Шёл 1919 год. Белогвардейцы вели бои по всей Алтайской губернии, они захватывали территории и устанавливали там свои порядки. Город Барнаул, сёла: Рубцово и Поспелиха - были под белогвардейцами. В занятых поселениях колчаковцы оставляли небольшие отряды, которые следили за порядком, наводя страх на местных жителей. Старожилам и переселенцам не нравились установленные Колчаком правила, по которым они могли подвергнуться мобилизации, кроме того местное население облагалось непомерными податями, разными земскими сборами, запрещалась и вырубка леса. Крестьяне расценивали это как незаконное посягательство на завоевания революции 1917 года. Недовольные переселенцы объединялись в партизанские отряды, рассчитывая, что Советская власть произведёт передел, и они получат обещанную землю.
В некоторых местах активисты поднимали восстания, но превосходящие силы белогвардейцев быстро расправлялись с ними.
Село Белоглазово особо не отличалось от других алтайских сёл. Утопающие в зелени черёмух и тополей широкие улочки, пыльные дороги да редкие, раскинувшиеся на берегу судоходной реки саманные домики. Среди них были и добротные, деревянные, с узорчатыми ставнями. В одном из таких домов, рядом с небольшой церквушкой, располагалось Церковное училище. В нём получали три класса образования подростки из деревень, бывало, в училище обучалось до тридцати подростков за курс. Кроме училища, торговой лавки и почты, гордостью села был отвесный глиняный яр, высотой метров сорок, возвышающийся над Чарышом. Он был виден отовсюду и, конечно же, украшал село своим величием. Белоглазовцы гордились яром. Но, вышло так, что яр сыграл для многих людей, оказавщихся здесь в лихие годы гражданской войны, роковую роль.
Утро выдалось хмурым. Небо затянула тонкая, как шёлк, пелена. Серость поглотила спрятавшиеся за рано пожелтевшими палисадниками дома, деревья и бурлящую за высоким тальником реку. Рассветную тишину изредка нарушал звонкоголосый петух, крик его на самой высокой ноте надрывно обрывался, и образовавшаяся тишина звенела в ушах. Сонно ворчал соседский пёс Тарзан, видно тяжёлые предчувствия одолевали. Он, глухо гавкнув, попытался завыть, но тут же свернулся клубком и тихо, жалобно заскулил. Что-то тревожило, но что?
После того, как за ними, с треском и скрежетом подпирающей доски, захлопнулась дверь, Петька поначалу даже обрадовался, подумав, что бить больше не будут… Он какое-то время лежал, боль сковывала всё тело. Снаружи слышались поросячий визг и громкий крик тётки Марьи:
– Побойтесь Бога, ироды! Чем я буду детей кормить?! Господи, за что, за что?
Тётка Марья одна воспитывала четверых ребятишек-погодок, мужик её утонул в Чарыше по весне. Полноводная река мощным течением подмыла берег, а он спьяну не рассчитал, подъехал близко к воде, вот и обрушился вместе с землёй, телегой и лошадью в ледяную воду. Унесло их быстрым течением, как ни старались мужики спасти - всё зря.
В деревне раздавались отдельные хлопки выстрелов, они как бы перекликались между собой. Белогвардейцы свирепствовали, особенно страдали семьи членов партизанских отрядов, партийных активистов.
Измученный Петька провалился в короткий, полный страшных картинок, сон. Вой Тарзана разбудил его. Петька с трудом открыл заплывшие глаза. В помещении было сумрачно, еле просматривалось небольшое оконце. Потолок нависал корявыми полусгнившими досками. Углы затянула многочисленная паутина, она поблёскивала в полосках слабого света, угрожая чем-то страшным, способным выползти из-под неё. Нестерпимая боль не отпускала, казалось, его пропустили через жернова мельницы, и Петька тихо простонал. Вспомнил, как белогвардейцы волокли их в село. И не мог понять, кто же выследил их с Ванькой?
Ведь утром всё было как всегда. Мама ему привязала хлеб к животу и пояснице полотенцем. Булки резала повдоль на две половины, чтобы незаметно было. Сверху надела косоворотку посвободнее. В котомку уложила пару яиц, краюху хлеба да фляжку с молоком, такой в деревне ни у кого нет, дед её ещё с германской привёз! Петька очень гордился этой фляжкой! Попить из неё разрешалось только самым близким друзьям, Ваньке, например. А тот уже стоял за воротами, под его рубахой также был спрятан хлеб. Они отправились помочь пастуху собирать коров в стадо. Женщины выводили своих бурёнок и подросших телят за ворота. Некоторые наказывали подпаскам громко:
– Петька, Ванька, следите, чтобы скот на поля не пошёл, потопчут пшеницу! Да, на солончак не гоняйте, а то от тамошней полыни молоко горчит.
На что Петька по взрослому отвечал:
– Не первый раз, сами знаем, где пасти, – и, громко присвистнув, умело хлестнул бичом по земле, отчего коровы сорвались на бег, догоняя стадо.
Пастух дядя Вася верхом на лошади помог пацанам выгнать животных за деревню, а дальше они уже сами, надеясь только на свои ноги, управлялись со скотом. С тех пор, как белогвардейцы обосновались в селе, Петька с Ванькой стали почти каждый день пасти коров, чтобы тайком передавать испечённый хлеб партизанам.
Выйдя за околицу, они, похлёстывая бичами, направили стадо вдоль поймы реки мимо холма, там и трава была сочнее, и вода рядом.
Особенно выделялись яркостью красок заливные луга; зелень разбавляли хороводы ромашек, над которыми возвышались бордовые кровохлёбки, пышные кусты чертополоха привлекали внимание, даже кое-где уже виднелись первые сиреневые сентябринки. На холме седой гладью стелился ковыль, он лоснился под лёгким дуновением ветерка. Ощущалось приближение осени. У подножия холма островками росли молоденькие берёзки и кое-где виднелись кустики волчьей ягоды, маня к себе красными ягодками. Но в селе все ребятишки знали, что есть эти ягоды нельзя. За холмом, около одного из кустов, под валуном было потайное место. Петька с Ванькой всегда укладывали туда хлеб, хорошо маскируя веточками.
Следить за стадом ребятишкам помогала Ванькина Жучка, она, как колокольчик, звонким лаем сообщала, что коровы расходятся дальше, чем положено, и даже сама пыталась их развернуть, иногда у неё это получалось.
Петька с Ванькой, устроившись в тень под берёзкой, мечтали о новой жизни.
– Вот только б наши победили! Эх, жаль, что нас с тобой, Петька, ещё не берут в отряд. Мы бы этих беляков в два счёта! Папка говорил, что при Советской власти заживём хорошо, сами будем хозяевами, и земли дадут, сколько хочешь!
Осмотревшись и не обнаружив ничего подозрительного, ребята, как и раньше, побежали за холм прятать хлеб. Но неожиданно двое беляков на конях преградили им путь. Их ждали. Бежать было бесполезно… «Хорошо, что партизаны за хлебом не успели выйти», – подумал Петька.
Белогвардейцы обвязали мальчишек верёвками и, вскочив на коней, потащили за собой в село. Приходилось бежать, перед самой деревней Ванька споткнулся и упал, лошадь волокла его до самой площади в центре села. Остановились перед домом, где расположился штаб белогвардейцев. Подпоручик долго допрашивал ребят: кто они, кому предназначался хлеб, где партизаны, сколько их… Но ребята молчали, тогда их начали бить плётками, кулаками, пинали, пока Петька не потерял сознание.
В сарае стало совсем холодно, не было даже сена или соломы, чтобы как-то укрыться и хоть немного согреться. Слёзы подступали, Петька уже не мог справляться с ними. Ему так захотелось к маме… «Как она там? - думал Петька, –Они, наверняка, её пытают…» Ему вдруг послышался мамин голос, показалось, будто мамины руки нежно погладили его по голове, приговаривая:
– Петенька, сынок, ну что ты днями пропадаешь на речке? Господи, как мне тебя от этого Чарыша оторвать? Часами сидишь там с удочкой. Боюсь я за тебя, несмышлёный ты ещё, а река горная, холодная. Сколько в ней потонуло…
Очнулся Петька, понял, что заснул на мгновение и мама ему приснилась. Дрожь прошла по избитому телу мальчишки, тошнота подкатила к горлу, на лбу выступил холодный пот…Рубашка огрубела от запёкшейся крови, не грела совсем. Умирать не хотелось…
Прислушался. В деревне было тихо. Но вряд ли в эту ночь кто-то из односельчан спал. «Как ноет опухшая рука... Вот гады! Разбили своими сапогами лицо… Даже глаза раскрыть не могу. Пить хочется. Надо же было нам с Ванькой попасться этим уродам!? Нет, я их не боюсь, я знаю, нас всё равно выручат, - но мысль, что партизаны могут не знать о случившемся, его не покидала, - Да, наверняка, белогвардейцы устроили засаду у тайника. Хоть бы наши не вышли… Хоть бы не вышли!»
В углу, свернувшись клубком, прямо на земле лежал Ванька. Петька не знал, спит он или нет. Он даже не стонал. «А вдруг он умер?»- подумал мальчишка со страхом, ему даже почудилось, что Ванька и не дышит вовсе, и, превозмогая боль, потянулся к нему, ухватился за ногу. Ванька громко всхлипнул, после чего Петька облегчённо вздохнул:
– Молодец Ванька – ты настоящий пацан! Ничего им не сказал. И терпел, не плакал даже, хотя ты и слабее меня.
Бывало, они с Ванькой боролись на поляне. Ванька проигрывал, но никогда не отчаивался, говоря:
– Подожди, ещё немного подрасту, и моя возьмёт!
После пыток их облили холодной водой и привязали к дереву, а потом пытки продолжились вновь. Почти все жители села вышли к площади, стояли отдельными группами, женщины вытирали слёзы, мужики выкрикивали яростно:
– Детишек-то за что? Отпустите их!
Истошные вопли женщин, пытавшихся прорваться к сыновьям, слышались на всё село, но воздух безжалостно рассекали удары нагаек, заставляя их остановиться, было ясно - никого не подпустят близко. В сарай Петьку и Ваньку бросили поздно вечером, объявив жителям, что утром ребят расстреляют на яру.
Казалось, остановилось время, гробовая давящая тишина словно прижимала людей к земле. Некоторые из них падали на колени и просили отпустить мальчишек ради Христа. От надрывного плача матерей, с тополей, каркая, взлетели наблюдавшие за происходящим и почуявшие запах крови вОроны.
Вскоре из штаба выскочил подпоручик и приказал белякам разогнать толпу. И селяне, уклоняясь от ударов нагаек и свистящих над их головами пуль, бежали к своим домам. Петькина мать лежала на земле, она безутешно выла. Соседки помогли ей встать и повели домой.
За дощатой дверью Петьке ясно слышался храп беляка, охраняющего их. Храпел он долго, протяжно, иногда бурля и повизгивая, в другое время Петька бы посмеялся, но сейчас было совсем не до смеха. Когда храп на короткое время затихал, наступившая тишина казалась зловещей. Дверь, подпёртая толстой доской снаружи, не давала возможности её открыть. Страх становился всеобъемлющим и предчувствие скорой гибели почти парализовало Петьку.
Он вспомнил, как, захватив село, белые согнали всех жителей на центральную площадь. Видел, как избивали они председателя сельсовета дядю Ваню Краснова, как привязали его к лошади и поволокли к яру, к самому его краю, а дядя Ваня, весь в крови, встал и прокричал громко:
– Нас много, всех не убьёте!
В него стреляли, после чего осевшее на землю тело столкнули с высокого яра в Чарыш. До сих пор помнит Петьки тот звон в ушах, плач женщин и выкрики мужиков, согнанных на казнь. Белогвардейцы хотели показать, что будет с теми, кто пойдёт против их власти. Говорили, что тело Ивана Краснова ночью выловили деревенские и захоронили где-то в забоке.
Партизанами руководил Петькин отец, в отряд сразу пошли Ванькин папа и два его старших брата: Лёнька с Гришкой. Братья, можно сказать, взрослые совсем. Закончили Белоглазовское церковное училище и считались в селе образованными. Они сразу встали на сторону Красной Армии и хотели попасть в отряд Петра Сухова. Ванька с Петькой на пять лет младше парней, и втайне завидовали им, глядя, как ловко те вскидывают ружья, как целятся и метко стреляют. Отец уже два года, как брал их с собой на охоту. Сначала парни загонщиками были, а потом сами стали стрелять дичь, там и научились меткости.
Петька с Ванькой с раннего детства ездили на лошадях, взрослые брали их с собой в ночное. Им очень хотелось побыстрее повзрослеть и вместе с отцами и братьями бороться «за правое дело» – так говорил Петькин папка.
Местность, где было расположено село Белоглазово, мальчишки знали, как свои пять пальцев. Не раз ходили за грибами, ягодами, пасли деревенский скот, - так что знакомо было каждое дерево, каждый перелесок.
Партизаны села Белоглазово решили не принимать бой, а уйти в прибрежные леса и там копить силы, чтобы помочь Красной Армии. В отряд вливались жители окрестных деревень и сёл. Приходили семьи, чудом спасшиеся от расправы. Но самостоятельно вести бои было ещё рано. Белогвардейцы превосходили количеством, да и вооружены они были хорошо. У партизан же ружья - и то не у всех, некоторые в отряд приходили с самодельными пиками да с вилами. Повстанцы надеялись примкнуть к отряду Мамонтова, который неподалёку громил врагов Советской власти.
Кормились партизаны, в основном, рыбой, так как находились у реки. На ночь они ставили перемёты, благо рыба в реке водилась обильно. Помогали и жители близлежащих деревень: кто едой, кто одеждой – дело-то шло к осени.
В доме у Петьки расположились пятеро белогвардейцев. Под дулом карабина они заставили мать готовить еду, угрожая утром расстрелять вместе с её «щенком». То же самое происходило во многих домах села, в проулках часто раздавались выстрелы и пьяные возгласы. Дико визжали свиньи, кричали курицы, в которых солдаты стреляли, громко смеясь. Гуляли шумно и долго и только за полночь затихли.
Брезжил рассвет, в деревне стояла мёртвая тишина. В тёмных квадратах окон не виделся свет ламп, лишь изредка появлялись бледные испуганные лица, они всматривались в конец улицы, пытаясь увидеть своих.
Коровы звучным мычаньем стали давать знать о себе, зазывая хозяек на утреннюю дойку. Нагулявшийся с вечера отряд белогвардейцев спал, ничего не подозревая.
Петьке вдруг послышался шорох за наружной стенкой сарая, он прислушался. В это же мгновение резко прекратился храп беляка за дверью и приглушённый голос:
– Петька, Ванька сюда! – Заставил вздрогнуть Петьку.
Он потянулся к другу, пытаясь тащить его к двери, но тут же почувствовал, как кто-то сильный поднял его на руки, это был отец. Петька прижался к нему и зашептал:
– Я знал, что ты придёшь, я знал!
Отец прижал Петьку к себе и сказал негромко:
– Тихо, сынок.
Ванька идти не мог, Лёнька с Гришкой вынесли его на руках. Возле двери Петька заметил охранника, лежащего на земле, только он уже не храпел... Партизаны затащили его внутрь сарая и подпёрли дверь той же доской.
За деревней ребят ждали. Мама обняла Петьку и целовала, целовала его. По щекам её текли слёзы. Ване быстро соорудили носилки, срезав две молодые берёзки, оказалось, что у него перебиты обе ноги. Мама его, с опухшими от слёз глазами, шла рядом, держа Ваньку за руку и приговаривая:
– Живой, живой! Держись сыночек, держись родной мой…
Партизаны вели за поводья лошадей, с ними шёл дед Семён, который имел особый подход к лошадям, они его беспрекословно слушались. Петька не раз ходил с ним в ночное и знал, что дед Семён, как никто другой, мог объездить любого коня. В деревне деда уважали, Петька многому учился у него. В отряд дед пошёл сразу, поверил он новой власти. Вот и тут, незамеченным, увёл лошадей прямо из-под носа беляков.
Село, в котором остались старики, женщины да ребятишки продолжало жить в страхе с единственной надеждой:
– Придут наши, освободят!
А в небе зарождалась заря, она уверенно красила в алый цвет горизонт. Земля ждала солнце, которое вот-вот начнёт подниматься над холмом, и его лучи проникнут в каждое оконце, подарят свет и тепло
Группа людей с лошадьми спешила скрыться, пока враги спали. Чарыш надёжно спрятал их в своих прибрежных, зелёным поясом отгородивших реку от степных ветров, лесах, до того, как послышались первые хлопки выстрелов. Белогвардейцы проснулись.
Обнаружив пропажу лошадей и пленников, белогвардейцы, взъерошенные и опухшие от пьянки, выскакивали из домов с отборными матами, стреляя в разные стороны. Подпоручик выбежал на крыльцо. Отряд его уже метался по площади с криками:
– Партизаны коней увели!
– Пленных нет!
– Дозорных порешили!
–Догнать! – прокричал подпоручик, грозно размахивая карабином, – всех перестреляю!
–Но было поздно, из-за холма с криками «Ура» на село нёсся конный отряд казаков, шашек в тридцать. Беляки уйти не успели, подпоручика взяли в плен.
Над зданием, где ещё утром располагался штаб белогвардейцев, подняли красный флаг. Партизаны вернулись в село.
Через два дня, оставив в селе за председателя Ванькиного отца, конный отряд Красной армии, пополнившийся местными партизанами, уже мчался от селенья к селенью освобождая земли от белогвардейцев.
Яр над рекой Чарыш в селе Белоглазово – это живой памятник погибшим в боях за лучшую жизнь. С его большой высоты изуродованные тела красноармейцев и партизан принимала река. Она помнит всё…