Из серии Упражнения по книге Акунина "Русский в Англии"
Ещё больше поседевшая Елизавета сидела всё с той же прямой спиной, с какой жила всю свою жизнь. Она позировала художнику в северной части дворца, чтобы солнечный свет, паче ему вздумается посетить залы Ричмондского дворца, не изменил освещение на ее осунувшемся лице.
В зал постоянно входил один из ближайших ее придворных и что-то тихо говорил ей практически в ухо, или зачитывал какие-то бумаги. После этого она либо подписывала документ, либо жестом отправляла его на доработку. В тот момент, который я приглашаю понаблюдать вместе с о мною и моего любезного читателя, королева только что размашисто поставила свои закорючки на поднесенном ей карлой пюпитре.
Этот старенький карлик на кривых ножках только что забрал из небрежно отведенной руки своей госпожи фазанье перо. Теперь он снова замер с пузырьком чернил на подвешенном к его шее золоченом шнурке и заточенными перьями птиц в руке. Чуть сбоку и справа от кресла королевы, скрючившись за небольшим столом, сидел секретарь с бледным лицом и острым носом, которому она диктовала письма, не оборачиваясь к нему.
Сердце у королевы болело. Она к этому уже привыкла и не подавала виду, что ей нехорошо - мало ли у нее врагов, которые только и ждут, чтобы она ослабела. Металлический корсет платья привычно давил ей ребра, не давая вволю дышать, но к этому королева привыкла гораздо раньше, чем к сердечной боли. Тяжелые запахи немытых тел вокруг и у нее самой тоже почти не воспринимались привычным к ним носом. Духи немного перебивали эти запахи своими цветочными ароматами, но всё же совсем убрать не могли.
Если бы в этот зал с роскошной мебелью и дубовыми резными панелями вошел человек нашего века, он бы невольно закрыл нос хотя бы пальцами. Потом он бы вежливо достал бумажный платок и, сославшись на насморк, стал дышать через него. А если бы этим человеком оказалась дама? О, её вполне вероятно даже стошнило бы. Но для высокопоставленных особ Англии шестнадцатого века всё это было нормой жизни. Причем, королеву никак нельзя было назвать грязнулей. Она мылась даже чаще, чем ее придворные – два раза в месяц, что по меркам того времени было неслыханной экстравагантностью. Но все же с точки зрения современных дам…
Впрочем, для читательниц моего века я скажу, что кое в чем другом королева им дала бы фору на триста очков вперед. Например, вряд ли кто-то из них смог бы делать столько дел одновременно, как делала эта пятидесятилетняя королева Елизавета Первая по прозванию Девственница. Так что пусть бы эти читательницы, родившиеся на несколько столетий позже, лучше помолчали и не лезли со своими мнениями в то далекое от них время.
Кто-то из них, возможно, найдет в интернете сведения о том, что Королева, которую они успели уже осудить, решала такие вопросы, что если бы моя современница оказалась на её месте, то уже давно была бы свергнута, а то и вообще казнена. Ибо вряд ли у нее хватило мозгов и твердости характера управиться со столькими и, главное, - такими проблемами.
А проблемы в подведомственном моей героине мире были большие. В Лондоне набирала силу моровая язва, в Ирландии шли подковёрные волнения знати, а Испания норовила устроить войну. Очень уж её начинало раздражать возрастающее могущество Англии на океанских просторах. Испанские корабли привыкли грабить суда всех остальных государств, но теперь их самих стали грабить английские. А это уж никуда не годилось.
Но, может быть, поскольку королева носила звание Королевы - девственницы, у нее не было проблем в личной жизни? Решив так, чистенькая представительница моего века и тут глубоко бы ошиблась.
Во-первых, королева Девственница вовсе не была девственницей. У нее был любовник. Этого мужчину она знала с детства и любила еще с того времени, когда не подозревала, что ей придется стать королевой. Ее распутный отец, Генрих Восьмой, казнил ее мать Анну Болейн по обвинению в измене и заодно объявил ее дочерей незаконнорожденными. Поэтому трона юной Лизетте как бы и не светило, как сказала бы наша внутреннее раскрепощенная современница.
Ныне любимый мужчина королевы был высок, строен и все еще очень хорош собой не смотря на то, что разменял шестой десяток. Надо признаться, королеву он не любил. Впрочем, Елизавета об этом могла и не знать, ибо какой же дурак признается в этом своей госпоже? Любимый мужчина хорошо изображал любовь, по крайней мере, до того времени, в которое мы решили пронаблюдать нашу венценосную героиню.
Звали любимого Роберт Дадли. Ой, только не надо в этот момент вспоминать жирного Дадли из «Гарри Поттра»! - Джоан Роулинг тогда еще и в проекте не было. Наш Дадли был графом. Графом Лестер. С королевой они были любовниками уже двадцать лет. У королевы от него даже был сын, которого она родила тайно и которого сразу же отдали на выращивание в чужую семью, так что она его больше никогда не видала. Догадливая читательница этого опуса уже наверняка подумала: «Может быть, из-за этого самого Роберта Дадли и болело сердечко немолодой королевы?»
Эта причина, конечно, не исключается, потому что только недавно королеве донесли, что граф уже три года как тайно женат на ее лучшей подруге Летиции Ноллис. «О! – наверняка в этот момент внутренне воскликнула моя читательница, цитируя Гамлета: - Вот и ответ, вот и разгадка!». Но я бы посоветовала ей не торопиться с выводами. Ведь известно, что в молодости граф Лестер был женат на весьма симпатичной даме. Правда, она редко видела своего мужа, поскольку жила от столицы вдали, а ее муж проводил почти все своё время в Лондоне, занятый крупными государственными делами.
Помнится, случилось тогда одно странное дело. Жена этого графа - Эми Робсарт - в какой-то день по неизвестной причине отослала из замка всех слуг, оставшись в нем совершенно одна, а утром ее нашли у подножия внутренней лестницы со сломанной шеей и ранами на голове.
Получился большой скандал. Да-да, представьте себе, - в том самом шестнадцатом веке, когда в нашем с вами отечестве Иван Четвертый творил страшные зверства над подчиненными и никто ему слова не мог на это сказать, в Англии уже существовало некоторое подобие общественного мнения. Так что хотелось того Королеве, или нет, но она скомандовала о расследовании. Детективные изыскания показали, что это мог быть несчастный случай. Наверное, из каприза оставшись в замке одна, графиня попросту запуталась в своих юбках и упала с лестницы так, что поранила голову, а заодно и убилась. Главное, - у её мужа оказалось стопроцентное алиби, потому что в то время он пребывал во дворце королевы на виду множества придворных.
Но я не для напуска детективности пишу об этом. Придумать заказное убийство большого ума не надо было, думаю, и в те времена. Тем более, тому, кого любила сама Королева. Я пишу это для того, чтобы моя читательница, по совместительству современница, поняла, что в отношениях нашей героини и ее полюбовника все было не так уж сладко.
Был, например, и еще один примечательный случай. Наша Королева однажды предложила своего овдовевшего графа в мужья своей дальней родственнице. Ту звали Мария Стюарт, она была на десять лет моложе Елизаветы, да к тому же еще и, как говорили, весьма хороша собой. И, представьте, эта красотка тогда жутко оскорбилась и отказалась от такого предложения.
А в чем было дело? Наверное, в том, что сама Лизетта не могла выйти замуж за своего любимого хотя бы потому, что он был ей не ровня. Кроме того, выдав Марию за графа, она, могла и не отказываться от него как от любовника, но при этом приобрела бы шпиона в спальне этой достаточно вредной Машки.
А что ж получилось бы для Марии Стюарт? Если бы она соблазнилась этим браком, она бы снизила свой социальный статус, и кто знает, как бы это повлияло на восприятии обществом её претензий на английский престол. А она считала себя более на него полноправной, нежели нашу героиню, потому что была законной внучкой почившего папаши Елизаветы. Правда, имя Марии даже не было упомянуто в его завещании, а имя Елизаветы там было вписано после ее старшей сестры Марии. Так что хотя бы перед кончиной этот знатнейший враль Генрих Восьмой все же признал, что они обе его законные дочери. Не смотря на всё это дерзкая Мария Стюарт, шотландская королева, велела на своем гербе изобразить корону Англии. Этим событием, собственно, она и начала портить отношение к себе своей тётки.
Теперь, моя читательница, можешь ли ты с позиции современных обычаев объяснить характер моей героини? Думаю, что затрудняешься. Я тоже. А разгадка, наверное, в том, что наша героиня была в большей степени главой государства, чем просто женщиной. Вот от этого когнитивного диссонанса и болело ее сердечко. Я так решила, попробуйте меня разубедить.
Да, сердце у неё болело. И что с этим делать, она не знала. Придворный врач был дурак, ему она не верила, боялась, что отравит по чьему-ниубдь наущению. Всем остальным эскулапам не верила тем более. О предательстве любимого, как и лучшей своей подруги забыть никак не могла. Хотя, давайте задумаемся: а могла ли быть у главы государства по меркам нашего века хоть какая-нибудь подруга, не то, что лучшая? Наверняка у королев подруг не бывает вовсе. Так что давайте это звание с Летиции снимем и скажем о ней всего лишь, что эта недавняя жена королевского любовника была дамой, достаточно близкой к королевской особе, проще говоря, - фрейлиной. И тогда этот неприятный эпизод в жизни далекой королевы современная женщина наверняка понять сможет. Ну, по крайней мере, я.
Но было и еще одно событие в жизни этой гордой и волевой женщины, которую мы сейчас пытаемся разглядеть сквозь толщу времени. На ее пятьдесят первом году жизни, то бишь в 1583-ем году от рождества Христова, к Королеве сватались. Причем сватались многие, и в том числе в очередной раз сватался далекий, дикий и страшный царь, весьма знакомый моим читателям. Тот самый, которого они знают под именем Ивана Грозного. Ему в то время было почти пятьдесят три года, он в несчетный раз был женат на молоденькой, но уверял нашу Королеву, что ежели что, разведется на раз.
Ну что, мои читательницы, тут вы что-нибудь понимаете? Я - плохо. Хотя понять в том возрасте самодура и садиста Ивана, уже практически разорившего свою страну, нам, нормальным людям, вообще, видимо, не представляется возможным. Да и был ли он вообще нормальным в то время? Или уже сошел с ума? В любом случае моей героине он был нужен, как телеге пятое колесо.
Но, вот беда - просто так взять и отказать ему она не могла. Королева опасалась, что если она скажет «нет» и на этот раз, то это чудовище изведет её негоциантов и закроет торговлю, так хорошо наладившуюся между Англией и Московией в текущие годы. А в торговле этой Королева была даже лично заинтересована. Меха-то еще ни одной даме не помешали.
И вот ей надо было придумать, как удовлетворить послов грозного московита, уже восемь месяцев ожидавших в Англии ее ответа. Собственно, для этого и писался тот портрет королевы, с которого был начат мой рассказ. Для того на нем и представала Королева почти в истинном своем виде - дескать, может русский медведь не польстится на такую неюную леди?
Послы же устали в чужой стране очень. Страшный царь отзывал их назад, посылая Королеве развязные ругательные письма. Послы его стали усердно требовать от Королевы хоть какого-то ответа, сильно наседали в своих письменах, грозились уехать и передать своему государю, что она в очередной раз отказала. Так что королева, посовещавшись кое с кем, придумала некий трюк.
Вот из-за этого трюка и прервался сеанс позирования для портрета а ля натюрель. Для того, чтобы увидеть это, я хочу вернуть внимание читателей в зал, где художник в начале моего сказания писал портрет Королевы. Я предлагаю посмотреть, что у него получилось на тот момент, и хотя бы заглянуть в лицо художника.
По-моему, этот персонаж был единственным, кто выглядел в те минуты счастливым. Он, похоже, забыл о том, кто перед ним, и так погрузился в работу, что его широкое некрасивое лицо нагло светилось вдохновением. А взглянув на холст, мы могли бы увидеть, что на портрете Королева стоит, хотя в жизни, как мы с вами уже заметили, она перед ним сидела. Наверное, когда она уйдет, он продолжит писать платье с манекена. Тот, одетый в парадное платье, стоял на своей треноге в дальнем конце зала.
О, похоже, момент приблизился. Придворный, в очередной раз войдя в зал, что-то сказал сидящей Елизавете, она кивнула ему и бросила живописцу: «На сегодня достаточно». После чего, опираясь на расшитые золотом подлокотники кресла, поднялась на ноги. Причем сделала это не настолько уж медленно, чтобы кто-то посмел подумать, что Королева плохо себя чувствует.
Прежде, чем выйти из зала, она подошла к портрету. Не смотря на то, что Елизавета сама заказала художнику написать портрет, похожий на себя, сейчас она не удержалась и бросила живописцу: «Седину закрась!». О чем она подумала в тот момент? Может, о том, что когда-то она была рыжеволосой, и это ей шло гораздо больше? Или о том, что пора бы покраситься, да жаль, краски для волос в Европе еще не придумали, а хну из Индии не завезли? Честно признаюсь – не знаю. Но думаю, что оставаться с седыми волосами на портрете королева могла себе позволить. Значит, почему-то не захотела. И я думаю, что в этот момент государственную леди в ней элементарно перевесила женщина.
Насчет лица в этот день она замечаний не сделала, хотя на портрете она явно не выглядела красоткой. Впрочем, лицо на портрете художник уже сделал моложе, чем оно выглядело в натуре. Насчет этого она в прошлый раз ему сделала замечания. Поэтому, видимо, в этот раз оставшись своим лицом на портрете довольной, она, шелестя тяжелыми юбками, качавшимися на металлических обручах, вышла из зала. Ее путь наконец-то лежал наружу, в сад.
Пока королева шла длинными анфиладами покоев к выходу из дворца, слуги придвинули поближе к художнику манекен с парадным платьем королевы. Один из придворных уже нес ларец с жемчугами, которые художник сам повесит на манекен, потому что только он помнит в точности, как они висели в прошлый раз.
А пока Елизавета спускалась, по хозяйственной лестнице живописцу несли обед. Это для того, чтобы мастер не тратил время зря и сразу же, закусив, приступил к написанию королевских одежд. Портрет нужен был срочно.
Надо заметить, что королева спускалась в сад не как мы обычно спускаемся, - не на лифте. Их тогда тоже еще не придумали. Не смотря на свои металлические корсеты и больные ноги, она спускалась попросту, пешочком по лестнице. Правда лестница эта была широкой, вычурной и покрытой ковровой дорожкой.
По пути дама, конечно, зашла в клозет. Да, к тому времени, клозет со смывом во дворце был, и придумал его… кто бы вы думали? Джордано Бруно, да-да, тот самый, который не смог перед этим его реализовать во Франции. Этому Джордано было разрешено входить к королеве без предварительной записи, как сейчас бы сказали. Он учил Королеву улучшению памяти, и они вели с ним долгие и весьма умные на взгляд королевы беседы. В этих беседах говорил больше гость, а королева слушала. Но что это я? Опять отвлеклась. Возвращаемся к королеве.
Она шла в анеджде посмотреть любопытный спектакль. Дело в том, что сейчас в саду должны были состояться смотрины предложенной королевой вместо себя невесты для русского «тсара».
Московитам сообщили, что девушка - племянница королевы. На самом же деле она приходилась ее величеству четвероюродной внучатой племянницей, но если дело дойдет до документов, то их решили написать просто на племянницу. Та действительно существовала, но была уже не молода, некрасива на грани уродства, и к тому же хрома. Близкие по крови браки, как вы знаете, не способствовали улучшению породы, но в шестнадцатом веке еще об этом не знали.
Короче, истинную племянницу решили даже и не показывать, а дальнюю родственницу разодели в пух и перья, и сейчас она в сопровождении достойной свиты должна будет пройтись по саду, а московиты в своих нелепых, но очень богатых костюмах, а главное – в соболях, как бы случайно с ней встретятся. Королева хотела незаметно от них посмотреть на эффект, который произведет девушка на этих экзотических сватов. Кроме того, она наконец-то получила возможность вдыхать ароматы роз и чувствовать дуновение ветра на своем увядающем лице.
Она шла по саду, выполненному, как мы бы сейчас определили, в регулярном стиле. К этому году англичане еще не успели вырубить все свои леса, за исключением королевских, чтобы увеличить свой флот и мачты на нем. Так что, как сказали бы мы в своем продвинутом веке, предпосылки для пейзажного стиля еще в Англии не созрели. Фрэнсис Бэкон, который своим философствованием дал начало любви англичан к пейзажному стилю, в том году был еще очень молод и своих работ написать не успел.
Поэтому аллеи дворцового сада были прямые, а кусты самшита вдоль них были аккуратно подстрижены. Когда аллеям надоедало тянуться слишком долго, они закруглялись в идеально круглую площадку, в середине которой рос какой-нибудь ароматный куст роз. Впрочем, тогда еще розы были такие, которые мы сейчас назвали бы просто шиповником. Но аромат их от этого не был хуже, а скорее даже намного лучше, и радовал тогда королеву еще больше, чем радует аромат букета из роз моих современниц.
Впрочем, королева до роз пока не дошла. Сразу после выхода из дворца она повернула в лекарственный огород. Посещение его всегда придавало ей сил. Пряные запахи скромных на вид трав как-то утишали её сердце и утоляли её печали. Мои современники назвали бы это ароматерапией. Медленно пройдя травяной сад насквозь, Елизавета вступила на песчаную дорожку самшитовой аллеи и дошла до круглой площадки с кустом роз посредине. Здесь она остановилась, приблизив свое лицо к цветку. Свита, двигавшаяся поотдаль, чтобы не мешать королеве чувствовать себя хоть иногда уединенно, остановилась на некотором расстоянии от своей госпожи.
И вдруг для королевы ее придворные перестали существовать. Она почувствовала себя не просто в уединении, и даже не в одиночестве, а в каком-то другом мире, где не было не только запахов, но и звуков. Вообще в этом странном мире не было почти никого и почти ничего, кроме нее самой и….
На круглой площадке перед собою она увидала монументальную каменную скамью без спинки, вытесанную закругленно точно по окружности стриженых кустов. Увидела и сидящего на этой скамье мужчину. Он был в странной одежде, которую большинство из нас назвало бы балахоном, а самые продвинутые может быть додумались и до слова «хитон». Эта одежда королеве не показалась незнакомой, хотя в жизни она ее никогда не видела.
Сидящий мужчина был очень красив. На вид ему было лет тридцать пять. У него были темные курчавые волосы, почти полностью забранные под головной убор. Этот убор кое-кто из нас обозвал бы чалмой, а более эрудированные возможно узнали бы в нём тюрбан. Но Елизавета не знала ни того, ни другого слова, поэтому он ей казался очень странным беретом.
Человек сидел, как бы задумавшись, и тоже глядел на куст роз в центре площадки. Заметив королеву, встал со скамьи и приветствовал ее, но не как королеву, а как давно знакомую и равную себе женщину.
У этого человека были удивительные глаза – синие-синие и лучащиеся не просто добротой, но -Елизавета боялась даже подумать про себя это слово - любовью. Под этим лучистым взглядом правительница стала истаивать изнутри. С неё вмиг слетел её титул и все прозвания, а проблемы перестали казаться такими большими, как они выглядели за пару минут до того.
Эти двое смотрели в глаза друг другу, и даме становилось все спокойнее и радостнее. Мужчина подошел к ней, сам взял ее опущенную руку и поцеловал ее.
«Ну, здравствуй, Елизавета. Ничего не говори. У меня мало времени. Я знаю твои проблемы. Сдержи гнев и ревность, не мсти графу и ей, сделай вид, что тебе безразлично. Они оба тебе еще пригодятся. Убери тюремщика Марии Стюарт от нее, он спровоцирует ее на подготовку заговора, чтобы самому его и раскрыть, чем выглядеть перед тобой героем. Обрати особое внимание на улучшение флота. Через год Испания нападет. Если твой флот будет в порядке, ты победишь. Бэкона приблизь к себе, его беседы будут тебе полезны так же, как и беседы с Бруно. Джордано передай, чтобы вел себя тише, не дразнил церковь. Девушку в Московию не посылай. Сошлись на то, что она заболела. Русскому царю жить осталось недолго. Здоровье твоё я подправлю. Тебе еще долго править. Держись».
И всё. Он исчез. Исчезла скамья. Да и не было её никогда в этом месте, и ни в каком другом её не было. Появились запахи, птичий щебет, тихий говор придворных позади. Их перетаптывание по песку аллеи.
Да, вся её свита в том же составе точно так же стояла в нескольких метрах позади неё, как и до этого. Никто из них ни о чем не догадывался. Королева оглянулась назад, как бы спрашивая, куда среди всех этих стриженных одинаковостей идти дальше. Один из придворных почтительно приблизился к ней и подсказал, куда.
Королева пошла дальше. Теперь она вспомнила, что уже не раз видела человека из своего видения. Он появлялся перед ней, еще когда она была инфантой. Он научил её, как вести себя, предсказав, что, не смотря на казалось бы отрицательную ситуацию и приоритет её старшей сестры в престолонаследии, ей всё же предстоит стать королевой Англии. И еще, помнится, однажды он появлялся перед ней уже в её молодости и сказал… Впрочем, о том, что тогда он ей сказал, даже я не знаю. Могу сказать только, что, появляясь, он каждый раз был одного и того же возраста. Когда Лизетта была девочкой, он был намного старше неё, потом он появился её ровесником, а вот теперь он был существенно младше неё. И это всё вспомнилось Елизавете, пока она шла к намеченному зрительскому месту, неизвестному непосвященным.
Забыв о предстоящих смотринах, она думала, что может быть, стоит рассказать об этой встрече Джордано? Ей казалось, что он способен поверить ей, а может - и объяснить, что это с ней было. Тем более, что она должна ему передать слова этого незнакомца.
Королева остановилась в аллее, что проходила сбоку места, где стояли русские послы. Здесь в высокой стриженной стене из тиса было выстрижено окно, для маскировки завешенное зеленой сеткой. Через него королева и собиралась смотреть спектакль. Послы уже стояли в назначенном им месте. Сквозь сетку и в три четверти они в очередной раз показались Королеве очень высокими, очень мощными и хоть и странно, но очень богато одетыми.
Псевдоплемянница в сопровождении молодых хлыщей медленно шла по аллее. Сказать, что она была красива, не поворачивается язык. Лучше я скажу, что она выглядела истинной англичанкой. У неё было вытянутое бледное лицо, светлые жидкие волосы и бесцветные глаза с невидимыми ресницами и бровями. Фигуру оценить было трудновато, но толстой назвать её было нельзя точно. Тощая? Может быть. Но уж какая есть - другой не сыскалось.
Она прошла по аллее, что тянулась еще дальше той, на которой стояли послы. Что поделать, дорожки сада были не такой ширины, чтобы на них могли разминуться двое солидно одетых людей. На очередной круглой площадке девушка обогнула стриженый под конус тис в центре, свернула в другую аллею и вскорости направилась ко входу во дворец.
Наблюдения королевы за лицами московских послов подсказали ей, что дело, наверное, сладится. Она еще немного погуляла, с радостью ощущая, как утихает сердцебиение в горле и ноги под тяжелыми юбками болят все меньше. Дождавшись, когда удалятся из сада московиты, она пошла во дворец – прием этих сватов у неё был назначен на завтра.
Про то, что нужно сделать насчет этой девицы, она не забыла. Послы увезли Ивану Четвертому ее правдивый портрет, а сама девушка с ними поехать якобы не смогла, внезапно заболевши. Пообещали прислать ее позже. А пока суть да дело, страшный «тсар» умер, так что вопрос о поездке к нему английской невесты отпал сам собой.
И с флотом королева не оплошала, подготовилась к нападению Испании хорошо, вырубив последние корабельные сосны на своем острове, и даже добравшись до сосен Ирландии. Зато война с «Непобедимой армадой» была выиграна.
Любовника своего и его тайную жену королева простила. По крайней мере, сделала такой вид, показав себя еще более величественной, чем если бы решила отомстить. Они действительно, все последующие годы были ей верными слугами.
Про Фрэнсиса Бэкона она иногда вспоминала, потому что хорошо его знала. Ведь он, будучи еще пятнадцатилетним парнишкой, уже был ею отправлен в Париж, чтобы присматривать там за послом Англии. И в парламенте он заседал с двадцати лет. Она вспоминала о том, что странный человек посоветовал ей беседовать с ним, но пригласить его для общения как-то всё забывала, занятая массой дел. Так что не знаю, как отсутствие общения с этим философом сказалось на королеве, но на Бэконе оно, по-моему, не отразилось никак. Тот всё равно проявил себя, оставив свой светлый след в истории.
С тюремщиком же Марии Стюарт случилась осечка. Да и тюремщиком ли он был в нашем понимании этого слова? Бывшую шотландскую королеву семнадцать лет содержали в замке со слугами, но без общения, которого ей хотелось. Следил за ее содержанием высокопоставленный вельможа – казалось бы преданный придворный Елизаветы. Его-то, полностью ее устраивавшего, королева и сменила на другого, как и посоветовал ей человек из видения. И сменила, представьте себе, - на того самого человека, за которым присматривал юный Бэкон, когда тот служил послом во Франции. Может быть, и в этот раз надо было приставить к нему Бэкона, но королева не догадалась. И замена, представьте себе, не помогла. Назначенный новый Хранитель Марии точно так же, как и прежний, не успевший осуществить свой план, догадался спровоцировать энергичную узницу на переписку о свержении Королевы и захвате власти. Потом якобы сам же всё это и раскрыл.
Закончилось это тем, что и осталось в истории – Марию Стюарт обезглавили в замке Фотерингей, а ее тринадцать блестящих и родовитых соратников за пять месяцев до того предали публичной мучительной казни. Так уж принято было в том далеком шестнадцатом веке, что даже королева, оставшаяся в истории не только с прозванием Девственницы, но и Доброй, и даже Королевы- Солнца, не могла поступить иначе.
А Джордано Бруно она, видимо, все-таки рассказала про странные свои встречи, случавшиеся с ней на протяжении жизни. Может быть даже, что эти ее рассказы повлияли, хотя бы частично, на написание им книги, ставшей в то время весьма знаменитой. Если бы мне вздумалось перевести название этой книги с тогдашнего итальянского на родной мне язык, у меня получилось бы - «Природная магия».
Январь 2022г.