ПОСЛЕСЛОВИЕ. Введение.
Эта - 6-я часть статьи - не была запланирована.
Здесь я вынужден поделиться своим мнением о Ляле Ратушной в совершенно нигде не упоминаемом аспекте.
Пишу «вынужден», так как пресловутые «муки творчества», о которых говорят, в основном, иронически, в действительности существуют. И не только у маститых представителей искусств, но и у любителей художественной практики различного вида и рода.
И если вы думаете, что у литераторов это — поиск подходящего слова, лучшего построения произведения, значащего (ударного) и (или) завлекающего названия, пр., то вы проникли мыслью только в самые верхние слои забот и переживаний тружеников пера.
Муки творчества - в самом что ни есть обнажённом виде - в моём представлении (и в данном конкретном случае - тоже) возникают не при выборе стилистических, композиционных и иных вариантов. Нет, это — нравственные страдания (нередко с физическими проявлениями, в том числе, болями) при поиске ускользающих ответов на вопросы самому себе: писать об этом или промолчать? Где обозначить границу, красную линию, которую не следует переходить при описании героев твоего произведения? Что понимать в этом случае под интимным, которое ни разглашать, ни даже подозревать не полагается? Особенно — повествуя об умерших.
Вот где начинаются никогда не заканчивающиеся муки! Они и мешают творчеству, и, наоборот, высекают в душе пишущего особые слова, обороты, помогающие читателю почувствовать всю щепетильность и деликатность положения, в котором находился автор.
Вы, конечно, слышали философическое выражение «Цель оправдывает средства» или более «натурально» сформулированное - «Чтобы приготовить яичницу, надо разбить яйца». Смысл их прост: чтобы достичь (выяснить, понять, «расшифровать», и т. п.), необходимо переступить через надуманные кем-то границы, предубеждения, предрассудки, пр.
Я, как Илья Муромец, вот уже без малого «тридцать лет и три года», но не на печи сижу-лежу, а ж и в у в Германии. И многое тут и ещё в разных странах за это время повидал. В том числе, и отношение там и тут к так называемым интимным темам. В быту и искусстве. Каким оно было и как изменилось за последнюю четверть века…
***
О гомоэротизме, например, в произведениях и личной жизни Нобелевского лауреата Томаса Манна - примерного семьянина, отца шестерых детей - написано немало. Это был, можно сказать, лишь частично реализованный (только - до женитьбы!) гомосексуализм. (Замечу в скобках: обе сестры писателя и двое его сыновей покончили жизнь самоубийством. Отчего — можно гадать, но самоедство, ведущее к депрессиям, известно не только при отсутствии счастья в биржевых играх.)
- Пока по этой тематике — всё.
- Так мало?
- Вас необходимо подводить к основной теме медленно: иначе разбежитесь от страха. Пуганых среди винничан — пруд пруди. А пуганая ворона даже новеллы Т. Манна «Смерть в Венеции» боится…
***
ВикипедиЯ: «Послесловие — часть литературного произведения, которая служит его дополнением, но обособлена от него и не связана напрямую с развитием сюжета.»
Я привёл это разъяснение, чтобы вы помнили, особенно это: «… обособлена от него и не связана напрямую…».
Но эта часть могла бы называться и по-другому: «Ищите женщину».
ВікіпедіЯ: “Cherchez la femme (укр. Шукайте жінку) — французький крилатий вислів. Використовується, коли поведінка людини є незрозумілою, тобто причина вчинків не може бути пояснена логічно.”
***
А теперь - после «Введения» - «Предисловие» к «ПОСЛЕСЛОВИЮ».
Среди полученного мною - от команды поддержки - материала была и книга Вадима Вітковського і Геннадія Ковальчука “ Таємниці підпільного обкому” — Вінниця, 2013. Книга (формально) - об И. В. Бевзе — руководителе винницкого подполья, но, понятно, без упоминания о Л. С. Ратушной в ней не обошлось.
Из этой книги я процитирую только три небольших отрывка, которые я обнаружил в короткой главке (стр. 86- 100) “Ляля Ратушна. Випадкова загибель чи ... вбивство”. [Высказывания одноклассниц даны в книге на русском языке. Чтобы не получилась «смесь французского с нижегородским», слова' авторов книги я перевёл с украинского языка на русский язык.]
«…Лялю я знала хорошо с 8 по 10 класс обучения в 9-й школе, - вспоминает её одноклассница Клара Абрамовна Зайденберг.
…Ляля была очень серьезной, как нам казалось тогда, чрезмерно серьезной и, как я сейчас понимаю, она готовилась к испытаниям… Хорошо помню, как мы с ней в морозный день возвращались домой. Я заметила, что Ляля без перчаток. Я ей предложила одну варежку свою для портфеля, Ляля наотрез отказалась. Оказалось, как она мне призналась, хотела убедиться, сможет ли она выдержать холод (по сути боль) до самого дома.
…Во дворце пионеров был организован кавалерийский кружок. Ляля меня сагитировала просить Калмакова (руководителя кружка — В. В., Г. К.), чтобы он меня и Лялю принял в кружок. Она говорила, что это пригодится на войне.
…Ко дню Красной Армии в 1938 году в 10 классе наши ребята затеяли поход. Поход был вроде рейда, по селам, близлежащим к Виннице, на лыжах. Мой рюкзак и лыжи мне помогали нести мальчишки, а Ляля ни за что не хотела
принимать такую помощь ни разу. Она готовилась к испытаниям, это я так думаю…Она была серьезной, никогда не говорила о людях, нарядах, мальчишках…
Возможно, потому, что она была очень скромно (если не сказать — бедно) одета, возможно, была такой серьезной. Целеустремленность была характерна для нее..." (Государственный архив Винницкой области, ф. 5243, оп. 1, д. 103, стр. 13 - 16.)
Другая одноклассница Ляли Ратушной - Зинаида Родионовна Чернолуцкая - вспоминает: "... Среднего роста, чуть-чуть ниже , светловолосая, никогда не завивалась и не делала причесок. Прямые волосы, коротко острижены,
часто — "под мальчика".
Глаза не большие, узковатые, зелено-желтые, ресниц никогда не красила ...
Фигура не скажу, чтобы ладно скроена, но крепко сшита. Туфли всегда носила на низком каблуке. Часто - тапки или парусиновые с перепонкой и пуговкой на боку.
Пальто, шляпки - все очень скромно, просто. В войну - темно-серый платок на голове и большущие варежки.
Совсем не модничала, простая, малозаметная в массе. Скромность - удивительная. Но милая и незабываемая при общении, обаятельная и даже красивая, если к ней привыкнуть…
Училась отлично. О всех героях так пишут, но это правда… Настойчива и последовательна, очень справедливая, подельчивая (добрая, щедрая — Н. К.), любила детей.
Ляля любила спорт. Я помню ее в шароварах, белой блузке. Галстук носила всегда. Вела большую пионерскую, а затем комсомольскую работу. Коллектив для неё был всем.
Мы с ней посещали вместе стрелковый кружок, она считалась снайпером.
Ляля любила песни. Особенно - хоровые и в строю. Но соло не пела, стыдилась, голос у неё был простым, не сценичным.
Ляля всегда знала, чего хочет, и серьезно принимала жизнь. Я немного обижалась, что она мне не совсем открывалась, в своей работе она была очень осторожной…
… Ляля появилась у меня осенью 1942 года… Я всё время боялась, что она где-нибудь в чём-нибудь проявит себя открыто и громко, будет спорить, высказываться. А она — само молчание. И только когда мы оставались без свидетелей, она отводила душу.
… Ляля где-то для вида работала, но затем всё оставила и занималась только подпольной деятельностью… (Государственный архив Винницкой области, ф. 5243, оп. 1, д. 103, стр. 49-51.)
Также училась с Лялей в одном классе Анна Ефимовна Завирюха: «Ляля была девушкой необычной. Она была рождена для подвига. Она считала, что в жизни надо совершить что-то важное, и она действительно совершила. Прошло 36 лет со времени последней встречи (с 1938 года — В. В., Г. К.), а она перед глазами — живая, живая, белокурая, молодая семнадцатилетняя девушка в гимнастёрке и юбке защитного цвета (цвет хаки) с комсомольским значком на груди. Волосы гладко зачёсаны кверху и укреплены женской гребёнкой (далеко не модной в те времена. Никакого кокетства, свойственного девушкам семнадцати лет…
Ляля отличалась от всех нас постоянной серьёзностью, деловитостью, озабоченностью, большой жаждой жизни. Училась она неизменно на отлично. Особенно увлекалась физикой и астрономией.
Ляля была правдолюбива, правдива, и требовала этого от других...» (Государственный архив Винницкой области, стр. 4,5.)
***
А сейчас — главное в «ПОСЛЕСЛОВИИ». Основная часть.
В этот раз полностью отключусь от моего критического запала как по отношению к книге, так и к этим цитатам. Бог, как говорится, со всем и со всеми: и с теми, кто вёл беседы с бывшими одноклассницами Ляли Ратушной, и с тем,
что' дословно было сказано (говорившим — взрослым женщинам было ясно, с кем они имеет дело, на чьи вопросы отвечают),
что' было спрашивающими «подсказано»,
что' из сказанного бывшими одноклассницами было зафиксировано, а
что' — скорректировано, «литературно обработано» или изъято и в архивы не попало,
что' из архивного материала авторами книги выбрано, а что заменено многоточием.
Я ведь — не из почившего в бозе Главлита (цензурная организация КГБ), даже не из объединения литературных критиков при Союзе писателей СССР или из одного из литературных журналов советского времени, где печатались критические статьи.
[Мною перечисленные «помехи» взяты из неплохо известной мне советской жизни: эти воспоминания одноклассниц Л. Ратушной собирались, литературно и идеологически обрабатывались, полагаю, после Указа о присвоении званий Героя участникам винницкого подполья в период оккупации 1941-1944 годов. Волнительное время моего вынужденного знакомства с КГБ, щупальца которого проникали под кожу любого … ]
Меня интересует сегодня, в марте 2023-го года, только такая малость, как облюбованная Лялей Ратушной библиотека медицинского института, где постоянно проживали несколько сотрудниц сей библиотеки. Где было множество помещений для уединения (вне комнат, занимаемых постоянными жильцами — сотрудницами библиотеки). Меня даже не интересует, как следовало понимать слово «сотрудницы», если библиотека фактически не функционировала (даже в год кое-каких занятий в институте студентами числились лишь пара десятков молодых лиц).
В медицинском училище таковых было в списках, думаю, никак не более: материалы, касающиеся сего учебного заведения мне в Госархиве Винницкой области выдать отказались (мол, получили установку). Что же касается медицинского института, то крохи архивного материала были опубликованы в другом месте: Сборник «Жизнь в оккупации ...», в книге В. Я. Куликова «Свидетельства очевидца». Остальное — моё обсуждение того, что удалось узнать из этих публикаций и запомнилось из послевоенной жизни: см. Винницкий медицинский институт Забытый учебный год (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru).
Что' манило и влекло молодую девушку в это здание? К кому и зачем (для чего) она приходила, почему оставалась там ночевать, когда в собственной квартире из трёх небольших комнат вместе с ней проживали только её мать и родная тётка?
Разговоры о том, что она (как, мол, принято у истинных подпольщиков) скрывалась в библиотеке от немцев — н е л е п и ц а. Особенно после того, как выяснилось, что немцы постоянно наведывались в библиотеку — и не только в ясный полдень. А к матери с тёткой немцы заходили? Об этом как раз никто не сообщал.
Но вот одноклассницы подкинули дополнительные свидетельства личности Ляли Ратушной — и заодно как бы предварительный (предполагаемый) ответ на мой вопрос: к кому и зачем (для чего)?
Мой ответ-предположение вы сразу же отвергнете (я полностью отдаю себе в этом отчёт), потому что мною предлагаемая отгадка, по вашему представлению, «выходит за всякие рамки». Но я же не виноват, что вы кое в чём мало просвещены, что мыслите устаревшими представлениями. Убеждался в этом много раз — посему осознаю, на что иду.
Меня ободряют написанные в июле 1941-го года строчки А. А. Ахматовой: «Вражье знамя / Растает, как дым, / Правда за нами, / И мы победим.»
[Её не «деколонизировали». Не нашли повода; а нет, чтобы спросить меня — я бы подсказал вот эти строчки её, написанные в том же 1941-м: «… мы сохраним тебя, русская речь, / Великое русское слово.» И тогда бы никакой её портрет, написанный в 1914-м роду винничанином Н. Альтманом ещё в период расцвета досоветской колонизации Украины, не помог бы ей: все её книги стихов не только сдали бы в макулатуру, но ещё сожгли бы перед этим.
- «Что - что? Пишу бессмыслицу?»
- «Да что вы? Какая вам это — бессмыслица?
Вот "деколонизация", сконцентрированная в слогане "російську літературу - на макулатуру" - так это таки, я вам скажу, бессмыслица!
Это — даже больше: с и м п т о м».]
***
Вы имеете право расценивать то, что я сейчас напишу, с любых позиций.
С позиций признания моего жизненного опыта и медицинского образования.
С позиций стороннего наблюдателя за чудаком, пытающимся найти крупинку правды в куче лжи из мелкого и крупного строительного мусора, возникшего при возведении коммунистического рая для «исторической, социальной и интернациональной общности людей» - советского народа.
С позиций врача-геронтолога, наблюдающего за прогрессом маньячества (болезненного увлечения невероятной идеей) у когда-то скромненького новичка в публицистике, начинавшего 15 лет тому назад с куцых статеек о спорте.
Можете занимать любую позицию, чтобы потом объяснить мне безысходность моей затеи: через три четверти века, как говорят, переломить через колено добротно проведенную косметическую операцию героизации комсомолки-отличницы.
В попытке опровергнуть все мои доводы я позволяю вам любые методические ухищрения. Но просто так, (от)рубить с плеча, безоговорочно не принять, не пытаясь вникнуть в суть дела — не рекомендую. Высмеять в жалких потугах ёрниченья — тем более не советую.
Прошу каждого будущего - обозлённого моей дерзостью и безапелляционно отвергающего мою очередную гипотезу - оппонента, прошу, как «деколонизованный» А. С. Пушкин — княгиню З. А. Волконскую: «Не отвергай смиренной дани, внемли с улыбкой голос мой…». Но — не более того.
Разве это слишком много?
***
В мои годы «счастливого сталинского детства», да и в юности, когда со всех сторон слышалось: «Кукурузные початки и питательны, и сладки!», слова' «однополая любовь» никто не произносил. Слышали об этом - о чём-то грязном и непристойном - краешком ушей, знали некоторых грешивших, но остававшихся на свободе (были статьи в Уголовном кодексе за «это дело», даже видные люди отбывали сроки), потому что городу были нужны (например, один из ведущих актёров в Винницком музыкально-драматическом театре). И — всё. В медицинском институте — ни словечка ни на одной кафедре.
В Казани знал таковых, но они об «этом» вели беседы только со своими.
В Тернополе вездесущий (и вездеопорожняющийся) КГБ «застукал» группу «таких» в бане (сауне). На следующее утро бывший среди них доцент мединститута по никому не понятной причине подал заявление на увольнение и уехал устраиваться где-то в Сибири.
В Москве я обнаружил такую группу в тамошнем Доме учёных: отличные мужики, без намётанного глаза ни за что не отличишь от «нормальных».
Переехал в ФРГ. Поездил по миру. Был дважды по несколько недель в одной из «столиц» этого народа без государства, но и не без талантов мирового масштаба — в Майами. Ну и за 20 лет в Кёльне - признанной общегерманской столице таковых - насмотрелся на них и в «их» - для всех того желающих - театральных представлениях, телевизионных передачах, во время карнавальных шествий. Один ежегодный «День Кристофер-стрит» — всеевропейский ЛГБТ- фестиваль с числом участников и гостей, значительно превышающим 1 млн. - чего сто'ит!
Чуть не вырвалось: «Всё как у людей!». (Увы, совковость сидит в спинном мозге у всех у нас.) Ну, возможно, заметна некоторая экзальтированность в поведении, но ведь я наблюдал за ними не во время полевых работ, а на сцене или в дни празднеств. За членами ЛГБТ- сообщества (по нынешней терминологии - queer community - квир кэмью'нити - сообщества необычных), часто уже «принявшими на грудь»…
Да и эта кокетливость, позёрство, выпендрёж — лишь особый вид протеста прежнего (или ещё продолжающегося) непризнания их «брезгливым» обществом гетеросексуалов, некоторыми религиями, государствами…
Находясь в других обстоятельствах, в одиночестве среди «нормальных», «гомо» нередко ведут себя, наоборот, очень осторожно.
***
Теперь — несколько конкретнее. Что же бросилось мне в глаза?
Одноклассницы Ляли - все трое - совсем не могли (как и их интервьюеры) даже подумать о том, что (через более, чем полвека, в тогда недоступной для простых советских граждан ФРГ) кто-то попытается взглянуть на то, что им запомнилось о Ляле, с совершенно неожиданной стороны. Причём — с такой неожиданной для них самих, да и направляющих, фиксирующих и обрабатывающих их воспоминания - тоже, каковая им - опять же - никак не могла прийти в голову. Просто потому, что подобных тем не было ни в газетах, ни в телепередачах, ни в советской литературе и в советских кинофильмах. А иностранные книги и кинофильмы, даже те, где только мельком - словами или манерным поведением героев - делались намёки на это, отфильтровывались начисто.
[Но - лицемерию партии не было конца! - такие фильмы закупались, дополнялись сопроводительным текстом или невыразительным голосом на русском языке и демонстрировались избранным. В Казани, в последние мои годы там я консультировал в больнице комбината «Тасма» - производителя, в частности, киноплёнок. Им тоже перепадало. И заместитель директора как-то посвятил меня в эту кухню. Но, например, шедевр киноискусства — фильм «Кабаре», созданный в 1972-м году, я впервые увидел в 1988-м, в Перестройку, на его премьере в Москве.]
Нигде, кроме как поверхностного упоминания несколькими словами в учебниках для будущих медиков, о лицах, предпочитавших только (или и) однополую любовь, нельзя было прочитать. Там это относили чаще к патологии (то есть к болезням — половым извращениям), в лучшем случае — к так называемым сексуальным девиациям (отклонениям).
Считать это вариантом н о р м ы никто не решался, хотя наказания за «это» отменили. До устоявшегося, общепризнанного — что это - только «биологическое» (генетическое), нормальное, не связанное с порочным воспитанием или чем-то ещё внешним (социальным) — ещё далеко.
Отличие однополой любви от других врождённых физических и поведенческих признаков индивидуума, возможно, только в том, что такая сексуальная ориентация не связана с каким-то определённым геном: гомосексуализм, считают, обусловлен особой констелляцией (созвездием) - взаимным расположением и взаимодействием - различных генов. Достаточной доказательной базы (к примеру, конкретизации ответственных за «нетрадиционность» генов) до сих пор, увы, нет.
***
Перечисляю ту малость, что я выудил, и представляю «улов» вам на оценку.
Клара:
«… как она мне призналась, хотела убедиться, сможет ли она выдержать холод (по сути боль) до самого дома.
…Во дворце пионеров был организован кавалерийский кружок... Она говорила, что это пригодится на войне.
…. Мой рюкзак и лыжи мне помогали нести мальчишки, а Ляля ни за что не хотела принимать такую помощь ни разу. Она готовилась к испытаниям, это я так думаю… Она была серьезной, никогда не говорила о людях, нарядах, мальчишках…»
Зинаида:
«… никогда не завивалась и не делала причесок. Прямые волосы, коротко острижены, часто — "под мальчика".
… ресниц никогда не красила ...
Фигура не скажу, чтобы ладно скроена, но крепко сшита. [На мой взгляд, можно было бы заменить одним словом: «мальчуковая», но это понималось бы как что-то отрицательное, недостойное для памяти о Героине — Н. К.] Туфли всегда носила на низком каблуке.
Совсем не модничала … и даже красивая, если к ней привыкнуть… [Мне тут, в необычном определении красоты - «даже красивая, если к ней привыкнуть» - слышится что-то двойственное — Н. К.]
Мы с ней посещали вместе стрелковый кружок, она считалась снайпером.
Ляля любила песни. Особенно - … в строю.»
Анна:
«… девушка в гимнастёрке и юбке защитного цвета (цвет хаки)… Волосы гладко зачёсаны кверху и укреплены женской гребёнкой (далеко не модной в те времена. Никакого кокетства, свойственного девушкам семнадцати лет…»
***
Конечно, «чистого» эксперимента нам тут ожидать не приходится: вы у ж е посвящены в разгадку. Но всё же, ответьте мне: если бы я дал вам это прочесть и спросил: о ком это — подростке или девушке? Выпалили бы ответ уверенно и быстро? Или бы задумались и ответили бы, колеблясь и заканчивая подтверждающим ваши сомнения «но ...»?
Я не продолжаю этот как бы подраздел чересчур прямолинейно — высказыванием в лоб (без обиняков). У меня - выше по тексту - преднамеренно зияют ничем не заполненные переходы от общего к частному ( к «нашему» казусу). Это сделано специально, чтобы вы сами поразмышляли и додумали недостающие места. Я постоянно пытаюсь, хотя это и не всегда мне удаётся, не пропагандировать, не агитировать, не звать за собой, а «всего лишь» просвещать.
***
Заключение к «ПОСЛЕСЛОВИЮ».
Не забывайте, что в «ПОСЛЕСЛОВИИ» я рассматривал только одну из версий предположения о причине (причинах) проведения подпольщицей Лялей Ратушной большого количества дневного и ночного времени в стенах библиотеки медицинского института, обслуживающей медицинских работников и студентов-медиков. Но не только: как оказалось, библиотека была широко доступной для посещения различными лицами (от захватчиков всех рангов вермахта, жандармерии, пр. до членов ЖСУ - "Службы женщин Украины"), включая прочих неизвестных нам персон, желавших почему-то побеседовать именно с Лялей.
Входить в «предполагаемые подробности предположительного» считаю преждевременным (до подключения других лиц и мнений по сему поводу).
Прочие версии (трактовки), при этом, нисколько не потеряли свою актуальность. Бермудский треугольник «Куликов — Маргенфельд — Ратушная» - в первую очередь. Нам до сих так и не удалось выяснить, отчего одномачтовая прогулочная яхта морячки Ляли Ратушной оказалась, в конце-концов, бермудским шлюпом, покоящимся ныне в глубоком иле измышлений и фальсификаций на дне океана сказок о происходившем в оккупированной Винничине. Или юнга ЛР был жертвой случайности как неотъемлемого дополнения к необходимости?
Завершая, позволю себе воспользоваться несколько изменённой цитатой из стихотворения для детей поэта, книги которого во время «деколонизации» исчезли с книжных прилавков на всей территории бывших задворок империи:
Трактовки разные нужны,
Трактовки всякие важны…
P. S.
Раз уже зашла речь о том, что надо всегда задумываться и сомневаться, причём думать раскованно, отстраняясь от шаблонов, то выставляю для вас - как цель для раздумий - две фотокарточки (20 и 21) с изображением Ляли Ратушной и её матери .
Одна — хорошо известная, хранящаяся в фондах Винницкого областного краеведческого музея и представленная на 573-й странице 3-го тома «Вінниця в спогадах» (2019). Фрагмент из неё я опубликовал тут: I. Споры вокруг жизни и смерти героини Л. Ратушной (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru) , обнаружив среди одноклассниц Ляли М. И. Осадчук. Её я знал с 1947-го года, во второй половине 60-х она рассказала, что училась в школе вместе с Лялей.
В рецензии на этот том - фото находится на странице воспоминаний В. Ф. Довгаленко - моей преподавательницы в медицинском институте: Спогади та вигадки воспоминания и вымыслы - IV (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru) — я не высказался о фотографии в целом. Сделаю это сейчас, потому что необходимо спросить сотрудников музея: «Неужели никто никогда не задумался о том, чтобы постараться разузнать возможно большее число отображённых лиц? Неужели Ляли Ратушной и учителя Евгения Колобаева было достаточно? Ну и я добавил Мусю Осадчук. А ведь на фотографии изображены 36 человек! И из них т р и указанные выше одноклассницы более никого не узнали?! Быть того не может!».
Почему это скрывают? Есть ли другие воспоминания? И ещё — десятки других вопросов. Потому что при публикации фотографий любого коллектива, а не одного-двух лиц на фоне случайных людей, нормальным является перечисление всех изображённых на фотографии лиц. Посмотрите тут: Арка - кошка. А чё, разве не похожа немножко? (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru) — фотографии 2 и 3. Я «выжал», с помощью моих одноклассников, эти имена-фамилии-должности, чего не мог сделать даже сын одного из инженеров, представленных на фото — владелец этих фотографий!
На другой фотографии - из «100 років з іменем М.І.Пирогова» Вінниця, 2017 р. Довгаленко В. Ф.», озаглавленной «Мои учителя» - педагоги винницкой школы №9 (1939-1940). Во втором ряду второй справа – отец В. Ф. Филипп Алексеевич Соколов. В то время он был завучем, потом в 1941-м был назначен директором школы. Он же был классным руководителем у Ляли Ратушной и её соучеников.
Мне представляется интересным ещё раз взглянуть на фотографии (под номерами 11 и 21) матери Ляли Ратушной.
Наталия Степановна - рождения 1891-го года, значит, на первой фотографии ей 48-49 лет, на другой, 1950-го года (11, ч. III.) — 59!
Прошла всего-то одна декада лет. Но сравнивая эти фотографии, можно себе представить, какие переживания, какую глубокую скорбь перенесла эта женщина. Она ведь к тому же была, как следует из разных источников, вдовой (с отцом Ляли так и осталось немало до конца не прояснённым).
1939-1940-й год — моложавая женщина с открытым взглядом, высоким лбом, густыми волосами, намечающейся усмешкой. На ней - «весёленькое» по рисунку, но скромное по фасону платье. Кожа лица и открытой шеи — гладкие.
1950-й год — женщина весьма пожилого возраста, высокий лоб открыт: редкие волосы зачёсаны назад; лицо осунувшееся; тёмного цвета платье украшают светлые пуговицы; выражение лица — официальное, печальное; косточки кистей рук — деформированы.
И, наконец, присутствует ли на фотографии 1939-1940-го года заведующая библиотекой медицинского института Е. Н. Лукашевич (1875-го года рождения), осуждённая и вскоре погибшая в тюрьме — см. II. Споры вокруг жизни и смерти героини Ратушной (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru)? Она также, как и Наталья Степановна, служила учительницей в школе №9. [На фото 21 заметна во втором ряду одна учительница, которая, по виду, могла бы подходить для тогда 65-летней Елизаветы Лукашевич.]