – прежнему глазами выискивал огромное дерево, а в голове кружилось: «Что значит огромное? Как гора что ли? Что значит большое? Ну вон то и то большое и то? Да и потом может я его в сумерках пропустил». Но постепенно бешенство проходило, Сероп стал успокаиваться, другие мысли начали вытеснять мысли о дереве. Он мечтал о встрече с братьями, ему казалось, что в кругу близких людей, станет легче, что они вместе смогут пережить горе потери родителей и его семьи.
В армянских семьях старший брат имеет все полномочия отца. Когда родитель теряет силу или умирает, на его место становится старший брат, он несет ответственность за всех членов семьи, без его благословления не принимается ни одно решение, что бы то ни было: свадьба, похороны, юбилеи, строительство дома или поездка, к нему шли за советом и помощью. Поэтому старший брат всегда был серьезным, ответственным, понимал, что является примером для всех остальных детей и племянников рода. Он не имел права на ошибку. Поэтому никогда не делал спешных заключений и выводов, пытался во всем разобраться, прежде чем принимать решение или давать совет. Для старшего брата в семье все дети рода по ощущениям были его «собственными», хоть и называли они его дядей, но различий между своими кровными детьми и детьми братьев не было, он думал, заботился и помогал каждому. Старший брат, как правило, брал на себя ответственность за всю семью в целом, в том числе и за родителей. Оказывал материальную поддержку, особенно, если брат погибал, а его семья оставалась без кормильца, весь груз обеспечения детей и вдовы ложилось на его плечи. Старшим братом в семье Акопьянц был Асатур. Все члены рода относились к нему с уважением, а разгильдяи еще и побаивались. Он был в курсе всех дел и соответствовал всем требованиям старшего рода. Сероп с нетерпением ждал встречи с ним, чтобы переложить весь груз случившегося на его плечи. Рядом с ним можно было просто жить, понимая, что есть человек, который решит все твои проблемы и проблемы твоей семьи. Сероп представлял, как обнимет брата. Асатур, наверняка уже нашел, где они будут дальше жить, найдет врача для Лизы и ему Серопу работу. Думал, что рядом с ним не будет трудностей по обустройству быта. Он рассчитывал на жалость со стороны Асатура, ведь Сероп лишился всей семьи. Да Сероп был третьим братом, поэтому ему больше, чем старшим досталось любви, заботы и жалости мамы «он же маленький», поэтому Сероп обладал мягким характером, выполнял, все, что ему говорили старшие и не спорил «они же лучше знают». Он был прекрасным исполнителем, все, что поручали, делал добросовестно и усердно. Но принять самостоятельно решение составляло трудность, он боялся взять на себя ответственность за что-либо, боялся, что если примет неправильное решение, то вина за случившееся останется на нем. А с чувством вины ему было жить просто невыносимо.
Сероп ехал и думал, думал и думал. Он старался убедить себя в том, что в убийстве родных, нет его вины: старшие решили, что он остается; они же решили, что он прикрывает отъезд беженцев. Да, убили всю семью, но что он мог сделать, на всей улице порезали всех армян. Если раньше он «посыпал голову пеплом» и винил себя в случившемся, был сосредоточен на своих собственных потерях, то после встречи с Отцом Давидом его мысли изменили направление, священник показал ему истинную картину трагедии всего армянского народа, увиденное на «дороге смерти» все эти трупы: детей, женщин, стариков. Сероп понимал, что вырваться из лап смерти очень сложно, поэтому считал чудом свое и дочкино спасение. Чем больше он об этом думал, тем сильнее и увереннее приходило чувство невиновности.
Лиза становилась все более раздраженной. Долгий путь измотал всех морально и физически, а для Лизы он был в разы труднее. Из-за постоянной качки болела голова и тело. Все свое недовольство и плохое расположение духа она вымещала на малышке Майрам. Она считала их с братом обузой. Особенно ее раздражал брат Майрам, несмотря на то, что мальчик вел себя очень спокойно, но Лизе не нравилось, все, она даже сама не понимала, чем именно ее бесит этот мальчуган, в частности, что он Серопа называл Отец. Она не хотела делить с ними ни еду, ни пространство, тем более папу и всячески выражала свое недовольство. Сероп видел враждебный настрой дочери, но списывал ее плохое настроение на болезнь и душевную рану. Майрам тоже чувствовала недоброжелательное отношение Лизы к ее братику, поэтому старалась всячески его успокаивать, когда тот плакал, отдергивала, даже если на это не было причин. Майрам хотела, чтобы Лиза его полюбила, или хотя бы была более терпима к нему. Но чем больше Майрам переживала на этот счет, тем больше вредничала Лиза, иногда она становилась невыносимой. Тогда вмешивался Сероп, дети успокаивались. Еды совсем не осталось, когда голод был нестерпимым, дети потихоньку жевали сено. Нужно было где – то раздобыть пищу.
Сероп продолжал ехать и следить за дорогой, как вдруг на горизонте показалась на первый взгляд скала, было похоже, что она стоит прямо на дороге, по которой они ехали. Казалось, что гора, появившаяся на горизонте, и есть граница с Арменией. И так он воодушевился этой мыслью, что стал чаще хлестать лошадей, ему хотелось поскорее встретиться с братьями, в конце концов, оказаться в безопасном месте, где нет трупов, курдов и хищников. Сероп смотрел на скалу, ему казалось, что она совсем близко, но они все ехали и ехали, а скала не приближалась. Сероп уже начал нервничать и иногда спускал лошадей в галоп. Гора приближалась, крайне медленно, но чем ближе они подъезжали, тем отчётливее становились контуры этого огромного предмета, он по-прежнему напоминал скалу и в тоже время не скалу. То, что Сероп видел впереди, несомненно, его интересовало, он вглядывался, но понять не мог рукотворное это строение или природа, в очередной раз подарила людям могущественное сооружение. Все мысли Серопа в этот момент принадлежали ему. Сероп уже забыл думать про огромное дерево чинара (платан), он давно не искал его глазами. И вот, горизонт отодвинулся, и взору Серопа представилось огромное дерево высотой в небоскреб. За много километров можно было ощутить величие и мощь этого растения. Подъезжая ближе, Сероп окончательно убеждался, что это не скала, а громадное по своим размерам дерево. Там, где Сероп родился, вырос и жил деревья чинара (платана) не редкие растения, их можно было встретить на каждом шагу. Где – то они были тонкие и стройные, но такого гиганта он видел впервые.
Чинара (платан) – дерево мудрецов и героев. Это дерево считается одним из древнейших, ведь возраст самого старого представителя превышает 2300 лет. «Платан» переводится с греческого как «широкий». Дерево растет на протяжении всей жизни.
Красотой этого дерева Сероп любовался за много километров, а когда они подъехали совсем близко, у него перехватило дух от величия этого растения. В его тени одновременно можно было расположиться более тысячи человек. Высота этого дерева около 45 метров, окружность ствола 26 метров. На высоте трёх метров его ствол разделился на семь огромных стволов.
Сероп смотрел на эту красоту, не в силах оторвать глаза. Майрам и братишка сошли с повозки и тоже смотрели на дерево, открыв рты. Даже Лиза, которая до этого момента почти не вставала, подошла к огромному стволу и попыталась обнять его. Со стороны Лиза казалась маленьким муравейчиком в сравнении с мощностью этого гиганта.
Только теперь Сероп понял, про какое дерево говорил тот парень, из повозки которого, не переставая, лилась музыка дудука. Да, действительно, это дерево невозможно было не увидеть, да и забыть навряд ли получится. А неподалеку из-под земли бил родник, он нес живительную силу этому гигантскому чинару и тому, кто хотел отдохнуть после долгой дороги в тени его кроны. На протяжении многих столетий путники останавливались здесь, поэтому земля вокруг дерева была вытоптана миллионами человеческих ног, а также копытами лошадей и колесами повозок.
Сероп сел на землю спиной опершись на ствол дерева, братишка Майрам стал бегать и резвиться, за долгое время пути, он устал быть без движения. Лиза и Майрам рассматривали необыкновенные узоры ствола платана, ходили вокруг него, не переставая обсуждать размеры гиганта чинара.
Сероп сидел под деревом и смотрел на дорогу, которая уходила вправо от того места, по которому они приехали сюда. «Скорее всего, этот путь ведет к крупному торговому Турецкому городу Эрзурум, о котором часто говорили на базаре торговцы» - подумал Сероп. «Про эту дорогу говорил тот парень. Жаль, что я не узнал его имени и имени его отца музыканта». Он вытащил из-за пазухи сверток, тот, который дал ему Давид, развернул его, достал несколько серебряных ножей и вилку.
- Пойду в город, продам и куплю еды, вы сидите здесь, если дотемна не вернусь, поезжайте сами по дороге, – обращаясь к детям, сказал Сероп, рукой показывая направление, в котором должны двигаться дальше.
Девочки насторожились от такого предложения. Лиза посмотрела на Майрам, ожидая от нее поддержку, сказала:
- Нет, отец, мы пойдем с Майрам, продадим серебро и купим еды, тебе опасно туда идти, а мы запросто сойдем за Турков, тем более Майрам…. – на этих словах Лиза запнулась, но все и так поняли, что она имела в виду.
- Да, Сероп, мы сами сходим, не переживай, нас не тронут, – поддержала Лизу Майрам.
Лиза всем своим видом показывала, что у нее ничего не болит, и она готова идти. На самом же деле, девочка собрала всю волю в кулак, испытывая сильнейшую боль при каждом движении. Ей было больно даже дышать. Но она так боялась потерять Серопа, что готова была на любые страдания, только, чтобы с ним ничего не случилось. Лизе сняли повязку с головы. Рана затянулась корочкой и уже не кровоточила. Покрыли голову черным платком, посильнее надвинув его на глаза, но русые волосы, которые непокорно выбивались из-за платка, белая кожа и зеленые глаза выдавали национальность девочки. Майрам же, напротив была смуглой с черными, как маслины глазами и смолянистыми волосами, глядя на нее невозможно было ошибиться, сразу было понятно, она турчанка, братишка тоже был подстать сестре. Сероп посмотрел на них троих, подумал: «Не нужно отпускать Лизу с ними, она еще очень слаба. Пусть Майрам с братом идут сами, их не тронут, Лиза слишком выделяется на их фоне». Вслух же сказал:
- Хорошо, идите.
- Держите ориентир на это дерево, когда будете идти обратно, - похлопав по стволу чинара (платан) сказал Сероп.
- Не задерживайтесь, если не продадите, идите пустыми, придумаем что - ни будь, – с тревожным видом продолжал говорить Сероп детям.
Все трое пошли по дроге, ведущей в город Эрзурум. Тем временем, Сероп поставил повозку с другой стороны дерева, так чтобы с дороги ее не было видно. Достал икону, которую ему дал Давид, поставил возле ствола дерева, словно она должна была ждать возвращение детей вместе с ним, сам сел рядом с иконой, лицом к дороге, по которой недавно пошли дети на базар.
Если вы когда-нибудь были на восточных рынках, то знаете, что там не существует, ни национальностей, ни детей, ни женщин и мужчин, а есть только товар, продавец покупатель и деньги, здесь люди поделены на две категории: те, кому нужно было продать подороже, и те, кому нужно было купить подешевле. Поэтому, никто особо друг друга не рассматривал. Вокруг царила суета, бесконечное движение и непрекращающийся ни на минуту гул голосов и если прислушаться, то можно было узнать любые новости, забавные истории, как лечить болезни и так далее и тому подобное. Люди говорили громко много и все одновременно. Потеряться здесь можно было в два счета, поэтому дети держались за руки.
Лиза и Майрам пошли по рядам, подходили к торговцам и предлагали серебро, некоторые заинтересованно рассматривали, некоторые, обзывали их ворами и попрошайками. Быстро продать не получалось, а продешевить не хотелось. В стороне от прилавков лежала огромная коряга, которая служила местом отдыха, отсюда прекрасно было видно ряды рынка, она находилась как бы в стороне и в тоже время была неотъемлемой частью базара. Здесь люди могли спокойно рассмотреть покупку или покушать еду, которую купили на базаре, некоторые женщины сидели и разговаривали, а детишки бегали вокруг бревна, на котором сидели их мамы. Поравнявшись с импровизированной лавочкой, у Лизы возникло непреодолимое желание отдохнуть, она присела на краешек. Майрам посмотрела на подругу и поняла, что она ей не сможет помочь продать столовое серебро, болезнь отняла у нее все силы.
- Сидите здесь и ждите меня, – по-хозяйски посмотрела на брата и Лизу, сказала Майрам.
Лиза и впрямь чувствовала себя очень плохо, поэтому обрадовалась предложению Майрам подождать ее тут.
- А я пойду, попробую продать, – выхватив у Лизы серебро начала тут же его продавать.
Поправляя платок, Майрам громко, без стеснения кричала на турецком языке:
- Кому серебро, продаю серебро.
Лиза и брат смотрели на Майрам, как та из обыкновенной девочки превратилась в опытную торговку. Майрам приставала к продавцам и покупателям с просьбой купить у нее, хоть один предмет. Но никто на нее не обращал внимания, тогда она стала уходить вглубь рынка, было слышно только звонкий голос Майрам, она кричала:
- Люди, купите, у меня мама болеет, очень нужны деньги.
Лиза слышала голос Майрам, но потом он смешался с другими голосами и потерялся в толпе. Когда Майрам была рядом, ей казалось, что все будет хорошо, но теперь, когда она была далеко, на Лизу резко навалилась паника. Девочка смотрела на лица мужчин турков и невольно вспоминала события, той трагичной ночи, в тот момент жизнь разделилась на «До» и «После». Тошнота подходила к горлу, она была близка к обмороку. Лиза понимала, что привлекать к себе внимание не стоит. Так они сидели с братом Майрам некоторое время. Потом, у Лизы начала кружиться голова, тошноту невозможно было сдерживать, она не знала, что ей делать, организм хотел принять горизонтальное положение. Не могла же она лечь на эту корягу прямо здесь, у всех на виду. Не в силах больше бороться с тошнотой, Лиза встала, сказала мальчику:
- Мне нужно в уборную, ты сиди здесь и жди, понял?
Мальчуган согласительно кивнул головой. Напротив, места, где сидел брат Майрам, стояла лавка с копчёностями, запах раздавался на весь базар, мальчик, не отрываясь, смотрел на окорока, колбасы и женщину продавца, которая, не умолкая рассказывала, какие вкусные и свежие колбаски, предлагала попробовать. Малыш был голоден. Вид мяса, запах, и рассказы продавца сделали свое дело: ребенок подошел к лавке и стащил кусок копченого мяса. Женщина продавец, солидных размеров, привыкла, что мальчишки часто таскали еду, поэтому была начеку, рядом с ней стояла палка, которой она могла воспользоваться и поколотить воришек. Вот и теперь, когда она увидела, что мальчик стащил окорок, подняла рев, попыталась догнать и ударить мальчишку.
- Ах, ты паразит! Я тебя сейчас проучу, - уже хотела огреть воришку палкой прямо по спине, но тот увернулся и побежал, жадно откусывая мясо прямо на ходу. Братишка Майрам бежал без остановки, не зная куда, лишь бы не поймали и не побили. Тем самым убегая все дальше и дальше от условного места, где они с Лизой должны были ждать Майрам.
Когда Лиза вернулась, брата Майрам на месте не было, она не знала где его искать. Торговка мясом уже смирилась с потерей своего товара и продолжала, как ни в чем не бывало дальше расхваливать свою колбасу. Лиза боялась с кем-либо заговорить. Немного постояла и пошла в сторону дороги, где их ждал отец.
Лиза почти бежала, не обращая внимания на пронизывающую боль всего тела. Мысли разрывали ее голову: «Пусть остаются здесь, без них мы быстрее доберемся, а их кормить нужно, отец свою лепешку этому мальчишке отдал». Оглянувшись по сторонам, продолжила путь. «Ничего, не пропадут, найдутся добрые люди, помогут», - не переставала думать Лиза. Ей все время казалось, что за ней кто – то бежит, что ее сейчас догонят и перережут горло, как Сонечке. «Да и потом, эта Майрам такая пройдоха, выкрутится из любой ситуации, прям, как ее мать», - ускоряя шаг, думала Лиза.
Лиза уже видела волшебное дерево, возле, которого их должен был ждать Сероп, она глазами искала отца. Не увидев повозки, обхватила руками голову и заплакала, она решила, что Серопа убили, а повозку забрали. Лиза плакала, постепенно опускаясь на землю. Плачь, переходил в истерику, она била пыльную дорогу кулаками, что-то причитая. Сероп в это сидя дремал в тени дерева, пробудился от крика дочери. Он встрепенулся, вскочил на ноги, внутри все заклокотало, его охватила тревога, когда он увидел Лизу. Дочка лежала на дороге плакала и билась в истерике, на спине сквозь одежду проглядывалось кровавое пятно. Его сердце билось с такой силой, что готово было выскочить из груди, он подумал, что ее ранили. Сероп побежал со всех ног:
-Лиза, дочка, что случилось, тебя побили? Где Майрам и ее брат? – поднимая с земли, спрашивал Сероп.
Лиза была в агонии, бесполезно было, что-нибудь у нее узнать. Сероп повел ее к повозке, дал воды, умыл, снял платок, из раны текла кровь. Сероп перевязал голову, как учил его отец Давид и постарался с ней больше не разговаривать. А сам сидел и думал: «Что же произошло? Где Майрам с братом?».
Майрам долго не заставила себя ждать. Боевая и шустрая, она продала серебро, на вырученные деньги купила еды. Прибежала, на то место, где оставила Лизу с братишкой, но их там не было. Решила действовать самостоятельно, думая, что они ушли к Серопу. Майрам бегом бежала к чудесному дереву возле дороги, откуда они ушли на рынок. Приближаясь к чинару, она так же, как и Лиза не увидела повозки, расстроилась, но потом решила их позвать. Сероп услышал звонкий голос девочки и вышел на встречу Майрам.
Девочка обрадовалась появлению Серопа, рассказывала, как продавала серебро и, как и что купила из еды. А глазами искала Лизу и брата.
- Лиза и брат еще не вернулись?
- Нам пришлось разделиться, Лиза плохо себя чувствовала, - говорила Майрам, глазами обшаривая местность.
Сероп молчал и ничего не говорил, это пугало малышку Майрам. Она стала обходить дерево, словно подозревая, что они спрятались, чтобы напугать ее.
Подойдя к повозке, девочка увидела, Лизу, она лежала с закрытыми глазами, с мертвенно белым лицом.
- Где мой брат? – девочка адресовала свой вопрос Лизе. Та лежала на повозке и не шевелилась.
- Он потерялся на рынке, – спокойно сказал Сероп.
- Как он мог потеряться? Он же совсем малыш? – недоуменно кричала Майрам.
- Я оставила их возле мясной лавки, Лиза убежала от него, бросила ребенка на погибель, – утирая слезы, кричала Майрам.
Лиза открыла глаза, села. Она с ненавистью смотрела на подругу, глаза наливались слезами.
- Я не бросала его, мне стало плохо, я отошла, туда, где не было людей, у меня сильно заболела голова и открылась рвота, а когда пришла, мальчика уже не было, – говорила Лиза.
- Он куда-то убежал, где бы я его искала? - Лиза легла и закрыла глаза, боль усиливалась, но она терпела.
Майрам в отчаянном порыве побежала к дороге, по которой несколько часов назад они уходили в город, звала брата захлебываясь слезами. Но все было тщетно, мальчика нигде не было. Майрам беспомощно упала на колени, била кулаками по сухой земле и рыдала навзрыд в полный голос. За все это время девочка впервые дала волю чувствам, слезы текли рекой по щекам, смывая поднятую руками пыль земли, превращаясь в грязные потоки влаги. Майрам с надеждой и безысходностью смотрела туда, откуда только, что пришла сама. Первым желанием было бежать обратно на рынок и искать братишку.
- Я побегу найду его,- обратилась она к Серопу.
- Не уезжайте, подождите меня, я его обязательно найду, - почти успокоившись, говорила девочка, глядя прямо в глаза Серопу.
- Если уйдешь, мы уедем без тебя, мы не можем терять столько времени, нужно двигаться к границе, – безжалостно сказал Сероп, запрягая лошадь. Поправил сено на повозке, положил еду, которую принесла Майрам. Вывел запряженную подводу на дорогу, чтобы продолжить путь в сторону Армении.
Тем временем Майрам, сидела под волшебным деревом, обхватив коленки руками, уткнувшись в них лицом. Он подошел к девочке, сел рядом обнял ее за плечи и сказал:
- Майрам, детка, я не знаю, что делать.
- Как найти твоего брата, скоро наступит ночь, а нам еще долго ехать, ты же сама все понимаешь, – говорил по-отечески он.
- Я не могу идти в город искать твоего братишку, мне очень жаль, что все так произошло, если ты захочешь вернуться на рынок, я держать тебя не стану, – немного подумав, продолжил:
- Может и к лучшему, что он останется здесь, в Турции.
- Посмотри, что турки делают с армянами, думаю, что в Армении его убьют, тебе тоже будет там не просто, – говорил Сероп глядя в чистое небо.
- У Лизы открылась рана и она прибежала, а спина была вся в крови, ты не должна обвинять Лизу в том, что твой братишка потерялся, – оправдывал дочку Сероп.
- Знаю одно, мы должны двигаться дальше, если будем здесь сидеть, нас найдут и зарежут, – поднимаясь с земли, говорил Сероп.
Майрам вытерла слезы и не поднимая головы побрела за мужчиной. Они продолжили путь. Майрам сидела на краю повозки и безотрывно смотрела на дорогу, в надежде, что увидит родную кровиночку. Чем дальше они удалялись, тем призрачней была надежда, на то, что она увидит брата. Когда Майрам окончательно поняла, что братик остался там, обхватила руками коленки, прижала к ним голову и тихонько плакала. Она думала про маму и папу, вот теперь потерялся брат, потом подумала: «Может Сероп прав, вдруг его там убьют, а здесь подберут добрые люди, не дадут умереть, а может братья его найдут». Майрам вспомнила Аревик, Сонечку и Левона. Как они часто пели песню «Ов сирун, сирун….» и закрыв глаза, она стала петь себе под нос
Ах, краса моя,
Ты Зачем Подошла?
Сердце У Меня Ты Зачем Отняла?
Тебе Равной Нет…. Сероп и Лиза тихо подхватили ее, но не так весело и задорно, как в то ясное счастливое утро.
Немного успокоившись, Майрам достала мамин пинцет и лопаточку прижала это богатство к щеке и шептала что - то себе под нос, наверное, просила маму помочь братишке выжить.
На рассвете Сероп увидел вереницу повозок, выстроенных в одну большую очередь, он понял – это граница, они доехали до Армении и теперь им ничто не угрожает, они живы, а это главное.
Люди, которые находились в повозках, были убиты горем, истощены от голода, почти в каждой находились раненные и больные. Как только Сероп остановил повозку в конце очереди, к нему подошли простые армяне, которые старались хоть чем-то помочь своим братьям по крови. Они раздавали еду, горячий чай, молоко. Выживших, обнимали и целовали. Забирали тяжело раненных, чтобы они не стояли в очереди оформления документов по пересечению границы. Их грузили на подводы и везли в госпиталь. Остальным оказывали помощь на месте: делали перевязки, обрабатывали раны. Одним словом, когда Сероп оказался вблизи границы с Арменией он впервые за столько времени, после убежища Отца Давида, почувствовал себя в безопасности.
Сероп смотрел на дорогу, откуда они только что приехали и понимал, что туда он не вернется никогда.
Очередь увеличивалась на глазах, отовсюду ехали кибитки с беженцами. Лизе обработали рану и поменяли повязку, всех накормили. Сероп видел, как на Майрам смотрят остальные беженцы. Некоторые не стесняясь, спрашивали:
- Она турчанка?
Сероп начал бояться за Майрам. Понимал, что если окружающие их армяне, узнают о ее происхождении, то могут растерзать бедную неповинную ни в чем девочку. Люди, которые испытали ужасы бегства, потерявшие близких, дома имущество, не хотели прощать туркам, которые все это с ними сделали и готовы были растерзать любого: ребенка, женщину, беспомощного старика, узнав, что он курд или турок. У каждого, кто там находился, были потери, они жаждали возмездия. Сероп начинал понимать всю беспомощность своего положения.
Сероп глазами искал братьев, он точно знал, они его ждут. Но людей было очень много и в такой толпе невозможно было различить кого – либо.
Время шло, они потихоньку приближались к пограничному посту. Вдруг, Сероп увидел всадника, который ехал в их направлении, при этом, взглядом тщательно осматривал каждую повозку. Было видно, что он ищет близких ему людей. Когда Сероп узнал в этом всаднике старшего брата Асатура, радости не было предела. Он соскочил с подводы и, подняв руки вверх, словно «сдавался в плен», бегом бежал навстречу брату.
- Асатууур, мы здесь, брат это я Сероп, - во все горло кричал Сероп. Асатур увидел Серопа, пришпорил коня, подъехав к нему, соскочил из седла, и братья крепко обнялись.
- Почему так долго? Чертила, я так рад тебя видеть,- шутя, ударяя брата по плечу кулаком, говорил радостный Асатур.
Сероп грязный, истощенный, усталый, но такой счастливый был в тот момент.
- Я думал, что ты не встретишь нас, - растерянно и радостно говорил Сероп.
- Брат! Как ты мог такое подумать, я встречал бы вас, пока не закончились бы повозки,- весело и задорно отвечал Асатур.
- Какая ваша подвода? – потрепав голову Серопа, как юнца, спросил Асатур.
- Вон, там, - говорил Сероп, показывая пальцем повозку, на которой они приехали сюда.
Асатуру не терпелось встретиться с близкими. Все эти дни он ждал их приезда, и вот теперь они здесь. Мужчина бегом бежал к повозке, из которой выпрыгнул несколько минут назад Сероп. Подойдя вплотную к бричке, увидел бледное лицо Лизы, она смотрела на дядю и улыбалась. Асатур бросил суровый взгляд на Майрам, этот взгляд словно просверлил девочку насквозь, от чего, ей стало страшно, и она не знала, куда деться. Мужчина смотрел в соседние повозки, было понятно, что он глазами пытается найти родных людей. Сероп все это время стоял строго за спиной брата и понимал, что сейчас нужно сказать о потере близких.
- Не ищи их брат! Всех убили, остались только мы с Лизой, - из-за спины сообщил эту страшную весть Сероп.
Лиза и Майрам видели, как побледнело лицо Асатура, глаза подкатились, казалось, что его ударили очень тяжелым предметом по голове. Девочки были напуганы видом дяди. Потом он сжал кулаки, поднял голову к небу и громко, как гром небесный закричал:
- ААААААА.
Люди, сидящие в соседних повозках, понимали, какую страшную весть узнал этот армянин, на какое-то мгновение воцарилась кромешная тишина, только голос дудука пробивался откуда-то издалека. Через мгновение женщины все разом зарыдали, у мужчин покатились слезы, в каждой повозке была своя, такая же, как и у всех остальных беда. Асатур опустил голову, но кулаки не разжимал, повернулся на 180 градусов и быстро побежал за обочину дороги, наблюдавшие за этой сценой люди, слышали, как он перечислял имена родных людей вперемешку с ревом зверя:
- Мама, ААААА, отец, ААААА, Левон АААА, Соня…..- Асатур был человеком сильной натуры, но от полученного известия не смог «удержать себя в руках». Вдруг Асатур стремительно подлетел к повозке, еще быстрее, чем убегал от нее.
- Где Карен? – спросил он Серопа.
Сероп только сейчас вспомнил о брате, он так был поглощен спасением мальчиков, болезнью Лизы, страхом погони и самой смерти, что за это время ни разу даже не подумал о младшем брате. И вот теперь вопросом Асатура был поставлен в тупик.
- Где Карен, спрашиваю тебя,- налитыми кровью глазами испепеляя Серопа, говорил Асатур.
Пауза была не уместна. Сероп должен был, что-то сказать, потому что свидетели этого диалога, люди, сидящие в соседних кибитках, тоже ждали ответа.
- Я не знаю, мы уехали сразу после того, как всех зарезали,- опустив голову, как провинившийся школьник отвечал Сероп.
Асатур приходил в бешенство:
- Кто эта девчонка у тебя в повозке?- орал Асатур.
- Это дочка наших соседей, ну помнишь Туану и Искандера, они пытались спасти нашу семью и погибли вместе с ними, - не поднимая головы, говорил Сероп.
Асатур был в ярости, он схватил Серопа за грудки и начал трясти:
- Как их порезали? Как? Где был ты, почему ты не погиб вместе с ними защищая семью? – продолжая трясти Серопа, кричал во все горло Асатур.
- Даже турки соседи спасали твою семью, где был ты? Ты тряпка! Слышишь? Ты тряпка! Ты даже своей жене не смог приказать ехать снами!
Гнев Асатура был так велик, окружающим показалось, что он сейчас убьёт брата. Асатур тряс Серопа, а тот не сопротивлялся, его руки болтались вдоль тела, словно у тряпичной куклы.
Вдруг перед глазами мужчин, словно из-под земли выросла Лиза, лицо было бледным, черные круги под глазами на этом фоне выделялись еще сильнее. Лиза, наблюдала за происходящим из повозки. Потом стала переживать, что дядька убьёт отца. И теперь, она отважно смотрела на дядю, пытаясь взглядом успокоить его или хотя бы остановить. Но Асатур не отпускал Серопа, продолжал обвинять во всех смертных грехах, по-разному обзывая и унижая брата.
- Отпустите папу, - утвердительно спокойно, без истерики сказала Лиза.
На Асатура, словно вылили ведро воды, он резко отпустил Серопа, тот рухнул на колени, с опущенной головой и вытянутыми руками вдоль тела. Асатур подбежал к повозке, на которой они приехали, зверски посмотрел в нее еще раз, он явно кого-то искал. Может Майрам? Но повозка была пуста, Майрам словно испарилась, все были заняты криками Асатура и никто даже не мог сказать, куда подевалась Майрам.
Сероп продолжал стоять на коленях с опущенной головой. Брат подошел к нему и, словно зачитывая приговор, громко сказал:
- Ты не смог спасти наших родных! Ты потерял Карена!
- Ты мне больше не брат, забирай свою турчанку и живи с ней,- говорил Асатур. Сжимая кулаки, готов был ударить, но сдержался.
- Ты поедешь со мной,- повернувшись к Лизе, приказал Асатур.
Лизу охватил страх, мгновенно «загорелось» все тело, в голове появился жар, постепенно распространяясь к месту ранения, рана стала пульсировать с невероятной силой. «После того, что с ними произошло, после всех испытаний, она должна бросить отца, подчинившись дядиной воле!?», -думала Лиза.
Главная черта восточных женщин – это покорность и покладистость. Женщина не имела своего мнения и не могла принимать решения, там это прерогатива мужчин. Не многие представительницы слабого пола того времени смогли бы перечить мужчине. Но Лиза понимала, если бросит отца, он умрет, ведь она единственный смысл его жизни. Лиза набралась смелости:
- Я останусь с отцом, - сказала Лиза, словно совершая подвиг.
Асатур удивленно поднял брови, глаза «выкатились из орбит», даже Сероп в страхе поднял голову от слов дочери.
Сероп продолжал стоять на коленях, снизу смотрел на дочь. И в этот самый момент он заметил, как капля крови с платка Лизы падает ей на плечо. Сероп смотрел на падающую каплю, как в замедленной съемке. У самой кромки платка капля набирается кровью, потом падает, отдаваясь болью в сердце отца. Серопу казалось, что он может проследить полет этой капли. На месте упавшей капли зрела и набиралась кровью следующая. Сероп вскочил на ноги, словно его и не трусили:
- Лиза, дочка, у тебя кровь капает, тебе нужно лежать, я найду доктора, - словно одержимый кричал Сероп.
Асатур тоже заметил, что у Лизы открылась рана, понимал, что ей нужна помощь, но его гордыня, злость на брата и непокорность Лизы не дали остаться с ними. Он вскочил на лошадь и громко крикнул:
- Ты мне больше не браааат.
Сероп довел Лизу до телеги, люди из соседних бричек помогли, уложить ее. Кто-то побежал за лекарем. А Сероп сел рядом с Лизой, обхватил свою голову руками и заплакал, не стесняясь взглядов людей. К нему подошли мужчины, дали воды, говорили какие-то слова, которые он не слышал. В ушах звенело: «Ты мне не брат». Сероп не знал, что ему дальше делать, как жить и, если бы не Лиза, уже давно бы покончил счеты с жизнью. Вот и сейчас мысли о смерти не покидали, он думал: «Закрыть бы глаза и все, оказаться рядом с Аревик, мамой, отцом, взять Левона на руки, исцеловать лицо Сонечки колючими усами, чтобы она начала кричать: - «Ну, папа!».
В этот момент лицо Отца Давида четко представилось перед ним, он словно гладил его по голове, принося тем самым успокоение.
Мы, люди так устроены, нам необходимо в каждой трагической ситуации найти виновных. Порой мы корим себя: «Что, если бы поступил так, а не иначе, можно было бы избежать трагедии?». Порой нам кажется, что, если бы мы были на месте того человека, рядом с которым произошла беда, все было бы по-другому. Но дорогие мои, не слишком ли много «бы» в этих мыслях?
Мы друг к другу слишком строги,
Ищем всё в глазах соринки,
Прежде чем судить мой путь то,
Истопчи мои ботинки,
Прошагай мои дороги,
Ошибись, сколь мне досталось,
Испытай мои тревоги,
Ощути сколь я, и жалость,
Предан, будь тем, кем я был предан,
Плач везде, где я лил слезы,
Все теряй, сам будь потерян,
Опоздай, где я был поздно,
Будь всегда смешливо грустен,
Что б смеясь тоскливо спился,
Прежде, чем судить мой путь то,
Полюби, как я влюбился,
В нас непостижимо много,
Каждый прям судья с картинки,
Что б понять мои дороги,
Истопчи мои ботинки.....
(Борис Бек)
Асатур, преисполненный горем потери родителей, несознательно выплеснул свою скорбь в виде агрессии на брата. В этот самый момент он оборвал родственные нити, которые их связывали до сих пор. Никто не может сказать, простил ли он Серопа? Но они больше не встретятся никогда. Здесь, на границе Армении их дороги разошлись в разные стороны навсегда.
Тем временем приехала санитарная кибитка, забрали Лизу, а Сероп остался ждать своей очереди получения документов беженцев, чтобы перейти через границу. Он снова и снова вспоминал слова брата, и так ему было обидно. Ведь он ждал от него жалости и понимания, а он вот так растоптал его практически ни за что.
Пока Сероп сидел и ждал своей очереди, к нему подошел военный и присел рядом в бричку.
- Знаешь брат, скажу тебе по секрету, - говорил он, оглядываясь, боялся, что его услышат.
- Сейчас твоя очередь подойдет, скажи, что хочешь ехать в Россию в город Ставрополь,- мужчина говорил как-то с опаской, словно совершал какое-то преступление.
- В Армении «яблоку негде упасть» от беженцев, Франция забирает, но туда долго ехать и ждать, а Ставрополь, он не далеко, на Кавказе,- говорил солдат и Серопу, показалась, что этот город, название, которого он не мог выговорить даже мысленно, находится неподалеку.
- Потом, там царь распорядился всем беженцам дать по 10 золотых монет, - говорил военный почти на ухо Серопу.
- Я слышал, как твой брат кричал на тебя, но ты же не виноват,- понимающе хлопал Серопа по спине собеседник.
- Поезжай туда, не пожалеешь, город Ставрополь Россия запомни, - на этих словах военный спрыгнул с брички и пошел дальше. Не известно, что это был за человек и всем ли он предлагал ехать в Ставрополь или только одному Серопу, и вообще, это было похоже на заговор. Но Сероп был в таком состоянии, что ему любая идея казалась выходом из этой практически «непролазной» ситуации.
И когда подошла очередь регистрироваться, нужно было назвать Фамилию, имя, отчество, год рождения. Он сказал:
- Акопьянц Сероп Крикорович, уроженец г. Карс, Карской области……
Дальше он продиктовал данные Лизы, посмотрел на пустую повозку, убедившись, что Майрам так и не появилась. Сказал, что поедет в Ставрополь, про себя думал: «Что за название такое, наверное, я никогда не смогу его выучить».
Лиза вернулась, лекарь обработал рану, сказал не нервничать и больше лежать, со временем все заживет. Дал ей с собой пузырек, заткнутый сургучной пробкой, несколько бинтов и ваты, порекомендовал каждый день обрабатывать рану и накладывать свежие бинты. Ребра срастаются очень долго, поэтому некоторое время дышать и двигаться будет больно. Лекарь посоветовал, есть хаш и можно глотать в маленьких количествах стружку меди. Вот такое незамысловатое было в то время лечение
На границе их еще раз накормили горячей едой, казалось, жители всей Армении пришли сюда, чтобы помочь этим людям, которые вырвались из пасти смерти. Беженцы ничего не просили, местные жители сами подходили, кормили их, давали деньги и одежду. Слушали ужасающие истории, которые рассказывали несчастные армяне, плакали вместе с ним, кого-то забирали к себе домой.
Армяне - это удивительный народ, в трудную минуту они, так могут сплотиться, что победить их будет невозможно. Имея всего 30 000 кв. км площади и почти три миллиона жителей, армяне прошли через сложные исторические события. Сколько веков хотят уничтожить армянский народ, забрать земли, внедрить мусульманство. Подобно другим народам, граждане Армении гордятся всем, что отличает их от других:
- они первый народ, принявший христианство. Официальная дата, когда Армения приняла христианство, установлена в 301 году н. э., что делает ее самой первой нацией в мире, которая это сделала;
- Озеро Севан - самое большое озеро, как в Армении, так и во всем кавказском регионе. Это также одно из крупнейших пресноводных альпийских озер в Евразии, расположенное на высоте 1900 м над уровнем моря. Озеро заполнено 28 реками и ручьями, и только одна выходит из него;
- Армянский коньяк. Алкогольный напиток бренди имеет глубокие корни в истории сельского хозяйства Армении. Изготовленный из армянского белого винограда и родниковой воды, напиток является поводом для гордости многих местных жителей. Самым известным брендом является “Арарат”, который производится Ереванским коньячным заводом с 1887 года. Выпускаемые коньяки обычно возрастом от трех до шести лет, а премиальные - от 10 до 30 лет. Это достаточно сильный бренд, известный почти во всем мире;
- Армяне считают, что “горы Арарата”, упомянутые в Книге Бытия как место отдыха Ноева Ковчега, действительно относятся к горе Арарат. Поэтому он считается священной горой для многих местных жителей и был представлен в искусстве и литературе.
- Симона Монасебиан - директор Управления по наркотикам и преступности в штаб-квартире Организации Объединенных Наций. Назначенная в 2010 году, она принимала решения и искала пути проблемы торговли людьми по всему миру.
- Алфавит. Армянская письменность, разработанная около 405 г. н.э. Месропом Маштоцем, является одним из самых уникальных языков в мире. Оригинальный алфавит состоял из 36 букв, и еще две были добавлены чуть позже. Принято считать, что армянский алфавит смоделирован по греческому алфавиту и снабжен буквами из разных источников армянских звуков, которых нет в греческом языке.
- Лаваш - традиционная армянская тонкая лепешка. Сделанный в тандыре, лаваш распространился по всему Кавказу и Западной Азии. С 2014 года изготовление, внешний вид и значение традиционного армянского хлеба как выражения культуры были включены ЮНЕСКО в список нематериального культурного наследия человечества.
- Армянские ковры были частью культуры страны с дохристианских времен. Традиционно эти ковры использовались в Армении для украшения внутренних стен, покрытия полов, диванов, кроватей и столов. Изготовление ковров было обязательным занятием в армянских семьях и занятием для женщин на протяжении многих веков. Ковры состоят из различных орнаментов и сакральных символов, которые отражают верования и религию страны.
- Гранаты являются символом Армении. В местной мифологии фрукт символизирует удачу и плодородие. Раньше у людей это была защитой от сглаза. Важность гранатов в армянской культуре проявляется даже в исторических рукописях и резьбе по камню, где они использовались в качестве общего орнамента.
- Хачкар. Также известный как армянский крест-камень, хачкар представляет собой резную стелу, на которой изображен крест с розетками и ботаническими предметами. Это пример средневекового христианского армянского искусства, которое также было внесено в список нематериального культурного наследия ЮНЕСКО.
Я сознательно перечислила все, чем гордится Армения, и в этом списке вы не увидели ни одного оружия, для убийства людей. Это говорит о том, что армяне не воинственный народ. Хирурги Армении тоже прославили свою страну.
Вернемся к нашим героям, которые теперь держат путь в город Ставрополь. Понятия не имея, что это за город, не зная ни единого слова по-русски, не имея за душой совершенно ничего, кроме нескольких предметов столового серебра, иконы Божьей Матери, одеяла которое им дал Давид, пары лошадей и брички. На границе им люди дали две пастушьи бурки и две шапки, сделанные из натуральной овечьей шерсти. Вот и все добро.
Сероп сел на место кучера и снова они тронулись в путь, и опять они не знают куда едут, и когда приедут. Одно успокаивало, что их не убьют, они больше не будут видеть трупы армян.
- Лиза, запомни мы едем в город Ставрополь, - коряво сказал Сероп дочери название города.
- Повтори Ста-вро-поль, - попросил Лизу отец, произнеся слово по слогам.
Как ни старалась Лиза повторить правильно не могла название города.
- Отец, мы должны будем говорить на их языке? – спросила Лиза.
Сероп не ответил дочери, так, как и сам не знал, что будет дальше.
- Вот была бы Майрам, она бы легко повторила название этого города, я скучаю за ней,- задумчиво сказала Лиза.
- Знаешь, Асатур на нее так смотрел, я думала, он ее задушит, вот она его испугалась и убежала,- говорила Лиза.
А Сероп подумал: - «Лиза идет на поправку, молодцы врачи, смогли ей помочь». Потом опять всплыли мысли о брате. Ему было очень обидно, как он так мог поступить так с ним: «ну ладно, побил бы его на глазах у всех, ну обзывал бы еще пуще, но зачем бросил и не помог? Зачем? Видел, что Лиза больна, ей нужна помощь….»
Его мысли прервала Лиза:
- Пап, как я буду без Майрам, она хорошая, работящая, быстрая, знаешь пап, мне от таких слов хочется плакать, - грустно сказала Лиза. И вдруг случилось чудо, сено стало шевелиться, показалась озорная голова Майрам.
- СТАВРОПОЛЬ – звонким голосом прокричала Майрам.
- Что, плохо без меня? - шаловливо сказала девочка. Сероп остановил повозку и так все радовались, что Майрам нашлась, настроение стало улучшаться. Они громко смеялись, когда Майрам рассказывала, как она спряталась, как ждала удобного случая, чтобы вылезти из укрытия.
- Я легла на самое дно повозки, прижалась к бортику и почти не дышала, очень боялась, что меня найдет Асатур,- весело говорила Майрам.
Они стали веселыми, потому, что можно было не бояться смерти, громко разговаривать, смеяться, даже петь. Сероп снова затянул любимую песню «Ов Сирун Сирун». Когда он пел эту песню, то всегда вспоминал Аревик. А сейчас, он посмотрел на Лизу и нашел потрясающее сходство с матерью, до этого дня Сероп не замечал, что Лиза похожа на Аревик, а сейчас он смотрел на дочь с глазами его любимой жены. Он пел песню и смотрел дочери прямо в глаза, она видимо поняла без слов этот взгляд и слезы сменили радость и смех.