Рассказ о моём поколении
(рожденные в 1952 году)
Шестидесятилетию моих ровесников,
рожденных в 1952 году, посвящаю эту книгу.
Жил-был я…
Стоит ли об этом?
Семен Кирсанов
Вместо предисловия
Идея написать книгу о Моем Поколении пришла мне в голову совершенно неожиданно где-то в первые майские дни 2010 года, когда я занимался рутинными весенними «полевыми» работами на своем дачном участке под Петербургом. Все произошло как удар молнии. В голову пришла мысль: хорошо бы оставить для грядущих поколений некий анализ фактов и обстоятельств детства, юности и молодости ровесников Моего Поколения. И хорошо бы это сделать к 2012 году, к шестидесятилетию моих друзей-ровесников.
Эта мысль, пришедшая неожиданно, серьезно «застряла» в моей голове. И уже на следующий день я начал делать пометки и наброски в записной книжке, подаренной мне на Новый год одним из моих сыновей. Уже к концу лета эта книжка оказалась почти полностью исписанной.
Вспоминая свою собственную жизнь, а также жизнь моих сверстников, с которыми меня сводила Судьба, я сам для себя пытался ответить на оказавшиеся совсем непростыми вопросы: Каким мы были в детстве и юности? Почему именно такими мы стали сейчас, в начале Нового Века, неуклонно приближаясь к возрасту своей Старости? Почему Мое Поколение, воспитанное в лучших традициях советского патриотизма, никак не может с легкость воспринимать многие реалии современной российской жизни? Как мы пережили развал Советского Союза и переход к новому, капиталистическому общественно-политическому строю?
Первое время мне казалась, что моя рукопись так и останется в трудноразборчивых черновых набросках. Ведь свободного времени (кроме выходных дней) для литературного творчества у меня, продолжающего оставаться главным кормильцем в семье из пяти человек, практически не было. Но, совершенно неожиданно, работе над книгой помогла… болезнь. Так сложилось, что в течение полугода мне пришлось пять (!) раз лежать в различных кардиологических больницах. И для меня совершенно по-новому стали звучать слова русской поговорки: «Не было бы счастья, да несчастье помогло!» Основные главы книги, которую я представляю на суд читателей, были написаны в федеральном центре кардиологии и гематологии имени профессора В.А. Алмазова.
Занимаясь редактированием рукописи и подготовкой ее к печати, я вполне явственно увидел сам определенные недостатки в стиле и в глубине раскрытия тех или иных проблем, обозначенных мной в заголовках отдельных глав. Но, что поделаешь? Я ведь не случайно назвал свою книгу «Рассказ о моем поколении». Ведь рассказчик даже самый искушенный, зачастую имеет свойство отвлекаться от заявлен- ной им самим темы, что-то слишком подробно и детально «разжевывая», а о чем-то, иногда очень важном, рассказывая походя, скороговоркой. И вообще, (знаю это по своим друзьям, талантливым рассказчикам и интересным собеседникам), одинаково хорошо рассказать все известные человеку увлекательные истории очень и очень трудно, почти не возможно. Где-то сказывается усталость и спешка рассказчика, а где-то отсутствует внимание, а также интерес к теме рассказа у самих слушателей.
Ну, а поскольку слушателями (простите, читателями) «Рассказа о Моем Поколении» будут, надеюсь, не только мои ровесники, но, хочется верить, их дети и родственники, то мне остается, как автору книги, лишь рекомендовать не стесняться про- пускать те главы, которые могут кому-то показаться неинтересными или не слишком всесторонне исследованными. Более того, я совершенно искренне призываю моих ровесников, которым я посвящаю свой литературный труд, не спешить соглашаться с моими мнениями, выводами и оценками тех или иных событий, свидетелями которых были они сами. Я четко осознаю: многие мои ровесники могут иметь свой личный, отличающийся от моего, взгляд на события нашей жизни, которые нам пришлось пережить за 60 лет жизни в Советском Союзе и в нашей новой России.
Несомненно, что кто-то из моих ровесников или сверстников обнаружит в этой книге какие-то неточности. Я заранее приношу за это извинения моим читателям. Человеческая память несовершенна, а я писал не научное аналитическое исследование, а лишь пытался рассказать о жизни Моего Поколения, написать так, как я помню то время, и как я понимаю те проблемы, через которые прошли и проходят сейчас мои ровесники.
Я осознаю, что далеко не все и не во всех деталях и подробностях я описал на страницах своей книги. Уже перечитывая главу «Игры нашего детства», я заметил, что совсем ничего не рассказал о таких играх как «штандер», «чиж», «картошка», «слон» и др. Говоря о «еде нашего детства», почему-то забыл рассказать о знаменитых «сахарных петушках», и о роли подсолнечных и тыквенных семечек в нашей жизни. Да мало ли о чем еще не вспомнилось, что осталось «за кадром»!
Возможно, моя книга подвигнет кого-то из моих друзей, товарищей и сослуживцев на свои собственные воспоминания о временах нашей юности и молодости. Убежден, что каждое поколение имеет право и должно оставить для тех, кто приходит им на смену, свои воспоминания и мемуары об особенностях жизни, быта и социальных условиях, формировавших человеческие характеры и влиявших на взаимоотношения между людьми. Это нужно для Будущего наших детей и внуков, которые останутся после нас жить на Земле в качестве наших потомков. А как замечательно сказал современный писатель-фантаст Анатолий Столяров: «Будущее – это написанные книги».
Все мы родом из своего детства.
Антуан Сент-Экзюпери
Год рождения – 1952
Я рождался не в муках, ни в злобе,
Девять месяцев – это не лет…
Владимир Высоцкий
Я родился 26 сентября 1952 года. Думаю, что мои родители – Кошелев Констан- тин Павлович (1912 г. рожд.) и Кошелева (Тетерина) Федосья Петровна (1916 г. рожд.) зачали меня в любви в дни новогодних праздников. 1952-й год для моих отца и матери, выживших в самой страшной из войн в истории человечества, был, несомненно, Годом Надежд. Надежд на лучшее. Не случайно в то послевоенное время была так популярна фраза (как сказали бы сейчас «слоган»): «Жить стало легче, жить стало веселее».
Мои родители познакомились во время Великой Отечественной войны, когда служили в милиции. Отец был призван на милицейскую службу в 1938 году, уже зрелым
26-летним человеком по одному из рабочих, партийных наборов. И прослужит он в различных милицейских подразделениях (патрульно-постовой службе, милиции общественной безопасности и др.) до 1963 года, сумев дослужиться лишь до капитана, уйдя на пенсию в скромной должности участкового-уполномоченного. Хотя в послевоенные годы он руководил отделениями милиции на железнодорожной станции Мга, а также Ивановская Октябрьской железной дороги.
Моя мама, происходившая из семьи крестьян-вепсов, была к началу войны, как и миллионы ее сверстниц, хорошей физкультурницей, Ворошиловским стрелком, даже прыгала в парке отдыха с парашютной вышки, хотя и получила после окончания школы-семилетки исключительно мирную профессию счетовода. Как же она оказалась в годы Великой Отечественной войны в милиции, фактически военизированных войсках? Все объясняется очень просто. Поколение, выросшее в 20-х – 30-х годах уже прошлого ХХ века в Советском Союзе, обладало бесподобным и непревзойденным чувством патриотизма, воспитанным идеологий того времени, через та- кие кинофильмы, как «Чапаев», «Мы из Кронштадта», «Александр Невский», а еще через прекрасные советские песни.
Поэтому наши родители практически на генетическом уровне знали, что им делать «если завтра война, если завтра в поход…»
Моя мама Федосья (Фаина, как она называлась родными) Петровна Тетерина, вышла замуж в 25 лет в начале 1941 года, но уже осенью того же года стала вдовой, получив похоронку на своего молодого мужа, призванного на фронт в июне 1941. И она, моя будущая мама, сделала то, что делали в те годы миллионы ее сверстниц: подала заявление о вступлении в члены ВКП(б)* и… заявление с просьбой отправить ее на фронт, чтобы отомстить за убитого фашистами мужа. Вместо фронта молодая кандидат в члены ВКП(б) Тетерина Ф.П. уже в 1942 году будет направлена Бокситогорским райкомом партии в школу милиции, расположенную в городе Боровичи Новгородской области. Отправке на фронт добровольцем помешало лишь одно обстоятельство: врожденная тугоухость, выявленная на медкомиссии. Именно в Боровичах, маленьком городке, куда не добрались фашисты, мои родители повстречали друг друга.
Кроме школы НКВД, по окончании которой мама получила звание младшего лейтенанта милиции, в Боровичах дислоцировалось множество военных госпиталей, в одном из которых после ранения осколком в ногу лечился мой будущий отец, в ту пору уже лейтенант милиции. За спиной отца была служба в Западной Белоруссии, пережитые 22 июня 1941 года бомбежки казарм НКВД в Минске, отступление с вывозом партийных и советских архивов и денежных средств из городов Гомель, Псков, Луга… Тридцатилетний лейтенант НКВД Кошелев Константин Павлович с гордостью носил на своем кителе медаль «За боевые заслуги». Мама была чертовски стройна и красива.
Как они встретились? Какие чувства испытывали по отношению друг к другу мои родители в этот грозный 1942 год, год тяжелых отступлений и испытаний? Пожалуй, мне это уже не узнать никогда. В детстве и юности я и мои брат с сестрой были непростительно нелюбопытны. А в зрелые годы случилось так, что эти вопросы уже было некому задавать… Тем не менее, мне доподлинно известно главное: в начале февраля 1943 года мои родители в составе специального подразделения НКВД были переброшены на левый берег реки Нева в районе города Кировска, где по приказу Верховного главнокомандующего Красной армии товарища Сталина был осуществлен прорыв блокады Ленинграда. По отбитой у заклятого врага советской земле прокладывалась железная дорога в блокадный Ленинград, восстанавливалась на временно оккупированной фашистами территории советская власть, открывались поселковые советы, которые должная была охранять милиция.
Местом службы моих родителей стал поселок и железнодорожная станция Назия Волховского района Ленинградской области. И эту службу фактически можно было приравнять к службе на передовой линии фронта.
Ведь немецкая артиллерия, обстреливавшая эшелоны с продовольствием, шедшие в Ленинград с Большой земли, была в каких-то восьми – десяти километрах!!!
Как понять мне, родившемуся после окончания Великой Отечественной войны, не испытавшему всех страшных тягот военного лихолетья, каким чудом под грохот артиллерийской канонады, стоны раненых и умирающих может родиться столь трепетное и труднообъяснимое чувство, как Любовь? Наши родители не оставили нам,
*ВКП(б) – Всесоюзная Коммунистическая Партия (большевиков). Так в годы Великой Отечествен- ной войны называлась единственная правящая партия первого государства рабочих и крестьян – СССР. (Примечание автора).
своим детям, объяснения того, как им удалось создать семью практически в зоне ведения боевых действий. Но факты говорят сами за себя: 8 мая 1944 года в поселке Назия Волховского района Ленинградской области у четы милиционеров Кошелевых появилась на свет дочь Галина. 26 сентября 1945 года, уже после окончания Великой Отечественной войны в семье Кошелевых родился сын Виктор, мой старший брат. И только в 1952 году, день в день с братом Виктором 26 сентября на свет поя- вился я – Кошелев Павел Константинович, автор этих строк, взявший на себя смелость говорить от имени Моего Поколения.
Мои сверстники, также как я сам, родились в високосный 1952 год, через семь лет после окончания самой страшной, самой кровопролитной из всех войн в истории человечества. Год нашего рождения был годом надежды на лучшую жизнь, на то, что великий Советский Союз преодолеет все последствия Великой Отечественной войны и вновь отстроит наши деревни, села и города, разрушенные в годы войны…
Не могу претендовать на скрупулезную точность, но если верить данным статистики, которые я старался изучить, собирая материалы для этой книги, но именно 1952-й год стал началом периода подъема рождаемости в Советском Союзе. Мне удалось отыскать расчетные цифры рождаемости по одной из пятнадцати Советских республик – РСФСР. Так вот, если в 1950-м году, знаменовавшем середину ХХ века, в РСФСР родилось 1 миллион 750 тысяч детей, то в 1952-м новорожденных было уже 2 миллиона 600 тысяч, причем мальчиков и девочек почти поровну! Соответственно 1 миллион 313 тысяч и 1 миллион 287 тысяч.
Конечно же, наши матери и отцы, кем бы они не были по профессии и по материальному достатку, надеялись и верили, что их чадушек-детушек ждет счастливая, достойная и мирная жизнь. Уверен: никто из наших родителей не желал нам, своим детям, чтобы мы пережили хотя бы малую толику того, что довелось испытать им в военное лихолетье. Мои сверстники рождались в семьях, где уже были дети, иногда они становились первенцами, чтобы потом стать старшими братьями и сестрами для младших детей в своих семьях. Это уже позже, начиная с 60-х годов, все больше и больше станет появляться у нас в советской стране семьи с одним ребенком. А в те годы, семьи из трех детей не были редкостью, чем-то непривычным и необычным.
В год нашего рождения ни мы, ни наши родители, уверен, не задумывались над тем, что 1952-й год станет последним полным годом правления Великого Лидера и Великого Тирана – Иосифа Виссарионовича Сталина, с именем которого шли под фашистские пули те из наших отцов, кто по возрасту и состоянию здоровья прошел фронты Великой Отечественной войны. Но в марте 1953 года подавляющее большинство наших матерей заходились в рыданиях и истерике, узнав о кончине Вождя Народов, зачастую качая на руках своих грудных детей, нас, рожденных для счастья и мирной жизни. Для них, наших мам и бабушек, так умевших по-русски рыдать и причитать, страшным была не только потеря вождя, сколько боязнь за будущее: что же будет с нашими семьями, с нашими детьми, со страной? Как же дальше жить без Сталина, без Вождя? И, думаю, не только у моей матери от этих рыданий и пережитого стресса пропало грудное молоко. Сколько нас, моих сверстников после смерти Сталина оказались невольными маленькими «жертвами сталинизма»? Ведь наши матери, будучи верными стародавним российским крестьянским традициям корми- ли грудным молоком своих малолетних детей не менее чем до шести-девяти месяцев, а то и до года и больше!
Может, поэтому сверстники Моего Поколения в подавляющем большинстве были физически крепкими и здоровыми, готовыми к тем «задачам социалистического строительства», которые будут определяться на ХХ и последующих съездах Коммунистической Партии Советского Союза. Ведь все мы, рожденные в 1952-м году, в семьях рабочих, крестьян-колхозников, военнослужащих и интеллигентов, в прямом смысле слова с молоком наших матерей впитали в себя наш неудержимый патриотизм и веру в Светлое Будущее. Ведь над нашими колыбелями звучали стихи поэта В. Лебедева-Кумача из любимого родителями фильма «Веселые ребята»:
«Ведь мы такими родились на свете.
Мы – молодые хозяева земли!»
В воспитании Моего Поколения очень большую роль сыграли Бабушки и Няни! Бабушки и Няни были просто необходимы нашим мамам, которые могли находиться в так называемом «декретном отпуске» в соответствии с законами того времени лишь до года со дня рождения ребенка. Наши бабушки приезжали из деревень в большие города и рабочие поселки, где жили после войны их дети (наши родите- ли), помогая поднимать малолетних внуков. Ведь в годы послевоенной разрухи детских садов катастрофически не хватало, несмотря на то, что Партия (естественно, Коммунистическая) планировала и контролировала «повсеместное улучшение жизни и быта простых советских людей».
Нашими нянями были совсем не «Арины Родионовны», а чаще всего молоденькие деревенские девчонки, родственницы или близкие знакомые наших родителей, ухитрившиеся сбежать от голодной и тяжкой послевоенной колхозной жизни в города и ближайшие к большим городам рабочие поселки. За неимением рабочих специальностей, а часто и необходимого образования, эти молодые девушки и женщины считали для себя за счастье получить «угол» (жилье, крышу над головой) у наших родителей, которые сами зачастую жили в коммунальных квартирах и общежитиях, вынужденно «уплотняясь» в своем и без того, как правило, очень тесном жилище.
Среди друзей моего детства не было ни детей академиков, ни партаппаратчиков, ни народных артистов, ни отпрысков представителей торговой номенклатуры. С 1954 года я со своей семьей жил в небольшом рабочем поселке Ленинградского мачто-пропиточного завода, расположенного на железнодорожной станции Ивановская Октябрьской железной дороги в 32 километрах от Ленинграда. Моими сверстниками были дети рабочих мачто-пропиточного и судомеханического заводов, дети военных, инженеров и учителей. Последние были представителями интеллигенции. Мне же, рожденному в семье участкового-уполномоченного милиции и заводского счетовода, положено было писать в своих анкетах в разделе «социальное происхождение» короткую фразу: «из служащих». А вот мои первые школьные друзья Мишка Лукьянов и Генка Никандров были «из рабочих». Правда, это не мешало Мишке иметь свою няню, которая к тому же стала его крестной матерью. Эта няня, в прошлом деревенская девушка, нянчила Мишку в первые годы его жизни, в то время, как его родители «вкалывали» на «пропитке», выполняя и перевыполняя планы по обработке вредным ядовитым креазотом шпалы и телеграфные столбы, столь нужные нашему восстанавливавшемуся после войны народному хозяйству.
В моей семье, в жизни сестры Гали, брата Виктора и меня, также была своя Няня – Федосья Николаевна Цветкова, 1908 года рождения, вологодская крестьянка, попавшая незадолго до войны в Ленинград, где работала на фабрике «Красный треугольник». Война жестоко прошлась по судьбе нашей Няни-Фени. Она потеряла мужа, погибшего на фронте, грудного ребенка, да еще оказалась на временно оккупированной территории Волховского района Ленинградской области в знаменитых Рабочих поселках № 1 и № 2, где проходил прорыв блокады Ленинграда. Оказалась Няня в этих местах в годы войны не по своей воле, а была мобилизована, как и тысячи других работниц на торфоразработки, обеспечивавшие сырьем Кировскую ГЭС.
В 1944 году, после рождения в семье моих родителей дочери Гали, Няня-Феня пришла помочь «милицейской семье», казалось, на один год, да вот «задержалась» на долгие 25 лет, став полноправным членом семьи, родным человеком. Смерть Няни 17 апреля 1969 года стала для меня первой серьезной жизненной потерей. До сих пор моя сестра, брат и я не перестаем удивляться широте души и доброте этой по-настоящему русской женщины, вырастившей и выучившей трех чужих детей, неся на своих плечах все наше семейное хозяйство, включая корову-кормилицу, доить которую Няня учила нашу мать, также крестьянку по происхождению. Многие годы эта настрадавшаяся женщина первой чуть свет просыпалась в нашей небольшой двухкомнатной квартире, где жило шесть (а иногда и семь и восемь) человек растапливала дровами старую чугунную плит, начиная готовить еду на всю нашу большую семью…
А еще наши Няни часто становились нашими крестными матерями. Да-да! Родившиеся в стране, казалось бы, победившего атеизма, многие мои сверстники были (иногда тайно от родителей) крещены нашими бабушками и нянями. Так случилось и со мной. Когда Няня увидела учительницу, ведущую своего ребенка к специально приехавшему на станцию Назия для крещения детей священнику, «участь моя была решена». Моим родителям-коммунистам было доложено о моем крещении как о свершившемся факте. Правда, к счастью, они не очень-то рассердились на Няню. А я, слушая нянин рассказ, как священнику не удалось полностью погрузить меня в купель, уже будучи идейным пионером, заявлял: «Я уже в свои полтора года показал свои атеистические убеждения!» Много лет спустя я буду говорить о Православной Вере совсем-совсем другие слова. Да и многие мои ровесники пройдут свой сложный, длинный путь от Неверия к Вере.
Мне бы очень хотелось, чтобы сверстники Моего Поколения, если они будут читать эту книгу, добрым словом вспомнили не только наши отцов и мам, но и наших бабушек и наших нянюшек, бескорыстно вкладывавших в нас, малолетних отроков, свои души. Как только смогли они, малограмотные крестьянки, закончившие церковно-приходские школы и ликбезы,* обучить простому счету и чтению по складам сотни тысяч моих ровесников, которые в будущем по уровню образования намного опередят своих родителей.
Некоторым из нас повезло в своем детстве жить в больших городах и ходить в детские дошкольные учреждения. Так в те годы официально назывались детские ясли и детские сады. В то время, в первые послевоенные годы наши детские сады не могли похвастать ни обилием игрушек, ни изысками диетического детского питания. Но мы, представители Нашего Поколения, с огромной благодарностью вспоминаем наших воспитателей и ясельных нянечек, преподносивших нам первые уроки коллективизма. Не случайно, думаю, будущие руководители страны, заводов, воинских подразделений, районных, городских и областных комитетов ВЛКСМ и КПСС выходили именно из тех детсадовцев, которым доверяли идти впереди колонны малышни, держа в руках красный флажок. И пусть такой сверстник в этот момент еще держался за руку воспитателя, но он уже ощущал всю полноту ответственности за коллектив, который ОН (именно ОН или ОНА) ведут вместе с Мариванной на прогулку в сквер или парк.
Впоследствии, уже в школе, нам давали следующие уроки управления, когда наиболее активных из нас назначали и выдвигали в классные санитары, звеньевые, старосты. Сама советская система тех послевоенных времен была, как сейчас модно говорить, «заточена» на формирование и выявление общественных лидеров. Будучи еще совсем маленькими трёхлетними, пятилетними карапузами, мы совершенно не могли задумываться и понимать, кто является формальным, а кто неформальным лидером. Но уже наши первые детские игры и забавы начинали формировать наши характеры, выявлять и выдвигать на передний план лидеров Моего Поколения формировали в нас чувство Осознанной Ответственности за все, что происходит вокруг нас: в нашем дворе, в нашей школе, в нашем городе и в Нашей Стране.
*Ликбез – «ликвидация безграмотности». Так называлась программа обучения чтению и письму безграмотного взрослого населения Советской России и других союзных республик СССР, реализован- ная ВКП (б) в 20-е и 30-е годы ХХ века. (Примечание автора)
Игры нашего детства
Что наша жизнь? Игра!
А.С. Пушкин
Мы на роли предателей, трусов, иуд
В детских играх своих назначали врагов…
Владимир Высоцкий
Первое, что вспоминается мне и моим сверстникам: наше детство и детские игры проходили во дворах. Для родившихся в Ленинграде, это были дворы-колодцы, для таких, как я, мальчишек из рабочих поселков, это были пустыри и маленькие палисадники возле шлакоблочных двухэтажных коммунальных домов. Рожденные в деревнях и селах, дни напролет проводили на пыльных улицах, которые для нас превращались в футбольные поля, беговые дорожки стадионов, а также импровизированные концертные эстрады. Детство Моего Поколения было истинно Дворовым Детством. В этом мы повторяли путь наших родителей, воспитанных такими же дворами. Помните, как прекрасно пел не голосом, а душой Булат Окуджава: «Я дворянин Арбатского двора, своим двором введенный во дворянство…»
Наши детские игры, практически все, какие я помню, были коллективными: прятки, пятнашки, беговая лапта, «Али-баба», волейбол-картошка, дворовый футбол. Относительно самой «народной» игры футбола сразу же оговорюсь: у нас, живших в послевоенных городах, деревнях и поселках чаще всего не было ничего похожего на современные «плоскостные спортсооружения». Футбольные поля с легкостью заменялись для нас пустырями с более-менее ровной поверхностью, покрытой песком, битым кирпичом и щебнем. Ворота (самодельные, без сеток) были непозволительной роскошью. Часто в качестве боковых стоек использовались растущие на тех же пустырях деревья. Вторую боковую стойку иногда заменяли сложенные столбиком кирпичи, а иногда «стойками» служили брошенные на землю школьные портфели. Перекладин чаще всего вовсе не было. И везло тем дворовым поселковым мальчишкам, которым их родители сооружали почти что «настоящие» футбольные ворота из срубленных в соседнем лесу молоденьких сосен!
По сравнению со старшим поколением наш дворовый футбол был гораздо цивилизованнее. Ведь наши родители и старшие братья ещё вспоминали о том, как они играли в футбол тряпичными мячами. Нам же «повезло» начинать играть в футбол большими резиновыми мячами, а также знаменитыми «кирзовыми» мячами с сыромятной шнуровкой, о которую были ободраны, сбиты, рассечены тысячи лбов моих сверстников, готовых с наслаждением гонять футбольный мяч с утра до вечера. К счастью, где-то в конце 50-х годов повсеместно стали строиться недорогие «плоскостные» стадионы, в которые обязательно входило футбольное поле с земляным, песочным или гаревым покрытием (трава на них была большой редкостью), а так- же беговые дорожки и секторы для метания снарядов и ямы для прыжков в длину и высоту.
Наверное, появлению большого количества футбольных полей способствовала победа советских футболистов на Олимпиаде 1956 года в Мельбурне. Партия и правительство в те годы живо реагировали на различные внешнеполитические и внутриполитические события. И хотя Никита Сергеевич Хрущев никоим образом не был и не хотел быть Лучшим Другом Физкультурников, как его предшественник И. Сталин, но именно с конца 50-х годов стали регулярно проводиться знаменитые Спартакиады Народов СССР, давшие путевки в большой спорт тысячам талантливых атлетов.
Но, кажется, я существенно отвлекся. О спорте и его роли в жизни Моего Поколения я смогу и обязательно расскажу в отдельной главе этой книги. Просто я не смог удержаться и начал рассказ об играх нашего детства со своей любимой игры, увлеченность которой сохранилась у меня до сих пор. А начинали мы в наших дворах с обыкновенных «пятнашек» или, как говорили в старину с «салочек». Это была универсальная игра, в которой участвовали и мальчишки, и девчонки, причем разного возраста. Те, кто был постарше, а, значит, физически сильнее, имел преимущество.
Пятнашки, также как и прятки, о которых надо рассказать особо, начинались со считалочки (считалки). Сколько их было разных считалок? Много.
«Эники-беники си колеса,
Как детскую считалку твержу.
Эники-беники эники ба.
Я опять вожу!» –
пел песню собственного сочинения молодой певец-бард 60-х годов Александр Генкин. Но, несомненно, самой популярной была считалка «На златом крыльце си- дели…» Для молодых россиян, часами напролет играющими в компьютерные игры, но никогда в жизни не игравших в прятки или пятнашки, приведу эту считалку полностью:
«На златом крыльце сидели: Царь, царевич, король, королевич, Сапожник, портной.
Кто ты будешь такой?
Говори поскорей,
Не задерживай добрых
И честных людей!»
Надо было запомнить на каком слове ведущий, произносивший считалку, дотрагивался до тебя. Например: «Портной». И тогда ты должен был ответить на вопрос «Кто ты будешь такой?» – именно «портной». Если ты называл по ошибке или по невнимательности другое слово, то тогда выходил из круга кто-то другой, на которого выпадало названное тобой слово. Последний участник игры, оставшийся после окончания считалки становился «во;дой». Значит, ему предстояло догонять, что- бы «запятнать» кого-то из своих товарищей по игре. И, только запятнав кого-то, ты мог передохнуть, сам убегая от нового «во;ды».
Нужно ли говорить, разъяснять, что эти пятнашки (салочки, горелки) развивали и скорость бега, и выносливость. Ну, а еще терпение и умение «держать удар». Ведь иногда «во;де», особенно если он был младшим по возрасту, было очень трудно запятнать тех, кто был старше, а, значит, физически сильнее его. Вспомните, мои ровесники, как часто до слез было обидно, когда ваши товарищи по игре убегали от вас, а вы никак не могли их догнать! И ведь в этот момент многие начинали дразниться, подначивая слабого «вод;у», который никак не мог никого догнать, чтобы запятнать. До сих пор помню очень обидные, задевавшие меня слова: «Во;да-во;да, неотво;да, поросячья порода!»
Таким образом эта простая и незатейливая дворовая игра учила нас, закусив губу, преодолевать трудности, «через не могу» добиваться результата, выявлять самое слабое звено, чтобы добиться пусть маленькой, пусть локальной Победы. А еще пятнашки вольно или невольно учили нас сочувствовать более слабым. Ведь не случайно, если «во;да» начинал бегать за одним игроком, который к тому же был младше по возрасту и, значит, слабее физически, то все остальные игроки начинали кричать:
«За одним не гонка, поймаешь поросенка!» Или (другой вариант кричалки): «За одним не гонка, человек тебе не пятитонка!». После этого «во;да» обязан был погнаться за кем-то другим, оставив запыхавшегося и усталого малыша «незапятнанным».
Совсем другому учила и совсем по-другому воспитывала нас наша дворовая игра
«прятки». Ее правила были также достаточно просты: «во;да» должен был закрыть глаза и считать, скажем, до пятидесяти или до ста. За это время все остальные участ- ники игры разбегались и прятались. «Во;да», досчитав до той цифры, которая была оговорена, начинал поиск спрятавшихся участников игры. Причем, закончив счет,
«во;да» обязательно громко говорил заветную фразу: «Раз, два, три, четыре, пять: я иду искать. Кто не спрятался, я не виноват!»
Другим вариантом «пряток» была игра, называвшаяся «12 палочек». Основные правила ее были такими же, как в простых прятках, за одним маленьким исключением. В самом начале «во;да» должен был собрать «12 палочек», которые перед на- чалом игры ставились на край доски, середина которой лежала на кирпиче. Эти палочки взлетали в воздух и падали на землю после удара ногой по доске полевого игрока. Все участники игры должны был разбежаться и спрятаться до того, как «во;да» соберет все «12 палочек». Того, кто не успевал убежать и спрятаться, «во;да», сумевший расторопно собрать палочки, имел право «застукать». Интересно, что в больших универсамах в Финляндии с наши дни продаются «фирменные» доски и
«12 палочек». Так что у представителей Моего Поколения есть возможность обучить наших внуков этой незатейливой игре.
Во дворах, где мы играли в прятки, было столько удобных мест, где можно было затаиться! Мы использовали в качестве укрытий сараи и помойки, редкие по тем временам автомобили, под которые можно было забраться и, затихарившись, ждать, когда «во;да» как можно дальше отойдет от места, где ему нужно будет
«застукать» спрятавшихся «полевых» игроков. А потом пулей вылететь из своего укрытия и во весь дух бежать к той стене сарая или дома (или к дереву), где можно было (обязательно обогнав «во;ду») ударить ладонью и громко крикнуть: «Палочка за себя!» После этого можно было вздохнуть спокойно: ты в этой игре не проиграл, ты не станешь «во;дой» на следующий кон игры в прятки.
Но самое интересное при игре в прятки наступало в конце, когда «застуканные»
«во;дой» игроки в надежде ожидали своего спасения. Ведь последний из оставшихся «полевых» игроков мог, обогнав «во;ду», стукнуть ладонью по стене или по дереву и громко прокричать: «за себя и за всех!!!» И тогда все «застуканные» радовались:
«во;да» должен был «водить» вторично. И он снова закрывал глаза и снова начинал отсчет, а участники игры с визгом и криком убегали прятаться.
Тогда, в те далекие детские годы, мы совершенно не задумывались над социальной и психологической подоплекой «пряток». А ведь игра, ее правила ненавязчиво и без дидактики приучала нас к осознанной ответственности за коллектив, за лю- дей. Если формально следовать правилам, то последний из оставшихся «незастуканным» полевой игрок мог особенно и не надрываться. Если бы его «застукали», он не становился бы «во;дой». Неудачником этой игры всегда был тот, кого «во;да» обнаружил и «застукал» первым. Вот почему этот неудачник и остальные «застукан- ные» стремились найти последнего из оставшихся в игре «полевого» игрока и предупреждали его о действиях «воды»: куда он пошел и насколько далеко он отдалился от «кона». Моя память до сих пор сохранила наши незатейливые кричалки, которые были предназначены именно ему, последнему, «выручальщику»: «Топор! Топор! Сиди как вор!» – это означало, что «во;да» слишком близко от «кона» и может легко
«застукать» нашего потенциального спасителя. «Пила! Пила! Лети как стрела!» – по этому сигналу нужно было со всех ног бежать к «кону», чтобы опередить водящего, ударить рукой и прокричать почти что сакральную фразу: «За себя и за всех!!!»
За давностью лет я не всегда и не во всех деталях могу вспомнить все тонкости правил наших дворовых игр. Но, по моему, и в беговой лапте, типично русской игре, которая, возможно, стала прародительницей американского бейсбола, также было правило, когда последний «невыбитый» игрок мог спасти всю команду.
А сама беговая лапта была и простой, и одновременно сложной игрой. Команды чаще всего делились по библейскому принципу «всякой твари по паре», поскольку количество игроков было не лимитировано. Как правило, команды подбирали по очереди два капитана из числа наиболее взрослых и умелых мальчишек-подростков. Например, один из наших поселковых лидеров Генка Михеев выбирал своих «ми- хеевцев». Ему было уже почти тринадцать лет, а мы для него были мелюзгой на три-четыре года моложе. Ну, а Витька Почкаев, старший сын в многодетной татарской семье, выбирал своих, «почкаевцев», в основном проживавших поближе к его дому мальчишек и девчонок. Право «первой игры» определялось следующим образом: один капитан бросал другому биту, которую нужно было поймать. Затем второй капитан сжимал свой кулак выше кулака своего противника, а тот брался за биту еще выше. Право первого удара принадлежало тому, кому удавалось захватить биту за верхнюю точку. При необходимости нужно было трижды повернуть биту (лапту) над своей головой, подтверждая свое первенство. Если лапта выпадала из рук, то право первого удара переходило к сопернику.
Перед началом игры расчерчивалось поле или «город». Одна из команд должна была при помощи самодельной деревянной биты (лапты) подавать (выбивать) маленький резиновый мяч в поле (город), где располагались игроки противоположной команды. Игрок, совершивший удачный удар по мячу, бросал биту (лапту) и бегом бежал через город к линии, обозначавшей его границу. А в это время игроки команды соперников пытались ловить или подобрать мяч, кидая его по воздуху друг другу с тем, чтобы успеть запятнать мячом бегущего через «город» соперника. Иногда это удавалось. Тогда команда победителей шла «на подачу», а команда «запятнанного» игрока шла в поле. Иногда удар был таким удачным, что игрок успевал добежать как до линии города, так и вернуться обратно, чтобы стать в очередь на очередную подачу. Ну, а если игроку в «городе» удавалось слету поймать мяч («свечу»), то это была чистая победа, и команды менялись местами: победители шли «на подачу».
Лапта имела свою, достаточно разнообразную тактику. Ведь игрок, подававший мяч бьющему, был противником! И он, чаще всего самый старший, капитан, старался сделать это как можно неудобнее для бьющего, нервируя и провоцируя, чтобы вместо удара получился «кикс», а еще лучше, чтобы бьющий вообще промахнулся по мячу. Тогда у неудачно пробившего не было шансов бежать через «город», и он вынужден был оставаться ждать более успешного, длинного удара своих товарищей по команде. Бывало так, что в зоне подач и оставались, нервничали и не могли про- бежать через «город» без риска быть запятнанными практически все игроки подаю- щей команды. И последним для удара выходил капитан. Я хорошо помню как («раз- махнись рука, раззудись плечо») с оттягом и выдохом мог ударить Витька Почкаев, запуская мяч по очень крутой траектории куда-то к дальним сараям в чертополох. Мы, мелюзга, бегом бежали через город и обратно, а Витька мог с победным видом спокойно, вразвалку прошагать туда и обратно, не забыв дерзким и острым словом подначить капитана противников Генку Михеева.
Но бывало и по-другому: когда нашего капитана предательски выбивали из игры, попав мячом по…, ну, в общем, по тому месту, которое расположено ниже спины. И мы, видя поражение лидера, «рассыпались», позволяя противнику победить нас, выбивая по одному. «Высшим шиком» игры в лапту была (но случалась крайне редко) ситуация, когда ни один из подающих игроков не мог выбежать из зоны подачи. Тогда команда, находившаяся до этого в поле («городе») с гиканьем занимала место в зоне подачи, а проигравшие с низко опущенными головами шли занимать свои места в «городе», подчиняясь окрикам своего капитана.
Кстати, интересно вспомнить, что мы играли и в лапту, и в пятнашки какими-то очень дешевыми резиновыми маленькими мячиками. Мяч для тенниса был большой роскошью и назывался (по крайней мере, в нашем поселке) почему-то «арабским». Владелец «арабского» мяча очень гордился тем, что у него есть такой необычный и дорогой (по цене и по редкости) снаряд. Сколько слез было пролито по всей стране хозяевами таких мячей, когда они улетали неведомо куда, и их многочасовые поиски, на которые мобилизовывались дети со всех окрестных дворов, не приносили результатов! До сих пор я как будто слышу всхлипывания моего ровесника Саши Тубольского, чей «арабский» мячик мы так и не смогли найти. И Сашку никак не могли успокоить мои слова поддержки. Ведь он знал, что второго такого мяча у него уже не будет! Где, как, за какие деньги его мать, поднимавшая Сашку в одиночку, купила этот мяч, приподнимавший его, еще дошколенка в глазах всех наших поселковых мальчишек!?
И здесь, мне кажется, самое время рассказать о наших игрушках. Оговорюсь сразу: у меня нет никакого желания вызывать к моим сверстникам жалость современной молодежи, воспитанной на компьютерных играх. Но если быть последовательно объективным, нужно вспомнить деревянные игрушки нашего детства. Эта фраза: «у меня в детстве были деревянные игрушки» стала расхожей в устах многих новорусских нуворишей, вышедших, говоря словами замечательной русской поговорки, «из грязи да в князи».
Меня совсем не смущало, что деревянный меч, покрашенный краской- серебрянкой, изготавливал для меня по заказу моей мамы на судомеханическом за- воде какой-то незнакомый мне столяр. Как нет никаких обид ни у меня, ни у подавляющего большинства моих сверстников на то, что наши мамы и бабушки учили нас продевать шнурки от ботинок в отверстия пустых катушек из-под ниток. Этих пустых катушек в каждой семье, если она имела, как признак достатка, швейную машинку, в то время было великое множество. Я прекрасно понимаю, что эта игра с нанизыванием на шнурок пустых катушек прекрасно развивала в нас мелкую моторику. Пусть и таким кустарным способом.
Разве можно стыдиться простых, незатейливых деревянных пирамидок, в которых мы нанизывали на деревянный штырь кольца различного диаметра, выкрашенные разноцветной краской. Причем, я уверен на 100%, эта краска была проверена всеми возможными ГОСТами и была абсолютно безвредной для детского здоровья, если кому-то из моих ровесников хотелось полизать или покусать детали этих пирамидок. Не случайно, что эти «ретроигрушки» стали пользоваться в начале 90-х годов колоссальным успехом в… США, куда их начал привозить один мой знакомый, эмигрировавший в самую демократическую страну мира. Изготавливая пирамидки в виде Кремлевской башни со звездой, используя для этого отходы производства на российской лесопилке, Владимир К. сделал свой маленький бизнес. Эти пирамидки шли «на ура», поскольку были сделаны из экологически чистой древесины и были модными в период, когда в США еще любили нашу Россию, продолжавшую «с ускоением» разваливаться.
Ну, а деревянные винтовки и автоматы, которыми могли гордиться мои дворовые друзья-ровесники, имевшие родителей, работавших на «мачтопропитке» или фанерном заводе, у которых был свободный доступ к нехитрым материалам: дереву и фанере? Ну, и что из того, что нам приходилось своим собственным языком изображать звук автоматных очередей и одиночных выстрелов? Та-та-та-та-та-та-та!!! Тах-тах- тах-та-тах-тах-тах! Мы бежали в атаку с игрушечными деревянными автоматами, воображая себя героями и освободителями от иноземных захватчиков родной советской земли. Именно советской, а не российской, мы все, граждане СССР, были советскими людьми, независимо от национальности, расы и вероисповедания.
Многие игрушки мы научились делать себе сами, своими руками. Например, пресловутые рогатки. Это нехитрое оружие выстругивалось из ветки дерева в форме английской буквы Y или изготавливалось из цельного куска алюминиевой проволоки. При помощи правильным образом прикрепленной к деревянному или алюминиевому основанию резинки такие рогатки можно было заряжать сосновыми шишками, камнями, алюминиевыми или бумажными «пульками» и даже… картечью. Господи, сколько птиц, кошек, оконных и витринных стекол пострадали от этих злополучных рогаток! А сколько было разбито голов, подбито (или хуже – выбито) глаз у мальчишек Моего Поколения!? Никто не может сказать точно. Нет у Госкомстата таких статистических данных…
Нет, конечно, у нас были игрушки, купленные в магазинах, и мы с удовольствием ими пользовались. Но их, правда, у нас было немного. И не только потому, что они дорого стоили. Просто до конца 60-х годов прошлого века советская легкая промышленность не очень-то успевала разворачиваться и «удовлетворять растущие потребности населения», как было принято в те годы писать в передовицах газеты Правда», печатном органе ЦК КПСС. Мой маленький желтый автобус, двигавшийся на коле- сиках за счет пружины, заводившейся ключом, подаренный мне отцом в 1958 году, я буду помнить всю жизнь. Он стоил 1 рубль 10 копеек «старыми», неденомированными деньгами. Это была первая игрушка, купленная и подаренная лично мне.
В старый железный «трофейный» конструктор мне очень долго не разрешали играть, боясь, что я могу проглотить маленькие винтики и гайки… Уже в начале
60-х годов, где-то после полета в космос Юрия Гагарина в Ленинграде откроется
«Завод детских пластмассовых игрушек имени «Комсомольской правды». И тогда огромным потоком на прилавки магазинов страны хлынут пластмассовые куклы, автоматы, винтовки, фигурки животных, а также вожделенные для любого мальчишки пластмассовые фигурки солдатиков. Друг моего школьного детства Олег Плисов (5.10. 1951 г. рожд.) под руководством своего отца-геолога отливал фигурки солд тиков из настоящего олова. И даже изготовил «пугач»: настоящий макет револьвера из свинца, которому завидовали все одноклассники Олега.
Если пытаться быть последовательно объективным и скрупулезным, то надо что- то вспомнить о типично «девчоночьих» играх, в которых иногда не гнушались принимать участие и мы, мальчишки. Я не стану подробно рассказывать о «девчоночьей» игре «дочки-матери» (тем более что я в нее ни разу не играл), также как и не стану описывать мальчишескую забаву «казаки-разбойники». Эти игры стали, как говорится, общим местом. А вот знаменитые «классики» сейчас почему-то почти забыты. Причем было два варианта игры. Первый с перепрыгиванием из клетки в клетку, где было нужно двумя ногами попадать по определенной системе в одну из десяти клеток. А второй, более распространенный, на мой взгляд, был более интересным.
Каждый игрок должен был иметь свою биту. Чаще
всего это были жестяные баночки из-под гуталина или леденцов «монпасье», набитые для веса песком. Впрочем, можно было пользоваться в качестве биты и простым плоским осколком кирпича или даже пустым спичечным коробком, заполненным песком. Впрочем, с та- кими «снарядами» игроку в классики было очень труд- но рассчитывать на успех.
Количество играющих не ограничивалось, что было очень удобно для вовлечения в игру максимального количества людей. Хотя кто-то в этой игре предпочитал для себя выбрать просто позицию «болельщика». И очень часто мы, болельщики, переживали и желали успеха какой-то особенно нравившейся нам девчонке, которая обязательно должна была победить, пока- зав всю свою ловкость и координацию движений. Хотя с раннего детства у нас было принято ссориться и дергать девчонок за косы. В то время мы еще совсем не понимали, что таким образом демонстрируем девчонкам свое повышенное внимание и чувства.
Каждый игрок должен был бросать биту в центр каждой клетки (классика), а затем, толкая биту ногой (ни в коем случае не вставая на вторую ногу!), «прогнать» биту по всем десяти классикам. Причем если бита попадала на линию или игрок наступал на линию «рабочей» ногой, то проход такого классика не засчитывался. А если при бросании биты в пятый или шестой класс она вылетала за пределы «класса» в «котел», то все предыдущие достижения «сгорали», и игрок был вынужден начинать прохождение «классиков» вновь с первой клетки.
Я не очень часто и не очень успешно играл в «классики», считая их девчоночьей игрой. Хотя на самом деле мое нежелание играть в эту игру объяснялось просто плохой природной координацией движений. Но я хорошо запомнил, как визжали от счастья победительницы этих соревнований, как они готовились к броску биты в цель, произнося заклинание (почти как сейчас шепчет чемпионка по прыжкам в высоту с шестом Елена Исинбаева): «В пятую проклятую. В седьмую – золотую!»
Ну, и, конечно же, девчоночьей прерогативой были скакалки и прыжки через веревочку. Пресловутые скакалки стоили в магазинах очень дешево и прекрасно развивали у девочек (да и мальчиков тоже) координацию движений и подвижность. Был целый свод правил скаканья на скакалке: в начале надо было перепрыгивать, попеременно ставя вперед то левую, то правую ногу. Потом надо было прыгать обеими ногами сразу, почти зависая над землей, одновременно вертя скакалку. А затем прыгать на одной ноге: то на левой, то на правой. Как подводили итоги, кто считался победителем, я уже за давностью лет не упомню. Но знаю твердо: в каждом дворе, на каждой улице в деревне, поселке, городе Советского Союза были свои некоронованные «чемпионки» по прыжкам на скакалке.
Думаю, что некоторые из таких «чемпионок», овладев этим, казалось, нехитрым снарядом, делали первые шаги в художественную или спортивную гимнастику. Среди мальчишек также находились свои «уникумы», в основном из тех пацанов, кто много времени посвящал занятию боксом. После побед на Олимпийских играх советских боксеров Валерия Попенченко, Бориса Лагутина, Геннадия Шаткова, Дана Позняка и других, мальчишки тысячами устремились на ринг, мечтая стать мастерами кожаной перчатки. Ну, а для боксеров скакалка была важным элементом в тренировочном процессе.
Не могу не вспомнить прыжки через веревку или «веревочку», как чаще говорили мы в нашем детстве. Двое, как правило, девочки, вращали практически возле самой земли довольно-таки длинную веревку, под которую надо было запрыгнуть и начать скакать, вначале на двух ногах, потом на одной, поочередно меняя ноги. А затем под веревку запрыгивал второй участник. И уже двое синхронно прыгали над веревкой, частота вращения которой могла все убыстряться и убыстряться. Иногда
«особо продвинутые», как сказали бы современные молодые, ухитрялись синхронно прыгать втроем и даже вчетвером! Но, в конце концов, кто-то не выдерживал, ошибался, задевая ногой или туловищем веревку…
А вот еще пример уже типично «мальчишеских» игр, причем практически азартных. Некоторые мои ровесники уже в студенческие годы рассказывали, что в их дворах в «ножички» и в «чику» пытались играть на деньги.
Игра в «ножички» была в двух вариантах. Первый – когда ножичек метали в песок или в землю. И второй – когда играли на деревянном брусе или скамейке. Играли всегда несколько человек. Игрок играл до первой своей ошибки, после чего право игры переходило к следующему играющему по очереди. Задача была в том, чтобы воткнуть нож в грунт, бросая его с подкруткой с каждого из десяти пальцев на руках, с ладони, с плеча, даже с головы! Побеждал тот играющий, кто первым успешно выполнял все «фигуры». Здесь правила игры были очень похожи на городки, в которые мы также любили играть целыми командами, изготавливая и биты и рюхи своими руками из стволов молоденьких сосенок.
Вторая разновидность игры в «ножички» была проще. В игре использовался перочинный нож, который складывался под прямым или под почти прямым углом, слегка углублялся в древесную основу, а затем резким движением ладони подбрасывался вперед и вверх. Нож должен был обязательно воткнуться в дерево. И за это давалось одно очко. Если между рукояткой ножа и деревом можно было вставить два или три пальца, то играющий получал соответственно два, три, или большее число очков. Падение ножа на черенок лезвием вверх давало, если я не ошибаюсь, сразу десять очков! В случае, если нож вообще не втыкался в дерево, то ход переходил к следующему игроку. Побеждал тот, кто первым набирал цифру, до которой велась игра. Как правило, если мне не изменяет память, игра- ли до ста очков. В качестве «поля» для игры использовались лежащие на земле древесные кряжи или деревянные скамейки.
Еще более азартными играми были «пристенок» и «чика». В пристенок надо было играть монетами (то есть деньгами), а с деньгами у нас, мальчишек 1952 года рождения было не очень-то густо… Играющие по очереди били своими монетами о каменную стену и старались чтобы их монета накрыла монету соперника или чтобы от своей монеты до монеты другого игрока можно было бы дотянуться раздвинтыми пальцами руки. Здесь очень большое преимущество имели игроки с длинными пальцами или хорошей растяжкой (сейчас бы сказали «распальцовкой») между большим пальцем и мизинцем…
Накрывший чужую монету, или сумевший до нее дотянуться, естественно, имел право эту чужую, «проигранную» монету забрать себе. Но пристенок, пожалуй, уже не был так популярен среди моих сверстников. Последними заядлыми игроками в пристенок, эту игру беспризорников 20-х годов, были наши старшие братья, да и то, в основном, из числа учащихся «ремеслух» (ремесленных училищ), являвшихся питательной средой для малолетнего криминалитета. К началу 60-х годов ремесленные училища стали повсеместно закрывать и перепрофилировать в ПТУ – Профессионально-Технические Училища, в которых гораздо больше внимания уделяли не только обучению рабочим специальностям, а также и общему образованию. Со временем в ПТУ стали попадать не только после окончания «восьмилетки», а уже после десятилетнего среднего образования.
К тому же «по решению партии и правительства» к концу 60-х годов прошлого века в СССР был принят закон об обязательном среднем образовании и ПТУ, многие из которых были весьма престижными, по своим профессиям (ювелиры, столяры- краснодеревцы, рабочие радиоэлектронщики и др.) стали гораздо больше внимания уделять общеобразовательным предметам. Но об этом, я надеюсь, у меня будет воз- можность рассказать в другой главе своего повествования.
«Чика» же для нас, мальчишек, конца 50-х начала 60-х годов оставалась игрой беспризорников и учащихся «ремеслух», носивших полувоенную форму с фуражками, гимнастеркой и неизменным грубым сыромятным ремнем с медной бляхой с надписью «РУ». Правила игры были просты. «Снарядами» для этой игры служили металлические пробки из-под пива или лимонада. Эти пробки в те годы были стандартными. Специальный автомат на заводах после разлива в стеклянные зеленые бутылки прохладительного напитка «обжимал» металлическую пробку, как бы «зазубривая» ее концы. Никаких пластиковых бутылок с отвинчивающимися пробками в те годы не было и в помине. Такие пробки открывались или специальными «открывалками», или… зубами (это лихо умели делать некоторые наши отцы и старшие братья), или об угол стола или забора.
Эти пробки мы подбирали в местах, где происходило массовое распитие пива. Как правило, это были буфеты при банях или у так называемых «шалманов» – дешевых распивочных, ходить в которые солидным мужчинам было даже как-то неприлично. Ну, естественно, появление у этих шалманов нас, мальчишек от шести до десяти лет, не только не приветствовалось, но и резко осуждалось нашими родителя- ми. Особенно, конечно же, мамами.
Поэтому в «чику» мы старались играть на таких задворках, где нас не могли увидеть наши родители. Ведь главным выигрышем в этой игре были… те же самые пивные и лимонадные пробки. Я прекрасно помню, как мне трепала уши моя добрая, но иногда очень строгая мама, извлекая из карманов брюк и куртки горы полуржавых, естественно, грязных пробок. Мне кажется, я и сейчас слышу ее голос: «Опять всякую заразу в дом несешь!»
Но я отвлекся. Пора уже вспомнить правила «чики» и рассказать, как в нее играли и побеждали. Участники, чаще всего пять-семь человек складывали «на кон», на ровном асфальте или хорошо утрамбованной земле, друг на друга свои пробки (зазубренными краями вверх). Затем с определенного расстояния после жребия и считалки игроки по очереди кидали свои биты, стараясь разбить пирамидку из пробок. В качестве бит использовались ровные прямоугольные куски кирпича или камня (гальки), а иногда специальные свинцовые отливки.
Тот игрок, который первым «разбивал» пирамидку из пробок, получал право первого удара. Играющий должен был ловким рассчитанным ударом по краю пробки перевернуть ее так, чтобы она оказалась зазубренными краями к земле. Тогда эта пробка становилась «выигранной» и переходила в собственность выигравшего, а проигравший все свои пробки выбывал из игры до ее конца. Победителем «кона» считался тот играющий, кто «выбивал» все пробки своих противников. Преимущество при игре в «чику» имели более ловкие игроки, а также те, кто имел в руках хорошую, лучше всего свинцовую биту.
«Чику» наши родители не любили. Даже преследовали нас за эту игру, хотя она и была преемницей древней русской игры «бабки». А вот старинную славянскую игру
«городки» наши родители весьма одобряли. И часто помогали нам мастерить самодельные биты и рюхи, объясняя правила игры и все ее многочисленные фигуры. «Городки» были игрой командной и, однозначно, положительно сказывались на воспитании в нас коллективизма. Ведь игра в «чику» частенько заканчивалась скандалами и даже драками, когда кто-нибудь из игравших начинал «жилить» (нарушать правила в свою пользу). Не случайно с нашего детства мы запомнили и включили в свой лексикон фразу: «На жилу кобылу не купишь!»
Детство Моего Поколения, несомненно, отличалось от компьютерного детства современных мальчишек и девчонок. Большую часть нашего свободного времени мы проводили не в наших (чаще всего коммунальных) квартирах, а во дворах. Мы не могли себе даже представить, что можно целыми часами просиживать за компьютером, который заменяет современной молодежи и человеческое общение, и интеллектуальную школу жизни.
Нет, у нас, конечно же, существовало такое понятие как настольные («тихие») игры. И мы с огромным удовольствием кидали кубик и передвигали разноцветные фишки в настольных играх: «Приключения Чиполлино», «Русские народные сказки», «По морям и океанам» (кругосветное путешествие) и др. Мы азартно подбрасывал «Летающие колпачки», страстно желая попасть в цель и получить как можно большее количество очков, а также совершенствовали свою эрудицию, играя в одну из самых дорогих и дефицитных настольных игр того времени – «Чудо- огонек».
Об этой игре стоит рассказать чуть подробнее. На плату, состоящую из электрического листа с контактами, подключенными к плоской батарейке постоянного тока, накладывался лист с картинками и вопросами к ним, изложенными под картинкой в письменном виде. В качестве ответов с правой стороны лист предлагались картинки с подписями. Например, задавался вопрос: «Название судна, на котором Христофор Колумб открыл Америку?» В качестве ответов (в том числе подходящих для других вопросов, расположенных на других листах) предлагались изображения и названия известных кораблей: «Аврора», «Фрам», атомный ледокол «Ленин» и др. Играющий должен был поставить один электроконтакт на вопрос, а второй контакт на ответ: изображение корабля с подписью. И если (в нашем случае) ответ игрока был «Каравелла «Санта-Мария», то от соединения двух электрических контактов загорался огонек лампочки, и играющий получал очко за правильный ответ. В случае неправильного ответа «чудо-огонек» не загорался.
Вопросы были на географическую, историческую, ботаническую и прочие познавательные тематики. Мы, младшеклассники, рожденные в 1952 году, а также и те, кто был чуть старше или младше нас, приходили в восторг от этого «чудоогонька», стараясь запоминать правильные ответы. И как же мы бывали разочарованными (говорю так, вспоминая свою собственную реакцию), когда наши старшие братья и сестры лишали нас «чуда», показывая, что лампочка загорается независимо от правильности ответа, а от расположения контактов в определенном порядке. Мой брат Виктор соединял контакты на плате, даже не положив на нее бумажный лист с вопросами-ответами. Так из моей жизни и из жизни моих ровесников впервые уходило Чудо…
Но, все-таки, тихие домашние настольные игры, а также шашки, шахматы, домино были не самыми главными в нашем свободном времяпрепровождении. Мы хотели двигаться. Мы были энергичны настолько, что даже обычным русским шашкам предпочитали игру в «Чапаева».
Двое играющих располагали свои шашки на крайних линиях, а затем по очереди при помощи щелчков пальцами по своим шашкам старались выбить с игрового поля шашки соперника, сохранив на поле хотя бы одну свою. В случае успеха, выигравший продвигал свои шашки на одну линию вперед, имея теперь преимущество перед своим противником. Таким образом, двигаясь вперед навстречу друг другу, шашки доходили до «штыковой» или «суворовской» атаки. В этом случае при прямом контакте шашек друг с другом шашки соперника можно было сбивать не щелчками, а просто ударяя сверху по своим шашкам, заставляя вылетать шашки противника с
«поля боя». В «штыковой» атаке преимущество первого игрока, начинающего игру,
было особенно ощутимо.
Ну, а еще мы очень любили игру, которая называлась «Морской бой», где «противники» играли один на один против друг друга. На листе бумаги в клетку каждый из участников игры расчерчивал два квадрата по 10 клеток, номеруя их по вер- тикали цифрами от 1 до 10, а по горизонтали буквами от «а» до «к». В одном из квадратов каждый из участников игры чертил («располагал») по четыре однопалубных (одноклеточных) «корабля», по три двупалубных (двуклеточных), два трехпалубных (треклеточных) и один четырехпалубный (четырехклеточный) «корабль», которые не должны были соприкасаться друг с другом и обязательно должны были располагаться по горизонтали или по вертикали. Второй квадрат использовался играющим для того, чтобы делать отметки о своих «торпедных ударах» по «противнику». Право первого «удара» определялось жребием или считалкой.
Игра была увлекательной, азартной, учила думать и просчитывать варианты. Первый игрок, например, наносил удар: А5. Второй играющий внимательно изучал расположение своих кораблей (тщательно скрывая его от противника), и говорил, например: «Мимо!» Каждый из игроков ставил на месте А5 точку в соответствующем квадрате. Тогда второй игрок бил, скажем, по точке Ж1. Противник говорил:
«Убит». Тогда, наносивший удар, обводил точку Ж1 квадратиком корабля, и обставлял вокруг него точками квадраты Е1, Е2, З1, З2,Ж2, поскольку, по правилам игры в этих окнах не могли располагаться корабли противника. Возможно, соперник говорил слово «ранен» или «начинаю гореть». Тогда надо было методом проб и ошибок «нащупать» «корабль» противника и потопить его полностью, дождавшись от своего соперника слова «Убит». При это желательно было не забывать ставить точки у себя на листке, обозначая места своих бомбовых и торпедных ударов. Ход переходил к другому играющему после промаха. Побеждал в «Морском бое» тот, кто первым уничтожал все корабли своего соперника.
Именно так, играя во дворах в подвижные игры, увлекаясь «тихими» играми дома, в детских садах и пионерских лагерях, мы вырабатывали в себе психологию победителей, нацеливаясь обязательно на конечный положительный результат, который достигался как своим трудом, так трудом и стараниями твоей команды.
Нет, ну, конечно же, у нас в нашем детстве были и «чисто развлекательные» игры. Хотя мы и мечтать не могли ни о каких городках аттракционов. Мы не знали и не могли знать, что скрывается под термином «Диснейленд», хотя мультфильмы Уолта Диснея уже начинали входить в нашу жизнь (о роли мультфильмов и кино в жизни Моего Поколения расскажу позже). Самодельная карусель, сделанная нашими родителями, а также качели и «гигантские шаги» – вот максимум, на что мы могли рассчитывать в своих дворах.
Да, в центральном парке культуры и отдыха (ЦПКиО) в Ленинграде было и «колесо обозрения» и даже «американские горки», а в Зоопарке детей катали на колясках маленькие пони. Однако, многие из моих сверстников, лишь поступив в институты и университеты в больших городах, смогли впервые по-настоящему воспользоваться этими «благами цивилизации». Вспоминаю, что мой университетский однокашник и ровесник Валерий Шахов (1952 г. рожд.), родившийся и выросший в поселке Красное-на-Волге Костромской области, только в 17 лет впервые в жизни попал в Зоопарк, расположенный по соседству с тогдашним общежитием Ленинградского университета имени А.А. Жданова.
Может, мой вывод покажется кому-то нелогичным или даже странным. Но сейчас, вспоминая наши детские игры, я прихожу к однозначному выводу, что эти игры помогали нам формировать характер, исподволь готовили нас к школе и ко всем испытаниям, связанным с обучением. Именно в этих детских играх мы впервые учились понимать: «Кто есть кто, и что есть Истина?» Именно в детских играх формировались и проявлялись качества неформальных лидеров, а также выявлялись «жилы» и мелкие жулики, стремившиеся обойти установленные правила игры. Мы учились в этих играх по-своему, пока по-детски наивно, а потом все серьезнее, понимать Добро и Зло, ценить дружбу и взаимовыручку, презирать малодушие и слабость.
Думаю, что Игры Нашего Детства сыграли очень важную роль в формировании особенностей психологии и идеологии Моего Поколения.
Еда нашего детства
Не делайте из еды культа!
Илья Ильф, Евгений Петров
Нужно есть для того, чтобы жить,
а не жить для того, чтобы есть.
Сократ
Возможно, название этой главы может показаться кому-то претенциозным. Воз- можно. Ну, и пусть! Несомненно, даже представителям современного поколения, выросшего в условиях рыночных отношений нашего нового российского капитализма, известно, что в 50-х – 60-х годах прошлого века в стране советов не было изобилия продовольственных товаров. Но, к счастью, мы, рожденные уже после отмены продовольственных карточек военного и послевоенного времени, не знали голо- да… Хотя многие из моих сверстников не могли себе позволить разносолов, питаясь достаточно скромно, если не сказать скудно. Каши, картошка, макароны (подчеркиваю: макароны, а не спагетти), хлеб, молоко и чай были нашей основной едой.
Те, кто жил в больших городах, несомненно, могли увидеть и попробовать гораздо больше, чем те, кто жил в рабочих поселках и деревнях. На меня лично очень сильное впечатление произвел впервые увиденный в 1959 году фирменный магазин
«Сыр» на Невском проспекте дом 63. Я был поражен тем, что в одном магазине могут продавать не один, а несколько сортов сыра! Не говоря уже о том, что посещение с моим отцом Елисеевского магазина на том же Невском проспекте было для меня по силе впечатления сравнимо с посещением Эрмитажа. Ветчина, копченые колбасы, рыба горячего и холодного копчения были для меня и моих друзей из поселка ЛМПЗ практически музейными экспонатами, которые нельзя было трогать руками. На них можно было только смотреть, и ими можно было только любоваться! Но, что характерно, цены на продукты питания были стабильными и держались без измениния десятилетиями!
А ведь в том же Елисеевском магазине того времени ленинградские бабушки, сумевшие пережить в Великую Отечественную войну 900-дневную блокаду города, покупали по… 50 граммов масла. Это не преувеличение мемуариста, а истинный факт. Ведь холодильников в наших семьях не было примерно до середины 60-х годов. Причин этого было две: наша промышленность, успешно работавшая на оборону и освоение космоса, не успевала удовлетворять все потребности населения. Дефицитом были… кастрюли, сковородки, а уж тем более холодильники. К тому же цена на эти предметы, казалось бы, первой необходимости была для многих тысяч советских семей совсем не по карману.
Первые холодильники ЗИЛ, напоминавшие большие белые шкафы, были понастоящему предметом роскоши. Только после 1964 года в наших магазинах появился большой выбор холодильников: «Минск», «Север», «Саратов»,
«Снежинка», «Чинар» – вот перечень наименований, которые сохранила моя память. Ни о каких импортных холодильниках даже речи быть не могло! Не случайно в бессмертной гайдаевской «Кавказской пленнице» в далеком 1966 году товарищ Саахов, торгуясь за калым, предназначенный для выкупа невесты, говорит фразу: «Двадцать баранов. Холодильник «Розенлев». Финский. Хороший». И этот аргумент стал последним и решающим для «товарища Джабраила», дяди похищаемой невесты.
Так что у меня и моих сверстников по вышеописанным причинам был не самый широкий выбор продуктов питания. Повторюсь, что основными нашими продуктами питания оставались в те годы каши и картошка (вареная или жареная), подававшаяся очень часто с квашеной капустой. Капусту в те годы было принято солить по осени, когда цены на эти овощи падали до сезонного минимума. При- чем капусту солили и квасили и в деревнях, и в рабочих поселках, и в городах. Ну и, конечно, к рассыпчатой картошке, подававшейся, как правило, с растительным («постным», как было принято тогда говорить) маслом, полагалась селедка. Соле- ная, а, лучше, конечно, копченая селедка, была одновременно и деликатесом и повседневной едой. «Народ наш российский тотчас бы вымер, когда б не нашлось у селедки косточки!» – с раннего детства запомнились мне эти строки Владимира Маяковского, которые очень точно отражают роль этой рыбы в меню миллионов россиян.
Мы пили очень много молока. Молоко это очень сильно отличалось от того, которое мы пьем сейчас. Тогда, по-моему, никто слыхом не слыхивал ни о консервантах, ни о делении молока по процентам жирности. Молоко привозилось в магазины из совхозов и с молокозаводов в больших металлических флягах (бидонах) и продавалось в розлив в бидоны и бидончики, алюминиевые или эмалированные, которые были практически в каждой семье. Иногда можно было видеть, как люди покупают молоко в свои литровые или полулитровые банки, закрывая их полиэтиленовой крышкой (они только-только появились в 60-е годы).
В начале правления Л. Брежнева появилось в продаже молоко в прозрачных белых полулитровых бутылках, а также молоко в треугольных пакетах из провощенной бумаги. До чего же неповторимо вкусным было это молоко! Особенно если пить его прямо из пакета, предварительно отрезав ножницами или надорвав один и его краев. Из таких вот прозрачных белых бутылок я впервые в жизни попробовал кефир и ряженку, которые были очень вкусными, особенно если положить в кружку с ряженкой побольше сахарного песка и хорошо его размешать.
Кстати, мои сверстники, люди Моего Поколения еще очень хорошо помнят так называемый «кусковой сахар», который продавался в виде больших крупных кусков,
весивших иногда несколько сот граммов. До сих пор мне кажется, что тот кусковой сахар был слаще сахара-рафинада, который впервые появился в своеобразных высоких пакетах в виде параллелепипеда. Сахарный песок, продававшийся вразвес, завернутый в кульки из оберточной бумаги (полиэтилена и полиэтиленовых пакетов мы в те годы просто не знали и никогда не видели), не сразу вошел в наш быт. Я хорошо помню, как в нашей семье хранились и использовались Няней металлические щипчики для колки сахара. Няня, с каким-то неповторимым шармом и степенностью колола специальными щипчиками не только кусковой сахар, но и рафинад, а чай он пила обязательно «в прикуску», а не в «в накладку». Так ей казалось слаще и экономнее.
Не могу не вспомнить появившийся на прилавках магазинов где-то в начале 60-х годов так называемый «фруктовый сахар» – крупные разноцветные кубики со вкусом лимона, апельсина, малины и других фруктов и ягод. Но все-таки наши бабушки гораздо чаще пили свой любимый напиток чай «в прикуску» с конфетами. Самыми дешевыми (килограмм стоил, по-моему, 90 копеек!) были карамельки, так называемые
«подушечки», официально носившие название «обсыпка бухарская». Именно так писали на ценниках этих конфет в магазинах. Внутри каждой карамельки, действительно по форме напоминавшей маленькую подушечку, было повидло: яблочное, сливовое или какое-то другое.
Раз уж я сказал о карамели, то, наверное, уместно рассказать о конфетах и других «сладостях нашего детства». Пусть попытаются понять меня правильно наши дети и внуки: мы мало ели шоколадных конфет, хотя они практически всегда были в продаже во всех магазинах – от крупных городских до деревенских сельпо.* Просто шоколадные конфеты казались нам и нашим родителям слишком дорогими. И правильно, верно и правдиво поет о конфетах мой сверстник Александр Розенбаум (1951 г. рожд.): «…Но милее пацанам, те, что рубль пятьдесят за килограмм!» Рубль пятьдесят за килограмм стоили самые популярные «почти шоколадные» конфеты «Кавказские».
Да… «Кавказские» конфеты, сделанные, кажется из сои, или из какого-то другого непонятного ингредиента, казались нам, мальчишкам и девчонкам 1952 года рождения необыкновенно вкусными и… доступными. Еще бы! Ведь самые дешевые «на- стоящие» шоколадные конфеты с темной начинкой «Ласточка» и «Озеро Рица» стоили целых 3 рубля 70 копеек за килограмм!
Уж не говорю о каких-то совершенно казавшихся нам недоступными из-за цены «Мишка на Севере», «Красная шапочка», «Мишка косолапый», «Трюфель», стоивших больше 5 рублей килограмм. Да мало ли было наименований конфет, которые не могли позволить купить нам наши родители! До сих пор я помню свой психологический шок, который я испытал где-то в конце 1961 года (или в начале 1962?),
*Сельпо – сельская потребительская кооперация. Система деревенских магазинов снабжения и за- готовок сельскохозяйственной продукции в СССР. В магазинах Сельпо в деревнях одновременно про- давались: керосин, конфеты, чай, хлеб, обувь, водка, одежда и другие промышленные и продовольственные товары. (Примечание автора).
оказавшись со своими одноклассниками в ленинградском цирке на Фонтанке. Я увидел в буфете конфеты «Трюфель» по цене 10 копеек (!) за штуку. Ведь на 15 копеек можно было купить целых 100 граммов «Кавказских»!!!
Такими же недосягаемыми для нас, простых пацанов и девчонок, были шоколадки с романтическими названиями «Золотой якорь» и «Золотой ярлык», цена которых была, кажется, 1 рубль 70 копеек за плитку. Мы, естественно, предпочитали «Шоколадный батончик» со сливочной или ромовой начинкой за 33 копейки. Помню, как наши девчонки-одноклассницы хранили, собирали и коллекционировали фантики от дорогих конфет и шоколада.
Это увлечение даже породило игру в «фантики», которая была популярной в конце 50-х – начале 60-х годов. Позднее, с ростом материального достатка советских людей того времени, эта игра перестанет существовать и просто забудется. А я хорошо помню, как мы тщательно сворачивали в виде квадратиков фантики от конфет, которые при помощи удара по краю стола надо было вбросить на игровое поле (обе-енный стол или школьную парту). Следующий игрок своим ударом и своим фантиком должен был хотя бы частично «накрыть» фантик соперника, что позволяло забрать его себе, как своеобразный «трофей». И как счастливы были те из нас, кто своими умелыми ловкими действиями при помощи фантиков от дешевой карамели и ирисок «завоевывал» себе фантики каких-нибудь незнакомых на вкус конфет типа
«Лакомка», «Южная ночь», «Незнайка», «А ну-ка, отними!»
Вот теперь, наверное, самое время вспомнить и рассказать несведущим молодым россиянам, что кроме карамелей с повидлом и леденцов «монпасье» наиболее доступными с точки зрения цены были для нас так называемые ириски. Именно благодаря этим перечисленным мной дешевым конфетам, содержавшим большое количество молочной кислоты, представители Моего Поколения не могут похвастаться хорошими зубами. Самым популярным во всем Советском Союзе был, я уверен, ирис «Золотой ключик», в характерной скромной обертке по цене 2 рубля 70 копеек за килограмм.
Примерно в том же ценовом сегменте, но чуть-чуть дороже были ириски «Сливочная тянучка», «Тузик», «Ледокол». Главное преимущество ирисок было в том, что они, как и леденцы, были «долгоиграющими». Удовольствие и сладость от поедания, точнее рассасывания этих конфет, было значительно более длинными, чем от шоколадных. Ведь удовольствие всегда хотелось растянуть. Я вспоминаю, что некоторые мои сверстники, чтобы подольше наслаждаться вкусом шоколадных конфет, в начале медленно обкусывали шоколад со всех сторон конфеты, и только уже затем поедали начинку, откусывая ее маленькими кусочками.
Можно, и, наверное, нужно вспомнить и такие «любимые народом» конфеты как
«Старт» и «Коровка». Купить эти конфеты для детей было «дешево и сердито». А
знаменитые «Батончики»? Они делились на две категории: «Соевые батончики» и
«Шоколадные батончики». Шоколада, несомненно, не было ни в тех, ни в других, но… «Батончики» были любимы и молодыми, и стариками. Если наши бабушки предпочитали пить чай с карамелью «Подушечки» или почти элитными «Гусиными лапками» и «Раковыми шейками», внутри которых была халва, то мы, молодые,
предпочитали для разнообразия зефир или мармелад.
Мармелад нашего детства, продававшийся не в коробках, а только вразвес, назывался «трехслойным». И каждый слой своего цвета: (белый, зеленый, желтый) казались нам совершенно разными по вкусу. А зефир бело-розовый?! Мне кажется, я и сейчас ощущаю не только его потрясающий вкус, но даже и запах! И совершенно не имеет значения, что он упаковывался в огромные и уродливые кульки из оберточной бумаги. Появление в продаже зефира в шоколаде было для нас каким- то немыслимым проявлением новейших технологий, круче, чем удивление нашей молодежи от появления плазменных телевизоров или ноут-буков.
Ну, а разве можем забыть мы, сейчас уже дожившие до пенсии девочки и почти уже ушедшие на пенсию мальчики 1952 года рождения, вкус мороженого нашего детства? Оно было неповторимо сладким и… очень дешевым, доступным: молочное мороженое (стаканчик) – 9 копеек; стаканчик или брикет сливочного мороженого – 13 копеек; крем-брюле – 15 копеек; сливочный пломбир – 19 копеек. Ну, а особо любимое: эскимо в шоколаде (на палочке) – 11 копеек; мороженое «Ленинградское» (пломбир в шоколаде) – 22 копейки. И совершенно изумительная сахарная трубочка за 15 копеек, это же был шедевр! Не говоря уже об абсолютно элитарном «шоколад- ном батончике» с орешками по неимоверно дорогой цене в 28 копеек.
Да, как же я мог забыть!? Ведь было еще фруктовое мороженое за 7 копеек! Клюквенное, кисло-сладкое, в бумажном стаканчике с деревянной палочкой, ко- торой и нужно было есть это самое мороженое. Мороженое в годы нашего детства производили только в больших городах. Но, как было принято говорить в те годы, «партия и правительство, проявляя заботу о советских людях», принимали меры, чтобы дети, жившие вблизи больших городов, могли также, как и их городские сверстники, отведать это любимое лакомство. В наш рабочий поселок, расположенный в тридцати двух километрах от Ленинграда каждые две недели (или чаще? не помню) приезжала «морожка». Так мы называли легковую машину «каблучок», из которой дядя Сережа (одновременно водитель и продавец) доставал несколько деревянных ящиков с мороженым, продавая их на площади перед клубом буквально в течение часа. Для сохранения мороженого в пути от Ленинграда в ящики был уложен «сухой лед». И наши родители никогда не отказы- вали нам в выдаче тех копеек, которые были необходимы для покупки нашего любимого лакомства…
Но, так часто бывало, что не у всех были деньги. И не все могли купить себе эскимо или трубочку. Тогда наши товарищи преданно и просяще заглядывали в глаза тем, кому повезло стать обладателем мороженого, и жалобно просили: «Дай кусить, а?» Или иногда те, кто был понахальнее и понаглее, почти кричали: «Сорок восемь, половинку просим!» И тогда по неписанным дворовым правилам надо было дать укусить мороженое своему однокласснику, товарищу или соседу по дому, по улице. Правда, по дворовым традициям того времени можно было, купив мороженое, сразу же крикнуть: «Сорок один, ем один!» Но в этом случае можно было услышать от друзей очень неприятную дразнилку: «Жадина-говядина, пустая шоколадина, соленый огурец, никто его не ест!»
Конечно в больших городах, таких как Москва или Ленинград были фирменные кондитерские магазины. В театрах на так называемых «детских утренниках» юные зрители в антракте могли попробовать изысканное пирожные: «бизе», «буше»,
«эклер» (обсыпной или глазированный). А мороженое можно было отведать не только порционное, а мороженое-ассорти в специализированных кафе-мороженых: сливочный, шоколадный или ореховый пломбир, а также крем-брюле, клубничное, черносмородевое и даже коньячное (!) мороженое. Последнее мороженое я пробовал в кафе «Улыбка», расположенном в годы моего детства на углу Невского проспекта и Пушкинской улицы. К сожалению, я уже не могу вспомнить вкуса «коньячного» пломбира, но одно название уже вызывает приятные эмоции. И, что характер- но, 100 граммов любого пломбира стоили в кафе-мороженое каких-то 19 копеек…
Я уже не говорю о замечательных сифонах и разнообразных лимонадах, кофе гляссе и ром-бабах!!! Да… индустрия сладостей была хорошо развита даже в то не самое сладкое время. Мы, пригородные мальчишки, также как и наши ленинградские сверстники имели большую привилегию: мы могли позволить себе купить и съесть целую уйму так называемых восточных сладостей! Благо кондитерский магазин с аналогичным названием был расположен ни где-нибудь на окраине, а самом центе города – на Невском проспекте, да еще неподалеку от Московского вокзала возле знаменитого кинотеатра «Колизей». Это обстоятельство очень способствовало тому, что в «Восточных сладостях» всегда были большие очереди, выстояв в которых люди покупали себе и своим детям кос-халву, щербет, козинаки и грильяж, сливочные колбаски, рахат-лукум, печенье земелах и кихелах и многие-многие другие восточные лакомства.
А какие замечательные бисквитно-кремовые торты можно было купить на Не-
вском проспекте в фирменном магазине «Север»: «Фигурный», «Полет», «Сказка»,
«Свадебный», «Подарочный». Сколько нежного и сытного крема и пропитанного ко- ньяком и ромом бисквита было в этих квадратных им круглых кулинарных шедеврах! А в начале Невского проспекта был еще фирменный магазин «Торты на заказ». А на Садовой улице в кулинарии от ресторана «Метрополь» можно было отведать потрясающие по свежести и вкусу пирожные. Ну, а сладость знаменитых ленинградских тортов-мороженых никогда не забудет тот, кто хотя бы раз их попробовал!
И все-таки я как-то невольно позволил в своем «ностальгировании по сладкому прошлому» уйти в сторону от той еды, которая в прямом смысле слова была «хлебом насущным». Про доступность и дешевизну хлеба в конце 50-х – начале 60-х годов хорошо спел в своей песне певец, композитор, депутат Государственной Думы Александр Розенбаум. Только «калачики» и «городские» батоны по 22 копейки мог- ли себе позволить далеко не все. А вот хлеб по 14 копеек за буханку был доступен и любим как рабочими, крестьянами, так и интеллигенцией.
Лично мне больше нравился «круглый» черный хлеб. Белый хлеб, (булка) был в нашем доме не каждый день. По праздникам Няня привозила из Питера «ситный».
Это был белый круглый хлеб с удивительно вкусной корочкой и замечательной мякотью из которой можно было катать пальцами, а потом класть себе в рот и жевать совершенно удивительные по вкусу хлебные шарики. Хотя по затылку от родителей и бабушек нам за это доставалось немало: «Не катай шарики! Нечего грязь с рук на хлеб переносить!!!»
Отношение к хлебу у нас, мальчишек и девчонок, живших под Ленинградом, было особым. Не могу вспомнить, чтобы в детстве кто-то мог кинуть хлеб на пол или позволить хлебу зачерстветь. Все, что не доедалось, превращалось в духовках в замечательные сухари или сухарики. Здесь у каждой хозяйки имелись свои собственные кулинарные секреты, которые передавались по наследству молодым поколениям. Многие годы моя жена Ольга по рецепту ее бабушки Александры Никитичны, пережившей блокаду со своей подругой, знаменитой поэтессой Ольгой Берггольц, разрезала на мелкие кубики все остатки хлеба в доме, делая из них удивительные по вкусу сухарики.
Ну, а белый хлеб, намазанный маслом, а сверху обсыпанный сахарным песком, назывался среди нас, рожденных в 1952 году, «пирожным». Наше поколение совершенно не знало никаких экзотических южных фруктов, кроме бананов, апельсинов и мандаринов. Мы не только не ведали, какие на вкус ананасы, манго, фейхоа, но даже и не представляли, как они выглядят! Правда, в начале 60-х годов на какое-то время популярными стали сушеные финики, появивившиеся в СССР как символ дружбы с арабским Египтом, но особых восторгов от этого нехитрого «деликатеса» мы не испытывали. Яблоки, груши, сливы, вишня и черешня были нам значительно ближе. У многих из нас были родственники в деревнях, в колхозах на Украине и в Крыму. К тому же в те годы на маленьких полустанках в Харьковской, Белгородской, Воронежеской и других областях фрукты и овощи продавались целыми ведрами, причем по очень недорогой цене. Ведро вишни могло стоить три-четыре рубля!
Ну, а, помните, мои дорогие сверстники, как в жаркие летние дни вам приходи- лось утолять жажду? Не забыли ли вы знаменитые бочки с хлебным квасом, у кото- рых выстраивались очереди, чтобы выпить маленькую (3 копейки) 250 граммовую кружку, или большую, пол-литровую (6 копеек). Многие люди приходили к этим бочкам кваса со своими эмалированными или алюминиевыми бидонами, чтобы сразу купить три или четыре литра кваса на всю семью. Причем квас покупался не толь- ко для питья, но и для приготовления замечательной окрошки!
Мы, еще дети-дошкольники, очень просили наших родителей в парках культуры и отдыха купить нам в киосках сладкой газировки с разнообразными сиропами: яблочным, грушевым лимонным, вишневым, залитым в специальные колбы с краниками. Эта газировка была удивительно вкусной и утолявшей жажду. А еще можно вспомнить целые ряды автоматов для продажи газированной воды, на которых стояли стаканы, которые ты сам мыл и подставлял в автомат, который за копейку мог налить тебе простой газированной воды, а за монету в три копейки воды с сиропом! И, что характерно, этими стаканами часто пользовались алкаши, соображавшие «на Троих», распивая какие-то «плодово-выгодные» алкогольные напитки, но, практически всегда, возвращали эти стаканы на место.
Что удивительно, никто не боялся пользоваться такими автоматами с газированной водой, не задумываясь об опасности заражения вирусными или инфекционными болезнями! Среди нас находились «умельцы», научившиеся ударом кулака
«выбивать» из автомата газированную воду без оплаты. Хотя цена в одну копейку за стакан холодной газированной воды в жаркую погоду представлялась совершен- но символической.
В своей, возможно, затянувшейся главе, я еще ничего не сказал ни о рыбе, ни о мясе. И совершенно не случайно. Просто ни рыба, ни мясо не были в годы нашего детства так доступны, как сейчас. Хотя и стоили недорого: говядина 2 рубля кило- грамм; свинина – 1 рубль 90 копеек; баранина – 1 рубль 80 копеек. Рыба был значительно дешевле, правда, продавалась практически всегда в замороженном виде. Треска (самая популярная рыба нашего детства) стоила где-то в пределах 1 рубля. Самой дорогой рыбой, которая бывала на столе в нашей семье, сельдь иваси, ее цена была 1 рубль 70 копеек за килограмм. Горбуша холодного копчения продавалась в магазинах по недосягаемой для миллионов советских людей цене в 4 рубля.
Купить хорошее мясо в магазине можно было, только имея «своего» мясника. По этому поводу существовало огромное количество юморесок и анекдотов. Мясники были постоянными объектами карикатур во всесоюзном юмористическом журнале
«Крокодил».
А как насчет покупки мяса на рынках? Ну, возможно, кто-то из представителей Моего Поколения (точнее, их родители) имели такую возможность, но… таких друзей и товарищей у меня в моем детстве не было. Помню, как в 1964 году в доме моего ленинградского друга Олега Плисова его мама Клавдия Петровна предложила мне жареную утку, а я упорно отказывался, убеждая, что «я утку не ем». Причина моего отказа была проста: я не знал, как эту утку надо есть! Ведь далеко не во всех семьях в то время родители могли научить нас есть вилкой и ножом. Лично я научился этому, лишь когда стал студентом первого курса Ленинградского Государственного Университета. Тогда же в 1969 году, семнадцати лет от роду я впервые в жизни попробовал… жареную курицу. И таким «неофитом» в те годы был ни один я.
Зато могу вспомнить, как летом 1962 года весь детский пионерский лагерь завода «Вулкан» громко скандировал в столовой: «Добавки! Добавки! Добавки!» – требуя дополнительной порции… «макарон по-флотски». Эти макароны с фаршем (а иногда с говяжьей тушенкой, очень популярной в те годы) были для нас, детей 60-х годов, настоящим деликатесом. Хотя мы, действительно, не знали многих нынешних деликатесов, но в годы нашего детства не было (и это факт!) такого количества бездомных, беспризорных детей, которые в условиях нынешнего гастрономического изобилия просто голодают, брошенные на произвол судьбы своими родителями, государством и обществом.
Это очень-очень обидно для многих моих сверстников. Больно видеть и больно осознавать, что в годы нашего детства при тотальном дефиците продуктов почти не было голодных. А сейчас, при кажущемся изобилии мы не только видим голодных детей и стариков, а и сами не гарантированы от участи бедной, социально незащищенной старости…
Мы многого не могли позволить себе, точнее говоря, наши родители не могли себе позволить кормить нас так, как им и нам самим того хотелось. Да они и не знали по-настоящему, какой разнообразной и вкусной бывает еда. Хорошо помню, как в моем доме или в доме моих школьных друзей мы брали в руки огромную и пре- красно иллюстрированную «Книгу о вкусной и здоровой пище», которая в то время была во многих семьях, в отличие от самой пищи, которая не всегда была вкусной и здоровой. И, взяв в руки книгу, мы начинали играть…
Одному из играющих доставались левые страницы книги, а другому – правые. Мы, открывая страницы, видя фотографии прекрасно приготовленных и оформленных блюд, говорили: «У меня котлеты по-киевски. А у меня бефстроганов! Зато у меня фруктовый мусс. А у меня мороженое-ассорти!»
Наши родители, в подавляющем своем большинстве испытавшие военный и послевоенный голод, делали все, чтобы мы были сыты, обуты и одеты. И наше госуарство, вся его социальная система, пусть и несовершенная, была направлена на то, чтобы в стране победившего социализма, в стране, поставившей цель в 1980 году построить новое Коммунистическое общество, не было голодных людей. Не случайно наши отцы, обсуждая решения ХХII съезда КПСС, объявившего, что при Коммунизме будет изобилие товаров, и все члены общества будут «получать по потребностям», шутили: «Пережили голод, переживем и изобилие». Эта шутка была очень и очень популярной. Знали бы наши отцы, многие из которых не дожили до ельцинских экономических реформ и олигархического капитализма, что пережить нынешнее изобилие для многих миллионов россиян подчас гораздо труднее, чем преодолеть скудное несытое послевоенное время. Ведь цены на основные продукты питания в советский период не изменялись десятилетиями!!! А за последние двадцать лет жизни Новой России мы уже не успеваем следить за скоростью возрастания цен на продукты первой необходимости.
Тогда, в годы нашего небогатого детства, у всех нас, у наших родителей была Надежда и Вера, что Будущее будет Светлым. Даже если и представлялось оно весьма туманным. Сейчас, когда с начала нового ХХI века прошло уже десять лет, миллионы простых россиян, не сумевших ничего «прихватизировать» и не наживших капитала, живут одной простой но очень горькой мыслью «Лишь бы не было хуже»… И, несмотря на ежедневное телевизионное промывание мозгов десятками телевизионных каналов, люди осознают и понимают, что социальные права и гарантии их детства, юности, зрелости и старости ежедневно уменьшаются, как знаменитая бальзаковская шагреневая кожа. Мы, стареющие, не можем не думать о своем будущем и о будущем своих семей, в которых большинству из нас еще приходится оставаться их главами.
В 60-е годы уже прошлого века мы душевно и красиво пели слова песни Булата Окуджавы: «И боль, что скворчонком стучала в виске, стихает, стихает…» А сейчас в голове, на подкорке, как «запиленная» пластинка из нашего детства повторяются слова рокера Юрия Шевчука: «Что же будет с Родиной и с нами?»
Эхо великой войны
И людей будем долго делить на своих и врагов.
Владимир Высоцкий
Пускай наши дети играют в войну,
Зачем их за это ругать, не пойму?
Пусть лучше не знают войны настоящей…
Из юношеских стихов 1967 года
Мое Поколение по праву можно считать поколением «детей Великой Победы». Даже если наши родители по своему возрасту не успели примерить на себя гимнастерки и бушлаты солдат и матросов Великой Отечественной, то в любом случае они испытали на себе все тяготы и лишения военного лихолетья. Мой отец, хотя и не был на передовой, но с гордостью носил на кителе медаль «За боевые заслуги» и орден Красной Звезды. Отец моего школьного друга и соседа по улице Ленина в нашем рабочем поселке Геннадия Никандрова в войну был подростком. Но я навсегда запомнил дядю Сашу очень молчаливым и рано поседевшим человеком. Уже где-то в старших классах я узнал от Геннадия, что дядя Саша жил в деревне под Киришами, которая была оккупирована фашистами, и он видел своими глазами, как фашисты ни за что ни про что могли убивать простых крестьян, сам испытал на своей спине удар кованого немецкого сапога.
У каждого из наших родителей были свои военные (фронтовые и тыловые) истории. Но мы, как и положено, видимо, молодым, были часто непростительно нелюбопытны. Поэтому подавляющее большинство моих сверстников лишь в общих чертах знает жизнь наших родственников военного времени. Да, пожалуй, надо признать, что у наших родителей у самих не очень-то было принято «распространяться» на тему войны среди своих сверстников. Воевали все. И фронт и тыл. А нам, своим детям, рожденным в послевоенные годы, родители желали одного: чтобы мы никогда не узнали военных тягот. И вообще, до 1965 года, когда отмечался 20-летний Юбилей Победы, я как-то не припоминаю каких-то особых пафосных мероприятий, посвященных войне. Хотя митинги у обелиска на месте так называемого «Ивановского пятачка» проводились каждое 9 мая, и участвовать в них считалось святой обязанностью для всех жителей поселка.
Я и мои школьные друзья росли, в прямом смысле этого слова, в районе боевых действий. Огромная территория за рекой Тосной до железнодорожной станции Саперная и Понтонная долгие годы на нашем мальчишеском сленге называлась «поле боя». На этом поле боя в конце 50-х – начале 60– годов еще ох как много можно было найти военных трофеев. Вся земля вдоль реки Тосны была усеяна смертоносным металлом. Поэтому полуржавые винтовки, пистолеты и автоматы были не редкостью. А сколько патронов, из которых мы старались добыть столь привлекательный для пацанов порох, было отобрано нашими мамашами и утоплено в выгребных ямах наших поселковых общественных туалетов! Этих патронов и даже гранат могло хватить на несколько дней оборонительных боев!
К сожалению, случались и трагедии. Еще где-то в 1958 году, за год до того, как мне и моим сверстникам пойти в школу, жизни двоих наших поселковых мальчишек унесло «эхо войны». Принеся с собой с Ивановского пятачка два снаряда, группа мальчишек на берегу реки Святки неподалеку от железнодорожного моста разожгли костер, и кто-то решил бросить в костер снаряды, чтобы посмотреть, что будет… Что бывает в таких случаях, мы, пацаны, и весь рабочий поселок увидели и узнали
«во всех цветах и красках». Двоих мальчишек разорвало осколками снаряда в клочья, один остался безногим инвалидом, четвертый чудом остался жив.
Долго вспоминал об этом случае и Генка Никандров, правда, предпочитая говорить тихо, чтобы не услышали и не узнали родители. Он тоже был среди тех, кто разводил костер. Но, на его счастье, на мачтопропиточном заводе загудел гудок, сообщавший об обеденном перерыве. И Генка бегом побежал в свой дом номер пять по улице Ленина, чтобы на керогазе разогреть своему отцу щи, приготовленные мате- рью на обед. Это и спасло его от трагедии.
Уже в 1964 году мой сверстник Володя Дубинин (1953 г. рожд.) получил пулю в сердце от своего соседа Юрки Пушкарева (1951 г. рожд.), откопавшего где-то еще пригодный для стрельбы немецкий автомат. И патронов-то в нем было только два… Первый патрон, как говорили очевидцы, дал осечку, а вот второй стал для тихого, скромного и доброго Володи роковым… «Дурак ты, Юрка», – только и успел сказать Володя, который не очень любил играть в войну и не сделал ни Юрке, никому другому ничего плохого. Эта смерть, нелепая и трагичная надломила семью Дубининых. Запил после смерти сына-первенца Володькин отец. Через несколько лет он по-глупому ушел из жизни, замерзнув, будучи пьяным, в канаве на подходе к своему дому. Хорошо помню, как убивалась, как старела на глазах Володькина мама, превращалась в замкнутое, испуганное существо его маленькая сестренка.
А мы, мальчишки, даже, несмотря на эти трагедии, где-то до 13-14 лет просто обожали играть в войну. В «наших и немцев». Причем именно в войну, а не в «войнушку», как стали говорить уже где-то в 70-е годы. И, конечно, мы все хотели быть
«нашими». И никто не хотел ни быть в этих играх «немцем». В кинофильмы тех лет, таких как, «Орленок», «Бессмертный гарнизон», «Малахов курган», «Молодая гвардия», «Отряд Трубачева сражается» почти всегда показывали немцев в самом негативном, отвратительном свете. А «наши» солдаты, партизаны, подпольщики всегда были образцом героизма, стойкости и верности Родине. В наших школах повсеместно были размещены в виде наглядной агитации фотографии и биографии пионеров-героев, многие из которых сражались с фашистами и даже отдали свои жизни за свободу и независимость нашей Родины: Валя Котик, Марат Казей, Леня Голиков, Петр Клыпа. Эти имена и фамилии уже почти пятьдесят лет помню я, и, я уверен, мои сверстники во многих уголках России.
Мы бегали в атаки, защищали свои «Брестские крепости», будучи вооруженными чаще всего деревянными автоматами, которые иногда нам помогали изготавливать наши отцы. А, зачастую, нашим оружием была просто палка, которую мы «воображали» автоматом или винтовкой. А выстрелы мы имитировали голосом: «та-та- та-та-та-та-та…» – это автомат или пулемет. «Бах-бах-бах-бах», – это выстрелы из пистолета. «У-у-у-у-хх!»– это разрыв гранаты или снаряда. И мы учились, нет, мы почти все умели красиво падать, изображая из себя раненых или убитых, часто под- ражая кадрам из увиденных кинофильмов. А когда мы хотели «ожить», чтобы вновь продолжить атаку, надо было просто сказать «чик-трак». Тогда снова можно было продолжать воевать за Родину. «За Сталина» мы уже не кричали и не воевали. Ведь все наши игры «в войну» были уже после ХХ съезда КПСС, развенчавшего культ личности Иосифа Виссарионовича. В новых фильмах о войне, выходивших в те годы, практически ничего не говорилось о Верховном главнокомандующем. Хотя наши отцы до хрипоты, а порой и до рукопашных схваток спорили о Сталине и его роли в Великой Отечественной войне. Но об этом, я надеюсь, рассказать подробнее в другой главе моих воспоминаний.
Играя в войну задолго до организованной ЦК ВЛКСМ военно-патриотической игры «Зарница», мы, практически, делали себе прививку патриотизма и интернационализма, которая поможет многим представителям Моего Поколения пройти через Мозамбик, Анголу, Афганистан, а затем и Чечню… У нас не было, не могло быть ни- какой, даже малой толики сомнений в благородстве военной службы. Многие наши одноклассники носили защитного цвета рубашки с погончиками, доставшиеся им от своих отцов-офицеров. А те, кто имел возможность во время игры в войну надеть на себя китель, да еще с погонами, несомненно, мог претендовать на роль командира и часто громко кричал, когда мы бежали в атаку: «Командиров не обгонять!»
Уже, будучи школьниками, мы с чувством пели новые военные песни: «Хотят ли русские войны? Спросите вы у тишины»; «Полем вдоль берега крутого, мимо хат. В серой шинели рядового шел солдат…»; «Дымилась, падая, ракета, а вместе с ней горел закат. Нас оставалось только трое из восемнадцати ребят…»; «В полях за Вислой сонной лежат в земле сырой – Сережка с Малой Бронной и Витька с Моховой.» И, конечно же, мы заслушивались военными песнями в исполнении наших отцов и матерей, которые звучали во дворах под музыку баянов и гармошек, а также старых осипших патефонов: «Ночь коротка, спят облака. И лежит у меня на ладони незнкомая ваша рука»; «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага»; «Строчит пулеметчик за синий платочек, что был на плечах дорогих». И, конечно же, продирающая до костей песня «Священная война» на стихи В. Лебедева-Кумача:
«Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой! С фашистской силой темною, с проклятою ордой! Пусть ярость благородная вскипает, как волна.
Идет война народная, священная война!»
Особо популярной у нас в Ленинграде и в Ленинградской области была песня на стихи фронтовика Павла Шубина «Волховская застольная»:
«Редко, друзья, нам встречаться приходится,
Но уж когда довелось: Выпьем, как принято, Вспомним, как водится, Как на Руси повелось.
Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто замерзал на снегу,
Кто в Ленинград пробирался болотами,
Горло ломая врагу.
Выпьем за тех, кто неделями долгими
В мерзлых лежал блиндажах, Дрался на Ладоге, бился на Волхове, Не отступал ни на шаг!
Будут в веках всенародно прославлены
Под пулеметной пургой:
Наши штыки на высотах Синявина,
Наши полки подо Мгой!»
Эта песня была любимой в моей семье. Моя мама Фая замечательно ее пела. Мо- жет, потому, что прорыв и снятие блокады Ленинграда были частью ее судьбы? Мо- жет, поэтому я уже много лет, когда мне приходится петь эту песню, явственно пред- ставляю и вспоминаю Отца, Мать, Няню. И не могу, не умею сдержать слёз, когда поются строки:
«Пусть вместе с нами семья ленинградская
Дружно сидит у стола.
Вспомним, как русская сила солдатская
Немцев за Тихвин гнала.
Встанем и чокнемся кружками стоя мы
В братстве друзей боевых.
Выпьем за мужество павших героями,
Выпьем за встречу живых!»
О, как бы мне хотелось услышать эту песню в исполнении наших внуков! Как хочется верить в то, что они смогут ощутить сердечность, глубину и пафос этих незатейливых, но проникающих в самое сердце слов. Так хочется, чтобы не была забыта эта песня, чтобы была она подхвачена новыми поколениями, новыми детьми Рос- сии, которым уже совсем-совсем не нужно игры играть в «наших» и «немцев». Но которым, если они хотят оставаться свободными россиянами, нужно обязательно помнить, знать и уметь петь песни своих отцов и дедов…
Завершая эту главу, я хочу вспомнить и привести слова песни, которая исполнялась уже в конце 70-х годов одним из популярных вокально-инструментальных ансамблей:
«Рисуют мальчики войну. Рисуют танки и «катюши». Висят во всю листа длину Снаряды, желтые, как груши.
………………………………
Благодарю свою страну
И тех, кто пал в последнем шаге,
Что наши мальчики войну
Узнали только на бумаге».
Думаю, что тысячи моих ровесников, в подавляющем большинстве уже ставших бабушками и дедушками, мечтали бы услышать подобную песню в исполнении их внуков или их ровесников.
Книги нашего детства
Всем хорошим во мне я обязан книгам.
Максим Горький
Первыми книгами, которые читали вслух моим ровесникам родители, бабушки и няни были очень популярные в 50-е годы прошлого века книжки-раскладушки. Сейчас, кажется, даже возвращается мода на такие толстые книги, которые сделаны из очень прочного картона, и которые очень трудно разорвать. Ведь все дети начина- ют «читать» книги именно пробуя их «на разрыв». Видимо, таким образом реализуется у маленьких детей подкорковое стремление к тому, чтобы «урвать» кусочек новых знаний. Хорошо помню, что моими первыми книгами, с яркими рисунками и текстом, напечатанным крупными буквами, были русские народные сказки, сказки Александра Сергеевича Пушкина и русские народные былины.
Первыми книгами, прочитанными мне вслух Няней, научившейся читать в лик-
безе, были «Лукоморье» А. Пушкина и русские народные сказки: «Курочка-ряба»,
«Колобок», «Гуси-лебеди». Позже мой отец приобрел и сам читал мне вслух толстую книгу «Русские былины», текст которой, конечно же, был адаптирован для нас, дошколят. Но сами истории о богатырях Святогоре, Илье Муромце, Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче производили на меня неизгладимое впечатление. С русскими народными сказками, в которых жили и действовали злые Кащей Бессмертный и Баба Яга, смелые и добрые Иван – крестьянский сын, Терешечка, сестрица Аленушка и братец Иванушка, в нас на генетическом уровне проникала история и культура нашей страны. Если еще добавить, что в эти же годы на экраны вышли прекрасные фильмы для детей: «Илья Муромец», «Василиса Прекрасная», «По щучьему велению», «Марья искусница», «Золушка», то очень легко можно понять, что Мое Поколение воспитывалось на лучших классических произведениях.
Чуть позднее (но еще до поступления в школы) мои сверстники читали сказки Шарля Перро, братьев Гримм. Издавались и выходили многотысячными тиражами в специальном издательстве «Детская литература» прекрасные сборники: «Сказки народов мира» и «Сказки народов СССР». Стоили эти книги очень недорого, не то что сейчас. Фактически издание детской литературы носило в СССР дотационный характер, потому, что духовное воспитание дошкольников было частью государственной политики.
И хотя книги издавались тиражом в 100.000, 200.000 и даже в 300.000 экземпляров, хороших книг все равно не хватало, и очень часто наши родители брали для нас книги из библиотек, а мы, уже став школьниками, научились «меняться книгами», то есть просить своих друзей одноклассников дать почитать имеющуюся в их семей- ной библиотеке заинтересовавшую нас книгу. Да, случалось, и довольно-таки часто, что книги «зачитывали», то есть не возвращали. А бывало и так, ( я знал таких своих одноклассников), что кто-то создавал свою собственную библиотеку потихоньку поворовывая по книге-другой из книжных шкафов своих же приятелей и друзей. Но этот грех совершался от неуемной страсти к новым знаниям и новым впечатлениям.
Думаю, что поэзию практически сто процентов моих сверстников познали, слушая «Муху-цокотуху», «Тараканище» и «Федорино горе» Корнея Чуковского. И, несомненно, стихи таких признанных авторитетов детской поэзии, как Агния Барто и Самуил Маршак. Если Агния Барто писала и рассказывала в стихотворной форме о повседневной жизни советских девчонок и мальчишек, то Самуил Маршак раскрывал нам просторы Европы, представляя в простой, доступной форме переводы шотландских баллад Роберта Бернса и даже самого Вильяма Шекспира! До сих пор, когда я вспоминаю впервые услышанную от пионервожатой у костра в пионерлагере маршаковскую «Балладу о вересковом меде», у меня пробегает мороз по коже. Хотя я никогда в жизни не был в Шотландии (но не перестаю об этом мечтать), мне кажется, что я вижу, как злые норманнские воины кидают в море с отвесной скалы маленьких, но отважных пиктов, отказавшихся открыть секрет приготовления верескового меда.
Эти первые детские стихи, простые, легко усваивающиеся и запоминающиеся наизусть, очень помогли нам уже в начальных классах средней школы лучше воспринять и прочувствовать всю глубину таланта Александра Пушкина, Михаила Лермонтова, Сергея Есенина и Владимира Маяковского. Увы-увы-увы, нынешние дети гораздо меньше «дружат» с поэзией, и это очень и очень обедняет их духовный мир. Возможно, в этом есть вина и нашего поколения, не сумевшего в страшные годы развала Советского Союза и в так называемые «лихие девяностые» передать своим внукам и позднорожденным детям все прелести и все богатство детской поэзии. Кстати, если уж быть до конца объективным, в те девяностые годы, когда разваливалась советская система издательской деятельности и полиграфии, хороших дет- ских книг не выходило вовсе! Вот почему наши внуки подчас лучше знают биогра- фии Муми-Троля, Винни-Пуха и его друзей, чем истории «Упрямого Фомы», «Не- знайки из Солнечного города» или «Вити Малеева в школе и дома». А уж как был за- быт, да еще заодно неоднократно разоблачен то ли как садист, то ли как маньяк, лю- бимый писатель всех пионеров Аркадий Гайдар…
Книги Аркадия Петровича Гайдара были самыми любимыми в детстве и отрочестве нескольких поколений советских людей. Автор, прошедший фронты Гражданской войны, ставший орденоносцем, писал легко и доступно о жизни детей и подростков предвоенной Страны Советов, а затем героически погиб в первые месяцы
Великой Отечественной войны. Короткие, легко читающиеся повести А. Гайдара:
«Школа», «Р.В.С.», «Судьба барабанщика», «Дым в лесу», «Военная тайна», «Тимур и его команда» очень достоверно, простым, понятным детям языком рассказывали об их детской жизни, подростковых проблемах и переживаниях. Эти книги учили абсолютно простым, незатейливым истинам: уважать родителей и учителей, любить свою Родину, разбираться в людях и понимать, что такое Добро и Зло.
Не только я, но и многие мои сверстники зачитывались рассказами Гайдара: «Голубая чашка», «Чук и Гек», искренне переживая за их героев, с первых строк чтения становившихся нам близкими, почти что родными. Ведь они, эти герои: и взрос- лые, и дети, казалось, живут с нами на одной улице. Исключительно популярной, многократно переиздававшейся отдельными красочными изданиями была «Сказка о Мальчише-Кибальчише», рассказанная мальчиком Алькой, героем повести «Во- енная тайна», трагически погибающим в свои юные годы. «Сказку о Мальчише- Кибальчише и его крепком слове», конечно же, не знает современное поколение. Еще бы! Ведь герой сказки Мальчиш-Кибальчиш, когда на нашу страну напали проклятые буржуины и убили всех отцов и старших братьев, стал командиром «детского войска»: «Эй, вы, мальчиши, мальчиши-малыши! Или нам, мальчишам, только в палки играть, да в скакалки скакать? И отцы ушли, и братья ушли. Или нам, мальчишкам, сидеть, дожидаться, чтоб буржуины пришли и забрали нас в своё проклятое буржуинство?»
Читая строки гайдаровской книги, а затем, смотря в кинотеатрах и по телевизору в начале мультфильм, а затем и игровую кинокартину о Мальчише-Кибальчише, было почти невозможно сдержать слез, особенно тогда, когда после измены Мальчиша- Плохиша проклятые буржуины начинали пытать Кибальчиша, чтобы выведать у него Военную Тайну. Но не таков был Мальчиш-Кибальчиш. Смело и стойко выстоял он под пытками своих мучителей и не выдал Военной Тайны, потому что такое креп- кое было у него слово. И он верил в скорый приход на помощь далекой Красной Ар- мии, которая разобьет и прогонит с нашей земли всех буржуинов-завоевателей: «И в страхе бежал разбитый Главный Буржуин, громко проклиная эту страну с ее удиви- тельным народом, с ее непобедимой армией и с ее неразгаданной Военной Тайной».
Я думаю, что значение этой сказки Аркадия Гайдара для патриотического воспитания детей и подростков послевоенного поколения невозможно до конца оценить. Ведь, действительно, нельзя победить страну, в которой каждый мальчиш может встать с оружием в руках на ее защиту, и даже под страшными муками не выдает Военной тайны: «А Мальчиша-Кибальчиша схоронили на зеленом бугре у Синей Реки. И поставили над могилой большой красный флаг.
Плывут пароходы – привет Мальчишу! Пролетают летчики – привет Мальчишу! Пробегут паровозы – привет Мальчишу!
А пройдут пионеры – салют Мальчишу!»
Интересно, а после развала СССР в 1991 году и начала правления Б. Н. Ельцина хоть одно частное или государственное издательство хотя бы раз изадало книгу А. Гайдара «Военная тайна» или отдельно брошюрой «Сказку о Мольчише-Кибальчише»? Ведь именно в эти годы, после белорусского предательства и кулуарного развала Советского Союза премьер-министром российского правительства был Егор Тимурович Гайдар, внук писателя, которого за глаза называли «Мальчишом-Плохишом». Именно под руководство Егора Гайдара «молодые ельцинские» реформаторы А. Чубайс, Б. Немцов и другие с остервенением «разгосударствляли» десятки государственных издательств, в том числе и детских, осознанно передавая, за грошовую плату в бюджет, в частные, зачастую весьма нечистые руки, право на духовное и патриотическое воспитание детей и молодежи.
О, если бы была возможна связь времен через какие-то «коридоры времени», и сам Аркадий Гайдар увидел бы плоды экономических реформ внука, благодаря которым в России появились сотни тысяч беспризорных голодных детей и несчастных бездомных стариков. Увидел бы герой Гражданской войны, как наша страна, Россия, которую он защищал с оружием в руках и прославлял в своих книгах для детей, ста- ла центром притяжения педофилов и геев со всего «буржуинского» мира. Что сделал бы Аркадий Гайдар, как поступил? Да, я думаю, что Гайдар-писатель своей имен- ной шашкой зарубил бы своего внука-реформатора. И не посмотрел бы на то, что он премьер-министр и любимчик либералов от экономики и политики.
Вот такие «сюрпризы» дарит нам безмолвное и неподвластное человеческому осознанию Время. Дед – военный, совершавший революцию и рубивший белогвардейцев, воюя за светлое будущее для своих и всех других детей. Он писал книги, воспитывавшие поколения в духе патриотизма и любви к своей Родине – великому Советскому Союзу. А его внук, экономист-либерал с легкой ухмылкой садиста- интеллигента, не пачкая своих пухленьких ручек, чуть-чуть характерно причмокивая, поверг в нищету поколение своего деда и отца, выбросил на улицу тысячи детей (не своих). А сейчас дочь уже покойного премьер-министра всеми правдами и не- правдами протестует против Владимира Путина и его политики вместе с национал- социалистами или с кем-то там еще… Да! Прав был великий русский поэт, диплмат и патриот Федор Тютчев: «Умом Россию не понять»…
Думаю, я не могу не думать о том, что те дети, которые взахлеб читали произведения Аркадия Гайдара и плакали, когда умирал Мальчиш-Кибальчиш и маленький Алька, по призыву страны ехали в голые и холодные казахстанские степи поднимать целину; эшелонами с комсомольскими песнями отправлялись на Дальний Восток строить Байкало-Амурскую Магистраль; обливаясь потом и кровью, выносили из-под огня своих раненых товарищей в Афганистане, Приднестровье, Чечне…
На этом, пожалуй, пора заканчивать мои рассуждения о «двух Гайдарах». Хотя, быть может, это стоит сделать темой отдельного исследования? Ведь я же видел, как политологи американского Мэрилендского университета, с которыми я, будучи го- сударственным чиновником, встречался в 1993 году, «со страшной силой» заинтересовались фразой из Гайдара-старшего о том, как «в страхе бежал разбитый главный буржуин», воскликнув: «Что это за страна?... Что же это за непонятная страна, в ко- торой даже такие малыши знают Военную Тайну, и так крепко держат свое твердое слово?»
Они, эти «политологи-советологи-цэрэушинки» очень внимательно, скрупулезно стремились разобраться во всем, что составляло понятие «советский характер». И совершенно не случайно за период моей месячной стажировки в США и я, и мои российские товарищи ощущали, как нас, государственных чиновников, банкиров, предпринимателей и юристов всесторонне изучают, стараясь вытянуть из нас нужную Соединенным Штатам информацию, а, главное, понять «Военную Тайну» на- шей страны и нашей Русской Души. Позволю себе в связи со сказанным, вспомнить еще один эпизод, произошедший на встрече с американскими «русистами».
Американцы сами первыми подняли вопрос о «загадочной русской душе», а я, пытаясь показать их поверхностное понимание русских людей и особенностей национального характера, привел пример:
– Господа! Давайте я расскажу вам короткую детскую сказку. Её в России знает каждый ребенок. Если надо, я дам к ней комментарии. Поймете эту сказку, пойме- те русский характер.
– Хорошо. Расскажите. – американцы умеют и любят слушать.
Я продолжаю:
– Жили-были дед да баба. Была у них курочка Ряба.
– Ряба? Это что, название породы? Или прозвище?
– Да не, просто это такой цвет перьев. Рябая курочка, пестрая. Отсюда и имя, и название сказки: «Курочка Ряба».
– А, понятно… Все американцы очень хорошо владели русским языком и все но-
вое буквально «схватывали на лету».
– Так вот… Снесла курочка яичко. Да не простое, а золотое. Как вы считаете, господа советологи-политологи, выгодно деду и бабке, что курочка золотое яичко при- несла?
– Конечно, выгодно!!! За золото себе много продуктов можно купить.
– Дед бил яйцо, бил – не разбил. Бабка била-била – не разбила. Как вы думаете,
господа русисты, зачем они яйцо били?
– Поделить хотели! – мысль типично американская. Они так любят делить дивиденды.
– Возможно… Слушайте же дальше сказочку: «Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало со стола на пол, да и разбилось» Ну, что? Цель достигнута? Яйцо можно делить?
– Да… Вроде бы да, – американцы уже не очень уверены, чувствуя с моей стороны какой-то подвох.
– Ну, слушайте внимательно конец сказки: «Плачет дед, плачет бабка». Как вы думаете, почему они плачут?
– Не… не понимаем…
– А курочка Ряба дедку и бабку успокаивает: «Не плачьте дед и бабка. Снесу я вам новое яйцо, не золотое, а простое!» – Ну, кто сможет объяснить смысл сказки?
Долгое молчание. Потом все наперебой начинают высказывать разные, в основ- ном неубедительные версии. Мои американские собеседники даже начинают задавать вопросы, а «кто подразумевался в сказке в качестве мышки, смахнувшей со сто- ла яйцо? Не враги? Может, татары во время монгольского ига?» Я не без удовольствия наблюдаю за расстроенностью этих, в основном, неглупых, но, как и все американцы, очень самоуверенных людей, изучающих нашу страну отнюдь не из любви к России, а исключительно из желания укрепить силу и мощь Соединенных Штатов Америки.
– Мистер Кошелев, ну, а в чем же смысл сказки?
Я отвечаю как можно спокойнее, стараясь придать своему выражению лица максимальную таинственность:
– Вот видите. Вы: советологи, политологи, цэрэ…, простите (здесь я специально запинаюсь, чтобы посмотреть глаза сидящих в аудитории людей, чтобы распознать моих «коллег»), вы, изучавшие Россию многие годы, не смогли понять этой сказки. А у нас в России ее знает каждый ребенок. Я не буду объяснять вам ее смысл. Как Мальчиш-Кибальчиш, который не выдал Военной Тайны. Потому что надо родиться и вырасти в этой стране, чтобы понимать по-настоящему наш русский характер. И еще надо очень любить Россию. Уважая при этом США, Герма- нию, Великобританию, Францию и другие страны. Но свою Россию надо любить, несмотря на любые трудности и тяготы жизни в ней. И никогда никому не позволять ее обидеть…
Я расстался с моими американскими собеседниками по-дружески. Естественно, им было интересно поговорить с молодым государственным чиновником, представляющим правительство Санкт-Петербурга, к тому же бывшим сотрудником спец-служб – страшного и малоизвестного для американцев КГБ. Но я заметил, что после моей откровенной беседы, особенно некоторых оценок, в которых я делал замечания по некорректной позиции США по отношению к России, доброжелательности со стороны американцев в мой адрес поубавилось. Мой американский друг того времени Алан Сени, потомок эмигрантов из Белоруссии, после этой встречи сказал мне: «Павел, ты большой патриот своей страны. Я это качество уважаю. Но ты должен знать: американцы не любят патриотов других стран. Они любят лишь патриотов Америки».
Не знаю, какие выводы «для себя» сделали после той беседы мои американские собеседники. В те годы я регулярно общался с многими американскими дипломатами, включая генерального консула США в Санкт-Петербурге. Но, естественно, чувствовал и понимал, что у многих из них это общение было вызвано не искренним желанием узнать что-то новое о России или пообщаться с эрудированным, на- читанным человеком, а являлось частью обязательных служебных функций. Так что я иногда задумываюсь, а, может, из каких-нибудь «недр» американских спецслужб в частные российские издательства, многие из которых имеют западных акционеров, уже пришло указание перестать издавать для новых поколений россиян сказку «Ку-
рочка Ряба»?
А государственные издательства, особенно такие как, «Детская литература», Учпедгиз*, как говорится, приказали долго жить. Закрылись и перестали существовать многие детские журналы, издававшиеся учредителями: ЦК ВЛКСМ и Всесоюзным советом пионерских организаций. Как бы мне хотелось полистать и перечитать стихи и рассказы моего детства из журналов «Веселые картинки» и «Мурзилка». Знают ли сегодняшние 20-30-летние россияне, что их родители, рожденные и взращенные при социализме, имели свой собственный детский юмористический журнал «Веселые картинки»? А подростки постарше зачитывали до дыр журналы «Пионер» и
«Костер», где публиковали произведения детских писателей, каковых в СССР была, наверное, не одна тысяча: Анатолий Алексин; Юрий Томин (популярнейшая «Повесть об Атлантиде»); Вильям Козлов («Юрка Гусь», «Президент Каменного острова»); Николай Носов («Фантазеры»); Виктор Голявкин («Болтуны»); Илья Фраерман («Дикая собака Динго или повесть о первой любви»).
Этот список можно было бы продолжить на нескольких листах! И все эти произведения издавались, а, главное, читались детьми, подростками и юношами того «советского» времени. Вспомните, мои ровесники, удивительные рассказы В. Сутеева о животных, снабженные его собственными прекрасными рисунками. А удивительная «Лесная газета» ленинградского писателя-натуралиста Виталия Бианки, открывавшая нам кладовые родной российской природы?
Поверьте мне, уже далеко не молодому, но, надеюсь, еще не старику, эти книги учили Добру. И их влияние на молодежь того времени была ничуть не меньше, чем реклама «Клинского» пива, телепередача Елены Ханги «Про это» и Ксении Собчак
«Блондинка в шоколаде»! Только тогда это было влияние со знаком «плюс», а не со знаком «минус», как это происходит сейчас. Да, в то время была политическая и литературно-художественная цензура, но была она направлена лишь на то, чтобы не развращать и не растлевать молодое поколение, столь легко поддающееся модным тенденциям и соблазнам. Детская советская литература свято соблюдала завет русского поэта Николая Некрасова:
«Сейте разумное, доброе, вечное! Сейте. Спасибо вам скажет сердечное Русский народ!»
*Учпедгиз – учебно-педагогическое издательство. Государственное издательство, монопольно из- дававшее учебники для средней школы, которые имели минимальную стоимость и очень большие тиражи. Эти учебники, учебные пособия и литература, издавшаяся Учпедгизом, были очень качествен- ными по содержанию. Кроме того, Учпедгиз издавал значительное количество произведений литературы русской и советской классики, изучаемых в средней школе. (Примечание автора).
Моему Поколению посчастливилось жить в эпоху начала освоения космическо-
го пространства. Поэтому произведения советских писателей-фантастов того времени были нарасхват во всех библиотеках. «Звездоплаватели» Георгия Мартынова; «Гость из космоса», «Пылающий остров» Александра Казанцева; «Звезда КЭЦ»,
«Человек-амфибия», «Гиперболоид инженера Гарина» Александра Беляева; «Туманность Андромеды» и «Лезвие бритвы» Ивана Ефремова зачитывались до дыр в школьных, сельских и городских библиотеках. Библиотекари не успевали переплести эти книги, проводя их своеобразное «лечение».
И, конечно же, нашим любимым фантастом был француз Жюль Верн. Кажется, я прочитал не менее десятка книг великого французского фантаста-предсказателя, а не только самые известные «Дети капитана Гранта», «Таинственный остров» и
«20.000 лье под водой». У моего школьного друга Олега Плисова, жившего в Ленинграде, было собрание сочинений Жюля Верна. Уже только из-за этого я смотрел на Олега снизу вверх. Ну, о собраниях сочинений Майн Рида, Фенимора Купера и Джека Лондона, которые также были изданы в начале 60-х годов, мне приходилось только мечтать или читать их в библиотеке, дожидаясь… своей очереди на книги. «Зверобой», «Следопыт», «Шпион», «Оцеола – вождь симинолов», «В дебрях севера»,
«Смок Белью», прочитывались за два-три дня, чтобы был шанс получить у доброго библиотекаря новую книгу.
Надеюсь, сегодняшние молодые люди, читающие эти строки, простят меня за то, что я упоминаю так много авторов и названий книг, которые им совершенно не знакомы. Но я хочу, чтобы вы знали и поняли, какого изумительного литературного богатства вы лишились в детстве! Вы получили в вашем детстве то, о чем мы не могли даже мечтать: пепси-колу, чупа-чупсы, гамбургеры и картофель фри. Но вы лишились такого духовного богатства, без которого ваше детство кажется мне, мечтающему о внуках, обокраденным детством.
«Три мушкетера», «Двадцать лет спустя», три книги «Виконт де Бражелон»,
«Граф Монте-Кристо» и многие другие книги мастера приключенческого жанра Александра Дюма-отца были прочитаны, а не просмотрены на DVD дисках в сомнительных по художественным достоинствам экранизациях. Сэр Артур Конан Дойл с его знаменитыми «Записками о Шерлоке Холмсе» и «Затерянным миром», был, не побоюсь этого слова, кумиром нашего поколения. Хотя у нас и не было при- нято поклоняться кумирам так, как последние двадцать лет поклоняются Виктору Цою, точнее, его памяти.
Мальчишка, которому его родители смогли (по своему материальному достатку) купить по подписке знаменитую «Библиотеку приключений» уже только за факт обладания этими книгами получал авторитет и уважение в классе. При условии, конечно, если он давал эти книги читать друзьям, а не отказывал по причине того, что от многократного чтения книги пачкаются!!! Девочка, которой ее мама и папа или пенсионеры бабушка с дедушкой приобрели многотомную «Детскую энциклопедию», обязательно должна была стать круглой отличницей, научившись извлекать из «Энциклопедии» те знания, которыми можно было блеснуть на уроках в школе.
Хочется еще не забыть сказать о том, что книги, предназначавшиеся для детей и юношества, издавались в Советском Союзе с особой тщательностью. Да, следует
признать, что бумага, на которой в те годы печатались книги, была не всегда хорошего качества. С бумагой в стране в те годы была, как говорила одна из героинь кинофильма «Москва слезам не верит», большая «напряженка». Многие детские писатели, входившие в секции детской литературы при Союзе писателей СССР, даже стояли в очередь на издание своих новых книг. Приоритеты отдавались советской и зарубежной классике литературы для детей и юношества.
Но, можно однозначно сказать, что оформление и иллюстрации детских книг были практически всегда на очень высоком уровне, при минимальной цене книги. Вот, для примера, я почти наугад взял томик В. Шекспира «Ромео и Джульетта», 1974 года, изданный «Детской литературой». Суперобложка, прекрасная белая мелованная бумага и великолепные офорты Фаворского. А цена-то всего 1 рубль
48 копеек! Благодаря государственной политике книгоиздания при Союзе Художников РСФСР и Художественном Фонде была специальная секция художников- графиков, специализирующихся на оформлении книг и книжной графике. До сих пор в нашей семейной библиотеке особое место занимают книги с иллюстрациями В. Чарушина, О. Верейского, В. Чижикова и других мастеров книжной графики. Детские и юношеские книги учили нас быть смелыми, трудолюбивыми и справедливыми: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!» – этот девиз из замечательной книги «взрослого» писателя Вениамина Каверина «Два капитана» был чрезвычайно популярен у моих ровесников. Именно эта книга, да еще повесть «Южный почтовый» замечательного писателя-гуманиста Антуана Сент-Экзюпери вдохновила моего школьного друга Олега Плисова стать летчиком. Морские рассказы Джека Лондона подвигли моего одноклассника Игоря Морозова стать военным моряком. Книги помогали нам мечтать, странствовать по миру, по отдаленным странам, познавая жизнь и людей, живущих на этой Планете Людей. И книги обязательно учили нас: помогать людям жить достойно, устраняя несправедливость, и преодолевая все возможные трудности.
Ведь мы жили в самом справедливом и самом сильном государстве в мире, победившем Коричневую Чуму Фашизма. И мы были готовы протягивать руки всем, кто нуждался в помощи: «Нет для нас ни черных, ни цветных». Мы мечтали, продолжали мечтать, что мы станем космонавтами. И шли записываться в многочисленные
«Клубы юных космонавтов», появившиеся в стране после 12 апреля 1961 года. Мы грезили мечтой стать известными футболистами и хоккеистами, прославленными Советский Союз на мировых чемпионатах. Для «сбычи этих мечт», как сейчас говорят молодые люди, ЦК ВЛКСМ организовал проведение всесоюзных спортивных соревнований на призы «Кожаный мяч» и «Золотая шайба».
Мы, Мое Поколение, любили читать, читать и пересказывать вслух друг другу прочитанные книги. Помню, что мой первый «общественный успех» состоялся в
1962 году в пионерском лагере завода «Вулкан», расположенном на Карельском перешейке на берегу озера «Краснофлотское». Наш судомеханический завод, где работала моя мама, имел в этом лагере свою квоту, также как и другие заводы, которые на совместной финансовой основе содержали этот лагерь. Поначалу мне и моим друзьям – Вовке Иванову (1952 г. рожд.) и Вовке Дубинину (1953 г. рожд.) было трудно утвердиться в общении с ленинградскими мальчишками. Они были раскованнее, энергичнее и даже пытались понукать нами, «поселковыми». Но когда я начал пересказывать прочитанную мной трилогию о полетах в космос писателя Г. Мартынова
«Звездоплаватели», то все радикально переменилось. Меня слушала перед сном вся палата, и горе было тому, кто неудачно пытался перебить рассказчика! Для меня это был первый опыт публичных выступлений в «устном жанре». И как впоследствии он мне в этой жизни пригодится!
А еще я мог петь только-только появившиеся на огромных бобинных магнитофонах песни еще не получившего всесоюзной славы Булата Окуджавы. Несомненно, что «Песенка о Леньке Королеве», «Бумажный солдат», «Песенка про черного кота» приподнимали меня в глазах моих сверстников. Ко мне даже вставали в очередь, чтобы переписать слова песен, исполнявшихся мною, естественно, акапелло.
В том же пионерском лагере я впервые прочитал знаменитые в период детства Моего Поколения книги Анатолия Рыбакова «Кортик» и «Бронзовая птица», повествующие о жизни и приключениях наших сверстников в период Гражданской войны и первые годы становления советской власти. Да, для нас, для Моего Поколения Анатолий Рыбаков, написавший позднее очень популярную книгу «Каникулы Кроша», был прежде всего детским писателем. Хотя, я думаю, именно в те годы А. Рыбаков начинал писать «в стол» свои «Дети Арбата» и «Тяжелый песок», будущие бестселлеры перестроечного периода, которые во многом «взорвут» идиллическое представление о советской власти 30-х – 40-х годов.
Где и в каких книгах врал или мимикрировал ради литературных заработков Анатолий Наумович, оставлю на суд литературоведов и критиков. Скорее всего, в книгах для детей и юношества. Судьба в мои зрелые годы сводила меня со многими известными и малоизвестными советскими писателями. Хорошо помню, что на мой вопрос, почему они, писатели, «инженеры человеческих душ», думают одно, говорят вслух другое, пишут в своих книгах третье, мне часто отвечали: «Так ведь кушать хочется. Мы же для денег пишем. А деньги платят не за рукописи, а только за изданные книги». Многие мои ровесники читали в годы перестройки «разоблачительные» романы Анатолия Рыбакова о Сталине и его правлении, испытывая совсем другие чувства, чем те, которые возникали при чтении «Кортика» и «Бронзовой птицы». Я знаю, и могу перечислить по именам десятки моих ровесников, которые разочаровались в авторе «Каникул Кроша», раздражаясь гневными тирадами по поводу продажности и ангажированности советской интеллигенции.
Любовь к чтению, навыки чтения больших «толстых» романов очень помогли мне и тысячам моих сверстников во время учебы в вузах, особенно гуманитарного профиля. На первом курсе юридического факультета Университета на нас свалился просто поток учебных материалов и первоисточников, которые надо было прочесть и переосмыслить. И как же трудно было моим сокурсникам, поступившим в Университет после армии, имея «армейскую льготу», но уже потеряв навык чтения литературных и научных «кирпичей».
После окончания институтов и университетов люди моего поколения продолжали любить и читать книги. Отмечу (опять же для нынешних молодых), что хорошую, интересную книгу еще было нужно «достать», и очень часто это можно было сделать только через конференции «Всесоюзного общества книголюбов». В это общество специально вступали, чтобы иметь возможность за свои собственные деньги купить интересные, пользующиеся повышенной популярностью книги.
Но, кажется, я забегаю вперед. Ведь эта глава названа «Книги нашего детства», значит, о книгах нашей молодости и периода зрелости следует рассказывать позже. Надеюсь, мне удастся сделать это в своем повествовании. Ведь при выборе профессии, жизненного пути, книги, которые мы читали в детстве и юности имели очень большое значение. Не случайно поэт Владимир Владимирович Маяковский, творчество которого мы с удовольствием изучали в школе, писал:
«Юноше, обдумывающему житье. Думающему,
делать бы жизнь с кого. Скажу, не задумываясь: Делай её
С товарища Дзержинского».
Может быть, из-за этих стихов, а также из-за поэмы «Владимир Ильич Ленин» замечательный поэт Маяковский сейчас, того и гляди, будет исключен из школьной программы? Да… Наши нынешние представители власти хорошо понимают библейскую истину: « В начале было слово»… А за словом может идти и дело. «Слово и дело» – такое название имел суперпопулярный исторический роман Валентина Пикуля о смутных временах правления в России императрицы Анны Иоанновны. И Моему Поколению, поколению, любившему печатное слово, так хотелось бы, чтобы дела наших нынешних правителей не расходились с их словами. Хотя бы в вопросах социальной политики, от которой уже совсем скоро будет зависеть наша Старость…
Важнейшее из искусств
(кино нашего детства)
Кино настоящее – лучше телевизора.
Это в нашем классе всеми признано.
Ким Рыжов
Из всех искусств… для нас важнейшим является кино.
В. И. Ленин
Сейчас стало модным упоминать о том, что цитата Ленина, принявшего решение о национализации российской кинопромышленности в 1918 году, приводилась не полностью. Мол, в тексте было еще добавлено о том, что «в условиях поголовной неграмотности в России», а также то, что Ленин назвал важнейшим из искусств кино и… цирк.
Про цирк точно не знаю, по книгам мне известно, что в первые годы советской власти посредством цирковых номеров велась большевистская коммунистическая пропаганда. Ну, а что касается кино, как синтетического вида искусства, объединившего и музыку, и изобразительное решение, и высокую драму, трагедию и комедию – здесь много лишнего говорить не приходится. Я убежден, что Мое Поколение, его идеология и убеждения во многом сформированы кинофильмами классического советского кинорепертуара.
Увиденные еще в раннем детстве кинофильмы Сергея Эйзенштейна: «Александр Невский», «Ивана Грозный», «Броненосец Потемкин» закладывали в наше детское сознание гордость за силу и непобедимость русского духа, а также благородство и справедливость народного гнева и революции 1905 года. Казалось бы, детский, незатейливый фильм «Илья Муромец» с великолепным Борисом Андреевым в главной роли утверждал в сознании дошкольников мысль о том, что русский народ невозможно победить и взять в рабство. Мы – русские, мы – свободные люди, которые готовы жизнью заплатить за свою свободу! Вспомните слова песни на гениальную
музыку Сергея Прокофьева из фильма «Александр Невский, звучавшие рефреном:
«Вставайте, люди русские, за нашу землю вольную!»
И еще в нас «на подкорке» входило неприятие любого насилия над народом со стороны властей. Знаменита эйзенштейновская сцена с расстрелом мирных людей в Одессе на Потемкинской лестнице, производила столь сильное впечатление, что не нужно было никаких уроков истории и назиданий, чтобы понять: царь для удержания свой власти был готов стрелять и стрелял в свой собственный народ, включая малолетних детей. Не верите? Пересмотрите еще раз кадры прыгающей по ступеням одесской лестницы детской коляски с плачущим ребенком, мать которого, по видимому, погибла. Думаю, что вы, сегодняшние молодые люди, читающие эти строки, наверняка не видели этого шедевра Сергея Эйзенштейна. Да и воспримете ли вы этот кино- фильм так, как воспринимали его мы в далекие 50-е годы уже прошлого века?
Во времена нашего детства, пусть небогатые, несытые, мы получали огромное количество духовной пищи. В стране работала и снимала кинофильмы для детей и юношества специализированная киностудия имени Горького. Все другие киностудии страны, включая республиканские, имели специальный план по выпуску фильмов для подрастающего поколения. Ну, а киностудия «Союзмультфильм» непосредственно работала над развитием и воспитанием детей, а также их родителей. Подавляющее большинство детских фильмов кроме художественного содержания, несли еще и воспитательное, дидактическое воздействие.
Возьмем хотя бы популярный фильм 50-х годов о школьнике: «Алеша Птицын вырабатывает характер», а также еще довоенную картину «Первоклассница». Тогда же в 50-е годы были экранизированы повести популярнейшего детского писателя Аркадия Гайдара, героически погибшего на войне: «Чук и Гек», «Судьба барабанщика», «Дым в лесу». Выпущенный на экраны еще до войны фильм «Тимур и его команда» породил в стране целое «тимуровское движение», участники которого, школьники-пионеры, помогали старикам и ветеранам войны.
Особой популярностью у нас, дошколят и учащихся начальной школы пользовались киносказки и среди них, конечно же, любимейшими были «Золушка» и «Золотой ключик». Пусть эти фильмы были еще черно-белыми, не содержали никаких спецэффектов (мы, молодые кинозрители, даже не знали, что это такое), пусть в этих кинокартинах было много комбинированных съемок, но они были поразительно искренними, талантливо снятыми режиссерами и операторами, отличались великолепной игрой актеров. Помню, в те годы была популярна фраза кого-то из известных кинематографистов: «Для детей надо снимать фильмы, точно также, как для взрослых, только немного лучше».
Возможно, эта фраза принадлежит знаменитому кинорежиссеру Александру Роу, снявшему лучшие советские киносказки: «Руслан и Людмила», «Василиса Прекрасная», «Морозко», «Марья-искусница», «Королевство кривых зеркал» и многие другие. А вот режиссер-мультипликатор И.П. Иванов-Вано снимал прекрасные мультфильмы по мотивам русских былин. Великолепно нарисованные, с хорошей музыкой, эти мультфильмы были для нас своеобразными уроками истории русского народа и нашей страны. В сказках добро всегда побеждает зло. И мы искренне радовались за Ивана Царевича, Василису Прекрасную, когда они побеждали Бабу-Ягу и Кащея Бессмертного, искренне веря, что так будет всегда. Точно также, как «наши» всегда побеждали «немцев» в кинофильмах «про войну», которые мы любили ничуть не меньше, чем фильмы-сказки.
Нашими любимыми киногероями были одессит Аркадий Дзюбин (артист Марк Бернес) из кинофильма «Два бойца», а также летчик Булочкин (артист Николай Крючков) из «Небесного тихохода». Мы могли по три раза подряд (!) смотреть «Парень из нашего города» восхищаясь смелостью танкиста Сергея Луконина, а также до боли сжимать кулаки, переживая за то, чтобы герой Сергея Гурзо из кинофильма «Смелые люди» догнал на своем коне Буяне поезд, на котором фашисты увозили в Германию русских девушек. Мы радовались, когда все заканчивалось хорошо, и
«наши» побеждали. Даже если они делали это ценой своих жизней, как герои– матросы из кинофильма «Малахов курган», бросившиеся со связками гранат под фашистские танки.
А еще мы восхищались смелостью мальчишек из кинофильма «Отряд Трубачева сражается» (продолжение кинокартины «Васек Трубачев и его товарищи»), которые, оказавшись на оккупированной территории, не испугались фашистов, а вступили с ними в бой, помогая партизанам и подпольщикам. С каким восхищением мы смотрели кинофильм «Бессмертный гарнизон» о героических защитниках Брестской крепости! Еще не начав изучать историю своей страны, мы твердо знали, что советские люди проявили чудеса героизма, переломив ход Великой Отечественной войны, победив самую сильную и самую хорошо вооруженную армию немецких фашистов.
В начале 60-х годов появились новые кинофильмы о войне, в которых было меньше патетики, а больше простой «окопной правды»: «Солдаты» (режиссер Александр Иванов, по книге Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда»), «На семи ветрах» (режиссер Станислав Ростоцкий), «Баллада о солдате» (режиссер Григорий Чухрай). Последний фильм, в котором было так мало фронтовых кадров, просто потряс меня и моих товарищей. Простая, обыденная вроде бы история солдата Алеши Скворцова, добивающегося до дома своей матери, «выпросившего» себе краткосрочный отпуск вместо правительственной награды, не могла оставить равнодушными зрителей, среди которых было много таких же солдат Великой Отечественной…
Не знаю, что чувствовали мои ровесники, наблюдая финальную встречу Алеши со своей матерью, которая длится всего несколько минут. Но лично у меня была сложная гамма чувств: ненависть к фашистам, из-за которых мать с сыном не может побыть в родном доме хотя бы несколько дней, и гордость за простого деревенского паренька, которому предстояло погибнуть на фронте, освободив свою страну и всю Европу от фашизма. Мои товарищи уже совершенно другими глазами смотрели киноповесть В. Алова и В. Наумова «Мир входящему», особенно те кадры, где русский солдат не убивает стрелявшего в него, одетого в форму гитлерюгенда немецкого мальчишку, а отпускает, по-отцовски выпоров его ремнем и сорвав с кителя ненавистную фашистскую символику.
О том, какое сильное впечатление произвел и на представителей Моего Поколения, и на наших младших братьев и сестер документальный фильм Михаила Ромма
«Обыкновенный фашизм», можно было бы написать целое исследование. На просмотр этой удивительно сильной по своему эмоциональному воздействию картины нас, рожденных в 1952 году, водили наши учителя целыми школами. Это была самая лучшая прививка против национализма и шовинизма. Жаль, что последующие поколения советских людей и нынешних молодых россиян были лишены возможности увидеть и осмыслить содержание этого замечательного произведения киноискусства.
Разве можно было равнодушно, без учащенного сердцебиения смотреть пронзительный и удивительно простой по своим выразительным средствам кинофильм Сергея Бондарчука «Судьба человека»? Талант писателя Михаила Шолохова, кинорежиссера и актера Бондарчука подняли жизнь рядового солдата Андрея Соколова на небывалую высоту человеческого духа и самоотверженности. Такой фильм, такое искусство не могло не поднимать национальное сознание и патриотизм.
Военные фильмы нашего детства подготовили Мое Поколение к правильному восприятию и осмыслению уроков Великой Отечественной войны. Поэтому, будучи уже более зрелыми людьми, мы не пренебрегали, а, наоборот, старались не пропустить ни одного сколь-нибудь значительного кинофильма на военную тематику. Не могу забыть, как я выходил со своими университетскими одногруппниками из кинотеатра «Великан» с полными слез глазами после просмотра замечательнейшего кинофильма Станислава Ростоцкого «А зори здесь тихие…» (1972 год). Уверен, нет среди моих ровесников человека, который не любил бы кинофильма Леонида Быкова «В бой идут одни старики».
Историю своей страны Союза Советских Социалистических Республик мы начали изучать еще дошкольниками по кинофильмам Михаила Рома «Ленин в октябре» и «Ленин в 1918 году», а также по кинотрилогии о Максиме Г. Козинцева и Л. Трауберга. Эти фильмы мы смотрели по нескольку раз! Одним из любимейших фильмов о революции и гражданской войне был для меня кинофильм Ефима Дзигана «Мы из Кронштадта». Из этого фильма мне особенно запомнились два момента: смертельно раненый матрос, поющий, идя в атаку «Интернационал», а также сцена с маленьким духовым оркестром, играющим марш во время белогвардейской атаки. Музыканты погибали от пуль и разрывов снарядов один за другим, и в конце лишь один трубач продолжал играть яростную мелодию, поддерживая отвагу в бойцах, сражающихся с превосходящими силами неприятеля…
Фильм Юлия Райзмана «Коммунист» (1957 год) с красивым и молодым Евгением Урбанским в главной роли произвел на меня и на многих моих ровесников неизгладимое впечатление. Сцена, в которой усталый, едва держащийся на ногах коммунист Василий Губанов продолжает пилить дрова для паровоза, везущего хлеб строителям электростанции, пробирала буквально до костей: «Людям хлеб нужен! Понимаешь, хлеб!!!» И такому коммунисту было нельзя не верить. Сцена гибели героя от пули подлого кулака потрясала, заставляла сжимать кулаки и сдерживать слезы. Ну и кем же, по вашему мнению, как не патриотами-коммунистами должны
были вырастать мои сверстники после просмотра таких кинофильмов? Как вы считаете, уважаемые читатели этих строк?
Трилогия режиссера Григория Рошаля «Сестры», «Хмурое утро» и «Восемнадцатый год» (1957 год) по мотивам романа Алексея Толстого «Хождение по мукам»,
«Тихий Дон» Сергея Герасимова по одноименному роману М. Шолохова (1957 год), а также «Сорок первый» по повести Б. Лавренева (режиссер Г. Чухрай) помогали нам разбираться и хотя бы в первом приближении понимать боль и страдания русских людей во времена Гражданской войны.
Позднее в 60-е годы мы дополним наше восприятие послереволюционного раскола россиян на «красных» и «белых» через кинофильмы «Донская повесть» (1964 год) режиссера В. Фетина, «Служили два товарища» (1968 год), режиссера Е. Карелова и
«Гори, гори, моя звезда» (1969 год) режиссера А. Митты. В каждой из этих кинокартин были сцены и эпизоды самого высокого художественного обобщения, яркие и реалистичные, заставляющие задумываться о судьбах страны и людей, которые оказались не по своей воле вовлечены в водоворот революционных событий и кровопролитной Гражданской войны. Сцену расстрела красноармейского оркестра белогвардейцами, заставляющими музыкантов играть «Интернационал», невозможно было смотреть без учащенного сердцебиения и судорог в пальцах рук. Но еще страшнее и трагичнее была сцена, в которой красноармеец Яков Шибалок (актер Евгений Леонов) самолично расстреливает за предательство свою возлюбленную (актриса Людмила Чурсина), мать своего сына, «шибалкова семени».
Разве могли быть равнодушны мы, влюбившиеся после кинофильма «Вертикаль» в актера и певца Владимира Высоцкого, видя, как мечется и страдает его герой – белый офицер поручик Брусенцов (кинофильм «Служили два товарища»), последним патроном убивающий «хотя бы еще одного «красного», которым оказывается искренний и светлый человек кинооператор Андрей Некрасов (актер Олег Янковский). А потом поручик сам стреляется уже на борту корабля, отплывающего в Константинополь, не в силах пережить мучения его любимого коня Абрека, преданно пытающегося плыть за своим хозяином…
Нас не мог не тронуть за живое образ белого офицера из кинофильма «Гори, гори, моя звезда» Александра Митты, впервые показанный не карикатурно, нарисованный не одной-единственной краской, а представляющийся сложным, и одновременно простым человеком, пытающимся отстоять свои собственные убеждения. Как заставляла задумываться (надеюсь, не меня одного, а многих моих ровесников) сцена, в которой белогвардейский солдат, получивший приказ отвезти на гауптвахту художника-самородка, расстреливает его в саду под яблоней только ради того, чтобы вернуться в теплый дом, где он сможет доесть картошку с салом…
Друзья мои, ровесники, вспоминаете ли вы эти сцены и эти кинофильмы, которые формировали наши взгляды и учили, как надо и как не надо поступать в этой Жизни?
Ну, еще, конечно же, мы с раннего детства любили, нет, просто обожали приключенческие фильмы про смелых людей, преодолевающих любое препятствие и трудности, стремясь достичь своей благородной цели, как герои еще довоенного
фильма «Дети капитана Гранта» (режиссер С. Вайншток), где звучали в припеве песни замечательные слова, которые многие мои ровесники сделали своим жизненным принципом:
«Кто привык за победу бороться,
С нами песню пускай запоет: Кто весел – тот смеется, Кто хочет – тот добьется,
Кто ищет – тот всегда найдет!»
Наши советские, партийные (читай – коммунистические) власти хорошо выполняли заветы вождя – В.И. Ленина, называвшего кино «важнейшим из искусств», Война обездолила тысячи детей, сделав их сиротами и беспризорниками? Ну, что же, кино поможет в решении этой социальной проблемы . Уже в 1945 (!) году на экраны страны выходит прекрасный фильм по одному из лучших романов Жюля Верна – «Пятнадцатилетний капитан» с юным Всеволодом Ларионовым в главной роли. В этом кинофильме сирота Дик Сэнд берет на себя управление кораблем и ответственность за судьбы женщин и ребенка, спасая их от жадных и подлых работорговцев. Как вы думаете, уважаемые читатели, по сколько раз этот фильм смотрели юные сироты-нахимовцы, учащиеся послевоенных мореходных училищ и школ юнг? Думаю, что раз по десять, а то и больше!
А прекрасный кинофильм 1955 года режиссера В. Венгерова по роману Вениамина Каверина «Два капитана»? Сколько моих сверстников решили стать после просмотра этой кинокартины летчиками? Девиз капитана Татаринова и героя книги и фильмы Сани Григорьева: «Бороться и искать, найти и не сдаваться!» – стал девизом для тысяч мальчишек Моего Поколения! Мальчишки и девчонки 1952 года рождения, также как и более старшие, и чуть более младшие, с удовольствием тратили по воскресеньям свои гривенники (10 копеек) чтобы в очередной раз посмотреть на первом утреннем сеансе фильмы «про среднеазиатских басмачей»: «Джура», «Джульбарс»,
«Застава в горах», «Тринадцать». Или же мы шли смотреть фильмы «про шпионов»:
«Над Тиссой», «Тень у пирса», «Операция «Кобра», «Тайна двух океанов».
Мы с восторгом встретили появившиеся на наших киноэкранах первые зарубежные приключенческие фильмы (французские): «Три мушкетера», «Парижские тайны», «Граф Монте-Кристо», «Железная маска», где было много драк, фехтования и борьбы за справедливость в исполнении актера Жана Марэ, ставшего любимцем нашего поколения. Ведь несколько лет спустя Ж. Марэ сыграл сразу две главные роли в культовых фильмах 60-х годов: «Фантосмас», «Фантомас разбушевался» и «Фантомас против Скотланд-Ярда». Жан Марэ сыграл благородного журналиста Фандора и таинственного злодея Фантомаса, скрывающего свое лицо под ужасной уродливой маской.
Если после проката в СССР «Трех мушкетеров» резко возросла посещаемость спортивных секций фехтования, а также травм глаз и лица (от дворового фехтования), то после выхода на экраны «Фантомаса» по всей стране стали совершаться разного рода хулиганские поступки (поджоги, разгромы и т.п.) на которых находили характерную записку с подписью латинскими буквами: «FANTOMAS». Ну, а сколько шутливых звонков по телефону раздавалось в те годы со словами: «Мне нужен труп. Я выбрал вас. До скорой встречи! Фантомас».
Дети всегда во все времена были склонны к подражательству, а в какой форме и чему подражать – зависело от моды и яркости тех или иных образов, влиявших на детское сознание. Так, после выхода на экраны «Тимура и его команды» возникло тимуровское движение помощи старикам и инвалидам. А после появления французского «Фантомаса» возникали даже хулиганствующие шайки, члены которых одевали на голову чулки и колготки, чтобы пугать прохожих или жителей частных домов.
После «Фантомаса» и проката таких французских комедий, как: «Оскар»,
«Человек-оркестр», «Разиня», «Жандарм женится» и других, в нашей стране появился новый кумир – французский комик Луи де Фюнес. Этот маленький коротышка с потрясающей мимикой лица доводил зрительные залы до исступления, до слез от гомерического хохота. Я это видел сам и могу ответственно подтвердить. Такая популярность до Луи де Фюнеса и после него была, пожалуй, лишь у одного иностранного артиста – Раджа Капура.
Суперпопулярность индийского кино в СССР пришлась на конец 50-х – начало
60-х годов. Этой популярности способствовал, прежде всего, сам Радж Капур. Его первые фильмы, где он исполнял главные роли – «Господин -420» и «Бродяга» да- вали огромные сборы. Песни из кинофильма «Господин -420» исполняли на хинди и на русском языке. Дети (в том числе и представители Моего Поколения) с удовольствием повторяли шутки бродяги-весельчака. В кружках художественной самодеятельности вошло в моду исполнение индийских танцев. За этими фильмами последовали: «Сангам», «Цветок в пыли», «Зита и Гита» и еще сотни таких же песенно- танцевальных мелодрам с похожими сюжетами. В этих кинокартинах родители теряют детей, сын раджи воспитывается, как нищий; а сестра с братом ищут друг друга в течение двух серий, постоянно конфликтуя и воюя между собой, чтобы в конце картины обнять друг друга в радости под слезы зрителей.
Я довольно таки быстро (как ветрянкой) переболел индийскими фильмами, получив на них, на многие десятилетия «стойкий иммунитет», дав себе зарок никогда больше этих музыкальных мелодрам не смотреть. Будучи всю жизнь человеком, любящим и, надеюсь, знающим кинематограф, я приведу шутливую фразу, имевшую хождение среди истинных синефилов*: «Бывают кинофильмы хорошие и очень хорошие. Бывают фильмы плохие и очень плохие. А еще бывают кинофильмы киностудии имени Довженко** и индийские».
Впрочем, если быть объективным, то мелодрамы всегда, во все времена и во всех странах были любимым жанром для кинозрителей. Еще в 50-е годы наши родители потихоньку утирали слезы, смотря в клубах и кинотеатрах «Чужую родню» (реж.
*Синефил – человек, любящий кинематограф. (Примечание автора).
** Студия имени Довженко – республиканская киностудии Украинской ССР, была расположена в
Киеве. (Примечание автора).
М. Швейцер), «Два Федора» и «Весну на Заречной улице» (реж. М. Хуциев), «Дело было в Пенькове» (реж. С. Ростоцкий). Мы же по молодости своих лет не очень-то жаловали мелодраму, хотя в 1968 году абсолютным чемпионом кинопроката стала мексиканская мелодрама «Есения» о судьбе красивой, но несчастной цыганки. Очень многие девчонки из числа моих сверстниц, вздыхая и завидуя, смотрели как на красоту Есении, так и на красоту западной жизни, которую нам очень дозированно показывали в зарубежных кинокартинах, тщательно отобранных представителями «Союзкинопроката».
Мы, мальчишки, предпочитали «Есении» и «Королеве Шантеклера» ковбойскую
«Великолепную семерку», японские фильмы «Гений дзюдо» и «Красная борода». В этих фильмах был динамичный сюжет, перестрелки, драки, погони и… благородные герои, в которых хотелось играть и которым хотелось подражать.
Ну, еще, конечно же, мы по нескольку раз смотрели «американский боевик» «300 спартанцев», а, позднее, «Клеопатру» и «Викинги», а также французский «Фанфан- тюльпан» с Жераром Филиппом, полным обаяния и шарма. Но, все-таки, наши актеры: Николай Крючков, Борис Андреев, Сергей Гурзо, Леонид Быков, Георгий Юма- тов, Михаил Ульянов и другие, были нам ближе и роднее, чем даже имеющий русские корни Юл Бриннер (исполнитель роли Криса в «Великолепной семерке»), а также, несмотря на то, что количество драк, схваток и перестрелок в иностранных фильмах было значительно больше. В «наших» кинокартинах всегда было важным за что, за какие идеи сражается «наш» герой.
Помню, как мы до хрипоты спорили с моим университетским одногруппником и другом Валерием Шаховым (1952 г. рожд.) после просмотра осенью 1969 года фильма «Белое солнце пустыни». Я выражал восторг по поводу кинокартины, ставя ее выше «Великолепной семерки», а Валерий доказывал, что такая режиссерская трактовка является «издевательством над революцией и Гражданской войной». В качестве контраргумента я приводил в пример лихие фильмы Эдмона Кеосаяна о «неуловимых мстителях», которые нравились абсолютно всем, от школьника до профессора, от рабочего до министра.
А еще Мое Поколение обожало комедии. Впрочем, я не знаю какого-либо поко- ления старше или младше моего, представители которого не любили бы кинокомедию, как жанр киноискусства. Со времен кинофильмов Чарли Чаплина, Гарри Ллойда, Макса Линдера комедия была излюбленным жанром кинозрителей. Наши родители еще держали нас на коленях в кинотеатрах, когда они сами в пятый, шестой или седьмой раз смотрели комедии Георгия Александрова «Веселые ребята»,
«Волга-Волга», «Цирк» и «Весна». Любовь Орлова и Леонид Утесов были кумирами поколения наших родителей. Мы же гораздо меньше внимания обращали на этих кинозвезд (кстати, такого понятия в те годы просто не было), просто приходили в кинотеатры посмеяться, «поржать», говоря более грубо и более адекватно.
Мое Поколение великолепно восприняло первые кинокомедии Эльдара Рязанова:
«Карнавальная ночь», «Человек ниоткуда», «Гусарская баллада». Я готов был идти, чтобы смотреть эти фильмы, даже в соседние поселки, где показываться неместным мальчишкам не всегда было безопасно. Комедии с участием в главных ролях Надежды Румянцевой: «Неподдающиеся», «Королева бензоколонки», «Девчата», «Крепкий орешек» были аншлаговыми, хотя сейчас, по прошествии нескольких десятилетий легко заметить и непритязательность сюжетов, и поверхностность разработки образов главных героев, да и отсутствие в этих фильмах какой-либо выдающейся режиссуры.
Кто, действительно, стал для Моего Поколения главным комедийным режис-
сером, так это Леонид Гайдай! Свою знаменитую «троицу» комедийных героев:
«Трус» (Георгий Вицин), «Балбес» (Юрий Никулин) и «Бывалый» (Евгений Моргунов) Леонид Гайдай «придумал» еще в первой своей «короткометражке» «Пес Барбос и необычный кросс», а затем перенес этих же героев в «короткометражку» «Самогонщики». Интересно, что в этих двух первых фильмах Гайдая, главные герои «не говорили». Гомерический смех зала вызывали сами действия троицы и собаки Бар- боса, наказывавшей неудачливых браконьеров и самогонщиков. Нет, поправлюсь: в
«Самогонщиках» комедийная троица поет песню «про самогонный аппарат», кото- рая стала вскоре очень популярной, особенно слова, содержавшие мораль. Их пел герой Г. Вицина – Трус:
«Но не даром все же люди говорят: Вот за этот самогонный аппарат Просидеть мы сможем без забот Дни и ночи – круглый год».
Ну, а про «Операцию Ы» и «Кавказскую пленницу» даже и не буду долго рас-
пространяться. Эти фильмы смотрела вся страна. Обе эти кинокартины сразу же
«разошлись на цитаты», которые можно было услышать и в школах, и в институтах,
и на заводах, и в министерствах, и в милиции. Например:
– Бамбарбия. Киргуду.
– Что он сказал?
– Он сказал, что если вы откажетесь, они вас зарежут. Шутка.
– Шутка?... Шутка…
После этих двух комедий прекрасный актер Александр Демьяненко, на счету которого были интересные работы в кинофильмах «Мир входящему», «Государственный преступник», «Взрослые дети», «Бей, барабан», «Сотрудник ЧК», «Карьера Димы Горина», «Порожний рейс», до конца своей жизни остался «всесоюзным Шуриком». Именно как «Шурика» запомнили А. Демьяненко миллионы зрителей, в том числе тысячи его поклонников, которые придут в 1999 году на киностудию «Ленфильм», чтобы проститься и проводить в последний путь своего любимца. Очень многие из этих поклонников даже не знали, что голосом Александра Демьяненко, ставшим признанным мастером дубляжа, для них, кинозрителей, говорили с экрана Омар Шариф, Жан Поль Бельмондо, Ален Делон и другие звезды мирового кинематографа.
Но в начале 60-х годов мы все-таки были еще детьми, школьниками. Мы не мог-
ли пройти мимо фильмов, специально адресованных подростковой аудитории. Эти фильмы были разными. Много было серых, не ярких картин, где дидактика превалировала над художественностью. Но были и такие, которые заставляли замирать дыхание и задумываться. Ведь на киноэкране мы видели свои собственные переживания. Такими фильмами были «Друг мой, Колька» (режиссеры А. Салтыков и А. Митта,* 1961 год), «Дикая собака Динго или повесть о первой любви» (режиссер Ю. Карасик, 1962 год), «Звонят, откройте дверь!» (режиссер А. Митта, 1965 год), «Доживем до понедельника» (режиссер С. Ростоций, 1968 год).
Мы, десятилетние мальчишки, также, как и Колька Снигирев, возмущались сухостью и формализмом пионервожатой, насаждавшей в школе скучные, «оптичен- ные» пионерские мероприятия и переживали за Кольку, вступившего в схватку с грабителями и сумевшего выйти из нее победителем. Я очень внимательно смотрел на героев юных Лены Прокловой и Вити Косых из кинофильма «Звонят, откройте дверь!», которые были так похожи на меня самого и моих одноклассников, сам еще не понимая, какой глубокий след этот фильм оставит в моем сознании. Потому что именно этот фильм А. Митты, да еще киноповесть С. Ростоцкого
«Доживем до понедельника» были самыми правдивыми, самыми лучшими фильмами о школе и школьниках 60-х годов. В этих кинокартинах представители Моего Поколения могут узнать себя
А в яркой, разухабистой «Республике ШКИД» (режиссер Геннадий Полока,
1966 год) мы узнавали не самих себя, а наших любимых героев из «настольной» книги Моего Поколения Георгия Белых и Леонида Пантелеева. Когда этот фильм вышел на экраны ленинградских кинотеатров, я болел гриппом и не ходил в школу. Так вот, я ехал в Ленинград, имея в кармане что-то около рубля денег, накопленных от школьных обедов. Я посмотрел в кинотеатре «Нева» (ближайшем к Московскому вокалу) этот кинофильм четыре (!) раза подряд, начав с десятикопеечного утреннего сеанса. Вскоре я знал все фразы этого кинофильма наизусть и мог разыгрывать его (безо всякого преувеличения) по ролям. Интересно, а из современных школьников- выпускников и студентов найдутся индивиды, которые видели этот фильм или хотя бы читали книгу «Республика ШКИД»?
Не могу не упомянуть еще одну кинокартину, которая во многом перевернула наши взгляды на художественные и изобразительные средства кинематографа. Это снятая на «Ленфильме» в 1961 году режиссерами Владимиром Чеботаревым и Геннадием Казанским экранизация книги знаменитого и популярного в те годы писателя-фантаста Александа Беляева «Человек-амфибия». В этом фильме все было, как в лучших цветных французских и американских кинофильмах: цвет, музыка, костюмы, удивительно красивые артисты – дебютанты Алексей Коренев (Их- тиандр) и Анастасия Вертинская (Гуттиэре). Красивым выглядел даже всегда и во всех фильмах противный Михаил Козаков в роли негодяя Педро Зуриты. Благород- ным, усталым красавцем выглядел и Николай Симонов в роли доктора Сальватора.
* Интересно, что режиссерам Алексею Салтыкову и Александру Митте в 1961 году, когда им дове-
рили снимать полнометражный фильм, было, соответственно 28 и 27 лет! (Примечание автора).
Изумительные подводные съемки под необычную «подводно-космическую» музыку молодого талантливого композитора Андрея Петрова были новым словом в советской кинематографии. Уж не говорю о «Песне морского дьявола» на стихи поэта-песенника Соломона Фогельсона, исполнявшейся певицей в кабаре прибрежного города:
«Нам бы нам бы, нам бы
Всем на дно!
Там бы, там бы, там бы
Пить вино!
Там под океаном ты трезвый или пьяный
Не видно все равно!!!
Эй, моряк, ты слишком долго плавал.
Я тебя успела позабыть.
Мне теперь морской по нраву дьявол.
Его хочу любить!!!»
Популярность кинофильма «Человек-амфибия» была такой, что очереди в кинотеатры растягивались на сотни метров. В нашем поселке в клубе мачтопропиточного завода пришлось вводить дополнительные вечерние киносеансы, чтобы все желающие могли увидеть эту романтическую картину о страстной любви, оказавшейся неосуществленной.
Не стану подробно останавливаться на так называемых «производственных драмах», столь популярных и «модных» в 60-е годы: «Большая семья», «Екатерина Воронина», «Высота», «Знакомьтесь, Балуев», «Большая руда». Все эти фильмы по- разному, в большей или меньшей степени объективно освещали жизнь простых лю- дей. Одним из самых запомнившихся, запавших мне в душу фильмов, была кинокартина «Рабочий поселок», снятая на «Ленфильме» режиссером В. Венгеровым в
1965 году. Именно с этого фильма я полюбил актера Олега Борисова, блестяще сыгравшего вернувшегося с фронта слепого солдата Плещеева, который топит свое горе в беспробудном пьянстве. Фильм был по-настоящему похож на жизнь рабочего поселка, такого поселка, в каком жил я сам и мои сверстники.
Шестидесятые годы выдвинули целую плеяду ярких и самобытных режиссеров: Михаил Швейцер, Марлен Хуциев, Григорий Чухрай, Станислав Ростоцкий, Геор- гий Данелия, Василий Шукшин, Леонид Гайдай, Владимир Басов и другие. В эти годы были сняты многие фильмы, ставшие этапными и переломными для советского кинематографа: «Нам двадцать лет» («Застава Ильича»), «Июльский дождь» М. Хуциева, «Я шагаю по Москве» Г. Данелия, «Щит и меч» В. Басова, «Берегись автомобиля» Э. Рязанова, «Айболит-66» Р. Быкова, «Первый учитель» А. Кончаловского,
«Иваново детство» и «Андрей Рублев» А. Тарковского и многие другие.
Мои сверстники взрослели. Наше детство заканчивалось. У нас появлялись взрослые запросы и интересы, в том числе и в такой сфере, как искусство кино. Лично для меня киноискусство, как советское, так и зарубежное было, всегда большим и серьезным увлечением. Можно было бы еще написать о том, какое сильное впечатление произвели на меня и моих ровесников кинофильмы итальянского неореализма «Похитители велосипедов» Лукино Висконти, «Сладкая жизнь», «Дорога», Ночи Кабирии» и «Восемь с половиной» Федерико Феллини, открывшего для нас гениальную актрису Джульетту Мазину.
Можно было бы рассказать, какие именно впечатления произвел в конце 50-х годов кинофильм «Римские каникулы» о судьбе принцессы неназванного государства в блестящем исполнении Одри Хёпберн. Можно было бы вспомнить фильмы итальянских режиссеров, где главные роли великолепно исполняла Софи Лорен и Марчелло Мастрояни («Брак по-итальянски», «Развод по-итальянски», «Чочара», «Подсолнухи»). Но я боюсь, что моя книга начнет превращаться в киноведческое исследование.
В этой главе своего повествования я просто хотел на конкретных примерах показать, как кинематограф нашего детства и юности влиял на формирование мыслей и взглядов Моего Поколения, чему учил, от чего предостерегал, на что нацеливал и какие нравственные ценности пропагандировал. Думаю, я достаточно много рассказал о роли игровых фильмов в нашем воспитании. Для «полноты анализа и доста- точной глубины исследования» считаю нужным остановиться на роли анимационных картин, мультфильмов, столь любимых и ценимых моими сверстниками.
Мультфильмы или «мульти-пульти», как мы их называли в 50-е годы, очень рано входили в нашу жизнь. По воскресеньям на утренних сеансах в кинотеатрах и в клубах «крутили» специальные сборники мультфильмов, на которые малышей- дошколят приводили родители, зачастую держа своих «чадушек» у себя на коленях.
Первыми мультфильмами, которые я запомнил, и которые запали мне в душу, были «Мойдодыр» (1954 год) по сценарию и стихотворению Корнея Чуковского и «Два жадных медвежонка» (1954 год), которые никак не могли поделить между собой головку сыра. Оба брата-медвежонка боялись, чтобы другому не досталась большая часть, и доверили делить сыр лисе, которая уравняла две половинки головки сыра оригинальным способом: отъедая от каждой части по кусочку. В результате обоим медвежонкам досталось совсем немного сыра, потому что все остальное съела хитрая и коварная лиса. И медвежатам некого было винить, кроме своей собственной жадности.
Еще хорошо помню старый мультфильм 50-х годов, который назывался «Оранжевое горлышко». Это было имя куропатки, которая высидела и вырастила и сво- их детей, и птенцов соседки, погибшей в когтях орла. Анимационные мультфильмы о лесных обитателях были крайне популярны в начале 50-х годов. Они были прекрасно нарисованными, всех животных дублировали прекрасные артисты: Ге- оргий Вицин, Михаил Яншин, Валентина Сперантова и др. Эти короткометражные мультфильмы несли определенное нравоучение, чтобы каждый посмотревший его понял:
«Надо, надо умываться
По утрам и вечерам.
А нечистым трубочистам –
Стыд и срам. Стыд и срам!»
Еще я просто обожал в своем детстве «длинный» мультфильм 1958 года «Петя и Красная Шапочка», в котором пионер Петя попадал в кинотеатр с «черного» хода и случайно оказывался действующим лицом классической сказки Шарля Перро. Зная содержание сказки, Петя спасал Красную Шапочку и ее бабушку от злого волка, которого скручивали и несли связанным в финале мультфильма охотники.
В 60-е годы, когда мы уже были школьниками, появилось огромное количество новых хороших мультфильмов, особенно по рассказам с картинками В. Сутеева. Чего только стоили мультфильмы «Кот-рыболов» (1964 год) и «Мешок яблок» (1966 год), в которых злые, недружелюбные герои обязательно бывали наказанными, а добрые, порядочные главные герои (кот-рыболов, заяц) оказывались награжденными за свою доброту. Я, как и вы, мои сверстники, так обожал мультфильмы, что научился даже рассказывать их на разные голоса, подражая актерам, которые дублировали роли животных.
Мультфильм «Кот-рыболов» я «рассказывал» за Евгения Леонова, Анатолия Папанова, Клару Румянову и Эраста Гарина со сцены, участвуя в наших концертах, во время учебы в Ленинградском университете, особенно в стройотрядах. Еще я очень любил «рассказывать» мультфильм «Лягушонок ищет папу», который сейчас, к сожалению, не могу найти ни на одном диске или на видеокассете. Вспоминаю, как Лягушонок говорил (голосом актрисы Рины Зеленой) Бегемоту, лежавшему в болоте:
– Скажите, а вы не можете стать моим папой?
Бегемот, булькая болотной водой, отвечал голосом актера МХАТ Михаила Ян-
шина:
– А что делают ваши папы?
Лягушонок:
– Ну, папы они заботятся они играют в игры, они…
– Нет, – перебивал Лягушонка толстый и неповоротливый Бегемот, – я не могу быть твоим папой. Я люблю, когда обо мне заботятся…
В финале мультфильма добрый Лягушонок сам становился… «папой» по отношению к бедному маленькому Кузнечику, оплатившему оттого, что «у него нет папы». Кузнечик прыгал от радости, что у него появился папа, запутывался в траве, и зеленый Лягушонок, освободив Кузнечика, говорил:
– Ну, вот. Если бы у тебя не было папы, кто бы тебя отсюда выпутал?!
Такими же замечательными, добрыми мультфильмами, учившими дружить,
помогать друг другу и не хвастаться, были сутеевский «Кораблик», «Теремок» и
«Муравьишка-хвастунишка».
Мультфильмы нашего детства не были простой «развлекаловкой», они несли
64
в себе воспитательное воздействие, дидактиу, содержали мораль. Не случайно же было много мультфильмов по басням «дедушки Крылова»: «Квартет», «Мартышка и очки», «Воз» («Лебедь, Рак и Щука»). Не могу не вспомнить два очень любимых мною мультфильма, которые также пока не могу найти в современных сборниках на DVD дисках. Один из них назывался «Чуня» (по имени маленького розовенького, очень чистоплотного поросенка, доброго и услужливого). Но… Чуню незаслуженно обидели, сказав, что все поросята и свиньи грязные и неаккуратные. А Чуня старался помогать всем животным, которые встречались на его пути. В конце мультфильма Чуня вновь был весел и счастлив среди своих друзей и родителей, которые произносили главные слова морали этого фильма: «Важно, не кто ты, а какой ты!».
Второй замечательный мультфильм «Про тигренка, с которого сняли полоски». Главный героем этой картины был маленький, пугливый тигренок, который боялся скрипа входной двери и даже резкого чихания своего дедушки-тигра. И за это с него сняли полоски! Но когда тяжело заболела мама тигренка, и некому было пойти ночью через дремучий лес за лекарствами, тигренок превозмог свой страх и про- шел через лес в грозу и дождь, не испугавшись ни молнии, ни грома, ни диких зверей.
В конце фильма дедушка-тигр возвращает тигренку его полоски, говоря следующие слова: «Он не побоялся пройти через дремучий лес и принес лекарство своей маме. Он настоящий храбрый тигр!» И дедушка вместе с тигренком пел легко запоминающуюся песенку «со смыслом»:
«Мы храбрые ребята, Гры-гры-гры. Отважны все тигрята С младенческой поры Гры-гры-гры».
Еще мы все, школьники младших классов, смеялись над «Бегемотом, который боялся прививок». Этот бегемот белел от страха, сидя перед кабинетом доктора, а потом желтел, потому что заболел, побоявшись сделать прививку. Этому большому сильному Бегемоту было ужасно стыдно за свою трусость особенно перед маленьким розовым поросенком, который весело говорил: «Прививки? Это совсем не больно: раз и все!»
Ну, и, конечно, не только у меня, а у многих тысяч моих сверстников из чис- ла мальчишек, одним из любимейших мультфильмов был «Необыкновенный матч» (1955 год) и его продолжение «Старые знакомые» (1958 год), в котором игрушечные деревянные футболисты во главе с их капитаном Чубчиком-Зазнайкой играли в Детском Мире в футбол с футболистами из «секции мягких игрушек». А поскольку эти деревянные футболисты были зазнайками, они были уверены: «разделаем мягких плюшевых под орех!»
Ведь зазнайка-капитан говорил: «Да если у нас на коробке написано «Футболисты» да еще «1-й сорт», то зачем же нам тренироваться?!» И, конечно же, зазнайки и задавалы потерпели по всем статьям поражение от дружной команды секции мягких игрушек, футболисты которой маршировали после победы и пели финальную песню, несущую главную мораль мультфильма:
«Чтобы дело закипело
Не нужны слова. Что же нужно? Взяться дружно
И засучить рукава!»
Иногда я думаю, а не пора ли показать мультфильм «Необыкновенный матч» на спортивной базе сборной России по футболу? В качестве занятия по психологии накануне матча со Словенией или Андоррой. Думаю, это не было бы лишним.
В 1964 году вышел еще один знаменитый спортивный мультфильм с ярким названием «Шайбу! Шайбу!» Этот фильм вышел как раз в тот момент, когда наша хоккейная дружина стала олимпийским чемпионом по хоккею в австрийском Инсбруке. За этим мультфильмом последовали «Матч-реванш» и «Метеор на ринге». И здесь, так- же как и в «Необыкновенном матче», дружба, взаимовыручка, сила духа побеждали самоуверенность, хитрость и наглость. И мы, юные зрители, так любящие мультфильмы, верили, что именно так все и будет в нашей жизни.
Не буду описывать, давать комментарии анимационным экранизациям классических сказок. Наши советские мультипликаторы тех лет создали мультсказки почти по всем главным произведениям Андерсена, Шарля Перро, братьев Гримм («Дюймовочка», «Стойкий оловянный солдатик», «Снежная королева», «Кот в сапогах»,
«Храбрый портняжка» и др.). А ведь еще были мультфильмы по русским народным сказкам и сказкам А.С. Пушкина. Эти сказки были наиболее яркими и красочными.
Так с раннего детства нашему подрастающему поколению закладывалась любовь и знание народного фольклора и русской классической поэзии. Но нам больше нравились мультфильмы типа «Вовка в тридевятом царстве» (1965 год) или «В стране невыученных уроков». Большое впечатление на многих моих сверстников произвел первый советский полнометражный мультфильм «Человечка нарисовал я», в котором герой попадал в Царство Лжи. В конце фильма главный герой, сам любивший солгать, взрывал Царство Лжи и честно признавался в своем неблаговидном поступке директору школы: Человечка (на стене класса – П.К.) нарисовал я!»
Подрастая, мы начинали любить и интересоваться «мультфильмами для взрослых» (был такой киножанр в годы нашей молодости). Но только не подумайте чего- нибудь плохого. Речь не шла об эротике. В те годы ни дети, ни взрослые даже не знали такого термина, и что он обозначает. Федор Хитрук (будущий автор Вини Пуха) снял замечательный мультфильм «История одного преступления» о человеке, доведенный до нервного срыва шумом и грохотом большого города.
В 1967 году по сценарию Лазаря Лагина (автора «Старика Хоттабыча») известный режиссер-мультипликатор Евгений Гамбург снял великолепную пародию на советские детективы «Шпионские страсти». Годом позже тот же Ф. Хитрук выпустил в свет «Фильм, фильм, фильм», блестящую, остроумную пародию на кинопроизводство и «романтику» киношных будней.
Уже к моменту нашего окончания средней школы вышли первые выпуски бес- смертного мультсериала «Ну, погоди» режиссера Вячеслава Котеночкина, а также изумительный фильм «Бременские музыканты», полюбившийся и детям и взрослым, и начальникам и подчиненным.
Мы становились взрослее, но не переставали любить и смотреть мультфильмы:
«Винни-Пух и все, все, все», «Малыш и Карлсон», «Крокодил Гена» и «Чебурашка»,«Как львенок и черепаха пели песню», и, конечно же, мультфильмы о приключениях кота Леопольда, который в каждом выпуске выполнял «социальный заказ» коммунистической партии и советского правительства, произнося фразу: «Ребята, давайте жить дружно!» Настоящие ценители киноискусства не пропускали ни одного из мультфильмов режиссера Юрия Норштейна: «Сеча при Керженце», «Ежик в тумане», «Сказка сказок». Ведь не случайно же два последних мультфильма были признаны мировой кинематографической общественностью «Лучшими анимационными фильмами всех времен и народов». Мы уже были студентами или работали на производстве, когда в 70-е годы на экраны Советского Союза вышли первые полнометражные японские мультфильмы: «Джек в стране чудес», «Кот в сапогах», «Вокруг света за 80 дней».
И хотя история доброго кота Пэро, который не ест мышей и из-за этого конфликтует со своим кошачьим племенем, была очень увлекательной по своему сюжету, мы, воспитанные на рисунках Сутеева, Иванова-Вано, Котеночкина отмечали блеклость японских красок, недостаток динамики и сюжетные слабости этих мультфильмов. Мы с большим удовольствием смотрели со своими подрастающими детьми анимационные «Тайну третьей планеты», лишний раз убеждаясь, что «советские мультфильмы – лучшие в мире».
Мы ведь еще не знали, что вслед за политической перестройкой, развалом СССР и началом «неуправляемой демократии» к нам придут не только фильмы студии Уолта Диснея, но и японские «Покемоны» и даже «Телепузики». Сейчас, когда я вижу на телевизионном канале 2х2 дебильные мультфильмы про семью Симпсонов, я моментально переключаю кнопку телевизионного пульта, боясь, что просмотр бо- лее десяти секунд этой «мультпродукции» может заразить вирусом «дебилизации».
Я понемногу собираю «для будущих внуков» старые добрые советские мультфильмы на DVD дисках потому что не очень уверен в том, что в наше время будет снято что-нибудь более достойное. Хотя, не буду скрывать, что «Смешарики», которыми очень увлеклись несколько лет назад мои сыновья-школьники, а также мультфильмы про «Лунтика», я смотрю с удовольствием. Эти анимационные произведения нынешнего ХХI века напоминают мне лучшие образцы мультипликации моего детства и молодости. Не случайно же к киностудии «Союзмультфильм» был проявлен большой коммерческий интерес в Соединенных Штатах Америки, где эмигранты из России хорошо заработали на «русских мультяшках».
Ведь наше «Ну, погоди» абсолютно ни в чем не уступает американскому «Тому и Джерри». Почему же сейчас в Россию потоком идут «Шреки», «Мадагаскары»,
«Ледниковые периоды», а также всякая лесная и подводная «братва»? И только совсем-совсем недавно благодаря усилиям петербургской студии «Мельница», наши дети увидели полнометражные сказки «Карлик Нос», «Алеша Попович и Тугарин Змей». Не понимаю, почему сейчас наше правительство, так много говорящее про заботу о людях, не осуществляет государственной поддержки российской мультипликации? Ведь это – прямые вложения в воспитание подрастающего поколения!
Я уже рассказывал о том, какое значение для воспитания патриотизма и преданности красному флагу имела «Сказка о Мальчише-Кибальчише» Аркадия Гайдара. Но ведь помимо книги был еще и прекрасный анимационный мультфильм, производивший на детей неизгладимое впечатление: «Эй, вставайте! Было пол беды, а теперь кругом беда. Много буржуинов, да мало наших»… Неужели эти гайдаровские слова не звучат сейчас также актуально, как и десятилетия назад?
Ведь искусство кино в Советском Союзе было самым идеологизированным, за что его так критиковали наши политические и идеологические враги, но, все же, скрипя зубами, давали премии на международных кинофестивалях картинам «Балладе о солдате», «Летят журавли», «Романс о влюбленных», «Москва слезам не верит» и др. Сейчас, когда российское кино пошло по пути всеобщей коммерциализации, трудно рассчитывать, что наша кинопродукция выдержит конкуренцию с Голливудом по вложению денег в «блокбастеры» и переплюнет американские спецэффекты. Может, еще не поздно вспомнить старый советский опыт и старую советскую школу кинематографа, приспособив ее к требованиям сегодняшнего дня?
Разве нет в истории России героев, о которых можно и нужно снимать «блокбастеры» и просто хорошие, например, исторические фильмы: князья Игорь и Святослав, Дмитрий Донской, Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Иоанн Кронштадский, Александр Суворов, Михаил Кутузов, Георгий Жуков. Продолжить перечень? Можно продолжить…
Я продолжаю любить кино, как и многие мои ровесники. Старое, советское, классическое кино. И старое зарубежное. А новое российское и зарубежное кино я смотрю избирательно: то, что хочется увидеть и где можно увидеть и прочувствовать что-то новое. Хотя, как мне известно из общения с моими друзьями, чаще всего они вообще не ходят в кинотеатры, удовлетворяюсь просмотром новинок на DVD. Да и на какие фильмы ходить представителям Моего Поколения? Ведь фильмов «для семейного просмотра» почти не стало. Так что нам проще показать в домашних условиях или на даче старые мультфильмы нашим внучатам.
И все-таки я верю: Россия должна остаться Великой Кинематографической Державой. Очень хочу увидеть возрождение нашего российского кинематографа еще при своей жизни.
Университеты нашего детства
(Большое и Ерунда)
Но бывает –
жизнь
встает в таком разрезе,
И большое понимаешь через ерунду.
Владимир Маяковский
Уроки гигиены
Думаю, что характер человека, его взгляды на жизнь, убеждения, принципы воспитываются через мелочи, которые со временем забываются, а последствия этих мелочей остаются на всю жизнь; как небольшие шрамы на руках, ногах и голове, которые мы получаем в детстве, но которые остаются на нашем теле навсегда, до самой смерти. Наверное, это очень важно в жизни каждого человека: когда он впервые заплакал не от боли, а от несправедливости, от незаслуженной обиды. Как перенес первое предательство и разочарование в том, во что верил, и что считал совершенным.
Для любого человека очень важно первое воспоминание о добрых и теплых материнских руках, которые треплют твои волосы или подмывают теплой водой твою грязную, запачканную, понятно чем, попку. Также важен первый «серьезный» разговор с отцом (если у человека в жизни был такой разговор), без крика и подзатыльников, когда тебя убедили одной только силой слов и авторитетом человека, который держит на своих плечах всю семью. Еще много разных и важных мелочей имеют значение для понимания человека и формирования его как личности: первый успех и прилив счастья от того, что тебя оценили; первая неудача, поражение с горькими слезами (или без таковых); радость от первой дворовой дружбы и горе от первой потери, когда ты впервые в жизни провожаешь на кладбище близкого или родного че- ловека. Уверен, что я не оригинален в своих, в общем-то, простых открытиях.
И все эти первые уроки познания добра и зла Мое Поколение получило не через
Интернет, и не через телевидение по каналам «Муз-ТВ», телепередач «Наша Раша», «Кривое зеркало» и т.п. Большую часть таких уроков мы получали в наших дворах и на наших улицах.
Я уже написал и рассказал об играх нашего детства, развивающих и воспитывающих одновременно, и, несомненно, формировавших наши взгляды и характеры. Сейчас я хочу вспомнить о таком социальном педагоге, каким для меня и моих сверстников из поселка мачтопропиточного завода была… баня. Коммунальная поселковая баня, стоимостью 15 копеек одно посещение.
В наших двухэтажных домах, изготовленных из шлакоблоков, тем более в бараках и частных деревянных домах в 50-е – 60-е годы никаких ванн или душевых не было и в помине. Поэтому посещение бани в выходной день для каждой нашей семьи было своеобразным ритуалом. В Ленинграде, городе коммунальных квартир, как мне хорошо известно, был такой же «банный» ритуал. С той лишь разницей, что в Питере, и в других больших городах бани работали круглую неделю, а у нас в ра- бочем поселке баню топили только по выходным дням.
Баня была прежде всего коммунальным удобством и за ее бесперебойную работу отвечал ЖКО (жилищно-коммунальный отдел), одноэтажное деревянное здание которого находилось неподалеку от бани на улице Дружбы. К самой бане вела дорога, вымощенная круглым булыжником. Ее заасфальтировали только к концу 60-х годов, когда в конце улицы была построена новая средняя школа и заложены многоэтажные (в пять этажей) дома.
По субботам и воскресеньям (напомню, что до 1965 года суббота была укороченным рабочим днем: работали до двух часов дня) все жители поселка семьями направлялись в баню, покупали в кассе билеты и… первым делом занимали очередь. Баня в поселке была одна, а количество населения неуклонно возрастало. Все приходили или с сумками, или с узелками (по старой русской деревенской традиции), в которых были банные принадлежности и чистое белье. Отмечу для молодых: полиэтиленовых пакетов тогда не было и в помине. Мы даже не знали и не имели представления, как может выглядеть это гениальное изобретение цивилизации.*
В те годы не было также (представьте себе, молодежь!) шампуня. Этот косметический изыск стал входить в нашу жизнь только где-то в середине 60-х годов. Мылись мылом. Для бани предназначалось мыло в крупном куске «банное» или «се- мейное», хотя многие люди, жители нашего поселка мылись обычным «хозяйственным» мылом в крупном бруске темно-коричневого цвета. Таким же мылом наши мамы стирали белье в тазиках, часто используя стиральную доску – рифленый пря- моугольник оцинкованного железа в деревянной оплетке.
*Полиэтиленовые мешки в 50-е – 60-е годы заменяли плетеные из веревочного шнура сумки-
«авоськи» в виде клетчатой сетки с ручками. Их было очень удобно прятать в карманы: «авось увижу какой-то товар, куплю его, и мне будет куда положить покупку». Отсюда и название – авоська. (При- мечание автора).
Баня была не только средством гигиены, но и своеобразным ритуалом, клубом и даже… информационной площадкой. При бане был буфет, торговавший бочковым пивом и лимонадом (когда они были в наличии), а также парикмахерская. В нашей поселковой бане, в отличие от престижных городских не было «разрядов», то есть душевых, семейных «номеров» с парилкой или без таковой. Наша баня имела два отделения: женское и мужское, вход в которые был расположен в различных концах здания. Топилась баня углем, а парная – только березовыми дровами. Причем пар- ные были в обоих отделениях.
В женские отделения дородные хозяйки семейств часто приходили со своими собственными эмалированными тазами, что свидетельствовало о зажиточности семьи. Был, несомненно, и своеобразный необъявленный конкурс банных полотенец, в котором побеждали те, которые были больше по размеру и ярче по цвету. Первые места «занимали» китайские и «трофейные» немецкие. В женском отделении, кроме того, был негласно объявленный конкурс лучшего женского нижнего белья – шелковых комбинаций, на которые в те годы было принято надевать платья, юбки и блузки. Говорю это ответственно, ведь до поступления в первый класс меня, как и других мальчишек нашего поселка (как, думаю и других населенных пунктов нашей страны) водили в женское отделение.
Считалось, что отцы больше будут увлечены своей парилкой, курением в раздевалке, и не смогут хорошо вымыть своих детей, а у мам это должно было получаться, несомненно, лучше. Посещать мальчишке женскую баню после начала учебы в первом классе считалось неприличным. Как же можно было привести в женскую баню школьника-первоклассника! Ведь он там мог увидеть голой (!) свою первую учительницу. Тогда ее авторитет мог раз и навсегда упасть ниже банной шайки! Но мы все, думаю, начиная лет с пяти, ужасно стремились ходить именно в мужское отделение. Для нас это был как бы первый тест на «взрослость».
Посещение мужского отделения просто никак невозможно было сравнить с жен- ским! Если у женщин самыми запоминающимися моментами были разговоры шепотом, кто в какой комбинации пришел, да кто из каких женщин располнел и почему; то в мужском отделении еще в очереди в раздевалку начинались увлекательные рассказы о войне, о целине, спорте, политике. Разговоры о лагерях и лагерной жизни были, как говорят компьютерщики «по умолчанию» запретной темой. Ведь рядом были дети!
В нашей бане было неписаное правило: инвалидов-ампутантов на костылях, ко- торых в то время было много, пропускали в баню без очереди. Мужское отделение состояло из четырех помещений: раздевалка со шкафчиками без замков, мыльное отделение с кранами с горячей и холодной водой, парная и туалет, которым мы, мальчишки, почти не пользовались, поскольку всем известно, что легче всего сделать в бане… Был еще и вестибюль бани, где люди, сидя на лавочках, а иногда и стоя, дожидались своей очереди. Поэтому, купив билет в кассе, надо было первым делом спросить в вестибюле, «кто крайний». И желательно еще запомнить того человека, за которым этот «крайний» занимал очередь. Потому что часто бывало так, что мы, мальчишки, которых отцы посылали занять очередь, забывали тех, за кем ее зани- мали, и тогда нам, как любил говорить мой папа, от отцов «доставалось на орехи».
В раздевальном отделении были лавочки, на которых сидели мужчины, отдыхающие и охлаждающиеся после парилки. Но иногда, когда были слишком большие очереди, на них и раздевались, вешая одежду на крючки, привинченные к стенкам над скамейками. Такой способ у наших поселковых мужиков назывался «раздеться на международной». Здесь же, сидя на этих скамейках и остывая, мужчины курили. Пить пиво в раздевальном отделении у наших отрадненских мужчин было не принято. Для этого существовал буфет, где за кружкой пива продолжались споры, в основном о политике.
В моечном отделении стояли скамьи, покрытые не мрамором, как в Ленинграде, а каким-то искусственным материалом. Сидя на них, мы мылись горячей или теплой водой из жестяных тазов. Ду;ша (или, как мы его называли в детстве, «дождика») в нашей бане не было. Поэтому «на чистовую» мыло смывалось с себя путем забрасывания таза с водой над головой, окатывая все тело в прямом смысле слова с головы до ног. Умение это делать без помощи отца – было признаком взросления. Только побывав в бане в Ленинграде, я узнал, что бывают тазы для ног. А в нашей бане я однажды увидел объявление, содержание которого из-за его смехотворности запом- нил на всю жизнь: «Граждане моющиеся! Тазов у нас под ноги нет. А в которых мо- ются нельзя. Администрация».
В раздевальне, куда я ходил вместе с отцом после парной, в которую нас обязательно брали «для прогрева косточек», я слышал рассказы о войне, анекдоты. Иногда анекдоты были, что называется «на грани», или «за гранью», не слишком подходящие для детского слуха. Но почти всегда находился кто-то из взрослых мужчин, который заставлял замолчать рассказчика сальностей, показывая на сидящих рядом детей. Здесь в бане я впервые понял значение слова «авторитет». Понял я значение этого слова по тому отношению, которое испытывали посетители бани к моему отцу, единственному на весь поселок милиционеру, старшему участковому оперуполномоченному. Хотя в одной парной с ним довольно-таки часто парились люди, которых он сажал и на пятнадцать суток, и на более длительный срок…
Я искренне восхищался, каким мой отец был парщиком! Его не могли пересидеть в парной почти никто из наших местных мужиков. н всегда после бани с трудом натягивал на свое разгоряченное тело хлопчатобумажное казенное белье. А еще мой отец лучше всех мужчин умел ловко своим языком вылизывать из-под век жутко щипавшее глаза мыло. Ведь детского шампуня «без слез» в те годы просто не существовало!
Несмотря на то, что шкафчики в бане не закрывались на замки, а на «междуна- родной» скамье одежда вообще просто висела или лежала на сиденье, я не припомню ни одного случая воровства. В бане были равны все: и работяга стропальщик, и главный инженер завода, и участковый оперуполномоченный, и завуч школы. Баня позволяла в неформальных условиях задать вопросы «гражданину начальнику» (в наших поселках жило очень много бывших уголовников), спросить завуча школы Евгения Алексеевича Дмитриева о причинах плохих отметок своего отпрыска. Можно было поспорить за кружкой пива с инженером завода ЛМПЗ о правильности расценок на виды работ.
Банный буфет запомнился мне с «высшей точки»: отец любил сажать меня на большую деревянную бочку из-под пива, давая мне в руки стакан лимонада и вкусную глазированную «полоску», называвшуюся «Александровской». Здесь же, рядом с буфетом, в парикмахерской мне стриги волосы по моде того времени: «челочка». При этой стрижке коротко подстригались волосы на затылке и темени, оставляя лишь спереди прямую челку. Вспомните, мои ровесники, родившиеся в 1952 году, не такая ли прическа была и у вас в то время? На всех фотографиях с первого по четвертый класс все мои ровесники выглядят одинаково. Длинные волосы не только не были в моде, но представить мальчика или мужчину длинноволосым в те годы было просто невозможно!
Где-то с пятого класса в моду среди школьников и молодежи начали входить в моду стрижки «бокс» и «полубокс», а также знаменитая у Моего Поколения стрижка «канадка»: короткая стрижка с окантовкой и зачесыванием челки направо или налево. И эта красота, да еще названная по-иностранному, стоила целых 15 копеек! Вспоминаю, что именно в нашей бане в ноябре 1963 года я услышал по радио новость, которая сняла с души у меня и у миллионов советских людей камень: в США в качестве президента страны после убийства Джона Кеннеди был избран бывший вице-президент Линдон Джонсон, «умеренный» в своих политических взглядах. На- стоящий «ястреб», ненавидевший СССР и коммунизм Барри Голдуотер проиграл!
Я так много внимания уделил бытовым деталям «банной помывки», но так и не сказал, почему я считаю баню одним из своих детских университетов. Ответ прост и не очень прост. Или, точнее, его очень трудно изложить на бумаге. Посещая с отцом и братом нашу поселковую баню, прислушиваясь к разговорам, спорам, анекдотам, я, как и многие мои сверстники, без учебников и методик учился… человеческому общению. Без всяких советов Дейла Карнеги! Я запоминал анекдоты, улавливал манеры их рассказчиков, которые, несомненно, были душой компании и умели «держать аудиторию». И я, и мои друзья пытались пересказывать эти анекдоты, а также «военные истории», например, о том, «как дядю ранили в ногу, а он продолжал командовать пехотой, и «наши» заняли фашистские окопы». И как потом дяде (нет – офицеру!) ампутировали ногу.
В нашей бане я услышал (и научился рассказывать) огромное количество еврейских анекдотов. Их очень любил рассказывать чернявый мужчина из поселка «Строитель», при этом он очень интересно коверкал свой язык, очень смешно картавя. Я, правда, не очень понимал, о каких евреях идет речь в этих смешных историях, но смеялся вместе с другими. И лишь однажды я увидел этого веселого человека, умеющего развлекать, истинно огорченным. Подхватив тему «чернявого», одноногий офицер неожиданно сказал: «А вот еще один хороший анекдот про евреев. Военный. Командир батальона стреляет в воздух из ракетницы, подавая сигнал к атаке, и кричит: «За мной, орлы! В атаку!!!» Солдаты побежали вперед под пулеметный огонь фашистов. Вернулись в окопы не все. Многие погибли, многие ранены. Вернувшись, комбат видит в окопе двух евреев, которые остались на свои местах, и в атаку не бежали. «Пристрелю! Вы что, мать Вашу… Приказ не выполнили!» Один еврей отвечает (здесь рассказчик тоже начинает картавить): «Что вы, товарищ комбат! Вы же сами крикнули: «За мной, орлы!» А мы не орлы, мы – Львы. Лев Абрамович и Лев Моисеевич!»
Смеялись над этим анекдотом все мужчины, сидевшие рядом. И только чернявый мужчина не смеялся, а выглядел очень расстроенным и даже обиженным. Он как-то сник, перестал шутить, быстро собрался и ушел. Я не понял, почему это мой отец начал корить безногого офицера, говоря ему, что «зря он так делает». На мой вопрос, почему так произошло, мой старший брат Виктор ответил: «Ты понимаешь, Паля, этот мужчина, чернявый, который рассказывал еврейские анекдоты – сам еврей. А тут ему офицер так ответил. Это же человеку оскорбительно. Он ведь тоже воевал».
Ну, разве не была баня нашего поселка моим детским университетом? Только учебных программ по предмету «межнациональные отношения» у нас не было, да отметок не ставили. Впрочем, позже отметки нам будет ставить сама жизнь. Пока же мы продолжали проходить Начальную Школу Жизни.
Уроки музыки и танцев
Наполним музыкой сердца.
Устроим праздники из буден.
Юрий Визбор
Музыка, песни и танцы входили в нашу жизнь, как говорится, «на подкорке», когда мы еще были в младенческом возрасте. Ведь если мы, младенцы, не спали из-за какой-то проблемы с пищеварением или из-за поднявшейся температуры, а наши мамы укачивали нас до полуночи, то звучавший в ноль часов «Гимн Советского Со- юза», входил в нас, вливаясь через наши уши, вместе с теплом материнских рук, которые на подсознательном уровне становились заботой Родины-Матери.
Я рос в рабочем поселке, где подавляющее большинство населения были выходцами из крестьянских деревень. Потому по субботам и воскресеньям в наших дворах звучали гармошки и баяны. Женщины пели залихватские частушки, народные песни, красиво распевая такие популярные и любимые в 50-е годы «Рябинушку» и
«Огней так много золотых на улицах Саратова».
Тематика этих хоровых женских песен, которые пели во дворах по поводу чьих- то дней рождения, поминок, Дня Победы или же Первого мая была простой и извечной: любовь, трудности выбора («Ой, рябина-рябинушка, сердцу подскажи»); любовь к женатому человеку («Парней так много холостых, а я люблю женатого»); измена («Меня обманул ты однажды, сегодня тебя провела…»); вина за прегрешения перед родными («Виновата ли я, виновата ли, виновата ли я, что люблю…»). Эти
«песни наших дворов» пелись от души, ни по заказу, ни по принуждению, и поэто-
му были удивительно красивы, как под аккомпанемент баяна, гармони, также как и исполняемые акапелло. Впрочем, никто из исполнителей и слушателей этих песен такого музыкального термина даже и не знал. Если бы нашим поющим жен- щинам, среди которых была и моя мама, сказали бы, что они поют народную песню
«Хас-булат удалой…» акапелло, они бы очень этому удивились.
Убежден, что все мои сверстники хорошо знают и чувствуют русские народные мелодии и танцы. Ведь если женщины собирались во дворе петь (иногда даже и без застолья), вспоминая свои крестьянские «вечерки», то, как же было обойтись без танцев?! Помню слова одной из забывшихся теперь песен 50-х годов, исполнявшую ся солистами русского народного хора имени Пятницкого:
«Эх, милая, да ты хорошая,
Да ты любимая, да ты пригожая. А я пришел к тебе да на вечерочку: Потанцуем сибирскую полечку!»
Ну, а когда гармонист начинал играть первые аккорды «Барыни», в начале чуть- чуть медленно, «с ленцой», потом все быстрее и быстрее, то в пляс начинали пускаться женщины, размахивая своими пестрыми и яркими платками. И, конечно же, находились и мужчины-плясуны, способные пойти «вприсядку» или «гоголем». Впрочем, мы, дети, с таким же удовольствием слушали музыку и смотрели по единственному телевизионному каналу танцы народов СССР: украинский «гопак», молдавский «жок», грузинскую, северокавказскую и дагестанскую «лезгинку». Могу сказать совершенно искренне, что у меня, уже почти шестидесятилетнего человека, при звуках народной музыки как будто раздается какой-то щелчок в сердце, как от кардиостимулятора, и я уже готов подпевать и пританцовывать в такт любой народной мелодии.
Думаю, что такое же восприятие до сих пор сохранилось у многих моих сверстников. В годы нашего детства было огромное количество народных танцевальных и песенных ансамблей и кружков, где за несколько занятий могли научить основным движениям народных танцев. До сих пор я вспоминаю слова педагога по танцам из нашего танцевального кружка: «Носок, пятка носок! Еще раз: носок, пятка, носок!» А по телевидению регулярно шли концерты, в которых народные танцы в исполнении легендарного ансамбля «Березка» и ансамбля танцев народов мира под руководством Игоря Моисеева (не путать с Борисом Моисеевым!) были обязательными номерами. А как мы восхищались мастерством кумира того времени, народного артиста СССР, чеченца Махмуда Эсамбаева, который блестяще мог исполнить танец любой страны и любой народности, включая Азию, Африку и Америку!
Да и наши родители, из числа тех, кто были крестьянами по происхождению, на генетическом уровне передавали нам любовь к народной музыке и танцам. Вспоминаю, с каким восхищением я смотрел на отца, виртуозно играющего на балалайке
«Камаринскую» и «Светит месяц, светит ясный…». Ведь эту балалайку я купил осе-
нью 1968 года на «свои» заработанные в стройотряде деньги. И отец дал мне первые уроки игры на этом народном инструменте, на котором он научился играть еще маль-
чишкой, проживая в деревне Мроткино Лужского уезда Петроградской губернии…
Конечно же, была и другая музыка, и другие танцы, так называемые «парные», которые условно можно было назвать «танцы, как средство общения между людь- ми». В нашем поселке их сначала организовывали на пыльном пустыре под гармошку или патефон, затем на специально сбитом деревянном помосте (уже под радиолу или маленький духовой оркестр). Ну, а венцом танцевальных уроков моего детства была самая настоящая крытая деревянная танцплощадка, построенная в нашем поселке на улице Ленина возле железнодорожной станции Ивановская.
Танцплощадка была платной. На ее сцене в начале играл духовой, а потом уже и эстрадный оркестр. Поскольку мой старший брат Виктор был в составе этого эстрадного оркестра, играя на ударных, то, естественно, все выходные в летнее время я проводил около танцплощадки, слушая музыку и смотря снизу вверх на танцующих взрослых. Иногда понемножку, по-детски хулиганья. Танцплощадка работала по выходным дням и только в теплое время года, где-то с мая по конец сентября. На ней всегда было многолюдно. Такая же танцплощадка была внутри клуба судомеханического завода, расположенного в живописном месте слияния реки Святки с Невой в районе Ивановских порогов.
Через два железнодорожных перегона на станции Понтонная был свой танц-клуб в местном Доме культуры «Нева». Желающим «острых ощущений» можно было также ехать на танцы в поселки Никольское, Павлово или на станцию Мга, где были свои танцплощадки. Но такие поездки были экстремальными. Частенько желающим потанцевать с местными девушками приходилось возвращаться домой в разорванной одежде, с синяками и ранами на лице, зачастую с выбитыми зубами. Как и положено самцам млекопитающих, местные парни охраняли ареал своего обитания от «посторонних хищников». Впрочем, наши ивановские парни тоже были не лыком шиты, и нередко после окончания танцев на нашей танцплощадке гнали парней из Никольского через железную дорогу прямо в поле, за которым начинался лес, через который «чужаки» могли выбраться на дорогу в родной поселок керамического завода. К счастью, до трагических событий дело не доходило, хотя некоторые особо ретивые «танцоры», точнее сказать хулиганы, на год-два или даже больше были вынуждены отвыкать от музыки, будучи отправленными в колонии за развязывание групповых драк и нанесение телесных повреждений.
Благодаря танцплощадке, особенно ее раннему периоду, я могу отличить «поделку» от «поссадобля» и «кадрили», ну и, конечно же, от «фокстрота» и «танго». Ведь до появления твиста, рок-н-рола и шейка на наших танцплощадках не было таких ярких быстрых танцев. Кстати, отмечу между делом, что наши родители восприняли первые рок-н-ролы, к тому же записанные на «самопальных» пластинках, изготовленных на старых рентгеновских снимках, как совершенно дикую, неприемлемую «трясучку».
Впрочем, не стоит об этом распространяться слишком подробно. Фильм Вале-
рия Тодоровского «Стиляги» об этом уже рассказал молодому поколению россиян.
Правда, сделал это в духе нашего гламурно-коммерческого кино весьма «приблизительно». Я не ставлю перед собой задачи проводить критический анализ этой кинокартины, получившейся в значительной степени музыкально-развлекательной, чем реалистической. Отмечу только одно: никогда в 50-е годы студенты не выглядели такой серой массой, одетой (как китайцы) в одинаковую одежду. Пятидесятые годы были временем цветных, ярких сатинов, штапеля и ситца. Да, одежда была из недорогих материалов, но яркая. Хотя, конечно, одежда стиляг конца 50-х годов, была, несомненно, ярче и необычнее. Чего только стоили узкие брюки, которые, я помню, были у моего брата Виктора. Одеть их было можно только полулежа, да к тому же только предварительно намылив ноги!
Где-то к пятнадцати-шестнадцати годам настало и для нас время учиться танцевать. Ведь в наших школах в это время было принято проводить вечера отдыха с танцами. Хорошо помню, как еще в восьмом классе в 1967 году на нашем не хитром выпускном вечере девчонки танцевали медленные танцы только с… девчонками. Мы, мальчишки, были в те годы очень и очень стеснительными. Но уже в 1968 году нашу страну захватила волна «битломании». Песни английского ансамбля «Биттлс», особенно такие, как «Girl», «Yesterday» или «Mishell», они же просто завораживали, приятным холодком проникая куда-то между сердцем и аппендицитом. Мы, парни
1952 года рождения, учились танцевать. Учились по-разному. Кого-то учили одноклассницы, а меня учила танцевать… мама. Ох, и трудная была эта учеба! Ведь моя мама к своим пятидесяти двум годам набрала весьма большой вес, и повернуть мою маму в вальсе было очень нелегкой задачей!
Зато я мог уже не бояться, хотя и продолжал стесняться, приглашая на танец в школе впервые в жизни симпатичную одноклассницу. Ну, а там уже был всего лишь шаг до исполнения твиста и шейка. Надо было только преодолеть стеснение и «расковаться». В общем, мне кажется, что уроки музыки и танца в нашем детстве и подростковом возрасте представители Моего Поколения освоили хорошо. В уже более зрелые годы мы создавали свои вокально-инструментальные ансамбли, играли первую рок-музыку, танцевали в диско-ансамблях. Но это будет позже, уже во время учебы в настоящих университетах.
Уроки родной речи
– Майор Тютькин! Сколькими языками Вы владеете?
– Трюмями: командным, матерным и русским со словарем!
Из анекдота 60-х годов прошлого века
Я уже упоминал, рассказывая о бане, что старшее поколение берегло нас от русского мата или, как сейчас научились интеллигентно говорить, от ненормативной лексики. Нет, было бы несправедливо сказать, что старшее поколение, – поколение наших родителей в 50-е послевоенные годы было исключительно интеллигентно- рафинированным и не употребляло никаких крепких нецензурных слов. Нет! Но если сейчас именно интеллигенция, в особенности из числа кинематографистов и представителей шоу-бизнеса, возвела мат в кино, на сцене и телевидении в норму, то в годы нашей молодости считалось, что ненормативная лексика, «матерщина» является прерогативой людей малообразованных, деклассированных элементов и люмпенизированного пролетариата.
Не случайно же было в моде выражение: «Матерится, как пьяный извозчик». Сейчас, наверное, можно было бы переиначить эту фразу по-другому: «Матерится, как трезвый шоумен со сцены». А представить, что ненормативная лексика будет в своем «чистом виде» без каких-либо эвфемизмов публиковаться в книгах (!) или периодических изданиях?! Это уже, наверное, было бы «за гранью возможного». Предположить, что кто-либо из наших родителей одобрил бы пропагандирование или оправдание мата, как это делал на телевидении бывший министр культуры и по совместительству делец-шоумен Михаил Ефимович Швыдкой мог только человек, у которого был бы официально установленный диагноз из сумасшедшего дома.
Самыми острыми и смелыми высказываниями, которые я видел в годы моего детства и юности в печати, были строки из В. Маяковского и С. Есенина. У Владимира Владимировича в стихотворении «Нате», изданном до революции, было сказано
«полновесным словом», а в книгах и учебниках «нашего времени» печаталось так:
«…Я лучше буду в баре подавать
б… ананасную воду!»
А в стихотворном сборнике Сергея Александровича Есенина 30-х годов я читал следующие строчки:
«…Отшумела по росе утренней зари коса.
Мне сегодня хочется очень из окошка луну обоссать!»
Ну, а в сборниках Есенина 60-х годов издания вся строка, где говорилось о том, что хотелось сделать Есенину, заменялась многоточием. Думаю, что у нашей любимой учительницы русского языка Лидии Яковлевны Балановой, моего классного ру- ководителя, которую я вспоминаю с великой благодарностью, отнялся бы дар речи, прочитай она в те годы что-либо из современных авторов, ну, скажем, Виктора Пелевина, где мат часто используется как у самых необразованных «урок» на зоне – для связи слов в предложениях.
Нет, конечно, и я и мои сверстники знали все соответствующие слова и, как правило, понимали их значение. Может быть, за исключением слова «педераст», которое очень многие старшие произносили «пидерас» или «пидор», используя не по прямому обозначению сексуальной ориентации человека, а в качестве оскорбления или оценки негативных качеств того лица, кому это слово предназначалось. Кстати, мы, дети, считали в наши юные годы, что это слово тоже… нецензурное. Потому что прямого повода для его употребления в годы нашего детства не было. Мы же не знали, как сейчас знают все, смотрящие дебильные передачи по ТВ, что это обозначение можно употреблять по отношению к мужчинам и «в хорошем смысле этого слова».
У нас было жесткое табу на использование мата в школе, особенно при девочках. В школе вообще считалось дурным тоном щеголять знаниями матерного лексикона. У пацанов, особенно таких, как я, дворовых, не городских, даже придумывали «отговорки» на некоторые нецензурные высказывания. Помню, когда моему другу и члену нашей футбольной команды Генке Кислову, кто-то из противников в злобе сказал: «Ух, ты, ….. твою мать!», – то Гена жестко и резко ему ответил: «Заткнись! Если бы ты …. мою мать, то я бы звал тебя папой!!!» Помню, как перекривилось лицо матерщинника, и что после этого матча, который мы с огромным преимуществом выиграли, он, как говорится, «молчал в тряпочку».
Было, конечно, такое поле (не футбольное) где без соответствующего нецензурного слова было трудно обойтись. Это анекдоты. И то при желании рассказчика можно было деликатно обойти табуированные слова. Помню как мой, увы, покойный двоюродный брат Вениамин Семенов, который был старше меня на целых пятнадцать лет, рассказал мне в 1968 году такой анекдот (к слову, знал их Веня великое множество и хорошо умел рассказывать):
«Один директор завода поругался со своим подчиненным инженером по производственному вопросу и, не сдержавшись, сказал нижестоящему сотруднику по- русски:
– Пошел ты на …
Инженер обиделся и обратился к секретарю партийной организации с жалобой на то, что директор оскорбляет его в нецензурной форме. Директора вызвали на партийное бюро и «пропесочили» за грубое поведение с использованием ненормативной лексики в общении с подчиненными. Начальник вернулся в свой кабинет, вызвал к себе инженера, с которым поругался:
– На лист бумаги. Пиши заявление об уходе по собственному желанию. Я с таким антисоветчиком, как ты, работать не буду.
– Почему? Что я такого сделал? Я же к нашей партии обратился…
– Вот-вот. Именно из-за того, что ты о партии думаешь, я с тобой больше рабо-
тать не хочу. Я тебя куда послал, а? А ты куда пошел, а?!»
И все-таки, несмотря на выбранный для этой главы эпиграф из анекдота времен моей молодости, «Родную речь» я изучал, начиная со второго класса, после того, как закончил осваивать «Букварь». До сих пор я не могу забыть этой книги, в которой я нашел, впервые прочитал и запомнил наизусть замечательные стихи Александра Пушкина, Михаила Лермонтова, Федора Тютчева, Николая Некрасова, Сергея Есе- нина. Уже не один месяц мой племянник Андрей Шлыков (1969 г. рожд.) ищет для меня на книжном рынке в Доме Культуры имени Крупской и в Интернете эту «Родную речь» 1960 года издания. Я совершенно осознанно готов отдать большие деньги за то, чтобы еще раз, уже в зрелом возрасте, перелистать ее страницы и открыть для себя вновь богатства «Родной речи».
Уроки чтения и литературы
Человечество создано книгами, как и жизненными обстоятельствами. Таким оно всегда останется, и это доказывает, что люди по своей природе добры, благородны и способны на все, к чему призывают книги.
Ли Хант
Только через чтение
К счастью путь лежит.
Ваганты
Не буду скрывать: уроки чтения в первом классе были для меня любимыми. Прав- да, после уроков пения. Потому что, петь я любил больше, по причине того, что де- лать это было существенно легче. Однако пятерка в четверти по чтению у меня появилась раньше, чем по пению. Значит, я проявлял прилежание* к этому предмету. Интересно, но я совсем мало запомнил наш первый учебник чтения – «Букварь». Помню только, что от него очень приятно пахло типографской краской, и он был большим по размерам, больше по формату, чем обычные книги и учебники.
Лучше, чем «Букварь», я запомнил такой непременный атрибут обучения чтению в первом классе, как «касса букв и слогов». Это была как бы своеобразная книжная обложка из какого-то дешевого материала, типа ледерина, внутри которой были прорези для букв и слогов. Буквы (в большом количестве) а также слоги, прилагались к этой «кассе» в отдельной упаковке. Они были изготовлены из белого картона.
По мере освоения букв и слогов, мы вставляли в прорези нужные буквы, склады-
вая из них целые слова. Можно было взять, например, четыре отдельных буквы:
«М», «А», «М» и еще раз «А», и, вставив их в прорези, получалось МАМА. А можно было сделать и по-другому, взяв два слога: «МА» и еще раз «МА», вставить их в прорезе в «кассе» рядом друг с другом, и тогда тоже получалось самое прекрасное, самое замечательное слово на свете – МАМА.
*В первых классах начальной школы нам выставляли оценки за «прилежание», то есть за отноше-
ние к учебе за старательность и стремление учиться. (Примечание автора).
Нас учили чтению замечательные учителя. Анна Дмитриевна Шахова была способна научить читать даже детей, у которых были явные признаки диагноза «задержка психического развития». Не стану подробно останавливаться на таком предмете, как «письмо», когда мы, первоклассники, писали тысячи-тысяч палочек, крючков и кружочков. Чтобы научить нас писать, учителям надо было иметь просто адово терпение. Помню, что когда я писал в тетради первые строчки, то всегда высовывал свой язык от напряжения и старания. А по окончании слова или фразы всегда вытирал пот со лба. Именно поэтому у мальчишек-первоклассников Моего Поколения так часто лбы были измазаны чернилами.
Но, вернемся к чтению, ставшему одним из наших первых детских «университетов». Первым предложением, которое мы сложили самостоятельно, под руководством учителя, было знаменитое: «Мама моет раму». Кажется, все просто. Предложение всего лишь из трех слов, каждое из которых имеет всего два слога. Но для нас, первоклассников, это было большим успехом. И не случайно в очень популярной в те годы песне на стихи Евгения Долматовского о школе было сказано: «… здесь мы слово «Родина» впервые прочитали по слогам». Все было именно так. Не знаю, не могу представить, как сейчас обучают чтению. Ведь мои младшие сыновья- двойняшки в 2011 году уже оканчивают среднюю школу. Хотелось бы верить, что с моими внуками их будущие учителя, возможно, еще сами сейчас обучающиеся в школе, будут внимательны и добры, как учителя моего детства.
Мы начинали читать вслух (это было обязательным!) с очень простых коротких текстов. Помню один из них: «Поехал охотник по первому снегу звериные сле;ды искать». Слово «следы» произносилось именно с таким ударением, поскольку предложение было цитатой из какого-то стихотворения. Поверьте, прочитать это предложение правильно, по всем слогам, да еще с правильным ударением и интонациями было очень и очень не просто. Не стану утомлять читателя подробным и детальным описанием того, как нас пятьдесят с лишним лет назад учили склонениям суще- ствительных и спряжению глаголов. Учили нас хорошо. По крайней мере, я на 100% уверен, что представители Моего Поколения совершенно правильно назовут все ча- сти речи, имеющиеся в русском языке, и даже определять их признаки.
А в те годы, годы нашего ученичества, мы даже позволяли себе шутить по поводу тех правил русского языка, которые нам приходилось усваивать. Моя одноклассница и соседка по парте, рыжеволосая Галка Сереброва (1952 г. рожд.), своей характерной скороговоркой бойко произносила шутку:
«Глаголом называется часть речи,
Которая упала с печи. Наткнулась на кол, Назвалась – глагол!»
В нашем первом учебнике «Родной речи» было большое количество стихотворений, коротких рассказов и выдержек из произведений русских классиков: Пушкина, Лермонтова, Фета, Некрасова, Есенина. Многие басни «дедушки Крылова» любой из моих сверстников до сих пор, уверен, помнит наизусть. Кажется, если мне не изменяет память, в соответствии с нашей школьной программой того времени, мы учили наизусть басни: «Стрекоза и муравей», «Квартет», «Воз» («Однажды Лебедь, Рак, да Щука…»), «Мартышка и очки», «Лиса и виноград». А знаменитое стихотворение Николая Некрасова «Мужичок с ноготок»? Нас учили даже читать его наи-
зусть по ролям, «с выражением»:
– Откуда дровишки?
– Из лесу, вестимо…
– Уж больно ты грозен,
Как я погляжу!
Впрочем, я, кажется, зря «ностальгирую». У нынешних демократических «пе- рестройщиков» российского образования Николай Алексеевич Некрасов нынче не в моде. Мало писал и рассуждал про общечеловеческие ценности, о единении с Европой. Все почему-то норовил то про какой-то «Мороз Красный нос», то про «Арину, мать солдатскую», а то еще (ужасть!) про «крестьянку молодую», которую бьют плетьми на площади. Ну, скажите, россияне, зачем нам в телевизионно-интернетной цивилизации все эти «ужасы царизма»?
Мы бойко, назубок, по памяти могли рассказать не одно, а несколько стихотворений Николая Некрасова. Я тысячу раз благодарил за труд, терпение и знания Л.Я. Баланову, мою учительницу русского языка и литературы, когда при сдаче вступительного экзамена в Университет я читал стихи Н. Некрасова, а после получил не просто пятерку, а еще и особую отметку за отличные знания:
– Скажите номер Вашей школы, где так хорошо учили русскому языку и литера-
туре?
– Вы знаете, я не в Ленинграде учился. В пригороде. Есть такая железнодорож-
ная станция Ивановская…
– Где это?
– Ну, недалеко, тридцать два километра от Ленинграда. Вы знаете, у нас очень хо-
рошая школа…
– Вижу, вижу. Передайте Вашей учительнице благодарность. Она давала Вам очень хорошие знания.
Да. Лидия Яковлевна давала нам, действительно, очень хорошие знания. Часто, встречаясь в родном Отрадном со своими бывшими одноклассниками, мы вспоминали ее яркие, темпераментные уроки, на которых она научила нас читать, любить, понимать и чувствовать поэзию: «Ну, Кошелев, читай. С чувством, с толком, с расстановкой!» И мы читали. Даже те, кто поэзию не любил, потому что не понимал. Хотя наша «Лидякольна» (просите нас, дорогая Лидия Яковлевна, но мы всегда Вас так звали между собой), она любому, даже совсем тугому на ухо, и черствому душой, могла донести глубину поэтической мысли.
Она одинаково красиво, естественно по-разному, умела читать стихи и Пушкина, и Некрасова, и Маяковского, и Есенина. Пастернака и Цветаевой мы в те годы не знали. Они не были в школьной программе, о чем я, полюбивший и любящий до сих пор поэзию, не очень-то сожалею. Тысячи моих сверстников «открыли» для себя и этих поэтов, а также И. Анненского, А. Ахматову, Н. Гумилева, В. Ходасевича и десятки других поэтов Серебряного века. Но зато мы, окончившие среднюю школу в 1969 году, прекрасно знали русскую и советскую классику, стихи поэтов Вели-
кой Отечественной войны.
А еще мы все были влюблены в поэзию Владимира Владимировича Маяковского. Нет, не подумайте, не в «обязательные» поэмы «Хорошо», «Облако в штанах» и «Владимир Ильич Ленин», по которым мы писали сочинения. Мы искренне любили, понимали и принимали «раннего Маяковского»:
«Послушайте!
Ведь если звезды зажигают,
значит,
Это кому-то нужно?»
Или, моё любимое стихотворение, которое я с каким-то необъяснимым наслажде-
нием читал на выпускном школьном экзамене:
«Я сразу смазал карту будня, Плеснувши краску из стакана. Я показал на блюде студня Косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
Прочел я звуки новых губ.
А вы, ноктюрн сыграть смогли бы
На флейте водосточных труб?»
Поэзия Маяковского, его биография учили нас еще и урокам патриотизма, пре-
данности идеалам революции:
«Землю,
где воздух,
как сладкий морс,
бросишь
и мчишь, колеся, -
но землю,
с которою
вместе мёрз
вовек
разлюбить нельзя».
Спросите любого, ныне почти шестидесятилетнего, почти пожилого человека, родившегося в 1952 году, помнит ли он что-нибудь из «Стихов о советском паспорте»? Я уверен, что сверстники сходу начнут цитировать:
«С каким наслажденьем
жандармской кастой
я был бы
исхлестан и распя;т за то,
что в руках у меня молоткастый,
серпастый
советский паспорт!»
Не хочу превращать эти воспоминания в «цитатник» любимых стихотворений. Но меня безудержно подмывает вновь, как в детстве и юности вспомнить и процитировать хотя бы эти строки из так любимого моими ровесниками Сергея Есенина:
«Когда-то у той вон калитки Мне было шестнадцать лет. И девушка в белой накидке Сказала мне ласково: «Нет».
Далекие, милые были!.. Тот образ во мне не угас. Мы все в эти годы любили, Но, значит,
Любили и нас».
Думаю, я достаточно убедил современного читателя в том, что Мое Поколение по- настоящему читало «Войну и мир» Льва Толстого, «Преступление и наказание» Федора Достоевского, «Поднятую целину» и «Тихий Дон» Михаила Шолохова, «Повести Белкина», «Героя нашего времени» и еще много-много разных книг, как предусмотренных учебной программой, так и помимо нее. Книги, литература, сформировали наши взгляды на жизнь, наши принципы, убеждения. Чтение классической литературы было для нас прямо-таки по Г. Флоберу «воспитанием чувств».
И совершенно не имело значения, что кто-то увлекался фантастикой (это было время пика популярности американца Рея Бредбери, поляка Станислава Лема, рус- ского Александра Беляева); кто-то зачитывался «книгами про войну» («В окопах Сталинграда» В. Некрасова, «Солдатами не рождаются К. Симонова); кто-то из девочек «книгами про любовь» (Ги де Мопассан, Стендаль, Бальзак и др.). Главное, что мы, рожденные в 1952 году, те, кто был старше, и те, кто был моложе нас, представляли самую читающую страну в мире – Советский Союз. Ведь такого количе- ство государственных издательств, целенаправленно издававших как русскую, так и национальную классику и лучшие произведения мировой литературы, не было, и, боюсь, уже не будут в истории нашей страны .
Книги были доступны. И по своей цене, и по возможности бесплатно получить и прочитать книги в библиотеках. Книги формировали мечту и… помогали осуществлять эту мечту в реальности. Друг моего детства Олег Плисов, влюбившийся в повести «Ночной полет» и «Южный почтовый» Сент-Экзюпери, стал летчиком. И, также как его кумир – летчик-антифашист, погибший на войне, летал и днем и ночью над ханты-мансийской тайгой, помогая прорыву нашей страны к природным богатствам Сибири. Школьный товарищ Саша Сарачев, сын офицера, участника Великой Отечественной войны, на переменах читал «Живые и мертвые» Константина Симонова и его же известное стихотворениие «Сын артиллериста». После окончания школы он стал курсантом артиллерийского училища, став офицером советской, а потом российской армии, избрав для себя стезю служения Отечеству.
Не буду, пожалуй, более подробно рассказывать об уроках чтения и литературы нашего детства и юности. А то, чего доброго, молодые «интернетовские» поколения сочтут это за «стариковское хвастовство». Ведь они не могут похвастаться тем, что так хорошо, как мы, знают литературу. Делаю этот вывод на основании опыта общения со своими сыновьям и их одноклассниками. Хотя нынешние литературные программы отнюдь не хуже, а в чем-то даже богаче наших. Что-то ушло, дай Бог, чтобы небезвозвратно, из читательской культуры России. Может быть, я когда-нибудь еще при своей жизни порадуюсь за то, что россияне читают не только устиновых, дашковых, пановых, лукьяновых, пелевиных.
Ведь будущее человека, его устремления во многом зависят от того, какие книги он читал в детстве. И здесь лучше Владимира Высоцкого сказать нельзя:
«Если мяса с ножа ты не ел ни куска,
Если, руки сложа, наблюдал свысока.
И в борьбу не вступил с подлецом, с палачом, –
Значит, в жизни ты был ни при чем, ни при чем.
Если, путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал.
Если в жарком бою испытал, что почем, –
Значит, нужные книги ты в детстве читал!»
Уроки патриотизма
Патриотизм – это благороднейшее из чувств. Это даже не чувство – это важнейшая сторона и личной и общественной культуры духа, когда человек и весь народ как бы поднимаются над самими собой, ставят себе сверхличностные цели.
Д.С. Лихачев
Сразу же сниму возможные вопросы у молодых, поколения ХХI века. Конечно, никаких особых уроков патриотизма нам в школе специально не давали. Хотя на 9 мая, как я уже писал, после 20-летия Победы в Великой Отечественной войне во всех школах стали проводить Уроки Памяти. Эти уроки были частью патриотического воспитания молодежи того времени. Но первые настоящие уроки патриотизма мы начали получать задолго до того, как пришли в среднюю школу. Музыка
«Гимна Советского Союза», знаменитая песня «Москва майская», звучавшая 1 мая из всех репродукторов, радиоприемников и телевизоров создавала атмосферу праздника, радости и гордости за нашу страну:
«Кипучая, могучая,
Никем непобедимая. Москва моя, страна моя – Ты самая любимая!»
Даже когда мы, еще совсем маленькие, «дошколята», смотрели в кинотеатрах довоенный черно-белый кинофильм «Золотой ключик» по сказке Алексея Толстого, мы также невольно, на подсознании воспитывались патриотами своей страны. Ведь в конце фильма папа Карло, Буратино и все куклы, сбежавшие от злого Карабаса Барабаса, на дирижабле (символ побед СССР в Арктике) улетали в новую замечательную страну Добра и Благоденствия. И все это действие происходило под исполнение песни на хорошую лирическую музыку:
«Далеко, далеко за морем
Стоит золотая стена.
В стене той заветная дверца,
За дверцей – большая страна».
Не стану приводить все слова этой, казалось, лирической песни. Отмечу только,
что она заканчивалась двустишием:
«Все дети там учатся в школах,
И сыты всегда старики».
Думаю, всем становилось понятно, что добрый папа Карло, озорник Буратино, послушная хорошо воспитанная девочка Мальвина и все остальные милые и добрые куклы улетели из злой, несправедливой страны сюда, к нам, в Советский Союз, самую справедливую страну мира. И еще, пусть и пропагандистки, исподволь, мы испытывали гордость за историю нашей страны, Советского Союза, России, Руси. Ведь совершенно не случайно в послевоенные годы на экраны кинотеатров и клубов вышло большое количество художественных фильмов биографического жанра о российских полководцах и героях: «Суворов», «Кутузов», «Минин и Пожарский»,
«Корабли штурмуют бастионы», «Герои Шипки», «Илья Муромец».
Русские народные былины наши первые педагоги начинали читать нам еще в дет-
ском саду, а потом уже в первом классе. Разве это не было самым первым и самым хорошим уроком патриотизма? Не говоря уже о первых стихотворениях, которые нам читали на так называемых уроках «внеклассного чтения». Пожалуй, самым запомнившимся мне стихотворением патриотического содержания было стихотворение Самуила Маршака «В музее Ленина»:
«В воскресный день с сестрой моей
Мы вышли со двора.
«Я поведу тебя в музей», -
Сказала мне сестра.
А дальше в ярких образах нам, еще дошкольникам и школьникам младших классов, рассказывалось о Великой Октябрьской социалистической революции и ее вожде – Владимире Ильиче Ленине:
«Из зала в зал переходя,
Здесь движется народ.
Вся жизнь великого вождя
Передо мной встает.
Мы видим город Петроград
В семнадцатом году. Бежит рабочий и солдат, Стреляет на ходу».
Посещение музеев Ленина в Москве, Ленинграде, Ульяновске, музеев-квартир вождя Октябрьской революции в других городах были всегда в программе внеклассного воспитания. Я уже говорил, что в пионеры в Ленинграде принимали в музее Ленина, в музее Октябрьской революции, на крейсере «Аврора» и возле музея «Шалаш» в Разливе. Существовали специальные экскурсии, как для школьников, так и для взрослых «По ленинским местам». О том, какое значение патриотическое воздействие имела «Сказка о Мальчише-Кибальчише» Аркадия Гайдара, я уже рассказал.
Школьников с раннего детства поощряли читать на самодеятельных концертах стихи патриотического содержания, особенно Владимира Маяковского. Мне очень нравилось стихотворение В. Маяковского «Товарищу Нетте, пароходу и человеку», в котором воспевался подвиг советского дипломатического курьера Теодора Нетте, который погиб, защищая дипломатическую почту. В честь этого подвига именем героя был назван пароход Черноморского флота. Стихотворение заканчивалось очень патетично:
«В наших жилах –
кровь, а не водица,
Мы идем
сквозь револьверный лай,
Чтобы,
умирая,
воплотиться
в пароходы,
в строчки
и в другие долгие дела».
Мы знали, что являемся наследниками Октября и Победы в Великой Отечественной войне. Мы понимали, какое противостояние идет между СССР и США, между Капитализмом и Социализмом. И мы, сыновья и дочери Победителей, были патриотами страны социализма. Даже если мы знали, слышали, что в США, на Западе есть многое из того, чего нет у нас в Советском Союзе. Например, такая заманчивая и казавшаяся нам неимоверно вкусной жевательная резинка «чуингам».* Еще мы знали, что в США есть миллионеры, которые живут очень богато. Но ведь хорошо в Америке живут только богатые, а у нас в самой справедливой стране хорошо (может быть, и небогато) живут все!
*В СССР жевательная резинка появилась накануне московской Олимпиады в 1980 году. (Примеча-
ние автора).
Вспоминаю, когда я учился, кажется, в четвертом классе, еще в пионерском возрасте, целую неделю зимой переболел гриппом. И всю эту неделю я учил на память длинное стихотворение из пионерского журнала «Искорка» под название «Пять парней из-за границы». Автора стихов я не помню. Как не помню полностью и все стихотворение. Потому что со сцены я его по каким-то причинам так и не прочитал, хотя мне очень этого хотелось для личного самоутверждения. В те годы очень поощрялись отличники учебы и социально активные школьники. И мне в то время очень хотелось стать именно таким учеником. Постараюсь пересказать это стихотворение, содержание которого имеет самое прямое отношение к урокам патриотизма:
«Шли по улицам столицы
Пять парней из-за границы»…
Так начиналось стихотворение.
Дальше автор перечислял имена этих американцев, приехавших увидеть русские достопримечательности, и подчеркивал недовольство американцев внешним видом застройки жилых домов. Главный герой стихотворения Джон разговаривал со своим приятелем Филом «через губу»:
– А рекламы не богаты…
И дома не высоки!
Дальше завязывался основной сюжет стихотворения:
«Вдруг. Бывает же порой!
Оступился наш герой.
Так бедняга оступился. Что в больнице очутился. Было все: лучи рентгена Перевязка и укол».
Выходя из кабинета доктора, Джон поинтересовался:
– Сэр, а, сколько это стоит?
– Ровным счетом ничего!
– Как? Совсем-совсем бесплатно?
Это Джону непонятно. Был он в Ницце и в Милане, В Барселоне и Руане.
Где он только не бывал! Проезжал в автомобиле Через Мексику и Чили.
Но чтоб где-нибудь лечили… Даром… Даром!!! Не слыхал! Врач ответил: «Здесь не Ницца, А советская столица.
Не Ливан – эС-эС-эС-эР!!!
Джон сказал: «Понятно, сэр».
Дальше шел рассказ Джона своим американским товарищам о том, какой шок он испытал в простой московской поликлинике, получив бесплатную квалифицированную медицинскую помощь. А утром следующего дня:
«А на утро вот что было: Бок у Фила заломило. Чарли кашлял.
Билл и Том заболели животом».
И, естественно, Джон повел своих заграничных товарищей в ту самую поликли-
нику, где оказывают всем бесплатную медицинскую помощь. И стихотворение о
«парнях из-за границы» завершилось следующим «жизнеутверждающим» четверо-
стишием:
«Шли они, шагая прямо, И не думая о том: Хороша ли та реклама, И высок ли этот дом!»
Нынешние лидеры молодежи (если они по-настоящему есть), поднимете в архивах журналы «Пионер», «Костер», «Искорка», «Мурзилка», и поучитесь тому, как надо формировать у молодежи гордость за свою Родину. Изучите, как, какими методами доходили до сознания и до душ подростков в те годы нашей молодости пропагандисты советского времени. Или нынешние молодежные лидеры, эти убогие
«якименки», внешне напоминающие худшие образцы комсомольских номенклатур- щиков, могут действовать только по последним инструкциям «Единой России» со штампом «Утверждаю», поставленным в Кремле?
Во время нашего детства не было споров о национальной идее. Она была. Эта идея была предельно проста: Победа над самым сильным и страшным противником (в том числе и идеологическим), и построение лучшего общества, лучшей жизни для всех и каждого. Хотя эта идея, начиная с конца 60-х годов, стала все больше и больше давать трещины и подвергаться справедливому сомнению, никто и никогда не позволял себе подвергать сомнению Святость Победы в 1945 году. Не случайно все советские люди, включая нас, детей, гордились тем, что в 1960 году в чопорных французских Каннах джентльмены во фраках, дамы в бриллиантах, стоя аплодировали съемочной группе кинофильма режиссера-фронтовика Григория Чухрая «Баллада о солдате», получившему приз престижнейшего европейского фестиваля!
Простая и бесхитростная история из жизни рядового бойца Красной армии Алеши Скворцова не могла не тронуть сердца людей, если они не зачерствели и не были затемнены слепой ненавистью. Я со своими соседями-сверстниками Генкой Никандровым, Вовкой Перовым и Мишкой Лукьяновым смотрел этот кинофильм в клубе мачтопропиточного завода буквально на одном дыхании.
Хотя в этом фильме «про войну» не было кровопролитных боев и совсем-совсем мало стреляли. Но сам сюжет о шести днях фронтового отпуска Алеши Скворцова (актер-дебютант Владимир Ивашов), стремящегося попасть в родную деревню, чтобы починить крышу родительского дома, никого не оставлял равнодушным. Ведь Алеша, совершив на фронте героический поступок, проявляет свой русский характер: «А нельзя мне, товарищ генерал, вместо награды на денек к матери съездить. Она живет тут, неподалеку. Я только крышу ей починю и – назад».
Доброта Алеши Скворцова, его встреча с первой любовью, с которой он даже не смог, не успел объясниться, не могла не располагать и не восхищать людей. И такой замечательный русский парень не вернулся домой с войны…
Конечно, размышляя с высоты прожитых лет, которые вместили в себя и хрущевский волюнтаризм, и брежневский застой, и горбачевскую Перестройку, и ельцин- скую «перестрелку», я понимаю, что наш детский и юношеский патриотизм укоре- нялся благодаря нашему неполному знанию темных и жестоких сторон нашей советской истории. Наше детское и юношеское счастье состояло в том, что мы не знали всей правды об ужасах и кровавых сторонах Революции, Гражданской и Великой Отечественной войн. Иначе, убежден, мы не выросли бы такими, какими мы были, и не были бы сейчас такими, какими мы стали.
Не случайно наши идеологические и политические враги (а враги СССР всегда были врагами России) хорошо изучали русских классиков на своих советологи- ческих и политологических факультетах университетов. Они очень хорошо освои- ли истину, провозглашенную Ивану Карамазову* самим чертом. Как крутили «между верой и неверием» нашу молодежь в период так называемой горбачевской Гласности, а затем в лихие 90-е. Ведь изгадили, облили помоями все святое, что было у русского народа и русской истории, призывая русский народ каяться и за Сталина, и за Ленина, и за Ивана Грозного; и за то, что он, наш народ, все еще чувствует и осознает себя русским, а не «общеевропейским народом » с «общечеловеческими» ценностями поклонения «баблу».
Ох, как постаралась за последние годы эта самая «четвертая власть», медиавласть обгадить, оклеветать советский патриотизм. Вот бы нам с моими друзьями юности Генками Кисловым и Никандровым повстречать этих медиа-магнатов и «медийных лиц», употребляющих слово «совок» и презрительно называющих наши рубли «деревянными», где-нибудь в конце 60-х годов. Уж, будьте уверены, лицо (которое правильнее было бы назвать «мордой») этим господам по полной программе начистили бы!
Говорю это уверенно и ответственно. Потому что уже имел опыт общения в конце
90-х годов прошлого века со своими бывшими однокашниками из числа тех, кто сменили ленинградскую прописку на привилегию проживать в стране дяди Сэма. Услышав, как принимающие меня теперь уже американские хозяева с легкостью употре- бляют в отношении страны, где они родились и выросли слово «Рашка», я сказал своим бывшим товарищам, а теперь американским господам, все, что я о них думаю. И покинул гостеприимный дом.
Нет, конечно же, в наши детские, а особенно юношеские годы и я, и мои ровесники, в подавляющем большинстве, не были какими-то «квасными патриотами». Мы видели, начинали понимать и осознавать наши недостатки. Не только бытовые. Уже в школе мы начали ощущать загнивание и усугубляющуюся бюрократизацию комсомола. Мы начали сталкиваться с первыми неприятными случаями чванства и высокомерия со стороны чиновников, с которыми нас сводила жизнь. Но мы, воспитанные патриотами, любившие Маяковского, вспоминали стихи поэта «О дряни»:
«Дрянь
пока что
мало поредела.
Дела много –
только поспевать.
Надо
жизнь
сначала переделать,
переделав, –
можно воспевать!»
*См. роман Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». (Примечание автора).
Мы (говорю не только о себе, таких, как я, было много) становились «критически настроенными патриотами», стремившимися переделать наш правильный, справедливый мир таким образом, чтобы в нем не было места никакой «дряни». И чтобы наш мир, нашу жизнь не имели ни малейшего повода критиковать другие, те, кто не является патриотами и не любит нашу страну так, как любим ее мы:
«Как невесту Родину мы любим,
Бережем, как ласковую мать»,
– пелось в знаменитой песне на слова Владимира Лебедева-Кумача из кинофильма «Цирк».
Мы, уже шестнадцатилетние – семнадцатилетние, с ясными глазами и чистой душой читали на выпускных экзаменах в школе и на экзаменах при поступлении в вузы строки Маяковского:
«Мы всех зовем,
чтоб в лоб,
а не пятясь,
критика дрянь косила.
И это – лучшее из доказательств нашей
чистоты и силы».
Заканчивая главу об «уроках патриотизма», позволю себе немного поразмышлять. Я не против того, чтобы наши граждане, россияне зарабатывали за рубежом, жили там, где им удобнее и комфортнее. Хотелось бы, правда, чтобы наше правительство не на словах, а на деле делало все, чтобы жизнь в нашей стране улучша- лась, становилась безопаснее и достойнее. Но для этого нужна серьезная социальная политика, выстроенная на годы вперед, подкрепляемая текущими делами и промежуточными достижениями. Увы – многое из того, о чем я сказал, заменяется телевизионным пиаром, которому все меньше и меньше веришь… Осознают ли это те, кто «там, наверху»?
Что же касается российских медиасредств, спрятавшихся в удобную ракушку
«частного бизнеса», то они, формально, не желая нести никакой ответственности за воспитание российского патриотизма, воспитывают молодых россиян как патриотов… денег. А, значит, патриотов тех стран, где этих денег больше, и где их можно легче заработать. Понимают ли те, кто чаще вольно, а иногда невольно закладывает это в души молодежи? Думаю, да. Тогда позволю себе заявить от имени Моего Поколения: «У денег нет Родины». У денег есть лишь места, где их выпустили, а также места, где они оборачиваются, и куда их вкладывают, как капиталы. Деньги можно получить и потратить в любой стране.
Впрочем, те люди, которые руководят финансами России, владеет ее недрами, землей, лесами, промышленным потенциалом и медиа-пространством, именно так и делают. Зарабатывая в России и «на России», они тратят их там, где считают нужным и возможным, никого не спрашивая, и ничего не опасаясь. Разве что угрозы экспроприации…
Но, кажется, я в своих размышлениях зашел в какое-то очень туманное про-
шлое… Или Будущее?..
Уроки поведения
(еще раз о доброте)
– Буратино! Кто тебя воспитывает?
– Когда папа Карло, а когда никто…
А. Толстой, «Золотой ключик»
Пожалуй, уроки поведения (как надо себя вести, и как не надо), мы «проходили» или нам их «преподавали» буквально каждый день и каждый час. Как говорится, без перерыва на обед и выходные дни. И в семье, и в школе, и на улице и… по телевизору. Пожалуй, вот на этом своеобразном «воспитательном средстве» тех лет нашего далекого детства я остановлюсь поподробнее.
В нашей семье телевизор появился очень рано, кажется, еще где-то в 1958 году, еще до того, как я пошел в школу. Мои родители потратили на него уйму денег и купили по случаю совсем новый у какого-то человека, который был вынужден уезжать в другой город на работу, а везти с собой большой деревянный ящик с лампами и кинескопом, названный неведомо почему телевизором «КВН»,* ему было почему-то не с руки.
В семьях моих товарищей телевизоры стали массово появляться где-то в 1963-
1964 годах. Тогда уже и экраны телевизоров стали больше и в продаже он были доступнее. В конце же 50-х годов телевизор КВН был диковинкой, и в нашей большой комнате, размером 17,5 квадратных метра, где он стоял, иногда на детские кинокартины или мультфильмы набивалось до десяти мальчишек и девчонок из нашего и соседних домов по улице Ленина. Обязательным атрибутом телевизора КВН была большая круглая (или прямоугольная) линза с дистиллированной водой, которая должна была выполнять функцию увеличения размера очень маленького экрана телевизора. Но, мне кажется, это был, скорее, обман зрения.
Телевидение в конце 50-х – начале 60-х годов имело лишь один канал вещания из
Москвы со студии на улице Шаболовка, где стояла телевизионная башня с передат-
*В те годы аббревиатуру телевизора «КВН» в шутку расшифровывали так: «Купил, включил, не ра-
ботает!» (Примечание автора).
чиком. Ленинградский канал телевидения (второй) появился около 1961-1962 года. Расскажу о некоторых телевизионных передачах, оставивших след не только в памяти, но и оказавших влияние на воспитание Моего Поколения (в виде своеобразных «уроков поведения»).
Ну, конечно же, из самых любимых телепередач 60-х годов прошлого века у телезрителей было две: «Голубой огонек» и «КВН» («Клуб веселых и находчивых»). Первый «Голубой огонек», как мне удалось выяснить специально для написания этой книги, вышел в телевизионный эфир 6 апреля 1962 года. Его вел молодой, но уже набиравший популярность актер Михаил Ножкин (чекист «Пашка-Бекас» из кинофильма «Ошибка резидента») и певица Эльмира Уразбаева. Программа была еженедельной, выходила вечером по выходным дням. Вся передача велась в форме своеобразного ревю, соединенного с тем, что сейчас называют «ток-шоу».
За столиками с шампанским и фруктами сидели актеры, известные ученые, ударники труда, сельского хозяйства, люди романтических профессий (полярники, летчики). Постоянными участниками «Голубых огоньков» стали советские космонавты. Ведущие программы (в начале это были известные актеры и певцы) подходили к столикам, представляли сидевших за столиками Героев социалистического труда, ударников, ветеранов телезрителям и расспрашивали этих людей об их работе, проблемах. А потом, по просьбе такого участника «Огонька» кто-то из актеров, как пра- вило, сидевший за этим же столом, исполнял песню, танец или же разыгрывал юмореску.
Особо популярными на таких «Голубых огоньках» были выступления артистов- сатириков, признанных мастеров жанра того времени: Аркадия Райкина, куплетистов Павла Рудакова и Вениамина Нечаева (потом его заменил Вадим Баринов), ду- эта юмористов Льва Мирова и Марка Новицкого, украинских артистов Тимошенко и Березина (Тарапунька и Штепсель). Из популярных певцов начала 60-х годов постоянными гостями на «огоньках были Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха, Эдуард Хиль, Олег Анофриев, Муслим Магомаев, Тамара Миансарова, Майя Кристалинская, Мария Пахоменко и многие другие. Вскоре, поскольку актеров и певцов привлечь к ведению передачи получалось не всегда (из-за занятости на гастролях) постоянными ведущими «Голубого огонька» на долгие годы стали дикторы Центрального телевидения – Игорь Кириллов и Анна Шатилова.
С одной стороны, эта телепередача, собиравшая у телеэкранов всю страну (по крайней мере, ту часть, у которой были телевизоры), носила развлекательный характер. С другой, она исподволь, дидактически пропагандировала хороший ударный труд на благо страны, способствовала тому, что в те годы называлось «единством рабочего класса, трудового крестьянства и советской интеллигенции».
Если сказать проще и правильнее, «Голубой огонек» и развлекал, и формировал у молодежи, у детей уважительное отношение к Труду, превознося (сейчас бы сказали: «рекламируя») людей труда: рабочих, крестьян, военных. Смотрите: знатная доярка из какого-нибудь никому не ведомого колхоза «Светлый путь» (или «Заветы Ильича») сидит за одним столиком с самим Муслимом Магомаевым, покорившим своим великолепным голосом миланский театр «Ла скала». И он, молодой певец, удостоенный наград и высокого звания, поет для доярки арию тореадора из оперы «Кармен».
А когда за одним столом на «Голубом огоньке» собирались вместе и космонавт, и седой генерал Великой Отечественной войны, и какой-нибудь заслуженный станочник – Герой социалистического труда, то совершенно очевидными становились слова какого-то забытого мною поэта, стихи которого мы учили в начальной школе:
«Из одного металла льют
Медаль за бой, медаль за труд».
Самыми любимыми, самыми радостными были новогодние «Голубые огоньки», которые начинались еще до полуночи, а потом продолжались уже 1 января Нового года. Сколько музыки, танцев, шуток (не таких пошлых, как сейчас) звучало в эти радостные часы из телевизионных приемников! За праздничными столами с любимым российским салатом «оливье» с докторской колбасой сидели советские семьи. На столе всегда было «советское шампанское», которое обязательно нужно было «достать» (об изобилии в магазинах не могло быть никакой речи!), алкоголь – по вкусу потребителей (водка, коньяк, марочное крымское вино). Ну, а про деликатесы и говорить не приходится. Они были на каждом новогоднем столе: икра (красная и черная), крабы, печень трески, рыба холодного и горячего копчения, так любимые советскими людьми шпроты и рыбные консервы в масле.
Помню популярный анекдот того времени с «политическим оттенком»: «Пара- доксы развитого социализма: все заводы и фабрики работают, выпуская продовольствие и товары народного потребления, а в магазинах ничего нет. В магазинах ничего нет, а на столах у советских людей все есть. У советских граждан все есть, но все недовольны. Все недовольны, но почему-то все голосуют «за».
Не могу не вспомнить, как на одном из первых «Голубых огоньков» в исполнении замечательной певицы Тамары Миансаровой прозвучала песня «Пусть всегда будет солнце».* Песня яркая, патетическая и одновременно очень добрая и лирическая:
«Солнечный круг,
Небо вокруг.
Это – рисунок мальчишки.
Нарисовал
Он на листке
И подписал в уголке:
Пусть всегда будет солнце,
Пусть всегда будет небо,
*Музыка Аркадия Островского, слова Льва Ошанина. (Примечание автора).
Пусть всегда будет мама,
Пусть всегда буду я!»
Тамара Миансарова обладала очень высоким и звонким голосом, так напоминающим голоса мальчишек-озорников. У нее великолепно получилась концовка этой песни, которая не оставляла сомнений в том, что мы, дети Страны Советов будем надежно защищены, и будем жить в мире долго и счастливо:
«Против беды,
Против войны
Встанем за наших мальчишек.
Солнце – навек! Счастье – навек! – Так повелел человек.
Пусть всегда будет солнце, Пусть всегда будет небо, Пусть всегда будет мама, Пусть всегда буду я!»
За давностью времени я не могу, конечно, вспомнить все телевизионные передачи, которые были популярны в нашем детстве и юности. Думаю, что сейчас россиянам известно, что самой популярной и самой длительной по времени в эфире был
«Клуб путешественников», которую в начале вел ученый-географ Шнейдеров, а потом долгие годы бессменный ведущий, врач и путешественник, любимец миллионов Юрий Сенкевич. Лично я обожал и не пропускал ни одной передачи «Кинопанорама», которую вел кинодраматург и кинокритик, умнейший и обаятельнейший человек Алексей Каплер, который умел ненавязчиво открывать миллионам телезрителей красоту и духовность нашего советского кино.
А еще я старался не пропустить ни одной передачи в жанре литературных рассказов корифея телеэкрана 60-х годов – литературного критика Ираклия Луарсабовича Андроникова. Этот человек, уже в приличном возрасте, в своей жизни встречался с огромным количеством ярких и самобытных личностей: литераторов, музыкантов, художников. Именно о них он и рассказывал в своей литературной передаче, называвшейся просто и безыскусно: «Ираклий Андроников рассказывает»… Ну, а рассказчиком Ираклий Луарсабович был просто замечательным! Именно под впечатлением от этой телепередачи я стал стремиться воспитывать в себе умение выступать публично, говорить «с выражением». Спасибо Ираклию Андроникову за те уроки, хотя я, как ученик, несомненно, «не дотягивал» до учителя.
Вот сейчас, закончив последнюю фразу, я понял, что в те годы на телевидении было очень много ярких личностей. Не «светских львиц» и «медийных персонажей», а именно личностей. Именно они и привлекали телезрителей к голубым экранам (так было принято называть телевизор в период черно-белого изображения). Конечно, и сейчас, в наше время на телевидении по-прежнему велик Культ Личности. Но сейчас гораздо важнее культ шоумена, ведущего ток-шоу, а в те годы, как говорили о годах правления Сталина: «Был культ, но была и Личность».
Ну, и, конечно, нынешние ведущие, может быть, иногда и побойчее, и поразвязнее, но до тех Мэтров телевидения им – как до Луны. Можете списать это на стариковское брюзжание, но я за свои слова отвечаю. Хотя очень многие телеведущие, особенно политические и экономические обозреватели, в профессиональном плане очень хорошо владеют своим ремеслом. Другое дело, как они этим ремеслом пользуются, какие нравственные уроки дают зрителям: воспитывают или развращают; обучают или оболванивают; пробуждают память и нравственное самосознание или очерняют прошлое страны и живущих в ней людей, которые эту страну созидали…
Я намеренно не занимаюсь сравнительным анализом творчества и идейного содержания современных телепрограмм. Как говорится, имеющий глаза, да увидит, имеющий уши, да услышит. Конечно же, мне, как живому, думающему и переживающему человеку, есть, что предъявлять этим «ксюшам и андрюшам российского те- левидения». Но я пишу, точнее, рассказываю о своем поколении, о том, каким оно росло, формировалось, в каком состоянии находится сейчас. Может, мои размышления и рассуждения еще дадут повод для критических статей и обличений нашего телевидения, на глазах теряющего последние устои нравственности, размывая критерии профессионализма и журналистской этики.
К тому же, как и пятьдесят лет назад, у нас было одно-единственное государственное, «советское» телевидение, так, пожалуй, и сейчас также одно… Уже точно не советское, иногда даже с приставкой «анти», да и, пожалуй, уже и не государственное. Потому, что все государственное должно работать государству на пользу. Кстати, как это было в начале 60-х годов, когда, также, как и сейчас, проводили реформу образования. На смену ремесленным училищам приходили ПТУ, вместо семилетки переходили на восьмилетку, и среднее образование стали давать за десять, а не за одиннадцать классов, как было раньше.
В те годы очень широко была развита сеть так называемых «вечерних школ», иногда называвшихся «школами рабочей молодежи». Государство проводило свою последовательную политику по повышению образовательного уровня своего населения, особенно рабочих. И тогда, в те годы на телевидении был создан «Учебный канал». На этом телеканале педагогами проводились опорные занятия по многим предметам: математике, физике, русскому языку и литературе и даже по иностранным языкам.
Это было совершенно новым словом в образовании и очень удобным. Учитель прямо приходил в дом. Надо было только, чтобы ученик не ленился, включал телевизор, брал в руки ручку и бумагу и вел конспект занятия. Вспоминаю замечательную карикатуру по поводу телевизионного «Учебного канала», появившуюся в популярном сатирическом журнале «Крокодил». В комнате возле телевизора дочка сидит в кресле и обрабатывает себя пилочкой ногти. Ее мать, поставив «руки в боки»,
кричит: «Хватит наводить глянец. Немедленно садись к телевизору учиться!»
Вспоминаю еще одну интересную передачу на центральном телевидении. Она называлась «Телевизионный магазин 1001 мелочь». Эта передача начиналась испол- нением запомнившейся мне песенки:
«Это вам, конечно, не в диковинку,
Оглянитесь вы по сторонам:
Как часто мелочи и пустяковины
Создают настроение нам».
А дальше в передаче без какого-либо сатирического уклона рассматривали, разбирали какие-то «несуразности советского быта» (выражение придумано мной – ПК). В этот телевизионный магазин можно было писать письма и обращать внима- ние телевидения на те или иные недостатки, которые по результатам телепередач исправлялись.
Ну, чем-то эта передача напоминает современную «Справедливость» с канала Рен-ТВ» с ведущим депутатом-адвокатом Андреем Макаровым. За маленьким исключением: в «Телевизионном магазине 1001 мелочь» сюжет был должен обязательно заканчиваться исправлением недостатков. А в «Справедливости», похоже на то, что главной целью является «выпустить пар» из негодующих от несправедливости людей.
Подробно рассказывать о «Клубе веселых и находчивых», который с самого осно- вании передачи вел Александр Васильевич Масляков и его супруга, очаровательный диктор телевидения Светлана Жильцова, я, пожалуй, не буду. Его история хорошо известна нынешнему поколению телезрителей. К тому же в 2011 году, когда пишутся эти строки, будет отмечаться юбилей передачи, на котором, надеюсь, расскажут об ее истории. Отмечу только, что мои сверстники, и я помним то время, когда КВН шел в прямом (!) эфире. Точно могу сказать, что находчивости у игроков того времени было гораздо больше, особенно при проведении обязательных в то время
«выездных» конкурсов.
Например, за два часа, пока шла передача, игроки команд должны были «найти то, не знаю что» Помню, что конкурс выиграла команда, которая привезла в зал петуха, дававшего «птичье молоко». Петух предварительно «под завязку» был «заправлен» обычным коровьим молоком и при нажатии на горло из его клюва текло… молоко. Еще припоминаю, как капитан одной из команд, получивший задание
«пройти под водой вокруг света», налил в стакан воды, который держал над головой и кружился кругами вокруг… ведущей Светланы Жильцовой!
КВН 60-х годов, несомненно, дал большой импульс развитию «кавээнного» дви- жения во всей стране. Во всех школах и институтах проводились соревнования по КВН. Мне неоднократно приходилось выступать в роли капитана команды своего класса и школы. Многие соревнования посвящались знанию и изучению какого-то предмета. Были КВНы: «Космический», «Исторический», «Географический» и др. Но главным, конечно, были юмор, веселье и находчивость игроков и смех зрителей в зале.
По Ленинградскому телевидению долгие годы шла чрезвычайно интересная, умная и очень популярная телепередача под названием «Горизонт». Ее готовила специальная «редакция программ для детей и юношества», которая была в те годы на нашем ленинградском телевидении. До сих пор помню ее музыкальную заставку и начальные слова песни, открывавшей передачу:
«И я, друзья, поверьте, не один,
Кто поднимает флаги «Бригантин».
В передаче, обсуждавшей проблемы молодежи, принимали участие школьники, студенты, она была очень живой и, самое главное, – искренней. И, конечно же, она, как и все телепередачи того времени, говоря словами поэта-народника Николая Некрасова «сеяла разумное, доброе, вечное».
Именно такой передачей адресованной дошкольникам и учащимся младших классов была телепередача ленинградского телевидения, название которой ушло из моей памяти, где действующими лицами были петрушечные куклы: Кошечка и Пе- сик, обезьянка Жаконя и мальчик Телевичок, очень умный и хорошо воспитанный. Куклами управляли замечательные артисты знаменитого Большого Театра Кукол. Кошечка – старейший кукольник города Е. Киселева, Песик – В. Альперович, Жаконя – В. Кукушкин. Все они были народными артистами России и СССР!
У всех персонажей были распределены роли и функции: Песик – строгий резонер (как папа), Кошечка – успокоитель и примиритель (как мама), вертлявый и шаловливый Жаконя – добрый, зачастую попадающий в неловкое положение (ребенок), Телевичок, в характерных круглых очках, – умный, эрудированный мальчик (учитель). Дети Моего Поколения, жившие в Ленинграде и Ленинградской области просто обожали этих телевизионных героев, выступавших в передаче вместе с замечательным диктором, молодой, обаятельной Нелли Широких.
Сюжеты, которые разыгрывали куклы и ведущая, были настоящей школой добра и хорошего нравоучения. Позднее к этим куклам присоединились еще неуклюжие и стеснительные, но очень добрые медвежата Тяпа и Ляпа. Передача сошла с экрана только из-за смерти актрисы Е. Киселевой.
Так что пусть современные молодые телезрители знают: все, что сейчас делают в передаче «Спокойной ночи, малыши» Оксана Федорова и Анна Михалкова, все это уже было изобретено много-много лет назад на ленинградском телевидении, которое в те годы по праву считалось самым прогрессивным и продвинутым в стране. Да, выскажу свое мнение, с которым мои сверстники могут согласиться, а могут и нет: лучшей ведущей телепередачи «Спокойной ночи, малыши» была пережившая девочкой блокаду Ленинграда диктор Валентина Леонтьева!
Да… Думаю, я достаточно «поностальгировал» по своему прошлому. Мне, действительно, хотелось бы хотя бы для сравнения с нынешними телепередачами уви- деть «старое телевидение». Почему-то это сейчас считается «неформатом». Хотя блестящие телеспектакли 60-х годов, снятые на ленинградском телевидении: «Фиеста» (по Э. Хемингуэю) «Война с саламандрами» (по К. Чапеку), «Эй, кто-нибудь!» (по У. Сарояну), уверен, сейчас были бы встречены «на ура» требовательными телезрителями, несмотря на свое черно-белое изображение.
И все-таки, вспоминая старое телевидение, я не переставал удивляться. Ведь ни-
кто тогда не стремился «стать миллионером», не «искал слабого звена», не делил
«десять миллионов», а телевидение все равно было интересным. Даже, думаю, было полезным для воспитания молодежи. О полезности телевидения нашего времени, мне кажется, можно даже не говорить и не спорить…
Ну что же. Наверное, я достаточно рассказал об «уроках поведения», которые нам давали в годы нашего детства и юности телевидение. Пора заканчивать эту главу. Но, прежде чем поставить точку, и взяться за следующий белый лист бумаги, на которой при помощи письменных знаков еще не отразилось Прошлое, я попытаюсь рассказать еще об одном «уроке поведения», о нравственном уроке поведения, полученном мной зимой 1964 года прямо на заледенелом асфальте улицы Ленина в моем родном поселке мачтопропиточного завода.
Конечно, содержание этого урока, его, если хотите, «домашнее задание», я осознал только десятилетия спустя. Но сумел это сделать только потому, что этот эпизод жизни, длившийся не более пяти минут, запомнился мне. И не только отложился в памяти, а заставил эту память, этот мозг и человеческую душу работать, размыш- лять…
Мы играли прямо на заледенелой дороге в хоккей. Играли отчаянно своими самодельными клюшками. Я стоял в импровизированных воротах, сделанных их двух глыб льда. Стоял, как говорится, «на совесть», заводя свою команду, которая проигрывала. Краем глаза я заметил, что мужчина, живший в соседском доме, остановился и смотрит на нашу мальчишескую игру. То ли в этот день у меня стали появляться задатки лидера, то ли нам просто повезло, но мы отыгрались и выиграли, первы- ми забив десять голов в ворота противника.
Мы стали обниматься и поднимать вверх клюшки, точь-в-точь как это делали хоккеисты сборной СССР, незадолго до этого ставшие чемпионами Олимпиады в австрийском Инсбруке. Совершенно неожиданно малознакомый мне мужчина подошел ко мне и протянул на ладони пять карамелей, которые он достал из бумажного кулька. Это кулек он все время держал в руках, пока смотрел за нашей спортивной
«баталией». Видимо, он нес эти конфеты себе домой.
Я взял конфеты, а мужчина почему-то жестами стал показывать в сторону моих товарищей по команде и что-то мычать. Увидев мое удивление, даже испуг, мужчина жестом показал на свое горло, перевязанное бинтом, на котором было видно за- пекшуюся сукровицу. Я раздал конфеты игрокам своей команды. Мужчина дал по конфетке и нашим противникам, потому что, увидев угощение, они тоже подбежали к «дарителю». Потом наш благодетель медленным шагом, так, как ходит тяжело больной человек, пошел к подъезду своего дома. А после его ухода кто-то из ребят громко сказал, и эти слова я как будто бы сейчас слышу откуда-то сверху, из космоса: «Это Вовкин папа. У него рак горла. Ему операцию сделали, только уже ничего не поможет. Он скоро умрет».
Я действительно, уже скоро пятьдесят лет как помню эту фразу, и все это, казалось бы, заурядное событие, мгновение в моей жизни и в жизни моих товарищей. Почему оно запомнилось мне? Когда, почему вспомнилось и уже не смогло забыть- ся то, как смертельно больной человек, видимо, уже знавший о том, что ему уготовано, поделился скромным угощением, предназначенным его близким, с какими-то уличными мальчишками?
Этот урок Доброты, Мудрости и Мужества, полученный от совершенно незнакомого мне человека, фамилию которого я даже не запомнил, стоит дороже многих университетских знаний, оценок, наград. Это был, быть может, самый сильный Урок Поведения, который я получил в жизни.
Уроки полового воспитания
Детство – целое длинное поприще наивного подслушивания того,
чего не следует.
Оскар Уайльд
Приступая к изложению этой непростой главы из «университетов моего дет- ства», попробую начать с шутки. В годы горбачевской Перестройки между СССР и США были организованы «телемосты», на которых русские и американцы «в пря- мом эфире» задавали друг другу вопросы. В США эти телемосты вел популярный шоумен Фил Донахью, а в СССР еще почти никому неизвестный Владимир Познер. На одном из таких «телемостов» произошел следующий смехотворный инцидент. Американцы, сидевшие в студии в Вашингтоне, задали вопрос россиянам: «Какие проблемы имеются в СССР в вопросах секса?» На этот вопрос одна солидная умная дама, адвокат по профессии, первыми же словами ответила: «Вы знаете, у нас в Советском Союзе секса нет!» Слышали бы нынешние молодые хохот, который раздал- ся в обеих странах по обеим сторонам океана!!! Этому долгому и дикому хохоту мог- ла бы позавидовать аудитория «Нашей раши», «Комеди клаба» и «Большой разницы» вместе взятых.
Напрасно потом эта бедная женщина, которую впоследствии сделали всеобщим посмешищем, пыталась объяснить, и своим американским коллегам-адвокатам, и членам ассоциации советских юристов, что она только хотела объяснить, что у нас есть любовь, а не секс в том самом американском понимании этого слова. Ее оправданий уже никто не слушал. Разбитные Донахью и Познер, которые ради телевизионного рейтинга маму родную перед телекамерой разденут, поживились «по полной программе». В то время я сочинил такую шутку: «Я родился и вырос в стране, где не было секса. Но дети у нас рождались хорошие: красивые и здоровые».
Ну, конечно, у любых детей в любой стране рано или поздно появляется желание узнать (и они узнают) «про это». Так, кажется, называлась телепередача нашей смуглой телеведущей Елены Ханги, папа которой был африканским коммунистом. Дочка африканского коммуниста на волне горбачевских реформ обучала по телевизору уму-разуму нас, неправильно, «не по-западному» обученных в сексуальном плане.
Потом появились другие учителя, разного рода «ксюши и андрюши», как я называю этих телеведущих, зарабатывающих на пропаганде низких инстинктов людям, которых они искренне (правда втихомолку) называют и считают «быдлом». Мы же, рожденные в 1952 году, конечно, уроков сексуального воспитания по телевизору не получали. И фильмы «про любовь» вначале, как и все мальчики-подростки смотреть не хотели, брезгливо отворачиваясь, когда в фильме начинали целоваться. Причем эти кинопоцелуи 50-х – 60-х годов ни в какое сравнение не шли с поцелуями, обна- жениями и… совокуплениями на сегодняшних теле и киноэкранах.
Вспоминаю, как целомудренно было показано в кинофильме режиссера Михаила Швейцера «Воскресение» грехопадение Катюши Масловой, толстовской героини. Говорю это «не по памяти», а как отец двоих сыновей подростков, с которыми недавно просматривал классический кинофильм для их всестороннего образования.
«Другое» сексуальное образование они легко могут получить, вставив в DVD-плеер диск с триллером или боевиком, которые редко бывают без эротически сцен. Ведь Голливуд ныне, как Сатана, правящий бал в нашем кино и телепрокате, знает «почем какая клубничка продается».
Да, мои шестнадцатилетние сыновья задорно смеялись, когда видели сцену из кинофильма «Добро пожаловать или посторонним вход воспрещен», где директор пионерского лагеря закрывает картонкой лучи проектора во время демонстрации сцены фильма с драками и погонями «Фанфан-Тюльпан», в тот момент, когда у графини офицер разрывал платье на груди. Но у них не возникает осуждения поколения их родителей. Потому что и в наше время, уже в ХХI веке все подростки проходят через одно и тоже: в начале отрицание «любви» (можете прочитать «секса»), обещания «никогда не жениться», потом – проявление первых чувств, первого интереса к девочкам, первой встречи с девушкой, первого поцелуя, ну, и… всего остального.
Впрочем, я что-то много рассуждаю о современности, а ведь моя цель – вспомнить прошлое. Причем не ради «очернения» дня сегодняшнего и не ради «обеления» советского периода. Ни у меня, ни у моих сверстников нет совершено никакой необходимости перед кем-то оправдываться и каяться. Я, как человек, уже много лет увлеченный собиранием афоризмов, хорошо знаю высказывание английского проповедника и писателя ХIХ века Сиднея Смита: «Превознесение прошлого за счет на- стоящего – первый признак старости». Но мне бы не хотелось думать, что все происходит именно так.
В нашем детстве и юности в кинотеатрах очень четко соблюдалось требование к посещению кинофильмов под маркой «до 16 лет не рекомендуется» (или запрещается). Не думаю, что это было неправильно. Конечно, голод у наших людей по так называемой «клубничке» и эротике был огромный. Не случайно уже в 80-х годах с появлением первых видеомагнитофонов фильмы с Сесилией Кристель – Эммануэль были просто нарасхват. И не одно уголовное дело по распространению порно- графии было возбуждено органами внутренних дел и прокуратуры на просторах нашей необъятной страны.
Бывало, конечно, не без перехлестов. Вспомним прекрасный пример из кино- фильма 2000 года Владимира Меньшова «Зависть богов», где в качестве порногра- фии милиционер пытается признать знаменитый фильм Бернардо Бертолуччи «Последнее танго в Париже». Ну, а, начиная с «лихих 90-х» жесткая эротика и даже пор- нография, как цунами, захлестнула нашу страну вместе с тысячами дешевых видео- магнитофонов, сотнями тысяч приходивших в СССР. И на каждом углу, почти в подворотнях (а в подростковых клубах, библиотеках – так это запросто) открывались видеосалоны, где за 1 рубль можно было нон-стоп смотреть и чернуху, и порнуху, перемешанные триллерами и боевиками. Причем достойные фильмы перемешива- лись с такими низкопробными «киношками», что хоть святых выноси!
Думаю, когда-нибудь найдутся свои исследователи этого «феномена», очень напоминающего хорошо спланированную идеологическую диверсию, разлагающуюся молодежь, еще «не отравленную социализмом», но способную подсесть «на иглу» западных низкопробных ценностей: секс, алкоголь, наркотики, гламур, «баксы», бриллианты и… прожигание жизни. Для тех, у кого есть «бабки». Ну, а, кроме того, пропаганда культа силы, бандитизма. «У тебя нет денег?», – тогда, если ты сильный
– отбери их у того, у кого они есть. «Ты хочешь эту женщину, а она выкобенивается-
ся?» – тогда забери ее силой. Ведь «закон – это право сильного!»
Именно такую идеологию несли эротические фильмы и боевики начала 90-х годов. То, как эти идеи вошли в жизнь, я знаю на собственной шкуре. Фразу «Закон – этот право сильного» сказал мне в 1995 году известный юрист, профессор права, некогда преподававший мне в университете, а в те годы получивший власть над тем, применять или не применять законы по своему собственному желанию. Ведь если, по словам бывшего мэра Петербурга А.А. Собчака «закон – это право сильного», то тогда всегда будет «прав тот, у кого больше прав». Но это, кажется, я «въезжаю» совсем в другую тему. Вернемся к урокам полового воспитания.
Они, эти уроки, действительно были в наших школах. Кажется, в восьмом классе нас собирали в актовом зале школы (девочек и мальчиков отдельно) и с нами проводил беседу профессиональный психолог-сексолог. И это была по-настоящему профессиональная, полезная беседа. Несомненно, «про это» у большинства из нас были свои представления. Мы жили и росли не в теплицах и не в безвоздушном пространстве. Мы могли наблюдать прямо из окон школы «собачьи свадьбы», у многих моих одноклассников в частных домах были куры и кролики, так что представление о том, «откуда берутся дети» у нас было.
В школе интерес к «этой теме», естественно, обострялся. Кто-то показывал тайком отпечатанные на фотобумаге порнографические игральные карты (безобразного качества), вытащенные тайком из куртки брата, учащегося в ремесленном училище. Другой приносил отпечатанный на пишущей машинке текст (совершенно слепой из-за качества копировальной бумаги) поэмы «Царь Никита и сорок его дочерей», якобы принадлежащей перу самого Пушкина. А третий рассказывал, что «видел у брата и даже читал» в рукописи поэму «Лука Мудищев», так «там такое написано»… Правда, пересказать то, что было написано в поэме, он не решался, да и не мог. То ли память была плохая, то ли воспитание не позволяло.
Сейчас все эти произведения можно купить, как говорится, «не отходя от кассы» любого книжного магазина, а порнографические (извините, теперь правильнее сказать, «эротические») игральные карты продаются в сувенирных киосках любого зарубежного курорта. Хорошо ли это? Не уверен… По крайней мере, без какого-либо стариковского брюзжания, говорю ответственно: у нас в России приобрести «жесткую» эротику и порнографию подростку гораздо легче, чем в Финляндии, Швеции, Франции, Испании и, тем более, в США.
Не буду углубляться в тему, которая в эти октябрьские дни 2010 года, когда пишутся эти строки, волнует общественность и Государственную Думу. Я имею в виду президентские поправки Д. Медведева к закону об ограничении на работу с детьми ранее осуждённых педофилов. Лично у меня, как у бывшего юриста-практика и бывшего государственного чиновника нет никаких сомнений во влиянии на органы законодательной власти своеобразного «педофилического лобби». Ведь размеры этого вида преступлений в России за последние годы не знают никаких пределов. Просто становится страшно за наших внуков и внучек. Ведь Россия уже стала страной, вклю- ченной в педофилический секс-туризм и одним из главных производителей «детского порно».
Нет, конечно, педофилы были и во времена нашего детства. Примерно в 1965 году рабочий с мачтопропиточного завода завел в лес и изнасиловал школьника младших классов, двоюродного брата моего одноклассника. Так наш поселок три дня трясло в прямом смысле этого слова от справедливого гнева женщин, простых русских баб! Я помню, как ходила по поселку бабушка моих соседей Вовки (1951 г. рожд.) и Сашки (1953 г. рожд.) Соколовых, крупная, дородная женщина, размахивавшая огромными трудовыми кулаками: «Убить! Убить этого гада!!! Дайте его мне, я сама этого пидора разорву на части своими руками!!!» И угроза того, что этого подонка, действительно, «разорвут» была.
Женщины огромной толпой пришли к отделению милиции, требуя, чтобы им «отдали на свой бабий суд этого ублюдка», который надругался над мальчиком. Дело чуть-чуть не дошло до массовых беспорядков. Помню, что отец, который уже снял с себя погоны, будучи пенсионером МВД, участвовал в успокоении ситуации, которая разрешилась только после того, как насильника под усиленным конвоем перевезли в камеру предварительного заключения на железнодорожную станцию Мга.
Не могу забыть разговора, который в бане, сидя на «международной» скамейке, вели с моим отцом наши поселковые мужики: «Слышь, Константин Палыч, ну, гниду эту расстреляют или как? Ведь, если не расстреляют, это что, он потом опять наших внуков портить будет?» Отец ответил так, как и положено было отвечать юристу, хотя высшего юридического образования он так и не получил: «Да нет, понимаешь, расстрела по этой статье. Закон не предусматривает». «Да куда же наши власти-то смотрят? Надо, надо за такие дела этих пидоров расстреливать. Неужели он сроком на зоне отделается? Эх, Сталина нет!..» – разочарованно говорил жилистый, худой старик. Успокоился он только после того, когда мой отец, хлопнув деда по острому колену, сказал: «Успокойся! Я тебе, не как бывший милиционер, как мужик мужику скажу. Этому гаду жить только до зоны. На зоне узнают, за что сел – с ним разберутся. Там, на зонах, такие долго не живут…»
Да. Пожалуй, я готов принять упрек Сиднея Смита в появляющихся у меня первых признаках старости, но в годы моего детства мои сверстники были многократно больше защищены от половых преступников, развратников и извращенцев. Мы уже привыкли, нет, нас приучили почти к ежедневным новостям о пропаже детей, о зверских убийствах и изнасилованиях малолетних, школьников и школьниц. Мы привыкли к этой информации… А, значит, наши женщины не побегут к зданию милиции или тюрьмы, чтобы расправиться с насильником их детей. Мы привыкли, что некоторые из них могут даже получать условные сроки наказания, а затем… работать в качестве руководителей детских кружков, свободно ходить по детским игровым площадкам, присматривая себе новую жертву, но уже с большими предосторожностями и осмотрительностью. Нас приучили…
В этой связи мне вспоминается один очень сильный и показательный по такому случаю эпизод из кинофильма «Щит и меч», где наш советский разведчик Йоган Вайс, служивший в «СС», посещает фашистский детский концентрационный лагерь. Вайс и его спутники поражены, увидев голодных, изнуренных работой и сдачей крови детей. А бойкая эсэсовка рапортует Йогану Вайсу и Генриху Шварцкопфу: «Раньше мы топили крематорий по четвергам. Дети боялись и прятались. Теперь мы топим крематорий каждый день. И дети не прячутся, они привыкли»…
Интересно, а те депутаты Государственной Думы, которые препятствуют принятию президентских (вдумайтесь только: президентских!) поправок об ужесточении наказания педофилам, те депутаты и чиновники, кто тормозят запрет на порногра- фию, пытаясь объявить ее «жесткой эротикой», они когда-либо в своем детстве проходили «уроки полового воспитания»? Или рядом с ними был кто-то, кто извратил их взгляды на жизнь, совратил и развратил их телесно и духовно?
Узнаем ли мы когда-нибудь, кто все годы существования российского государства с 1991 года препятствует подписанию нашей страной международной конвен- ции о нераспространении порнографии и принятию антипорнографического закона в высшем законодательном органе России? Очень хотелось бы, чтобы страна знала Своих Героев…
Уроки политологии
( или Партия – наш рулевой)
Партия –
рука миллионопалая,
сжатая в один
громящий кулак.
Владимир Маяковский
Наше детство пришлось на 50-е годы, столь богатые на политические события, которые на десятилетия определили направление развития нашего государства – Союза Советских Социалистических Республик и его идеологии, которую мы, в 1959 году первоклассники-октябрята, в 1961-1964 г.г. пионеры, в 1967-1969 юные комсомольцы без сомнений и без колебаний разделяли. Именно в эти годы формировались особенности поведения, и характеры сверстников Моего Поколения.
Лично я помню, точнее, ощущаю в своей генетической памяти 50-е годы, как время освобождения от предрассудков и стереотипов прошлого. В возрасте семи – восьми лет я не очень-то хорошо разбирался в сложных проблемах культа личности Сталина, репрессиях, расстрелах и нарушениях социалистической законности. Но все вокруг: в бане, в очередях в магазинах, на лавочках во дворах говорили и обсуждали решения ХХ и ХХI съездов КПСС, раскрывших нам, советским людям истинную правду о творившемся при Сталине произволе. Вокруг этих речей и докладов Хру- щева, которые, в основном, передавались изустно, без, как говорится, документальных подтверждений, было столько споров, что куда там понять, кто прав, кто виноват. И каждый из моих сверстников выбирал позицию «своей семьи», ориентируясь на то, что сказал отец.
Точно также ориентировался в этих политических событиях и я: мнение отца для меня было бесспорным. Отец и мать, оба коммунисты, вступавшие в ВКП (б) в военное лихолетье, полностью поддержали решения ХХ и ХХI съездов партии. Родители, старшие сестра с братом, уже почти юноши, искренне верили в то, что вре- мя беззакония и попрания личности ушли в прошлое. Что уже никогда несправедли- вость не будет торжествовать даже во имя самых высоких идеалов…
Иную позицию занимали многие мои сверстники из нашего поселка мачтопропиточного завода… Интересно, но противоположную позицию оправдания Сталина и восхищения им как сильной личностью занимали, чаще всего, люди из рабочей среды, в том числе даже те, кто успел до войны или же сразу после нее получить от
«сталинской политики» уголовные наказания за прогул, опоздание на работу, сбор колосков после жатвы на колхозных полях.
Помню, что мои первые «принципиальные» споры и конфликты с одноклассни-
ками и друзьями, решавшимися, в основном, при помощи кулаков и бранных оскорблений, возникали на «политической почве» – отношении к Сталину и его роли в достижениях нашего государства, великого и могучего Советского Союза. Как сейчас помню ссору, остро вспыхнувшую между первоклассниками Ивановской восьмилетней школы (1959 год): можно ли простить Сталину многотысячные жертвы
30-х – 40-х годов? В этом первом своем политическом диспуте я не смог найти достаточных аргументов. Я был побит своими друзьями физически (при помощи кулаков) и морально (впервые унизившись от бессилия доказать свою правоту). Для
«победителей» этого политического спора была непреложной аксиома, многократно услышанная ими от родителей: «Если Сталин кого-то и репрессировал, значит, это было нужно»…
Может, от этих, еще не вполне осознанных детских переживаний возникает у меня (и не только у меня) страх перед мнением большинства, коллектива, даже если ты искренне и твердо убежден, что прав именно ты, а не большинство… Мне, к сожалению, уже никогда не удастся узнать, что думал мой отец о культе личности Сталина и репрессиях и беззакониях 30-х годов, на которые выпала его молодость. Память сохранила только обрывочные воспоминания о том, как отец взвешенно и резонно возражал в дискуссиях, без конца возникавших в буфете нашей поселковой бани, ярым сталинистам, да остались его личные пометки, сделанные цветным карандашом, на брошюре с материалами ХХI съезда КПСС.
Эти заметки делались толстым цветным карандашом, затачивавшимся с двух концов: красного и синего. Карандаш носил звучное название «деловой». И таких карандашей не было в продаже в годы моего детства. Многие годы спустя, будучи следователем органов государственной безопасности, имея возможность самому изучать уголовные дела о репрессиях 30-х годов, я читал пожелтевшие страницы признаний, наветов и сомооговоров, от которых перехватывало дыхание и щемило сердце. Многие приговоры к «В.М.Н.»* были сделаны такими же карандашами.
Из этих отцовских карандашных пометок, а также из своих детских воспоминаний, я могу сделать для себя и для читателей этой книги один вывод: в нашей семье не было яростных сталинистов, хотя, в то же время, не оказалось и лиц, пострадавших от Культа… Может, это очень редкий феномен, а, может, ситуация в моей семье как раз и отражает ту самую «золотую середину», которую так безуспешно ищут социологи?!
Как бы то ни было, но «хрущевскую оттепель» конца 50-х годов я, еще не осознан- но, воспринял как абсолютно естественный и единственно необходимый вариант развития внутриполитической обстановки в стране. Ни я, ни мои сверстники, семи- девяти лет от роду, конечно же, не могли делать каких-либо далеко идущих выводов и обобщений. Но я хорошо помню, как наши поселковые мужики-«работяги» слушали в той же бане рассказ моего отца, поселкового участкового-уполномоченного, о принятии нового Уголовного кодекса, и о тех послаблениях, которые он дает.
*В.М.Н. – аббревиатура, принятая в годы сталинского правления: высшая мера наказания (рас-
стрел). (Примечание автора).
О «повышении соблюдения требований социалистической законности при расследовании преступлений». О том, что впервые совершившего преступное правонарушение рабочий коллектив может «взять на поруки».* А еще отец рассказывал внимательно слушавшим его односельчанам о том, что полностью отменена пресловутая 58-я статья,** по которой незаконно были осуждены тысячи жертв сталинских репрессий.
Многие из моих ровесников, и я в том числе «взрослели» гораздо быстрее потому, что у нас были старшие братья и сестры, которые вольно или невольно оказывали на нас влияние. Так что материалы ХХII съезда КПСС, провозгласившего курс на построение Коммунизма в нашей стране, я уже «изучал» по учебникам «обществоведения», по которые учились в старших классах мои брат и сестра.
Сейчас очень много сказано и опубликовано издевательской и порочащей информации об идее Н.С. Хрущева построить в СССР к 1980 году основы Коммунистического общества. Поэтому я не буду повторять этих критиков. Тем более, что и сам, в силу воспитанного у меня независимого характера, в студенческие годы и позднее не раз иронизировал по этому поводу. Хотя делал это, пусть поверит молодой читатель, далеко не я один.
Я даже искренне претендую на авторство шутки о том, что «для советского народа в связи с невозможностью построения Коммунизма к 1980 году партия решила провести в те же сроки Московскую Олимпиаду». Но оставить заметки о личном восприятии решений «исторического съезда партии» я считаю нужным.
Больше всего вопросов после ХХII съезда возникало по поводу принципа распределения материальных благ при Коммунизме. С социализмом было все более-менее понятно даже нам, пионерам: «от каждого по способностям, каждому – по его труду». Ни мы, ни наши отцы и матери не оспаривали самого главного: а по труду ли платят каждому члену социалистического общества? Мы знали про общественные, общегосударственные фонды потребления, благодаря которым нас бесплатно учат, лечат, направляют для оздоровления в санатории, дома отдыха и пионерские лагеря.
И мы все в те годы, в принципе, были равны в своей бедности. Жили ведь в начале 60-х годов совсем-совсем не богато. В нашей семье, например, первый холодильник «Саратов» появился только лишь в 1967 году! Хотя телевизор КВН был в нашей семье, как своеобразное окно в мир, уже с 1958 года. Но это заслуга родителей, которые никогда не жалели средств для обучения и воспитания детей. Телевизор в те годы был, действительно, в отличие от сегодняшнего телевидения, средством и воспитания и обучения.
Но я отвлекся. Мне пора вернуться к способу распределения материальных благ при Коммунизме: «от каждого по способностям, каждому – по его потребностям». Наши детские потребности ограничивались велосипедом, ластами и маской, спи-
*Взять на поруки – поручиться за человека, совершившего незначительное преступление и раскаявшегося в содеянном. В случае «взятия коллективом на поруки» виновный освобождался от лишения свободы. (Примечание автора).
**58-я статья Уголовного кодекса 1926 года: «контрреволюционное преступление». Предусматри-
вала лишение свободы до 25 лет и высшую меру наказания – расстрел. (Примечание автора).
нингом с катушкой и блесной и еще неисчислимым количеством шоколадных конфет и мороженого. Труднее было осознать нашим родителям, старшим братьям и сестрам: а если у всех граждан СССР появится потребность иметь легковую автомашину? Где же столько машин взять?
Никита Сергеевич Хрущев, который, по моему мнению, с одной стороны, был пещерно необразованным и невоспитанным человеком, а, с другой, был от природы вертким, хитрым прохиндеем, способным добиваться своих целей любыми путями. Кроме того он обладал большим даром убеждения. Даже в том, во что он сам не верил. В начале 60-х годов развернулась кампания «по взятию автомобилей напрокат». Как говорил с трибуны наш Генеральный секретарь ЦК КПСС, «советским людям незачем иметь постоянно машину в собственности. Если человеку надо, он сможет взять ее на какой-то срок на прокат у государства. А потом вернуть».
А как быть с тем, что очень многие люди в начале 60-х годов мечтали о своем отдельном, не коммунальном, жилье? Ну, о том, как Никита Сергеевич начал решать в 60-е годы жилищную проблему, я, пожалуй, расскажу в отдельной главе. Ведь в
1962 году, будучи третьеклассником, читал появившуюся в нашей семье книгу Алексея Аджубея (зятя Н. Хрущева) «Лицом к лицу с Америкой». Из этой книги я узнал, как наш Генсек не одобрил «одноэтажную Америку», заявив, что советские люди, объединенные социализмом, должны жить в больших многоквартирных домах, в кварталах, оборудованных социальной инфраструктурой: магазинами, прачечными, аптеками, кинотеатрами, детскими садами и пр.
Очень скоро тема «коммунистического распределения по потребностям» в условиях неурожая 1962-1963 г.г. стала предметом политических анекдотов, высмеивающих как Хрущева, так и его политику:
«Расцвет коммунизма. На дверях продовольственного магазина вывешено объяв-
ление: «Сегодня в масле потребности нет».
Американский миллионер купил ГУМ и объявил по радио и телевидению о бесплатной раздаче всевозможных товаров. Вскоре все входы в ГУМ были завалены телами убитых и раненых людей, рвавшихся в магазин за бесплатными товарами. Миллионера спрашивают:
– Зачем Вы все это сделали, чего Вы хотели добиться?
– Мне было интересно поэкспериментировать и увидеть, чего вы сможете до-
биться, перейдя к распределению «каждому по потребностям».
Один еврей говорит другому, обсуждая программу построения Коммунизма:
– При коммунизме я обязательно заведу себе свой собственный самолет!
– А зачем тебе самолет?
– А вдруг, скажем, в Калуге сахар будут давать, полчаса лету — и я там!!!
И, пожалуй, еще один горький анекдот того периода времени, который имеет пря-
мое отношение к Моему Поколению:
«После ХХII съезда КПСС встречаются два старых большевика. Обсудили итоги съезда, программу построения Коммунизма. Один старый большевик со вздохом говорит другому:
– Мы-то, друг, с тобой до Коммунизма, конечно, не доживем, а вот дети… Детей жалко!!!»
А мы, дети, иногда, слушая эти анекдоты, не все до конца понимая, иногда понимая, но, по-детски не придавая значения, думали все-таки о том, что хорошо бы дожить до времени, когда будут бесплатно катать на каруселях и раздавать мороженое, и что еще можно будет совершено бесплатно (по потребностям) получить отличный велосипед. Не «Школьник», не «Подросток», ни «Орленок», а именно «Спортив- ный» с двумя ручными тормозами и тонкими ободами («гончий», как принято было говорить среди нас, мальчишек). Но об этом мы мечтали недолго. Уже после снятия Хрущева с должности Генерального секретаря ЦК КПСС об этих принципах «распределения по потребностям» стали говорить все меньше и меньше.
Также, постепенно, перестали в нашем Отечестве вспоминать и о принятом на ХХII съезде партии «Моральном кодексе строителя Коммунизма». А в годы нашего детства этот МКСК был предметом обсуждений на пионерских сборах и комсомольских собраниях, в профсоюзных и партийных организациях.
То, что основные положения Морального Кодекса Строителя Коммунизма, в основном повторяли десять заповедей из Нагорной проповеди Иисуса Христа, полушепотом обсуждали уже в то время. Но кто будет возражать против таких ясных, однозначно положительных истин? Вопрос, конечно, был. И был он в том, сумеют ли миллионы советских граждан за 19 лет, оставшихся до объявления в 1980 году Ком- мунизма, избавиться от «родимых пятен капитализма» (как говорили в то время) и прийти в Светлое Коммунистическое Будущее обновленными людьми?
И что делать с теми, кто «не сумеет исправиться»? Как им будут распределяться блага? Да и смогут ли такие люди, с жаждой наживы, корысти, ленью, стать полноправными членами Коммунистического общества? Я помню, как много было в те годы карикатур в популярном в хрущевский период сатирическом журнале «Крокодил». А в одном из кинофильмов того времени, был такой диалог рядового комсомольца с функционером-руководителем:
«Рядовой комсомолец:
– А вот как же в Коммунизме будет Саша жить? Он ведь лодырь и пьяница!
Комсомольский функционер:
А таких, как Саша, мы в Коммунизм не возьмем. Они, такие разложившиеся,
нам в Коммунизме нужны не будут!
Рядовой комсомолец:
– А куда же мы их таких денем? Что же это мы все в поезд к Коммунизму сядем,
а их мы на платформе оставим, что ли?»
Да. Многим, в том числе и партийно-комсомольским начальникам очень смутно представлялась жизнь при Коммунизме, и никто толком не мог сказать: как, каким способом (каким транспортом?) мы доберемся до этого Светлого Будущего всего Человечества. А пока по радио все громче и чаще звучали песни. Бодрые и звон- кие, но которые все больше и больше начинали расходиться с реальностью жизни:
«Будет людям счастье,
Счастье на века.
У советской власти
Сила велика.
Сегодня мы не на параде,
А к Коммунизму на пути.
В коммунистической бригаде
С нами Ленин впереди!»
Действительно по всей стране на производстве стали возникать «бригады коммунистического труда». Для рабочих было утверждено новое почетное звание:
«Ударник Коммунистического труда», которое мог завоевать человек, имевший не только отличные результаты труда на производстве, но и (обязательно), показыва- ющий другим пример морально-устойчивого поведения, соответствующего основным принципам МКСК. Не дай Бог, если «ударник Коммунистического труда», получив это звание и «отмечая» свои трудовые достижения с премиальной зарплаты напивался или попадал в вытрезвитель! Это же был настоящий скандал!!!
В начале 60-х годов Никита Хрущев просто «фонтанировал» разными новыми идеями, каждая из которых впоследствии оказывались одна бредовее другой. То он заявлял, что у страны, строящей Коммунизм, нет «внутренних дел» и МВД (Министерство Внутренних Дел) было реорганизовано и переименовано в МООП (Министерство Охраны Общественного Порядка), с существенным сокращением денежного довольствия для офицеров и сержантов. То Никита Сергеевич приду- мал Добровольные Народные Дружины (ДНД)* в помощь милиции. И на вечерние улицы городов и рабочих поселков станут выходить молодые мужчины и женщины с красными повязками, чтобы помогать сотрудникам милиции задерживать и приструнять пьяниц, хулиганов и дебоширов. Уже в брежневское время дежурство в ДНД переродилось в рутинную скучную «обязаловку», которой будут заманивать, добавляя за участие в народной дружине два дополнительных дня к отпуску.
Правда, кроме ДНД появились так называемые «Комсомольский патруль» и
«Комсомольские оперативные отряды». О них много писали положительного в га- зетах, даже публиковали повести и стихотворения. Но… На деле движение комсомольских оперативных отрядов породило многочисленные случаи нарушений социалистической законности, избиений задержанных «оперотрядовцами» и даже возбуждений уголовных дел по фактам злоупотребления служебным положением.
В 70-е годы, обучаясь а юридическом факультете Ленинградского университе-
та, я читал в учебниках по уголовном праву и криминалистике об это времени, как о
*ДНД – эту аббревиатуру в издевательском тоне расшифровывали так: «Дуракам Нечего Делать». (Примечание автора).
«периоде гипертрофированной оценки роли общественности в борьбе с преступностью». И, естественно, через какие-то десять лет этот период и этот опыт оценивался одноназчно со знаком «минус».
Или же инициированное Хрущевым движение под лозунгом «Догоним и перегоним Америку по производству молока, масла и яиц на душу населения!» Я думаю, не только моя семья хорошо помнит, как ради достижения этой цели собственников коров в таких же рабочих поселках, как мое родное Отрадное, буквально заставляли сдавать коров в общественное стадо. Ох, как крыли «Никиту» мои родители, когда в 1962-1963 годах им не давали почти нигде косить сено для нашей коровы- кормилицы с красивым и романтическим именем «Ночка»…
Доходило до парадоксов. Отец с матерью и няней косили сено для нашей коровы на… Волковом кладбище в Ленинграде, обкашивая канавы и участки для будущих захоронений! А затем из Ленинграда везли просушенное сено к нам в сарай на станции Ивановская Октябрьской Железной Дороги. Такие управленческие «перлы» не забываются. Также как и мой собственный личный опыт посадки кукурузы под… Ленинградом!
В 1962 году я вместе со своими школьными товарищами под руководством учителей и агрономов сажал по четыре зернышка кукурузы в каждое гнездо в землю, на полях знаменитого в то время овощеводческого совхоза имени Тельмана. И сажали мы эту «царицу полей» на тех земельных клиньях, где еще за год до этого росла прекрасная крупная клубника, которую мы, мальчишки пытались тайком воровать, убегая от совхозных объездчиков, преследовавших на лошадях малолетних «расхитителей социалистической собственности». Нужно ли подробно описывать, какие жалкие всходы «северной кукурузы» вышли из нашей бедной землицы, которые даже на силос употребить было трудно…
А сокращение армии и флота, организованное неистовым Никитой, когда на копеечную пенсию из войск отправлялись сотни тысяч офицеров? К тому же всем эти новоиспеченным пенсионерам советской армии и флота был поставлен предел официальных заработков на пенсии. С горечью вспоминаю, как, с каким трудом пытался «найти себя» мой отец, 25 лет отдавший делу охраны общественного порядка, вынужденный первые два года после отставки работать… сторожем. При этом имея на руках троих детей 19, 18 и 11 лет!
Тут уж было не до построения Коммунизма!!! Тем более, что корову пришлось «в целях безусловного выполнения задач, поставленных партией, по увеличению надоев молока на душу населения» продать в тот же совхоз имени Тельмана. А когда в
1963 году в СССР разразится кризис с дефицитом сахара, хлеба и табачных изделий, то, пусть представит современный молодой читатель, что и как говорили о «Никитке» наши родители и соседи и, конечно, мы, подростки, которые особенно остро воспринимают любую несправедливость, как губки впитывая в себя бытовое недовольство взрослых.
К тому же всем нам приходилось помогать родителям стоять и отмечаться в многочасовых очередях за сахаром. Стоя в этих очередях, мы по-своему, по-детски кляли эту власть и этого «лысого». Именно в такой очереди за сахаром в городе Бокситогорске Ленинградской области, где я летом отдыхал у бабушки и тети Оли, я услышал, рассказанный взрослыми злой политический анекдот про Н.С. Хрущева:
«Армянское радио спрашивают:
– Что будет, если ударить молотком по лысине?
Армянское радио отвечает:
– Будет ВСЁ!!!»
Сейчас, по прошествии почти пятидесяти лет после окончания правления Хрущева, я невольно прихожу к выводу, что Никита Сергеевич, наверное, стал первым руководителем советского государства, над которым народ начал открыто смеяться и возмущаться его недостатками. Именно о Хрущеве при его жизни и правлении начали сочиняться в огромном количестве политические анекдоты. О Сталине (и при Сталине) предпочитали не шутить. Ленин долгие годы был и оставался непоколебимым авторитетом, почти иконой. Анекдоты о Сталине, рассказываются в годы моей юности, тогда же в 70-е годы и сочинялись. Также как и анекдоты о Ленине и его столетнем Юбилее, отмечавшемся в 1970 году.
Возможно, обошлось здесь не без участия многочисленных зарубежных антисоветских центров, которые ставили перед собой цель «разобрать по кирпичам» советское общество. Но наш дорогой Никита Сергеевич сам своим поведением, своими дикими по невоспитанности поступками и действиями давал повод для насмешек над самим собой, а, значит, и над властью, которую он возглавлял.
Не могу сказать однозначно за всех своих сверстников, но твердо могу заявить, что я сам, и многие мои школьные друзья, просматривая обложки журнала «Огонек», кадры кинохроники, возмущались поведением Хрущева и не очень-то боясь за себя и за своих близких, говорили, что «Никита Сергеевич сам устроил второй культ личности». Вот он – на каждой первой странице журнала «Огонек», «Смена». Вот он бежит по летной полосе аэродрома впереди космонавтов Юрия Гагарина, Германа Титова, и машет своей неизменной парусиновой шляпой так, как будто это имен- но он только что вернулся из просторов неведомого Космоса.
А стучание ботинком по трибуне ООН и обещание показать Западу Кузькину мать?» Нет, не могло это нравиться ни нашим родителям, ни нам, еще подросткам. Хорошо помню, что даже простые «работяги», «мужики», сидя в бане, с издевкой говорили о манере Хрущева использовать даже в политических речах жаргонизмы. А уж как он произносил слово «коммунизм» – с мягким знаком в середине. Это же просто давало повод для анекдотов!
Нет, несомненно, в те годы простые советские люди не могли не ценить попыток Хрущева договориться с США и сократить угрозу развязывания термоядерной войны. Хрущев был первым советским лидером, который, с одной стороны, делал все для обеспечения СССР ядерным щитом (разработка водородной бомбы – самого разрушительного вида оружия), с другой, предпринял первую попытку «разрядки» в переговорах с президентом США Дуайтом Эйзенхауэром. Тогда попытка найти диалог и новые формы сотрудничества были сорваны из-за знаменитого «Карибского кризиса», вызванного социалистической революцией на Кубе и приходом к власти в этой стране крайнего «антиамериканиста» Фиделя Кастро. Об этом я еще расскажу в отдельной главе.
Также заслуживает специального «разговора» и жилищная политика Хрущева, о которой сейчас ведется столько досужих разговоров и несправедливой критики. Но для миллионов людей в начале 60-х годов это был, действительно, прорыв социализма, первые признаки приближающегося Коммунизма.
Ни наши родители, ни мы, подростки, практически ничего не знали о трагических событиях 1962 года в Новочеркасске, когда против рабочих, женщин и детей, протестовавших против отсутствия продуктов питания, было применено оружие армейских подразделений, что привело к человеческим жертвам. Мы ничего не знали ни о количестве жертв и даже о том, были ли на самом деле эти жертвы. Хотя, навер- няка, на Дону, в Краснодарском крае в других южных регионах страны полушепотом люди обсуждали это беспрецедентное событие в самой справедливой стране мира… В 1964 году на осеннем Пленуме ЦК КПСС Н.С. Хрущев был снят с должности Первого секретаря ЦК и премьер-министра. На его должность, названную позднее генеральным секретарем, на долгие 19 лет изберут знаменитого «бровеносца» Леонида Ильича Брежнева, которого мне еще не однажды придется вспоминать на страницах этой книги. И если после смерти Сталина страна задыхалась от рыданий, то уход Н. Хрущева на пенсию был воспринят советскими людьми весьма буднично. Хрущеву не сочувствовали. Но и над его «снятием» не смеялись слишком злобно.
Скорее посмеивались:
«Армянское радио спрашивают:
– За что сняли с должности Н.С. Хрущева?
Ответ:
– За семь «К»: культ, камунизьм, кукурузу, Китай, кубинский кризис и кузькину мать.
Армянское радио спрашивают:
– Правда ли, что в Черное море опасно нырять?
Ответ:
– Правда. Можно нырнуть премьером, а вынырнуть пенсионером.
Понять разницу в поведении советских граждан было можно. В далеком 1953 году люди рыдали потому, что они боялись: как они теперь будут жить без Вождя. А после залихватского правления «Хруща», казалось, что хуже уже не будет (лишь бы не было войны, как было модно говорить в тот время). И опять же о настроении взрослых, а, значит, где-то и нас, детей, хорошо может рассказать такой политический анекдот осени 1964 года:
«Армянское радио спрашивают:
– Как советский народ будет жить после снятия с должности премьер-министра
Никиты Хрущева?
Ответ:
– По-Брежневу, по-Брежневу».
Вдумайтесь, молодые, в глубокую мудрость этой типично русской, российской, советской шутки. Наши родители, зрелые люди, понимали, что и после смены лидера КПСС в Кремле все в нашей политической, экономической и социальной жизни будет по-прежнему. Но, как оказалось, «все, да не совсем все»… Ведь годы правления Хрущева стали для сверстников Моего Поколения первыми осознанными разочарованиями во власти, точнее в ее лидерах. В дальнейшем, с периодом нашего взросления, еще ни один раз мне и моим сверстникам придется убедиться в том, что люди, призванные управлять страной и нами, ее гражданами, не будут оправдывать наших ожиданий.
Куба – остров Свободы
Куба – любовь моя!
Остров зари багровой…
Песня летит, над планетой звеня:
«Куба – любовь моя!»
С. Гребенников, Н. Добронравов
«Куба – остров свободы». Под такими заголовками в 1959 году выходили передо-
вицы газет «Правда», «Известия» «Труд», «Советская Россия», ведущих газет СССР.
1 января 1959 года на далеком острове Куба в Карибском море у берегов США был свергнут проамериканский диктатор Батиста, и власть на острове перешла в руки кубинского народа. Фраза, которой я начал эту главу, получилась у меня вполне в духе официальной советской журналистики того времени. Ведь сейчас, по прошествии пятидесяти с лишним лет, многие события на Кубе и вокруг нее видятся совсем- совсем в другом свете, чем тогда…
А в те годы, когда начинала рушиться капиталистическая колониальная система, и десятки стран Азии и Африки стали провозглашать свою независимость от своих империалистических метрополий, революция на Кубе (так в СССР называли пере- ворот 1 января 1959 года) имела огромное значение в расстановке сил между Востоком и Западом.
Советский Союз и его лидер, Никита Сергеевич Хрущев, сразу же и безоговорочно поддержали революционную Кубу и ее лидера – Фиделя Кастро. За очень короткий срок, благодаря газетной пропаганде, советские люди узнали, как революционные повстанцы под руководством Фиделя в течение нескольких лет вели революционную партизанскую войну против кровавого диктатора Батисты, скрываясь в горах Сьерра-Маэстра. Их называли «барбудос» (по-испански «бородатые»), поскольку все сторонники Фиделя дали клятву не бриться до тех пор, пока не свергнут ненавистный режим Батисты, поддерживаемый американским капиталом и военной помощью янки.
Не помню точной даты визита Фиделя Кастро и его соратников в Советский Союз, но когда он состоялся, и его итоги показывали по телевидению и в кинохронике, то все советские люди, включая нас, школьников, были просто восхищены этими молодыми, бородатыми и белозубыми латиноамериканцами, готовыми «воевать до победы с американским империализмом» и рассчитывавшими (небезосновательно) на экономическую и финансовую помощь первого в мире государства рабочих и крестьян. И эта помощь была оказана типично по-русски – со всей широтой и масштабом.
За какие-то два-три года в СССР были выпущены десятки книг и брошюр о революционной Кубе. На киноэкраны страны вышел художественно-публицистический фильм «Я – Куба», снятый знаменитым режиссером, Михаилом Калатозовым, по- ставившим «Летят журавли» и «Неотправленное письмо».
Мы, дети, с восторгом смотрели «детский детектив» «Черная чайка», снятый на киностудии «Ленфильм» в 1962 году, где одни из своих первых (отрицательных) ролей сыграли ставшие впоследствии знаменитыми артистами Сергей Юрский и Игорь Дмитриев. Фильм показывал повседневную жизнь революционной Кубы. Кубинцы пытались строить новую жизнь, а американцы стремились задушить революционные завоевания на Кубе, готовя террористические акции. Мы, советские мальчики и девочки, захлебывались от справедливого гнева в отношении «подлых американцев», стрелявших из самолетов по кубинским детям и убившим 1 сентября учительницу, маму главного героя фильма, подростка Маноло…
Не случайно, что после этого кинофильма знаменитый «Завод пластмассовых детских игрушек имени «Комсомольской правды» выпустил пластмассовую куклу де- вочки, с черными волосами, покрытыми «кубинским» беретом. Имя этой куклы совпадало с имением погибшей в фильме героини – Панчита.
Кстати, о беретах. Я, кажется, уже писал о том, что в нашей новой школьной форме, пришедшей на смену гимнастеркам, в качестве головного убора был предложен берет – столь любимый кубинскими солдатами «барбудос». А кубинцы, молодые, белозубые, улыбчивые, тысячами начавшие приезжать в СССР на учебу, не могли не восхищать. Они были доброжелательны, излучали потрясающую латиноамериканскую энергию, любили музыку и танцы. Не случайно и в Москве и в Ленинграде были открыты средние школы с углубленным изучением испанского языка. Кубинская народная песня «Гуантанамера» звучала из всех радиоприемников. Но еще чаще и громче звучала песня в исполнении совсем еще молодого Иосифа Кобзона
«Куба– любовь моя» на музыку А. Пахмутовой, слова которой я процитировал в эпи-
графе к этой главе:
«Слышишь чеканный шаг?
Это идут «барбудос».
Небо над ними, как огненный стяг.
Слышишь чеканный шаг?»
А сам «марш барбудос» на типично кубинскую музыку? Он не мог не «заводить»:
«Шагайте, кубинцы,
Нам будет счастье Родины наградой!
Народа любимцы
И верные республики сыны.
Нам рабства не надо,
Мы гневом и решимостью полны. Мы против власти беспощадной И чужеземной своры жадной
Подняли знамя священной войны!»
Куба стала получать колоссальную материальную и финансовую помощь Со- ветского Союза. Не могу привести цифр, не располагаю данными, в какие миллионы долларов обходилась Советскому Союзу Куба, а также помощь многочислен- ным освободившимся от колониального гнета странам Азии, Африки и Латинской Америки. Но мы продолжали помогать всем тем странам, кто был в конфронтации с США, и заявляли о своей социалистической ориентации.
Думаю, что если бы все денежные средства, ушедшие на Кубу, в Африку, а также на разгоревшийся конфликт с Китаем, в начале-середине 60-годов были пущены в промышленность и сельское хозяйство и реализовались в продуктах питания и товарах народного потребления, то, возможно, в 1980 году в СССР, действительно, мог- ли бы построить какую-нибудь «первую ступень» Коммунизма.
Это конечно, шутка. Но я хорошо, осознанно помню, что уже через десять лет после революции на Кубе, когда прошла эйфория от первых революционных успехов на «острове Свободы», когда многие советские люди увидели, как злоупотребля- ют нашей помощью, «подставляя» СССР наши африканские союзники, резко изменилось отношение рядовых людей к так называемой «советской братской помощи». И уже в 1964 году, сразу же после снятия с должности Генерального секретаря Н.С. Хрущева, когда еще не был забыт «сахарный» и «хлебный» кризисы, в народе появилась злая и не вполне цензурная частушка на мотив той самой песни «Куба – лю- бовь моя»:
«Куба, отдай наш хлеб!
Куба, возьми свой сахар!
Видишь, Хрущева у нас уже нет.
Куба, пошлы ты ……..!!!»
Но это все: разочарование от кубинцев, злость на Кубу и на Хрущева из-за хлеб- ного, сахарного и табачного кризисов, будут позже. А тогда, в 1959-1960 годах Советский Союз «поставил на Кубу». Или как сказали бы политологи, которых сейчас развелось немерено: «решил разыграть Кубинскую карту». Я не политолог. Но тоже умею думать, собирать и анализировать информацию. К тому же я жил в то время, и хорошо помню его, еще сохранив в памяти мелкие, но очень важные детали, мгновения Времени.
Ведь 18 сентября 1959 года наш премьер-министр и Первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев обратился к Генеральной ассамблее ООН с уникальным предложением о глобальном разоружении, в особенности между СССР и США. Эта инициатива в те годы была широко известна в СССР «простым» людям. Я помню, как мы, первоклашки, обсуждали между собой явно услышанную от старших братьев и отцов информацию: «Мы можем уничтожить Америку 12 раз, а они нас больше: 16 раз. Но, какая разница? Кто же в этой ядерной войне сможет выжить?»
Мы, советские люди того времени, не испытывали какой-то истерики от ожида- ния ядерной войны, хотя на генетическом уровне после всех ужасов Великой Отечественной это должно было оставаться у наших родителей. Мы, советские люди, по-настоящему были уверены в завтрашнем дне, твердо зная, что политика нашей партии, нашего правительства не допустит никаких опасных авантюр. Это у них в США первый в истории Штатов министр обороны Джеймс Форрестел, принявший присягу в 1947 году, уже в 1949 в истерике выбросился из окна с криком «Русские идут». А наши министры обороны – это маршалы, закаленные в горниле Великой Отечественной войны. И мы, и наши родители, конечно, не знали, что наши советские ядерные ракеты уже тайно везуться по морю на остров Свободы, и что до знаменитого «Карибского кризиса», когда мир будет стоять на грани ядерной войны, оставались считанные месяцы…
О том, как формировался «Карибский кризис», мы, представители Моего Поколения, да и наши родители узнали, конечно, позже. Да и то далеко не в полном объеме. Я не историк, поэтому не берусь судить, лично Хрущев принял решения разместить наши ядерные ракеты на Кубе или за это несет ответственность кто-то из членов Политбюро. Уже через несколько дней после «противостояния» наших атомных подводных лодок и американских крейсеров, все советские люди обсуждали следующее.
С 14 октября 1962 года американцы объявили о блокаде Кубы, имея точную разведывательную информацию о том, что советские торговые корабли везут на остров Свободы ядерные заряды для советских ракет, размещенных на острове в августе
1962 года. Одновременно наша разведка получила данные, что американцы готовят вооруженное вторжение на Кубу. В один из дней этой блокады острова, осуществлявшейся по личному приказу президента США Джона Кеннеди, караван советских сухогрузов, следовавший в Гавану, был встречен в Карибском море американскими крейсерами и эсминцами. Американцы приказали нашим кораблям оста- новиться для досмотра имевшегося у них на борту груза. Наши стали запрашивать Москву о том, как им действовать, ведь в трюмах был, естественно, военный стратегический груз.
По линии Министерства обороны СССР прошла команда, и… рядом с нашими торговыми судами всплыли две советские атомные подводные лодки, которые на- вели свои ядерные торпеды на американские корабли. Теперь уже наступила очередь американцев запрашивать свое командование о своих действиях в этой кризисной ситуации. Не знаю в деталях, так ли было на самом деле, но (мы были уверены в правдивости своей информации), американское командование дало команду своим кораблям «пропустить русских», чтобы избежать вооруженного, возможно даже ядерного столкновения. И мы, пацаны, и наши родители с гордостью рассматривали разрешение этого конфликта как «нашу Победу». Американцы испугались, они уступили нам! Но каковы будут последствия этого кризиса, и как будет подхлестнуть после него гонка ядерных вооружений, мы, признаюсь честно, не задумывались.
Я очень хорошо помню вечер 27 октября 1962 года, когда над Кубой был сбит американский самолет-шпион, и весь мир ожидал американского авиационного удара по Кубе, по «острову Свободы», на котором уже находилось советское ядерное вооружение. Я помню вечер этого дня в деталях. Вся наша семья сидела перед телевизором КВН. Мы смотрели по телевизору по единственной в то время государственной программе итальянский фильм «Все по домам» (режиссер Л. Коменчини,
1960 год) с замечательным актером Альберто Сорди в главной роли. Символично, что кинофильм был посвящен событиям конца второй мировой войны в Италии. Главный герой фильма, офицер (А. Сорди) и его ординарец сержант Чикарелли мечтали о том, когда же, наконец, закончится война, и они, военнослужащие, смогут
«уйти по домам».
Фильм, жанр которого можно определить как трагикомедию, увлекал, и уже подходил к концу, когда неожиданно демонстрация фильма была прервана на середине эпизода, когда сержант Чикарелли лежал раненый под обстрелом американских пехотинцев, а герой А. Сорди пытался своими криками вывести Чикарелли из-под огня. Я уже скоро пятьдесят лет так и не знаю судьбы симпатичного, доброго сер- жанта Чикарелли, хотя умом и интуицией подростка я понимал, что ему не выжить под этим страшным обстрелом…
Фильм был прерван на полукадре, на экране телевизора появилась заставка «Интервидение» на фоне Кремля. Такие заставки появлялись в те годы, когда СССР сообщал всему миру об очередном успехе советской науки в освоении космоса. Имен- но после таких заставок диктор Балашов сообщал советским гражданам о запуске в космос очередного космического корабля «Восток» с космонавтами на борту. Здесь же информация была другого содержания.
С первых же фраз диктора и по его внешнему виду стало понятно, что происходит нечто чрезвычайное важное и… страшное. В Карибском море под прицелами друг друга стоят «наши» и «их» корабли. Никогда не забуду истошного крика мамы, обращенного к отцу: «Костя! Неужели война?!» Из отцовского ответа, где были разные, в том числе очень жесткие слова, я помню два главных: «Не каркай!!!» Телевизионный диктор жестко заявлял позицию советского правительства, обвинявшую США в незаконной блокаде Кубы, являющейся союзником СССР.
После этого ближайшие два или три дня по радио и телевидению передавали сообщения и комментарии, из которых нам становилось ясно: только личные телефонные переговоры, на которые с обеих сторон пошли Президент США Д. Кеннеди и советский премьер-министр Н. Хрущев, остановили возможное применение с обеих сторон оружия, в том числе, ядерного. Мир был на волосок от ядерной войны, может быть, на волосок от уничтожения всего живого на планете. Личную роль Хрущева и Кеннеди в этом вопросе невозможно переоценить. Вот почему в моей семье, думаю, и во многих других семьях в СССР, очень близко к сердцу восприняли известие об убийстве в Далласе Джона Фицжеральда Кеннеди…
Потом, уже осенью 1963 года мы переживали за выборы в США! Нам так хотелось, чтобы был выбран более предсказуемый и, на первый взгляд, понятный бывший вице президент Линдон Джонсон, продолжавший после смерти Кеннеди переговоры по урегулированию «Карибского кризиса» и налаживанию отношений с СССР. И мы ни в коем случае не хотели, чтобы президентом США стал «ястреб» Барри Голдуотер, грозивший всем коммунистам всевозможными карами, вплоть до уничтожения социалистических стран.
Сейчас, когда я вижу по ТВ в различных телепередачах разного рода млечиных, сванидзе, быковых и венедиктовых, пытающихся, нет, озлобленно перевирающих нашу историю, я всегда вспоминаю этот материнский крик: «Костя! Неужели война?!» Я никогда не соглашусь с вышеуказанными господами, временно проживающими на территории оккупированной ими России, заявляющими, что «советские люди были так оболванены коммунистической партией, что им все было безразлично,«лишь бы не было войны». Такое могут говорить лишь люди, чьи родители, действительно не испытали страшных лишений войны, и не осознавали, какой ценой достигается тот самый долгожданный и так дорого доставшийся нам мир…
«Карибский кризис» был успешно преодолен, но Куба продолжала еще на многие годы оставаться для нас, для Советского Союза, большой статьей расходов в государственном бюджете. Мы везли на Кубу станки, бензин, оборудование, продовольствие. Кубинцы по сути бесплатно учились в СССР в Университете имени Патриса Лумумбы, военных училищах. Спортсменов социалистической Кубы выезжали тренировать лучшие советские спортивные специалисты. И кубинцы показали себя хорошими учениками, они «умели учиться»: кубинские баскетболисты и волейболисты очень скоро вошли в элиту мирового спорта. Наш ровесник Теофило Стивенсон (1952 г. рожд.), боксер-тяжеловес, стал трехкратным олимпийским чемпионом, на долгие годы отобрав первенство в этой престижной весовой категории у нас, у его советских учителей.
Взамен на обильную финансовую и материальную помощь Куба могла ответить поставками… тростникового сахара. Этот сахар, стоивший в магазинах столько же, сколько и наш (из сахарной свеклы) был более желтым по цвету и… менее сладким. Поэтому популярности у советских домохозяек кубинский сахар не получил. Да еще
«от Кубы» советские люди где-то с 70-х годов начали получать профсоюзные путевки для отдыха на Гаванских пляжах, продававшихся существенно ниже их реальной себестоимости. Но такими путевками могло воспользоваться достаточно ограничен- ное число людей. Да и не очень-то было выгодно нашим властям демонстрировать советским гражданам достижения социализма «по-кубински».
Сочетание бывшего блеска и нынешней нищеты и уравниловки было далеко не в пользу нашей социалистической идеологии. Да, и кубинцы, увиденные не через экраны телевизоров, а «живьем» выглядели немного другими. Помню, как рассказывал мне в университете мой однокашник студент-филолог: «Кубинцы готовы легко и с радостью воевать, даже отдать жизни за Фиделя и Кубу; готовы без устали петь, танцевать без отдыха, выступать на митинга. А вот работать, трудиться, они не очень-то любят».
И все-таки до начала 90-х годов прошлого века, практически на тридцать с лиш- ним лет, Куба была союзником СССР и России. До тех пор, пока существовал Союз Советских Социалистических Республик. С развалом СССР наша новая Россия потеряла на Кубе все: и военные базы, и политический и дипломатический авторитет, а также влияние в этом важном в геополитическом плане регионе.
Вечно молодой и энергичный Фидель Кастро стал глубоким, больным стариком. Но все равно, Куба для меня и сверстников Моего Поколения остается в памяти радостной музыкой молодости, оптимизма надежды. Куба – любовь моя. Может, я еще сумею на старости лет побывать на острове Свободы?
Первый раз в первый класс. Год 1959
В первый погожий сентябрьский денек Робко входил я под школьные своды. Первый учебник и первый урок –
Так начинаются школьные годы.
Евг. Долматовский
Сверстники Моего Поколения были, кажется, последними из числа первоклассников, кто еще застал «старую», почти что гимназическую форму. Эта форма состояла из серых брюк-клеш и гимнастерки такого же цвета с белым пришивным воротничком, которая подпоясывалась ремнем из кожи (или кожзаменителя) с большой металлической бляхой. На голову было положено надевать серую фуражку с черным лакированным козырьком. Пуговицы на гимнастерке вдоль ворота были из желтого блестящего металла, и это делало нашу школьную форму очень схожей с военной, чем мы, мальчишки, очень и очень гордились. Девчонки носи- ли коричневые юбочки, белые кофточки, на которые одевался фартук. В повседнев- ной жизни он был черного или коричневого цветов, а по праздникам фартук был торжественно-белым.
Эту форму мы носили, если мне не изменяет память, до 1961 года, когда школьная форма претерпела большие изменения. Вместо полувоенных гимнастерок у мальчиков появились костюмы, состоящие из пиджака и брюк, а вместо почти армейской фуражки на голове было положено носить берет! Эти береты в то время «со страшной силой» вошли в моду, но не от Франции, которая, кажется, была родиной этих головных уборов, а от свободолюбивой Кубы, на которой только-только произошла социалистическая революция. А все солдаты Острова Свободы носили на головах береты!
Не могу не вспомнить еще один важный атрибут нашей первой школьной формы,
который был исключительно популярен в то время. Это… нарукавники. Они официально не входили в школьную форму, но изготавливались кустарным способом нашими мамами и бабушками или по их заказу шились профессиональными портными. Это приспособление из плотной ткани, как правило, черного цвета, имело резинки, которые и фиксировали нарукавники на наших локтевых сгибах. Цель использования нарукавников была предельно проста: сохранить наши гимнастерки от протирания на локтях до дыр, что было весьма нередким явлением.
О, как я стеснялся, как не любил свои нарукавники! Но я был вынужден их носить, потому, что мои родители рассчитывали на то, что моя школьная форма будет мне «впору» первые два года моей учебы в школе. Поэтому мои брюки и рукава гимнастерки подшивали, чтобы через год, когда я подрасту, их было можно «отпустить». Думаю, что через такие же «процедуры» прошли тысячи моих сверстников, которые, также как и я, пришли в первый класс 1 сентября 1959 года.
В то время мода на ранцы, которыми до революции активно использовались гимназистами, была давно забыта. Только в 80-е – 90-е годы эта мода вернется. В наши школы мы ходили с портфелями, изготавливающими из кожзаменителя, держа их за толстые ручки, крепко-накрепко прикрепленные к металлической планке портфеля специальными заклепками. Как же было удобно, благодаря этому изобретению, при помощи портфеля, хорошо набитого тяжелыми книжками и тетрадями, наносить удары по голове и туловищу своим школьным обидчикам! Да. В наши годы было принято драться портфелями. Может именно из-за этого годы спустя наши
«партия и правительство» заменили портфели более удобными и полезными для формирования осанки ребенка ранцами. Но… я не помню, чтобы мой старший сын Максим, 1974 года рождения, дрался при помощи ранца. И не помню, чтобы он, учившийся в школе с 1981 по 1991 годы, ездил на своем ранце зимой с ледяной горки. А для нас, для всех моих сверстников катание зимой с горки на школьном портфеле было обычным занятием!
И еще один непременный атрибут школьной формы я должен упомянуть для полноты и объективности моих воспоминаний. Это – матерчатые мешки с затягивающимися шнурками, в которые мы укладывали… сменную обувь. Сейчас, десятилетия спустя после окончания школы, я, как и все мои сверстники, несомненно, осознал необходимость «сменки». Но тогда, в наши «школьные годы чудесные», не только я, но, уверен, миллионы школьников ненавидели эти матерчатые мешки и необходимость носить их с собой в школу.
Кажется, выглянув в окно, я вижу себя самого: невысокого худенького парнишку в большой серой фуражке, несущего тяжелый, набитый учебниками зеленый портфель и с огромной неохотой тянущего за спиной большой матерчатый мешок со сменной обувью – дурацкими войлочными тапками. Этих войлочных тапок и этого матерчатого мешка я, как и многие мои ровесники, очень стеснялся. Сейчас, в эпоху изобилия полиэтиленовых пакетов и наличия дешевых полуботинок проблема сменной обуви перестала быть для школьников острой и актуальной. А ведь я со своими школьными друзьями уже в выпускном десятом классе, ставя на сцене пародийный спектакль о ковбоях и индейцах, не мог не выразить своей критики в адрес директора школы жесткого поборника сменной обуви. Индейцы, обращаясь к вождю, падали на колени и, вздымая руки к небу, кричали: «О, великий индейский вождь Неси; Мешки;!» Эта фраза вызывала дикий хохот школьников и... ужасное негодование директора школы.
Когда 1 сентября 1959 года миллионы моих ровесников стояли на торжественных линейках в честь начала нового учебного года, мы были очень похожи на… абсолютно одинаковые металлические винтики. Все были одинаково одеты. В наших портфелях были одинаковые линейки, карандаши, стирательные резинки и тетради в косую линейку и в клетку, стоимостью 2 копейки каждая. Мы не чувствовали, не ви- дели, не могли видеть никакого социального неравенства (поскольку его в то время, действительно, не было). Ведь даже букеты цветов практически у всех были одинаковыми. Это были уже отходившие гладиолусы и цветущие всеми цветами пышные георгины, срезанные на своих скромных садовых участках или купленные за копейки у бабушек-старушек.
Я вспоминаю 1 сентября 1992 года в одной из хороших, добротных школ Петроградского района, где мне пришлось побывать по долгу службы в качестве государственного чиновника районного масштаба. Торжественную линейку школы с посвящением в первоклассники решили провести в Доме культуры имени Шелгунова. У детей в этот период уже не было школьной формы, и первоклассники были одеты, кто во что горазд. Дети шли парами, держась за руки, неся в свободной руке букеты цветов. Учительница, идя впереди, держала за руку щегольски одетого в фирменный спортивный костюм «Адидас» мальчика, жующего жевательную резинку. В его руке был очень дорогой букет цветов из числа тех «шикарных» букетов, которые только-только стали появляться в цветочной фирме «Оранж».
По другую сторону от учительницы шла очень скромно одетая девочка в корректирующих зрение очках, с таким же, как она сама, скромным букетиком садовых домашних гладиолусов. Как же эта девочка была рада избавиться от своего букета, меркнущего на фоне «букетища» Нового Русского Первоклассника, когда мудрая учительница попросила: «Леночка, вручи букет дяде начальнику». А когда всех первоклашек вывели на сцену, то эта скромно одетая девочка старалась закрыть ладошкой следы штопки на своих колготках… Ну, а мальчик в «Адидасе» чувствовал себя героем положения, показывая со сцены большой палец своим новорусским родителям, снимавшим церемонию на очень редкую в то время видеокамеру.
Тогда после этой встречи я долго размышлял о социальном неравенстве этих первоклассников и думал о том, каким будет их будущее.
Как же я был обрадован восемь лет спустя, когда на финальной части творческого конкурса «Европа в школе» я увидел ту самую девочку, вдохновенно читавшую стихи собственного сочинения, посвященные Великой Отечественной войне. На глазах у де- вочки по-прежнему были очки, правда, уже немного поизящнее. И одета она была не слишком ярко, но уже не так, как прежде, явственно бедно. Рядом не было, не могло быть мальчика в «Адидасе», чувствующего в том 1992 году свое материальное превосходство. Эта девочка была прекрасной и счастливой, получая из рук городских и районных чиновников свой заслуженный почетный диплом. В то время, и особенно явственно сейчас, я думаю о том, что ее родители могли быть моими сверстниками, представителями Моего Поколения. Я верю, нет, я уверен, что у этой девочки будет хорошее, успешное будущее. Пусть даже не благодаря, пусть вопреки…
Ну, а наше будущее, будущее первоклассников 1959 года, было абсолютно ясным и безоблачным. Как бы бедно и скромно мы ни жили, мы были уверены, что живем в самой справедливой, самой замечательной стране в мире, в которой «человек проходит, как хозяин, необъятной Родины своей». Мы, действительно, не знали других стран, «где так вольно дышит человек», даже если вместо «покупных», магазинных палочек для устного счета нам приходилось использовать… спички. Прав- да, предварительно (под контролем взрослых), срезав с них серные головки, чтобы соблюсти все необходимые требования противопожарной безопасности в школе. А раскладывались эти спички-палочки по тем же коробкам из-под спичек, которые об- клеивались цветной бумагой таким образом, чтобы получались своеобразные само- дельные пеналы.
В других, деревянных («покупных») пеналах обязательно хранились: «простые карандаши», перьевая ручка «вставочка» и две стиральных резинки: белая и красная. Нынешнее поколение школьников и студентов, выросшее в условиях изобилия импортных ластиков, даже понятия не имеет, что была когда-то «красная стирательная резинка», которой можно было стирать записи, сделанные чернилами. Какие дырки делала эта «стиралка» в наших дневниках и тетрадях, когда мы пытались стереть свои «двойки», желая уберечься от родительского гнева!
Мы начинали писать карандашами и очень долго нас «не подпускали» к ручкам, в которые вставлялись металлические перья, имевшие свои номера: 1-й, 2-й, 3-й. По номерам отличалась тонкость письма и нажима, которые отрабатывались по специальным «прописям» на уроках нелюбимого мною в детстве «чистописания». Но бла- годаря этому «чистописанию», скрупулезности и беззаветной заботе наших учителей, Мое Поколение, и еще некоторые, кто пришел в школу позже нас, имеет более- менее нормальные, разборчивые почерка. Отмена «прописей», уроков «чистописания», где мы в начале под наклоном писали палочки и крючочки, и только затем буквы, да еще разрешение писать шариковыми ручками, поставили крест на старой доброй традиции русского каллиграфического письма.
Школьники стали писать «как курица лапой походила». Для нас, родившихся в
1952 году, эта фраза, сказанная учителем, была самой обидной. А уже мой старший сын Максим, 1974 года рождения, не имел ни малейшего представления, ни о «чистописании», ни о вырабатывании почерка. Я уже не говорю о младших сыновьях, пошедших в школу уже в ХХI веке в 2001 году! Думаю, что мы дождемся времени, когда, благодаря нашим министрам образования (Господи, дай здоровья и другой де- нежной работы Андрею Фурсенко!), увидим поколение, которое будет уметь только печатать на компьютере, и совершенно не будет уметь писать от руки!!!
И я, и другие мальчишки-ровесники зачастую ходили с руками, измазанными фиолетовыми чернилами. Даже лица подчас были у нас в чернильных пятнах. Ведь на старомодных партах с открывающимися крышками чернильницы были вделаны в столешницу, чернила в которых так часто проливались от наших шалостей и забав! Вот с чернильницами-непроливашками было совсем другое дело. Конструкция этих чернильниц была такой, что чернила из них можно было пролить, только если их специально «вытрясать». При простых наклонах и даже при переворачивании «непроливайки», например, внутри портфеля, чернила оставались внутри этого хитрого сосуда. Чернила продавались в больших бутылках где-то примерно по 250 миллилитров и обладали неповторимым сильным химическим запахом.
От того, что мы очень сильно зажимали ручки и карандаши в наших пальцах правой руки (левой писать было запрещено, всех левшей переучивали под правую), наши пальцы очень сильно уставали и даже начинали болеть. Тогда наши учителя, точнее, наши замечательные учительницы начальных классов объявляли трехминутный перерыв. Мы откладывали карандаши или ручки-вставочки в специальную лунку на столешнице парт, поднимали ладони вверх, растопыривая пальцы, и вместе с учительницей хором произносили, как своеобразную молитву: «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали. Мы немного отдохнем и опять писать начнем!» При этом мы делали круговые движения кистями ладоней, а также сжимали и разжима- ли «наши пальчики», восстанавливая в них кровообращение.
Господи! Как это простое, нехитрое упражнение радовало нас и сплачивало наш детский коллектив. Кстати, о сплочении коллектива и его формировании. Этой задаче уделялось очень большое внимание. Буквально с первых дней учебы в первом классе наши классные руководители, преподававшие абсолютно все предметы,* включая и физкультуру, искали среди нас лидеров.
Уже в первом и втором классах у каждого преподавателя появлялся свой «актив»: санитары, староста, командиры октябрятских звездочек. Да, да, дорогие молодые читатели! Кроме пресловутых пионеров, о которых нынешнее молодое поколение имеет весьма превратное и не очень-то вразумительное представление, были еще и
«октябрята», о которых хорошо пелось в словах «октябрятской песни»:
«Нам, веселым октябрятам
От восьми до десяти.
И дружнее нас, пожалуй, В целом свете не найти. Припев:
Кто идет? Мы идем –
Дружные ребята.
Кто поет? Мы поем –
Октябрята!!!»
*Исключением были уроки пения и рисования, которые вели отдельные педагоги. Позднее в наших школах появились преподаватели физического труда, обучавшие школьников слесарному и столярному ремеслу. (Примечание автора).
Октябрята носили на своей школьной форме очень симпатичные значки в виде красной пятиконечной звездочки, внутри которой было изображение молодого Володи Ульянова (Ленина). Класс делился на «звездочки», состоявшие из пяти человек. Старшим в «звездочке» был «командир». И он, этот мальчик или она (девочка), уже в восемь лет начинали нести ответственность за своих сверстников.
А еще в классе был староста. Эту должность с издевкой называли словами известной классической комедии: «Слуга двух господ». Этот ученик помогал учителю вести учет посещаемости школы одноклассниками, помогал вести классный журнал («Проклятая книга») и контролировал ежедневную работу дежурных по классу. Да, да! Практически каждый ученик или ученица должны были пройти через это «разовое» общественное поручение: проверить наличие мела на классной доске, намочить тряпку для стирания записей (и самому стереть с доски сделанные мелом записи после урока), удалить (выгнать) всех учеников из класса на перемене, успев открыть окна или фрамуги, чтобы проветрить помещение… Да мало ли еще какие функции можно было возложить на дежурного по классу? Дежурные по классу (а были еще дежурные по школе, в основном следившие за порядком на переменах) имели знак отличия: красную нарукавную повязку.
Когда в третьем классе мы все, практически поголовно, становились пионерами, у нас появлялась новая «пионерская бюрократия»: председатель совета отряда и члены совета отряда. Но об этом я расскажу в отдельной главе. Сейчас, по прошествии более пятидесяти лет, имея опыт обучения и воспитания троих сыновей, двух племянников и племянницы, я вынужден констатировать: вся эта «бюрократия» и кажущаяся «заорганизованность» была направлена на то, чтобы вырабатывать в детях, в школьниках, максимальную самостоятельность и ответственность за порученное дело. Она воспитывала умение спрашивать с «подчиненных» и заставлять (по- нуждать) выполнять общие решения, своего рода «генеральную линию».
Ведь даже простой санитар, проверяя перед входом в класс или в столовую чистоту рук своих товарищей, мог (и должен был) заставить пойти вымыть руки тех, у кого они были грязными. Да, кстати, и дежурства по столовой учили нас, детей, спрашивать не только со своих сверстников, но и со старшеклассников. Хотя очень часто старшеклассники, не желая слушать «малявок», могли и не подчиниться «законным требованиям», и даже по затылку шлепнуть. Но горе было тому старшекласснику, нарушившему порядок, о котором дежурный-младшеклассник доложил бы завучу или директору школы.
Я уже отметил, что нашими первыми учителями начальной школы были практически на сто процентов женщины. Как правило, среднего возраста или пожилые с большим опытом работы в школе, но далеко не всегда с дипломами о высшем образовании. Поколение более молодых учителей, закончивших педагогические ВУЗы, начали приходить в школы где-то в начале 60-х годов. Я хорошо помню, как наша первая учительница Анна Дмитриевна Шахова, женщина потрясающей доброты и долготерпения, была вынуждена уйти воспитателем в детский сад, поскольку не имела диплома о высшем образовании, закончив еще в довоенные годы педагогическое училище. С такими учителями, как Анна Дмитриевна, способными без раздражения об- учить, научить, убедить любого «тупоумного», шалопая и даже очевидного хулигана, ушла целая учительская эпоха. Эпоха практической дидактики и умения дойти до каждого ученика. Видеть, понимать и знать каждый недостаток, каждую особенность (физическую или психическую) каждого ученика. Это при том, что наши учителя начальной школы преподавали в классах, в которых училось до сорока (!) человек. Мест в школах не хватало, детей нарождалось все больше и больше. Учеба во вторую смену была нормой во многих школах, где учились мои сверстники.
Не перестаю удивляться, как в не таком уж далеком 2001 году учительница моих сыновей-двойняшек, имея в классе всего восемнадцать человек, могла «не заметить» за сорок пять минут урока, что один из первоклассников ничего не пишет в тетради, забыв ручку и стесняясь попросить новую у педагога… Наша Анна Дмитриевна, стоя у доски спиной к классу, могла сделать замечание нашему хулигану Виктору Мисечко, дернувшего за косу свою соседку. Я уже не говорю о том, что молодая, образованная, амбициозная женщина не стеснялась наносить детям оскорбления, а родителям говорить циничные и неприятные оценки детей, что привело к
«восстанию» родителей, сделавших все, чтобы «сместить» нелюбимую учительницу. Но главное, и худшее, к чему привело обучение у такого дипломированного педагога, это то, что дети, пришедшие в школу с искренним желанием учиться, не только не стали коллективом, но и тихо возненавидели учебу, и школу. Наверное, не один я, а многие ровесники Моего Поколения могут привести подобного рода примеры, которые очень и очень разнятся с нашим социальным опытом обучения в школе в шестидесятых годах прошлого ХХ века.
Ну, конечно же, наши внуки и поздние дети совсем по-другому осваивают многие премудрости «обалдевания знаниями».* Мы учили и зубрили таблицу умноже- ния, хорошо умея умножать «в столбик», а они еще в детском саду научились пользоваться калькуляторами и даже компьютерами. Вот почему моим семнадцатилетним младшим сыновьям совсем не понятна фраза, которая была чрезвычайно популярна в мои школьные годы: «Знайте правила движения, как таблицу умножения». Нынешнее поколение первоклассников и старшеклассников не имеет устойчивых навыков письма от руки, почти на пятьдесят процентов являясь «дисграфиками». О всеобщей неграмотности «компьютерного поколения» я уже не хочу и говорить. Известная шутка «привед медвед» скажет гораздо больше чем мои рассуждения о недостатках современного образования.
Но я не ставлю перед собой цели «сравнительного анализа». Также как не хочу, не стремлюсь рисовать свое уже далекое детство только в розовых тонах. Цель моих воспоминаний, моей «попытки аналитического исследования», осознать для себя, своих сверстников и объяснить нынешним молодым, почему мы, рожденные в послевоенные годы, пережившие и хрущевский волюнтаризм и «брежневский застой»
* Фраза медвежонка Винни-Пуха из сказки А. Милна, сказанная о Кристофере Робине, который по-
шел в школу, чтобы «обалдевать знаниями». (Примечание автора).
и горбачевскую Перестройку и «лихие девяностые», продолжающие, несмотря ни на что жить и выживать сейчас, в «путинскую эпоху», были и остались такими, какие мы есть…
Ведь пройдет каких-то пять, максимум десять лет, и после естественного ухода из жизни военного поколения именно мы, Мое Поколение, останется носителем и хранителем старых советских ценностей, многие из которых уже больше четверти века с начала Перестройки пытаются извратить, оболгать, затоптать в грязь. Но в нас продолжают жить, впитанные с молоком наших матерей, воспитанные советской школой, комсомолом и коммунистической партией, идеалы Патриотизма, Справедливости, Доброты и Ответственности за свою работу и за людей. А также веры в Светлое Будущее для всех людей, а не только для олигархов и членов их семей.
«Времена не выбирают.
В них живут и умирают», –
так писал в своих стихах во времена нашей молодости поэт Александр Кушнер. И мне, и тысячам моих сверстников (интересно было бы знать статистику: сколько нас осталось в живых?) еще очень хочется пожить на этом свете, в этой стране. И, конечно же, нам вновь хотелось бы испытать те уникальные чувства уверенности в том, что мы живем в самой замечательной стране в мире, даже при условии, что у нас есть изобилие товаров, но нет денег для их приобретения, а не наоборот, как это было в годы нашего детства и юности.
Еще нам бы очень хотелось, чтобы наши внуки, те, кто по своему возрасту займут в будущем «командные высоты» в России и будут обеспечивать нашу старость, получили бы по-настоящему достойное образование и социальное воспитание. Как же нам, уже прожившим большую часть жизни, не горевать и не расстраиваться, видя, как сегодня упал уровень наших нынешних социальных педагогов, какими всегда были: воспитатели в детском саду, учителя начальных классов, сержанты и старшины в армии…
В нашем детстве, в нашей начальной школе, в головы и души Моего Поколения закладывались простые истины: уважение к старшим, стремление к знаниям, здоровый патриотизм. Этому способствовало абсолютно все – от учебников, до форм и методов работы детских организаций, наших детских игр и забав. Господи, как мне хочется найти подержать в руках, перелистать и перечитать учебник «Родная речь», который появлялся в те годы у каждого ученика, после того, как он заканчивал изу- чать «Букварь». Я даже помню, что у нас в школе был проведен «Праздник букваря», который «уступил свое место» «Родной речи», книге, которая открывала для нас, школьников начальных классов все богатства великой русской литературы.
Я до сих пор, кажется, помню запах типографской краски и клея, которыми пахла эта, действительно, «Русская речь». И как будто бы вижу на ее обложке репродукцию с картины И. Левитана, а также репродукции с картин художников-передвижников В. Сурикова, В. Васнецова, В. Серова, И. Шишкина. Первой басней, которую, мы
учили наизусть, была «Стрекоза и муравей» Ивана Крылова. Ее дидактическое содержание «на подкорке» входило в сознание сверстников Моего Поколения: «Ты все пела? Это дело… Так пойди же, попляши!» – так в нас формировалось отношение к труду и людям, не желавшим трудиться – тунеядцам. В начале 60-х годов Никита Хрущев и его команда поведет активную работу по борьбе с тунеядцами и асоциальными элементами.
Первым стихотворением о русской природе, которое нам прочитала вслух Анна Дмитриевна, было «Береза» Сергея Есенина, имя которого только – только начало возвращаться из забытья 30-х – 40-х годов:
«И стоит береза
В сонной тишине, И горят снежинки В золотом огне.
А заря, лениво Обходя кругом, Обсыпает ветки Новым серебром».
Нас учили запоминать наизусть и читать вслух «с выражением» такие стихи. То была прекрасная школа воспитания любви к русской поэзии, русской душе и родной природе.
К своему великому сожалению, ни у друзей, ни у букинистов, ни в фондах библиотеки я не смог найти «Родную речь» 1960 года издания. За последующие пятьдесят с лишним лет было издано столько новых учебников, что не сосчитаешь! Но я многое бы отдал за то, чтобы подержать в руках и перечитать строки того учебника, который сыграл огромную роль в моем воспитании и, убежден, в воспитании миллионов школьников Моего Поколения. Я заметил, что когда исчезли эти «старомодные» учебники и «хрестоматии по русской литературе», издававшиеся еще «Учпедгизом»; когда разрешили проводить конкурсы на учебники, в том числе издаваемые частными издательствами, то закончилась эпоха, когда наш народ называли «самым читающим народом в мире».
Не желая углубляться в полемику об учебных программах, фактически развали- вающих наше образование, отмечу лишь одно: нас постепенно, шаг за шагом «вели» к пониманию и осмыслению Великой Русской Литературы. От народных сказок, былин, басен, притч и стихов о природе нас постепенно подводили к осмысленному изучению классического русского литературного наследия, не путая «Бабеля с Бебелем», а «Гоголя с Гегелем», как это происходит последние годы. Ведь одновременное изучение в 11-м классе таких разных авторов, как А. Чехов, А. Горький, А. Солженицын, М. Булгаков, А. Куприн, В. Шаламов, А. Платонов, М. Шолохов ни к чему толковому кроме литературного винегрета в головах выпускников привести не могут! Особенно, если школьники по-настоящему не освоили достижения великой русской литературы ХIХ века, а во внеклассном чтении предпочитают гламурно рекламируемые детективы дашковых, устиновых, акуниных и издаваемые огромными тиражами дешевки-однодневки в жанре фэнтэзи» и «ужастиков».
Как я был поражен, увидев в Москве на Тверской улице в «Доме книги» издание какого-то незнакомого мне автора с аннотацией: «Ужастик для пятого класса». А еще книга (если только можно назвать книгой эту печатную белиберду) была снабжена надписью: «Прочел сам – передай товарищу». Это ли не печатная агитация за оболванивание нашего подрастающего поколения?
Ну, не буду по-стариковски брюзжать, а лучше вернусь к своим воспоминаниям о неповторимом и незабываемом детстве, о своем опыте учебы в начальной школе. В те годы, как мне помнится, почти не бывало «аномальных природных явлений». Лето было летом, а зима – зимой. Хотя однажды, где-то в 1963-1964 году мы встречали Новый год без снега, но это было редким исключением. Поэтому зимой в годы нашего детства было холодно и снежно. Температура -10, -15 градусов была абсолютно обычной и привычной. И мы не стеснялись ходить зимой в школу в валенках. Иногда когда бывали оттепели, или если мы ездили на поезде-паровозике в Ленинград, то на валенки надевались резиновые галоши, изготовленные на известной на весь Советский Союз фабрике резиновых обувных изделий «Красный треугольник», расположенной в Ленинграде на набережной Обводного канала.
А когда столбик термометра опускался до -25 градусов и ниже, то ученикам начальных классов можно было в школу не ходить: уроки отменялись. И мы, закутавшись потеплее, с радостью бежали на каток или на снежные горки, чтобы покататься на санках. Напрасно нам делали замечания наши учителя. Делая замечания, даже ругаясь, они потихоньку улыбались: дети оставались детьми и радовались любой возможности погулять и поиграть, а не сидеть часами напролет за партой, выводя палочки и крючочки и складывая непослушные цифры «столбиком».
И, все-таки, главным для школьников осталась учеба. Учеба, в которой надо было получать новые знания и получать за свою учебу (работу) отметки. Конечно, все хотели быть отличниками, чтобы получать только «пятерки» и «четверки». Даже закоренелые «двоечники», кричавшие о том, что «просто не хотят быть отличниками и пай-мальчиками», несомненно, хотели видеть в своих дневниках «пятерки». Но… Не у всех получалось учиться хорошо. Не всем, далеко не всем учеба давалась легко. Причем, как я припоминаю, многие из тех мальчишек кто в первом классе легко учился на «пятерки», будучи просто лучше подготовленным к школе, в дальнейшем, через три-четыре года становились «троечниками». И наоборот: те, кто трудно начи- нал, считая за благо для себя даже тройки, неожиданно проявлял вкус к учебе, «научившись учиться» и выбивался в отличники.
Именно такой путь «преодоления самого себя» пришлось пройти и мне. Моя учеба в первом классе начиналась очень и очень трудно. Чистописание, русский язык, физический труд (шитье и вышивка) шли у меня с большим трудом. Лишь по чтению и пению у меня были очевидные успехи. А вот по «письму»… Лишь в самом конце первого класса я получу первую «пятерку» за написание буквы «Ч». А ведь эта буква одна из последних в алфавите! Долго же мне пришлось со своим плохим почерком и очевидной дисграфией мучаться самому, мучить родителей и учительницу Анну Дмитриевну. Да и сейчас, по прошествии десятилетий, кажется, что я могу разборчиво и красиво написать только эту самую букву «Ч».
Но среди моих сверстников, действительно, попадались и двоечники, и шалопаи и хулиганы. Я вспомнил, что в те годы была в моде следующая аббревиатура, обозначающая отстающих школьников: «НУ» – нерадивый ученик; «ТВ» – трудновоспитуемый ученик и, самое обидное – «УО»: умственно отсталый. Конечно же,
«УО» – это был диагноз, но как часто мы, дети, иногда более жестокие, чем милосердные, дразнили этим коротким словом своих одноклассников, которые отвечали на такие дразнилки коротко и веско – кулаками. Мои бывшие одноклассники Виктор Мисечко (1952 г. рожд.) и Николай Волков (1951 г. рожд.), «Волчара» были драчунами и хулиганами, скорее, не от своей природы, а лишь потому, что учеба у них шла плохо, и они срывали свое зло на более успешных сверстниках, особенно из числа тех, кто становился «зазнайкой», хвастаясь своими успехами и хорошими отметками.
Таких зазнаек в наше время не любили. Думаю, не очень-то любят и в нынешнее время. Что же касается двоечников, то по стародавней традиции им, как и всем обиженным и осужденным на Руси, сочувствовали и, как могли, поддерживали. Если они не творили прямое зло и не бесчинствовали, давая волю своим кулакам. Такие
«тихие двоечники» зачастую становились классными любимцами, их поддержива-
ли и защищали.
Но Семья и Школа нацеливали нас, школьников-младшеклассников на «отличную учебу и примерное поведение». Ведь каждому из нас предстояло вступать в пионеры, а нам было хорошо известно: «Пионер – всем ребятам пример». А не быть пионером означало стать изгоем общества. Не случайно на фотографии нашего класса после вступления в пионеры я вижу двоечника Витю Мисечко с высоко поднятой головой. Как он был рад и счастлив, что ему не отказали в приеме в пионеры!
Мы – пионеры советской страны,
нас – миллионы
Как повяжешь галстук,
Береги его.
Он же с красным знаменем
Цвета одного.
Из пионерского стихотворения 60-х годов.
Когда пришло время вступать в пионеры мне и моим сверстникам, история пионерской организации в СССР насчитывала ни много, ни мало 40 лет!!! Организованная 19 мая 1921 года как альтернатива скаутскому движению, пионерская организация очень скоро стала одной из важных составляющих политической системы советского общества. Пионерская организация была призвана воспитывать юных патриотов своей страны, преданных идеалам Социализма – Коммунизма, готовящихся к вступлению в Комсомол, и к пополнению рядов Коммунистической партии.
Деятельность пионерской организации была обставлена определенными атрибутами и символикой. При вступлении в ряды юных пионеров давалась клятва, начинается словами: «Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину, жить и учиться, как завещал великий Ленин, как учит коммунистическая партия!»
Каждому пионеру при вступлении в пионерскую организацию его старший товарищ торжественно повязывал красный галстук, и юный ленинец отдавал пионерский салют в виде согнутой в локте руки, поднятой над головой. При этом пальцы кисти руки должны быть соединены вместе,что символизировало единство рабочих людей всех пяти континентов Земли. А кончики пальцев при отдаче салюта обяза- тельно должны быть выше лба пионера. Это символизировало, что пионер ставит общественные интересы выше личных.
Особо торжественным считалось быть принятым в пионеры (для Ленинграда) на легендарном корабле революции – крейсере «Аврора» или в музее Владимира Ильича Ленина, чье имя с 1924 года носила пионерская организация. А если тебе еще повязывал галстук ветеран Октябрьской революции и Гражданской войны… То такое событие в жизни подростка становилось незабываемым! Не могли не произвести впечатления на вновь обращенных «неофитов» и традиции торжественных пионерских «линеек» с выносом знамени пионерской организации под барабанную дробь и звуки пионерского горна.
Быть отрядным знаменосцем, горнистом или барабанщиком являлось высокой честью, которую следовало еще заслужить, а потом сохранить и поддерживать. Под впечатлением от популярного кинофильма 50-х годов «Судьба барабанщика», снятого по повести Аркадия Гайдара, я очень хотел стать барабанщиком. И был просто счастлив, когда в четвертом классе моя мечта сбылась: мне было оказано доверие нашей школьной старшей пионервожатой – я стал пионерским барабанщиком нашей школы.
Пионервожатые, отвечавшие за работу пионерских дружин, были в каждой школе, в каждом пионерском лагере (так в те годы назывались летние оздоровительные лагеря для детей и подростков). Была, естественно, и своя пионерская «бюрократия» на уровне классов, школ и даже районов. В классах и школах были звеньевые и советы пионерских дружин, возглавляемые председателями совета дружины. На уровне района была районная пионерская организация, подчинявшаяся, естествен- но, районному комитету ВЛКСМ.
На вершине этой иерархической пирамиды стоял Всесоюзный Совет Пионерской Организации (пионерских дружин). Кто и в каком составе туда входил, я не очень-то знаю, поскольку никаких высоких должностей, кроме школьного барабанщика и командира тимуровской команды я себе в те годы не снискал. Тимуровские команды начали создаваться по всей стране сразу же после выхода на экраны довоенного кинофильма по сценарию того же Гайдара «Тимур и его команда». Сильный и благородный Тимур вместе со своими друзьями, проживающими летом на дачах, собрал и организовал команду, помогающую семьям красноармейцев. При этом все добрые дела ребята делали скрытно, не желая афишировать свое благородство и бескорыстие.
Позднее Аркадий Гайдар в сценарии «Комендант снежной крепости» напишет о том, как благородное и искреннее начинание Тимура обросло бюрократически- ми крючками и проформами. Испытал на себе это отрицательное явление и члены нашей тимуровской команды. Искренний детский порыв – помогать старикам стала максимально «заорганизовывать» и переводить на «плановую основу» наша старшая пионервожатая, после чего искренний энтузиазм в руках умелого бюрократа начал быстро иссякать и превращаться в нудную, неинтересную обязаловку.
Я не претендую на изложение всей истории пионерской организации Советского Союза, а рассказываю потенциальному читателю только о том в пионерской жизни моих сверстников, что положительно (или отрицательно) сказалось на формировании наших характеров.
Сейчас в средствах массовой информации и в публикациях молодых доморощенных историков многое, почти все, что связано с жизнью Советского периода преподносится в негативном, «черном» цвете. Мои двойняшки сыновья, побывав в тринадцатилетнем возрасте музее-квартире Сергея Мироновича Кирова на Каменностровском проспекте со своим классом на выставке, посвященной истории пионерской организации в СССР, сделали из увиденного на экспозиции и услышанного от экскурсовода совершенно странные для меня выводы. Они рассказывали: «Папа! Мы теперь знаем, что пионеры были оболваненными людьми, одинаково одетыми, одинаково думавшими, ходившими по городу только строем под бой барабанов и музыку горна».
В ответ на попытки моей мудрой жены доказательно возразить, что это не так, сыновья наперебой стали рассказывать, что все пионеры были влюблены в тирана Сталина, и лишь нашлась горстка смелых пионеров, которые из рогаток разбили портрет Отца Народов и расшифровали слово СССР как «Смерть Сталина Спасет Россию». Каких усилий стоило моей жене, мне и даже очень пожилой теще пере- убедить сыновей-подростков, что «это было не так». Мои сыновья были поражены, и долго не могли поверить, что их папа и мама тоже были пионерами. И бабушка (о, как у них округлились глаза!) тоже была примерной пионеркой. А когда им сказали, что тогдашний президент России Владимир Путин, бесспорный авторитет тоже был пионером, у сыновей почти что наступил шок!
Не менее часа трое взрослых членов семьи на конкретных примерах из своей пионерской юности переубеждали современных школьников, что «пионер» – это не синоним слова «дебил», что пионеры массово «не сдавали в НКВД своих отцов», что быть пионером в те годы было совершенно естественно и почетно…
А когда я узнал от своих друзей-историков, что расшифровка аббревиатуры
«СССР» как «Смерть Сталина Спасет Россию» принадлежит идеологам РОА (Рус- ской Освободительной Армии) генерал-предателя Власова, мне пришлось проводить со своими сыновьями почти что двухчасовую лекцию о политической системе Советского Союза с разбором ее достоинств и недостатков. Выяснять и разбираться с тем, кто же «запудрил мозги» моим сыновьям я не стал. Мне и так были понятны политические и идеологические взгляды тех учителей, кто 1 сентября 2007 года повел наш класс на выставку, названную «За детство счастливое наше спасибо, родная страна!»
Я только сделал для себя и своих близких друзей неутешительный вывод: в современной России, потерявшей свою духовность и не имеющей никакой идеологии кроме идеологии гламура и «делания капиталов» любой ценой, все больше и больше вбивается клин между поколениями, усугубляющий вечный конфликт «отцов и детей».
Могу вспомнить, что наши отрядные сборы очень часто бывали скучными, проводившимися «для галочки». Но лично я ухитрялся не бояться высказывать на этих сборах вслух свое недовольство лидерам «пионерской бюрократии» нашего класса. Правда, это потом аукнулось мне при вступлении в комсомол, но об этом я расскажу попозже. С другой стороны, даже при всем однообразии и определенном формализме наглядной агитации того времени, галереи портретов пионеров-героев, имевшиеся в каждой школе, воспитывали в нас, пионерах 60-х годов прошлого века чувства патриотизма, преданности Родине и идеям социализма. Пионеры Марат Казей, Володя Дубинин, Леня Голиков, Валя Котик, погибшие на Великой Отечествен- ной войне как герои, защищали нашу советскую Родину, ее независимость, а, значит, обеспечивали наше будущее!
Любой из нас, пионеров, гордился этими людьми, хотел быть похожим на них. История с Павликом Морозовым была для нашего поколения все равно что «библейской». Мы много не понимали в свои девять-двенадцать лет о драмах и трагедиях коллективизации 30-х годов. Павлик Морозов, Павка, о котором мы смотрели фильмы и читали книги, в наших глазах был героем, а не в коем случае не предателем Иудой. Правда, кто такой Иуда Искариот мы в те годы с учетом антирелигиозной пропаганды не очень-то и знали.
Но мы видели, что для пионеров страны Советов партия и правительство построили тысячи дворцов и домов пионеров, а также пионерских лагерей в самых живописных уголках нашей страны, где подростки-пионеры могли за символическую плату и даже бесплатно отдыхать в период летних каникул. Я думаю, нет, я уверен, что 90-95 % школьников того времени бывали в пионерских лагерях. Сей- час, многие годы спустя, мои ровесники вспоминают те месяцы «пионерского лета» в качестве одного из лучших воспоминаний своей жизни. Сколько было найдено верных и преданных друзей в этих летних лагерях! Лично я не расставался с 1962 по 1985 год с моим другом Олегом Плисовым, с которым меня познакомил пионерлагерь завода «Вулкан». И только внезапная, трагическая смерть летчика гражданской авиации 33-летнего Олега Александровича Плисова прервала эту крепкую детскую дружбу.
А пионерские спортивные спартакиады? Разве можно сказать что-либо плохое о Всесоюзных соревнованиях по футболу «Кожаный мяч» и хоккею «Золотая шайба»? А всесоюзная военно-патриотическая игра «Зарница»? Все эти соревнования способствовали укреплению физического здоровья подростков, их духовному росту, выявлению лидеров и формированию личностей, способных бороться и побеждать, способных вести за собой.
Возможно, сейчас власть предержащие либо до конца не понимают, либо, наоборот, хорошо понимают важность духовного и идеологического воспитания молодежи, подростков. Этого воспитания сейчас практически не ведется. Идеологии в работе с подрастающим поколением нет. Движения «Наши» и «Молодая гвардия» я не хочу обсуждать всерьез. Опричнина на Руси была и действовала в разных формах. Главное, чтобы она не аукнулась нашей стране очередными физическими столкновениями «наших» и «ненаших», не привела к кровопролитию…
Вот такая идеология навязывается молодежи через самое массовое средство дезинформации – телевидение: «У нас (молодежи – П.К.) нет проблем. У нас есть только одна проблема: кто идет за «Клинским?» Честное слово, для нас, для Моего Поколения, стремительно приближающегося к достижению пенсионного возраста, чертовски обидно, что у нынешних молодых мы не видим такой проблемы, как осознание того, что мы все родились и живем в Великой Стране, испытывающей Великие Трудности. И так хочется, чтобы на политическую и экономическую авансцену России вышли представители молодого поколения, способные по-настоящему, а не на словах решить экономические, социальные и политические проблемы российского общества.
Как бы могла этому помочь хорошо организованная на платформе российского патриотизма и пресловутой национальной идеи новая молодежная организация. Ну, вот! Кажется, и название придумалось с аббревиатурой НМО (Новая Молодежная Организация). Нет!!! Пожалуй, такое название признать удачным нельзя. Сразу можно чуть исказить, и получится слово НЕМО.*
Думаю, у меня есть право сказать от себя лично и от Моего Поколения. Нам не должно быть стыдно за то, что мы были членами пионерской организации, а затем комсомольцами. Ведь ни та, ни другая организации не были закрытыми клубами, где делились или распределялись какие-либо материальные или другие блага. Ничему плохому, в принципе, ни в пионерской организации, ни в комсомоле нас не учили. В будущих главах моей книги, я надеюсь, сумею рассказать о негативных тенденциях карьеризма, кумовства и меркантильности в жизни комсомольцев 70-х – 80-х годов.
А пионерское детство осталось в моей памяти ночными кострами, туристскими походами и спортивными соревнованиями, хорошими, веселыми хоровыми песнями, которые было здорово петь со своими друзьями:
«Здравствуй, милая картошка-тошка-тошка-тошка,
Пионеров идеал-ал-ал!!!
Тот не знает наслажденья-денья-денья-денья,
Кто картошки не едал-ал-ал!!!
…………………………….. Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы – пионеры, дети рабочих. Близится эра светлых годов.
Клич пионера: «Всегда будь готов!»
………………………………
Бескозырка белая, в полоску воротник.
Пионеры смелые спросили напрямик:
С какого парень года, с какого парохода?
И на каких морях ты побывал, моряк?»
Мы, мальчишки и девчонки 1952 года и других годов рождения без какого-либо смущения и не под давлением носили на шее красные пионерские галстуки (шелковые, крепдешиновые, сатиновые). В этом пионерском галстуке было не принято, было неудобно, нет, было невозможно совершить какие-нибудь неблаговидные поступки, шалости, тем более хулиганство или иное правонарушение.
*Немо – по латыни «никто» (Примечание автора).
Каждый из нас помнил, в какой торжественный день он вступил в пионеры. Чаще всего это было 22 апреля – день рождения В.И. Ленина, чье имя носила пионерская организация. Иногда в пионеры принимали 7 ноября – в годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Я со своими одноклассниками дал торжественную клятву пионера 17 апреля 1961 года – в день открытия ХХII съезда КПСС. Того самого съезда, который принял программу построения Коммунизма в СССР к 1980 году. В тот день, когда нам повязали красные галстуки, мы твердо и искренне верили, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при Коммунизме». Так говорил Лидер Коммунистической партии Советского Союза Никита Сергеевич Хрущев, и мы не могли не верить тому, что именно так и будет.
Мы еще не знали, не могли знать, что буквально через год-два весь Советский Союз (и мы в том числе) будет стоять в огромных очередях за хлебом, сахаром и папиросами, рассказывая политические анекдоты про «Никитку». Не знали, что в 1964 году сам Никита Сергеевич будет снят со всех своих высоких постов и отправлен на пенсию. Мы не знали, мы не могли знать об этом. Потому, что нам было по девять лет. Мы радовались жизни, которая, говоря словами нашего любимого детского писателя Аркадия Гайдара, была «почти совсем-совсем хорошая».
За детство счастливое наше спасибо,
родная страна!
Расскажите мне о первых шести годах жизни
ребенка, и я смогу сказать, как сложилась его дальнейшая судьба.
Редьярд Киплинг
Название этой главы взято из очень известного в 60-е годы слогана, который часто размещался на территориях пионерских лагерей и дворцов (домов) пионеров и школьников. Попробую в этой главе моего повествовании на конкретных примерах доказать, что никакого преувеличения или «коммунистической гиперболы» в этом высказывании не было. И я, и мои сверстники, действительно, благодарны нашей стране за наше счастливое детство.
Я уже рассказывал, что собой представляли пионерские лагеря, в которых, в подавляющем большинстве, за счет государства побывали миллионы советских мальчишек и девчонок. Недавно, осенью 2010 года в телепередаче «Суд времени» политолог Сергей Кургинян подчеркнул, что «при Брежневе в Советском Союзе было
40.000 (!) пионерских лагерей». Правда, в начале ельцинского правления стало хорошим тоном хаять это «совдеповское начинание». Помню, как мой сверстник, певец Александр Розенбаум, почувствовав пьянящий воздух свободы, в виде сквозняка, пришедшего к нам с Запада, на одном из своих концертов в 1990 году сказал:
«Ведь даже места отдыха детей мы у нас в стране называли лагерями». Намек был достаточно прозрачным, но не тонким. А вот что собой представляли тысячи домов и дворцов пионеров и школьников, работавших с детьми, развивая их творческие наклонности на бюджетной (а не на коммерческой основе), стоит рассказать подробнее.
Мне не знакома в деталях история создания первых Домов и Дворцов пионеров в СССР, но хорошо известно, что в Москве, Ленинграде, Киеве и в других крупных городах под Дворцы Пионеров отдавались лучшие в архитектурном смысле этого слова здания, расположенные в самых престижных районах. Чего стоит только здание Аничкова дворца, где уже ни один десяток лет расположен Ленинградский Дворец Пионеров (ныне петербургский Дворец Творчества Юных).
Во всех этих, говоря сухим казенным чиновничьим языком, «учреждениях дополнительного образования» были десятки интереснейших, престижных круж- ков: песни, танца, шахмат, технического творчества, туризма, фотошкола, любительская киностудия и т.д. и т.п. Не случайно про активность школьников, посещающих кружки в Домах Пионеров, в те годы было шуточное стихотворение Агнии Барто:
«Драмкружок, кружок по фото,
Мне еще и петь охота!»
Все эти творческие и технические коллективы возглавляли настоящие профессионалы своего дела: певцы, танцоры, артисты, писатели. Не случайно из литературного объединения «Дерзание» при ленинградском Дворце Пионеров вышли известные поэты Александр Кушнер, Виктор Соснора, Вольт Суслов. Я не хочу ошибиться, но, по-моему, один из самых известных российских космонавтов нашего времени Сергей Крикалев в школьные годы посещал в Ленинграде «Кружок юных космонавтов» при Дворце Пионеров, который во многом и дал ему дорогу в большой космос.
А сколько юношей и девушек пришли поступать в институт железнодорожного транспорта после нескольких лет занятий на так называемых «малых железных до- рогах». Такая «Малая Октябрьская железная дорога» уже несколько десятилетий существует в нашем городе в районе Удельного парка и Озерков. За годы существования этой дороги тысячи детей-подростков освоили профессии машинистов, стрелочников, инженеров-путейцев. Это был прекрасный, хорошо продуманный педагогами и государственными чиновниками путь от детской игры к профессии. А сколько мини-автодромов для детских педальных машинок с поворотами, светофорами и дорожными знаками было в парках нашего города? И сколько же их осталось сейчас в Петербурге? Нет статистики…
Боже, как же все это было извращено, втоптано в грязь, разрушено, приватизировано, распродано. А за то, что удалось сохранить надо низко поклониться тем энтузиастам, которые за копеечную зарплату продолжали свою работу, не ушли торго- вать в киоски, продавать пресловутый «Гербалайф», сохранили основу и материальную базу старых домов пионеров. Я не понаслышке знаю, как смогла Татьяна Ми- хайловна Замалеева сохранить и даже утроить коллектив своего Дома детского творчества Петроградского района. Школа эстетического воспитания старшеклассников, творческие конкурсы талантливых поэтов, юных кинематографистов, прекрасные традиции семейных вечеров и конкурсов. Все это удалось сохранить и даже упрочить благодаря энергии и таланту руководителя.
Думаю, я достаточно рассказал о Домах и дворцах пионеров. Хотя нет! Надо упомянуть, что именно в районных и городских домах и дворцах пионеров проводились лучшие и (естественно) бесплатные праздники новогодних елок с чудесными спектаклями-представлениями, играми, карнавалами и богатыми и вкусными новогодними подарками от самого Деда Мороза.
Вернемся к нашему дошкольному детству. Я уже рассказал во многих подробностях о наших дворовых играх. Но ведь кроме «самодеятельно организован- ных» игр почти в каждом поселке и уж точно в каждом городе и в его районах для детей-дошкольников проектировались, изготавливались и устанавливались детские игровые площадки с традиционными песочницами, качелями, каруселями и горками. Эти детские игровые площадки были очень посещаемыми, и на скамеечках возле незатейливых детских аттракционов всегда сидели мамы или бабушки, присматривающие за своими детьми и внуками
Возле клуба ЛМПЗ (Ленинградского мачтопропиточного завода) за счет ЖКО (жилищно-коммунального отдела) установили маленькую карусель и качели. А зимой всегда сбивали из досок и бруса большую деревянную горку. За все это удовольствие нашим родителям совершенно не приходилось платить денег. Это была за- бота того самого государства рабочих и крестьян, которое и благодарили пионеры в своих речевках.
В нашем детстве мы даже и подумать себе не могли, что за право пойти на каток, который зимой заливали для нас бесплатно, когда-либо надо будет платить деньги. Как не могли представить наши родители, что на футбольных полях, на которых летом с утра до вечера играли их дети, будут возводиться «элитные» жилые комплексы коммерческого, дорогостоящего жилья, один квадратный метр которого стоит больше их месячной зарплаты! Ну, а сейчас в нашем Петербурге, кажется, никто и не удивляется, сколько десятков площадок, на которых были хоккейные коробки, где гоняли шайбу дворовые команды, стали местами так называемой «уплотнительной» застройки.
Будучи главой администрации Петроградского района за четыре года с 1995 по
1999 г.г., мне со своими сотрудниками удалось за счет средств инвесторов и спонсоров (без привлечения средств бюджета) установить 35 детских игровых комплексов. Как же обидно, до боли обидно и противно было видеть, что после моего ухода из района, на месте этих игровых комплексов в небольших скверах Петроградской стороны стали появляться уродливые коробки жилых домов и торговых комплексов с магазинами-бутиками. Ну, а где же присесть пожилому человеку на скамейку, глядя на играющего в песочнице своего внука? Интересно, будут ли благодарить наши старики современную Россию за свою далеко не счастливую старость? А будут ли благодарить наши дети и внуки? И есть ли за что благодарить?
Не могу не привести пример разговора с одним из «новых русских предпринимателей». Нет не с олигархом, просто с бизнесменом, который в 1996 году открыл на Большом проспекте Петроградской стороны один из самых дорогих в городе магазинов модной женской одежды. Я вызвал его на беседу в свой кабинет, в связи с тем, что в документах приватизации этого магазина было огромное количество натяжек и прямых нарушений действовавшего на тот момент законодательства. Самым большим нарушением было то, что по условиям приватизации и выкупа помещения у города, хозяева престижного помещения на центральной магистрали района должны были в течение 10 лет сохранять профиль… овощного магазина.
Меня не убедила справка, подписанная одним уважаемым мной (до этого мо-
мента) руководителем контролирующей организации, из которой следовало, что по
определенным техническим требованиям в этом помещении не может быть размещен овощной магазин. Я напомнил Хозяину магазина, что в этом помещении торговали овощами на протяжении десятков лет, в том числе в блокаду Ленинграда; а также сказал, что чиновник, подписавший эту «липу», будет уволен в связи с утратой к нему доверия (что и было сделано в течение недели). К тому же новые модели кардиганов и бюстье, которые так навязчиво рекламировал мне мой собеседник, значи- тельно меньше нужны населению района, чем свежие фрукты и овощи.
В конце концов, понимая, что не смогу отменить итоги приватизации и заста- вить «упертого» бизнесмена продавать овощи вместе с женскими купальниками и халатами, я предложил Хозяину, в качестве искупления его «приватизационных грехов» принять участие в финансировании установки детской игровой площадки для детей района, чем и загладить свою вину и «закрыть вопрос». Ответ предпринимателя для меня, как государственного чиновника и человека, был просто шокирующим:
– А зачем Вам нужны игровые площадки, на которых играют дебильные дети?
Возможно, я не слишком сумел сдержать свою мимику, потому что, дав жесткий отве собеседикут, я увидел перед собой уже не сытого и холеного «нового русского» в костюме от «Версачи», с золотым перстнем с бриллиантом, а напуганного, злого хорька, оскалившего зубы, но неспособного ни съесть, ни укусить сидящего перед ним государственного чиновника:
– Так Вы заявляете, что у меня, главы районной администрации дебильные дети?
– в моем голосе, казалось, было больше металла, чем во всей таблице Менделеева.
– Что Вы, что Вы, Павел Константинович, я этого не говорил, просто…
– Просто, мои дети играют на этих игровых площадках, которые активно устанав-
ливает районная администрация. А где же играют Ваши дети? Где-нибудь в Ницце?
– Нет! – зло, стуча зубами, отвечает Хозяин магазина, – у меня есть свой дом в Ре-
пино с игровой и спортивной площадкой. И я на этот дом честно заработал!
– О честности, также как и о коррупции, Вам лучше бы помолчать. Вам известно, что я был следователем и оперативником (об этом мой собеседник сам упомянул в начале разговора). Мне, думаю, хватило бы двух недель, чтобы по итогам изучения Ваших документов приватизации возбудить пару уголовных дел по статьям взяточничество и злоупотребление служебным положением. Так что советую подумать над моим предложением и согласиться со мной на компромисс, пока я сам не передумал. Покупать и пугать меня не нужно. Если Вы знаете мою биографию, то Вам должно быть известно, что со мной это не проходит. А сейчас с Вами будет говорить мой заместитель. И советую принять наши условия.
Мой первый заместитель, бывший коллега по службе в органах госбезопасности, добросовестно выполнил данное ему поручение, «выбив» из нерадивого и заносчивого молодого «нового русского» денежные средства на детскую площадку. Сейчас, когда довольно-таки часто я вижу своего бывшего подчиненного в президиуме Государственной Думы и нашей Руководящей Партии, я надеюсь, и хочу верить, что он также требовательно, жестко и справедливо подходит ко всем другим предпринимателям, не уважительно относящимся к интересам простых людей, которые не менее заслуживают уважения, несмотря на то, что в их кошельках и на их банковских счетах лежат мизерные (по меркам олигархов) суммы денег.
В годы нашего детства и речи не могло идти о какой-либо «финансовой сегрегации» детей и подростков. Дети рабочих и служащих, как и дети «начальников» (директоров заводов, партийно-советских руководителей), а также артистов, художников, творческой интеллигенции, посещали те же самые детские игровые площадки, спортивные секции и кружки. В 60-е годы советская власть сделала очень и очень многое для развития по всей стране сети музыкальных и художественных школ.
Практически за посещение всех этих учреждений родители платили символические деньги, независимо от их социального положения. Для сотен и тысяч советских профессиональных музыкантов такого рода музыкальные школы были первым шагом к освоению основ музыкальной культуры, первой ступенью перед поступлением в Консерваторию, после которой и можно было считаться профессиональным музыкантом.
По всей стране была также создана сеть, целая система средних музыкальных и художественных училищ, которые и готовили кадры преподавателей для начального музыкального образования и воспитания подростков. Хотя во многих школах «подрабатывали» и профессиональные музыканты и художники, выращивая своих уче- ников, выводя их на большую дорогу профессионального искусства.
Для «общего культурного развития» в стране проводились и финансировались различного уровня конкурсы художественной самодеятельности. Эти конкурсы регулярно организовывались на уровне городов, районов, областей, республик, а так же, как было принято говорить в то время, «во всесоюзном масштабе». Сольное и хоровое пение, танцевальные ансамбли, художественное чтение, цирковые номера, народные театры, кажется, все виды искусства были представлены на этих смотрах и конкурсах художественной самодеятельности. Занимались дети и подростки своим любимым видом искусства или творчества при различных клубах и домах культуры опять же практически бесплатно.
Лично для меня очень большое значение имели занятия в детском хоре, который в 1962 году был создан при клубе мачтопропиточного завода. Занятия хоровым пением очень помогли мне расковаться, получить первый серьезный опыт общения со своими сверстниками, первые, ни с чем несравнимые впечатления, от успеха у зрителей после наших выступлений. Никогда не забуду, как замечательно, на огромном подъеме, наш коллектив пел во Дворце Культуры города Кировска хоровую песню на слова М. Лермонтова «Бородино». Как красиво и дружно переливались наши голоса, подчиняясь движению рук нашего дирижера – преподавателя пения нашей средней школы.
Мне кажется, я и сейчас могу воспроизвести эту песню, повторяя партии и за первые, и за вторые голоса и даже, наверное, за дирижера! Думаю, что у многих моих сверстников есть такие же, похожие воспоминания о своих первых творческих успехах, сделанных в художественной самодеятельности. Теперь стало общеизвестным, что многие певцы, танцоры и актеры начинали свой творческий путь, как они сами любят говорить, «с самоделки».
Особенным праздником для всех советских детей от мала до велика был Новый год. Начиная с детского сада, практически до выпускного школьного класса проводились новогодние представления, называвшиеся в просторечии Новогодними Елками. Эти праздники имели два уровня: самодеятельный и профессиональный. В самодеятельных спектаклях все роли, включая главную роль Деда Мороза, играли самодеятельные артисты. В крупных городских домах и дворцах культуры, в цирке, в театрах, роли исполняли профессионалы. Для таких спектаклей писались специальные сценарии. Делали это также профессиональные драматурги и сценаристы.
Во всех новогодних представлениях всегда был один и тот же сюжет: силы Зла (Баба-Яга, Кащей Бессмертный, Бармалей и тому подобная нечисть) обязательно должны были или украсть подарки, или Снегурочку, или волшебную палочку, которой Дед Мороз должен был зажечь елку. Ну, а силы Добра, в лице той же Снегурочки, Зайчика, Медвежонка, Чиполлино, Буратино и каких-то других положительных героев «выводили на чистую воду» отрицательных персонажей. Новогодний спектакль всегда, обязательно заканчивался счастливо поздравлением детей от Деда Мороза и раздачей столь желанных вкусных и сладких подарков.
За период двухнедельных новогодних школьных каникул многие из моих сверстников успевали побывать даже не на двух-трех, а на пяти-шести елках! Все зависело от количества близких родственников, которые могли получить бесплатные приглашения от профсоюзов на новогодние представления. Как же любили мы, не слишком избалованные изобилием дети, сравнивать содержимое разных подарочных наборов: на «елке» с папиной работы в подарке была маленькая пачка вкусных вафель, а на «маминой» – шоколадка за 33 копейки и баночка леденцов…
Эти «елки» были великой радостью не только для нас, детей, но и огромным подспорьем для артистов драматических и музыкальных театров. Ведь для них это была прекрасная возможность заработать! Каждый день каникул в театрах, дворцах и домах культуры проводилось до пяти-шести «елок». И так на протяжении двух недель. На эту тему даже появился «артистический» анекдот. Одному из заштатных актеров столичного драматического театра где-то в сентябре месяце звонит по телефону из Голливуда ассистент очень известного американского режиссера и говорит:
– Мы рассмотрели Вашу кандидатуру на роль гангстера в новом триллере. Ваши партнеры – Роберт де Ниро, Ким Бессинджер. Съемки длятся двадцать дней, проходят на Гавайских островах. Отдельный вагончик, свой гример Вам гарантируются. Один съемочный день – 1000 долларов, плюс бесплатное питание, проживание и перелеты. Вы согласны, или хотите, чтобы Вам прислали сценарий?
Наш советский актер онемел от неожиданного и потрясающего предложения:
– Да, конечно… Я на все эти условия согласен. Зачем сценарий присылать! Толь-
ко… Скажите, а когда будут проходить съемки?
– Двадцать дней с 20 декабря по 10 января. Но Вы не волнуйтесь, на Гавайях в это время тепло, даже можно купаться. Так мы присылаем Вам контракт на съемки?
Наш актер почти кричит в ярости в телефонную трубку
– Какие съемки? Какой контракт? У меня же в эти дни «елки» во Дворце Пионеров. Я же роль Смелого Зайчика должен играть! Меня эти елки целый год кормят!!! Об отношении советских людей к выезду за рубеж и о больших проблемах, возникавших в связи с этим, я смогу рассказать в последующих главах, когда речь пойдет о юности и зрелых годах сверстников Моего Поколения. Сейчас же продолжу рассказывать о нашем счастливом детстве, за которое мы, действительно, готовы были благодарить нашу страну, старавшуюся многое сделать для нас, молодых. По
крайней мере, мы ощущали эту политику повсеместной заботы о юном поколении.
Нелишне будет вспомнить, что в Ленинграде, Москве и в других крупных городах до начала Перестройки и последующего развала страны и всей социальной политики государства, детские сады, не имевшие своей собственной территории для прогулок и отдыха, расположенные в центре города, вывозили на летний период своих воспитанников на загородные дачи. Под Ленинградом многие из них были расположены на берегу Финского залива и живописных озер Карельского перешейка. Не буду лишний раз дразнить поколение нынешних молодых родителей, подчеркивая, что стоил такой отдых практически символических денег. А матери-одиночки или вдовы, имев- шие на воспитании детей-дошкольников, вообще могли отправить своих отпрысков на все лето на государственную дачу бесплатно! Думаю, что за последние годы наше далеко не свободное телевидение и даже ангажированная пресса приводила десятки примеров того, как в период правления президента Ельцина многие такие дачи, санатории и пансионаты закрывались, приватизировались, а их шикарные территории распродавались под застройку элитными коттеджами для новых хозяев российской жизни: бизнесменов, банкиров, брокеров, честных, не коррумпированных чиновников.
Не стану повторять то, что уже рассказал о пионерских лагерях и условиях проживания в них. Летняя жизнь для детей-подростков в этих лагерях, как правило, была разнообразной и интересной, заполненной занятиями спортом, творческими и техническими кружками. Подчеркну только, что выезды в пионерлагеря и на детсадовские дачи и санатории были всегда очень и очень тщательно организованными. Автобусы с детьми не только сопровождались взрослыми воспитателями, но колонны автобусов с детьми всегда самым-самым тщательным образом сопровождались машинами ГАИ. О контроле качества продуктов и приготовляемой пищи я даже не буду говорить. Никто из нас, живших в те годы, не мог себе даже в страшном сне представить такое количество фактов массовых пищевых отравлений, гибели детей, о которых мы – увы – уже привыкли узнавать последние годы каждое лето…
Мы, дети и подростки 60-х годов прошлого века, не могли мечтать о таком изобилии и разнообразии одежды и обуви, которые сейчас могут позволить себе выбирать и носить современные дети. Но мы твердо знали, что детская обувь в СССР делается по самым строгим ГОСТам.* Не случайно детские ботинки фа-
*ГОСТ – Государственный Стандарт, определяющий качество товаров в годы существования СССР. (Примечание автора).
брики «Скороход», доведенной в результате «экономических реформ» до банкротства, считались лучшие детской обувью, в которой несколько поколений советских детей учились ходить. Благодаря подошве из чистой кожи и наличию каблучка у де- тей не развивалось плоскостопие – болезнь, ставшая очень распространенной у поколения, пьющего «Пепси» и носящего кроссовки «Адидас». Стоили эти детские ботинки сущие копейки!
Наши дешевые, простенькие сандалии также имели каблучки и были сделаны из кожи. Пусть эту детскую обувь нашим родителям еще приходилось «доставать». Хотя в деревнях и поселках мальчишки дошколята и младшеклассники не считали для себя зазорным бегать летом босиком. И не от какой-то уж бедности, нет! Наши родители небезосновательно считали полезным для нашего здоровья ходить и бегать босиком по песку, траве и даже асфальту. Это было лучшим массажем для всех жизненно важных точек на ступнях наших ног. Хорошо помню, какой жесткой становилась после лета кожа на пятках! И еще мои сверстники хорошо знают: босиком страшно колко и неудобно ходить по свежескошенному лугу.
Сатиновые трусы, хлопчатобумажные майки и такие же носки были нашей повседневной летней одеждой. Хотя в поселках и деревнях очень часто можно было обходиться одними трусами. Рубашки, брюки, а чуть раньше – шаровары были нашей основной одеждой. Сверху – куртки, пиджаки. Иметь свой костюм ребенку, подростку было почти что роскошью. Мой первый в жизни костюм (чешского производства) купила мне на свою копеечную пенсию Няня где-то в 1964 году и то, как говорится, «назло родителям», которые отказали мне в моей просьбе купить костюм. Мои сестра с братом в это время были студентами, поэтому на их одежду и обувь нуж- но было значительно больше денег. Отца в конце 1963 года уволили на пенсию по
«хрущевскому сокращению» Министерства Охраны Общественного Порядка.* Но я не помню, чтобы кто-то из моих сверстников не имел на зиму теплого пальто, ботинок «с начесом» или валенок. А варежки и кроличьи шапки в то время были обязательным атрибутом зимней одежды любого школьника.
*МООП – Министерство Охраны Общественного Порядка. Так в «хрущевские» годы называлась наша милиция. (Примечание автора).
Мне, думаю, уже следовало бы завершать эту главу, но, даже неожиданно для самого себя, я вспомнил, что у нас, мальчишек и девчонок Моего Поколения кроме Нового года были и другие праздники, которые мы очень любили и в которые мы по-настоящему благодарили нашу страну за наше счастливое детство. Этими праздниками были 1 Мая и 7 ноября. День международной солидарности трудящихся и годовщина Великой Октябрьской социалистической революции.
Возможно, кто-то из нынешних молодых даже не поверит, но это факт: мы, рожденные в 1952 году, обожали ходить с нашими родителями на первомайские демонстрации, а также смотреть военный парад в очередную годовщину социалисти- ческой революции. Посидеть на отцовских плечах, идя в праздничной колонне, да еще держа в руках разноцветные шарики, было огромной радостью. Музыка духовых оркестров, крики «ура», громкие речевки дикторов: «Слава рабочим …….. завода. Ура!» И все заводчане, проходившие по Дворцовой площади в Ленинграде мимо трибуны (я говорю на примере Ленинграда) громко подхватывают: «Ур-р-ра! Ур-р- ра! Ур-р-ра!!!»
По пути на демонстрацию или после нее можно было выпить вкуснейшего шипучего лимонада «Ситро», «Крем-сода», «Апельсиновый», «Лимонный», «Колокольчик», «Крюшон». Как мы, дети, любили эту газировку!. Да еще если к бутылке лимонада стоимостью 22 или 27 копеек наши родители покупали нам «Александровскую» полоску (14 копеек) или рулет «Лицейский» (11 копеек). Ну, а если кому- то из моих сверстников везло, и их родители могли усадить их на машину, едущую на демонстрации с транспарантами… То это уже было особое счастье!
Для меня утро 1 мая всегда начиналось с запаха теста, из которого мои мама и Няня готовили пироги и самодельные пирожные. И еще со знаменитой песни «Москва майская», которая звучала из громкоговорителей, радиоприемников и по телевизору, по которому показывали демонстрации в Москве и Ленинграде:
«Утро красит нежным светом Стены древнего Кремля. Просыпается с рассветом
Вся советская земля. Холодок бежит за ворот, Шум на улицах сильней.
С добрым утром, милый город,
Сердце Родины моей!
Припев:
Кипучая, могучая,
Никем непобедимая. Страна моя, Москва моя, Ты – самая любимая!»
Кто бы что ни говорил в телепередачах и ток-шоу, но такой атмосферы праздника, такой радости и восприятия всеобщего единения советских людей у меня и у моих сверстников, наверное, не было никогда, как в те годы детства, в годы Великих Надежд и в годы Твердой Уверенности в завтрашнем дне.
Наша советская молодость
Молодость счастлива тем, что у нее есть будущее.
Н.В. Гоголь
Школьные годы чудесные
Школьные годы чудесные
С дружбою с книгою с песнею,
Как они быстро летят!
Их не воротишь назад.
Разве они пролетят без следа? Нет, не забудет никто никогда Школьные годы.
Евгений Долматовский
Ровесники Моего Поколения учились в средней школе с 1959 по 1969 годы. Некоторые, рожденные в осенние месяцы, принимались в первый класс лишь в 1960 году (самый яркий пример – В.В. Путин, 7 октября 1952 года рождения). Тогда они оканчивали школу и выходили в самостоятельную жизнь в 1970 году. Фактически, на наши школьные и юношеские годы выпали знаменитые «шестидесятые», годы «оттепели» и «заморозков», годы, вместившие в себя и ХХII съезд КПСС; Карибский кризис; снятие с должности Н. С. Хрущева и начало «эры Л.И. Брежнева»; 20-летие Победы в Великой Отечественной войне; 50-летие Великой Октябрьской социалистической революции; Израильско-Египетская война 1967 года; события 1968 года в Чехословакии; обострение отношений и военные конфликты с Китаем.
За это десятилетие происходили незаурядные события в культурной жизни стра- ны им мира: триумфальный взлет английского ансамбля «Битлс» и нового музыкального стиля «биг бит»; появление нового направления в музыке – бардовской, авторской песни, где родились кумиры поколения: Б. Окуджава, В. Высоцкий, Ю. Визбор; всемирное признание успехов советской кинематографии («наши» фильмы получали призы в Каннах, Берлине и Венеции); появление новых, ярких и самобытных имен в литературе: Е. Евтушенко, Р. Рождественский, А. Вознесенский Ч. Айтматов, Ф. Абрамов, В. Шукшин; великие победы советского спорта в хоккее, штанге, бок- се, фигурном катании и легкой атлетике; начало новых гигантских строек в Сибири: Братская и Саяно-Шушенская ГЭС, освоение нефтегазовых месторождений.
Мы воспринимали эти события и участвовали в них через призму нашего обучения в средних школах, которые для каждого из представителей Моего Поколения были и похожими и непохожими друг на друга. Наши школы, где бы они ни были построены: в крупных городах, рабочих поселках и в деревнях, конечно же, были очень и очень скромно оборудованы в сравнении с нынешним временем. Мне пришлось с моими одноклассниками вообще в третьем и четвертом классе два года учиться в приспособленном деревянном здании на четыре класса, где в каждой классной комнате была своя печка, которая зимой всегда была натоплена истопником-сторожем. Заглушки этих печей всегда закрывались во время, чтобы, не дай Бог, не допустить угара учеников в классе. Многим моим сверстникам, с которыми я познакомился, уже обучаясь в университете, приходилось ходить (зимой – на лыжах!) по 5-7 километров до своей школы!
Не случайно в 60-е годы были очень распространены так называемые школы- интернаты, где дети, школьники одновременно учились и проживали на полном государственном обеспечении. Родители таких детей (чаще всего матери-одиночки) приезжали к своим деткам-школьникам в свой единственный выходной день (воскресенье), чтобы проведать, поддержать и подкормить своих любимых. Такие школы- интернаты были местом, где моим сверстникам приходилось не только учиться, но и с кулаками уметь постоять за себя. Это было школой жизни и школой выживания.
Конечно, не от сытой жизни родители соглашались отдавать своих детей в такие школы-интернаты, из которых, порой, дети сбегали в родной дом от придирок и тычков воспитателей, от унижение и избиений со стороны сверстников и старшеклассников. Но, как правило, в интернат сдавали детей, когда не было возможности не только прокормить, но и следить за детьми (в хорошем смысле этого слова). Я помню, как трудно было матери моего одноклассника Саши Тубольского (1952 г. рожд.) одной, без мужа «поднимать» сына. И поэтому после четвертого класса Сашка уехал в интернат, кажется, в Колпино. Его мама, тетя Наташа, торговавшая и в жару и в холод на Московском вокзале жареными пирожками, всегда стремилась удружить нам, его бывшим одноклассникам, даже когда мы стали почти взрослыми, обучаясь в ленинградских вузах.
Мы учились в школе. Учились по-разному. Кто-то лучше, кто-то хуже. У кого-то, вообще, дела шли и рук вон плохо. Но я не помню, чтобы кто-нибудь из учителей пу- гал нас «ремеслухой» или тем, что «если не выучишься, пойдешь работать на «пропитку»* бревна катать». Так, скорее, могли говорить нам наши родители, искренне желавшие видеть нас образованными, умными, успешными и счастливыми людьми. Что такое «ремеслуха» надо хотя бы кратко разъяснить для современного читателя. Ведь сейчас далеко не все помнят, что такое ПТУ (профессионально-технические училища), пришедшие на смену ремесленным училищам (РУ), готовившим кадры советского пролетариата. Мы же, рожденные в 1952 году, были воспитаны в лучших коммунистических традициях:
* «Пропитка» так сокращенно называли мачтопропиточный завод, где работала большая часть жи-
телей нашего поселка. (Примечание автора).
«Нынче всякий труд почетен,
Где какой ни есть.
Человеку по работе
Воздается честь».
Разве могли мы, сами дети рабочих, стесняться физического труда? Конечно же, нет. Тем более, что главный пионерский гимн начинался словами:
«Взвейтесь кострами, синие ночи!
Мы – пионеры, дети рабочих».
Но, все-таки, вернемся к ремесленным училищам. Эти училища пришли на сме- ну еще давешним ФЗУ (фабрично-заводским училищам), в задачи которых входило обучить рабочим специальностям тех крестьян, которые по организованному набору, покидая свои хиреющие деревни, приезжали на главные стройки социализма: Магнитку, Днепрогэс, Харьковский тракторный завод и др. Ремесленные училища открывались и функционировали в городах при крупных заводах, но, в отличие от ФЗУ, они входили в государственную систему образования и финансировались по статье «народное образование»
Учащиеся ремесленных училищ, как правило, жили в общежитиях, быт которых был весьма и весьма бедным, если не сказать жестче. Все «ремесленники» носили полувоенную форму: черные гимнастерки, брюки-клеш, грубые ботинки, фуражка с кокардой «РУ» и широкий сыромятный ремень с медной бляхой, на который был указан номер училища и помещена аббревиатура «РУ». В ремесленные училища брали, кажется, с 14 лет, после окончания школы-семилетки. Основные предметы, изучавшиеся в РУ, были связаны с освоением рабочей специальности. На общее развитие и образование учащихся «ремеслух» не было времени. Поэтому из среды учащихся «РУ» выходили и хулиганы, и воры. Домохозяйки шепотом говорили, что
«у всех этих «ремесленников» есть финки или напильники-заточки.
Может, именно поэтому в начале 60-х годов система подготовки рабочих кадров была реорганизована. Ремесленные училища сменили профессионально- технические училища. Это были училища, где кроме рабочих специальностей изучались общеобразовательные предметы, велась большая воспитательная работа по формированию молодой смены рабочего класса. Нынешний губернатор Санкт- Петербурга г-жа Матвиенко, будучи ответственным работником Горкома ВЛКСМ Ленинграда, была одним из инициаторов проведения общегородского праздника
«День молодого рабочего».
И хотя формализма в этой комсомольско-воспитательной работе было предостаточно, все-таки, по большому счету, образовательная деятельность в ПТУ была большим шагом вперед. Особенно когда совместным постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР было введено всеобщее обязательное среднее образование (естественно, бесплатное). Любой выпускник ПТУ вместе со свидетельством о присвоении ему первого рабочего разряда по своей специальности, еще получал на руки аттестат о среднем образовании. Эту систему, годами совершенствовавшуюся и формировавшуюся советским государством, (естественно, под руководством Коммунистической партии, передовым отрядом которой был рабочий класс), с неимоверной легкостью развалили и разложили в лихие 90-е годы…
Сколько прекрасных зданий, находившихся в центре Ленинграда – Санкт- Петербурга было «прихватизировано» у бывших ПТУ, доведенных до полного развала и банкротства! Ведь во многие ПТУ, в частности, обучавшие реставраторов, ювелиров, столяров-краснодеревщиков в 80-е годы прошлого века был конкурс! И как же сейчас парадоксально звучат призывы Президента России Д.А. Медведева
«взяться за профессиональное обучение в нашей стране». Ведь современной России не хватает станочников, строителей (в этой сфере почти на 100% работают так называемые «гастарбайтеры»), сантехников, слесарей, электриков…
Но, кажется, я отвлекся. Пора возвращаться в мои «школьные годы чудесные». Но ведь я не мог не рассказать о профессионально-техническом обучении?! Ведь у нас, учившихся и живших в 60-е годы, не было никакого предубеждения к нашим одноклассникам, которые уже в 1967 году после окончания восьми классов средней школы уходили в профессиональные, педагогические училища и в техникумы, начиная уже в этом возрасте самостоятельный жизненный путь.
Сейчас мне хочется вспомнить о том, что представляла в средней школе моего детства и юности так называемая «общественная жизнь». Это явление пронизывало все наше существование советского периода. Люди во время учебы, работы, службы в армии, милиции, были втянуты в эту общественную жизнь, выполняя так называемые «общественные нагрузки»: санитар класса, звеньевой, староста класса, председатель совета отряда класса, член совета дружины комсорг (комсомольский организатор) класса, член комсомольского бюро школы, редактор классной (школьной) стенной газеты, общественный распространитель «Союзпечати», член добровольного общества книголюбов, охраны животных, охраны памятников и проч., и проч., и проч. Наша советская власть воспитывала в нас общественное сознание, что, в принципе, было не так уж и плохо.
«По улице шагает веселое звено,
Никто сейчас не знает, куда идет оно.
Друзья шагают в ногу, никто не отстает
И песню всю дорогу тот, кто хочет, тот поет.
Если песенка в мире поется, Если песенка в мире слышна. Значит, с песенкой легче живется, Значит, песенка эта нужна!
Такую веселую песню пели мы под аккомпанемент нашей первой учительницы пения Софьи Наумовны, приезжавшей в нашу школу со своим красивым трофейным аккордеоном из Ленинграда. Первое пианино в актовом зале нашей Отрадненской
средней школы появилось лишь в 1967 году. Наш командир «звездочки» (кто им был в первом классе, не помню) уже в свои семь лет учился нести ответственность за свою «звездочку»: за пять юных первоклашек, включая себя самого.
Затем, когда мы стали пионерами, в класс появился Совет Отряда, этакая маленькая «классная бюрократия». Естественно, что на все октябрятские и пионерские должности назначались или выбирались по «подсказке свыше», которая исходила от классного руководителя, завуча, директора школы, старшей пионервожатой или так называемого «освобожденного комсорга школы», каким были, в основном студентки-вечерницы (или заочницы) педагогических вузов.
Лично для меня любимой общественной нагрузкой пионерского периода была –
«редактор классной стенгазеты». Кажется, в четвертом классе я зимой долго проболел то ли бронхитом, то ли гриппом, и от нечего делать сам нарисовал карикатуры, сделал к ним подписи и принес в наш класс стенгазету «Крапива». Анна Дмитриев- на Шахова очень поддержала мою инициативу и тут же… назначила меня главным редактором стенгазеты. От моего одноклассника, двоечника и тихого хулигана Вити Мисечко (1952 г. рожд.) мне тогда, кажется, «досталось по шее». Виктор обиделся на карикатуру в свой адрес.
К сожалению, мою совершенно искреннюю инициативу очень скоро стали «заорганизовывать» и превращать в «обязаловку». И мне совершенно расхотелось быть редактором стенгазеты. Точно также произошло с нашей искренней детской инициативой помочь пожилым людям и старикам, ветеранам Великой Отечественной войны. Мы хотели походить на Тимура и его команду из одноименной повести Аркадия Гайдара. Мы хотели творить добро тайно, не привлекая к себе внимания, а наша пионервожатая, узнав о нашей «положительной инициативе», все испортила бумажными планами, графиками и отчетами.
Об особенностях общественной жизни комсомола я планирую рассказать в отдельной главе. А сейчас мне хочется без малейшей иронии сделать вывод о том, что вся эта октябрятская и пионерская жизнь в своей лучшей части, по большому счету, готовила нас к зрелой самостоятельной жизни, выявляла лидеров и учила осознан- ной ответственности за себя, за коллектив, за тех людей, которыми тебе доверяют руководить, пусть и в 10-12 лет.
В пионерской организации не поощрялся индивидуализм, зазнайство, меркантильность. Думаю, именно потому мне не известны российские олигархи 1952 года рождения. Все наши доморощенные миллиардеры, как правило, на восемь-десять лет моложе. Эти нувориши были воспитаны в школах в тот период, когда деятельность пионерской организации и комсомола «по духовно-нравственному воспитанию молодежи» существенно ослабла в конце 80-х годов и практически прекратилось с развалом СССР после ГКЧП 1991 года. Олигархом, миллиардером, «новым русским» не мог стать человек, которого годами приучали к тому, что «любой в нашей октябрятской звездочке поступает честно и справедливо».
Олигарх или нынешний миллиардер мог использовать Комсомол лишь для по-
лучения опыта легального (или полулегального) первичного накопления капитала.
Михаил Ходорковский и многие другие нынешние нувориши первые свои деньги
«делали» через так называемые Центры Научно-Технического Творчества Молодежи (НТТМ), ставшими «творческими лабораториями нового российского бизнеса». Мои же сверстники, прошедшие октябрятско-пионерско-комсомольскую школу, искренне и честно воспринимавшие то положительное, чему там учили, остались в «лихие 90-е» начальниками цехов, директорами и заместителями директоров заводов, доцентами и профессорами, командирами батальонов и полков, инженерами, технологами, учителями, рабочими и колхозниками, то есть теми людьми труда, которые привыкли зарабатывать, а не делать деньги.
Моему Поколению пришлось трудно в «лихие 90-е», в период первоначального накопления капитала, потому, что наши школьные годы, наша молодость научила нас по-настоящему дружить. А в бизнесе, как гласит простая капиталистическая ис- тина, друзей не бывает. В бизнесе бывают только партнеры и конкуренты. Партнеров нужно использовать, а конкурентов можно «кидать». При планируемой прибыли в 150-200% не только можно, но и не нужно думать ни о какой этике.
В отличие от современного «бизнеса», наша школьная дружба, как и первая школьная любовь, была чиста и бескорыстна. Нас с друзьями объединяло и общая среда проживания, общие дворовые игры, а также учеба в одних и тех же классах. Мы вместе со своими друзьями увлекались футболом, хоккеем, моделированием, радиолюбительством, книгами, песнями и еще много-много чем, что составляло разнообразную и насыщенную жизнь школьников 60-х годов прошлого века. Мы совершенно искренне считали, как и автор знаменитого стихотворения «Гренада» Михаил Светлов, что «дружба – это «понятие круглосуточное».*
Мы вместе играли, делились сокровенным: и горестями, и радостями. Причем настоящий друг проявлялся не только в беде, как гласит русская поговорка, но и когда ты рассказывал своему товарищу о своих успехах. Мы никогда не дружили «против кого-то». Это в наши дворовые понятия о чести и достоинстве не укладывалось. Хотя в пионерской организации отдельные девчонки, из числа ябед и учительских подхалимов, пытались иногда подбить класс, чтобы объявить кому-то из послушав- шихся или провинившихся одноклассников «пионерский бойкот».** Но я не помню ни одного случая в нашей школе и в нашем классе, чтобы такой бойкот удался.
В нашем детстве было по-русски принято сочувствовать обиженным и чем-то обделенным. Вот почему часто закоренелые двоечники, если они не были хулиганами, не дрались и физически не издевались над своими товарищами, становились классными любимчиками, за которых все стремились заступиться.
*Однажды М. Светлов позвонил по телефону своему другу, тоже поэту и обратился к нему со сло- вами: «Слушай, друг, помоги…» В ответ Светлов услышал раздраженные слова: «Ты сошел с ума! Ты знаешь, что сейчас два часа ночи?» На это автор «Гренады» ответил: «Прости. Я думал, дружба – поня- тие круглосуточное». (Примечание автора).
**Пионерским бойкотом считался отказ разговаривать на любые темы с учеником, которому он был объявлен. (Примечание автора).
Мы дружили, ссорились, ругались, иногда дрались, потом мирились и снова дружили. Иногда «раздруживались». Это когда ежедневное дружеское общение незаметно «сходило на нет», в связи с тем, что у нас могли измениться интересы и увлечения. Иногда дружба поддерживалась длительные годы по переписке, а потом вновь, в уже более зрелом возрасте, «выстреливала».
Именно так было у меня с моим другом по пионерскому лагерю Олегом Плисо- вым (5.10.1952 г. рожд.), с которым мы провели вместе один летний месяц, потом несколько лет переписывались, а затем уже после встречи в 15 лет стали друг другу самыми духовно близкими людьми, как будто многие годы росли и жили рядом друг с другом.
У многих из нас были «зарубежные друзья по переписке», которых нам, желавшим переписываться со сверстниками из ГДР, Польши, Болгарии и других социалистических стран, «подбирали» и рекомендовали высшие пионерские организации. Помню, что и у меня где-то в пятом классе неожиданно появилась подруга по переписке из Польши. Я запомнил ее имя: Фелиция Ципка. Может потому, что я «рассчитывал» на переписку с мальчиком из Чехословакии, а, может, из-за того, что Фелиция была то ли на два, то ли на три года старше меня, но наша «почтовая дружба» скоро заглохла. Мы обменивались открытками с видом наших городов: Лодзи и Ленинграда, а также посылали друг другу свои фотографии. Думаю, что я на своем фото выглядел в свои 12 лет не очень-то выигрышно. А Фелиция уже училась в колледже, после которого «была должна стать поварихом».*
И, все-таки, я убежден, нет ничего крепче, надежнее, преданнее нашей старой школьной дружбы. Это очень хорошо проявляется на встречах бывших одноклассников, знающих друг друга с детства. Как проигрывают те люди, кто приходит на такие встречи, неся буквально «спереди себя» свои новые высокие должности, звания и награды. Ведь принимают тебя на этих встречах таким, каким ты был в те далекие годы. И сказать тебе в лицо могут такое, чего не скажут боящиеся тебя подчиненные или приближенные подхалимы.
Процитирую в подтверждение высказанной сентенции стихи собственного сочинения (не воспримите, как нескромность), пропетые в далеком 1989 году на встрече выпускников Отрадненской средней школы, произошедшей через 20 лет после ее окончания:
«…В вечном споре отцов с детьми
Понимаем мы лишь сейчас: Чтоб всегда остаться людьми Нужен сил душевных запас Только где же его найти?
И не купишь, и не займешь…
*Цитата из письма Ф. Ципки. Переписка велась на русском языке, который Фелиция учила в шко-
ле и колледже. (Примечание автора).
Станет легче свой крест нести,
Если в детство свое придешь.
Здесь сумеют тебя понять
И ошибки твои простить. Здесь не станут тебя ругать И не будут тебя винить
Здесь увидишь, каким ты был, Здесь узнаешь, каким ты стал… Здесь ты Верил и здесь Любил, Что Есть Истина понимал…»
Вот уже скоро почти пятнадцать лет мы встречаемся на берегах Невы возле Ивановских порогов: Гена Никандров, Люда Уставщикова, Паша Кошелев, Надя Зюзькевич, Таня Иванова (всех девочек я, по привычке, называю по их девичьим фамилиям). Мы болтаем обо всем на свете. О прошлом, о настоящем, о будущем тоже. Мы общаемся удивительно легко и искренне, совершенно не обращая внимание на то, «какие должности сидят за столом»: глава районной администрации, заместитель генерального директора крупнейшего оборонного предприятия, инженер, бухгалтер или продавец магазина.
Мы обязательно поднимаем тост за Нашу Молодость. И понимаем, что пока мы живы, пока мы встречаемся, вспоминая нашу Молодость, эта Молодость живет с нами и живет в нас. Искренне жаль, (но с этим ничего нельзя поделать), но наши школьные друзья уже начинают уходить из этой жизни, а с ними уходит и частица нас самих. Уже не смеется на наших «прибрежных посиделках» хохотушка Таня Иванова, а мы, вспоминая ее смех, ее обаяние, поминаем нашу ушедшую в мир иной школьную подругу…
Ну, как вы считаете, молодые, современные ребята, сможем ли мы, уже почти старики, понять появление нового современного феномена «Друг по вызову»? Да еще понять (нет, не принять, а именно «понять»), что такая «рыночная услуга» может быть оценена в денежном эквиваленте? Мы, искренне распевавшие слова песни: «Друг в беде поможет,// друг утешить сможет,// Вот, что значит настоящий, верный друг!» – никогда не сможем ни понять, ни принять такой современной, как модно сейчас говорить «продвинутой» услуги. Деньги и дружба понятия несовместные. Пусть мне будет позволено таким образом перефразировать бессмертную фразу Александра Пушкина.* В наши школьные и последующие студенческие годы мы не могли себе и представить, что дружбу, хорошие человеческие отношения можно хоть как-то переводить на материальную основу и на основу какой-либо другой выгоды. Такой подход, даже сами такие мысли соответствовали образу так нелюбимого
*Напомню, в «маленькой трагедии» А.С. Пушкина «Моцарт и Сальери» есть слова: «Гений и зло-
действо несовместны». (Примечание автора).
нами Мальчиша-Плохиша из знаменитой сказки Аркадия Гайдара. А Мальчишам- Плохишам, если таковые появлялись в наши школьные годы в каком-либо классе, жилось ох как нелегко!
Также непросто было жить и выживать ябедам и доносчикам. Где-то в 1964-1966 годах все мальчишки нашего рабочего поселка, игравшие в футбол на приз «Кожаный мяч», повально увлеклись коллекционированием футбольных фотографий. По- чему? Кто был первым, вырезав из газеты «Футбол» фотоснимок забитого гола, теперь уже и не вспомнить. Но очень скоро все стали хвастаться и количественным и качественными показателями своих «коллекций», хранимых, как правило, в папках или (это уже был шик!) наклеенными на листы альбомов для рисования.
В этом «конкурсе коллекций» как-то естественно дело дошло до того, что в читальном зале нашей заводской библиотеки (кстати, очень хорошей) из подшивки журналов «Спортивные игры», «Физкультура и спорт», «Огонек», «Смена», газеты «Советский спорт» и других изданий лезвиями бритв «неизвестные злоумышленники» начали вырезать вожделенные фотографии игровых футбольных моментов. Можете представить, уважаемые читатели, как выглядели подшивки журналов, которые приходили читать и подростки и взрослые, с многочисленными дырками от «ушедших в коллекции» фотографий?! Покаюсь, что и меня попутал этот грех. Эти поступки моих друзей и меня самого можно было считать практически настоя- щим правонарушением!
К счастью, мы вовремя одумались и остановились после того, как один из нас чуть было не был захвачен с поличным бдительным библиотекарем, которую…
«проинформировал» один из мальчишек-младшеклассников. Виновному удалось отвертеться: «не пойман – не вор!» Мой отец, как «представитель властей и общественности» коротко, но емко довел до нас содержание статей уголовного кодекса, предусматривающих ответственность за порчу и уничтожение государственного имущества, а также о возрасте, с какого наступает уголовная ответственность.
Это подействовало отрезвляюще. Больше за лезвие бритвы никто не брался и казенные журналы и газеты в библиотеке не резал. Но как же пострадал доносчик? Его побили? Кажется, нет. Хотя, возможно, кто-то по затылку раз-другой и ударил. Было хуже: для всех мальчишек моего возраста, а также тех, кто был на год-два младше, этот слабосильный, гундосый пацан просто… перестал существовать. Он как бы был, и, одновременно, его как бы не было с нами в нашем поселке. Он, как настоящий предатель, был подвергнут всеобщему презрению. В том числе и тех, кто искренне осуждал и не поддерживал наши поступки с порчей газет и журналов. Вот такая атмосфера нетерпимости была в те годы у представителей Моего Поколения к тем, кто нарушал неписанные законы дворовой чести и морали.
Мы росли и взрослели. Многое из того, что казалось естественным в детские годы, как-то уходило, растворялось. Начиная с 1965 года на смену хоровому пению, игре на гармошке, баяне или аккордеоне (это считалось для мальчишки высшим музыкальным достижением), вы нашу жизнь вошел музыкальный инструмент, по праву являвшийся символом 60– годов ХХ века. Название этому инструменты – гитара.
Гитара входила, нет, правильнее сказать, врывалась в жизнь Моего Поколения по двум направлениям. Первое – через песни авторов-исполнителей, или бардов, как стало модно говорить позже. Здесь авторитетами и звездами первой величины были: Михаил Анчаров, Александр Галич. Булат Окуджава, Владимир Высоцкий Юрий Кукин, Александр Городницкий, Юрий Визбор. Второе направление – это музыка ансамбля «Биттлс» и других музыкантов, последователей стиля «биг-бит» и зарождавшейся в те годы рок-музыки.
Гитары «первого направления» были простыми, доступными, акустическими. Вторые – электрогитары были для нашей страны абсолютной новинкой. И до зарождения новых ВИА* в составе: ударник, гитара-соло, гитара-ритм и гитара-бас, такие струнные инструменты в СССР просто не производились! Я хорошо помню, как мой старший брат Виктор свою первую электрогитару изготавливал собственными руками и выступал с нею в составе ансамбля на сцене Ленинградского института авиационного приборостроения.
Быстрейшему распространению по стране новых авторских песен, а также музыки ансамбля «Биттлс», «Роллинг стоунс» и других исключительно способствовало появление в семьях советских людей нового бытового электроприбора – магнитофона. Первые магнитофоны были еще не кассетные, а катушечные с бобинами на 180,
250 и 350 метров и пленкой тип-2 и тип-6. Пленки тип-2 и тип-6 отличались друг от друга тонкостью и качеством, хотя та и другая стирали головку звукоснимателя почти как наждачное колесо! Хорошо помню названия первых больших и тяжелых ламповых магнитофонов: «Астра», «Комета», «Чайка», «Днипро» (производился в Кие- ве) и прибалтийские – Айдас» и «Гинтарас».
Авторской песне и влиянии ее на Мое Поколение я хочу посвятить отдельную гла-
ву, а сейчас постараюсь хотя бы в общих чертах передать впечатления о появлении
«Биттлс» и их последователей, в том числе и в СССР.
Те из нас, у кого, как и у меня, были старшие братья и сестры, оказались более подготовленными к новой музыкальной культуре, которую принесли мелодии и ритмы «Биттлс». Ведь наши старшие братья и сестры уже в конце 50-х – начале 60-х годов «крутили» на доступных в то время радиолах так называемый «рок на костях». Пластинки первых рок-н-ролов изготавливались кустарным способом на старых рентгеновских снимках. «Честер-рок», «Рок вокруг часов», «Истанбул- Константинопулус» – эти мелодии были мне хорошо знакомы. Но они звучали под звуки эстрадных или джазовых оркестров, с трубами, саксофонами и другим медными инструментами. «Биттлс» не мог не поразить новизной музыкального звучания. «Girl» или «Yesterday» совершенно по-новому передавали эмоции, нет, просто западали в душу, несмотря на то, что мы в СССР практически на 90% не владели английским языком и догадывались о содержании песни лишь по ее мелодии и ритму.
Помню, как мой школьный друг Мишка Лукьянов, ставший уже в 14 лет счаст-
ливым обладателем магнитофона «Чайка-2», переписывая первые записи «Биттлс»,
*ВИА – вокально-инструментальный ансамбль. (Примечание автора).
говорил мне: «А у меня самая любимая мелодия сейчас «Эй сей се ви…» С большим трудом, только привлекая помощь учительницы английского языка, мы с Михаилом узнали, что эта песня по-русски называется «Восьмой день недели», а по-английски
«Eight day the week».
С музыкой «Биттлс» и «Роллингов» в нашу страну пришел новый музыкальный стиль. В начале появились «Поющие гитары» (середина 60-х годов), а за ними, как грибы: «Синяя птица», «Самоцветы», «Веселые ребята» «Лейся, песня» и многие, многие другие ансамбли. Вместе с их музыкой и песнями в моду вошел новый танец «шейк» (буквальный перевод с английского: «тряска», «трястись»). Этот танец по популярности среди молодежи превзошел даже так полюбившийся всем советским людям «твист». Вспомните, дорогие сверстники-ровесники первый образец музыки к песне в стиле твиста. Да, да, да! Это же знаменитая «Песенка про черного кота» («Жил да был черный кот за углом…») на стихи Михаила Танича и музыку Юрия Саульского.
Очень скоро уже наши советские композиторы стали писать музыку в ритме шей- ка, а поэты будут сочинять на эту музыку стихи. В начале 70-х годов была очень популярной песня в исполнении молодого азербайджанского певца и композитора Полада-бюль-бюль-оглы с такими словами:
«Жил да был на Земле человек
С бородой и по имени Шейк…»
Это старик очень любил танцевать и ритмично двигаться, поэтому в честь него был назван танец «шейк»:
«Шейк! Шейк! Ла-ла-ри-лари– лари-лала-лала!
«Шейк! Шейк! Ла-ла-ри-лари– лари-лала-лала!»
Я не буду заниматься в этой книге культурологическим анализом, почему рок- музыка, новые ритмы и танцы вошли в нашу жизнь. Лично я в свои 16-17 лет был го- тов с огромным удовольствие пойти вприсядку под музыку до боли родной русской
«Барыни или украинского «Гопака». Также я был рад прыгать и трястись под песни «Биттлс», а в студенческие годы под любимую мелодию Давида Тухманова «Во французской стороне, на чужой планете…» Скажу откровенно, трястись в «шейке» или извиваться в «твисте» было гораздо легче, чем танцевать «фокстрот», «польку», «вальс» или «кадриль», которые царили на танцплощадках в годы молодости наших родителей.
Думаю, именно поэтому увлечение «биг-битом» было повсеместным, что под-
тверждалось словами одной из старых, уже забытой песней «Поющих гитар»:
«Шар земной не повернул Архимед: Рычага, мол, подходящего нет. Старик гитары в руках не держал, Иначе б шарик задрожал!!!
В книгах этого нигде не найдешь, Но увидишь, если с нами пойдешь: Все законы земные вершит Повсюду биг-биг-биг-биг-бит!!!»
Под такие мелодии и песни во многих институтах и средних школах начали возникать самодеятельные вокально-инструментальные ансамбли в составе: гитары ритм, соло, бас, ударник, а также ставший в миг супермодным и популярным клавишный электроинструмент ионика.
Очень хотели и мы в нашей школе организовать такой ансамбль. У нас, «в недрах нашего коллектива» появился свой виртуоз соло-гитарист Витька Иванов (1952 г. рожд.), ныне, увы, покойный. Был и свой солист-вокалист с прекрасным тембром голоса: Владимир Караваев. Я же, объективно обладая более скромными навыками в игре на гитаре, был готов с еще одним нашим ровесником Александром Громовым (1952 г. рожд.) попеременно играть партию гитары-ритм.
Старшеклассники нашей школы осенью 1968 года даже отработали массовый субботник на мачтопропиточном заводе, чтобы заработать деньги на столь необходимые ударную установку, звукосниматели, усилители, колонки и микрофоны. О профессиональных гитарах мы тогда даже и нет мечтали. Где их можно было «достать» в 1968 году? Это сейчас в любом музыкальном магазине стоят в изобилии гитары и акустические, и электрические – на любой вкус. В те годы приобретение шестиструнной гитары фабрики имени Луначарского по цене 7 рублей 80 копеек было огромнейшей удачей! Гитару большего размера, стоимостью уже девять с лишним рублей купить было еще труднее. Немецкие гитары «Музима» (производства Германской Демократической Республики) стоили уже от 70 до 90 рублей и были для нас, школьников, просто недосягаемыми. Купить их было можно только «из-под прилавка».
В 1972 году в качестве подарка на свое собственное двадцатилетие, будучи уже женатым студентом третьего курса юридического факультета университета, я купил в магазине «Музыка» на Невском проспекте (у метро «Маяковская») чехословацкую гитару фирмы «Лигнатон» за целых 100 (!) рублей. Но в то время я, уже ленинский стипендиат, зарабатывавший деньги в стройотрядах, уже мог позволить себе такую
«крупную» покупку.
А наш школьный оркестр так и остался в «зачаточном» состоянии. Мы не смогли (или не успели) приобрести радиоаппаратуру, уйдя летом 1969 года по окончании десяти классов школы в самостоятельную жизнь. Знаю, что заработанные нами на субботнике деньги не пропали: в 1970 году в нашей Отрадненской средней школе появился свой ВИА. Но в нем играли и пели песни представители другого поколения.
Кстати, вспоминая тот веселый субботник на заводе, стоит отметить, что за годы нашей учебы в школе Мое Поколение стремились приучить к физическому труду. Этим физическим трудом нас воспитывали нравственно. Я не имею в виду рукоделие первого и второго классов: там нас просто научили вдевать нитку в иголку, пришивать себе пуговицы и подворотнички, что очень пригодилось тем моим ровесникам, кто уже в 1970 году уходил в восемнадцатилетнем возрасте служить срочную службу в Советскую Армию.
После окончания начальной школы все мальчишки в обязательном порядке обучались основам слесарного и столярного ремесла, изучали электродело. Этот школьный предмет назывался «физический труд». Кроме этого каждые летние каникулы у нас было две недели так называемой обязательной «практики», когда и девчонки и мальчишки выполняли какую-нибудь, действительно, нужную физическую работу: ремонтировали парты, столы, стулья, мыли окна и подоконники в учебных классах нашей школы.
На одной из таких «практик» я со своими одноклассниками впрямую столкнулся с тем, что называлось «эхом войны». Кажется, летом 1965 года наша поселковая советская власть решила построить дорожку-тротуар возле частных домов, идущих вдоль Ленинградского шоссе от устья реки Тосны, где был в войну знаменитый
«Ивановский пятачок» до перекрестка «пять углов», там, где уходила дорога на поселок Никольское. Нам, уже тринадцатилетним подросткам было доверено под руководством пожилого прораба выполнить начальные вид работ: разметку и плани- ровку дорожки будущего асфальтового тротуара.
С разметкой будущей «трассы», выполненной традиционно, при помощи забива- ния в землю колышков и натягивания на них веревки, никаких проблем не возникло. А вот когда мы начали лопатами срезать дерн и выполнять планировку поверхности под последующую засыпку щебнем и укладывание асфальта, возникли непредвиденные трудности. Вся земля буквально была усеяна ржавыми и рваными осколками снарядов и мин. Да и самих остатков мин в виде «хвостов»-стабилизаторов мы выкопали уже за первый час работы не один десяток. Но самым неприятным было то, что лопаты то и дело натыкались на кости, на… человеческие кости, которые появлялись из-под земли уже из глубины одного штыка лопаты.
Точно не помню, мы проработали на «планировке» день или, максимум, два, по- тому что после извлечения из-под земли останков человеческого черепа нас сняли с этой работы. Так безо всяких учебников и красивых слов, произносимых на митингах у монумента на месте Ивановского пятачка, мы, мальчишки 1952 года рождения, убедились в том, какой ценой заплатили за Победу солдаты Великой Отечественной, в прямом смысле словами костьми ложась в землю, защищая любимый Ленинград… С раннего детства нас, действительно, приучали к физическому «общественно- полезному труду», который, естественно, был бесплатным. И было не принято «сачковать»*, уклоняясь от этой работы. По крайней мере, такие попытки осуждались коллективом и таких «сачков», как правило, не любили. Но были и другие примеры, когда мои сверстники начинали зарабатывать какие-то небольшие деньги своим соб-
ственным трудом.
*«Сачковать» – сленговое слово того времени, означавшее уклонение от работы, в том числе и фи-
зической. (Примечание автора).
Вспоминаю, как в областном Бокситорске, где я часто проводил лето во время учебы в младших классах, мама одного нашего дворового приятеля организовала нас, местных мальчишек и девчонок 7-9 лет, на сбор аптечной ромашки. Похоже, она сама работала в аптеке, научив нас срезать и высушивать целебную ромашку, которую мы (с ее помощью) сдали в аптеку. Потом каждый из участвовавший в «траво- заготовках» получил свои небольшие наличные деньги, что-то около рубля. И такая сумма была для нас огромным праздником!
В другой раз, проживая летом в родной отцовской деревне под Лугой, я помогал своим ровесникам, деревенским мальчишкам, ловить при помощи нехитрых капканов земляных кротов, шкурки которых сдавались в заготовительную контору. Стоила одна такая шкурка, если мне не изменяет память всего-то 20 копеек! Но для нас, пацанов, это были приличные деньги. Хотя и зарабатывались они весьма нелегким трудом: каждого крота в начале надо было поймать в капкан, затем с него надо было бритвенным лезвием снять шкурку (очень неприятная процедура, скажу честно!), затем шкурка растягивалась на гвоздиках и высушивалась на солнце. Только потом можно было сдать шкурку в заготовительную контору и получить за нее монету в 20 копеек, на которые в деревне даже нельзя было купить мороженое. Из-за отсутствия холодильников и недостатка продуктов в деревнях такие сласти в то время не продавались.
Самая прекрасная, самая высокооплачиваемая и самая моя любимая работа в детстве была у меня летом 1965 года. Совершенно случайно меня и моего «школьно- футбольного» друга Виктора Ясельскиса у служебного входа стадиона имени Кирова повстречал легендарный человек: мастер футбольного поля стадиона имени Кирова дядя Сережа Ефимочкин. Увидев двух аккуратно одетых подростков, с вожделением ожидавших прохода на стадион любимых футболистов «Зенита», дядя Сережа подошел к нам и после коротких расспросов сделал нам предложение, от которого ни один пацан, болевший в те годы за наш «вечно невезучий» (в те годы) «Зенит», не смог бы отказаться.
Нам было предложено поработать весь футбольный сезон в Северной будке стадиона имени Кирова, служившей в те годы в качестве табло. Электронного табло в те годы на стадионе не было. Первое электронное табло венгерского производства будет установлено лишь к Олимпиаде 1980 года. Мы с Виктором должны были нахо- диться в будке, через специальные глазки наблюдать за игрой и после забитых голов переворачивать счет на табло, предварительно нацепив соответствующую цифру. После окончания матча мы должны были с крыши нашей будки снять флаги играющих команд. И за эту работу (нет, за это счастье!) нам еще платили по целому рублю (!!!) за одну игру.
При этом мы имели свободный пропуск для прохода на стадион с правом провести с собой одного человека. Этим правом я воспользовался один раз. 9 мая 1965 года, когда впервые День Победы был объявлен праздничным нерабочим днем, я «взял с собой» на стадион своего отца, ветерана войны, усадив его на служебные места. В тот день наш «Зенит» одержал сокрушительную победу со счетом 5:1 над одесским
«Черноморцем», а на стадионе и в Приморском парке Победы была впервые объявлена Минута Молчания. Не могу забыть зрелища, которое я видел с насыпного холма стадиона: как остановилась многотысячная пестрая толпа людей, которая «текла» по главной аллее парка к трамвайному кольцу…
До сих пор я считаю свои первые, честно заработанные за летний футбольный сезон 14 рублей, своей самой большой денежной и моральной наградой за труд, который доставил мне искреннее удовольствие, даже когда приходилось огорчаться после поражений «Зенита».
Я привел примеры, что называется «из себя». Но я точно знаю, что мои сверстники в деревнях работали на покосе, прополке и уборке корнеплодов. На Кавка- зе школьники активно принимали участие в уборке винограда, а в Средней Азии на сборе хлопка-сырца. Да мало ли было других видов работ, где не были лишними руки подростков, стремящихся приобщиться к общественно-полезному труду (я не случайно выделяю эти слова). вполне закономерно, что 60-е и 70-е годы ХХ века станут периодом максимального подъема движения Студенческих Строительных Отрядов (ССО), которое пополняли вчерашние школьники, уже приученные к физическому труду, имевшие право сказать словами пролетарского поэта В.В. Маяковского:
«Радуюсь я:
это мой труд вливается в труд моей республики!»
К окончанию средней школы мы, представители Моего Поколения, могу сказать с уверенностью, хорошо знали и любили русскую и советскую поэзию. Нас учили хорошие учителя по хорошим, продуманным программам, где мы постепенно осваивали все богатства родной речи и российской поэзии. Любой из нас знал наизусть несколько стихотворений А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.А. Некрасова, С.А. Есе- нина и В.В. Маяковского. У каждого из нас был свой любимый поэт, стихи которого мы могли наизусть с чувством продекламировать.
Это было, наверное, посложнее, чем ответить в «угадайку» нынешнего ЕГЭ по литературе. В нашей школе усилиями преподавателей литературы и русского языка Л.Я. Балановой и В.А. Анисимовой был создан литературный клуб «Свеча», где мы приобщались к лучшим поэтическим произведениям как российских, так и зарубежных поэтов. Мы читали вслух, учились декламировать свои любимые стихи, поэмы, проводили литературные викторины. Нашей наградой были… книги русских и советских классиков, которыми мы зачитывались, с удовольствием и легкостью давая их читать своим друзьям.
Почти также и сейчас многие школьники «скачивают» друг у друга через персональные компьютеры фильмы, музыку, а теперь уже и целые книги. Знаю, что и во многих других школах моего детства и юности были подобные литературные клубы, театральные студии, музыкально-эстрадные коллективы, клубы историков и географов. Все это, относившееся к «дополнительному внеклассному обучению», исключительно всесторонне развивало нас, подростков, зачастую помогая сделать выбор своей будущей профессии.
Лично на меня поэзия В.В. Маяковского, а также молодых поэтов, боровшихся с мещанством (Р. Рождественский, Е. Евтушенко, А. Вознесенский) произвела в мои юношеские годы огромное впечатление.
«Скорее
головы канарейкам сверните –
чтоб коммунизм
канарейками не был побит!» –
цитировал я В. Маяковского на уроках литературы. А на уроках истории я смело говорил о «потере энтузиазма 30-х годов», о нарождающемся культе личности Леонида Брежнева и зажиме любой конструктивной критики, начиная от комсорга нашего класса:
«Мы всех зовем,
чтоб вы лоб, а не пятясь, критика дрянь
косила.
И это
лучшее из доказательств нашей
чистоты и силы»!»
И вместе с гневным голосом Андрея Вознесенского я говорил:
«Уберите Ленина с денег!
Он – для сердца, не для наград».
Но разговор о том, как формировалась идеология Моего Поколения, наш политические взгляды и активная жизненная позиция, пожалуй, заслуживают отдельной главы моего повествования.
Характер – советский
У советских – собственная гордость. На буржуев смотрим свысока.
Владимир Маяковский
Название этой главы взято из заголовков газетных статей описывающих трудовые подвиги или героические поступки советских людей времени нашей молодости. Такой заголовок мог быть у статьи, посвященной, например, подвигу сотрудника ГАИ, подставившего свой мотоцикл под прямой удар грузовика, управлявшегося пьяным водителем, чтобы защитить автобус, в котором детей везли на отдых в пионерский лагерь.
Под таким названием могла быть опубликована в газете статья, в которой описывался подвиг юноши, боровшегося с лесным пожаром и лично спасшим из огня малолетних детей. А может, в этой газетной публикации рассказывалось, как истекающий кровью пограничник продолжал в горах Памира преследовать нарушителя государственной границы, и, превозмогая боль от серьезной раны, задержал вражеского лазутчика. Много, очень много примеров такого поведения, подтверждающего «советский характер» у людей, живших в СССР в 60-е – 80-е годы прошлого века, можно было бы привести.
Откуда же в нас брались эти качества? Этот непреодолимый и неоспоримый Патриотизм, ничуть не похожий на американское снобистское все превосходство, французское чванство и китайскую исступленность тех лет? Да все оттуда же… От молока и колыбельных песен наших матерей. От рассказанных бабушками сказок (дедушек, выживших после революции и войн, у нас было очень мало). От революционных и военных песен, звучавших по радио а также из уличных репродукторов. От генетического осознания того, что Наша Страна, МЫ победили в самой страшной из всех войн в истории человечества. Что наша армия, наша партия, наш народ непобедимы!!!
Возможно, кто-то из нынешних «идеологов», ненавидящих все советское, (а,
значит, я убежден, и российское), скажет, что это была заслуга советской пропаганды. Не буду спорить. Наверное, это так. Но я отвечу этим людям, паразитирующим на ранах и язвах России: значит, было что пропагандировать! Ведь если бы не было примеров ярких, смелых поступков, беззаветной преданности Родине и людям, ее населяющим, то нечего бы было пропагандировать. Не было бы для этой пропаганды поводов и примеров.
Мне очень трудно передать словами, как, каким образом входил в наши детские души этот Патриотизм. Ведь, как я уже сказал, до 1965 года Победа в Великой Отечественной войне особенно ярко и празднично не отмечалась. И даже песню
«Вставай, страна огромная» на потрясающую музыку А. Александрова с гениально- проникновенными стихами В. Лебедева-Кумача не очень-то часто исполняли. А ведь у меня и моих сверстников от исполнения этой песни всегда мурашки по коже. Ну, а при первых же тактах знаменитого марша «Прощание славянки» у меня до сих пор влажнеют глаза, и сводит скулы.
Может, наши тонкие детские души трогали военные песни в исполнении кумира
50-х – 60-х годов певца и актера Марка Бернеса? Темная ночь» из любимейшего военного фильма «Два бойца». Как просто и как проникновенно она звучала! Ну, а появившаяся в конце 50-х песня на стихи поэта-фронтовика Е. Винокурова и еще совсем молодого композитора А. Эшпая «Москвичи»? Казалось бы, Марк Бернес, сам прошедший Великую Отечественную войну, пел о тех, кто жил в нашем дворе, но… не дожил до Победы. О тех, кто не может радоваться жизни и счастью мирного труда:
«В полях за Вислой сонной Лежат в земле сырой. Сережка с Малой Бронной И Витька с Моховой.
А где-то в людном мире, Который год подряд, Одни, в пустой квартире Их матери не спят.
Свет лампы воспаленный
Пылает над Москвой
В окне на Малой Бронной,
В окне на Моховой.
Друзьям не встать. В округе,
Без них идет кино; Девчонки – их подруги – Все замужем давно.
Но помнит мир спасенный,
Мир вечный, мир живой,
Сережку с Малой Бронной
И Витьку с Моховой».
Я не смог удержаться и привел текст этой песни полностью. Может, для того, чтобы молодые, никогда не слышавшие этой песни и не читавшие стихов поэтов- фронтовиков, могли прикоснуться к удивительно простому, незатейливому, обна- женному нерву этой поэзии. А, может, для себя самого, для того, чтобы настроиться на волну своих воспоминаний. Ведь когда из соседского окна с патефонной пластинки звучал чуть глуховатый, но очень глубокий голос Бернеса, эта боль за погибших, эта гордость за наших отцов-победителей, казалось, входила через слух, через воздух, в наше сердце, в нашу кровь, в нашу голову, в нашу душу.
Поэтому без тени сомнения, со всей гордостью за моего отца и мать, за всех своих сверстников, за себя, я читал на сцене нашего заводского клуба стихи, опубликованные в журнале «Пионер»:
«В колонне яркой паренек
Средь праздника идет.
И красный маленький флажок
В своей руке несет.
А рядом с ним, чеканя шаг,
Идет отец-герой.
Он тоже держит красный флаг,
Но только флаг большой.
У этих флагов цвет один.
В одном строю отец и сын!»
Не помню фамилии поэта. Да это и не имеет значения. Ведь эти строки вряд ли можно отнести к вершинам поэтического искусства. Но патриотическая идея, Идеология в них огромная! Дети идут в одном строю с отцами под одним флагом. Преемственность поколений была одной из главных идеологических тем советского агитпропа.* Нужно и можно ли это сравнивать с нашей современностью, когда в музее-квартире большевика С.М. Кирова, любимца простых ленинградцев довоенного времени, моим сыновьям (1994 г. рожд.) закладывают в голову современные
«продвинутые» экскурсоводы мысль о том, что пионеры «оболванивались советской властью» и были «тупыми винтиками совдеповской системы».
Как, каким образом собирается «наша» партия (естественно, «Единая Россия») строить будущее страны, когда телевидение и так называемая «свободная» пресса вбивает клин между поколениями Отцов и Детей, идеологически разъединяя народы и даже семьи. Нет, я понимаю, что это делают не руководители думских фракций. Но ведь они позволяют это делать телевидению, ставшему в наши дни не только средством «массовой дезинформации», но почти в прямом смысле слова одним из ви-
дов «оружия массового поражения».
*Агитпроп – агитация и пропаганда. (Примечание автора).
Помню, как где-то в 2001–2002 году я доказывал одному высокопоставленному
«думцу» (хочется сказать по-другому – «думаку»), что показ по одному из центральных каналов телевидения 9 мая американского боевика «Самолет президента» является настоящей «идеологической диверсией» и издевательством над ветеранами и памятью погибших в Великой Отечественной войне. Видеть по российскому телевидению, как американский президент (актер Харрисон Форд) «мочит» в своем самолете ублюдков из числа русских террористов, убивающих мирных заложников, было просто противно и… обидно! Спасибо той же «Единой России» за то, что последние три-четыре года на 9 мая стали вновь показывать старые советские военные фильмы. Но где же издания поэзии времен Великой Отечественной? Ведь это страшное военное испытание для народа и страны породило удивительную поэтическую лирику и настоящую, искреннюю, не ложную патетику!
Где же переиздания романов и повестей писателей-фронтовиков: Константина Симонова, Владимира Карпова, Василя Быкова, Юрия Бондарева, Георгия Бакланова, Бориса Васильева и многих других? Молчит «Единая Россия»… Не дает ответа…
Несомненно, что в воспитании характера Моего Поколения сыграло огромную роль «важнейшее из искусств» (слова В.И. Ленина) – кино. О роли кино 50-х – 60-х годов я уже рассказао в отдельной главе. Здесь же, пытаясь объяснить понятие «характер советский», хочу привести пример лишь одного-единственного кинофильма, который, ни на минуту не сомневаюсь, оказал огромное влияние и на меня, и на моих сверстников.
Это кинофильм «Судьба барабанщика» по повести Аркадия Гайдара, вышедший на экраны в 1956 году. Я, кажется, просмотрел его в детстве не менее десяти раз. Больше, наверное, я смотрел лишь «Чапаева» и «Мы из Кронштадта». Простая, но без нравоучений история жизни двенадцатилетнего Сергея Баташова, пионера, став- шего старшим барабанщиком школы и прошедшего через такие испытания, как обман, клевета, измена, не могла не тронуть наши детские сердца.
Действие фильма происходило накануне войны. Сын красноармейцев, героев Гражданской войны, Сережа очень дружит со своим отцом, который все свои силы и знания отдает работе на оборонном заводе. Мать Сережи умерла, когда ему было только шесть лет, и в доме появилась мачеха: красивая но холодная и эгоистичная Валентина. С первых минут фильма мы видим искреннюю душевную близость Сережи со своим отцом, с которым он ходит в походы, поет военные песни. А для мачехи Валентины важнее всего благоустроенный быт и преимущество отдельной квартиры в центре Москвы.
Да, режиссер этого черно-белого фильма не очень-то утруждает себя передачей нюансов и полутонов в обрисовке героев киноповести. Он использует, как правило, два цвета: черный и белый. Но… таковым было веяние того времени. Нам, послевоенным мальчишкам и девчонкам было не до психологических тонкостей. Мы знали и понимали, что мир делится на две части: на «наших» и «немцев» («ненаших»).
Сюжет фильма «закручивался» очень быстро: жена Сережиного отца, Валентина, имеет любовника, о чем узнает Сергей, но из благородства ничего об этом не рассказывает отцу. «Мачеха Валентина», говоря сегодняшним языком, «под- ставляет» своего мужа и Сережиного отца, честного, порядочного человека, бывшего командира Красной Армии. Валентина выбрасывает пакет с совершенно секретным документом, потому что отец Сергея случайно вложил в него любовную записку жены. Валентина делает это не по злому умыслу, а лишь желая скрыть свои прегрешения. Эти действия приводят к цепи драматических событий: в один день Сергея на торжественной линейке в школе назначают старшим барабанщиком школы, а его отца арестовывают за утрату совершенно секретных документов. С этого момента фильм начинает развиваться в жанре приключенческого детектива. Уже че- рез пол года после ареста отца Валентина приводит в дом своего любовника и вскоре уезжает с ним на курорт на Черное море, оставляя на Сергея квартиру. И тут завертелось…
Мы, мальчишки и девчонки, сидевшие в тесном зале заводского клуба, кажет- ся, даже кричали Сергею, чтобы он не доверял жулику и хулигану Юрке, который в считанные дни «выудил» у Сережи-барабанщика почти все деньги. Мы пытались
«предупредить», чтобы Сергей не связывался с плохой компанией подростков, ку- рившей папиросы, пившей пиво и воровавшей из карманов прохожих деньги. Как натурально, пусть и в черно-белых красках была снята сцена в городском парке культуры и отдыха, где Сергея спаивают и крадут у него остатки денег и тот самый запечатанный сургучом секретный пакет, который нашла и вернула дворничиха. А дальше… Дальше в квартире Сережи Баташова появляется «дядя Вася», якобы брат Валентины, который на самом деле (мы, зрители, понимаем это сразу!) оказывается… шпионом! Сергей попадает в сети «дяди Васи» и странного «старика Якова», не догадываясь о том, какие люди «опекают» его, используя в своих целях.
О, как переживали мы за Сережу-барабанщика, видя, как его «втемную» втягивают в авантюру с попыткой похитить государственные секреты научной разработки инженера Грачковского, ротного запевалы в красноармейском отряде Баташова- старшего. Мы видим, мы понимаем, что пистолет «браунинг», запертый в столе любовника Валентины и захваченный в Киев «дядей Васей», обязательно должен сыграть в этой драме свою роль.
С каким волнением и трепетом бились наши сердца, когда мы видели, как Сережа, засунув за пояс пистолет с гравировкой «Беляеву за отличную стрельбу», лез по развалинам, чтобы перекрыть дорогу к отступлению шпиону «дяде Васе» и бандиту «старику Якову». В эти минуты по-особому звучала маршевая музыка композитора Льва Шварца, напоминая военную песню, которую Сергей пел со своим отцом:
«Бьют барабаны, гремят барабаны,
Зовут барабаны в поход.
Горною кручей на бой неминучий
Красный отряд идет!»
Мы даже не успевали подумать, умел ли двенадцатилетний Сергей стрелять из пистолета, когда он приказал своим врагам остановиться, выстрелил в старика Яко- ва, а в ответ получил пулю в грудь от «дяди Васи». Мы ликовали, видя, как скручивают подлого и мерзкого «дядю Васю» сотрудники НКВД, уже окружившие усадьбу, где скрывались шпионы. А как сжимались наши сердца, когда в следующем кадре выкатывали из операционной на каталке израненного Сережу. Становилось легко на сердце, когда в финале фильма к больному Сереже приходит сын инженера Грачковского, выжившего после удара ножом бандита Якова, а следом за ним Сер- гея обнимает его отец, освобожденный из несправедливого заключения. И как же замечательно звучат финальные слова Сережи Баташова (опять же под музыку «Бьют барабаны»…), обнимающего своего отца: «Как хорошо с тобой, папа!»
Если разобрать весь кинофильм и книгу Аркадия Гайдара «Судьба барабанщика», (которую, чаще всего читали уже после просмотра фильма), то ее дидактика ле- жала на поверхности. Но насколько важным, нужным было воспитательное значе- ние этого кинофильма для нас, мальчишек и юношей! Честность, смелость, преданность идеям и подвигам своих отцов – вот те качества, которые этот кинофильм воспитывал в нас, в его зрителях, которым он и был адресован. Совсем не случайно этот кинофильм в прокате 1956 года просмотрели 25,7 миллиона человек!
Зачем я потратил столько времени и сил на рассказ, о, казалось бы, рядовом кинофильме того времени? Ну, прежде всего чтобы напомнить моим сверстникам сюжет этой памятной многим из нас кинокартины. А также, возможно, для современной молодежи. Ведь сейчас DVD диск этого фильма появился в продаже. Приобретите этот кинофильм, посмотрите его, молодые! Задумайтесь над тем, что волновало ваших предков, на каких примерах и на каких произведениях киноискусства воспитывались ваши деды!!!
Тема Отцов и Детей, конфликта поколений всегда была одной из главных в классической русской и советской литературе. В 50-е годы прошлого века я могу вспомнить еще, пожалуй, два сильных, местами просто пронзительных кинофильма, где эта тема глубоко и высокохудожественно раскрывалась: «Два Федора» (с молодым Василием Шукшиным в главной роли) и «Судьба человека» Сергея Бондарчука, где он был и режиссером, и блистательным исполнителем роли солдата Андрея Соколова, прошедшего фашистский концлагерь, потерявшего семью и усыновившего мальчишку-сироту. Таким же приемным отцом стал для сироты Федора и герой Шукшина.
Почему в те годы снимались такие фильмы? На них был социальный заказ? Нет. Эти фильмы отвечали запросам и интересам зрителей? Да. Режиссеры и сценаристы, разрабатывая эти темы, проводили «воспитательную» работу по отношению к подросткам по заданию Коммунистической партии? Нет. Зрители вольно или не- вольно впитывали в себя те нравственные ценности, которые отстаивали главные герои этих фильмов? Да.
Нужно ли после этого как-то дополнительно разъяснять и разжевывать, почему мои сверстники росли и становились патриотами своей страны, великого и могучего Союза Советских Социалистических Республик, про которых в те годы ко- ротко можно было сказать: «Характер – советский»?
В здоровом теле – здоровый дух
(к вопросу о советском здравоохранении)
Если хочешь быть здоров –
закаляйся.
Позабыть про докторов постарайся.
Водой холодной обливайся,
Если хочешь быть здоров.
В. Лебедев-Кумач
Было бы неправильно, если бы я в своей «попытке аналитического исследова- ния», которую все чаще называю просто рассказом о Моем Поколении, обошел стороной тему здоровья моих сверстников, а также того, как это здоровье сберегали в те уже далекие годы.
Я уже отметил, что мы, рожденные в 1952 году, несомненно, были зачаты в любви, и вынашивались нашими матерями в теплой семейной заботе. Насколько это было возможно в те не самые сытые годы. Возможно, (надо признать), по- явлению кого-то из нас на свет, особенно рожденных так называемыми «матерями- одиночками», поспособствовал правительственный указ, запрещавший аборты. Аборт, произведенный вне пределов медицинского учреждения, в те годы карался уголовной ответственностью.
Не стану обсуждать этичность или неэтичность этого решения властей. Стране, потерявшей 25 миллионов человек, в основном мужчин, было нужно новое здоровое поколение. Государство принимало меры к повышению рождаемости своими, пусть иногда и жесткими методами. Кстати, попутно, матерям-одиночкам, вдовам, воспитывающих детей, увеличивали государственные дотации и льготы.
Несомненно, не всем моим сверстникам повезло родиться здоровыми. Уровень родовспоможения в послевоенное время не был слишком высоким, и я наблюдал вокруг себя своих однолеток с проблемными болезнями, вызванными родовыми травмами и церебральным параличом, очень в то время распространенным.
Мы начинали расти, а нас, маленьких, почти всегда вечно голодных и от этого крикливых, уже поджидали разные типично детские и недетские болезни. О «любимой» болезни всех малышей – ветряной оспе («ветрянке») можно было бы и не говорить. Ею переболели в детстве все. Все мои сверстники, кто раньше, кто позже, демонстрировали во дворах, где гуляли, свои пятна от зеленки на лице и на руках, которыми наши мамы, бабушки и няни прижигали нам неприятно чесавшиеся водянистые пузырьки на коже. Некоторым из нас не везло. Их подслеповатые бабушки про- пускали такие пузырьки и тогда у моих сверстников оставались на лицах всю жизнь
«щербинки» – следы от ветряной оспы.
Каждый из нас, каким бы здоровым он не родился, общаясь со своими ровесниками во дворах, на улицах, в детских садах и школах, «подцепляли» друг у друга корь, скарлатину, коклюш, глисты, острицы и другие детские болезни разной степени тяжести. Про любимый грипп, который в наши детские годы еще не успели перекрестить в ОРЗ и ОРВИ,* я даже не буду говорить. Я, и мои ленинградские городские и областные сверстники болели этой гадостью почти каждую зиму и весну. Хотя зимы в годы нашего детства были более морозными, менее слякотными, а, значит, не такими гриппозными, как сейчас. Хотя гриппом пугали и в те годы: «ви- рус В гонконгский» в 60-е годы заставил поработать медиков в нашей стране и по- волноваться наших родителей, многие из которых еще помнили страшные последствия «испанки».**
*ОРЗ – острое респираторное заболевание. ОРВИ – острая респираторная вирусная инфекция. (Примечание автора).
**Испанка – название вирусного гриппа 20-х годов прошлого века, унесшего миллионы человеческих жизней в Европе. (Примечание автора).
Ну, а после гриппа для нас, выросших на «питерских болотах», вторым «по популярности» заболеванием была коварная ангина, которая могла давать неприятные осложнения, в том числе, на сердце. Если только мы вовремя не удаляли гланды и аденоиды, как это пришлось сделать мне в 1961 и 1969 годах.
Мы резали ноги о битые бутылочные стекла, разбросанные на улицах и во дворах (читатель, надеюсь, помнит, что, как я рассказывал, летом мы бегали босиком в целях экономии на обуви). Мы ломали руки и ноги на не всегда безопасных игровых площадках. Нам пробивали головы камнями, которые мы сами бросали друг в друга в наших первых в жизни, по счастью, пока еще дворовых войнах. Мы наносили друг другу многочисленные травмы глаз, когда после просмотра кинофильма «Три мушкетера» брали в руки первые попавшиеся палки и рейки, изображая из них шпаги, и начиная фехтовать безо всякого умения и без соблюдения правил безопасности.
Нам подбивали глаза и ломали носы как в боксерских секциях, куда мы шли, чтобы научиться постоять за себя, так и во дворах, где любой оскорбленный, чтобы не стать изгоем и «затюканным», был обязан постоять за себя и вступить в бой даже со старшим и более сильным противником. Мы травились беленой, объедались волчьими ягодами, от которых был жуткий понос и нам промывали желудки марганцовкой и делали клизмы. Мы попадали на «скорой помощи» в больницы с резкими болями в животе из-за гнойного аппендицита, и нас спасали добрые, профессиональные люди в белых халатах – врачи и медсестры. Это я знаю по себе: в 1963 году я был доставлен в нашу поселковую больницу с острым гнойным аппендицитом, перитонитом и воспалением брюшины. И только мастерство нашего хирурга Ивана Ивановича Федоровича и его самоотверженность помогли сохранить мне жизнь.
Кому-то из моих сверстников пришлось в годы детства и юности проводить целые месяцы в туберкулезных санаториях, где их тщательно, с великим трудом лечили от очень неприятной болезни – легочного или костного туберкулеза, болезни, всегда сопровождающей войну и разруху. Отдельные ребята и девчонки проходили нелегкие испытания в знаменитом институте ортопедии имени Турнера ( в городе Пушкине под Ленинградом), где им приходилось месяцами лежать на кроватях или ходить в гипсовых корсетах, если у них были выявлены ортопедические проблемы позвоночника или опорно-двигательного аппарата. Мы и наши родители не жаловались, не пеняли на скудное оборудование и условия в наших больницах. Мы знали, что нас лечат совершенно бесплатно, и что это – великое достижение Социализма.
Мы не могли купить в любой аптеке зубную пасту «Парадонтакс». По телевидению не показывали навязчивую рекламу «Колгейта». Этих зубных паст просто не было по определению. Первую болгарскую зубную пасту «Поморин» и советскую
«Жемчуг» я попробовал где-то в 1962-1963 году. До этого мы чистили зубы… зуб- ным порошком, продававшимся в картонных коробочках. Этот зубной порошок, кажется, он назывался «Здоровье», (а был еще «Детский»), чистили наши зубы не хуже наждачной бумаги, по-моему, нанося нашей зубной эмали иногда больше вреда, чем пользы.
Я прекрасно помню помещение медицинского пункта завода ЛМПЗ, где был кабинет стоматолога или, как тогда писали, «зубного врача». Слово дантист было тогда известно только знатокам английского языка. Первый в жизни кариес (а от ирисок и леденцов он образовывался быстрее, чем от шоколадных конфет!) мне лечили при помощи бормашины, в которой обороты бора регулировались… ножной педалью, на которую нажимала сама зубной врач. Как говорят в Одессе, «можете-таки себе представить», как визжала и работала эта бормашина, больше напоминавшая орудие пыток средневековой инквизиции.
Именно поэтому в годы моего детства (по крайней мере, в нашем поселке) больной зуб было легче вырвать, чтобы не мучаться, чем вылечивать кариес путем санации и пломбирования. Да и пломбы были тогда не из современных полимерных ма- териалов, а из амальгамы, то есть … свинца, черные и тяжелые. Вот почему многие мои ровесники имеют «полный рот железа», ну, кроме тех, кто железу предпочитал и мог себе позволить более благородный металл – золото. Нехватка витаминов, некачественная питьевая вода, отсутствие гигиенических средств, конечно же, сказывалось на состоянии зубов Моего Поколения. Вот какая интересная фраза у меня получилась! Прямо для какой-нибудь медицинской статьи на тему профилактики здоровья.
Но это было все в раннем детстве. А потом мы, (говорю больше о мальчишках), стали закаляться, заниматься спортом и не очень-то любили ходить по врачам. Да у нас для этого становилось все меньше поводов. Мы становились крепче и здоровее. Припоминаю интересный момент, что когда в 1974 году, уже после окончания Ленинградского университета, меня зачисляли в органы Комитета Государственной Безопасности, при прохождении медицинской комиссии были запрошены мои медицинские документы из районной поликлиники. Так вот, там, оказывается, не смогли найти моей медицинской карточки! Оказалось, что в течение почти десяти лет я к врачам не обращался.
Конечно, были свои футбольные травмы и у меня, и у моих друзей, страшно увлеченных этой замечательной игрой: ушибы, растяжения, надрывы связок. У некото- рых, которым не повезло, случались переломы рук и ног. Но на нас все это быстро заживало, «как на собаках». Так любила говорить моя добрейшая Няня-Феня. И мы снова бежали на кочковатое, зачастую неровное, травмоопасное игровое поле, чтобы снова и снова гонять футбольный мяч.
Только где-то к 40-45 годам начнут приходить болезни. Стали вроде бы со- вершенно неожиданно болеть все те места, которые были травмированы в детстве и юности. Первое время начинал задумываться: а почему же это у меня неожиданно лодыжка «заныла»? А, да это же мне по ней в 1968 году в футбольном матче против команды Петрокрепости крепко «вдарили». У меня тогда еще месяца два синяк большой не рассасывался…
В 37-40 лет ко многим из моих сверстников начали приходить болезни сердца. Сколько их, моих сверстников ушло из жизни в те «инфарктные» годы, совпавшие с самыми тяжелыми годами в жизни Советского Союза, который и породил Мое Поколение. В конце 1991 года не стало и самого Советского Союза, а вместе с ним со стремительной скоростью стала уходить в небытие старая, пусть и несовершенная, но проверенная временем система медицинского обслуживания населения страны.
Как монстр из американских фильмов-ужасов на нас стала надвигаться тень страховой медицины. Так не хочется вспоминать те уже далекие 90-е годы, когда из аптек стали исчезать лекарства, которые в прямом смысле слова стоили копейки. До
37 лет, до 1989 года, когда мне пришлось пройти после своей автомобильной аварии пять больниц, где мне лечили сломанные шейные позвонки и ногу, я практически не пользовался лекарствами. Но я хорошо помню, что таблетки от кашля, сделанные не на основе химии, а на травах, стоили в те годы какие-то 4 копейки, 10, 12, 15 копеек.
Не могу припомнить ни одного лекарства, которое стоило бы больше одного рубля. Слава Богу, в то время ни мне, ни моим близким эти «дорогие» лекарства не требовались. А сейчас, думаю, мало кто из моих сверстников обходится без таблеток, которые просто по жизненным показаниям необходимо принимать ежедневно. У любого, даже самого «здорового сердечника» в месяц уходит на лекарства не менее одной-двух тысяч рублей. Что уж тут говорить о «платных медицинских услугах»?
Не хочу превращать свой рассказ в какую-то яркую обличительную статью,
критикующую социальную политику нашего правительства. Не это является моей целью, хотя я и пишу эти строки, находясь в Федеральном Центре кардиологии, гематологии и эндокринологии имени В. Алмазова. Не хочу, и не буду жаловаться на дороговизну современной медицины. Потому что, к счастью, я еще работаю и имею хороший «социальный пакет» в виде достойной страховки по линии ДМС (добровольного медицинского страхования). Тем более что совсем недавно наш медицинский Центр имени В. Алмазова посещал премьер-министр России В.В Путин, представляющий Мое Поколение родившихся в 1952 году.
Любой, кому доведется быть госпитализированным в этот центр, может увидеть, как много делается для оказания кардиологической помощи тем, у кого «стал барахлить мотор». В центре проводятся просто уникальные дорогостоящие операции по квоте федерального бюджета, и при этом пациентам не приходится платить ни копейки. Но только, к сожалению, на эту квоту нужно выстоять очередь. Мы же принадлежим к старому советскому поколению, привыкшему все получать бесплатно. А «прорабы экономических реформ» в лихие 90-е годы заявляли: «Лечиться даром – это даром лечиться!» Под этим лживым лозунгом-каламбурчиком, в благородных целях экономии российского бюджета шаг за шагом начинали вводить платную медицину. Сейчас, похоже, таким же образом взялись и за среднее образование. Высшее образование уже давно в значительной степени платное, чем бесплатное. Кажется, у меня тоже получился «каламбурчик»
Завершая эту главу, хочу отметить, что если в нашей молодости, чтобы быть здоровым, надо было закаляться; то сейчас, приближаясь к 60-летнему юбилею, то есть, готовясь официально стать пожилыми людьми, нам следует уже беречь здоровье. Причем то, которое осталось. Потому что люди в белых халатах, представители самой гуманнейшей из профессий, могут помочь сохранить здоровье, но вернуть здоровье могут, пожалуй, только волшебники. Но таковых, оказывающих платные медицинские услуги за квоты федерального бюджета или за «наличку», я, честно признавшись, не встречал.
Хочу закончить эту главу одной старой, как мир, кавказской притчей, которую очень любят люди, работающие в качестве тамады на увеселительных мероприятиях: «На Кавказе говорят: хочешь быть счастлив один день – напейся. Хочешь быть счастлив один месяц – женись. А хочешь быть счастлив всю жизнь – будь здоров!» Так будем здоровы, дорогие ровесники!!!
О, спорт, – ты мир!
Мы хотим всем рекордам
Наши звонкие дать имена!
Н. Добронравов
Спорт с момента рождения до наших дней играет значительную роль в жизни Моего Поколения. Ведь не случайно год нашего рождения – 1952-й совпал с первым участием Советского Союза в олимпийских играх, которые проводились в Хельсинки. Для нашей страны, для всех ее граждан это было по-настоящему знаменательным событием. Ведь многие города Союза еще стояли в руинах, а наши спортсмены уже не на полях битвы, а на спортивных состязаниях вновь утверждали силу и превосходство советских людей, на этот раз в спорте.
Очень символично, что первым советским олимпийским чемпионом стал гимнаст Виктор Чукарин, 1921 года рождения, сам участник Великой Отечественной войны, добровольцем ушедший на фронт, прошедший фашистский плен и несправедливость сталинской системы отношения к военнопленным и лицам, жившим на временно оккупированной территории. Виктор Чукарин стал «истинным олимпийцем». За две Олимпиады 1952 и 1956 годов он завоюет 11 (!) олимпийских наград и станет впоследствии тренером сборной ССРР по гимнастике.
Первый олимпийский успех наших гимнастов-мужчин, а затем и женщин, на долгие годы привел к доминированию советской гимнастической школы в спортивном мире. Это не могло не сказаться на нас, детях, будущем «олимпийском резерве». Помню, как после Олимпиады 1956 года в Мельбурне в нашем поселке появился гимнастический городок с турником, брусьями, кольцами и деревянным бревном. Неведомо откуда появившиеся тренеры-общественники учили нас, первоклашек, и дошколят подтягиваться на турнике, делать «подъемы переворотом» и даже «крутить солнце»! Сколько мальчишек и девчонок пришло в конце 50-х годов занимать- ся в многочисленные гимнастические секции и в «Школы Олимпийского резерва», создаваемые по всей стране для одаренных детей, способных достичь значительных спортивных успехов. Не случайно, что в 70-е годы двое моих ровесников, рожден- ные в 1952 году, Людмила Турищева и Николай Андрианов станут Олимпийскими чемпионами на трех Олимпиадах (!), прославляя советскую гимнастическую школу и страну, вырастившую таких выдающихся атлетов!
Во всех средних школах (городских, поселковых, деревенских) принимаются соответствующие программы по проведению уроков физкультуры. В начальных классах с нами физкультурой занималась наш классный руководитель Анна Дмитриевна Шахова, которой было уже трудно в силу возраста и состояния здоровья научить нас, например, кувыркам вперед и назад. Уже с пятого класса у нас был отдельный учитель по «физической культуре» и мы (мальчишки и девчонки) весело учились прыгать через «гимнастического козла», совершать прыжки в длину и высоту (так называемыми «ножницами»), бегать на время 60 метров. Все школьники младших классов должны были сдать нормативы «БГТО» («Будь готов к труду и обороне»), а старшеклассники – более сложные нормы ГТО («Готов к труду и обороне»)
Пусть в нашей школе до 1967 года не было своего спортивного зала! Ничего! Зато мы прекрасно бегали на лыжах. А после появления в нашем новом здании школы хорошо оборудованного универсального спортивного зала, в котором можно было играть и в баскетбол, и волейбол, и в гандбол, и в мини-футбол, мы активно увлеклись спортивными играми, проводя первенство школы между классами по разным видам спорта. Гимнастические снаряды в этом спортзале были «настоящими».
Мы, в начале дети, потом подростки и юноши, очень любили физкультуру и учителей «физруков». Наш Владимир Федорович Воронцов не только учил нас простым гимнастическим упражнениям и основам игровых видов спорта. Он вел секцию волейбола, в который сам прекрасно играл, создавал первые детские футбольные команды, проводил турнир по футболу «Кожаный мяч», который лично для меня стал первым спортивным достижением.
Никогда не забуду, как в 1965 году наша дворовая футбольная команда «Альбатрос», в которой мне довелось быть капитаном, завоевала первое место среди команд наших окрестных поселков. С каким наслаждением и гордостью мы сжимали в руках наш приз – настоящий «пятнистый» футбольный мяч стоимостью (подумать только!) целых 16 рублей. Это был мяч, каким играли «настоящие мастера». Сейчас я не могу без улыбки вспоминать, как мы все, мальчишки, жившие на улицах Дружбы и Ленина, расписались на этом мяче и в течение двух суток любовались на наш приз. А затем… Затем мы начали использовать наш приз по его прямому назначению: мы стали играть им в футбол. Потому, что играть в футбол нам хотелось гораздо больше, чем любоваться своими наградами.
До 1965 года мы, мальчишки, «пинали» мяч на пустырях возле сараев, где хранились дрова на зиму для топки печей в наших домах. Мяч мог быть резиновым, или же «кирзовым» футбольным с огромной шнуровкой из сыромятной кожи, от которой в случае скользящего удара по мячу головой могли появляться настоящие рваные раны и шрамы. Часто во время игры действовало еще «довоенное правило»: «Три корнера – пенальти». Это означало, что за три угловых у своих ворот назначался пенальти, который пробивал соперник.
Играли не на время, а, чаще всего, до 10 голов в ворота соперников. Или еще проще: от обеда до… финала. Поэтому счет игры мог быть и 26:18 и 31:29 и т.п. При- чем, конечно же, у нас не было никакой футбольной формы. Ведь магазинов «Спортмастер» в то время просто не существовало! А футбольная амуниция из спортивного магазина «Динамо», располагавшегося на Невском проспекте под башней городской Думы, была для нас совершенно недоступной из-за… своей цены. Вот и гоняли мы мяч в чем попало: кто в сандалиях, кто в ботинках, а кто просто босиком… Первой нашей спортивной обувью были резиновые кеды … китайского производства с товарным знаком «Два мяча». Эта обувь была отличного качества и продавалась по недорогой, доступной цене. Как говорится, «износу ей не было». Однако, после хрущевского разоблачения культа личности Сталина отношения с Китаем стали резко обостряться. Китайские кеды, полотенца, детские меховые куртки и прекрасного качества ветчина «Великая китайская стена» исчезли с прилавков на-
ших магазинов.
Спасибо и низкий поклон ленинградской фабрике «Красный треугольник», ранее специализировавшейся на производстве резиновых галош и сапог, за то, что она в короткие сроки освоила новое для себя производство недорогих спортивных кедов, в которых, я думаю, делали первые шаги в футболе многие известные советские футболисты. По крайней мере, мой ровесник Владимир Александрович Казаченок (1952 г. рожд.) в свое время бывший одним из самых популярных нападающих питерского «Зенита», прежде чем получить в футбольной секции свои первые бутсы, начинал свою карьеру именно в таких «литых» кедах красного цвета.
С появлением спортивного зала в нашей школе мы стали играть в «настоящий» волейбол через сетку, а не бельевую веревку, и не «в кружок», просто перепасовывая друг другу волейбольный мяч. Однако эти футбольные и волейбольные мячи в годы нашей юности нужно было еще ухитриться «достать». Я уж не говорю о «настоящих» баскетбольных мячах. Их, кажется, до 1969 года я не видел даже на прилавках фирменных магазинов в Ленинграде. Первый баскетбольный мяч дал нам в руки и показал, как его бросать в кольцо тот самый учитель физкультуры В.Ф. Воронцов. Ведь «настоящее» кольцо с баскетбольным щитом появилось у нас в поселке только лишь в спортивном зале, когда нам было уже по 15 лет!
До этого весь наш «баскетбол» заключался в кидании обычного (кирзового футбольного, волейбольного или просто резинового) мяча в прибитый где-нибудь у стенки сарая металлический обод от бочки! Также и в хоккей где-то до 12-13 лет мы играли самодельными клюшками, которые выпиливались из фанеры или сбивались в районе крюка маленькими гвоздями. Клюшки в ленинградских спортивных магазинах стали продаваться после 1964 года, когда наша хоккейная дружина, где бли- стали Константин Локтев, Виталий Альметов, Вениамин Александров, братья Евгений и Борис Майоровы и Вячеслав Старшинов стали олимпийскими чемпионами в австрийском Инсбруке.
Но… Клюшки имели свойство ломаться. А стоили они два с лишним рубля. И такую роскошь, как «покупная» клюшка, мы не всегда могли себе позволить. До сих пор помню, как в середине 60-х годов среди дворовых мальчишек, любившие на кат- ке «погонять шайбу» были популярны клюшки из… дюралюминия, выпускавшиеся каким-то оборонным заводом в так называемом «цехе ширпортеба». Помню, что на крюке такой клюшки для облегчения, а также, чтобы к крюку не прилипала ледяная крошка, было просверлены многочисленные отверстия. Эти клюшки, практически, не ломались никогда. Зато ими было легко сломать клюшку противнику, если посильнее ею ударить по обычному деревянному снаряду. Но и управляться такой клюшкой требовалось гораздо больше физических сил.
Я не говорю о «настоящей» хоккейной амуниции. Купить ее в магазинах было просто невозможно. В магазинах ее просто не продавали. Хоккейную амуницию: наколенники, налокотники, щитки можно было получить только в официальной спортивной секции. Так что приходилось нам, пацанам, делать свои «самопальные» щитки. Мои одноклассники помнят до сих пор, как смешно я выглядел, стоя в хоккейных воротах в самодельных щитках из войлока, в валенках, с самодельной клюшкой и в старой милицейской («постовой») отцовской дубленке, защищавшей мою грудь и руки от весьма болезненных столкновений с резиновой шайбой.
Кроме упомянутых мной игровых видов спорта в годы моего детства и юности были еще очень популярны два вида единоборств: бокс и борьба. Бокс привлекал в секции тысячи мальчишек, стремившихся научиться «постоять за себя». В наших школах того времени это надо было уметь! Как часто худенькие, легковесные маль- чишки, благодаря занятиям боксом становились настоящими бойцами, способными своими собственными кулаками защитить себя и своих близких. Примеры для подражания у них были великолепные: олимпийские чемпионы, чемпионы мира, известнейшие советские боксеры Геннадий Шатков, Валерий Попенченко, Борис Лагутин, Веллинтон Баранников, Дан Позняк и многие другие.
Не скрою, и я, и мои ровесники соседи с завистью смотрели на Колю Белякова (1951 г. рожд.), дважды в неделю ездившего на автобусе в Колпино для занятий в боксерской секции. Для нас за честь было хотя бы потрогать, а тем более надеть на руки «настоящие» боксерские перчатки. И пусть не все стали мастерами спорта, победителями и призерами республиканских и всесоюзных первенств. Главное, что бокс выковывал характеры, учил смелости, мужеству, умению переносить удары (не только физические) и умению «отыгрываться» по очкам или нокаутом.
Не случайно среди мальчишек нашего двора был особо популярен послевоенный кинофильм «Первая перчатка» (1947 год) с Иваном Переверзевым в главной роли боксера-чемпиона. И нам очень нравилась песня тренера боксеров в исполнении обаятельнейшего Владимира Володина:
«Во всем нужна сноровка, Закалка, тренировка, Умейте выжидать, Умейте нападать.
При каждой неудаче Давать умейте сдачи, Иначе вам удачи
Не видать!»
Борьба в те 60-е годы была трех видов: вольная, классическая и … борьба самбо. В вольной и классической борьбе спортсмены выступали в трико, а вот в самбо и появившейся где-то в 1966-1967 годах японской борьбе дзю-до – в специальных кимоно. Я помню, насколько был популярен у мальчишек Моего Поколения японский фильм Сеитиро Утикавы «Гений дзю-до».
Мы, мальчишки, независимо от возраста, обожали, а многие обожают и сейчас, кинофильмы с драками, погонями, перестрелками. В «Гении дзю-до» этих драк, да к тому же возведенных почти в ранг искусства было предостаточно. Новая борьба дзю-до полностью победила старую школу борьбы «джиу-джитсу» и даже само «каратэ»! Кстати, в то время, в середине 60-х годов, когда на экраны нашей страны вышел «Гений дзю-до», «широкие слои общественности» не имели о каратэ практически никакой информации. Эта борьба вошла в моду в начале 70-х годов и прошла свой непростой путь «легализации» от закрытых конспиративных «подпольных» секций до будущих официальных чемпионатов России и Мира.
А пока мы смотрим по третьему, четвертому и пятому разу кинофильм «Гений дзю-до» о подвигах героя картины Сансиро, восхищаясь его смелостью и мастерством. Мы полностью соглашаемся с восторгом японских мальчишек, говоривших в кинофильме: «Смотри! Идут трое из секции дзю-до». Думаю, те из моих сверстников, кто пересмотрит сейчас этот фильм, сразу поймут, с кого скопировал свою походку рожденный в 1952 году ленинградский школьник Владимир Путин, увлекшийся этой японской борьбой.
Владимиру Владимировичу пересматривать любимые японские фильмы молодости «Гений дзюдо», «Красная борода», «Семеро самураев», скорее всего никогда. Но он не может не помнить, как он поднялся в глазах своих одноклассников, а впоследствии университетских однокурсников, научившись выполнять быстрые и жесткие дзюдоистские броски.
60-е годы прошлого века были годами, утвердившими превосходство советского хоккея в мире. Сборная СССР тех лет, где блистали кроме уже названных мной выше хоккеистов: Анатолий Фирсов, Александр Рагулин, Валерий Харламов, Борис Ми- хайлов, Владимир Петров, Виктор Коноваленко, Владислав Третьяк (1952 г. рожд.) и многие-многие другие. Думаю, что мастера клюшки и шайбы сделали гораздо больше для укрепления советского патриотизма, чем все решения ХХII съезда КПСС с утвержденным Моральным Кодексом строителя Коммунизма.
Когда «наши» играли на ежегодных чемпионатах мира с Чехословакией или Канадой, то улицы больших городов просто «вымирали». Кажется, все население страны, включая детей-дошколят и бабушек с дедушками, собирались у телевизоров, чтобы сопереживать за нашу сборную, радуясь каждой забитой шайбе и со слезами на глазах слушая Гимн Советского Союза, когда он звучал в честь победы нашей сборной. И хотя наши хоккеисты в те годы считались «спортсменами-любителями», они были на хоккейной площадке и команды Канады, составленные из так называемых «бывших профессионалов», тренером которых был баптистский пастор. Как же, Господи, была его фамилия?
Не случайно Владимир Высоцкий, который в те годы еще не успел стать кумиром всей страны, пел в своей песне «Профессионалы»:
«…А ихний пастор, он, как назло,
Он перед боем знал, что слабо им: Молились строем. Не помогло!!!..»
Песня, во многом благодаря которой тысячи моих сверстников научились играть на гитаре и петь под нее, заканчивалась потрясающе патетично и победно:
«Пусть в высшей лиге
Плетут интриги,
И пусть канадским зовут хоккей.
За нами слово.
До встречи снова.
А футболисты – до лучших дней!!»
Да. В футболе в те годы мы не могли сказать, как в хоккее или в гимнастике и шахматах: наши спортсмены – сильнейшие в мире. Но ведь и не «мальчиками для битья» были наши футболисты. Почему бы не вспомнить, что в 1961 году сборная СССР, где были высококлассные яркие игроки: Лев Яшин, Игорь Нетто, Валерий Воронин, Виктор Понедельник, стали первыми чемпионами континента, выиграв Кубок Европы. А четвертое место и малые бронзовые медали на чемпионате мира в Англии в 1966 году? Разве это не достижение?
Игорь Численко, Альберт Шестернев, Владимир Пономарев, Муртаз Хурцилава, наш зенитовец Василий Данилов – эти футболисты были кумирами молодежи! Сколько мальчишек после этого знаменитого чемпионата мира 1966 года, а также под впечатлением участия нашего знаменитого вратаря Льва Яшина в составе Сборной Мира, пришли в футбольные секции и на всю жизнь прикипели к самой народной игре – футболу? Не сосчитать…
Особенно хочется отметить, что «самая народная игра» – футбол была очень доступной для ее любителей, для тех, кого называют болельщиками. О таком термине, как «фаны», «фанаты» в те годы просто не слышали. Да и не было такого термина. На стадион имени Кирова, расположенный в западной части Приморского парка Победы было принято ходить семьями, большими компаниями, приезжать на заводских автобусах, в том числе из городов и поселков Ленинградской области. В день футбольных матчей, которые в то время зачастую проводились в будние дни, за два-три часа до начала игры городскими властями организовывалась массовая подача автобусов до стадиона. Они отправлялись от площади перед Дворцом Культуры имени Ленсовета и подъезжали прямо к стадиону. Также в день футбольных игр существенно увеличивалось количество трамваев, отправлявшихся на Крестовский остров. Точно также массово подавался транспорт и после окончания матчей, что-
бы зрители смогли без проблем добраться до ближайших станций метро. Билеты на футбол были исключительно доступными: одно место на подавляющем большинстве секторов стоило… 50 копеек (в 80-е годы – 70 копеек), а самые дорогие места на центральных секторах продавались по одному рублю (позднее, цены на эти места были повышены до 1 рубля 50 копеек). Ну, а дети до 14 лет имели свой «соб- ственный» сектор № 41 за воротами на северной трибуне. Билет для школьника- подростка, увлеченного футболом, обходился в смешную сумму… 10 копеек.
Еще один вид спорта был не менее «всесоюзно» любимым и обласканным вниманием в те далекие 60-е годы ХХ века. Это – фигурное катание. Думаю, мне трудно подобрать нужные слова, чтобы передать ту всенародную любовь и увлечение этим видом спорта в те годы, который благодаря телевидению, приходившему во все дома страны, буквально ворвался, врос в нашу жизнь. Количество телевизоров в продаже в те годы было просто огромным. Телевизоры, в отличие от холодильников и стиральных машин, можно было легко купить (в том числе в кредит). Телевизоры в СССР в то время были только черно-белые. Первые цветные телевизоры «Радуга» ленинградский завод имени Козицкого выпустит лишь где-то в начале 70-х годов.
Тем не менее, даже на черно-белых телевизорах просмотр соревнований по парному катанию или танцам на льду, где советские спортсмены стали законодателями моды, был для не избалованных зрелищами советских людей просто захватывающим. Музыка, танец, красивые костюмы, цвета и покрой которых нам передавал телекомментатор Сергей Кононыхин, просто завораживали. А почти «балетные» ис- полнения сложных поддержек любимцами всей страны Людмилой Белоусовой и Олегом Протопоповым доводили до замирания сердца.*
А как же возмущались наши люди, когда «плохие капиталистические судьи» отдавали предпочтение в танцах на льду семейной паре из Англии супругам Дин, а не нашим красавцам, душкам, умницам Александру Горшкову и Людмиле Пахомовой, которые каждым свои танцем завораживали и зал, и нас телезрителей. Вспомните знаменитое танго «Кумпарсита»! Выражу свое личное мнение, что фигурное катание в те годы отвлекало советских людей от всех еще нерешенных материальных и социальных проблем лучше, чем сейчас это делают все телевизионные шоу «Ледниковый период». Ведь в то время наши спортсмены гораздо больше прославляли нашу страну, чем сейчас отдельные наши фигуристы «делают бабки» с Димой Била- ном, другими «теледивами» и представителями «попсы».
*Какое глубокое разочарование испытали миллионы советских людей, когда супруги Л. Белоусо- ва и О. Протопопов в 1975 году отказались вернуться в СССР после зарубежной поездки, оставшись на постоянное жительство за границей. Для миллионов болельщиков этот поступок, в основе которого лежали не политические, а бытовые, меркантильные мотивы, стал настоящим предательством. (При- мечание автора).
И пусть самыми сложными прыжками того времени в фигурном катании были давно вышедшие из моды «двойной лутц», «ридбергер», «тулуп». Все равно и простые «дорожки шагов» и «кораблики» и те «либелы» были неповторимы, как неповторима первая любовь. Сколько тысяч маленьких детей бабушки и мамы привели после этих телевизионных трансляций в секции и школы фигурного катания?
Мы гордились нашими замечательными лыжниками и лыжницами, биатлонистами и биатлонистками. Ну, а советские конькобежцы? Разве можно забыть Евгения Гришина, Лидию Скобликову? «Не девушка – а чистое золото!» – так писали об этой пятикратной олимпийской чемпионке наши весьма сдержанные советские газеты того времени. Мы знали. Мы, советские люди, были уверены: в зимних видах спорта Советский Союз должен бороться только за первые места. Все остальные места – это уже неуспех!
Наши штангисты, безусловно, сильнейшие в мире. Как сумел наш интеллектуал, эрудит Юрий Власов на десятки килограммов уступавший по весу американцу Паулю Андерсону на Олимпиаде в Риме в 1960 году стать олимпийским чемпионом по штанге в тяжелом весе?! Впоследствии Леонид Жаботинский, Василий Алексе- ев продолжат эту традицию, став Олимпийскими чемпионами в супертяжелой весовой категории! А штангист из города Шахты Ростовской области Давид Ригерт? Как он «щелкал» мировые рекорды во всех видах упражнений. Даже проще, чем можно щелкать орешки!
Уже в наши студенческие годы, в 1972 году, не только мои сверстники, да вся страна, и рабочие, и колхозники, и интеллигенция, и даже «алкаши» восхищались тем, как на Олимпиаде в Мюнхене наши баскетболисты впервые в истории отобрали олимпийское золото у американских баскетболистов, родоначальников этой замечательной игры. То, что сделал за какие-то три секунды талант тренера Владимира Кондрашина: пас через все поле от своего щита защитника Ивана Едешко и гениальный прыжок с броском нападающего Александра Белова, на всю оставшуюся жизнь останется в истории мирового спорта, как великая победа команды Страны Советов!!!
Могут быть и у России, и у других стран новые, другие победы. Но такой, как та победа 1972 года, не будет уже никогда. Ведь не случайно гениально сказал американский писатель Уильям Фолкнер: «Важно не просто победить, а важно еще восторжествовать!»
Как уже могут понять читатели этой главы, для таких, как я, уже почти стариков, в годы нашей молодости спорт был не просто увлечением, образом жизни, он был существенной частью политики нашего государства. Кончилась политика у нового российского государства, кончились и достижения в спорте. А жаль… Очень-очень жаль.
Сигарета, сигарета, ты одна не изменяешь
Мне ничего не надо И сожалений нет. Со мной моя гитара И пачка сигарет…
Булат Окуджава
Говоря честно, задумывая эту книгу, составляя ее будущее оглавление, я как-то забыл о такой важной теме, как табакокурение. Может, это произошло, скорее всего, потому, что за все свои прожитые годы я никогда не курил. Ну, может за исключением короткого периода 1990 года, когда я пытался отучить от курения мою будущую преданную и верную жену Ольгу. Тогда, увидев ее курящей, желая заставить ее прекратить курение, я вынимал из пачки такую же сигарету и не умело ее раскуривал. При этом конечно же, старался не затягиваться, забирая противный, вонючий сигаретный дым только в полость рта. И, как этот не покажется кому-то стран- ным, Оля, видя мои неумелые попытки «обезьянничать», тут же тушила свою сигарету. Так что я могу похвастаться читателям наличием пусть и кратковременного, но положительного опыта борьбы с табакокурением.
В годы нашего детства очень многие из моих сверстников попробовали курить табак, делая это где-то в период подросткового «трудного возраста» в 13-14 лет. Причины для этого были просты и естественны. Во-первых, практически все наши отцы, пережившие Великую Отечественную войну, в годы нашего отрочества курили. Во-вторых, во времена нашего детства для подростков курение папирос (именно папиросы были в те годы более популярными) являлось одним из признаков «взросления» в глазах своих сверстников. Пусть ложным, но, все-таки, признававшимся окружающими:
– Ну, что ты. Вовка совсем еще юнец!
– Нет, знаешь, он уже курит!
Наши отцы курили в то время чаще всего папиросы «Север» и «Беломорканал».
«Север» был более демократичным и его курили, в основном, рабочие. Очень популярным среди рабочих нашего мачтопропиточного завода были папиросы «Красная звезда», у которых на пачке было изображение звезды и двух вооруженных автоматами ППШ советских солдат на военном мотоцикле с коляской. Эти папиросы в пачке из грубой бумаги стоили что-то около 12 копеек. В пачке было двадцать пять папирос. Такое же количество было и в бумажной пачке папирос «Север», которые стоили дороже – 14 копеек. Эти пачки были легко узнаваемы по надписи «Север» и восходящему над ней изображению северного сияния.
«Рабочая интеллигенция» (мастера, начальники цехов, инженеры), а также офицеры милиции курили «Беломор» – папиросы, на пачке которых была изображена карта печально известного по сталинским репрессиям Беломоро-Балтийского канала, строившегося непосильным трудом заключенных ГУЛАГа.* «Беломор» стоил уже целых 22 копейки и курить эти папиросы могли себе позволить далеко не все.
Вспомните, мои друзья-ровесники, как пелось в песне Владимира Высоцкого об аресте вора-рецидивиста:
«С уваженьем мне: «Садись!»
Угощают «Беломором»:
«Так это ты рецидивист?
Подпишись под протоколом!»
Причем у нас в Питере, в то время называвшемся Ленинградом папиросы «Бе- ломор» выпускали две табачные фабрики: фабрика имени Клары Цеткин (расположенная на Клинском проспекте) и табачная фабрика имени Урицкого, находившаяся на Среднем проспекте Василевского острова. Так вот папиросы «Беломор», произведенные на табачной фабрике имени Урицкого котировались среди курильщиков значительно выше.
*ГУЛАГ – Главное Управления Лагерей Народного комиссариата внутренних дел. (Примечание ав-
тора).
Ну, а самыми престижными папиросами (из числа популярных, ходовых) вы- пускавшимися в картонной коробке, укрытыми серебристой фольгой, были папиросы «Казбек» по цене 35 или 40 копеек за пачку. Их курили директора заводов, главные инженеры, полковники, генералы, артисты и адвокаты. Сколько раз в наших старых советских фильмах были сцены, в которых директор завода или инже- нер протягивали простым работягам пачку «Казбека», удовлетворенно улыбаясь, видя, как тянутся руки к красивой коробке с престижными папиросами. На коробке «Казбека» красовался рисунок джигита в бурке, скачущего на коне на фоне кавказских гор.
Были в начале 60-х годов прошлого века в продаже и сигареты, но, как правило, они были дешевыми (от 5 до 12 копеек), без фильтра, изготавливавшиеся из крепкого табака низкого качества. Вспомните, мои сверстники, знаменитую «Приму» и
«Памир» (о последних сигаретах бытовала шутка-прибаутка: «Памир» курит весь мир»). А маленькие, совсем дешевые, кажется, 7 копеек пачка, папиросы «Дымок»? Вот с таких дешевых сигарет с таким незвучным названием начинался опыт табакокурения и вредного воздействия на организм у моих сверстников.
После полета в космос собак на советских спутниках, появились сигареты «Лайка», на пачках которых была изображена симпатичная дворняга, ставшая известной после своего легендарного полета всем людям на Земле. Да, хорошо бы не забыть упомянуть, что где-то до середины 60-х годов на прилавках сельских и деревенских магазинов продавались пакетики из серой оберточной бумаги с надписью … «Махорка». Цена пакетика была в пределах 5 копеек за пачку. Такую махорку очень любили курить наши деды, многие из которых прошли две и даже три войны. Ку- рили они махорку по всем правилам, сворачивая ее в так называемую «козью ножку» из газетной бумаги.
Правда, в специализированных магазинах «Табак» в Ленинграде, Москве и других крупных городах можно было купить так называемые «гильзы» для набивания папирос табаком. Там же продавались и дорогие табаки: «Герцеговина флор», «Золотое руно», «Капитанский». Конечно, в Москве, Киеве, Тбилиси, Минске, Талли- не, Ростове-на-Дону, Новосибирске и Красноярске выпускались и другие наименования сигарет, которые более хорошо известны моим сверстникам, которые родились и жили в этих городах.
Помню, как в начале 70-х годов мой университетский одногруппник осетин Владимир Босиков привозил из своего Цхинвали (Южная Осетия) сигареты с фильтром «Иверия». Они казались по тем временам по своему внешнему виду (упаковка, наличие фильтра) похожими на лучшие западные образцы табачной продукции. Мой старший брат Виктор, начавший курить только обучаясь в институте, когда ему было 20 лет, еще в начале 60-х годов, приезжая из Таллина, где он гостил у дальних родственников отца, привозил на сувениры неслыханную редкость – сигареты с фильтром. Они назывались «Таллин», и на их пачках была изображены башня ратуши с фигурой Старого Томаса.
В нашей семье в 60-е годы курили двое: отец и Няня. Отец начал курить в далеком 1926 году, когда, оставшись сиротой, он начал 14-летним подростком свою трудовую жизнь, работая извозчиком в артели «Красный ломовик», располагавшейся в те годы в цокольном этаже во дворе Строгановского дворца на Невском проспекте. Курил отец больше 30 лет, бросив эту вредную привычку лишь в 1964 году, когда ему исполнилось 52 года, после перенесенной тяжелой операции по поводу язвы двенадцатиперстной кишки. Все послевоенные годы отец курил только «Беломор», произведенный на фабрике имени Урицкого.
Наша няня научилась курить в войну на торфоразработках в районе Назии и Ра- бочих Поселков Волховского района Ленинградской области. Курила она очень редко (не каждый день) и только папиросы «Север». Курила на своем «рабочем месте» на кухне, сидя на маленькой, невысокой скамейке, выпуская дым в открытую отдушину дровяной плиты, на которой готовила пищу для нашей большой и дружной семьи. Кстати, подчеркну, что в те 60-е годы ходить по улице с сигаретой или папиросой было не только не принято, но и даже не допустимо. Также как нельзя было увидеть курящих мужчин на детских игровых площадках рядом с детьми.
Курили немало, но курильщики как-то «по умолчанию» соблюдали определенную этику курения. В поездах пригородного сообщения (электричках) было принято курить только в тамбурах, а также в первом вагоне, который неофициально, но по всеобщему согласию считался «курящим».
Не могу не упомянуть о сигаретах и папиросах, считавшихся особо элитными и престижными. Это, в основном, были папиросы и сигареты московских табачных фабрик. У нас в Ленинграде, также как и в других городах, они продавались довольно-таки редко. Курильщики специально привозили их из столицы: любимые самим Сталиным папиросы «Герцеговина флор», «Театральные», «Три богатыря»,
«Дукат», «Тройка». Они стоили очень дорого – 50 копеек и дороже. Вспомните, мои сверстники, начало знаменитой песни Михаила Анчарова «Баллада о МАЗе»:
«Нет причин для тоски на свете:
Что ни баба – то помело.
А мы пойдем с тобою в буфетик
И возьмем вина пол кило. Пару бубликов и лимончик, Пару с паюсной и «Дукат».
А мы с тобой все это прикончим.
Видишь, крошка, сгорел закат».
Где-то с 1963-1964 годов, после хрущевского табачного кризиса в СССР начались крупные поставки недорогих, но разнообразных сигарет из Болгарии и Кубы. Если недорогие, но очень крепкие «Лигерос» и «Партагос», не были слишком популярны, то дешевые болгарские сигареты без фильтра «Рила», «Дерби», «Шипка»,
«Джебел» на долгие годы стали любимыми «ходовыми» сигаретами для советских людей. Главное, что привлекало в них курильщиков – это хорошее качество табака и дешевая цена: от 14 до 20 копеек. Кажется, в 1967 году (к 50-летию Октябрьской революции) в продаже появились первые советские сигареты с фильтром, которые производились на московских фабриках: «Столичные» в характерной картонной пачке с изображением пятиконечных звездочек. Стоили эти сигареты целых 35 (!) копеек. Кроме них начали активно продаваться и болгарские сигареты с фильтром: «Опал», «Интер», «ТУ-134», «Родопы» (по названию болгарских гор). У нас в стране народ называл их своеобразно: «Погоны», читая слово как бы написанным на латинице, хотя знатоки понимали, что и у болгарского, и русского народов одни общие просветители, придумавшие алфавит – святые братья Кирилл и Мефодий.
Целых 45 копеек стоили наиболее престижные болгарские сигареты с фильтром
«ВТ» («БэТэ). Эта аббревиатура расшифровывалась предельно просто: «Болгар та- бак». Ну, а самыми престижными и дорогими считались «женские» сигареты с ментолом и красивым завлекательным названием «Фемина». Эта тонкая элегантная пачка с изображением профиля курящей красавицы стоила ни много, ни мало аж 50 копеек! Кстати, не могу не отметить, что появившиеся у нас в стране в 60-е годы кубинские сигары стоили неимоверно дешево (цены воспроизвести затрудняюсь) и не пользовались у советских людей того времени какой-либо популярностью. Поэтому их активно скупали западные туристы, наши фарцовщики и моряки загранплавания, чтобы «загнать» их за границей, а на вырученные деньги купить какие-нибудь но- сильные «шмотки».
Наши советские люди, воспитанные идеологией социализма, (равенства всех людей), не могли себе представить, что в начале ХХI века выкуривание дорогой сигары будет означать приближенность человека к экономической и финансовой элите, и что достаток человека будут определять в сигарных салонах элитных клубов и по стоимости сигары, которую человек себе заказывает. А ведь я хорошо помню, как в
70-е годы в магазинах «Сельпо» Новгородской области пылились коробочки настоящих кубинских «Партагос» и «Гавана» по цене один рубль! И их никто не покупал и не курил. Сейчас точно такие же сигары заказывают по цене больше чем 100 долларов за штуку и курят их даже те, кто… не курит. Ведь надо же держать марку де- лового и богатого человека!
К летней Олимпиаде в Москве в 1980 году в отдельных столичных магазинах появились «настоящие» американские сигареты с фильтром «Мальборо» (красная этикетка), стоившие в официальной продаже немыслимую по тем временам цену: 1 рубль 50 копеек! Находились люди, которые покупали и курили эти сигареты, вы- дувая на воздух деньги, за которые можно было в рабочей столовой обедать целых три дня, съедая первое, второе и третье… Ну, а грузинские «понтовики» вообще покупали такие «Мальборо» по 10 рублей за пачку. Не трудно было подсчитать, что каждая выкуренная сигарета для такого «понта» стоила целых 50 копеек. Но понт, как говорилось в одном известном грузинском анекдоте, был «дороже денег».
Рискну полностью привести этот анекдот, хорошо отражающий психологию гру- зин 80-х годов, имевших большие доходы от торговли фруктами и «левыми» товарами.
В Москве на улице Горького (ныне – Тверская) у ресторана «Арагви» стоит правительственная машина «Чайка». К машине подходит грузин, вышедший из ресторана, раскрывает пачку «Мальборо», закуривает и спрашивает водителя:
– Слушай, ты кого, министра возишь?
Водитель:
– Не твое дело. Кого надо, того и вожу.
Грузин:
– Слушай, вот тебе 25 рублей. Понимаешь, с такой хорошей блондинкой познакомился, хочу ее в гостиницу «Москва» к себе отвезти Ты только подъедь к крыльцу, когда меня увидишь, и спроси: «Гиви Арчилович, я свободен или как?» А я тебе скажу: «Свободен, Володя. Я пешком прогуляюсь!» Понимаешь, понт дороже денег!
Водитель берет деньги и через некоторое время подъезжает на «Чайке» к крыльцу ресторана, на котором стоит шикарно разодетый грузин и его спутница-блондинка.
– Гиви Арчилович, я свободен или как?
– Свободен, свободен, Володя, мы пешком пройдемся.
– Гиви Арчилович, а как же то, что обещали?
– Что? Что я тебе обещал, Володя?
– Ну, как же. Вы мне обещали тысячу рублей дать сегодня взаймы для покупки мебели!
Грузин подходит к «Чайке» и, смущенно улыбаясь, отсчитывает водителю тысячу рублей из туго набитого кошелька и говорит:
– Бери, бери деньги, – и уже тихо добавляет на ухо водителю, – понимаешь, понт дороже денег!
В 1975 году после первого совместного советско-американского полета в космос на космических кораблях «Союз» и «Аполлон» и после первой международной стыковки в космосе были выпущены российско-американские сигареты с фильтром
«Союз – Аполлон» по цене 60 копеек за пачку. Эти сигареты своим названием как бы продолжили «космическую» тематику: ранее были выпущены советские элитные сигареты с фильтром «Космос». По широко распространенной среди журналистов и курильщиков версии табак в этих сигаретах был российский и американский из расчета 50 на 50 процентов. Так ли это было на самом деле, я не знаю. Такую информацию можно получить у профессиональных курильщиков или производителей табака. Могу только отметить, что с 1985 года, начала горбачевской Перестройки и создания частных кооперативов, производство табачной продукции все активнее стало уходить из-под контроля государства в частные руки, заинтересованные в боль- шей степени в получении прибыли, чем в удовлетворении потребностей населения.
Да, на пачках сигарет появились надписи: «Минздрав предупреждает, что курение опасно для вашего здоровья», но это не препятствовало огромному валу контрафактных западных сигарет, заполонивших магазины и ларьки наших городов, сел и деревень. Навязчивая красочная реклама табака (а потом и пива), ничем и никем не ограниченная, вовлекла в табакокурение миллионы молодых россиян, воспринимавших американское «Мальборо» или «Кэмэл» как реализацию мечты о «западном цивилизованном мире». Именно в эти годы курением активно увлеклись девчонки-школьницы и студентки. Прежде это было редкостью и скорее исключением, чем правилом.
Стало модным курить даже… молодым мамам, сидя на скамейке возле детской песочницы, наблюдая за своим играющим ребенком. На Невском проспекте в Ленинграде – Петербурге можно было увидеть десятки молодых людей, на ходу курящих импортные сигареты, и с легкостью выбрасывающих окурки на тротуар или (в лучшем случае) на проезжую часть улицы. Вовсю закурили, «засмолили» школьники, начиная уже, кажется, с начальной школы. Хотя никто не отменял старые «совдеповские» объявления: «Лицам, не достигшим 18-летнего возраста, алкоголь и табачные изделия не отпускаются», школьники «лихих» 90-х обработанные в видеосалонах американскими боевиками, эротикой и зачастую пря- мой порнухой, видели свое утверждение в курении сигарет «Мальборо», «Кент», «Пэл Мэл» и других, зачастую изготовленных в соседних подвалах из смеси таба-
ка с неизвестно чем.
Как показывает мой личный опыт, анализ газетных и интернетных публикаций, наш народ с начала Перестройки стал курить и выпивать значительно больше, чем в годы советской власти. Причина, я думаю, проста. Если в период планового хозяй- ства социализма государство планировало производство табака, сдерживая увеличение производства табачных изделий, то с началом объявления рынка в еще не развалившемся СССР, ситуация быстро превратилась в обычный российский «базар». И очень огорчительными выглядят цифры, которые я уточнил при написании этой части своих воспоминаний: в настоящее время в России курят 60% мужчин и 22% женщин.
Запад, а, точнее, Соединенные Штаты Америки, всегда скидывали в страны третьего мира весь свой лежалый товар, который переставал пользоваться у них спросом, и от которого сами американцы, осознав его вредность для здоровья, начинали отказываться. Сигареты, газированные напитки, чупа-чупсы, гамбургеры, отвратная низкопробная видеопродукция. Конечно, горько, но следует признать, исполь- зуя сленг наших шоуменов: наш «пипл хавал» все это. И, к сожалению, продолжает
«хвать» и сейчас…
Выяснилось, что в годы нашего детства и юности отказаться от курения оказалось проще, чем сейчас. Ведь могли же и я, и Геннадий Никандров и Виктор Авдеев сказать свое «нет» и сигарете, и своим друзьям, настойчиво предлагавшим нам эту сигарету попробовать. Умение отстоять свою личную позицию, не поддаться стадному инстинкту были и остаются ценными качествами личности в любое время, всегда. Завершая эту главу, попробую сделать свой небольшой доморощенный вывод о том, как изменились традиции и принципы курения в переходный период от социализма к капитализму.
Курение в 30-е, особенно 40-е «роковые» годы было всегда сопряжено с небольшой передышкой, отдыхом в работе и в боях. Курение было небольшим, длящимся минуты, периодом отдыха и передышки от непосильного напряжения. Вспомним знаменитую военную песню «Давай, закурим!» в исполнении Клавдии Шульженко, популярность которой в те годы была не меньше, чем у Аллы Пугачевой:
«Об огнях-пожарищах,
О друзьях-товарищах
Где-нибудь, когда-нибудь мы будем говорить.
Вспомню я пехоту,
И родную роту.
И тебя, за то что, ты дал мне закурить!
Давай, закурим, товарищ по одной,
Давай, закурим, товарищ мой!!!»*
*Стихи И. Френкеля, муз. М. Табачникова (Примечание автора).
Папироса, цигарка из махорки, сигарета были способны снять стресс, на короткое мгновение что-то для себя переосмыслить, решить. Не случайно в сильных, эмоциональных кадрах военного кинофильма «Малахов курган» матросы-черноморцы по очереди докуривают последнюю цигарку махорки, прежде чем умереть, кинувшись обвязанными гранатами под фашистские танки.
С приходом в нашу жизнь рыночных отношений и новых ценностей «гламура» курение стало способом приблизиться к той или иной «элите», к внешней стороне западного «цивилизованного» образа жизни. Не случайно же нашими «новыми рыночниками», зарабатывающими на потребительском рынке, был пущен в употребление слоган: «Новое поколение выбирает пепси». Очень хочу верить, что, пройдя все рифы нашего еще нецивилизованного, монополистического и олигархи- ческого рынка, новое поколение выберет здоровый образ жизни без сигарет, алкоголя, гнусного, разрушающего организм человека фаст-фуда.
Несокрушимая и легендарная
(служу Советскому Союзу)
Но от тайги до Британских морей
Красная армия всех сильней!
Из песни 20-х годов ХХ века
Несокрушимая и легендарная,
В боях познавшая радость побед. Тебе, любимая, родная армия, Шлет наша Родина песню-привет.
О. Колычев (слова военного марша на музыку А. Александрова)
Советская армия, Красная армия – эти понятия были нам известны, кажется, еще до того, как мы научились говорить. Ведь слышать мы могли с самого рождения, правда? Все военные парады на Красной площади в Москве сопровождались музыкой духовых оркестров, которая проникала куда-то внутрь груди, туда, где у человека находятся самые важные органы чувств. Играли эти духовые оркестры, есте- ственно, военные марши. И среди них первый, неповторимый, ни с чем несравнимый и потрясающе проникновенный для любого русского человека – «Прощание славянки». В этой музыке военного композитора и музыканта Василия Агапкина слились и триумф, и тревога, и боль, и скорбь, и гордость за Русского Солдата.
Впервые в жизни солдат Советской Армии мне довелось увидеть летом 1958 года, когда они бодро маршировали в «коробке» по улице Ленина нашего рабочего поселка. Все мальчишки, девчонки, старики, женщины выходили из своих домов, чтобы посмотреть на браво марширующих под лихую строевую песню солдат. Эту песню, под которую солдаты будут в течение месяца или двух маршировать в нашу поселковую столовую на обед, я хорошо запомнил. Это редкая строевая песня, которую я никогда не видел ни в каких песенниках. Знаю, что ее называли «Песней дальневосточной дивизии».
В моей памяти сохранились лишь фрагменты песни, под которую печатали шаг по асфальту солдаты-срочники 1937-1939 годов рождения:
«Стоим на страже – всегда, всегда,
А если скажет страна труда:
«Прицелом точным врагу в упор!» Дальневосточная. Краснознаменная. Даешь отпор, даешь отпор!!!
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Нам не забыть тебя, Семен Буденный
И не забыть свинцовую пургу…
Вот эти слова: «стоим на страже» и «даешь отпор, даешь отпор», с чувством пропетые молодыми, сильными голосами, становились очень убедительным доказательством силы и мощи нашей армии. Армии, победившей Фашизм. Именно так мы, рожденные в 1952 году, воспринимали нашу Советскую Армию. И день 23 февраля в те годы именно так и назывался: «День Советской армии и военно-морского флота».
Военное подразделение располагалось в палаточном городке за нашим поселком на берегу реки Святки. Примерно там, где сейчас стоит здание нашей средней школы. Кажется, это были связисты, которые прокладывали вдоль Ленинградского шоссе какой-то военный, может быть, даже секретный кабель. Именно эти солдаты первыми прибежали на улицу Дружбы, услышав взрыв, в котором погибли и покалечились мои ровесники, пытавшиеся достать тол из неразорвавшейся мины.
До сих пор у меня перед глазами стоит картина: молодой солдат очень быстро, стремительно бежит по полю к заводскому медпункту, держа на руках завернутое в окровавленную простыню тело мальчишки. Такие первые детские впечатления не проходят даром. Для меня, и для моих одноклассников «наши» солдаты, прежде всего, были спасителями. А во вторую очередь – предметом восхищения. Ведь было невозможно не восхищаться, наблюдая, как молодой солдат на турнике «крутит солнце», делая больше десяти оборотов!
Служба в армии, срочная служба в конце 50-х – начале 60-х годов длилась три года в сухопутных войсках и долгих четыре (!) года на флоте. Несмотря на это, мы даже представить себе не могли, что были или появлялись «уклонисты» и «беглецы» от армии. Призыв в армию в те годы был только один – осенний. У многих моих друзей уходили в армию старшие братья и дяди. Они приезжали «на побывку» в краткосрочные отпуска уже совсем другими людьми: подтянутыми, физически сильными, более серьезными и воспитанными.
А после демобилизации это были просто красавцы, с ефрейторскими или сер- жантскими нашивками, значками за классность и красивыми «дембельскими» чемо- данчиками. Армия в те годы была школой, продолжением образования молодых лю- дей в условиях казармы и повышенной ответственности. Ведь солдату в руки дают оружие. И дают не для того, чтобы «поиграться в войнушку», а для того, чтобы в совершенстве овладеть этим оружием, чтобы, если придет час, уметь с оружием в руках защитить свою Родину.
В те годы среди всего населения страны, не только среди военных, были чрезвычайно популярны два кинофильма о молодых солдатах, которые в начале очень не- легко переносили тяготы службы: «Максим Перепелица» и «Солдат Иван Бровкин». Эти фильмы появились буквально один за другим, но между собой не конкурировали. Кинозрители, простые советские люди, полюбили и непутевого Максима (актер Леонид Быков) и застенчивого неудачника Ваню Бровкина (актер Леонид Харитонов). В обеих картинах парни, у которых в начале служба пошла наперекосяк, и они даже получали наряды вне очереди и сидели на гауптвахте, в конце фильмов становились бравыми солдатами-командирами. Естественно, все препятствия на пути их «личных чувств» (у обоих «на гражданке» оставались невесты) в конце концов устранялись и все заканчивалось благополучно и счастливо.
Кинофильм об Иване Бровкине вызвал такой интерес и завоевал такую популярность, что было даже снято продолжение картины – «Иван Бровкин на целине». И это было по тем временам уникальным явлением. Это сейчас любая более-менее
«рейтинговая» кинолента получает продолжение с приставками, типа «Бумер-2»,
«Бумер-3», «Бумер-4» (чуть не пошутил: раз, два, три, четыре, пять – вышел «Бумер» погулять!). А тогда в те годы съемки продолжения кинокартины были исключением из правил.
Не хочу писать пошлой фразы о том, что «армия была согрета всенародной любовью», как это делали не самые талантливые, конъюнктурные журналисты в то советское время. Тем более, что те же журналисты с легкостью могли, когда ситуация менялась, писать о «бесчеловечных унижениях человеческой личности в условиях военных казарм». Но скажу однозначно, как «участник событий того времени»: к армии в те годы относились с глубочайшим уважением. Многие родители, имевшие
«непутевых» сыновей, совершенно искренне говорили: «Скорей бы тебя, дурака, в армию забрили. Там тебя научат уму-разуму».
Действительно, как я видел сам в конце 60-х годов, многие мои старшие товарищи возвращались из армии «другими людьми». Возьму ближайший пример – мой сосед по дому Миша Калинин (1949 г. рожд.), вратарь нашей футбольной команды. Нет, он не был каким-то хулиганом, но до армии и выпивал и шалил, а вернулся из армии Михаил целеустремленным человеком, пошел служить в милицию. Также и наш капитан футбольной команды Геннадий Михеев (1950 г. рожд.) отслужив срочную службу, поступил в институт, получил высшее образование, долгие годы работал в районном исполнительном комитете.
Самым ярким примером «армейского преображения» лично для меня является мой однокашник по университету Валерий Муравьев* (1950 г. рожд.), поступивший
*Уже при подготовке этой книги к печати я узнал, что летом 2010 года Валерий скончался в возрас-
те 60 лет от тяжелой болезни. Светлая тебе память, Валера! (Примечание автора).
на юрфак после службы в погранвойсках в 1971 году. Валерий жил на железнодорожной станции Мга, и мы с ним ездили на учебу в одних и тех же электричках. Только после трех или четырех месяцев нашего общения меня, третьекурсника, и его, первокурсника, Валерий сознался мне, что весной 1969 года он был тем самым пьяным дебоширом, сорвавшим на мгинском стадионе футбольный матч, который мне довелось судить в качестве арбитра. Валерий признался, что в драке, которую он, как болельщик своей команды, развязал на футбольном поле, очень хотел добраться до судьи (то есть, до меня), который, по его мнению «свистел не так, как надо».
Валерий сам подробно рассказывал мне, как его, бывшего футболиста-хулигана преобразила армия. Прежде всего, доверием, ответственностью за людей и поручен- ное дело. Службу свою в пограничных войсках Валерий закончил комсоргом своей части и получил от командования и политотдела направление на учебу в Университет, куда он и поступил, окончив курсы для демобилизованных из армии солдат, да- вавших преимущество абитуриентам «со стажем» при поступлении в ВУЗы. Впо- следствии Валерий Николаевич Муравьев, окончив Университет, работал в качестве судьи в Ленинградской и Архангельской областях.
Советская армия времени нашего детства и юности давала молодым солдатам, имевшим среднее образование, возможность получить воинскую специальность: радиста, связиста, техника, водителя и др., по которым можно было работать «на гражданке» или в дальнейшем пойти на учебу в институты. Многие солдаты возвращались из армии в звании старших сержантов и даже старшин, получив настоя- щий опыт руководства людьми. Отдельные даже получали звания младших офицеров – «младший лейтенант». Отличники боевой и политической подготовки в рядах СА вступали кандидатами в члены КПСС (мои университетские друзья Султан Юнусов, Михаил Ласовский).
Некоторым прошедшим сержантские школы, предлагали без экзаменов поступать в военные училища и избрать для себя карьеру профессионального военного. Делали такое предложение и моему другу детства Геннадию Никандрову, но он, бравый старшина «учебки» для молодых солдат, предпочел закончить вечернее отделение ВУЗа и стать инженером. Сейчас уже в течение длительного времени он заме- ститель директора одного из крупных оборонных предприятий страны.
Следует еще упомянуть, что служба в армии, с ее тяготами, была в разных точках Советского Союза: в Средней Азии и Заполярье, на Дальнем Востоке и в Закавказье. Но была еще служба в странах народной демократии: в Польше, в Венгрии, Чехословакии, Германской Демократической Республике. Вспоминаю, как мой сосед, игрок нашей футбольной команды Витька Павлов (1953 г. рожд.) вернулся после службы в ГДР с наколкой на плече с надписью «ВДВ. Магдебург». Как он гордился и своей наколкой и службой в легендарных воздушно-десантных войсках в «загранке».
А ведь были еще и Кремлевский полк, спецподразделения КГБ, куда тоже набирали солдат-срочников. Отбор в эти подразделения был еще более строгим и серьезным, чем для службы за границей. После службы в Кремлевском полку, (где «тянуть лямку» было, ох, как несладко), например, мой коллега и товарищ по службе в Ленинградском управлении КГБ Вениамин Шаверин (1951 г. рожд.), поступил в Высшую школу КГБ, став после ее окончания профессиональным юристом-следователем.
Армию поддерживали в те годы идеологически. Главное Политическое Управление Советской Армии проводило огромную работу, как бы сейчас сказали «по связям с общественностью». О действующей армии снимали хорошие, идейные кино- фильмы на основе реальных фактов: «В твоих руках жизнь» (о саперах, разминиро- вавших жилые кварталы Курска); «Над Тиссой» (о солдатах-пограничниках в Западной Украине, выявлявших вражеских диверсантов); «49 дней» (о подвиге трех матросов Тихоокеанского флота, которые провели в океане 49 дней без еды и питья и выжили, показав пример стойкости, дружбы, героизма.
Можно еще вспомнить песни, которые писали для солдат советские композиторы и пели лучшие певцы: «Как тебе служится, с кем тебе дружится, мой молчаливый солдат?» (Майя Кристалинская); «Пускай ты нынче не в строю, но под одеждой штатскою,// Всегда и всюду узнаю я выправку солдатскую» (Владимир Трошин);
«Лодка страшным давлением сжата,// Дан приказ – дифферент на корму!» (Влади-
мир Гуляев).
Была ли в те годы в армии дедовщина и все те ужасы, которые последние годы, кажется даже, десятилетия, рассказываются по ТВ о нашей армии? Да, уже были. Это гнусное явление пришло в армию в 60-е годы, когда из-за проблем с недобором, и демографическими проблемами, вызванными Великой Отечественной войной, в войска стали призывать тех, кто в подростковом и юношеском возрасте был осужден за преступления и имел опыт исправительной колонии. Но, во-первых, в те годы дедовщина была лишь в определенных родах войск (например: стройбат, внутренние войска), а, во-вторых, атмосфера в обществе была совершенно другой. Она не располагала к таким диким проявлениям зверств и насилия, которые происходят сейчас не только в армии, а везде: на улице, на стадионах, в школе.
Думаю, что скажу прописную истину: у сильной, могущественной страны армия всегда сильная. У разваливающейся, а потом собирающейся по частям страны, армия не может быть сильной. В годы нашего детства и юности мои сверстники шли служить в армию Победителей, защищающую страну победившего социализма. Не стану разводить политические дискуссии, был ли в нашей стране социализм и на сколько процентов. Неоднократно побывав в Швеции, я увидел страну победившего социализма с капиталистическим укладом экономики. Сейчас наша российская армия должна защищать страну, перешедшую на капиталистические экономические отношения, которые, похоже, побеждают и саму армию, точнее, то, что в ней осталось от советского победного духа.
Новая капиталистическая экономическая база в армию не пришла, а советская патриотическая идеология почти полностью улетучилась, а новой наши власть предержащие еще не придумали. Ведь не может же армия охранять только золотой запас страны и активы олигархов, заработанные на воровской приватизации?
Трагедия подводной лодки «Курск», которая, говоря словами президента В. Путина, «утонула», как в магическом кристалле показала все уродство российского переходного периода от недоразвитого социализма к плохо придуманному капитализму. Китай сумел «придумать» для себя этот капитализм гораздо лучше. Поэтому китайская армия сейчас сильна, как никогда. Заметьте, читатели, что по нашему ТВ практически нет сюжетов о китайской армии, нет статей, публикаций в прессе. И, слава Богу, что сейчас у России нет поводов для конфликтов с Китаем, как в 1968 году на острове Даманский. Ведь я уже совсем-совсем без смеха вспоминаю политический анекдот сорокалетней давности:
«Армянское радио спрашивают:
– Кто будет командовать армией СССР в возможной будущей войне с Китаем?
Ответ:
– Последний маршал в бой нас поведет!»
Я, действительно, осознаю, что начинаю стареть. Ведь старики, говоря словами российского ученого В. Эфроимсона, «уже не боятся говорить правду». А кто ее ска- жет Владимиру Владимировичу Путину, как не его ровесники, родившиеся, так же, как и он, в 1952 году? Если в ближайшие пять, максимум десять лет в армии не произойдут позитивные перемены не на словах, а на деле, то это будет иметь и для армии и для страны непоправимые последствия. Или, действительно, кто-то очень хочет, чтобы у руля армии остались «последние маршалы социализма»? А, может, наоборот, хотят, стремятся, чтобы во главе армии России как можно скорее встали люди, не прошедшие «прививку социализма»? Но есть ли у этих людей прививка Патриотизма и Ответственности за судьбы Родины и Народа? Кто они? Где и как учились? Какие ценности им прививали их родители, и кто они? Мне, как еще не совсем дряхлому старику, а, как любят говорить американцы, «честному налогоплательщику», хотелось бы знать.
Я ничего лично не имею против бывшего пресс-секретаря Северного флота Игоря Длыгало, вравшего с телеэкрана в дни гибели «Курска» что-то несусветное, что он и сам не успевал запомнить. Где он сейчас? Какую должность занимает на флоте? Может быть, уже контр-адмирал? Я думаю (я позволяю иногда себе это делать), что во времена советского, а также того, начала ХХ века, царского флота, оказавшийся на его месте морской офицер, имевший представление о понятиях чести, должен был уйти в отставку…
Мне так не хочется верить в слухи и досужие разговоры о том, что на генеральские должности в армии сейчас «продвигают» своих людей те или иные олигархи или даже коммерческие, криминальные авторитеты. Ведь в милиции, которая теперь уже переименована у нас в полицию, это уже давно стало нормой. Об этом иногда уже начинают говорить и журналисты, та самая «четвертая власть», которая так умеет «раскачивать лодку». Правда, кто знает, может, она, эта власть, эти журналисты, когда-либо, как трубачи в армии, не только научатся трубить тревогу, но и поднимать на бой ту армию честных и добросовестных людей, которые хотят жить в своей стране достойно. И хотят быть уверенными, что их покой защищает сильная, непобедимая армия.
Годы взросления (1965-1968)
Каждому поколению свойственно считать себя призванным переделать мир.
Альбер Камю
Он переделать мир хотел,
Чтоб был счастливым каждый…
Булат Окуджава
В восточных гороскопах принято делить жизнь человека по двенадцатилетним циклам. Каждые двенадцать лет человек отмечает «свой» год, и каждый двенадцатилетний цикл вносит свои важные изменения в духовную и физиологическую жизнь человека. Для моих ровесников первым после рождения «Годом Дракона» был 1964 год, когда и мне, и всем, кто родился в 1952 году, исполнилось по 12 лет. Это было в том далеком году, когда «мирным путем» (в результате «тихого» переворота в Политбюро ЦК КПСС) был снят с должности Генерального секретаря коммунистической партии Н.С. Хрущев, и к власти в стране на долгие восемнадцать лет пришел Л.И. Брежнев.
Тогда, сорок пять лет тому назад, Леонид Ильич не был похож на того старика- маразматика, которого так любили пародировать «смелые» артисты эстрады и ко- торого миллионы советских людей высмеивали в многочисленных политических анекдотах. По крайней мере, после невоспитанного, грубого Хрущева, с его просторечивой лексикой, Леонид Брежнев не вызывал в начале никакого раздражения. Это потом, лет через десять, вся страна будет смеяться над манерой произносить «по бумажке» даже самые простые слова и короткие речи.
Испытав первые разочарования от поведения и манер государственного лидера, мы, молодые граждане Страны Советов были хотя бы рады уже тому, что нам не стыдно за поведение своего лидера. Очень похожие чувства мы испытаем еще раз в
2000 году, когда на смену неуправляемому и непредсказуемому в своих алкогольных вывертах Борису Ельцину на президентский пост придет еще молодой, подтянутый, хорошо умеющий говорить Владимир Путин, поведение которого очень выгодно отличалось от всех его предшественников.
Ни мы, ни наши родители не переживали за снятие Хрущева с должности. Тем более что после «смены лидеров» как-то сами по себе стали решаться проблемы с нехваткой продовольствия, а вся страна в 1965 году переживала большой эмоциональный подъем: впервые как государственный праздник, объявленный официальным выходным днем, было отмечено 20-летие Победы советского народа в Великой Отечественной войне. До этого 9 мая отмечалось довольно скромно, я бы даже сказал, буднично.
Человеком, который внес большой вклад в принятие этого решения на государственном уровне, был писатель-фронтовик Сергей Сергеевич Смирнов, к слову сказать, родной отец известного режиссера и впоследствии актера Андрея Смирнова, дебютировавшего в советском кинематографе своим знаменитым «Белорусским вокзалом». Сергей Сергеевич с начала 60-х годов вел на телевидении (канал общесоюзный был тогда только один) телепередачу, посвященную поиску безвестных героев Брестской крепости. Это был чрезвычайно увлеченный, искренне убежденный в своем советском патриотизме человек, буквально заряжавший своей потрясающей энергией.
К 9 мая 1965 года в Александровском парке в Москве был открыт мемориал «Могила неизвестного солдата» с аллеей обелисков в честь городов-героев. Само понятие «город-герой» было учреждено именно к 20-летию Великой Победы. Первыми городами героями были объявлены Москва, Ленинград, Одесса, Севастополь и крепость-герой Брест. 9 мая 1965 года в 18.00 в Москве и по всей стране была объявлена Минута Молчания, которая транслировалась в прямом эфире по телевидению и радио.
Эта Минута Молчания, говорю как свидетель и участник тех событий, производила сильное эмоциональное впечатление. Голос и слова диктора, произносимые под скорбную музыку и удары метронома, были столь сильны и проникновенны что
«пробирали до костей». Я не помню в своей жизни большей гордости, чем та, которую я испытал 9 мая 1965 года. Ведь вокруг были тысячи, миллионы ветеранов, прошедших через горнило той страшной войны, завершившейся победой советского народа в поверженном Берлине. Вспомните, дорогие ровесники, вспомните, где и с кем вы были в том далеком 1965 году во время Минуты Молчания?...
В тот Юбилейный год в школах нашей страны были впервые проведены «уроки памяти», на которых выступали бывшие солдаты Великой Отечественной. И эти встречи с ветеранами, еще не испорченные своей последующей организованностью и формализмом, дорогого стоили.
Накануне Юбилея Победы на экраны телевидения вышел первый советский многосерийный (4 серии) телевизионный фильм режиссера С. Колосова «Вызываем огонь на себя», посвященный борьбе с фашистами советских партизан и подпольщиков. Главная героиня сериала – актриса Людмила Касаткина, уже очень популярная после фильма «Укротительница тигров», блестяще сыграла роль реальной героини войны, подпольщицы Анны Морозовой, организовавшей группу сопротивления фашистам, проводившую диверсии на немецком аэродроме в районе деревни Сеча.
Анна сумела привлечь на свою сторону и молодых польских рабочих из числа об-
слуги аэродрома.
Блистательную роль полицая Тереха, подозревающего Морозову, сыграл еще молодой, но уже чертовски талантливый Ролан Быков. Этот фильм смотрела вся страна. Мы, школьники, могли цитировать фразы из этого кинофильма наизусть:
– Бедовая ты девка, Морозова! – говорил Терех, пытаясь приударить за Анной,
как за женщиной.
– Я же вам говорила, господин Терех, кудрявых я люблю. И чтоб на балалайке играли! – Бодро отвечала Морозова-Касаткина, стараясь скрыть свою ненависть к этому вечно полупьяному предателю-полицаю.
– Э-э-э-х, Морозова! А я на балалайке-то… и не умею! – с искусственным смехом отвечал Терех-Быков, продолжая подозревать Анну.
Фильм был снят на черно-белую пленку. Эра цветного кино и тем более телевидения придет позже. В эпизодических ролях и массовках снимались «самые настоящие» русские старушки и старики военного периода. От этого фильм получался еще более достоверным и проникновенным. Как было бы здорово, если бы к очередному Дню Победы его показали бы по центральному телевидению, снабдив хорошими профессиональными комментариями кинокритиков и историков
А какой потрясающий эффект эмоций и патетики вызывала написанная в те годы Робертом Рождественским поэма «Реквием»?! Думаю, что не было в Советском Союзе ни одной школы, в которой бы она не звучала в исполнении лучших самодеятельных чтецов! В нашей Отрадненской средней школе эту поэму великолепно чи- тали на два красивых голоса Владимир Иванов и Катя Красикова (оба 1952 г. рожд.), ставшие впоследствии супружеской парой. Начинала Катя:
«Вечная Слава Героям!
Вечная слава!
Вечная слава!»
. . . . . . . . . . . . . . . .
«…Но зачем она им, эта слава, – мертвым?
Для чего она им, эта слава, – павшим?»
– красивым густым баритоном спрашивал Владимир Иванов. Но в конце поэмы на эти слова сомнения очень проникновенно, и как-то по-особенному убедительно отвечала Катя:
«Помните!
Через века, через года, –
помните!
О тех,
кто уже не придет никогда,–
помните!
Не плачьте!
В горле сдержите стоны,
горькие стоны. Памяти павших будьте достойны! Вечно достойны!
. . . . . . . . . . . . . . . .
Детям своим расскажите о них, чтобы запомнили! Детям детей расскажите о них, чтобы тоже запомнили!
. . . . . . . . . . . . . . . .
Встречайте трепетную весну,
люди Земли. Убейте войну, прокляните войну,
люди Земли!
Мечту пронесите через года и жизнью наполните!..
Но о тех,
кто уже не придет никогда, – заклинаю, – помните!»
И ни у кого! Ни у кого не возникало даже малейшей попытки поиронизировать или подискутировать по поводу огромного количества жертв и плохо организованной обороны 1941 года. Тогда же в 1965 году впервые была названа цифра – 20 миллионов советских людей, отдавших свои жизни за свободу и независимость своей Родины в самой страшной из войн в истории человечества. Сейчас эту цифру уже пытаются довести до 30 миллионов, и всякого рода млечины, патологически ненавидящие все совет- ское и русское, пытаются под руководством кукловодов в лице сванидзе и американских историков-политологов, разыгрывать карту Великой войны в целях шельмования строя, страны и ее граждан, проливавших кровь за свободу и независимость Родины.
Хочу сказать резко и однозначно: кровь наших предков проливалась за свободу и независимость Родины и будущих поколений, в том числе того, к которому принадлежу я. Но эта кровь была пролита не ради свободы шельмования людей и пересмотра исторических фактов. Ведь со всей очевидностью уже сейчас можно сделать вывод, что враги России, через свою пятую колонну на телевидении стремятся сделать все, чтобы новые поколения россиян переосмыслили свое отношение к Победе в Великой Отечественной войне.
Я все с большей очевидностью вижу, как эту Победу пытаются украсть у России и у Советского Союза. Думаю, что кое-кто хотел бы добиться от России покаяния за Победу, поставив на одну ступень и победителей и побежденных, исподволь, а иногда и впрямую убеждая, что фашистский режим Германии и Советский Союз являются идентичными политическими системами, заслуживающими осуждения и забвения.
У-у-ф!!! Какая у меня родилась тирада! Соскучился, я, видимо, по возможности прямых споров и дискуссий с политическими противниками нашей страны. Ну что ж! Раз у меня и моих сверстников нет возможности высказывать свои мнения ни на телевидении, ни в прессе, которые все находятся в частных и далеко не всегда чистых руках, то нам остаются лишь методы борьбы партизан и подпольщиков. Будем воспитывать наших внуков. И будем это делать не по современным учебникам, а по историческим документам, мемуарам, высокохудожественной советской литературе и кинематографу того времени.
В 1966 году, когда моим ровесникам уже исполнилось по 14 лет, произошло большое событие в мире спорта: в Англии был проведен чемпионат мира по футболу, в котором участвовала сборная Советского Союза. Думаю, что мой ровесник, рожденный на Украине в 1952 году, Олег Блохин, будущая советская футбольная
«звезда», как и я, и тысячи других мальчишек, внимательно следил у экранов телевизоров за игрой сборной Советского Союза. В нашей стране это был первый чемпионат мира по футболу, который транслировался по телевидению. Предыдущие чемпионаты, где играла сборная СССР, состоялись в Швеции и далекой латиноамериканской стране Чили.
В 1961 году наша сборная стала первым обладателем Кубка Европы, став, по сути, первым чемпионом Европы по футболу. Так что в Англии наши спортсмены и армия их болельщиков рассчитывала на успех. Наша команда, в воротах которой стоял легендарный вратарь Лев Яшин, сумела занять первое место в группе и одержала победу в четвертьфинале, обыграв со счетом 1:0 очень сильную уже в то время команду Италии. Гол со штрафного забил московский динамовец Игорь Численко:
«Удар! И мяч не в силах сдержать
Ни Альбертози, ни стенка.
Вот как надо уметь побеждать,
Ни числом, а Численко!»
– так с восторгом отозвалась о победе наших футболистов газета «Советский спорт». А в еженедельнике «Футбол», чрезвычайно популярном в 60-е годы, эксперты и журналисты уже рассуждали о шансах нашей сборной в финале.
Увы… Увы… В полуфинальном матче наши ребята не смогли одолеть сборную Федеративной Республики Германии, уступив со счетом 0:1. Немцы не показали красивого футбола, противопоставив нашей дружине атлетическую борьбу, удары по ногам из-под тишка и… симуляцию. Именно из-за симуляции капитана немцев Уве Зеелера был удален с поля герой четвертьфинала Игорь Численко, который не сдержался и в ответ на скрытую грубость, ударил немца по ноге. Помню, что зарубежная пресса того времени писала, что «русскому надо было так ударить Зеелера, чтобы его тоже унесли с поля» (в то время замены игроков на чемпионатах мира не были разрешены).
Оставшись в меньшинстве, наши не смогли сквитать счет, и были вынуждены играть в матче за третье место. В этом матче мы уступили Португалии, хотя и удостоились малых бронзовых медалей. Думаю, что выступление сборной СССР на этом чемпионате мира в Англии можно считать самым удачным за всю историю футбола в СССР и России. В финале к всеобщей радости англичан (и нас, русских) немцы были побеждены в дополнительное время со счетом 4:2. Причем решающий гол в ворота немецкой сборной был засчитан благодаря боковому арбитру из СССР бакинцу Тофику Бахрамову, который зафиксировал отскок мяча от перекладины немецких ворот за линию поля. Хотя многие годы после этого немцы оспаривали это решение. Так или иначе, но наши футболисты не осрамили чести страны на родине футбола на берегах туманного Альбиона… Как-то выступит наша будущая сборная России в 2018 году на своем, российском Чемпионате Мира? Будет ли еще при нашей жизни праздник на российской футбольной улице?
Год 1966 оставил у меня и у многих моих ровесников воспоминания о выходе на экран нового кинофильма режиссера Ролана Быкова «Айболит-66». Не стану демонстрировать киноведческие изыски, описывая необычность киноязыка этого фильма и многочисленных технических новшеств, типа запатентованного впослед- ствии Быковым вариоэкрана. Но, главное, кинокартина поражала своей яркостью красок, эмоций, искренностью актерской игры, необыкновенным сочетанием условных театральных декораций и натурных съемок. Бармалей в исполнении Р. Быкова, благодаря потрясающему таланту и обаянию актера, на глазах становился любимым героем. А каковы были его диалоги с доктором Айболитом, содержавшие подтекст и двойной, подчас совсем не детский, смысл:
– Ты, доктор, потому делаешь добро, что ты слабый. А я – сильный, и поэтому творю зло! – кричал Бармалей-Быков. И тут же собака Авва и обезьяна Чичи сбрасывали Бармалея с… ходулей. И злой, страшный разбойник моментально превратился в лысого, обидчивого коротышку, завистливого и закомплексованного, орущего на своих непутевых слуг (актеры Алексей Смирнов и Фрунзе Мкртычан): «Заходи! Окружай доктора! Нападай!» С какой страстью и темпераментом Р. Быков-Бармалей пел свою арию: «Ненавижу доктора, я ненавижу доктора, я Айболита!» Или как Бармалей подначивал обезьяну Чичи, готовую прыгнуть в огонь потому, что ее обманули, и она разочаровалась в жизни: «Прыгай в огонь, мартышка!» Но в ответ звучали негромкие, но очень и очень весомые слова доктора Айболита (актер Олег Ефремов): «Не сметь разочаровываться в жизни! Не сметь прыгать в костер только из-за того, что какой-то негодяй обманул тебя!»
Поединок между Айболитом и Бармалеем, поединок между Добром и Злом был показан, нет, я бы сказал, преподнесен зрителям с такой ненавязчивой простотой, что прописные истины этой киноистории легко и «без напряга» входили в души юных зрителей. В этом фильме впервые раскрылся талант Ролана Быкова Педагога (пишу это слово с большой буквы совершенно не случайно), который в дальнейшем получит свое полное раскрытие в «Телеграмме», «Внимание, черепаха», «Автомобиль, скрипка и собака Клякса» и, конечно же, в «Чучеле».
Мои одноклассники, старшие брат и сестра просто обожали кинофильм «Айболит-66». Думаю, он и сейчас нисколько не устарел ни по кинематографическим сред- ствам (может, ему только не хватает спецэффектов), ни по своему воспитательному значению. Ведь он учил простым истинам: не падать духом при трудностях, бороться, поддерживать друзей и творить добро, которое всегда-всегда побеждает зло, которое в образе пусть и обаятельного Бармалея, в конце концов, было высмеяно и на- казано. Вот интересно было бы посидеть в кинозале с современными мальчишками и девчонками и понаблюдать за их реакцией по ходу действия «Айболита-66»!
Другой кинокартиной, снятой чуть раньше, неимоверно популярной у моих сверстников, была лента Элема Климова «Добро пожаловать или посторонним вход воспрещен» (1964 год). История про жизнь мальчишек и девчонок в пионерском лагере, где директор-бюрократ (Евгений Евстигнеев) до предела заорганизовал жизнь школьников (точнее было бы сказать на подростковом сленге «заколебал»), была рассказана очень доступно, открыто, без малейшего пафоса, легко и иронично.
Изгнанный из пионерского лагеря Костя Иночкин остается в лагере «подпольно», боясь огорчить свою бабушку тем, что его выгнали из лагеря за плохое поведение. Подготовка Дыниным с ребятами праздника в честь родительского дня, детские хитрости, на которые шли товарищи Кости, вызывала в кинозалах уморительный хохот. В конечном итоге поражение терпел сам бюрократ «черствый человек товарищ Дынин»: «Ребята! Я же хотел как лучше!» А ребята, даже не слушая своего руководителя, радостно убегали вместе с родителями купаться на речку. И только под- лая ябеда-доносчица оставалась стоять в слезах, выпачканная в грязи, куда ее толкнули смелые мальчишки. На душе оставалось чувство радости от просмотренной картины, завершавшейся словами долговязого подростка с сачком: «А чего это вы тут делаете? Кино-то кончилось!!!»
В 1967 году в жизни Страны Советов, как тогда часто называли Советский Союз,
было знаменательное событие: 7 ноября 1967года отмечалась пятидесятилетие со
дня Великой Октябрьской социалистической революции. Это событие нашло свое отражение в наглядной агитации наших городов и населенных пунктов. На крышах многих зданий в Ленинграде появились надписи типа: «Слава Октябрю»; «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить»; «Вперед – к победе Коммунизма» и др. Злые языки в виде политического анекдота рассказывали, что надпись «Наша цель – Коммунизм» была установлена на крыше зенитно-ракетного училища.
Но в целом 50-летие Октября отмечали, как мне теперь помнится, без излишней помпы. Анекдотов и шуток по поводу революции, ее вождя В.И. Ленина и большевиков было в то время не очень много. Не в пример 1970 году, когда в СССР будет отмечаться столетие со дня рождения В.И. Ленина. Но об этом я еще смогу рассказать позднее, ведь эта юбилейная дата придется на наши студенческие годы.
Тогда в 1967 году в партийной прессе (а она вся была в те годы партийной) было модно публиковать новости о подарках к Юбилейной дате. Эти подарки, в основ- ном, были в виде вновь построенных заводов, выпуске нового оборудования, спуске на воду вновь отстроенных кораблей и т.п. Для нашего разрастающегося посел- ка, который через два года в 1969 году получит статус города Отрадное Кировского района Ленинградской области, главным подарком была электрификация железнодорожной ветки от Волховстроя до Ленинграда. Это было очень большим и знаменательным событием.
В нашей и в других окрестных школах в течение двух лет пионеры и комсомольцы собирали металлолом, который должен был пойти на производство первых электричек. Уж не знаю, из нашего или из какого другого металла был сделан первый состав, получивший название «Пионерский», но все мы, мальчишки и девчонки Отрадненской школы испытывали колоссальную гордость, когда нас, парадно одетых, бесплатно довезли до Московского вокзала Ленинграда. Помню, что я ехал вместе с моими товарищами в этой электричке стоя: всем желающим проехать за сорок минут на электричке (а не на старом паровозе) места просто не хватило.
В дни школьных осенних каникул, которые всегда выпадали на первую неделю ноября, я с друзьями ездил на электричке в Ленинград, чтобы полюбоваться на красочную иллюминацию Невского проспекта и… покататься на новой ветке метро, пущенной в канун Юбилея Великого Октября в качестве очередного подарка к этой дате. Станции «Площадь Александра Невского», «Маяковская», «Гостиный двор» и
«Василеостровская» были очень красивыми и необычными: в них не было открыто- го подхода к краю перрона. Электричка подходила своими дверьми прямо к наружным дверям, через которые можно было входить внутрь вагона.
Мне особенно понравилась станция «Маяковская», с барельефом поэта как внутри станции, так и в наземном вестибюле. С этой станции был очень удобный подземный переход на «Площадь восстания», из которой было можно выйти прямо на Московский вокзал, ставший для меня и моих сверстников из Отрадного воротами в большую, новую, взрослую жизнь.
1 сентября 1967 года я и многие мои друзья пошли в девятый класс. Напомню молодым, что в те годы среднее образование было десятилетним. После восьмого класса мы сдавали четыре экзамена: по русскому языку (устно и письменно) и математике (устно и письменно). На руки нам выдавалось «Свидетельство об окончании восьми классов средней школы». С этим документом можно было поступать в 9-й класс для продолжения и завершения среднего образования, или же поступать в техникумы или же в специальные профессионально-технические училища (СПТУ), где учили рабочим профессиям. Причем и в техникумах и ПТУ программы обучения были составлены таким образом, что выпускники этих учебных заведений кроме профессии получали еще и среднее образование, дающее право на поступление в ВУЗы. В техникумах и ПТУ учились, как правило, три с половиной, четыре года.
Наша Отрадненская средняя школа в 1967 году сделала набор целых шести (!) де-
вятых классов: «а», «б», «в», «г», «д», «е». Причем в каждом классе было от 30 до
40 человек. В классах «а» и «б» были юноши и девушки из поселков «Строитель» и мачтопропиточного завода. В классе «в», в основном, из поселка Судомеханического завода. В «г» и «д» из поселка Отрадное и с железнодорожной станции Пелла. А класс «е» был полностью укомплектован школьниками из расположенного за десять километров от школы поселка Павлово. Причины такого большого количества девятых классов было две: во-первых, высокая рождаемость 1952 году, а, во-вторых, только у нас в Отрадном была полная средняя школа-десятилетка.
Те из нас, кто уже после восьмого класса ушел из школы, стали жить своей новой, самостоятельной жизнью, каждый день рано утром выезжая в Ленинград на электричках или автобусах и возвращаясь обратно только поздно вечером. Мы вольно или невольно теряли связи с этими ровесниками. Так мой любимый «футбольный друг» Виктор Ясельскис, с которым мы в 1965 году «крутили счет» на футбольном табло стадиона имени Кирова, стал студентом автодорожного техникума, начав осваивать профессию автомеханика. Несколько девочек из наших восьмых классов
«а» и «б» поступили в педагогические училища и через четыре года стали молоды-
ми учителями начальных классов.
Ребята, у которых «учеба не шла», старались получить в ПТУ рабочие профессии: слесаря, станочника, электрика, и др. Никому из них не была закрыта дорога для дальнейшей учебы в высших учебных заведениях. Ну, а те парни, которые искренне ждали, когда же закончится школьное мучение, шли работать прямо на заводы: мачтопропиточный, судомеханический, кирпичный завод или Ленинградский мебельный комбинат № 2, открывшийся к этому времени неподалеку на железнодорожной станции Саперная. В связи с открытием мебельного комбината даже ввели новую железнодорожную платформу «29-й километр».
Не могу вспомнить, чтобы кто-нибудь из нас кичился тем, что продолжает учиться в школе, а потом стал студентом института или (как я) Университета (в то время Ленинградский Государственный Университет был единственным университетом в Ленинграде) и с каким-либо пренебрежением относился к своим товарищам, ставшим рабочими. Ведь мы были воспитаны в советской идеологии и системе ценностей.:
В 1967 году произошло одно важное международное событие, которое, конечно же, не могло пройти мимо нас, подростков, находившихся в том возрасте, когда наиболее обостренно чувствуются все возможные проявления справедливости и несправедливости. Ведь все мы, пятнадцатилетние, переживали период так называемого Трудного Возраста. Под этим событием я имею в виду ближневосточный конфликт 1967 года, точнее сказать, войну между Израилем и Египтом. Эти политические события имели далеко идущие последствия для Советского Союза. Наша страна в этом вооруженном конфликте заняла позицию своего союзника – Египта, осудив израильскую агрессию. США, наоборот, поддержал Израиль. И в результате… советские летчики летали на наших МИГах за египтян, а американцы на своих «Фантомах» за израильтян.
В таком «арабо-израильском» воздушном бою в 1967 году погиб родной дядя моей жены Ольги – военный летчик-истребитель Яковлев Евгений Герасимович. Его похоронили в Рыбницах (Молдавия) на кладбище возле аэродрома как погибшего от несчастного случая. Никаких официальных подтверждений об участии наших воинов-интернационалистов в Египте, Вьетнаме, Анголе в годы тех военных конфликтов не делалось.
Не скажу, что мы, девятиклассники, активно обсуждали ближневосточный конфликт и его политические последствия. Вот американская война во Вьетнаме, которая в это время велась уже несколько лет – это другое дело. Там все было от начала до конца понятно: американцы были агрессорами, а вьетнамцы героически защищали свою родину (с нашей, советской помощью, естественно). Американские летчики вероломно и подло при помощи запрещенного химического оружия напалма сожгли вьетнамскую деревеньку Сонгми. Весь мир облетела шокирующая фотография голой вьетнамской девочки, у которой горела рука, в ужасе бегущей по дороге от американских самолетов.
С израильско-арабским конфликтом было как-то непонятнее. Во-первых, мы советские люди, видели и понимали двуличие политики египетского руководства. Ведь не случайно Владимир Высоцкий, к 1967 году ставший уже очень известным, пел в своей ранней песне о президенте Египта Гамаль Абдель Насере:
«Потеряли истинную веру! Больно мне за наш СССР. Отберите орден у Насера,
Не подходит к ордену Насер!»
Во-вторых, как было понятно всем, кто более-менее интересовался политикой, читая, хотя бы «Блокнот агитатора» или «Новый мир», в руководстве Израиля того времени стояли евреи, являвшиеся выходцами из СССР: премьер-министр Голда Меир и министр обороны Моше Даян. Мы, простые советские люди, еще не могли в первые недели после израильско-арабского конфликта осознать, что, как говорят в Одессе, «эта головная боль у нас надолго».
События на Ближнем Востоке вызвали колоссальный подъем национальных и националистических идей у еврейского населения СССР. Уже в 1968 году я познакомился со студентом Первого Ленинградского медицинского института Серафимом Смириным, у которого возникли проблемы с ректоратом из-за того, что он в открытую поддержал в этом конфликте Израиль. И это было неслыханно! Советское правительство и коммунистическая партия поддерживали Египет и осуждали Израиль, а советские евреи поддерживали израильских евреев как своих братьев по крови!
После 1967 года началась волна еврейской эмиграции в Израиль и США, которая с самого начала носила не просто бытовой характер, а была частью идеологической и политической борьбы между Западом и Востоком, между Капитализмом и Социализмом. В этой борьбе идеология сионизма сыграла очень важную роль, участвуя в «разборе по кирпичам» советского общества. Новое для нашей действительности слово Сионизм на долгие годы войдет в лексикон и сознание советских людей. И с этим Сионизмом советская пропаганда вступит в бескомпромиссную борьбу…
Вспоминаю, как в первые недели после начала египетско-израильской войны и оккупации евреями Синайского полуострова, наша советская пропаганда организовала брифинг советских евреев из числа деятелей культуры и науки, которые выступали с осуждением израильской агрессии. Вспоминаю фрагменты этого брифинга, показанные по телевидению. Мне запомнилось абсолютно каменное лицо молчавшего народного артиста СССР Аркадия Райкина, а также выступление актрисы Малого театра Элины Быстрицкой: «Нет, госпожа Голда Меир, мы, советские евреи, не поддерживаем Вас!»
Для меня и моей семьи самым большим потрясение было узнать, что актриса Элина Быстрицкая, блестяще сыгравшая казачку Аксинью в шолоховском «Тихом Доне» в постановке режиссера Сергея Герасимова, оказалась еврейкой! И хотя я жил в рабочем поселке, а не в еврейском местечке где-нибудь в Западной Украине или Белоруссии, но и в нашей «рабоче-крестьянской среде» обсуждалось, что деятели культуры и науки еврейской национальности выступали с осуждением Израиля явно под давлением партийных руководителей.
Это обстоятельство очень активно начали использовать в своей антисоветской пропаганде разного рода «вражеские голоса»: радиостанции «Свобода» (Герма- ния), «Би-би-си» (Великобритания) и «Голос Америки» (США), которые исклю- чительно активизировались в те годы по причине появления большого количества транзисторных радиоприемников, работавших в диапазоне коротких волн. Ну, а наше партийное руководство, естественно, давало команду «глушить» эти радиопередачи, представляя их в своей контрпропаганде, (зачастую, весьма примитивной), сплошь враждебными и подрывными.
До 1967 года, могу сказать это с полной ответственностью и искренностью, я не идентифицировал людей по национальности. Думаю, что со многой могут согласиться и тысячи моих сверстников. Даже не очень-то понимал, что «еврей» – это такая национальность. Помню, что где-то в 1959 году я заступился за своего соседа по дому Юрку Матвеева (1952 г. рожд.), которого мальчишки из других домов начали дразнить словом «еврей». В результате мне, русскому, разбили нос, на долгие годы искривив носовую перегородку. Позже, где-то в начале 60-х годов я также встал на сторону Кольки Абдуллаева, которого пытались оскорбить словом «татарин». В
результате моему носу досталось с другой стороны, его разбили вторично.
Уже в зрелые годы, участвуя в дискуссиях на межнациональные темы, я приводил это в качестве довода: от всех национальных конфликтов у нас в стране в первую очередь страдают русские, стремящиеся защитить тех, кого обижают. А ведь в нашем детстве, (а потом, уже в зрелые годы в масштабах страны), бывали случаи, когда двое дерущихся потом с удвоенной энергией били третьего, пытавшегося их разнять и умиротворить. Разве не так складывалась ситуация по отношению к русским в разваливающемся СССР во время национальных конфликтов в Нагорном Карабахе, Баку, Сумгаите, Ферганской долине, Киргизии?
Я не ставлю перед собой цели в этой главе «разложить по полочкам» все истоки зарождавшегося в те 60-е годы советского Сионизма, движения за эмиграцию на историческую родину, появление так называемых «отказников» и еврейских диссидентов. Это должно быть темой отдельного глубокого исследования. Отмечу только одно: события на Ближнем Востоке обострили межнациональные отношения в СССР, но не породили ярких и бурных проявлений антисемитизма. Заявляю это, как
«участник событий» того времени. По крайней мере, люди старшего поколения, в том числе и мои родители, отмечали, что накал страстей в 1952-1953 годах после знаменитого «дела врачей» был значительно острее.
В 60-е годы многое воспринималось и оценивалось через массово появившиеся политические анекдоты на тему арабо-израильской войны. Многие из них обыгрывали роль советской армии в военном конфликте, некоторые иронизировали по поводу реакции советских евреев на войну, ну, а отдельные просто впрямую от- давали националистическим душком. Приведу примеры.
На Синайском полуострове двое израильских разведчиков ночью ползут к арабским окопам, чтобы «взять языка». В арабском окопе обоих разведчиков хватают чьи-то сильные руки, бьют их головами друг о друга, и чей-то зычный голос кричит с характерным украинским выговором: «Ну, шо вы, евреи, арабов не бачили?»
В одном НИИ разговаривают две советские еврейки: «Сарочка, ты слышала? Вчера наши сбили два наших самолета!!!»
Молодой мужчина-еврей стоит в телефонной будке и очень долго и подробно рассказывает своему собеседнику об успехах израильской армии в войне с арабами. Ему стучат в стекло будки из уже образовавшейся очереди желающих позвонить по телефону-автомату, призывая закончить разговор. Еврей выглядывает из будки и говорит:
– Слушайте, когда вы воевали, мы вам мешали? Так и вы нам воевать не мешайте!
Ну, и последний анекдот с националистическим душком бытового антисемитизма:
«Армянское радио спрашивают:
– Чем отличается Суэцкий канал в Египте от канала Грибоедова в Ленинграде?*
Армянское радио отвечает:
– На Суэцком канале с одной стороны арабы, а с другой – евреи. А на канале Грибоедова в Ленинграде с одной стороны евреи, и с другой евреи».
К сожалению, я не могу дать оценку событий того времени на ближнем Востоке со стороны моих сверстников-евреев. Знаю, что мои еврейские друзья периода учебы в Ленинградском университете, также , как и Сима Смирин, студент Первого ЛМИ, полушепотом говорили, что «на самом деле на Ближнем Востоке все не так, как нам пишут в газете «Правда». Естественно, эти мои однокашники одобряли или оправдывали ставшую массовой эмиграцию евреев из СССР.
Помню, как уже в 1970 году, будучи уже студентом первого курса юридического факультета Университета, я был свидетелем яростного спора между моими одногруппниками Сергеем Соловьевым и Анной Ганелиной, дочерью известного еврейского адвоката. Несмотря на их пылкую взаимную любовь, дискуссия закончи- лась скандалом с последующим охлаждением и прекращением отношений. Сергей (1949 г. рожд.) доказывал Анне (1951 г. рожд.) что евреи, входившие в группу, пытавшуюся совершить вооруженный захват самолета в аэропорту «Ржевка» для бегства за рубеж – преступники и террористы.
Анна же с пеной у рта возражала, заявляя, что один из участников группы, мо- лодой человек просто хотел «бежать из СССР» в Израиль, чтобы воссоединиться с уехавшей туда на постоянное жительство невестой. Анна также высказывала возмущение тем, что этим евреям «несправедливо назначили большие сроки лишения свободы». Сергей в ответ пытался объяснить, что «эти люди подготовили оружие, распределили роли и готовы были убивать пилотов,** что они, фактически, террористы-убийцы.
Анна же просто кричала, что ее соплеменников осудили «только за то, что они евреи, и что они хотели покинуть Советский Союз». Что же… Реакция моей университетской подруги была полностью соответствующей идеологии Сионизма…
Так я впервые увидел, как международный конфликт стал причиной конфликта в личной жизни. Ведь не случайно гласит пословица: «От любви до ненависти – один шаг». Тогда мы еще не знали, не могли знать, сколько разных страшных, кровавых национальных конфликтов еще предстоит пройти нашей стране и Моему Поколению. Конфликтов, которые будут разделять нас по национальному признаку. Но в
1968 году СССР пережил новый политический конфликт, уже не на Ближнем, а на Дальнем Востоке. И в этом конфликте все жители многонационального Советского Союза были едины в своем противостоянии агрессору, которым для нашего советского государства стал… социалистический Китай.
*Канал Грибоедова в Ленинграде (Санкт-Петербурге) расположен в престижных центральных рай-
онах города. (Примечание автора).
**Среди членов преступной группы Дымшица-Кузнецова был летчик, который должен был взять на себя управление захваченным самолетом. (Примечание автора).
Военные конфликты от Востока до Запада.
1968 год
Новое доказательство того, что Земля круглая: вся грязь, которую мы выливаем на Запад, возвращается к нам с Востока.
Политический анекдот 1968 года
За шестнадцать лет жизни Моего Поколения (от рождения в 1952 году до 1968 года) наше отношение к «Великому Восточному Соседу» достаточно динамично меня- лось. В наши детские дошкольные годы мы на твердо знали, что китайцы – наши союзники, и что китайская армия вооружена нашим советским оружием.
Мы носили очень удобные, теплые китайские куртки с капюшонами, изготовленные в Китае фабрикой с символическим названием «Дружба». Мы старались покупать лучшие по качеству китайские фонарики (с круглыми батарейками), а наши родители, кто был побогаче, – китайские авторучки с золотыми перьями (это был аналог знаменитого «Паркера»). Все, независимо от достатка, с удовольствием приобретали прекрасные китайские полотенца и отличные термосы для чая. Мы также с удовольствием ели китайскую свиную тушенку из больших банок с красивым названием «Великая китайская стена».
Но уже к началу 60-х годов нам стало известно из советских газет и сообщений радио и телевидения, что Китай встал на путь критики Советского Союза, а их вождь Мао-дзе-дун не одобрил решений съездов КПСС о развенчании культа личности Иосифа Сталина. Мы знали, хотя из-за малого возраста и не вникали в детали, что Китай отказывается поддерживать СССР в его внешней политике, обвиняя нас в уступках Западу. Китайцы даже отказались ратифицировать принятый по инициативе СССР договор о запрещении испытаний ядерного оружия на земле, в воздухе и под водой, сомкнувшись с вышедшей в тот момент из НАТО Францией, которая, не обращая внимания на протесты мирового сообщества, продолжала испытания своего ядерного оружия на земле и в воздухе на далеком Тихоокеанском атолле Мороруа.
Когда мы начали приближаться к комсомольскому возрасту, нам на наших школь- ных политинформациях (были такие обязательные мероприятия), рассказывали, что китайский вождь Мао, утвердивший свой собственный культ личности, объявил проведение в Китае так называемой «культурной революции», доверив ее осуществление малолетним, малообразованным, но очень энергичным и злым школьникам – хунвейбинам. Эти самые хунвейбины, умевшие хорошо лишь кричать хором цита- ты Мао-дзе-дуна, ссылали в деревни «на переисправление» представителей интеллигенции, а также тех чиновников, на которых указывал «великий кормчий Мао». Эти люди (хунвейбины), как можно было понять из советской пропаганды, были фанатиками, готовыми по приказу на все, что угодно их вождю. Именно вот такие хунвэйбины стали «живой силой», совершавшей пограничные провокации на амурском острове Даманский против наших пограничников.
Формальным поводом для китайцев в приграничных конфликтах было то, что они считали остров Даманский на реке Уссури спорной, китайской территорией. Если первое время все ограничивалось кулачными боями между китайскими хунвейбинами и нашими пограничниками, то 2 марта 1969 года против нашей погранзаставы вышли вооруженные стрелковым оружием фанатики-хунвейбины, стремившиеся в результате боевого столкновения прорваться на суверенную советскую территорию. В неравном бою были убиты командиры из числа офицеров, и командование заставой взял на себя сержант Бабанский, впоследствии удостоенный за свои боевые действия звания Героя Советского Союза, членства в ЦК ВЛКСМ, а также офицерского звания и карьеры в Северо-Западном пограничном округе.
Это вооруженное столкновение было настоящей войной. Китайцев, тысячи из которых погибли, удалось остановить только в результате применения артиллерийской системы залпового огня «Град». После такого артиллерийского обстрела на земле даже не оставалось трупов, а лишь фрагменты человеческих тел… До серьезного военного конфликта дело, к счастью, не дошло, но отношения между СССР и Китаем на долгие годы были испорчены. Советский Союз был вынужден существенно укреплять войсками и техникой Забайкальский военный округ и пограничные части.
Наша пропаганда клеймила «китайских оппортунистов», китайская называла наших коммунистов «советскими ревизионистами». Появилось множество политических анекдотов на «китайскую» тематику. Приведу один из них:
«Сообщение ТАСС*: «Вчера на советско-китайской границе мирно пашущий советский трактор был подвергнут пулеметному обстрелу с сопредельной китайской стороны. Ответным залпом из имеющегося вооружения мирно пашущий советский трактор подавил огневые точки противника. Председатель совхоза «Приграничный» генерал-майор Иванов предупредил, что если провокации с китайской стороны не будут прекращены, то в ход будут пущены сеялки залпового огня и веялки с вертикальным взлетом».
*ТАСС – Телеграфное Агентство Советского Союза. Главное информационное агентство СССР в те годы. (Примечание автора).
А еще мы смеялись по поводу неудач экономической политики «большого скач-
ка», придуманной Мао и весело рассказывали друг другу анекдоты:
– Ты слышал, вчера китайцы спутник в космос запустили?
– Да, ну? Как же это они смогли?
– Да один миллион китайцев большую рогатку держал, а два миллиона китайцев резинку оттягивали, чтобы спутник на орбиту вывести!
На долгие годы, на целые десятилетия сохранится напряженность в отношениях между СССР и Китаем. США будут стремиться «задружить» с Великой Восточной Державой, которая, в отличие от нашей бездарно организованной Перестройки, проведет рыночные реформы, не отступив от своей идеологии и цвета своего знамени, став в начале ХХI века самой динамично развивающейся страной, способной уже диктовать свои экономические условия всему миру. Что-то будет дальше с китайской экспансией? Ведь уже ни для кого не секрет, что Китай на свой огромный золотой запас скупает недра в Азии, Африке и Латинской Америке.
Наблюдая за укреплением юаня, а также появлением в Китае огромного количества новых городов-миллионников, предпринимателей миллиардеров, я уже без усмешки и юмора, а с тревогой вспоминаю анекдот начала 70-х годов прошлого века:
«Армянское радио спрашивают:
– Сколько будет стоить хлеб в Москве в 2020 году?
Армянское радио отвечает:
– Десять юаней!»
И еще два анекдота того времени вспоминаются мне сейчас, когда я уже заканчи-
ваю рассказ о советско-китайском конфликте 1968 года:
«Армянское радио спрашивают:
– Можно ли перестрелять весь китайский народ из автомата?
Ответ:
– Можно. Но только если в конце очереди китайцы не будут размножаться».
И еще один, последний анекдот, характеризующий общеполитическую обстановку конца 60-х годов в СССР:
«Оптимисты изучают английский язык, пессимисты – китайский, а реалисты –
автомат Калашникова».
Пражская весна – боль 1968 года
События 1968 года в братской Чехословакии и ввод войск стран Варшавского договора в эту суверенную социалистическую страну в целях подавления антикоммунистических волнений был значительным событием периода взросления Моего Поколения. Я, конечно, не могу «сказать за всю Одессу», то есть за всех моих ровесников и сверстников, как они воспринимали в те далекие годы эти политические события. Многое зависело от политической зрелости и активной жизненной позиции каждого. Но то, что ввод войск стран Варшавского договора в Чехословакию повлиял на мировоззрение, заставил вольно или невольно задуматься над истинностью ценностей социализма – это однозначно.
Мне придется описать эти события и дать оценку их влияния на моих сверстников через свое собственно восприятие, а также через восприятие тех людей, которые окружали меня в августе 1968 года.
Так случилось, что свои последние летние школьные каникулы я провел в заполярном городе Оленегорске Мурманской области, где работал в качестве бойца студенческого строительного отряда «Имандра» Первого Ленинградского Медицинского Института. Об этом стройотряде, сыгравшем очень важную роль в моем становлении как личности, я мог бы написать, кажется, отдельное исследование. За годы учебы в Ленинградском университете я побывал в стройотрядах еще четыре раза, в одном из них даже выполняя обязанности комиссара. Но не один из этих отрядов не мог сравниться с «Имандрой» по сплоченности, дисциплине, беззаветному трудолюбию, требовательности и одновременно доброте человеческих отношений.
В этом стройотряде просто нельзя было работать спустя рукава. Ежедневно бригадиры выставляли каждому бойцу КТУ (коэффициент трудового усердия). Отряд имел свой собственный гимн, создавал великолепные условия для творческого развития личности. До сих пор я помню, как в ЦЛТ (Целинном Литературном Теа- тре) читали поэмы А. Пушкина «Цыганы» и С. Есенина «Анна Снегина» студенты- медики Юрий Горбунов и Александр Косилов. Нашлось место на сцене и мне, и моему школьному другу Александру Громову (1952 г. рожд.), с которым мы под гитары дуэтом пели бардовские песни.
Мы жили в недостроенном доме возле железнодорожной станции Оленегорск, будучи рамещенными по квартирам, где еще не была сделана отделка, а из всех удобств цивилизации кроме электричества были вставлены окна, да установлены унитазы и раковины. Одна из многокомнатных квартир была превращена в импровизированный «бар», где вечерами, в часы отдыха, варили черный кофе (из каких-то желудевых кофейных напитков), а также читали стихи, пели песни, танцевали. Наши бригады работали на тяжелых землекопных и бетонных работах на Оленегорском горно-обогатительном комбинате, а также на строительстве школы.
Именно в этом баре, где был какой-то ламповый радиоприемник с радиолой, мы и услышали новости о вводе войск в Чехословакию.Бойцы ССО, не стесняясь, стремились получить информацию не только из советских газет, за распространение которых отвечал наш комиссар Владимир Точилов (1949 г. рожд.), но и, стараясь «поймать» «Немецкую волну» или радиостанцию «Свобода».
Я был еще слишком молод, не полных шестнадцати лет, чтобы первым лезть со своим мнением. Хотя к этому времени у меня уже сформировался типичный для подросткового переходного возраста характер нигилиста-критикана. Я На уроках истории я мог смело высказываться о культе личности Сталина, Н. Хрущева и за- рождающемся культе Брежнева. Сочинял и пел подражательные (под В. Высоцкого, А. Галича и Б. Окуджаву) песни «критического содержания». Но здесь я только слушал споры и высказывания моих старших товарищей, бойцов нашего стройотряда, стараясь определиться, чья позиция была мне ближе.
Позиции молодых, в основном двадцатилетних студентов, были достаточно про-
сты. Первую можно условно назвать либерально-демократической: Чехословакия имеет право на свой собственный выбор политической системы. Ведь социализм в этой стране после победы СССР в Великой Отечественной войне держался «на на- ших советских штыках». СССР не давал Чехословакии и другим, так называемым странам народной демократии, свободы выбора. Мы не должны были вводить войска в ЧССР. Мы теперь для чехов и словаков из освободителей превратились в оккупантов. И это страшно, что в ЧССР гибнут мирные чехи и словаки, а также убивают наших солдат.
Другая позиция (условно назовем ее коммунистическо-патриотической или державной), заключалась в следующем: СССР понес колоссальные человеческие и материальные потери в борьбе с немецким фашизмом. Советский Союз и наши солдаты освободили от фашизма всю Европу и МЫ имеем право диктовать свою волю, волю победителей, если мы хотим защищать свои границы от агрессии Запада. Да, ввод войск и подавление демократии «Пражской весны» – крайняя, очень жесткая мера. Но, по-видимому, никаких других возможностей для спасения Чехословакии и сохранения ее в составе социалистического лагеря уже не было. Ведь если бы не страны Варшавского договора ввели войска в Чехословакию, то по призыву буржуазных демократов из Федеративной Республики Германии могли войти войска НАТО. А это могло привести к прямому столкновению Востока и Запада и новой войне!
Я слушал. Внимательно слушал и ту, и другую сторону. Каждую из них представляли конкретные люди, с которыми я работал «в одной траншее» ломом и лопатой, вместе возил тачки с тяжелым бетоном. Иногда мне казалось, что аргументы первых (либеральных демократов) очень мотивированны. Но, в конце концов, почувствовал, увидел, что позиция «державников» сильнее. Ее представители убеди- тельнее, искреннее, мотивированнее доказывали свою правоту.
За эти тревожные дни споров, переживаний и боли за происходящее в Чехословакии с «нашими ребятами» я многое узнал и о Венгерских событиях 1956 года, о самосожжении чехов на Вацлавской площади в Праге, но я сам для себя, под влиянием этих трагических событий на долгие годы займу ту самую державную позицию. Потому что за ней, а не за либералами-демократами была правда жизни. По- тому, что я вырос в простой семье, где не было в предках собственников и богатеев, которые многое потеряли после революции и установления социалистического строя. Потому, что мои родители воевали с фашистами, чтобы отстоять свободу и независимость нашей страны, воевали за меня и за мое будущее. Я знал, понимал, что после событий в Чехословакии 1968 года, на наше государство, на нашу идеологию будет еще очень много нападок и попыток нас ослабить. Потому что само существование СССР, первой страны социализма было угрозой для Запада.
В 1972 году, в качестве студента юридического факультета ЛГУ, мне пришлось побывать на озкомительной практике в Праге в Карловом университете. Первое, что я увижу при пересечении поездом границы СССР и ЧССР, станет украшенная советскими и чехословацкими флагами железнодорожная станция. Под каждой парой флажков была надпись: «С Советским Союзом – на вечные времена». Мне тогда искренне верилось, что именно так все и будет.
Озаренные великими свершениями
(Целина. Космос. Освоение Сибири.)
Нам нет преград ни в море, ни на суше, Нам не страшны, ни льды, ни облака. Пламя души своей, знамя страны своей Мы пронесем через миры и века.
А. Д’ Актиль («Марш энтузиастов»
из кинофильма «Светлый путь»)
Возможно кому-то, в том числе моим сверстникам, название этой главы покажется излишне патетичным. Какие такие Великие Свершения озаряли нашу жизнь, жизнь Моего Поколения? Другое дело – жизнь наших родителей! Здесь революция, индустриализация страны и коллективизация сельского хозяйства, освоение Арктики, дальние авиаперелеты, Великая Отечественная война…
И, все-таки, я убежден, что и жизнь Моего Поколения была озарена Великими Свершениями, в которые были вовлечены огромные массы людей, и которые нашли свое отражение в сердцах всех советских граждан, живших в 50-х – 70-х годах прошлого века.
Целина
Целина – это жизнь без бантиков. Это труд до седьмого пота. Иностранное слово «романтика» Здесь по-русски звучит – «работа»
Из стихотворения неизвестного автора времен освоения целинных и залежных земель.
Освоение целинных и залежных земель в степях Оренбургской области, Казахстана, Алтайского края и на других территориях началось с постановления Пленума ЦК КПСС сентября 1953 года о сельском хозяйстве, которым предусматривалось
«освоение целинных и залежных земель».
Целью очередной инициативы генерального секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева было увеличение производства зерновых культур, накормить досыта хлебом страну, крестьяне которой прошли через страшные лишения и испытания в годы Великой Отечественной войны. 70. 000 (семьдесят тысяч!!!) деревень и сел Украины, Белоруссии средней полосы и юга России были сожжены и уничтожены фашистами.
Жизнь крестьян в колхозах и совхозах, переживших оккупацию, в послевоен- ные годы была ужасной: отсутствие сельскохозяйственной техники, кормов, строительных материалов, и, главное, рабочих рук тех мужиков-крестьян, которые своими трупами выстлали крестный путь Победы от Москвы до Берлина. Люди жили в голоде и лишениях Лучшей иллюстрацией для молодого поколения, кому о жизни села в те годы не могут рассказать правду их родственники, может служить кино- фильм режиссера Алексея Салтыкова «Председатель» (1964 год), главную роль в котором гениально сыграл (нет, прожил!) актер Михаил Ульянов. В этом фильме можно увидеть беспощадную художественную правду о сельской жизни крестьян после войны. Хотя, по словам моих родителей и родственников, настоящая правда жизни была еще более острой и горькой.
Именно в таких условиях (социальных, экономических и политических) было принято решение об освоении Целины. В последние годы многие «историки новой формации» рассуждают о том, что это решение было излишне популистским, что было нужно в первую очередь бросить все силы на поднятие деревень, разоренных войной. Не буду спорить с этой точкой зрения. Я не пишу историческое исследование, а вспоминаю, размышляю и анализирую те события, которые духовно формировали Мое Поколение, и которые стали заметными вехами в формировании нашего советского патриотизма, трудолюбия, умения преодолевать трудности жизни и быта, находить романтику в «буднях великих строек».
У многих из нас, родившихся в 1952 году, в эшелонах, увозивших целинников в неизведанные края, ехали наши старшие братья, дядья, тети. Именно от них мы потом будем узнавать горькую правду об огромном количестве «проколов» и несуразностей в жизни целинников, уезжавших под звуки духовых оркестров, а приезжавших, зачастую, в чистое поле, где под дождем и снегом приходилось начинать жить в легких брезентовых палатках. Мы же, в основном, воспринимали «целинную эпопею» через победные реляции в газетах, по радио и телевидению, а также через песни и кинофильмы о целине.
В конце 50-х годов одним из любимейших и популярнейших киноактеров был Леонид Харитонов, ставший любимцем всей страны, после исполнения заглавной роли в кинофильме «Солдат Иван Бровкин». Конечно же, миллионы кинозрителей смотрели кинофильм «Иван Бровкин на целине», где бывший «непутевый» Иван под руководством мудрого наставника-коммуниста становится бригадиром-ударником, пользующимся авторитетом у своих товарищей. Кончался фильм, в лучших советских традициях, хорошо: к Ивану Бровкину приезжала мать, а затем и невеста. И всем, посмотревшим фильм, становилось понятно, что они счастливо заживут в новом доме, который для Ивана в рекордные сроки построили его друзья.
Мы радовались за киногероя, мы кричали, махали руками и приветствовали будущих целинников, проезжавших в вагонах с надписью «Даешь целину!» мимо тех железнодорожных станций, на которых жили мы, еще дошколята. В нас с музыкой духовых оркестров, со стуком вагонных колес, со словами «целинных» песен проникал энтузиазм первостроителей, который в 70-е годы поможет тысячам моих сверстников принять решение уехать в Сибирь осваивать новые газовые и нефтяные месторождения, строить новые гидроэлектростанции и знаменитый БАМ – Байкало–Амурскую Магистраль.
Сейчас уже немногие помнят, что первые студенческие строительные отряды выезжали в период летних каникул работать именно на Целину. Поэтому, не случай- но в репертуаре вокально-инструментального ансамбля «Дружба» (солистка – Эдита Пьеха) в конце 50-х – начале 60-х годов была заводная песня на музыку Оскара Фельцмана и стихи Владимира Харитонова.
«Утро!
Утро начинается с рассвета,
Здравствуй!
Здравствуй, необъятная страна! У студентов есть своя планета – Это… это… это Целина!!!»
А наши старшие братья, на перронах вокзалов больших городов при посадке в
«целинные» эшелоны громко пели хором:
«До свиданья, мама, не горюй, не грусти,
Пожелай нам доброго пути!»
Затем они «заводили» песню на музыку Вано Мурадели и стихи Эдуарда
Козневского, имевшую весьма символическое название: «Едем мы, друзья»:
«Мы пришли чуть свет Друг за другом вслед, Нам вручил путевку
Комсомольский комитет.
Припев:
Едем мы, друзья, В дальние края, Станем новоселами И ты, и я!
Мама, не скучай, Слез не проливай, Справить новоселье Поскорее приезжай! Припев:
. . . . . . . . . . . . . . . .
Пусть несется весть: Будут степи цвесть! Партия велела –
Комсомол ответил: «Есть!»
Припев:
Едем мы, друзья, В дальние края, Станем новоселами И ты, и я!»
А какой озорной и веселый припев был у песни, названной «Едут новоселы»:
«Ой, ты, зима морозная, Ноченька ясно звездная! Скоро ль тебя увижу
Мою любимую в степном краю?
Вьется дорога длинная, Здравствуй, земля целинная! Здравствуй, простор широкий,
Весну и молодость встречай свою!!!»
Интересно, но эта песня в современной обработке очень часто звучит сейчас на волнах радиоприемников в FM диапазоне. Может, современная молодежь через эту песню лучше поймет чувства своих уже дедушек и бабушек, которые пели песни,
твердо веря, что они причастны к Великому Свершению, твердо веря в то, что освоение целины улучшит жизнь нашей замечательной страны, способной поднять миллионы молодых людей на достижение нужных людям результатов:
«Дом родимый свой
У Москва-реки
Мы оставили навсегда, Чтобы здесь в стране Встали фабрики, Встали новые города.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Не пугает нас
Непогодина –
Не замерзнем мы за рулем.
Расцветай, Сибирь,
Наша Родина,
Та, что матерью
Мы зовем!»
Для нас, совсем-совсем юных мальчишек и девчонок, освоение целинных земель стало повторением энтузиазма наших родителей, строивших Днепрогэс и Магнитку, Каховку и Кузбасс. Это вызывало ни с чем не сравнимую радость и уверенность в лучшем завтрашнем дне, даже если все лето мы бегали в одних трусах, босиком, и не видели, да и не знали изобилия продовольственных и промышленных товаров первой необходимости.
Освоение космоса
«Я – Земля.
Я своих провожаю питомцев,
Сыновей, дочерей,
Долетайте до самого Солнца
И домой возвращайтесь скорей!»
Долетим мы до самого солнца
И домой возвратимся скорей!
Евгений Долматовский
Прорыв нашей страны, Советского Союза в открытый Космос был, несомненно, после победы в Великой Отечественной войне самым ярким достижением ХХ века, как было модно говорить в те годы, «в мировом масштабе». Если запуск первого искусственного спутника Земли 4 октября 1957 года мы из-за своего малого возраста не очень-то смогли оценить, то 12 апреля 1961 года, день первого в истории человечества космического полета Юрия Гагарина, оставил неизгладимый след в жизни Моего Поколения.
Сегодня только документальные кадры, снятые 12 апреля 1961 года, могут передать тот неповторимый, уникальный подъем чувств, который овладел миллионами советских людей, когда они узнали о том, что первым человеком в Космосе стал
«гражданин Союза Советских Социалистических Республик Гагарин Юрий Алексеевич». Так торжественно звучала эта информация из уст диктора Всесоюзного радио и телевидения.
В нашей двухкомнатной квартире у маленького телевизора КВН, снабженного линзой с дистиллированной водой, собрался, кажется, весь наш дом номер один по улице Ленина, когда в прямом эфире показывали встречу Юрия Гагарина в московском аэропорту и его торжественный проезд по нашей советской столице. В эти минуты меня поразили и остались в памяти на всю жизнь два обстоятельства: открытая, светлая улыбка Гагарина и его простая, безыскусная речь, совсем-совсем не похожая на речь Героя. Меня также поразил, удивил своим поведением Н.С. Хрущев при встрече Гагарина. Наш генсек ликовал, приветствовал москвичей больше, чем сам покоритель космоса…
Потом это поведение Никиты Сергеевича повторится и после полетов Германа Титова, Андрияна Николаева, Павла Поповича, Валерия Быковского и Валентны Терешковой. Думаю, не меня одного коробила хрущевская невоспитанность и про- стота. Та самая простота, о которой говорит русская поговорка, что «такая простота хуже воровства». Ведь наш дорогой Никита Сергеевич не очень-то стеснялся, демонстрируя свою «простоту» и на международной арене. Вспомним хотя бы его
«кузькину мать», которую он обещал показать США, и стучание ботинком на трибуне Организации Объединенных Наций. Подобное чувство стеснения, обиды и неловкости за своего национального лидера вернется ко мне и миллионам россиян в
90-е годы ХХ века, когда мы будем наблюдать по телевизору безумные ужимки Бо-
риса Ельцина, дирижирующего берлинским оркестром…
Но все это будет потом, десятилетия спустя, когда и я, и мои сверстники уже станем совсем взрослыми людьми. Тогда же, в начале 60-х годов, мы, юные пионеры страны Советов называли именами Юрия Гагарина, Германа Титова, Валентины Терешковой наши пионерские дружины, вступали в «отряды юных космонавтов», уча- ствовали в викторинах и КаВээНах на космические темы, хором пели песни о космосе:
«Жить и верить – это замечательно. Перед нами небывалые пути. Обещают космонавты и мечтатели, Что на Марсе будут яблони цвести».
Мы будем совершенно искренне гордиться, что первым человеком в космос полетел русский человек, а американцы были вторыми. Алексей Леонов стал, так же, как и Гагарин, первым человеком на Земле, который вышел в открытый космос. Космический корабль «Восход» с тремя космонавтами на борту был также первым многоместным космическим кораблем. Мы знали, нет, мы были уверены в том, что наши ракеты-носители лучшие в мире. Правда, мы не могли знать, что изменник Родины Пеньковский уже передал англичанам и американцам секреты нашего космического топлива. Мы даже не могли себе предположить, что первыми людьми, которые вступят на поверхность Луны в 1969 году, станут… американские астронавты! Если бы кто-то заикнулся в начале 60-х годов о такой возможности, его бы, кажется, растерзали. Ведь в эти годы был уже снят и пущен на киноэкраны сатирический мультфильм, посвященный попыткам, нет, правильнее сказать, потугам амери- канцев обогнать СССР в освоении околоземного космического пространства. Вспоминаю финал этого короткого и остроумного мультфильма. Когда американцы, преодолевая многочисленные трудности, все-таки совершаю посадку на Луне, то они видят огромную лунную станцию, у иллюминатора которой сидит космонавт и читает… газету «Правда»!
Не случайно один из самых известных бардов 60-х годов Юрий Визбор написал и прекрасно исполнял песню, в которой наш «технолог Петухов» объяснял африкан- цу, наследнику престола, преимущества советского общественного строя, и демонстрировал наши достижения:
«Зато мы делаем ракеты,
И перекрыли Енисей.
А также в области балета
Мы впереди планеты всей!»
Первые десять лет эры пилотируемого освоения Космоса были годами приоритета Советского Союза над США. Не случайно на кораблях «Союз» в 70-е – 80– годы прошлого века вместе с советскими командирами кораблей летали «космонавты- исследователи» из всех стран народной демократии: Зигмунд Йен (ГДР), Владимир Ремек (ЧССР), Фам Туан (Вьетнам), а также космонавты из Польши, Болгарии, Венгрии, Кубы.
Правда, в те годы мы, рожденные в 1952 году, были уже значительно старше и понимали, что зачастую в этих полетах больше политики, чем науки. Это даже нашло отражение в остроумном, хотя и немного злом анекдоте. После полета в космос вьетнамского космонавта Фам Туана, ставшего первым представителем Азии, побывавшим в Космосе, вьетнамца спрашивают на пресс-конференции:
– Каково Ваше физическое состояние после полета в космос? Как Вы перенесли перегрузки?
– Физическое состояние хорошее. Все перегрузки перенес хорошо. Вот только ладони очень болят!
– Почему?
– Да русские мне все руки отбили: «Не трогай эту кнопку! Не берись за этот ры-
чаг!»
Ну конечно, подобные анекдоты, без какой-либо злобы и зубоскальства стали появляться лишь в 70-е – 80-е годы, когда полеты в Космос стали более привычными, практически будничными. А ведь первых космонавтов вся страна знала по имени-отчеству, воспринимая каждое сообщение ТАСС о запуске очередного пилотируемого космического корабля как грандиозное событие в жизни всей страны, нет, всего Мира! Ведь в моей памяти до сих пор живы воспоминания о том, как в 1962 году в пионерском лагере завода «Вулкан» был прерван «тихий час» и весь лагерь был собран на пионерскую «линейку», где всем нам торжественно сообщили о запуске в космос советского корабля с космонавтом Валерием Быковским. А когда вслед за ним в Космосе (впервые в мировой истории) появилась женщина-космонавт Валентина Терешкова?! Кажется, весь наш пионерлагерь от малышей-первоклашек до воспитателей и руководства кричал, махал руками, подпрыгивая от небывалого и ни с чем несравнимого чувства восторга и гордости за нашу страну, за наших ученых, конструкторов, летчиков-космонавтов, за нашу партию и правительство.
У меня, возможно, получается слишком сухо и казенно «попытка» передать те чувства и эмоции, испытанные почти пятьдесят лет назад. Но я знаю. Я твердо уверен: и я, и мои сверстники тогда, в те минуты триумфа нашей науки и техники, были абсолютно счастливыми людьми. Потому, что успех страны в Космосе был нашим успехом. Мы (заявляю это без какой-либо иронии и кукиша в кармане) гордились нашим общественным строем, безо всякой дополнительной агитации увязывая победу в Великой Отечественной войне и победы в Космосе с главной победой ХХ века – победой Великой Октябрьской социалистической революции, с которой началось строительство в нашей стране самого справедливого строя –социалистического.
Уже позже, когда мы будем старшеклассниками, Космос принесет первую трагедию: гибель летчика-космонавта Владимира Комарова, погибшего при приземлении спускаемого аппарата. Страна воспримет эту смерть и эту неудачу как личное горе, пришедшее в каждую семью. Уже в наши студенческие годы в июле 1971 года погибнет от разгерметизации спускаемой капсулы весь экипаж корабля «Союз»: Ге- оргий Добровольский, Владислав Волков и Виталий Пацаев.
Я со своими университетскими друзьями в этот летний июльский день ехал в составе студенческого строительного отряда «Фемида» в эшелоне, направляющимся для работы в Алтайский край. Хорошо помню скорбный митинг на какой-то казахстанской железнодорожной станции, организованный нашим зональным штабом, где зачитывалось письмо, полное патетики и переживаний, из которого я хорошо запомнил последнюю фразу, вошедшую в подкорку моей памяти: «Мы, бойцы ленинградских строительных отрядов, скорбим о безвременной кончине героев Космоса. Скорбим. И верим в силу советской науки».
Агитация и пропаганда того времени действовала не хуже нынешнего «Дома-2»
и «Нашей Раши». Она, действительно, была агитацией и пропагандой, а не промыванием мозгов, как все больше и больше происходит сейчас через такое «средство массовой дезинформации», как телевидение. После митинга, когда поезд тронулся через бескрайние и унылые казахские степи, мы читали, передавая из рук в руки газеты с некрологами и статьями, посвященными трагедии корабля «Союз». Уже на другой день я пел под гитару на подобранный моим другом Сергеем Соловьевым нехитрый мотив под четыре гитарных аккорда песню на стихи незапомнившегося мне автора, опубликованные в «Комсомольской правде»:
«Земля тянула руки к ним.
А дальше, что же дальше было? В последний миг, как вздоха, им Тепла земного не хватило.
Они, как памятники, вдруг На боевом посту застыли. Но их живого слова звук
Еще звучит в любой квартире.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Не праздник Космос – Космос бой! Да, бой с опасностью смертельной. Где люди жертвуют собой
В полете этом беспредельном…»
Не знаю… похоже не получается у меня передать те эмоции. Слишком сухо, «казенно» звучат мои фразы о нашей гордости и печали, связанной с Космосом того времени. Но ведь эти чувства, эти эмоции БЫЛИ! Вспомните, мои дорогие ровесники! Они, эти чувства были очень и очень сильными!!! Ведь вспомнил же я через почти что сорок лет слова стихов, которые я спел всего-то два или три раза… Значит, взяли они меня и моих друзей за душу тогда, в начале 70-х годов уже прошлого ХХ века? Да, Взяли!!!
Это правда, что в день похорон Юрия Гагарина, первого космонавта на Земле, у нас в стране у экранов телевизоров плакали женщины, и даже утирали слезы мужчины. Это правда. Это было. Я это видел и могу подтвердить. С этим согласятся мои сверстники, люди Моего Поколения, для которых НАШИ победы в Космосе были сродни победе наших отцов в мае 1945 года.
Уже начиная где-то с 80-х годов Космос перестал быть для нас (и для более молодых), Великим Свершением. Наша советская пропаганда стеснялась признавать и оценивать очевидные успехи американцев, сделавших за счет успешных разведывательных акций и денежных вложений большой скачок вперед, в особенности в направлении развития так называемых «шаттлов». Последним ярким событием, пожалуй, стала программа первого советско-американского космического полета кораблей «Союз» – «Аполлон». Рукопожатие в Космосе Алексея Леонова и Томаса Стаффорда 17 июля 1975 года носили, по-настоящему, исторический характер. На «бы- товом уровне» оно запомнилось появлением в СССР дорогих (1 рубль 50 копеек пачка) сигарет с фильтром «Союз – Аполлон», изготовленных из табака, выпускавшегося знаменитой американской табачной фабрикой «Филипп Моррис».
За этот исторический полет Алексей Леонов уже не получил очередное звание Героя Советского Союза. Для всех советских людей это было знаком: Космос становился не подвигом, не открытием, не Великим Свершением, а повседневной, рутинной работой. А разве повседневная работа, рутина может поднимать и возбуждать великие чувства? Конечно же, нет… Уже новое поколение «советских людей», еще не зная, что скоро из жизни после 1991 года уйдет само это понятие, абсолютно не испытывали по поводу Космоса тех высоких и искренних чувств которые испытывали мы, рожденные в 50-е годы…
Освоение Сибири
Богатство России Сибирью прирастать будет.
М. В. Ломоносов
Мы пришли с тобой в тайгу,
От мороза стыли кедры.
Две палатки на снегу
На далеком,
На таежном
На двадцатом километре.
С. Гребенников,
Н. Добронравов
В конце 50-х годов одной из самых престижных профессий, которую воспевали в песнях и кинофильмах, была профессия геолога. И это не было случайным. Советская пропаганда работала очень четко, «точечно», как сказали бы в наше время. Геологи были первооткрывателями минералов и углеводородов Сибири и Дальнего Востока. Не случайно одной из популярных песен конца 50-х – начала 60-х годов была песня, называвшаяся просто и незатейливо – «Геологи». Авторами стихов были поэты С. Гребенников и Н. Добронравов, а композитором еще совсем молодая, но уже очень талантливая Александра Пахмутова.
«Ты уехала в знойные степи,
Я ушел на разведку в тайгу.
Над тобою лишь солнце палящее светит,
Надо мною лишь кедры в снегу.
Припев:
А путь и далек долог,
И нельзя повернуть назад…
Держись, геолог,
Крепись, геолог,
Ты – ветра и солнца брат!»
В песне ненавязчиво, в лирической форме утверждались простые идеалы любви, верности, чувству долга людей, выбравших себе нужную людям профессию, полную романтики и тягот:
«Лучше друга нигде не найду я –
Мы геологи оба с тобой,
Мы умеем и в жизни руду дорогую
Отличать от породы пустой».
Припев:
…………………………………
Я в суровом походе спокоен –
Ты со мной в каждой песне моей Закаленная ветром, и стужей, и зноем Только крепче любовь и сильней!
А путь и далек и долог
И нельзя повернуть назад… Держись геолог крепись, геолог, Ты ветра и солнца брат!»
В те же годы миллионы людей во всех республиках Советского Союза посмотрели в кинотеатрах и неоднократно по телевидению замечательный кинофильм Льва Кулиджанова и Якова Сегеля «Дом, в котором я живу» (1957 год). Одним из героев этой киноповести о жизни простых москвичей в период с 30-х по 50-е годы был геолог Каширин в великолепном исполнении молодого Михаила Ульянова.
Судьба послала геологу Каширину, человеку долга, годами искавшего в Сибири лучистый колчедан, много испытаний. От него уходит жена, не выдержав проверки чувств разлукой, он добровольцем уходит на фронт Великой Отечественной войны в ее первые дни и гибнет смертью храбрых, защищая свою Родину. Но в конце фильма его сосед по коммунальной квартире Сережа (актер Владимир Земляникин) уходит с рюкзаком от ворот своего московского дома, чтобы продолжить в Сибири поиски лучистого колчедана, начатые кумиром его детства – геологом Кашириным.
«Дом, в котором я живу», располагал своей простотой и отсутствием «киношных игрушек», был так похож на реальную, настоящую жизнь. Нужно ли сейчас объяснять, почему после просмотра этой кинокартины, я писал в своем школьном сочинении, что мой идеал – геолог Каширин. Человек долга, который всегда сделает правильный выбор, никогда не подведет, и, как бы ему не было трудно, будет ставить общественные интересы выше личных…
У меня нет статистических данных о конкурсах на факультеты горных институтов и университетов 60-х – 70-х годов, но думаю, они были достаточно высокими. Романтика нелегкого труда геологов была прекрасно воспета в знаменитом кино- фильме Михаила Калатозова «Неотправленное письмо». Удивительно красиво снятый оператором Сергеем Урусевским фильм, производил на таких, как я, романтически настроенных мальчишек, очень сильное впечатление. Эта киноповесть не была простой «агиткой», но в тоже время вдохновляла будущих покорителей Сибири лучше всякого митинга, организованного по линии райкома комсомола. Думаю, не один я, а тысячи моих сверстников, затаив дыхание смотрели и слушали, как замерзающий на льдине в тайге герой фильма, геолог, кричал, обращаясь куда-то в облака: «Люди! Возьмите карту!!!» Для него, профессионала и сильного человека, важнее его жизни было то, чтобы открытое им месторождение служило людям.
А каким замечательным, по-своему, действительно, «агитационным» фильмом получилась снятая в 1961 году на «Мосфильме» «Карьера Димы Горина»? Герой со- всем молодого Александра Демьяненко, еще не ставшего благодаря Леониду Гайдаю
«всесоюзным Шуриком», волей случая оказывается в сибирской тайге, где, влюбившись, просто творит чудеса трудолюбия, выковывая свой характер и бросая город- скую карьеру банковского служащего. Простой по своему содержанию кинофильм, если так можно выразиться, «развлекая, завлекал» зрителей на стройки Сибири, конечно же, показывая их, эти стройки только в положительном, парадном виде. Не случайно в кинофильме звучала песня «Марш строителей», написанная на стихи самого Евгения Евтушенко:
«Мы шагаем, шагаем,
Эх, шагаем
То тайгой сибирской,
А то – Целинным краем.
Не сдавай!.. Ну-ка в такт, И только так, И только так,
И только так!»
Именно поэтому, уже в начале 60-х годов поколение наших старших братьев и сестер, под влиянием песен, кинофильмов и комсомольских призывов двинулось из европейской части России на восток в Сибирь, где многие стройки были объявлены ударными комсомольско-молодежными. Героями новых кинокартин стали монтажники-высотники («Высота»), лесорубы («Девчата»), бетонщики («Таежный десант»). Евгений Евтушенко написал и опубликовал в журнале «Юность» поэму
«Братская ГЭС», которая стремительно стала суперпопулярной, принеся огромную славу ее автору. Начинающий набирать свою известность певец Иосиф Кобзон пел о бригадире бетонщиков Братской ГЭС В. Марчуке:
«А нынче отстроенный Братск легендарен,
И катер по морю плывет... Марчук играет на гитаре, И море Братское поет.*
Перекрытие Ангары, Енисея, начало строительства Саяно-Шушенской ГЭС были реально важными свершениями советского машиностроения и энергетики. Эти Великие Свершения были осуществлены нашими старшими братьями и сестрами – представителями первого послевоенного поколения. На долю Моего Поколения достанется покорение нефтегазовых месторождений Западной Сибири и строительство Байкало-Амурской Магистрали. Сейчас, сорок лет спустя после тех событий я не могу не восхищаться успехами советской агитации и пропаганды того времени. Ведь это не просто: суметь убедить десятки тысяч людей сняться со своих мест и уехать в глухую тайгу, где подчас не было никаких коммунальных удобств, не говоря уже о каком-либо комфорте! Люди, мои сверстники, ехали в тайгу и болота в Сибири, чтобы строить новые города, заводы, открывать и осваивать месторождения полезных ископаемых. Причем практически без каких-либо материальных стимулов!**
Отмечу, даже подчеркну возможным читателям этой книги из числа молодых россиян: в то время думать и говорить о деньгах, больших зарплатах было просто... неприлично. И к тому же не принято. Не случайно кумир геологов и покорителей Сибири поэт-бард Александр Городницкий, океанолог по профессии, пел в песне того времени:
«В промозглой мгле – ледоход-ледолом По мерзлой земле мы идем за теплом, За белым металлом, за синим углем,
За синим углем, да за длинным рублем…»
*Как легко могут догадаться внимательные читатели (особенно мои ровесники) авторами стихов были С. Гребенников и Н. Добронравов, а композитором Александра Пахмутова. (Примечание автора).
**Многие годы живет с семьей в поселке Черемушки возле Саяно-Шушенской ГЭС мой двою- родный брат Анатолий Туганашев (1949 г. рожд.), выпускник ленинградского монтажного техникума. В городе Урай Ханты-Манскийского автономного округа проживает одноклассница Надя Зюзькевич (1952 г. рожд), уехавшая «осваивать Сибирь» со своим мужем-летчиком. (Примечание автора).
Но… Эти слова были только в первом куплете песни, которую тысячи раз исполняли у таежных костров молодые люди, действительно покорявшие Сибирь. Все-таки, песня заканчивалась двумя куплетами, не дававшими повода усомниться в том, что не деньги являются главным для героя, шагающего по мерзлой и сты-
лой тайге:
«И если тебе не пишу я с пути,
Не очень, родная, об этом грусти. На кой тебе черт получать от меня Обманные вести вчерашнего дня.
В промозглой мгле – ледоход-ледолом По мерзлой земле мы идем за теплом, За белым металлом, за синим углем,
За синим углем – не за длинным рублем!!!»
Приведу еще один пример отношения к деньгам в 60-е годы. Опять же через кинофильм, называвшийся «Два воскресенья». Его сюжет был весьма прост. Молодая девушка, работающая в сберкассе в строящемся сибирском городе Радиозавод- ске (название вымышленное) выигрывает по лотерейному билету приличную сумму денег. Но вместо того, чтобы потратить деньги «на себя» (купить что-нибудь из украшений, приодеться получше, как советуют коллеги по работе), героиня фильма дважды летит из Сибири в Москву на свои выходные дни.* В столице она осматривает достопримечательности, встречает разных людей, а потом вновь возвращается домой к своей вроде бы очень простой и совсем неромантической работе и жизни. В кинофильме звучала одна из первых песен тогда еще очень молодого композитора Андрея Петрова «Голубые города»:
«Города, где я бывал, по которым тосковал,
Мне знакомы от стен и до крыш. Снятся людям иногда их родные города: Кому Москва, кому Париж.
Ну, а если нет следов на асфальте городов,
Нам и это подходит вполне.
Мы на край земли придем, мы постоим новый дом
И табличку прибьем на сосне».
А завешалась эта нежная, лирическая песня очень хорошими, очень простыми словами, которые были в те годы понятны ровесникам Моего Поколения:
«Снятся людям иногда голубые города,
У которых названия нет»…
*В те 60-е годы суббота была рабочим днем, работали до 14.00. (Примечание автора)
Думаю, что я не очень ошибусь, если сделаю вывод о том, что для поколения, родившегося в 50-е годы прошлого века Романтика (с большой буквы!), играла большую, если не решающую роль в том, что молодые юноши и девушки, молодые семьи выезжали в Сибирь, чтобы осваивать такие нужные людям и стране месторождения газа и нефти. «Черное золото», «голубой газ Сибири», нужно было уже не разведывать, а добывать. После добычи по ниткам строящихся газопроводов и нефтепроводов доставлять в европейскую часть Советского Союза и даже дальше – за рубеж в страны народной демократии. В те годы, уверен, ни один человек не мог даже и задуматься над тем, что благодаря добыче этих полезных ископаемых из общенациональных недр нашей страны, кто-то когда-либо сможет стать миллионерами и даже миллиардерами.
Наш советский бензин был самым дешевым в мире: в начале 70-х годов бензин А-76 –7 копеек; А-92 –10 копеек (бензина А-95 тогда не было и в помине); дизельное топливо еще дешевле, кажется, 5 копеек за литр. Ну а газ, который уже в начале 70-х годов практически пришел во все крупные советские города и их пригороды стоил всего-то 4 (!) копейки кубометр!!! И хотя добывался он в Западной Сибири тяжким трудом бурильщиков и рабочих магистральных газопроводов, этот газ принадлежал всем и на нем тогда еще не грели руки будущие нувориши ельцинско-гайдаровско-чубайсовских реформ, которые, под шумок развала СССР, приватизировали в свою пользу лакомые куски бывшей общенародной собственности и богатых недр России.
Но, вернемся к Романтике, которая в 60-е годы очень прочно вошла в жизнь простых советских людей через кинофильмы, повести и рассказы писателей и, в особенности, через творчество так называемых «бардов» – авторов-исполнителей лирических стихотворно-музыкальных произведений, а, проще говоря, песен. Юрий Кукин, Александр Городницкий, Юрий Визбор, Валентин Вихорев, Борис Вахнюк и многие другие певцы того времени создали прекрасный, изумительный по своей душевности и простоте исполнения репертуар, который очень помогал преодолевать любые трудности и тяготы жизни вдали от больших городов и комфорта:
«Ну, поедем со мной, ну, поехали В край забытого детского сна. Белка ждет с золотыми орехами, Белоснежка глядит из окна.
Забредем в глушь лесную, пахучую,
Забредем в предрассветный туман.
И с дружком или просто с попутчиком
Будем петь про любовь и обман»…
В этих искренних, простых словах не было ни капли ложного пафоса, в этой мелодии, которую было легко запомнить и подхватить было нечто, что объединяло и сближало людей разных национальностей, профессий, культур. Может, именно поэтому такие песни любили петь и слушать молодые рабочие, студенты, учителя,
«по зову сердца и призыву партии»* приехавшие в Сибирь.
«Не удержат нас за руки площади, Не вернут нас вокзалы назад. Только память ручонкою дочкиной Осторожно погладит глаза.
Мы уйдем на зеленые просеки
По дорогам, заросшим травой,
Мы уйдем, вы напрасно нас просите.
Мы вернемся, клянусь головой!»
Юрий Кукин ленинградский тренер по фигурному катанию (!) после ряда геологических экспедиций написал свои первые песни, которые сразу же покорили и очаровали слушателей, очень скоро ставших исполнителями кукинских песен: «Песня про Париж», «Тридцать лет», «Поезд – длинный, смешной чудак», «А ты твердишь, чтоб остался я…» и, конечно, классика жанра – «За туманом».
Понимаешь, это странно, очень странно,
Но такой уж я законченный чудак: Я гоняюсь за туманом, за туманом, И с собою мне не справиться никак.
Люди сосланы делами, Люди едут за деньгами, Убегают от обиды, от тоски… А я еду, а я еду за мечтами,
За туманом и за запахом тайги.
Понимаешь, это просто, очень просто
Для того, кто хоть однажды уходил.
Ты представь, что это остро, очень остро:
Горы, солнце, пихты, песни и дожди.
И пусть полным-полно набиты
Мне в дорогу чемоданы:
Память, грусть, невозвращенные долги…
А я еду, а я еду за туманом,
За мечтами и за запахом тайги.
*Так было принято говорить и писать в газетах в те годы. (Примечание автора).
И хотя некоторые остряки, самодеятельные пародист пели:
«А я еду, а я еду за деньгами.
За туманом едут только дураки», –
в хорошей компании у костра такие шутки «не прокатывали».
Те из нас, кто еще в пионерские годы полюбил песню «Глобус» («Я не знаю, где встретиться мне придется с тобой»…), светловскую «Гренаду» и когановскую «Бри- гантину»* не могли позволять иронизировать над тем, что мы сами считали святым и чистым – над нашей Искренностью, над нашей Молодостью.
Наверное, не случайно, первый советский портативный катушечный магнитофон, который мог работать не только от сети, но и от батареек, назывался «Роман- тик». Именно с такого магнитофона в туристском походе в конце 60-х годов я услышал песню Юрия Визбора «На плато Расвумчор»:
«На плато Расвумчор не приходит весна, На плато Расвумчор все снега, да снега, Все зима, да зима, да ветров кутерьма, Восемнадцать ребят, три недели пурга.
Мы сидим за столом, курим крепкий табак,
Через час вылезть нам на крышу Хибин,
И ломиться сквозь вой, продираться сквозь мрак,
Головой упираясь в проклятье пурги.
А пока мы сидим за дощатым столом,
Курит старший механик московский «Дукат»,
Привезенный сюда через страшный циклон,
В двух карманах московского пиджака.
Он сидит и грустит неизвестно о чем, Мой милейший механик, начальник дорог, Через час ему биться с плато Расвумчор, По дороге идя впереди тракторов.
Потому, что дорога несчастий полна,
И бульдозеру нужно мужское плечо,
*Михаил Аркадьевич Светлов (1903-1964) – советский поэт, автор знаменитого стихотворения
«Гренада», ставшего благодаря мелодии Виктора Берковского любимой песней Моего Поколения. Павел Давыдович Коган (1918– 1942) – молодой поэт, студент литературного института, погибший на Великой Отечественной войне, автор стихов к песне «Бригантина» («Надоело говорить и спорить…»). (Примечание автора).
Потому, что сюда не приходит весна –
На вершину Хибин, на плато Расвумчор.
По сегодняшний день, по сегодняшний час Мы здоровы и живы, есть харч и табак, Мы еще не устали друзей выручать,
Мы еще не привыкли сидеть на бобах.
Нас идет восемнадцать здоровых мужчин, Забинтованных снегом, потертых судьбой, Восемнадцать разлук, восемнадцать кручин, Восемнадцать надежд на рассвет голубой.
Что вам снится, девчата, в неведомых снах?
Если снег и разлука, то это не сон…
На плато Расвумчор не приходит весна –
Мы идем через вьюгу, надежду несем».
Думаю, на этом я закончу свои «цитаты из далекого прошлого». Трудно, очень трудно, а, практически, невозможно, без пения, мотива, музыки и неповторимого аромата нашей молодости передать нынешним двадцатилетним то, что мы ощущали в те годы, когда эти песни и эти мелодии были реальной частью нашей жизни. Может, кому-то из тех молодых, кто прочитает эти строки, повезет услышать, как поют эти песни их бабушки и дедушки, еще не забывшие своей комсомольской молодости. И тогда, увидев, как светлеют, меняются лица теперь – увы – ветеранов, пенсионеров, они, молодые, лучше поймут стариков Моего Поколения?!
Последним Великим Свершением социализма стало строительство Байкало- Амурской Магистрали (БАМ). Работы, начатые в 1974 году как ударная комсомольская стройка, так и не были завершены в связи со скоропостижным уходом из жизни последних советских партийных «генсеков» – Леонида Брежнева, Константина Чер- ненко, Юрия Андропова. Пришедший им на смену Михаил Горбачев своей политикой Перестройки ускоренно развалил экономику страны, фактически бросив на произвол судьбы тысяч строителей БАМа, оставшихся в неустроенных городах и поселках, зачастую без связи Большой Землей и какого-то хотя бы элементарного жилищного комфорта, а потом и просто без работы…
А ведь начало строительства стратегически важной железнодорожной магистрали было хорошо организовано и пропагандистки оформлено. На БАМ приезжали с концертами самые популярные артисты: Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха, Валентина Толкунова, Эдуард Хиль, Лев Лещенко и многие другие. Помню, с какой гордостью эти певцы носили значки «Почетный строитель БАМа». Вспоминаю весе- лую и оптимистичную эстрадную песню в исполнении Эдуарда Хиля (процитирую лишь те строки, которые мне запомнились:
«У парня шестиструнная гитара,
Ему не занимать репертуара!
. . . . . . . . . . . . . . . .
И повторяет он упрямо:
«Большой привет с Большого БАМа!»
А дальше мы придумать не смогли!
Так помогите ж парню, поэты,
Страдает парень целое лето.
А что же будет с ним зимой?
Без этой песни, без этой песни, Без этой песни озорной!»
Эдуарду Хилю вторил Лев Лещенко:
«Это время звучит – БАМ.
На просторах страны – БАМ.
Это колокол наших сердец молодых!»
Популярный вокально-инструментальный ансамбль «Самоцветы» в стиле «дис-
ко» задорно и оптимистично исполнял:
«Дорога железная, как ниточка тянется.
Кто слабый – не выдержит, кто сильный – останется».
БАМ, как затратный проект, не приносивший (в отличие от добычи нефти и газа) стране (и, в особенности, ее руководству) денежных дивидендов, был постепенно сведен к нулю. Как горько мне и моим сверстникам, искренне верившим в стратегическую необходимость БАМа, видеть по телевизору сюжеты о людях, которые уже больше двадцати лет живут в вагончиках, оторванные от цивилизации и лишенные связи с Большой Землей. Также горько было воспринимать нам закрытие поляр- ных станций в Антарктиде, прекращение исследований в Арктике, с ужасающей быстротой происходившие процессы развала в Российской Армии.
Но, я надеюсь, у меня еще будет возможность рассказать о том, как Мое Поколение переживало Перестройку, лихие 90-е годы с ее «прихватизацией» и развалом старой советской экономики, промышленности и сельского хозяйства. Тогда, в
70-е – 80-е годы прошлого века люди, воспитанные «в лучших комсомольских традициях» с энтузиазмом продолжали дело освоения Сибири, считая это выполнени- ем заветов своих отцов. Говорю это безо всякой патетики, потому, что подавляющее большинство моих сверстников было воспитано в духе советского Патриотизма, который предполагал в обязательном порядке умение преодолевать трудности и тяготы жизни, добиваясь общественно-значимых результатов. Не для себя – для всех. Для Страны. Для Родины. Для Народа. Ведь не случайно и поколение наших отцов, и мы, рожденные в 50-е годы, так любили исполнять лирическую песню романтиков – «Люди идут по свету»:
«Люди идут по свету,
Им, вроде, не много надо: Была бы прочна палатка, Да был бы нетруден путь. С дымом сливается песня, Ребята отводят взгляды, И шепчет во сне бродяга Кому-то: «Не позабудь»…
Они в городах не блещут
Манерой аристократов.
Но в тихих концертных залах, Где шум суеты затих, Страдают в бродяжьих душах Бетховенские сонаты,
И светлые песни Грига
Переполняют их. Люди идут по свету, Слова их порою грубы.
«Пожалуйста», «извините»
С усмешкой они говорят.
Но светлая нежность песни
Ласкает сухие губы,
И самые лучшие книги
Они в рюкзаках хранят.
Выверен старый компас, Проверены карты в сроки, Выштопан на штормовке Лавины предательский след. Счастлив, кому знакомо Щемящее чувство дороги, Ветер рвет горизонты
И раздувает рассвет»…
Мы, рожденные в 1952 году, с удовольствием, с чувством пели эту замечатель-
ную песню и в 60-е, и в 70-е, и в 80-е годы. В словах этой песни не было никакой
фальши, как нет ее и сейчас на CD-диске в новом исполнении бардов, участвующих в проекте «Песни ХХ века». Вот только идеалы романтиков-бессребренников сейчас, в наше время, в начале ХХI века оказались весьма не в чести. И как же трудно пришлось многим из нас, «презиравшим удобства» и ехавшим в далекую и холодную Сибирь «не за длинным рублем», отрицавшим вещизм и ненавидевшим мещанство, осознать, что настоящим хозяевами недр и богатств Сибири, Чукотки, Дальнего Востока стали В. Потанин, Р. Абрамович, В. Вексельберг, Л. Дерипаска и другие шустрые и энергичные личности, которые, подчас не обладая деловыми способностями, имели талант присваивать себе все то, что строилось и создавалось трудом поколений той страны, которую с такой легкостью и цинизмом развалили и уничтожили.
Комсомол – не только возраст.
Комсомол – моя семья
Вот на груди алый галстук расцвел, Юность бушует, как вешние воды, Скоро мы будем вступать в комсомол – Так продолжаются школьные годы.
Евгений Долматовский
Не без волнения я приступаю к главе, в которой я хочу рассказать о Комсомоле – Всесоюзном Ленинском Коммунистическом Союзе Молодежи (ВЛКСМ) и его роли в моей жизни и в жизни Моего Поколения. Проблема, наверное в том, что с самой организацией, а, точнее, с ее отдельными руководителями у меня с самого начала отношения как-то не сложились. Читатель может этому не поверить. Ведь, прочитав мои рассуждения и воспоминания о пионерском детстве, обо мне должно было сложиться однозначное мнение как об ура-патриоте, активисте-общественнике, сде- лавшем «карьеру застойщика»* не где-нибудь, а в самом Комитете Государственной Безопасности! На самом деле все было немного иначе. Мне придется объяснить читателю, среди которых, надеюсь, будут и мои ровесники, с которыми я служил в КГБ, как же на самом деле складывались мои отношения с комсомолом. Открою и для них неизвестные страницы моей биографии.
*Слова моего старшего сына Максима, 1974 года рождения (Примечание автора).
Членами ВЛКСМ, в соответствии с уставом этой общественной организации, могли быть «юноши и девушки от 14 до 28 лет». И по сложившейся в те годы традиции в комсомольцы начинали принимать еще в седьмом классе. Причем принимали не всех, а только «отличников учебы и активистов». Уже в восьмом классе в комсомол принимали, как я говорил в то время, «гуртом» – всех желающих, несмотря на оценки и «политическую активность». Так случилось, что в 1966 году в седьмом классе Отрадненской средней школы я получил первый серьезный «щелчок по носу» в своей жизни: старшая пионервожатая не рекомендовала меня в числе первых пионеров, вступающих в комсомол. Сейчас я уже затрудняюсь точно сформулировать причину этого, да и имени-фамилии этой пионервожатой уже не помню. Скорее всего, причиной были мои бесконечные критические замечания о «бюрократизации» и формализме нашей пионерской жизни, которые я без конца делал, исходя из своего юношеского максимализма. Ведь 14 лет – это возраст появления нигилизма и критиканства. В голове уже появляются какие-никакие знания, а понимания при- чин тех или иных явлений еще не приходит. Это «трудный возраст», когда наиболее обостренно воспринимается несправедливость, разные несуразицы жизни, с которыми «ни в коем случае нельзя мириться». А, раз нельзя мириться, значит нужно обличать, вскрывать «свинцовые мерзости жизни»,* указывать пути устранения недостатков. Так зарождается конфликт отцов и детей, появляется юные «нигилисты» и
«диссиденты», которые убеждены, что они лучше знают, лучше чувствуют, «кто ви-
новат» и «что делать», и надо только начать с…
Ну, а начать-то, как правило, таким юным и еще неоперившимся не дают. Их (в лучшем случае) щелкают по носу, а в худшем – ломают через колено, не сумев переубедить, топчут ногами, затаптывая в грязь искрение и чистые порывы, зачастую озлобляя и отталкивая от социума и общественной жизни людей, искренне желавших много хорошего сделать для своей страны и народа.
Возможно, именно такой путь прошли и некоторые из наших диссидентов, появившиеся в 60-е годы. Ведь и у меня, как и у них была внутренняя убежденность в том, что мы «теряем энтузиазм 30-х годов», мы «ушли от ленинских норм партийности и принципиальности в жизни, все больше и больше погружаясь в болото мещанства и мелкобуржуазного вещизма». Да, да, дорогой читатель, именно это я говорил в свои 14 лет старшей пионервожатой! Конечно же, это было следствие не только прочитанных учебников по истории КПСС и России, а также разговоров с моими старшими братом и сестрой, а также их студенческими товарищами. Позже, в 1967-1968 годах я «договорюсь» до такой степени, что буду, не стесняясь, на уроках истории утверждать, что вслед за культом личности Сталина «мы создали культ личности Хрущева, а сейчас ускоренно начинаем формировать культ личности Леонида Брежнева… Ну, и что? Скажите, можно было с такими «политическими взглядами» принимать меня в комсомол в первых рядах? Конечно же, нет.
Впрочем, я слишком увлекся рассказом «о самом себе». Может, пора объяснить современному молодому читателю, какую роль и какое место занимал комсомол в годы моего детства и юности? О своем «конфликте с комсомолом» я еще успею рассказать.
*Цитата из произведений литературного критика ХIХ века В.Г. Белинского. (Примечание автора).
Комсомольская организация страны, Советского Союза насчитывала в те годы ни много, ни мало, а более 36 миллионов человек! Каждая комсомольская организация имела свою бюрократическую структуру. Во главе комсомола стоял Секретарь ЦК ВЛКСМ, возглавлявший Центральный Комитет ВЛКСМ, коллективный руководящий орган. Ниже находились краевые, областные, городские и районные комитеты ВЛКСМ. Во всех этих структурах на должностях секретарей, руководителей отделов, инструкторов трудились так называемые «освобожденные» комсомольские работники, получавшие за свою работу деньги в виде должностных окладов. Во всех государственных учреждениях, в НИИ, на заводах, фабриках, колхозах и совхозах,
в воинских частях, на кораблях флота, в ВУЗах и средних школах были свои комсо-
мольские организации, возглавлявшиеся бюро и комитетами ВЛКСМ.
Низшим звеном в иерархии «комсомольских чиновников» (как я их тогда называли) были комсгруппорги, возглавлявшие комсомольские организации в студенческих группах и школьных классах. Жизнь комсомольских организаций в те годы была еще более заорганизованной, чем жизнь юных пионеров. Посмотрите, мои молодые читатели, советские кинофильмы 60-х годов «Друг мой, Колька!» (режиссеры А. Салтыков и А. Митта) и «Доживем до понедельника» (режиссер С. Ростоцкий), и вы увидите скуку и формализм отрядного сбора у пионеров и школьного комсомольского собрания.
Комсомол, созданный в 1918 году для великих побед Гражданской войны, а за- тем великих строек первых пятилеток,* комсомол, как и руководимая им коммуни- стическая партия, существенно обюрократился за пять десятилетий своего существования. Достаточно было поглядеть на взрослого дядю Е. М. Тяжельникова, воз- главлявшего Ленинский коммунистический союз молодежи в те далекие годы. Это был солидный взрослый «дядя» родившийся в 1928 году. Он и сам бы уже не смог по-есенински «задрав штаны бежать за комсомолом». Сменивший Тяжельникова на посту первого секретаря ЦК ВЛКСМ Борис Николаевич Пастухов тоже был человеком «не первой молодости», далеко за 40 лет. И вряд ли он мог находить общий язык с той самой комсомольской молодежью от 14 до 28 лет.
Тем не менее, комсомол жил, работал, и комсомолом руководили конкретные люди. И там, где эти люди были живыми, увлеченными и доступными – жизнь комсомольских организаций была интересной и насыщенной. Там же, где на вершине руководства вставали заевшиеся барчуки, пропитанные «комчванством»,** живая работа подменялась бездушным формализмом, «обязаловкой» и сочинением бумажных реляций и докладов в вышестоящие инстанции.
В 60-е годы основными задачами комсомола были: освоение нефтегазовых месторождений Западной Сибири и Севера, а также ударные комсомольские стройки гидроэнергетики: Братская и Саяно-Шушенская ГЭС, гидроэлектростанции на Вахше и Зеравшане (Средняя Азия). Кроме того, комсомол руководил движением студенческих строительных отрядов, массовым движением студентов, работавших в период летних каникул на важнейших стройках народного хозяйства нашей страны. Было еще множество важных и нужных дел, которые курировал ВЛКСМ в эти годы. В частности, я уже упоминал замечательные всесоюзные детские соревнования по футболу на приз «Кожаный мяч» и хоккею «Золотая шайба». И то и другое соревнования организовывались под эгидой ЦК ВЛКСМ.
*Смотрите кинофильм «Время, вперед!» режиссера Михаила Швейцера («Мосфильм», 1965 год). (Примечание автора).
** Комчванство – критический термин 30-х годов прошлого век, расшифровывавшийся как «ком-
мунистическое чванство». (Примечание автора).
Каждый член ВЛКСМ уплачивал комсомольские взносы, которые составляли максимально, если мне не изменяет память 1,5% от заработной платы. По крайней мере, в январе 1976 года я заплатил ВЛКСМ (последний раз, поскольку вступил кандидатом в члены КПСС) 3 рубля 30 копеек взносов при своем жалованье офицера КГБ (должностной оклад и оплата за звание) 220 рублей. Учащиеся средней школы платили совершенно символическую плату: 2 копейки в месяц. Но в целом взносы комсомольцев ручейками стекались в достаточно полноводный поток. Ведь были же еще поступления от средств периодической печати (газеты: «Комсомольская прав- да», «Смена», многочисленные республиканские комсомольские газеты; журналы:
«Юность», «Студенческий меридиан», «Знание – сила» и др.) Кроме того, в соответствии с Уставом ВЛКСМ, эта общественная организация имела право получать прибыль от предприятий, учрежденных ВЛКСМ.
Ну, а если вспомнить, сколько разного рода кооперативов при центрах НТТМ (центры научно-технического творчества молодежи) было создано в горбачевские годы? Сколько современных олигархов вышло из «шинели» НТТМ? Да взять хотя бы того же М.Б. Ходорковского! Налоговые и арендные льготыу этих предприятий были огромные, так что первые «бабки» от бизнеса последние комсомольские лидеры СССР получили очень большие. Вот бы спросить, сколько заработали в НТТМ комсомольские функционеры Борис Немцов и Сергей Кириенко? Да вряд ли они хоть какую-то правду расскажут! Кстати, интересно, а каким образом и кем были «поделены-попилены» акции всесоюзной молодежной газеты «Комсомольская правда»? Или хотя бы ленинградской «Смены»? Ведь нас, комсомольцев 60-х – 70-х годов уже прошлого ХХ века практически заставляли подписываться на комсомольскую периодическую печать, а, значит, в этих бывших комсомольских газетах есть и наши денежные вложения. Вот только доли нашей нам никто не предложил…
Но в четырнадцать-пятнадцать лет, становясь комсомольцами, мы, в подавляющем большинстве не очень-то просчитывали, что нам дает Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи, также как и не задумывались о том, что мы можем дать комсомолу. Лично я не вступил в ВЛКСМ ни в 1967, ни в 1968 годах, когда уже принимали всех «желающих быть в первых рядах». Хотя меня уже даже приглашали: «Раз ты, Паша, комсомол и порядок в нем критикуешь, так давай, вступай в ВЛКСМ и старайся делать жизнь нашей организации интереснее. А то ты все со стороны критикуешь!»
Я так и не смог в те давно минувшие годы найти для себя и комсомольской организации нашей школы разумного компромисса, не став школьником- комсомольцем. Хотя летом 1968 года, выезжая в северный Оленегорск в качестве бойца студенческого строительного отряда «Имандра» Первого ленинградского медицинского института я увидел настоящую комсомольскую организацию, какой я ее себе представлял. Этот стройотряд молодых комсомольцев-медиков был коллективом единомышленников, строго спрашивающих с себя и с других, помогающих оступившимся и не дающих пощады лентяям и приспособленцам. Я жил в коллективе молодых комсомольцев, подавляющему большинству которых было по двадцать лет, но они уже знали, кем они хотят (и обязательно станут!) в этой жизни.
Эти люди: командир стройотряда Анатолий Кульчицкий, комиссар Владимир То- чилов, завхоз Ян Накатис, взявшие надо мной, как подростком, шефство, Наталья Дроздова (Точилова), Людмила Абрамова и Наталья Пустынникова научили меня уважительно относиться к труду, работать «на полную катушку». В этих людях, еще, конечно, очень молодых я увидел те личные и деловые качества, которые в дальнейшем стремился выработать в себе самом: преданность своему делу, трудолюбие, умение преодолевать трудности, сохраняя жизненный азарт и оптимизм.
Вернувшись в школу, начав учебу в выпускном десятом классе, я уже был взрослее своих одноклассников, и мне не нужно было что-то кому-то доказывать. У меня на руках была почетная грамота Оленегорского Горкома КПСС Мурманской области за активный труд в ССО «Имандра». Надо было только захотеть, только подать заявление о вступлении в комсомол. Но… Я очень часто в этой жизни поступал не- стандартно. В результате так и не стал комсомольцем, обучаясь в Отрадненской средней школе. Только сдав на одни пятерки выпускные экзамены и решив поступать на юридический факультет Ленинградского университета, уже в конце июня 1969 года осознал, что могу и не стать студентом Университета, если не буду комсомольцем. Это мне объяснили мои старшие товарищи, которые были опытнее меня и которые искренне желали мне добра.
Тогда я совершенно осознанно, абсолютно «из карьерных побуждений» получил две официально оформленные рекомендации в комсомол от моих «футбольных друзей» Геннадия Никандрова и Геннадия Кислова и сам поехал в Тосненский райком ВЛКСМ,* где заявился в кабинет… первого секретаря (!), попросив «принять меня в комсомол, потому, что я хочу быть в первых рядах…» Представляете, дорогие читатели, какой же формализм был уже в те годы в ВЛКСМ, если меня не выгнали из приемной, а даже рассмотрели мое заявление на заседании райкома комсомола, которое (на мое счастье) проходило именно в тот день.
Никогда не забуду этого добровольного унижения с демонстрацией Почетной грамоты из стройотряда и аттестата зрелости круглого отличника. О том, что мне отказали в присуждении золотой медали за отличную учебу в школе в связи с четверкой по поведению в девятом классе, я скромно умолчал. Не смогу также забыть и того, как я не смог ответить на простой вопрос по Уставу ВЛКСМ: «Над кем шефствует Ленинский комсомол?» И как с трудом перечислил все ордена комсомола, подглядывая по подсказке кого-то из сердобольных членов горкома на стену, где все эти ордена были во всей красе изображены…
*Наш поселок мачто-пропиточного завода в те годы административно подчинялся Тосненскому району Ленинградской области. (Примечание автора).
Итак, ровно за неделю до начала вступительных экзаменов в Университет 24 июля 1969 года я стал комсомольцем, получив свой первый в жизни комсомольский билет. В апреле 1975 года, уже после окончания юридического факультета ЛГУ, я по- лучу комсомольский билет нового образца, который до сих пор хранится в моем архиве, оставленный мне «за активную работу в комсомоле, в связи с вступлением в КПСС» в феврале 1976 года. В чем заключалась моя «активная работа в комсомоле» надеюсь рассказать в этой главе несколько позже. А сейчас попробую вспомнить, какую роль играл комсомол в жизни Моего Поколения в самом конце 60-х годов, ког- да и я, и мои сверстники входили в самостоятельную жизнь.
Я уже вспоминал и рассказывал, что многие мои сверстники, будучи привлеченными в Армии к общественной комсомольской работе умными заместителями командиров по политической части, получали свою «путевку в жизнь». . Некоторые из моих ровесников совершенно искренне, увлекшись возможностью руководить людьми, выбирали для себя карьеру комсомольско-партийных работников. Отдельных из них эта «комсомольская стезя» приводила туда, куда попал по распределению после Университета и я сам – в органы государственной безопасности.
Но подавляющее большинство моих ровесников ограничивали свое пребывание в комсомоле простым «состоянием» до 28 лет, после чего из комсомола положено было выбывать «по возрасту». Таким простым, «рядовым» комсомольцам при- ходилось ощущать свое пребывание в комсомоле только на комсомольских собраниях или на каких-то спортивных или культурно-массовых мероприятиях, проводимых по линии комитета ВЛКСМ учреждения, где они работали или учились. Именно «культурно-массовый» сектор я выбрал для себя во время учебы на юрфаке Университета, как способ реализации своей творческой энергии. Ведь комсомольские собрания, увиденные мной в нашей школе, казались мне страшно скучными, а в
«культурно-массовом» секторе была возможность творчески отличиться, сделав
что-либо, действительно, полезное для моих товарищей по учебе.
Мы, молодые комсомольцы 70-х годов, студенты ленинградского Университета жили интересной, наполненной событиями жизнью: сдавали зачеты и экзамены, участвовали в спортивных соревнованиях и конкурсах художественной самодеятельности, работали в студенческих строительных отрядах во всех уголках Союза, смотрели с театральных галерок спектакли в лучших театрах страны, сбегали с лекций на премьеры новых кинофильмов, танцевали ночи напролет на дискотеках в студенческих общежитиях; пели песни, читали стихи, влюблялись и мечтали о будущей взрослой, «серьезной» жизни, в которой мы займем свое достойное место, получив вузовские дипломы и овладев своими профессиями.
И, конечно, мы слушали, а иногда и пели «хорошие комсомольские песни», которые для нас в 70-е – 80-е годы нам сочинял семейный дуэт композитора Александры Пахмутовой и поэта Николая Добронравова:
«Я в мир удивительный этот пришел Отваге и правде учиться. Единственный друг, дорогой комсомол, Ты можешь на нас положиться.
Мы пройдем сквозь шторм и дым,
Будет небо голубым…
Не расстанусь с комсомолом,
Буду вечно молодым».
Такие песни чаще всего звучали со сцены Кремлевского Дворца Съездов во время праздничных концертов. Их почти всегда исполнял лауреат премии Ленинского комсомола тогда еще молодой певец Лев Лещенко:
«Звени, отваги колокол!
В дорогу все, кто молоды. Нам карта побед вручена. Отчизне в дар останутся Рабочей славы станции. Запомните их имена: Любовь. Комсомол и Весна».
А мы, простые ребята и девчата от 14 до 28 лет любили петь распевные и задушевные песни о боевой молодости наших отцов. Не случайно одной из самых любимых песен Моего Поколения была песня «Там вдали, за рекой», часто исполнявшаяся хором без музыкального сопровождения акапелло:
«Там вдали, за рекой догорали огни,
В небе ясном заря догорала.
Сотня юных бойцов из буденовских войск
На разведку в поля поскакала.
Они ехали молча в ночной тишине
По широкой украинской степи.
Вдруг вдали у реки заблистали штыки –
Это белогвардейские цепи.
И бесстрашно отряд поскакал на врага,
Завязалась кровавая битва.
И боец молодой вдруг поник головой:
Комсомольское сердце пробито.
Он упал возле ног вороного коня
И закрыл свои карие очи:
«Ты, мой конь вороной, передай, дорогой,
Что я честно погиб за рабочих».
Там, вдали за рекой уж погасли огни,
В небе ясном заря догорала.
Уж не сотня бойцов из буденовских войск
Из разведки в полях возвращалась… Капли крови густой из груди молодой На зеленую травку стекали…»
Слова этой песни знали, кажется, все. Те, кто умел петь, и кто не умел. Эту песню совершенно искренне любили тысячи моих сверстников, считая ее символом передачи «эстафеты поколений».Ни у кого не могло возникнуть даже мысли усомниться в благородстве и беззаветном мужестве молодых красных конников. Ведь одним из любимых фильмов нашего детства был кинофильм «Добровольцы», снятый в 1958 году к сорокалетнему юбилею ВЛКСМ. Мы, много раз смотревшие этот кинофильм о молодых строителях московского метро, прошедших через горнило стахановского труда и огонь Великой Отечественной войны, не могли не восхищаться героями этого фильма, в исполнении замечательных актеров Михаила Ульянова, Петра Щербакова и Леонида Быкова. Нам всем очень хотелось походить на этих верных друзей, способных на героические поступки, излучавших неповторимое обаяние и силу духа. Не случайно для многих бывших комсомольцев, независимо от возраста, песня композитора Марка Фрадкина на стихи Евгения Долматовского из фильма «Добровольцы» является своеобразным паролем к их прошедшей, но незабытой молодости:
«Хорошо над Москвою-рекой Услыхать соловья на рассвете. Только нам по душе непокой, Мы сурового времени дети.
Комсомольцы-добровольцы,
Мы сильны нашей верною дружбой. Сквозь огонь мы пройдем, если нужно, Открывать молодые пути. Комсомольцы-добровольцы,
Надо верить, любить беззаветно. Видеть солнце порой предрассветной – Только так можно счастье найти!»
Каждый из моих ровесников прошел в свои комсомольские годы свой собственный путь, имел свои отношения с Комсомолом. Мне совершено неожиданно для себя самого пришлось на три с лишним года (1974-1978) по приказу нашего кадрового генерала стать заместителем секретаря комитета комсомола… Управления КГБ СССР по Ленинградской области. В те годы шло резкое омоложение штатов органов госбезопасности, и на службу в КГБ, в том числе на оперативную, приходили комсомольцы, еще не успевшие стать молодыми коммунистами. Для молодых оперативников и следователей, инженеров, техников, переводчиков и представителей других профессий была создана комсомольская организация, требовавшая своего руководства в лице Секретаря, его заместителей и членов комсомольского бюро.
Удивительно, но мне пришлось заниматься тем, что мне больше всего не нравилось в работе комсомола: подготовкой и проведением комсомольских собраний! Не вижу смысла в подробностях и в деталях описывать их темы и содержание. Мы, как и все комсомольцы Советского Союза сдавали «Ленинские зачеты» и участво- вали в «Ленинских чтениях», слушали политинформации, осуждали «агрессивные действия американской военщины», поддерживали революционное движение в Никарагуа и Гватемале. Мы жили общеполитической жизнью страны, в которую в то время были вовлечены, думаю, почти что 70% населения СССР. Нашей внутренней молодежной комсомольской жизнью были летние и зимние туристические слеты, где мы прекрасно и весело проводили время, ночуя в палатках, пробегая полосы препятствий и ориентируясь в лесу, а также участвуя в конкурсах песен и юмористических программах у обязательного для всех туристов костра.
Наши туристические стоянки на озере Зеркальное на Карельском перешейке (летом) и в спортивной базе общества «Динамо» в поселке Васкелово (зимой) были излюбленными местами, где и сейчас, если прислушаться, в каком-то еще не- открытом и слабо изученном измерении, звучат наши молодые и задорные голоса. Мы не делали в Комсомоле карьеру и не использовали ВЛКСМ как трамплин для служебного роста. Мы просто жили и радовались этой жизни и той роскоши человеческого общения, которую могли себе позволить.
Карьеристов, использовавших комсомол и выборную комсомольскую работу для «продвижения по карьерной лестнице» среди нас, молодых комсомольцев- чекистов 70-х годов прошлого века, не очень-то жаловали. Проще говоря, не любили. Очень часто эти люди на поверку оказывались или неискренними в своих убеждениях, или их личное поведение противоречило тем моральным и идейным нормам, по которым мы тогда жили. Если чуть-чуть переиначить известную фразу Бориса Пастернака, мы считали, что «быть карьеристом некрасиво». Мы все старались жить, служа своему Отечеству и народу, частью которого мы себя считали. И еще мы старались жить по принципу, сформулированному в ранних стихах, кажется, Роберта Рождественского, любимого поэта 60-х – 70-х годов: «Я тем и делаю карьеру, что я не делаю ее!»
Вот уже почти двадцать лет каждую осень 29 октября ( в день рождения Комсомола) мы, бывшие юноши и девушки, а ныне уже бабушки и дедушки встречаемся большими и шумными компаниями (иногда больше тридцати человек) и поем наши старые, любимые песни, шутим, вспоминаем нашу молодость, которая остается с нами до тех пор, пока мы о ней помним, и пока мы встречаемся. Мы поем о том, что «главное, ребята – сердцем не стареть!», а также о том, что «мы сильны нашей верною дружбой». С удовольствием, проникновенно хором распеваем песню из кинофильма «Тревожная молодость»:
«Забота у нас простая,
Забота наша такая:
Жила бы страна родная –
И нету других забот.
И снег, и ветер,
И звезд ночной полет.
Меня мое сердце
В тревожную даль зовет…»
Эти встречи для каждого из нас дают огромный заряд бодрости и новой, молодой энергии на целый год. И мы вновь чувствуем себя молодыми, как это было тридцать с лишним лет назад, несмотря на то, что некоторым из нас уже за 60 лет, а самые молодые из нас отметили на этих встречах свои 50-летние Юбилеи. Знаю, что не только мы по традиции отмечаем День Комсомола. В последние дни каждого октября месяца во многих ресторанах и кафе Москвы, Питера, Екатеринбурга, Новосибирска и других российских городов собираются седовласые мужчины и женщины, которые обращаются друг к другу на «ты» и в этот вечер становятся теми молодыми
«комсомолятами», какими были не один десяток лет назад. Всегда в этих компаниях находится свой запевала с гитарой или баяном, который обязательно «заведет» всех, исполняя финальный куплет любимой комсомольской песни:
«Не думай, что все пропели, Что бури все отгремели. Готовься к великой цели,
А слава тебя найдет!
И снег, и ветер,
И звезд ночной полет…
Меня мое сердце
В тревожную даль зовет!»
Думаю, что на каких-то подобных «высоких тусовках» бывших «московских комсомольцев», из числа тех, кто нынче «выплыл» в правительстве В.В. Путина звучит голос Льва Лещенко про «Любовь, Комсомол и Весну». И, пожалуй, в эти дни не так уж и важно, что кто-то, благодаря Комсомолу, и освобожденной комсомольской работе сделал карьеру министра, вице-премьера, губернатора, а кто-то, «попи- лив» общие деньги ВЛКСМ, стал успешным процветающим олигархом. Не имеет принципиального значения, что кто-то из поющих «старые, добрые комсомольские песни» (таких подавляюще большинство) еле-еле сводит концы с концами, но все еще верит в то, что умные и порядочные Президент и Премьер-министр в самое ближайшее время изменят жизнь в стране к лучшему. Мы все, дожившие до своего 60-летия, имеем право ностальгировать по нашей молодости. А понятия Молодости и Комсомола для нас, родившихся в 1952 году, были и остаются неразделимыми.
Музыка нашей души
Какая музыка была!
Какая музыка играла…
Александр Межиров
Почему я решил посвятить отдельную главу своего рассказа о Моем Поколении песням и музыке, на которой мы воспитывались и с которой мы «становились самими собою»? Ведь во многих других главах вольно или невольно я вспоминал, цитировал дорогие моему сердцу, проникающие в самую душу слова военных песен, упоминал о том, что засыпали мы в своих детских кроватках под патетическую, победную музыку Гимна Советского Союза (композитор Георгий Александров). И все- таки я считаю очень важным и для себя, и для многих моих ровесников вспомнить и рассказать о тех песнях, которые мы пели и слушали, и которые сыграли свою роль в формировании нас, как личностей.
Самыми первыми мелодиями, услышанными нами еще в младенческом возрас-
те, были колыбельные:
Баю, баюшки, баю,
Не ложися на краю. Придет серенький волчок И укусит за бочок» –
эту мою первую колыбельную песню я помню, кажется, на генетическом уровне. Знаю и помню, что моя мама Фаина (Федосья) Петровна пела эту колыбельную песню моему старшему сыну Максиму, родившемуся в моей семье в феврале 1974 года, когда я сам и моя жена Людмила Орлова были еще студентами 5 курса Университета.
Еще моя мама знала какие-то совершенно уникальные приговорки, похожие на своеобразное «колдовство» (с приплевыванием и притопыванием ногами). Приговорки относились к засыпающему внуку, входной двери перед закрытием ее на ночь, к печи перед началом ее растопки. Все это объясняется тем, что моя мама была вепской по рождению, что она тщательно скрывала и отрицала. В конце 30-х годов и в начале Великой Отечественной войны вепсов почти приравнивали к финнам, которые в советско-финскую войну были для нас врагами и в 1941 году массово высылались в Сибирь со всех прифронтовых территорий.
За колыбельными песнями в наше сознание следом входили песни народные, крестьянские. Ведь Россия многие века была крестьянской страной и наш новый рабочий класс, а также трудовая интеллигенция вышли из тех самых российских деревень, где пели: «Есть на Волге утес», «Ревела буря, гром гремел» (песня о Ермаке), «Черный ворон», «Из-за острова на стрежень» и многие другие распевные народные песни, исполнявшиеся акапельно, без музыкального сопровождения. Ну, а когда во дворе начинала играть гармошка или баян, тут же можно было услышать задорные частушки:
«Эх, пол пробью,
Да потолок пробью,
На доске остануся
С милым не расстануся!»
И уже более озорные, но еще без «соленостей»:
«Мене милый изменил,
И по лестнице спустил.
А я летела не спеша
Со второго этажа».
«С неба звездочка упала Прямо к милому в штаны. Пусть она там разорвется, Чтобы не было войны!»
Мелодии «Барыни», «Камаринской» узнают, наверное 95% моих сверстников, как только зазвучат первые аккорды. Пять процентов я отношу на тех, кому еще в колыбели «медведь наступил на ухо». Надеюсь, подавляющее большинство моих ровесников смогут исполнить несколько плясовых па, за исключением, пожалуй, присядки, которая уже затруднена в связи с возрастными изменениями.
Как ни странно, следующими песнями, непосредственно услышанными нами (по крайней мере, мной и моими одноклассниками) были так называемые «блатные» или «дворовые» песни. Такие, как те, что активно пропагандирует автор «Чебурашки» Эдуард Успенский в телепередаче «В нашу гавань заходили корабли», идущей по Пятому каналу телевидения. После войны, особенно после так называемой «сталинской амнистии» 1953 года на свободу вышло очень большое количество уголовников, которые принесли с собой свою собственную субкультуру, в том числе и в песенном жанре:
«Шлю тебе, Маруся синеглазая, Может быть, последнее письмо. Никому его ты не показывай:
Для тебя написано оно.
Помнишь, как судили нас с ребятами
В маленьком и грязном нарсуде? Я все время публику оглядывал, Но тебя не видел я нигде.
Говорят, что ты совсем фартовая, Даже перестала воровать. Говорят, что ты, моя дешевая, Шаболовку стала посещать»…
Эту песню под разбитую и расстроенную гитару, держа в зубах чинарик дешевой папиросы, поет вчерашний «урка», родственник наших соседей, только что вернувшийся с «зоны».
А вот так пел одноногий инвалид Великой Отечественной, наигрывая на баяне и подбрасывая иногда в такт музыке культю оторванной осколком снаряда ноги:
«Я был батальонный разведчик,
А он писаришка штабной.
Я был за Россию ответчик,
А он спал с моею женой!
Ах, Клава, ты, милая Клава. Неужто судьбой решено? Что ты променяла, шалава, Меня на такое дерьмо!»
Тут же, где-то с соседней улицы из палисадника доносятся строки, буквально врезавшиеся в «затылок памяти»:
«И-и-и-и… по тундре, по железной дороге,
Где мчит курьерский «Воркута – Ленинград».
А рядом из подворотни раздается популярнейшая среди учащихся ремесленных училищ песня:
«С деревьев листья опадают – ексель-моксель –
Пришла осенняя пора.
Ребят всех в армию забрали – хулиганов –
Настала очередь моя – да главаря.
Пришла повестка с войкомату:
Явиться в райвоенкомат – в восемь тридцать, с сухарями, –
Мамаша в обморок упала – с печки на пол –
Сестра сметану пролила.
……………………
А я, молоденький парнишка – лет семнадцать,
Двадцать, тридцать, сорок восемь,
может, больше,
я не помню, –
На фронт германский подался…»
Ну, а следом за этими «дворовыми» песнями нахлынули мощным потоком военные песни, прежде всего прозвучавшие в кинофильмах, снятых еще во время Великой Отечественной войны. Для меня, как и для многих детей послевоенного времени, такими фильмами были «Два бойца», «Небесный тихоход», «Беспокойное хозяйство».
Мы с удовольствием своими шепелявыми голосами беззубых дошколят подпе- вали одесситу Аркадию Дзюбину про «Молдаванку и Пересы». О том, что в песне имелся в виду район Одессы с названием «Пересыпь»,* я узнал только во время учебы в Университете. Ну, а знаменитую «Темную ночь», на музыку Никиты Богословского мы будем часто исполнять на наших школьных вечерах, посвященных Великой Отечественной войне, также как и знаменитую «Землянку»:**
*Молдаванка, Пересыпь – название районов в Одессе. На Пересыпи осуществлялась перегрузка из барж и пароходов сыпучих грузов (песок, щебень и др.). (Примечание автора).
**«В землянке», стихи Алексея Суркова, музыка Константина Листева. (Примечание автора).
«Бьется в тесно печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза. И поет мне в землянке гармонь Про улыбку твою и глаза.
………………………….
Ты сейчас далеко, далеко,
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти – четыре шага».
А еще мне очень и очень нравилось подпевать маме и отцу слова их любимой военной песни на стихи Евгения Долматовского, носившей название «Случайный вальс»:
«Ночь коротка,
Спят облака.
И лежит у меня на ладони
Незнакомая ваша рука.
После тревог
Спит городок.
Я услышал мелодию вальса
И сюда заглянул на часок.
Хоть я с вами совсем не знаком,
И далеко отсюда мой дом,
Я как будто бы снова
Возле дома родного…
В этом зале пустом
Мы танцуем вдвоем,
Так скажите хоть слово,
Сам не знаю о чем».
Слушая песни, рожденные Великой Отечественной войной, я не переставал восхищаться глубиной и богатством русской души. Думаю, что эти песни, которые живут уже почти что семь десятилетий, продолжая волновать сердца россиян, лучшее подтверждение чистоты и бессмертия Русской Души. Об этих песнях, музыке военного времени, замечательно сказал поэт-фронтовик Александр Межиров:
«Солдатам, головы кружа, Трехрядка под накатом бревен Была нужней для блиндажа, Чем для Германии Бетховен».
Мы подрастали. Начинали учиться в школе. В нашу жизнь входили новые пес-
ни. Звонкие, озорные, которые замечательно пелись хором:
«Рисует узоры мороз на оконном стекле,
Но нашим мальчишкам сидеть не по нраву в тепле.
Мальчишки, мальчишки, несутся по снежным горам.
Мальчишки, мальчишки, ну, как не завидовать вам?»
В пионерских лагерях на традиционных прощальных кострах, которыми заканчивалась смена, еще до слез огорчения от расставания, мы выковыривали из золы, оставшейся от прогоревшего костровища, печеную картошку и задорно орали:
«Здравствуй, милая картошка, тошка тошка, тошка.
Пионеров идеал, ал, ал.
Кто не знает наслажденья, денья, денья, денья,
Тот картошки не едал, дал, дал!!!»
Ну, и, конечно же, мы так любили петь хором песню, которую вряд ли поют сейчас современные дети. Хотя мой старший сын Максим (1974 г. рожд.) еще в детском саду удивлял воспитателей своим сольным исполнением этой старой песни, посвященной временам Гражданской войны:*
*«Песня о Щорсе», музыка Матвея Блантера, слова Михаила Голодного. (Примечание автора).
«Шел отряд по берегу, шел издалека,
Шел под красным знаменем командир полка.
Голова обвязана, кровь на рукаве,
След кровавый стелется по сырой траве.
Хлопцы, чьи вы будете, кто вас в бой ведет? Кто под красным знаменем раненый идет? Мы – сыны батрацкие, мы за новый мир.
Щорс идет под знаменем – красный командир».
А знаменитую песню «Гибель «Варяга» мы разучивали для хорового исполнения на уроках пения. Поэтому, уверен, любой из моих ровесников готов, не раздумывая, подхватить последние строчки замечательной русской песни:
«Прощайте, товарищи! С Богом, ура!!!
Кипящее море под нами.
Не думали мы еще с вами вчера,
Что нынче умрем под волнами!
Не скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы русского флага.
Лишь волны морские прославят одни
Геройскую гибель «Варяга»!!!
Все мое детство и юность прошли в пригороде одного из самых красивых городов мира – Ленинграда. И, конечно же, все мои ровесники любили, обожали песни о нашем городе:
«Мы – ленинградцы и не скрываем,
Что влюблены в свой чудный город навсегда.
И Ленинград не променяем Ни на какие в мире города, Ни на какие в мире города!»
Интересно было бы узнать, сколько детских хоров в Ленинграде в 60-е годы в школах, клубах, домах и дворцах культуры исполняли любимую лирическую песню, посвященную нашему замечательному городу:
«Дремлет притихший северный город.
Темное небо над головой.
Что тебе снится, крейсер «Аврора»,
В час, когда утро встает над Невой?»
Ну, а просто потрясающая своим уникальным соединением задушевности и патетики «Вечерняя песня» на музыку Василия Соловьева-Седого и слова Александра Чуркина:
«Город над вольной Невой. Город нашей славы трудовой. Слушай, Ленинград, я тебе спою Задушевную песню свою».
Совершенно не случайно на мотив этой песни уже наши подрастающие внуки поют гимн нашей любимой, единственной и неповторимой футбольной команды «Зенит»!
В годы моей молодости лучше всех «Вечернюю песню» исполнял тот самый Аркадий Дзюбин из кинофильма «Два бойца», актер и певец Марк Бернес. Пусть меня сто, двести раз упрекнут в сентиментальности, а мои враги и враги моей страны в «совковости», но я не могу без кома в горле вспоминать последние сцены этого фильма, когда у Дзюбина и его товарища Акулиты кончаются патроны, и они, обнявшись, начинают просто и безыскусно петь хриплыми, усталыми голосами песню, ожидая рукопашной схватки с фашистами:
«Споем, товарищ боевой, о славе Ленинграда. Слова о доблести его на целый мир гремят. Отцы вставали за него, гремела канонада
И отстояли навсегда бессмертный Ленинград.
Живи, священный город, Живи, бессмертный город, Великий воин-город, Любимый мой Ленинград!»
Шестидесятые годы – это время чистых, лирических песен. Марк Бернес, не обладавший сильным голосом, умел «петь душой»:
«Почему, дружок? Да потому,
Что я жизнь учил не по учебникам.
Просто я работаю,
Просто я работаю волшебником, волшебником.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Не жалеть для друга ничего, Думать о других немного тоже. Вот мое простое волшебство.
Может быть, и ты мне в нем поможешь?»*
*«Я работаю волшебником», стихи Льва Ошанина, музыка Эдуарда Колмановского. (Примечание автора).
В этих песнях, простых, незатейливых, с легко запоминающимися мотивами, пе-
лось о нас самих, о простых людях нашей страны:
«Стоят мосты, стоят вокзалы
И заводские корпуса.
И заводские корпуса
Могу назвать вам адреса.
А без меня, а без меня
Здесь ничего бы не стояло, Здесь ничего бы не стояло, Когда бы не было меня!
. . . . . . . . . . . . . . . .
А кто я есть? Обычный парень, Простой советский человек, Простой советский человек. Живу, как все, в наш бурный век».
Песни Бернеса подхватывали и пели от Камчатки до Калининграда и молодые,
и зрелые, и старые уже люди:
«Ну, что тебе сказать про Сахалин? На острове нормальная погода. Прибой мою тельняшку просолил,
И я живу у самого восхода.
А почта с пересадками летит с материка
До самой дальней гавани Союза,
Где я швыряю камешки с крутого бережка
Далекого пролива Лаперуза».*
Ну, а исполнение Марком Бернесом и Людмилой Зыкиной суперпопулярной песни «Течет Волга» (стихи Л. Ошанина, музыка М. Фрадкина) в те годы никого не оставляло равнодушными:
«Издалека долго Течет река Волга, Течет река Волга – Конца и края нет… Среди хлебов спелых, Среди снегов белых Течет моя Волга,
А мне семнадцать лет».
Венцом песенного творчества Марка Бернеса стали знаменитые «Журавли» на стихи Расула Гамзатова и «С чего начинается Родина?» Причем Бернеса можно считать одним из авторов песни «Журавли». Прочитав стихи Р. Гамзатова в журнале, певец сам принес их композитору Яну Френкелю с просьбой написать для него песню. Я не знаю другой русской песни, которая бы с такой светлой и искренней печалью поведала о солдатах Великой Отечественной войны:
«Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей, Не в землю нашу полегли когда-то, А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех давних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?»
*«Что тебе сказать про Сахалин?», стихи М. Танича, музыка Я. Френкеля. (Примечание автора).
Песня «С чего начинается Родина?» (стихи М. Матусовского, музыка В. Баснера), прозвучавшая в исполнении М. Бернеса в кинофильме «Щит и меч», ставшем заметным явлением в нашем кинематографе, стала «визитной карточкой» певца. Так, как Бернес, просто, без аффектаций, почти в разговорной манере эту песню впоследствии никто уже исполнить не мог:
«С чего начинается Родина?
С картинки в твоем букваре,
С хороших и верных товарищей,
Живущих в соседнем дворе.
А, может, она начинается
С той песни, что пела нам мать? С того, что в любых испытаниях У нас никому не отнять.
С чего начинается Родина?
С заветной скамьи у ворот.
С той самой березки, что во поле,
Под ветром склоняясь, растет.
А, может, она начинается
С весенней запевки скворца
И с этой дороги проселочной,
Которой не видно конца.
С чего начинается Родина?
С окошек, горящих вдали,
Со старой отцовской буденовки,
Что где-то в шкафу мы нашли.
А, может, она начинается
Со стука вагонных колес
И с клятвы, которую в юности
Ты ей в своем сердце принес.
С чего начинается Родина?..»
Темы песен моего детства и юности были типичными для всех русских песен: любовь, разлука, чувство долга, радость, страдания, горечь потерь и гордость за свою страну, своих предков, за свой народ. Блестящими мастерами «песенного жанра» 50-х – 60-х годов были Клавдия Шульженко и Леонид Утесов. «Вальс о вальсе»,
«Давай, закурим», «На тот большак, на перекресток» – эти и многие другие песни в исполнении Шульженко любили советские люди разных поколений. Леонид Утесов, запомнившийся блестящей ролью в «Веселых ребятах», а также исполнением песни «Как много девушек хороших», в 60-е годы пел шлягеры, прославлявшие его родной город Одессу: «Мишка-одессит», «Есть город, который мне снится во сне», «Одесса, мой город родной».
В 60– е годы, думаю, одной из самых ярких, «главных» песен стала песня еще совсем молодого Владимира Высоцкого «Братские могилы», впервые прозвучавшая на весь Советский Союз в кинофильме «Я родом из детства»* в исполнении Марка Бернеса:
«На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают.
К ним кто-то приносит букеты цветов
И вечный огонь зажигают.
Здесь раньше вставала земля на дыбы,
А нынче гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы,
Все судьбы в единую слиты.
. . . . . . . . . . . . . . . .
У братских могил нет заплаканных вдов,
Сюда ходят люди покрепче.
На братских могилах не ставят крестов,
Но разве от этого легче?»
60-е годы подарили нам очень большое количество нежных, лирических песен, без которых нельзя представить развитие духовной сферы любого юноши и девушки. Песни о чистой, светлой первой любви всегда, во всех поколения были любимыми и часто исполняемыми. Как замечательно пели в нашей школе девочки из
10-го «е» класса (проживавшие в поселке Павлово):
«Чайки за кормой верны кораблю,
А ветрам облака.
Трудно в первый раз сказать «я люблю».
Так любовь нелегка»…
*«Я родом из детства», 1965 год, «Беларусьфильм». Режиссер В. Туров. В. Высоцкий сыграл в этом фильме роль танкиста, вернувшегося с войны с обожженным, изуродованным лицом. (Примечание автора).
Это, возможно, наивно, для кого-то «толстокожего» излишне нежно и лирич-
но, чтобы слышать и понимать: «Первая любовь придет и уйдет, как прилив и отлив». Ну, что же, это дело вкуса! Но по мне эта песня лучше для воспитания шестнадцатилетних-семнадцатилетних юношей и девушек, чем нынешние «шедевры» абсолютно без рифмы и мелодии, типа: «Ты целуй меня везде, восемнадцать мне уже», «Я помню все твои трещинки»…
Это уже какой-то медицинский осмотр, а не песня о любви! Ведь песня должна п е т ь с я. Вспомните, мои дорогие одноклассники, как красиво, протяжно, без музыкального сопровождения пели те же девочки из Павлово песню из репертуара Марии Пахоменко:
«А мы войны, представьте, и не знали…
Как же мамину тревогу нам понять?
И если мы с Наташкой без вести пропали,
Значит, просто до утра ушли гулять».
Кроме Марка Бернеса, Л. Утесова, К. Шульженко в 60-е годы был чрезвычайно популярны еще два исполнителя: актер Олег Анофриев и эстрадный певец Эдуард Хиль. Прекрасный, чистый голос профессионального актера Олега Анофриева звучал за кадром в замечательном кинофильме «Путь к причалу»:
«Если радость на всех одна –
На всех и беда одна.
В море встает за волной волна,
А за спиной – спина.
Здесь у самой кромки бортов
Друга прикроет друг.
Друг всегда уступить готов
Место в шлюпке и круг».*
Олег Анофриев часто выступал на «Голубых огоньках», был даже ведущим этой телепередачи, где пел разные простые и душевные песни: «Песня почтальона» («Отворите скорей, почтальон у дверей!»), Песня туриста» («Я беру с собой в дорогу лишь всего // На день хлеба и немного Н2О»). А в конце 60-х Анофриев покорил всех как человек-оркестр, исполнив в знаменитом мультфильме «Трубадур и его друзья» все сольные мужские партии, и даже спев за атаманшу разбойников!
Эдуард Хиль просто ворвался на советский эстрадный Олимп, покорив всех ис-
полнением песни «Строгий капрал» с запоминающимся припевом:
*«Песня о друге», слова Г. Поженяна, музыка А. Петрова. (Примечание автора).
«Как хорошо быть генералом,
Как хорошо быть генералом, –
Лучше работы
Я вам, синьоры, не назову. Стану я точно генералом, Буду я точно генералом, Если капрала, если капрала Переживу».*
А как полюбили мы, пацаны, вот эту песню в исполнении Эдуарда Анатольевича:
«Моряк вразвалочку
Сошел на берег,
Как будто он открыл
Пятьсот Америк.
Ну, не пятьсот, так пять,
По крайней мере,
И все на свете острова
Он знал, как дважды два.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Ах, море, море. Волна под облака! Ах, море, море,
Не может жить, Не может жить Без моряка!»**
И мы, еще чуть шепелявя, но уже более уверенными голосами пели вслед за лю-
бимым певцом:
«Ведь без мечты покоя нет
В семнадцать лет!»
А наши старшие братья и сестры восхищались искрометной энергией и задором молодой Эдиты Пьехи и возглавляемого ее мужем Александром Броневицким эстрадного ансамбля «Дружба»:
«Поднимать тугие паруса –
Это значит верить в чудеса. Собирать в ладони звездный свет – Это значит восемнадцать лет.
Это здорово, это здорово,
Это очень, очень хорошо!»
*Песня «Строгий капрал», Музыка В. Гамали, стихи М. Танича. (Примечание автора).
**«Песня юнги», Музыка А. Островского, стихи М. Танича и И. Шаферна. (Примечание автора).
И тут же следом, не переводя дыхания:
«Дождевые струны зазвенели,
Разогнала всех людей гроза. Но идет прохожий по панели И смеются радостно глаза
Он дождя ни капли не пугается, И хоть ливень грозовой прошел – Человек идет и улыбается, Значит, человеку хорошо».*
В те же 60-е годы мы обожали слушать песню «Морзянка» в исполнении актера МХАТ Владимира Трошина, а также только начинавшую свою блестящую сольную карьеру Людмилу Зыкину, покорившую страну сильным распевным голосом. На всех «Голубых огоньках» Зыкиной предоставлялось особое место с песнями «Течет Волга», «Оренбургский пуховый платок», «Родина, тебе я славу пою»…
Молодой Иосиф Кобзон сразу же завоевал сердца миллионов советских людей, дебютировав с песней «Шагайте, кубинцы», а также циклом песен на музыку Аркадия Островского «А у нас во дворе», «И опять во дворе» «Вот снова этот двор», ко- торые были очень близки и понятны слушателям, молодым девушкам и юношам, которым пришло время встречать свою первую любовь:
«А у нас во дворе есть девчонка одна, Среди шумных подруг неприметна она, Никому из ребят неприметна она…
Я гляжу ей вслед: Ничего в ней нет. А я все гляжу,
Глаз не отвожу»**…
*Песня «Хорошо», музыка А. Броневицкого, стихи М. Яковлева. (Примечание автора).
**«А у нас во дворе», музыка А. Островского, стихи Л. Ошанина. (Примечание автора).
К нам, моим ровесникам, как и положено, от шестнадцати до восемнадцати лет, кому раньше, кому позже приходила пора первой любви, первых, подчас неосознанных нежных и искренних чувств. Песни того времени помогали сохранить в себе, для себя и для других, близких нам людей, чистоту этих чувств. Ведь первая любовь всегда, во все времена, даже в наши «гламурные» и бравурно-дискотечные, отличается эмоциями и ощущениями, а не действиями. Поэтому первая любовь чаще всего остается безответной и нереализованной. Ведь для достижения результата требуется действие. А «действие» так часто бывает убийственным для первой любви.
Как мы восхищались песнями о любви в исполнении кумира всех девушек и жен- щин 60-х Муслима Магомаева! Его «Королева красоты» звучала из каждого транзисторного радиоприемника, которые так вошли в моду в эти годы:
«По переулкам бродит лето, Солнце льется прямо с крыш. В потоке солнечного света
У киоска ты стоишь.
Блестят обложками журналы,
На них с восторгом смотришь ты,
Ты в журналах увидала
Королеву красоты.
А я одной тобой любуюсь,
И сама не знаешь ты,
Что красотой затмишь любую
Королеву красоты.
И я иду тебе навстречу,
И я несу тебе цветы,
Как единственной на свете
Королеве красоты.*
Припев:
С тобою связан
Навеки я,
Ты жизнь и счастье,
Любовь моя!»
*«Королева красоты», музыка А. Бабаджаняна, стихи А Горохова. (Примечание автора).
Юноши с советскими транзисторными приемниками «Альпинист», «Селга»,
«ВЭФ» ходили на свидания, стараясь «поймать» волну, на которой Магомаев своим красивым, сильным голосов пел одну из своих многочисленных песен о любви, например, такую:
«Я давно снам не верю.
Ты сейчас идешь сквозь огни. Оглянись на мгновенье, Просто так рукой взмахни.
Припев:
Если вдруг трудно станет, Если вспомнишь ты о любви, Позови меня, позови меня, Хоть когда-нибудь позови!»*
И все-таки, при всем разнообразии песен и исполнителей у Моего Поколения был свой удивительно «музыкально-танцевальный» шлягер, под который влюблялось целое поколение. По крайней мере, мои ровесники, практически все, кого мне удалось опросить, начинали танцевать первый медленный танец с девушкой под музыку «Восточной» песни Давида Тухманова, впервые плотно прижимаясь к человеку другого пола, испытывая впервые какие-то новые, неосознанные еще чувства и ощущения:
«Льет ли теплый дождь,
Падает ли снег,
Я в подъезде против дома
Твоего стою.
Жду, что ты пройдешь,
А быть может, нет.
Стоит мне тебя увидеть, – о! –
Как я счастлив!
. . . . . . . . . . . . . . . .
По ночам в тиши
Я пишу стихи.
Пусть твердят, что пишет каждый
В девятнадцать лет.
В каждой строчке только точки
После буквы «Эл»…
Ты поймешь, конечно, все, что
Я сказать хотел.
Сказать хотел, но не сумел.
Но тает снег весной всегда.
Быть может, мне ты скажешь «да»!»**
*«Позови меня», музыка А. Бабаджаняна, стихи Р. Рождественского. (Примечание автора).
**«Восточная», музыка Д. Тухманова, стихи О. Гаджикасимова. (Примечание автора).
Вслед за этой пластинкой на нашу школьную радиолу ставились песни в исполнении болгарской певицы Лили Ивановой «Бенг-Бенг» и «Море молодости», а потом, «на десерт» – «Падает снег» в исполнении француза Сальваторе Адамо. И наши души, сливаясь в танце и нежной музыке, улетали куда-то далеко-далеко, где они были очень счастливы, даже еще совершенно не осознавая и не понимая, что такое «эротика», и что такое «секс». Впрочем, секса в Советском Союзе, (как стало из-
вестно на заре Перестройки), в те годы не было.
После потрясающего успеха кинокартины режиссера Эдмона Кеосаяна «Неуловимые мстители» (1967 год), в наших компаниях, как раз только-только начинавших- ся объединяться вокруг гитар и гитаристов, которых появлялось великое множество, стала чрезвычайно популярна «цыганская тематика», заданная песней Яшки-цыгана из суперпопулярного фильма:
«Выглянул месяц и снова
Спрятался за облаками.
Спрячь за железным замком вороного –
Выкраду вместе с замками!»
Но главными словами в этой песне, исполнявшейся «с чувством» во всех школь-
ных компаниях, уже начинавших пить портвейн,* были следующие слова:
*Сухое вино в те годы было у нас, школьников и студентов, как говорится, «не в фаворе», а «Клинского» пива тогда еще не выпускали и по телевизору не рекламировали. (Примечание автора).
«Спрячь за высоким забором девчонку –
Выкраду вместе с забором!»
Любовь к цыганской музыке, песням и горячим, пьянящим танцам, наверное, в крови у русских людей. Нужно ли напоминать классические образцы толстовского Феди Протасова и Мити Карамазова Ф.М. Достоевского? Мы не разбрасывали деньги цыганским красавицам-танцовщицам, не пели цыганские песни под звуки скрипок (их у нас не было), но и под простые, дешевые гитары у нас получалось совсем неплохо:
«А запрягай-ка, батька, лошадь,
А серую, лохматую,
А я поеду в дальний табор –
Цыганочку сосватаю!»
И как замечательно пели припев на настоящем «цыганском языке» наши
«одноклассницы-цыганки»:
«Я парамела, я чибурела, Я сам, самвели тулия… Гоп – я парамела.
Гоп – я чибурела.
Гоп – барон цыганский я!!!»
В эти же годы нашей учебы в средней школе с восьмого по десятый класс (1967-
1969 годы) в наше «море молодости» влился «океан» музыки «ливерпульской четверки» – английского ансамбля «Beatles». Это были годы своеобразной «битломании», когда со всех катушечных магнитофонов из каждого окна звучали «Girl», «Can’t bay me love», «It’s been a hard day’s night» и другие совершенно непривычные для нашего слуха того времени песни и музыка. А как эта музыка была непривычна для слуха наших родителей, воспитанных на народных мелодиях, строевых маршах и лирических песнях военного и послевоенного времени!
Моя мама как-то более-менее «приняла» мое увлечение песнями «бардов»:
«пусть там тренькают на гитарах эти безголосые». Но музыка «Биттлс» маме, всегда привыкшей говорить то, что думает, показалась в начале чем-то вроде… идеологической диверсии. Но когда она увидела, что к нам в квартиру со своими магнитофонами практически ежедневно приходят мои друзья-одноклассники с одной- единственной целью – переписать очередной альбом «Биттлс», мама махнула рукой и на это увлечение младшего сына: «Ладно, слушая свои буги-вуги! Только учись хорошо. Тебе же школу закончить надо и в институт поступить!»
Теперь на наших школьных танцах (тогда еще не было термина «дискотека») медленные танцы с девочками можно было танцевать и под упоительную «Girl» и под провокационную «Mishell», пытаясь подпевать на плохом английском языке: «I want you, I want you, I want you!»* Мне приходилось видеть в те годы, как, казалось бы, обычные, тихие с виду, заурядные парни увлекшись музыкой, написанной Джоном Ленном и Полом Маккартни, в течение нескольких месяцев становились насто- ящими музыкантами-битломанами.
Мой одноклассник Миша Тюрин, высокий, красивый голубоглазый юноша, ушедший после восьмого класса учиться в ПТУ, успел взять у меня «уроки» игры на гитаре, с трудом освоив пять основных аккордов. Играть на гитаре, по словам Миши, он особенно не хотел, а изучал аккорды «просто так, для себя». Каково же было мое удивление, когда год с небольшим спустя я увидел Михаила играющим на гитаре в новом «битовом» ансамбле, который сменил старый «эстрадный» на нашей главной танцплощадке возле станции Ивановская. Особенно меня поразило то, что Михаил, честно говоря, не имевший успехов в английском языке, очень чисто и, главное. красиво пел по-английски песни «Биттлс»**
Этот ансамбль, где играл мой одноклассник Миша возглавлял живший на железнодорожной станции Мга «Коля-битлак». Такое прозвище этот парень получил сразу, как только увлекся музыкой «биг-бита». Увлекся, и вскоре стал местным Авторитетом от музыки. А ведь до этого был неприметным, невысоким парнем с пухлыми щечками. Разве что отметился тем, что, наверное, первый в нашей местности выкрасил волосы в ярко рыжий цвет.
*Я хочу тебя, я хочу тебя, я хочу тебя! (Примечание автора).
**Думаю, что не зря английская королева наградила весь ансамбль «Биттлс» орденами за распространение и пропаганду в мире английского языка. (Примечание автора).
Другой пример «волшебной силы искусства» (прямо-таки по писателю Виктору Драгунскому) – это Женька Ларионов (1951 г. рожд.) мой сосед, живший в доме номер два на улице Ленина. До увлечения музыкой он не занимал в нашей «поселковой иерархии» какого-либо достойного положения. Он даже в футбол практически играть не умел, хотя за «Зенит» болел отчаянно и с нами на футбол на стадион имени Кирова регулярно ездил. Но только когда он взял в руки барабанные палочки, решив, во что бы то ни стало, «заделаться» музыкантом «битового» квартета, Женька стал подниматься в глазах окружающих его парней и девушек. Как же он отчаянно- виртуозно научился играть на ударных инструментах! Вспоминаю его огромную улыбку до ушей, когда я в качестве комплимента (нет не лести, комплимент был заслуженным!) сказал: «Ну, Женька, ты прямо наш ивановский Ринго Старр!»
В качестве бас-гитариста, подражающего (вольно или невольно) Джорджу Харрисону, я встречусь в университетском бит-ансамбле с будущим заместителем следственного управления МВД России Валерием Сызранцевым (1952 г. рожд.). А сменит Валеру за бас-гитарой нашего факультетского ансамбля Саша, простите, Александр Иванович Бастрыкин (1953 г. рожд.) ныне известный всей стране начальник Следственного управления при Прокуратуре России.
Но я хочу перейти к песням «бардов» или «авторов-исполнителей», как называли их в те годы. Михаил Анчаров, Булат Окуджава Александр Галич, Владимир Вы- соцкий, Юлий Ким, Юрий Визбор, Александр Городницкий, Юрий Кукин, супруги Никитины – это был авангард советской авторской песни. Конечно, за ними, этими
«генералами», шли десятки других, интересных и самобытных: Евгений Клячкин, Александр Дулов, Ада Якушева, Новелла Матвеева, Валентин Вихорев, Виктор Берковский, Борис Вахнюк, Дмитрий Суханов, Вадим Егоров и многие другие, чьи песни несли чистоту чувств, романтику дальних дорог и простых, понятных молодежи того времени, переживаний.
Разные по своему жизненному опыту, профессиям, эти певцы, прошли, говоря словами литературоведа Юрия Андреева,* путь «от костра к микрофону». Твор- чество этих исполнителей, непрофессиональное по содержанию (в подавляющем большинстве они не были ни артистами, ни поэтами), но высокодуховное и литературно отточенное, стало своеобразным «глотком чистого воздуха» для студенческой молодежи и советской интеллигенции в период «хрущевской оттепели».
*Андреев Юрий Андреевич (1930-2009), литературовед, доктор филологических наук, председатель Всесоюзного «Клуба самодеятельной песни», исследователь творчества «бардов» (Примечание автора).
Судьбы этих авторов-исполнителей сложились очень и очень по-разному. Один из основателей жанра, фронтовик Михаил Анчаров, художник по профессии, станет автором сценария первого «настоящего» советского телесериала «День за днем» о жизни простых москвичей, проживающих в большой коммунальной квартире. Жаль, что этот фильм не хотят повторно показать наши телеканалы. В нем звучат замечательные песни Михаила Анчарова: «Ты припомни, Россия», «Я ночью шла по улице», «Тихо капает вода» и др. в прекрасном исполнении актера театра «Современник» Валентина Никулина и совсем еще молодой певицы Валентины Толкуновой. Телефильм был отмечен великолепными актерскими работами народного артиста СССР Алексея Грибова, заслуженных артистов Нины Сазоновой и Юрия Горобца. Режиссером телесериала был замечательный характерный актер МХАТа Всеволод Шиловский.
Александр Галич со своими остро сатирическими песнями скатился в сторону своеобразного «фрондерского диссидентства», был исключен из творческих союзов и в 1974 году эмигрировал за границу, где вскоре погиб в 1977 году в результате несчастного случая. Похоронен под Парижем на русском кладбище Сент-Женевьев- дю-Буа.
Юлий Ким был, кажется, на волосок от повторения ситуации с Галичем, попал в немилость к властям, на долгие годы лишился сольных выступлений, но… остался в СССР и многие годы писал песни под псевдонимом Юлий Михайлов для кино и телефильмов, снимавшихся на многочисленных студиях нашей страны. Это на слова Кима – Михайлова поются песни в «Обыкновенном чуде» (реж. М. Захаров), «Бумбараше» (реж. Н. Рашеев и А. Народицкий).
Судьбы Булата Окуджавы и Владимира Высоцкого хорошо известны. О них, уже ушедших из этой жизни, изданы десятки биографических книг и исследований, обо- им поставлены памятники в Москве, в которой они родились, жили и творили. В
1984 году ушел из жизни Юрий Визбор, не дожив три месяца до своего 50-летия. А
в 1994 году, едва отметив свое 60-летие, умер в Израиле Евгений Клячкин…
Юрий Кукин, этот «вечный странник» в 2002 году отметил на фестивале бардовской песни «Петербургский аккорд» свое 70-летие. Мне, автору этих строк, посчастливилось от имени правительства Санкт-Петербурга поздравить этого уже немолодого человека, но юного душой поэта, сохранившего свои романтические взгляды на жизнь. Как Вы поживаете сейчас, Юрий Алексеевич? В 2012 году когда Моему Поколению исполнится 60 лет, Вам уже будет 80!!! Здоровья, здоровья, здоровья Вам и благополучия. Ведь я так любил и в свои юные, и в зрелые годы петь строки из Вашей песни:
«Думать о других – как это просто.
Вот не думать – это посложнее».
Супруги Никитины – Сергей и Татьяна, которым, увы, уже давно за шестьдесят, еще сохранили свои голоса и душевность в исполнении песен. Их еще можно периодически услышать «живьем» на редких концертах у нас в Питере в знаменитом концертном зале у Финляндского вокзала, в котором совершенно по-особому звучат бардовские песни, да еще на телеканале «Культура».
Александр Городницкий, доктор геолого-минералогических наук, академик Российской Академии естественных наук в 2003 году также как и Юрий Кукин отмечал свое 70-летие в Петербурге, своем родном городе. Мне и здесь повезло поучаствовать в концерте Александра Городницкого, организованном знаменитым ленинградским клубом «Восток», первым клубом авторской песни стране. Благодаря инициативе ведущих этого вечера Михаила Кане и Альфреда Тальковского я вышел на сцену Юсуповского дворца, чтобы поздравить Юбиляра от имени комитета по культу- ры и правительства Санкт-Петербурга. Мне удалось сделать это в образе… начинающего исполнителя, спев под гитару знаменитую «Песню полярных летчиков» Городницкого:
«Кожаные куртки, брошенные в угол, Тряпкой занавешенное низкое окно. Бродит за ангарами северная вьюга,
В маленькой гостинице пусто и темно».
Когда я пел эту песню, то своеобразно посвящал ее моему покойному другу Олегу
Плисову, летчику из Ханты-Мансийска, так любившему эти строки:
«Ждите нас, невстреченные школьницы-невесты,
В маленьких, асфальтовых южных городках!»
Именно Олегу, моему первому настоящему другу, я пел в 1962 году песни Окуджавы, услышанные мной на магнитофоне «Гинтарас»,* который сестра Галя брала «на время» у своего друга и одноклассника Вани Соловьева: «Бумажный солдат», «Последний троллейбус», «Черный кот», «Песенка про Леньку Королева».
Ну, а уже в 1967 году, едва научившись играть на гитаре, я пел все бардовские песни, которые только успевали появляться в «поле зрения моего магнитофона». Сколько я знаю на «на память» бардовских песен? Тысячу? Полторы? Две? Не знаю… Трудно сосчитать. Я еще удивляюсь, что мне удается сдерживать себя, чтобы не пуститься в бесконечное цитирование любимых строк, которые для меня не просто рифмованные слова, а зарифмованные вехи и этапы моей жизни.
*«Гинтарас» – по-литовски «янтарь». Магнитофон изготавливался на Шауляйском радиозаводе в
Литовской ССР. (Примечание автора).
Пора заканчивать тему бардовской песни, хотя я, кажется, не сделал каких-то важных обобщений о том, какую роль играли эти песни в жизни Моего Поколения… Да и надо ли делать обобщения? Ведь если сейчас, «сорок лет спустя после молодости», мы, бывшие студенты Университета, запеваем песню Юрия Кукина и наши лица светлеют и молодеют на глазах… Нам снова по 18-20 лет. Мы снова молоды:
«Горы далекие, горы туманные, горы,
И улетающий и умирающий снег.
Если вы знаете – где-то есть город, город,
Если вы помните – он не для всех, не для всех.
Странные люди заполнили весь этот город:
Мысли у них поперек и слова поперек.
И в разговорах они признаю только споры,
И никуда не выводит оттуда дорог».
Да, действительно, пора заканчивать тему бардов. Мою любимую тему. Но, мо- жет, я когда-нибудь еще вернусь к ней? В каком качестве? Не знаю… Может, в качестве составителя сборника песен, а, может, исследователя-социолога. Ведь авторская бардовская песня – это очень важный культурный пласт жизни нашей страны. Изучайте его, молодые!
«И впрямь пора заканчивать,
Да что-то вот не хочется. И до сих пор заманчив мне Призыв весны и осенью.
Все сумерки, да сумерки, Пора бы быть и вечеру… Стою с дорожной сумкою
И говорю: «До встречи, до встречи!» – вам»*
Нашему поколению удивительно повезло: со временем нашей юности совпал рассвет советской эстрады, когда родилась целая плеяда звездных исполнителей; фактически на наших глазах в стране родился новый песенный жанр – авторская песня; в мировой музыкальной культуре появились абсолютно новые направления – биг-бит, рок-музыка, поп-музыка. Мы могли выбирать свои приоритеты и привязанности. Мы не были всеядными, мы просто могли позволить себе иметь широкие взгляды и разнообразные интересы в музыке: от классики до поп-песен «АББА», биг-битовских ансамблей «Биттлс», «Роллинг стоунс»; от песен Высокого и Визбора до шлягеров в исполнении Аллы Пугачевой и Софии Ротару.
Мы могли себе позволить одинаково любить и музыку советского ансамбля «Самоцветы» и польских «Червонных гитар», «балдеть» от темпераментных песен вен- герского певца Яноша Кооша и заслушиваться «пражским соловьем» Карелом Готом. Мы с восторгом смотрели и слушали премьеру первой советской рок-оперы
«Орфей и Эвридика» с блестящей парой: Альберт Асадулин и Ирина Понаровская,
исполненной «Поющими гитарами» на музыку Александра Журбина.
Несколько лет спустя мы узнали, что есть другие рок-оперы. И что кроме «нашего» рок-композитора А. Журбина в мире, оказывается, есть англичанин Эндрю Ллойд Уэббер с его гениальной рок-оперой «Иисус Христос Суперзвезда», а еще есть «Волосы», «Кошки». Уже зрелыми людьми те из нас, кто продолжит любить рок-музыку «во взрослом возрасте», будут с наслаждением смотреть и слушать
«Фантом оперы».**
*Песня Юрия Кукина «Сумерки», 1967 год. (Примечание автора).
**Лично мне повезет увидеть этот спектакль весной 1991 года в одном из бродвейских театров
Нью-Йорка. (Примечание автора).
Смею предположить, что нашими российскими рок-ансамблями, такими, как
«Кино», «Аквариум», «Зоопарк» и ДДТ было увлечено более молодое поколение, чем мы, рожденные в 1952 году. К моменту «бума рок– музыки» в СССР нам было уже под тридцать лет, и мы, в основном, уже были обременены семьями и своей работой. Хотя, несомненно, свои рокеры есть и среди моих сверстников.
Не могу причислить себя к фанатам и знатокам рок-музыки. Мои предпочтения лежат в сфере авторской песни, которую я не только люблю, но и, смею надеяться, хорошо знаю. Но эти особенности моих музыкальных вкусов не помешали мне в
1981 году, будучи сотрудником КГБ, сделать все от себя зависящее для легализации и открытия официального Ленинградского рок-клуба. Мои сверстники, друзья, подчиненные, служившие в органах государственной безопасности, кроме своих личных пристрастий и вкусов обладали еще одним очень важным качеством: чувством ответственности за порученное дело и принимаемые нами решения.
Хотя ни я сам, ни мой покойный ныне сотрудник Андрей Тарасов (1955 г. рожд.), не были в восторге от рок-музыки и ее ленинградских представителей, мы смогли сделать правильный политический, культурологический и оперативный вывод: рок- музыка и рок-музыканты не несут враждебного стране начала, и не участвуют своим творчеством в подрывной деятельности против Советского Союза. Благодаря нашей Убежденности, нашему Усердию и Увлеченности, мы смогли сформировать у партийно-советских и комсомольских органов Уверенность в необходимости открыть на базе Ленинградского Дома Народного Творчества (улица Рубинштейна, дом 13) первый в стране Рок-клуб.
Не знаю, не могу с уверенностью сказать, кому из нынешних музыкантов и певцов симпатизируют представители Моего Поколения. Может, кому-то очень по душе Дима Билан, а кто-то очень расстроен из-за того, что на «Евровидении» 2010 года не оценили талант и оригинальность Петра Налича и его музыкального коллектива. Предполагаю, с большой долей уверенности, что очень многие, также как и наш ровесник, Владимир Путин, любят песни в исполнении солиста ансамбля «Любэ» Николая Расторгуева.
А, может кто-то из моих сверстников и не может назвать даже пары песен, которые исполняют современные кумиры молодежи. Ну, и что?! Ведь мы же сейчас в силу возраста не являемся (как любят говорить социологи) «целевой аудиторий» для шоу-бизнеса. Многие из нас, наверное, даже затрудняются вспомнить, когда они последний раз были на дискотеке! Вот о себе и о своей жене Ольге я с уверенностью могу сказать, что мы последний раз лихо отплясывали на… свадьбе сына нашей подруги! И нам остаются только «встречи уже старых комсомольцев», да вы- пускников школ и институтов, с момента окончания которых прошло (страшно подумать!) уже более сорока лет!
Там, на эти встречах мы вновь можем спеть старые, любимые комсомольские песни о том, что «мы сильны нашей верною дружбой», а также, чтобы «жила бы страна родная». А других забот у нас, кажется, в эти моменты просто нет и не предвидится.
Мы еще, обязательно, вспомним и споем столь любимую для хорового пе-
ния (после 200-300 граммов горячительных напитков) старинную казачью песню
«Любо, братцы, любо»:
«Как на грозный Терек, На высокий берег Вывели казаки
Сорок тысяч лошадей.
И покрылось поле,
И покрылся берег Сотнями порубленных, Пострелянных людей…
Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим атаманом
Не приходится тужить!»
Обязательно будет спета одна из лучших лирических песен советского пери-
ода – «Надежда» (музыка А. Пахмутовой, стихи Н. Добронравова):
«Светит незнакомая звезда, Снова мы оторваны от дома. Снова между нами города, Взлетные огни аэродромов.
Здесь у нас туманы и дожди, Здесь у нас холодные рассветы, Здесь на неизведанном пути Ждут замысловатые сюжеты.
Припев: Надежда – мой компас земной,
А удача – награда за смелость.
А песни… Довольно одной. Чтоб только о доме В ней пелось».
А незадолго перед прощанием, уже узким кругом оставшихся «стойких бойцов», мы тихо и душевно под гитару исполним, нет, конечно же, споем, одну из самых любимых песен Юрия Визбора – «Милая моя»:
«Всем нашим встречам Разлуки – увы – суждены. Тих и печален ручей
У янтарной сосны.
Пеплом несмелым подернулись
Угли костра…
Вот и окончилось все –
Расставаться пора!
Припев: Милая моя, солнышко лесное!
Где, в каких краях,
Встретишься со мною?»
Затем мы, уже далеко не молодые, разойдемся по домам до следующей встречи через год, сохраняя все это время тепло и душевную обстановку нашей традиционной встречи, повторяя про себя и в веселые, и в грустные минуты слова и мелодии спетых нами песен. Песен, составляющих музыку нашей души.
Среда обитания
(к вопросу о жилищной политике)
Что нам стоит дом построить?
Нарисуем, будем жить!
Из стихотворения моего детства
В этой главе своего рассказа о Моем Поколении я хочу рассказать о тех условиях, в которых мы жили и росли. Я имею в виду жилищные условия. Ведь в советское время вплоть до развала СССР существовало определенная жилищная полити- ка, направленная на улучшение условий проживания людей за счет государственно- го, бюджетного финансирования.
Новые города, новые поселки для рабочих, и деревни для колхозников и работников совхозов, строились в соответствии с пятилетними планами экономического развития. Точно также по плану, в соответствии с решениями «соответствующих партийных органов» и вырос после войны наш поселок мачтопропиточного завода (ЛМПЗ), расположенный рядом с железнодорожной станцией Ивановская на 32 километре от Ленинграда по направлению к городу Волхову и железнодорожной станции Волховстрой.
Железнодорожная станция получила свое название по деревне Ивановская, существовавшей вдоль берега Невы у впадения в нее реки Тосна. Ну, а сама деревня взяла свое название от Ивановских порогов и от церкви Иоанна Крестителя, расположенной на левом высоком берегу Невы сразу же за знаменитыми порогами. Церковь была разрушена в войну, поскольку, по-видимому, использовалась в качестве немецкого наблюдательного пункта. А, может, ее разбомбили с воздуха сами фашисты, как они сделали с расположенным в каких-то трех километрах от Ивановской спиртовым заводом на станции Саперная.
Мачтопропиточный завод, изготавливал и пропитывал шпалы по заказу министерства путей сообщения для советских железных дорог и деревянные телеграфные столбы для связистов и линий электропередач. После войны завод восстанавливался и расширялся, поэтому поселок строился по простому проекту вдоль главной (и первой) в поселке улицы, названной по типичной для того времени традиции улицей Ленина. Здесь в доме номер один в отдельной двухкомнатной квартире номер семь в 1954 году поселилась наша семья. Отец в то время был назначен начальником нашего поселкового отделения милиции.
Одновременно с нашим двухэтажным домом из недорогого оштукатуренного шлакоблока в поселке было заложено и начато строительство порядка десятка таких же домов на улицах Комсомола и Дружбы. Другие улицы нашего поселка, где были дома так называемого «частного сектора», имели названия: Победы, Мира, Вокзальная (ближайшая к железнодорожной станции). В сотнях тысячах советских городов были улицы «Вокзальные» и «Железнодорожные». Ну, а улица Ленина была, несомненно, в каждом населенном пункте СССР.
Пытливый читатель, если он еще не бросил читать эту книгу, возможно, захочет упрекнуть меня в том, что, рассказывая о Моем Поколении, я, наверное, слишком много говорю о себе, своих личных впечатлениях, воспоминаниях, приключениях. Ну, что я могу сказать. На эти упреки лучше всего можно ответить словами английского писателя Самюэля Батлера (1835-1902): «Так много я пишу о себе только потому, что это предмет, о котором я лучше всего осведомлен». Но, я уверен, для любо- го из представителей Моего Поколения, моих сверстников, также очень важна среда своего обитания, та малая Родина, где мы родились и выросли и которая начинает- ся «с заветной скамьи у ворот,// с той самой березки, что во поле, под ветром склоняясь, растет».
Для нас, воспитанных в духе патриотизма, которым любой космополитизм был чужд хотя бы потому, что мы родились в годы борьбы с космополитизмом, очень важно было любить, знать, благоустраивать места нашего рождения и проживания. Разве могу я равнодушно смотреть на еще частично оставшиеся тополя на улице Ленина, которые я сам, будучи семилетним мальчишкой, поливал водой, сажая их вместе со своими родителями?
Правда, многие деревья не выдержали регулярных, порой варварских стрижек, когда им обкарнывали кроны, порой оставляя только голые стволы (таково было рвение наших местных коммунальщиков). И деревья, не выдерживая такого насилия над собой, засыхали. Иногда я думаю: точно также обходилась наша жизнь с нами, в те давние годы еще молодыми и зелеными, непричесанными. Она, эта Жизнь, точнее, конкретные люди (у каждого из моих сверстников были свои), обламывали нас, стараясь сделать всех одинаковыми на какой-то один манер, который нравился тому, кто в конкретный момент стоял над нами, и имел право нами руководить и нам приказывать.
Очень часто мы, как эти тополя на улице Ленина, были вынуждены жертвовать своими шевелюрами (листьями), желаниями (ветками), зачастую и принципа- ми (стволом). Не случайно же, как и деревья, многие из моих сверстников гораздо раньше ушли из этой жизни, чем это вообще следует делать.
Но, кажется, мое лирическое отступление затянулось. Пора возвращаться к теме, заявленной в названии главы. Пожалуй, не стану подробно делать «исторический экскурс», рассказывая об истории тех мест, в которых я жил. Понемногу я уже рассказал об этом в других главах своего повествования. Отмечу только, что соседняя с нами железнодорожная станция «Пелла» и дачный поселок Отрадное были по преданию названы самой Екатериной Великой в честь столицы Александра Македонского. На «Пеллле», на высоком холме прямо у излучины Невы, чуть выше по течению от Ивановских порогов, стоял путевой дворец Екатерины II, разрушенный в войну артиллерией и бомбардировками.
От усадьбы императрицы остался лишь кухонный корпус («кучерская»), выполненный в виде традиционной для того времени формы – подковы. Сейчас это памятник архитектуры находится на территории судомеханического завода. Этот завод имел свой собственный рабочий поселок, строившийся, в основном, чуть позже нашего. Поэтому дома в нем были даже трехэтажные! Это было для тогдашнего времени и наших поселков достижением. Названия улиц этого поселка были другими: Центральная, Клубная, Лесная, Советская. Рассказывать о поселках «Строитель» и
«Гидромонтаж», а также об и улицах я не буду.
Отмечу лишь одно интересное обстоятельство: в поселке Отрадное, в котором были как дачные домики, так и частные дома для постоянного проживания, было четыре проспекта. Главный – имени Ленсовета, шел от берега Невы до железнодорожной станции Пелла, а параллельно ему были расположены, (в сторону Кировска), три Советских проспекта: 1-й, 2-й и 3-й. По этим проспектам поселок делился на 1-е, 2-е и 3-е Отрадное. Все поперечные улицы, которые шли как бы параллельно Неве назывались, как на Василевском острове линиями. Всего их было, кажется, 20.
На линиях и проспектах Отрадного стояли только частные дома. Все они были построены после войны, поскольку в военное лихолетье там было сожжено и взорвано абсолютно все жилье. К юбилею советской власти в 1967 году на проспекте Ленсовета на открытом незастроенном пространстве был построен и торжественно открыт большой широкоэкранный кинотеатр «Нева». В наших окрестностях было еще три киноточки: клуб мачтопропиточного завода на улице Ленина, клуб судомеханического завода и клуб отделения «Прогресс» совхоза имени Тельмана. Оба этих клуба стояли на Ленинградском (бывшем Шлиссельбургском шоссе), вившемся вдоль левого берега Невы.
Нашей семье, состоявшей из шести человек (включая няню, Цветкову Федосью Николаевну), в общем-то, повезло. Мы жили в отдельной двухкомнатной квартире на первом этаже. Правда, комнаты были совсем небольшими: 17,5 и 10 квадратных метров, да кухня около 7,5 метров, плюс небольшой коридор, прихожая и туалет. Всего-то… 42 квадратных метра на шесть человек! Да, еще стоит отметить, что в большой комнате у стены стояла печка, а вторая печка грела вторую, маленькую комнату и коридор-прихожую. В кухне была огромных размеров плита, топившаяся, естественно, дровами, на которой готовили пищу. Ни ванной, ни душа в нашей квартире, как и в квартирах других жителей поселка не было. Исключение, как я помню, составляла квартира директора мачтопропиточного завода Григория Ивановича Блажнова, построенная в соседнем с нами доме по индивидуальному проекту. В ней была ванная, где вода нагревалась за счет титана, топающего- ся дровами.
Мои сверстники, одноклассники жили, как правило, в значительно худших условиях. Например, Миша Лукьянов жил в доме 7 по улице Ленина в комнате семнадцать квадратных метров с матерью и отцом, работавшими на «пропитке». В соседней десятиметровой комнате проживал со своей женой молодой инженер Шустерман, приехавший на завод после окончания института по распределению. Через год-полтора у них родился замечательный веселый, кучерявый сын Алешка. И так две семьи, шесть человек, жили в одной малогабаритной коммунальной квартире.
Условия жизни Гены Никандрова и его родителей были и того хуже. Он со своей матерью и отцом, работавшим токарем на мачтопропиточном заводе, жил в доме
5 по улице Ленина, построенном по типу барака. Хотя этот дом, также как аналогич- ный дом 6, стоявший на другой стороне улицы, были кирпичными, но комнаты в них были расположены друг напротив друга вдоль длиннющего коридора, по которому на трехколесных велосипедах любила кататься сопливая малышня. На этаже было
16 комнат, всего в двухэтажном доме – 32. В каждой из комнат жила отдельная се-
мья. Комнаты были где-то по 18-20 квадратных метров каждая.
В торцах каждого из двух этажей было по большой кухне, где каждая семья имела свой столик, в котором держала посуду, и на котором на керогазах и керосинках* хозяйки готовили пищу. Принимали пищу каждый в своей комнате, куда ее носили по коридорам. Вспоминаю, что каждая кухня была рассчитана на восемь семей, а, значит, в них стояло восемь столов, а также было размещено по две раковины с холодной водой (ни о каких горелках или бойлерах мы в то время даже не знали!).
Генке и его родителям повезло в одном: их комната была ближней к кухне. Туалета в доме не было, поэтому «по нужде» надо было ходить в любую погоду на двор, где был сооружен общественный туалет с выгребной ямой и помойкой для пищевых отходов. Туалет был разделен на две равные части, имевшие понятные всем обозначения «М» и «Ж». Этот туалет также как и туалет напротив дома номер 6 был покрашен белой краской и регулярно обрабатывался хлоркой (в санитарно-эпидемиологических целях). Пройти мимо этих туалетов и помоек, где всегда в теплое время года было полчище мух хотелось как можно скорее. Но проходить приходилось, потому что до восьмого класса здесь пролегал мой маршрут в среднюю школу.
*Так называлось «оборудование», в которое снизу в емкость заливался керосин, который поджи- гался и горел в специальной горелке. На керосинку, прямо над горелкой, на специальную основу мож- но было ставить кастрюлю или сковородку. Эти «керосинки» готовили очень медленно и нещадно ча- дили. (Примечание автора).
Да, чуть не забыл: естественно, что все комнаты в домах барачного типа, таких как дома № 5 и 6 по улице Ленина, и в других бараках имели печки и отапливались дровами. А раз квартиры отапливались дровами, то в нашу «среду обитания» вхо- дили … сараи! Сооружения, столь романтические для мальчишек, и столь удобные для игр в прятки и казаки-разбойники. Зимой с крыш этих сараев можно было прыгать в сугробы снега, которые образовывались потому, что главы семейств, отвечавшие за тепло, (как правило, наши отцы);всегда отбрасывали снег от дверей сараев. Ну, а раз нужны были дрова для обогрева и приготовления пищи на плите (моя мама категорически отвергала керосинки!), значит, эти дрова надо было купить, привезти, потом распилить, расколоть и уложить в сарае в поленницу, чтобы они просыхали и не мокли.
Так что вы теперь понимаете, молодые люди, почему сверстники Моего Поколения умеют пилить дрова давно забытой двуручной пилой, укладывая их на специально изготовленные деревянные козлы. И топором, и колуном мы в детстве тоже овладели. Как умел, и учил меня мой отец, крестьянский сын, носить за спиной при помощи обычной веревки большие вязанки дров! Так что, при случае, могу выступить консультантом на съемках кинофильмов из жизни 50-х годов!
Это, конечно, дорогой читатель, шутка. Но, действительно, технический прогресс так быстро шагает по планете, что в век всеобщей газификации, микроволновых печей и аэрогрилей, теплых полов и «умных домов» такие бытовые подробности, о которых я рассказываю на этих страницах, просто кажутся (и, действительно являются) прошлым веком. Ведь в 60-е годы прошлого ХХ века именно так и жили!
Помню, как в 1961 году, сразу же после денежной реформы, когда деньги меня- ли из расчета 1 к 10 (банкнота в 10 рублей стала одним новым рублем), мы с отцом ездили в гости в Ленинград к его хорошим знакомым – семье Кременецких. За давностью лет ни я, ни, мой брат с сестрой не помнят, почему мой отец помогал в прописке в Отрадном этой семье. Но Кременецкие (отец, мать и сын, примерно 1948 года рождения), проживая в городе, голосовать в течение нескольких лет приезжали к нам в Отрадное по месту их прописки. Впрочем, в праздничный день выборов в нашем доме собиралось до полутора десятков человек родственников и знакомых, которым мой отец, как милицейский начальник и добрый человек не отказывал, помогая прописывать всех: и родственников, и родственников родственников, и знакомых родственников…
Так вот, подчеркну: еще в 1961 году во дворе дома на углу улицы Чайковского и Потемкинской в штабеля были сложены дрова для топки печей, а дворники на больших железных листах «топили снег», разжигая для этого костры в своеобразных металлических мангалах. Парового отопления в те годы во многих центральных районах города еще не было. А ехали-то мы с отцом, в общем, не к Кременецким, которые исчезли из нашей жизни, как только отец перестал служить в милиции, или когда они прописались в Ленинграде. Ехали мы в панорамный кинотеатр «Ленинград», который после клубов совхоза «Прогресс» и мачтопропиточного завода произвел на меня неизгладимое впечатление!
Коммунальные квартиры в Ленинграде своими размерами значительно превосходили квартиры в нашем рабочем поселке. Я сам в 1974 году начну свою самостоя- тельную «служивую» жизнь в Ленинграде в коммунальной квартире из восьми комнат, в которых жили шесть семей, правда, к счастью, состоящие всего лишь из 12 человек! А были коммунальные квартиры и по 12 и по 14 комнат, и членов семей в них было значительно больше. На дверях ванных комнат были расписания, когда, в какое время люди могут принять душ, ванную, умыться и почистить зубы. Хотя, поверьте моему личному опыту: принимать ванную в коммунальной квартире, даже если эта ванная мраморная (я видел такие в коммуналках на Каменноостровском проспекте) – не самое большое удовольствие. Хотя, конечно, в отличие от дома Гены Никандрова, в подобных коммунальных квартирах был туалет, теплая вода (с подогревом от газовой колонки), да и еду в этих квартирах готовили, пусть и на коммунальной кухне, но уже на газовых плитах, а не на керосинках!
Попробую порассуждать, почему советскому государству досталась такая жилищная проблема. Это легко объяснить: после революции тысячи крестьян приезжали в города, становясь рабочими. Интеллигенция (питерская, в частности) вынуждена была (подчеркиваю это слово) уехать за рубеж. Большие квартиры в прекрасных доходных домах, шедеврах архитектуры на Каменноостровском проспекте, в частности, «уплотнялись», заселялись пролетарскими неофитами. Действовал простой революционный лозунг: «Мир хижинам – война дворцам!»
На Тракторной улице в Ленинграде в районе Нарвских ворот в течение 1924-1927 годов был построен первый жилой квартал «социалистической застройки», спроектированный специально для рабочих Путиловского (Кировского завода). Нечто подобное – целый городок малоэтажных жилых домов с коридорной системой размещения квартир был возведен в одном из самых живописных уголков города – на Крестовском острове. Но все эти дома были ориентированы на типичное «коммуналь- ное» проживание, потому что наши предки, поддержавшие или принявшие Революцию, мечтали жить «в коммуне мировой».
Получение отдельной комнаты в квартире с паровым отоплением, вентиляцией, мраморной ванной, для вчерашних крестьян и пролетариев из окраинных трущоб было величайшим достижением Социализма и социальной справедливости. Для
«лишенцев» и «бывших» «уплотнение» было драмой, для кого-то даже трагедией, потому что бывшие родовые гнезда профессоров, адвокатов, музыкантов, купцов становились коммунальными квартирами, в которых зачастую (как это гениально показал писатель Михаил Булгаков), командовали шариковы и швондеры.
Мне хорошо известна история семьи отца моей жены Ольги. Ольгин дед по отцовской линии был купцом 1-й гильдии, имел лавки в Апраксином и Гостином дво- рах, а также собственную десятикомнатную квартиру в доме номер 20 по Апракси- ному переулку, обставленную добротной мебелью начала ХХ века, в которой стояла фамильная фарфоровая и серебряная посуда. Хотя жена купца 1-й гильдии Михаила Яковлевича Треухова считалась, по мнению родственников, «Шуркой башмачницей», не ровней по происхождению. Ведь Александра Никитична была всего лишь дочерью ремесленника, высококвалифицированного сапожника, проживавшего в том же доме. И что же?.. Как говорится, «пришел гегемон, и все пошло прахом».*
*Цитата из замечательного детектива 70-х годов прошлого века «Черный принц», посвященного поиску украденного фамильного бриллианта. (Примечание автора).
Александру Никитичну, оставшуюся вдовой с шестью (!) детьми на руках,
«уплотнили» до такой степени, что она с семьей осталась жить в двух комнатах те-
перь уже коммунальной квартиры. Но до последнего дня проживания в доме, который потом пошел на капитальный ремонт бывшая «Шурка башмачница» и жена купца 1-й гильдии специальным порошком надраивала медную табличку на дверях квартиры: «Треухов Михаил Яковлевич».
Кстати, завершая экскурс в историю семьи моей замечательной жены, Ольги Владленовны Треуховой, отмечу еще два обстоятельства. Олин отец, родившийся в 1924 году в семье бывшего купца и дочери небедного ремесленника, был на- зван Владленом в честь… Владимира Ильича Ленина. В годы войны он добровольцем вступил в народное ополчение, в так называемый «Ижорский батальон», провоевав в нем всю войну. Бабушка моей жены, Александра Никитична, пережила всю блокаду Ленинграда, помогая преодолевать военные тяготы не кому-нибудь, а самой Ольге Берггольц. В Олиной семье долгие годы хранится двухтомник стихов «блокадной музы» с надписью: «Александре Никитичне, другу по блокаде. Ольга Берггольц 10.12.60». Олина бабушка завещала и надписала эту книгу стихов внучке: «Дорогой внучке – Оленьке на память о моей дружбе с поэтессой Ольгой Берггольц. 23 июня 1967 года».
Не просто, даже трудно попытаться проанализировать все разнообразие коммунальных неудобств и убогости быта наших семей 50-х – 60-х годов. Вот сейчас вспом- нил веселую и оптимистичную одноклассницу Женю Серогодскую (1952 г. рожд.), которая со своей семьей жила в одноэтажном бараке на Ленинградском шоссе прямо напротив мачтопропиточного завода. Так вот в их бараке даже холодной воды из-под крана не было. Воду для мытья и приготовления пищи Женя и ее родственники бра- ли из расположенной по-соседству колонки, а мылись в своем крохотном жилище из… рукомойника. Ну, а в туалет ходили на улицу. Канализации в их бараке тоже не было. Но я не помню, чтобы Женя когда-либо жаловалась на свое житье-бытье.
Мои сверстники, родившиеся в крестьянских семьях, имели свои личные, «частные» (как было принято тогда говорить) дома. Многие из этих домов восстанавливалась из руин на бывших оккупированных территориях.
Жаль, что сейчас по телевидению не показывают замечательный кинофильм
1961 года «Рабочий поселок» (Киностудия «Ленфильм», режиссер В. Венгеров) с Олегом Борисовым и Людмилой Гурченко в главных ролях. Как точно и достоверно переданы в нем быт и взаимоотношения людей послевоенного времени! Современ- ные молодые люди только по кинокартинам да по рассказам могут знать и понять, каким был этот быт частных послевоенных домов… О современном быте жителей Рублевского шоссе нынешние молодые знают, несомненно, больше, хотя бы по таким кинофильмам, как «Глянец» и телесериалу «Рублевка. Лайф».
Конечно, в годы нашего детства и молодости были дети партийной номенклатуры, государственных чиновников, народных артистов, художников и академиков. Да, уже в 30-е годы, перед войной стали строиться в Москве, Ленинграде, в столицах союзных республик и областных городах огромные, богато украшенные скульптурами, лепкой и прочими архитектурными излишествами так называемые «сталинские дома». После войны, уже в начале 60-х годов их стали называть «сталинским ампиром». Как в них жили, какими они были по размерам можно узнать по рассказам наших «народных».
Вот поведал на днях в одной из телепередач наш «народный– принародный», сын Героя социалистического труда и автора двух гимнов двух разных стран Никита Михалков, как он ходил в гости в московском «доме на набережной» (что напротив Кремля) к внучке героя Гражданской войны Николая Щорса. В московских домах-высотках на первом этаже у лифта сидели консьержки, а кое-где и сотрудники МВД-КГБ. Быт таких квартир можно увидеть в оскароносном фильме Владимира Меньшова «Москва слезам не верит». Ну, а если пройти от Кремля и Манежной площади вверх по Тверской улице (бывшая улица Горького), то по мемориальным доскам можно понять, в каких домах, и в каких дворах росли мои ровесники из числа детей советской номенклатуры. Но у меня в моем повествовании речь не о них. Я не имел ни номенклатурных родственников, ни номенклатурных друзей.
Друг моего школьного детства Олег Плисов, сын учителя и геолога, ставших первыми интеллигентами в свои семьях, жил в маленькой двухкомнатной квартирке на первом этаже во дворе дом № 6 по улице Марата. Рядом с моим студенческим другом (или товарищем? или знакомым?) Александром Розенбаумом. Ходили они в параллельные классы одной и той же школы № 210 на улице Восстания, где училась и моя жена Ольга. Ни ванной, ни душа в квартире Олега не было. Когда их дом начал давать трещину из-за строительства станции метро «Маяковская», то их семье в составе шести человек предоставили четырехкомнатную квартиру в пятиэтажном блочном доме на улице Будапештской в Купчино.
В этом новом микрорайоне, на месте деревни с аналогичным названием вырос целый «город» домов, построенных в результате реализации плана Н.С. Хрущева по «решению жилищной проблемы советских людей». Олегу, и всем членам их дружной семьи «по полной программе» пришлось помесить купчинскую грязь и глину, оставшуюся от карьеров кирпичных заводов, когда они добирались «на перекладных» через железнодорожную станцию Купчино до Витебского вокзала. Но зато они жили в просторной и благоустроенной отдельной квартире со всеми удобствами. С газовой плитой и центральным отоплением!
Попытаюсь в общих чертах рассказать о массовом жилищном строительстве в стране и в Ленинграде в начале 60-х годов панельных домов, тех, что в народе сразу же прозвали «хрущевками», а сейчас, по прошествии 50 лет со дня их постройки называют «хрущебами».
Как мне удалось уточнить специально для написания этой главы книги, официальным началом строительства однотипных панельных домов с малогабаритными отдельными квартирами следует считать принятие в июле 1957 года постановления ЦК КПСС «О развитии жилищного строительства в СССР». Инициатором постановления и строительства типовых, экономных недорогих по себестоимости производства домов был, несомненно, Никита Сергеевич Хрущев. Генсек готовил ХХII съезд партии, на котором планировал объявить программу построения Коммунизма в СССР. А Коммунизм с его изобилием товаров и распределением «от каждого по способностям, каждому по его потребностям» в условиях сплошных коммунальных квартир и бараков, как-то не вязались. Перед строительной отраслью страны была поставлена задача: в течение 10-12 лет полностью покончить с дефицитом жилья в СССР.
С учетом такой задачи и выбирали самые упрощенные проекты из самых дешевых материалов, предлагалось даже использовать отходы промышленного производства. На всем решили экономить. Поскольку по архитектурно-строительным нормативам того времени дом в шесть этажей должен был в обязательном порядке снабжен лифтом, то, для сокращения расходов, было принято решение строить дома в пять этажей. Причем их составляющие должны были производиться типовым образом на домостроительных комбинатах.
Площадь комнат уменьшили до предела (не более 40 кв. метров, ванная совмещалась с туалетом. Причем в большинстве проектов ванные были маленькими («сидячими»). Межкомнатные перегородки были тонкими, в несколько сантиметров толщиной, поэтому слышимость в этих домах была ужасная (точнее – отличная). Многочисленные несуразицы, недоделки и неудобства стали поводом для анекдотов, шуток, сатирических сюжетов. Вспомню и приведу для развлечения молодых читателей и тех, кто не жил в «хрущобах», два из них.
Первый. В сатирическом журнале «Крокодил» (который, кстати, был органом печати ЦК КПСС!) была опубликована карикатура. На ней была изображена совмещенная с туалетом ванная, в которой мылась обнаженная женщина, а возле двери стоял в скрюченной позе ее муж, желающий, по всем признакам, сходить в туалет «по-маленькому» Мужчина кричит женщине: «Женушка, нырни!» Второй – из знаменитого в те советские годы сатирического киножурнала «Фитиль» (об этом социально-кинематографическом явлении я еще планирую рассказать). Сюжет короткой новеллы шел не более десяти минут и был почти бессловесным. В квартиру, расположенную в новом пятиэтажном блочном доме, проникает вор-домушник. Эту роли великолепно играл Юрий Никулин.
Сразу же после проникновения в квартиру начинаются приключения, связанные со строительными недоделками и техническими недостатками в квартире. Первым делом у грабителя захлопывается замок и он оказывается запертым в квартире. По- том грабитель видит, что в квартире нет никакой мебели, вещей и даже еды! А через вентиляционный канал в ванной он слышит разговор соседей, что «Ивановы на все лето в деревню уехали, и все вещи с собой перевезли». Горе-грабитель не может открыть окно – у него ломается нож. Да и прыгать с пятого этажа высоковато! Ручная дрель, которую вор захватил с собой, не может просверлить отверстие в бетонной стене, и тому подобное…
Проходит несколько дней и бедный вор-неудачник доедает руками из трехлитровой банки… муку, при этом разглядывая «Книгу о вкусной и здоровой пище», которая, как я уже говорил, была в те годы в каждой советской семье. Ну, а после того, как ему не удалось напиться воды после поедания муки (в трубе раздалось характерное шипение, и вода отключилась), а из соседней квартиры он услышал, что «воды не будет неделю», герой Никулина не выдержал. Злоумышленник набрал номер телефона и сказал: «Гражданин начальник, это я, Петя-Петушок. Я тут квартиру граблю на улице Строителей, дом… Пожалуйста, приезжайте, заберите меня отсюда!» В следующей новелле этого «Большого фитиля» Петя-Петушок, будучи в купе поезда, помогает женщине при помощи заколки открыть чемодан, который у нее за- хлопнулся вместе с находящимися внутри ключами. На уважительный вопрос благодарной женщины: «Вы, наверное, опытный слесарь?» – Петя-Петушок отвечает:
«Да нет, вор я, взломщик. Да вы не пугайтесь. Все в прошлом. Завязал. Я теперь строителем работаю».
Сейчас полвека спустя с начала строительства «хрущевок» очень легко критиковать жилищную политику Никиты Сергеевича. Но ведь в те годы миллионы людей, впервые в жизни получившие свое отдельное жилье, были счастливы, особенно когда принимали (пусть и «сидячую») ванную, не опасаясь криков соседей «Ну, скоро Вы там?!» Только в одном Ленинграде за период с 1961 по 1965 годы было введено в эксплуатацию почти 10 миллионов квадратных метров нового жилья – это треть всего объема жилья, построенного в городе трех революций за все годы советской вла- сти! Несомненно, это был большой прорыв или, как сказали бы сейчас, «инновация».
В те годы, в общем-то и не скрывали, что по проектным предположениям «хрущевки» должны простоять не более тридцати лет, после чего они должны были идти на капитальный ремонт. На деле же все оказалось гораздо сложнее и драматичнее. Рухнул Советский Союз, экономику которого обрушили «перестройкой», проводя которую, несомненно, «хотели, как лучше, а получилось, как всегда».* Под трескучими лозунгами развития рыночных отношений наш «гениальный секретарь» М.С. Горбачев, заигрывавший с Западом, подорвал основу бюджета страны, заложил бомбы замедленного действия и зажег фитили уничтожения советской промышленности, в том числе такой прибыльной отрасли (в условиях рыночных отношений), как строительный сектор и жилищно-коммунальное хозяйство.
«Хрущевки» стали «с ускорением» разваливаться, и никому до этого не стало никакого дела.
Я искренне сочувствую моим сверстникам, живущим сейчас в этих пусть и отдельных, но чрезвычайно «неликвидных» квартирах. Думаю, что у тех из них, кто достиг пенсионного возраста и имеет детей, рожденных в этих «хрущевках», и не ставших олигархами и топ-менеджерами, практически нет никаких шансов выбраться из этих квартир, ставших для нынешних градоначальников неприятным наследием «тяжкого советского прошлого».
*Знаменитая фраза бывшего премьер-министра России Виктора Степановича Черномырдина
(1938-2010). (Примечание автора).
Да… приходится признавать, что среда обитания Моего Поколения существенно изменилась за последние 50 лет! Нет, в большей степени за последние десять. Ведь в период «развитого» социализма среда нашего обитания, наше жилье менялось на- значительно. Ушли в прошлое «хрущевки», им на смену (в Ленинграде) пришли дома-корабли, такие же панельные, промерзавшие зимой, с узкими, неудобными окнами. Правда, позднее, к началу 80-х годов появились почти «элитные» дома 137- й серии. Но ведь главное для нас, советских людей: учителей, врачей, инженеров, технологов, рабочих, военных было то, что эти квартиры нам давало наше государство. Пусть не в собственность, пусть «по договору социального найма», но давало совершенно бесплатно! Да, была очередь на жилье, но была совершенно понятная перспектива это жилье получить. То, что было сделано с жилищным сектором нашей страны в лихие 90-е годы надо описывать в жанре «книги ужасов».
Не понаслышке знаю, работая в 90-е годы, (уже в Петербурге) в органах государственной власти, какие подчас вопиющие в своей неразумности и непрофессионализме решения принимались в то время в мэрии нашего города. В так называемой Северо-Приморской части (район улиц Савушкина и Яхтенной) стояли без «столярки» (без рам, дверных проемов) десятки многоэтажных домов. Мэрия решет… продать их частным инвесторам, чтобы выручить деньги в разваливающийся городской бюджет. Выгода? Сиюминутная – да. А то, что дома продадут за бесценок, даже без аукционов и торгов, и что люди, ожидавшие этого жилья десятилетиями,* лишатся последней надежды? Да кто тогда, да и в наше время в органах власти о людях говорит и думает! Разве что на телевидении в ток-шоу. Но в этих «токах» все похоже на глухариное токовище: «потокуют-потокуют», а ведь власть-то ничего и не слышит. А в те времена, которые я вольно или невольно «по-стариковски» хвалю, публикация в газете или на телевидении мимо «инстанций» и «органов» не проходила! Как бывший юрист-следователь, я хорошо помню, что публикация в средствах массовой информации была по-старому уголовно-процессуальному кодексу одним из оснований для возбуждения уголовного дела.
Мне, как новоиспеченному главе администрации Петроградского района, в эти
90-е годы приходилось часами надрывать сердце на приемах граждан по жилищным вопросам, находя какие-то понятные и доходчивые слова, почему я, представитель власти, не могу помочь им, десятилетиями ожидавшим и ютившимся в трущобах, получить долгожданное, и, главное, обещанное, государством жилье.
Со сменой власти в Смольном в 90-е годы и приходом в правительство «крепких хозяйственников», в Петербурге началась эра «уплотнительной застройки» центра города. И пошло-поехало: вырубались небольшие уютные скверы, где стояли садовые диваны и еще сохранившиеся детские игровые площадки, перепахивались и застраивались небольшие плоскостные спортивные сооружения внутри дворов (футбольные поля, баскетбольные площадки, хоккейные коробки и теннисные корты). И на их месте вырастали новые дома, за каждый метр в которых надо было выложить кругленькую сумму в «баксах». В эти дома въезжали новые жильцы, чаще всего не ленинградцы-питерцы, а «новые русские» из Уренгоя, Ханты-Мансийска; местные
«братки», пошедшие «в гору», и другие люди, сумевшие «приподняться» во время,
который я называю «периодом первого российского хапка».**
*В 1991 году обычными, не льготными очередниками на государственное жилье, были семьи,
вставшие на учет в 1979-1980 годах. (Примечание автора).
**От слов: хапать, хватать, и присваивать. (Примечание автора).
Не буду терзать душу читателям, повторяя, что очередники государственной очереди, такое коммерческое жилье купить, естественно, не могли. Хотя до прихода к власти в нашем городе третьего «постперестроечного» градоначальника (точнее, градоначальницы), эти цены были еще в более-менее разумных пределах. Но Валентина Ивановна Матвиенко, пришедшая в наш город из Москвы, на Москву равнялась, ориентировалась и для Москвы работала. Цены на вновь построенное жилье очень быстро и резко взлетели вверх. Конечно же, это сделала не губернатор, но что симптоматично, застраивать наш город стали, в основном, московские строительные компании, поднявшие цену квадратного метра до московских значений.
На моей родной Петроградской стороне стали застраивать, кажется, все
«пятачки» и пустыри, совершено не задумываясь об инфраструктуре, и о, том, что с каждой новой престижной квартирой в центре города появляется минимум одна, а то и две автомашины. Как и где они стоят, жители нашего Петербурга сейчас могут увидеть сами. С превеликим огорчением и расстройством вспоминаю, как в 1998 году докладывал губернатору Яковлеву В.А. результаты разработки пилотного проекта Петроградской районной администрации – схему расположения тридцати восьми мнгоэтажных внутриквартальных гаражей. Работу на внебюджетные деньги выполнла высокопрофессиональная проектная организация. Если я правильно помню, эти гаражи могли предоставить автомобилистам больше трех тысяч машиномест. Губернатор, бывший строитель, к этому времени уже «обросший начальственным жирком», почитал наши документы достаточно лениво:
– Ладно, оставьте. Посмотрю. Но ты бы, Кошелев, лучше места под жилую за-
стройку в районе искал. Знаешь, как нам нужны строительные инвестиции (кому
«нам» Яковлев не уточнил). Вот я тут вдоль Каменностровского проспекта проехал, так там налево и направо в пределах одного квартала 20-25 пятен под застройку домов насчитал. Так что поработай, пошевелись!
Губернатору, уже не такому динамичному, принципиальному профессионалу, каким его избирали в 1996 году жители города, очень не понравились мои возражения. Яковлев очень хмурился, когда я объяснял ему, в присутствии его подчиненных(!), что под этим «пятнами» можно подразумевать только маленькие скверы и зоны озеленения, являющиеся единственными местами для отдыха стариков и игр детей. Я даже напомнил, что отдельные из этих скверов закреплены за встроенными детским садами, как места прогулок детей.
Ну, не буду переходить на личные мемуары. Их напишем и издадим, может быть, в другой раз. Но, все-таки, я не могу не сопоставить два обстоятельства: вскоре после этого совещания лично сам губернатор и его окружение начнут «выдавливать» меня с моего поста руководителя района и, в конце концов, «уломают» меня перейти в комитет по культуре на должность первого заместителя председателя комитета.
Уже через год вдоль Каменноостровского проспекта и в других местах, где я категорически отказывался согласовывать новое строительство, были заложены фундаменты новых домов. Наш проект строительства паркингов, который, убежден, был нужен и городу, и горожанам «лег под сукно». Вскоре на хорошо известных мне площадках стали закладываться новые коммерческие жилые дома, цены на квадратный метр в которых взлетали вверх со скоростью ракеты, выходящей на околоземную орбиту. А пространство вокруг старых, дряхлеющих домов Петроградской стороны становилось все более и более безвоздушным…
Объектами устремлений агрессивных инвесторов, в глазах которых стояли проценты прибылей и характерные знаки долларов, в первую очередь стали самые привлекательные места: Крестовский и Каменный острова. Кстати, последний, до сих пор официально не переименованный, числится «Островом Трудящихся». Я не знаю, живут ли на Каменном и Крестовском островах кто-либо из моих сверстни- ков. Может, и живут. Те, кто родился в 1952 году. Но таких знакомых, с таким достатком и денежными возможностями, у меня нет.
Хотя я в чем-то сочувствую жителям элитных разнообразных в своей вычурности и безвкусице высотных домов Крестовского острова. Эти люди живут в среде своеобразного «архитектурного винегрета»; да еще им многие годы приходилось сосед- ствовать со шлакобетонными пятиэтажными домами-фаланстерами, населенными ко времени обогащения «новых русских», самыми бедными, люмпенизированными слоями населения Петроградской стороны. Как они будут жить, сохраняя свое спокойствие и уют на острове, когда через год, другой рядом с их жильем будут построен стадион на 70.000 зрителей? Как они переживут «нашествие на остров» тысяч футбольных фанатов?!
Не сочувствую, я, пожалуй, только людям, проживающим в коттеджном поселке Конституционного Суда России на Крестовском острове, ради благополучия и уюта которого металлической решеткой перегородили (!) Депутатскую улицу. Где были наши «принципиальные депутаты», которые обязаны защищать своих избирателей, когда действовавший проезд, улицу, нанесенную на все карты, перекрыли, закрыв на замок!? Когда ради прачечной Конституционного Суда (ведь правосудию надо иметь чистые одежды, правда?) был ликвидирован один из лучших в городе детских домов для малолетних детей? Вся озелененная территория бывшего детдома ушла судьям, а детей «распихали» по другим детским домам, расположенным в менее престижных районах города. Коллектив воспитателей, возглавлявшийся за- мечательным директором «раскассировали». Кого на пенсию, кого в другие детские дома. Их у нас много. Конституционный суд России – один.
Не стану ничего писать о жуткой, изуродовавшей Москву многоэтажной жилой застройке и построенных десятках торгово-развлекательных комплексов. Когда я пишу эти строки в октябре 2010 года, стало очень модным ругать Лужкова. Как это принято в России, часто ругают именно за то, за что ему славословили и пели дифирамбы.* Я хотя бы рад тому, что еще успел увидеть и поизучать Москву, ту старую Москву, какой она была до того, когда ее превратили в имперско-гламурные
«Новые Лужки».
*Интересно, сейчас в феврале 2011, когда я работаю над компьютерной версткой своей книги, Ю.М. Лужков уже снят со своей должности и вывалян в пухе и перьях, как прессой, так и своими бывшими соратниками. А какой будет судьба Лужкова Ю.М. и губернатора Петербурга В.И. Матвиенко через год, где-нибудь в начале марта 2012 года? Как раз к этому времени я рассчитываю довести свой
«Рассказ о Моем Поколении» до печати. (Примечание автора).
Мне пора заканчивать эту главу, посвященную одной из самых больших проблем в жизни всех россиян, в особенности питерцев и москвичей. Помните слова талант- ливейшего москвича, писателя Михаила Булгакова о жителях столицы: «Люди они хорошие, но их испортил квартирный вопрос». Я надеюсь, мне хотелось бы пожелать, чтобы когда-нибудь наша нынешняя «среда обитания» стала не столь агрессивной. Я смогу лет через десять, играя со своими внуками, в одном из оставшихся от застройки парков или скверов Петроградской стороны случайно повстречаться с кем-нибудь еще незнакомым, из тех, кого я считаю Моим Поколением. Тогда мы сможем долго и подробно «поговорить обо всем», дав волю своим стариковским чувствам.
Это будет лучше, чем встречаться со своими сверстниками на митингах несогласных или на баррикадах. Очень надеюсь, что наша власть правильно поймет это скромное желание.
Юность студенческая
Боже, какими мы были наивными,
Как же мы молоды были тогда…
Михаил Матусовский
В 1969 году я, как и сотни тысяч моих ровесников, окончил среднюю школу и подал документы для поступления на юридический факультет Ленинградского государственного университета. Решение стать юристом, человеком, устанавливающим справедливость, пришло мне после осуждения моего школьного друга Виктора Ясельскиса (1952 г. рожд.) за преступление, которого он не совершал.*
Я не имел какой-то конкретной мечты: стать прокурором, судьей или… разведчиком, как мечтал мой ровесник Владимир Путин, который поступил на тот же юридический факультет годом позже. Просто меня привлекла возможность получить хорошее юридическое образование, чтобы утверждать принципы справедливости, которые, на мой личный взгляд того времени, далеко не всегда торжествовали в реальной жизни.
Меня совершенно не пугали трудности поступления в Университет, куда не смогли поступить мои сестра и брат, учившиеся не хуже, а, несомненно, лучше меня, и закончившие школу, соответственно, с серебряной и золотой медалями. Я, как и многие мои сверстники, был уверен в себе, даже более того – самоуверен. Меня даже не смутило, что конкурс на юридический факультет в том году был почти 14 человек на одно место. Причем предпочтение при зачислении при равенстве баллов отдавалось абитуриентам, имевшим производственный и армейский стаж. Тем не менее, я рискнул и… набрал необходимые 14 баллов по трем профилирующим предметам: русскому языку и литературе письменному (сочинение) – 4 балла; русскому языку и литературе устному – 5 баллов; и по истории – 5 баллов. Последний, непрофилирующий предмет, – иностранный язык достаточно было сдать на «зачетную тройку. Но это оказалось не очень-то легким делом. Это в моей пригородной Отрадненской средней школе я мог непринужденно иметь «пятерку» по английском языку, а на фоне выпускников ленинградских «языковых» спецшкол мой английский был явно so-so (так себе).
*Приношу извинения читателям, за то, что в этой главе я невольно перейду на «мемуарный» стиль,
рассказывая именно о своей студенческой юности. (Примечание автора).
Не стану утомлять современных читателей сравнением нынешней системы ЕГЭ (Единый Государственный Экзамен) с тогдашними вступительными экзаменами, основанными на так называемой «билетной системе». Убежден, что та старая система позволяла лучше и глубже выявлять истинные знания абитуриентов, создавала атмосферу справедливости и ответственности при сдаче школьных выпускных и вузовских вступительных экзаменов. Сочинение, которое выявляло знания абитуриентов, как русской литературы, так и русского языка, как лакмусовая бумажка проверяла истинные знания. Да, можно было воспользоваться шпаргалками, которые в те годы были очень распространенным явлением. Но на устном экзамене по литературе и русскому языку знание предмета выявлялось преподавателем, как говорится,
«глаза в глаза». Тогда не могло возникать случаев, столь характерных для последних лет, когда абитуриенты из Южного Федерального Округа представляют данные о наличии у них 100 баллов ЕГЭ по русскому языку, а сами с трудом пытаются объясниться с преподавателям на этом самом русском языке. Зачастую преподаватели этот «совершенный», «стобалльный» русский язык просто не понимают.
Нам приходилось на устном экзамене по русском языку и литературе не только вставлять пропущенные буквы в слова, но и делать разбор по частям речи и расста- новке пунктуации в сложноподчиненных предложениях. И это было очень и очень не просто! Прямо передо мной пять абитуриентов «вылетели» из аудитории с «не- удами». Я же получил твердую пятерку, да еще и похвалы от экзаменаторов! Конечно же, я был рад сообщить Лидии Яковлевне Балановой, что её старания научить меня писать по-русски грамотно и без ошибок увенчались успехом. Низкий поклон Вам, Лидия Яковлевна! Ведь, благодаря Вашим знаниям и Вашему труду, я стал студентом Университета!
1 сентября 1969 года я принял участие в большой и красочной церемонии «посвящения в студенты», которая прошла возле Главного здания Университета (Двенадцать коллегий) на Менделеевской линии. А уже 2 сентября, одетый в рабочую одежду и большие резиновые сапоги вместе с другими студентами-первокурсниками юрфака, отъезжал от здания факультета на улице Смольного дом 3 в… колхоз. Да, да, дорогие молодые читатели, для нас, первокурсников тех времен, учеба в ВУЗах началась с сельскохозяйственных работ в подшефных нашим институтам и университетам колхозах и совхозах. Студенты юридического факультета помогали в уборке урожая картофеля в совхозе «Кондратьевский» Выборгского района Ленинградской области, расположенном за Выборгом в пограничной зоне неподалеку от границы с Финляндией. Именно там, в поселке Кондратьево я познакомился со своими первыми университетскими друзьями, повстречал свою будущую невесту и жену, мою одногруппницу Орлову Людмилу Николаевну (1952 г. рожд.). Из парней, отслуживших в армии, а также добровольно присоединившихся к ним вчерашних школьников, была сформирована специальная строительная бригада, которая должна была заняться ремонтом и строительством свинарников. Я, естественно, ориентируясь на свой опыт стройотряда «Имандра», попросился именно в эту бригаду, хотя и понимал, что работать в ней будет нелегко.
Две другие бригады, располагавшиеся в поселках Балтиец и Великое, занимались уборкой картофеля и были смешанными (юноши и девушки). В нашей же строительной бригаде были одни парни, «мужики». Мы гордились тем, что занимаемся настоящим мужским делом: строительством и ремонтом. Надо, думаю, упоминать, исключительно для современных молодых читателей, что за свой труд мы не получали никаких денег. Совхоз «Конратьевский» обеспечивал нам лишь крышу над головой да трехразовое бесплатное питание. Мне помогли легко влиться в коллектив, состоявший из молодых мужчин от 1945 до 1949 годов рождения, два обстоятельства. Во-первых, наличие опыта работы в стройотряде «Имандра-68» в качестве бетонщика и землекопа, а, во-вторых… наличие гитары, которую я взял с собой в колхоз, и с которой мне не позволят расстаться мои студенческие друзья на протяжении всех пяти лет учебы в Университете.
Естественно, и это могут подтвердить все мои сверстники, прошедшие такие же
«колхозные работы», что в первые дни знакомства и общения лидерские позиции занимали те, кто был старше: кто имел опыт командования в армии отделением или взводом. Такие, как я, «салаги» не имели в эти первые дни шансов на самоутверждение. Это уже через месяц, другой, когда после первых начитанных лекций начнутся семинарские занятия, мы молодые, эрудированные начнем выходить в лидеры, давая сто очков вперед умудренным «старикам», уже успевшим подзабыть и подрас- терять школьные знания, а также навыки запоминания новой учебной информации.
Мы, молодые семнадцатилетние парни, были лохматыми и растрепанными. Вспомните, дорогие ровесники, ведь это был пик «битломании». На гитаре на моем курсе играл не только я один, но и белокурый, кудрявый (как Есенин) Сергей Юрченко (1952 г. рожд.), и рыжеватый флегматик Валерий Сызранцев (1952 г.рожд.), игравший на бас-гитаре в школьном оркестре. Хорошо пел также лохматый и кучерявый Валя Петровский (1952 г. рожд.), еще в школьные годы занимавшийся в театральной студии Зиновия Корогодского при Ленинградском ТЮЗе. Мы как будто жили по принципу, заявленному в стихах Владимир Маяковского, написанных им в еще «футуристический» период:
«Причесываться? Зачем же?!
На время не стоит труда, а вечно причесанным быть невозможно».
Приведу простой, но неоспоримый факт: первая расческа, как предмет личной гигиены, появилась у меня лишь в 1974 году, когда мне уже исполнилось 22 года, и я начал свою службу в органах государственной безопасности. А вот брюки- клеш, столь популярные в те годы у моих сверстников, я почему-то не носил. Почему? Уже и не припомню. Но уж точно, что не в знак протеста. Просто, мне не нравились широкие брюки, пылящиеся по земле и по асфальту, такие, какие были на Волке из знаменитого мультфильма «Ну, погоди!» Помните, когда Волк танцует с Зайцем на палубе парохода, и Заяц дважды наступает Волку на обшлага брюк?
Но очень скоро из лохматых неорганизованных парней мы превратились в молодых и целеустремленных студентов, считавших своей главной целью овладение знаниями для своей будущей юридической профессии. Мы записывались в кружки СНО (Студенческого Научного Общества), где углубленно изучали ту или иную отрасль права, пытаясь предложить новые или хотя бы теоретически усовершенствовать уже существующие нормы права. В этих кружках мы старались выражать свое мнение и отстаивать свою позицию. Мы учились выступать публично, аргументируя свои мысли, овладевая начальными навыками ораторского искусства. Мы часами просиживали в научных библиотеках, готовя наши доклады и курсовые работы. Мы проявляли колоссальное трудолюбие, конспектируя первоисточники марксизма-ленинизма и фундаментальный труд Карла Маркса по политэкономии – «Капитал».
Мы стремились получать только отличные отметки, и очень расстраивались, когда не удавалось доказать преподавателям, что мы знаем сдаваемый на экзамене предмет просто блестяще. В наших студенческих зачетных книжках были три вида записей отметок, которые в сокращенном варианте выглядели так: «уд» (или «удовл.»),
«хор» и «отл». В наши студенческие годы бытовала шутка: «Как расшифровывается «отл.» и «хор.»? Очень просто: «отл.» – обманул товарища лектора. А «хор.» – хотел обмануть – разоблачили!» Кстати, нелишним будет сказать, что в те годы на юридическом факультете Университета практиковали так называемую «безбилетную» систему сдачи экзаменов и зачетов. Студент должен был знать определенный объем начитанного на лекциях материала, который был углубленно изучен на семинарских занятиях. Преподаватель, принимавший экзамен, просто «из головы» задавал экзаменуемому два вопроса и давал время на подготовку. А мог и не давать времени готовиться. Просто усаживал студента перед собой и говорил, например: «Пожалуйста, расскажите мне о понятии личных имущественных отношений, связанных с имущественными, отраженных в нашем гражданском кодексе». И экзаменуемый должен был сразу же, без какой-либо подготовки начать отвечать на поставленный вопрос, сдавая экзамен в виде своеобразного собеседования с экзаменатором. В этих условиях списать ответ с учебника или воспользоваться шпаргалкой просто не было никакой возможности. Такая система держала студентов в постоянном тонусе, со- вершенно не давая расслабиться.
Однако, надо честно признаться, что мы, студенты, конечно же, не жили только одной учебой. Мы, естественно, знали и любили старинную присказку, отражающую смысл и содержание студенческой жизни:
«От сессии до сессии
Живут студенты весело,
А сессия всего два раза в год!»
Мы смотрели огромное количество новых советских и зарубежных кинофильмов, благо билеты в клуб «Красный Октябрь» на улице Блохина возле общежития Университета были очень дешевыми. Благодаря нашему однокурснику добрейшему человеку Игорю Нарицину (1952 г. рожд.), отец которого был директором знаменитого АБДТ имени Горького, мы могли видеть все премьеры лучшего театрального режиссера страны того времени – Георгия Александровича Товстоногова.
По субботам мы танцевали на дискотеках (они, правда, тогда так не назывались) в общежитии Университета на углу Зоологического переулка и Мытнинской набережной О, как мы любили плясать под песни композитора Давида Тухманова с пластинки «По волне моей памяти»! Вспомните, друзья-ровесники, как долго и как
«по-заводному» звучала музыка песни «Во французской стороне, на чужой планете, предстоит учиться мне в университете»… Какие замечательные танцевальные мелодии молдавского вокально-инструментального ансамбля «Норок» звучали на этих вечерах, где танцевали студенты-юристы, физики, историки и философы:
«В белом платье с пояском
Я запомнил образ твой. По обрыву босиком Бегали мы с тобой.
Все прошло – ты не моя, И на берег не придешь. Тихо падает листва,
Горький, как слезы, дождь…
Не говори мне «Любовь прошла», Нет, не напрасной любовь была. Разве с тобою встречались зря? Нет, все забыть нельзя!»
Еще одна замечательная мелодия, где слова исполнялись на молдавском языке, называлась «Артист поет»… Мне кажется, я и сейчас готов петь слова припева на чистом молдавском языке, даже не понимая их содержания! Да что там понимать? Ведь любому ясно, что песня эта была о любви. Ну, а когда на радиолу ставилась пластинка с песней «Я пьян от любви», которую на турецком языке исполнял всенародно любимый грузин Вахтанг Кикабидзе, мы, действительно, в медленном танце пьянели от нашей любви и молодости…
Мы влюблялись. Ярко и страстно. Сходились и расходились. Ссорились на всю оставшуюся жизнь, а через неделю вновь бросались в объятия друг друга. Те, кто действительно расходились на всю жизнь, чаще всего делали это без излишних аффектации и громких восклицаний. Мы жили полной и яркой жизнью нашей молодости. Нам совершено не мешали ни комсомольские собрания, посвященные столетию В.И. Ленина (1970 год), ни изучение и конспектирование толстых «кирпичей» классиков марксизма-ленинизма. Начало 70-х годов было Нашим Временем. Време- нем нашей молодости, также как для наших родителей таким временем были суровые 30-е годы, о которых мы уже знали много страшного. Об эти тридцатых годах наши родители вспоминали, как годах своей Молодости и Счастья только хорошее.
Мы были искренни в своих порывах, в своем Счастье Жить и не стеснялись делиться этим со всеми. Помню, как юный первокурсник, учившийся вместе с В.В. Путиным и А. Н. Бастрыкиным, написал в нашу факультетскую стенгазету «Юрист» стихи, начинавшиеся такими словами:
«Я – студент юрфака. Я счастлив. И стихи писать вдруг хочется. Пусть на улице хоть ненастье,
Но я счастлив, счастлив, счастлив!!!»
На эти стихи уже в следующем номере газеты была опубликована пародия старшекурсника-острослова Владимира Федорова, заканчивавшаяся словами:
«Но я счастлив – студент юрфака.
Впереди – зарплата, почет.
Если я не умру от рака,
Если мне поставят зачет».
Пусть была пародия! Но я запомнил на всю жизнь лицо этого парня. Искреннее и чистое. Хочется верить, что он сохранил его за последние сорок лет, прошедшие со дня написания его искренних стихов.
В те годы я также разделял чувства этого студента. Хотя «поюморить» и «попа- родировать» очень любил и сам. Эти качества совершенно естественно привели меня еще на первом курсе в наш знаменитый в те годы на юридическом факультете Студенческий Театрально-Эстрадный Коллектив (СТЭК).
В этом самодеятельном коллективе, специализировавшемся на так называемых студенческих капустниках, торжествовал режиссерский «дуумвират» студентов, учившихся на год старше нас. Этими людьми были Виктор Данилов и Евгений Мо- скаленко. Яркие, энергичные личности, они буквально фонтанировали идеями, сами сочиняли и ставили на сцене нашего актового зала юмористические сценки из жизни нашего юридического факультета, в которых главными героями были студенты, а так же преподаватели.
Вышучивать профессоров, их необычные привычки и даже странности, было делом рискованным, но благородным и благодарным. Посмотреть на наши миниатюры и пародии собирался полный зал студентов и… преподавателей, которым было весьма любопытно посмотреть, как студенты подтрунивают над их коллегами, «продергивая» отдельных из них в своих сатирических миниатюрах. Наш коллектив был небольшим, но зато очень мобильным. В качестве актеров в 1969 году в «СТЭК» влился однокурсник Виктора Данилова – Александр Качалов (1951 г. рожд.), а с нашего курса, кроме меня, в «труппу» был принят Михаил Ласовский (1948 г. рожд.).
Спустя год мною был приглашен мой однокурсник и будущий свидетель на моей свадьбе – Валерий Шахов (1952 г. рожд.)
Позднее, когда уже мне самому придется «подхватить режиссерское знамя», в
«СТЭК» будут приглашены «младшекурсники» Валерий Муравьев (1950 г. рожд.), Дмитрий Сильченко (1954 г. рожд.) и Владимир Сидоров (1955 г. рожд.). «Слава» о нашем театральном коллективе выходила за рамки одного юридического факультета. Мы дважды участвовали в общеуниверситетском конкурсе самодеятельного творчества, завоевывая призовые места, опережая МХЭТ (Малый Художественный Эстрадный Театр), долгие годы существовавший на факультете журналистики ЛГУ.
Мы, члены самодеятельного творческого коллектива, сами были авторами реприз и сценок, сами же были режиссерами, актерами, реквизиторами, а также, при необходимости, гримерами. Деятельность нашего коллектива поощрялась партийным бюро юридического факультета, от которого нас «опекал» (или контролиро- вал) профессор Явич с кафедры теории государства и права. Лев Самойлович присутствовал на всех репетициях «СТЭКа», предшествующих официальным выступлениям, давая добро на ту или иную новую программу. Так что, можно считать, что мы тем самым проходили официальную цензуру и наши тексты были как бы
«залитованными».*
Конечно же, ничего криминального или «идеологически ущербного» в наших выступлениях не было, «подколы» преподавателей, в основном, носили добрый, юмористический характер. Но у нас было правило: актер, пародирующий профессора, должен был обязательно выбран из тех студентов, кто уже сдал именно этому преподавателю предмет, который профессор читал на лекциях. Чтобы доцент или профессор, ставшие объектом критики, не могли свести счеты с «бедным актером». Хотя у нас и проскакивали от перехлеста эмоций каламбуры, которые могли иметь «двой- ной» смысл.
Помню, как в 1970 году во время репетиции сценки «Похороны старосты» в присутствии представителя парткома Л. Явича меня, как актера, «занесло». В этой сценке мне приходилось произносить речь перед умирающим старостой курса, известным своей строгостью в вопросах контроля за посещаемостью лекций. Объект са- тиры был легко узнаваем – Магомед Шабазов, староста курса, на котором учился В. Данилов и Е. Москаленко, известный своей принципиальностью. Надо же мне было в творческом азарте начать импровизировать и договориться до следующего:
«Ты уходишь от нас в теплый весенний день, когда первые советские птицы возвра-
щаются на Родину из эмиграции…» Сцена весело заканчивалась тем, что староста
«оживал», узнав, что все пришли с ним проститься, и «загонял» всех студентов на лекцию.
*В советские годы существовал «Горлит» – Государственный комитет по охране тайн в печати, без подписи и печати которого («литовки») не публиковалось ни одно произведение, не исполнялась на эстраде ни одна песня или миниатюра. Горлит, фактически, осуществлял цензуру в стране функции цензуры. (Примечание автора).
По окончании репетиции, которые у нас всегда были открытыми, и на которых зачастую бывали симпатизирующие нам, как актерам и студентам, девушки, профес- сор Явич сделал подробный анализ всего репертуара, а в конце обратился ко мне:
«А вот фразу про наших птиц, возвращающихся к нам из эмиграции, вы уберите.
Вообще-то мне лично она очень понравилась, но, думаю, сейчас это звучит неактуально».
Нет смысла подробно рассказывать о наших миниатюрах. Они были смешны и интересны для своего времени, как говорится, «в нашей компании». Хотя пародия на плохой детектив «Майор Пронин не дремлет», а также «Новый год в колонии строго режима» и «Распределение студента-юриста» могли бы заинтересовать читателя. Знаю, что мои сверстники, учившиеся в те же годы в других ВУЗах, хранят память, а иногда и тексты, своих студенческих капустников, которые были не менее смешными и популярными. Ну, что же! Может быть, я когда-нибудь «соберу» в виде отдельного издания наши студенческие сценки, шутки и каламбуры. Возможно, что это неплохая идея!
Наш режиссер Виктор Данилов после окончания Университета работал в структурах, связанных с распределением муниципального жилья. Даже короткий период работал, будучи приглашенным мэром Петербурга А.А. Собчаком, в качестве председателя жилищного комитета. Затем долгие годы Виктор трудился в качестве председателя одного из районных судов города. Женя Москаленко, избравший для себя стезю военного прокурора, очень рано ушел из жизни, о чем совершенно искренне скорбят все, кто знал этого оптимистичного, светлого человека. Его жену, Карину Москаленко (Дадаян), учившуюся в те годы на младших курсах юрфака, я еще совсем недавно видел по телевидению в качестве одного из адвокатов опального олигарха Михаила Ходорковского. Слышал из Интернета, что ей пришлось с детьми эмигрировать за границу, ввиду дальнейшей невозможности проживать в России…
Закончил свой земной путь и Валерий Шахов, бывший следователь военной прокуратуры, а потом Петроградского РУВД Санкт-Петербурга. Остальных «студентов- актеров» судьба раскидала кого куда, и они продолжают свою службу на юридическом поприще в качестве адвокатов и судей. У меня на память осталась аудиозапись
«Прощального капустника СТЭКа», сыгранного в декабре 1973 года в актовом зале юридического факультета в доме номер 7 по 22-й линии Василевского острова. Эту запись сделал и подарил мне наш бессменный радиоинженер Толя Елкин, которого я не видел уже почти сорок лет. Рискну привести из этого почти часового (по времени) ревю лишь «прощальную песню», исполнявшуюся на известный цыганский мо- тив песни «Скатерть белая залита вином»:
«Отыграли мы. Ночь уже за окном.
В зале зритель спит непробудным сном. Лишь декан не спит. «В оба» он глядит. Не до сна ему – думу думает:
«Благодарность дать? Или просто «дать!»
Иль оставить так, без внимания.
Разбудить ли всех, или пусть поспят,
Как привыкли спать на собраниях…
Но, проснитесь вы! Ведь кончаемся…
Уходите все, коль не нравимся.
А, коль нравимся, то похлопайте. Уж, похлопавши, к пиву топайте!* С Новым годом мы поздравляем вас, С вами встретимся мы еще не раз.
Коль не встретимся – не расстроимся,
И талантами не раскро-о-о-о-емся!!!…
Эх, раз, еще раз, еще много, много раз!!!
О, как замечательно-эмоционально мы завершали наше выступление, по-актерски обыгрывая каждую строчку незатейливой песни. Интересно, а если бы сейчас не- формально повстречаться хотя бы двум-трем актерам тогдашнего «СТЭКа», смог- ли бы мы с тем же подъемом и темпераментом исполнить эту песню? Не знаю… Не уверен…
По окончании концерта сами студенты, отвечавшие за проведение вечера, быстро убирали стулья, расставляя их вдоль стен. Потому что начинался следующий этап вечера отдыха – танцы. Здесь всегда была «живая» музыка. Помню, что в первый год нашей учебы в качестве музыкального ансамбля у нас в актовом зале на улице Смольного дом 3 играл знаменитый в те годы ансамбль «Фламинго», который можно считать дедушкой русской рок-музыки. В перерыве, когда приглашенный ансамбль отдыхал, потягивая портвейн из граненых стаканов, на сцену поднимались два известных студента, истинные любители джаза. За рояль садился Рушан Чинокаев (ныне известный в Петербурге адвокат), а за ударную установку Владимир Дежкин (ныне учредитель и ректор Петербургского института экономики и права) и… начинались джазовые импровизации!
В этот момент оторвать Рушана от рояля не могли ни декан, ни группа захвата (если бы она решила по каким-либо причинам посетить наше культурно-массовое мероприятие). Впрочем, все наши вечера отдыха проходили исключительно мирно, без эксцессов. Все делалось на принципах самоокупаемости, у организаторов этих вечеров отдыха и их посетителей была высокая степень ответственности за свое поведение. Стульев, поверьте, не ломали и драк не устраивали. Хотя ведь приходили на наши вечера студенты с других факультетов, в частности, с географического, расположенного в одном здании с нами.
*По сложившейся традиции на вечерах отдыха юридического факультета ЛГУ из алкоголя продавали только пиво. Причем буфет открывался строго после окончания торжественной части вечера и концерта. (Примечание автора).
Позднее на наши вечера стали захаживать студенты с нового для Университета факультета прикладной математики и процессов управления (ПМПУ), где будет начинать свою творческую деятельность ставший знаменитым Борис Гребенщиков, основатель и лидер ансамбля «Аквариум». Именно ради размещения разросшегося факультета ПМПУ геофак и наш юрфак с осени 1973 года переведут по другим адресам. Лично для меня здание бывшей средней школы на 22-й линии Василевского острова, так и не станет родным, несмотря на то, что в июне 1974 года в его актовом зале я получу диплом юриста-правоведа.
Сейчас, изредка проезжая мимо здания на улице Смольного, 3, где сегодня расположены учреждения правительства Ленинградской области, я чуть-чуть притормаживаю: может быть, за деревьями сквера я увижу затерявшуюся где-то здесь свою студенческую молодость?
Я надеюсь, что потенциальный читатель этой книги не слишком обидится на меня за то, что я привожу много примеров из своей личной жизни и жизни своих друзей. Просто, так случилось, что за годы учебы в Университете мне не очень часто приходилось бывать на студенческих вечерах в других ВУЗах. Но, думаю, что очень многие вечера отдыха в годы нашей молодости проходили по аналогичной схеме. Ведь, если вечер был посвящен очередной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, то в начале этого вечера обязательно была торжественная часть с президиумом за столом, накрытым красной скатертью, и обязательным докладом, который делал кто-то из деканата или парткома. Если вечер посвящался Дню Победы, то в концерте должны были обязательно звучать стихи и песни военных лет.
Спросите, молодые, у ваших бабушек и дедушек, как они «оттягивались» и «зажигали» в их студенческие годы. Возможно, вы услышите очень много для себя нового и интересного. А еще расспросите «старейшин вашего семейства» об их отношении к студенческим строительным отрядам, в которых студенты 70-х годов работали в летний период. Пусть они расскажут вам о том опыте ударного физического труда, который они получили. Ну, а я расскажу на этих страницах о своем личном опыте университетских стройотрядов. Возможно, что мое мнение и оценки не совпадут с тем, что вам расскажут ваши старшие родственники.
Лично я считаю, что с начала 70-х годов движение студенческих строительных отрядов начало деградировать, входить в свой кризис который можно условно назвать «кризисом заорганизованности». Для студентов-целинников 50-х – 60-х годов стройотряды были и романтикой, и ударным трудом, и возможностью увидеть новые, неизведанные края, и заработком. А уже в начале 70-х годов стройотряды начинали становиться «обязаловкой». В нашем ленинградском университете, напри- мер, было принято, что по окончании первого курса студенты могут выехать в стройотряд только лишь… в Ленинградскую область в свои подшефные совхозы. И для
«стоящих наверху» комсомольских лидеров не имело значения, а есть ли в этих совхозах на местах объемы строительных работ, обеспечен ли фронт работ строительными материалами и техникой; есть ли условия для приема и размещения молодых студентов, заинтересованных не только в интересном времяпрепровождении, но и в столь необходимом для себя заработке.
Мне и моим однокурсникам пришлось в 1970 году работать в стройтряде «Фемида»* в уже привычном поселке Кондратьево Выборгского района Ленинградской области. В том самом Кондратьево, в котором состоялось наше первое знакомство студентов-первокурсников. Кстати, в качестве нашей первой работы нам предстояло осуществить снос того самого дома, в котором осенью 1969 года мы, молодые первокурсники, проживали. Совхоз оказался совершенно не готов к наплыву такого количества рабочих рук. Фронт работ для нас был совершенно не подготовлен. Подчас даже не хватало инструментов – две лопаты на троих работников.
Рядом, по соседству в других поселках «маялись» студенты экономического и филологического факультетов. Мы ездили друг к другу с концертами и устраивали футбольные матчи. А на работе мы просто дурели от скуки и от многочисленных простоев. Не случайно бойцы ССО (так было принято называть студентов, работавших в стройотрядах) начинали «разбегаться в разные стороны». Заработали мы совсем-совсем немного, что-то около 150 рублей за два месяца, что по меркам того времени было сущими грошами…
Уже осенью итоги работы нашего и других стройотрядов разбирались на заседании бюро комитета комсомола юридического факультета. Наши замечания и предложения были направлены в «большой университетский комитет комсомола», да там, видимо, и сгинули. Ровно через год следующий отряд первокурсников вновь выехал в совхоз в Кондратьево. Только нескольким «наиболее активным» первокурсникам удастся «пробиться» в стройотряд, выехавший для работы в республику Коми, где заработки всегда были высокими. Командиром этого стройотряда был закончив- ший третий курс Магомед Шабазов, сильный, волевой, высокоорганизованный человек, чеченец по национальности. Именно в этом отряде был первокурсник Владимир Путин, будущий Президент России, который сменит на этом посту Бориса Ельцина. Владимир Владимирович даже упомянет этот стройотряд в своих мемуарах, вышедших в 2000 году накануне президентских выборов.
Выпускникам нашего второго курса будет доверено сформировать стройотряд для поездки и работы в Алтайском крае, над которым в том году взял шефство ленинградский комсомол.
*Название стройотряда выбирали сами студенты, а утверждали его комсомольские функционеры на факультетах и в «большом» комитете комсомола ЛГУ. (Примечание автора).
Я с огромным энтузиазмом записывался в этот стройотряд, очень рассчитывая заработать побольше. Ведь я уже начинал мечтать со своей девушкой Людмилой Ор- ловой, считавшейся уже невестой, о будущей свадьбе и «взрослой» самостоятельной жизни. Начался этот стройотряд под фанфары духовых оркестров, стрекот кинокамер и вспышки фотографов. Дело в том, что Ленинградский обком ВЛКСМ решил провести большую акцию «Ленинград – Алтаю» и все стройотряды отравлялись с Московского вокзала в одном большом эшелоне, чуть ли не из двадцати с лишним вагонов, где в каждом вагоне ехало по 40-50 человек (целый стройотряд).
Перед отправкой эшелона Обком комсомола решил организовать митинг всех отъезжающих на работу в Алтайский край на знаменитой Дворцовой площади нашего города, где нас с трибуны приветствовали комсомольские и партийные секретари, ветераны партии.
Господь Бог по какой-то только ему одному понятной причине сподобил меня принять непосредственное участие в этой торжественной акции. Я стоял вместе с нашим стройотрядом где-то недалеко от трибуны, когда ко мне подбежал наш факультетский комсомольский секретарь Валерий Арбузов: «Паша, быстро снимай с себя рюкзак и гитару. Ты же у нас студент отличник, правда? Так вот, надо с трибуны клятву стройотрядовцев вслух зачитать!» Так мне впервые в жизни помогли мои
«мандатные данные» высоко подняться в глазах своих товарищей. Потому что уже через несколько дней мои родные и знакомые смогли увидеть меня, стоящим на трибуне, в сюжете Ленинградской кинохроники. Уже через несколько кадров мои земляки вновь увидели меня, но уже шагающего по Невскому проспекту в сторону Московского вокзала, и поющего под гитару песню «Забота у нас такая, забота наша простая…» Ну, а в третий раз (!) я попал в объектив кинокамеры, когда буду целовать перед посадкой в вагон свою невесту Людмилу, пришедшую провожать меня в стройотряд. Так мне удалось «испытать земную славу». Руководила всем этим мероприятием ныне очень хорошо известная петербуржцам женщина – Валентина Ивановна Матвиенко, секретарь Областного комитета ВЛКСМ.
Ехали мы на Алтай весело и долго. Больше пяти суток. По дороге зональный штаб Алтайского ССО провел конкурс самодеятельного творчества, организовал митинг памяти погибших в эти июльские дни 1971 года космонавтов Добровольского, Волкова и Пацаева. Потом мы прибыли на места нашей дислокации, и каждый отряд остался один на один со своими организационными трудностями. Наш отряд жил и работал в степном Алтае в поселке Хлеборобный Быстро-Истокского района, неподалеку от слияния двух алтайских рек Бии и Катуни, на притоке Бии – реке Ануй. Колхоз, в котором нам пришлось жить и работать, оказался совершенно не готов принять наш стройотряд. Похожая ситуация была и в других стройтрядах, бойцы которых всеми цензурными и нецензурными словами крыли зональный штаб и Обком ВЛКСМ, «оптичивший» мероприятие «Ленинград – Алтаю», совершенно не озаботившись тем, чтобы создать условия для работы и жизни каждого стройотряда.
Зачастую мы сталкивались с ситуацией, когда на наших строительных объектах (сельскохозяйственное профессионально-техническое училище и машинно ремонтные мастерские) было что делать, но было нечем выполнять строительные работы. Стройматериалы в те годы «выбивались» и доставались по так называемым
«фондам», которые не все рачительные хозяева умели получить. Вот и наш стройотряд очень быстро выработал все запасы цемента и щебня, необходимые для заливки фундаментов. И нам даже приходилось самим заготавливать бутовый камень, работая вручную на старых каменоломнях. Кроме того, оказалось, что колхоз «Хлеборобный» не располагал деньгами, чтобы рассчитаться с нашим отрядом за произведенные работы и очень скоро обстановка в отряде стала совсем критической, гораздо хуже той, которая была год назад в Ленинградской области. Ведь из Выборгского района области, пусть из погранзоны, было достаточно легко уехать в Ленинград, а из Барнаула или ближайшего Новосибирска железнодорожные или авиационные билеты обходились в недешевую «копеечку».
В этих условиях ни командир стройотряда Олег Иорданский (1948 г. рожд.), ни комиссар Павел Смирнов не могли добиться помощи от зонального штаба ССО, рас- положенного в Бийске. Более того, сам комиссар, бывший воин-танкист, самовольно покинул отряд, мотивировав это невозможностью заработать в «Хлеборобном» достаточные деньги. Комиссар самовольно уехал, захватив с собой С. Малышева и еще двух товарищей, так и не получив формального разрешения на отъезд.
Лишь по возвращению в Ленинград мы узнали, что «беглецы» устроились на работу в качестве «строителей-шабашников» в один из колхозов неподалеку и сумели заработать какие-то несусветно большие деньги. Информация об этом стала достоянием всего курса, в связи с чем осенью 1971 года наше комсомольское курсовое собрание рассматривало «персональное дело комсомольцев П. Смирнова и С. Малышева», ставя целью осудить и наказать комсомольцев за их недостойный поступок. Ведь мы, отработавшие в «Хлеборобном» два месяца, смогли получить на руки чуть больше 100 рублей! Делались даже предложения об исключении обоих «беглецов с трудового фронта» из комсомола! Это могло автоматически означать исключение из Университета.
Помню, что наш курс был очень взбудоражен этим «персональным делом», которое разделило всех студентов на тех, кто осуждал, и кто оправдывал этот поступок. Ведь Павел Смирнов, комиссар стройотряда, был к тому же секретарем нашей комсомольской организации, а, значит, должен был показывать пример комсомольской стойкости, в перенесении «тягот службы». В результате оба «обвиняемых» получили комсомольские взыскания с занесением в учетную книжку, а секретарем комсомольской организации курса был избран мой старший друг Сергей Соловьев (1949 г. рожд.) бывший в числе главных обвинителей П.Смирнова и С. Малышева. Кстати, оба «беглеца» так и не признали своей вины и не раскаялись в своем поступке, и до конца учебы в Университете держались особняком от коллектива, находясь как бы во внутренней эмиграции.
Я не был в числе ярых обвинителей своих товарищей, хотя совершенно не одобрял их поступка, видя в нем яркое проявление индивидуализма и презрение к коллективу. После отъезда из стройотряда комиссара П. Смирнова эти почетные обязанности были возложены на меня. Кто это решил? Командир Олег Иорданский или мои же товарищи? Сейчас, пожалуй, и не упомню. Но тогда я впервые, в свои неполные 19 лет, получил «руководящую должность», работа на которой дала мне первые уроки ответственности за людей которые доверились мне, и за которых мне теперь приходилось отвечать.
Благодаря этому непродолжительному «руководящему периоду», мне пришлось побывать в зональном штабе ССО в Бийске, где я увидел много теневых моментов в поведении комсомольских лидеров, на словах говоривших одно, а делавших совершенно другое. В те годы я еще не мог выработать в себе необходимых лидерских качеств руководителя, которые всегда должны сочетать высокую требовательность с заботой о подчиненных. Почти всегда я был душой компании, но еще по-прежнему оставался мальчишкой, юнцом, романтически настроенным, не имеющим житейского опыта. Именно в стройотряде на Алтае я получил первые навыки форми- рования в коллективе позитивного настроя на результативную работу, зачастую делая это типично «культурно-просветительскими» методами. Не случайно в тот год и позже (на наших традиционных встречах выпускников юрфака 1974 года) меня часто просили спеть придуманную мной на мотив «Гимна космических негодяев» В. Высоцкого песню о нашем Алтайском стройотряде:
«Вы мне не поверите и просто не поймете,
Чтоб в Алтайском крае заработать сто рублей!
Скоро мы отсюда улетим на самолете.
Веселее пей и не жалей!
Припев:
Господи, помилуй мать твою! Как я «Хлеборобное» люблю! Нас встречает утренняя мгла. А в ушах Иорданского «цеу»*, Вересов секёт на СПТУ,
А на МРМ Али-баба.**
Целину мы ждали с нетерпением упрямым,
Окрутить мечтая местным мастеров.
Мы любое дело выполняли без изъяна,
В грунт вгрызались глубже тракторов.
Но напрасны тщетные мечты,
Не окрутишь Вересова ты,
Стяжки не закончишь, бани не зальешь.
На штаб зональный уповали мы,
Но теперь узнали – там дубы.
Больше в стройотряд ты не пойдешь!
Припев:
Эх, Господи, помилуй мать твою!
Как я «Хлеборобное» люблю!
* «Цеу» – сокращенное выражение: ценные указания. (Прим. автора).
** «Вересов» – мастер, осуществлявший технический надзор за работами на СПТУ – сельском профессионально-техническом училище. «Али-баба» – кличка мастера, с которым нам пришлось работать на МРМ (машинно-ремонтных мастерских). Оба эти мастера различными хитростями снижали расценки на выполненные нами работы, чем заслужили всеобщую нелюбовь. (Примечание автора).
Нас встречает утренняя мгла. А в ушах Иорданского «цеу», Вересов секёт на СПТУ,
А на МРМ Али-баба!!!»
В 1972 году, после окончания третьего курса юрфака, я уже не поехал в официальный строительный отряд. Наш Ленинградский обком комсомола все больше и больше заорганизовывал стройотрядовское движение, которое из способа для честного зарабатывания студентов превращалось в очередную комсомольскую компанейщину под лозунгом типа «Поможем российскому нечерноземью». Стройотряды еще продолжали выезжать в ленинградскую и близлежайшие области, но ударного труда и заработков там уже не было и в помине. Наоборот, от ничегонеделания начина- лись стройотрядовские пьянки и физические схватки с местной молодежью кончавшиеся коллективными массовыми драками и даже поножовщиной. А «молодые на- чальники» из Обкома Комсомола вешали себе на грудь ордена и медали, делая себе карьеру, не очень-то задумываясь о тех людях, благодаря которым они продвигались вверх по иерархической лестнице.
Хотя мы, молодые студенты, часто повторяли поговорку наших родителей «Не в деньгах счастье», но уже нашлись остряки, которые переделали эту поговорку на новый лад: «Не в деньгах счастье, а в их количестве».* Количество этих денег, которые мы получали в виде стипендии, нас никак не могло удовлетворить. И поэтому я поехал в составе «дикой шабашной бригады» из четырнадцати человек своих однокурсников в республику Коми с твердой уверенностью и надеждой на большие заработки. Они, эти заработки, действительно, были нужны мне, потому что апреле
1972 года я создал семью, взяв в жены свою одногруппницу Людмилу Орлову, и счи-
тал себя обязанным быть «добытчиком» в семье.
Для экономии средств наша «шабашная бригада» добиралась до республики Коми в одном из вагонов большого стройотрядовского эшелона на полулегальном положении. По иронии судьбы в соседнем вагоне ехал стройотряд Первого ленинградского медицинского института, командиром которого был Александр Твердохлебов (1947 г. рожд.), мой товарищ по ССО «Имандра-68». Судьба еще не раз сведет меня с Александром в совместной работе, а тогда, под стук вагонных колес, он кратко, но убедительно доказал мне, что из нашей затеи «заработать побольше» ничего не получится. И даже для подтверждения своих слов спел частушку собственного сочинения на мотив военной песни из кинофильма «Щит и меч», из которой я хорошо запомнил две строчки:
* Эта фраза была опубликована в те годы на 16-й полосе популярнейшей в советское время среди интеллигенции «Литературной газеты». Знать бы тогда, какой пророческой для россиян окажется эта юмористическая фраза. (Примечание автора).
«Шабашнику капусты бешеной не надо.
Шабашник попросту работает «за так».
Александр снабдил меня медикаментами и перевязочными материалами, которых у нас просто не было. А ведь выезд врача в составе стройотряда был обязательным условием! Эту функцию выполняли студенты– медики. Не случайно в 1971 году на Алтае в нашем отряде «Фемида» в качестве врача выезжала полюбившаяся всем Людмила Абрамова (1948 г.рожд.), также в прошлом боец ССО «Имандра-68» Александр Твердохлебов, к сожалению, оказался прав. Непрофессиональным шабашникам было очень непросто найти для себя фронт работ и заключить выгодные договора. Да и договора наши могли быть только устными договоренностями, не более того. К тому же мы имели жесткую конкуренцию в виде «профессиональных шабашных бригад», укомплектованных «настоящими» строителями, в основном из Армении, приехавшими на Север со своими котлами для варки битума, плотницким и шанцевым инструментом.
Наша бригада прилично поколесила по республике Коми: Печора, Усть – Усинск, Кедровый Шор. Мы выполняли разные виды работ: скидывали с крутых берегов Печоры в воду бревна, оставшиеся на склонах после весеннего сплава по половодью; делали стяжку и гидроизоляцию на крыше большого гаража; рыли траншею под кабель и «вели» теплотрассу. Жили мы зачастую в очень плохих, почти что антисанитарных условиях, но «работали как звери». Вот только финансовые итоги по окончании работ обрадовали далеко не всех.
Мне и еще одному однокурснику пришлось уехать в Ленинград за насколько дней до окончания нашего «аккордного» наряда. Это очень сильно сказалось на нашей заработной плате. Почти две недели в сентябре 1972 года мы вели переговоры с нашими лидерами – Мирославом И. и Александром Д., украинцами-«западенцами», установившими свой «справедливый» расчет, в результате которого я, отработавший на три дня меньше других, получил в три раза меньшую сумму! Очень долго после этой истории меня не покидало чувство омерзения. Только когда начались наши новые экономические реформы, и страна узнала в лицо «смелого реформатора» Чубайса, я осознал, что мои однокашники поступили со мной именно так, как принято поступать в рыночных отношениях: «ничего личного – только бизнес»!
В те студенческие годы я по-прежнему романтически повторял фразу девятиклассника Витьки Шестопала из кинофильма «Доживем до понедельника»: «Счастье – это когда тебя понимают». Правда, становясь чуть старше, чуть-чуть изменил эту фразу: «Счастье – это когда тебя понимают правильно». До сих пор я не отказываюсь от этой формулировки.
Возможно, кому-то из моих сверстников повезло больше в своей молодости, и их стройотряды принесли им значительно большее материальное и моральной удовлетворение. В таком случае я могу только радоваться за них. Думаю, что в будущем могут появиться и письменные исследования на тему развития стройотрядовского движения. Как говорится, «на доброе здоровье». Я просто изложил на бумаге короткие зарисовки о тех впечатлениях, которые остались в памяти. Конечно же, было много хорошего, просто замечательного. Чего стоит только «посвящение в строители», которое мы организовали на Алтае в августе 1971 года в День Строителя на стремнине горноалайской речки и организованный нами «штурм» безымянной вершины? У меня до сих пор теплеет в глазах, когда я смотрю фотографии этих событий, уже немного удивляясь тому, какими молодыми, энергичными и сильными мы были…
Вспоминая университетскую юность нельзя не упомянуть о такой важной составляющей студенческой жизни, какой была для нас, молодых людей, военная кафедра. В годы нашей молодости эти военные кафедры были, кажется, в большинстве высших учебных заведений страны. Каждый ВУЗ имел ту или иную «специализацию». В нашем Ленинградском университете такой специализацией была… ствольная артиллерия. Во дворе здания исторического факультета на Менделеевской линии, на последнем этаже которого располагалась военная кафедра, стояли 122-миллиметровые гаубицы М-30, образца 1938 года, пушки, а также другая военная техника.
Посещать военную кафедру должны были все юноши допризывного возраста, а также студенты, отслужившие в армии, за исключением тех, кто сумел за время срочной службы в армии получить звание младшего лейтенанта. У нас таким «счастливчиком» был Анатолий Бызин, получивший одну маленькую звездочку на погон еще до окончания службы на Северном флоте. Благодаря этому Анатолий в течение трех лет учебы с 1970 по 1973 годы имел дополнительный выходной день – пятницу. Остальные студенты, по пятницам превращались в курсантов военной кафедры, занимаясь с девяти часов утра до шестнадцати или семнадцати часов. После обеда у нас была обязательная самоподготовка. Наши девушки по тем же пятницам ходили на свою собственную военную кафедру: они учились на медсестер гражданской обороны, запоминая названия медикаментов и обучаясь искусству различных перевязок. Вспоминаю, как моя жена Людмила, готовясь в 1973 году к сдаче государственного экзамена на своей военной кафедре, тренировала на мне все виды повязок, включая сложную «повязку дезо», перевязывающую раненую голову.
Постараюсь кратко описать, в чем состояли и как проходили наши занятия на во-
енной кафедре или «военке», как мы ее иногда называли.
Утром занятия начинались с построения и переклички. Обязательным условием для «курсантов» было ношение на военную кафедру галстуков и, как часто можно было видеть, студента, который «для стеба» (как сказали бы теперь) надевал свой галстук поверх футболки с полукруглым вырезом. Опоздания и пропуски военной кафедры строго не поощрялись, и мы, студенты, старались не злить наших майоров, подполковников и полковников, относившихся к своим служебным обязанностям с полной серьезностью, рассказывая нам «в цветах и красках»* об устройстве артиллерийской буссоли, коэффициенте удаления, шаге угломера и прочих артиллерийских премудростях.
*Любимая фраза полковника Н.И. Ваничева. (Примечание автора).
Мы, конечно же, ерничали и зубоскалили по поводу «тупости» армейских преподавателей сочиняя и рассказывая анекдоты, высмеивали несуразности военной кафедры в наших студенческих капустниках. Вспоминаю популярный среди студентов Университета тех лет анекдот:
«Преподаватель военной кафедры:
– Курсант Иванов, отвечайте: из чего изготовлен ствол гаубицы М-30 образца
1938 года?
– Из стали, товарищ майор!
– Правильно! А из чего изготовлен затвор гаубицы?
– Тоже из стали…
– Неправильный ответ, – майор берет в руки наставление по 122-миллиметровой гаубице и вслух читает: – Ствол гаубицы изготовлен из стали. Затвор гаубицы изготовлен из того же материала».
Мы тщательно изучали материальную часть орудия, из которого нам предстояло по окончании военной кафедры на специальных лагерных военных сборах провести боевую стрельбу. Предметами нашего обучения были также баллистика, военная тактика, стратегия, военная топография, военная история и другие важные военные дисциплины. Обязательной была строевая подготовка, изучение материальной части пистолета Макарова и автомата Калашникова. И то и другое оружие мы должны были научиться разбирать, собирать, чистить и смазывать, а также стрелять из него.
Так получилось достаточно естественно, что молодые курсанты из числа «допризывников» почти сразу же на военной кафедре выбились в отличники, а отслужившие срочную службу «деды», давно уже забывшие математику, оказались в рядах отстающих. Действительно, нам, молодым, еще недавно закончившим школу, было легче производить не самые сложные математические вычисления, обязательные при ведении и корректировке огня артиллерийскими орудиями. А для «стариков» это был просто «темный лес». Не могу не вспомнить: где-то перед зимней сессией 1972 года я сидел со своей невестой Людмилой в нашей научной библиотеке в здании на улице Смольного дом 3, как вдруг неожиданно передо мной буквально «вырос» майор Котрохов, куратор нашей группы. Прижав палец к губам (в читальном зале было не принято говорить вслух), майор жестами пригласил меня «на выход». Уже в коридоре он своим громким командным голосом объяснил мне зада- чу. Завтра на военной кафедре будет большая московская комиссия из министерства обороны с целью проверить качество преподавания. Мне (по замыслу командования) предстояло провести для курсантов показательный урок по устройству и предназначению артиллерийской буссоли. Выбор пал на меня, как на отличника военной кафедры. Для успешной подготовки майор Котрохов привез мне огромную стопку наставлений и учебников. Выбора у меня, как говорится, не было.
На следующий день после утреннего построения и развода наша группа (взвод) пришла в наш класс, где вдоль стен были расставлены стулья, на которые потом усе- лись порядка двадцати (!) проверяющих в военной форме. Все они были старшие офицеры в звании не ниже майора! Не буду подробно описывать все свои успехи и как во мне совершенно неожиданно для себя самого, проявился преподавательский дар. Я разбил всех «курсантов» на группы по пять человек, назначив в них старших, и поставив каждую группу у артиллерийских приборов, а сам, стоя у доски с индивидуальной буссолью, объяснял, из каких деталей состоит этот оптический артиллерийский прибор, для каких целей он предназначен и каков принцип его действия. Старшие групп по моей команде докладывали мне о том, что все курсанты «овладели материалом».
Результат превзошел все ожидания. И лично мои, и отцов-командиров: мой открытый урок был признан проведенным «блестяще», а начальник военной кафедры полковник Тюфякин по итогам всей проверки (в нее входило множество других ме- роприятий) был представлен к званию… генерал-майора. И это был первый генерал среди всех начальников военных кафедр Советского Союза! При подведении итогов не был забыт и мой «скромный вклад» в общий успех. От имени начальника кафедры, уже генерал-майора Тюфякина я был поощрен денежной премией в 25 рублей! Часть премии была мной потрачена на приобретение бутылки болгарского конья- ка «Плиска» майору Котрохову, вложившему в меня глубокие знания. По этому поводу я сочинил короткую и простенькую эпиграмму в стиле Николая Алексеевича Некрасова:
«Юристом можешь ты не быть.
Артиллеристом быть – обязан!»
Завершалась учеба на военной кафедре двухмесячными летними лагерными сборами, на которых нам предстояло на практике в условиях боевого полигона закрепить наши теоретические знания, пройти боевые стрельбы и сдать государственный экзамен. По результатам военных сборов и сдачи государственного экзамена мы должны были получить воинское звание «лейтенант запаса».
Эти летние сборы студенты Ленинградского университета в те годы проходили на артиллерийском полигоне в поселке Бородинское Выборгского района Ленинградской области, расположенном в погранзоне. В этом поселке стояла так называемая «скадрированная» воинская часть, где количество солдат было минимальным: лишь для несения патрульно-караульной службы, а комплект офицеров был полным. Вот в руки таких офицеров, соскучившихся по командованию солдатами, и попали мы, выпускники военной кафедры из числа студентов юристов, историков, экономистов, психологов и филологов-славистов. Филологи, изучавшие иностранные языки, проходили подготовку на военной кафедре по другой военно-учетной специальности (ВУС) – «контрпропаганда». Также другие ВУС имели и студенты физического и математико-механического факультетов.
На сборах мы жили в обычных солдатских казармах с койками в два яруса, носи- ли курсантскую форму, поднимались по команде дневального «подъем». Мы много занимались строевыми занятиями, потому что перед сдачей государственного экзамена и боевыми стрельбами у нас должен был пройти обязательный строевой смотр. Кроме теоретических и практических занятий, мы ходили в наряды на кухню, несли дневальную и караульную службу. В карауле с оружием в руках и обязательными боевыми патронами мы несли охрану военных складов с техникой и других воинских объектов, в том числе стояли в карауле у знамени части.
Но, естественно, получить в руки оружие и ходить в караул мы могли только после принятия воинской присяги. Такую присягу мы (только те, кто был допризыв- ником и не служил в армии) приняли в торжественной обстановке 8 июля 1973 года на плацу нашей воинской части.
У нас был хороший спортивный городок со спортивными снарядами (турник, брусья, кольца и др.), полоса препятствий, а также, правда, не очень хорошее, футбольное поле, где можно было погонять мяч в свободное от тягот службы время. А в Ленинской комнате (такие были во всех войсковых частях) был телевизор, по которому в то лето начали показывать знаменитый сериал «17 мгновений весны» с Вячеславом Тихоновым в роли разведчика Штирлица-Исаева. Не могу забыть моего восхищения физической формой старшины Султана (Али Хабибовича) Юнусова (1947 г. рожд.), который с кажущейся легкостью выполнял 25 подъемов переворотом! Для многих из нас, молодых, подтянуться больше четырех раз было проблемой. Но все курсанты в обязательном порядке выполняли нормативы по физической подготовке. Ведь это была армия, пусть и сокращенная и неполноценная, и здесь действовал старинный армейский принцип: «не умеешь – научим, не хочешь – заставим».
Малейшие и первейшие попытки установить «дедовщину», исходившие, кста- ти от моих «друзей» украинцев-западенцев, были моментально пресечены нашими старшинами – Аликом (Александром Ивановичем) Букалиным (1948 г. рожд.), Владимиром Павловичем Никольским (1946 . рожд.), старостой нашего курса и в особенности Султаном Юнусовым, который очень хорошо умел подчинять себе людей и командовать ими. На его примере я хорошо понял уже в те годы, что такое настоящий воин-чеченец. Для него, отличника боевой и политической подготовки, всту- пившего в армии в Коммунистическую партию, эти сборы были всего лишь «игрой в войну».
Впрочем, и мы, не нюхавшие пороху мальчишки 1952 года рождения, двадцати одного года от роду тоже считали эти сборы игрой. Игрой в войну. Ведь не случайно, при принятии решения о выборе строевой песни мы, студенты-юристы, остановились на …песне-частушке из популярного в 1973 году кинофильма «Русское поле», где роль главной героини-трактористки играла Нона Мордюкова. Представляете, как смотрелась рота солдат, марширующих по плацу под такие слова песни, исполнявшемся в темпе походного строевого марша. Первые строчки звонким и чистым голосом запевал Сергей Юрченко:
«Говорила мама мне про любовь обманную,
Да напрасно тратила слова… Э-э-х!!!»
Последнее словечко «э-э-х» громко кричала половина нашей роты, после чего мы еще тверже чеканили шаг, подхватывая в пятьдесят голосов слова песни:
«Затыкала уши я, я ее не слушала,
Ах, мама-мама, как же ты была права!»
А уж припев песни подхватывали и пели, кричали с восклицаниями и присвистами все сто человек:
«Ах, мамочка, на саночках
Каталась я не с тем.
Ах, зачем с Сереженькой Села под березонькой? Ах, мамочка, зачем?!»
Самое интересное и удивительное, что нашему командиру части майору Пятницкому очень нравилась наша трактовка этой песни. А вот переделанную студентами экономического факультета под строевую песню Юрия Визбора «Базука» майор Пятницкий полюбил не очень – «Диссидентская она какая-то»:
«В полуночном луче
С базукой на плече Иду я посреди болот. А в городе Перми
За сорок восемь миль
Меня моя красотка ждет.
…………………………. Я на святую Русь Базукой обопрусь,
По планке выверю прицел…
Вот это красота –
Поджег один я танк, Ничуть не изменяясь в лице.
Но где-то, черт возьми,
За десять тысяч миль.
Другой солдат, в других местах
В полуночном луче
С базукой на плече
Шагает поджигать свой танк».
А когда мы шли пешим маршем на стрельбы, то Сергей Юрченко очень задорно и залихватски запевал очень полюбившуюся нам старую солдатскую песню «Солдатушки, браво, ребятушки». Особенно нам нравились строчки:
«Солдатушки, браво, ребятушки,
А кто ваши тетки?» –
спрашивал запевала Сергей Юрченко. Ну, а мы, наша рота, хором отвечала:
«Наши тетки – пол бочонка водки,
Вот, кто наши тетки!!!»
И, все-таки, на строевом смотре, по просьбе нашего командира, молодого курсанта артиллерийского училища, мы промаршировали перед трибуной «отцов- командиров» под замечательную русскую песню «Гибель «Варяга». Спели песню, и отчеканили шаг «на отлично».
Наши стрельбы прошли без эксцессов, если не считать того, что филологи- слависты, в основном пухленькие маменькины сынки, не смогли развернуть ста- нины своей гаубицы. У этих ребят просто не хватило физических сил. А я был горд тем, что единственным орудийным расчетом, попавшим прямой наводкой в макет танка был расчет под моим командованием с наводчиком Валерием Шаховым. Впрочем, надо честно признаться, если из автомата Калашникова мы постреляли вволю и из пложения «лежа» и из положения «стоя», то из гаубиц каждый из орудийных расчетов смог выпустить лишь по одному снаряду. И этому была своя причина – экономия. Ведь, как говорили нам наши офицеры-наставники, «Один выстрел из гаубицы – пара хромовых сапог».
Опыт военных сборов в Бородинском многим из нас пойдет на пользу. Через год, в 1974 году, окончив Университет, наденут армейскую форму будущие следователи военной прокуратуры, мои ровесники, 1952 года рождения: Сергей Анисимов, Ва- лерий Шахов, Лев Митрофанов, Валерий Сызранцев, Сергей Юрченко. Вместе со старшими по возрасту Сергеем Малышевым и Евгением Смирновым они пройдут нелегкую службу армейских юристов.
Осенью 1973 года нам всем предстояла трехмесячная преддипломная практика, во время которой нужно было ознакомится с работой суда, прокуратуры и милиции. Только после практики мы могли приступить к написанию дипломных работ по тем темам, которые мы выбрали на ведущих кафедрах юридического факультета. Нам еще предстояла короткая зимняя сессия из трех экзаменов, которой предшествовал короткий лекционный период. Лично мне, как студенту-отличнику, занимавшемуся по «индивидуальному расписанию» удалось сдать эту сессию «между делом» еще в октябре 1973 года. Целых шесть месяцев проработал я в Ленинградской городской прокуратуре в качестве стажера-следователя под руководством замечательной женщины и прекрасного юриста Нины Федоровны Марченко, старшего следователя по особо важным делам.
Эта миловидная женщина, обладавшая большой силой воли и железным характером, специализировалась на так называемых «убойных» делах, расследуя «глухие»* убийства. Работая, именно работая, а не практикуясь, под руководством Нины Федоровны я почувствовал вкус и интерес к работе следователя. Тем более, что расследовавшееся нами уголовное дело в отношении некоего Олега Г. было очень интересным по своей фабуле и по доказательственной базе. Не стану упражняться в «криминальной мемуаристике». Скажу только, что это было, возможно, одно из первых уголовных дел в стране, где обвинение предъявлялось сексуальному маньяку, совершившему более двадцати доказанных эпизодов изнасилований. Кроме того, Олегу Г. вменялось в вину убийство некоей Людмилы З., сопряженное с изнасилованием, (ст.
102 пункт «е» Уголовного кодекса РСФСР 1961 года).
* «Глухое» убийство, «глухарь» – этим термином обозначались преступления, по которым после проведения первичных следственных действий не было ни обвиняемых, ни подозреваемых. (Прим. автора)
В результате глубокой и всесторонней следственной и оперативной работы, проводившейся старшим оперуполномоченным «убойного» отдела Уголовного розыска ГУВД Владимиром Ивановичем Мелешко, нам удалось на одних косвенных доказательствах предъявить Олегу Г. обвинение в умышленном убийстве. Я был очень гордился тем, что «настоящие профессионалы» Н.Ф. Марченко и В.И. Мелешко с добрым юмором называли меня «Пал Палычем» по имени знаменитого следователя Знаменского из популярнейшего сериала того времени «Следствие ведут «знатоки».
По результатам этой стажировки я получил приглашение на работу в уголовный розыск и в городскую прокуратуру, где меня были бы рады видеть в качестве следователя. Еще ранее я получил приглашение от доцентов кафедры уголовного права В.С. Прохорова и В.В. Орехова стать аспирантом этой кафедры. Доцент экономического факультета Л.П. Федорова приглашала меня в аспирантуру на кафедру… политической экономии социализма! Но я не принял ни одно из этих предложений, поскольку ждал, как решится моя судьба в здании Большого Дома на Литейном, 4. Здесь в здании Управления КГБ СССР по Ленинградской области уже более года рассматривались мои документы, на предмет возможности моего зачисления в органы государственной безопасности, проводилась проверка, и велись многочасовые собеседования со мной как с кандидатом на службу в КГБ. Начало 1974 года ознаменовалось для меня двумя важнейшими событиями в жизни: в моей семье 8 февраля 1974 года родился сын Максим. И второе: через несколько дней после рождения сына пришло известие о том, что меня зачисляют в органы КГБ по… государственному распределению. Сдача государственных экзаменов и защита дипломов в июне 1974 года прошла для нас с Людмилой, как во сне. Ведь у моей молодой жены был на руках четырехмесячный ребенок! Тем не менее, мы сдали госэкзамены, и защитили дипломы на твердые «пятерки», прошли государственное расспределение и с огромной радостью сфотографировались сами и с нашими друзьями на фоне таблички «Юридический факультет Ленинградского Университета». Очень сожалею, что ни мне, ни моим друзьям не удаось запечатлеть торжественное вручение нам дипломов об окончании Университеа. Мой отец, Кошелев Константин Павлович, приехавший специально на эту торжественную церемонию, очень гордился тем, что именно его сыну, студенту-отличнику и общественнику было доверено под звуки торжественного марша вынести на сцену актового зала знамя юридического факультета. В почетном карауле рядом со мной стояли мои товарищи, также как и я, 1952 года рождения: Вера Кичатова и Валерий Шахов, ныне – увы – ушедшие из жизни.
Вспомните, дорогие ровесники, те, кто заканчивал институты и университеты, в вашей жизни также были эти минуты триумфа и ничем несдерживаемой радости отого, что подведены итоги тяжкого пятилетнего труда по овладению знаниями и приобретению профессии. Вспомните ваших друзей и родственников, тех, кто разделял вашу радость и ваш восторг, тех, кто все годы учебы верил в вас, помогал и поддерживал. Еще вспомните, как вы гуляли на своих выпускных вечерах. Мы делали это в самых лучших, самых престижных ресторанах и кафе наших городов, хотя мы отнюдь не были богаты, но и не были нищими духом. Нам хотелось (я это твердо знаю) чтобы наш последний студенческий вечер запомнился нам на всю жизнь!
Тогда, в конце июня 1974 года и я, и все мои университетские друзья, получившие дипломы о высшем образовании, были на седьмом небе от счастья. Нам хотелось кричать, петь, смеяться и танцевать. И мы именно это и делали на нашем своеобразном «выпускном вечере», который был организован в знаменитом и престижном ресторане «Крыша» интуристовской гостиницы «Европейская». На этот вечер мы пригласили наших любимых преподавателей, за здоровье которых мы поднимали тосты, кричали им «ура», клялись в том, что никогда не забудем нашу родную
«альма-матер», наш Ленинградский университет…
Двадцать лет спустя, в июне 1994 года, мы встретились вновь в ресторане на Петровской набережной дом 4, позади знаменитого домика Петра I. Какими посолидневшими, изрядно пополневшими, поседевшими и полысевшими предстанем мы друг другу. Но мы узнавали каждого, даже если не виделись долгих двадцать лет. Мы кидались друг другу в объятия, крича и визжа так, как будто нам вновь было
22 года, и вся жизнь у нас еще была впереди. Мы много и хорошо говорили и о нашей молодости, и о нашем Университете, и о наших замечательных преподавателях. Не забыли помянуть и тех, кого уже не было с нами на этой бренной земле…
Интересно, но большая часть выпускников работала и служила совсем не в тех местах, куда их в 1974 году распределило государство. На память об этой встрече у каждого из нас остались видеокассета с записью застолья и множество фотографий. В эти годы японские фотоаппараты-«мыльницы» уже вовсю вошли в моду, и делать снимки стало очень легко и ненакладно.
Мы очень изменились. Мы стали другими людьми, занимающими солидные должности, несущими на своих плечах большое бремя ответственности. Но на этой встрече мы были друг для друга прежними юношами и девушками без чинов и званий, прожившими общую молодость. На этой, и на последующих встречах, традиционно проходящих каждые пять лет, эта молодость живет в нас, живет в нашем общении. Пока мы встречаемся, вспоминаем те далекие годы, эта молодость не умирает, сохраняясь в наших сердцах, в наших шутках и песнях.
Свадьбы нашей молодости
Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба
Пела и плясала.
И крылья эту свадьбу
Вдаль несли.
Роберт Рождественский
Мои ровесники, рожденные в 1952 году, женились и выходили замуж, как правило, очень рано. В годы нашей молодости еще не была принята распространенная сейчас практика, по нескольку лет жить так называемым «гражданским браком», приглядываясь и «примеряясь» друг к другу. В нашей молодости такое поведение, совершенно естественное сейчас, рассматривалось как «блуд» и осуждалось, причем не только нашими родителями, но и представителями Моего Поколения.
Поэтому тысячи моих сверстников женились, создавая свои семьи, еще в студенческие годы, а также после окончания службы в Советской Армии, если верная своему слову невеста дожидалась своего возлюбленного. У студентов технических вузов 70-х годов прошлого века даже была шутка: «Сдал сопромат* – можно женить- ся!» У нас на юридическом факультете вместо «сопромата» было «гражданское право». Так что к 20 годам, то есть на третьем курсе Университета можно было создавать семью, не опасаясь того, что тебе не удастся из-за брака закончить курс обучения. Я женился именно на третьем курсе, будучи еще девятнадцати с половиной лет отроду – 17 апреля 1972 года.
*Сопромат– «сопротивление материалов». Предмет, считавшийся одним из особо сложных для из-
учения в технических вузах. (Примечание автора).
Не стану подробно описывать переживания моих родителей и родителей моей будущей жены, однокурсницы и одногруппницы Людмилы Орловой, которых мы просто «поставили перед фактом», сообщив о подаче заявлений на регистрацию брака в Ленинградском Дворце Бракосочетания на улице Петра Лаврова (ныне Фурштадская). Честно говоря, сейчас, по прошествии почти сорока лет, мне стыдно за наш с Людмилой эгоизм и самоуверенность. Ведь мы, как и все молодые, были уверены, что наши родители, ну, просто обязаны понять правильно наши чувства и планы по созданию семьи. На самом же деле мы, молодожены, как и тысячи наших сверстников-студентов, получавших небольшую стипендию, просто «садились на шею» нашим родителям, так как нашу семейную жизнь мы начинали… на их жилплощади.
Кстати, наличие у родителей жениха и невесты «свободной» жилой площади в виде отдельной комнаты, было в те годы одним из важнейших условий для принятия решения о заключении брака. Если у родителей жениха или невесты такие «свободные» комнаты были, значит, не существовало препятствий для назначения даты регистрации брака. Ведь свадьбу можно было и не делать слишком пышной, а вот снимать жилье в те годы казалось очень дорого и неудобно.
Во времена нашей молодости приоритет отдавался тому, что именно жених, будущий муж должен привести в свой дом невесту, будущую жену. Обратные случаи (когда молодожены начинали жить с родителями невесты) считались «неправильными». Почему-то бытовало мнение, что такие браки, в которых молодой муж жил на жилплощади родителей своей жены (в квартире тещи) были более уязвимы, и чаще приводили к разводам. Мне повезло: в конце 1971 года мой отец, Константин Павлович Кошелев, уже давно пенсионер МВД но продолжавший работать в Отрадненском городском исполкоме, получил на себя, свою жену, а также на меня и сестру Галю с ее двухлетним сыном трехкомнатную квартиру в новом блочном пятиэтажном доме на Советской улице теперь уже в городе Отрадное.
В старой квартире на улице Ленина дом 1 осталась семья брата Виктора из трех человек: брат, его жена Лариса и двухлетний сын Сергей. К слову сказать, Виктор только-только вернулся после двухлетней службы в качестве офицера в рядах Советской Армии в Ракетных Войсках Стратегического Назначения в далеком сибирском Енисейске.
Для регистрации браков в те далекие годы в нашем почти столичном Ленинграде были созданы прекрасные условия: в городе работали два Дворца Бракосочетания – на улице Петра Лаврова и набережной Красного Флота (ныне – Английская), в кото- рых были великолепные исторические интерьеры. Многие районные ЗАГСы, в част- ности, Кировский, Дзержинский, Выборгский и др., располагались в исторических зданиях, где были все условия, чтобы «красиво» отметить такое важное событие, как создание новой семьи. Единственное, что создавало маленькие трудности – это наличие… очереди на регистрацию брака во Дворцах Бракосочетания. По-моему, в те годы она была от двух до трех месяцев.
Точно помню: наше заявление на регистрацию брака с Людмилой мы подавали где-то в двадцатых числах января 1972 года, сразу же после окончания зимней студенческой сессии в Университете. В 1972–1973 годах на нашем курсе женились и вышли замуж, наверное, около сорока человек, то есть почти что половина нашего курса. Ведь многие мои однокурсники хотели уехать по практиковавшемуся в те годы Государственному Распределению к месту своей будущей службы уже со свои-
ми женами и мужьями. Это желание было совершенно естественным и разумным.
Также как и вполне разумным достижением социализма было то самое Государственное Распределение молодых специалистов, дававшее достаточные льготы (жилищные, финансовые) молодым инженерам, врачам, строителям, учителям, юристам, получившим гарантированное трудоустройство по своей профессии, пусть и в других городах нашего большого Советского Союза.
Постараюсь вспомнить и описать, как готовились к проведению свадьбы в годы нашей молодости, опираясь, естественно, на опыт моего родного Питера – Ленинграда. Ведь свадьбы в российских деревнях, на Кавказе, в Средней Азии, в Прибалтике, на Украине, в Белоруссии и Молдавии отмечались, несомненно, несколько по-другому, с определенным местным и национальным колоритом и традициями.
Главным, что объединяло все НАШИ свадьбы того времени, было одно простое обстоятельство, что все они проводились в условиях продовольственного и товарного дефицита. Но, наше государство заботилось о нас, создающих свои семьи, считавшиеся «первичными ячейками социалистического общества». С момента подачи заявлений на регистрацию брака будущим молодоженам выдавались специальные талоны для возможных покупок дефицитных продовольственных товаров (так называемых «деликатесов»), а также одежды и обуви в специальных «Столах заказов» и «Салонах для новобрачных». И жених с невестой устремлялись в эти салоны, стараясь приобрести все необходимое для свадьбы. Прежде всего, молодожены заботились о свадебных нарядах.
В Ленинграде в те годы было два знаменитых салона-магазина «Весна» для молодоженов. Один из них, более популярный, был расположен на углу Суворовского и Невского проспектов. Второй – на улице Замшина, куда в те годы было гораздо труднее добираться, поскольку ближайшая станция метро была у Финляндского вокзала на площади Ленина. Я напомню специально для потенциальных молодых читателей, что личные автомобили в те годы были роскошью, и поэтому улица Замшина казалась нам в те годы очень труднодоступной.
В магазине «Весна» на Суворовском проспекте я покупал свои первые в жизни импортные финские черные полуботинки фирмы «Top man» по цене аж целых 35 рублей за пару. Это была сумма обычной месячной университетской стипендии. Но я в те годы уже получал повышенную стипендию – 45 рублей. Последний год учебы, как круглый отличник, я буду получать баснословные деньги – 100 рублей! Именно столько «весила» так называемая «Ленинская стипендия», равнявшаяся месячной зарплате рядового советского инженера. Припоминаю, что по талонам свадебного салона можно было приобрести какое-то ограниченное количество обуви, рубашек и галстуков.
Каждую покупку отмечали в талоне специальными штампами с указанием даты покупки. Действовали эти талоны строго до дня регистрации свадьбы. Находились среди моих сверстников и людей постарше даже «свадебные жучки», специально подававшие заявления на вступление в брак ради этих «талонов на дефицит». Потом можно было заявление на брак забрать, объяснив это тем, что «молодожены передумали». Но с этим активно боролись органы ОБХСС (отдела борьбы с хищениями социалистической собственности). Немало жучков-спекулянтов крутилось вокруг самих магазинов, уговаривая молодых и неопытных «брачующихся» купить на их законные талоны что-то для этих «первопроходцев свободного рынка».
В магазине-салоне можно было приобрести даже очень дефицитные в то время импортные мужские костюмы. Но я по настоянию своей будущей жены Людмилы шил свой свадебный костюм в ателье, поскольку все мои родственники сошлись во мнении, что у жениха должен быть классический черный костюм. Это был мой пер- вый в жизни (и последний) костюм, сшитый по мерке в ателье. В дальнейшем, благодаря своей стандартной фигуре, я буду приобретать себе костюмы только в магазинах готового платья.
Невесты в то время, как правило, шили свои платья в специальных ателье, специализирующихся на таких нарядах, или у частных портных. Шелк, гипюр, капрон, нейлон, бархат тоже были в большом дефиците в то время. Но не была в дефиците наша российская изобретательность, и невесты тех «давних лет», думаю, почти ни в чем не уступали современным. Людмила предпочла шить свое свадебное платье у своей любимой портнихи в городе Боровичи Новгородской области, откуда и была родом моя будущая жена, считавшаяся на нашем курсе большой модницей. Именно по ее совету вместо обычного классического галстука у меня на свадьбе был заколотый булавкой нейлоновый галстук-жабо, взятый напрокат из ателье мод, в котором работала одна из моих одноклассниц.
Отдельной заботой, которая, чаще всего, ложилась на плечи родителей новобрачных, была тема обеспечения «продовольственным дефицитом» свадебного стола. Это сейчас красную икру в баночках или вразвес можно купить не только в любом магазине, но и даже в ларьке на остановке общественного транспорта. Тогда, в те годы, по специальным свадебным продовольственным талонам можно было купить в «Столе заказов» на Малой Садовой улице или в магазине «Стрела» на Измайловском проспекте за свои собственные деньги строго оговоренное количество маленьких баночек черной или красной икры для свадебного стола.
Там же можно было приобрести дефицитные алкогольные напитки: коньяк, «винтовую» водку, десертные и сухие вина, а также «деликатесные закуски»– рыбу горячего и холодного копчения, ветчину, карбонад, буженину, копченую колбасу (как ее тогда называли «сухую»). Горячие блюда для свадебного стола выбирались в зависимости от того, где отмечалась свадьба: в ресторане, в столовой или на дому. Очень часто мясо или рыбу приготовляли для свадебного стола родственники «брачующихся», поскольку одной из главных задач, стоявших перед почти что каждым из моих сверстников в те годы, была задача экономии денежных средств, затраченных на свадьбу. Да. В то время, в годы нашей молодости дефицитом было ВСЁ. Но голодных и трезвых на свадьбах нашей молодости обнаружить было просто невозможно!
Одной из серьезных проблем, которые приходилось решать моим ровесникам в те годы, была проблема приглашения гостей. Точнее, принятие решения об их количестве. Вспомните, дорогие мои сверстники, разве вам не приходилось спорить с родителями по поводу того, стоит ли приглашать на свадьбу какую-нибудь малознакомую вам тетушку из какого-нибудь периферийного Мухосранска? А споры о принятии решения, «до какого колена» нужно пригласить родственников: то ли ограничиться двоюродными, то ли приглашать всех, включая троюродных братьев и сестер…
Нам всем хотелось прежде всего видеть на наших свадьбах наших друзей. Студентам – студенческих друзей. Рабочим и колхозникам – их товарищей из своих трудовых бригад. Вчерашним военнослужащим хотелось видеть на своих свадьбах своих друзей-дембелей, с которыми они «стойко переносили тяготы службы», мечтая о возращении к любимым и верным невестам, которые обязательно должны дождаться своих женихов из Армии. Не случайно, что в те годы нашей молодости была очень популярна такая песня:
«Письма нежные очень нам нужны,
Я их выучил наизусть.
Через две зимы, через две весны
Отслужу, как надо, и вернусь.
Запомни:
Через две,
Через две зимы.
Через две,
Через две весны,
Отслужу.
Отслужу, как надо и вернусь!»
Давайте вспомним, дорогие сверстники, а сколько же гостей было на ваших свадьбах? Тридцать, сорок, пятьдесят? А, может, целых сто? Ведь как рассказывал мне мой университетский друг Сергей Соловьев, побывавший в одной из кубанских станиц на свадьбе нашего однокурсника Алика Букалина, за свадебным столом за три дня свадьбы побывала в прямом смысле слова вся станица. И сколько было спето песен, сколько плясок и танцев было исполнено за эту и за тысячи других свадеб? Не случайно же в те годы была в ходу шуточная поговорка: «Хорошую свадьбу сыграли. Три баяна порвали!»
Моя свадьба (точнее свадебное застолье) было проведено в столовой на улице Ле- нина в моем Отрадном, уже ставшем к 1972 году городом. На этой свадьбе было ни много, ни мало около 70 человек гостей! Помню, что нам с Людмилой удалось найти компромисс с родителями по количеству приглашенных на свадьбу родственников и наших студенческих друзей. Как здорово, весело и лихо плясали на нашей свадьбе будущие судьи, прокуроры и адвокаты! Просто дух захватывало!!! Мой чеченский друг Султан Юнусов от моего имени, как жениха, танцевал с невестой Людмилой свадебную лезгинку.
Но я, кажется, слишком спешу к свадебному столу, за который мне еще предстоит вернуться. Ведь я же еще совершенно не описал самой свадебной церемонии торжественной регистрации брака. Думаю, как показывает опыт свадеб уже наших детей, сама церемония во Дворцах Бракосочетания изменилась не очень существенно. Речи, пожелания и наставления ведущих брачную церемонию во дворцах Бракосочетания и ЗАГСах остались примерно такими же, как и в годы нашей молодости. Ну, появились сейчас в столичных городах красивые, белые, длиннющие лимузины, в которые помещается большое количество родственников и друзей новобрачных. К нашим услугам были лишь белые автомобили «Волга» с двумя скрещенными кольцами на крыше. Да и то многие мои сверстники, в целях экономии, пользовались личными автомашинами «Жигули» или «Москвич» близких родственников или друзей.
Да, вспомнил, в нашей молодости была очень развита мода на то, чтобы сажать на капот свадебной машины куклу, желательно, одетую в кукольное подвенечное платье с фатой. А воздушные шарики к свадебным машинам привязывали уже сорок лет назад! И фотографировались после церемонии бракосочетания у тех же самых исторических мест нашего замечательного города Ленинграда-Петербурга: у Медного Всадника, на стрелке Василевского острова, у Марсова поля. Вот только видеозаписей наших свадеб, естественно, не было. Хотя отдельные из моих родственников хранят до сих пор любительские восьмимиллиметровые кинопленки их собственных свадеб, сделанные близкими друзьями или родственниками-кинолюбителями.
Постановочные фотографии во Дворцах Бракосочетаний, пожалуй, ничем не отличаются друг от друга. Разве что фасонами одежды, да более раскованными ли- цами молодых людей, да еще красотой и изысканностью цветочных букетов. Да, цветы тоже были дефицитом в годы наших свадеб, о таких букетах, какие есть сейчас, наши невесты не могли даже и мечтать. До сих пор помню, каких трудов мне стоило «достать» для Людмилы букет белых свадебных цветов с романтическим названием – каллы.
По вполне понятным причинам, у нас, у Моего Поколения не было венчания в церкви. В стране почти поголовного атеизма даже не могло возникать и мыслей о том, чтобы приобщиться к этому православному христианскому таинству. Хотя, полагаю, что многие из числа моих сверстников, кому довелось вступать в повторный брак уже в зрелом возрасте, пришли, как сделал и я 22 ноября 1998 года, в церковь, чтобы не только в ЗАГСе, но и перед Господом Богом дать клятву верности своим женам.
Интересно, какими были повторные свадьбы у представителей Моего Поколения? Наверное, разными. Скорее всего, уже не такими яркими и шумными, как первые, молодежные. Ведь лично у меня 7 июня 1991 года в новом Дворце Бракосочетания на Петровксой набережной на моей церемонии регистрации брака с моей Армией Спасения, носившей в миру имя Ольги Владленовны Треуховой, не было не только ни одного гостя, но даже не было свидетелей. Хотя две моих сотрудницы из Петроградской районной администрации рискнули «без приглашения» прийти и поздравить их начальника – главу районной администрации со вступлением в законный брак. А скромный ужин на двоих в кафе «Тет-а-тет» на Большом проспекте Петроградской стороны был совершенно не похож на яркий праздник с баянистом и дискотекой образца 1972 года…
Еще одним принципиальным отличием наших свадеб от нынешних можно назвать появление так называемого «рынка свадебных услуг». В годы нашей молодости в Ленинграде на проспекте Мориса Тореза был, кажется, единственный в городе «Центр свадебных торжеств», где «свадьбу играли» профессиональные ведущие, встречавшие новобрачных и гостей хлебом-солью, заставляли молодоженов пилить совместно бревно двуручной пилой, проводили конкурсы и викторины, снимая всю церемонию на кинопленку. Понятия профессионального тамады или ведущего свадьбы в то время просто не было. Нам приходилось все-все-все придумывать самим, передавая «свадебный опыт» друг другу. От этого наши свадьбы, поверьте, не были хуже. Может быть, в чем-то были оригинальнее и необычнее.
Вспоминаю, как наш режиссер СТЭКа Виктор Данилов на свадьбе своего однокурсника чеченца Магомеда Шабазова (1949 г. рожд.) и моей однокурсницы Татьяны Щебелевой (1951 г. рожд.) зачитывал придуманные им самим юмористические наставления новобрачным «из Корана» (Магомед, естественно, по происхождению был мусульманином): «Запомни, Татьяна, как сказано в Коране»: «Есть один Бог – Аллах. А Магомед – пророк его.» А какой блестящий «приговор новобрачным» из числа своих однокурсников придумал Валерий Муравьев (1950 г. рожд.), вовлеченный мной, как режиссером в творческо-артистическую жизнь СТЭКа! К сожалению, память не сохранила деталей этих самодеятельных «перлов» юмора. Помню только, как хохотали гости, когда «судья», (он же свидетель на свадьбе) Валерий Мура- вьев «приговаривал» молодоженов за совершенные ими нарушающие право и мораль «деяния» к «месяцу принудительных медовых работ». Нынешним тамадам и ведущим свадебные церемонии еще стоило бы поучиться у моих сверстников, которые были незаменимыми ведущими на свадьбах, юбилеях, в командах КВН и на туристских слетах.
Самым сложным для всех новобрачных за свадебным столом было, по-моему, выслушать все-все-все тосты и пожелания, особенно идущие от родственников, искренне желавших в своих длинных, чаще всего косноязычных речах поучить молодоженов уму-разуму. Но, что делать? Так было заведено. Наши дяди и тети, старшие двоюродные братья и сестры имели вполне законное право за сделанные нам нужные семейные подарки наставлять «молодых» на путь истинный. Они могли дарить кустарным образом изготовленные медали с указанием имен жениха и невесты и традиционным пожеланием: «Желаем паре молодой дожить до свадьбы золотой». Иногда молодоженам вручали «царские грамоты» и прочие атрибуты брака.
Кстати, а что же дарили тогда в те годы на свадьбу? Кому-то могли подарить, как нам с Людмилой, диван-кровать (они тогда вошли в моду и были очень удобны в употреблении), или какую-нибудь другую мебель необходимую для обстановки комнаты, в которой будут жить молодожены. В моде было дарить на свадьбы дефицитные хлопковые комплекты постельного белья, кастрюли, сковородки, столовую и чайную посуду, набор ложек, вилок, ножей. Радиоприемники, магнитофоны и телевизоры были уже просто царскими подарками и дарились, как правило, в складчину.
Кому-то, конечно, у кого были весьма зажиточные родители, могло повезти, и им в подарок дарили ни много, ни мало… кооперативную однокомнатную квартиру, которая в те годы стоила до полутора тысяч первый взнос. Но таких «счастливчиков» из числа представителей Моего Поколения были просто единицы. Не хочу грешить, что все эти люди были детьми партийно-советской номенклатуры или их родители входили в тайную «торговую мафию», но заработать на отдельную кооперативную квартиру для детей на свадьбу мог только «весьма ограниченный контингент родителей». Мы были молоды, и это было нашим главным богатством. Поэтому мало кто из моих сверстников «прикидывал», что ему подарят на свадьбу его студенческие друзья, зачастую жившие в общаге «на одну степушку»,* а также на то, что могли
«подбрасывать» престарелые родители, и на стройотрядовские заработки.
Так что на какие-то «суперские» подарки рассчитывать просто не приходилось, хотя все зависело не только от щедрости, но еще и от вкуса гостей-дарителей. От всех свадебных подарков 1972 года в моей библиотеке сохранилось великолепно оформленное и проиллюстрированное издание «Слова о полку Игореве» («Художник РСФР», Ленинград, 1971). Эту книгу подарила нам с Людмилой на свадьбу молодой врач-интерн Первого медицинского института Людмила Абрамова, моя «наставница» из стройотряда «Имандра-68». Люда сделал на этой книге лаконичную и мудрую надпись: «И да будет мир в вашем доме. 17 апреля 1972. Абрамова».
Этот мир, это взаимопонимание, казалось, было в нашей семье целых семнадцать лет! Но осенью 1989 года наш брак с Людмилой Орловой дал резкую, невосполнимую трещину и распался после двадцати лет знакомства и семнадцати лет совместной семейной жизни. Сколько еще моих ровесников испытали, также как и мы с Людмилой, «кризис среднего возраста»? Сколько разводов и разрывов семейных брачных уз произошло в конце 80-х – начале 90-х годов прошлого века? Кто знает? У меня, увы, нет никаких статистических данных, но знаю по своему окружению, что очень многим моим сверстникам, также, как и мне, где-то в тридцать семь-сорок лет пришлось «все в своей жизни начинать с начала», создавая новые семьи уже совсем- совсем в других политических, социальных и экономических условиях. Сейчас, приближаясь к своим шестидесятилетним юбилеям, мы уже мечтаем дожить до серебряных свадеб с нашими новыми избранницами, вошедшими в нашу жизнь уже в более зрелом, умудренном возрасте.
*Степушка– уменьшительно-ласкательное название студенческой стипендии, которая в те годы была от 30 до 45 рублей в разных вузах. (Примечание автора).
Что еще можно вспомнить о свадьбах нашей молодости? Пожалуй, танцы. В те годы, когда еще не победила «телевизионная попса», а российские рок-музыканты, будущие кумиры миллионов, были еще школьниками старших классов, танцы были единственной отдушиной, которая позволяла расслабиться, сблизиться с представителями противоположного пола. У нас не было в те годы таких шикарных возможностей по заказу «живой» музыки. Ведь тогда не было электронных музыкальных центров, которыми при помощи компьютера управляет один-единственный человек- оркестр. Маленькие «ресторанные» оркестры обходились довольно дорого, а под баян и гармошку молодежь не могла танцевать свои любимые твисты и шейки. Да и так называемые «медленные танцы» под баян и гармошки предпочитали танцевать лишь наши родители, казавшиеся нам в то время «ужасно пожилыми».
Тогда зачастую на помощь приходил «парень-заводила», прообраз будущих диджеев, который имел набор популярных пластинок и записей на магнитофоне, которые этот «заводила» мог пускать в определенной последовательности. Конечно, кроме традиционного вальса жениха и невесты, который уже в те годы иногда приходилось разучивать и репетировать, были свои любимые песни и мелодии, под которые так нравилось танцевать сверстникам Моего Поколения…
«Восточная» песня на музыку Давида Тухманова, «Падает снег» в исполнении французского шансонье Сальваторе Адамо, «Я пьян от любви» (на турецком языке), исполненная взлетевшим на Олимп славы Вахтангом Кикабидзе. Под эти мелодии мы обожали танцевать, сближаясь друг с другом и сливаясь с музыкой и нежными чувствами, которые эта музыка порождала. А танцевальные песни из репертуара «Поющих гитар?» Разве можно было усидеть за свадебным столом, когда начинали звучать слова песни:
«Для меня нет тебя прекрасней, Но ловлю я твой взор напрасно… Как виденье, неуловимо,
Каждый день ты проходишь мимо.
А я повторяю вновь и вновь:
«Не потеряй любовь! Не потеряй любовь!
Не потеряй любовь!!!..»
Под эту мелодию сходились пары из числа наших свадебных гостей, и, по тому, как они танцевали, сливаясь с музыкой и словами песни, можно было загадывать, у кого мы будем гулять на следующей свадьбе. Так одноклассник моей молодой жены Александр Макаров (1952 г. рожд.) был в 1972 году гостем на моей свадьбе, а уже в 1975 году мы с Людмилой были на свадьбе выпускников ЛИАПа Саши и Тамары Макаровых.
Вспоминаю, что эта свадьба была сыграна в вечернем ресторане в торговом центре на Народной улице. Небольшой ресторанный оркестр пытался «тянуть» из гостей деньги за заказы определенных мелодий. Это была типичная для того време- ни практика: «Уважаемые гости, пожалуйста, заказывайте ваши любимые мелодии, наш оркестр готов и обязательно выполнит ваш любой заказ». Поскольку народ на свадьбе Саши и Томы был не самого богатого достатка, заказов не делали, и денег за
«спецзаказ» не платили. Из-за этого музыканты специально часто уходили на перерывы, все более и более возбуждая против себя пришедших на свадьбу гостей.
Мне пришлось брать инициативу «в свои руки»: «Ребята, если выполните мой заказ, то я плачу вам 25 рублей. А если не выполните, то»… Руководитель оркестра, у которого уже чешутся руки от ощущения денег, перебивает меня: «Ну, да что играть-то, мы обязательно сыграем, мы все можем!» «Все можете? Правда? – я немного работаю на публику, на Сашиных друзей, которые, подвыпив, готовы «бить морды этим наглым лабухам», – «Пожалуйста, ребята, сыграйте мне гимн республики Чад!» Надо было видеть лицо руководителя оркестра: «Ты что, издеваешься? Как мы тебе этот гимн сыграем?»
Теперь я уже перехожу в атаку: «Нет, ребята, это вы над народом издеваетесь. Вам за вечер деньги платят? Платят! Гимн республики Чад за 25 рублей сыграть не смогли? Не смогли! Так что, работайте. А не отлынивайте, пока вам тут морду не набили или через МЭО* работы в этом и в других кабаках не лишили. А то попадете в «черный список», нигде и рубля не заработаете. Играйте, что у вас по репертуару утверждено, а не перекуривайте!!!» Последняя моя угроза, видимо была более острой и пугающей для музыкантов. Ведь лишиться приличного заработка неучтенными наличными деньгами никто не хотел. «И черт знает, какие связи в Управлении культуры могут быть у этого подозрительно трезвого гостя? Видишь, как он четко про МЭО сказал!» – так или примерно так переговорили между собой музыканты. Наш последующий свадебный вечер плавно потек под хорошую танцевальную музыку средненьких по классу исполнителей (ко всеобщему удовольствию гостей). Не случайно у меня в те годы, практически до 27 лет не пившего никакого алкоголя, был любимый тост: «Выпьем за танцы, как за средство общения между людьми!»
Перебирая фотографии собственной свадьбы образца 1972 года, я вижу своих университетских друзей: лихо танцующую в белом пончо Валю Андрианову, Сул- тана Юнусова и Наташу Лебедеву, Веру Горчакову и Сергея Анисимова, на свадьбах которых мы с Людмилой будем гулять уже через несколько месяцев. Всего на нашем дружном курсе было к окончанию университета целых 12 (!) семейных пар. При условии, что весь курс состоял всего лишь из ста студентов. Совсем неплохой процент, правда? Но, свадьба свадьбой, а за ней начинался простой, а иногда и совсем непростой быт молодой семьи. Думаю, что стоит рассказать о том, как мы этот быт налаживали, переживали, и какие трудности приходилось преодолевать молодым семьям Моего Поколения.
*МЭО – Музыкально-Эстрадное Объединение при Управлении культуры Ленгорисполкома. Госу- дарственный контролирующий орган, осуществлявший прослушивание ресторанных музыкальных ан- самблей, утверждавший их репертуар и дававший официальное разрешение на работу в ресторанах и кафе. (Примечание автора).
Быт молодых семей
Помнишь, мама моя, как девчонку чужую Я привел к тебе в дом, тебя не спросив? Строго глянула ты на жену молодую
И заплакала вдруг, нас поздравить забыв…
Николай Доризо
Семейная лодка разбилась о быт…
Владимир Маяковский
Эпиграф из любимого Владимира Владимировича Маяковского выбран мной для этой главы не случайно. Сколько их, семейных лодок моих ровесников разбилось о скалы непростого советского коммунального быта 70-х годов? Кто может сосчитать? Кто ответит? Ведь даже если молодым было, где жить: у родителей мужа или жены; то надо было еще выстроить с этими родителями нормальные, хорошие человеческие отношения. Иногда это было совсем не просто. Могли сказываться разница в образовательном уровне «стариков» и «молодых», их склонностях и увлечениях.
В те годы мало кто имел в одной квартире два, три телевизора, как у нас сейчас в каждой семье (на кухне, в гостиной и в спальне). И молодые не могли сразу себе позволить купить свой телевизор. Представьте, если молодой муж, вынужденный жить в одной квартире с мамой своей молодой жены (именуемой по отношению к нему тещей), захотел в выходные дни посмотреть по телевизору столь любимый им футбол, а теща, да еще, если она воспитывала дочку одна, без мужа, к этому футбо- лу относится резко отрицательно как к « бессмысленной идиотской игре мужланов». А молодой муж, зять (для тещи) начнет громко переживать за «своих», которые, к сожалению, проигрывают.
Здесь теща, недовольная тем, что не может посмотреть что-то очень для нее важ- ное по другой программе телевидения, ну, скажем, телепередачу «В мире животных», сделает зятю какое-нибудь замечание. Или, не подумав, «ляпнет»: «Ну, и правильно, что твой «Зенит» опять проиграл. Слышала где-то, что в этом году чемпионом обязательно будет «Спартак». Представьте, если зять, молодой муж, глава семьи, не сдерживается и ответит на эту сверхобидную для каждого футбольного болельщика реплику какой-то резкостью. То… он сразу же услышит голос своей жены (дочери своей тещи): «Не смей грубить маме!» И, счастье, если мужчина, молодой муж, сумеет вовремя остановиться, извинившись и найдя какой-то компромисс.
Ну, а если этот молодой, темпераментный человек никогда не учился и не умел искать компромиссы, да и уроков домашней дипломатии ему брать было не у кого? Тогда пиши, пропало. Конфликт с тещей мог перерасти в конфликт с женой, и заканчивался в самом крайнем случае разводом. Хорошо еще, если этот развод происходил до появления в молодой семье первенца. Ведь именно во взглядах на воспитание подрастающего поколения проще всего расходились «старики» и «молодые».
Я знал семьи, где зять объединялся со своим тестем против сварливой (по их общему мнению) тещи и жены, но я не помню, чтобы этот союз приносил успех и приводил к победе над Тещей. Примеры, когда зять с тестем на почве их «союза» начинали попивать «горькую», я знаю. А примеров, когда двум мужчинам удалось успокоить или, тем более, перевоспитать взрослую женщину, чувствовавшую себя хозяйкой в семье, к тому же сочувствовавшей своей родной доченьке, которой достался муж-изверг, я не знаю, и даже представить себе не могу.
Нелегко начинался быт моих сверстников, из числа тех ребят, кто выбрал себе профессию «Родину защищать»! Устройство с молодой женой, привыкшей к столичной жизни, где-нибудь в заштатном военном городке какой-нибудь «Перду- ды» могло бы быть достойно пера какого-нибудь советского Уильяма Фолкнера, во всех своих романах описывавшего вымышленный им самим американский городок Йокнапатофа. Представляете, как могла в прямом смысле этого слова звереть от разного рода кретинизма гарнизонной жизни молодая, образованная женщина, впервые в жизни уехавшая от налаженного семейного быта в какую-то таежную глухомань. Ведь далеко же не все мои сверстники после окончания военных училищ сразу же попадали на службу в Германскую Демократическую Республику, Чехословакию или Венгрию. Далеко не все. Ведь не случайно молодой артиллерийский лейтенант Александр Сарачев любил такой анекдот: «Сын полковника спрашивает своего отца:
– Папа, скажи, а Вот я, сын полконика, могу стать генералом?
– Нет, сынок, не сможешь. Максимум, что сможешь стать – так это полковником.
– Папа, почему?
– Потому, что у генерала есть свой собственный сын!»
Очень часто в военных гарнизона жилищные условия были безобразными в те далекие 70-е годы! Правда, возможно, эти условия были и не хуже некоторых нынешних домов военных ведомств. Ведь в то время был жестче контроль органов политуправления советской армии, а также подразделений тылового обеспечения.
Не легче было и таким, как я, попавшим пусть и в дружную, но все-таки «семей- ную коммунальную» квартиру. Хотя у меня лично никогда не было проблем ни с моими родителями, ни с сестрой и братом, но у меня и моей жены Людмилы с самого начала «не заладились» отношения с нашим зятем – Виктором Шлыковым, мужем моей сестры Галины. Он сам очень болезненно переживал, что вынужден жить в квартире тестя и тещи, считая, что мне с Людмилой досталось «слишком много и сразу». Действительно, мне с моей молодой женой, как и Виктору с Галей и трех- летним сыном «досталось» по комнате в 17 квадратных метров, а папа с мамой добровольно выбрали для себя маленькую десятиметровую. Ведь эту трехкомнатную квартиру в 1972 году отец получал за многолетнюю добросовестную работу в Отрадненском исполкоме, как очередник плана, на шестерых (!) прописанных в двух- комнатной квартире на улице Ленина членов его семьи. Брат Виктор с женой Ларисой и трехлетним сыном Сергеем, также прописанные на тех же 27 квадратных ме- трах, получил ордер на эту «фамильную» квартиру, как офицер, демобилизованный из армии.
К счастью для меня и моей молодой жены Людмилы, наше проживание в «семей- ной коммуналке» было непродолжительным. Ведь 1 августа 1974 года я, в соответствии с актом государственного распределения, начал свою службу в органах Комитета Государственной Безопасности СССР и практически сразу же мне, как «молодому специалисту» (в соответствии с законодательством того времени) на меня и двух членов моей семьи* была предоставлена комната в коммунальной квартире размером 27,3 квадратных метра на улице Плеханова (ныне Казанская) дом 14. В моей первой «ленинградской» квартире было еще пять семей и девять комнат. Но зато в моей большой и просторной комнате, бывшей когда-то гостиной большой доходной квартиры, была прекрасная печь в золоченых изразцах.
Но ни печь с изразцами, ни близость от Невского проспекта не могли компенсировать трудностей и неприятностей коммунального быта. В нашей коммунальной квартире (далеко не самой большой по питерским меркам) жили: алкоголик- рабочий, спивающийся пожилой интеллигент-юрист, одинокая старушка-воровка, питавшаяся чужими продуктами и скандальная семья работницы общественного питания.
Для меня, никогда не жившего в коммунальной квартире, было не просто адаптироваться в этих условиях. Но еще труднее оказалось моей жене, въехавшей в наше первое собственное жилье с годовалым ребенком на руках. Причем Людмила вообще впервые в жизни увидела коммунальную квартиру. Ведь все свое детство и юность она провела в частном доме своих родителей в тихих периферийных Боровичах Новгородской области, где отношения между людьми, проживавшими на окраинной Луговой улице, были несравнимо дружелюбнее и открытее, чем в питерской коммуналке.
За пять лет, проведенных в квартире 23 дома номер 14 по улице Плеханова, нашей семье придется пережить разное: и пьяные дебоши соседа-алкаша Жени, и ночные пьянки друзей спивающегося интеллигента, и коммунальные «свары» по поводу украденных продуктов питания, очереди на уборку «мест общего пользования» и пользованием коммунальным телефоном. Дело дошло даже до реактивного психоза у нашего четырехлетнего Максима, которого напугает в коридоре злая соседка.
*8 февраля 1974 года в нашей семье родился сын Максим. (Примечание автора).
С ужасом вспоминаю крики своего маленького сына, который, стоя на подоконнике нашей комнаты в моих объятиях, видел… ползущих к нему червяков и змей. Мне совсем не хочется вспоминать, какое гнетущее впечатление произвело на меня посещение с сыном городского детского психиатрического диспансера.
Только в 1980 году, уже став начальником оперативного подразделения в неполные двадцать восемь лет, я получу на свою семью отдельную двухкомнатную квартиру общей площадью комнат 34,5 квадратных метра.
Но что-то, мне кажется, я слишком много говорю о своем личном быте, который в чем-то и был типичным для того времени, а в чем-то и нет. Ведь получить уже в
28 (!) лет отдельную квартиру в те годы могли далеко не все. Та же семья моей сестры Гали до 1982 года была вынуждена жить в коммунальной квартире, потому что Виктору Шлыкову, бывшему на хорошем счету в ленинградском Метрополитене, где он работал, не хватало 10 лет постоянной прописки в городе для постановки на очередь на отдельное жилье.
Только после смерти моего отца в 1981 году моя мама примет решение разменять родительскую квартиру в пригороде и комнату Виктора на отдельное жилье в Ленинграде. В результате, семья Гали, у которой к этому времени уже будет двое детей, вместе с мужем Виктором и нашей мамой поселились в малогабаритной трехкомнатной квартире в «хрущевском» доме в Красногвардейском районе на Казанской улице. По иронии судьбы улице Плеханова в период 90-х «демократических» годов вернут историеское название Казанской. Интересно, задумывались ли депутаты-демократы, голосуя за это переименование, а также мэр Собчак, что они утверждают наличие в городе двух Казанских улиц? Думает ли об этом кто-нибудь сейчас в правительстве Валентины Матвиенко?
Перед нами, молодыми главами семейств, в которых через год-два после свадеб появлялись дети-первенцы, стояла общая непростая бытовая проблема: трудоустраивать на работу после декретного отпуска наших жен. Формально наш тогдашний советский закон позволял возвращаться из так называемого «декрета» матерям малолетних детей на те места работы, откуда они в этот самый декретный отпуск и уходили. Но как же трудно было трудоустраиваться тем нашим женам, кто родил детей, еще будучи студентками! Не случайно Людмила, родившая Максима всего за четыре месяца до окончания университета, уже работая над дипломом, патологически боялась остаться без государственного распределения, обоснованно предполагая, что через год-два молодую женщину с маленьким ребенком на руках на какую-либо серьезную юридическую работу взять просто не захотят.
Кому нужен юрист, у которого на руках маленький сын, а, значит, юрист всегда сможет уйти на больничный по уходу за ребенком! Мы с Людмилой были искренне рады тому, что выпускница юридического факультета с «красным» дипломом Людмила Николаевна Кошелева получила акт государственного распределения на должность юрисконсульта треста столовых Кировского райисполкома с окладом в
90 (!) рублей. А как же было трудно устроиться женам хоть на какую-нибудь работу в дальних военных гарнизонах? Это было счастье, если жены моих сверстников военных были учителями, детскими воспитателями, музыкантами или врачами. А
если жена была юристом или инженером-технологом?
А сколько квартир за годы службы приходилось менять военнослужащим, и сколько раз жены моих ровесников начинали « с нуля» обустраивать быт своих семей на новых местах службы? Честь и слава вам, жены военных, чьи семейные лодки не разбились о быт и вошли в тихие гавани нашей старости!
Каких трудов стоило устройство детей в так называемые дошкольные образовательные учреждения! Практически и в ясли, и в детские сады, независимо от района Ленинграда и области проживания в Советском Союзе, всюду была очередь. Эту очередь надо было «выстоять» или каким-то образом «обойти», используя связи. Свои или своих близких. Если они, эти «связи» были в наличие. Ни о каком устройстве детей в детсады или ясли «за деньги» не могло быть и речи. Ведь в то время люди даже не знали такого термина – «коррупция». Да, было принято подарить человеку, оказавшему тебе услугу коробку конфет (которые в то время были дефицитом). Бутылка коньяка была уже просто «царским» подарком, которым «отставлялись» за более серьезные услуги. Вспомните, мои дорогие ровесники, как, через кого, с чьей помощью вы устраивали своих детей в дошкольные учреждения?
Моя жена Людмила очень рвалась на работу. Ее мама жила далеко – в Боровичах Новгородской области и по возрасту еще не успела достичь пенсии. Моя мама по состоянию здоровья не годилась в няни. Значит, надо было искать «выход» на Куйбышевский районный отдел здравоохранения, в подчинении которого в те годы были детские ясли (дошкольные воспитательные учреждения для детей до трех лет). Помог мне решить проблему устройства Максима в ясли мой первый чекистский на- ставник – Иван Григорьевич Поторыкин, 1923 года рождения, участник Великой Оте- чественной войны, получивший боевой крещение в 1942 году под Сталинградом.
Иван Григорьевич позвонил кому-то из своих коллег в Куйбышевский районный отдел КГБ, и в результате мне была назначена аудиенция у заведующей районным отделом здравоохранения с хорошо запомнившейся мне фамилией: Русакова. Крупная дама в белом халате, с очень большим и добрым лицом выслушала мое лепета- ние про проблему устройства полуторагодовалого ребенка в ясли и тут же назвала мне три или четыре близлежайших детских учреждения. Я остановил свой выбор на яслях, расположенных в доме № 3 по Невскому проспекту, быстро сообразив, что мне будет удобно рано утром отвозить туда Максима на троллейбусе № 9 идущему по улице Дзержинского (ныне – Гороховая), а оттуда, с Невского проспекта у меня был выбор нескольких маршрутов автобусов, чтобы добраться до места службы на Литейный проспект, дом 4.
Я был несколько удивлен, когда «товарищ Русакова» взяла со своего письменного стола четвертушку бумажного листа формата А-4, грубо обрезанную ножницами и написала на нем ходатайство заведующей яслями: «Прошу принять мальчика Коше- лева Максима, 1 год 6 месяцев. Русакова». Эту бумажку я передал заведующей, которая попросила прийти меня с какими-то справками и анализами через три или четыре дня. Когда же я явился в назначенное время, заведующей не оказалось на месте из-за ее болезни, а ее заместитель категорически не хотела брать у меня никакие документы, ссылаясь на то, что «ясли переполнены, никаких свободных мест у них нет, а из райздрава никто не звонил». Более того, эта женщина-руководитель уверяла меня, что не получала от заведующей в отношении моего сына «никаких указаний».
Насилу мне удалось уговорить эту даму позвонить заведующей домой по телефону, чтобы переспросить: «действительно ли моего сына берут в ясли, или же мне нужно снова идти в райздравотдел». Каково же было мое удивление, когда я услышал в трубке практически крик заведующей: «Что ты делаешь, Маша! Я не знаю, кто и кем работают родители, но это же ребенок от самой Русаковой!» И проблема устройства Максима была решена.
Когда пришло время, то тот же Иван Григорьевич, мой «добрый гений», помог перевести моего уже трехлетнего сына в так называемый детский комбинат на улице Плеханова дом 3, с которым мой Максим будет неоднократно выезжать в летний оздоровительный лагерь «Березки» в поселке Ушково в живописном уголке Карельского перешейка. Цены за услуги детского сады и летнего отдыха были совершенно доступными, я бы даже сказал, символическими. Их могли «потянуть» не только молодой младший оперуполномоченный, лейтенант КГБ (110 рублей оклад плюс 90 рублей за «звездочки»), а также и секретарь-машинистка и неработающая мать-одиночка.
В 1978-1979 годах в этот же детский сад привозил с Василевского острова свою дочку 1-й секретарь Ленинградского горкома ВЛКСМ Александр Калякин. Гораздо позднее, уже в 90-е годы, когда мы познакомимся, мы будем с удовольствием вспоминать прекрасные условия в этом детском комбинате, который был в те годы ба- зовым для студентов Ленинградского Государственного Педагогического Института. Работая с 1991 по 1999 годы в качестве главы Петроградской районной администрации, я буду стремиться всеми силами помогать заведующим яслями и детскими садами, понимая, как важна для молодых родителей их нелегкая, но очень нужная людям работа.
Конечно, моим сверстникам, проживавшим в небольших периферийных городах Союза было, несомненно, труднее. В этих городах было значительно меньше детских дошкольных учреждений, да и масштабы жилищного строительства существенно уступали Ленинграду и Москве. Как же они переживали свои трудности быта и жизни первых семейных лет? Думаю, что они делали это с достоинством. Потому что у Моего Поколения была твердая уверенность в завтрашнем дне. Да, мы должны стоять в очереди на отдельное муниципальное жилье (о приватизации жилплощади даже и не думали и не мечтали). Но мы были твердо уверены, что, честно и добросовестно работая, мы получим бесплатное жилье, даже если на эту очередь и ожидание ее «подхода» уходило десять и более лет!
Не знаю, не уверен, что нынешняя молодежь в том же возрасте что и мы, сможет с легкостью приобрести жилье в собственность по нынешним абсолютно нереально взвинченным ценам! Ведь лично для меня, поработавшего в 90-е годы в правительственных структурах Петербурга, нет никаких сомнений в том, что цены на строительном рынке жилья не соответствуют реальным затратам, многократно завышены и никак не контролируются со стороны государственных органов власти!!!
Трудности нашего быта частично компенсировались бесплатностью и доступностью нашего здравоохранения того времени, а также социальными программами санаторно-курортного лечения для работников и членов их семей. Детские санатории в Адлере, Геленджике, Новориссийске и Крыму были в прямом смысле слова легкодоступны для наших детей, нуждавшихся в укреплении здоровья. При этом для военнослужащих и членов их семей были большие льготы по стоимости железнодорожных билетов к местам санаторного отдыха. Еще нас не могла не радовать простота и доступность любых учреждений культуры. Цены на билеты в музеи были просто символическими. Пойти в театр, в цирк всей семьей было легко и «по карману» практически любой семье.
Вход в парки отдыха был бесплатным, а на один рубль можно было накататься на аттракционах до полного головокружения. Правда, это был не американский «Диснейленд», но, как говорили раньше в России: «За отсутствием гербовой бумаги, пишут на простой». Но билеты в кинотеатры до 16 часов стоили 25 копеек. А первый утренний сеанс всего-то гривенник!*
Семьдесят копеек стоил билет в широкоэкранном кинотеатре. Самые дорогие премьеры в Кировском (Мариинском) театре, а также в знаменитом Большом Драматическом Театре имени Горького (ныне – имени Г.А. Товстоногова) стоили не более трех рублей. В театральном буфете на рубль-полтора можно было и выпить шампанского, и съесть мороженое или прекрасные, вкусные бутерброды.
Мы не могли, как сейчас, с легкостью и простотой ездить за границу. Это действительно, так, но наш внутрисоюзный туризм предлагал огромное количество так называемых всесоюзных туристических маршрутов. Путевки на эти маршруты распространялись через профсоюзы, дававшие на них зачастую очень большие льготы. Благодаря таким вот «льготным» путевкам я сумел побывать со своей женой в Москве, Владимире, Суздале, Новгороде, на Байкале. Проплыли на пароходе от Москвы до Астрахани и обратно.
Многие мои друзья благодаря таким маршрутам побывали и в древнем Самарканде, и в Киеве, и в Ереване, и в Тбилиси, Риге и Таллине. Мы, Мое Поколение, лег- ко и непринужденно путешествовало по нашей стране – Советскому Союзу, несмотря на, казалось, совершенно неразвитую инфраструктуру гостиничного бизнеса. Некоторые из нас обожали туристические пешеходные маршруты, которые пролегали по горам Кавказа и Алтая, по берегам Байкала и Иссык-Куля. Ведь природа каждой союзной республики Союза была по-своему уникальна и неповторима.
*Гривенник – старинное русское слово, обозначавшее монету в 10 копеек. (Примечание автора).
В то время совершить поездку в любую точку Советского Союза было совершенно безопасно. Ведь тогда не знали, не могли знать термина, появившегося в 90-е годы уже прошлого века: «разгул криминалитета». Межнациональные отношения, в которых всегда в такой многонациональной стране, как наша, были проблемы и противоречия, даже еще не начали приближаться к тому градусу кипения, которого они достигли сейчас.
Ведь еще в студенческие годы я мог на свои скромные средства слетать в 1970 году через Тбилиси со своим другом-одногруппником Владимиром Босиковым на его родину в столицу Южной Осетии Цхинвали. Я не испытывал по отношению к себе, как русскому человеку, какой-либо неприязни или неуважения. Что касается «кавказских понтов», которые, как известно, дороже денег, я, как многие мои русские сверстники, относился к этому с улыбкой и легкой иронией. Ну и что? Это просто особенность национального характера и темперамента.
На весенние и осенние каникулы в Ленинград приезжало огромное количество школьников из кавказских и среднеазиатских республик, которые большими стайками ходили по нашим знаменитым дворцам-музеям и нашему любимому Невскому проспекту. Разве кто-то в те годы мог себе позволить оскорбить этих людей только лишь из-за их внешнего вида, одежды или вероисповедания? Не припоминаю таких случаев…
Может, в завершении главы о проблемах быта наших молодых семей расскажу немного о том, как мы начинали «обрастать» всяким нужными, а, иногда, и ненужными вещами: мебелью, посудой хрусталем. Да, сейчас в это трудно поверить, но чтобы приобрести бытовой холодильник, кухонную мебель, спальный или гостиный гарнитур, ковер нужно было… записываться в очередь в мебельном салоне-магазине и иногда, с определенной периодичностью, «отмечаться» в этой очереди… по ночам. Приобреталась эта мебель зачастую в кредит, но без нее нельзя было представить обустроенного быта семьи.
Кто-то из моих сверстников, наверное, шел и на то, чтобы «дать в лапу» заведующую складом или товароведу десятку или даже 25 рублей, чтобы ускорить появление у себя в квартире столь желанной мебели. Наши жены полюбили покупать хрустальные вазы и хрустальную посуду (рюмки, бокалы, фужеры). Иметь у себя хрусталь в те годы считалось очень модным. Когда цветные телевизоры стали стоить уже не тысячу с лишним рублей, а только шестьсот пятьдесят, у моих сверстников возникло стремление обладать именно цветными телеприемниками.
О видеомагнитофонах в 70-е – 80-е годы приходилось только мечтать, потому что их не производила наша отечественная промышленность. Не говоря уже об автомобилях, которые в те годы были уж точно, не средством передвижения, а роскошью, которую могли себе позволить только единицы. Хотя, поставив перед собой цель, можно было заработать на «Жигули». Ведь смог мой дальний родственник Александр Алексеев за два осенних сезона на сборе клюквы, которую сдавал заготовителям, накопить денег на первую модель «Жигулей».
Но, все-таки, больше, чем хрусталь и фарфор (кстати, в те годы очень недорогой) мы любили приобретать… книги. Собирание своей собственной библиотеки было просто страстью у подавляющего большинства моих ровесников. Хотя книги в СССР, даже при тиражах в сто, двести и даже в триста тысяч экземпляров были дефицитом. Книги также надо было не покупать, а доставать! Многие из моих друзей вступали во Всесоюзное общество книголюбов, на конференциях которых обязательно продавался «книжный дефицит». Ну, а для приобретения подписных изданий надо было отстоять в очереди несколько ночей кряду на Литейном проспекте у магазина «Подписные издания», чтобы стать обладателем сочинений Гете, Чехова, Теккерея или Библиотеки Мировой Литературы для детей. Вспомните, мои дорогие сверстники, братцы-ленинградцы, как мы стояли ночами в очереди за подписными изданиями!
Правда, бывали и парадоксы, когда стоявшие в очереди за «книжным дефицитом» не очень хорошо знали, какие произведения написал тот или иной автор. Мне вспоминается популярный анекдот того времени: «На Литейном проспекте у магазина «Подписные издания» стоит длиннющая очередь. Случайный прохожий спрашивает мужчину, стоящего в очереди:
– За чем стоишь, приятель?
– Да за Конан-Дойлем…
– Слушай, а это лучше кримплена?*
– Не знаю, я его еще не пил!»
Думаю, что теме «вещизма» в жизни представителей Моего Поколения мне еще придется уделить внимание в отдельной главе. А сейчас, завершая тему о быте молодых семей, позвольте мне, уважаемые читатели, привести полностью, без купюр одну из моих самых любимых песен барда Юрия Визбора. На мой взгляд, эта песня очень хорошо отражает и проблемы быта наших молодых семей и того, что было в жизни многих из нас. Может, кто-то из впервые прочитавших ее текст молодых людей ХХI века, захочет услышать песню в авторском исполнении. Услышав, возможно, лучше поймет своих дедушек и бабушек, их взгляды на жизнь, их сомнения, переживания, проблемы…
Ходики
Когда в мой дом любимая вошла,
В нем книжки лишь в углу лежали валом.
Любимая сказала: «Это мало.
Нам нужен дом». Любовь у нас была. И мы пошли со старым рюкзаком, Чтоб совершить покупки коренные. И мы купили ходики стенные,
И чайник мы купили со свистком…
Потом пришли иные рубежи.
Мы обрастали разными вещами,
Которые украсить обещали
*Кримплен – очень модный в 70-е – 80-е годы синтетический материал, из которого шили немну-
щиеся мужские костюмы и женские платья. (Примечание автора).
И без того украшенную жизнь. Снега летели, письмами шурша, Ложились письма на мои палатки, Что дома, слава Богу, все в порядке, Лишь ходики немножечко спешат.
С любимой мы прожили сотню лет, Да, что я говорю – прожили двести. И показалось мне, что в новом месте Горит поярче предвечерний свет.
И говорятся тихие слова, Которые не сказывались, право. Поэтому, не мудрствуя лукаво, Пора спешить туда, где синева.
С тех пор я много берегов сменил.
В своей стране и в отдаленных странах Я вспоминал с навязчивостью странной, Как часто эти ходики чинил.
Под ними чай другой мужчина пьет,
И те часы ни в чем не виноваты,
Они всего единожды женаты,
Но, как хозяин их, спешат вперед.
Ах, лучше нет огня, который не потухнет,
И лучше дома нет, чем собственный твой дом,
Где ходики стучат старательно на кухне,
Где милая моя и чайник со свистком.
Зрелые годы
О, возраст осени! Он мне
Дороже юности и лета.
Сергей Есенин
Экономика. Политика. Идеология. (от Хрущева до Брежнева)
Политика – есть концентрированное выражение экономики.
В.И. Ленин
В этой главе я попытаюсь дать свою оценку Экономике, Политике и Идеологии, в условиях которых росло Мое Поколение на протяжении почти двадцати лет: с 1964 по 1983 годы (от отставки Н. Хрущева до смерти Л. Брежнева). Заранее предупреждаю читателя, что, возможно, у меня не получится целостного и глубоко анализа этих весьма и весьма непростых аспектов жизни нашего советского государства. Но, я надеюсь, что это будет простительно. Хотя, думаю, что именно во взглядах на экономику, политику и идеологию Социализма с отдельными (если не со многими) моими ровесниками у меня могут быть различные взгляды.
Экономика
Напомню читателю, что еще в 1961 году на ХХII съезде КПСС под руководством незабвенного Никиты Сергеевича Хрущева была принята «Программа построения в Советском Союзе Коммунистического общества». Рассчитана она, эта программа, была ни много, ни мало до 1980 года. Тогда же был принят (в первый и последний раз) «Семилетний план развития народного хозяйства СССР» До этого времени планирование в сфере развития народного хозяйства в нашей стране шло по пятилетнему циклу. И, если так можно выразиться, «в моде» было движение ударников труда под лозунгом «Пятилетку в три года!» Не стану утомлять читателей структурой и подробностями «семилетнего плана». Это, как и другие последующие решения о «пятилетках», издавались в виде отдельных брошюр, содержавших как текстовую часть, так и таблицы. В них приводились цифры, которые должны была достичь страна по итогам выполнения плана по различным показателям: выплавка чугуна, стали, сбор зерна, производство станков, оборудования, выпуск товаров народного потребления и т.п.
Небезынтересно отметить, что показатели по добыче нефти и газа тогда, в
1961 году, не играли такую важную роль, как в настоящее время. По крайней мере, эта сфера экономики не была еще столь престижной, как сейчас. Ведь министерство газовой промышленности было создано в СССР только лишь в 1965 году, и первым его министром стал А.К. Кортунов.
В последствии в ЦК КПСС было признано, что семилетние планы «нецелесообразны, в связи с большой погрешностью при долговременном планировании». До конца существования Советского Союза в нашей стране были Пятилетки, которые планировал Госплан (был такой орган управления народным хозяйством), располагавшийся в монументальном здании на углу улицы Горького и проспекта Карла Маркса (ныне Тверская и Охотный Ряд). Догадываетесь, дорогие читатели, какой орган российской власти сейчас работает в этом здании? Да, да! Государственная Дума Российской Федерации. Не могу удержаться, чтобы не рассказать старый политический анекдот, популярный в СССР в 60-е годы, характеризующий отношение к Госплану, как органу планирования, со стороны советского народа.
На Красной площади идет парад советских войск. На трибуне Мавзолея Ленина стоит генеральный секретарь ЦК КПСС Л. Брежнев, рядом с ним председатель Со- вета Министров А. Косыгин, министр обороны А. Гречко, председатель КГБ СССР Ю. Андропов. Одна за другой проходят строевым маршем колоны солдат с автоматами, матросов с карабинами. Неожиданно последней колонной парада проходят какие-то непонятные люди в штатском, в шляпах, держа на плечах вместо винтовок чертежные рейсшины. Они проходят, по-военному четко чеканя шаг, держа равнение на Мавзолей. Брежнев в недоумении обращается к министру обороны Гречко:
– Это твои?
– Нет. Я только военными командую.
Брежнев спрашивает Ю. Андропова:
– Значит, Юра, твои?
– Нет, мои так строем не ходят!
Здесь в разговор вмешивается Председатель Совета Министров А. Косыгин:
– Это мои, Леонид Ильич. Это же Госплан. Их оружие обладает колоссальной разрушительной силой!
Конечно, это анекдот. Но в каждой шутке, есть, как говорится, доля шутки, и доля правды. Госплан, выполняя социальные заказы руководства страны, делал это, несомненно, профессионально, но… Уже к началу 80-х годов стало очевидно, что наше
«социалистическое планирование» дает сбои, становясь все боле формализованным, забюрократизированным и неэффективным. Циркуляры, указания «сверху», постоянное требование отчетов «снизу», «непрерывность планирования», порой, могли, действительно разрушить и развалить то дело, которым занимались истинные профессионалы на местах, как любили говорить производственники «у родной трубы».
Люди, работавшие в Госплане (а это были «тепленькие местечки» для разного рода
«блатных» детей номенклатурщиков), очень часто, или почти всегда, не понимали проблемы, которую они «планировали» решить. Проблема эта, производственная, экономическая решалась не в Москве в Госплане, а где-то «на Амуре, на Иртыше» простыми работягами и инженерами-энтузиастами, ходившими в кирзовых сапогах, робах и накомарниках. А победные реляции в ЦК партии коммунистов писались из Госплана.
Я мог бы привести здесь ни один рассказ, с болью слышанный мной в те годы от разных людей, от рабочих до сотрудников КГБ, как в Госплане «забывали» планировать поставку какой-то важной детали для прокатного стана с одного государственного завода на другой. В результате срывался ввод в строй целого завода! Или же люди, приехавшие осваивать Сибирь, БАМ, оставались на зиму жить в одних палатках, потому что какой-то неведомый (и не установленный потом правоохрани- тельными органами) чиновник перепутал цифру и написал срок поставки, к примеру, не 1965, а в 1966 год. И жилые зимние домики для людей, работавших в Сибири в лютые морозы, приходили… на год позже. Не могу не привести примера, который ярко демонстрирует «логику» работы Госплана того времени, а также к чему эта логика и его решения приводили в период Перестройки.
В Ленинграде на Петроградской стороне долгие годы существует завод «Полиграфмаш», выпускавший для потребностей нашего книгоиздания полиграфические машины, а так же, как и положено было в советское время любому заводу, изготавливавший оборонные изделия. Как знает любой сколь-нибудь начитанный и образованный человек, любая крупная машина, изделие, изготавливается из комплектующих деталей, поставляемых другими предприятиями. Так вот, в те советские годы «планового хозяйства» только Госплан мог решать, какому заводу с каким быть
«смежниками», т.е. поставлять друг другу детали и оборудование. Особое внимание Госплан уделял развитию союзных республик СССР и созданию так называемой
межреспубликанской кооперации.
В 60-е годы, когда встал вопрос для завода «Полиграфмаш» осваивать новые виды оборонной техники, возникла проблема изготовления в промышленных объемах конденсаторов и полупроводников, нужных при комплектации одного из оборонных изделий. Завод, в лице его директора, подготовил в Госплан свои предложения о необходимости строительства нового завода по производству этого вида изделий. Ведь до 60-х годов вся наша электротехника была на лампах, поэтому наши советские телевизоры были самыми крупногабаритными и самыми неподъемными в мире. Руководство «Полиграфмаша» совместно с оборонным отделом Ленинградского Горкома КПСС (был такой отдел в те годы, он курировал оборонную промышленность региона) высказали предложение построить новый завод в Ленинградской или Новгородской области, чтобы минимизировать расходы по доставке комплектующих деталей в Ленинград. К тому же эти области имели хорошую транспортную, инженерную инфраструктуру и достаточное энергообеспечение.
Каково же было удивление всех, имевших отношение к «Полиграфмашу» и его оборонным заказам, когда стало известно решение Госплана о том, где будут строить новый завод. Его решили построить (и построили-таки по планам какой-то по счету пятилетки) в … Нагорном Карабахе Азербайджанской ССР, на той самой тер- ритории, которую уже тогда на могли поделить «дружественные» Армения и Азер- байджан. Мотивация принятого решения была предельно проста и убедительна для непрофессионалов-управленцев или для профессиональных вредителей: в Нагорном Карабахе слабо развита промышленность и есть проблемы с занятостью населения. Построением завода по производству полупроводников и транзисторов «мы усилим промышленный потенциал Азербайджана на … процента, а также, с учетом прироста населения в этой республике, обеспечим рабочие места опережающими темпами … количество жителей Нагорно-Карабахской автономной республики, что составит … процент от общего населения, что позволит существенно увеличить процентное соотношение рабочего класса по отношению к крестьянскому населению автономной республики»…
Нет, это не бред. Точнее, конечно же, это бред! Но, мне кажется, я как будто только что перечитал страницы «Правды» или «Известий», в которых таким же сукон- ным бюрократическим языком писались «реляции» о наших «несомненных победах». Не смогу привести все детали этого проекта, назвать, сколько денег ушло на строительство завода где-то высоко в горах. Сколько средств было потрачено на строительство дорог через «братскую» Армению и сколько бюджетных денег осело в карманах местных чиновников, уже в те годы щеголявших огромными виллами, утопавшими в роскоши. Как умели зарабатывать в советское время на строительстве в Армении, мы узнали после трагедии сметенных зепмлятресением Спитака и Кировакана, а также по количеству армянских олигархов, как в советское, так и в нынешнее время. Не буду также говорить о накладных расходах по доставке комплектующих деталей из Азербайджана в Ленинград.
Чем же все это закончилось? А тем, что, когда в 1986-1987 годах в
Нагорном Карабахе вспыхнул межнациональный конфликт между армянами и азербайджанцами, то завод полностью остановил свою работу и поставку комплектующих деталей в Ленинград. Ну, и, как выяснилось путем переписки и телефонных переговоров по АТС Смольного и АТС Кремля, этот завод в СССР оказался… единственным.* В результате из-за отсутствия детали стоимостью… 48 копеек срывался выпуск изделия стоимостью больше одного миллиона рублей. К тому же без этого изделия невозможно осуществлять процесс управления в нашей советской ар- мии! Не случайно в 1987 году рабочие и инженеры «Ленполиграфмаша» в курилках не стеснялись говорить про «вредителей, засевших в Госплане.
Но, кроме Госплана были еще и министерства, руководившие нашей экономикой, а в министерствах были Главки (Главные управления той или иной отраслью), а на местах в областях существовали Областные комитеты партии, в каждом из которых были промышленные отделы, в которых работали «инструкторы» (так назывались эти партийные должности) по конкретным направлениям промышленности: тяжелой, оборонной, легкой и пищевой. Министерств было немыслимо много. В 70-е годы (расцвет т.н. «брежневского застоя») что-то около 80. Структура министерств в Совете Министров постоянно менялась: министерства выделялись из других министерств, министерства объединялись, создавались новые министерства с появлением новых видов промышленного производства. Такие реорганизации только затрудняли работу, вносили неразбериху, нервировали всех, особенно тех, кто «давал конечный продукт».
Вспомнить только хотя бы попытку Н.С. Хрущева ввести Совнархозы (Советы Народного Хозяйства – их было 105!), а также разделить райкомы КПСС и другие органы власти на сельские и промышленные. Разобраться в такой структуре управления, как говорили в то время простые люди, было «без пол-литры невозможно». Это говорили те самые люди, о которых на демонстрациях дикторы красивыми, хорошо поставленными голосами говорили стихами: «Простые советские люди повсюду творят чудеса!»
Народ ответил на эти хрущевские «перестройки местного значения» как всегда – юмором и иронией. Вот анекдот хрущевского периода создания совнархозов и деле- ния органов управления на «сельские» и «промышленные»:
«В милицию приходит женщина, жалуется на мужа, грозившего убить ее молотком, и просит его арестовать, поскольку она боится за свою жизнь. Милиционер, вы- слушав гражданку, отвечает:
– Простите, ничего не можем сделать. У нас ведь теперь сельскохозяйственное управление. Вот если бы он вас серпом грозился убить, тогда бы мы его арестовали!» Тем не менее, какие бы реформы не проводили в экономике наша партия и правительство, начиная с середины 60-х годов, жить, действительно, «становилось лучше и веселее». После ХХII съезда КПСС стало все больше и больше появляться «товаров народного потребления».
*Конфликт в Нагорно-Карабахской республике оказался первым «перестроечным» конфликтом на межнациональной основе. Вслед за ним произойдет резня армян в Баку и Сумгаите, кровавые столкновения в Ферганской долине и другие волнения на этнической почве. (Примечание автора).
Так в те годы называли обувь, одежду, бытовую электронику, кухонную утварь, посуду и прочие вещи, которыми пользуются люди в повседневной жизни. Не ска- жу, что все эти ТНП (так было принято говорить по принятой в СССР «советской сокращенности»), соответствовали мировым стандартам. Например: в СССР были прекрасные механические часы, недорогие, но очень хорошего качества. Эти часы выпускались на нескольких заводах, производивших также и будильники, и настенные часы. А вот электронные часы в СССР долгое время не производились. Они ста- ли появляться у нас в стране благодаря морякам загранплавания, которые, кто мел- кими, а кто и крупными партиями (естественно контрабандным путем) доставляли их в СССР, приобретая их по дешевке в Гонконге или на Тайване. Ну а спекулянты- фарцовщики уже за бо;льшие деньги продавали их тем, кто любил «понты». Ведь электронными часами могли похвастаться в то время буквально единицы! Никто не мог себе даже в то время представить, предположить, что когда либо в истории России вице-мэр Москвы В. Ресин сможет носить на руке швейцарские часы «Брегет»по цене один миллион долларов!!!
Когда появились первые советские электронные часы, выпущенные на наших заводах, то, естественно, они резко отличались от японских, прежде всего своим большим размером. Ведь как шутили в те годы люди с инженерным образованием (и не только они): «Советские микросхемы – самые крупные в мире». Эта шутка продолжала серию анекдотов в виде идеологических слоганов: «Советский слон – самый крупный в мире. А болгарский слон – лучший друг советского слона».* Но, кажется, я отвлекаюсь, начиная уже говорить о политике и идеологии. А надо бы в начале хоть как-то прояснить ситуацию с экономикой того времени, на которое вы- пала наша юность и молодость.
*Болгария в те годы считалась самой близкой Советскому Союзу страной социалистического лаге-
ря. Ее тогда с улыбкой называли «16-й советской республикой». (Примечание автора).
Рискую быть обвиненным в излишней развлекательности своего повествования, но, все-таки, закончу историю с появлением первых советских электронных часов анекдотом того времени (70-е годы), популярным среди студентов:
«Встречаются двое. Один идет по улице и несет в руках два больших чемодана.
Второй останавливает его и спрашивает:
– Вы не скажете, который час?
Человек с чемоданами ставит свой груз на тротуар, смотрит на красивые крупные часы на левой руке и говорит:
– Московской время 11 часов 30 минут, в Нью-Йорке сейчас …. часов, в Мельбурне…, к Москве приближается антициклон со скорость 150 километров в час, движение льда на Северном плюсе идет в западном направлении со скоростью…, таяние льдов на востоке Гренландии ускорилось»…
Второй собеседник, ошарашенно осматривает часы, и спрашивает:
– Это что за часы такие уникальные? Импортные? Где они произведены?
Обладатель чудо-часов отвечает:
– Да нет, часы наши, отечественные.
– Ну, здорово! Ничего себе! Умеют же наши сделать, когда захотят. Ведь это так удобно!
Первый собеседник, подхватывая чемоданы, говорит:
– Да, очень удобно. Но вот только батарейки слишком тяжелые!
И пошел со своими чемоданами-батарейками дальше».
Мы, русские, наверное, как никакой другой народ, умеем шутить над самими собой. Исключение, может быть, составляет только еврейский юмор. Да и то он практически весь из России и на русском языке. С одной маленькой оговоркой: ни в одном еврейском анекдоте еврей никогда не выглядит дураком или проигравшим. В русском юморе, как и в жизни, всё «таки немного по-другому».
С начала 60-х годов в обиход советских людей стали массово входить телевизоры, пылесосы и холодильники. Причем если пылесосы всегда было легко купить (наши домохозяйки тех лет были консервативны, считая, что уборка мокрой тряпкой качественнее и дешевле), то холодильники очень долго были
«дефицитом». Их покупали «по записи», которая велась при каждом специализированном магазине, причем часто «отмечаться» в очереди на вожделенные холодильные агрегаты приходилось даже по ночам. Людей, «не отметившихся» безжа- лостно из очереди вычеркивали, и уже никто не мог помочь эту очередь восстановить. Кроме… денег, конечно. Ведь первые ростки будущей Большой Корруп- ции в СССР и России зарождались именно в торговой сети по причинам того самого «дефицита».
«Сижу на дефиците» эта фраза человека из сферы торговли дорогого стоила. Один «сидел на холодильниках», другой «сидел на коврах», третий «на мебельных стенках». Эти «стенки», изготовленные из древесно-стружечной плиты и отделан- ные на фасаде шпоном, были исключительно модными с начала 70-х годов. Сколько было случаев, когда старую, добротную антикварную мебель из массива ценных пород дерева выбрасывали на помойку, ставя в своих малогабаритных квартирах эти «шедевры» мебельного искусства. Сколько десятков, сотен тысяч россиян кусают сейчас себе локти, видя в антикварных магазинах, сколько стоят сейчас столы, шкафы и диваны, точь-в-точь такие, какие они выкидывали ради модных стенок… Вот между этими тремя «дефицитами» (холодильник – ковер – мебельная стенка) начали крутиться первые гешефты и неофициальные, по сути, криминальные, бизнес-проекты.
Аналогичная ситуация была и в сфере продовольственной торговли, где в многочисленные так называемые «столы заказов» при магазинах поступал все тот же пресловутый «дефицит»: икра, крабы, деликатесная рыба, импортный растворимый кофе, (стоивший ровно столько же, сколько и советский, но гораздо вкуснее), водка и коньяки в экспортном исполнении «с винтом»), печень трески, кукурузное и оливковое масло, а также другие продукты, которые сейчас легко доступны в любом универсаме. Эти продукты предназначались для продажи в виде так называемых «наборов» на промышленных предприятиях и в институтах через их профсоюзные организации. В те годы было принято хвастаться, какое предприятие своим сотрудикам более «интересный» набор к 1 мая или Новому году.
Попробую составить (по памяти) такой «набор». В красивом полиэтиленовом пакете, которые появились в СССР в начале 70-х годов, были уложены: бутылка «советского шампанского», бутылка водки «с винтом» емкостью 0,5; 0,7 или даже 1 литр (кодовое название «Сабонис»*) – «Столичная», «Московская» «Юбилейная» «Медный всадник», «Старка» или «Зверобой», изготавливавшиеся для продажи за рубежом под брендом «Союзплодимпорт». Могла быть в наборе бутылка коньяка «Арарат» три или пять звездочек (также «Союзплодимпорта»). Это был, поверьте вкусу знатока, замечательный коньяк по вполне доступной цене. В пакете также обязательно была баночка красной (реже – черной) икры; банка консервированных крабов; банка очень популярной и дефицитной в то время печени трески; рыбные консервы в масле: сайра, сардины, шпроты или лосось в собственном соку. Обязательно (в каждом наборе!) должны были быть одна или две банки зеленого горошка (продукта, необходимого для приготовления русского новогоднего национального блюда «салат оливье»), а также пара стеклянных банок майонеза «Провансаль». Кроме этого в «праздничный набор» почти всегда входила коробка конфет
«Ассорти», считавшиеся в те годы почему-то особенно престижными; банка растворимого кофе; пакет чая (грузинского № 37 или индийского «со слоном» на упаковке, редко – краснодарского). Растворимый кофе мог быть двух видов: или произведенный в Ленинграде на Ленинградском пищевом комбинате (высокая цилиндрическая жестяная банка) или индийский в плоской банке коричневого цвета.
Возможно, я что-то упустил. К тому же, несомненно, были и другие варианты наполнения праздничных наборов. Цены этих праздничных наборов были вполне приемлемыми: в пределах от 10 до 20 рублей. Правда, при зарплате в 100-150 рублей в месяц это было ощутимо, но… Новый год, 1 мая, 7 ноября были один раз в году, и такие праздники в те времена нашей юности и молодости было принято отмечать шумно, с радостью и весельем, желательно, конечно, в хорошей компании. Повторю то, что уже писал в этой книге, и это подтвердят все мои ровесники: на праздничных столах в те годы у нас было полное изобилие. Может, потому, что карбонад, шинку, ветчину или буженину можно было купить не каждый день в магазине
«Окей» или «Ашан», а лишь по праздникам, то от этого мясные изделия были гораз-
до вкуснее!
*Из-за своего большого размера такая бутылка носила в народе название «Сабонис» по фамилии литовского баскетболиста сборной СССР Арвидаса Сабониса, высокого (218 см), крепкого человека. (Примечание автора).
Стоит отметить, что благодаря дефициту холодильников, мы всегда ели только свежую еду, практически не употребляя продуктов так называемой «заморозки», что, на мой взгляд, гораздо полезнее для здоровья. Вместо холодильников в неко- торых новых кирпичных домах (их было гораздо меньше, чем блочных) в толщине стены под окном кухни устраивали нишу, из которой на улицу выходили отверстия. Ниша со сторон кухни закрывалась дверными створками, а в самой нише можно было устроить две, максимум три полки. В эти нехитрые «холодильные» приспосо- бления, в основном, ставили консервы в банках. Мясо, дефицитные пельмени, свежую рыбу, которую продавали, как говорится, «с колес», заворачивали в бумагу или только-только появившийся целлофан и вывешивали в сетках-«авоськах» за окно на мороз. В шутку это чисто российское изобретение называлось «холодильник «Се- вер-2». Наверное, потому, что один из первых массовых холодильников назывался
«Север». Сколько было у таких «изобретателей» курьезных случаев, когда пельмени или рыбу воровали и съедали местные коты, пробиравшиеся к «авоськам» по карни- зам. Или же хозяева находили свои продукты исклеванными синицами и воробьями, прилетевшими на «халявное» угощение.
Кроме холодильников «Север» первыми массовыми бытовыми холодильниками небольшого объема были холодильники «Саратов». До начала их массового выпуска огромные по размерам холодильники «ЗиЛ» с блестящей никелированной ручкой были только у представителей партийно-советской элиты и номенклатуры. Уже в середине 70-х годов прошлого века дефицит на холодильники был ликвидирован. Холодильные агрегаты разных заводов-изготовителей в огромном количестве стояли в магазинах, незначительно отличаясь друг от друга ценой, внешним и внутренним дизайном. И можно было выбрать для своей семьи ленинградский «Полюс», саратовский «Саратов», белорусский «Минск», литовский «Снайге» («Снежинка»), бакинский «Чинар» и др. Как понял читатель, не живший в те годы в СССР, знаменитый и всесильный Госплан успел к этому времени запланировать и реализовать строительство большого количества заводов, производивших бытовые холодильники и промышленное холодильное оборудование.
Самым дефицитным и самым вожделенным для советских людей и хрущевского и брежневского периода жизни было приобретение легкового автомобиля. Долгие десятилетия в Советском Союзе это «средство передвижения», говоря словами Остапа Бендера, можно было приобрести только в результате ожидания в длинной очереди, в которую еще надо было попасть на производстве или по месту службы. Не на каждом предприятии, а только на больших, значительных были такие «очереди на машины». Покупка «железного коня» преподносилась руководством предприятия и организации, заботящихся «об удовлетворении растущих потребностей советских людей», как «форма поощрения» своих сотрудников. Кстати, подчеркну, что рабочие и колхозники-крестьяне при приобретении автомашин имели очевидное преимущество.
Не стану анализировать все недостатки российского автопрома, который в течение десятилетий так и не мог удовлетворить потребности всех желающих совет- ских людей в автомобилях. Н.С. Хрущев, видимо, располагая большей, чем я, информацией о потенциальных возможностях автомобильных заводов в начале 60-х годов вообще придумал замечательный пиар ход. Он выступил с предложением не покупать автомашины: это советским людям не нужно, у нас общественный транспорт хорошо развит, в отличие от капитализьма. Генсек Хрущев предложил советским людям брать машины у государства… напрокат! Лично я в те годы видел в нашем поселке такой «прокатный» Москвич», которым где-то около двух лет пользовался один из инженеров нашего завода. К сожалению, я был в те годы еще слишком мал, и поэтому не могу ничего рассказать об условиях этих прокатных договоров (сколько нужно было платить за сам прокат машины, каков был порядок прохождения техосмотра и техобслуживания). Но поскольку я являюсь автолюбителем со ста- жем более двадцати лет (как говорится, с прошлого века), то уверенно могу сказать: эта затея Хрущева была глупой и волюнтаристской, не лучше его идеи с «кукуруризацией всей страны». Ведь любой автомобилист-любитель, тем более профессионал скажет: если машина находится в разных руках по два-три года – это нонсенс. Это самый простой и самый короткий способ «угробить» машину. А кто захочет брать на прокат и ездить на «угробленной» машине, не успевая рассчитываться за ее ремонт?
При появлении в СССР автомобилей «Жигули» первой серии, так называемой
«копейки», количество машин на дорогах стало существенно увеличиваться, хотя и не в пример нынешнему времени. Ведь до появления «Жигулей» произведенных в городе Тольятти на Волге на базе итальянского «Фиата» дороги Страны Советов бороздили из числа легковых автомобилей только «Москвичи», «Волги», старые «По- беды», да маленькие «Запорожцы». Правда, были еще достаточно редкие и дорогие советские машины «ЗиМ» и «ЗиЛ» (аббревиатура «Завод имени Молотова» и «Завод имени Лихачева»). Но это были «директорские» и «министерские» машины. В нашем рабочем поселке я видел такой «ЗиМ» всего один-единственный раз. Правда, я сумел со своими дворовыми друзьями прокатиться на его широченном заднем бампере по улице Ленина, тайком от водителя ухитрившись усесться на эту деталь машины. На наше счастье водитель разглядел нас в зеркало заднего вида при выезде на Ленинградское шоссе и затормозил, пытаясь нас поймать. Куда там! В детстве, научившись играть в пятнашки, мы бегали очень быстро. А могли бы быть из-за нашей шалости и трагические последствия. Ведь «поцеловался» же с самосвалом мой ровесник Игорь Морозов (1952 г. рожд.), когда зимой зацепился за борт грузовой машины специально изготовленным металлическим крюком, желая прокатиться за машиной на коньках по заледенелой улице. Челюсть Игорю потом очень долго лечили, а на лице на всю жизнь остались мужественные мужские шрамы, полученные из-за глупой, непродуманной детской шалости.
Я, возможно, а, точнее, не возможно, а точно, прыгаю с одной темы моих воспоминаний на другую. Но, все-таки, стараясь контролировать себя самого и свой темперамент, я постараюсь рассказать читателям о самых главных «веяниях времени» в экономике советской страны. А что важнее всего для человека простого, обычного, не работающего в Госплане? Конечно же, пища насущная. Ее приходилось добывать ежедневно. Причем по причине отсутствия холодильников, домохозяйкам, а, значит, и нам, сыновьям и дочерям домохозяек, приходилось помогать своим мамам и бабушкам. Здесь мы сталкивались, наверное, как сейчас говорят социологи, с главным символом советского периода: очередями в продовольственные магазины.
Интересно можно было бы хоть приблизительно подсчитать, сколько обычная со-
ветская домохозяйка провела, стоя в очередях за продуктами с 1960 по 1985 годы?
Ну, если взять за основу, что ежедневно ( в среднем) в очередях приходилось проводить по одному часу в день, а это реальная цифра, то получится, что за 25 лет человек проводил в очередях 381 (!) день, то есть больше года своей жизни!!! Если еще прибавить время, которое наши мамы и бабушки потратили на стояние в очередях в военное и послевоенное время, отоваривая продовольственные карточки, а также в 50-е годы, когда снабжение продуктами было еще хуже… Ужас! Кстати, время с 1985 года до распада СССР в 1991 году я не стал брать в расчет по совсем простой причине: при Горбачеве стоять в очередях в магазины стало просто… незачем. В этих магазинах просто не было продуктов. Партийные органы, видимо, по совету из ЦК, рекомендовали заполнять пустующие полки универсамов (по крайней мере, так было в Ленинграде) наборами дюралевых кастрюль. Но их не очень охотно покупали. Кому нужна новая или лишняя кастрюля, если в нее нечего положить для приготовления обеда?
Хорошо помню 1989 и 1990 годы, когда в Ленинграде, да и в других городах, ввели талоны на мыло, мясо, крупу, сахар и алкогольную продукцию. Вот было раздолье спекулянтам и тем людям, кто «сидел на талонах»! «Дефицит» в те годы сам стал в дефиците. Но, надеюсь, об этих годах Перестройки-Катастройки* я еще расскажу на страницах этой книги. А сейчас мне хочется все-таки закончить с темой дефицита товаров при социализме. По невольно складывающейся у меня традиции, примером с юмором. Правда, на этот раз это будет не политический анекдот, а выдержки из знаменитого монолога, сочиненного в начале 70-х годов для актера Аркадия Райкина еще очень молодым и мало кому известным сатириком Михаилом Жванецким. Этот монолог очень хорошо отражает состояние экономики и об- щественных отношений не только в сфере торговли, но и во всем советском обществе. Попробую его привести (по памяти и в сокращении), а потом прокомментировать. В начале монолога автор рассуждает о том, какую роль в жизни нашего советского общества играет «дефицит»:
– Кто на премьере в театре в первом ряду сидит? Завскладом сидит, товаровед из обувного отдела сидит, директор магазина сидит. Мы их уважаем, они – уважаемые люди.
Далее автор пытается показать, как действует схема «бизнес-отношений» того со-
ветского периода, построенная по принципу «ты – мне, я – тебе»:
– Я иду по улице, ты меня встречаешь: «Рад тебя видеть, дорогой, заходи ко мне в гости сегодня вечером».
– Зачем?
– Увидишь. Я через знакомого завскладом такой хороший дефицит достал!
Вкус – специфический.
Аркадий Райкин потрясающе произносил слово специфический, рассказывая весь монолог с характерным кавказским акцентом. Далее в монологе говорится о том, как рассказчик, побывав в гостях у «обладателя дефицита», встречается с ним на следующий день:
– Здравствуй, дорогой, рад тебя видеть, дорогой. Заходи ко мне в гости сегодня вечером.
– Зачем?
– Увидишь. Я через товароведа, через директора магазина, через заднее крыльцо такой дефицит достал. Приходи, дорогой, попробуешь. Вкус – специфический. Ты меня уважаешь. Я тебя уважаю. Мы с тобой – уважаемые люди.
В завершающей части монолога автор, а вместе с ним и лучший сатирик совет-
ского периода Аркадий Райкин рассуждает:
– А что же будет, если дефицита не станет? Это же ужас что будет! Дефицит – это же двигатель прогресса! Раньше все люди худые, поджарые были: бегали, дефицит доставали. А что сейчас будет, если дефицита нет? Люди же все вялые, толстые бу- дут. Я дефицит достал, ты достал. Мы его не любим, он тоже – достал! В обувной отдел захожу: «У вас лакированные туфли на платформе есть?» «Есть». «Белый верх, черный низ есть?» «Есть». «Черный верх, белый низ есть?» «Есть». «Сорок второй размер, самый ходовой, есть? Раньше никогда не было». «Есть».
– Хорошо ли это? Да это противно! Директор магазина идет. Мы с ним не здороваемся. Завскладом идет – мы на него плюем! Товаровед обувного отдела в театре в седьмом ряду сидит, как простой инженер! Хорошо ли это? Нет, не хорошо. Пусть все-все-все будет. Но, пусть хоть чего-нибудь не будет. Пусть останется хоть маленький, но дефицит!
*Катастройка – от слов «катастрофа» и «перестройка». Так очень скоро стали в народе называть внутреннюю политику М.С. Горбачева. (Примечание автора).
В этой небольшом, но абсолютно гениальном монологе содержится квинтэссенция зарождавшегося в недрах социализма будущего российского общества потребления. Того общества, которое мы имеем сейчас. Или, если перефразировать, того общества, которое имеет нас. Ведь первыми «челноками», ростовщиками, банкирами, риэлторами, «приватизаторами» скупщиками промышленных предприя- тий, месторождений полезных ископаемых, а, в конечном счете, нынешними олигархами стали именно эти уважаемые люди, насквозь прожженные этой психологией вещизма, гешефта и золотого тельца («бабок», «бабла», «баксов»). При- чем эти уважаемые люди с глубочайшим презрением относились и относятся не только к простым инженерам, а ко всем лохам, которые такого «бабла», как у них, не имеют. Ведь смог же совершено прилюдно и абсолютно безнаказанно долларовый миллиардер Сергей Полонский заявить не кому-нибудь, а журналистам- журналюгам на пресс-конференции: «У кого нет своего миллиарда долларов, пусть идут в ж…» Он не только не раскаялся и не поплатился за свои слова, но даже, уверен, похрюкивает от удовольствия, когда узнает, что в Интернете по поводу его высказывания блоггеры открывают целые дискуссии. А ведь в среде нормальных людей, которые уважали друг друга не меньше, чем герои Жванецкого, типа олигарха С. Полонского, таких людей, как этот миллиардер, называли «хамьем трамвайным» А что делали в годы нашей молодости с трамвайным хамьем? Их просто из этих трамваев выбрасывали, зачастую «почистив» лицо. Ведь как известно любому урке с зоны, любому «лагерному придурку» или вору в законе (но, видимо, не известно олигарху-миллиардеру С. Полонскому) на силу всегда найдется бо;льшая сила. Вопрос какая, и когда.
Твердо знаю: подавляющее большинство людей Моего Поколения с презрением относилась к теневикам-торгашам, гревшим руки на «дефиците», и точно также относится к подавляющему большинству не умеющих себя вести олигархов. Правда, сейчас мы, рожденные в 1952 году, уже не те. Да и должностей высоких по причине возраста, состоянию здоровья и финансовому положению, как правило, не занимаем. Правда, из любого правила бывают исключения. Ведь наш ровесник, нынешний премьер-министр России В.В. Путин, тоже родился в 1952 году. Смею предположить, что в 2012 году, в год своего собственного шестидесятилетия, он в нашей России будет занимать не последнюю должность… Так что, есть надежда на то, что наши власти «подскажут» олигархам, как себя надо вести в отношении
«простых инженеров».
Политика
Основной лозунг политики советского государства:
все для блага человека.
Из материалов съездов КПСС
Осознаю, что в предыдущей главе своего повествования, посвященной экономике социалистического общества, в котором мне и моим сверстникам посчастливилось жить,* я слишком мало дал информации об экономических достижениях страны в 60-е и 70-е годы. Признаюсь, что слишком увлекся бичеванием «дряни», которая была всегда неприятна мне, как в те годы, так неприемлема и сейчас. Но, чест- ное слово, превращать свой рассказ, свою «попытку аналитического исследования» Моего Поколения и его жизни в демонстрацию таблиц о миллионах тонн выпущенного в стране чугуна и стали, добычи объемов нефти и газа просто не хочется. Да и об основных этапах освоения Западной и Восточной Сибири я, кажется, уже ска- зал. И то, что в 60-е – 70-е годы по решению ХХII съезда КПСС страна должна была построить материально-техническую базу Коммунизма, кажется, объяснил.
Пусть простит меня читатель, что где-то чего-то по уровню анализа и обобщений я «не добрал». Зато я пытаюсь пытаюсь, как «свободный человек в еще не до конца свободной стране»** высказывать и выражать свое мнение, доверяя его бумаге и читателям (если мне удастся издать эту книгу). Итак, продолжу!
*Говорю это без малейшей иронии. Наше детство, юность и молодость были искренними, радост-
ными и счастливыми. (Примечание автора).
** Эта фраза была «придумана» мной в 1993 году во время выступления перед политологами и «со- ветологами» Мэрилендского университета (США). Думаю, что ее содержание актуально до сегодняшнего дня. (Примечание автора).
Политика Коммунистической партии, еще со времен Н.С. Хрущева, осудившего культ личности Сталина и репрессии в отношении советских людей все больше и больше начинала «поворачиваться лицом к человеку». Об этом свидетельствовали и программа развития легкой промышленности в стране, и массовое строительство бесплатного жилья, новых, хорошо оборудованных школ, детских садов, кинотеатров, спортивных комплексов. Во всех строящихся новых жилых кварталах партия, Госплан, областные и городские исполнительные комитеты обязательно планировали так называемую «социальную инфраструктуру». Отмечу, как бывший спортсмен- любитель, что для разнообразных занятий детей и молодежи спортом, начиная с
60-х годов, были созданы очень приличные условия. По крайней мере, это можно говорить о городе, в котором я живу всю свою жизнь – о Ленинграде. Существенное отставание было лишь в вопросах строительства бассейнов (как наиболее дорогих спортивных сооружений). В этом вопросе мы уже сорок лет назад существенно отставали от США и европейских стран. Достаточно сказать, что впервые в своей жизни я попал в «настоящий» бассейн с подогревом воды лишь в 17 (!) лет, уже став студентом Университета. Точно такие же впечатления о первого в жизни посещения бассейна были и у моих одногруппников: моего ровесника Валеры Шахова из Костромы, Мирослава Илькива (1948 г. рожд.) из Ужгорода и Дмитрия Медведева (1945 г. рожд.) из Симферополя.
Можно также отметить (и это факт, а не фикция), что в начале «хрущевской оттепели» массово стали строиться и открываться Дворцы и Дома культуры, клубы, кинотеатры, новые театры в столичных и областных городах, расширялись и обильно финансировались киностудии, увеличивавшие количество снимаемых художественных кинофильмов, в том числе и в союзных республиках. Именно в 60-е годы заявила о себе литовская киношкола: кинофильм «Никто не хотел умирать» (режиссер В. Жалакявичус); на Рижской студии высокопрофессионально работали режиссеры Ян Стрейч и «мастер детектива» Алоиз Бренч. («Театр», «Долгая дорога в дюнах» и др.) На киностудии «Узбекфильм» дебютировал Эльдор Ишмухамедов, покоривший весь Советский Союз свои фильмом «Влюбленные» с молодым Родионом Нахапетовым в главной роли. Все эти достижения в киноискусстве были результатом продуманной, целенаправленной политики партии в сфере культуры и идеологии. В эти годы было снято много хороших, «этапных» кинокартин о Великой Отечественной войне. Думаю, что о них, как и о других явлениях культуры этих лет следует рассказать в других главах.
В начале 70-х годов в жизни нашей страны произошло одно существенное и заметное изменение, о котором нынешние молодые люди (моложе 40 лет) даже не подозревают. Они считают, что так было всегда. Я имею в виду введение «по решению партии и правительства» двух выходных дней: субботы и воскресенья. А ведь долгие годы суббота была рабочим, хотя и укороченным днем. Работали до 14.20.Хорошо помню лирическую песню того времени в исполнении популярного певца и дра-
матического артиста Владимира Трошина:
«Часы пробили ранние, В цехах – веселый шум. Спецовочку рабочую Сменил я на костюм
У каждой работы Имеется срок: Суббота, суббота – Хороший вечерок!»
А утро воскресенья начиналось с замечательной, незаслуженно забытой радиопередачи «С добрым утром». Как нам всем нравились ее позывные в виде песни со словами:
«Воскресенье – день веселья!
Песни слышатся кругом.
С добрым утром, с добрым утром
И с хорошим днем!»
Эту песню замечательно, «душой» пел любимец всей страны актер и певец
Марк Бернес, тот самый одессит Аркадий Дзюбин из кинофильма «Два бойца».
Советский Союз в средствах массовой информации, которые были, наверное, процентов на девяносто партийными, назывался исключительно «самым передовым и прогрессивным государством в мире». Знаете, в этом как-то даже не хотелось сомневаться. Ведь именно СССР поддержал и спас революцию на Кубе от гнусной американской агрессии. Именно Советский Союз последовательно отстаивал в конце 50-х – начале 60-х годов политику деколонизации стран Африки и Азии, оказывая огромную материальную, техническую и финансовую помощь африканским странам, заявившим о планах строительства справедливого социалистического общества. Ох, как мы иногда сетовали на эту братскую помощь! В нашей поселковой бане мужчины, хорошо разбиравшиеся политике, разговаривали с моим отцом: «Слышь, Константин Павлович, как думаешь, если бы мы всем этим конгам да анголам наш хлебушек, да станки не слали, мы уже, может быть, в Союзе уже и Коммунизм бы построили, а?»
Ну, а четкая, последовательная позиция Советского Союза в Организации Объединенных Наций, осуждающая развязанную американскими «ястребами» войну во Вьетнаме? Мы, советские люди, как любили говорить дикторы на телевидении, действительно, «горячо приветствовали и одобряли последовательную линию партии на»... Далее шло нужное по тексту:
– дальнейшее улучшение жизни трудящихся;
– безусловное отстаивание мира во всем мире;
– политику последовательного разоружения и устранения угрозы ядерной войны;
– освоение нефтяных и газовых месторождений Сибири в целях газификации всей страны.
Думаю, примеров достаточно. Партия, ее руководство, «направляющая и организующая роль», проникала во все сферы жизни нашего общества. В этом была сила КПСС и ее «слабое звено» одновременно, потому что уже в 60-е годы излишняя патетика, «лобовая» пропаганда и стремление «пропускать» в средства массовой информации только положительные факты, начала вызывать у людей глухое раздражение.* Приведу, для примера, политический анекдот того времени, рассказанный мне моим однокурсником Дмитрием М., ставшим впоследствии церковнослужителем. Анекдот более злой, чем смешной. Про такие в те годы говорили, что «их сочиняют в кулуарах ЦРУ». Пусть простят меня читатели за очевидную грубость его содержания.
В семье из четырех человек: отец, мать, малолетний сын и бабушка, мальчик, по-
стоянно наблюдая по телевизору новости, спрашивает отца:
– Папа, объясни, а что такое «партия», правительство», «профсоюзы», «народ»?
Отец, озадаченный вопросом сына, пытается ответить:
– Ну, как бы тебе это попроще объяснить? Ну, вот, представь: я в доме главный, значит, я – «партия». Мама в доме ведет все хозяйство, она нас кормит, за нами ухаживает, значит, она – «правительство». А бабушка, она у нас очень мудрая, присматривает за нами, советы дает, она, у нас как бы – «профсоюзы». Ну, а ты, сынок, – «народ». Тебе под нашим руководством и учиться, и жить надо. А мы все для тебя живем и работаем.
Удовлетворенный своим ответом, отец отправляет малыша спать в комнату к бабушке. Ночью мальчик проснулся от сильного желания… сходить в туалет по- большому. Он вылезает из кровати, где крепко спит его бабушка и пытается открыть дверь в туалетную комнату, совмещенную с ванной, но она оказывается запертой. Мальчик заглядывает в ванную через стекло из кухни** и видит, что его отец и мать совокупляются в половом акте. Мальчик бежит назад в свою комнату, видит спящую бабушку и кричит:
– Что за жизнь? Партия …. (синоним популярного сейчас слова «трахает») пра-
вительство, профсоюзы спят, а народ – хоть усрись!!!
Еще одним элементом политической жизни, который начал вызывать к концу 70-х
– началу 80-х годов сильное раздражение были выборы в Верховный Совет и местные органы власти. По традиции, доставшейся нам еще со времен Иосифа Виссарионовича, все выборы проводились на безальтернативной основе: избирателям предлагался лишь… один кандидат на один мандат депутата. И ходили советские люди на такие выборы, как на праздник. Да, впрочем, выборы, действительно, таким
праздником и были. Не случайно, знакомые люди в день выборов, идущие на избирательные участки, встречая друг друга, говорили: «С праздничком!» На избирательных участках звучала музыка, работали буфеты с богатым выбором еды и напитков, продавались книги. Сейчас, думаю, мало кто в день выборов скажет кому-то «с праздничком», хотя выборы мы сейчас проводим на альтернативной основе.
*Думаю, что если наше телевидение и пресс-службы органов государственной власти не изменят свою позицию и продолжат демонстрацию встреч Президента и Премьер-министра с губернаторами и министрами в том же объеме и формате, что и сейчас, то можно ожидать от россиян еще большего раздражения. (Примечание автора).
**В советское время в подавляющем большинстве домов по проекту были предусмотрены такие стекла в туалетах и ванных комнатах. (Примечание автора).
Фактически то, что называлось в советское время «выборами», было профанацией выборов. Причем, как известно и старым и молодым, в то «советское» время к избирательным урнам приходило 99,9% избирателей, в некоторых случаях на одну-две десятые процента меньше. И из этого процента пришедших на выборы избирателей
99,9-99,7% голосовали за «нерушимый блок коммунистов и беспартийных».* И это все было принято называть «советской демократией». Коммунистическая партия, в зависимости от уровня выборов, в райкомах, обкомах и крайкомах или в ЦК КПСС определяла и утверждала список кандидатов в депутаты всех уровней «советов депутатов трудящихся».** Причем планировалось все: количество коммунистов и беспартийных в совете определенного уровня, количество женщин, молодых рабочих, студентов и т.п.
Первые выборы на альтернативной основе, когда избирателям предложили выбирать из нескольких кандидатов, произошли весной 1990 года, когда по инициативе М.С. Горбачева были одновременно проведены выборы как в местные советы, так и в Верховный Совет РСФСР. Хочется вспомнить еще выборы уже в «новой» России
12 декабря 1993 года, когда после роспуска в октябре того же года советов всех уровней, россияне впервые выбирали депутатов Государственной Думы. Тогда многие иностранные наблюдатели были просто ошарашены неожиданным успехом до это- го мало кому известной либерально-демократической партии под руководством будущего «политического клоуна всея Руси» Владимира Вольфовича Жириновского.
Вспоминаю, с каким испугом спрашивали меня финские парламентарии, наслушаются заявлений «Жирика» о возврате всех территорий Российской империи, включая Финляндию:
– Как же вы могли выбрать такого страшного националиста? Он же неуправляе-
мый человек!
Я ответил с юмором, который иногда помогает скрасить горечь познания истины:
– Да ведь мы, россияне, все вышли из советского периода. Мы же не умеем пока правильно выбирать. Вот когда нам давали, например выбирать одного кандидата, например Косыгина, мы и выбирали правильно: Алексея Николаевича Косыгина. А когда нам дали право выбирать из многих, мы сразу «наошибались». Вот и выбрали Жириновского и его якобы либеральную и демократическую партию.
*Избирательный слоган советского времени (Примечание автора).
**Позднее, при М.С. Горбачеве советы будут переименованы в «советы народных депутатов». (Примечание автора).
За четверть века с 1960 по 1985 годы КПСС пыталась несколько раз провести серьезные экономические реформы в стране, а также разного рода экономические и социальные кампании. Одной из таких кампаний была инициатива Н.С. Хрущева по
проведении «химизации сельского хозяйства страны». Идея эта пришла в «светлую голову»* Генсека после его поездки в США. Хрущев был удивлен и поражен объема- ми и уровнем обеспечения американских сельхозугодий химическими удобрениями. И в нашей стране стали строиться новые заводы по производству минеральных и химических удобрений, а также интексесидов для борьбы с насекомыми-вредителями и сорняками. Целью этой кампании было повышение урожайности
*«Светлая голова» – так ласково-иронично называли Н.С. Хрущева за его характерную лысину. (Примечание автора).
сельскохозяйственных культур. Профессионалы своего дела знали, хотя газеты бодро рапортовали об успехах в «битве за урожай» что по количеству зерновых собираемых с одного гектара, СССР очень сильно уступал передовым капиталистическим странам, производившим зерно. О политике химизации сельского хозяйства и «кукуруризации всей страны» был даже сочинен анекдот:
– Что говорил Ленин о социализме?
– Социализм – это советская власть плюс электрификация всей страны.
– А что говорит Хрущев о построении социализма?
– Социализм – это советская власть, плюс электрификация всей страны, плюс хи-
мизация сельского хозяйства, а также кукуруризация всех полей!
Другой кампанией, развернутой Хрущевым примерно в то же время, была кампания под лозунгом «догоним и перегоним Америку по производству молока, мяса и яиц!» Проводилась эта кампания, как и многие другие, типичными для хрущевских времен абсолютно волюнтаристскими методами. Чтобы увеличит поголовье крупного рогатого дойного скота, по указанию ретивого Генсека началось практически принудительное изъятие коров у хозяев, живших в таких рабочих поселках, как наш поселок мачтопропиточного завода. Наша семья усилиями отца, мамы и Няни в течение восьми лет держали «корову-кормилицу», обеспечивавшую всю семью молоком. Раза два-три наша семья, как и многие наши соседи, брали поросят на откорм. Мясо в то время не было дорогим. Но ведь и зарплата наших родителей не была большой! Целый год мои родители сопротивлялись добровольно-принудительной сдаче коровы государству, но, конце концов им пришлось сдаться и продать корову государству.
До сих пор я не могу забыть потрясающего вкуса топленого молока, приготовленного нашей Няней в глиняных кринках в духовке топившейся дровами плиты. И уже скоро пятьдесят лет, как я не пил настоящего парного молока от только что по- доенной мамой коровы…
Советский Союз не догнал, а, тем более, не перегнал Америку по производству сельхозпродуктов. В памяти об этом у большинства моих сверстников остались только, пожалуй, анекдоты по этому поводу. Приведу их в своем рассказе.
Беседуют двое:
– Ты видел, у этого грузовика на боковом борту написано: «Догоним и перего-
ним Америку!»
– А ты не видел, что написано у этого грузовика на заднем борту?
– Нет…
– «Не уверен – не обгоняй!»*
В колхозе идет собрание, посвященное задачам выполнения программы «Догоним и перегоним Америку». Председатель колхоза в своем докладе приводит убедительные аргументы реальности выполнения поставленной партией задачи. Слово для выступления просит старый колхозник, этакий местный «дед Щукарь»:
– Ну, Америку-то мы, конечно, догоним, слов нет! Вот только перегонять, я ду-
маю, ее не надо.
– Это почему же? Ведь, если догоним, то перегнать надо. Обязательно!
– Да нельзя нам будет эту Америку перегонять. Если же мы ее перегоним, то наши заплаты на заднице видны будут!
Серьезные экономические реформы пытался провести в конце 60-х годов, возможно, самый уважаемый из всех членов брежневского Политбюро ЦК КПСС пред- седатель Совета Министров СССР Алексей Николаевич Косыгин, прошедший до партийной работы хорошую управленческую школу крепкого советского хозяйственника.** Алексей Николаевич пытался ввести в деятельность советских промышленных предприятий метод хозяйственного расчета и рентабельности. Он даже пытался реформировать работу Госплана, много сделал для развития советского машиностроения, особенно в производстве тракторов, комбайнов и других машин и механизмов для сельского хозяйства. Но, по разным причинам эти реформы «ушли в песок».
Может, когда-нибудь в ближайшее время честные историки (убежден, что такие есть) проанализируют истинные причины экономического застоя брежневского периода правления и объяснят причины, по которым к середине 80-х годов наша экономика стала «входить в пике». И объяснят, почему последний Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев не повел страну по пути китайских экономических реформ, благодаря которым последняя страна социализма со скоростью кометы врывается на ведущие позиции в мировой экономике.
*Эта надпись в целях безопасности дорожного движения, действительно, часто писалась на задних бортах грузовиков и автобусов. (Примечание автора).
**Ленинградцы очень гордились тем, что А.Н. Косыгин заканчивал в нашем городе институт лег- кой и текстильной промышленности и работал в качестве директора прядильно-ниточного комбината. (Примечание автора)
Не могу не упомянуть о том, что сейчас как-то стали забывать порой, мне кажется, намеренно. Ведь в 70-е годы, после окончания бесславной войны США во Вьетнаме, СССР был инициатором политических предложений по прекращению «холодной войны» с Западом и прекращению гонки ядерных вооружений в целях разрядки международной напряженности. Годы проведения переговоров между Генеральным секретарем ЦК КПСС и Председателем Верховного Совета СССР Л.И. Брежневым и американским президентом Джимми Картером по праву можно считать годами успехов советской дипломатии. Подписание договоров с США по ограничению стратегических вооружений ОСВ-1 и ОСВ-2 нужно считать одной из важнейших побед Советского Союза. А международное подписание в 1974 году в Хельсинки Заключительного Акта «Международного совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе» (СБСЕ), под которым поставили подписи лидеры всех европейских держав, стало по-настоящему триумфом СССР и всей социалистической системы.
Я нисколько не преувеличиваю. Ведь подписанию Заключительного Акта пред- шествовала огромная работа советских дипломатов и… разведчиков. Наша страна нуждалась в снижении бремени гонки вооружений с США, и поэтому, с одной стороны, соглашалась о снижении уровня стратегических вооружений с США, а с другой стороны, протягивала руку Европе, гарантируя ей безопасность, в случае таких же гарантий со стороны европейских государств.
В завершающем документе Совещания по безопасности в Европе удалось до-
стичь соглашения по следующим вопросам:
– признание нерушимости границ в Европе, закрепленных в 1945 году по итогам
Потсдамской международной конференции;
– взаимный отказ от применения силы, мирное урегулирование споров;
– невмешательство во внутренние дела стран-участниц СБСЕ;
– отказ от политической и экономической борьбы между странами Европы и раз- витие экономического сотрудничества между государствами континента с различ- ными социально-экономическими системами;
– уважение прав человека и решение гуманитарных вопросов граждан европейских государств (вопросы облегчения получения виз, содействие добровольной эмиграции граждан европейских стран и др.).
Следует особо отметить важную роль, которую сыграл в этих, действительно, исторических событиях Леонид Ильич Брежнев. Сейчас, когда уже прошло почти тридцать лет после смерти этого лидера страны, мы привыкли чаще и больше посмеиваться над его старческим маразмом и «дефектами речи». А ведь мы забыли, что в начале 70-х годов уже прошлого века он, на самом деле, пользовался огромным авторитетом среди лидеров зарубежных государств. Да, выступал он «по бумажке», отражая не свою личную, а позицию Политбюро ЦК КПСС и всей страны, лидером которой он был. Но Брежнев умел не уронить свое достоинство, не допуская ( в отличие от Хрущева, а впоследствии Ельцина) действий, за которые было бы стыдно гражданам страны, которую он представлял на международных переговорах. Брежнев был обаятельным, интересным собеседником в неформальном общении с президентами и премьер-министрами зарубежных государств.
Реальным результатом этих внешнеполитических успехов Советского Союза стало заключение «контракта века» с западно-германскими компаниями, названного символично: «газ – трубы». По этому многомиллионному контракту немцы поставляли нашей стране стальные трубы для магистральных газопроводов, берущих свое начало во вновь осваиваемых районах Западной Сибири. А взамен, в расчет за столь нужные качественные трубы,* СССР обязывался поставлять в Западную Германию природный газ. И эта коммерческая сделка произвела колоссальный политический эффект. Государство, ставшее энергозависимым от другой страны, с этим государством и ее армией не воюет.
*В те годы наша советская промышленность не производила металлических труб такого диаметра. (Примечание автора).
Интересно, может, найдется среди тех, кто готовил этот «контракт века» кто-либо из представителей Моего Поколения? Может, они расскажут когда-нибудь о том, какие долговременные планы делового сотрудничества в Европе строила наша страна?
Увы… Увы… Увы… В последних числах декабря 1979 года десятилетие успехов в разрядке международной напряженности канули в Лету. Годы «разрядки» во взаимоотношениях с Европой и США заканчивались в те дни, когда советский спецназ штурмовал дворец президента Афганистана Амина, и первые колонны советской армии через перевал Саланг входили в эту восточную республику, еще не зная, что это начало длительной, кровавой и бесперспективной войны, которая будет длиться почти десять лет…
Мне бы очень хотелось иметь хоть какую-нибудь статистику о том, сколько моих сверстников прошло через Афганистан за годы нашего вторжения в эту страну. Или хотя бы узнать, сколько их, рожденных в 1952 году, расстались в Афганистане со своей жизнью. Может, когда-нибудь данные обо всех жертвах Афганистана опубликуют в Интернете. Думаю, что эти люди, искренне верившие в то, что выполняют свой интернациональный долг, заслуживают того, чтобы быть названными поименно с указанием установочных данных, места рождения, возраста, воинского звания, номера войсковой части, места, дня и обстоятельств гибели. Уверен, что погибшие в Афганистане, ВСЕ, независимо от звания, достойны такой книги: «Афганистан. Книга Памяти». Может, у кого-то из молодых, энергичных, после прочтения этих строк, возникнет желание и стремление сделать это…
В самом начале нашей операции в Афганистане (в СССР, поверьте, в те годы даже на бытовом уровне не употреблялось слово «вторжение», его заменили на слово
«ввод»), думаю, что у подавляющего большинства советских людей не было жесткой, негативной реакции. Мы очень привыкли за годы советской власти к так назы- ваемому всеобщему «одобрямсу».* Мы еще не знали , сколько горя принесет в тысячи советских семей этот «афганский излом». И только когда из этой страны, непокорившейся за свою историю ни одному иноземному захватчику, стал массово приходить «груз-200», а в советские госпиталя поступать изувеченные мальчишки- солдаты, начало приходить осознание беды. И на наших телеэкранах на годы в телевизионной программе «Время» появится рубрика «Новости из Афганистана».
Я не стану заниматься анализом причин ввода войск в Афганистан и критикой членов Политбюро, выступавшим за военное вмешательство в жизнь этого государства. «У истории нет сослагательного наклонения», – эта правильная фраза за по- следние годы от частого употребления стала затертой, как старая монета, от этого рано или поздно теряющая свою ценность. Но я не могу не досадовать на то, что военный конфликт в Афганистане, наше вмешательство во внутренние дела этой суверенной страны привели к резкому охлаждению наших отношений с Европой, США и даже странами народной демократии. Удивительно, всего один раз сделав то, что неоднократно сходило с рук США, (Корея, Вьетнам, Гренада), Советский Союз оказался в международной изоляции, что подтвердил бойкот Московской Олимпиады
1980 года, осуществленный по призыву США капиталистическими странами.
К 1980-1982 г.г. мои сверстники, родившиеся в 1952 году, начали достигать пер-
вого порога зрелости. Помните замечательные слова из песни барда Юрия Кукина:
*«Одобрямс» – так иронически, на бытовом уровне произносились слова «одобряю», «одобряем». (Примечание автора).
«Тридцать лет – это время свершений. Тридцать лет – это возраст вершины. Тридцать лет – это время свержений Тех, что раньше умами вершили.
А потом начинаешь спускаться, Каждый шаг основательно взвеся. Пятьдесят – это также, как двадцать. Ну, а семьдесят – также, как десять».
К тридцати годам мои сверстники были уже мужьями и женами, главами семей и хранительницами очага, воспитывали своих отпрысков, стараясь передать им от себя все самое лучшее, искренне желая им лучшей жизни, мечтая о том, чтобы они превзошли нас и порадовали своими достижениями. Мы становились начальниками цехов, мастерами, главными инженерами и технологами. Те, кто служил в армии или в милиции, получали звание «майор»; юристы становились заместителями прокуроров, народными судьями; врачи – заведующими хирургических и терапевтических отделений медицинских клиник; учителя – директорами школ; спортсмены – успеш- ными спортивными тренерами. Среди нас появлялись журналисты, создавшие себе громкое имя, писатели и популярные поэты, издавшие свои первые книги. Это была пора нашей зрелости, о которой очень хорошо сказал Оскар Уайльд: «Зрелость – это одно длинное поприще говорение того, чего не следует говорить. Это – искусство разговора».
В эти 80-е годы мы жили жизнью, наполненной событиями и свершениями, противниками, и дураками, мешавшими нам творить Добро и добиваться результатов в своей любимой (надеюсь, для большинства из нас) работе. И мы жили в тех политических социальных условиях, которые были в нашей стране. И у нас не было другого выбора. Потому что было такое время. А как замечательно сказал известный советский писатель тех лет Юрий Трифонов: «Когда течешь в лаве, жара не замечаешь. И как познать время, когда ты в нем.»
Если взять за основу деление Юрия Кукина, очень искреннего, чистого человека, романтика 60-х годов, оставшегося таким же романтиком и после своих семидесяти лет, то сейчас мы, рожденные в 1952 году, в ближайшие два года снова переживаем переходный возраст «от 14 до 16». А мы знаем, мы помним, что в этот «переходный возраст» человек особенно остро воспринимает любую несправедливость по отношению к себе, болезненно реагирует на неприятные внешние проявления, дает острые, нелицеприятные, но искренние оценки любым событиям и явлениям. Наверное, настало время дать оценку тем восьмидесятым годам, тому времени, когда
«текли в лаве». Пусть каждый из моих сверстников, если ему доведется читать эти строки, вспомнит, каким он был в те годы. Именно, прежде всего, каким он был. А уже во вторую очередь кем он был (где работал и на какой должности). Пусть вспомнит: о чем мечтал, чего хотел в те годы добиться, что его беспокоило, что мешало в жизни; как он воспринимал международные события и реагировал на политику По- литбюро, действия местных чиновников; на все события первой половины 80-х го- дов, когда, говоря словами юмориста, «один Генсек сменить другого спешил, дав ночи полчаса».
Я же, рискуя вызвать раздражение отдельно взятых недоброжелателей, опять буду говорить о предмете, который я знаю лучше всего: то есть о себе. О своем восприятии того времени и политики партии. В 1980 году меня, еще не достигшего даже двадцати восьми лет (!) назначили начальником подразделения Управления КГБ СССР по Ленинградской области, осуществлявшего контрразведывательную деятельность против идеологических диверсий противника, направленных в среду творческой интеллигенции. Это подразделение входило в структуру ставшего теперь знаменитым Пятого Управления КГБ СССР, которое грязными перьями «журналюг»
90-х годов представили как главный репрессивный орган, «подавлявший честных советских диссидентов».
Не стану заниматься описанием и разъяснением профессиональных контрразведывательных задач и функций, которые выполняли сотрудники нашего подразделения. Это тема отдельных мемуаров и требует не суетного изложения. Скажу лишь открыто и однозначно: существование Пятого управления КГБ СССР и его струк- тур в республиках и областях страны было не прихотью Генерального секретаря ЦК КПСС или Председателя КГБ Ю.В. Андропова. Создание специального контрразведывательного органа в КГБ в 1967 году было адекватным ответом на действия зарубежных (в основном – американских) спецслужб по созданию и финансированию идеологических центров, институтов и радиостанций, ставивших перед собой цель подрыва и ослабления социалистического строя в СССР и странах народной демократии, проведения так называемого «разбора по кирпичам» основ советской государственности. И эта часть «холодной войны» Запада против Востока финансировалась не менее щедро, чем гонка вооружений.
С позиции сотрудника спецслужб того времени я мог видеть больше и глубже те неприятные процессы «загнивания» нашего общества, в особенности его верхушки. Мы, чекисты, были, как это принято говорить «вооруженным отрядом партии»,
«солдатами КПСС». И если всем известна крылатая фраза «плох тот солдат, который не мечтал бы стать генералом», то я готов ввести в обиход другую крылатую фразу:
«не бывает солдата, который не обсуждал бы своего командира». И я, и мои сотрудники (а их было в подразделении в разное время до 14 офицеров), не всегда слепо и без раздумий выполняли указания своих руководителей, которые формировали партийные органы. Мы принадлежали уже к тому поколению, которому не только по пастернаковски во всем хотелось «дойти до самой сути», но обязательно надо было осознавать обоснованность и законность своих действий. Не быть просто «винтиком» в государственной машине, способной переехать любого человека, сломать любую структуру. Ведь кроме служебного профессионализма, каждый из нас прошел жесткое сито отбора по личным и деловым качествам: порядочности, добросовестности, умению находить контакты с людьми, думать и анализировать полученную информацию, не бояться принятия смелых решений и уметь нести за них ответственность.
Наш коллектив состоял из молодых сотрудников 1950-1955 годов рождения, сверстников. Был момент, когда при назначении на первую руководящую должность я оказался самым младшим по возрасту, но самым старшим по сроку службы в органах КГБ – пять лет. И хотя мое «врастание» в руководящую должность не было легким, и шишек я себя набил немало, все-таки мы работали под придуманным мной лозунгом «трех «У»: «Убежденность. Увлеченность. Усердие». Только при сочетании всех этих трех «У», говорил я своим сотрудникам-ровесникам, придет четвертое
«У»: «Уверенность». Здесь имелось в виду, как уверенность в работе, так и уверенность в правильности того, что мы делаем. Но, я чувствую, как срабатывает мое первое «У» – «увлеченность». Я увлекся. Сознаюсь. Пусть простят меня читатели, потому что моя служба в органах государственной безопасности – это не тема этой книги. Это отдельная тема. И, может быть, отдельная книга.
Вернусь к первым месяцам ввода советских войск в Афганистан. Именно в эти первые месяцы лично я, как человек, как гражданин своей страны, как сотрудник спецслужбы, впервые почувствовал «шатание» на вершине партийно-советской пирамиды власти. Вторжение в Афганистан стало первым поводом для сбора сотрудниками КГБ и доклада в партийные инстанции «реакции советского населения на»… (далее упоминалось то или иное политическое событие). За давностью времени я не могу однозначно сказать: было ли это указание идеологического отдела ЦК КПСС или же личная инициатива Ю.В. Андропова. Выполнив работу, порученную моему подразделению и, приняв участие в обобщении материалов и подготовке аналитической записки в Обком КПСС, я был неприятно поражен одним обстоятельством. Наша информация, полученная, как говорится, из первых рук, где звучала и боль и тревога, подчас даже непонимание и несогласие с тем, что делалось руководителями в Кремле, оказалась… выхолощенной, отредактиро- ванной и… тем самым измененной до неузнаваемости. В начале этот делали стоя- щие над нами начальники. Точнее даже – референты начальников, эти очень важные «канцелярские руководители». От них всегда зависело: как доложить, как оценить и как представить того или иного человека, тот или иной результат. О, эти
«аппаратные люди», жившие и в те годы, живущие и процветающие и сейчас, они во многом «делали короля», будучи его «ближайшей свитой», пользуясь, подчас всеми королевскими привилегиями. Впрочем, иногда даже большими, чем пользовался сам «король».
Затем уже в Ленинградском Обкоме КПСС находились свои инструкторы, начальники отделов и подотделов, готовившие бумаги для «Первого». А потом и сам Первый секретарь Обкома вычеркивал или убирал из текстов серьезных аналитических документов «острые» моменты которые… могли не понравиться в Москве Генеральному секретарю. Ну, а Москве, в ЦК были «свои «умельцы» из числа «аппаратных людей», по-своему переделывавших и переписывавших партийно- чекистские докладные записки. Такой стиль работы и взаимоотношений между партийным руководством и органами госбезопасности продолжится до конца правления Л.И. Брежнева.
Ситуация выглядела парадоксальной: высшая партийно-советская верхушка да- вала «социальный заказ» спецслужбам, а по факту сама же не хотела знать (или при- знавать) истинное положение дел в стране. Структура советской бюрократии не менялась и «не перетряхивалась» со времен пресловутого Иосифа Виссарионовича и лозунг трибуна социализма Владимира Маяковского «Долой присосавшихся к чи- нам, долой присосавшихся к местам» уже давно не действовал. Тех, кто сидел на
«теплых местах» и таких же, но рангом пониже, «местечках», все устраивало. Они не чувствовали угроз своему положению ни с внешней, ни с внутренней стороны. А раз так, то «ничего менять не надо, все идет правильно». И наверх такие бюрократы посылали бравурные доклады о том. что «советский народ горячо приветствует и одобряет», что «международная обстановка контролируется», и что, в целом, «наши успехи неоспоримы».
Не случайно, совсем не случайно окружение Леонида Ильича Брежнева из стар- ческого Политбюро отговаривало его от добровольной отставки и уходе на пенсию. Ведь было очевидно, что выступление с трибуны конференции в Хельсинки в 1974 году было верхом политических достижений Л. Брежнева. А потом только шло угасание. И человека, и политика, и главы государства. Выскажу, возможно, «несвоевременную» крамольную мысль: развал советского строя начался в начале 80-х годов еще до прихода к власти главного виновника распада СССР Михаила Горбачева. Этот распад советской социалистической системы начался с того момента, когда наша власть, стоявшая над народам, и начинавшая жить все лучше и все богаче, чем сам народ, стала безразличной к тому, что этот народ об этой власти ДУМАЕТ. Причем в большей степени это шло не от Генерального секретаря Л.И. Брежнева, а от его окружения, от тех аппаратных перерожденцев, которые уже давно не верили ни в какие идеалы социализма, а просто «прикидывали», в какие зарубежные командировки в капиталистические страны можно съездить с «дорогим Леонидом Ильичом», какие товары для дома, для дачи можно там будет приобрести для себя и для своих родственников. Какую квартиру в престижном доме можно будет «выбить» для себя или своей любовницы и так далее и тому подобное…
Эти «аппаратные люди ЦК» были, конечно не чета нынешним коррумпирован-
ным чиновникам, «включенным в систему». У тех, советских аппаратчиков еще был страх перед КГБ и Народным контролем,* у них не было счетов в зарубежных банках, дач и вилл в престижном Подмосковье и на Лазурном берегу,** и они еще тщательно скрывали те элементы роскоши, которые украшали их жизнь. Но они были опасны тем, что, будучи поставленными во власть для честного служения Родине, они, по сути оказавшись паразитами на теле государства, думали одно, говорили другое, а делали третье. Интересно, а живет ли кто-нибудь из числа референтов членов Политбюро, их спичрайтеров и прочей «государственной обслуги» скромно и бедно, как живет сейчас подавляющее большинство россиян? И остался ли кто-нибудь из них верен идеалам, провозглашавшимся коммунистической партией? Остался ли кто-либо из этих «аппаратных людей» в коммунистической партии Зюганова? Думаю, что нет.
И я вынужден с горечью признать, что мой первый искренний еще детский порыв мальчика-подростка 13 лет: сделать карьеру в коммунистической партии, чтобы «говорить правду Брежневу о том, как не самом деле живет советский народ», оказался просто утопией… Хотя от остатков своего юношеского романтизма я не могу избавиться до сих пор. Даже наблюдая то, что происходит в нашей стране.
Кто-то, может, не поняв, задаст самому себе вопрос: а чего это он ополчился на референтов, помощников и прочую «мелкую сошку»? Да потому, что я сам, проведя девять лет в ранге «начальника районного масштаба», хорошо осознал, насколько «короля делает свита». Я знал, понимал, но не всегда мне удавалось что-то изменить, когда видел, как мои правильные, нужные району и людям решения, транс- формируются этими самыми «мелкими сошками» подчас даже в совершенно противоположное тому, что было им приказано. А потом, как советовал Петр I, «с ви- дом придурковатым» можно доложить начальнику: «Павел Константинович, (Лео- нид Ильич, Михаил Сергеевич, Дмитрий Анатольевич и т.д.), а мы Ваше указание так поняли. Мы все правильно сделали, как положено по инструкциям и подзаконным актам…»
*Народный контроль – орган, учрежденный ЦК КПСС для проверки деятельности властных струк-
тур. По своим функциям напоминал нынешнюю Счетную Палату. (Примечание автора).
**Вспоминаю недавно услышанную фразу одной петербуржской чиновницы: «В Ниццу совершен-
но стало невозможно ездить! Там стало так много наших…» (Примечание автора).
Ведь не сам же Леонид Ильич Брежнев писал свои «великие» литературные произведения о своей боевой и трудовой биографии, изданные миллионными тиражами: «Малая земля», «Возрождение», «Целина». И не сам он себе вручал за эти «воспоминания литературные премии», не предполагая, как советские люди будут смеяться, рассказывая друг другу анекдоты:
«Брежнев звонит по телефону Юрию Андропову и спрашивает:
– Юра, ты мою книгу «Малая земля» читал? Как она тебе?
– Да, Леонид Ильич, читал. Замечательное произведение.
– А «Возрождение» и «Целина»?
– Тоже читал. Отличные, очень нужные для советских людей книги.
– Ну, вот, Суслов также говорит. Самому тоже, наверное, надо почитать.
– Ты слышал, американские фермеры присвоили Брежневу свою ежегодную пре-
мию «Лучший агроном года».
– За что?
– За самый большой урожай, который он сумел собрать с «Малой земли».
И медали, и ордена на грудь не сам себе Брежнев вешал, и золотые сабли не сам себе вручал. Это все делала свита, хорошо знавшая и хорошо научившаяся использовать в своих интересах слабости стареющего, уже впадающего в маразм Генерального секретаря. И никто. Уверен. НИКТО даже не попытался сказать ему всей правды о состоянии дел в стране, ни о том, как начинает меняться влияние СССР в мире. Даже председатель КГБ СССР Ю.В. Андропов. Будучи членом Политбюро он был вынужден жить по правилам аппаратных и клановых интриг, которые всегда были и, к сожалению, будут там, где появляется большая власть и большие деньги.
Ведь сказать настоящую правду нелегко. Сказать правду начальнику и при этом еще остаться на своем месте – это очень не просто. Не случайно еще на первом году службы в органах государственной безопасности я запомнил слова генерал-майора Сергея Евгеньевича Мануйлова, начальника контрразведки Ленинградского Управления КГБ: «Контрразведка – это искусство говорить правду». На слове «искусство» генерал делал особое ударение.
Состояние дел в стране ухудшалось. Может, не столь заметно, но очевидно. Вспомните, ровесники Моего Поколения, сколько жарких и пылких споров вы вели на наших кухнях? А где еще в отсутствие европейских политических клубов и английских пабов можно было русскому человеку вести свои «толковища»? «Все не так, ребята!» – пел из каждого магнитофона любимец Моего Поколения еще живой Владимир Высоцкий. И мы, еще совсем молодые, хотя уже обремененные семьями, осознавали это с огромной горечью. Потому что от осознания того, что «все не так» начинало приходить чувство безысходности, от которого спастись можно было по-русски только двумя путями: водкой или юмором. Я всегда из двух зол предпочитал выбирать меньшее. Поэтому все больше и больше шутил, в том числе, говоря о серьезном:
– Ты знаешь последний анекдот об американском шпионе, которого заслали на наш секретный оборонный завод, чтобы узнать, готовы ли мы к войне, и когда лучше всего напасть на Советский Союз?
– Нет, не слышал. Расскажи.
– Ну вот. Легализовался этот агент на заводе, изучает производство: ничего понять не может. Везде какая-то неразбериха, бестолковщина. Надо в срок «изделие» военной приемке сдавать, а их лабораторию в колхоз на картошку отправляют. В экспериментальном цехе лучший токарь две недели в запое, а из-за этого сборку «изделия» не произвести. А испытание нового оружия на полигоне проходит успешно. Ну, а шпиона пить после работы «плодово-выгодный» портвейн больше сил нет. Американец не выдерживает, и, когда пьет пиво с водкой у ларька с рабочими, признается:
– Все, ребята! Не могу я больше пить. Сил нет. Я же американский шпион.
Меня послали узнать, готов ли Союз к войне. А у меня ничего не получается. Я
домой, в Америку хочу. Но я же не могу вернуться, не выполнив задания. Братцы-
собутыльники, помогите!
Американцу отвечает один из алкашей, стоящих у ларька.
– Слушай, тебя как зовут? Джек? Ну, Жека, слушай: бардак у нас полный. «Из- делия» наши секретные уже ни хрена не работают. Топливо смежники нормальное поставить не могут. Рабочих квалифицированных нет. Начальники у нас все – козлы, в производстве совсем не рубят, завод наш классный почти развалили…
Шпион:
– Так вы что, русские, к войне не готовы?
Алкаш:
– Да я тебе, Жека, как на духу говорю: ни хрена мы к войне не готовы. Я же гово-
рю: бардак полный…
Шпион:
– Так ты мне скажи, когда Америке можно войну против Союза начинать?
Алкаш:
– Да хоть завтра начинайте. Нам пленные позарез нужны! Работать, понимаешь,
в стране некому.
Ну, думаю, на этой «шутливой ноте» я и закончу повествование о политике и обстановке в советском государстве с 1960 по 1982 год. Пора переходить к не менее серьезной теме – Идеологии.
Идеология – советская
У советских –
собственная гордость:
на буржуев
смотрим свысока…
В.В. Маяковский
О нашей советской идеологии я уже понемногу говорили в главе «Уроки патриотизма» и в других главах своего повествования. Но, как бывший «боец идеологического фронта», не могу не уделить этой теме особого внимания.
Идеология (по определению «Словаря иностранных слов» советского периода издания) – система идей, представлений, понятий, выраженная в различных формах общественного сознания (в политике, морали, науке, искусстве, религии). Идеология, активно воздействует на развитие общества, способствуя ему (прогрессив- ная и.) или препятствуя ему (реакционная и.). Господствующая И. выражает и защищает интересы господствующего класса. Идеологическая борьба является одной из основных форм классовой борьбы.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что идеологией Советского Союза была «марксистко-ленинская идеология». Определяющим для идеологии СССР было то обстоятельство, что исходя из классовой теории марксизма-ленинизма, основным, ведущим классом советского общества был рабочий класс, пролетариат. А «колхозное крестьянство» было основным союзником рабочего класса. «Трудовой интеллигенции» в советском обществе была уготована роль так называемой «прослойки», которая, в основном, была должна воспитывать, обучать и прославлять ра- бочий класс. Думается из-за этого дисбаланса в период организованной М.С. Горбачевым Перестройки и начались первые серьезные трещины в Идеологии социалистического общества. Главным принципом идеологии доперестроечного периода, независимо от смены генеральных секретарей, был приоритет человека труда: рабочего, колхозника, своим трудом укрепляющего советскую страну. Рабочему человеку, человеку труда посвящались и пелись песни на больших праздничных концертах во Дворце Съездов. Песни эти имели красивое название: «Руки рабочих» или «Марш коммунистических бригад», процитированный мной ранее в одной из глав.
Такие песни появились на свет в большом количестве в начале 60-х годов, в основном к ХХII съезду КПСС. Скажу откровенно, они не были очень популярны среди людей. Уж слишком бравурной и патетичной были они по своему звучанию и исполнению. А вот «Песня о встречном»,* рожденная в полные энтузиазма 30-е годы была исключительно любима и нашими родителями, и нами. Может, потому, что создана была талантливыми авторами? Или потому, что не содержала излишней, ложной патетики, которая, на мой взгляд, очень повредила нашей советской идеологии:
«Нас утро встречает прохладой, Нас ветром встречает река. Кудрявая, что ты не рада Веселому пенью гудка?
Не спи, вставай, кудрявая,
В цехах звеня.
Страна встает со славою
На встречу дня!
…………………………………..
Бригада нас встретит работой,
И ты улыбнешься друзьям,
С которыми труд, и забота,
И встречный, и жизнь – пополам.
*Песня из кинофильма «Встречный» (1932год). Музыка Д. Шостаковича, стихи Б. Корнилова
(1907-1938). Поэт был репрессирован в сталинские годы и расстрелян. (Примечание автора).
За Нарвскою заставою
В громах, огнях,
Страна встает со славою
На встречу дня!
И с ней до последнего края
Ты, молодость наша, пройдешь, Покуда не выйдет вторая Навстречу тебе молодежь.
И в жизнь вбежит оравою,
Отцов сменя.
Страна встает со славою
На встречу дня».
Другой песней, которая, по сути, олицетворяла отношение к труду и формировала наши идеологические взгляды, был «Марш энтузиастов»* из кинофильма «Светлый путь» (1940 год). Рискну привести ее полный текст:
*«Марш энтузиастов», музыка И. Дунаевского, стихи Д’ Актиля. (Примечание автора).
«В буднях великих строек,
В веселом грохоте, в огнях и звонах,
Здравствуй, страна героев,
Страна мечтателей, страна ученых!
Ты по степи, ты по лесу,
Ты к тропикам и к полюсу Легла, родимая, необозримая, Несокрушимая моя!
Припев:
Нам нет преград ни в море, ни на суше, Нам не страшны, ни льды, ни облака. Пламя души своей, знамя страны своей Мы пронесем через миры и века.
Нам ли стоять на месте?
В своих дерзаниях всегда мы правы.
Труд наш есть дело чести.
Есть дело доблести и подвиг славы.
К станку ли ты склоняешься,
В скалу ли ты врубаешься – Мечта прекрасная, еще не ясная, Уже зовет тебя вперед.
Припев:
Создан наш мир на славу,
За годы сделаны дела столетий.
Счастье берем по праву.
И жарко любим, и поем, как дети.
И звезды наши алые
Сверкают небывалые
Над всеми странами, над океанами
Осуществленною мечтой.
Припев».
Нужно ли еще как-то комментировать эту песню? По-моему, нет. В ней сконцентрированы основные принципы отношения к труду, благодаря которому мы создаем в нашей стране самое справедливое коммунистическое общество. Ведь Коммунизм был главной составляющей нашей идеологии. Хотя говорить о Коммунизме чаще всего приходилось на партийных собраниях, с трибун съездов партии, были и песни о Коммунизме, сейчас уже совсем-совсем забытые. С большим трудом я нашел в старом-престаром песеннике текст песни, озаглавленной однозначно позитив- но: «Коммунизм шагает по планете»:
«Коммунизм шагает по планете. Всех труднее впереди идущим: Пролагая путь, они в ответе
Перед прошлым, настоящим и грядущим.
Если в буре праздников и буден
Ты готов к дорогам каменистым, Если душу открываешь людям, Вот тогда, товарищ,
Вот тогда, товарищ,
Ты вправе зваться коммунистом.
Вправе зваться коммунистом.
Коммунизм – святая наша вера, Испытанье стройками и боем. Только правдой личного примера
Можно людям доказать, чего мы стоим. Если ты в борьбе за справедливость Яростен спокоен и неистов,
Если жаждешь сделать мир счастливым,
Вот тогда, товарищ,
Вот тогда, товарищ,
Ты вправе называться коммунистом.
Вправе называться коммунистом.
Остается важной нашей болью
То, что видел, может быть, на фото: Страны те, где партия в подполье, Где товарищи молчат на эшафотах. Если ты включил в свои дороги
И несешь бессменно в сердце чистом
Всей Земли надежды и тревоги,
Вот тогда, товарищ,
Вот тогда, товарищ,
Ты вправе называться коммунистом.
Вправе называться коммунистом».*
Коммунист – это образец справедливости, уважительного отношения к людям труда, их заботам и чаяниям. Не случайно во всех райкомах партии всегда дежурили у телефонов «ответственные дежурные», готовые выслушать любую жалобу и обращение граждан, а также быстро реагировать на них, добившись обязательного исправления ситуации. В нашей семье хорошо известна одна бытовая история, связанная с моей тещей – Валентиной Герасимовной Треуховой. В 70-е годы уже прошлого века она проживала со своей дочерью (моей будущей женой) Ольгой в доме
№ 23 по улице Рубинштейна в большой коммунальной квартире. Однажды, в один осенний выходной день, ближе к вечеру, в квартире погас свет. При проверке электрических пробок в распределительном щите выяснилось, что они работают. Значит, произошло какое-то замыкание за пределами квартиры. Попытки дозвониться до жилконторы и вызвать аварийную бригаду не увенчались успехом. Там жильцов по сути дела «посылали», сославшись на более серьезные проблемы.
Тогда Валентина Герасимовна, светя себе зажженной свечой, нашла телефон дежурного по Куйбышевскому райкому КПСС и, набрав номер, сообщила о проблеме жильцов квартиры со светом. В ответ она для себя, члена коммунистической партии, услышала: «А что вы от меня хотите? Чтобы я к вам пришел пробки проверить что ли? Это не моя функция, на эти дела жилконтора есть!» В райкоме, по-видимому, дежурил или начинающий сотрудник или кто-то из так называемых «внештатных инструкторов». Валентина Герасимона не ожидала такой безразличной реакции да еще выраженной с явным раздражением. Не меняя тона своего всегда спокойного голоса, моя будущая теща сказала: «Ну, хорошо, если это не Ваша функция помогать жителям района, то, наверное, в Горкоме партии помогут.» Теща еще даже не успела найти телефон дежурного по Горкому КПСС, чтобы позвонить туда, как во двор их дома въехали целых две (!) аварийных машины, в которых были электрики, сумевшие за считанные минуты восстановить подачу электроэнергии в квартиру. Жильцы коммуналки потом долго обсуждали, что «этот районный инструктор быстро понял, какой ему нагоняй будет, если Герасимовна в Горком пожалуется»…
*Музыка Эдуарда Колмановского, стихи Евгения Долматовского. (Примечание автора).
Во всех обкомах, горкомах и райкомах КПСС были секретари по идеологии и (обязательно) отделы агитации и пропаганды. Аналогичные должности и структуры были и в комсомольских органах, а также пионерской организации. Все эти общественные организации, имевшие силу реальной власти, обладали большим влиянием на умы людей. Проводилось это через партийную печать и специальные издания, а также через широко развитую в стране систему «политических информаций» и тех людей, которые эти политинформации проводили – политинформаторов. Вспомни- те, мои сверстники, в каком классе в нашей жизни впервые появлялись политинформаторы? Трудно вспомнить? А вот мне вспоминается, что меня впервые назначили политинформатором класса где-то в 1966 году, когда мы еще только учились в седьмом классе средней школы. Ведь, начиная с 14 лет, наступал комсомольский воз- раст. К концу седьмого класса почти половина учеников уже была комсомольцами, а вторая еще оставалась пионерами. Именно таким политинформатором-пионером стал я, автор этих строк.
Политинформаторы «делились» на тех, кто готовил информацию по вопросам международной жизни, и на тех, кто информировал об успехах с строительстве социализма в нашей стране. Для политинформаторов выпускались отдельные брошю- ры и специальные издания. Наиболее популярным был «Блокнот агитатора». Его формат и мягкая газетная бумага позволяли использовать его… в туалетах вместо дефицитной туалетной бумаги. Были еще также журналы «Новый мир», «Коммунист», «Молодой коммунист», «Политическое самообразование», а также газеты- дайджесты: «Аргументы и факты» и «За рубежом». Последнее издание было особо популярным как у политинформаторов, так и у всех людей, интересовавшихся экономической, политической и социальной жизнью за границей.
Советские люди были очень политизированы и идеологизированы. Каждый пионер, комсомолец, коммунист и даже беспартийный человек по месту своей работы должен был подписываться на периодическую печать. Миллионы советских граждан в течение десятков лет делали это даже не по принуждению, а по внутренней убежденности, что «так надо». Для наших родителей начало этому было положено в первые довоенные пятилетки, когда по стране было развернуто движение под лозунгом «Даешь политграмоту». Не случайно наши капиталистические враги че- рез свои подрывные центры долгие годы вели и организовывали работу по «деидеологизации советского общества», и – увы – результативно в этом преуспели. Мы, рожденные в 1952 году, и в школьные, и в студенческие годы, а также позднее на местах нашей работы и службы хорошо ориентировались в международной обстановке, знали основные вехи развития истории, могли дать правильные (с фактической точки зрения) трактовки тех или иных политических событий.
Советские люди с гордостью носили звание «самого читающего народа: художественная литература тиражами 300.000 и 200.000 экземпляров расходилась с прилавков магазинов за считанные дни. Хорошие книги надо было «доставать».
Уже в студенческие годы, а также в годы нашей работы и службы развивалась традиция «обменов журналами»: «Слушай. Дай мне почитать роман Жоржи Амаду из «Иностранной литературы», а я тебе за это «Роман– газету» с новой повестью Виктора Астафьева принесу. Хорошо?» На некоторые журналы, а, точнее, произведения, в них напечатанные, люди у себя на работе записывались «в очередь»! И если ты не читал какой-то «новинки» в «Новом мире» или в «Иностранке», то тебе просто не о чем было разговаривать с твоими коллегами.
Нелишне будет напомнить и моим сверстникам, и объяснить молодым, что в те советские годы в печати существовала… цензура. Ее осуществлял «Государственный комитет по охране тайн в печати» (Горлит) и его структурные подразделения на местах. Ни одна книга не могла быть издана, ни одна телепередача не могла выйти в эфир, и ни одна песня не могла быть спета без официальной «литовки» Горлита: после просмотра Горлит ставил на рукописи свой штемпель, означающий разрешение для публикации. Формально, Горлит должна была интересовать лишь государственная тайна межнациональные отношения и нерушимость советской конституции, но, фактически, Горлит вместе с отделами агитации и пропаганды и идеологи- ческими отделами обкомов КПСС, присваивали себе право признавать то или иное произведение «идеологически ущербным» или даже «враждебным советскому государственному и общественному строю».
С одной стороны, в этом были положительные моменты: категорически нельзя было опубликовать любое произведение, оскорбляющее национальные чувства той или иной национальности или пропагандирующее расовую, межнациональную или межконфессиональную вражду. О публикациях или исполнении песен с ненормативной лексикой даже и речи быть не могло! С другой стороны, порой доходило до абсурда, когда цензоры находили ассоциации там, где их вовсе не было, подчас просто «перебдевали».* И тогда уже снятые кинофильмы отправляли «на полку», а рукописи оставались долгие годы неопубликованными, лежа в столах авторов.
*«Перебдеть» – очень популярное слово тех лет, производное от слова «бдительность» и глагола повелительного наклонения, придуманного Козьмой Прутковым: «Бди!» В те годы существовала даже шутка среди партийных руководителей: «Лучше перебдеть, чем недобдеть!» (Примечание автора).
Правда, надо сказать правду, ведь не все наши советские писатели только тем и занимались, что прославляли диктатуру пролетариата, да воспевали достижения развитого социализма. Нет. Было достаточно много отдельных личностей, которые, получив все блага (весьма немалые) от членства в творческом Союзе Писателей, создав себе имя и материальную базу, начинали писать свои произведения, как тогда было принято говорить «с кукишем в кармане», старясь протащить «сквозь рогатки цензуры» свои критические мысли, а, зачастую, издевку над нашим советским образом жизни. Этого наша «советская система» допустить не могла и не прощала. Наши идеологи, стоявшие на самом верху, точнее, наш член брежневского По- литбюро Михаил Андреевич Суслов, как его теперь называют «главный идеолог за- стоя», реагировал быстро и эффективно. Таких писателей, (В. Войнович, В. Ерофеев, А. Солженицын и др.), прежде всего, осуждали свои же собратья по перу в своих коллективных письмах, а затем за дело бралась партийная пресса и агитаторы- политинформаторы, доводившие позицию ЦК в отношении конкретного писателя и его произведения до советских граждан, то есть до читателей. Так было, напри- мер, с осуждением публикации Борисом Пастернаком его романа «Доктор Живаго» за рубежом. Особенно после того, как за этот роман (естественно в пику советской власти) автору присвоили Нобелевскую премию по литературе. Пастернака, как писателя, и как гражданина, осуждали даже в рабочих коллективах. Тогда же родился полуанекдот-полубыль: рабочий, выступая на собрании по поводу издания
«Доктора Живаго» за рубежом, говорит: «Я этого романа не читал, но твердо знаю,
что он антисоветский».
Я прошу не спешить молодых улыбаться над этой фразой простого рабочего. Она, эта фраза совершенно точно соответствует тому времени, в какое мы жили. Наша страна, СССР, первая страна победившего социализма, все годы своего суще- ствования жила во враждебном окружении стран с другим социальным и экономическим строем. Наш пролетариат, наши крестьяне и наша интеллигенция знали, что самим своим фактом существования мы, Советский Союз, показывали западному пролетариату правильный путь борьбы за свои права. Именно за это СССР так ненавидели ведущие западные государства, видя в нашей стране опасного врага, угрожавшего их капиталистическому эксплуататорскому благополучию. Во многом этому способствовал лозунг, провозглашенный коммунистами-большевиками еще после победы Великой Октябрьской социалистической революции. Речь идет о лозунге перерастания нашей революции в Мировую Революцию. Словами «Да здравствует мировая революция!» заканчивали свои выступления многие лидеры ВКП (б). Вспомните также стихи Александра Блока:
«Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем!»
Это привело к длительной многолетней холодной войне между Востоком и Западом, а также гонке вооружений, которая изнуряла нашу страну, не позволяла повышать уровень благосостояния советских людей долгие годы. Не случайно в Заключительном документе Хельсинского совещания 1974 года констатировался взаимный отказ Востока и Запада от силовых методов борьбы, переходу к экономическому сотрудничеству и мирному сосуществованию стран с различным общественно- политическим строем. Борьба между Востоком и Западом должна была переходить в сферу идеологическую, «мирную борьбу», в которой каждая из сторон должна была доказывать преимущества своих идеологических ценностей.
Хотя внутри нашей системы, во многом основанной на избыточно патетичной пропаганде, начинали возникать первые трещины в отношении к труду и системе распределения благ и взаимоотношений между различными слоями населения. Нет, у нас не было и не могло быть противоречий между классами! Противоречия начали возникать между управляющей партийной верхушкой и отдельными слоями населения, которые все очевиднее начинали видеть несоответствие провозглашаемых лозунгов и истинным отношением к этим марксистско-ленинским ценностям их носителей – коммунистов-руководителей.
Я уже говорил о зарождении на Кавказе подпольной буржуазии в виде цеховиков. Ведь многие из них имели связи в партийных и советских органах, даже стремились поставить во главе райкомов КПСС, управлений внутренних дел и районных прокуратур «своих» людей. В то время не случайно появился на свет очень популярный и едкий политический анекдот армянского радио:
«Армянское радио спрашивают:
– Должен ли коммунист платить членские взносы со взяток?
Армянское радио отвечает:
– Честный коммунист обязательно заплатит партийные взносы, как с зарплаты,
так и со взяток!»
В некоторых научно исследовательских институтах во времена Л.И. Брежнева среди представителей технической интеллигенции стала популярной шутка по поводу невысокой зарплаты работников научно-исследовательских институтов: «Они делают вид, что нам платят, а мы делаем им вид, что мы работаем!» И еще один «перл» юмора со скрытым смыслом, относящийся к тому же времени: «Если на работе нечего воровать, то давайте воровать рабочее время!» Эта фраза была, несомненно, при- думана инженерами-интеллигентами в ответ на известный слоган советского времени, который очень любили в шутку произносить рабочие-пролетарии: «Тащи с завода каждый гвоздь. Ты здесь – хозяин, а не гость».
Теперь молодым, надеюсь, стали более понятными жесткие и весьма непопулярные меры, предпринятые в 1983 году новым Генеральным секретарем Ю.В. Андроповым. Мои сверстники и не только они хорошо помнят «летучие» рейды по проверке магазинов, кинотеатров и парикмахерских, в которых тысячами задерживали людей, которые в это время должны были быть на своих рабочих местах. Вместо того, чтобы работать, эти люди в рабочее время решали свои личные бытовые проблемы, ничуть не смущаясь того, что по месту их работы за время их неуважительного от- сутствия им начисляется заработная плата. Эти мероприятия были названы «мерами по укреплению трудовой дисциплины». Ну, что, мои многоуважаемые ровесники, может, кому-то из вас пришлось оказаться в том далеком 1983 году «жертвой политического режима». Ведь обо всех задержанных правоохранительные органы сообщали по месту работы «для принятия мер общественного воздействия».
Что это за меры и как они реализовывались лучше всего можно представить по сценам из знаменитой кинокомедии Георгий Данелия «Афоня». Помните, в ЖЭКе проводится собрание дворников, электриков, плотников и сантехников чтобы «разобрать» сообщение из милиции, пришедшее на Афанасия Борщева (артист Леонид Куравлев). Все присутствующие спешат разойтись, не желая вникать в суть проблемы: «Объявить Афоне выговор, да и дело с концом. Домой пора: сегодня вечером девятую серию показывают!» Честный Афоня сообщает, что выговор у него уже есть, у него «строгого с предупреждением нету». И ведущий собрание начальник ЖЭКа предлагает вынести Афанасию Борщову «строгий выговор с предупре-
ждением».
В соответствии с советской идеологией начала 60-х годов, предлагавшейся «неистовым реформатором» Н.С. Хрущевым, роль общественности в делах государства должна была по мере приближения к Коммунизму только возрастать. Партийные идеологи даже заявляли в то время, правда, не очень четко, размыто, что при Коммунизме государство, как аппарат управления экономикой и политикой, постепен- но вообще сойдет на нет, передав все свои функции общественности. Под этой общественностью, как понимали мы, уже взрослые в то время люди, подразумевалась главная общественная организация Советского Союза – Коммунистическая партия СССР.
К чему привели такие эксперименты – известно. Вспоминаю, как в начале 60-х годов на улицах нашего поселка и в Ленинграде вместе с милиционерами в форме стали появляться молодые люди в штатском с красными нарукавными повязками с надписью ДНД. Эта аббревиатура расшифровывалась как «Добровольная Народная Дружина». Правда, очень скоро наши российские остроумцы по-другому расшифровали эти три буквы: «Дуракам Нечего Делать». Вместе с многочисленными народными дружинниками при заводах и фабриках стали также учреждаться и формироваться так называемые «комсомольские оперативные отряды» или «комсомольские патрули», которые помогали милиционерам поддерживать порядок на танцах, стадионах и в других местах массового отдыха трудящихся. Правда, народные дружины очень скоро, уже при Брежневе превратились в занудную «обязаловку» и в них стали «добровольно записываться» только ради двух дополнительных дней к отпуску, полагавшихся дружиннику по «Закону о ДНД».
Что касается некоторых комсомольских оперативных отрядов, то многие из них закончили свое существование драматично и скандально. В своем молодежном рвении некоторые руководители этих отрядов доходили до незаконных задержаний, из- биений задержанных самодельными резиновыми дубинками, изъятий (хищений) личного имущества задерживаемых за «хулиганство». Такая рьяная «помощь в охране общественного порядка» нередко заканчивалась возбуждением уголовных дел против руководителей и членов таких оперотрядов. Уже в 1970 году молодой доцент кафедры уголовного права Орехов Владимир Васильевич рассказывал нам, студентам юрфака, о грубых нарушениях социалистической законности в деятельности Гатчинского оперотряда (Ленинградская область), называя эту хрущевскую инициативу «периодом придания гипертрофированной роли общественности в обеспечении правопорядка в стране».
Думаю, что многие мои ровесники, с кем мне довелось учиться на юридическом факультете Ленинградского университета, хорошо помнят историю, рассказывающую ся изустно о том, как пытались применить «меры общественного воздействия» к профессору И.Б. Зильберману, разбирая его роман со студенткой на партбюро. Исаак Борисович великолепно читавший лекции по «Истории политических учений», в начале 70-х годов был уже, мягко говоря, пожилым человеком за 70 лет. Он был медлительным, грузным, абсолютно лысым человеком, смеявшимся точь-в-точь как герой Жана Марэ Фантомас. О нем в годы нашей учебы ходили легенды, будто бы молодые студентки, «заваливающие» экзамен, и пытавшиеся прибегнуть к кокетству или заигрыванию, получали от профессора вместе с поставленной в «зачетке» двойкой ответ: «Мадам, времена не те, да и Зильберман не тот…» А в годы своей молодости Исаак Борисович имел славу Дон Жуана, которая никоим образом его не оскорбляла, скорее, наоборот, поднимала в глазах и студентов, и преподавателей. Инициаторами его вызова на партбюро были, естественно более мелкие, завистливые, «жалкие, ничтожные личности».* Получилось так, что на этом партбюро остроумный, Зильберман своим поведение сумел снять всю патетику «мер общественного воздействия».
Как пересказывали друг другу студенты (явно получившие информацию от преподавателей), Исаак Борисович, будучи прекрасным оратором, обладавшим бархатным, хорошо поставленным голосом, в самом начале своего выступления сказал:
«Да, у меня был роман со студенткой. Но пусть в меня первым бросит камень тот, у кого не было романов со студентками. Но, если Партия считает, что я не прав, я соглашусь с Партией. И если Партия прикажет мне бросить женщину, я ее брошу!»
Да… Лучшим средством против излишней советской патетики, которая, признаюсь честно, иногда «доставала», была ирония. Но ирония должна была быть умной веселой и не злобной. Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь в здравом уме и физическом здоровье мог бы позволить себе иронизировать по поводу героизма солдат в Великую Отечественную войну, или наблюдая на киноэкране смерть героя фильма «Коммунист». Такой человек в годы нашей юности и молодости, однозначно не смог бы быть здоровым физически, потому что его действия воспринимались бы как кощунство. Лицо такому «юмористу» очень быстро «припудрили» бы.
Мы как-то на генетическом уровне научились отличать ложный пафос партаппаратчиков и чиновников от искреннего пафоса, идущего от беззаветной любви к Родине и служению людям. Лучше всего это можно прокомментировать на примере неимоверно популярной песни 60-х годов «Огромное небо»,** исполнившейся молодой Эдитой Пьехой и ансамблем «Дружба». Поводом для стихов стали реальные события:
«Об этом, товарищ, Не вспомнить нельзя… В одной эскадрилье Служили друзья,
И было на службе И в сердце у них Огромное небо – Одно на двоих.
*Надеюсь, читатели узнали фразу Михаила Самюэлевича Паниковского, одного из героев знамени-
той книги «Золотой теленок» И. Ильфа и Е. Петрова. (Примечание автора).
**«Огромное небо» – музыка Оскара Фельцмана, стихи Роберта Рождественского. Песню также исполнял Марк Бернес. (Примечание автора).
Летали, дружили, В небесной дали, Рукою до звезд Дотянуться могли. Беда подступила,
Как слезы к глазам, – Однажды в полете Мотор отказал.
И надо бы прыгать –
Не вышел полёт, – Но рухнет на город Пустой самолет. Пройдет, не оставив Живого следа,
И тысячи жизней
Прервутся тогда.
Мелькают кварталы,
И прыгать нельзя…
– Дотянем до леса, – Решили друзья, – Подальше от города Смерть унесем, Пускай мы погибнем, Но город спасем.
Стрела самолета
Рванулась с небес,
И грохнул от взрыва
Березовый лес… Не скоро поляны Травой зарастут… А город подумал – Ученья идут…
В могиле лежат Посреди тишины Отличные парни Отличной страны, Светло и торжественно Смотрит на них
Огромное небо –
Одно на двоих»
Да, эта песня очень патетична. Ее даже можно упрекнуть в излишней заданно- сти. Но, я считаю, это лучше полной безыдейности нынешних эстрадных песен- однодневок. Ведь песня «Огромное небо» готовила Мое Поколение к подвигу. К подвигу во имя людей и для людей. Точно так же, как знаменитая довоенная песня
«Если завтра война, если завтра в поход…» готовила поколение наших родителей к самоотверженной и беззаветной службе по защите Отечества…
Наш Советский Патриотизм, которым насквозь было пропитано Мое Поколение, был очень важной составляющей нашей советской идеологии. Мы воспитывались и взращивались патриотами с самого раннего возраста, буквально с детского сада, когда нам впервые читали вслух былины об Илье Муромце, Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче, легендарных русских богатырях, ставших «за землю русскую». В детских садах и в начальной школе на 7 ноября (годовщину Октябрьской революции) у нас проводились так называемые «детские утренники», на которых мы «по ролям» читали хорошие стихи революционных поэтов. Уверен, что каждый из моих ровесников готов будет сейчас же, «сходу» прочитать наизусть знаменитое стихотворение «пролетарского поэта» Владимира Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо»:
«Крошка сын к отцу пришел и спросила кроха:
– Что такое
и что такое
У меня
хорошо плохо?
секретов нет – слушайте, детишки, – папы этого
помещаю
ответ
в книжке.
………………………..
Если ты
порвал подряд книжицу
и мячик, октябрята говорят: плоховатый мальчик. Если мальчик
любит труд,
тычет
в книжку пальчик,
про такого
пишут тут:
он
хороший мальчик…
……………………………
Этот
в грязь полез
что грязна рубаха.
Про такого говорят:
он плохой,
неряха.
и рад,
Этот моет
Он
чистит валенки,
сам
галоши.
хотя и маленький,
но вполне хороший.
Помни
Знай
это
каждый сын.
любой ребенок:
вырастет
из сына свин,
если сын –
свиненок.
Мальчик
радостный пошел,
и решила кроха:
«Буду
делать
хорошо
и не буду –
плохо».
Ну, а дальше мы читали, нет, точнее сказать нам читали наши родители дру- гие стихи В.В. Маяковского: «Конь-огонь» «Что ни страница – то слон, то львица», и, конечно же, «Кем быть?» А уже в школьные годы мы взахлеб декламировали на уроках литературы «Стихи о советском паспорте»:
«Я волком бы
К мандатам
выгрыз
бюрократизм.
К любым
почтения нету.
чертям с матерями катись
любая бумажка,
но эту…
…………………………………
Я
достаю
из широких штанин дубликатом
бесценного груза.
Читайте,
завидуйте, я – гражданин
Советского Союза».
Мы с огромной гордостью за нашу страну слушали и пели песню «Широка страна моя родная»* на стихи поэта Владимира Лебедева-Кумача и замечательную патетичную музыку Исаака Дунаевского:
«Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек!
Я другой такой страны не знаю, Где так вольно дышит человек. От Москвы до самых до окраин, С южных гор до северных морей Человек проходит, как хозяин, Необъятной Родины своей.
…………………………………
*Песня впервые прозвучала в кинофильме «Цирк» (1936 год), режиссер Г. Александров. (Приме-
чание автора).
Наши нивы взглядом не обшаришь,
Не упомнишь наших городов Наше слово гордое «товарищ» Нам дороже всех красивых слов.
…………………………………….
Над страной весенний ветер веет,
С каждым днем все радостнее жить,
И никто на свете не умеет Лучше нас смеяться и любить! Но сурово брови мы насупим, Если враг захочет нас сломать. Как невесту, Родину мы любим, Бережем, как ласковую мать!»е
Мы обожали музыку Георгия Свиридова из кинофильма Михаила Швейцера «Время, вперед!» (1965 год), посвященного энтузиазму первых пятилеток 30-х годов. Эта музыка мобилизовывала и вдохновляла, вызывая гордость за достижения наших отцов. Под звуки этой музыки нам показывали по телевизору космические корабли в момент взлета, перекрытие Ангары и Енисея, пуски конвейеров наших новых заводов… Сейчас мы ее слушаем, зачастую не задумываясь о ее первоначальном смысле и содержании, перед ежедневным просмотром на «первом канале» про граммы «Время». И, знаете, уже не так бьется сердце при звуках этой увертюры. Интересно, почему? То ли это очевидные признаки старости, то ли влияет смена идеологии. Или то и другое?..
Я обратил внимание на интересную закономерность: чем менее сытой была жизнь в нашей стране, тем большую роль в ней играла идеология и наш Советский Патриотизм. Этот патриотизм не был для нас «последним прибежищем негодяя», как писал незабвенный Марк Твен об американском патриотизме. Ведь американский патриот является, прежде всего, патриотом своего личного банковского счета, а мы были (и долгие годы оставались) патриотами страны строителей и воинов, способных построить и готовых защитить свою Родину чуть ли не голыми руками.
Завидуйте нам, завидуйте!
До самых седых волос. Вы никогда не увидите Того, что нам довелось!
Завидуйте яростным, полуголодным, Счастливейшим временам. Завидуйте нашим орущим глоткам,
В которых «Интернационал!»
Мы жили – ветер свистел в ушах,
Земля светилась в восторге.
Мы жили, мы сделали первый шаг:
Завидуйте нам, потомки!!!
О, как проникновенно, с каким восторгом и пафосом читала эти стихи сейчас уже забытого автора в 1969 году студентка первого курса юридического факультета Людмила Орлова! Десятки моих друзей, университетских однокурсников слушали эти стихи, полностью принимая их патетику, искренне веря в то, что благодаря энтузиазму и самоотверженности поколения наших отцов и дедов было построено наше социалистическое общество, самое справедливое, самое лучшее в мире, где жизнь была, говоря словами писателя-фронтовика Аркадия Гайдара, «почти совсем-совсем хорошая».
Патетика первых пятилеток, патетика победы в Великой Отечественной войне звучала внутри нас, но не каждый мог, а тем более стремился выносить ее на показ, на публику. Читая рассказы блестящего писателя Андрея Платонова, мы понимали, что мы, русские, – «одухотворенные люди», но зачастую стеснялись сами себе признаться в этом, смущаясь излишнего пафоса. Тогда на помощь приходила ирония. Ирония над самим собой. Не дай Бог кому-то другому поиронизировать над нами, русскими, советскими людьми! За это последовала бы немедленная расплата. А вот нам, русским, над самими собой – да за милую душу! Позволю себе привести ироничную и очень остроумную песню Юрия Визбора, которая очень правильно отражает наши идеологические взгляды того советского времени:
«Сидел я, братцы, как-то с африканцем,
А он, представьте, мне и говорит:
«В российских реках холодно купаться,
Потому здесь неприглядный вид».
Припев: Зато, говорю, мы делаем ракеты,
И перекрыли Енисей.
А также в области балета
Мы впереди, говорю, планеты всей.
Мы впереди планеты всей!
Потом мы с ним «ударили по триста»,
А он, представьте, мне и говорит:
В российских селах не танцуют твиста,
Поэтому здесь неприглядный вид.
Припев:
Потом залили это все шампанским,
А он мне говорит: «Ты кто таков?
Вот я, – говорит, – наследник африканский».
«А я, – говорю, – технолог Петухов.
Припев: Вот я, – говорю, – и делаю ракеты,
Перекрываю Енисей.
А также в области балета
Я впереди, говорю, планеты всей.
Я впереди планеты всей!»
Проникся он ко мне, говорит, лучшим чувством:
«Открой, – говорит, – главный ваш секрет!»
«Пожалуйста, – говорю, – реальное искусство
В наш век сильнее ста ракет.
Но, все ж, – говорю, – мы делаем ракеты,
И перекрыли Енисей.
А также в области балета Мы впереди планеты всей, Мы впереди планеты всей!!!»
Другой составляющей нашей Идеологии кроме здорового Советского Патриотизма) был Интернационализм, понятие, противоположное национализму. И, к сожале- нию, весьма и весьма забытое в нашей современной России, по-прежнему остающейся многонацинальным и многоконфессиональным государством. Мы очень переживали за главную героиню кинофильма «Цирк» американку Мэри (артистка Любовь Орлова) и ее обаятельного чернокожего сынишку, твердо зная, что «нет для нас ни черных, ни цветных». Теплом и добротой веяло от русского матроса Лучкина (артист Борис Андреев), усыновившего в далекой Африке бездомного сироту- негритенка, назвав его по-русски «Максимкой».* Герои кинокартины «Герои Шипки» проливали кровь и отдавали свои жизни за свободу братского болгарского народа. На примере художественных фильмов («Майские звезды» режиссера Ст. Ростоцкого, «Первый день мира» В. Алова и В. Наумова), а также уроков истории, мы гордились тем вкладом, который внес Советский Союз в дело освобождения от фашизма народов Болгарии, Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии, Австрии, потеряв в боях за освобождение этих стран сотни тысяч советских солдат и офицеров… В 60-е годы мы, советские люди, поддерживали страны Азии и Африки, массово освобождавшиеся от колониального гнета капиталистических стран. СССР оказывал этим странам большую экономическую и финансовую помощь. Мы возмущались и протестовали в связи с убийством лидера революционного Конго Патриса Лумумбы, справедливо обвиняя в этом импереалистов-колонизаторов. Правда, с го- дами советские люди, в том числе и представители Моего Поколения, начинали пе- реосмысливать необходимость и размеры этой «братской помощи». Мы научились осознавать и неблагодарность лидеров отдельных африканских государств, а также понимать, что этот интернационализм начинает слишком дорого обходиться Совет- скому Союзу и его народу.* В это время появился достаточно злой анекдот, свиде- тельствующий и о размывании нашего интернационализма и о крепнущем маразме нашего партийного лидера Л.И. Брежнева:
*Художественный фильм Киевской киностудии «Максимка» (1952 год), режиссеры В. Браун, В.
Бричуни. (Примечание автора).
«Брежневу, ставшему трижды Героем Советского Союза, изготовили бюст для установки на его родине в Днепродзержинске. Скульптуру демонстрируют Леониду Ильичу.
Брежнев:
– Да… А почему у меня такая большая правая грудь?
Референт:
– Леонид Ильич, этой грудью Вы кормите народы Азии.
Брежнев:
– А… Понятно. А почему у меня такая большая левая грудь?
Референт:
– А этой грудью, Леонид Ильич, Вы кормите народы Африки.
Брежнев:
– А чем же я кормлю свой собственный народ?
Референт, растерянно:
– Леонид Ильич, но Вы же просили сделать только бюст…»
Мы шутили, иронизировали, но когда партия говорила «надо», мои сверстники говорили «есть» и отправлялись исполнять свой интернациональный долг в далекую Анголу, Гвинею, Эфиопию, Мозамбик, рискуя своим здоровьем и жизнями, поддерживая тех, кто с оружием в руках боролся за свою свободу. Ведь мы не на минуту не сомневались, что коммунисты поддерживают только справедливые войны, войны национально-освободительные. А вот США развязало свою агрессию во Вьетнаме сугубо со своих «неоколониалистских позиций». И наши политинформаторы убедительно доказывали нам, что империализм ради сохранения капиталов и приумножения прибыли, готов идти на любые преступления, в том числе и на развязывание несправедливых войн.
*Советские люди уже в конце 60-х – начале 70-х годов все больше и все чаще высказывали вслух мнение: сколько товаров можно было бы произвести, и сколько жилья можно было бы построить, «если СССР перестанет кормить Азию и Африку». (Примечание автора).
В студенческие годы многие мои ровесники работали в так называемых интернациональных студенческих строительных отрядах, где рядом с нами, в одних бригадах трудились студенты из «стран народной демократии»: болгары венгры, чехи, словаки, поляки и немцы из Германской Демократической Республики. Это были
«наши» немцы, очень жесткие в своей идеологии неприятия капитализма и наследия
«гитлеровского фашизма».* Какую замечательную песню пели участники многоты-
сячных митингов так называемых «Поездов дружбы» между ГДР и СССР:
«Нас ведут одни пути-дороги,
Так народы наши говорят.
Клич летит от Одера до Волги:
«Дай мне руку, друг мой, камерад!»
Дружба! Фройндшафт! Дружба! Фройндшафт! Единство помыслов и чувств И нерушимость братских уз.
Навеки: Дружба! Фройндшафт!
Дружба! Фройндшафт!
Всегда мы вместе, всегда мы вместе –
ГДР и Советский Союз!!!»
В те годы, когда ГДР была для нас образцовой социалистической страной, заботящейся о молодежи и стариках, достигающей больших успехов в спорте, облада- ющей крепкой армией, полностью признающей главенствующую роль СССР в нашем военном блоке стран Варшавского договора.** Думали ли мы, что наши друзья, восточные немцы будут в одночасье «сданы» Михаилом Сергеевичем Горбачевым, стремившимся в конце 90-х годов любыми правдами и неправдами войти в мировую элиту политических лидеров. К сожалению, цена за его личное благополучие и благосостояние его семьи была заплачена совершенно неадекватная: с политической карты мира сошли два государства, обладавшие к 90-м годам прошлого века едва ли не самыми сильными разведками в мире.***
Разве могли представить себе сотни тысяч православных христиан, что наша
страна, Россия, в лице ее первого Президента Б.Н. Ельцина «отдаст на съедение» НАТО и американцам Сербию, а вместе с ней Югославию, нашу союзницу во Второй мировой войне, населенную братским православным сербским народом? Вспоминаю, как в дни бомбардировки Белграда натовскими бомбами, я произносил на концерте-митинге «Мы с тобой, Югославия!» стихи поэта-фронтовика Константина Симонова:
*В ГДР никогда не упоминался термин «немецкий фашизм». Фашизм ассоциировался с Гитлером и его приспешниками, от которых, в первую очередь, пострадал немецкий народ. (Примечание автора).
**Военный блок стран Варшавского договора был создан СССР и другими странами социалисти- ческой ориентации в 1955 году в альтернативу созданному в западной Европе военному блоку НАТО. (Примечание автора).
***Я имею в виду, прежде всего, разведку ГДР «штази», добывавшую для своей страны и для СССР
бесценную информацию. Судьба подавляющего большинства этих «бойцов невидимого фронта» очень и очень печальна. (Примечание автора).
«Чужого горя не бывает.
Кто это подтвердить боится, –
Наверно, или убивает,
Или готовится в убийцы...»
К 90-м годам ХХ века наша идеология дала множество трещин, проявившихся так, как они появляются на крепком граните, который в начале разогревают докрасна огнем, а потом, разогретый, поливают холодной водой. В те годы и страну, и нас, ее граждан, бросало из огня да в полымя, то в жар, то в холод. Мне еще придется рассказать об этом времени в соответствующей главе этой книги.
Нелирическое отступление на тему блата,
кумовства и вещизма при социализме
Идея этого «нелирического отступления» пришла мне в голову сразу же после того, как я упомянул нашего премьер-министра, в прошлом (а, скорее всего, и в будущем) Президента России. Ведь сорок с лишним лет назад тогда еще очень молодого восемнадцатилетнего первокурсника юридического факультета Ленинградского университета Вову Путина очень интересовала тема «блата» и «кумовства» того, советского времени. После двух лет обучения на юрфаке, я лично знал, кто в моей группе, какую «мохнатую лапу»* имеет, и как эта «лапа» помогла ему при поступлении на престижнейший юридический факультет единственного университета в нашем городе.
Но Владимир Владимирович, тогда еще просто Володя, к концу октября 1970 года, как и все его однокурсники, проучился чуть меньше двух месяцев. Причем один ме- сяц первокурсники, как и было положено в те годы, провели на сельскохозяйственных работах. Поэтому он, и его однокурсники, которые по традиции готовили первый факультетский вечер отдыха к 7 ноября 1970 года, еще не успели по-настоящему познакомиться друг с другом, узнать Who is Who?
*«Mохнатая лапа», «иметь мохнатую лапу» – в те годы эти фразы обозначали, что человек имеет высокого покравителя, способного «протолкнуть»го на хорошую должность, устроить в институт, на работу в «теплое местечко». (Примечание автора).
Мне от имени комитета комсомола пришлось отвечать за подготовку этого вечера, как студент уже второго курса, я имел право просматривать, отбирать самодеятельные номера, готовившиеся к концерту. Так, на репетициях будущего концерта первокурсников я и познакомился с Владимиром Путиным, который должен был в качестве «спортивного номера» демонстрировать показательные броски и другие приемы дзю-до. Делал он это со своим однокурсником, тихим, скромным парнем Виктором Черемушкиным, который потом трагически погиб на соревнованиях по дзюдо, получив несовместимый с жизнью перелом шейных позвонков. Но тогда на концерте спортивный номер Путин-Черемушкин смотрелся просто здорово, когда со всего маху один (Владимир Владимирович) с шумным ударом кидал своего партнера на маты, разложенные на сцене нашего актового зала. Именно тогда, на репетиции будущего концерта между нами, молодыми 18-летними студентами юрфака состоялся такой разговор. Первым, по своей инициативе, Владимир спросил меня:
– Паша, а, правда, что ты родился 26 сентября 1952 года?
– Да, а что? – я слегка был удивлен осведомленности молодого первокурсника.
– Да вот, хочу понять: у тебя блат, что ли какой-нибудь есть? Почему тебя с шести лет в школу взяли?* Я вот 7 октября пятьдесят второго года родился, так меня брать в школу в 1959 году отказались. Семь лет еще не исполнилось. У тебя родители, «шишки» какие-нибудь в Ленинграде?
– Да нет, «не шишки». Сейчас оба пенсионеры, люди простые. Я вообще не в Ленинграде, а в пригороде живу. А тогда, в 1959 году, папа простым милицейским участковым был, а мама – счетовод на заводе. Папа вообще капитаном на пенсию ушел…
– А я слышал, что у тебя мама прокурор района…
– Нет, это ты меня с Андреем К. перепутал. У него мама, действительно, замести-
ель прокурора М-го район. А насчет года рождения, то, по-моему, до
одного месяца можно было в первый класс брать, на усмотрение директора.
Со мной в классе еще несколько ребят училось «сентябрьских». Ну, а если тебя
«блат» интересует в связи с возрастом, так вот мой однокурсник Игорь Нарицын – он вообще 24 ноября 1952 года родился, а со мной учится.
– Как это? В ноябре родился, а его в школу с шести лет взяли? Это почему же?!
– Ну, наверное, по блату. У него же отец – директор АБДТ имени Горького, где Товстоногов главный режиссер. Но на Игоре этот факт никак плохо не отражается. Он парень порядочный и добрый. Весь наш курс на премьеры в Большой Драматический переводил.
Разговор как разговор. Почему же он мне запомнился? Не знаю… Может, потому, что после окончания университета оба участника этого разговора и упомянутый в нем Игорь Нарицын придут друг за другом на службу в Управление КГБ СССР по Ленинградской области. Или же этот разговор вспомнился мне, а потом остался в памяти, когда с 1990 по 1996 годы я стал служить вместе с В.В. Путиным во вновь соз- данной мэрии Санкт-Петербурга, в которой отношения личной преданности мэру ценились гораздо выше деловых и профессиональных качеств. Но, действительно, так ли были в «годы брежневского застоя» сильны традиции «блата» и кумовства, так интересовавшие молодого В.В. Путина? Попробую вспомнить. Постараюсь рассказать.
Я уже говорил о том, что «дефицит» был «двигателем прогресса» в отношениях между людьми. Значит, люди старались иметь «своих»: мясника в магазине (они в те годы разделывали туши животных); автослесаря или директора станции технического обслуживания автомобилей; кассира в билетной кассе (железнодорожной, авиационной); театрального кассира; частного зубного врача-протезиста и так далее по видам торговли в магазинах: мебель, электроника, одежда, обувь, и проч., и проч.
* 1 сентября 1959 года мне, действительно, было еще 6 лет. (Примечание автора).
Такие «взаимовыгодные» отношения прекрасно было представлены режиссером В. Бортко в своем дебютном кинофильме «Блондинка за углом» (1983 год), в котором внешне симпатичная, но удивительно «пробивная» и бесцеремонная продавщица универсама Надежда (актриса Татьяна Догилева) влюбляется в ученого-астронома, который, разочаровавшись в своей нищенской жизни, уходит в запой и становится простым грузчиком в овощном отделе универсама. Блондинка может «достать» всё, у нее все в этой жизни получается легко и просто. Она совершенно «не обременена интеллектом» и в начале кинокартины просто стремится спасти главного героя (актер Андрей Миронов), пытаясь «научить его жизни», своей жизни. Жизни по тем правилам и нормам морали, по которым живет она сама и ее окружение.
Виртуозно снята режиссером в гротесковой манере поставленная свадьба двух искренне влюбленных героев, таких разных, но искренне тянущихся друг к другу и стремящихся создать семью. Когда выясняется, что главный герой-астроном сделал открытие (на его сигнал, посланный в космос, пришел ответ, но его не успели зафиксировать), то все присутствующие на свадьбе короли «дефицита» принимают это с восторгом: ведь теперь они «на короткой ноге» с потенциальным лауреатом Нобелевской премии! Заканчивалась кинокартина по закону жанра, «по- киношному» мелодраматично. Астрофизик наблюдает за звездами через объектив огромного телескопа, расположенного где-то в Антарктиде, а в маленьком прото- пленном домике его ждет героиня, та самая блондинка, купающая в ванночке маленького сыночка.
В реальной жизни такая идиллия между представителями мира «блата» и дефицита» и человеком труда, (позволю так выразиться), была бы вряд ли возможна. Прежде всего, с младых ногтей, с пионерского возраста, и особенно в комсомоле, в нас воспитывали презрение и отвращение к называемым «нетрудовым» доходам. Нашими героями были Павел Корчагин из книги Николая Островского «Как закалялась сталь», в дождь и холод строивший железную дорогу, а также герой актера Евгения Урбанского из кинофильма «Коммунист», который погибал от рук бандитов, потому что он всего себя отдавал служению людям. Я уже писал о том, какое впечатление производили сцены валки леса, а также смерти Коммуниста, защищавшего народное добро.
Практически все мои ровесники помнили наизусть и хорошо знали слова из поэ-
мы Владимира Маяковского «Хорошо»:
«Работа трудна, Работа томит.
За нее никаких копеек», –
это стихи о первых «ленинских коммунистических субботниках», которых представители Моего Поколения провели, наверное, ни одну сотню. Как же мы могли приветствовать и одобрять поведение, несоответствующее нашей социалистической морали? Тем более, что все эти «торговые жучки», фарцовщики, были, по сути сво- ей спекулянтами, совершавшими уголовное деяние, подпадающее под признаки статьи 154 Уголовного Кодекса РСФСР «Спекуляция» («скупка товаров с целью последующей перепродажи для получения наживы»). Для наших родителей, бабушек и дедушек, переживших войну, а, в особенности, блокаду Ленинграда, спекулянт был после фашистов главным врагом, презираемым и ненавистным.
Ну, а разве вы, мои дорогие сверстники, забыли «маленькие торговые хитрости», которые использовали работники продовольственных магазинов: разведение сметаны или молока водой, установка ведра с водой возле мешков с сахарным песком (для
«утяжеления» продукта), использование для упаковки грубой, тяжелой, пропитан-
ной водой бумаги и др.?
Рядом с таким преступлением как «Спекуляция», которая сейчас называется просто «бизнесом» стояло и другое, не менее мерзкое для всех нас, росших не в богатстве и не в роскоши: статья 156 УК РСФСР «Обман, обвешивание и обсчет покупателей». Скольких из нас, ровесников, по малолетству в магазинах и на рынках, куда нас посылали наши мамы и бабушки, обсчитывали и обвешивали?.. Сколько раз нам приходилось плакать, когда родители ругали нас за недосмотр, пересчитывая недостающую сдачу, состоящую из мелких монет? Мы ведь жили этими мелкими монетами, мы их считали и пересчитывали. А тот, у кого был туго набитый кошелек «бумажками» (бумажными купюрами) был человеком из другого, не нашего мира. Я вспоминаю, что купюру в сто рублей я впервые увидел и подержал в руках, когда мне было уже 20 лет, когда я в качестве стажера-следователя участвовал в обыске, проводимом следователем городской прокуратуры по «громкому» в 70-х годах уголовному «делу барменов» из интуристовских гостиниц. В тот раз я увидел целую пачку таких «сторублевок». И в отдельной квартире, уставленной какой-то дорогой мебелью, с импортным кассетным (!) магнитофоном, сидел ухмыляющийся человек с противным лицом, уверявший, что «все это он приобрел на свою зарплату», составлявшую официально что-то около 120 рублей. Работая по этому уголовному делу, я узнал много нового о теневой жизни, зарождающейся «теневой экономике» и теневом денежном обороте. Полученная мной информация только закалила меня в убежденном неприятии образа жизни спекулянтов-фарцовщиков.
Кстати, пожалуй, надо дать определение, кто же такой фарцовщик, которых в нашем городе-герое Ленинграде еще презрительно называли «пуурукумщиками».* Это были молодые люди, начинавшие свою «фарцовочную жизнь» еще в школьные годы, попрошайничая, выпрашивая у финских туристов эту сладкую, такую желанную жевательную резинку. Добрые финны, у которых любовь к детям в крови, гуляя по центру красивого города, доброжелательно наделяли пластинами, а иногда и целыми упаковками «чуингама» мальчишек-подростков (девочек среди таких попрошаек категорически не было). Дальнейший маршрут «грехопадения» и дорога в
фарцовщики была простой: кто-то из мальчишек сжевал свою резинку и выплюнул ее (она ему не понравилась), а кто-то вначале обменял с друзьями пачку «жвачки» на перочинный ножик, а затем… продал однокласснику за 50 (!) копеек. Так будущий профессиональный фарцовщик начинал свою карьеру профессионального спекулянта, которая зачастую заканчивалась карьерой контрабандиста, итог которой, по традиции тех лет подводили в помещениях следственного отдела Управления КГБ СССР по Ленинградской области в здании на Литейном проспекте дом 4. Как «боль- шое понимается через ерунду», по словам поэта В. Маяковского, так и серьезные правонарушения и преступления также начинались с «ерунды». Поверьте, дорогие читатели, я никогда не был зацикленным фанатиком, а был идеологически подготов- ленным и убежденным человеком (склонным к сомнениям): именно так, с мелочей, люди, в том числе и мои ровесники, переходили «на другую сторону фронта».
*От фразы на ломаном финском языке, обращенной к скандинавским туристам: «Кавери, пуурукуми ё?» – «Друг, жевательная резинка есть?» (Примечание автора).
Ленинградские фарцовщики в начале скупали за рубли у финнов носильные вещи. Затем за те же рубли, но по значительно большей цене перепродавали. Рынок сбыта был всегда: на знаменитой «галёре» (галерее) Невской линии Гостиного Двора и в 60-е, и в 70-е и в 80-е годы «с рук» можно было купить любые импортные носильные вещи, но цены были «кусачие». Потом, на следующем этапе начина- лось «баловство с валютой» в виде обмена рублей на финские марки, а заканчивалось это, чаще всего возбуждением уголовного дела по статье 87 УК РСФСР «Незаконные валютные операции». А когда доход от обмена валюты начинал возрастать, а «руки чесались», желая получить в них побольше «капусты», то создалась первая
«частная компания», именуемая на языке следователей-юристов «преступной группой», которая контрабандным путем, как правило, в тайниках финских автобусов с туристами ввозила в Ленинград носильные вещи, часы и другой «западный дефицит». Обратно в Финляндию (в целях повышения рентабельности совместного бизнеса) в тех же тайниках вывозились иконы, картины, ювелирные изделия и предметы антиквариата.*
По аналогичной схеме осуществлялась карьера контрабандистов-валютчиков и моряками загранплавания советского торгового флота. Моряки, практически все, привозили «что-то на продажу», но отдельные из них, алчные до наживы, становились клиентами следственного отдела на Литейном, 4. Надеюсь, что пытливый и думающий читатель и сам догадается, что такие же спекулянты, фарцовщики и контрабандисты были и в других портовых городах Советского Союза: и в Одессе, и во Владивостоке, и в Таллине и Риге, а аже во многих других городах, где у людей возникал соблазн легкого и большого заработка. Интересно, смог бы подсчитать Роскомстат, сколько миллионов модных в те годы женских париков было ввезено в СССР моряками из-за границы в 70-е – 80-е годы? В каких суммах был оборот этого «бизнеса»? Хотя «бизнесом» это назвать было нельзя, потому что любая частно- предпринимательская деятельность в нашем социалистическом Советском Союзе не только строго регламентировалась, а, по сути своей, ограничивалась и даже «души-
лась».
*Эти действия квалифицировались следователями КГБ как «Контрабанда» (статья 78 УК РСФСР –
«Незаконное перемещение через границу товаров и ценностей»). (Примечание автора).
Не случайно в том же Уголовном Кодексе 1961 года, который я, будучи юристом по образованию и по крови, так часто цитирую, была уголовная статья, предусматривавшая ответственность за «Частнопредпринимательскую деятельность и коммерческое посредничество» и «Занятие запрещенным промыслом» (ст. ст.148 и 162
УК РСФСР). Принципиальным для законодателя был тот факт, что, осуществляя частно предпринимательскую деятельность, субъект преступления использовал для
«прикрытия» социалистические формы хозяйствования. Виды разрешенных промыслов были в ограничительном порядке оговорены в одном из всесоюзных законов. В основном они касались заготовки мехов, рогов оленей-маралов, рыбы и т.п. Из всех официальных видов частнопредпринимательской деятельности жители больших городов могли сталкиваться лишь с частными фотографиями, да с частниками- сапожниками, в Питере и Москве такими частными сапожниками и чистильщиками обуви были, в основном, ассирийцы. Помните, мои любезные сверстники, многочисленные маленькие будочки, в которых сидели загорелые черноволосые мужчины, которые набивали металлические набойки на туфли и ботинки, чистили до блеска обувь, продавали дефицитные в то время разноцветные, разной длины шнурки для ботинок.
Прежде чем перейти к не менее важной и интересной теме кумовства, не могу не вспомнить о работе такого вида общественного транспорта, как такси. В то время такси было исключительно государственным. «Частный извоз» мог практиковаться разве что в Закавказье, где многие аспекты жизни были давно переведены на коммерческую основу. Хотя тема работы такси в советское время больше имеет отношение к теме экономики и зарождающейся в стране коррупции, чем к теме «блата и дефицита» Хотя дефицит автомобилей такси в Ленинграде и Москве того времени, насколько я помню, был всегда. «Волги» с характерными зелеными огоньками под ветровым стеклом и шашечками на бортах исключительно быстро могли доставить пассажира из одного конца города в другой. Ведь таких пробок, как сейчас, в Питере просто не было, а Мастера (так было принято уважительно называть водителей такси) могли промчать вас по городу за считанные минуты. Такси было дешевым: 10 копеек посадка и 10 копеек по таксометру за каждый километр пути.
Вспоминаю, как в один из октябрьских дней далекого 1970 года четверо студен-
тов третьей группы второго курса юридического факультета Университета решили
«сбежать» с последней лекции чтобы попасть в расположенный возле метро «Горьковская» кинотеатр «Великан» (ныне – «Мюзик-Холл»), чтобы увидеть только что вышедший на экраны цветной французский кинофильм «Искатели приключений» с замечательными актерами Аленом Делоном и Линой Вентурой в главных ролях. Компания собралась «подходящая»: наш староста группы Евгений Смирнов (1948 г. рожд.), Валерий Шахов, моя невеста и будущая жена Людмила Орлова и автор этих строк. Юридический факультет в то время располагался в здании на улице Смольного, 3, напротив которого была очень удобная стоянка такси. Так вот, поездка на таксомоторе, который мы взяли «на четверых», обошлась нам … по 10 копеек с человека (то есть всего-то 40 копеек за машину!). А билеты в кинотеатр «Великан» стоили до 16.00 по 25 копеек за билет. Правда, таксист был недоволен, что вез «бедных студентов», ведь многие таксисты того времени любили «получать на чай». Некоторые были не очень чистоплотны в возврате сдачи. Кто-то просто «внаглую» вымогал больше денег, чем было положено по счетчику. Тем более, что остановить такси не на стоянке было весьма не просто. В городе такси, как было принято говорить,
«ловили». Впервые оказавшись в Нью-Йорке, я был поражен тем, что, увидев тебя с характерно по-американски поднятой рукой с большим пальцем вверх, мог остановиться таксист на противоположной стороне улицы и пригласить тебя в машину. Но я не собираюсь писать исследования на тему работы «их» и «нашего» такси. Про работу советских таксистов в 70-е годы прошлого века прекрасно написал в своей книге «Плата за проезд» наш «советский Артур Хейли»,* ленинградский писатель Илья Штемлер.**
Почитайте, кому по-настоящему интересно знать, как ленинградские таксисты того времени, среди которых были, несомненно, и «лучшие по профессии» и «Ударники коммунистического труда», «зашибали деньгу» и создавали так называемые
«денежные ручейки», будучи вынужденными платить вахтеру на воротах, мойщику на мойке, автослесарю в ремонтном цехе, диспетчеру, мастеру и так далее. Все эти ручейки стекались к руководству таксопарков, получавшему таким образом «нетрудовые доходы». Потом эти первые «дельцы социализма» в купе с завскладами, товароведами и директорами магазинов и рынков начали «подкармливать» сотруд- ников органов внутренних дел, создавая фундамент первой советской коррупции на котором потом вырастет по аналогии с Великой Китайской стеной ВРСК – Великая Российская Стена Коррупции, которая полностью отделит мир сферы торговли и бытового обслуживания от самого понятия Социализма.
Вспомните проклятие, которое посылал в комедии Леонида Гайдая «Бриллианто-
вая рука» незабвенный Шеф, один из первых советских подпольных миллионеров:
«Чтоб ты всю жизнь жил на одну зарплату». На одну зарплату в 70-е – 80-е годы продолжали жить врачи и учителя, военные и инженеры, рабочие и служащие, то есть те люди, которые честно продолжали жить по принципу социалистического распределения: «от каждого по способностям, каждому – по его труду».
Правда, во многих республиках СССР, особенно в Закавказье и Средней Азии уже стали появляться так называемые «подпольные цеха» по пошиву одежды и обуви из государственных материалов, зачастую на государственном оборудовании.
*Американский писатель Артур Хейли был очень популярен в СССР в 70-е годы прошлого века после публикаций романов «Аэропорт» и «Отель». Чтобы добиться максимальной правдоподобности описываемых событий Хейли нанимался для работы в те учреждения, о которых впоследствии писал романы. (Примечание автора).
**Илья Штемлер (1933 г. рожд.), член Союза писателей СССР, чтобы написать романы «Таксопарк» и «Универмаг» устраивался водителем-таксистом в таксопарк и продавцом в Дом Ленинградской Торговли (Примечание автора).
Так возникал своеобразный «класс подпольных цеховиков», зачастую «прикрывав- шихся» «ворами в законе» и уже не просто коррумпированными, а уже сросшимися с «авторитетами теневой экономики» представителями правосудия: милиции, суда и прокуратуры.
Оказавшись в январе 1970 года впервые в жизни в Грузии, я очень быстро понял ситуацию в этой республике, о которой мне очень просто и популярно объяснил местный таксист: «Я с тебя лишние деньги беру потому, что мое начальство с меня возьмет; с них еще больше возьмет их начальство, чтобы все, что положено, отдать на «самый верх», тому батоно,* который нами руководит». Эти грузинские так- систы, не стесняясь, говорили, что «до двух дня мы работаем, как государственные машины, после двух – как частные». Думаю, что таксопарки, пивные киоски (в Грузии взятка за устройство продавцом пивного киоска доходила до 1000-1500 рублей) и другие объекты общепита и сферы обслуживания, где имели хождение наличные деньги, принимавшиеся без фискальных чеков, стали первыми пробоинами в совет- ской финансовой системе, создававшими многомиллионный теневой оборот денег.
С этими негативными социальными явлениями пытались бороться (и боролись, но не победили) и партийные и правоохранительные органы, по сути дела разваливали не только экономические, но и политические, а также идеологические устои. Ведь не замечать этих явлений было нельзя. Молодежь, к которой в то время относилось Мое Поколение, видела эту «политику двойных стандартов» и понимала, что
«рыба начинает загнивать с головы», постепенно начиная сомневаться в социальной справедливости устройства нашего социалистического общества. Не случайно еще в студенческие годы я услышал от своих однокурсников горькую шутку о том, что у нас в стране «самая настоящая антисоветская торговля и антиобщественное питание».**
В заключение, «для разрядки» приведу анекдот, услышанный мной в той самой Грузинской ССР в 1970 году, который очень хорошо, в сжатой форме и с хорошим юмором показывает отношение нарождающейся «советской буржуазии», которая в будущем будет способствовать развалу СССР, к Москве, к централизованному руководству страной:
«Сытый, ухоженный грузин из Сухуми в солнечный апрельский день сидит в блестящей белой «Волге».*** На его коленях сидит красивая блондинка в мехах и в золотых украшениях. По радио, включенному в машине, передают новости:
– Говорит Москва. Передаем информацию о сегодняшних решениях
Совета Министров СССР. С завтрашнего дня в нашей стране повышаются цены на автомобили на 20% процентов.
*Батоно – по-грузински «господин». Вежливое обращение, которое постепенно заменило советское слово «товарищ». (Примечание автора)
**«Советская торговля» и «общественное питание» – так в те годы было принято называть эти сферы советской экономики. (Примечание автора).
***Белая «Волга» в те годы была в Грузии символом демонстрации высокого благосостояния ее владельца. (Примечание автора).
Грузин, слегка позевывая, и постукивая по «торпеде» своей «Волги», говорит:
– Ерунда. Как ездили на хороших машинах, так и будем ездить!
Радио продолжает давать информацию:
– С первого числа следующего месяца золотые и серебряные украшения, а также драгоценные камни и меховые изделия дорожают на 50%.
Грузин, похлопывая девушку по ее меховому манто ладонью с двумя золотыми перстнями, лениво говорит:
– Ерунда! Как ходили в золоте, так будем ходить. Как одевали наших девушек в меха, так и будем одевать.
Радио завершает выпуск новостей:
– В заключение выпуска новостей сообщаем прогноз погоды: завтра над всем побережьем Грузии, в особенности над Сухуми пройдут снегопады, температура упадет до минус десяти градусов Цельсия, что представляет серьезную угрозу для урожая мандаринов. Кроме того, ожидается усиление шквалистого ветра с порывами до
110-130 километров в час …
Грузин, не дослушав, сталкивает с колен девушку и, подняв руки к небу, кричит:
– Ну, совсем там в Москве с ума посходили! Ну, прямо-таки, что хотят, то и де-
лают!!!»
Анекдот, действительно, отражает реалии того времени. Совет Министров СССР периодически, по инициативе Министерства финансов и Госплана повышал цены на предметы роскоши: золото, меха, автомобили и на… алкоголь, на обороте которого, во многом держался бюджет страны. После одного из таких повы- ний цены на алкоголь в 70– годы, появились новые сорта водки, предназначенные для «внутрисоюзного» потребления с новыми названиями: «Экстра» и «Колос» (они были в продаже недолгое время). Основной потребитель этого традиционного русского сорокаградусного напитка, советский народ в лице его гегемона – пролетариата в союзе с колхозным крестьянством, забавлял себя, разливая водку по стаканам, новым анекдотом:
– Знаешь, как расшифровывается название новой водки «Экстра»?
– Нет, еще не знаю.
– Слушай: Эх, Как Стало Трудно Русскому Алкоголику!
– А тогда «Колос» как расшифровывается?
– Да очень просто: «Косыгин, Останови Лёню*, О**…. Совсем!
Ну, и, совсем напоследок, чтобы оттенить разницу в реакции на повышение цен богачей и простых граждан, расскажу еще один анекдот того времени. Он очень хорошо демонстрирует непонимание «московским истэблишментом» (как сказали бы сейчас) простых проблем советского народа:
*Имелся в виду Л.И. Брежнев, которого в те годы часто между собой люди называли просто по име-
ни «Лёня». (Примечание автора).
**Здесь употреблялось слово-синоним слову «обалдел», но менее подцензурное. (Примечание ав-
тора).
«В отдел писем и обращений ЦК КПСС после очередного повышения цен на водку приходит коллективное письмо трудящихся следующего содержания: «Уважае- мые товарищи! Мы с пониманием относимся к очередному повышению цен на вод- ку, и заверяем уважаемый ЦК КПСС, что как пили, так и будем продолжать пить, поддерживая этим нашу советскую экономику. Просим только, по возможности, проявить заботу о потребителях. Новые бутылки водки теперь закатываются в фольгу без «косынки».* Просим вас, уважаемые товарищи, вернуть «косынку» на все виды выпускаемых для народа сортов водки. А то стало очень трудно открывать бутылки».
Начальник отдела писем ЦК КПСС вызывает своих подчиненных и строго гово-
рит:
– Товарищи, надо внимательнее относиться к запросам трудящихся. Ну-ка, при-
несите мне все виды водки, которую люди потребляют.
Начальник берет одну бутылку, вторую, третью, легко отвинчивая одну за дру-
гой винтовые пробки:
– Ничего не понимаю. Какие у них проблемы? Вроде все пробки легко отвинчи
ваются!»
Кумовство
Толковый словарь С. Ожегова дает два разъяснения понятию «кумовство»: 1. Связь, отношения, существующие между «кумовьями». 2. Служебное покровительство своим друзьям и родственникам в ущерб делу. Думаю, нет смысла долго и подробно останавливаться на первом виде «кумовства», связанного с христианской православной традицией иметь у новорожденных детей крестных отцов и матерей. А вот явление, представляющее второе значение этого слова, заслуживает отдельного исследования и описания.
В 60-е – 80-е годы, о которых я веду свой рассказ, под кумовством понималось создание системы отношений, при которых на те или иные руководящие должности вышестоящие начальники назначали не на основе личных и деловых качеств кандидата, а на основе родственных или иных (национальных, клановых, родовых и др.) качеств, не относящихся к самому объекту управления, то есть к рабочему месту, на которое назначали человека. В старину на Руси даже был такой термин и политиче- ский институт: «местничество».** В общем, на должность назначали, как сказал бы Владимир Путин образца 1970 года, «по блату». Система эта в России была всегда.
*«Косынка» - так назывался своеобразный «хвостик» на алюминиевой фольге, которой запечатывалась водочная бутылка, потянув за которою было легко открыть сосуд с заветной жидкостью. (При- мечание автора).
**«Местничество» – политический институт, сложившийся на Руси к ХV веку, заключавшийся в том, что право человека занять тот или иной пост определялось ни его личными способностями, ни происхождением семьи, а послужным списком его предков и родственников. Для примера: военный мог отказаться служить под командованием человека, чей дед занимал равное положение с его дедом. Местничество приводило подчас к потере управляемости и неэффективному использованию человеческого ресурса. В 1682 году местничество было упразднено. (Примечание автора).
Вспомните хотя бы бессмертную пьесу А.С. Грибоедова, где Фамусов с легкостью говорит: «Ну, как не порадеть родному человечку?»
Очень часто бывало так, что «сановный» Иван Иванович не мог отказать другому начальнику, ну, скажем, Петру Петровичу взять на работу «под себя» его сын- ка. Ведь, глядишь, Ивану Ивановичу своего «Митрофанушку»** придется устраи- вать. Так в этом случае можно будет легко Петю попросить получше сынулю устроить! А еще срабатывали, как говорится, национальные инстинкты: грузин тянул к себе грузина, азербайджанец – азербайджанца, дагестанец – дагестанца. Ведь в закавказских республиках еще были очень сильны родовые, тейповые отношения. Вот почему в отдельных советских республиках наблюдались ситуации (они очень обострились в период Перестройки и развала Союза), когда в отдельных республиканских министерствах (наиболее опасно, если в силовых) собирались на разных руководящих должностях представители одного «клана» (тейпа, рода, национальности).
В отдельных случаях такие ситуации начинали приводить к обострению межнациональных отношений. В кровавых событиях азербайджанско-армянской резни в Баку и Сумгаите немалую роль сыграло то, что сфера торговли и общественного пи- тания Азербайджанской ССР по причине того самого «кумовства» была почти полностью подконтрольной «этническим» армянам, носившими уже видоизмененные (на азербайджанский лад) фамилии: Каспаров (Каспарян), Саркисов (Саркисян), По- госов (Погосян) и др. С учетом этих обстоятельств было нетрудно возбудить разного рода люмпенизированных ублюдков, чтобы «пустить кровь богатеньким армянам», а пуще того, пограбить их квартиры.
Из более «спокойных» (тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить) регионов упомяну Башкортостан, где (по мнению местных жителей), как мне рассказывали, «основ- ные» позиции и руководящие должности в торговле занимают татары. Дай Бог, чтобы никаких межнациональных проблем у этих двух очень уважаемых республик и народов не было!
В 2011 году мы будем отмечать двадцатилетие Новой России. К сожалению, можно сделать вывод, что «кумовство», как социальное явление не только осталось, но и продолжает процветать в жизни современной России. Не стану приводить примеры, когда в нашей российской медицине есть целые отрасли, занятые представителями одной малой национальности. Я просто констатирую, что в любом губернском правительстве, в любой городской мэрии или муниципальном совете в наше время на вооружение принят принцип: «брать на работу только своих». Значит, резко снижается конкурентоспособность персонала!
*Я думаю, просвещенный читатель понял, что я имею в виду героя классической драмы Фонвизина «Недоросль». (Примечание автора).
Ну, а среди «своих», «проверенных и допущенных», «лично преданных» легче всего могут завестись бациллы коррупции и казнокрадства. Я, конечно, понимаю, что когда Россия пошла по демократическому пути, первыми пример «опоры на «своих» показали ельцинские «младореформаторы»: А. Чубайс, Б. Немцов, С. Кириенко, И. Хакамада и другие, ссылаясь на опыт «демократической Америки», где Президент США подбирает себе команду из тех, с кем учился, играл в бейсбол или в одном оркестре. Что можно на это возразить? Это, действительно, так. Я пять раз был в США и, думаю, достаточно представляю эту страну и особенности ее политического устройства. Но если, например, Клинтон брал в свою «президентскую команду» тех, кто учился с ним в Йельском университете или проходил общую стажировку в Гарварде или Принстоне, играл с Биллом в одном студенческом оркестре в престижнейшем вузе мира. В России же (по примеру Америки и призыву вышеназванных «демократических» советников Ельцина), вновь избранные мэры уральских и сибирских городов стали подбирать себе в правительство «друганов и братков», с которыми они «сидели на киче» по первому сроку, а потом вместе играли в автоматы и в рулетку в Лас-Вегасе, куда они поехали отдыхать, «откинувшись с зоны».
Да… Европейские и общечеловеческие ценности, а также «западный» опыт всегда прививались и приживались в России весьма своеобразно. И горе тем, кто попытался «перенимать западный опыт» без учета «российской специфики». Точнее говоря, горе было, как всегда, российскому народу, который первым и страдал от «западных экспериментов». Вспомню по такому случаю мой короткий диалог в США с американским конгрессменом от штата Калифорния, состоявшийся еще в 1991 году, еще до распада СССР:
– Мистер Кошелев, Вы приехали в Штаты, чтобы пересадить у себя в России американскую демократию?
– Нет, я приехал в США, чтобы изучать американскую демократию. А нашу российскую демократию, я надеюсь, мы вырастим сами. Потому что, если мы будем демократию «пересаживать», то калифорнийский кактус в парке имени Ленина в Ле- нинграде, наверняка не приживется!»
И, все-таки, экономические реформы 90-х годов, проведенные Борисом Ельциным в Новой России руками смелых, ни за что до этого в жизни не отвечавших реформа- торов,* прижились во многом потому, что почва советской экономики, очевидно нуждается в «рекультивации», была хорошо удобрена духом стяжательства, наживы и вещизма. Этот дух, это непреодолимое желание «иметь вещь», во многом шло от того, что этим «духом вещизма» были заражены лидеры последних лет СССР, в осо- бенности Михаил Сергеевич Горбачев со своей верной Раисой Максимовной.
Вещь в себе и вещь для себя
Название этой главы придумалось мной как-то сразу, после того, как я упомя-
нул нашего последнего Генерального секретаря ЦК КПСС, некогда бывшего став-
*Потому эти «реформаторы» и были смелыми, т.к. они в жизни до этого никогда ни за что и ни за кого не отвечали. И угрозы им не было никакой. Ну, провались бы реформы, пришли бы вновь к власти коммунисты, а «реформаторы» сели бы в самолеты и улетели, например, в Калифорнию. Ведь капиталы у них уже были заработаны. А с капиталом где угодно можно жить хорошо. (Примечание автора).
ропольского комсомольца-тракториста Мишу Горбачева (прозвище того времени:
«Миша-трактор»). Михаил Сергеевич очень любил подчеркивать свое юридическое образование, и знание такого предмета, как философия, особо «напирая» на диалектику: «Ведь вы поймите, наша Перестройка направлена на то, чтобы было лучше. Мы ведь не хотим, чтобы было хуже, правильно? А по итогам реформ будет или лучше, или хуже Третьего ведь не дано. Это же диалектика».
Я привел слово в слово «монолог глухаря», простите, оговорился, Генерального секретаря, на одном из заводов, где он беседовал с рабочими. Эту галиматью я записал на листке бумаги, просматривая вечерние телевизионные новости. Записал только для того, чтобы обсудить с близкими мне людьми и понять, куда, к чему ведет страну, человек, подорвавший своей антиалкогольной политикой основу формирования бюджета и выполнения кассового плана, заложивший первые камни в фундамент будущей советской инфляции.
Не меньший, а, возможно, и более сильный удар был нанесен Горбачевым по советской экономике принятием законом «О кооперативах» и «О государственном предприятии». Эти законы, рожденные в недрах ЦК КПСС «по заказу» Генсека, принятые Верховным Советом СССР, как обычно, единогласно, создали все условия для последующего развала советской промышленности и перетекания основ- ных фондов социалистических государственных предприятий в так называемые
«кооперативы», которые, в основном, возглавляли те самые подпольные цеховики брежневского времени. Естественно, что кооперативы, учрежденные при крупных промышленных предприятиях «делились» своими прибылями «с кем положено». Существовали они не на основе рыночной конкуренции (рынка в стране в середине 80-х годов просто не было), а за счет государственных фондов, строительных материалов и множества налоговых льгот, которые на них пролились буквально «золотым дождем».
Ну, а главным ударом, нанесенным бюджету «посредством кооперативов», было разрешение обналичивания денег кооперативами, разрешенное «в целях закупки материалов» Это было убийственно для экономики и социальной сферы. Одновременно с этим, на основании «Закона о предприятии», так называемые «советы трудовых коллективов» начали голосовать за увеличение заработных плат, никак не связывая это повышение с ростом производительности труда и выпуском дополнительных товаров. «Перекупка» кооперативами за «наличку» материалов и комплектующих деталей у государственных предприятий оставляла последние без заработков, а увеличивала прибыли «частного» сектора. В результате у населения стали скапливаться деньги в большом количестве, на которые ничего нельзя было купить в связи с отсутствием товаров в магазинах. Вспомните, дорогие мои ровесники, те ужасающие очереди за водкой, мерзкие и унизительные по своей сути!
Нашему народу, впервые почувствовавшему себя почти «зажиточным», да еще увидевшим «общечеловеческие ценности» западного мира, чертовски захотелось покупать «вещи для себя». Но наш лидер, о заслугах которого до сих пор до хрипоты спорят «владыки» телевизионных экранов млечины-сванидзе, еще оставался «вещью в себе», тогда еще неразгаданной личностью, которому верили и которым восхищались миллионы советских людей, еще не зная к какой социальной катастрофе приведет «диалектика Перестройки»…
Надеюсь, у меня еще будет возможность дать свою личную оценку Михаилу Сергеевичу от своего имени и от имени моих сверстников. А сейчас попробую порассуждать, поговорить о «вещах для себя», о «вещизме» и его роли в жизни советских людей и представителей Моего Поколения.
Наши родители, в подавляющем большинстве, если они не были героями Гражданской войны, маршалами и генералами Великой Отечественной, академиками, народными артистами и писателями, не могли похвастаться ни богатством своей одежды, ни украшениями. Да и мебель в наших комнатах и редких отдельных квартирах была более чем скромной. Хорошо помню, что за все 50-е и 60-е годы (то есть почти за 20 лет!), наша семья кроме уже упоминавшегося телевизора КВН приобрела из мебели всего три предмета: двухстворчатый шкаф с зеркалом кустарного производства (он был сделан частным образом местными столярами); диван-кровать, раздвигающуюся со страшным шумом и грохотом из-за очень сильных пружин; очень громоздкое кресло-кровать, которое станет моим спальным местом.
Получается, что на протяжении 30 (!) лет с 1955 по 1975 годы, когда все дети «разлетятся» из нашего тесного «родового гнезда» в большой комнате нашей квартиры будет стоять старый шкаф, большая железная кровать с матрацем и металлическими шариками на спинках, тумбочка под телевизором и оттоманка, на которой спал брат Виктор, а также кустарного производства прямоугольный стол со столешницей из толстой фанеры. На этом столе по праздникам мои мама и Няня раскатывали тесто для пирогов и домашних пирожных, и я еще во сне вдыхал этот «аромат праздника». В маленькой комнате, хозяйкой которой считалась моя сестра, были уже упомянутые мной диван-кровать и платяной шкаф, а также небольшой письменный стол, за которым все дети по очереди делали уроки. Этот письменный стол был также кустарного производства. Было еще три или четыре стула, которые кочевали из комнаты в комнату или на кухню.
На кухне, главном «капитанском мостике» нашей семьи хозяйничала Няня, хранительница и «топительница» нашего очага – кухонной плиты. В ее распоряжении были три табуретки и большой деревянный сундук, в котором она хранила свои нехитрые пожитки, и на котором спала; да еще обеденный стол с полками, в котором хранилась посуда, за которым члены семьи обедали. На стенах были прикреплены две навесные полки для кастрюль и сковородок. Вся кухонная мебель была изготовлена местными столярами-умельцами, подрабатывавшими такими «частными заказами». Туда же, на кухню то ли в 1968 то ли в 1969 году «втиснули» небольшой холодильник «Саратов» В узком коридоре, идущем от входной двери, умещался также кустарно изготовленный книжный шкаф со стеклянными (предмет нашей гордости) дверцами. В этом книжном шкафу находилось, возможно, главное богатство нашей семьи – книги.
Книг в нашей семейной библиотеке было, наверное, 150, максимум 200, и они были нам очень дороги. Представляете, какое огорчение было для всех детей нашей семьи, когда мы обнаружили, что все издания фантастики 60-х годов исчезли с полок! Среди этих книг было замечательное издание одного из первых советских фантастов на «космическую тему» Леонида Мартынова «Звездоплаватели», его же роман о встрече с инопланетной цивилизацией «Гианея», романы Александра Казанцева «Гость из космоса» и «Пылающий остров», первые романы Рея Бредбери и Станислава Лема, «толстые» сборники «В мире фантастики и приключений», книги очень популярного в те годы ленинградского фантаста Ильи Варшавского. Как было установлено проведенным расследованием, по косвенным уликам виновным в пропаже книг был наш сосед, одноклассник Галины – Борис А., обаятельный и очень общительный парень, фанатично любивший фантастику. Ему было очень удобно, уходя к себе домой в соседний подъезд, приоткрыв дверцу шкафа, «прихватить» один томик. Ведь, когда берешь всего одну книгу из многих, то это не заметно! И таким образом эти книги, одна за другой «ушли». Открытых судебных процессов и
«допросов с пристрастием» по отношению к Борису никто не проводил, а он, есте- ственно, на вопросы Гали и Виктора отвечал: «Ничего не знаю. Книги брал почитать и честно возвращал. Зачем мне их «брать», раз они у меня уже были прочитаны?» Обысков и досмотров в квартире Бориса никто не проводил, и мои брат с сестрой продолжали дружески общаться с нашим соседом, может быть и потому, что в те годы частнособственнические инстинкты «моё» и «не твоё» были развиты гораздо слабее, чем сейчас.
Стоит добавить, что еще из мебели в нашей квартире был еще один важный предмет, хорошо знакомый, уверен, многим моим ровесникам: кровать-раскладушка с лежаком из брезента, закрепленного на дюралевой основе многочисленными пружинками. На этой кровати в промежутке, образованном стенами наших комнат, дверью в туалет и входным коридором спали наши родственники: двоюродная сестра Светлана Семенова и двоюродный брат Анатолий Туганашев, в те годы, когда они и учились или работали в Ленинграде.
Никакой стиральной машины в нашей семье не было, хотя первые достойные образцы этой бытовой техники советского производства появились в магазинах уже в начале 60-х годов. Для стирки использовалось большое оцинкованное корыто, в котором стирали естественно вручную, используя так называемую «стиральную доску». Для кипячения белья был такой же оцинкованный бак, белье в котором перемешивалось изготовленной отцом лопаткой-мешалкой.
Думаю, я достаточно рассказал на примере моей семьи, какие вещи окружали меня и моих ровесников в быту в годы нашего детства и юности. Абсолютно аналогичные ситуации были и в комнатах Гены Никандрова и Миши Лукьянова и у моих соседей Валеры Спиридонова и братьев Владимира и Александра Соколовых, жив- ших со мной в одном доме, а также в квартирах других соседей: семьях Новожи- ловых, Рогозиных, Калининых, Матвеевых, Симоновых, Птицыных, Иенковых, Петровых, Голубевых, Седовых, Щедривых. В этих квартирах ни у кого не было антикварной, «старинной» мебели. Все жители нашего рабочего поселка переселялись сюда после войны из разных мест, а в те послевоенные годы не существовало службы контейнерных перевозок.
Наши родители и мы сами одевались в те годы весьма и весьма скромно. Отец долгие годы после выхода на свою маленькую милицейскую пенсию в 1963 году до- нашивал милицейский китель, форменные брюки-галифе и зимние шапки-кубанки, долгие годы являвшиеся головными уборами послевоенных милиционеров. Мама, вообще, кажется, не имела ни одной «покупной» вещи. Платья и юбки ей шила из недорогого, но «ноского» материала, купленного в нашем «промтоварном» магазине соседка сверху – тетя Шура Иенкова, ставшая моей маме не только портнихой, но и подругой. Ни у отца, ни у матери не было ни одного ювелирного украшения. Даже обручальных колец! Да что там говорить, даже никаких дешевых бус или браслетов у моей мамы просто не было. Хотя в поселке жили свои «модницы», щеголявшие и золотыми серьгами, и даже толстыми золотыми перстнями с безвкусными крупными искусственными камнями. Такие толстые золотые кольца с крупными камнями, иногда по нескольку на одной руке будут в последствии признаком благосостояния работников сферы советской торговли и общественного питания.
Мои брат с сестрой считались у нас в поселке модниками. Красивые, хорошо образованные (учились с первого до последнего класса просто блестяще), они подхватывали все влияния моды, выписывали по линии «Союзпечати» журналы ГДР и Югославии, в том числе представлявшими молодежную моду. За эти каче- ства их иногда за глаза называли «стилягами», хотя таковыми в истинном понимании слова они не были. Галя всегда от природы была скромным человеком, очень открытым и общительным. Она с ранних лет научилась шить при помощи «своей» портнихи тети Нади Колодкиной какие-то необычные платья, фасоны которых она увидела в иностранных журналах. Виктор, игравший в эстрадном ансамбле на ударнике, мог удивлять наше провинциальное поселковое население брюками- дудочками, клетчатыми пиджаками и специально сшитыми в обувном ателье в Ле- нинграде «ковбойскими» ботинками на высоких каблуках (как в фильме «Великолепная семерка»).
Мне же, как самому младшему в семье, лет до пятнадцати, пока не перерос Виктора, пришлось донашивать за ним всю его верхнюю одежду, а иногда и обувь. Впрочем, эта ситуация была совершенно типичной и естественной для того времени. Не один я носил пиджаки с «братского» плеча. У других моих товарищей тоже были старшие братья, пиджаки и брюки которых они донашивали. Про свои первые детские радости от приобретения первого в жизни настоящего «своего» костюма я уже рассказывал на страницах этой книги. Носильные вещи для нас, мальчишек 60-х годов, не являлись ни предметом гордости, ни предметом зависти. Настоящей «личной вещью» среди моих ровесников мог считаться только велосипед, и значение могда иметь только его модель.
Велосипед в те годы был мечтой, причем для многих моих сверстников не всегда осуществимой. Помню как мы, выросшие из детских трехколесных велосипедов, уже будучи школьниками первых классов, ходили в наш единственный промтоварный магазин, чтобы посмотреть, «прицениться», потрогать «настоящие» двухколесные велосипеды. В основном это были большие и тяжелые «дорожные» велосипеды. На таких мы по своему возрасту и небольшому росту могли ездить только «под рамой», поскольку, сев на сиденье, мы не доставали ногами до педалей. Такие велосипеды были только у взрослых», которые с большой неохотой давали на них прокатиться.
Двухколесные велосипеды были в годы нашего детства первыми «личными вещами», о которых мечтали мои сверстники. Марки двухколесных велосипедов того времени мы знали назубок: самый маленький – «Школьник» (цена 18 рублей); чуть побольше и «посолиднее» – «Подросток» и « Орленок» (по цене 27 рублей); велосипед «Дорожный» (цена 40 рублей). Мечтой любого мальчишки был настоящий спортивный, велосипед с двумя выгнутыми ручками и «ручными» тормозами и с переключателем целых трех (!) скоростей! Эти велосипеды имели название «Спорт» и «Турист». В нашем поселке «дошкольная мелюзга» называла такие велосипеды
«гончими». Этим нам хотелось подчеркнуть, что такие велосипеды участвуют в гонках по шоссе, а правильно произнести слово «гоночный» мы просто не умели! Стоило такое чудо целых 90 рублей!!!
Были еще «женские» велосипеды без прямой рамы, идущей параллельно земле. На «женских» велосипедах рама была выгнутая, как смещенная парабола, чтобы женщины в юбке могли спокойно крутить педали, сидя на сиденье. Такой велосипед с конца 50-х годов был у нашей мамы. Фаина Петровна Кошелева ездила на нем в теплый период года на работу на судомеханический завод. Это было около полутора километров в одну сторону. Сколько стоил этот велосипед, я не помню. Но знаю, что его покупали не только ради транспортного удобства мамы. На изогнутой раме этого велосипеда было очень удобно возить осенью мешки с картошкой с нашего огорода, который располагался примерно в километре от дома у железнодорожного моста через реку Святка. Я, конечно же мог, и катался на этом мамином велосипеде. Но ведь он был женским, и совершенно не скоростным, к тому же среди мальчишек нашего поселка считалось «не по-мужски» ездить на женском велосипеде. Вот почему радость от покупки мне родителями в третьем классе новенького велосипеда «Орленок» я не забуду до конца жизни. Кажется, я был тогда гораздо более счастливым, чем когда приобрел свою первую личную автомашину «Жигули» третьей модели.
Почему я так долго и подробно рассказываю о материальном благосостоянии моей семьи и о первых покупках? Ведь сейчас современным молодым людям совершенно естественно с первых дошкольных лет иметь «личные» вещи: велосипеды, магнитофоны, DVD-плееры, персональные компьютеры. Девчонки-первоклассницы бегут в школу с ранцами, имея в ушах золотые сережки, что было для наших девочек исключительной редкостью (и то только для старшеклассниц). Для того чтобы нынешним молодым людям стало более понятно отношение к Вещам Моего Поколения, сделаю небольшой экскурс в советское законодательство времени нашей молодости.
В соответствии с Конституцией СССР в нашем социалистическом государстве,
уже объявившем о задачах построения Коммунизма, но еще не успевшем сообщить
о полной победе социализма,* было предусмотрено три вида собственности: общенародная, колхозно-кооперативная и личная. Частная собственность как понятие в нашей Конституции СССР (как «сталинской» 1936 года, так и «брежневской» 1977 года) не существовало. Под общенародной собственностью, (которую в 90-е годы будут активно делить «младорефороматоры», определяя, кому можно, а кому нельзя стать олигархом), подразумевались все недра страны; промышленные предприятия, транспорт с транспортной инфраструктурой; торговля; все образование от начальной до высшей школы; энергетика и проч., и проч., и проч. Колхозно-кооперативная собственность – это собственность «коллективных хозяйств сельхозпроизводителей», которая делилась на паи, а также собственность официально зарегистрированных и разрешенных законом кооперативов, к которым относились охотничьи и рыболовецкие артели, оленеводческие хозяйства и т.п. Личная собственность человека, обязательно приобретенная на трудовые доходы, предусматривала предметы быта, личные носильные вещи, ювелирные изделия, транспорт (автомобиль). Личная собственность человека в обязательном порядке не должна была участвовать в коммерческой деятельности и производстве и не использоваться для извлечения прибыли.
В личной собственности человека не должно было быть орудий труда и средств производства, благодаря использованию которых можно было бы извлекать прибыль. Вилы, лопаты, грабли для работы на подсобном участке или даче – пожалуйста. А трактор, грузовик, механический сельхозинвентарь – этим могли обладать только колхозники и… (по закону) индивидуальные крестьяне, которых у нас в стране после массовой коллективизации 30-х годов не было по факту.
Советский человек, если он жил в сельской местности, мог иметь частный личный дом. Но это была не «частная», а «личная собственность», потому что официально (по закону) человек не имел права сдавать этот дом внаем. Мои сверстники, наверняка, помнят, проживая на море где-нибудь в Сочи в «частном секторе», как правоохранительные органы «отлавливали» нерадивых нарушителей порядка. Хотя для курортных зон со временем сделали послабление, разрешая сдавать отдыхающим часть своей жилой площади в период летнего сезона, но после обязательной регистрации и оплаты налогов.
*О том, что у нас в СССР в основном построен социализм, было объявлено Н.С. Хрущевым в
1959 году на ХХI съезде КПСС. А на ХХIV съезде КПСС уже Л.И. Брежневым будет сообщено о по-
строении в СССР «развитого социализма». (Примечание автора).
Советский человек не имел права иметь не один, а два жилых дома. Я хорошо помню свое удивление, когда в 1970 году, начав изучать на втором курсе юрфака гражданское право, узнал о наличии в Гражданском Кодексе СССР нормы права, обязывающей «собственника частного дома сверх одного», продать это второй дом за определенный период времени. Проще говоря, если крестьянин, имевший свой частный дом, по наследству получал второй, то он обязан был один из двух домов продать. Это делалось законодателем все для того же, чтобы люди не использовали жилье в целях получения нетрудовых доходов. Городские жители имели право на свое дачное хозяйство (дачи были разрешены специально принятым законом), но все, что производилось, выращивалось на дачных участках, должно было использо-
ваться только для личного потребления.
Нас, послевоенное поколение, наши родители старались воспитывать точно так же, как воспитывали их, не одобряя у молодежи излишнего меркантилизма и проявлений «вещизма». Однако, несмотря на это, «вещизм, тяга к «красивой жизни» уже с конца 50-х начала 60-х годов все больше и больше входили в моду. За время войны тысячи советских солдат побывали в странах освобождаемой ими Европы и могли сравнить «их» и «наш» образ, а, главное, уровень жизни. Конец 50-х годов знаменовался Московским международным фестивалем молодежи и студенчества, а также появлением в СССР большого количества зарубежных фильмов, особенно итальянских, снятых в стиле «итальянского неореализма». Наши люди, ставшие кинозрителями, могли увидеть «западную жизнь», сравнить, как одеваются люди в Европе, а как у нас в стране, увидеть, какие сигареты они курят, какие часы носят, и на каких машинах ездят. В то время даже не было и намека на будущий глобализм, при котором одни и те же виды товаров совершенно одинаковы во всей Европе и России, от упаковок до качества. И коммунистическая партия начала активно проводить работу по увеличению производства товаров народного потребления, развивая легкую промышленность.
Я уже упоминал о велосипедах. В нашем поселковом магазине они стояли рядами. Мы, мальчишки, с вожделением осматривали их, щупая шины и трогая руками холодный никелированный металл. Еще мы обожали рассматривать лежавшие под стеклянной витриной на прилавке перочинные ножички и часы. Часы нам продавцы в руки не давали, даже если мы об этом просили. Ведь нам было от 7 до 12 лет:
«Приходи с мамой или папой покупать часы, тогда и посмотришь. И выберешь, что тебе нравится». Часы моделей «Победа» «Восток», «Слава» стоили 25-30 рублей. Цена и для нас, и для наших родителей просто недосягаемая! Были часы и более дорогие, в том числе в позолоченном корпусе, но на них нам даже смотреть было как- то неудобно. Самые дешевые часы назывались «Юность» и стоили они 16 рублей. А вот перочинные ножички были разные и их «моделей» было очень много от 30-40 копеек до двух рублей за ножик. И, главное, (о, радость!), нам разрешали их «посмотреть», то есть потрогать и пооткрывать лезвия. Главной мечтой любого моего сверстника из нашего поселка был перочинный нож «Армейский» (по типу швейцарского «Викторинокс») с шестью (!) лезвиями и часы «Командирские».
Именно так «глазами» совершали первые покупки первых «своих вещей» мои одноклассники, и я вместе с ними. У нас не было принято хвастаться личными вещами и новыми покупками. Это считалось дурным тоном. Нашим детским принципом, официально непровозглашенным, но, как правило, соблюдавшимся, было: не завидовать другим и не давать повода для зависти. Думаю, и знаю, что мои ровесники в закавказских республиках жили в те годы материально значительно лучше. В то время на так называемых колхозных рынках в Москве, Ленинграде, крупных областных городах было большое количество торговцев мандаринами, сливами, персиками, помидорами, виноградом, другими фруктами и овощами из Грузии, Азербайджана и Средней Азии. Армяне специализировались на других видах «бизнеса», чаще всего строительного. Я уже рассказывал об этом.
Хочу вспомнить об одном сверстнике из Грузии, с которым мне довелось целый год учиться на юридическом факультете Университета. Его звали Ваня (Вагнер) Бичикашвили (1950 г. рожд.). Это парень, только что вернувшийся из армии, поступил на юрфак, сдав все экзамены на «отлично», включая английский язык. Но, как выяснилось на первом же семинаре, он практически не умел… говорить по-русски. То есть, Ваня пытался говорить, зная отдельные слова, но сказать несколько предложений, выразив какую-то законченную мысль, он не мог. В армии служил в Грузии, кажется, в стройбате, а там можно было обойтись и без русского языка.* Нам, своим одногруппникам, Ваня «честно» объяснял, что поступить в Ленинградский университет на юридический факультет гораздо дешевле, чем в Грузии. И ему надо «хотя бы год продержаться, чтобы потом перевестись в Тбилисский университет: «Так дешевле будет».
Ваня всегда любил по своей доброте и щедрости грузинской души угощать товарищей кофе и булочками в буфете, привозил после зимних каникул из родной Грузии вино и «чачу». Был он из простой крестьянской семьи, но деньги всегда имел с собой большие. Как он говорил: «Мужчина всегда должен в кошельке сто-двести рублей иметь». Себя он считал не очень богатым грузином, хотя и жил не в общежитии, а снимал отдельную квартиру. Еще Ваня очень мечтал разбогатеть. Для этого он каждый розыгрыш денежно-вещевой лотереи несколько раз в году покупал по сто (!) билетов (вразнобой), каждый из которых стоил 30 копеек! Путем нехитрого умножение можно подсчитать, что Иван тратил на лотерейные билеты по тридцать рублей – целую месячную стипендию студента первого курса. Помню, как вся наша группа помогала Ване проверять билеты по нескольким экземплярам газет, в которых публиковались итоги тиража. Но, видимо, Ваня Бичикашвили был невезучим. Разбогатеть ему не удалось.
*Кстати, в 60-е – 70-е годы именно в советской армии представители так называемых «националь-
ных меньшинств» овладевали русским языком. (Примчание автора).
**Это было зрелище! Студенты других групп специально приходили посмотреть знакомую книгу Карла Маркса с текстом, исполненным характерной грузинской вязью. Подумать только, ведь тру- ды классиков марксизма-ленинизма в те годы издались на всех языках союзных республик! (Примечание автора).
Конец его обучения был мучительным. Бичикашвили приходилось учить «Политэкономию капитализма» по книге Карла Маркса «Капитал», изданной на… грузинском языке!** Прочитав о прибавочной стоимости на грузинском языке, Бичикашвили переводил свои знания на русский, а потом пытался на своем плохом русском языке рассказать то, что понял в результате чтения и перевода, на семинаре. Это «мучительное обучение» закончилось для Вани Бичикашвили в конце первого курса отчислением из Университета. Пытливый читатель может спросить, а как же человек, не владеющий русским языком, сумел поступить в университет в Ленинграде? Очень просто. Ведь грузинским языком и правилами поведения между грузинами Иван владел свободно. Ваня сам рассказал нам о своих «маленьких хитростях», умолчав только об их «денежной составляющей»: «Паша, знаиш, кажный прыдмэт кто-то из грузын в камыссыи прынымал. Грузыны, знаиш, всыгда друк с друком да- гаваратся. Сдэс в Рассыи дэшевлэ, чэм в Тбылыси дагаварытся!» Через два или три года, когда мы уже были студентами-старшекурсниками, Ваня Бичикашвили неожи- данно появился на юрфаке, чтобы «увидеть старых друзей». Он уже прилично говорил по-русски и был студентом юридического факультета Тбилисского университета: «Панымаиш, Паша, васстанавылся там. У нас в Грузыи эта дэшевлэ!» В подтверждение того, что «грузинский язык» становился в стране все более популярным языком «межнационального общения», Ваня рассказал такой анекдот:
«В Грузии в Тбилиси грузинский работник ГАИ останавливает автомашину с мо-
сковскими номерами и говорит водителю:
– Вы нарушылы правыла двыжэниа. Будитэ пысать абъиснениа на грузынском изыке!
Водитель:
– Да я не знаю грузинского языка!
Гаишник:
– Пышы. Вот бумага!
Водитель задумывается, потом возвращает гаишнику пустой лист, свернутый по-
полам, вложив в него 10 рублей.
Гаишник осматривает бумагу, забирает 10 рублей себе в карман со словами:
– Ну, вот, а гаварыл, што грузынскый изык ни знаиш. А уже палавыну абъиснения напысал!»
Но вернемся назад в Россию, в Советский Союз, в середину 60-х годов и попробуем вспомнить два совершенно разных кинофильма, снятых разными режиссерами, но в равной степени популярных среди населения: «Золотой теленок» (режиссер Михаил Швейцер, 1968 год) и «Айболит-66» (режиссер Ролан Быков, 1966 год). И в том и в другом фильме совершенно не случайно показаны эпизоды, осуждающие человеческий меркантилизм, который, думаю, в то время совершенно искренне был чужд подавляющему большинству советских людей.
В «Айболите-66» есть сцена, в которой Бармалей, захватив в плен доктора Айболита и его друзей, держит их связанными в своей пещере и ведет с доктором спор на тему «что есть истина»:
«Бармалей:
– Ну что, ветеринар? Что ты все время говоришь про свое добро? Видишь, сколько у меня добра разного? – При этом Бармалей начинает кидать в сторону доктора меха и золотые блюда.
Доктор резонно и с достоинством отвечает:
– Да это не добро. Это же барахло!
Уязвленный Бармалей-Быков отвечает Айболиту со «скрытым смыслом»:
– Ну, и что? Да, барахло. Но сейчас многие хотят прибарахлиться!»
Этот короткий диалог, содержавший очень простые дидактические мысли для де-
тей и для взрослых, показывал: стремиться «прибарахлиться» – это плохо! Быть смелым и бескорыстным, не бояться опасностей и спасать тех, кто нуждается в твоей помощи – это хорошо!
В экранизации классического романа о «великом комбинаторе» Остапе Бендере
«Золотой теленок» есть замечательная сцена. Она в этой кинокартине не случайна, и снята точь-в-точь по книге. Остап, уже завладевший миллионом рублей, честно отобранным им у подпольного миллионера Корейко, едет один в международном вагоне поезда. Он одет с иголочки, все купе им оплачено. На верхней полке лежит чемодан с миллионом. Остапу хочется демонстрировать свою широту и богатство, и он приглашает в свое фешенебельное купе целый десяток студентов, едущих в общем вагоне на какую-то стройку. Ребята поют Остапу свои веселые студенческие песни, Бендер отвечает озорными частушками. Они с удовольствием пьют чай с баранками, не зная, что их оплатил Остап, сунув проводнику в руку крупную ассигнацию. Ребята в восторге от Остапа, предлагают ему «поступать в Политехнический», рассказывая, что при стипендии в 15 рублей и питании жить можно, на что Остап, склонный к пижонству и «созданию «сильного впечатления», говорит, что уже «закончил один финансовый вуз». После это Бендер заявляет, что по своей профессии он «миллионер» и в доказательство, сняв чемодан с полки, широким жестом демонстрирует свой набитый тугими денежными пачками багаж. И тогда…
Тогда происходит сцена, очень важная для Остапа, для фильма, книги, и для всех читателей и кинозрителей «Золотого теленка». Ребята присвистнули и… замолчали. А потом один за другим, под разными предлогами покидали уютное купе Командора:
– Да, мне пора… Сколько мы там должны за чай?.. – говорит один из студентов и кидает на стол монеты.
– Да что вы, ребята, посидите, попоем, – еще не понимая, что происходит гово-
рит Остап.
И когда из купе пытается убежать, вырваться последняя оставшаяся молодая сту-
дентка, Остап, осознав, что его осуждают и с ним не хотят теперь общаться кричит:
– Да я пошутил. Верьте мне: я турецкоподданный, я – сын лейтенанта Шмидта!!! Конец истории Остапа Бендера известен всем, кто читал книгу или, хотя бы смотрел кинофильм. Я буду счастлив, если кто-то из молодых, после чтения этих строк, захочет прочитать «Золотой теленок». Ведь Остап, «Великий Комбинатор», знаю- щий сто способов относительно честного отбора денег, оказывается в советской стране совершено несчастливым человеком! Осознав это, он пытается уйти за границу в Румынию, груженый золотом и бриллиантами, приобретенными на свой заветный миллион, рассчитывая за золотые побрякушки подкупить румынских пограничников. То, что случилось на границе абсолютно предсказуемо для обычного капиталистического общества: Остап был ограблен румынами до нитки и выброшен на территорию Советской республики. Роман завершался знаменитой фразой не- унывающего Командора: «Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло.
Придется переквалифицироваться в управдомы!»
Да… Вспомнил любимый мной фильм, великолепную игру актера БДТ имени
Горького Сергея Юрского и даже неожиданно для себя самого осознал, что писатели Ильф и Петров, осуждая саму возможность жить в СССР с «нетрудовыми миллионами», возможно, подсказывали, где эти «нетрудовые доходы» можно получать. Ведь советская сфера жилищно-коммунального хозяйства была для этого своеобразным Клондайком. Вспомните, мои уважаемые сверстники, как трудно было вызвать для ремонтных работ из ЖЭКа* электрика, или, особенно, сантехника? Как шутили в те годы со сцены юмористы-сатирики: « К нашему сантехнику надо обращаться с уважением и поклоном по-японски: «сантехник-сан». Причина такого положения дел была проста: квартир было много, а сантехников мало. Трубы в квартирах протекали и рвались зимой часто, а материалов для их ремонта не хватало. Вот и приходилось платить зачастую грязному и полутрезвому сантехнику по «трешке», а иногда и до пяти рублей за то, что он поставил нам «японскую прокладку» или «свою личную импорт- ную муфту». Это было одним из ста относительно честных способов отбора денег… Но сантехники, электрики, плотники, «вымогавшие на лапу», как принято было говорить в те годы, не были должностными лицами, а, значит, не могли даже теоретически быть субъектами такого преступления, как «Получение взятки» (ст. 173
УК РСФСР). Другое дело – начальник ЖЭКа, или, стоящий еще выше руководи- тель районного жилищного управления. Эти люди могли распоряжаться деньгами бюджета, а также… больше, чем деньгами, – строительными материалами, которые, ввиду их отсутствия в магазине, стоили подчас гораздо дороже своего номинала, а начальникам, эти материалы распределявшим, они не стоили ничего. Они же были государственными, а, значит, ничьими. Сколько тысяч, десятков, сотен тысяч советских людей во всех сферах жизни страны приходило к простому и логичному для себя выводу: взять немного для себя из того, что ничье – не грех. Ведь от это- го, убеждали себя эти люди, никому не станет плохо. А мне станет немного хорошо. И воровство в нашей стране стало процветать и развиваться тем больше, чем боль- ше стало появляться на прилавках товаров того самого народного потребления, ко- торые тому же народу уже очень понравилось потреблять.
Вспомните мои сверстники, а также те, кто немного постарше, как эти явления были талантливо показаны в кинокомедии «Афоня» (режиссер Георгий Данелия), а также в пьесе Василия Шукшина «Энергичные люди». Герой этой пьесы, заведую- щий складом Аристарх Петрович даже под свое воровство целую «идеологию» подвел: «Я знаю, что в нашем бюджете даже процент на воровство предусмотрен. Пять или семь процентов!.. Ведь государство потому мне мало платит, поскольку знает, что я и так украду!»
К чему это вело? Да к тому, что менялась идеологическая основа нашего строя. Ведущей силой, по-прежнему, оставалась коммунистическая партия, а гегемоном был уже не пролетариат с колхозным крестьянством, и духовные ценности формировали уже не писатели, режиссеры и артисты, а наглые, вороватые «энергичные люди», насквозь пораженные «мелким бесом» собственничества, «вещизма» и чистогана. Эти люди зачастую смыкались и с партийными руководителями, и правоохранительными органами в Закавказье, в Средней Азии, да и в тех же богатых Ставропольских и Краснодарских краях, закладывая бомбу под фундамент общенародной собственности, уже тогда мечтая ее «раздербанить», поделить и попользоваться ею. Ну, об этих процессах мне еще предстоит говорить, рассказывая о Перестройке и «лихих 90-х годах».
Сейчас, заканчивая с «жилищно-коммунальной сферой», сделаю некоторые заметки про неизвестных стране «управдомов Перестройки», которые были зачастую первыми коррупционерами на самом низшем этаже нашей социальной лестницы. Но продвигаться по этой лестнице они умели! Они, эти малоизвестные герои, уме- ли «честно зарабатывать» на прописке на служебную площадь в Москве, Ленинграде, других крупных городах жителей закавказских республик, оформляя их «липовыми» дворниками, сантехниками, кровельщиками, техниками-смотрителями. Этим
«деловым людям», «трудящимся востока» предоставлялось служебное жилье в столичных городах. Это жилье заселяли десятки, сотни родственников никогда не работавших в жилищной сфере, а зарабатывавших для себя (не для страны) деньги на рынках. Не стану утверждать, что именно эти люди, начавшие с подкупа жилищно- коммунальных чиновников, первыми стали привозить в Москву, Ленинград и другие города наркотики. Но именно тогда, в первые смутные годы «после Перестройки», в начале 90-х годов с потоком «богатых» беженцев из Закавказья и Средней Азии в России массово начало появляться и проявлять это Зло…
Я убежден: представители жилищно-коммунальной мафии…, простите, «жилищно-коммунальной сферы» внесли свой достойный вклад в дело развала страны и развращения ее народа материальными благами, а также приучением к обязательным «коррупционным взносам». Мне, по крайней мере, хорошо известен один такой руководитель, который еще в 80-е годы щеголял поездками по Ленинграду на дорогой американской машине, ранее принадлежавшей генеральному консулу США. Да, эта автомашина была продана американцами Ленгорисполкому после отъезда из страны генерального консула, а Коммунальный Чиновник «честно» купил ее через соответствующее подразделение Горисполкома по назначенной цене. Вот только почему-то удивлялся народный артист СССР, Герой социалистического труда Георгий Александрович Товстоногов (1913-1989) главный режиссер того самого БДТ, где были блестяще поставлены шукшинские «Энергичные люди»: почему эту иномарку, на которую претендовал он сам, Ленгорисполком выделил не ему, хотя он, кажется, по своему статусу был первым претендентом на очереди? Не знал, да так и не узнал до своей скоропостижной смерти Театральный Мастер, что жилищно-коммунальные связи в те годы прочнее прочного связывали руки, про которые была в те годы придумана горькая шутка: «рука руку моет, а обе лицо умывают». Этот скромный жилищно-коммунальный герой, кстати, обожавший образ Великого Комбинатора Остапа Бендера, переживет все времена. Даже лишившись по мой инициативе своей должности, крепко получив «по рукам», он не пошел ко дну, а… всплыл в лидерах очередной «правящей» партии власти – «Единой России». Значит – старые профессионалы снова в строю!
Литературный процесс и периодическая печать
Литература, хочет она этого или не хочет, подчинена интересам и страстям социальной борьбы.
Ромен Роллан
Людей, не читающих газет, надо морально убивать на месте.
И. Ильф, Е. Петров
Попытаться рассказать о литературном процессе и периодической печати «советского периода, об их роли в жизни Моего Поколения – затея довольно-таки авантюрная. Не пытаюсь ли я, говоря словами русской поговорки, «рубить сук не по себе»? Возможно. Я ни в коем случае не претендую на лавры критика или неоспоримого знатока советской и зарубежной литературы, влиявшей на формирование взглядов, убеждений и принципов моих ровесников. Но по праву человека, много читавшего, и всегда стремившегося осознать и переосмыслить прочитанное, я попробую представить как свой личный взгляд на литературу 60-х – 80-х годов прошлого века, так и попытаюсь дать обобщающие оценки от имени Моего Поколения. Начну с периодической печати, то есть газет и журналов.
Возможно, многие молодые сейчас даже не знают, что все газеты и журналы в годы нашего детства, юности, молодости и зрелости, в основном, приобретались не в киосках и магазинах, а выписывались «по подписке» «Союзпечати» – главного органа, заведовавшего планированием распространения периодической печати в СССР. В комсомольских и партийных организациях по месту учебы или работы был заведен порядок, согласно которому каждый комсомолец или коммунист должен был «выписать не менее одной газеты «центральных органов» (ЦК КПС или ЦК ВЛКСМ), а также одну газету или журнал для политического образования.
Всю эту «прессу» после ее оплаты с 1 января нового года доставляли… по почте на адреса проживания подписчиков почтальоны, укладывая по утрам свежие газеты
и журналы в наши почтовые ящики. Суммы, на которые каждый советский человек подписывался на периодическую печать, были достаточно высоки. Поэтому, зачастую, подписка велась «в рассрочку» с сентября по декабрь. Каталог изданий представлял довольно-таки объемную брошюру.
Объясняю несведущим: подписываясь на партийные и комсомольские издания, мы, советские люди, материально поддерживали эти организации. Ведь по уставу КПСС и ВЛКСМ одной из статей дохода этих общественных организаций были средства от реализации изданий периодической печати и книг. ЦК КПСС принадлежало крупное книжное издательство «Правда», а ЦК ВЛКСМ – «Молодая гвардия». Самыми популярными были следующие газеты: «Правда», «Советская культура», «Советская Россия» (органы ЦК КПСС), «Известия» (орган Верховного Совета СССР),
«Комсомольская правда» (орган ЦК ВЛКСМ), «Гудок» (орган Министерства путей Сообщения), «Литературная газета» (орган Союза Писателей СССР), «Советская торговля» (орган министерства торговли СССР), «Советский спорт», «Футбол-Хоккей» (органы комитета по физической культуре и спорту Совета Министров СССР).
Политическим журналами того времени были: «Коммунист», «Блокнот агитатора», «Политическое самообразование», «Молодой коммунист», «Новое время», «Аргументы и факты», «За рубежлм». Журналов, называвшихся «общественно-политическими» и «научно-популярными» было великое множество: «Огонек», «Смена», «Советская женщина», «Советская молодежь», «Работница», «Крестьянка», «Студенческий меридиан», «Физкультура и спорт», «Спортивные игры», «Советская милиция», «Советский экран», «Искусство кино». У-у-ф… Остановлюсь на этом, хотя я не перечислил и половины издававшихся в то время журналов. Скажу без какого-либо преувеличения: все стороны жизни общества, были охвачены тем или иным научно- популярным журналом. Например: «Охота и рыболовство», «Пчеловодство», «Катера и яхты» и т.п.
Отдельное, особое место в иерархии периодических изданий занимали так называемые «толстые» журналы. Их называли общественно-политическими или литературными. Приведу названия только особо популярных, имевших большие тиражи (как правило, больше 100.000 экземпляров): «Новый мир», «Москва», «Знамя»,
«Наш современник», «Молодая гвардия», «Звезда», «Нева», «Юность», «Роман- газета». Это были общероссийские журналы. Но каждая союзная республика имела свои собственные республиканские «толстые журналы», а также еще были «региональные»: «Сибирские огни», «Волга», Подъем», «Родные просторы» и др.
Для публикации произведений современной зарубежной литературы был особый журнал, очень популярный в среде творческой и научно-технической интеллигенции – «Иностранная литература». Отдельным кластером, (говоря современным языком), были журналы для детей и юношества, учрежденные, в основном, ЦК ВЛКСМ: «Веселые картинки» (для самых маленьких), «Мурзилка», «Пионер», «Костер», «Искорка». С раннего детства мы приучались к тому, что нам «выписывают» родители «наши» журналы, которые мы читаем сами, находя в них что-то интересное, увлекательное. В этих журналах публиковались замечательные детские писатели: Радий Погодин, Николай Носов, Юрий Томин, Виталий Бианки, Вильям Козлов Станислав Сахарнов и многие другие.
Можно поливать грязью «коммуняг», хаять Советский Союз, называя его с экрана телевидения «проектом, который рухнул», но именно коммунисты в СССР делали все необходимое для того, чтобы дети нашей страны были не только грамотными, но любили читать, были увлечены чтением и книгами. Мы, жившие в те годы в Советском Союзе, действительно, были самым читающим народом в мире. Боюсь, что сказать сейчас то же самое о россиянах нельзя. Поколение нынешних двадцатилетних-тридцатилетних вряд ли так хорошо знает классическую русскую и советскую литературу, как знали ее мы, выпускники средней школы 1969 года.
Мы, действительно, очень серьезно изучали прозу Михаила Шолохова, являю-
щегося, несомненно, крупнейшим русским прозаиком советского периода ХХ века.
«Тихий Дон», «Поднятая целина», «Судьба человека», «Они сражались за Родину» и
«Донские рассказы» – все эти произведения входили в официальную школьную программу и «по-серьезному» штудировались на уроках литературы, помогая нам, рожденным после войны, лучше узнать историю нашей страны в ее переломные, драматические моменты. О том, как мы любили поэзию Владимира Маяковского, я уже говорил много. Естественно, что кроме ранних футуристических стихов в программу изучения творчества поэта входили поэмы «Владимир Ильич Ленин», «Хорошо!»,
«Облако в штанах», а также пьесы «Клоп» и «Баня». Но многие из нас с не меньшей любовью и интересом относились к изучению творчества Александра Блока и Сергея Есенина. Да, пожалуй, те, кто истинно полюбил поэзию, даже не изучали, а чи- тали и зачитывались Блоком и Есениным.
Те из моих сверстников, кому повезло с преподавателями русского языка и литературы, полюбили поэзию 60-х годов, богатую талантливыми поэтами-личностями: Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Расул Гамзатов были чрезвычайно популярны в годы нашей школьной юности. Помню, как я еще в библиотеке мачтопропиточного завода брал маленькие томики стихов аварского поэта «Надписи на кинжалах» в отличных переводах, полные восточной мудрости и изысканности стиля. Любовь к поэзии и пониманию этого великолепного литературного жанра нам прививала классный руководитель, преподаватель русского языка и литературы Лидия Яковлевна Баланова, женщина сильная, волевая, прекрасно умевшая декламировать поэзию.
Вспоминаю, как я волновался, готовясь выступить перед моими друзьями- ровесниками в нашем литературно клубе «Свеча», читая свою любимую поэму С. Есенина «Анна Снегина». И это было истинное счастье, видеть, как в абсолютной тишине «внимают поэзии» мои одноклассники. Сколько таких же литературных клубов, театральных студий, где можно было реализовать свои творческие способ- ности, было в годы нашей школьной юности по всей стране?! Возможно, в каких-то школах мои ровесники и скучали на уроках литературы, зевая от заученных слов учителя о Татьяне Лариной, «одиноком цветке, выросшем в расселине дикой скалы». Нам же наши учителя рассказывали о книжных и журнальных новинках, рекомендовали для чтения книги, духовно развивавшие нас через приобщение к «высокой» литературе.
Вспомните, мои дорогие ровесники, разве не производили на вас в ваши 15-16 лет сильное впечатление романы и повести писателя из Киргизии Чингиза Айтматова:
«Прощай, Гульсары», «Тополек мой в красной косынке», «Белый пароход»? Интерес- но, а нынешние выпускники школ знают такого писателя Чингиза Айтматова? Слышали ли вы хоть что-нибудь о его философском романе «И дольше века длится день»…? Нет? Ну, может, хотя бы теперь поинтересуетесь. Говорит вам что-нибудь имя Федора Абрамова, автора трилогии о семье Пряслиных из далекой архангельской деревни Пинега? Ведь этот советский писатель еще в 70-е годы прошлого века, при своей жизни, был включен в программы филологических факультетов университетов США, как классик современной советской литературы. Мне, обученному в простой, рядовой поселковой школе, не было стыдно за свои знания, когда я, в годы учебы в Университете, обсуждал «Пелагею и Альку», «Две зимы и три лета» с американскими аспирантами-филологами, стремившимся понять загадочную русскую душу.
Уже в 90-е годы режиссер Лев Додин за постановку в Малом драматическом театре спектаклей по произведениям Ф. Абрамова будет удостоен рукоплесканий Европы и Америки, получит для своего детища высокое звание «Театр Европы». Наши учителя приучили меня и моих одноклассников регулярно читать «Литературную газету», основанную еще самим Александром Пушкиным! В этой газете публиковались критические статьи с анализом литературных произведений современных авторов. Мы, читая эти рецензии, могли соглашаться или мысленно спорить с их авторами, вырабатывая свой собственный взгляд на творчество того или иного современного автора, учились отстаивать свое мнение, а также понимать литературную и гражданскую позицию авторов, произведениями которых мы зачитывались. Не могу не привести слова Федора Абрамова, которыми он ответил на вопрос о задачах современной советской литературы: «Будить! Всеми силами будить в человеке человека!!!»
А какие глубины русского характера можно было прочувствовать в произведениях белорусского писателя Василя Быкова «Третья ракета», «Альпийская баллада», «Обелиск», «Сотников»? Книги этого автора не входили в школьную программу, но наши учителя всегда стремились дать нам больше, чем просто «отбарабанить школьную программу». Поэтому мы читали «Прощание с Матерой», «Живи и помни» Валентина Распутина, произведения Виктора Астафьева и только-только начавшего публиковать своим первые рассказы Василия Шукшина.
В школьные годы мы еще не очень-то разбирались в тенденциях и направлениях нашего советского литературного процесса. Мы любили журнал «Юность», являвшийся печатным органом ЦК ВЛКСМ, за его доступность и демократизм. За то, что в нем часто публиковались стихи автора бессмертной «Гренады» Михаила Свет- лова, за раздел сатиры и юмора, в котором «хозяйкой» была обаятельная и веселая Галка Галкина.*
*Придуманный образ редактора раздела, от имени которой публиковались комментарии, велась переписка с читателями. (Примечание автора).
Мы читали в этом журнале поэмы Евгения Евтушенко «Братская ГЭС» и «Северная надбавка», удивительно смешную и необычную по стилистике повесть молодого Василия Аксенова «Затоваренная бочкотара». Мы совершенно не задумывались и не знали, кто по национальности Михаил Светлов, юмористы Г. Горин и А. Арка- нов, «сочинявшие» Галку Галкину.
Это уже позже, не все из нас, а лишь те, кто будет глубже вникать в литературный процесс того времени и в тенденции, существовавшие в среде советской творческой интеллигенции, узнают и поймут, почему рассказы В. Шукшина не могут, и не будут публиковаться в «Юности». Сумеют «разгадать», по каким причинам в «Молодой гвардии» в разделе «Критика» литературовед М. Любомудров в пух и прах разносит публикации в «Юности», которыми мы зачитывались, считая их привлекательными и интересными. Только уже в начале ХХI века мы узнаем из интервью по телевидению бывшего главного редактора «Юности» Андрея Дементьева о том, что для публикации «Северной надбавки», отвергавшейся советской цензурой, пришлось дойти до Политбюро ЦК КПСС!
Мы были чисты, наивны и счастливы в своем незнании «подводных течений», а также «литературных конъюнктур», без которых в те годы любой, даже самый талантливый литератор не имел шанса опубликовать свои произведения и донести свое творчество до читателей. Мы, конечно, не знали, каких усилий, крови и не- рвов стоило Александру Твардовскому сделать свой «Новый мир» после публикации повести А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» своеобразным центром «советского либерализма», где могли публиковаться «смелые» и нестандартные произведения, не получавшие поддержки в отделах культуры и агитации и пропаганды ЦК КПСС.
Уже позднее, в студенческие годы, мы станем понимать, что журнал «Юность» был «оплотом» либеральной, «прозападной» интеллигенции, зачастую космополитического направления, с презрением относившихся к русскому «квасному патриотизму». А редколлегия «Молодой гвардии» и «Нашего современника», наоборот, стояла на почвеннических, русофильских позициях, заявлявшихся, как консерватив- ные. Авторы из одной литературной группы никогда не могли публиковаться в журналах антагонистах». Боле того, между ними велась серьезная полемика на страницах тех же журналов и в периодической печати.
Вспоминаю, как где-то в 1967-1968 годах мои брат и сестра, будучи уже студентами ленинградских вузов, дали мне прочитать отпечатанную на пишущей машинке (мой первый опыт чтения «самиздата») пародию на роман Всеволода Кочетова
«Чего же ты хочешь?» Я этого романа по своему малолетству не читал, но уже хорошо знал, что В. Кочетов является автором романа «Журбины», посвященного советскому рабочему классу, по которому был снят очень популярный фильм «Большая семья», с молодым и обаятельным Алексеем Баталовым в главной роли. Пародия называлась «Чего же ты хохочешь?» и была очень злой и издевательской по отноше- нию к автору романа. Из этой пародии, даже те, кто не читал самого романа, могли сделать вывод об этом писателе, как об «ура-патриоте», узколобо преданному коммунистической партии. Ну, а сам автор пародии «смотрелся» в качестве остроумного, интеллектуального человека, располагающего более широкими, «не зашоренными» взглядами на советскую действительность.
Если говорить и рассуждать о «литературном процессе» 60-х -80-х годов прошлого века, то следует сразу же оговориться, что подавляющему большинству советских читателей было мало что известно о «столкновениях и бурях» внутри Союза Писателей СССР. Ну, пели мы в 60-е годы свободно и без оглядки песни Александра Галича. Может, кому-то они казались излишне острыми и даже издевательскими «по отношению к советской действительности и советским людям». Но их никто не запрещал. После отъезда Галича за границу исполнять эти песни в узких компаниях кто-то стал реже, с оглядкой. Но в кинофильмах «На семи ветрах», «Дайте жалобную книгу» и «Не самый удачный день» продолжали звучать песни этого автора. Вот только кинофильм и пьесу «Вас вызывает Таймыр» престали показывать и ставить. А песню «До свидания, мама, не горюй, не грусти, Пожелай нам доброго пути», пели также, как и раньше, не задумываясь, сочинил ее эмигрант Галич-Гинзбург или же они просто «народные».
Похожая история была и с Владимиром Войновичем, вступившим в 70-е годы в конфликт с писательским союзом из-за неприятия в СССР и публикации за рубежом его произведения «Жизнь и удивительные приключения солдата Ивана Чонкина». Подавляющее большинство советских людей, включая сверстников Моего Поколения, и слыхом не слыхивали ни о каком Иване Чонкине, но наизусть знали слова одной из первых «космических» песен, автором стихов которой был именно Владимир Войнович:
«Заправлены в планшеты
Космические карты,
И штурман уточняет
В последний раз маршрут. Давайте-ка ребята, Закурим перед стартом
У нас еще в запасе четырнадцать минут.
Припев: Я верю, друзья, Караваны ракет Помчат нас вперед
От звезды до звезды.
На пыльных тропинках Далеких планет Останутся наши следы».
Еще в свои школьные годы я так любил песню на стихи В. Войновича «Футбольный мяч», которую блестяще исполнял певец и актер Олег Анофриев, обладавший чистым, звонким голосом:
«Выходил на каждый матч Старый мяч футбольный Футболисты этот мяч Били очень больно.
За воротами порой Он искал спасенья, Ненавидя всей душой Центра нападенья.
У нас, «болевших» футболом, особенно популярным был припев этой песни. Уверен, что и мои ровесники Олег Блохин и Владимир Казаченок (1952 г. рожд.), ставшие знаменитыми футболистами, напевали этот стихотворный припев, не зная ни автора стихов, ни его судьбы:
«Футбольный мяч не знал людских секретов,
Высоких чувств футбольный мяч не знал.
Но иногда, как малая планета,
Тот мяч над шумным стадионом пролетал».
Конечно, в условиях старого советского режима, информация о тех или иных событиях внутри страны и за рубежом доводилась до граждан Советского Союза весьма дозировано. Нас старались «не огорчать» разного рода неприятной информацией о техногенных катастрофах с человеческими жертвами, а также о проявлениях несогласия деятелей культуры с «линией партии». Так о «проблемах» во взаимоотношениях с властями автора знаменитой повести «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова лично я узнал после того, как услышал о запрете областного управления кинофикации демонстрировать фильм 1956 года «Солдаты» по сценарию В. Некрасова, в котором свои дебютные роли исполнили Иннокентий Смоктуновский и Всеволод Сафонов. Я искренне был рад, когда уже пятьдесят лет после выхода фильма, представлявшего Сталинградскую битву глазами простых, «окопных» солдат, я сумел приобрести DVD диск этого фильма.
Некоторые инциденты внутри «писательского мира», не могли не коснуться и нас, школьников, далеко не всегда способных разобраться в хитросплетениях внутриклановой борьбы в Союзе советских писателей. Вспоминаю, какое сильное впечатление на меня и на моих одноклассников произвел факт невозвращения из-за границы (что для нас приравнивалось к измене Родине) молодого талантливого писателя Анатолия Кузнецова, быстро взлетевшего на пик славы благодаря публикациям в «Юности» повести о комсомольской стройке в Сибири «Соленый арбуз» и рома- нов «Бабий яр» (о жертвах Холокоста в Киеве), а также «Огонь» (производственная драма). Писатель, ставший лауреатом премии Ленинского комсомола, написавший патриотические произведения, прославляющие героический труд советских людей, остался в Англии, куда выезжал по линии бюро пропаганды советской литературы
Союза писателей СССР. Это было неслыханно!
Помню, как смущалась наша преподаватель литературы Лидия Яковлевна, пытаясь объяснить нам, старшеклассникам, что же произошло, что совершил человек, книги которого нам рекомендовали читать. Как потом клеймили позором «перерожденца» Анатолия Кузнецова, который, отказавшись вернуться на Родину, предал свою страну, и даже стал называть себя на иностранный манер «Анатоль». Уже гораздо позже, во время службы в органах государственной безопасности, я пойму, что многие писатели тех лет жили и писали свои книги, руководствуясь «двойными стандартами». Одно говорили, другое думали, а иногда делали что-то совершенно… третье. Впрочем, такая ситуация была характерной не только для писателей. Многие, очень многие представители творческой интеллигенции, обученной и взращенной нашей страной и ее народом, жили и творили «с фигой в кармане». Пройдет время и в годы Перестройки будут опубликованы романы и повести, ранее написанные «в стол»: «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова (для Моего Поколения автора «Кортика» и «Каникул Кроша»), «Зубр» Даниила Гранина и другие произведения. Прочитав эти «перестроечные» романы, заинтересованные, внимательные читатели задавались вопросом: а каковы же были истинные взгляды этих и других писателей в прежние, менее «свободные» годы?
Задавали себе и друг другу вопросы мои сверстники в середине 80-х годов: что же произошло со многими писателями, еще вчера прославлявшими, а теперь проклинавшими и сталинизм, и коллективизацию, и даже пытавшимися «переосмыслить» подвиг советского народа в Великой Отечественной войне. Особенным нападкам подвергся ранее неукоснительно соблюдавшийся писателями литера- турный метод «социалистического реализма». Каким преследованиям стали подвергаться писатели и кинематографисты, своим творчеством поддерживавшие советскую идеологию патриотизма! Этих людей подвергали травле и шельмованию в критических статьях в журналах и на телевидении, которое в конце 80-х – нача- ле 90-х годов еще оставалось государственным, но практически уже было захвачено людьми, которые заменят патриотизм и нравственное воспитание на эстраде и в печати на пропаганду гламурной пошлости и хамства, которые будут «продаваться» для того, чтобы «пипл хавал».* И тогда наша старая, возможно, несколько однообразная, но не бесталанная советская эстрада, станет «российским шоу бизнесом». На сценах будут появляться не профессиональные певцы и танцоры, а «шоу бизнесмены», прежде всего «делающие деньги», а не творящие искусство. Бизнес не соединится с творчеством, и, по известной поговорке про мух и котлеты, бизнес будут отдельно, а искусство и творчество – отдельно. Хотите пример? Пожалуйста: в России супервостребованными,«продаваемыми» художниками станут Никас Сафронов и Александр Шилов. В то же время Амедео Модильяни, кажется, при жизни не смог продать ни одной своей работы и умер в нищите.
*Знаменитые слова российского певца Богдана Тито- мира, который в 90-е годы, в ответ на упреки в низком художественно уровне и по- шлости его песен, ответил: «Но ведь пипл хавает!» (Примечание автора).
Павел Филонов вообще был против продажи картин, поскольку по своим филоновским, комиссарским убеждениям творил, зачастую полуголодным, по восемнадцать часов сутки для России и Революции! Кто из названных художников более ценен для Истории Искусств? Ответ ясен. Кто из них больше заработал и богаче жил? Тоже понятно, кто…
Не могу не вспомнить о литературных, высокохудожественных произведениях, которые предшествовали переоценке художественных и эстетических ценностей в нашей литературе. Не хочу отбирать хлеб у литературных критиков и культурологов, но для себя я считаю такими «книгами-предостережениями» повести Виктора Астафьева «Печальный детектив» и «Людочка», а также роман Валентина Распутина «Пожар». Горький привкус разочарования в двойных стандартах жизни сопровождает героя «Печального детектива» следователя Леонида Сошнина. Жертвой бездуховности и тупого человеческого очерствения становится астафьевская русская девушка Людочка, обесчещенная и наложившая на себя руки, не сумев пережить своей драмы бесчестья. Символично, что вершителем правосудия в конце повести становился Людочкин отчим, бывший зек, грубым насилием утверждая убийственную справедливость…
Боль и горечь астафьевской безысходности не могла не задевать. Она будоражила сознание, пробуждала сердце и мысли. Но, что интересно, на писателя-фронтовика, сибиряка по месту рождения и проживания, всей критической сворой накинулся московский литературный бомонд, критикуя и ругая как раз за то, за что через несколько лет будет хвалить и превозносить уже «московских пророков», правда, стоящих по другую сторону литературных баррикад… Вспомните, вспомните, мои ровесники, какое впечатление на вас произвели эти книги в те уже далекие годы. И попробуйте пересчитать их сейчас, также как я перечитываю распутинский «Пожар».
Этот роман сибиряк, иркутянин Валентин Распутин опубликовал, будучи уже признанным советским, российским классиком, классиком литературного стиля и классиком познания русской души. Писатель, который мог себя проявить и как блестящий публицист, нашел в своем произведении аллегорическую форму пожара в деревне Сосновка, для того, чтобы передать всю свою гражданскую боль за утрату духовных и нравственных ценностей в России. Описание пожара магазина и склада, а, главное, поведения людей, населявших деревню, на этом пожаре, дает В. Распутину не только возможность раскрыть характеры героев, но и поразмышлять, порассуждать на тему вечных истин – Добра и Зла.
Воровство на Пожаре, готовность схватить, «приватизировать» «общее», «ничье», сделав его «своим», охватывает деревенских жителей, обезумевших от возможности «нажиться» на Пожаре, на их общей беде. Это ли не пророческие размышления о будущем России, которое наступит буквально через несколько лет после публикации романа, когда слова «украсть» и «делать бизнес» станут словами-синонимами, а символ Пожара в стране все чаще и все отчетливее будет возникать уже не только у писателей, но и у рядовых граждан, гордившихся когда-то званием «самого читающего народа в мире»?
Не случайно одно из лучших высказываний на тему Добра и Зла было почерпну-
то мной именно из романа «Пожар» Валентина Распутина:
«Ни в какие времена люди не приближались, вероятно, к подавляющей добро- склонности, и всегда на одного склонного приходилось двое-трое уклонных. Но добро и зло отличались, имели собственный четкий образ. Не говорили: зло – это обратная сторона добра, с тем же самым лицом, косящим не вправо, а влево, а считалось, что зло – это еще необращенная, вроде язычества, в лучшую нравственную религию сила, делавшая дурно от своей неразвитой звериной натуры, которая не понимает, что она делает дурно. Если бы удалось между добром и злом провести черту, то вышло бы, что часть людей эту черту переступила, а часть еще нет, но все направлены в одну сторону – к добру. И с каждым поколением число переступивших увеличивается.
Что затем произошло, понять нельзя. Кто напугал их, уже переступивших черту и вкусивших добра, почему они повернули назад? Не сразу и не валом, но поверну- ли. Движение через черту сделалось двусторонним, люди принялись прогуливаться туда и обратно, по-приятельски пристраиваясь то к одной компании, то к другой, и растерли, растоптали разделяющую границу. Добро и зло перемешались. Добро в чистом виде превратилось в слабость, зло в силу.
Что теперь хороший или плохой человек? А ничего. Устаревшие слова, оставшиеся в языке, как воспоминание о дедовских временах, когда с простотой и наивностью человека оценивали по его душевным жестам, по способности или неспособности чувствовать, как свое собственное, чужое страдание. В житейской же практике уже тот ныне хороший человек, кто не делает зла, кто без спросу ни во что не вмешивается и ничему не мешает. Не естественная склонность к добру стала мерилом хорошего человека, а избранное удобное место между добром и злом – постоянная и уравновешенная температура души. «Хата с краю» с окнами на две стороны перебралась в центр.
Что прежде творилось по неразумию, сделалось искусом просвещенного ума».
Пусть простят меня читатели за такую длинную цитату. Но я намеренно хотел привести ее как для своих сверстников, так и для нынешних молодых, чтобы и те, и другие поняли, какой Мастер замолчал, перестав творить в условиях новой России. Сегодня я не вижу в магазинах среди множества книг в гламурных обложках, напоминающих конфетные коробки, переизданий Распутина и Астафьева. Хотя эти писатели сейчас включены в программу по литературе для старших классов. Интересно, а если бы в какой-то молодежной телепередаче задать вопрос сидящим в студии молодым: «Кто такой Валентин Распутин и что вы о нем знаете?», – каков бы был процент правильных ответов? И сколько бы человек высказало предположение:
«Может, это отец певицы Маши Распутиной?»
Мне кажется, пора заканчивать рассуждения на тему «литературного процесса». Когда-то, уже четверть века назад я мог почти профессионально рассуждать о содержании романа В. Распутина, выступая в качестве политинформатора по вопросам культуры (были такие в советские годы) перед своими коллегами из Ленинградского Управления КГБ СССР. Сейчас, даже если бы я сохранял прежнюю начитанность, мне не о чем было бы выступать и говорить. Рыночно-базарные отношения в стране и в современном литературном процессе привели к тому, что полки книжных магазинов завалены «женским» детективным «чтивом» дашковых, устиновых, донцовых, марининых, а также яркими лубочными обложками романов в жанре «фэнтези» поляковых, перумовых и лукьяненко.
Да, сейчас можно купить прекрасные сборники стихов поэтов «серебряного века», поэтов-шестидесятников, но где же, где современная поэзия? Или жесткая проза «реальной» жизни, светского гламура или нищенствующего дна не дает поводов для поэтического вдохновения? Да, конечно, появились современные «властители дум» в лице веллеров, стоговых, пелевиных и минаевых, но, задумайтесь, ровесники: с какой маленькой буквы звучат и пишутся эти фамилии в сравнении с Айтматовым, Шукшиным, Астафьевым, Бондаревым, Абрамовым и Распутиным.
Не стану кликушествовать по поводу того, что нынешнее поколение чрезвычайно мало читает, плохо знает русскую классику, почти ничего из русской поэзии не может процитировать наизусть. Это, скорее, беда нынешних молодых, а не их вина. Выскажу свое скромное мнение отца, имеющего двоих семнадцатилетних детей, планирующих в 2011 году сдавать ЕГЭ (Единый Государственный Экзамен) по русскому языку и литературе. С таким подходом, какой сейчас осуществляет министерство образования по отношению преподавания русского языка и литературы наша страна рискует через 10-15 лет получить поколение, которое гораздо лучше будет говорить по-английски, чем читать и писать по-русски. Не исключаю, что в ближайшем будущем в газете «Из рук в руки» может появиться такое объявление: «Заслуженный учитель РСФСР со стажем 45 лет готова обучать умению говорить и читать по-русски классические произведения российской и советской словесности, в том числе поэзии. Развитие интеллекта и эрудиции гарантировано. Не для подготовки к ЕГЭ! Дорого!!! Телефон ……. Спросить Марию Ивановну».
Я надолго задумался, чем же и как завершить эту главу, получившуюся (или не получившуюся) у меня какой-то описательной, но… недосказанной. Я решил, что лучшим ее окончанием будут стихи замечательного ленинградского поэта Вадима Шефнера (1915-2002), участника Великой отечественной войны, коммуниста, ни- когда не сидевшего в партийных президиумах и не любившего «выступать с трибу- ны». Это стихотворение, надеюсь, знакомо моим ровесникам. Оно называется «Сло- ва». Написано оно в 1956 году, когда уже не было тирании сталинизма, но еще не началась «хрущевская оттепель». Наверное, я выбрал это стихотворение потому, что литература по своей сути – слова, расставленные в определенном порядке и с определенным смыслом. Автор этих стихов настоящий поэт, простой и скромный ленинградский интеллигент, оставивший после себя кроме томиков стихов еще и великолепную прозу в жанре «ненаучной фантастики» («Круглая тайна», «Скромный гений» и др.). Я очень люблю эти стихи, и, уверен, они близки многим представителям Моего Поколения:
«Много слов на земле. Есть дневные слова –
В них весеннего неба сквозит синева.
Есть ночные слова, о которых мы днем
Вспоминаем с улыбкой и сладким стыдом.
Есть слова – словно раны, слова – словно суд –
С ними в плен не сдаются и в плен не берут.
Словом можно убить, словом можно спасти,
Словом можно полки за собой повести.
Словом можно продать и предать и купить,
Слово можно в разящий свинец перелить.
Но слова всем словам в языке у нас есть:
Слава, Родина, Верность, Свобода и Честь.
Повторять их не смею на каждом шагу, –
Как знамена в чехле, их в душе берегу.
Кто их часто твердит – я не верю тому,
Позабудет о них он в огне и дыму.
Он не вспомнит о них на горящем мосту,
Их забудет иной на высоком посту.
Тот, кто хочет нажиться на гордых словах,
Оскорбляет героев бесчисленных прах.
Тех, кто в темных лесах и в траншеях сырых,
Не твердя этих слов, умирали за них.
Пусть разменной монетой не служат они, –
Золотым эталоном их в сердце храни!
И не делай их слугами в мелком быту –
Береги изначальную их чистоту.
Когда радость – как буря, иль горе – как ночь,
Только эти слова тебе могут помочь!»
«Оружия любимейшего род» (сатира и юмор советского времени)
Мы можем петь и смеяться, как дети…
В. Лебедев-Кумач
В название этой главы я вынес цитату из любимого поэта Моего Поколения В. Маяковского, любившего и умевшего острым языком сатиры и «шершавым языком плаката» высмеять и пригвоздить к позорному столбу всякого рода «дрянь», прима- завшуюся «к нашему социализму». У современной молодежи бытует мнение, что «в советские застойные годы» не было места ни юмору, ни, тем более, сатире. Ведь социализм «зажимал» любое проявление свободомыслия. Смею заверить сегодняшнюю молодежь: свободомыслие и иронический взгляд на недостатки советской жизни зажимались в те годы ничуть не больше, чем сейчас, при кажущейся свободе самовыражения.
Хотя Мое Поколение росло в послевоенные годы, казалось бы, не очень-то располагавшие к веселью, думаю, что по части понимания юмора и умения шутить у моих ровесников, как говорится, «все в порядке». Ведь нынешние тридцатилетние совершенно не умеют воспринимать юмор, содержащийся в карикатурах. Да они и не видели их, этих карикатур в том огромном количестве, в каком мы просматривали и изучали политические и бытовые карикатуры в главном сатирическом журнале страны – «Крокодил». Под острым девизом «Вилы в бок» в этом журнале публиковались многочисленные очерки, фельетоны и карикатуры, клеймившие то, что называли «родимыми пятнами капитализма»: пьяниц, хулиганов, тунеядцев, расхитителей социалистической собственности и бюрократов.
Отмечу для молодых и непосвященных читателей, что сатирический журнал
«Крокодил» был ни много, ни мало, печатным органом ЦК КПСС, а в каждой союзной республике был собственный сатирический журнал: «Перец» на Украине,
«Крапива» в Белоруссии, «Шмель» в Молдавии. В эти печатные издания советские граждане могли направлять свои письма и жалобы на незаконные действия чиновников или работников торговли, общественного питания, бытового обслуживания (эти сферы жизни советских людей чаще всего подвергались критике). Иногда выдерж- ки из этих писем публиковались в журнале, и редакция сообщала, что ждет реакции от критикуемых. Эта реакция, поверьте, появлялась незамедлительно. Попасть «на вилы» журналу «Крокодил» было для многих чиновников смерти подобно. Ведь в те годы газетная публикация была официальным поводом для рассмотрения поведения коммуниста или комсомольца на соответствующих бюро или собраниях. Такие «рассмотрения» и «заслушивания» могли очень дорого стоить объекту критики. Я уже писал о том, что газетная или журнальная публикация, в соответствии с уголовно-процессуальным кодексом 1961 года была одним из законных оснований для возбуждения уголовного дела. Правда, время «настоящей гласности» и критики придет гораздо позже – во времена генсека М.С. Горбачева. Это тогда появится короткий, но очень «ёмкий» анекдот:
– Что общего между министром и мухой?
– И муху, и министра можно убить газетой!
В принципе «Крокодил» никогда «не поднимал руку» на партийных руководите- лей. Авторитет КПСС должен был быть непреклонным. Но в журнале появлялись статьи о проступках и даже преступлениях бывших коммунистов, совершивших хищения и злоупотребления служебным положением. К слову сказать, коммунистов тогда никогда не осуждали советскими судами по уголовным статьям. Почему? Да потому что была повсеместная практика исключать из КПСС обвиненных в преступлениях коммунистов сразу же после окончания предварительного следствия и предъявления члену партии обвинения. Так, заканчивая в 1978 году крупное уголовное дело о контрабандной переправке в Израиль художественных ценностей, я, выполняя указания руководства, направил в Горком КПСС представление на обвиняе- мого Осипова Исая Самуиловича, 1912 года рождения, члена КПСС с 1940 года. И он был исключен из КПСС еще до начала суда, очень переживая по этому поводу. Вот так работала в КПСС в те годы презумпция невиновности!
Ведь любой мало-мальски образованный юрист, даже окончив энский частный университет, размещенный и созданный на базе бывшего ПТУ, знает: виновным можно считать человека только при наличии вступившего в законную силу приговора суда. Впрочем, я неожиданно вспомнил одну карикатуру, в которой, по-видимому, подразумевался среднеазиатский партийный работник. На карикатуре был изображен солидный чиновник, сидящий за огромным столом, скрестив под креслом ноги, одетые в традиционные среднеазиатские тапочки без задника (чувяки), а перед ним стоял старый восточный аксакал в халате и тюбетейке, держащий в руках модные дорогие полуботинки. Старик говорил чиновнику: «Дорогой, прости, но ты, выходя из мечети, одел по ошибке мои чувяки!»* Этой карикатурой делался намек на то, что многие среднеазиатские руководители, на словах заявляя о своем атеизме, регулярно посещают мечеть.
*Как известно, мусульманин, входя в мечеть на молитву, снимает с себя обувь. (Примечание ав-
тора).
В «Крокодиле» можно было всегда увидеть много политических карикатур, в основном, направленных против развязываемой американцами гонки вооружений. Авторами многих карикатур были известные художники- карикатуристы: Владимир Гальба, Владимир Чижиков, знаменитое трио «Кукрыниксы» (Куприянов, Крылов, Николай Соколов). «Кукрыниксы», взявшие себе коллективный псевдоним по первым буквам своих фамилий, в годы войны прославились своими карикатурами на Гитлера, а в 60-е годы прекрасно изображали американского «дядю Сэма». А еще мне очень нравился раздел «Нарочно не придумаешь», где публиковались присланные читателями «перлы» косноязычия и искажения литературного русского языка. Вот, написал, и сразу же вспомнил одну такую фразу (чего только не творит человеческая память!): «Собака красно-бурой масти пришла по левому берегу реки, затем напала на кур, из которых одну заела совсем, а двух насмерть. Я стрелял, но не попал» (из объяснительной записки сторожа птицефабрики).
Кроме журнала «Крокодил» в годы нашего детства был учрежден просуществовавший почти что тридцать лет «Всесоюзный сатирический киножурнал «Фитиль», главным редактором которого долгие годы был Сергей Михалков, детский писатель, глава клана Михалковых, по совместительству автор двух текстов гимнов СССР и России. Киножурнал шел в формате 10-15 минут и его, как правило, демонстриро- вали перед киносеансами художественных фильмов вместо киножурнала. Да, нынешняя молодежь может не знать об этой традиции: в те советские годы перед каждым киносеансом показывали или мультфильм или киножурналы «Новости дня»,
«Хочу все знать», «Ленинградская кинохроника» или «Фитиль». Иногда бывали так называемые «удлиненные киносеансы», на которых в течение 30-40 минут демонстрировались научно-популярные познавательные и документальные фильмы. Лично мне больше всех киножурналов нравился «Хочу все знать», который очень расширяет эрудицию и кругозор.
В «Фитиле» было три вида сатирических сюжетов: игровые, мультипликационные и документальные. Как правило, в одном киножурнале умещались три-четыре сюжета. В игровых очень часто роли чиновников, бюрократов, нерадивых директоров магазинов и столовых играл актер Николай Парфенов, обладавший замечательным комическим талантом. Думаю, не только «старики», но и «молодые» помнят одну из его последних ролей в кинокомедии Л. Гайдая «На Дерибасовской хорошая погода, на Брайтон-бич опять идут дожди», где актер сыграл роль полковника КГБ, начальника Одесского управления и героя кинокартины Дмитрия Харатьяна. В документальных сюжетах корреспонденты «Фитиля» показывали, например, как завод сбрасывает в реку неочищенные стоки, а потом брали интервью у директора этого завода. В таких сюжетах любили приводить документы: приказы министерств, письма и указания руководителей. Этому могут не поверить современные молодые граждане России, но я свидетельствую: хозяйственные руководители как огня боялись попасть в «герои» киножурнала «Фитиль», который очень часто возвращался к своим сюжетам через год или позднее, напоминая кинозрителям о том, «приняты ли меры в ответ на критику». Характерным было то, что голоса реальных руководителей дублировались актерами, обладавшими хорошей дикцией.
С появлением в СССР в конце 50-х годов телевидения перед населением страны предстала целая плеяда артистов юмористического и сатирического жанров. Первым и наиглавнейшим из них был, несомненно, Аркадий Исаакович Райкин (1911-
1987), талантливейший актер и руководитель ленинградского театра миниатюр, народный артист СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии (1980). Репризы и «фразочки» от Райкина (кстати, писавшиеся лучшими писателями- сатириками своего времени) мгновенно «расходились в народ»: Я ведь как руковожу? Я ж руками развожу…»; «Время было тяжелое, атмосфера была мерзопакостнейшая. Но рыба в Каме была!»; «Все мы, как один, должны поднять на борьбу с нею, с родимою, тьфу ты, то есть проклятою, с самогонкой!» и т. д. и т. п.
Благодаря замечательному кинофильму «Мы с вами где-то встречались», а так- же сюжетам «Голубых огоньков», все население страны, включая нас, родившихся в 1952 году, знало и обожало артиста Аркадия Райкина. Без его участия нельзя было представить ни одного значительного праздничного концерта. А на спектакли театра миниатюр, где Райкин играл за один спектакль сразу более десятка ролей, в счи- танные секунды переодеваясь, перегримировываясь и перевоплощаясь в другого человека, абсолютно невозможно было достать билетов. Попасть на концерт или спектакль Аркадия Райкина было огромным успехом и счастьем. Ведь не случайно Владимир Путин, пошедший уже в 70-е годы на концерт Аркадия Райкина со своим дру- гом виолончелистом Сергеем Ролдугиным, именно на таком концерте знаменитого сатирика познакомился со своей будущей женой Людмилой, стюардессой Калинин- градского авиаотряда.
В те годы нашего детства и юности были в большой моде «артисты разговорного жанра». Они могли выступать в одиночку или парами. Одним из «светил» этого жанра был московский конферансье Борис Брунов, исключительно остроумный и находчивый человек, о жизни и творчестве которого в Москве просто ходили легенды. В Ленинграде был и чрезвычайно популярны артист и куплетист Бен Бенцианов, удивительно умевший сочетать юмор, сатиру и высокую патетику, а также ветеран Великой Отечественной Войны Герман Орлов, мастер куплета. Звездами «первой величины», не сходившими с телеэкранов были украинские артисты Тарапунька и Штепсель (актеры Александр Тимошенко и Ефим Березин). Эта пара поражала своей не- суразностью и внешней несоединимостью: высоченный усатый Тарапунька и низкорослый, толстенький Штепсель.*
* Посмотрите телепередачу «Большая разница», особенно на манеру общения ее ведущих Алексан- дра Цекало и Ивана Урганта. Сразу станет ясно, кто является их творческими «прародителями». (При- мечание автора).
Своеобразный разговорный язык этой пары, на котором они говорили, постоянно «подкалывая» друг друга, был смесью русского и украинского языков, но он был понятен зрителям и в Прибалтике, и в Закавказье, и в Средней Азии. Везде публика просто «умирала со смеху», слушая извечную перепалку Тарапуньки и Штепселя. В их репризы довольно-таки часто закрадывался политический подтекст и не- сколько грубоватый, «жесткий» юмор. Вспоминаю реплику Тарапуньки о «заморозке катка», намекавшей на решение Н. Хрущева «заморозить» выплаты по обязательным государственным займам 40-х 50-х годов, когда населению платили зарплату не деньгами, а бумажными облигациями. Не могу также не привести весьма «своеобразный» термин, впервые услышанный из уст Тарапуньки: «Знаешь, Штепсель, как называется милицейский вертолет ГАИ? Не знаешь? – Ментокрылый мусоршмидт!»
Другой парой юмористов, известных во всей стране, были актеры разговорного жанра Лев Миров и Владимир Новицкий. Они очень часто выступали на «Голубых огоньках», веселя зрителей, как своими репризами, так и образами: наивного и искреннего Новицкого и недоверчивого, желчного Мирова. Еще в начале 60-х годов была замечательная пара куплетистов: Павел Рудаков и Вениамин Нечаев. Рудаков играл на маленькой гармошке-концертине, а Нечаев на гитаре (точь-в-точь как их
«творческие дети» Бандурин и Вашуков). Между артистами было четко распределено амплуа: В. Нечаев пел всегда две первые строчки куплета, содержавшие позитив- ную или нейтральную информацию, а Павел Рудаков «завершал» куплет ироничными или сатирическими словами, например:
«И стилем брасс, в вечерний час
Учил директор леспромхоза плавать нас.
Он нам кивнул, затем нырнул.
Сказал: «Плывите так, как я!» – и утонул…»
……………………….
«Мы сегодня запускаем Спутник «Молния один». Ловлю крабов наблюдаем: Не едим, так поглядим!»
Еще до появления на эстраде таких «звезд» как Геннадий Хазанов, Михаил Жванецкий публику «по полной программе» веселил Пан Зюзя из «Кабачка 13 стульев» (актер московского театра Сатиры Зиновий Высоковский). Его знаменитую интермедию «Звонок из вытрезвителя» знала, я уверен, вся страна. А телепередача про польский кабачок «13 стульев», била, наверное, все телевизионные рейтинги популярности. Пани Моника (актриса Ольга Аросева), пани Тереза (Зоя Зелинская), пани Катарина (Наталья Селезнева), пан Директор (Спартак Мишулин) и пан Ведущий (Михаил Державин) имели неимоверную популярность. Хотя очень многие сценки за давностью времени забылись, но запомнились слова финальной песни пана Ведущего: «Закрыт кабачок, но мы верим, что наше веселье// Вы взяли с собой… Всем на прощанье желаем удачи, жить без улыбок на свете нельзя.// До свиданья, друзья, до свиданья, друзья!!!»
Мы, действительно, брали с собой веселье и юмор первых «мужских ба- бушек» – Вероники Маврикиевны и Авдотьи Никитичны (артисты Вадим Тонков и Борис Владимиров), учащегося «кулинарного техникума» в исполнении молодого и потрясающе талантливого Геннадия Хазанова. Мы хохотали «до упаду» над первыми короткометражными фильмами Леонида Гайдая «Пес Барбос и необычный кросс» и «Самогонщики». В те годы не было видеомагнитофонов с кассетами VHS, ни, тем более, DVD-проигрывателей. Но было развито кинолюбительство, и многие люди, в том числе мои ровесники, снимали любительские 8-миллиметровые филь- мы и имели у себя в собственности узкопленочные кинопроекторы. Так вот были люди, которые покупали в магазинах «немые» копии этих короткометражек Гайдая, а также мультфильмы и «крутили» их у себя дома, доставляя удовольствие себе и своим близким.
«Звезды» 90-х, такие, как Михаил Евдокимов, Ефим Шифрин, Михаил Задорнов, Евгений Петросян, Ян Арлазоров, Клара Новикова, подросли и «зажглись» в свое время. Но, поверьте нам, видевших «живого» Райкина, говоря словами поэта того времени: «Вы никогда не увидите того, что нам довелось!» Каждый новый фильм Леонида Гайдая, начиная с «Операции Ы» смотрели по нескольку раз абсолютно все жители нашей страны. Все жители городов, деревень и аулов знали наизусть практически все реплики из любимых комедий, употребляя их в разговорах кстати и некстати:
– Аполитично рассуждаешь, дорогой. В то время, когда наш район еще не выпол-
нил план по заготовке шерсти…
– А ты не путай личную шерсть с государственной!
– У меня нет выхода, право-слово. Или я веду ее в ЗАГС, или она меня к проку-
рору!
– Учись, студент: кто не работает, тот ест!
– А где бабуля?
– Я вместо нее!
Вся страна от первоклассников до седовласых старцев повторяла слова героя актера Михаила Водяного из кинофильма «Свадьба в Малиновке»: «И чего это я в тебя такой влюбленный?!» И еще: «Гриша, ты видел, как эта врангелевская морда била мене в морду?»; «Брось ножичек, сделаешь дырку, не запломбируешь!»; «Это все твое, это тоже твое, это все время твое… Я себя не обделил?»
Вспомните, мои дорогие ровесники, сколько искренне смешного, веселого было в годы нашего детства, юности и молодости. Я ведь не коснулся еще наших анекдотов! И «политических» и «про Петьку и Василия Ивановича Чапаева», и анекдотов
«армянского радио». Нет, об анекдотах не буду. Иначе получится совершенно другая книга – «Книга анекдотов Моего Поколения». Ну вот, может, это уже заявка на следующую рукопись? Ну а сейчас, заканчивая очередную главу, не могу не высказать своего мнения о нынешних юмористических передачах и юмористах. Убежден ( и это не только мое мнение), что юмору не пошло на пользу то обстоятельство, что в устах очень многих нынешних юмористов он стал опускаться ниже пояса (естественно, чаще со стороны спины). мои сверстники понимают, что у нашей молодежи почти что нет выбора между «Комеди-клабом», «Нашей Рашей» и «Прожектором перисхилтон». Ну, спасибо Александру Цекало и Ивану Урганту за «Большую разницу», но я не уверен, что 2012 году, когда я планирую выпустить в свет эту книгу, названная передача сохранится в сетке вещания. Ведь материалы и темы для нее рано или поздно будут исчерпаны…
Кому-то нравится «Аншлаг» Регины Дубовицкой, кто-то из числа юмористов с этим «Аншлагом» «расплевался». Кто-то не представляет себе уикенда без просмотра очередной передачи одного и того же петросяновско-степаненковского «Кривого зеркала» Как говорится, на доброе здоровье. Президента страны и премьер- министра пародируют уже не в одном КВН и не один Максим Галкин. В годы нашей молодости пародировать Л.И. Брежнева решался лишь один Геннадий Хазанов, да и то, кажется, после смерти генерального секретаря. Вопрос не в том, можно или нельзя. Вопрос в другом: во-первых, зачем? А, во-вторых, смешно ли это? Пусть я
«подставлюсь» под огонь критики, пусть возмутятся «культурные деятели», но ведь в юморе Елены Воробей, Юрия Гальцева, Геннадия Ветрова, Елены Степаненко и Евгения Петросяна столько пошлятины и банальностей, что приходится удивляться: за кого они нас, зрителей, «держат»? Или они уверены, что мы, зрители, люди, граждане будем «хавать» все то, что нам дадут «по телику»?
В те годы, которые я описал, все юмористы и сатирики находились не только под гнетом и неусыпным оком партийной цензуры. У тех, действительно, гениальных актеров был свой внутренний цензор, не позволявший уподобиться уровню нынешних «сме..ечков» (синоним слова «смешочки», но менее нормативный), провозглашаемых со сцены нынешними «звездами». Если бы это было возможно по правилам пунктуации русского языка, слово «звезды» я бы взял в двойные кавычки. Для чего я потратил целый выходной предновогодний день, работая над этой главой? Во всяком случае, не ради «патологического ностальгирования». Может, современные молодые люди, в большинстве своем очень пытливые и динамичные, впервые услышав о Тарапуньке и Штепселе, Веронике Маврикиевне и Авдотье Никитичне, дру- гих юмористах нашей молодости, заинтересуются этим феноменом. Может, че- рез Интернет и другие электронные средства «прикоснутся» к этому уже «выработанному» когда-то весьма богатому пласту нашей культуры. Кто знает, может это хоть незначительно повлияет на вкусы, взгляды и пристрастия современной молодежи. Может быть, они, молодые, узнав и поняв, что нас веселило и над чем мы смеялись, когда сами были молодыми, по иному взглянут на нас, уже готовящихся выходить в тираж. Ведь смех – это очень сильное оружие! Как замечательно сказал американский карикатурист Морт Уонер: «Смех – это щетка, сметающая паутину с сердца».
Вожделенная заграница
Я вчера закончил ковку,
Я два плана залудил.
И в загранкомандировку
От завода уходил.
Владимир Высоцкий
Заграница, Запад и их восприятие в глазах Моего Поколения менялось на протяжении десятилетий нашей жизни. В самом раннем детстве, когда мы делили весь мир на «наших» и «немцев», «Запад», особенно США, представлялись нам враждебным нашей стране заокеанским миром, где очень бедно и плохо живут простые рабочие и добрые негры, похожие на темнокожего американского певца Поля Робсона, ставшего очень известным и популярным в СССР потому, что он критиковал Америку, где ему «не давали ходу» из-за его цвета кожи. А он, Поль Робсон, такой боль- шой, обладавший красивым басом, замечательно пел песни американских негров, работавших на плантациях. Особенно проникновенно он исполнял песню «Шестнадцать тонн» об американском шахтере, вынужденном на грани своих физических сил работать на частную угольную компанию.
Постепенно, подрастая, мы узнавали, что есть еще и «хорошая заграница» – это так называемые «страны народной демократии» в Европе, а в Азии – Китай, который производит и продает СССР самые лучшие китайские фонарики с круглыми батарейками, термосы, детские куртки и замечательную ветчину «Великая китайская стена» в высоких, больших банках. В годы нашего детства нас хорошо учили географии: и физической, и экономической. Вспоминаю, как наш любимый учитель географии Людмила Андреевна Ганнибалова учила нас запоминать название города в Индии, где при помощи Советского Союза был построен крупнейший в Азии металлургический комбинат: «Висакхапатнам. Запомните по ассоциации: высоко хапать нам!» И при этом даже сопровождала свои слова соответствующими жестами. Помню, как мне удалось использовать эти знания в общении с генеральным консулом Индии, уже в те годы, когда я буду служить в правительственных структурах Петербурга. Во время нашей беседы консул спросил меня, был ли я в Индии, а когда услышал отрицательный ответ, удивился: «Откуда же Вы так хорошо знаете географию и историю нашей страны?» На это я скромно ответил: «В наших школах были очень хорошие учителя».
Действительно, первые знания о загранице, зарубежных странах, мы получали от наших учителей, а затем развивали и углубляли их, читая множество книг зарубежных авторов. Увлекаясь с детства футболом, я с огромным удовольствием и интересом прочитал книгу аргентинского писателя Альваро Юнке «Футбольный клуб
«Парни юга», повествовавшую об аргентинских мальчишках, влюбленных в футбол. Такие книги расширяли наши знания, позволяли нам «путешествовать по книжкам» в разные экзотические страны, незримо пересекая моря и океаны. С настоящими путешествиями за рубеж в Советском Союзе дело обстояло значительно хуже, труднее.
Наша страна, действительно, жила как бы за железным занавесом, и мы, ее граждане, имели самое минимальное представление об истинных условиях жизни и быта наших зарубежных сверстников. В раннем детстве нам чаще всего нам приходилось «удовлетворяться» наблюдением за «западным» образом жизни через кинокартины, снятые на… советских киностудиях. «Убийство на улице Данте» с молодым Михаилом Козаковым показывало нам жизнь военного Парижа; «Встреча на Эльбе» – жизнь и быт послевоенной Германии; «Последний дюйм» – условия тяжелой жизни в одной из африканских стран бедного летчика и его сына-подростка.А экранизация знаменитой книги Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома» раскрывала нам истинное лицо расизма!
Позднее, уже в середине 60-х годов, мои ровесники, а также все другие граждане СССР смогли увидеть современную жизнь Франции через кинофильмы «Шер- бурские зонтики», «Девушки из Рошфора», «Мужчина и женщина». Я взахлеб читал книгу «Лицом к лицу с Америкой», написанную зятем Н.С. Хрущева Алексеем Аджубеем и другими авторами по следам исторического визита Генсека Хрущева в США и его переговоров с президентом Д. Эйзенхауэром. Честно говоря, в те детские годы я не очень-то задумывался, смогу ли я когда-нибудь в своей жизни побывать за океаном в США. Но мне, как и любому мальчишке, конечно же, хотелось увидеть и небоскребы Нью-Йорка и американские прерии, по которым некогда скакали американские индейцы, книги о которых были очень популярны в 60-е годы прошлого века.
В 90-е годы как-то естественно и просто моя мечта сбудется. Сбудется просто и буднично. Я побываю за последнее десятилетие ХХ века в США ни много, ни мало пять раз. Увижу Нью-Йорк с высоты здания Всемирного Торгового Центра, буду проезжать по «индейским прериям» вокруг городка «White plains» и даже увижу за- пруды американских бобров в лесах штата Коннектикут. Но до этих поездок, состоявшихся уже во времена России, а не Советского Союза, будет, как говорил русский классик Александр Грибоедов, «дистанция огромного размера».
Зарубежные туристические поездки в 70-е – 80-е годы ХХ века в СССР были, ско-
рее, исключением, чем правилом, в жизни советских людей. О зарубежных поездках
60-х годов мне по малолетству вообще мало что известно. Да я и не думаю, что выезды за рубеж по линии советских профсоюзов по официально приобретенным тур- путевкам практиковались в сталинские или хрущевские времена. Вспомните слова песни Владимира Высоцкого, посвященной Ларисе Лужиной, выезжавшей за грани- цу на кинофестивали и кинопоказы с картиной «На семи ветрах»:
«Ну, что ей до меня – она была в Париже,
Ей сам Марсель Марсо чего-то говорил!»*
Время «массового» (естественно, очень избирательного, очень ограниченного) зарубежного туризма в СССР пришлось на 70-е – 80-е годы прошлого века. Деловые, служебные командировки были совсем-совсем другим понятием. Молодой артист Владимир Ивашов мог сразу, «без обкатки социалистической страной» попасть на кинофестиваль во французских Каннах в качестве актера, сыгравшего главного героя в картине Режиссера Г. Чухрая «Баллада о солдате». Точно также советского инженера или рабочего-станочника могли направить в капиталистическую страну для наладки нашего экспортного оборудования.
*Марсель Марсо – всемирно известный в 60-е годы ХХ века клоун-мим. (Примечание автора).
Для всех «обычных» людей в советское время перед туристической поездкой в капиталистическую страну обязательной была турпоездка в одну из социалистических стран. Решения о разрешении выпустить или нет человека в заграничную турпоездку, принимали городские и областные комиссии по выездам советских граждан за рубеж. Эти комиссии создавались соответствующими решениями горкомов и обкомов КПСС. На районном уровне такие комиссии даже проводили «собеседования» с выезжающими за рубеж на предмет выяснения степени «политической грамотности» выезжающего и его идеологической устойчивости. Горе было тому
«кандидату на выезд», который не выписывал политических изданий и не мог ответить на вопросы «о текущем международном положении!» Это при условии, что за поездку на болгарский черноморский курорт «Албена» или «Золотые пески» человек платил свои собственные деньги! Рабочим, правда, профсоюзы доплачивали очень приличный процент от стоимости путевки. Туристические путевки бывали экскурсионные (познавательные), а также на отдых и лечение: в Болгарию на море, в Венгрии – на озеро Балатон, в Чехословакии – в Карловы Вары и Мариански Лазни.
Нынешняя молодежь уже наверняка, читая эти строки, задается вопросом: чего же так боялись руководители КПСС тех времен, контролируя таким жестким образом выезд советских граждан за рубеж? И какую роль в этом играли органы государственной безопасности? Постараюсь последовательно и внятно ответить на эти вопросы.
Партийные инстанции, формально последними дававшие разрешение на выезд за рубеж советских граждан больше всего опасались… «невозвращенцев». Так называли людей, которые официально, с разрешения властей выезжали за границу в капиталистические страны, а затем обращались к местным властям или в посольство США с просьбой о политическом убежище, отказываясь возвращаться в СССР. Думаю, что мои ровесники хорошо помнят, а нынешние молодые знают имена «невозвращенцев» артистов балета Рудольфа Нуриева, Михаила Барышникова, Александра Годунова, супружескую пару фигуристов Людмилу Белоусову и Олега Протопопова.
Почему чаще всего за рубежом оставались артисты именно балета, а не драматические артисты, певцы или музыканты, думаю, понятно. Именно «в области балета» Советский Союз был «впереди планеты всей», к тому же язык балета универсальный, международный, не требующий «перевода». Поэтому нашим танцорам было легче устроить свою жизнь и сделать карьеру на Западе. Музыкантам и певцам «покорить» Запад было не очень-то просто. Там и своих музыкантов-виртуозов хватало. К тому же певцам надо было владеть иностранными языками, а с изучением иностранных языков в Советском Союзе в те времена было достаточно напряженно…
По каждому случаю невозвращения из-за рубежа советских людей, особенно известных артистов, проводились специальные расследования, заканчивавшиеся, как правило, «оргвыводами» для тех партийных, советских чиновников и чекистов, которые вели проверку выезжающих, утверждали их «характеристики» и давали «добро» на выезд «невозвращенцам».
В Уголовном Кодексе 1961 года в главе «особо опасные государственные преступления» была статья 64 («Измена Родине»), предусматривавшая подпункт: «измена Родине в форме отказа от возвращения из-за рубежа». Людям, принявшим решения «остаться за границей», могло грозить возбуждение на Родине уголовного дела по этой статье Уголовного Кодекса, в случае, если эти «невозвращенцы» выступали на Западе с политическим заявлениями против СССР, разглашали государственные, военные секреты, или в какой-то иной форме шли на сотрудничество с западными спецслужбами, нанося нашей стране экономический, политический или военный ущерб.
Нетерпеливые спросят: так выезжали ли в составе туристических групп и артистических трупп за рубеж сотрудники органов государственной безопасности? Отвечу: да, выезжали. С туристическими группами – далеко не со всеми и не всегда. Скорее даже, редко. Ведь турпутевки нужно было оплачивать в «Леноблсовпрофе»* или в «Бюро Молодежного Международного Туризма (БММТ) «Спутник», в случае, если в поездку ехали комсомольцы. Оплачивались эти путевки из бюджета КГБ СССР. Ну, а бюджет в те годы в СССР было принято экономить, а не стремиться растрачивать направо и налево. Ведь такого понятия как «откат» бюджета в те годы просто не существовало! Я сам помню, как в 1984 году получал в кассе Управления КГБ по Ленинградской области кругленькую сумму 605 (шестьсот пять) рублей для оплаты туристической путевки в Италию на 10 дней в составе специализированной туристической группы из числа сотрудников Государственного Эрмитажа. Уровень моих искусствоведческих знаний того времени позволял мне «залегендироваться» под музейного работника, чтобы иметь возможность выполнить мое задание, ради которого и было придумано мое «включение» в тургруппу музейных сотрудников.
К слову сказать, практически все члены нашей туристкой группы знали меня как действующего сотрудника КГБ, а также были открыто на общем собрании группы проинструктированы о том, как надо вести себя по отношению ко мне, не привлекая к моей персоне возможного внимания итальянских спецслужб. Точно также под своими собственными установочными данными я выезжал в составе творческих коллективов Кировского (Мариинского) театра за границу в 1981 и 1983 годах. Ду- маю, что очень многим, кто увлечен творчеством Владимира Высоцкого, известна его песня 1965 года «Личность в штатском» («Перед выездом в загранку заполняешь кучу бланков…»). В ней в несколько гротесковой манере и с вполне оправдан- ным «творческим» перехлестом автор, в принципе, излагает более-менее адекватно обстоятельства и характер действий сотрудника спецслужб в составе делегации артистов. Я не пишу своих личных мемуаров но, все-таки, скажу для объективности, что главной целью, которая ставилась оперработнику в составе делегации, формулировалась так: «контрразведывательное обеспечение безопасности советских граждан от возможных провокационных действий спецслужб и идеологических центров противника».
Ну, и, конечно, что тут скрывать, одной из важнейших задач любого чекиста в составе зарубежной делегации было не допустить фактов невозвращения из-за рубежа советских людей. Не скажу, что это были легкие, рутинные задачи. Зачастую ар- тисты, знавшие, как говорится, сотрудника КГБ «в лицо и по фамилии», вели себя не самым лучшим образом, вольно или невольно «сдавая» сотрудника КГБ местной контрразведке. Тогда моему коллеге становилось не до красот и достопримечательностей Запада и походов по изобилию местных магазинов.
*Ленинградский Областной Совет Профессиональных Союзов – организовывал в Ленинграде и области турпоездки за рубеж по линии профсоюзов. (Примечание автора).
Западные спецслужбы умели создавать «сладкую жизнь» нам, чекистам, поскольку у местной контрразведки были свои задачи: выявлять в составе советских делегаций сотрудников спецслужб и создавать для них невыносимые условия для выполнения ими своих заданий.
Не вижу необходимости широко распространяться на эту тему «здесь и сейчас», но отмечу, что уже более четверти века я обнимаюсь при встрече с артистами оркестра Мариинского театра, которые были свидетелями моих действий как профессионала-чекиста 7 октября 1983 года в столице Швейцарии Берне. В этот день местная полиция вкупе с представителями одного сионистского центра организовали нам, музыкантам ленинградского оркестра серьезную провокацию, задержав в полицейском участке по ложному обвинению в краже, более тридцати артистов, подвергнув их унизительному, запугивающему обыску. Эти музыканты и их главный дирижер Юрий Хатуевич Темирканов своими глазами увидели, как было положено советским чекистам защищать их интересы и брать на себя ответственность за их судьбы. Может, я когда-нибудь расскажу об этом эпизоде моей личной биографии, как настоятельно советует мой ровесник, активный участник тех событий, бывший валторнист оркестра Валентин Валентинович Байков (1952 г. рожд.). Но сейчас, я думаю, пора вернуться к описанию восприятия представителями Мое- го Поколения заграничных поездок и заграницы как таковой.
Еще в школе мы совершенно искренне возмущались «действиями американской военщины», развязавшей войну во Вьетнаме. Мы знали об участии советских летчиков в защите Вьетнама и искренне одобряли это, как нашу интернациональную помощь. Вспоминаю, как мой университетский друг Сергей Соловьев с удовольствием рассказывал на перемене между лекциями такой политический анекдот: «Сообщение ТАСС: «Сегодня во время воздушных боев под Ханоем вьетнамские летчики сбили несколько американских бомбардировщиков В-52. Особо отличившийся вьетнамский летчик-истребитель Ли-Си-Цин представлен к правительственной награде».
В те годы мы были очень патриотически настроены. Сергей, до юрфака проучившийся один год на английском отделении филологического факультета, даже расстался со своей первой любовью американским стажером-филологом Дейл Синрем именно из-за войны во Вьетнаме! Патриотизм Дейл ударился о патриотизм Сергея, выбив сноп искр и огромное количество эмоций. В результате патриотизм оказался сильнее взаимных чувств притяжения и Сергей расстался с Дейл, практически отказавшись от поддержания с ней переписки. В 1970 году от нее придет бандероль со скромным подарком – пластмассовой летающей тарелкой «фрисби», которую Сергей вместе с нами, его товарищами с удовольствием опробовал в залах и аудиториях юридического факультета на улице Смольного дом 3, а также в расположенном перед входом в здание нашем любимом сквере.
Только через двадцать лет эти «летающие тарелочки» из пластмассы появятся в каждом «детском мире» нашей страны, радуя на всех российских пляжах и детвору, и взрослых. А во Вьетнам, также как и в ставший у россиян суперпопулярным Таиланд станет «слетать» совсем легко и недорого за пляжным отдыхом, дешевыми сувенирами и хлопчатобумажными изделиями и за… приключениями на эротическом фронте. В 70-е годы прошлого века поездка во Вьетнам была самой дешевой (около 300 рублей на 10-12 дней), даже, несмотря на большое расстояние перелета самолетом «Аэорофлота». Правда, купить во Вьетнаме было практически нечего. Ведь все зарубежные туристические поездки того времени оценивались, практически, в основном, по эквиваленту возможных покупок, которые должны были «окупить» затраты на путевку. Ну, скажите, какие футболки, тапки-вьетнамки, сувенирные изделия из бамбука и циновки могли окупить достаточно большую сумму в 300 рублей?
То ли дело поездка в Индию, стоимостью от 400 до 450 рублей! Ведь мало того, что можно было увидеть уникальную красоту Тадж-Махала, экзотических заклинателей змей и индийских йогов. Несколько сигарет можно было обменять у одетого в одну набедренную повязку индуса-ювелира на какой-нибудь самоцвет или полу драгоценный камень. А ведь я еще не сказал, что количество денег, которые разрешалось официально обменять на иностранную валюту капиталистической страны, было всего… 30 (тридцать) рублей! А в социалистические страны – 130 (сто тридцать) рублей. Позднее, уже в 80-е годы обмен денег в страны народной демократии будет увеличен до 300 (трехсот) рублей.
Вот и вынуждены были наши туристы позорно выпрашивать товары в Югосла-
вии в обмен на наши значки*, продавать водку в Финляндии, которую во времена
«сухого закона» финны с удовольствием покупали по 50 марок пол-литровую бутылку. Возили наши туристы «на продажу» за рубеж наши «зеркалки» - фотоаппараты «Зенит» и «Киев», пользовавшиеся спросом в капстранах. Я уже не говорю о матрешках, палехских шкатулках, гжельской керамике и т.п.
Это были реальности нашей жизни. Например, в круиз по Средиземному морю на две недели (стоимостью около 800 рублей койка в двухместной каюте) позволяли себе ездить лишь весьма зажиточные люди: писатели, чиновники, работники сферы торговли, обладавшие «левым» заработком. Этих людей привлекала возможность за одну поездку посетить на морском лайнере, выходящем из Одессы, сразу и Турцию, и Грецию, и Италию, и Францию с Испанией и Мальтой. Правда, во всех городах стоянки были лишь по нескольку часов. Зато сервис на корабле был изумительным, по-настоящему западным. Ведь в стоимость путевки входило трехразовое питание. Я долго не мог забыть, как наши коллеги-чекисты из так называемого «водного» отдела организовали в 1978 году сотрудникам нашего следственного отдела Управления КГБ, в котором я тогда служил, экскурсию на круизное судно Балтийского Морского Пароходства (БМП) «Михаил Калинин», завершившуюся «скромным ужином» в ресторане. Мы с тогдашним близким другом Виктором Черкесовым были просто потрясены всем: и великолепной сервировкой столов, и подогретыми тарелками, и ледяной водкой, и расторопностью официантов, реагировавших на любое движение сидящего за столом «клиента».
Самыми дорогими турпоездками были двухнедельный «круиз вокруг Европы» на корабле БМП с посещением восьми стран, а также десятидневная поездка в США. Они стоили от 1.000 до 1.300 рублей в зависимости от класса каюты. В США, есте- ственно, летели рейсом «Аэрофлота». Кстати, пока не забыл, надо отметить, что артисты, выезжавшие за рубеж на гастроли в составе творческих коллективов, как правило, получали «суточные» из расчета 20-25 долларов в день. На эти деньги артисты должны были самостоятельно питаться (обед и ужин, завтрак входил в стоимость отеля), но практически всегда эти деньги «экономились» для покупок, которые делились по следующим номинациям: «для себя» и «для тети Маши» ( на продажу). Каждый сам решал для себя, какую вещь и по какой цене он может позволить купить для «себя любименького». Для «тети Маши» нужно было покупать вещи, максимально дешевые в западной стране, но которые могли бы быть максимально дорогими у нас в СССР. Например: джинсы, кроссовки, аудиовидеотехника и др.
*Оформление выезда в Югославию в те годы осуществлялось как в капиталистическую страну. Ту-
ристу меняли 30 рублей в долларовом эквиваленте по курсу: 1 доллар – 67 копеек. (Примечание автора)
Зарубежные гастроли среди артистов, музыкантов и солистов балета оценивались по коммерческой составляющей: на какую сумму можно было привезти товаров, чтобы потом, продав их в комиссионных магазинах или спекулянтам-фарцовщикам, жить на вырученные деньги несколько месяцев, ожидая следующих гастролей. Очень редко солисты балета певцы и дирижеры по контрактам с иностранными импресарио имели личные гонорары за каждое выступление и позволяли себе обедать и ужинать в ресторанах и кафе. Подавляющее большинство артистов (а вместе с ними и оперработники КГБ) были вынуждены питаться захваченными из дома консервами и полуфабрикатами. Вспоминаю, как виртуозно умели пользоваться в германских и швейцарских отелях музыканты Кировского театра своими мощными киловатными кипятильниками, приготовляя традиционные каши с тушенкой в больших металлических термосах! Вкус гречневой каши с армейской говяжьей тушенкой, приготовленной Валентином Байковым в швейцарском городе Монтрё, в оте- ле, в котором когда-то жил сам Владимир Набоков, остался для меня незабываемым. Думаю, что когда-нибудь мы еще прочитаем мемуары «советских гастрольных артистов», приключения и байки которых будут, уверен, читаться с огромным интересом.
В 70-е – 80-е годы были широко распространены выезды в страны народной демократии в составе интернациональных студенческих строительных отрядов, а также ознакомительные студенческие практики, организованные по принципу «без- валютного обмена». Если в стройотрядах в Венгрии, ГДР, Польше, и Болгарии можно было заработать какую-то валюту этих социалистических стран и там ее потратить, то с ознакомительной практикой все было немного по-другому. В сентябре 1972 года я впервые в своей жизни выехал за границу в столицу Чехословакии
– Прагу. Эта поездка была организована по линии безвалютного обмена со студентами юридического факультета Карлова университета, одного из старейших университетов Европы. Смысл безвалютного обмена был прост: чехи собирали свою валюту у себя в стране, а мы у себя в Ленинграде – наши рубли, которыми снабжали для проживания наших новых чешских друзей, а они уже затем вручали нам в Пра- ге свои деньги в чешских кронах. Проживание осуществлялось за счет университетов в студенческих общежитиях.
Эта поездка в Прагу произвела на меня неизгладимое впечатление. Ведь я впервые в жизни выехал за границу, в центр Европы, да к тому же в один из самых красивых городов мира! Пешие прогулки по Градчанам, Карлову мосту, Староместской площади и Вацлавскому наместью, экскурсии в Карлштайн и Карловы Вары оставили в памяти незабываемые воспоминания. Но еще более важным было живое человеческое общение со студентами и преподавателями Карлова Университета, кото- рые, как могли, искренне отвечали на наши вопросы о событиях 1968 года в Чехословакии, давали свои личные комментарии политическим событиям, происшедшим всего лишь четыре года назад. Тогда и нам, и нашим новым чешским друзьям казалось, что события, подобные «пражской весне» 1968 года никогда не повторятся. Но ведь не пройдет и двадцати лет, как наш социалистический союз, казалось бы по- строенный на братстве по оружию и общей идеологии, начнет трещать по швам и разваливаться…
Уже во время службы в Ленинградском Управлении КГБ я очень тесно сойдусь со многими моими коллегами из MFS («штази») – Министерства государственной Без- опасности Германской Демократической Республики. Мне придется несколько раз посетить Берлин и Дрезден по линии интернациональных связей, а также выполняя свои контрразведывательные задания. Общаясь с молодыми сотрудниками MFS, и я, и мои коллеги не могли не восхищаться их идейной убежденностью, непоколебимой уверенностью в правильности их социалистических идеалов. Эти ребята смотрели на нас ясными, чистыми глазами, без ложной патетики говоря: «Мы понимаем, что находимся на передовом рубеже стран социалистического лагеря. Мы должны, в случае необходимости, достойно принять вооруженный удар врага и ответить на любую попытку замахнуться на наши социалистические завоевания».
Как же всем нам, сотрудникам КГБ, включая будущего Президента России Владимира Путина, было горько осознавать, что все сотрудники MFS оказались преданными и «брошенными на съедение» их вчерашним врагам в результате «нового политического мышления» и, по сути, предательской политики М.С. Горбачева, с легкостью пошедшего на объединение двух Германий, не оговорив никаких условий для сохранения жизней и благополучия лидеров вчерашних «верных союзников». Как скажут мне мои друзья из MFS уже в 1997 году, когда мы встретимся уже в новом, объединенном Берлине: «Мы знаем, у вас в Политбюро были предатели, которые предали нас – ГДР, СССР и весь социализм. Они предали и продали наши идеалы за то, чтобы войти в западную политическую и финансовую элиту».
После развала СССР в 1991 году и прихода к власти президента Б.Н. Ельцина и его команды «молодых реформаторов» перестали существовать все партийные комиссии по выездам за границу, как перестала существовать и сама КПСС. Запад, поездки за рубеж стали гораздо ближе и доступнее для россиян, потому что теперь для выезда за рубеж по частному вызову, в командировку или в туристическую поездку стали не нужны решения партийных инстанций, сбор и утверждение характеристик, прохождение собеседований. Для законного выезда за границу, независимо от того, на Запад или на Восток, стало необходимым лишь наличие визы в загранпаспорте и наличие билетов на транспортное средство. И постепенно, причем очень быстро, за короткий срок, в России сформировался рынок туристических услуг. Появились и начали активно работать на рынке сотни туристических компаний, специализирующихся на зарубежном туризме, и Запад стал гораздо доступнее, уже не для сотен и тысяч, а для миллионов россиян.
Отличие между различными российскими «интуристами» теперь лежит только в сфере маршрутов, да цены и класса отелей, которые себе может позволить тот и иной россиянин, путешествующий за границу своей Родины. Уже совсем-совсем в далекое «светлое прошлое» ушли как факты «невозвращения» из-за рубежа, так и факты незаконных переходов границы «советскими людьми», стремившимися таким образом вырваться из СССР, для того, чтобы проживать в так называемом «свободном мире».
Вспоминиаю уроженца и жителя Риги Флёра Тагировича Кадаева, 1960 года рождения, башкира по отцу и белоруса по матери, который в 1977 году попытался незаконно перейти границу СССР в Финляндию, чтобы устроить свою жизнь за рубежом. Наивный семнадцатилетний учащийся ПТУ только и сумел въехать на автобусе в погранзону, где и был задержан бдительными пограничниками, которые по наличию у Кадаева туристического снаряжения, компаса и карты Ленинградской области сделали обоснованное предположение о наличии у юного романтика умысла на незаконный переход государственной границы. Для меня, молодого следователя следственного отдела УКГБ, дело о покушении на незаконный переход государственной границы (ст. 83 УК РСФСР) было первым самостоятельно расследуемым делом, исключительно простым по своей фабуле и доказательству вины обвиняемого, ни одного дня не отрицавшего своих преступных замыслов.
Вспоминаю, как не только я, но и сотрудники следственного изолятора «возились» с этим мальчишкой, стараясь сделать все, чтобы не отправлять его в колонию на тот срок в один год лишения свободы, который Кадаев получил по приговору Ленинградского областного суда. Припоминаю, как я передавал в камеру Флёру его любимые «сладкие плитки» «Привет» (соевый «шоколад»), который его мама привезла из Риги, получив разрешение на свидание со своим единственным сыночком. Никаких политических мотивов у этого, в общем-то, малообразованного юноши, говорившего по-русски с удивительным мягким прибалтийским акцентом, конечно же, не было. Я, мои коллеги, прокурор, сделали, как мы считали, все необходимое, чтобы убедить этого парня в бессмысленности совершенного им поступка. Тем более, что между СССР и Финляндией в те годы (как и сейчас) существовал договор о взаимной выдаче лиц, незаконно пересекающих государственную границу.
Каково же было мое удивление, когда в 1980 году, уже работая в оперативном подразделении, я узнал от коллег из следственного отдела, что Флёр Кадаев вновь повторил свою попытку незаконно перейти границу с Финляндией. Правда, в этот раз он уже учел данные ему «уроки» и сумел преодолеть несколько зон охраны в пограничной зоне и даже одну контрольно-следовую полосу. Задержал Кадаева пограничный дозор примерно в километре от государственной границы.
Интересно, а как сложилась судьба этого человека после 1991 года, оказавшегося, наверняка гражданином свободной европейской Латвии? Реализовал ли он свою мечту – жить в свободном мире? Или он сейчас по-прежнему живет в Риге, имея воз- можность, как гражданин страны «Евросоюза» свободно передвигаться по Европе? Вот было бы интересно узнать судьбу этого теперь уже почти 60-летнего человека…
А в это время где-то рядом… (заметки о диссидентах и правозащитниках в жизни Моего Поколения)
Звонок дежурному по КГБ СССР в 70-е годы ХХвека:
- Скажите, к вам мой говорящий попугай не залетал?
- Нет, а что?
- Если залетит, имейте в виду: я его политических убеждений не разделяю!
Политический анекдот времен развитого социализма
Думаю, что мне не обойти тему «инакомыслия» и «диссидентов» в советском обществе, даже если подавляющее большинство моих сверстников с этими диссидентами никогда и не сталкивалось. Ведь любой из нас, рожденных в 1952 году не мог не знать о существовании писателя Александра Исаевича Солженицына и физика-ядерщика Андрея Дмитриевича Сахарова, которого (по иронии судьбы) за его правозащитную деятельность и критику КПСС, власти СССР выслали в … город Горький.*
Так что, хочется мне или нет, но мое повествование о жизни Моего Поколения будет неполным без освещения этой темы, которую я и попытаюсь изложить хотя бы в тезисном виде.
Так получилось, что впервые термин «инакомыслие» я услышал… в своем собственном доме, в своей семье, благодаря двоюродному брату Вениамину Семеновичу Семенову (1933-1981 г.г.), являвшемуся сыном старшей сестры моей мамы – тети Оли. Веня закончил ленинградский государственный педагогический институт имени Герцена и был по профессии учителем русского языка и литературы. Он был очень начитанным человеком, в молодости увлекался легкой атлетикой, прекрасно играл в шахматы. Будучи интеллигентом в первом поколении, Вениамин, в отличие от своих братьев и сестер, несколько стеснялся «простоты происхождения» своих родителей, стараясь окружить себя образованными, интеллигентными людьми «не- пролетарского» происхождения. По своим личным взглядам он всегда был склонен к критике руководящих шишек» и «отдельных недостатков советской действительности», был ярым антисталинистом и последовательным критиком Хрущева и его политики.
*Так в годы нашей молодости назывался город Нижний Новгород. (Примечание автора).
Именно Веня принес в наш дом первую кассету со «смелыми» песнями Александра Галича и именно от своего двоюродного брата, который был почти на двадцать лет старше меня, я впервые услышал песню, о которой он рассказывал старшему брату Виктору, что «ее запрещают к исполнению органы». Эту песню я запомнил наизусть и пел, будучи двенадцатилетним мальчишкой. Только в зрелые годы я узнал, что она была написана на стихи знаменитого военного поэта Александра Межирова, одного из поколения «военных лейтенантов»:
«Мы под Колпино скопом стоим,
Артиллерия бьет по своим. Это наша разведка, наверно, Ориентир указала неверный.
Недолет. Перелет. Недолет.
По своим артиллерия бьет.
Нас комбаты утешить хотят, Говорят, что нас Родина любит… Так зачем по своим они лупят?
Лес не рубят, а щепки летят.
Недолет. Перелет. Недолет.
По своим артиллерия бьет.
Мы под Колпино скопом лежим
И дрожим, прокопченные дымом.
Надо все-таки бить по чужим,
А они – по своим, по родимым.
Недолет. Перелет. Недолет.
По своим артиллерия бьет».
Ох, и досталось бедному Вене, первому «инакомыслящему», встреченному мной в жизни, от моей мамы за эту песню! Он даже не успевал оправдываться и объяснять, что такие факты на фронте были… Мама, которая в голодные послевоенные годы много сделала доброго для своего племянника, была непреклонна: «Ты мне, Венька, антисоветчину такую в дом не носи! Надо же, придумал: своих наша артиллерия убивает! Ты, сопляк, на войне не был, и не твое дело критику наводить!» И Веня замолкал. Нашу маму он уважал беспрекословно, неоднократно подчеркивая, что «когда в сорок первом году многие коммунисты партбилеты в землю зарывали, Фаина заявление на фронт подала и в ВКП(б) вступила».
Из рассказов Вениамина Семенова моему старшему брату Виктору и сестре Гале я впервые услышал об осуждении «как врагов народа» двух московских писателей (как я позже узнал А. Синявского и Ю. Даниэля), опубликовавших свои произведения за рубежом. Тогда я не очень-то понял, что плохого сделали два этих писателя, тем более, что Веня этих людей оправдывал, убежденно говоря, что они не сделали ничего плохого, и что приговор по отношению к ним несправедливый. И я, и мои сверстники, будучи в середине 60-х годов подростками, наверняка, как и положено подросткам, не могли терпеть любой несправедливости, и частенько на уроках истории задавали «неудобные» вопросы своим учителям, возмущаясь непомерным возвеличиванием Хрущева и Брежнева. Ведь наше раннее детство прошло в период развенчания культа личности Сталина, и мы интуитивно ощущали «перебор» в дифирамбах и здравицах в адрес генеральных секретарей.
Оказавшись в свои неполные 16 лет летом 1968 года в стройотряде «Имандра», работавшем в городе Оленегорске Мурманской области, я вместе со студентами- медиками слушал по радиоприемнику ВЭФ на коротких волнах зарубежную радиостанцию «Голос Америки», сообщавшую неизвестные факты о вводе советских войск в Чехословакию. Именно тогда я впервые услышал термин «диссидент», хотя и не очень понял его содержание. «Вражий голос», как называли эту радиостанцию убежденные комсомольцы, сообщал, что в знак протеста против ввода советских войск в Чехословакию группа московских диссидентов провела митинг протеста на Красной площади в Москве, и что все участники митинга арестованы КГБ.
В наши студенческие годы советская пресса сообщила, как о свершившемся факте, о перерождении писателя Александра Солженицына, начавшего свое творчество с объективных и реалистичных рассказов о жизни сталинских лагерей. Солженицын был представлен как человек, ставший приспешником наших идеологических врагов, опубликовав на Западе клеветническое произведение «Архипелаг ГУЛАГ». Мы все, не только молодые студенты, а все граждане СССР очень мало знали в 70-е годы об Александре Солженицыне, в основном, доверяя официальной пропаганде. Вспоминаю, как мы по очереди читали книгу Натальи Решетовской, первой жены Солженицына, «В споре со временем» и Богумила Ржезача «Спираль измены Солженицы- на», убеждаясь в том, что писатель стал «политическим перерожденцем», вставшим на враждебные Советскому Союзу позиции.
К восемнадцати годам я, как и многие мои ровесники, уже «переболел» юношеским максимализмом и гораздо больше доверял советским органам пропаганды, чем западным «вражьим голосам». Это «верю – не верю» шло откуда-то изнутри, «от живота». Я видел и понимал все недостатки нашей пропаганды, но я также видел, а, главное, чувствовал всю ложность и неискренность пропаганды западной, которая в конечном итоге строилась на нелюбви и даже ненависти к нашей советской стране, к России. Смею высказать мнение от имени подавляющего большинства моих ровесников: появившиеся в 70-е годы прошлого века в СССР правозащитники воспринимались нами (да и были на самом деле) людьми, которые не любили нашу страну, наш Советский Союз. В конечном итоге, они «работали на Запад», то есть в угоду и на пользу США, Англии и ФРГ, воспринимавшиеся нами в то время как однознач- но враждебные по отношению к СССР государства.
Характерной чертой в восприятии диссидентов и так называемых «правозащитников» было то, что эти люди были «страшно далеки от народа». Они не несли свои идеи в массы, не занимались пропагандой своих идей, как это делали социал- демократы и эсеры в начале ХХ века. Они, эти диссиденты и правозащитники, по своей сути были одиночками-аутсайдерами, не вписавшимися в наш советский со- циум. Они абсолютно не были включены в социальную жизнь страны, которую ее граждане гордо называли Советский Союз, а они, эти «инакомыслящие борцы за правду и свободу, с пренебрежением – «совок». Вот и получалось, что они были борцами именно за свои личные права и свободы аутсайдеров, не сумевших сделать карьеру и продвинуться при советской власти, считая себя «не такими, как все», отличающимися от того «быдла», которое безоговорочно воспринимало «Софью Васильевну» (то есть советскую власть).
Во время общения с этими «социальными аутсайдерами» (идейных диссидентов среди них можно было сосчитать по пальцам) уже в качестве сотрудника органов КГБ, в глаза бросался колоссальный комплекс неполноценности: обиженность на коммунистов, советскую власть, рабочих, крестьян, «конформистскую бездарную интеллигенцию». Это, несомненно, при условии, что самих себя эти «признанные» литераторы, музыканты и художники, несомненно, считали талантливее и способнее тех, кто сумел достичь успеха, почетных званий и благ, «обслуживая партийную верхушку» и запросы «тупого и слабоумного гегемона».
В годы своей службы в качестве офицера органов государственной безопасности я часто и серьезно задумывался: как, почему эти люди становились «диссидентами», уходили «на обочину жизни» и посвящали все свое время, все силы одному лишь брюзжанию и критике того, что их окружало, как правило, ничего не предлагая взамен, а, главное, ничего не делая для улучшения жизни и устранения тех недостатков, которые они критиковали. С очень многими такими «инакомыслящими» мне приходилось вести беседы воспитательного, «профилактического» характера, предостерегая их от совершения (как говорят юристы) «деяний, подпадающих под признаки особо опасных государственных преступлений, наносящих ущерб советскому конституционному строю».
Многих из этих людей мне за свою карьеру оперативника-чекиста мне удалось убедить оказывать помощь органам КГБ в интересах не только государственной безопасности и «спокойствия власть имущих», а именно в интересах таких же, как они, обделенных судьбой «непризнанных» музыкантов, литераторов, художников. И мне, и этим честным порядочным людям не должно быть стыдно за то, что делалось во благо людей и государства. Не стану в подробностях распространяться на эту «щекотливую» тему. Я не пишу мемуары о моей службе в органах госбезопасности, а пытаюсь со своих человеческих и гражданских позиций рассказать о том, что было характерным и типичным для Моего Поколения. И не потому, что тема службы в КГБ – закрытая тема. Уверен, что если руководствоваться принципами честности, искренности и добросовестности, то можно рассказать о любых явлениях и событиях, не разглашая государственных и служебных тайн, не пугая этим никого из людей, которые в той или иной степени к этим тайнам были причастны. Я еще не до конца прожил свою собственную жизнь, в которой, смею надеяться, никогда не был в роли предателя или непорядочного, нечестного человека. Так что бояться моих откровений не нужно ни моим бывшим коллегам, ни моим бывшим «клиентам» из числа «инакомыслящих непризнанных творческих деятелей».
Думаю, что иногда люди, возможно, среди них были мои сверстники, «подавались в инакомыслящие» назло… Назло родителям, слишком прямолинейно закладывавшим в их головы советские социалистические идеалы; назло учителям, которых он и считали «не умнее себя»; назло толпе, «быдлу», которое было не способно осознать глубину их «истинных идей». В чем были эти истинные идеи, и «что есть истина», (говоря библейскими словами Понтия Пилата), не всегда уже имело значение. Возможно, поводом для последнего шага перед «уходом в диссидентство» послужило какое-то простое событие. Ну, скажем, стоя у пивного ларька с простыми «работягами», будущий «инакомыслящий» или «диссидент» высказался откровенно грубо и обязательно иронично о чем-то нашем «совдеповском». А для работяг это «совдеповское», пусть и плохо организованное, пусть и убогое но СВОЁ, было очень близким, почти святым! Ну, и накостыляли «работяги» по шее этому новоиспеченному «инакомыслящему», а он после этого стал еще больше ненавидеть этих «коммуняг» и это «быдло».
Подчеркну, «быдлом» простой народ коммунисты, партийные функционеры, ка- кими бы оторванными и вознесшимися над народом они не были, никогда не на- зывали. Обращение к простым людям таким словом – «быдло» – было и остается прерогативой «инакомыслящих», «диссидентов и «демократов». Меня до сих пор передергивает, когда я вспоминаю слова, услышанные мной в 1990 году от своего коллеги-депутата Петроградского районного совета народных депутатов, демократ по убеждениям: «Мои избиратели в большинстве своем оказались коммунягами, и я не считаю себя обязанным работать ради этого быдла. Я пришел в наш районный парламент, чтобы устанавливать истинно демократическую власть без монополии КПСС!» Ну, а что же говорить о «молодых демократах-реформаторах», допу- щенных российским президентом-алкоголиком Борисом Ельциным до управления экономикой и финансами страны? Думали ли они, реализуя свои финансовые схемы, о судьбах этого «быдла», потерявшего все свои денежные сбережения и надежды на благополучную безбедную старость? Как говорят в Одессе: думаете, таки-да? Так я вам отвечу: таки-нет!
Спросите, нынешние молодые, своих бабушек и дедушек, особенно тех, кому уже под 80 или за 80 лет: были ли они уверены в завтрашнем дне 20 лет назад, когда им было около 60 лет? Я знаю, что они вам ответят. А теперь спросите нас, Мое Поколение, которому в 2012 году будет 60 лет: уверены ли мы в завтрашнем дне? Сможем ли мы прожить в этой жизни в современной России на ту пенсию, которую нам начисляет сейчас наше государство за наш многолетний труд на его благо? Как вы думаете, сколько человек ответит на этот вопрос положительно? Лично я человек пять-шесть из числа тех, кого регулярно вижу на экранах телевизоров и кого лично знаю, смогу насчитать. Пожалуй, не больше.
И сколько же сейчас, день ото дня, в России появляется инакомыслящих? Тех, кто не соглашается с официальной пропагандой и информацией, которую ежедневно дают по телевидению, и которая не совпадает с тем, что они видят каждый день в своем собственном подъезде, во дворе, на улицах, в магазинах. Кто, какой Госкомстат может это подсчитать и оценить? Не знаю… Знаю лишь одно: в случае изменения политического курса и политических установок многие нынешние «диссиденты», как это уже было в нашей истории, вновь могут стать востребованными людьми, превратившись, как когда-то А.И. Солженицын, из изгоев в людей, определяющих духовные и социальные ценности. Дай Бог, чтобы эти изменения, если им предстоит произойти, осуществились мирным путем, без жертв и насилия. Убежден, что «план» по революциям, заговорам и мятежам наша многострадальная страна Россия за последние 100 лет уже выполнила…
Многоликое лицо власти
А молчальники вышли в начальники.
Потому, что молчание – золото.
Александр Галич
А все-таки жаль, что кумиры нам снятся по-прежнему,
А мы иногда все холопами числим себя…
Булат Окуджава
Ох, за какую же непростую тему я взялся в этой главе своего повествования! Раз- ве это просто – рассказать о своем восприятии власти и тех людей, кто эту власть представляет? Первоначально я хотел назвать эту главу «лица чиновников». Ведь с самого раннего детства меня волновала и не давала покоя извечная российская традиция «мять шапку» перед начальством, а, еще хуже того, раболепствовать перед вышестоящими вождями. Откуда у меня такая «прививка свободолюбия?» Не знаю… Вроде как по обеим линиям и отцовской и материнской все предки были из крестьян, естественно, крепостных. Ну, может быть, кто-то и был бунтарем, даже, возможно, организатором и вождем крестьянского восстания. Или, скорее всего, срабатывало обостренное чувство справедливости, к которой всегда стремился и веками мечтал русский народ.
Вот только у меня лично справедливость никогда не ассоциировалась ни с добрым царем-батюшкой, ни с вождем, ни с начальником, а с каким-то неясно выраженным пониманием того, что Справедливость должна исходить из тебя самого и сопрягаться с оценкой твоего поведения стоящими выше тебя руководителями. Ска- зано, признаюсь, не очень внятно, но вполне искренне. Будучи еще совсем малень- ким, получая свои шишки и подзатыльники от взрослых и более старших товарищей, я убедился, точнее, убедил сам себя в одной простой истине: если я поступаю по-честному, веду себя, никому не мешая и не вредя, то я имею полное право требовать такого же отношения к себе со стороны окружающих. В том числе и от «власть предержащих». Возможно, это было какое-то «нутряное» понимание демократии, при которой закон не должен быть «правом сильного», а инструментом защиты слабого, но честного. Впрочем, я увлекся общетеоретическими рассуждениям. Лучше перейду к примерам и воспоминаниям из детства.
В наши первые годы жизни у наших бабушек, мам и нянек, воспитывавших и вскармливавших нас, было принято пугать детей (чтобы вели себя послушно, без шалостей) бабой-ягой или… милиционером. Да-да, именно милиционером! Потому что в те 50-е годы именно милиционер в черной длинной шинели был своеобразным символом государственной власти, который мог «забрать»: «Смотри, будешь себя плохо вести – милиционер заберет!»
В моей семье, к счастью, таких «пугалок» не использовали, потому что до 1964 года таким милиционером был наш отец, Константин Павлович Кошелев, служив- ший в милиции с 1938 года, куда он пришел, как я уже рассказывал, по «партийному набору». Мой отец, за свою службу был и начальником поселковых отделений, и рядовым частковых, представлялся мне образцом строгости и справедливости. Но я уже в малолетнем возрасте знал, что есть другие милиционеры, совсем не такие справедливые, которые могут «упечь человека ни за что».
В кинофильмах о милиции тех давних лет («Дело Румянцева», «Дело № 306»,
«Ночной патруль», «Дело «пестрых», «Это случилось в милиции» и др.) демонстрировались образ «хорошего» и «плохого» следователей. Последний почти всегда говорил невиновному (например, водителю Румянцеву из кинокартины) на обраще- ние к нему «товарищ капитан»: «Тамбовский волк тебе товарищ!» Но всегда во всех фильмах того времени «плохой» милиционер был посрамлен, а «хороший» обяза- тельно помогал оправдать невиновного и изобличал преступников. Эти филь- мы, во многом наивные, зачастую слишком однозначные, осуждали и представляли в негативном свете чванливых и самоуверенных людей в погонах, выражавших глубокое пренебрежение к правам человека, подозреваемого в совершении преступления. Для меня и моих друзей образы таких «плохих» милиционеров из кинофильмов стали примерами, как не нужно вести себя с людьми. В этом смысле вышеперечисленные фильмы, которые нельзя отнести к шедеврам советской кинематографии, имели большое воспитательное значение.
Будучи детьми милиционера мы с братом Виктором и сестрой Галей совершенно не ощущали себя «детьми начальника». Ведь мы ходил в ту же общую баню, как и все остальные жители поселка. А директор завода Григорий Иванович Блажнов имел (уже тогда, в 50-е годы) свою индивидуальную ванную в своей отдельной квартире. Правда, титан этой ванной топился дровами, но все равно, наличие единственной ванной в целом поселке не могло не «поднимать» Блажнова в глазах «простых людей». Григорий Иванович был настоящим начальником. Своим внешним видом: полнотой, вышитыми рубашками, парусиновой шляпой он как будто бы в чем-то копировал Никиту Сергеевича Хрущева. Именно так он себя и
«держал» и «носил» свое «руководяще достоинство». Вот только говорил он немного по-другому: очень медленно, с расстановкой, всем своим видом показывая, что это говорит начальник. Ни его, ни его жены никогда нельзя было увидеть в наших скромных магазинах, из-за чего мужики с «пропитки» шептались у пивного ларька:
«Чем же кормится наш «блажной»?
В клубе ЛМПЗ он бывал только на каких-то очень важных премьерах, занимая особое место у прохода, да еще сидя в президиуме за столом, накрытым красной скатертью, во время торжественных заседаний в честь очередной годовщины Октябрьской революции, да в честь праздника международной солидарности трудящихся 1 мая. Блажнова боялись наши поселковые ребята, потому, что за их шалости частенько доставалось их родителям, в основном рабочим завода. Поэтому мальчишки разбежались врассыпную, завидев «Победу», на которой возили директора завода. Бо- ясь, как бы «блажной» не остался бы чем-то недоволен. Помню, как в 1965 году после просмотра в нашем клубе кинофильма «Рабочий поселок» (режиссер В. Венгеров, киностудия «Ленфильм») простые работяги с «пропитки» обсуждали образ интеллигентного и доступного всем директора послевоенного завода, сыгранный Николаем Симоновым: «Вот, бывают же такие директора – нормальные, которые рабо- чего класса не чураются!»
Другими «начальниками» для нас, школьников младших классов, были директор и завуч школы. Директор нашей школы Александр Николаевич Матин вел себя весьма отстраненно как от учеников, от их родителей, так и от преподавательского персонала. Он как будто бы подчеркивал своей недоступностью, что он – начальник. Из-под больших очков в роговой оправе он смотрел сквозь тебя, одновременно «просвечивая» тебя изнутри, замечая одни лишь частности, в то же время, абсолютно не видя в тебе личности. Директор был математиком по своей специализации и поэтому все поступки и проступки его подчиненных (школьников) стремился сводить к каким-то простым «формулам»: «вопиющий проступок», «неслыханная дерзость», «недопустимое легкомыслие» и т.п.
Завучем нашей Ивановской восьмилетней школы был учитель русского языка и литературы Евгений Алексеевич Дмитриев, «Евгеша», как звали его за глаза и школьники, и родители. Это был человек, который держал в руках всю школу. Он был настоящим Начальником, а также, пожалуй, и Руководителем. Евгеши боялись. Боялись, практически все ученики и большая часть родителей. Именно благодаря Евгеше и его руководящему образу мои школьные товарищи приучились к простой, но очень распространенной в те годы мысли: начальников надо бояться! Евгений Алексеевич был исключительно жестким человеком. Только ему удавалось останав- ливать и успокаивать, подчас одним только взглядом распоясавшихся, нерадивых учеников, многие из которых просто были юными хулиганами, уходившими из-за школьных парт в воспитательно-трудовые колонии. Иногда, когда одного взгляда было мало, Евгеша мог, в качестве воспитательного средства, показать и силу своей руки, дав особо «непонимающему» звонкий подзатыльник.
Евгеша ходил в общую баню. Но, увидев его в очереди, мы, ученики, боявшиеся завуча, как огня, старались быстрее в прямом и переносном смысле этого слова
«смыться» из бани. Хотя вне пределов школы Евгений Алексеевич вел себя совер-
шенно не по-начальнически. Куда-то уходила глубокая морщина посреди лба, теплел взгляд, другой, более мягкой становилась речь. Для меня и моих одноклассников Евгений Алексеевич Дмитриев, казалось, навсегда, на всю жизнь остался учителем и начальником, которого боялись и не любили. Но, по прошествии лет, именно Евгешу мы вспоминали наиболее часто и с той теплотой, которая достается только любимым учителям.
Только став взрослыми, получив опыт общения и управления людьми, мы осознали, что с такими сорванцами, какими мы были в детстве, можно было совладать только такими жесткими методами руководства, какими великолепно умел поль- зоваться Евгений Алексеевич Дмитриев, наш «Евгеша». Он всегда умел «завести» учеников на какое-нибудь правильное, доброе дело: субботники, сбор металлолома, спартакиады. Он и умер где-то в середине 70-х годов на лыжне, показывая школьникам пример, как надо бежать эстафету…
Евгений Алексеевич был и остается для меня и моих школьных друзей, разделяющих мою оценку, примером жесткого, но справедливого руководителя, своеобраз- ного «сталинского» типа, нацеленного и умевшего добиваться положительных результатов.
Еще обучаясь в школе, а, особенно, в университете я увидел другой тип руково- дителей: слабых, неуверенных в себе людей, стремящихся сохранить, во что бы то ни стало, свое шаткое руководящее положение, но от этого не принимающих смелых решений и стремящихся заигрывать, понравиться подчиненным. Тип такого руководителя блестяще показан режиссером Г. Полокой в кинофильме «Республика ШКИД» в образе учителя словесности Виктора Арикова, решившегося «спеться» с учениками из числа бывших беспризорников. Конец этого горе-педагога был печален: ученики очень быстро сели ему на шею, а сам учитель был с позором изгнан ди- ректором ШКИДы Викнисором за пределы учебного заведения.
Таких «слабых» руководителей, как правило, не любили. Прежде всего, потому, что подчиненные видели эту слабость и понимали, что из-за этих негативных качеств руководителя возглавляемый им коллектив не добивается положительных результатов и подвергается резкой критики со стороны вышестоящих инстанций. Сколько таких горе-руководителей из числа «подпевал», «кивал» и «соглашателей» видели в своей жизни мои ровесники! Причем тип такого руководителя был распространен везде: и на производстве, и в армии, и в партийных органах и даже в… Комитете Государственной Безопасности. Зачастую это были люди, случайно попавшие на руководящие посты, не имея для своих должностей необходимых личных и деловых качеств. Часто они демагогически называли себя «солдатами партии» и многим из них было абсолютно все рано, чем руководить: Дворцом Культуры или банно-прачечным трестом. Но они, эти люди, лояльные по отношению к «вышестоящим», научившиеся подчиняться, зачастую раболепствуя перед своим начальством, перекочевывая с должности на должность, как правило, разваливали те дела, которые им поручали.
Вспомните, мои ровесники, чем заканчивалась сатирическая комедия «Штраф-
ной удар» (киностудия имени Горького, режиссер В. Дорман, 1963). Главный герой, спортивный начальник Кукушкин (артист М. Пуговкин), разоблаченный за подлог и обман на спортивных соревнованиях, сидит на снегу, гладит жмущуюся к нему собаку и говорит: «Куда же меня теперь? В утиль? А, может, на собаководство? Или это, вообще, конец?..» Этой фразой заканчивалась сатирическая кинокартина о руководителе, стремившемся отчитываться «липовыми достижениями». Кстати, отмечу, что предыдущим местом работы Кукушкина было… сельское хозяйство. О нем даже два раза писали в газетах. В начале, на первой полосе газеты, когда его район перевыполнил план по заготовке масла. А второй раз – на последней, в фельетоне, когда узнали, что Кукушкин это масло в соседнем районе закупал…
Гениальным образцом представления руководителя-бюрократа, обладающего всем спектром негативных качеств, был еще довоенный фильм «Волга-Волга» с замечательным актером Игорем Ильинским в главной роли начальника товарища Бывалова. Думаю, что образ руководителя уральской артели по изготовлению музыкальных инструментов Бывалова – это самый яркий пример сатирического изображения самоуверенного, ограниченного, чванливого чиновника, уверенного в своей непогрешимости и необходимости «людям»: «Какое у них может быть несчастье, когда я здесь?» «Я, будучи лично знаком с Шульбертом». «В недрах моей системы, под моим чутким руководством выращены таланты»… «Гараж! Запрягайте кобы- лу!!!» Эти и другие фразы товарища Бывалова, отказывавшегося отправлять в Москву на конкурс самодеятельного творчества письмоносицу Стрелку (Любовь Орло- ва) и ее самодеятельный коллектив артистов, стали крылатыми выражениями и повторялись более двух десятков лет. Интересно: фильм «Волга-Волга» был снят во времена правления Сталина, а во времена правления Хрущева его многократно повторяли по телевидению. Но в период «брежневского застоя» эта поистине бессмертная комедия тихо «ушла в туман». А ведь в ней содержатся, на мой взгляд, основные принципы взаимоотношения с чиновниками «простых людей», тех, для кого, по идее, эти чиновники и должны работать.
«Вы должны отправить в Москву нас, наши таланты!» – кричала Бывалову Стрел- ка – Орлова. А ее возлюбленный Тутышкин, руководитель самодеятельного сим- фонического оркестра, сказал чуть– чуть по-другому: «Товарищ Бывалов, возьмите вместе с Вами в Москву наш оркестр!» И товарищ Бывалов, который был так заинтересован «вызовом в Москву», сообразив, какие перспективы сулит ему эта поездка в столицу, отвечает: «Вместе со мной? В Москву? Вот Вы, Тутышкин, – та- лант!» Уже в следующем кадре кинофильма Бывалов вместе с музыкантами оркестра под управления Тутышкина садится на отремонтированный пароход «Севрюга» на котором чиновник будет репетировать свой «руководящий момент» – свою будущую речь перед членами жюри всесоюзного конкурса художественной самодеятельности. Именно так надо «находить подход» к чиновникам-бюрократам. Не просить их что-то сделать для «людей», а как бы наоборот, проситься «вместе с ними» сделать что-то полезное для… них самих. В этой психологической находке, сделанной мной самим еще в юношеском возрасте, было что-то от древней притчи об азиатском мудреце Ходже Насреддине и тонувшем в арыке ростовщике. Ростовщик тонул до тех пор, пока стоявшие на берегу люди кричали: «Дай, дай руку!» Насреддин, узнав, что тонет ростовщик, сказал: «Где вы видели ростовщика, который дает? Он всегда привык только брать. На! На! На мою руку!» – крикнул Ходжа и протянул тонущему руку, в которую тут же уцепился ростовщик и был спасен.
Чиновников-бюрократов, в том числе представителей власти, в годы нашей молодости было модно высмеивать в сатирическом журнале «Крокодил», который мы, мальчишки 1952 года рождения, обожали читать в нашей заводской библиотеке, открытой для всех жителей поселка. Мне запомнилась одна карикатура, на которой был изображен человек, сросшийся со своим «руководящим столом». Человек кричал: «Помогите! У меня одеревенело всё тело!!!» А внизу под карикатурой были помещены такие нехитрые стихотворные строчки:
«Увы, не прихоть юмориста,
Сама природа создала Такой гибрид канцеляриста И канцелярского стола».
Всех чиновников-бюрократов в карикатурах, в кино и театрах изображали и игра-
ли в годы нашей молодости довольно-таки однообразно: эти люди были толстыми,
«несущими себя» и свой большой живот. С людьми они говорили «через губу», свы- сока. И лишь перед «вышестоящими» начальниками заискивали и лебезили. Таких чиновников-бюрократов в конце 50-х – начале 60-х годов великолепно умел сатирически изображать руководитель ленинградского театра миниатюр, народный артист СССР Аркадий Райкин. Вспомните, мои дорогие ровесники, миниатюру, разыгранную Райкиным в популярном в 50-е годы комедийном кинофильме «Мы с вами где-то встречались…» В этой миниатюре человек как бы продвигается вверх по служебной лестнице. Причем в самом начале, в самом низу служебной лестницы он говорил с людьми скромно, почти застенчиво: «Ну, что вы, зачем мне машину, тут недалеко… Я пешком пройдусь!» А уже почти на вершине лестницы тот же человек, но уже обросший жирком, с характерной «руководящей» одышкой, капризно гово- рил: «Победу» к подъезду? Ну, нет, я на такой машине не поеду. Пришлите ЗИМ!» В конце миниатюры человек резко падал с вершины лестницы и вновь становился простым, даже нет, уже не простым, а испуганным, заискивающим перед другими людьми человеком.
Долгие годы я думал о том, что «пузерство» начальников* идет от каких-то еще боярских времен царской России, когда боярин хотел отличаться от простых смердов и холопов и своим телосложением, и походкой, и голосом. Не случайно, что до окончания своей учебы в университете, все начальники, которых мне приходилось встречать, были тучными, солидными, очень часто полысевшим людьми. Исключением стали мои руководители из Управления КГБ СССР по Ленинградской области, где мне придется служить, да, пожалуй, последние партийные секретари Петроград-
ского РК КПСС.
*«Пузерство» – придуманный мной самим термин, от слова «пузо». (Примечание автора).
В 1987 году Первый секретарь Петроградского райкома КПСС Валентин Алек- сандрович Морошкин (ныне, к сожалению, покойный) произвел на меня неизгладимое впечатление свой простотой и естественностью поведения. Как-то в один из летних выходных дней я шел с электрички в дачном поселке Солнечное-1, где арендовал для своей семьи в дачном домике комнату и веранду, будучи в то время «номенклатурным» работником руководящего состава УКГБ. Неожиданно человек в сатиновом физкультурном костюме, шедший по дорожке мне навстречу и державший в сетке-авоське трехлитровую банку разливного пива, бросил мне фразу: «Привет, Пал Константиныч!» Я, машинально ответив, просто опешил… В неизвестном «курортнике» я не без труда узнал В.А. Морошкина, арендовавшего свою дачу где-то поблизости.
Человек, возглавлявший партийную организацию одного из центральных районов Ленинграда, в свой собственный выходной день ходил к пивному ларьку за разливным пивом. В его поведении не было ни фанфаронства, ни заносчивости. Просто этот нормальный человек реально осознавал: и казенная дача, и служебная автомашина, и большой престижный кабинет ему предоставляется на время исполнения им обязанностей Первого секретаря райкома партии. Мрошкин по-настоящему,
«по-честному» это понимал. Он, в силу его воспитания и своих убеждений, не мог даже помыслить использовать «время своего правления» для личного обогащения. Не случайно в те годы был популярным политический анекдот Армянского радио об «имущих, неимущих и кулаках».
Армянское радио спрашивают:
– Как можно наиболее рационально разделить население Советского Союза по имущественному принципу?
Ответ:
– На три категории: имущие, неимущие и кулаки. Имущие имеют все: квартиру личную кооперативную, машину личную, дачу личную. Неимущие люди ничего своего не имеют. У них дача государственная бесплатная, квартира государственная бесплатная, машина государственная бесплатная. А кулаки получаю свою зарплату два раза в месяц, зажимают её в кулак и несут домой.
У Валентина Александровича было очень простое, открытое русское лицо. Глядя на него, видя манеру его поведения, человек никак не мог догадаться, что перед ним находится первый секретарь райкома КПСС, обладающий в районе огромной властью над людьми. А вот хорошо знакомая мне по учебе в Отрадненской средней школе Антонина И. П-ва, секретарь парторганизации школы, каждым своим поворотом головы напоминала, что она теперь не просто учитель математики, а секретарь партийной организации. О, с каким наслаждением эта женщина стремилась и старалась на партбюро школы в мае 1968 года сломать мою судьбу, найти в пове- дении пятнадцатилетнего мальчишки-нигилиста, критиковавшего вслух «культ личности Брежнева», политическую подоплеку и идеологическую диверсию. Спасибо Вам, большое спасибо, Антонина И-на, за тот урок, который Вы мне преподнесли в моей юности. Благодаря этому уроку, я никогда не опускался до унижения людей, стоявших ниже меня по служебной лестнице, и никогда не позволял осуждать и наказывать людей только за их взгляды и убеждения.
И еще об одном выводе, который я для себя сделал, обучаясь в Отрадненской средней школе: никогда не использовать в жизни, особенно руководя людьми, так называемые «двойные стандарты». И здесь мне очень помог пример нашего директора А.Н. Матина. Он с остервенением набрасывался на моего старшего брата Виктора, позволившего прийти в школу в узких брюках «дудочках, входивших в моду в начале 60-х годов благодаря так называемым «стилягам» Через год-другой он сам понес в ателье зауживать свои широченные брюки-клеш, модные в довоенные и послевоенные годы. На замечание моего отца по этому поводу, директор школы ответил жестко, с абсолютной убежденностью в своей правоте: «что дозволено ему, руководителю, то не дозволено всяким соплякам».
Я уже рассказывал на страницах этой книги, что с легкостью мог бы стать каким- нибудь диссидентом-критиканом, если бы вовремя не взглянул на мир, на жизнь, и на отношение к труду другими глазами. Не глазами бунтаря-критикана, а глазами созидателя. Поэтому меня всегда интересовала тема Власти и Государства, а также взаимоотношения личности с носителями этой государственной власти. Мне а глубоко претило рабское «холопствование» старшего поколения перед сильными мира сего. Хотя уже в университетские годы я начал замечать такие же поведенческие черты у отдельных своих сверстников. «Ты чьих будешь?» – спрашивал царь Иван Васильевич Грозный в известной комедии Леонида Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию». Как это казалось оскорбительным, недопустимым с моральной точки зрения в 70-е годы прошлого века! А сейчас, уже в ХХI веке на вершине российского «истэблишмента» это, наверное, один из самых главных вопросов, который в первую очередь задается или же (не задаваясь) выясняется.
«Раб никогда не станет свободным человеком. Раб может быть или хозяином, или рабом», – так писали братья Стругацкие в любимой книге моей молодости «Трудно быть богом». Мне же всегда, в любых жизненных условиях и при любых должностях, которые довелось занимать, хотелось оставаться свободным человеком, ни перед кем не раболепствующим, никем не унижаемым. Те, кто позволял себе унижать других, сами, вольно или невольно готовы раболепствовать перед теми, кто выше их по должности, по званию, по богатству и материальным возможностям. Среди таких людей есть даже некогда любимый мной в прошлом талантливый кинорежиссер. Эти люди, почти не скрывая, мечтают о возрождении в России… монархии. Ну, конечно же, при условии, что они, «элита» будут с этим монархом (царем, императором, пожизненным президентом) «на дружеской ноге». И чтобы они ощущали себя кем-то вроде «бояр» или «потомственных дворян», а остальные вокруг были бы просто «челядью».
Я видел такое отношение к своим подчиненным со стороны одного политического деятеля, вышедшего из низов, но достигшей высот «политического Олимпа». Люди из окружения этого политика (исходя из отношения к ним) типичная придворная челядь, на которую можно прикрикнуть, наорать, обматерить. Ну, а народ, тот самый народ, который, исходя из учения французских просветителей, является носителем власти («власть исходит от народа»), отвечает таким правителям адекватным отношением. Ведь от любви, до ненависти, как известно, – всего один шаг.
Обратите внимание, дорогие ровесники, имеющие не меньший, чем у меня, опыт общения с начальниками, что со времен императора Николая II многих наших правителей российский народ «про себя», шепотом называет в пренебрежительном ключе: «Николашка», «Хрущ», «Лысый», «Трепло кукурузное», «Лёня», «Меченый», «Минеральный секретарь». О Борисе Ельцине и говорить, и писать как-то неудобно. Ведь от инициалов первого президента России – Е.Б.Н. получается про- стое и незамысловатое русское слово «****атик»… Когда этого человека, за пове- дение которого не один раз было стыдно (вспомним хотя бы дирижирование берлин- ском оркестром или рассказ про «тридцать восемь снайперов»), сменил подтянутый и собранный В.В. Путин, мало кому известный в нашей стране, миллионы россиян вздохнули с облегчением. Ведь сегодня, завтра и послезавтра им не придется стыдиться за поведение своего собственного президента. А это, признаюсь, уже не мало по нашим нынешним временам!!!
Мне, и моим сверстникам за годы нашей сознательной жизни, продолжающейся уже почти сорок лет, пришлось сменить над собой немало начальников. Уверен, что далеко не всех мы уважали и принимали, как истинно достойных своих высоких должностей. Сколько перестраховщиков, неумных людей, да зачастую и непорядочных, были за эти годы нашими руководителями! Сколько шрамов на сердце мы заработали, пытаясь «достучаться», добиться понимания со стороны тех, кому было «совершенно до фени» то, что мы считали принципами нашей жизни!?
Вспоминаю одного из таких своих начальников, тихого, невзрачного человека, сумевшего дослужиться до высокого чина и почетных чекистских званий. Изучая докладываемые мной аналитические документы, буквально кричащие о необходимости реагировать на их содержание, этот маленький человечек, больше похожий на бухгалтера, чем на чекиста-руководителя, буквально восклицал: «Как же Вы требуете от меня доложить Вашу информацию генералу, если я не знаю, что он по по- воду этого думает?» И этого руководителя было совершенно не возможно убедить в том, что пока он не доложит генералу важную и острую объективно аргументированную информацию, действительно, не возможно узнать мнение генерала по этому поводу…
Не так ли было и с докладами генеральному секретарю ЦК КПСС и Президенту Российской Федерации? Окружение Лидера, Руководителя, Самодержца и проч. и проч. во многом определяло то, «что» и «как» знал лидер нашей страны и какие он принимал в связи с этим решения. «Короля делает свита», – это выражение идет из средних веков, но, похоже, остается актуальным и в ХХI веке.
Не стану углубляться в вопросы «борьбы элит» в вопросах влияния на президента и премьер-министра в нашей современной России. Я пытаюсь написать книгу воспоминаний о себе, о своем поколении, а не политическую статью, играющую
на руку той или иной политической группировке. Приведу лучше старую «бардовскую» песню неизвестного мне автора, которую я слышал в 1965 году на кассетном магнитофоне, записанную Ваней Соловьевым, другом и одноклассником моей сестры Гали, добрым, работящим парнем. Эта песня в моем исполнении была очень популярной среди однокурсников по юридическому факультету Ленинградского университета. Она достаточно хорошо иллюстрирует тему, раскрываемую в этой главе, – «многоликое лицо власти»:
«Нам с начальством не везло.
Ну, скажем, первый, старикашка, Он нас все время унижал, Выговорами принижал,
Короче, нас совсем прижал!
Ну, мы, конечно, возмущаться начали,
Хотели, было, с жалобой идти.
Нам нового начальника назначили.
Сказали, что уж лучше не найти.
А начальник-то, дядя старательный,
По началу грешил кумовством.
А потом, приглядевшись внимательно,
Воровством занялся, воровством.
Ну, мы, конечно, возмущаться начали,
Хотели, было, с жалобой идти.
Нам нового начальника назначили.
Сказали, что честнее не найти.
А начальник-то, дальше куда уже Был по женской по линии слаб: Всей артелью, бывало, и за уши Не оттянешь от этих от баб.
Ну, мы, конечно, возмущаться начали,
Хотели, было, с жалобой идти.
Нам нового начальника назначили.
Сказали, что приличней ни-ни-ни.
А начальник-то люду рабочему
Был ни друг, ни товарищ, ни брат.
Он все матом рабочего потчевал,
Кулаками махал, говорят…
Ну, мы, конечно, возмущаться начали,
На общее собранье собрались...
Та-та-та-та-та-та-та-та-та…
Нам нового начальника назначили:
Мы с тем, вот, по домам и разошлись...
Но не смог я терпеть безобразия,
И ушел из артели дрянной.
Вот, ребята, какая оказия Приключилась однажды со мной».
Эту песню очень любили мои друзья-студенты, мои ровесники. В других аудиториях она успеха не имела. Ведь я пытался спеть эту нехитрую песню-притчу и своим сослуживцам из комитета государственной безопасности, и коллегам, с которыми мне пришлось работать в правительственных структурах Санкт-Петербурга. В чем причина? Наверное, в том, что студенты только готовились выйти в самостоятельную жизнь, не боялись никаких авторитетов и смело могли смеяться над тем, что казалось им смешным. Зрелые люди, уже сами ставшие руководителями, начальниками, представителями власти, становились гораздо более осторожными в проявлении своих чувств. А вдруг их начальники поймут их неправильно? Мне вспоминается разговор с одним моим коллегой по службе в КГБ. Мы оба были тогда, наверное, старшими лейтенантами или капитанами. Этот очень искренний, эмоциональный человек говорил: «Когда мы придем на смену нашим руководителям, «старикам», мы обязательно должны переделать систему взаимоотношений, основанную на лизоблюдстве, «личной преданности», сделать так, чтобы ценилась смелость суждений, способность отстаивать свою позицию. Мы должны добиться того, чтобы сотрудников и руководителей ценили по результатам их работы»… Да. Мой товарищ был честным и искренним человеком. Думаю, что именно поэтому он не сделал большой карьеры, правда, уйдя на пенсию в звании подполковника.
К сожалению, я лично имел возможность в этом убедиться, что когда мы, молодое поколение, начало занимать «командные высоты», у очень многих из нас куда-то в миг улетучились искренность, энергичность и смелость, стали появляться такие ранее не присущие нам качества, как осторожность, недоверчивость, боязнь риска и принятия самостоятельных решений. Увы… Многие начальники Моего Поколения на своих руководящих местах оказались не лучше, а хуже своих предшественников. Ведь в годы нашего «руководящего взросления» в стране появились многие новые понятия, ранее абсолютно неизвестные и от того неприемлемые: коррупция, жажда наживы и накопительства, срастание правоохранительных органов с сомнительными, а подчас просто криминальными рыночными структурами. Сколько друзей я потерял на этом пути к «цивилизованному рынку», проходившему у нас в стране в
90-е годы через наш «политический базар»…
Не могу забыть, каким чистым, искренним, предельно скромным был друг моей чекисткой молодости, сделавший потом головокружительную карьеру и начавший отстраняться от своих бывших товарищей, используя для этого аппараты помощников, дежурных офицеров и прочей челяди, которыми так стали любить окружать себя новые российский начальники. У этого человека совершенно изменилось лицо, его мимика, манера речи. Он вольно или невольно стал смотреть на людей с точки зрения их должностного положения во властной иерархии и обществе. Если в бытность работы в правительственных структурах Петербурга я еще бывал в его генеральском кабинете, где пил кофе и вспоминал, как мне приходилось стоять навытяжку, докладывая генерал-полковнику Носыреву о выполненной работе. Но… стоило мне перестать быть первым лицом в районной администрации, я уже не смог попадать к своему Бывшему Другу в его кабинет. Более того, я уже с очень большим трудом смог до него дозваниваться. А ведь в годы нашей молодости мы могли по нескольку раз в году встречаться семьями, бывать друг у друга на днях рождения, под- держивать в период болезней, взаимно помогать нашим детям и женам. Мы находили понимание с полуслова, поскольку одинаково любили художественную литературу, кинематограф и театр, и нам всегда было просто интересно общаться друг с другом, без какой-либо «выгоды» или иного карьерного интереса. И, главное, мы одинаково негативно относились к стремлению некоторых сослуживцев «сделать карьеру любой ценой».
Ну, а когда я покинул государственную службу, наши встречи могли носить уже только случайный характер. Именно так произошло в январе 2007 года, когда я был в «поощрительной» поездке на острове Тенерифе (Канарские острова), которую для топ-менеджеров холдинга, где я в то время служил, организовали наши акционеры. В один из дней отдыха мы решили всей группой сходить на концерт испанского фламенко. Прямо у дверей концертного зала я столкнулся с моим Генералом, стоявшим со своей новой женой в окружении известных и хорошо знакомых мне питерских банковских служащих и предпринимателей. У меня не было возможности пройти мимо, не поздоровавшись с этими людьми. Все они за исключением Бывшего Друга приветствовали меня вполне дружелюбно. И лишь Генерал начал разговор, демонстрируя мне свое «руководяще положение»: «А как это ты, Паша здесь оказал- ся?» У меня всегда была быстрая реакция, когда мне начинали хамить или пытаться унизить мое достоинство: «Да, знаешь, так же, как и ты, прилетел самолетом. Поезда сюда не ходят. У моего холдинга корпоративная поездка на отдых». После этих слов Генерал, почувствовав мой «укол», стал более снисходителен: «Скажите, какие бывают хорошие частные холдинги: такие поездки своим сотрудникам организовывают»…
Я не стал отрывать драгоценное время Большого Начальника, тем более к их ком-
пании подошел с билетами на концерт известный питерский олигарх, после чего мне стало ясно, за чей счет живет на Канарах в пятизвездном элитном отеле государственный чиновник, Генерал и мой Бывший Друг… Уже позднее я читал в прессе статью Генерала, где он с возмущением писал, упрекая своих бывших коллег- чекистов в связях с коммерческими структурами, утверждая, что для государственного чиновника любая коммерческая деятельность должна быть неприемлема. За- тем я читал в Интернете сообщения о переводе Генерала на другую должность, а за- тем узнал по телевидению о снятии Бывшего Друга с руководящей должности указом Президента страны Медведева Д.А. с очень плохой формулировкой «за развал работы».
Летом 2010 года ни один из телефонов теперь уже Бывшего Генерала не отвечал… Никто из его бывших друзей чекистской молодости не мог поздравить его с
60-летием. Интересно, а если Судьба вновь неожиданно сведет меня с Бывшим Другом, как он будет себя вести? Также по-генеральски высокомерно, или попроще, как такой же, как я, пенсионер, только материально значительно благополучнее? А, может, он как ни в чем ни бывало, вновь заговорит «с Пашей» своим естественным голосом. Ведь нам всегда было интересно пообсуждать театральные и кинопремьеры, новые журнальные публикации и книги. Да мало ли о чем могут поговорить два сверстника, если они, перестав быть начальниками, просто остались людьми… Еще я хочу вновь вернуться к теме пресловутого российского «кумовства» и
«блата» при занятии тех или иных руководящих постов. Я за свою жизнь от этой системы «блатнизма», как говорится, «наелся по полной программе». И в университете, и в КГБ, и в Смольном достаточно легко было вычислить людей, занимающих свои места не благодаря личным и деловым качествам, а за счет «мохнатой лапы», поддержке того или иного руководителя.
Раболепствование, лизоблюдство перед начальниками «всех мастей» было лично мне всегда глубоко противно. Но я знал своих сверстников, которые благодаря наличию у них таких личных качеств делали карьеру. Молчалинское умение «втереть карточку», подлизаться к «хозяину» было мне мерзко со времени изучения «Горе от ума». Но я знал своего университетского ровесника, который знал наизусть «по имени-отчеству» не только всех членов Политбюро ЦК КПСС, но даже их жен! И этот, в общем-то, незлобивый человек, ничем особенным на нашем курсе не отличавшийся, сделал политическую карьеру, будучи депутатом нескольких созывов Государственной Думы (от разных партий), а сейчас занимая пост сенатора. Он хо- рошо финансово «упакован», имеет докторскую степень, шикарную квартиру, заполненную антиквариатом, дачу, зарубежные поездки, колоссальные связи и многие другие атрибуты современного успеха. А ведь согласно данных государственного распределения после окончания юрфака в 1974 году этот человек занимал всего лишь… третье место снизу по среднему баллу успеваемости!!! Не случайно на наших встречах выпускников он зачастую чувствует себя неуютно. Ведь мы, уже почти все убеленные сединами пенсионеры, помним его самым несобранным «плюшевым» Лешей, абсолютно лишенным ярких личных качеств за исключением одного: умения ладить с людьми, особенно «сильными мира сего».
Мне вспоминается характерный эпизод из ранней кинокомедии Эльдара Рязанова
«Дайте жалобную книгу» (1965 год). Продавец в магазине верхней одежды (артист Юрий Никулин) обслуживает покупательницу-старушку, которая попросила примерить пальто для ее зятя случайно встреченного в магазине человека, который оказался председателем местного исполкома. Продавец нехотя, в хамской манере разговаривает с покупателем, принося на примерку совершенно невзрачного вида пальто. Неожиданно возле примерочной появился другой продавец (артист Георгий Вицин), узнавший в покупателе крупного руководителя. Он в самой обходительной манере предлагает примерить пальто «улучшенного фасона», лично надевая пальто на покупателя, предполагая, что он приходится сыном бабушки, поскольку она называла его по деревенской привычке «сынком». Затем продавец аккуратно заворачивает покуп- ку, благодарит покупателей и приглашает «приходить еще». На вопрос Ю. Никулина, чего это он так «прогибался», Г. Вицин с торжествующим видом отвечает: «Начальство надо знать в лицо!»
Когда я буду рассказывать о времени Перестройки и о «лихих 90-х» я еще смогу вспомнить о таких типах руководителей, какими были М.С. Горбачев и Б.Н. Ельцин. Оба этих амбициозных руководителя в своем личном конфликте и борьбе за власть забывали задумываться о судьбе страны, за которую несли ответственность, шаг за шагом разваливая в своих «руководящих моментах» великую державу, опуская ее граждан до небывалой нищеты. А к власти в это время приходили «новые демократы», голодные, как до власти, так и до тех благ, которые она им предоставляла. Вспоминаю, что в нашем первом демократическом Ленсовете даже была создана комиссия по борьбе с льготами партийного аппарата (естественно, КПСС). Но постепенно и «демократический» Ленсовет, и Верховный Совет Российской Федерации и государственная Дума ввели и создали для самих себя такие льготы и преференции, которая и не снились прежним коммунистическим руководителям.
В то время, в начале 90-х годов, я искренне удивлялся, видя лица «новоиспеченных демократов». Эти лица были почти всегда искажены гримасой злобы и ненависти, причем она распространялась не только на столь нелюбимый ими социалистический строй, но и на людей, с которыми им приходилось работать, то есть на своих избирателей. Я искренне удивлялся: как можно с такими искаженными злобой лицами работать с людьми и работать для людей? Эти бывшие «социалистические аутсайдеры», не имевшие шансов сделать политическую карьеру в «советское время», став «депутатами-демократами» не могли любить (и не любили) «совдеповских» людей, ради блага которых они, по идее должны были работать в органах представительной власти. Но себя эти люди и любили, и понимали. Вот почему они начали трудиться на депутатском поприще ради собственного благополучия и благосостояния.
Эти «новые демократы» уверяли своих избирателей, к которым они на самом деле относились безо всякого уважения, что «к власти должны прийти богатые», тогда они «не будут воровать». Ну, а поскольку многие тогдашние демократы пришли к власти, будучи еще бедными, они, естественно, и старались обогатиться, решить внутри своего «междусобойчика» кого сделать олигархом, а кого «продвинуть» в правительственные структуры. В результате, у нас в России, «мы имеем власть, которая имеет нас». Извините, читатели, за достаточно грубый каламбур в стиле
«Комеди-клаб», но, как говорил классик, жить в обществе и быть свободным от об-
щества нельзя.
К сожалению, в этой главе я, в основном, был вынужден опираться на свой личный опыт и на свои собственные взгляды на чиновников и начальников. В беседах во время встреч со своими сверстниками и друзьями детства как-то не очень было принято обсуждать своих начальников, тем более, жаловаться на них. Твердо знаю одно: моим ровесникам, рожденным, как и я, в 1952 году, попадались все те типы начальников, которых я упомянул в этой главе. Конечно же, у каждого из нас был начальник и руководитель, которого мы искренне любили, а, может, даже и обожали. Были и те, которые не любили нас, и мы за это отвечали этим начальникам тем же самым. Как было принято говорить в 70-е годы среди моих сверстников: «Тем же концом да по тому же месту!»
Были в моей жизни и в жизни других представителей Моего Поколения началь- ники, которые стремились нас сломать, согнуть «под себя», попытаться подчинить как личность, а в случае неудачи – растоптать. Кому-то, как, в частности мне, повезло одержать над такими начальниками победу, но потом годами нести на своих плечах тяжелое бремя этой «пирровой победы». Кому-то пришлось признать свое поражение, которое легло очень болезненными шрамами на сердце. Кто-то из моих сверстников, возможно, из-за такого психологического давления даже и не дожил до этих дней. Ну, а кто-то, как я, например, сумел найти в себе силы встать и уйти «из-за стола власти».* При этом, к счастью, я не испытываю никаких комплексов, потому что, перестав быть государственным чиновником, я не перестал быть человеком. И от того, занимал ли я должностное положение, или же перестал его занимать, лично я не стал ни хуже, ни лучше. А то, что друзей у меня поубавилось, так это совершенно другое дело. Ведь они были не моими друзьями, а друзьями моей должности.
*«Власть – это такой стол, из-за которого никто добровольно не встает», – фраза российского писателя Фазиля Искандера. (Примечание автора).
Кто-то из моих ровесников, Владимир Путин, например, до сих пор остается на вершине власти. Я не думаю, что этот факт сам по себе делает его более счастливым человеком. Ведь человек, достигший таких высот, как правило, перестает принадлежать самому себе и теряет возможность даже на самое короткое время побыть наедине с самим собой. А это так необходимо человеку для сохранения его душевных сил! В конце концов, многие из тех, кто сейчас при власти, и кто особенно боится эту власть упустить, рано или поздно осознают одну простую истину, к которой я пришел в 1996 году, когда бывший мэр Санкт-Петербурга А.А. Собчак активно «снимал» меня с должности главы районной администрации: есть в жизни должности,
на которые тебя выбирает народ, есть должности, на которые тебя назначают вышестоящие начальники, которые, назначив, будут иметь право тебя же с этой должности снять. И лишь на одну должность тебя не смогут ни выбрать, ни назначить, ни снять. Это должность порядочного и честного человека. С этой «должности» только ты сам своими поступками и поведением можешь «снять себя» в глазах других людей. Потому что именно они: твои друзья, соседи, подчиненные дают тебе аттестацию на соответствие этой «должности». При такой аттестации не может быть «неполного служебного соответствия». Может быть лишь соответствие этой «должности», либо «полное служебное несоответствие».
Как бы мне хотелось, чтобы «сильные мира сего»: губернаторы, министры, премьер-министр и президент именно так понимали эту простую истину. Желательно, уже сейчас. Во время исполнения ими своих служебных государственных обязанностей…
Неулыбчивому человеку.
Александр Яшин
Не могу смириться с немотой,
И со слепотой,
И с глухотой.
Разве не весенняя пора?
Разве птицы не поют с утра?
Не настало время, чтоб любить?
Или трудно человеком быть? Что же Ваши властные черты Не смягчаются от доброты?
Не проник к вам даже шум лесной…
Иль старик вахтер всему виной?
Прописной бумажный мир души Свежий ветер не разворошил: Смотрят два совиные стекла
Из-за канцелярского стола.
Не смирюсь я с этой пустотой,
С нашей глухотой,
Непрямотой.
Хочется сердечной теплоты, Красоты душевной, Чистоты.
Не расстанусь со своей мечтой.
Афганский излом
В Афганистане.
В «черном тюльпане».
С водкой в стакане
Мы молча плывем над землей.
Александр Розенбаум
Символично, но эту главу, посвященную вводу советских войск в Афганистан, я пишу практически день в день тридцать один год спустя после этих событий, произошедших накануне нового 1980 года, года Московской Олимпиады. Вступая в новый 1980 год миллионы советских граждан , традиционно отмечая любимый праздник Новый год, еще не осознавали, какими «долгоиграющими» негативными политическими, экономическими и социальными последствиями отзовется сдержанное сообщение ТАСС о «вводе в Афганистан по просьбе законного правительства этой страны ограниченного контингента войск в целях поддержания в стране социалистических реформ».
Газета «Правда» и информационная программа «Время» на первом канале телевидения, конечно же, ничего не сообщала об участии диверсионных групп КГБ СССР «Зенит», «Гром» и «Альфа» в проведении 27 декабря 1979 года боевой операции «Шторм-333» по захвату дворца президента Хафизулы Амина Тадж-Бек (объект
«Дуб»). Точнее, не об участии, а об осуществлении силами вышеназванных групп спецназа, 9-й роты десантников и батальона ГРУ Министерства Обороны СССР государственного переворота в Афганистане с уничтожением президента Х. Амина и приведению к власти лояльного СССР Бабрака Кармаля. В те годы мы, советские люди еще очень верили нашей пропаганде и считали, что радиостанции «Свобода»
«Би-Би-Си» и «Немецкая волна», как обычно, клевещут, преувеличивая роль советских войск и спецслужб в осуществлении переворота в Афганистане. Ну, нет же никаких сомнений в том, что Хафизула Амин, вопреки интересам и стремлениям афганского народа «качнулся» в сторону США, предавая интересы афганской революции, взявшей в стране курс на построение социалистического общества.
Даже мы, чекисты-профессионалы, первые месяцы не могли оценить всего масштаба военных действий, и истинных обстоятельств «афганского излома», который, возможно, стал одной из самых больших ошибок советской власти за все время ее существования. Не случайно, я в начале не поверил в объективность полученной мной оперативной информации, что врачи Военно-Медицинской Академии обсуждают, как при штурме дворца Амина кем-то из наших спецназовцев был убит военный врач, пытавшийся спасти Х. Амина от тяжелого отравления, которое было осуществлено как раз накануне штурма дворца нашими солдатами. Эта информации казалась невероятной и… клеветнической. Помню, что ее докладывали «на самый верх», а мои коллеги, военные контрразведчики, полушепотом объяснял мне, что
«все именно так и было, вот только говорить про это военные врачи не имели права», и что теперь «особистам» придется их «профилактировать».
Мы, сотрудники органов государственной безопасности, возможно, одними из первых почувствовали негативные последствия советского вторжения в Афганистан. Иностранные радиостанции, информационные агентства, дипломаты, политики, актеры и писатели наперебой осуждали «варварский акт коммунистов». У них, у демократов Запада, всегда в ходу была политика двойных стандартов: то, что сходило с рук США (в Чили, в Гренаде, в Гватемале и в других странах) не могли простить стране социализма. Хотя очень скоро и нам, простым советским людям, станет ясно, что в Афганистан введен никакой не «ограниченный военный контингент», а самая настоящая армия, общей численностью до 120 тысяч человек, ведущая настоящие боевые действия.
Если в день штурма дворца Амина наш спецназ и десантники потеряли двенадцать человек, то уже после первого месяца афганской войны в СССР стали приходить так называемые «грузы-200» с трупами погибших солдат и офицеров, принося горе, слезы и отчаяние в семьи, потерявшие своих детей, мужей и отцов. Всего за десять долгих лет войны в Афганистане, оказавшейся, во многом бессмысленной, и незавершившейся победой, Советский Союз потерял около 14 тысяч погибшими. А сколько людей было ранено, искалечено, стали инвалидами. Кроме того, тысячи наших солдат оказались на долгие годы в афганском плену.
О негативных и страшных последствиях «афганского излома» я более подробно расскажу ниже. Пока же я хочу вспомнить первую реакцию на ввод в Афганистан нашей творческой интеллигенции, любившей «почирикать» на кухнях, в гримуборных, в номерах пансионатов и домов отдыха творческих союзов, пересказывая друг другу следующий политический анекдот:
«Разговаривают два инженера:
– Ты слышал, что после ввода наших войск в Афганистан в нашей химической на-
уке произошли серьезнее изменения?
– Нет. Не слышал. Какие?
– А теперь вышел приказ аминокислоты переименовать в кармалекислоты».
Намек на сделанную СССР смену Хафизуллы Амина на Бабрака Кармаля был более чем очевиден.
Первым отрицательным последствием ввода советских войск в Афганистан, который почувствовали не только семьи погибших воинов, стало решение практически всех капиталистических стран бойкотировать Московскую Олимпиаду. Президент США Джимми Картер использовал весь свой авторитет и добился желаемого: страны Запада проигнорировали праздник спорта в Москве, в какой-то степени испортив радость от наших спортивных побед. Кроме того, были сорваны десятки торговых соглашений, по которым СССР планировал закупку в ведущих капиталистических странах мира современного технологического оборудования, необходимого, как воздух, нашей экономике, задыхавшейся в условиях административно- командной системы управления, отсталости технологий и низкой производительности труда.
Но самое неприятное, самое, пожалуй, страшное для граждан Страны Советов, стало ожидание возможного военного «призыва в Афган» своих детей и родственников. Это беспокойство можно было понять: какие родители могут спокойно отнестись к одному лишь факту того, что их сын, достигший призывного возраста, может быть призван на самую настоящую войну со страшными «душманами» (слово «моджахед» в то время еще не употреблялось), живущими по диким средневековым законам, способными не моргнув глазом перерезать горло своим врагам «шурави». Чем дольше длилась эта несправедливая война в Афганистане, чем больше солдат проходило через наш «ограниченный контингент», тем больше негативной, подчас просто вопиющей информации о зверствах душманов и ошибках нашего командования распространялось среди населения.
Именно тогда впервые в истории нашего государства началось массовое уклонение от призыва в армию, плавно перешедшее в распространение коррупции в системе военных комиссариатов, зачастую «назначавших цену» за «отмазку» от Афганистана или в воздушно-десантные войска, служба в которых таила однозначную угрозу быть отправленным в район ведения боевых действий. И ради спасения своих сыновей, которые могли погибнуть где-то на чужой земле, воюя за совершенно непонятный им «интернациональный долг», матери и отцы призывников готовы были идти на все. Говорю об этом ответственно, зная многие схемы «уклонения» от призыва в Афганистан того времени не понаслышке. Сын моего брата Виктора, племянник Сергей Кошелев, 1969 года рождения, призывался в Советскую Армию в 1987 году, когда до вывода наших войск из Афганистана было еще долгих два года. Я хорошо помню все переживания нашей невестки Ларисы Сушицкой, согласной на любое место службы для ее сына, кроме страшного и пугающего Афгана.
Но это еще допризывники и их родители как-то еще могли «регулировать» вопрос уклонения от службы в Афганистане. Офицеры советской армии не имели законной возможности уклониться от их командировании в Афганистан, если в их подразделения приходила разнарядка» на подбор кандидатов на службу в «ограниченном контингенте войск». Из нашего Управления КГБ СССР по Ленинградской области за десять лет войны в Афганистане было командировано в эту страну 62 офицера. До сих пор помню, что рассказы первого из них, Федора Алексеевича Мясникова, впоследствии генерала ФСБ, заслуженного, уважаемого человека, мы, офицеры Управления, слушали еще весной 1979 года, задолго до ввода наших войск в Афганистан. Уже тогда из рассказа Федора Алексеевича было понятно, какая сложная и противоречивая обстановка сложилась в афганском руководстве и как не- просто находить общий язык с людьми, воспитанными в традициях тогда еще мало- знакомого нам ислама.
Уже тогда, задолго до ввода войск в Афганистан, ощущалась большая тревога за безопасность наших южных границ. Мои коллеги, иногда по одиночке, а иногда группами, отправлялись на службу в эту южную страну. Только через два или три года после начала войны в Афганистане мы узнали, что наш товарищ по службе, надежный, крепкий парень Виталий Захарович Щиголев (1948 г. рожд.) участвовал в составе группы «Зенит» в штурме дворца Амина. В 1980 году в Афганистан в качестве советников формирующихся местных органов государственной безопасности были командированы десятки офицеров-оперативников. Среди них был и один из моих первых чекистских наставников – Юрий Николаевич Журавский (1937 г. рожд.), мой друг-разведчик Сергей Васильевич Карпекин (1947 г. рожд.), мои товарищи по совместной службе в контрразведке Александр Васильевич Горлинский (1952 г. рожд.) и Борис Николаевич Вязовой (1945 г. рожд.) Позднее, уже в 1985-1989 годы через Афганистан пройдут и мой старший товарищ по работе в следственном отделе УКГБ Владимир Васильевич Егерев (1939 г. рожд.), и мой коллега по подразделению, которым мне довелось руководить – Виктор Евгеньевич Рябов (1948 г. рожд.). Виктор подарит мне на память об Афганистане китайскую ручку «Parker» с золотым пером, которой и будут написаны первые строки этой книги воспоминаний.
Все они, также как и другие офицеры-чекисты, с честью выполнят свой воинский и профессиональный долг, будут награждены орденам и медалями республики Афганистан и СССР. К счастью, все 62 офицера, прошедшие горнило Афганской войны, вернутся домой живыми. Но старший следователь по особо важным делам Александр Степанович Лепетунов (1937 г. рожд.) уйдет из жизни в 1989 году, в результате неизлечимой болезни, полученной в условиях горного, резко-континентального климата Афганистана.
Если бы я перечислил и охарактеризовал каждого из офицеров УКГБ по Ленинградской области, служивших в Афганистане, с которыми я был лично знаком и поддерживал дружеские отношения, то эта глава рассказа о Моем Поколении могла бы растянуться до непомерных размеров. Отмечу только одно, что только сейчас, по прошествии двадцати с лишним лет, эти мужественные люди начинают «понемногу» рассказывать о тех героических и трагических годах службы по защите южных рубежей нашей Родины. Очень символично, что 20 декабря 2010 года поздравляя на Литейном проспекте, дом 4 начальника службы контрразведывательных операций Управления ФСБ А.В. Горлинского с Днем ЧК и его 58-й годовщиной со дня рождения, я получил от Александра книгу воспоминаний о службе в Афганистане самого А.В. Горлинского и его товарищей.* Ну, а я вручил Саше книгу воспоминаний бывших следователей Ленинградского Управления КГБ со своим очерком о борьбе с контрабандным вывозом за рубеж художественных ценностей, в котором одним из действующих лиц является еще совсем молодой старший лейтенант Саша Горлинский…
*«Чекисты Ленинграда в Афганистане. 1979-1989.» Санкт-Петербург, 2009 год. (Примечание автора).
Много тяжелого, даже страшного, рассказывали мне мои ровесники и однокашники по юридическому факультету Сергей Анисимов и Валерий Шахов, служившие в 80-е годы в Афганистане в качестве следователей военной прокуратуры. Ведь там, где есть место подвигу, всегда есть место и повод для совершения преступле- ний. Вспомните, кто смотрел фильм Федора Бондарчука «9-я рота», образ воровато- го прапорщика (актер Александр Баширов), наживающегося на торговле оружием, делая свой «черный бизнес», продавая оружие афганским душманам, которые потом оборачивали его против советских солдат.
А ведь кроме военных и чекистов в Афганистане были, подвергая опасности свои жизни, и специалисты мирных профессий: строители, инженеры, учителя, врачи. Среди моих товарищей и коллег по работе были такие люди: А.Н. Надиров, Г.А. Соколенко и другие. У всех у них рубцами и шрамами на сердце осталась память об Афганистане: о чувстве долга с риском для жизни и здоровья.
Мне не пришлось служить в Афганистане. Хотя в 1985 году я, испытывая определенный психологический кризис на службе и в семье, пытался «прощупать кадры» на предмет моего направления в Демократическую Республику Афганистан в «краткосрочную командировку». Но мне тут же дали понять то, что я знал и сам: «инициативников» в КГБ не любят и не поощряют». «Кадры, решающие все»,* всегда лучше знали, кто и на каком месте нужнее для службы Родине. Но, все-таки, (пусть это бу- дет выглядеть нескромно), я внес свой личный вклад в дело поддержки наших солдат в Афганистане. Как, каким образом? Очень просто: я стал тем человеком, который
«организовал» и сделал все необходимое для командирования в «Афган» певца и музыканта Александра Розенбаума, практически моего ровесника (13.09.1951 г. рожд.).
Я уже несколько лет не имею возможности общаться с Сашей, простите, Александром Яковлевичем, депутатом Государственной Думы, народным артистом России, и не знаю: помнит ли он об этом факте, да и вспоминает ли иногда обо мне, которого когда-то называл своим искренним другом; но я могу «документально» подтвердить свои утверждения.
В начале 1983 года я впервые услышал магнитофонные записи песен А. Розенбаума так называемого «одесского цикла», за которые певцу в те годы «доставалось на орехи» от власть предержащих, не одобрявших в то время «бандитский» репертуар низкого художественного пошиба. Побывав на концерте Розенбаума, услышав его песни, я вспомнил, что в студенческие годы встречал его в общих компаниях студентов-медиков. Правда, Саша тогда еще был длинноволосым и не таким популярным. Песни Александра, особенно посвященные нашему городу Ленинграду, мне очень понравились, пришлись по душе.
*«Кадры решают все» – лозунг первой пятилетки в СССР. (Примечание автора).
Волей случая осенью 1983 года я узнал, что на Розенбаума серьезно «наезжают» сотрудники ОБХСС* из Киева (Украинская ССР) за какие-то левые концерты Розенбаума, на которых он, по мнению украинских «ментов» заработал несусветные деньги. Практически в то же время в наше Управление КГБ от коллег из КГБ Лит- вы пришли данные о квартирном концерте, который дал для местных могильщиков за очень большие деньги «ленинградский бард Александр Розенбаум». У меня не было поручений руководства «заниматься» певцом Розенбаумом. «Левые» концерты, весьма популярные среди артистов того времени, были в компетенции ОБХСС. Но пострадать за них можно было «по полной программе». Не случайно популярнейшая телепередача Клуб Веселых и Находчивых более десятка лет не выходила на экраны телевизоров по причине «левых» концертов, организованных А.В. Масляковым. Точнее, по причине «левых» заработков, не облагавшихся налогами, которые при советской власти не допускались.
Розенбауму грозило уголовное дело, и я, по своей инициативе, руководствуясь лишь любовью к песням Александра и своей «дворовой» солидарностью, решил
«прикрыть» артиста. Я с легкостью восстановил знакомство с Розенбаумом через общих друзей из числа выпускников 1-го ЛМИ, и мы, смею надеяться, подружились, испытывая друг к другу искренние симпатии. Я – русский, и Александр – еврей воспитывались в одно и то же время, в разных, но очень похожих дворах. Мы смотрели одни и те же кинофильмы, читали одни и те же книги. Мы не любили одно и то же: подлость, жадность, трусость и человеческую слабохарактерность. Хотя я был в те годы чекистом, а он певцом и музыкантом. Но я не видел в нем врага нашей страны, а он не видел во мне непорядочного человека.
Я искренне желал добра Саше Розенбауму, чтобы он вырос в большого артиста, не стал жертвой обстоятельств и идеологических догм того времени. А до этого у него был один только шаг. Я как бы невольно, а, точнее сказать, добровольно, стал
«болельщиком» Розенбаума, а мы оба были болельщиками нашего питерского «Зенита», который как раз в тот год впервые в истории команды стал чемпионом СССР. Саша так готовился к концерту в честь любимых футболистов, даже песню прекрасную написал. Но… Концерт в честь чемпионов СССР в СКК имени Ленина, где
«зенитовцы сыграли свой победный матч, состоялся без артиста Розенбаума. В последний момент, за час до его начала по приказу из Горкома КПСС Сашу вычеркнули из числа выступающих без объяснения причин. Я не мог, не имел права назвать Розенбауму фамилию того партийного чиновника-идеолога, который решил перестраховаться и не допустить на сцену автора «блатных одесских песен».
Возможно, сейчас Саша встречается и обнимается с этим человеком, тогда бывшим партийным идеологом-перестраховщиком, а ныне крупным государственным чиновником, приближенным к первым лицам «питерской группировки» в Кремле.
*ОБХСС – отдел борьбы с хищениями социалистической собственности. Подразделение МВД того времени, боровшееся с людьми, получавшими нетрудовые доходы, и осуществлявшими хищения социалистической собственности. (Примечание автора).
Возможно они встречаются в аэропортах, в депутатских ВИП-залах, летают одни- ми самолетами, сидя рядом друг с другом в бизнес-классе. А тогда отказ разрешить ему выступить перед игроками любимой команды, с которыми он был в прекрасных отношениях, Саша воспринял как глубокое личное оскорбление, и мне не один день пришлось «отпаивать» его соответствующими «лекарствами от душевных травм». Ну, а чтобы придать Саше уверенности в себе и показать его творческому окружению, что «с Розенбаумом все в порядке», я пригласил Александра принять участие в праздничном концерте 20 декабря 1984 года для сотрудников «идеологической службы» Управления КГБ.
Скажу честно, далеко не всем руководителям и коллегам моя идея пришлась по душе. Но мне было не впервой «плыть против течения» и вступать в оппозицию с руководством. Ведь служил я государству, его интересам и безопасности, а не конкретным полковникам, мечтавшим о генеральских званиях. Я всю жизнь боролся за право оставаться самим собой, и я был уверен, что выступление Розенбаума на нашем чекистском вечере в составе специально отобранных артистов «Ленконцерта», только укрепит его позиции в этой далеко не дружной концертной организации. А о том, что в том же Горкоме КПСС будут знать, кто конкретно приглашает опального певца, я совершенно не задумывался. Многие годы я жил, руководствуясь словами поэта: «Я тем и делаю карьеру, что я не делаю ее». В результате карьеры в КГБ, а также в органах государственно власти я так и не сделал. А вот певца Розенбаума от тюрьмы дважды спас (он сам потом это подтвердит в 1995 году на застолье в честь его дня рождения), и для российской культуры и Государственной Думы сохранил.
Но вернемся к концерту в честь Дня ЧК. Александр имел несомненный успех, и после окончания концерта многие мои коллеги с удовольствием подходили к столику Розенбаума, чтобы чокнуться с ним рюмкой водки и выпить за его здоровье. Но далеко не все улыбались Александру, и не все с восторгом аплодировали и хлопали его по плечу. Свое выступление Саша заканчивал песней «Зенит – чемпион», кото- рую ему не дали исполнить в СКК имени Ленина, где список актеров и сценарий церемонии поздравления утверждали в партийных органах. В этой песне был куплет, отражавший хронологию последних побед «Зенита». Цитирую по памяти:
«На выезде решающем
Мы взяли все, что можно. И, между дел, из «Кубка» Попрошен был «Спартак». Немного отдохнули,
«Шахтер» сломали тоже.
И «Металлист» последним лег
Под бело-синий флаг.
«Зенит» – чемпион! Кричат трибуны.
И флаг бело-синий в небо взмыл.
Зенит» – ты не баловень фортуны,
Ты честно и по праву победил!!!»
Так вот по поводу «бело-синего»м флага меня сурово спрашивал один руководитель в звании полковника, реализовавший впоследствии свою мечту стать генералом: «Слушай, Пал Константиныч, а какой-такой бело-синий флаг этот Розенбаум имел в виду? Случайно не флаг государства Израиль?» Мне пришлось, призывая в свидетели коллег, убеждать этого Почетного Чекиста, что в песне Александра Розенбаума нет идеологической крамолы, а флаг футбольного клуба «Зенит» уже несколько десятилетий имеет бело-синий цвет (сейчас говорят: «сине-бело-голубой»).
После этого праздника Дня ЧК я «завелся», начав работать на общественных началах в качестве импресарио Александра Розенбаума. Именно в Доме Писателей имени Маяковского, где проводился наш чекистский праздник, мне пришла в голову идея организовать выступление-встречу Саши с членами ленинградской писательской организации. Но, оказалось, что организовать и провести такое выступление также не очень-то легко. Зал Дома Писателей был заполнен, как говорится, «под завязку». В нем в качестве зрителей собралось довольно-таки большое количество соплеменников Розенбаума, которые, как правило, всегда «поддерживают своих», на что я и рассчитывал. И пел Александр в тот вечер прямо-таки замечательно, как-то по особому хорошо. Особенно такие песни, как «Лесосплав», «Вальс 37-го года»,
«На дороге жизни», «Сон декабриста» и, конечно, знаменитый шлягер «Утки» («В
плавнях шорох…»).
Однако, когда началось обсуждение Сашиного выступления, все пошло совсем по непредсказуемому сценарию. В зале нашелся писатель, доктор филологических наук, не любивший Розенбаума, как говорится, «по определению». Этот высокообразованный человек был руководителем Всесоюзного «Клуба Самодеятельной Песни» (КСП), с активистами которого Александр сумел испортить отношения, отказываясь выступать на их слетах и «тусовках», подчеркивая, что не считает свое творчество «самодеятельным». Ну, и «навалял» же он Саше критики! Ну, и «понавешивал» же ярлыков! А делал литературный анализ стихов Розенбаума доктор филологических наук профессионально. Думаю, что не без участия КСП уже в 1986 году появится в газете «Комсомольская правда» однозначно «заказная» статья, подписанная, скорее всего псевдонимом «майор Злаич». Называлась эта статья довольно-таки зловеще: «Песни контрабандой».
Публикация была написана как бы от имени военного, прошедшего службу в Афганистане, который возмущается «блатными песнями одесского цикла» А. Розенбаума и ссылается на то, что в Афганистане солдаты, вспоминая о Родине поют «Землянку» и «Темную ночь», а не «песни-однодневки» Розенбаума. Ох, как близко к сердцу Саша воспринял эту статью. Он звонил мне по телефону, захлебываясь от душившего его праведного негодования и старался, пытался сказать, что все, то написано в статье – это неправда. Что и он сам, и его песни совсем-совсем не такие, как пытается представить этот майор с какой-то «ненастоящей», но злой фамилией «Злаич».
В день выхода из печати статьи «Песни контрабандой» в газете «Комсомольская правда» я был на службе, правда, недолго. После Сашиного звонка, раздавшегося утром, до позднего вечера мы с ним пили коньяк у меня дома в квартире дома номер
10 по улице Чайковского, легко «приговорив», удачно оказавшуюся у меня бутылку, а потом еще и «добавив». Я упорно пытался втолковать своему ровеснику, талантливому творческому человеку, певцу, что ему просто необходимо любыми доступными путями изменить созданную ему, в том числе с его собственным участием, сомнительную репутацию. Как и какие люди пользуются этим древним, как мир, приемом, я хорошо знал на своем собственном примере за годы службы в КГБ. Не один раз цитировал Розенбауму крылатые фразы из бессмертной пьесы А. Грибоедова «Горе от ума», искренне сочувствуя «мильону терзаний», доставшемуся моему другу и ровеснику.
В этот день мы придумали свой собственный план действий, направленный на утверждение и «продвижение» А. Розенбаума, уже в те годы ставшего успешным гастрольным артистом, равным Алле Пугачевой, но ни разу не появившемуся на экране советского телевидения. В результате многочасовой беседы «русского и еврейского мальчиков»* (простите мне, читатели, реминисценцию из Достоевского), я предложил Саше свой план: в начале мы должны добиться совместными усилиями его выступления в популярной в те годы телепередаче «Вокруг смеха», а затем – уча- стия в «шефской» поездке в Афганистан в составе труппа артистов по линии Главного Политического Управления (ГПУ) Министерства Обороны.
Для достижения этих целей, которые мы с Сашей поставили перед собой на «коньячном совете», пришлось уже в полной мере использовать мое служебное положение начальника отделения 5-й службы УКГБ по Ленинградской области, главной задачей которого была «борьба с идеологическими диверсиями противника, направленными в среду советской творческой интеллигенции». В ход пошли доклады руководству и переписка с Москвой, которая в те годы далеко не всегда благоволила к Ленинграду и ленинградцам. Не буду в деталях и подробностях описывать все перипетии своих действий. Не потому, что не хочу раскрывать какие-то «чекистские секреты». Никаких секретов в ситуации с Александром Розенбаумом нет. Подразделение, которое я имел честь возглавлять почти восемь лет, уже в 1981 году сделало все необходимое для «легализации» ленинградского рок-клуба, а затем для объединения так называемых «непризнанных» литераторов – «Клуб-81», а также художников-авангардистов – Товарищество Экспериментального Изобразительного Искусства (ТЭИИ).
*В те годы Саша очень гордился, когда его называли «самым русским евреем». Сейчас он называет себя в телевизионных передачах «русским националистом еврейской нации». (Примечание автора).
Мы, чекисты-контрразведчики, убеждали партийные органы разрешать проводить литературные чтения в музее Ф.М. Достоевского, организовывать официальные выставки художников «нонконформистов», добиваясь легальной продажи ими своих произведений. В результате, вопреки досужим домыслам и публикациям некомпетентных и недобросовестных журналистов, чекисты не «душили подпольную
«вторую» культуру», а создавали условия для развития творчества истинно талантливых людей, стремившихся быть творцами, а не политическим борцами с советской властью.
Много пота и крови пришлось извести, чтобы убедить, как «своих», так и «чужих», что Александр Розенбаум и его творчество не несут какого-либо вреда советской идеологии, а он сам стоит на нормальных патриотических гражданских позициях. Правда, когда удалось убедить Обком и Горком КПСС, оказалось что не так-то легко «уговорить» руководство телевидения и организаторов передачи «Вокруг смеха». Чрезвычайно популярную телепередачу 80-х годов, в которой постоянно высту- пали Григорий Горин, Аркадий Арканов, Лев Измайлов, поэт-пародист Александр Иванов, заведующий отделом сатиры и юмора «Литературной газеты» Виктор Веселовский и др. в кулуарах творческих союзов называли «самой еврейской телепередачей в СССР».
Мне хорошо было известно, с какими трудностями смог попасть на съемки этой телепередачи артист-сатирик Михаилу Евдокимову, уроженец Алтайского края. А вот то, что редакторы и идейные вдохновители «Вокруг смеха» станут противиться (а, точнее, сопротивляться) выступлению на телевидении, казалось бы, «своего» Александра Розенбаума, я как-то предусмотреть не мог. Ларчик, как говорил наш бессмертный баснописец Иван Крылов, «просто открывался». Для «вокругсмеховцев», в основном представлявших либеральную интеллигенцию, критически настроенную к советской идеологии, А. Розенбаум был слишком «нееврейским» певцом, особенно учитывая, что одними из самых популярных песен Саши были казачьи песни.
Действительно, далеко не каждый еврей любит, поет и сочиняет казачьи песни. Поэтому в то время Александр был «не своим» для определенных кругов артистической элиты. Да в то время он в эту элиту еще не входил. Не имел пропуска! Но он также был «чужим» для служак из ГПУ министерства обороны, для партийных бонз и чиновников разного ранга. Я даже удивлялся, когда узнавал, как не хотели подпускать его к себе и брать в Афганистан те люди, которые сейчас являются Сашиными ближайшими друзьями, «однопартийцами», бизнес-партнерами и членами одного сословия (очень богатых людей). Не знаю, помнит ли Саша мои слова (или он не хо- чет их помнить), но его судьбу решали, как ни странно, ни партийные бонзы, ни свои братья-артисты, а люди в погонах, поверившие в Розенбаума артиста и человека.
Мне же удалось сделать (но сделать хорошо, профессионально) одно-единственное дело: «толкнуть» процесс, написав огромное количество справок и шифртелеграмм на имя генералов Пятого Управления КГБ СССР, в которых была убедительно доказана лояльность певца и гражданина Александра Яковлевича Розенбаума и показаны возможные негативные последствия идеологического характера для страны, в случае, если А. Я. Розенбаума «загонят в угол» и сделают из него популярнейшего в стране «певца-изгоя». Из моих документов, которые я докладывал руководству нашего Ленинградского Управления КГБ, было убедительно видно, что мы (читай «советская власть») не должны допустить, чтобы «автор исполнитель А.Я. Розенбаум повторил судьбу Александра Галича или Владимира Высоцкого», творчество которых и их биографии враждебные СССР зарубежные идеологические и информационные центры использовали в пропаганде против нашей страны.
Саша выступил и на Центральном телевидении в передаче «Вокруг смеха» и успешно съездил в Афганистан, написав там, возможно, свои самые лучшие, искренние песни. Мы встречались с ним после этой поездки, уже в то время, когда я служил, будучи «в почетной ссылке», заместителем начальника Петроградского районного отдела УКГБ. Александр с восторгом делился впечатлениями об Афганистане, о генерале Борисе Громове, о мужестве советских солдат и офицеров. Но я уже тогда заметил, как Розенбаум отдаляется от меня. Мы все реже и реже стали встречаться семьями, и ему уже все меньше были нужны мои советы по «выстраиванию» отношений «с сильными мира сего». Саше в этом все больше стали помогать его но- вые московский друзья. К тому же я не скрывал от Александра, как от друга, что «по моей чекистской карьере прошла глубокая трещина».
Кажется, в 1988 году я помог Саше, будучи чекистом, последний раз. Дело будет касаться получения визы и разрешения на выезд вместе с Александром на гастроли в Германию его жены Лены. После этих гастролей, зарубежные поездки Розенбаума будут сыпаться, как из рога изобилия: США, Израиль, Германия, снова США. В
1989 году Саша привез из Израиля по просьбе моего сына Максима, ровесника Са- шиной Анечки (1974 г. рожд.) королевский подарок: коллекцию израильских монет со времен оккупированной Англией Палестины до последнего времени. Макс тогда очень увлекался нумизматикой и этот «кусочек» его коллекции вызывал зависть его товарищей по хобби. В окружении Александра стали появляться более значимые и более высокопоставленные люди, способные решать те или иные его проблемы. Кроме того, к 1989 году, когда вакханалия гласности и «полива» КПСС и КГБ достигла апогея, стало «немодно» иметь друзей-чекистов. Только этим, а также занятостью на гастролях, я могу объяснить тот факт, что за шесть месяцев, проведенных мной в больницах, в связи с переломом шейных позвонков в автомобильной аварии, мой тогдашний друг Александр Розенбаум так ни разу меня и не навестил.
Хотя я несколько раз звонил Александру, сообщая, что лежу в Военно- Медицинской Академии в одной палате с вертолетчиком, возившим Сашу и других артистов в «Афгане» на своей «вертушке». Впрочем, возможно, Саша имел повод обидеться на меня, когда я после его очередного обещания «прийти проведать» и поддержать меня и Колю-вертолетчика, умершего прямо в нашей палате, сказал Розенбауму по телефону очень «острую», даже злую фразу: «Знаешь, Саша, уже можешь не приезжать. Коля умер, а я уже сам неплохо научился кататься в коляске. Жаль, Розенбаум, что ты перестал быть врачом «скорой помощи!»
Но уже через два года никто из нас не будет ни на кого держать зла. 13 сентября 1991 года я быо приглашен в театр Балтийский Дом на юбилейный вечер, посвященный 40-летию Александра Розенбаума, где,, как глава администрации Петроградского района, буду сидеть в зале на престижных местах между двумя Героями Советского Союза: генералом Б.В. Громовым, командующим 40-й (афганской) армией и полковником (в то время) Русланом Аушевым, будущим президентом Ингушетии. Я еще успею оказать Саше несколько услуг по его зарождающемуся бизнесу в сфере фармакологии и общественного питания, а также приму посильное участие в организации и проведении первого (!) концерта Саши в «альма-матер» – Первом Медицинском Институте. В конце концерта мы с Беллой Купсиной, прекрасным администратором и родственницей моей университетской одногруппницы Анны Ганели- ной, «срежиссировали» вручение Розенбауму моего подарка – чучела селезня, которое я передал Саше сразу же после исполнения финальной песни «Утки» («В плавнях шорох…»).
А вот на 50-летний юбилей Александра Яковлевича Розенбаума я пришел без приглашения, несмотря на то, что юбиляр меня на свой день рождения не позвал. Просто в тот день 13 сентября 2001 года я уже не был главой районной администрации, но, будучи первым заместителем председателя комитета по культуре правительства Санкт-Петербурга, должен был выполнить поручение губернатора Яковлева В.А. по вручению Юбиляру букета цветов и приветственного адреса. Я не держал на Сашу никакого зла за то что, поднимаясь по лестнице славы, он забывал своих старых, некогда очень надежных и нужных ему друзей. Я по-прежнему любил старые, искренние, неконъюнктурные Сашины песни, как любит любой человек свою молодость и воспоминания о ней.
Мне пришлось появиться на сцене строго по сценарию, когда меня объявил диктор, хотя и несколько неожиданно для юбиляра, который, наверняка знал, что вместо губернатора будет чиновник более низкого ранга. Но ведь Розенбаум не мог знать, что в тот день я на короткий период буду «исполнять обязанности» председателя комитета по культуре, а вице-губернатор, «курирующий культуру» предпочтет уехать на рыбалку, не желая поздравлять барда, которого не очень-то сильно любил еще со времен работы в партийных органах.
Я знал, что не буду заниматься нудным и длинным зачитыванием официального адреса. Воспользовался тем, что выступавшие до меня на сцене Большого Концертного Зала «Октябрьский» два депутата Законодательного собрания Санкт- Петербурга очень утомили публику длительностью своих речей и перечислением подарков, поэтому я позволил себе экспромт: «Дорогой Саша! Я думаю, что наша многолетняя дружба извиняет мою фамильярность. Мне поручено от имени губернатора города вручить тебе в честь юбилея торжественный адрес и букет цветов. Но, честное слово, если бы я был депутатом Законодательного собрания, любя тебя и твое творчество на протяжении многих лет, я не стал бы дарить тебе подарков, а просто внес бы предложение нашим законодателям: присвоить Александру Яковлевичу Розенбауму в честь его 50-летнего юбилея звание «Почетный гражданин Санкт- Петербурга». Уверен, что ты, как истинный ленинградец-петербуржец, это звание заслужил!»
Зал разразился овацией, а я, подхватывая аплодисменты, сказал в микрофон фра-
зу, так знакомую всем, кто жил в «застойные» времена и участвовал в партийных и
комсомольских собраниях: «Позвольте ваши бурные аплодисменты считать за одобрение моего предложения». Дальше мне оставалось только расцеловать юбиляра, вручить ему адрес и цветы, и спуститься на свое почетное место в зал, где я сидел рядом с легендарным тренером «Зенита» Юрием Андреевичем Морозовым, и бывшим капитаном «чемпионского состава» Михаилом Бирюковым, с которыми за годы работы в Петроградском районе мы много полезного сделали для развития детско- юношеского футбола.
Ну, думаю, мне пора «закругляться» и перестать утомлять читателей рассказом о себе и «о моих встречах с самим Александром Розенбаумом». Просто для меня тема Афганистана не представляется без Сашиной песни «Черный тюльпан», которую он еще не раз блестяще споет, в том числе в день воздушно-десантных войск на Дворцовой площади, когда сверху из вертолета в толпу благодарных слушателей песни полетят черные тюльпаны в память о тех, кто оставил в Афганистане самое долгое, что есть у человека, – свою жизнь.
Думаю, что не только для меня, а для сотен тысяч моих сверстников, для миллионов россиян дни 27 декабря (ввод войск в Афганистан) и 15 февраля (день оконча- тельного вывода наших войск из ДРА) являются памятными датами, которые мы не всегда отмечаем в парке воинов-интернационалистов или на Серафимовском кладбище, но всегда по русской православной традиции поднимаем, не чокаясь, рюмку водки за упокой душ рабов божьих, на поле брани павших…
Я совершенно не случайно назвал эту главу «Афганский излом» по названию художественного фильма режиссера Владимира Бортко, посвященного афганской во- йне. Не в обиду хорошему режиссеру,* этот фильм не был оценен по достоинству ни зрителями, ни критикой, несмотря на исполнение главной роли русского офицера знаменитым итальянцем Микеле Плачидо, известным у нас в стране в качестве неподкупного комиссара Катаньи, неутомимого борца с мафией в популярном сериале
«Спрут». Самое лучшее в этом фильме – его название. Ведь Афганистан, действительно, стал «изломом» социализма, полным провалом советской пропаганды, нанес серьезный урон экономике нашей страны и еще больший политический ущерб СССР на международной арене. И вышли наши войска из Афганистана хотя и организованно, но бесславно. Оставив «на съедение» моджахедам-пуштунам и прези- дента Афганистана Наджибуллу и многие тысячи лояльных СССР офицеров афган- ской армии, поплатившихся после ухода из страны «шурави» своими жизнями.
Афганистан оставил в наследство уже «начавшей раскачиваться» стране не только тысячи физических инвалидов-афганцев, но еще и десятки тысяч людей, получивших своеобразную «психическую инвалидность» – «афганский синдром». Эти люди, обожженные несправедливой, зачастую плохо мотивированной войной, научились профессионально, не задумываясь убивать не только вооруженного противника, но и мирное население; несли с собой в наше уже серьезно больное общество агрессию и насилие. Сколько их, героев, воинов-афганцев, интернационалистов по духу и воспитанию попадали после «дембеля» в ряды бандформирований и организованных преступных группировок в «лихие девяностые» годы. Эти люди, зачастую еще мальчики, испытавшие по отношению к себе несправедливость и предательство со стороны государства, хотели и требовали справедливости по отношению к себе и близким им людям. Эти «афганцы», считавшие себя обманутыми нашими советскими чиновниками, были готовы сами творить и «творили» свою собственную «справедливость». Эта справедливость чаще всего становилась бандитской справедливостью…
*В. Бортко снял в качестве режиссера такие заметные и «знаковые» кинофильмы и телефильмы:
«Блондинка за углом», «Единожды солгав», «Собачье сердце», «Идиот», Мастер и Маргарита», «Тарас Бульба». (Примечание автора).
Афганистан существенно, значительно способствовал наркотизации страны, точнее, ее молодежи. Тысячи солдат-срочников в «Афгане» начали курить анашу и план, впервые пристрастились к промедолу и другим наркотическим лекарственным препаратам. Я уже не говорю о банальном российском горе – водке. Вспомните, дорогие мои ровесники, разве вы не наблюдали в огромных очередях за водкой, в этом позоре, устроенном нам, гражданам страны, Горбачевым, как вели себя молодые ребята с культями вместо руки или ноги, демонстрировавшие боевые награды и требовавшие продажи водки без очереди?! Сколько кровавых драк и поножовщин по всей стране было устроено в винных очередях бывшими воинами-афганцами!
Государство оказалось совершенно не готовым принять и социализировать этих опаленных войной людей. Никакой программы адаптации и поддержки воинов- афганцев со стороны органов власти не было. Честь и слава тем людям, в основном, офицерам, которые по своей собственной инициативе начали создавать по всей стране клубы и общества воинов-интернационалистов, оказывая инвалидам и семьям погибших материальную помощь и моральную поддержку.
Мне не раз рассказывали воины-афганцы, особенно солдаты-срочники, вернувшиеся из Афганистана инвалидами, как им обидно было слышать от чиновников, к которым они обращались за решением своих бытовых проблем злую, как удар хлыста, фразу: «А я тебя на эту войну не посылал!» Каково это, услышать такое человеку, рисковавшему жизнью, потерявшему здоровье, но верившему в то, что он, как его учили, честно исполнял свой воинский и интернациональный долг перед Родиной – великим и могучим Советским Союзом? Эти воины-афганцы, и все советские люди, радовавшиеся в феврале 1989 года тому, что десятилетняя война наконец-то закончилась, еще не знали, не могли знать, что до распада страны, начавшей эту афганскую войну, осталось немногим более двух лет…
От застоя до перестройки через Олимпиаду-80
Первый тайм мы уже отыграли. И одно лишь сумели понять: Чтоб тебя на земле не теряли, Постарайся себя не терять.
Н. Добранравов
Вступая в самостоятельную жизнь в 1974, 1975 годах, заканчивая институты, университеты, техникумы, военные училища или отслужив срочную службу в Советской Армии, мы совершенно не ощущали, что живем во времена, которые потом будут называть «годами застоя». Мы просто жили: приходили на новую для себя работу в новые трудовые и армейские коллективы, создавали семьи, рожали и воспитывали детей, снимали комнаты и квартиры, становились в длиннющую государственную очередь на жилье или строили кооперативы, желая любой ценой отделиться от родителей, в чьих квартирах мы начинали нашу семейную жизнь. Мы жили, не очень-то задумываясь, как потом назовут время нашей молодости. Да и самого «застоя» мы как-то не ощущали. Зарплата и у нас, и у других людей хотя бы понемногу, но росла, в зависимости от нашего профессионального роста. В магазинах все больше появлялось «товаров народного потребления», которые могли покупать все, независимо от своего социального положения. Ни о каких разрывах в доходах между людьми Моего Поколения (как это происходит в современной России) не могло быть и речи. Разница в проблемах начала самостоятельной жизни у моих ровесников была в одном: были ли наши семьи уже обременены детьми или же дети в наших семьях появлялись поз- же, когда удавалось создать хоть какую-то материальную базу молодой семьи.
Самой главной трудностью, с которой приходилось сталкиваться любому моему ровеснику, была проблема «вливания», «врастания» в новый трудовой или армейский коллектив. Не везде и не всех нас встречали с распростертыми объятиями. Мое Поколение неуклонно приходило на смену тем, кому в середине 70-х годов исполнялось 55-60 и более лет. А это было поколение наших родителей, родившихся в
1910-1920 годах, которым мы пришли на смену, (если мы были вторыми и третьими детьми в семьях). Естественно, мы были более образованными, идейно и теоретически подкованными, но за нами не было и не могло быть той «мудрости стариков», которая дается только годами жизни и работы. Мы, конечно, не так досконально знали производство, как его знали люди, прошедшие через фабрично-заводские училища, техникумы, заочные институты, став инженерами, зачастую лишь к сорока годам. Те, кто выбрал для себя профессию «Родину защищать» попали в подчинение к полковникам и генералам, получившим свой первый воинский опыт на фронтах Великой Отечественной войны. Для них, тоже когда-то бывших молодыми, юные лейтенанты, одетые «с иголочки» в новую форму, были просто «желторотиками», не умеющими командовать, подчинять, а иногда и подчиняться.
Вспомните, мои друзья, мои ровесники, разве не было у каждого из вас своих
«трудностей роста», разве не приглядывались к вам ваши новые начальники, не спе- ша доверять самостоятельную работу, особенно такую, от которой зависела оценка деятельности всего коллектива? Сколько шишек, ссадин, синяков в прямом и переносном смысле слова было набито нами в первые недели и месяцы нашей работы в качестве молодых специалистов. Сколько раз нам приходилось слышать зачастую весьма грубые окрики: «Куда ты, молодой, лезешь со своим мнением?!», «Вы что, думаете, что лучше опытных сотрудников разбираетесь в этом непростом вопросе?» Эти и тому подобные фразы, сводилиь к простой формулировке, в виде слегка видоизмененной фразы из бессмертного грибоедовского «Горе от ума»:
«В твои года не должно сметь
Свое суждение иметь».
В годы нашего вхождения в самостоятельную жизнь в стране существовала так называемая административно-командная система. Принцип ее организации можно легко понять из шутки того времени, которую мы, студенты юрфака, обыгрывали в наших капустниках: «Ты начальник – я дурак. Я начальник – ты дурак. Тот прав, у кого больше прав». Сколько «буйных головушек» моих ровесников попало под топор этой довольно-таки жесткой системы, настороженно, если не враждебно принимавшей энтузиастов, инициативных и творческих людей. Причина проблем и конфликтов у моих сверстников со своими начальниками на производстве, в армии, в КГБ, сельском хозяйстве и где бы то ни было, в те годы, была очень и очень про- ста. Наши пожилые начальники уже подходили к пенсионному возрасту и чувство- вали себя не очень уверено под напором энергии и деловой инициативы сверстников Моего Поколения. Юность, молодость и зрелость наших первых руководителей пришлась на период предвоенных «сталинских» 30-х голов, когда за свое свободомыслие и неготовность подчиняться неразумным решениям люди платили своей свободой, а иногда и самым дорогим – своею жизнью. Естественно, люди этого поколения, многие из которых к середине 70-х годов прошлого века стали большими начальниками, были менее образованными, чем мы, только входящие в жизнь. Но они были более умудренными и искушенными в разного рода управленческих конъюнктурах и даже интригах, как говорится «имевших место быть» в научно исследовательских институтах, на заводах, в министерствах.
Можно ли было ожидать, чтобы эти люди, многие из которых были ярыми сталинистами, примут с распростертыми объятиями поколение, воспитанное на песнях бардов, твисте, шейке и рок-н-ролле. Конечно же, нет. Но, к сожалению, это сейчас, по прошествии почти что «сорока лет после молодости» мы начинаем «понимать головой» те эмоциональные и болезненные столкновения, которые нам пришлось пережить в те годы в наших трудовых коллективах на наших рабочих местах. В то время мы воспринимали их близко к сердцу, именно сердцем и своею душой переживая за то, что нас не хотят понимать или понимают неправильно. Помните, дорогие читатели, как герой фильма «Доживем до понедельника» школьник Витька Шестопал писал в сочинении: Счастье – это когда тебя понимают». Я уже успел упомянуть на страницах этой книги о своем собственном афоризме тех дальних лет: «Счастье – это когда тебя понимают правильно!»
Тем не менее, мои сверстники, так же, как и я, каждый на своем месте, стремились реализовывать себя и переделывать этот мир, в котором было еще очень много несовершенства. Это было воистину так. Потому что цели «заработать побольше бабок» тогда просто не было и почти что не могло быть. Ведь любой побочный заработок, спекуляция (ныне – «бизнес») осуждались обществом и был не в чести. По- этому мы добивались собственным трудом первых прибавок к своим окладам (ино- гда это было 5-10 рублей), радовались тому, что удостаивались премии «за ввод в строй объектов» (иногда до 20-30 рублей!), вносили рационализаторские предло- жения, оформляли авторские свидетельства на изобретения. Многие из нас делали быструю карьеру, становясь за 5-6 лет работы бригадирами, начальниками участков, заместителями начальников цехов или главных инженеров, начальниками ар- мейских подразделений.
Кто-то из моих ровесников за свою активность выдвигался на освобожденную комсомольскую работу и уже в дальнейшем сосредотачивался на «политической карьере». Кто-то поступал в заочную или соискательскую аспирантуру, защищая через три-четыре года степень кандидата наук в той отрасли, в которой он трудился после окончания вуза. Другие по призыву партии и комсомола расставались со своими
«насиженными местами» и уезжали осваивать просторы Сибири и Дальнего Востока, осуществляя разработку газовых и нефтяных месторождений или строя знаменитую железнодорожную Байкало-Амурскую Магистраль. Но где бы мы ни работали, где бы мы ни служили, каждый из мужчин Моего Поколения стремился решить главную семейную проблему Социализма – жилищную.
В те годы получить отдельное бесплатное государственное жилье можно было, только встав на общую (или льготную) очередь в органах государственной власти (районных исполнительных комитетах). Причем ставили на очередь не всех подряд, а только «нуждающихся в улучшении жилищных условий», имеющих в семьях на человека меньше определенного количества квадратных метров. В разные годы и в разных городах эта норма постановки на учет была разной. К 1980 году в Ленинграде, например, эта норма была 4,5 квадратных метра на человека. Стоять в этой очереди семьям приходилось не год, а долгие годы. Причем скорость продвижения очереди во многом зависела от объемов вводимого в строй государственного жилья в конкретном городе и в конкретном регионе. Ну, и еще от того, участвовало ли предприятие, на котором работал конкретный «очередник» в так называемом «долевом строительстве». Это была довольно-таки сложная процедура, при которой тот или иной завод, фабрика или научно-производственное объединение перечисляли в городской бюджет денежные средства на «долю» в общегородском жилищном строи- тельстве. За это предприятие получало от города конкретные квадратные метры жилья в виде отдельных квартир. Эти квартиры предоставлялись работникам предприятия, но не любому, кому захотел дать директор. Квартиру могли предоставить только нуждающемуся в улучшении жилищных условий очереднику, на которого име- лось «учетное дело» в исполкоме, и который имел свой «номер очереди».
Ордер на отдельную квартиру подписывался председателем исполкома или его заместителем, и контроль справедливости и законности распределения построенного государством жилья был весьма строгим. Нормы предоставления жилья на одного члена семьи в разные годы также были разными, но к концу 70-х – началу 80-х го- дов норма предоставления должна была быть не менее девяти квадратных метров на члена семьи. Были льготы у кандидатов и докторов наук, инвалидов, Героев Советского Союза и Героев Социалистического Труда и т.п. Всего к концу 80-х годов было более десяти видов различных льготных очередей на жилье!
С середины 60-х годов возникло движение строительства так называемого «кооперативного жилья», которое, по сути, строилось «в кредит» при денежной помощи государства. Желающий «построить» кооперативное жилье, также должен был являться нуждающимся в улучшении жилищных условий. Кооперативы ставили задачу ускорить движение государственной очереди на жилье и привлечь в строительство деньги населения (сейчас бы сказали – частных инвесторов). Условия строительства кооперативного жилья были в сравнении с нынешними условиями, в том числе и ипотечными, просто-таки гуманными. Гражданин должен был внести так называемый «первый взнос» на кооперативную квартиру, который составлял порядка от 1000 до 1500 рублей (член кооператива должен был внести первый взнос в размере 30% от стоимости квартиры). Стоимость однокомнатной кооперативно квартиры была 3000 рублей, двухкомнатной – 4000 рублей, а трехкомнатной – 5000 рублей. Затем участники строительства «кооператива» в течение определенного количества лет (до 20 лет рассрочки) выплачивали через банк за свою квартиру ежемесячно определенную рассчитанную сумму денег (без каких-либо процентов!). После того, как кооперативная квартира «выкупалась», семья, проживающая в ней, платила лишь за коммунальные услуги. Сроки предоставления кооперативного жилья были минимальными: квартиру можно было «купить» буквально в течение года!
Размер взноса зависел от метража и количества комнат в кооперативной квартире, а также, из какого материала изготавливался дом. Кирпичный дом, был, есте- ственно, дороже блочного. Местоположение дома на цену квартиры в то время практически не влияло, и поэтому велась «борьба» за подбор кооперативного дома, расположенного поближе к центру города. Было еще одно небезынтересное обстоятельство. Если на первом этаже кооперативного дома государство планировало разместить какие-либо магазины или социальные учреждения (библиотеку, например), то стоимость таких кооперативов была значительно ниже. В этом случае государство брало на себя расходы на строительство котлована, фундамента здания и его первого этажа. В Ленинграде такими «блатными» кооперативами были многоэтажные дома на Большеохтинском проспекте с видом на Неву, где были расположены магазины
«Юбилей», выставочный зал Союза Художников и кафе «Невские берега». Не случайно в этих домах очень много квартир приобрели (пусть на меня не обидятся честные граждане) представители так называемой «торговой мафии». Подтверждаю это тем, что за мою короткую карьеру следователя КГБ, пришлось побывать с обысками в этих кооперативных квартирах не один раз.
В наших семьях, созданных по любви, начали появляться дети. Некоторые из них появлялись очень рано, еще до того как мои сверстники успевали «опериться» на своих рабочих местах. Ну, это было связано с тем, что политика контрацепции тогда активно не проводилась, а изделия, удачно названные сатириком Михаилом Жванецким «противниками детей», были большим дефицитом. В то время ни у кого и мыслей не было что «их» можно продавать в универсамах и даже киосках. «Одноразовые изделия индивидуальной мужской защиты» продавались только в аптеках и, хотя стоили всего четыре копейки за штуку, имели совершенно ужасную упаковку в блоках. Спрашивать их, то есть покупать, мужчинам, в том числе и моим сверстникам, приходилось шепотом. Потому что купить это изделие так просто, как можно купить сейчас, совершенно не представлялось возможным.
Я уже рассказывал о трудностях с устройством детей в детские сады и ясли, но хочу отметить, что многим из моих сверстников повезло, если их дети ходили в так называемые «ведомственные» дошкольные учреждения. Например, в Государственном Институте Прикладной Химии (ГИПХ), где в 70-е – 80-е годы работала моя жена Ольга, таких детсадов было несколько. Как правило, они строились и оснащались крупными промышленными предприятиями, где был высок процент работающих женщин (текстильные, швейные предприятия). Зачастую они располагались поблизости от заводов и фабрик. Эти дошкольные учреждения были под патронажем профсоюзных организаций предприятий и поэтому были, как правило, лучше оснащены мебелью, посудой, игрушками. Воспитатели и нянечки ведомственных детских садов и яслей имели возможность больше зарабатывать и поэтому крепко держались за свои места. На лето детей из таких ведомственных садов зачастую вывозили в загородные летние зоны отдыха, расположенные неподалеку от крупных городов в комфортных условиях. О, сколько таких «лакомых кусочков» будет разворовано и «прихватизировано» в лихие 90-е годы, в условиях развала бывшей советской промышленности и объявленной политики приватизации государственного имущества!
В конце 70-х начале 80-х годов у нас в Ленинграде в районах новостроек была
практически решена проблема очереди в детские дошкольные учреждения и на места в средних школах (за исключением школ с углубленным изучением иностранных языков). Могу это подтвердить на собственном примере. Ведь я не по годам рано получил свою отдельную двухкомнатную квартиру в кирпичном многоэтажном доме номер 78 по проспекту Просвещения рядом с большим и красивым кинотеатром «Прометей». Получить двухкомнатную квартиру полезной площадью 34,5 квадратных метра* на трех членов семьи, едва достигнув 28-летнего возраста было большой удачей и радостью. Мне повезло, потому что я уже практически целый год руководил чекистским подразделения, отвечая за работу двенадцати офицеров, сам еще, будучи в звании старшего лейтенанта на «подполковничьей» должности. Но, главное, мне, действительно, повезло, когда при утверждении меня на должность начальник Управления генерал-полковник Носырев Д.П. поинтересовался моими жилищными условиями. Узнав, что я живу более пяти лет в коммунальной квартире, предоставленной мне Управлением КГБ, дал короткий приказ: «Улучшить жилищные условия товарища Кошелева!» Уже на другой день я получил «смотровой ордер»,** несмотря на то, что буквально за неделю до этого меня уверяли ответственные за обеспечение жильем, что «до конца 1980 года отдельных двухкомнатных квартир Управлению выделяться не будет».
В Калининском районе, в который я переехал из центрального Куйбышевского, новые дома сдавались государственной комиссии только лишь при условии выполнения благоустройства территории и сдачи социальных объектов внутриквартальной застройки: детских садов, школ и магазинов. Правда, в других районах Ленинграда, в Невском, например, жилье сдавали совсем по-другому. И, случалось, что и год, и два и даже три продовольственные магазины работали в… квартирах первых этажей многоэтажных домов. Делалось это для того, чтобы обеспечить жильцов необходимым продовольственным минимумом. Вот эти магазины, действительно, оправдывали современный термин «магазины шаговой доступности».
*«Полезная площадь» – в нее входила лишь площадь жилых комнат, без учета площади кухни, ван-
ной, туалета, прихожей и коридоров. (Примечание автора)
**«Смотровой ордер» – ордер, выдававшийся очереднику для осмотра квартиры и принятия реше- ния, согласен ли он в нее въезжать. Количество «смотровых ордеров» не лимитировалось. (Примечание автора).
Вспомните, дорогие мои ровесники, если вам доведется читать эту книгу, с каким нетерпением вы ждали свою первую в жизни отдельную квартиру и как вы в нее переезжали. Лично я не смог жить в своей коммуналке еще два месяца и ждать, когда в моем новом доме будут запущены лифты. Переезд моей семьи в новую квартиру на десятом (!) этаже был проведен в начале сентября 1980 года как «специальная чекистско-войсковая операция», осуществленная силами сотрудников отделения, которым я в то время руководил, и моими близкими друзьями.
Все вещи на 10-й этаж из машины переносились вручную по пожарной лестнице. Никогда не забуду «подвига» моего коллеги, проживавшего в соседнем доме, Виктора Минакова (1952 г. рожд.) который в одиночку на своей спине занес в мою квартиру на 10-й этаж холодильник «Снайге-8»! Дай Бог тебе сейчас здоровья, Виктор!
Хотя бы и не такого богатырского, какое у тебя было в те далекие годы…
Чем я мог отблагодарить своих товарищей за такую искреннюю, бесплатную помощь? Ну, «достал» два ящика польского пива «Окочим» (24 бутылки), которое использовали как допинг, пока вещи наверх таскали, ну, картошки с мясом жена потушила, да водочки после окончания работы за новоселье выпили.
Наши семьи, в основном, усилиями наших жен, обрастали мебелью, посудой и какой-никакой бытовой техникой. Тем более, что этого требовали те отдельные квартиры, которые мы получали за свой добросовестный труд на благо нашего государства. Ведь именно так мы рассматривали политику обеспечения граждан отдельными бесплатными квартирами: мы трудимся на благо государства, а государство отвечает нам своей социальной заботой о наших семьях и о нашем будущем. Правда, мебель еще было нужно доставать, но зато холодильники, телевизоры и магнитофоны уже перестали быть дефицитом. Не могу забыть, как в декабре 1982 года я был вынужден вручную тащить две трамвайных остановки от метро «Гражданский проспект» два деревянных стула, купленных в мебельном отделе «Гостиного Двора». Два других стула нес один из моих любимых сотрудников – Андрей Тарасов (1955 г. рожд.), живший неподалеку от меня. Нам пришлось до моего дома идти по узкой тропинке в снегу, потому что трамваи вечером из-за аварии контактной сети не ходили. А мебельные магазины в Калининском районе в то время стояли почти что пустыми…
Наступил 1980 год. Тот самый год, в котором нам, советским людям еще в 1961 году пообещали построение Коммунизма, при котором должно быть обеспечено изобилие товаров, и каждый человек сможет получать услуги и товары по своим потребностям. За несколько лет до Олимпиады был широко внедрен в средства массовой информации слоган: «Олимпийский год не только для олимпийцев». Действительно, советские люди, в городах, в которых поводились соревнования Олимпиа-ды* могли впервые увидеть в продаже (и купить) финскую копченую колбасу «са- лями», маленькие коробочки с финским соком «Марли», который можно было пить через прикрепленную к коробочке пластиковую соломку, а также отведать знаменитую американскую пепси-колу, завод по производству которой был построен в Новороссийске. Но мы патриотично считали, что наш тонизирующие напиток «Байкал» вкуснее!
*Кроме Москвы в Ленинграде, Киеве и Минске проводились групповые турниры по футболу, а в Таллине – парусная регата. (Примечание автора).
В продаже по сумасшедшей цене в 1 рубль 50 копеек появились американские сигареты с фильтром «Мальборо». Такие сигареты грузинские продавцы на московских рынках покупали по 10 и даже по 15 рублей за пачку, чтобы демонстрировать свою финансовую состоятельность и «большие понты». Олимпийская Москва, так- же, как и Ленинград, были буквально «вылизаны». Люди, жившие в то время, не переставали восхищаться тем, как корректны, вежливы и предупредительны были в дни Олимпиады сотрудники милиции, одетые в парадную форму с белыми рубашками. Среди них нельзя было увидеть ни одного плохо подстриженного человека в небрежной, плохо отглаженной униформе. Мне пришлось по своей работе очень много общаться с ленинградскими сотрудниками милиции того времени, и, скажу откровенно, эти стражи порядка на время проведения Олимпиады просто преобразились! Хотя музеи, в частности, Эрмитаж были непривычно пустыми. Ведь въезд в Ленинград и Москву был… ограничен. Билеты на самолеты и поезда продавались лишь по предъявлению паспорта с пропиской или командировочных удостоверений!
Перед самой Олимпиадой была проведена своеобразная «зачистка» «олимпий- ских городов»: из них были временно выселены в административном порядке на так называемый 101-й километр мелкие хулиганы, пьяницы, проститутки. В Москве, из-за того, что в нее не могли приехать за продуктами с периферии, в магазинах появилось практически изобилие товаров. На нашем питерском стадионе имени Кирова была изумительно организована так называемая «выездная торговля». Не могу забыть, как красиво были оформлены традиционные бочки с квасом, оформленные в виде русской избы с окошком, из которых выглядывали «русские красавицы», специально подобранные продавщицы. Обслуживание было вежливым и предупредительным. Куда это потом все улетучилось? Может, улетело в «сказочный лес» вместе с Олимпийским Мишкой, запущенным в небо в день закрытия Московской Олимпиады? Во всяком случае, друг моей чекистской молодости Виктор Черкесов (1950 г. рожд.), побывав со мной осенью 1980 года на матче «Зенит» – «ЦСКА», произнес грустную фразу: «Олимпийская сказка, прощай!» Сказал эти слова Виктор с горечью после того, как нам нахамила из окна избы одна из «русских красавиц», еще совсем недавно «державшая улыбочку» гостям Олимпиады.
Лично я после окончания Олимпиады-80 понял, что если бы устраивали раз в четыре года олимпийские игры или ежегодные чемпионаты мира по Показухе, то Советский Союз, несомненно, стал бы многократным чемпионом. Спросите автомобилистов со стажем, и они могут вам рассказать легенды о вежливости и корректности гаишников в те олимпийские дни.
Конечно же, истинных любителей спорта не могло не расстраивать то обстоятельство, хорошо известное всем, в том числе и рожденным после 1980 года: на Олимпиаду в Москву не приехали представители ведущих капиталистических стран, согласившись с призывом американского президента бойкотировать Олимпиаду в Москве в знак протеста против ввода советских войск в Афганистан. От этого блеск медалей наших замечательных спортсменов отдавал некоторой грустью. Ведь уже ровно через четыре года в 1984 году СССР и страны социалистического лагеря дадут свой «симметричный» ответ США, бойкотируя Олимпиаду в Лос-Анжелесе. И олимпийское движение окажется на грани реальной угрозы его распада. Ведь Олимпиада 1988 года должна была состояться в столице Южной Кореи – Сеуле. Только благодаря политике М.С. Горбачева, построенной на сплошных уступках Западу, на Олимпиаде 1988 года опять будут соревноваться спортсмены, представляющие достижения Капитализма и Социализма.
Да, было еще в 1980 году одно событии, которое активно вспоминается сейчас,
тридцать лет спустя, в 2010 году, когда я пишу эти строки. Я имею в виду смерть актера и барда Владимира Высоцкого. Об этой смерти знали и говорили. Но, скажу честно, в те годы о смерти Высоцкого говорили не намного больше, чем о происшедшей почти что в те же дни смерти французского певца Джо Дассена. Ведь мало кто мог предположить, что при всей своей популярности Владимир Высоцкий через каких-то 15 лет будет объявлен в лихие 90-е годы классиком и кумиром, а люди, хорошо знавшие теневые и негативные стороны его жизни, даже не могли себе представить, в каком гламурном свете их будут представлять, невесть откуда появившиеся биографы и знатоки новому поколению россиян. Лично я не могу испытывать ни радости, ни удовольствия от новых записей песен В. Высоцкого, произведенных благодаря новым технологиям, в которых его живому голосу того времени аккомпанирует не гитара, зачастую плохо настроенная, а целый оркестр, исполняющий аранжированную мелодию.
Все-таки, несмотря ни на что, Олимпиада-80 в Москве, ее олимпийская символика, глубоко запали в память Моего Поколения, даже если советским людям и пришлось платить за товары с олимпийской символикой большую цену.* Не случайно сейчас многие мои сверстники, испытывая ностальгию, покупают с рук и в магазинах антиквариата фигурки Олимпийского Мишки. Вполне оправданно в год 30-летия московской Олимпиады (2010) с экранов телевизоров звучали «старые олимпийские песни» того времени: «Старт дает Москва», «Будет земля прекрасной и молодой», ну, и, конечно, финальная песня прощания: «До свиданья, наш ласковый Миша!..»
Церемония закрытия московской Олимпиады потрясала своей колоссальной слаженностью работы танцевальных коллективов и спортсменов, изображавших
«живые» картинки. До сих пор я как будто вижу ту «слезинку», которая бежала из глаза олимпийского Мишки, изображенная разноцветными прямоугольниками, которыми управляли спортсмены-статисты. А финальный русский танец «Калинка», который плясали на беговой дорожке стадиона тысячи танцоров, был настоящим триумфом России и Советского Союза. С каким воодушевлением нашей «Калинке» подтанцовывали иностранцы, сидевшие на трибунах Олимпийского стадиона в «Лужниках»!!! Ликовали и мы, рожденные в 1952 году, а также наши уже пожилые, но еще живые родители, не подозревая, что существовать нашей великой и могучей стране осталось всего-то каких-то одиннадцать лет. Нам было все- го лишь по 28 лет, и мы только-только выходили из «молодежного» комсомольского возраста. Мы не знали, не могли даже предположить, какие трудности будут ожидать и нас, и нашу страну, начиная с 1989 года, когда мы войдем в свой Критический Возраст 37 лет…
*Многие бытовые товары: телевизоры, холодильники, магнитофоны и радиоприемники продава- лись накануне Московской Олимпиады с олимпийской символикой – силуэтом московской высотки с пятью олимпийскими кольцами и фигуркой Мишки-Олимпийца. Такие товары имели наценку и сто- или дороже обычных. Наценка на товар шла в доход Олимпиады. Народ даже сочинил по этому поводу частушку:
«Мишка олимпийский, что же ты за рожа?
Где ты появился – стало все дороже». (Примечание автора).
И здесь мне, по-видимому, необходимо рассказать о том, кто был политическим лидером страны «эпохи застоя» и об отношении к нему представителей Моего Поколения. Речь, конечно же, идет о Леониде Ильиче Брежневе (1906-1982), Генеральном секретаре ЦК КПСС. Этот человек руководил страной в течение 18 лет и умер, чуть-чуть не дожив до своего 76-летия. О любви Леонида Ильича к наградам, о его «специфической» манере речи, связанной с его вставной челюстью, о привычке говорить «по бумажке» и о его старческом маразме были сложены и пересказывали изустно сотни анекдотов. Думаю, что по количеству политических анекдотов, когда-либо рассказывавшихся при жизни тех или иных советских лидеров, Л.И. Брежневу, наверняка, принадлежит пальма первенства. Боюсь, что если я увлекусь их цитированием, это отвлечет от главной темы моих воспоминаний. В конце концов, анекдоты о Л.И. Брежневе и других советских вождях я уже собрал и опубликовал,* а сколько раз я их рассказывал-пересказывал, это уже невозможно сосчитать.
Л.И. Брежнев сменил бывшего до него лидером страны Н.С. Хрущева в результате «внутрицековского» переворота. Это обстоятельство в той или иной степени подробностей было известно населению нашей страны. Но оно, это население уже
«стало привычным» к таким «реорганизациям» на верхних этажах власти. Ведь не случайно же бабушка Маша (мать моей мамы) пела мне в раннем детстве частушку:
«Берия, Берия вышел из доверия,
А товарищ Маленков надавал ему пинков!»
В начале карьеры Л.И. Брежнев был более-менее скромным и даже не стал единолично занимать посты Генсека партии, Председателя Верховного совета СССР и председателя Совета Министров. Но уже через три года своего правления (к юбилею Октябрьской революции в 1967 году) Леонид Ильич смотрел на нас, граждан СССР, со страниц каждой газеты, с каждой обложки журнала «Огонек», открывал своим появлением каждую вечернюю телевизионную программу «Время». Вот только ездил он по городам и весям СССР в силу своего возраста меньше, чем нынешний «дуумвират» лидеров России – Д.А. Медведев и В.В. Путин. В общем, на мой личный взгляд, культ личности Брежнева был ничуть не меньше хрущёвского. Самым остроумным и одновременно самым злым о Брежневе и его правлении можно считать следующий политический анекдот:
*См. «Анекдоты о политике и политиках от СССР до Ельцина». Составитель Павел Кошелев. Издательство «Веды», Санкт-Петербург, 2010 год. (Примечание автора).
«Ленин показал, как можно управлять страной. Сталин показал, как нельзя управлять страной. Хрущев показал, что каждый дурак может управлять страной. Брежнев показал, что не каждый дурак может управлять страной». Граждане страны советов, я думаю, относились к Леониду Ильичу снисходительно, улыбаясь или смеясь над его недостатками, но, не издеваясь, как это было в случае с Никитой Хрущевым. Причин, я думаю, было две. Первая – Леонид Брежнев, как говорится, «не сделал ничего плохого» народу. А вторая – советский народ видел, как при Брежневе активно велись дипломатические переговоры по сокращению ядерных вооружений, подписывались с США соответствующие договора, которые демонстрировали политическую мощь Советского Союза, который на международном уровне представ- лял именно Л.И. Брежнев. Советские люди могли с удовольствием подтрунивать над своим лидером и вышучивать его недостатки речи, но терпеть не могли, когда это делали западные журналисты. Международный авторитет Л. И.. Брежнева, пусть и державшийся на наших ядерных ракетах, в годы его правления был очень велик.
Сейчас, по прошествии почти тридцати лет после смерти Генерального секретаря Л.И. Брежнева даже трудно и вспомнить: ощущали ли мы, простые люди, экономи- ческие проблемы того самого «застоя», о котором в период правления М.С.Горбачева нам расскажут бойкие журналисты и политические обозреватели. По крайней мере, по телевидению в те «горбачевские» годы кроме эмоций я ни разу не увидел сколь- нибудь серьезного экономического анализа проблем СССР «брежневского» времени, особенно бюджета страны, который именно в те годы начал, в основном, пополняться за счет «нефтегазовых» долларов. В те далекие годы была в моде шутка, основанная, как говорится, «на реальных событиях»: «Экономика социализма держите на кине и на вине». Попробую объяснить, что подразумевалось под этой шуткой, «не далекой от истины».
В брежневские времена СССР не имел развитой банковской системы. Количество государственных банков можно было пересчитать по пальцам: Центральный Банк СССР, «Промстройбанк», «Банк внешней торговли», «Сбербанк». Практически все промышленные предприятия проводили все свои операции (причем только по безналичному расчету) через «Промстройбанк». Предприятия и организации, осуществлявшие торговлю с Западом – через «Банк внешней торговли». В «брежневские» времена возникло огромное количество внешнеторговых организаций, таких, как
«Станкоимпорт», «Тяжмашэкспорт» и др. Работа в министерстве внешней торговли и в подобных организациях, торгующих с Западом, считалась наиболее престижной и хорошо оплачиваемой, в том числе и в валюте, которая официального хождения внутри страны практически не имела.
«Сбербанк» как таковой работал через огромное количество «Сберегательных касс», куда население отдавало свои скромные сбережения под очень низкие проценты (если я не ошибаюсь, 2 или 3% годовых на срочных вкладах). Советские люди, заработавшие за рубежом валюту, должны были сдавать ее во «Внешторгбанк» в обмен на специальные чеки «Внешторгбанка», по которым можно было купить импортные товары в специальных чековых магазинах. Мы, рожденные в 1952 году, а также те, кто постарше и помладше нас, хорошо помним установленный внешнеторговый курс так называемого «золотого рубля»: 67 копеек – один доллар США. Я прекрасно помню, как уже в 1986 году, сдавал в обмен на «чеки» после своей командировки в Африку остатки американских долларов. Чеки были вручены моей жене Людмиле, чтобы она на них купила то, что хотела в «чековом» магазине «Альбатрос», расположенном в те годы в Ленинграде на набережной Макарова. Тогда мы шутили, что теперь моя супруга может ощущать себя «настоящей чекисткой».
Для полной картины действия финансовой системы «брежневского социализма» нужно добавить, что все магазины, предприятия бытового облуживания и общественного питания, кинотеатры и другие учреждения культуры сдавали (инкассировали) наличные деньги в тот самый «Промстройбанк». Каждый председатель районного исполнительного комитета знал, помнил наизусть цифры своего «кассового плана»: сколько денег наличными должно быть собрано за месяц в районе, потому что именно этими наличными деньгами выплачивалась заработная плата учителям в школах, воспитателям и нянечкам в детских садах и яслях, врачам и медсестрам в поликлиниках и больницах. Поэтому и была популярна в «брежневские времена» шутка про «кино и про вино», потому что самые большие сборы наличных денег приходили из магазинов, торгующих алкоголем, и из кинотеатров, которые почти на каждом сеансе были заполненными, благодаря дешевизне билетов и большому количеству кинофильмов, выпускавшихся на двадцати трех киностудиях Советского Союза. У меня еще будет возможность, рассказывая о временах Перестройки, привести примеры как наш Генсек Горбачев нанесет удар по основам социалистической экономики, в том числе «по кину и по вину». Но об этом позже, потому что в те «брежневские времена» экономика страны, пусть и искусственно, но была надежно защищена от инфляции, и казалась нам, что экономические и политические основы социализма незыблемы.
Хотя, надо признать, что еще в студенческие годы мы слышали на уровне распро- странявшихся слухов о попытке советского офицера Виктора Ильина осуществить в Кремле покушение на Л.И. Брежнева, которое было представлено как попытка покушения на советских космонавтов психически нездорового человека. Уже сейчас, благодаря нынешней гласности и даже телевизионным интервью с самим террористом Ильиным, мы знаем, в кого именно хотел стрелять террорист-одиночка.
Сейчас хочется вспомнить и постараться изложить на бумаге то, что мы думали «про себя» и не говорили вслух на профсоюзных и партийных собраниях. К сожалению, и это факт, Моему Поколению очень часто приходилось думать одно, говорить другое, а делать третье. Это, мне кажется, одна из характерных черт российской ментальности.
Прежде всего, и я, и мои друзья как из числа коллег-чекистов, так из числа тех, кто работал на производстве, видели, какой неэффективной и не способной к самосовершенствованию является та самая административно-командная система управления страной. Лидеры государства катастрофически старели, даже дряхлели, что вызывало досаду и… политические анекдоты:
«Армянское радио спрашивают:
– С чего начинается рабочий день в Кремле?
Ответ:
– С реанимации!»
Мои сверстники, работавшие на производстве, взахлеб говорили о «вредителях,
сидящих в Госплане», на конкретных примерах показывая, маразм и полную алогичность системы социалистического планирования. Сидя с друзьями на кухнях в наших квартирах, заработанных честным трудом на благо государства, мы «крыли» это государство всеми доступными словами, из которых «бардак» было наиболее приличным и возможным для публикации. Мы говорили, что наша политическая система не создает никаких условий для выдвижения новых лидеров в политике и экономике; о том, что основные ключевые позиции на производстве и в управле- нии занимают не толковые, энергичные сотрудники, а лизоблюды, подхалимы, родственники вышестоящих начальников, перестраховщики, боящиеся смелых управленческих решений и зажимающих инициативу и критику снизу. Мы смело говори- ли о моральном разложении «правящей верхушки», увлеченной вещизмом и меркан- тильностью, забывая о «простом народе», живущей по сравнению с партноменклатурой в нищете. Москвичи рассказывали о сменивших цековские «Чайки» бронированных автомобилях ЗИЛ»,* окрещенных с типичным российским юмором «члено- возами». По Москве поползли слухи о махинациях и злоупотреблениях руководителей магазина «Елисеевский» в снабжении дефицитными продуктами питания чле- нов ЦК КПСС, Политбюро и министров. В начале только сотрудники КГБ, а затем уже и рядовые граждане с возмущением обсуждали поведение дочери Генерального секретаря – Галины Брежневой, патологически увлеченной клекционирванием бриллиантов, а также отличавшейся разгульным образом жизни, повсеместно осуждавшимся, как недопустимый с моральной точки зрения
В этих условиях на органы государственной безопасности, как на «передовой партии» начинали возлагать новые задачи по контролю за процессами, происходящими в социалистическом обществе. Приведу для примера еще один политический анекдот того времени:
В 80-е годы прошлого века простой советский человек приходит домой с работы, включает телевизор. По телевизору по первой программе выступает Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев. Человек переключает на вторую программу. Там опять выступает Л.И. Брежнев. Человек переключает телевизор на 3-ю, 4-ю, 5-ю, 6-ю программу, надеясь найти хоть какую-нибудь «веселенькую» программу. Увы – везде показываю только лишь выступление Л.И. Брежнева. А на седьмом канале с экрана ему грозит пальцем сотрудник КГБ и строго говорит:
– Я тебе попереключаю!!!
В последние годы правления Л.И. Брежнева нам, сотрудникам органов государственной безопасности, как никогда много приходилось выполнять заданий ЦК КПСС по «сбору реакции» населения Советского Союза на те или иные политические события, инициативы КПСС, выступления Л.И. Брежнева на партийных форумах и на переговорах с лидерами зарубежных капиталистических государств. Не могу удержаться, чтобы не привести еще пару сугубо «чекистских» политических анекдотов:
«Из агентурного сообщения: «Слушая речь Леонида Ильича Брежнева по телеви-
дению, писатель Х. ничего не говорил, а только антисоветски улыбался»…
И второй:
*ЗИЛ – аббревиатура: «Завод имени Лихачева», изготавливавший автомобили для советской и партийной номенклатуры. (Примечание автора).
«В 1982 году в Ленинграде в Управление КГБ на Литейном проспекте дом 4 к де-
журному группа возмущенных советских людей приводит связанного человека:
– Товарищ дежурный, арестуйте этого диссидента, этого врага народа. Он прохожим на углу Садовой улицы и Невского проспекта в подземном переходе антисоветские подрывные листовки раздавал!
Дежурный:
Спокойно, граждане. Покажите мне листовки. Так… Так… Задержанный, так на листовках же ничего не написано!
Диссидент:
– Так чего писать? Все и так ясно!»
Нам, еще молодым, и по-прежнему энергичным, было, действительно, ясно, что без радикальных перемен в управлении страной мы можем прийти к непредсказуемым последствиям. Конечно же, о полном развале такой великой страны, как СССР, даже самые прозорливые и смелые из нас не могли и подумать. Мы, я, прежде всего, имею в виду моих товарищей чекистов, в то время еще не сомневались в направляющей и организующей роли КПСС в нашем обществе. Это уже в 1989 году, в горбачевские времена, я позволю себе, уже будучи подполковником, публично заявлять на встрече с трудовым коллективом одного НИИ, что, по моему мнению, органы государственной безопасности должны быть подчинены и подконтрольны не КПСС, а Верховному Совету СССР – высшему законодательному и представительному органу власти в стране. Форму такого контроля можно было бы организовать в форме специальной комиссии… И мне за эти слова почти ничего не было. Ведь коммуни- стическая партия начала в эти годы стремительно терять власть и авторитет в стране и во многом этому способствовала своеобразная, политика последнего Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева.*
Но, кажется, я спешу. Ведь я еще не закончил с рассказом о «крутизне брежневского застоя». Я пишу эти строки в воскресенье 19 декабря 2010 года, в день рождения Леонида Ильича, родившегося 19 декабря 1906 года в Днепродзержинске. А 19 декабря 1981 года по всем каналам телевидения СССР демонстрировали «венец брежневского маразма» – вручение Леониду Ильичу пятой (!) медали Героя Советского Союза и именного оружия – золотой сабли. Современные молодые люди могут увидеть это событие через кинокадры фильма Сергея Соловьева «Асса», главные герои которого наблюдают это «действо» по телевидению. В те годы я не знал ни одного человека, которому бы это зрелище всеобщего неискреннего и плохо разыгранного чинопочитания могло понравиться. Простые «работяги», не стесняясь в выражениях, обсуждали факт «вручения Лёне именного оружия и пятой звезды Героя СССР»:
– Да что они там все, о… ели, что ли? Какой он Герой? Правильно в анекдотах го- ворят, что он агроном отличный: собрал самый большой урожай с «Малой земли». Из него же песок сыпется, а тут Маршал, Главнокомандующий…
*Хотя, я тогда думал, и сейчас знаю, что мое «вольнодумство» было «взято на заметку» моим ру-
ководством. (Примечание автора).
Я с удивлением наблюдал за тем, как мои вышестоящие начальники один за дру- гим вычеркивали из наших докладов в партийные инстанции те или иные принципиальные моменты реакции населения на подобные действия. Особенно усиленно старался один из руководителей, очень любивший пройтись по моим личным и деловым качествам: «Ну, Павел Константинович, как же это Вы с Вашим прекрасным интеллектом и эрудицией вот в этом вопросе не доработали? Надо было попроще, по рабоче-крестьянски действовать!» Не стану излишне подробно углубляться в тему моих далеко не простых взаимоотношений с моим тогдашним руководством. Я ведь еще не пишу личных мемуаров о своей службе в органах государственной безопасности. Да если и буду писать, в силу своего воспитания и корпоративной этики, ни- когда не унижусь до демонстрации личных обид и сведения счетов, а также демонстрации «грязного белья КГБ». Я не отрекаюсь ни от одного дня своей службы в органах государственной безопасности, поскольку все, что приходилось делать и исполнять, делалось на основании законов и в интересах своего Отечества.
И, все-таки, я рискну привести один факт «образца 1981 года», касающийся работы сотрудников нашего оперативного подразделения, поскольку он очень хорошо иллюстрирует общую атмосферу тех лет, а также является малоизвестным для
«широких слоев общественности». Речь идет об инциденте с выходом из печати де-
кабрьского номера журнала «Аврора» за 1981 год.
Общественно-политический литературно-художественный журнал ЦК ВЛКСМ,
Союза писателей СССР и Союза писателей РСФСР «Аврора» издавался с июля
1969 года. Он был особенно популярен среди студенческой молодежи Ленинграда и Северо-Западного региона страны. В нем довольно-таки часто дебютировали начинающие писатели и поэты. В отличие от «Звезды» и «Невы» этот журнал имел меньший формат и был как бы… подемократичнее что ли. Он реже печатал произведения
«крупных форм», такие, как романы, а, если так можно сказать, специализировался на публикациях коротких рассказов.
Вот и в 12-м номере «Авроры» за 1981 год были опубликованы рассказы Алексея Ливеровского, Герберта Кемоклидзе, Александра Житинского, Николая Тропникова и Виктора Голявкина, которым предшествовала статья известного ленинградского литературного критика Владимира Кавторина « О рассказах и рассказчиках этого номера».
Кроме упомянутых рассказов в номере журнала были опубликованы стихи Александра Люлина и Михаила Яснова, а также ряд литературоведческих и критических статей, в, частности, интересное интервью с журналистом и автором-исполнителем Юрием Визбором о его творчестве и о песнях «современных менестрелей». Ну, и, конечно же, в журнале присутствовал раздел юмора «Акселерат» («юмористическая газета для молодых и ранних»).
Однако, пусть не обидятся на меня все названные выше авторы, не их произведения стали предметом активного обсуждения, казалось, всей литературной общественности Ленинграда, а также работников Обкома и Горкома КПСС и Управления КГБ СССР по Ленинградской области.
Дело в том, что 19 декабря 1981 года исполнялось 75 лет со дня рождения Леонида Ильича Брежнева, лидера СССР того времени. В связи с этим на оборотной стороне обложки красовалась репродукция с картины Д. Налбандяна «Выступление Л.И. Брежнева на конференции в Хельсинки», выполненная в стиле «парадного портрета времен социалистического реализма», а также был выведен заголовок: «К семидесятипятилетию Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР Леонида Ильича Брежнева». Под репродукцией картины, как и положено было в то время, была приведена удачная цитата из выступления Леонида Ильича: «Отстаивая мир, мы работаем не только для ныне живущих людей, не только для наших детей и внуков; мы работаем для счастья десятков будущих поколений».
А теперь, уважаемый читатель, минутку внимания! На семьдесят пятой странице журнала «Аврора» можно было прочитать рассказ известного ленинградского детского писателя Виктора Голявкина под весьма символичным названием «Юбилейная речь». Но еще более удивительным было содержание рассказа, занимавшего всю семьдесят пятую страницу. Рискну привести его полностью, чтобы читатели сами имели возможность оценить содержание рассказа и те ассоциации, которые он, естественно, вызывал в том далеком 1981 году.
Виктор Голявкин
Юбилейная речь
Трудно представить себе, что этот чудесный писатель жив. Не верится, что он ходит по улицам вместе с нами. Кажется, будто он умер. Ведь он написал столько книг! Любой человек, написав столько книг, давно бы лежал в могиле. Но этот – поистине нечеловек! Он живет и не думает умирать, к всеобщему удивлению. Большинство считает, что он давно умер – так велико восхищение этим талантом. Ведь Бальзак, Достоевский, Толстой давно на том свете, как и другие великие классики. Его место там, рядом с ними. Он заслужил эту честь! Вот оно сидит передо мной, краснощекий и толстый и трудно поверить, что он умрет. И он сам, наверное, в это не верит. Но он безусловно умрет, как пить дать. Ему поставят огромный памятник, а его име- нем назовут ипподром – он так любил лошадей. Могилу его обнесут решеткой. Так что он может не волноваться. Мы увидим его барельеф на решетке.
Позавчера я услышал, что он скончался. Сообщение сделала моя дочка, любившая пошутить. Я, не скрою, почувствовал радость и гордость за нашего друга-товарища.
– Наконец-то, – воскликнул я, – он займет свое место в литературе!
Радость была преждевременна. Но я думаю, долго нам не придется ждать. Он нас не разочарует. Мы все верим в него. Мы пожелаем ему закончить труды, которые он еще не закончил, и поскорее обрадовать нас. (Аплодисменты.)
Весь этот текст был отпечатан в количестве ни много, ни мало 160.000 экземпляров, как было указано в выходных данных журнала «Аврора»! Думаю, что даже молодой читатель, тем более тот, кто был уже зрелым в «годы застоя», поймут, какие ассоциации и с какой политической личность возникали после прочтения рассказа в то время. Так случилось, что лично мне не пришлось заниматься «расследованием» этого инцидента. Основную работу по «дознанию» совместно с партийными органами провел сотрудник моего подразделения Павел П., курировавший в то время ленинградское отделение Союза Писателей РСФСР.
В очень короткий промежуток времени было выяснено, что писатель Виктор Голявкин, чьи детские рассказы («Болтуны», «Шишки» и др.) были чрезвычайно популярны в 60-е годы прошлого века, уже несколько лет тяжело болел и был прикованным к постели. Его жена носила в редакции журналов ранее написанные им произведения, чтобы получить хоть какие-то средства к существованию. К таким рассказам относились совсем коротенькая «Юбилейная речь» и «Непробиваемый» (Этот рассказ был чуть длиннее и не вызывал, слава Богу, никаких негативных ассоциаций, хотя имел довольно-таки броское название.
Как сумел выяснить наш сотрудник Павел П., сам профессиональный журналист, рассказ «Юбилейная речь» был написан Голявкиным давно, лет 20 до его издания и лежал «в столе». Прототипом героя, которому автор произносил «Юбилейную речь» был писатель Михаил Шолохов, которого очень не любил Виктор Голявкин, также как и многие его товарищи по перу, не достигшие тех вершин, на какие взобрался бывший казак из станицы Вешенская. Эта информация не вызывала сомнений.
Но вот найти человека, который осознанно взял бы на себя ответственность за публикацию «Юбилейной речи» именно на 75-й странице, не удалось ни нашему сотруднику Павлу П., ни партийным руководителям из отделов агитации и пропаганды Обкома и Горкома КПСС. Никто добровольно не признался в содеянном, но (надо отдать должное работникам редакции журнала «Аврора») никто никого и не заложил. От главного редактора журнала писателя Глеба Горышина пытались в Смольном добиться того, чтобы он признал виновной в поразительном «ляпе» ответственного секретаря журнала – Магду Иосифовну Алексееву, на которую в партийных инстанциях уже давненько был зуб, как на человека, способного на подобные «подколы». За несколько лет до инцидента с «Юбилейной речью» М.И. Алексеева прини- мала участие в публикации стихов, в которых оплакивался расстрел царской семьи, что по идеологическим канонам того времени было расценено как «идеологически вредная, ущербная публикация».
Сама Магда Иосифовна на все расспросы поднимала глаза к небу и говорила, что не понимает, как этот можно подумать, будто кто-то специально мог поместить «такой рассказ» именно на 75-ю страницу: «Да ни у кого из нас никаких двусмысленных намерений не было. А появление «Юбилейной речи» на 75-й странице журнала – просто случайность!» Как мне помнится, никаких санкций к М.И. Алексеевой по итогам того «залпа «Авроры» не применялось. Не исключаю, что ситуацию старалась «замять» тогдашний член редколлегии журнала «Аврора» В.И. Матвиенко, возглавлявшая в те годы горком ВЛКСМ. Большую часть тиража, как мне известно, удалось изъять, а в Москве в Кремле эта история с публикацией, по-видимому, не стала широко известной.
В 90-е годы, когда я работал в должности главы администрации Петроградского района Санкт-Петербурга, я неоднократно буду встречаться с М.И. Алексеевой, работавшей в качестве главного редактора издававшейся в то время газеты
«Спорт. Человек. Время». Но сколько я не заглядывал в её черные и хитрые глаза, так и не нашел ответа на давно мучавший меня вопрос: кто придумал такой блестящий «ляп», который, на мой взгляд, достоин того, чтобы быть описанным не только в книге моих воспоминаний, но и в каких-то более серьезных политических и культурологических исследованиях.
Но лукавые, вечно насмешливые глаза М.И. Алексеевой, не давали однозначного ответа. А спросить впрямую я считал неудобным. Может, сама Магда Иосифов- на или кто-то из её близких сообщат современной российской общественности, как в «брежневские застойные годы» удавалось иногда весьма и весьма оригинально и безнаказанно пошутить…
10 ноября 1982 года наша советская страна еще не знала о смерти Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. Об этом гражданам СССР объявят лишь на следующий день, наверное, чтобы не омрачать столь любимый народом праздник «День милиции». Похороны Леонида Ильича были проведены по самому высокому уровню с минутой молчания и гудками заводских и фабричных гудков. Но страна не плакала, как это было в 1953 году после смерти Сталина. И народ не рвался через милицейские ограждения на Красную площадь, чтобы проститься с «дорогим Леонидом Ильичом». У молодых матерей, качавших на руках тех, кто сегодня выходит из комсомольского возраста,* молоко от переживаний не пропадало. Страна без особых переживаний встретила нового Генерального секретаря ЦК КПСС – Юрия Владимировича Андропова.
Хотя реакция тех, кого называли «советской интеллигенцией» была на появление у власти Ю. Андропова далеко не однозначной. Ведь новый лидер страны долгие годы возглавлял Комитет Государственной Безопасности, в том числе и работу
«по противодействию идеологическим диверсиям противника, направленным в среду советской интеллигенции». Советская творческая интеллигенция никогда не была однородной. Наряду с наличием «державной», «почвенной» (или консервативной) группировки писателей, режиссеров и артистов, существовало большое количество так называемых «либеральных» деятелей культуры, ориентированных на «западные общечеловеческие ценности». Эти люди вели себя по отношению к власти по-фрондерски, зачастую держа в своем творчестве «кукиш в кармане». Наиболее ярким и типичным деятелем культуры такого типа можно считать Юрия Любимова, главного режиссера знаменитого театра на Таганке, которому, кстати, Андропов тай-
*В те годы молодежь выходила из комсомольского возраста в 28 лет. Именно столько лет исполни-
лось в 2010 году всем тем, кто родился в год смерти Л.И. Брежнева в 1982 году. (Примечание автора).
но симпатизировал и помогал выстоять в бури и штормы 70– годов. «Почвенники» выражали надежду на то, что в лице Андропова к власти пришел человек, знающий истинное положение дел, понимающий, что ситуацию в стране надо срочно исправлять. Но вот «с чего начать» и «что делать» – на эти два извечных русских вопроса у представителей советской интеллигенции зачастую не было ответов.
Тогда была очень популярной шутливая фраза, свидетельствующая о «разброде и шатании» в умах интеллигенции: «Есть конкретное предложение: надо что-то делать!»
Удивительно, но первое, что было сделано Ю.В. Андроповым в вопросах управления, были действия, направленные на облегчение приобретения… алкоголя В начале 1982 года даже появился новый сорт водки с характерной зеленой этикеткой, по цене дешевле «Экстры», «Колоса» и «Пшеничной», которую простой народ мгновенно окрестит «андроповкой». Вы, современные молодые читатели, привыкшие к изобилию и свободе выбора алкогольных напитков, будете, несомненно, удивлять- ся, а для нас, живших в то время, эти действия руководства страны были не совсем понятны. Особенно решение о разрешении продавать водку с раннего утра. Вспоминаю, как неожиданно и убедительно мне объяснял «логику» этого решения один далеко неглупый человек, обладавший недюжинным аналитическим умом: «Пони- маете, Павел Константинович, это решение Андропова – абсолютно гениально. Из него следует, что генеральный секретарь знает реальную жизнь советского общества. Ведь рабочий на производстве, если он накануне вечером употреблял алкоголь, не сможет на следующий день нормально работать и «выдавать» хорошую производительность труда, если он не примет сто граммов водки и не опохмелится. А сейчас работяга может запросто с утра «принять свою норму» и начать производительно работать. Так что, это решение идет на пользу нашей экономике».*
Следующим нестандартным решением Ю.В. Андропова были мероприятия, направленные на укрепление трудовой дисциплины. Вспомните, дорогие ровесники, как в 1983 году в крупных городах проводились массовые рейды в кинотеатрах, магазинах, банях и парикмахерских, когда сотрудники милиции и народные дружинники проверяли документы у людей, которые в рабочее время находились не на работе, а решали свои личные бытовые проблемы или проводили свой досуг. Вспомните, кто смотрел кинофильм Владимира Меньшова «Зависть богов» (2001). В нем очень хорошо, реалистично показана такого рода «облава», вызывавшая испуг и недоумение интеллигенции, особенно той ее части, которая работала в многочисленных научно-исследовательских институтах и конструкторских бюро, штаты которых, зачастую, были неоправданно раздуты. Возможно, зная об этих «издержках социализма», Андропов и попытался взяться за укрепление трудовой дисциплины.
*Сразу же после того, как Андропов дал «послабление» в продаже водки появился анекдот:
– Знаешь, как расшифровывается слово «водка»?
– Нет, не знаю.
– Вот Он Добрый Какой Андропов – ВОДКА. (Примечание автора).
Ну, а что было инициативой Генсека, а что очередным «перегибом на местах», когда у голых людей в бане требовали предъявить для проверки документы, так и осталось непроясненным в нашей советской истории. Меры эти не дали сколь-нибудь заметного результата и вскоре были свернуты.
Тогда, в далеком 1983 году, простым советским гражданам было трудно понять: чего же хочет от них новый Генеральный секретарь. Сейчас, по прошествии времени, многое позабыли, что за короткий период правления Ю.В. Андропова практически не было его фотографий на первых страницах «Огонька» и «Правды», столь характерных для времени Л.И. Брежнева. Никаких славословий, никакой шумихи вокруг личности нового Генерального секретаря не было. За тот короткий период, который Андропов был «у кормила власти», (всего-то 15 месяцев) будут начаты первые мероприятия по борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти. По личной инициативе Генсека было начато так называемое «хлопковое» дело о приписках и взятках в руководстве Узбекистана, которое будет длиться вплоть до распада СССР в 1991 году. Был снят со своей должности, лишен всех званий и наград бывший министр МВД СССР Николай Щелоков, любимчик Л.И. Брежнева и давний противник Ю.В. Андропова. Были арестованы и подвергнуты уголовному преследованию дочь Брежнева – Галина Леонидовна и ее муж, заместитель министра внутренних дел Юрий Чурбанов. Был привлечен к уголовной ответственности и жестоко наказан (высшая мера наказания – расстрел) за взятки и хищения бывший директор гастронома «Елисеевский в Москве Юрий Соколов. Отстранен от должности и привлечен к уголовной ответственности бывший «Хозяин» Краснодарского края С. Медунов.
Однако, кардинально эти конкретные инициативы Ю.В. Андропова не изменили ситуацию в стране. Сопротивление бюрократического аппарата «новациям» Андропова было очень и очень сильным. Уже осенью 1983 года мы, чекисты Ленинградского управления КГБ, услышали слухи из Обкома КПСС о том, что дни Андропова сочтены: у Генсека практически отказали почки, он был вынужден прибегать к многочасовой мучительной процедуре гемодиализа (подключению к аппарату «искусственная почка»). Этим, и только этим можно объяснить то, что ни одно из начинаний Юрия Андропова не было доведено до конца.
Я не буду пытаться анализировать и подробно рассматривать все версии роли и места Ю.В. Андропова в истории советского государства. Мною прочитано немало различных материалов, в том числе, представляющих Ю.В. Андропова неким «злым гением» и даже приспешником «мирового сионизма». Эти доморощенные «исследо- вания» лично меня, как человека, жившего в те годы и служившего в органах государственной безопасности, не убеждают. Знаю, что многие мои сверстники, друзья Моего Поколения и тогда в 1984 году, и сейчас уже в 2011, сожалеют, что период руководства Советским Союзом был для Ю.В. Андропова слишком коротким.
Несомненно, что своим интеллектом, эрудицией и общим кругозором этот партийный чиновник давал много очков вперед и «дорогому Леониду Ильичу» и К.У.Черненко, сменившему Андропова после его смерти 9 февраля 1984 года, и даже М.С. Горбачеву, активно «пиарившему» себя самого в качестве культурного и образованного человека. Ведь истинно культурный, интеллигентный, образованный человек никогда эти свои качества не подчеркивает. Ему, как правило, в этом нет необходимости. Зато у Андропова, в отличие от названных лидеров, было то качество, которого так не хватало многим советским и российским лидерам: умение принимать жесткие, смелые решения, нести за них ответственность, а также поддерживать тех людей, которые взяли на себя смелость такого рода решений. Я имею в виду ситуацию со сбитым южнокорейским «Боингом» с пассажирами на борту, влетевшим в территориальное воздушное пространство Советского Союза.
Даже сейчас, по прошествии почти двадцати восьми лет, нет полной и объективной информации о том, была ли на «Боинге» какая-либо разведывательная аппаратура, и было ли его многочасовое пребывание в советском воздушном пространстве кем-то специально организовано в подрывных, враждебных Советскому Союзу це- лях. Но я хорошо помню, как твердо заявляли о законности и правомерности действий советских летчиков представители МИД и правоохранительных органов. Значит, первое лицо государства взяло на себя ответственность за пусть и жесткие, даже жестокие действия военных, приведшие к человеческим жертвам, которые не побоялись уничтожить самолет-нарушитель, незаконно вторгшийся в пределы нашей страны. Всего через несколько лет, уже при «милейшем» М.С. Горбачеве немецкий полухулиган-полупсихопат Матиас Руст на своем легком самолете «Сесна» пролетит от границы Финляндии до Москвы и посадит свой самолет прямо на Красной площади! Это событие, а, особенно действия (точнее – бездействие) ПВО и советских военных летчиков, станут позором для нашей армии и нашей страны.
Не случайно же с язвительностью и сарказмом будут после этого рассказывать- ся политические антисоветские анекдоты: «В связи с полетом Матиаса Руста нужно переименовать Красную площадь в аэропорт «Шереметьево-3». Или еще один, более злой: «После полета Матиаса Руста надо бы Москва-реку заасфальтировать, чтобы вражеская подводная лодка напротив Кремля не всплыла!»
Сбитый южнокорейский самолет, смерть сильного лидера Ю.В. Андропова, затянувшееся военное присутствие советских войск в Афганистане, физическая и политическая слабость Константина Устиновича Черненко, все эти, и другие факторы привели к резкому обострению международной обстановки и нападкам на Советский Союз со стороны американского президента Рональда Рейгана, бывшего голливудского второсортного актера. СССР был объявлен ни много, ни мало «империей зла», против которой американцы начали разработку «стратегической оборонной инициативы», являвшейся, по сути дела, программой «звездных войн», направленной против главного социалистического государства.
За период с ноября 1982 по апрель 1985 года, длившийся менее трех лет, в СССР сменилось один за другим четыре (!) политических лидера!!! Вспомните, мои ровесники, сверстники и друзья, какие чувства вы испытывали, когда страна практически ежегодно хоронила своих Генеральных секретарей? Мы были еще молоды, сильны физически, мы верили, что еще сможем изменить наш мир к лучшему. Возможно, кто-то из нас мечтал о карьере, о материальном благосостоянии, роль которого в это время начала занимать все большее и большее место в нашей жизни. Вспомните, дорогие ровесники, как, с какими чувствами вы встретили апрельский Пленум ЦК КПСС 1985 года, на котором наш новый генеральный секретарь правящей партии Михаил Сергеевич Горбачев объявил о «политике нового мышления» и о проведении в стране «перестройки, гласности и ускорения».
Но до того, как начать свой рассказ о времени Перестройки и к чему она привела, я хотел бы порассуждать об одном явлении, которое все глубже и глубже входило в нашу жизнь с начала 80-х годов прошлого века. Я хочу поговорить о вещизме и материальных благах, а также о том, как они меняли наши нравственные ценности и нас самих.
Размышления о вещизме и меркантилизме
Была бы шляпа, пальто из драпа,
А к ним живот и голова.
Была бы водка, а к водке глотка,
Все остальное – трын-трава.
Старая русская мещанская песня начала ХХ века.
Мне было совсем не трудно написать заголовок этой главы и даже придумать эпи- граф. А вот рассказать о заявленной теме будет, мне кажется, совсем не просто. Современный молодой читатель, если он только уже не забросил куда-нибудь далеко эту книгу, наверняка, давно понял, что Мое Поколение росло и воспитывалось в лучших советских комсомольско-партийных традициях, которые хорошо могут разъяснить слова песни на стихи Игоря Шаферана и музыку композитора Оскара Фельцмана:
«Есть традиция славная В комсомольской семье: Раньше думай о Родине, А потом о себе».
И нашими идеалами, которые нам формировали родители и школа, были такие люди, как «парень, презирающий удобства», умирающий на сырой земле за свою Родину. Наши родители, в подавляющем своем большинстве люди небогатые, средне- го и скромного достатка, зачастую не имели никаких ювелирных украшений, дорогой одежды и предметов роскоши. Конечно же, кому-то из моих сверстников «повезло», если они родились и выросли в семьях «советской (чаще всего московской) номенклатуры». Ведь были же дети 1952 года рождения и у членов ЦК КПСС, и академиков, и генералов, привозивших из поверженной Германии целые эшелоны мебели, верхней одежды, картин и антиквариата. Но среди моих друзей и товарищей таких благополучных, «упакованных» сверстников просто не было. И не они определяли «главную тенденцию» в жизни представителей Моего Поколения.
Каждый из моих школьных друзей, наверняка, помнит свой первый костюм, купленный родителями в нашем «промтоварном» магазине или же (что было «круче») в знаменитом ДЛТ – Доме Ленинградской Торговли, специализировавшемся на продаже отечественных товаров для детей. Мне мой первый костюм, стоивший около двадцати рублей, купила Няня на свою весьма скромную пенсию, «обидевшись» на отказ родителей, объяснявших, что у них сейчас нет денег. Этот дешевый то ли польский, то ли чешский коричневый костюмчик в полоску я не могу забыть уже почти пятьдесят лет…
Эта покупка была событием. Ведь мне, как и подавляющему большинству моих сверстников, приходилось донашивать одежду за своим старшим братом Виктором.
Это было абсолютно естественным в годы нашего детства. Несмотря на это, долгие годы я не ощущал и не замечал у моих одноклассников какой-либо зависти по отношению к тем сверстникам, чьи родители имели возможность купить своим детям новую, особенно импортную одежду. Конечно же, в любом классе, в любой школе огромного и необъятного Советского Союза были такие дети, чьи родители могли и стремились «приодеть» своего ребенка. Это были дети моряков загранплавания, работников торговли и общественного питания, ухитрявшихся всегда иметь больше, чем просто свой скромный оклад, а также некоторых высокооплачиваемых категорий рабочих и служащих: шахтеров, военных, полярников и т.п.
Говорю за себя, никогда не завидовавшего тому, как другие одеваются, но и за своих друзей: «вещизм», любовь к «тряпочкам» скорее осуждались, чем приветство- вались в годы нашей молодости и юности. Поэтому я «не берег», а быстро заносил свой дорогущий бельгийский костюм, приобретенный в 1968 году за 145 (!) рублей на «большие» деньги, заработанные в моем первом стройотряде. Гордиться своей одеждой или дорогими приобретениями в нашей студенческой университетской среде считалось «дурным тоном». Вспоминаю, как после моей студенческой свадьбы в 1972 году мой ровесник, друг и свидетель на свадьбе Валерий Шахов, вы- сказал мне откровение, что мои одногруппники осуждают меня и мою жену Людмилу за излишне подробные разговоры о приобретении диван-кровати и книжного секретера. Помню, что дело чуть-чуть не дошло до обвинений в проявлении «мещанства и частнособственнических инстинктов».
Современные молодые люди, посмотревшие не самый лучший фильм Валерия Тодоровского «Стиляги», знают, как негативно советские люди воспринимали людей, стремившихся ярко и нестандартно одеваться по «западной моде». Я вспоминаю, как отчитывал наш бывший секретарь парторганизации Управления КГБ СССР по Ленинградской области молодого сотрудника, пришедшего в здание на Литейном проспекте дом 4 в болгарской дубленке, которые только-только входили в моду в середине 70-х годов прошлого века. А через два или три года сам партийный босс появился перед товарищами по партии одетым в дубленку, в одежду, которую по его же словам «могли себе позволить моряки загранплавания или фарцовщики».
А за появление в здании «Управы» на Литейном, 4 в джинсах, даже в выходной день, любому оперработнику, независимо от стажа службы и воинского звания
могло достаться от начальника Управления генерал-полковника Носырева Дании- ла Павловича «по полной программе». Не случайно по поводу интервенции западной моды в СССР в те годы сочинялись юмористические стишки «с подтекстом и со смыслом»:
«Сегодня носит «Адидас»,
А завтра Родину продаст!
Сегодня почитал «Плейбой»,
А завтра не пошел в забой.
Сегодня покурил «Pall Mall» –
Уехать в Штаты захотел!»
Даже массовое появление в 60-е годы у молодежи личных бытовых магнитофонов не усугубило у представителей Моего Поколения тяги к Вещизму. Ведь «магнитофонщики всех мастей» были вынуждены объединяться и дружить друг с другом, переписывая у товарищей записи Высоцкого, Окуджавы, Галича или записывая с «вертушек» музыку с начавших появляться в Советском Союзе пластинок ансамблей «Beatlts», «Rolling Stowns», «Sex pistols» и других. Рынка магнитофонных записей и пластинок в те годы практически не было. За исключением так назы- ваемых «черных рынков» или «толкучек», имевшихся в крупных городах.
В Ленинграде такой «толчок» был на Краснопутиловской улице возле магазина «Юный техник», в котором продавались разного рода «неликвиды» нашей советской промышленности, в том числе транзисторы, необходимые в то время каждому радиолюбителю. Перед магазином и во дворах шла бойкая торговля и обмен грампластинками и магнитофонными записями. Свои «толчки» в те советские годы были у филателистов, филофонистов, нумизматов. Ну, и, естественно, у книголюбов, поскольку книги были большим дефицитом, а советские люди были, действительно
«самым читающим народом в мире».
Возможно, что отсутствию у Моего Поколения таких качеств, как Вещизм и Меркантилизм способствовало наличие в СССР перманентного товарного дефицита. А, может, правильнее сказать, что именно товарный дефицит в определенный момент во второй половине 80-х годов прошлого века и стал толчком к резкому обострению меркантильности и вещизма у сотен тысяч и миллионов советских людей, особенно когда перед ними открылось товарное изобилие Запада.
Вспоминаю, как в первых числах июня 1983 года пытался купить своему девятилетнему сыну-школьнику казалось бы простую вещь: футбольный мяч. Максим очень любил играть в футбол, и на следующий день в воскресенье должен был уезжать на каникулы в город Боровичи Новгородской области к своей бабушке. Футбольный мяч был обещан сыну в качестве подарка за окончание очередного класса средней школы. За день до отъезда сына в Боровичи я, как обычно, в субботу поехал на службу на Литейный, 4, рассчитывая, возвращаясь домой на проспект Просвещения, в магазине «Спорттовары» на Литейном проспекте неподалеку от Невского купить мяч за 10 или за 12 рублей. Столько в те годы стоил хороший ниппельный мяч советского производства. Более дорогими кожаными мячами были снаряды по 16 и даже 24 рубля.
Но для меня, для моей семьи такие мячи были уже слишком дорогими. Как же я был разочарован и огорчен, когда ни в магазине на Литейном, ни в «Гостином Дворе» я не нашел дешевых мячей! А тратить 16 или 24 рубля на сына-школьника я не считал для себя возможным.* По совету продавцов из «гостинки» я поехал в нача- ле в магазин «Олимпиец» на Большом проспекте Петроградской стороны, а затем в специализированный спортивный магазин на проспекте Смирнова (ныне – Ланское шоссе). Но в этих магазинах футбольные мячи были только за 24 и даже за
35 (!) рублей.
День уже приближался к вечеру, по воскресеньям в те годы промтоварные магазины не работали. Моей последней надеждой оставался магазин «Спорттовары» на проспекте Просвещения, 78, возле кинотеатра «Прометей», в котором и жила в те годы моя семья. Я сумел добраться до этого магазина за 15 минут до его закрытия, и был просто в шоке: на прилавке магазина был один-единственный кожаный футбольный мяч индийского производства, который стоил… 35 рублей!!!
* Мое «денежное содержание» офицера органов государственной безопасности в то время составляло 396 рублей. (Примечание автора).
После немалых, но непродолжительных колебаний я купил этот мяч в подарок Максиму, потому что не выполнить свое отцовское обещание я не мог. Уже на другой день до отъезда на вокзал мы «обновили» этот «самый настоящий профессиональный мяч», которым играют «мастера» на стадионах, собрав вокруг себя ватагу местных дворовых мальчишек. Максим в этот день, кажется, был абсолютно счастливым человеком. Чего нельзя было сказать обо мне, поскольку я выслушал не один упрек от моей жены Людмилы за потраченные деньги, а также за вечную работу по субботам…
В те годы в нашей жизни стали появляться личные вещи, которые сейчас кажутся абсолютно привычными и естественным для любого человека: красивые блокноты- еженедельники в тиснением на обложках – ВАО «Интурист», «Союзплодимпорт»
«Тяжмашэкспорт» и др. Эти блокноты были чрезвычайно популярны среди моих коллег-чекистов, ведь в то время они изготавливались только за рубежом и здорово отличались от нашей отечественной канцелярской продукции. Хорошо помню, с каким восторгом реагировали мои друзья-сверстники на появление первых шариковых ручек «BIC», стержни и паста которых были гораздо качественнее, чем паста в наши советских ручках, выпущенных на заводе «Союз». Такие ручки стоили вместе со стержнем… 35 копеек. Запасной стержень к такой шариковой ручке стоил 8 копеек.
О впечатлении, какое производила на моих сверстников «настоящая»
ручка «Паркер» говорить не приходится. Получить такую ручку в подарок в качестве сувенира от коллеги, вернувшегося из краткосрочной зарубежной командировки, было большой удачей! Далеко не все могли себе позволить иметь или вручать такие сувениры.
Вспоминаю, как мои коллеги из так называемого «водного отдела», которые «ходили в загранку» на судах Балтийского Морского Пароходства, дарили своим друзьям, «сухопутным чекистам» первые бутылочки «мазилки» для пишущих машинок (компьютеров в те годы на вооружении не было), а также «отбивалки» – специаль- ную бумага с меловой основой, способную «забивать» опечатки, сделанные при печати на пишущих машинках, которым в 70-е годы очень активно пользовались мои коллеги-чекисты…
«Западные» стержни для шариковых ручек быстро заканчивались, но мы не унывали. Ведь на углу Невского проспекта и набережной реки Мойки была специальная мастерская, где эти стержни можно было… заполнить новой пастой, правда, не такой качественной, как импортная. Такая «перезагрузка» позволяла нам продолжать щеголять «иностранным записывающим устройством». А такое простое, казалось бы по сегодняшним меркам изобретение человечества, как степлер со скрепками? Их в те годы дарили только большим руководителям и очень близким друзьям. Ведь в продаже в СССР такой оргтехники просто не было! Также как небывалой роскошью были клей-карандаш и импортные белые ластики.
Во всем Управлении КГБ, кажется, лишь два или три генерала позволяли себе в те годы писать чернилами «Parker», а о генерале Носыреве Д.П. ходили легенды, что он предпочитает черные чернила западногерманской фирмы «Pelikan».* О каче- ственных магнитофонах или, тем более, о видеомагнитофонах я вообще не говорю! Это были, однозначно, – предметы роскоши! Первый советский видеомагнитофон
«Электроника», стоивший почти тысячу рублей, появился в продаже, и то, практи-
чески только по блату, «из-под прилавка», где-то в середине 80-х годов.
Ну, а те счастливчики, кто смог себе «позволить» привезти из зарубежной поездки импортный видеомагнитофон, должен был искать полуподпольные способы записывать новые видеофильмы. Ведь рынок видеозаписей в СССР появится только где-то в начале 90-х годов! О качестве этих первых «кооперативных» записей нельзя было сказать ничего хорошего. Качество записей и дубляжа «подпольными» переводчиками было ужасным!
Да что я говорю о «чудесах японской радиотехники», когда простые разовые за- жигалки, которые советские люди привозили из-за рубежа, наши курильщики научились каким-то специальным способом «высверливать» и заправлять отечествен- ным газом для зажигалок из баллончиков. Уж не говорю о том, каким форсом и
«понтом» было использование импортной зажигалки «Ронсон» де еще с пьезоэле-
ментом!
*Владельцы ручек «Parker», «Pilot», «Waterman» как бы возвышались в глазах других коллег. Также как и счастливые обладатели японских часов «Seiko» и «Casio». О возможности обладать швейцарскими дорогими часами даже не могло быть и речи. (Примечание автора).
Про легковые автомобили и их доступность в советское время, думаю, знают все: и кто жил в те годы, и нынешние молодые. Вплоть до середины 90-х годов прошлого века наличие в семье легковой машины считалось именно роскошью, а не средством передвижения. Машины старались приобретать, достигнув, примерно, сорока лет, когда было принято обзаводиться дачными участками размером в шесть соток в садоводствах, где строилась семейная «загородная дача». Автомобиль становился
«необходимым инструментом» для строительства этих садовых домиков.
Не могу не вспомнить, какой шок у руководства Управления КГБ вызвал поступок двух оперработников, выезжавших с коллективом балета Кировского (Мариинского) театра в конце 80-х годов в США. Эти двое ребят, моих сверстников, не доедая (в прямом смысле этого слова) на свои «суточные», выдававшиеся в валюте, купили дешевые подержанные машины «Форд», которые были доставлены в Ленинград на наших советских сухогрузах, естественно, за законно произведенную оплату. Вспоминаю, как рассказывал мне один их них, ныне один из самых высокооплачиваемых топ-менеджеров страны, как в парткоме Управления КГБ его обвиняли в меркантильности, вещизме и чуть ли не в измене, если не Родине, то социалистическим идеалам.
Вспомни, Володя, каким неприятным оказалось твое возвращение из первой поездки за океан! А ведь ты не сделал ничего такого, что могло бы выходить за рамки закона и нормальной человеческой этики. Но… Ведь получилось так, что ты, еще достаточно молодой сотрудник, позволил себе иметь то, чего не имели многие твои руководители!
Господи! Когда, в какой момент наши люди, россияне стали больше ценить не душевную теплоту и «роскошь человеческого общения»*, а «бабки», «баксы», «бабло», «фирмовые вещи» с известными лейблами, роскошь брендов и элитных, «гламурных» ночных клубов, в которых обычные гулящие женщины легкого поведения именуются «светскими львицами»?
Почему мне сейчас вспоминаются слова из Евангелия: «Что человеку с того, если он приобретет весь мир, а душе своей навредит?» Вспомните, мои дорогие ровесники, как в начале 90-х годов в вашу жизнь вошли, нет, ворвались видеомагнитофоны и огромный, грязный и мутный поток голливудской киномуры в виде боевиков, триллеров, фильмов ужасов и эротики-порнухи. Вспомните, как калечились души наших детей, которых мы годами пытались воспитывать и растить на совершенно другой киноэстетике!
* Фраза французского летчика и писателя Антуана де Сент-Экзюпери: «Я не знаю больше роскоши, чем роскошь человеческого общения». (Примечание автора).
Казалось бы простое обладание «вещью» для многих миллионов россиян обернулось совершенно другим восприятием жизни: оправданием и принятием насилия, пошлости, девальвацией моральных ценностей, оправданием разгульного образа жизни, сексуальной распущенности и наркотиков. Сколько драм и даже трагедий произошло в семьях моих ровесников и сверстников только от одного обладания (или от невозможности обладания) теми или иными «вещами», которые со скоростью метеора, прилетевшего с Запада, вламывались в нашу повседневную жизнь. Ведь идеология рыночных отношений, в начале еще не осознанная миллионами россиян после развала Советского Союза, а, скорее навязанная нам «сверху» привела к обожествлению Денег и Вещей, а затем уже Элитных Услуг.
Причем никто: не «молодые реформаторы» в правительстве Ельцина, ни новые олигархи, «прихватизировавшие» некогда государственное телевидение, не потрудились довести до россиян, в особенности до молодого поколения, что все эти Вещи и Деньги должны приобретаться и добываться Трудом!!! Вспомните, дорогие друзья, рекламные ролики знаменитой «МММ» с героем Леней Голубковым, который призывал россиян «нести свои денежки» Сергею Мавроди, казавшемуся, благодаря телевизионной рекламе волшебником, а оказавшийся… мошенником. Вспом- ните телевизионный сюжет начала 90-х годов, в котором двое пожилых людей безмятежно ловили рыбу у речки и рассуждали: «Пока мы здесь сидим, рыбку ловим, наши денежки растут». Вспомните, ведь основным призывом того времени был призыв «делать деньги», а не зарабатывать. И многие нынешние олигархи и миллиардеры именно «делали» деньги, различными мошенническими способами «забирая» их у тех, кто своим трудом их зарабатывал.
Не могу удержаться, чтобы не вспомнить пример, как говорится, «из личной жизни». В 1994 году накануне проведения в нашем городе теперь уже забытых Игр Доброй Воли я, в тот период времени глава администрации Петроградского района, активно пытался воспрепятствовать размещению на Каменностровском проспекте рекламы эксклюзивных джинсов. Какого труда мне стоило довести свою позицию бывшему мэру Санкт-Петербурга А.А. Собчаку:
– Поймите, Анатолий Александрович, я настаиваю на том, что эту рекламу надо снять. Ведь она находится прямо у входа в Дом Детского Творчества. На ней изображена оголенная женская спина и, простите, женский зад, одетый в джинсы…
– Ну, что в этом плохого? Что вы наезжаете на предпринимателей, которые привезли в город настоящие, дорогие, эксклюзивные джинсы?! – наш мэр всегда остро реагировал на обращение к нему с жалобами на чиновников «солидных» предпринимателей.
– Анатолий Александрович, послушайте, эта реклама идеологически вредна, даже аморальна. Ведь под изображением задней части тела девушки в джинсах написано: «Ты – это то, что ты носишь!» А на всю жизнь воспитывали, что я – это то, что я знаю, о чем думаю…
Мне не удалось убедить мэра нашего города. Он сам, и члены его семьи, замечательные гламурные женщины Людмила Борисовна Нарусова (еще не депутат) и тогда еще малолетняя (не «светская львица») Ксюша Собчак были однозначно уверены в том, что они – это то, что они носят, на каких машинах ездят, в каких домах и каких квартирах живут. Ведь не случайно же эти очень похожие друг на друга женщины с легкостью употребляют в отношении «простого народа» такое слово, как «быдло». Они давно уже не чувствуют себя ни вышедшими из этого народа, ни, тем более, частью этого народа. И чем меньше будет этого народа в нашей стране, тем, наверное, будет лучше. Путаться под ногами у «солидных людей» не будут. А то вот все машин напокупали, по дорогам ни на «Бентли», ни на Майбахе» даже с мигалкой нормально не проехать. Вот надо закон принять, чтобы налоги на машины так высоко поднять, чтобы все (имеется в виду «быдло») на общественный транспорт пересели. Тогда «солидным людям» по улицам Москвы и Питера ездить легче станет.
Ох, не читали, видимо, эти «светские львицы» фразы некогда суперпопулярного писателя Валентина Пикуля, написавшего много исторических романов: «Вышедшему из народа никто не давал права хамить народу».
Может, именно с тех самых джинсов, недосягаемой пепси-колы и сигарет
«Мальборо» начались изменения нашей советской идеологии, или, говоря другими словами, российской, русской духовности? Ведь в 80-е годы ХХ века «фирменные джинсы» доходили в цене до 200 рублей (!), то есть до суммы двухмесячного оклада начинающего инженера! В то время многие люди: библиотекари, медсестры, студенты были готовы не доедать, лишь бы стать обладателями вожделенных штанов американских ковбоев и золотоискателей! Не случайно в те годы появился анекдот на «джинсовую тему»:
«Грузин приходит к стоматологу и говорит:
– Видишь дорогой, у меня здесь зуб передний выбит. Новый поставить можешь?
– Конечно. Вы какой хотите, металлический?
– Да что я, нищий что ли?
– Значит, металлокерамику?
– Да что я, нищий что ли?
– Значит, золотой?
– Слушай, ты что думаешь, я нищий что ли?
– Платиновый?!
– Да ты что обо мне думаешь? Я что, нищий что ли? Ставь самый дорогой –
джинсовый!!!»
Не случайно наши родители, испытавшие настоящий военный голод, пройдя лишения и карточную систему распределения продуктов, горько шутили: «Пережили голод, переживем и изобилие!» Но, оказалось, пережить изобилие товаров и услуг не так уж и просто. Вспомните, дорогие ровесники, как вы себя чувствовали в первые годы Перестройки, когда началась антиалкогольная кампания и были открыты шлюзы частнопредпринимательской деятельности так называемых коопера- тивов? У меня нет, увы, данных, сколько тысяч россиян умерло от отравлений «самопальным» алкоголем и фальсифицированными продуктами питания. Но мы, пережившие это время, знаем, что антиалкогольная кампания М.С. Горбачева не только не уменьшила потребление спиртного, но еще и нанесла тяжелый удар по экономике страны, по ее системе денежного обращения.
Вспомните, как уже в «ельцинское время» в каждом ларьке и палатке можно было купить «паленый» ликер «Амаретто» и спирт «Рояль», гробившие здоровье наших с вами российских соотечественников. Все это делалось под благим намерением обеспечить товарное изобилие и «удовлетворение спроса» на нашем продовольственном рынке… Во истину было правильно сказано, что благими намерениями устлана дорога в ад!
Впрочем, думаю, настало время вспомнить и рассказать об одном из самом драматичном и трагическом времени в жизни Советского Союза, названном Перестройкой…
Эпоха перемен
Желаю тебе жить в эпоху перемен!
Древнекитайское проклятие.
Перестройка. Гласность. Ускорение развала страны
Перестройка, перестройка, До чего ж ты довела! Горбачев весь мир объездил, А нам пользы – ни хрена!!!
Народная частушка времен
Перестройки.
Наш социализм, который строили отцы и деды Моего Поколения, больше воевал за само право оставаться социализмом, чем праздновал и потреблял. Именно поэтому за семьдесят с лишним лет советской власти в нашей стране так и не было обеспечено товарное изобилие, давно уже достигнутое в Европе и в США, построивших в своих странах «общество потребления». С приходом к власти в СССР М.С. Горбачева, так полюбившего бывать на «цивилизованном Западе» и так стремившегося попасть в международную политическую и экономическую элиту, в стране стали делаться первые серьезные попытки обеспечить советских людей товарами широкого народного потребления по их потребностям. Тем более, что Михаил Сергеевич, став- ший во главе Коммунистической партии и государства, главным для себя, как для государственного деятеля, провозгласил «приоритет общечеловеческих ценностей».
Вспоминаю, что первые появления на телеэкранах нового Генсека, приехавшего в Москву из периферийного Ставропольского края, были встречены большинством советских людей с оптимизмом и надеждами. Еще бы! С приходом молодого, энергичного лидера (Горбачеву в 1985 году было 54 года) у народа возникала естественная надежда на улучшение жизни. Смотрите, в кои-то веки в СССР появился лидер, который может говорить не «по бумажке», общаться с рабочими, крестьянами, обещает улучшить жизнь простых людей… Это потом очень скоро про Горбачева, а особенно про его жену Раису Максимовну будут сочиняться и пересказываться анекдоты. Первый «политический» анекдот в связи с приходом власти М.С. Горбачева был, скорее, «подколом» уже покойного Леонида Ильича Брежнева:
«Умерший Генсек ЦК КПСС К.У. Черненко на «том свете» встречает Л.И. Бреж-
нева, который спрашивает «вновь прибывшего»:
– Костя, ты что, тоже помер? Да на кого же ты партию оставил?
– На Мишу Горбачева, на того, что из Ставрополя. Помнишь, с пятном на лысине?
– Что-то не припоминаю… Слушай, Костя, а кто его поддерживает?
Черненко:
– Знаешь, Лёня, он еще сам ходит!»
Первые месяцы после избрания М.С. Горбачева на пост Генерального секрета-
ря ЦК КПСС в стране была некая эйфория, особенно связанная с многочисленными
«выездами» Михаила Сергеевича в трудовые коллективы, где он общался с рабочими и другими «простыми людьми». Один из своих первых визитов Горбачев осуществил в Ленинград, и благодаря этому мне, и многим моим друзьям из Ленинградского Управления КГБ, удалось увидеть изнанку и «двойное дно» таких встреч. Все они проходили под жестким контролем партийного аппарата и органов госбезопасности. Вот почему я сейчас не очень-то верю (а, точнее, совсем не верю) в объективность встреч и ответов на вопросы «простого народа» наших нынешних российских лидеров Д.А. Медведева и В.В. Путина. Ведь Владимир Владимирович, возможно, сам участвовал в подобных «показушных» мероприятиях, изображая «простых со- ветских людей», окружавших генерального секретаря.
Лично для меня «первым звонком» недоверия к новому генеральному секретарю стала история, произошедшая на площади перед Московским вокзалом, где Горбачев, прибывший в Ленинград на поезде, впервые встретился с «простыми ленинградцами». Ее (эту историю) рассказывали мне мои коллеги-чекисты, осуществлявшие охранные функции общительного генерального секретаря. Какими-то правдами и неправдами к Михаилу Сергеевичу сумел «прорваться» какой-то «простой русский мужичонка», которого почему-то не могли оттереть крепкие плечистые парни из Девятого Управления КГБ СССР.* Мои друзья рассказывали, как «простой человек» обратился к генеральному секретраю: «Михаил Сергеевич! А водка не подорожает»? «Нет. Цену на водку мы не поднимем, – уверенно отвечает тот, кого через несколько месяцев будут с издевкой называть «минеральным секретарем», – а вот с вином, с этой бормотухой, которая травит народ, мы будем бороться. Надо больше вы- пускать соков для населения»… И так далее, и так далее…
*Девятое Управление КГБ СССР – подразделение, в те годы осуществлявшее охрану членов Политбюро и зарубежных государственных деятелей. Прообраз нашей нынешней ФСО (Федеральной Службы Охраны) Президента России. (Примечание автора).
Говорил Михаил Сергеевич своим южным говорком легко и свободно, уверенно и оптимистично, производя положительное впечатление; точно также как другой уроженец юга России, Виталий Мутко, говорит сейчас о перспективах российского футбола и спорта высоких достижений. Только я не очень верил первому уже тогда. А второму не верю сейчас тем более. И первый, и второй лидеры с такой легкостью могут найти тысячи оправданий, чтобы объяснить, «по каким объективным причи- нам» не удалось достичь того, что намечали, почему «хотели, как лучше, а опять получилось, как всегда». Что-то положительное по результатам «бурной дельности» подобных демагогов произойти может, но не благодаря им, а, скорее, вопреки. А свою личную жизнь подобного рода руководители для себя и своих близких обеспе-
чить не забудут!
Увы, демагоги всегда, везде, на любой должности остаются демагогами. Потому, что их поддерживает, подогревает абсолютная уверенность в своей правоте и … безнаказанности. Ведь если бы они хоть ненадолго задумывались, что им придется
«отвечать за базар»… Жаль, что мы, народ российский, вынуждены слушать и наде-
яться. Ведь, даже если не Веришь, то все равно, хоть немного, но Надеешься…
Не могу не вспомнить свой экспресс-диалог на каком-то серьезном партхозактиве с секретарем партийной организации о том, что «я не понимаю положитель- ных перспектив антиалкогольной компании». Мне казалось, что я достаточно убедительно на примерах США показал, какие негативные последствия порождает та- кая политика. Я рассказал о бутлегерстве, теневой экономике и даже организован- ной преступности, которые могут реально появиться у нас в стране.* Партайгеноссе отвечал, (точнее, мычал), что-то не очень убедительное, но похожее на передовицу утренней «Правды».
Тогда другой коллега с места выкрикнул вопрос о том самом ленинградцеработяге, задавшем лично генсеку вопрос о цене на водку: «А, что же, выходит, Горбачев работягу обманул? Пообещал, что водка не подорожает, а вернулся в Москву и через две недели цены на алкоголь повысил»! Ответ партийного секретаря был столь же неожиданным, сколь и нелепым: «А, может, Михаил Сергеевич тогда еще не знал?...»
Не знал, да… Не знал… Или, дай Бог, не ведал, что творит наш последний Генеральный секретарь ЦК КПСС, к каждому слову которого и даже его дыханию прислушивались окружавшие его партийные функционеры, старавшиеся всегда поддак- нуть, а не возразить, тем более не спорить.
Одним из первых «больших начинаний» Горбачева была та самая антиалкогольная политика, которая оказалась абсолютно непродуманной и бестолковой, проводившейся «с кондачка», как, практически, и все другие его начинания. Я уже много размышлял и говорил в предыдущих главах, какой удар по экономике страны нанесло сокращение производства алкоголя. Думаю, что и «старым» и «молодым» известны факты вырубки многолетних элитных виноградников на юге России. Возможно, что отдельные «избранные» люди владеют цифрами астрономических дохо- дов, которые в последствии получат те, кто «раздербанит» некогда единую, основанную на государственной монополии, систему торговли алкоголем в Советском Сою- зе. Энергичный Генсек, под которого моментально «подстроился» (или «перестроился») весь аппарат ЦК, за считанные месяцы разрушил то, что в буквальном смысле слова «огнем и мечом» завоевывали русские цари и императоры, добивавшиеся государственной монополии на торговлю алкоголем и табаком.
Возражать, несмотря на объявленную тем же Горбачевым «политику гласности»,
*Отделы по борьбе с организованной преступностью будут создаваться в органах КГБ и МВД уже через 1,5-2 года после этого описываемого события (Примечание автора).
было бессмысленно. Заскорузлый бюрократический партийный аппарат был настроен только лишь на всеобщее, «единогласное» подчинение и ни к каким дискуссиям не был приспособлен. До сих пор хорошо помню, какими беспомощными и растерянными выглядели и партийный секретарь, и наши начальники, проводя ставшие чрезвычайно популярными в годы руководства Горбачева «партийно-хозяйственные активы». До сих пор у меня в ушах звучит, на мой взгляд, совершенно идиотская фраза: «Подул теплый ветер перемен…», которой оправдывали любые новации, в приказном порядке приходящие из Москвы, направленные, в основном, на «послабления» представителям творческой интеллигенции, которую Горбачев очень любил, с которой заигрывал, создав неслыханные условия для зарабатывания «бабла». Правда, в то время этот термин еще не был известен. Но, должен отметить, по поводу рабочего класса и колхозного крестьянства каких-либо серьезных партийных документов или решений ЦК, облегчающих жизнь основным производителям материальных благ в стране, я не припоминаю.
Вместо того, чтобы серьезно заняться конверсией советского военно-промышленного комплекса, ломкой административно-командной системы на производстве и введением экономических стимулов, наш энергичный Генсек взялся за развитие кооперативного движения. Закон «О кооперативах» был принят, по-моему, раньше, чем закон «О промышленных предприятиях». Причем как мне приходилось неоднократно слышать от моих сверстников-производственников, кооперативам дава- лись существенные финансовые и экономические преимущества в работе по срав- нению с государственными предприятиями. Прежде всего, кооператив пользовался всеми «фондами» промышленных предприятий: сырьем, материалами, энергоресурсами, платя за них по государственным расценкам. Перепродавались эти, по сути, государственные стройматериалы и сырье, уже по более высоким, кооперативным ценам. Кооперативы были освобождены от многих налогов, которые, по сути, за них платили их учредители – промышленные предприятия.
Кроме всего прочего, кооперативам была разрешена льготная, облегченная система работы с наличными деньгами. Тем самым наш будущий Нобелевский лауреат М.С. Горбачев «одним легким движением руки» легализовал всех подпольных цеховиков в стране, в том числе и тех, кого он знал лично по работе в Ставропольском крае. Уверен, что первооснова коррупции и сращивания теневой экономики с правоохранительными органами была заложена в этих непродуманных, а, может, наоборот, кем то хорошо продуманных решениях М.С. Горбачева. В те «перестроечные» годы на одном из партийных «форумов» Управления КГБ по Ленинградской области, автор эти строк, пользуясь провозглашенной политикой «гласности» попытался объяснить на примере введения «сухого закона» в США, что такая политика не только породит бутлегерство и теневую экономику с оттоком денег из-под государственного контроля, но рано или поздно породит в стране организованную преступность, которая направит свои усилия на захват собственности как кооперативов, так и госу- дарственных предприятий.
Не хочу в подробностях вспоминать весь негатив, который был излит на меня одним из страстно нелюбивших меня начальников. Меня обвинили ни много, ни мало в «непонимании политики партии и правительства», даже в «критиканстве», а позднее, чтобы я не задавал слишком много «неудобных» вопросов, под шумок «сплавили» на службу в Петроградский районный отдел УКГБ, где мне впоследствии удастся неожиданный «карьерный взлет», я стал вначале председателем районного совета народных депутатов, а затем и главой районной администрации.
Органы КГБ того «перестроечного» времени продолжали оставаться «передовым вооруженным отрядом партии», являвшимся инструментом в руках амбициозного Генерального секретаря, вольно или невольно усугублявшего каждым своим действием экономический, социальный и политический кризис в стране, в которой органы государственной безопасности «колебались вместе с линией» коммунистической партии. В это время простые работяги, уже вдоволь наслушавшись
«соловьиных песен» М.С. Горбачева пересказывали друг другу «свежий» полити-
ческий анекдот:
«Двое рабочих пьют пиво у пивного ларька и обсуждают политику Перестройки:
– Вася, ты как думаешь, Перестройку кто придумал: коммунисты или ученые?
– Ну, я думаю, коммунисты.
– Почему?
– А ученые вначале бы на собаках попробовали!»
Михаил Сергеевич весьма преуспел в международных переговорах с США по вопросам сокращения стратегических наступательных вооружений. Но я хорошо помню, как мои сверстники-военные возмущались, с какой легкостью Горбачев «уступал» американцам целые виды вооружений, легко «сдавая» ставшую ему известной закрытую, совершенно секретную и особой важности информацию, стремясь любыми путями понравиться Маргарет Тетчер и Рональду Рейгану, никогда не скры- вавших своей неприязни к Советскому Союзу, Коммунизму и социалистическому строю. Вспоминаю слова одного генерала, сказанные мне в порыве откровенности, наблюдая по телевизору в программе «Время» за встречей Рейгана и Горбачева в американском Кемп-Дэвиде: «Смотри, Паша, смотри! Ведь Горбачев, выйдя из машины навстречу Рейгану, шляпу снял. Он же тем самым демонстрирует свою слабость, подчиненность американцу. А ведь когда Сталин в Тегеране в зал переговоров входил, то все вставали, включая Черчилля, признавая его силу, а, значит, и силу нашей страны!»
Да, Михаил Сергеевич очень уж очевидно стремился произвести на Западе положительное впечатление, намеренно уклоняясь от обсуждения острых политических и идеологических проблем. Он был готов освободить из мест заключения всех диссидентов, как уже совершивших преступления, перед государством, так и находящихся под следствием. Очень скоро журналисты, писатели, ненавидевшие советский строй и нашу страну СССР и Россию почувствовали, что этой «гласностью» можно легко пользоваться, поливая грязью историческое прошлое страны. И что за это им теперь «ничего не будет». Заодно с ними активизировались контрабандисты и валютчики, делавшие свои грязные деньги и состояния на незаконном вывозе за рубеж российских художественных и исторических ценностей, сырья и полезных ископаемых. На работу во внешнеторговые советские организации стали валом приходить люди, имевшие криминальное и теневое прошлое, организуя личные гешефты и внешнеэкономические операции, наносящие колоссальный прямой ущерб государству и приносившие им огромные прибыли.
Рядовые советские граждане, конечно же, ничего не знали о патологической тяге к роскоши самого Михаила Сергеевича и его верной спутницы Раисы Максимовны. Но мне, имевшему отношение к проверке и «допуску» для строительства крымской дачи Горбачева в Форосе скульпторов, художников и архитекторов, были известны вопиющие факты разбазаривания государственных средств для удовлетворения личных прихотей Генсека и его капризной жены. Не могу забыть, как после августовского путча 1991 года один из депутатов Верховного Совета РСФСР, приезжавших в Форос «освободить» М.С. Горбачева, по телевидению взахлеб рассказывал об увиденной им роскоши дворца Генсека, которая не могла не поражать людей, не подготовленных к восприятию такого величия.
Самое интересное, но «еще несвободная» пресса того времени (либеральные
«Литературная газета», «Огонёк», «Комсомольская правда») с удовольствием набрасывались на партийных и хозяйственных лидеров Средней Азии, совершенно никаких претензий не имели к личности Михаила Сергеевича, как лидера коммунистической партии. А ведь в те годы Гласности ответственность за любые правонарушения и даже преступления , например, узбекских руководителей, погрязших в приписках, казнокрадстве и взяточничестве, бойкие журналисты стремились распространить на всю партию! Хорошо помню, как переживала по поводу этих публикаций моя мама, вступавшая в партию в начале войны и никогда не пользовавшаяся за свое членство в КПСС никакими льготами.
Внутрипартийными делами Михаилу Сергеевичу вообще было некогда заниматься. Он решал «глобальные» проблемы, все больше и больше занимаясь личным международным пиаром, не видя и не чувствуя ропота рядовых коммунистов, которые все больше и больше начинали поговаривать о том, что «партийная верхушка переродилась и стремится лишь к легализации нажитых нечестным путем денежных средств». Именно при Горбачеве, а не при Брежневе или Андропове резко стали пустеть полки наших магазинов. Именно при Михаиле Сергеевиче начался процесс расслоения нашего общества по имущественному и финансовому цензу, тот процесс, который сейчас дошел до своего предела. Ведь накануне 2011 года по одному из центральных каналов телевидения, ставшему, естественно, уже частным средством массовой информации, демонстрируют магазин для жителей московского Рублевского шоссе, в котором детская коляска для младенца стоит 1,5 миллиона рублей, а дети олигархов выбирают для себя в качестве новогодних подарков мягкие игрушки в виде мышек стоимостью 1,8-2 миллиона рублей… Это, увы ,уже никому в нашей современной России не кажется ненормальным. А Михаил Сергеевич, уже давно бывший первый и последний президент СССР, живет в условиях лично им созданного для себя и своей семьи «развитого капитализма», не стесняясь своего богатства и благополучия, за которое заплачено миллионами утраченных и поломанных жизней бывших советских людей. Он даже позволяет себе «широко» отме- тить свое 80-летие, которое почему-то, (догадайтесь, россияне, почему), более широко отмечается на Западе, чем у нас в России.
Не стану утомлять читателей своим личными доморощенными выводами о причинах экономического политического кризиса времен горбачевской Перестройки. Отмечу только те несуразицы и глупости, которые по прошествии времени уже забылись, а тогда казались просто причудами. Только сейчас, по прошествии времени, я делаю для себя однозначный вывод: М.С. Горбачев и то его окружение, которое до сих пор до конца не выявлено, вели страну к запланированному краху. Наш политический, партийный, а затем и государственный лидер, был точно уверен в том, что при своей жизни ему отвечать за свои действия не придется. Давайте, вспомним, хотя бы несколько наиболее ярких инициатив политики М.С. Горбачева, направлен- ной как бы на положительный результат, а, в конечном итоге, приведшие страну к неисправимому кризису.
Вспомните, мои ровесники, работавшие на производстве, как вам приходилось принимать участие в выборе «советов трудовых коллективов» где директор был вынужден считаться с мнением попавших с этот коллективный орган рабочих и мастеров. Далеко не всегда в эти советы попадали самые мудрые и самые профессиональные люди. Иногда было достаточно одного крикуна или демагога, чтобы дестабилизировать работу управленческих органов предприятия. Во что же вся эта деятельность «советов трудовых коллективов» начала выливаться? «Советы» без конца голосовали за повышение заработной платы, а производительность труда в промышленности не росла. Это усугубляло инфляцию и социальные проблемы: на ру- ках у людей становилось все больше и больше денег, а приобрести на них в магазинах практически было нечего. Ведь США, несмотря на все уступки М.С. Горбачева не спешили отменять знаменитую поправку «Джонсона-Веника», двух сенаторов, практически лишивших СССР «режима наибольшего благоприятствования» в торговле с США.
В связи с сокращениями вооружений именно при Горбачеве уже к 1989-1991 го- дам становились безработными целая «армия» техников, конструкторов, лаборантов, работавших в многочисленных оборонных НИИ, в основном, женщины около
40 лет, которые в ельцинской России составят контингент продавцов будущих торговых павильонов, ларьков и палаток. В это время первые «левые» кооперативы
«горбачевского разлива» нагло «накручивали» ценники на свои невысокого качества товары, проходя «первые уроки» уклонения от налогов и подготовки будущее приватизации государственного имущества.
В этих условиях, когда наша отечественная промышленность «входила в пике», начать активно политику валютных займов у США мог только такой амбициозный и самоуверенный человек, каким был Михаил Горбачев. Ведь отдавать многомиллионные долларовые долги и проценты по ним мы могли лишь за счет своего сырья – нефти и газа. А когда мировые цены на нефть упали, СССР встал на грань финансового банкротства.* И даже в этих исключительно сложных экономических условиях М.С. Горбачев пошел на свою очередную авантюру, назначив в марте 1990 года выборы одновременно во все виды советов народных депутатов (от поселковых, городских, районных, областных до Верховного совета РСФСР). Да еще потребовал, что- бы не менее 50% кругов на этих выборах были многомандатными!
В результате выборов (мне это отлично известно, как их участнику), прошедших под шквалом критики и поливания грязью Коммунистической Партии, были выбраны совершенно неуправляемые советы, превратившиеся из внешнего подобия народовластия в политические дискуссионные клубы, содержавшиеся на деньги налогоплательщиков. Представьте, что совет народных депутатов Петроградского района Ленинграда, депутатом которого я стал в марте 1990 года, состоял из 140 депутатов и собирался в прежние времена на свои сессии дважды в году. Длились эти сессии, как правило, всего… один день. Все вопросы, включая такой важный, как утверждение районного бюджета, готовил постоянно действующий орган – исполнительный комитет. В промежутках между сессиями депутаты, выбиравшиеся прежде по од- номандатным округам из одного кандидата, подобранного и утвержденного райкомом КПСС, должны были работать в составе отраслевых депутатских комиссии и вести прием граждан «на округах».
Ну, а теперь представьте, уважаемые читатели, что наша первая сессия Петроградского совета, на которой мы должны были утвердить комиссии, регламент работы сессий, президиума совета, длилась ни много, ни мало с перерывами почти два (!) месяца. Трибуна нашего совета, как думаю и многих других, стала местом жестоких столкновений депутатов-коммунистов и представителей так называемого «Ленинградского народного фронта», оппозиционной КПСС организации, которую официально «разрешили» те же партийные инстанции по благословлению самого Генерального секретаря, который очень много старался сделать «для развития инициативы масс».
В советы всех уровней благодаря близорукости, а, может, политической дальнозоркости, М.С. Горбачева прошло на волне критики «коммуняг» огромное количество оппозиционеров-аутсайдеров, рвавшихся занять руководящие должности и
«порулить» бюджетными финансами. По всей стране (мне известно это по опыту нашего райсовета и Ленсовета) тысячи депутатов становились «по совместитель- ству» предпринимателями, активно лоббирующими во властных структурах инте- ресы своего бизнеса, сближаясь с правоохранительными органами, которые начинали активно «подкармливаться» деньгами и коррумпироваться.
*Думаю, что еще найдутся историки и исследователи, которые раскроют в деталях акцию ЦРУ США по убеждению арабских производителей нефти из Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратов снизить цену на свою нефть. Тогда американцы впервые разыграли «мусульманскую карту», сыграв на военных действиях СССР в Афганистане. (Примечание автора).
М.С. Горбачев, а, вместе с ним и КПСС, проиграли в эти выборы борьбу за руководящие должности – председателей поселковых, районных, городских, областных и краевых советов народных депутатов. Генсек рассчитывал, что эти новые высшиедолжности на местах займут секретари соответствующих комитетов КПСС. Вы- шло так, что во многих городах, особенно в Москве и Ленинграде, многие первые и вторые секретари райкомов КПСС даже не смогли стать депутатами! У нас в Петро- градском районе в 1990 году благодаря активной работе «народного фронта» были
«провалены» все секретари и работники аппарата райкома КПСС, а также районно- го исполнительного комитета, выдвигавшиеся кандидатами в депутаты. Если мне не изменяет память, то из двадцати четырех районов Ленинграда, только в двух или в трех первые секретари райкомов партии смогли стать депутатами, а затем возглави- ли райсоветы.
Таким образом, коммунистическая партия, годами приученная все решать единогласно, начала стремительно терять свою власть. Вновь избранные всеобщим голосованием районных, городских, и областных сессий Председатели соответствующих советов не хотели работать по инструкциям и указаниями из Горкомов и Обкомов КПСС. Многие из этих председателей советов были беспартийными, даже антикоммунистами. Отдельные коммунисты, будучи избранными на эти посты, заявляли о своем «приостановлении членства в КПСС», чтобы не быть связанными обязательной партийной дисциплиной. В 1990 году начались не только акции по выходу из КПСС, но и даже шоу со сжиганием своих партийных билетов. Лично для меня, театрала с большим стажем, после такого «демонстративного» жеста перестал существовать как человек и как творческая личность главный режиссер одного из московских театров.
У меня самого никогда не было идиллических отношений с партийным руководством, как в период службы в КГБ, так и во время работы в должности председателя Петроградского районного совета. Но я всегда с глубоким презрением отношусь к людям, которые вначале (добровольно или конъюнктурно) приняли те или иные идеи, как свои, а потом, когда идеи стали непопулярны, с шумом и яростью от них отказались. Также как не уважаю людей, отказывающихся от своих вчерашних кумиров, если их служебное положение серьезно покачнется. Вспомните, дорогие читатели, как быстро «прозрели» многие журналисты и политики по отношению к московскому мэру Ю.М. Лужкову и его работе, после того, как Президент страны отказал ему в доверии!!!
Нам, родившимся в 1952 году, в 1985 году, когда Горбачев провозгласил «политику нового мышления» было уже по 33 года. Возраст Иисуса Христа. Возраст зрелости и мудрости. Не случайно же я пел в компании своих друзей и сослуживцев «самодеятельную» песню, сочиненную на мотив ставшего к этому времени очень популярным певца и композитора Александра Розенбаума:
«…Нам тридцать три,
А мы, как прежде, жить не можем без стихов.
Нам тридцать три:
Пора воспитывать
своих учеников.
Пора мудреть,
Пора сомнения свои преодолеть.
И только рано нам стареть,
Прожив лишь треть…»
Никто из нас тогда, в весенние дни 1985 года не мог ни знать, ни подозревать, что Перестройка вскоре превратится в перестрелку (Нагорный Карабах, Сумгаит и Баку, события в Ферганской долине), а Гласность дойдет до того, что люди голыми будут выходить на Красную площадь, чтобы совершить акты самосожжения в знак протеста против невыносимой жизни. Увы, к этой Гласности мы привыкнем, как уже давно привыкли к ежедневным новостям об убийствах и изнасилованиях детей и подростков. Вот что такое Ускорение, большинство из нас так и не поймет. Лично я для себя осознал Ускорение, когда после роковых событий ГКЧП августа 1991 года и предательства лидеров трех республик в Беловежской пуще стала ускоренно разваливаться великая страна – Советский Союз. А затем, уже в так называемые «лихие девяностые» в ускоренном темпе стали разваливаться привычные управленческие и хозяйственные связи, заменяемые так называемыми «рыночными взаимоотношениями».
В 1989 году мы, рожденные в 1952 году, достигнем так называемого Критического Возраста – 37 лет. По мнению психологов, это тот возраст, когда люди начинают испытывать первые необратимые физиологические изменения в организме, свидетельствующие об окончании молодости и приближении физической старости. Это возраст разочарований. Ведь если человек к этому возрасту не достигает каких-либо высот и рубежей карьерного роста, то и он, и его окружение начинали осознавать, что эти достижений уже не будет. Если не произойдет чуда… Сколько инфарктов, инсультов, семейных разводов с разделом жилья и имущества были вынуждены пережить ровесники Моего Поколения. Кто может подсчитать? Кто эти цифры знает? Не стану переходить на личные воспоминания, но отмечу, что в 1989 году, еще не достигнув 37-летнего возраста, твердо знал, что моя карьера руководителя в КГБ, блестяще начавшаяся в возрасте 28 лет, практически закончена. Мне некуда и незачем было стремиться. Я слишком очевидно видел, как манипулировали органами государственной безопасности кремлевские партийные лидеры, с одной стороны давая указания «развивать творческую и политическую инициативу масс», создавая так называемые неформальные объединения, а, с другой, давая указания КГБ осуществлять за этими объединениями тотальный контроль.
Любая попытка доложить в партийные инстанции «острую» информацию, по которой требовалось принимать серьезные решения, натыкалась на гнев и недовольство чиновников, предпочитавших замалчивать выраставшие с быстротой грибов после дождя социальные проблемы, чем решать их. За завесой красивых слов о «новом политическом мышлении», благодаря которому СССР официально отказывался от любых силовых методов решения внутренних и внешних проблем, провозглашая
«приоритет общечеловеческих ценностей» над классовыми, национальными, религиозными, многие мои друзья-коллеги видели прямое предательство государственных интересов суверенитета страны и наших союзников из стран социалистического содружества.
Устами Горбачева Советский Союз признавал свою политическую и экономическую слабость, начинал «заигрывать» с Западом, рассчитывая на его благосклонность, сдавая годами формировавшиеся идеологические позиции, выпуская из бу- тылки сотни джиннов, которые обратно «заткнуть в бутылки» не удастся никому: ни Политбюро, ни ЦК, ни армии… Бациллы стяжательства, наглого воровства, на- ционализма, политической беспринципности получили во времена Горбачева даже не благодатную почву, а настоящий питательный раствор Перестройки и Гласности. «Меченый» Генсек был счастлив, получив свою Нобелевскую премию мира за объединение Германии и «сдачу» Германской Демократической Республики, бывшей истинным форпостом социализма в Европе. По этому поводу старый куплетист Павел Рудаков, выступающий уже в одиночку, в 1990 году пел такую частушку:
«У нас люди рассуждают: За что Нобеля вручают? За Европу без войны,
Или за развал страны?!»
Думаю, что тысячи моих сверстников, также, как и я, не принимали просто-таки патологическое стремление М.С. Горбачева понравиться Западу и его лидерам. Мы не привыкли к тому, чтобы руководители нашего государства «суетились мелким бесом» перед лидерами США, Великобритании и других стран. Вспомните, дорогие ровесники, как многие из вас расправили плечи, когда в газете «Советская Россия» 13 марта 1988 года появилась статья «Не могу поступиться принципами», написанная, как выяснится позже преподавателем ленинградского технологического института Ниной Андреевой, позволившей себе критиковать политику Перестройки и Гласности. Как жестко потом обошлись с автором статьи и с ее содержанием по приказу того же Горбачева, вроде как самого призывавшего развивать Демократию и Гласность. Думаю, я не разглашу государственной тайны, если скажу, что партийные органы (читай – лично М.С. Горбачев) дали КГБ прямой приказ «вычис- лить» автора «антиперестроечной» статьи и профилактировать его от имени органов государственной безопасности.
Именно в эти дни, сидя в здании на Литейном, 4 в большом Красном зале, слушая очередные «указания из Москвы», произносимые с трибуны убеленными сединам генералами я начал сочинять «скептицизмы»: краткие афористические фразы о себе и окружающем мире. Приведу некоторые из них:
«Верил в торжество добра и справедливости. Другие не верили и торжествовали.
Верил, что все, в конце концов, встанет на свои места. Но его начальник тут же поставил его на место.
Всегда любил говорить только правду. Именно за это его и не любили».
И последний «скептицизм-каламбуризм», который еще не раз мне придется по-
вторять «про себя» в своей будущей жизни:
«Безнадежно надеялся доказать свою надежность безнадежным»…
Всеобщее ощущение «бардака» в Советском Союзе в 1989-1990 годах буквально
«зашкаливало»: настоящий военный конфликт между армянами и азербайджанцами в Нагорном Карабахе, резня армян в Баку и Сумгаите, межэтнические столкновения в Ферганской долине и Ошской области в Средней Азии. Верховный Совет Эстонской ССР принимает закон, по которому признавалось верховенство конституции Эстонии над Конституцией СССР. Почти во всех союзных республиках под видом горбачевской «гласности» набрали силу националистические организации, выступавшие с прямых антисоветских позиций: в Литве – «Саюдис», на Украине – «Рух», в Грузии – «Свободная Грузия».
Состояние, которое мы испытывали в те годы, можно хорошо охарактеризовать словами из песни Владимира Высоцкого: «Двери наших мозгов посрывало с петель». Я по-своему благодарен судьбе, уберегшей меня от возможного «неуправляемого взрыва», когда 18 октября 1989 года в результате внутрисемейного конфликта я попал в серьезную автомобильную аварию, сломав ногу и шейные позвонки. Именно это обстоятельство, что я провел несколько месяцев на больничной койке, и привело меня в депутаты Петроградского районного совета, а в дальнейшем на руководящие должности в Петроградском районе. За почти три месяца, проведенных в больницах, я насмотрелся по телевидению на демонстрации, проводившиеся, как левыми, так и правыми. Хотя в то время определить правых, левых, неправых и виноватых было довольно-таки трудно. Все винили друг друга в том, до чего они довели нашу некогда могучую страну. Я был искренне рад представившейся мне возможности найти «золотую середину» (истина, как известно, лежит посредине), возглавив работу районного совета народных депутатов в интересах жителей района, ставших нашими избирателями.
Думаю, что не один я, из тех, кто родился в 1952 году, стал депутатом в то время. Много интересного и поучительного можно было бы привести для нынешнего поколения молодых из тех уже далеких лет. Но я не стану этого делать. По крайней мере пока. Ведь мое повествование подходит к самому драматичному и самому этапному моменту в жизни Моего Поколения: распаду Советского Союза и переоценке духовных и моральных ценностей. Рассказать об этом, поверьте, не очень просто. Но не рассказывать нельзя, а понять, осознать, что же произошло с нами, со страной двадцать лет тому назад, обязательно надо.
1991 – роковой год
(ГКЧП и развал Советского Союза)
Этот год видал,
чего не взвидят сто.
День
векам
войдет
в тоскливое преданье.
Владимир Маяковский
В начале 1991 года телевизионные журналисты, которые в те годы еще не были такими разбитными и раскованными, как сейчас, обращали внимание на необычное сочетание цифр в дате «1991». Этот год одинаково читался как слева направо, так и справа налево. В этом была какая-то своеобразная мистика, а, может, это я сам придумываю себе и моим читателям, чтобы как-то объяснить события августа 1991 года, когда попытка создания Государственного Комитета по Чрезвычайной Ситу- ации, отстранившего на время о власти первого президента СССР М.С. Горбачева, привела в дальнейшем к распаду Советского Союза и началу истории новой России, которая с самого начала будет изобиловать драматическими и трагическими событиями.
* С. Ратьковский, М.В. Ходяков «История советской России», Санкт-Петербург, 2001, издательство
«Лань», тираж 10.000 экземпляров. Учебное пособие рекомендовано министерством общего и профес- сионального образования РФ в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений, обучающимся по историческим специальностям. (Примечание автора).
К сожалению, даже сейчас, двадцать лет спустя после тех событий августа 1991 года, настоящего осмысления и исторического объяснения тех событии практически нет! В учебном пособии «История Советской России», изданном в Санкт-Петербурге в 2001 году, в завершающей седьмой главе учебника «Современная Россия» о событиях ГКЧП нет вообще не единой строчки!* А информация, изложенная в энциклопедии для детей «Аванти», (том «История России и ее ближайших соседей», часть третья, ХХ век (Москва, 2006 год), носит такой общий характер, что понять, что же происходило в те августовские дни 1991 года, довольно-таки сложно. Пусть простят меня мои читатели, но я попробую дать описание событий 1991 года через свое личное восприятие тех событий, в которых я непосредственно участвовал. Пусть даже если мне придется перейти на «мемуарный» стиль изложения фактов и событий. Может, мои потенциальные читатели, узнав, какие события происходили со мной и моим близкими, вспомнят: а где в эти дни и моменты своей жизни были они сами, что чувствовали, о чем думали, на что надеялись…
Вспомните, друзья, какой сюрприз преподнес в конце января 1991 года наш президент Советского Союза М.С. Горбачев? Не помните? Ну, тогда напомню: 23 января 1991 года был обнародован указ премьер-министра СССР Валентина Павлова об обмене денежных купюр достоинством в 50 и 100 рублей. Ну, вспомнили, сколько эмоций и нервов отняло у вас это «мероприятие»? Я не забыл, как в течение несколько дней здание нашего районного совета и исполнительного комитета на улице Скороходова (Большая Монетная, 17) превратилось в огромный обменный пункт, который посетили и бабушки-пенсионерки, и ветераны Великой Отечественной войны, и новая «прослойка» нашего общества – «кооператоры», люди, начавшие зарабатывать «реально большие деньги». Весь процесс обмена денег, призванный, по-видимому, то ли выявить «подпольных миллионеров», то ли уменьшить денежную массу в стране, был, в соответствии с указом М.С. Горбачева, взят под контроль депутатами районных и поселковых советов.
Скажу сразу, нашей депутатской комиссии не пришлось столкнуться с обменом
«огромных» денежных сумм. Скорее всего, «подпольные миллионеры» и руководители кооперативов, активно работавшие с наличными деньгами, нашли другие способы, как сохранить свои сбережения. Хотя мне известны люди из числа делавших первые шаги «легальных» предпринимателей, которые потеряли на этом обмене денег многие тысячи рублей. Кто-то из них находился в дни обмена за границей и не мог доверить «случайным» людям извлечь из тайников и «кубышек» свои «сотен- ные» и «пятидесятки». Кто-то просто предпочел махнуть на эти деньги рукой, боясь «засветиться» в комиссиях по обмену, не без оснований предполагая, что информация о людях, обменивавших значительные суммы, может дойти до правоохранительных органов.
Мне не известно, каких положительных результатов достигла эта кампания М. Горбачева, осуществленная по его указанию премьер-министром СССР В. Павловым (будущим членом ГКЧП). Времени на обмен денег было дано немного, а в районные депутатские комиссии обращаться владельцы наличных капиталов не очень-то стремились. Возможно, проще оказалось найти пятьдесят бабушек, каждая из которых меняла для «богатенького Буратино» по одной сторублевой купюре. Одно могу сказать точно: особого доверия к союзному правительству эта акция не вызвала, а заставила задуматься, чего еще можно ожидать в этом только-только начавшемся году.
А ожидать было что. На 12 июня 1991 года были назначены выборы Президента РСФСР. В Ленинграде на этот же день были намечены первые в его истории выборы мэра города, а также референдум о возврате городу его исторического имени «Санкт-Петербург». Инициатором этих политических акций выступил депутат Съезда народных депутатов СССР, Председатель Ленинградского городского совета народных депутатов Анатолий Александрович Собчак. У него на это были свои причины.
В самом демократическом в стране Ленсовете образовалась устойчивая оппози- ция председателю городского совета – Анатолию Александровичу Собчаку. Членами оппозиции стали, как это ни странно, наиболее «демократически настроенные» депутаты. Причины этого, казалось бы неожиданного явления, просты. «Демократы» сами призвали Собчака баллотироваться на выборы в горсовет, видя лишь его своим лидером и Председателем. Однако очень скоро они разочаровались в своем демократическом кумире. Безграничная амбициозность, фанаберия, безапелляционность суждений, стремление унизить своего оппонента, столь характерные для поведения А.А. Собчака, очень скоро начали вызывать раздражение и неприятие со стороны «депутатов-демократов», да и не только их.
Откуда только взялся у демократа Собчака ни с чем несравнимый авторитарный стиль руководства, пренебрежение к депутатским регламентам, положениям, уставам. Этот, в общем-то, умный человек, всю свою жизнь считавший себя недооцененным, начал громить в первую очередь тех людей, которые поддержали на выборах его самого. А уж как саркастично Собчак мог высмеять на сессии депутатов- демократов типа Марины Салье, Виталия Скойбеды или Андрея Болтянского!!!
Естественно, что «обиженные» Собчаком депутаты старались отвечать ему тем же, постоянно «подкусывая» своего Председателя за те или иные ошибки. Это не могло не надоесть Анатолию Александровичу, недовольному как положением в Ленсовете, так и в Ленгорисполкоме, возглавляемом в то время бывшим народным депутатом Верховного Совета СССР Александром Александровичем Щел- кановым. Собчак принимает решение провести реорганизацию органов испол- нительной власти, назначив на 12 июня 1991 года выборы мэра Ленинграда, естественно, рассчитывая быть избранным на этот высший пост исполнительной власти.
Особых конкурентов у А.А. Собчака, снискавшего к тому времени огромную по- пулярность своими яркими выступлениями на съезде народных депутатов СССР, в общем-то, не было. Главным оппонентом от коммунистической партии выступил Юрий Константинович Севенард, главный строитель знаменитой ленинградской дамбы, которую так называемые «демократы» сделали невесть каким жупелом «советского застойного маразма». Прошло более 20 лет, и сейчас эту трижды проклятую «демократами» дамбу достраивает, наверное, уже третье или четвертое поколение строителей, многие из которых, я думаю, на этой стройке озолотились.
Так что у Собчака, в сравнении с Севенардом, были значительно лучшие шансы. Тем более, одновременно проходили выборы Президента Российской Федерации, на которых безоговорочно лидировал Б.Н. Ельцин, ассоциировавшийся для всех как
соратник А. Собчака. Но… Анатолию Александровичу еще нужно было выстроить свою избирательную компанию. А вот с этим-то у него и его окружения оказались проблемы.
Свою первую предвыборную встречу председатель Ленсовета решил провести в
«пролетарском» Невском районе с рабочими и служащими Невского машиностроительного объединения имени Ленина. Встреча, как стало известно вскоре всем в городе, закончилась провалом Собчака. Анатолий Александрович, в свойственной ему «демократической манере», минут на сорок опоздал в здание Дворца Культуры «Невский», где его ждали около тысячи работников Объединения. Анатолий Собчак нравоучительно прочитал присутствующим лекцию о внутреннем положении страны и города, доведенных до такого состояния коммунистами, (забыв, что в зале сидели сотни коммунистов-рабочих). Затем, отвечая на многочисленные вопросы из зала, в основном о хлебе насущном, наш «профессор Собчак» просто «поплыл», демонстрируя не только плохое знание городских, социальных и коммунальных проблем, а также абсолютное незнание жизни простых людей. Ведь жизнь профессора права в те годы серьезно отличалась от жизни рабочего машиностроительного завода. В общем, по городу очень быстро распространился слух о том, что «первый блин» избирательной компании А. Собчака явно вышел комом.
Через пару дней после этого в моем кабинете Председателя Петроградского районного совета народных депутатов в конце рабочего дня появился помощник Собчака Владимир Путин. Мы закрылись в комнате отдыха, Владимир выставил на стол бутылку виски и объяснил, что приехал за советом: как вести избирательную компанию Собчака, как сделать, чтобы она была эффективной, и привела к положительному результату – избранию Собчака мэром Ленинграда.
Мы никогда не были с Владимиром, Володей, как тогда звали его все коллеги из ленинградского Управления КГБ, друзьями или близкими людьми. Но мы прекрасно знали друг друга уже более 20 лет, с 1970 года, познакомившись еще студентами. Мы были не только ровесниками, юристами и коллегами по службе в органах государственной безопасности. Оба были государственниками по своим убеждениям и оба верили в возможность «переустройства к лучшему» внутри- политической жизни нашей страны, оба очень хотели внести свой вклад в это благородное дело.
Я начал с того, что провел «работу над ошибками» по поводу встречи в Невском районе: «Разве можно было Собчака один на один к рабочим выпускать? Да он же типичный интеллигент-профессор, который даже не знает, на каких деревьях растут буханки хлеба, а на каких батоны! Может ли он понять рабочих, которые по нескольку месяцев не получают зарплаты? Да еще говорил с ними, наверняка, менторским тоном, свысока, а это сейчас не проходит»!
Затем я предложил свою схему встреч председателя Ленсовета в районах: «Смотри, Володя, вот в этом кабинете вокруг стола для совещаний стоит 18 стульев, да еще вдоль стен столько же. Слушай: в день встречи в нашем районе ты привозишь сюда Собчака без единой минуты опоздания. За этим столом, куда Собчак сядет вместе со мной, как председательствующим, будут находиться порядка двадцати директоров районного «крупняка».*
*«Крупняк» – так в те годы называли промышленные предприятия, научно-производственные объединения и НИИ с численностью более 1000 человек. (Примечание автора).
Собчак коротко, не более 20 минут выступает перед ними, делая упор на свою экономическую программу, дающую бо;льшую самостоятельность предприятиям. И пусть ни в коем случае не критикует ни коммунистов, ни номенклатуру. Помни, Володя, все руководители, которые будут сидеть перед Собчаком – коммунисты и предст вители номенклатуры. Затем Анатолий Александрович отвечает на вопросы собравшихся и отмечает две-три «болевые точки» в жизни района, которые он планирует решить, когда станет мэром города (эти «точки» и пути их решения мы подскажем ему заранее). После этого, в конце встречи, Собчак просит одного-двух наиболее авторитетных руководителей (заранее мной подготовленных и согласованных) дать согласие стать его доверенными лицами. Затем мы делаем объезд района по согласованному маршруту, причем Собчака во время объезда сопровождает специально подготовленная пресса, которая даст нужное освещение в печати».
«Подожди, а разве у нас не будет встречи на предприятиях»? – спрашивает меня Владимир Путин. «А зачем они нужны? Кроме директоров заводов и фабрик мы пригласим в мой кабинет на встречу с Собчаком редакторов многотиражных газет и заводских радиопрограмм, конечно же, проверенных и лояльных будущему мэру. А уж они через свои средства массовой информации донесут до рабочих и служащих программу кандидата на пост мэра, да еще и директора какой-нибудь положительный комментарий об итогах встречи в газетах дадут».
Я продолжал дальше, генерируя идеи, как кандидат в мэры посетит Крестовский остров, где предложит свой план расселения старых, ветхих, аварийных домов. Как А.А. Собчак обратит внимание на состояние дорожного покрытия района и (очень желательно) выделит дополнительные деньги из городского бюджета на ремонт перекрестков с трамвайными путями. Предлагаю завершить день пребывания в Петроградском районе главного кандидата на пост мэра города встречей с депутатским активом и руководителями общественных организаций, где А. Собчак расскажет, как он собирается улучшать жизнь наших горожан, обязательно опираясь на районных де путатов и лидеров общественных организаций. В процессе диалога я сумел убедить В. Путина в целесообразности привлечения А. Собчаком в вице-мэры военного контр-адмирала В.Н. Щербакова, а также рекомендовал в доверенные лица депутата нашего райсовета Михаила Михайловича Боброва. Предварительно мне пришлось рассказать Владимиру Владимировичу романтически-героическую историю о том, как молодой выпускник школы М. Бобров в 1941 году укрывал шпиль Петропавловской крепости и другие высотные доминанты Ленинграда. Естественно, все свои предложения я мотивировал привлечением на сторону «нашего» кандидата А.А. Собчака голосов военных, коммунистов и ветеранов-блокадников.
В.В. Путин, по-моему, был доволен тем, что он услышал. По крайней мере, несколько дней спустя после нашей встречи визит А.А. Собчака в Петроградский район прошел точь-в-точь по сценарию, разработанному мной на той «исторической» встрече. Этот визит был по-настоящему успешным. Но это было не все, чего хотел от меня В. Путин, а, значит, и А. Собчак. Владимир попросил меня свести его со всеми председателями районных советов, с тем, чтобы получить у них поддержку Собчака, как кандидата на пост мэра города.
Мне не составило большого труда собрать в одной из частных саун Петроградского района практически всех председателей райсоветов. Ведь к этому времени у меня с ними сложились хорошие деловые и человеческие отношения. На этой встрече между ее участниками была достигнута договоренность о том, что за поддержку А.А. Собчака на выборах председатели райсоветов будут назначены мэром на вновь вводимые должности глав районных администраций. К слову сказать, в последующем эти договоренности будут почти на сто процентов выполнены. Исключение составит лишь Анатолий К., бывший тогда председателем К-го райсовета, хотя он со всеми «членами команды Собчака» примет участие в торжественном банкете от имени мэра города на государственной даче К-5. Но… Банкет банкетом, а должность должностью. Именно тогда, на примере Анатолия К. я впервые убедился в том, что сильные мира сего далеко не всегда ведут себя по-джентльменски, выполняя данные ими обещания.
Тогда, весной 1991 года, включившись в борьбу за выборы в качестве мэра города А.А. Собчака, я совершенно не задумывался о том, выполнит он свои обещания, и как сложатся мои будущие отношения с этой незаурядной личностью. Я просто и легко сделал то, о чем меня просил мой коллега Владимир Путин, искренне не видя на тот момент времени другой достойной кандидатуры на пост мэра города, кроме Анатолия Собчака. Встречи кандидата в мэры города А.А. Собчака прошли в других районах по аналогии с тем, как это было организовано в нашем Петроградском, и Анатолий Александрович был триумфально избран мэром нашего города, которому по результатам референдума было возвращено историческое имя – Санкт-Петербург.
В те июньские дни 1991 года я уже совершенно не строил планов на продолжение своей карьеры в КГБ, твердо полагая, что она для меня закончилась. Такой же позиции придерживался и В.В. Путин. Разница между нами была лишь в том, что ему не припоминалась в то время его служба в КГБ, а также в том, что он более близко знал Анатолия Александровича Собчака и находился с ним в хороших доверительных отношениях. Я не могу не быть благодарным Владимиру Владимировичу за то, что, несмотря на многочисленные публикации в прессе против меня, инспирированные моими бывшими клиентами-подследственными, мэр Собчак 9 августа 1991 года утвердил меня в должности главы администрации Петроградского района, оказав доверие войти в новую структуру исполнительной власти города. А я привык оправдывать то доверие, которое мне оказывали.
Мне, и моим коллегам, новоиспеченным главам администраций, необходимо было в короткий двухмесячный срок реорганизовать старый аппарат исполкома, сформировать и утвердить у мэра новую структуру администрации. Я понимал, что после возвращения из летних отпусков депутатов райсовета мне придется сложить с себя полномочия Председателя районного совета, но об этом я мог себе позволить «подумать потом», как любила говорить героиня «Унесенных ветром» Скарлетт О’ Хара.
Времени на раскачку или на длительное обдумывание моих управленческих «хо- дов» у меня практически не было. За первые десять дней работы я, по сути дела, лишь успел назначить первым заместителем Аркадия Никитича Бабенко, и только начал вникать в основные задачи, стоящие передо мной, как перед руководителем исполнительной власти моего любимого района. Тем более, что, в отличие от должности Председателя Исполкома, Глава администрации не возглавлял никакого коллегиального органа, а, в соответствии с положением о мэрии города, единоначально принимал свои решения и нес персональную ответственность за их юридические и социальные последствия.
Мне очень повезло, что в те первые дни работы на новой должности у меня был такой заместитель, как Аркадий Никитич, уже почти год возглавлявший наш районный исполком. Ведь август месяц всегда для служб жизнеобеспечения района был важнейшим и определяющим в вопросах подготовки к зиме, а также сдаче школ к новому учебному году. В мою жизнь на ближайшие восемь лет прочно войдет ежедневное чтение огромного количества жалоб и обращений граждан на неудовлетворительные жилищные условия, плохую работу жилищно-коммунальных служб, недостатки благоустройства, мелкорозничной торговли, и прочие недостатки, за которые мне придется отвечать как высшему должностному лицу исполнительной власти в районе.
На понедельник 19 августа 1991 года я назначил первое заседание так называемого Совета районной администрации, посвященного животрепещущей теме – распределению жилья. По результатам этого «придуманного» лично мной Совета, члены которого обладали правом совещательного голоса, я, как руководитель администрации ,должен был подписать порядка пятидесяти ордеров на отдельные квартиры для жителей Петроградского района.
Утро 19 августа 1991 года, казалось, ничем не отличалось от обычного рабочего понедельника. Я проснулся по будильнику в однокомнатной квартире на Светлановском проспекте, принадлежавшей моей жене Треуховой Ольге. Сама хозяйка квартиры уже давно была в пути на работу в родной для нее Государственный институт прикладной химии. На плите еще не остыл завтрак, приготовленный моей любимой и любящей женой, на столе лежала записка, в которой Оля в теплых и нежных фра- зах выражала мне поддержку в моем очередном начинании, желала мне хорошего дня. В постскриптуме было сказано: «Слушай радио. В Москве создали какую-то комиссию по выводу страны из кризиса. Тебе это интересно. Твоя Ольга».
Не помню точно, в какой момент, то ли стоя в душе, то ли добривая щеки, я услы-
шал то самое первое сообщение о создании в стране ГКЧП.* Первая мысль, которая
пришла мне в голову, была об Ольге: «Какая же ты счастливая, девочка моя, если в ежедневной суете добывания хлеба насущного путем отоваривания талонов*, ты не поняла, что в стране происходит антиконституционный государственный переворот».
Дальнейшие события происходили, как в ускоренной съемке в кино. Я выбежал из дома и искренне удивился, увидев, что меня у подъезда ожидает мой служебный автомобиль с автобазы мэрии и Обкома КПСС: «Интересно, автобаза не перекрыта. Значит, все городские руководители всех рангов могут легко добраться до своих рабочих мест. Странно… На месте ГКЧПистов я бы блокировал всё движение всего служебного транспорта». Прибыв в рабочий кабинет, пытаюсь связаться с Мариинским Дворцом, районным отделом КГБ, районной прокуратурой. Везде встречаю недоумение и отсутствие каких-либо указаний к пониманию ситуации.
*ГКЧП – Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению. Так назывался орган, который брал на себя все полномочия власти в СССР, и отстранял от власти Президента СССР М.С. Горбачева. (Примечание автора).
В 9 часов 30 минут утра начинаю запланированное заседание по распределению жилья. Надо работать! Моих решений ждут десятки семей Петроградского района. Им нужно решать свои жилищные проблемы, независимо от того, какая в стране идет борьба за власть в высших эшелонах. Им не интересно, что решением ГКЧП «разного рода мэрии признаны незаконными образованиями». Им нужны ордера на жилье, которое необходимо для жизни, положенного им по закону: «Так что, Павел Константинович; не трепыхайся, а решай. Решай, и работай на благо жителей твоего района, которым ты призван служить. А что будет с тобой в условиях Официального Государственного Переворота? Об этом ты узнаешь позже. Тебе сообщат!»
Так или примерно так я думал в эти часы и минуты. Наконец-то в приемную администрации раздался звонок из только-только формируемого аппарата мэрии, и я был приглашен в мэрию на совещание.
Обстановка вокруг Мариинского дворца слегка напоминала кадры из старых фильмов про революцию. Люди толпились кучками, что-то оживленно обсуждая. Вход во дворец был перекрыт милицией и металлическими ограждениями. На коротком совещании, где были собраны главы районных администраций, нам была доведена оценка политической ситуации, сделанная Президентом Российской Федерации Б.Н. Ельциным и мэром Ленинграда Собчаком А.А., находившимся на тот момент в Москве. Провозглашение ГКЧП объявлялось, естественно, антиконституционным и незаконным. Нас, как представителей исполнительной власти, призывали к неподчинению приказам ГКЧП и принятию всех необходимых мер по обеспечению общественного порядка и безопасности на вверенных нам территориях.
Мы получили на руки текст обращения Б.Н. Ельцина к гражданам России и СССР, после чего мы все вернулись на свои рабочие места в районы. Нас предупредили, что мэр Ленинграда А.А. Собчак уже возвращается в город, где выступит с разъяснениями политической ситуации в стране и лично будет руководить работой по стабилизации обстановки в Ленинграде.
*В то время ряд продуктов питания и ежедневного потребления в связи с их дефицитом (мыло, мясо, вино, водка) можно было купить строго по талонам, выдававшимся ежемесячно. (Примечание автора).
Я возвращался в здание администрации, обдумывая план своих действий, но… Неожиданно мне пришлось переменить все свои планы. В моей приемной меня поджидал, одетый в полевую форму, генерал-майор Щ., начальник одного из военных училищ, дислоцированных на территории района, являвшийся к тому же депутатом райсовета.
Честно говоря, я не ждал от этой встречи ничего хорошего, поскольку мои взаимоотношения с этим человеком за период работы в райсовете стали носить натянутый характер. Генерал был по-генеральски прямолинеен и амбициозен. В своей жизни он умел только отдавать приказы, ни секунды не сомневаясь, что их должны исполнять. Он не вписывался в новую «демократическую» жизнь райсовета и не понимал моих действий по объединению депутатов разных политических взглядов. Не хочу обидеть этого, в общем-то, сильного, преданного армии и стране человека, но он был типичным производным старой советской армейской системы. Он, 51-летний генерал, твердо знал еще с курсантских времен, что «наше дело правое», что,
«если враг не сдается, его уничтожают», а «приказы старших по званию не обсуждаются, а выполняются».
Мои заместители Игорь Юрьевич Забродин (по райсовету) и Аркадий Никитич Бабенко (по администрации) успели рассказать мне, что в соседнем с нашим здании Райкома КПСС состоялось какое-то заседание, районного подразделения ГКЧП, откуда и пришел генерал Щ. Генерал был по-военному краток, предложив мне и моим заместителям прибыть в здание его училища, расположенное по соседству с администрацией, для встречи с руководителем районной комиссии по чрезвычайной ситуации. Цель встречи: обсуждение вопросов, связанных с соблюдением общественного прядка и безопасности в районе, и нормального функционирования всех приятий жизнеобеспечения.
Времени на размышление у меня практически не было. Я звоню в приемную А.А. Собчака и сообщаю, что вступаю в контакт с руководителем районной комис- сии ГКЧП, не забыв заручиться санкцией на эти действия со стороны работников аппарата мэра. Попутно я информирую об обстановке в районе и о лояльности властям и закону всех представителей районных силовых структур. Успеваю сообщить о стихийно возникшем пикете из числа гражданских лиц перед входом в телецентр на улице Чапыгина. Напоследок говорю о том, что не очень уверен в том, что вернусь из военного училища на свое рабочее место, после того, как ознакомлю членов районной ГКЧП с оценкой политической ситуации со стороны Ельцина Б.Н. и Собчака А.А.
Встреча в военном училище, на закрытой, охраняемой территории произвела на меня гнетущее впечатление. В моей памяти хорошо отпечатались воспоминания о действиях военной хунты в Чили в 1973 году. Хотя я убеждал сам себя в том, что мне и моим близким ничего не должно грозить, но все-таки внутренне напряжен был исключительно, прежде всего, потому, что не понимал в начале, какую роль уготовили мне мои военные коллеги, и какие они имеют распоряжения относительно администрации и ее Главы. Ведь в телевизионном и радиообращении руководства ГКЧП четко звучало, что все вновь образованные органы власти, такие, как мэрии, должны быть признаны незаконными.
Ждать пришлось недолго. На заседании, проходившем в военном училище, «парадом командовал» генерал-лейтенант Б., окруженный свитой не менее двух десятков старших офицеров. Из людей гражданских за длинным столом зала заседаний находились помимо меня и двух моих заместителей прокурор района, депутат райсовета Ф., а также первый секретарь Петроградского райкома КПСС Тамара И. В-ва, энергичная женщина, идеолог по своей партийной специализации. Ей и принадлежала, как мне показалось, главная роль (кроме, конечно же, генерал- лейтенанта) на этом совещании. Плюс, конечно, хозяином положения чувствовал себя генерал Щ., поскольку все происходящее вершилось, как говорится, «на его территории».
Генерал-лейтенант Б. обозначил цель нашего совещания как «определение порядка исполнения указаний и предписаний ГКЧП в рамках действующего законодательства». По его словам, на нас, представителей советской власти, должна была лечь обязанность «оформлять надлежащим законным порядком те решения, которые будет принимать под его руководством районная комиссия по чрезвычайному положению». И… Здесь неожиданно для генерала оказалось, что никто из присутствующих «штатских», за исключением Тамары И. В-вой, не хотел исполнять подобного рода обязанности.
Первыми завелись мы с Игорем Юрьевичем Забродиным: «А каковы законные основания существования подобной комиссии по чрезвычайному положению? Мы представляем законно избранную и законно назначенную власть. А каковы официальные полномочия генерала?» В ответ мы услышали от Тамары И. лишь не слишком убедительные слова о «необходимости исправлять ситуацию в стране, потому, что она носит уже критический характер». Очень быстро ход совещания превратился из обсуждения в нечто, похожее на депутатскую перебранку.
«А раз Вы, Павел Константинович, не хотите сотрудничать с чрезвычайной комиссией, то Вы нам и не нужны. У нас есть председатель Исполкома Аркадий Никитич Бабенко», – это уже слово берет генерал Щ. «Нет, нет! – поспешно отвечает Аркадий Никитич, – я уже не председатель Исполкома. Исполком находится в стадии ликвидации. Я являюсь, согласно распоряжению Главы районной администрации, заместителем Павла Константиновича Кошелева». Генерал Б. пытается призвать в союзники районного прокурора, а тот просто заявляет, что у него нет юридических полномочий и законных прав участвовать в подобных совещаниях, затем… встает и покидает здание военного училища. Я начинаю понимать одну простую и по-своему горькую истину: «Даже переворот у нас в России нормально организовать не могут»…*
*Эта мысль пришла мне в голову во время совещания в районной ГКЧП как воспоминание о знаменитой фразе декабриста К.Ф. Рылеева, сорвавшегося из петли во время казни: «Даже повесить в России нормально не могут»… (Примечание автора).
Генерал-лейтенант Б. слегка растерян, он говорит, что «не понимает, почему возникают такие проблемы». После несколько раз повторенных мной настойчивых просьб, он прерывает совещание, и мы остаемся с ним один на один. Генерал уже гораздо больше напряжен, чем я в начале совещания. Я перехожу в атаку, требую от него продемонстрировать хоть какой-нибудь законный приказ о его назначении в качестве руководителя районной ГКЧП. Генерал Б. начинает почти оправдываться: «Я не понимаю, мне сказали, что в Петроградском районе проблем быть не должно. Там Председатель совета и Глава нормальный мужик, чекист»… Не берусь без ложной патетики воспроизвести свои слова, которые шли, действительно, от самого сердца, но смысл их был такой: «Разве Вы не понимаете, что вся эта затея ГКЧП – ужасная авантюра, от нее до кровопролития, до гражданской войны – один шаг. А Вы хотите меня как ширму использовать? Лучше уж смещайте или арестовывайте, если у Вас такие полномочия есть. Но, подумайте, уважаемый В-й П-ч, о последствиях. Вы тут курсантов с оружием хотите посылать, чтобы телецентр под контроль брать, а там уже баррикады возводят! Кто отвечать будет, если чья-то кровь прольется?!» И еще, и еще в таком же духе я говорил генералу о том, о чем думал в те минуты. Уйти от ответственности, «выйти из схватки» я не думал и не пытался.
Я понимал, что мне предстоит испить ту чашу, которая мне уготована Всевыш- ним. Но стать «шестеркой», «винтиком» даже в условиях, когда было совершенно не понятно, на чьей стороне Сила я не хотел. Я хотел и старался оставаться на той стороне, где была Правда и Законность.
С большим трудом мы договорились с генералом не предпринимать никаких скоропалительных действий, которые могут обострить ситуацию в районе. Я предложил ему доложить своему командованию о ситуации в районе, а я проведу консультации со своим руководством, в том числе в Управлении КГБ. Генерал этому предложению очень обрадовался. Он знал, что я еще продолжаю оставаться действующим сотрудником органов госбезопасности, и высказал мнение, что «это очень разумно, уточнить ситуацию через руководство Управления КГБ». Мне также удалось убедить генерала Б. повременить с его появлением в здании районного совета, нарисовав ему устрашающие картины возможных физически столкновений с депутатами-демократами, способными спровоцировать военных на «непрогнозируемые действия».
Вернувшись в здание администрации вместе со своими заместителями, мы стали действовать абсолютно на свой страх и риск. И действовали решительно. Я приказал взять здание райсовета под вооруженную охрану милиции. Таким же образом были взяты под официальную охрану Петроградского РУВД здания телецентра на улице Чапыгина и здание телевизионного передающего центра (телевышки) на Аптекарском проспекте.
О факте встречи в военном училище, о содержании совещания и о попытке введения на территории района режима чрезвычайного положения я лично доложил мэру Ленинграда А.А. Собчаку, который использовал полученную от меня информацию в переговорах с командующим ленинградским военным округом. Кроме того я провел свои собственные, личные переговоры по аппарату правительственной связи со своим «вторым начальником» – генерал-лейтенантом Курковым А.А., начальником Управления КГБ СССР по Ленинградской области. Из этого разговора стало ясно, что порядочнейший человек и офицер Анатолий Алексеевич Курков не собирается предпринимать каких-либо действий по исполнению приказов ГКЧП, понимая незаконность этой самопровозглашенной структуры. Он не отдаст никаких приказов своим сотрудникам, способных обострить ситуацию в городе. До сих пор жалею лишь о том, что не смог найти подходящих аргументов, чтобы А.А. Курков сделал официальное заявление о своей позиции.
Я даже уговаривал его прийти в Мариинский дворец выступить на чрезвычайной сессии Ленсовета, как это сделал начальник Главного Управления Внутренних Дел А.Г. Крамарев. Напрасно… У меня ничего не получилось. Честный, преданный коммунистической партии и социалистической законности генерал поплатился за это нежелание делать публичные заявления своей должностью. Но я уверен, что в те августовские дни путча 1991 года чекист, генерал, коммунист и руководитель Анатолий Алексеевич Курков совершил один из главных и достойных поступков в своей жизни. Он не дал пролиться невинной крови, не совершил преступления перед данной стране и людям присягой…
Нет смысла в деталях описывать все три дня «переворота, который не состоялся». Мой кабинет, ставший своеобразным штабом, круглые сутки был наполнен депутатами райсовета из числа тех, кто принял для себя решение проявить активное сопротивление попытке государственного переворота. Среди них были не только записные «демократы», но и коммунисты, и беспартийные. Мы внимательно следили за любой информацией о событиях в Москве, слушали сообщения по радио о том, что происходит в Мариинском дворце и вокруг Ленинграда.
Мне неоднократно пришлось выезжать на улицу Чапыгина, перекрытую стихийно организо- ванными баррикадами, а также к телевышке, где сутками напролет дежурили люди, по зову сердца пришедшие защищать демократию и не дать совершиться незаконно- му военному перевороту. Я руководил этими людьми, старался поддержать их морально, доставлял питание, добровольно предоставляемое предпринимателями района. Эти люди признавали меня, как своего руководителя, несмотря на то, что у многих в начале возникала негативная реакция: «Кошелев? Тот самый чекист? Значит, Вы с нами»?
Лидерами среди этих людей, представлявших собой своеобразный «живой щит», очень скоро стали (не без нашей подачи) воины-афганцы, умевшие взять на себя ответственные решения и не паниковать. Но среди защитников телецентра были и ученые, и предприниматели, и рабочие, и студенты. Это были люди искреннего порыва. Мне больше всего на свете в эти три дня, проведенных без сна и отдыха, хотелось одного: чтобы никто из этих людей, ни я сам, ни мои коллеги-депутаты не стали жертвами этой авантюры, закончившейся сколь победоносно, столь и печально. Августовский путч стал прологом развала Великой Страны – Союза Советских Социалистических Республик.
В те времена еще не было радиотелефонов, поэтому у меня не было возможности сообщать Оле достаточно часто, где я нахожусь, что делаю, как себя чувствую. Знаю, что все эти три тревожных дня она ловила по радио каждую новость о событиях в нашем городе и в Москве. Знаю, что она звонила в наш импровизированный штаб, когда ей сообщили, что я «вместе с генералом Щ. пошел на совещание в военное училище». А когда она ночью 20 августа позвонила в администрацию, услышав по радио, что в центр города идут танки, ей сообщили, что «Павел Константинович на своей машине повез в Мариинский дворец депутатов»… Нужно ли говорить какие-то особые слова о том, что пережила эта преданная и любящая женщина? Наверное нет. По крайней мере, именно 22 августа 1991 года, отоспавшись у себя дома после трех бесконечных суток «пребывания на капитанском мостике» Петроградского района, я увидел у моей любимой жены первую ярко выступившую седину…
А буквально через день-два после неудавшегося путча начались, как это принято у нас в России, «разборки полетов». И, как это часто бывает, членами комиссий по «разборкам» были люди, не участвовавшие в самих событиях. Знаю по рассказам своих коллег-чекистов, как свирепствовали в Управлении КГБ в августе 1991 года депутаты городского совета в поисках крамолы и секретных шифртелеграмм.
Появились такие представители и в здании нашей районной администрации опросить главу администрации чекиста Кошелева о его роли в организации путча. Надо было видеть лицо депутата-демократа нашего райсовета Валерия Ли, корейца по национальности, члена «Народного фронта», когда он кричал своим друзьям- демократам: «Что Вы здесь хотите накопать? А где были вы сами в эти дни? Да Павел Константинович проявил себя прекрасным организатором, он лично руководил и депутатами, и администрацией, и людьми на баррикадах, реально противодействуя ГКЧП! А то, что вы его на митинге на Дворцовой площади не видели, так это не имеет никакого значения!»
Да… Я, действительно, не был на митинге, состоявшемся на Дворцовой площади 20 августа. Сейчас уже и не вспомню, что помешало мне «отметиться» для всего честного мира и демократов в том числе, что я не стал на сторону путчистов. Мне это было в то время не столь важно. Я понимал уже в первые часы путча, что если он будет успешным, генералы мне не простят и припомнят мою позицию, занятую на совещании в военном училище. По факту же получилось все наоборот.
Я был разбужен днем 22 августа 1991 года телефонным звонком генерал- лейтенанта Б., просившего меня о срочной встрече. В полусонном состоянии я собрался и вышел из дома, где, сидя в своей служебной «Волге», меня ждал растерянный и взволнованный генерал. Оказывается, его уже вызывают в военную прокуратуру и в комиссию Ленсовета. «А ведь ничего не было. Мы же не делали ничего противозаконного. Правда? А Ваш заместитель Павел Константинович, этот Игорь, го- ворит все совсем неправильно, обвиняет нас с генералом Щ. чуть ли не в действиях по подрыву конституционного строя», – мой собеседник с надеждой смотрит мне прямо в лицо, желая узнать, что буду говорить я в этой «комиссии по расследованию». Про свои дела и приказы командования он все расскажет сам. А вот если я придам ситуации какую-нибудь «неправильную окраску», то… понятно, чем дело может закончиться: «Ведь этим «демократам» хоть кого-то нужно с должности сместить, звания лишить, позором заклеймить»!
Я чувствую себя очень усталым, внутренне опустошенным, сам еще не зная, кто и как будет определять мою судьбу. Я почти «сплю на ходу», но все-таки успокаиваю генерала: «Все будет нормально. Игорь Юрьевич мог и ошибаться. Он же не участвовал во всех переговорах. Никакого ГКЧП в Петроградском районе не было. Ничего антиконституционного не происходило. Это может и прокурор района, депутат райсовета Ф. подтвердить. Езжайте домой, товарищ генерал-лейтенант. Я вот отосплюсь, завтра буду на работе и, если спросят, дам правдивые и правильные показания».
В те далекие августовские дни я не совершил ни подвига, ни подлости. И, слава Богу! Может, это мелочь, но я могу гордиться тем, что из-за этого по-идиотски организованного, бездарного путча, вздыбившего всю страну и приведшего к распаду СССР, на территории «вверенного мне района» не пролилась ни одна капля крови, не был снят с работы и службы ни один руководитель, ни один военачальник.
К моему счастью никто не стал (или не смог) выставлять в негативном свете перед «демократической общественностью» и мэром города А. Собчаком мою скромную персону. Думаю, что если бы я дал для этого в те дни августовского путча 1991 года хоть малейший повод, мэр Собчак вряд ли бы стал меня щадить или «прикры- вать», с удовольствием сняв меня с моей только-только обретенной весьма престижной должности.
Депутатами райсовета я был даже представлен, в числе других, особенно отличившихся депутатов-демократов к правительственной награде: медали «Защитнику Свободной России». Этой награды ни я, ни другие депутаты райсовета, естественно, не получили, но отнеслись к этому по-разному. Депутаты – с огорчением. Я со вздохом облегчения. Как говорил Марк Твен: «Лучше заслужить награду, и не получить ее, чем получить награду незаслуженно». Ведь еще до отправки документов в Мо- скву мне пришлось получить несколько писем протеста против моего выдвижения, в том числе из знаменитой «Международной амнистии», а также пару очередных па- сквильных статей в прессе о душителе демократии Кошелеве-Коршунове, «претендующем на медаль «Защитнику Свободной России».
Но все-таки в память о жарких августовских днях у меня хранится медаль, связанная со Свободной Россией. Я получил ее как председатель оргкомитета первого международного российско-американского турнира по контактному каратэ под не самым удачным названием «Освобожденная Россия». Ее организаторы, бывшие подпольные каратисты, нуждались в моих деловых, организаторских качествах и связях.
Турнир, прошедший сразу же после событий ГКЧП во дворце спорта «Юбилейный», пользовался колоссальным успехом. Я с удовольствием храню врученную мне символическую золотую медаль, а также портрет американского координатора турнира, знаменитого актера Сильвестра Сталлоне с надписью по-английски: «Thank you for the great honor».*
И, все-таки, в моей памяти и, думаю, в памяти тысяч моих ровесников 1991 год останется годом разочарования и глубокого огорчения. Ведь 1991 год стал последним годом существования той великой страны, в которой в 1952 году родились представители Моего Поколения. Исчезла, перестала существовать та партия, членом которой я был на протяжении пятнадцати лет, стремясь защищать политические и идеологические постулаты КПСС и советского государства. Наш ровесник Владимир Путин, уже став Президентом России, не побоялся во всеуслышание назвать распад Советского Союза величайшей трагедией ХХ века. Правда, тут же нашлись журналисты-демократы, смело заявившие о том, что для них распад СССР – это величайший праздник. Выскажу свое мнение. Люди, с пеной у рта кричащие в средствах массовой информации о нелюбви и неприятии Советского Союза, не имеют права называть себя патриотами России. Потому, что искренне любить Россию и ненавидеть Советский Союз нельзя. Также как нельзя искренне восхищаться и превозносить нынешнюю Россию, ослабевшую, обескровленную, потерявшую бо;льшую часть своего авторитета и влияния в мире, который имел СССР.
Наблюдая 25 декабря 1991 года по телевидению последнее официальное выступление первого и единственного Президента СССР М.С. Горбачева, многие из моих сверстников не могли сдержать негодования по поводу «скоропостижности» распа- да Союза. Обида была не за то, что объявил о сложении полномочий первый президент СССР, а за то, что уже в ночь на 26 декабря на куполе Кремлевского дворца был спущен красный флаг Советского Союза, и был поднят трехцветный флаг России, который многими нашими родителями воспринимался как флаг, под которым про- тив них в Великую Отечественную войну воевали солдаты РОА («Российской Освободительной Армии») генерал-предателя Власова.
Страна вступала в годы, которые потом будут очень метко и очень точно назван- ными «лихими девяностыми». Никто из нас, моих сверстников, ни наших еще живых родителей, не могли предположить, какими тяжкими, драматичными и кровавыми будут эти годы, венчающие собой двадцатое столетие…
*Спасибо за высокую честь (Перевод автора).
Лихие девяностые
Особенно трудно благородно пережить перемены к худшему.
Биант Приенский
Эй, вставайте!.. Было полбеды, а теперь кругом беда.
Много буржуинов, да мало наших…
Аркадий Гайдар
25 декабря 1991 года по центральному телевидению последний раз официально выступал первый и единственный президент Советского Союза Михаил Сергеевич Горбачев, заявивший следующее: «В силу сложившейся ситуации с образованием Содружества Независимых Государств, я прекращаю свою деятельность на посту президента СССР». В ночь с 25 на 26 декабря 1991 года над куполом Кремлевского дворца был спущен флаг Советского Союза и поднят трехцветный флаг России. Верховный Совет РСФСР переименовал Российскую Советскую Федеративную Социалистическую Республику в Российскую Федерацию. Начался отсчет новой истории новой страны.
Так случилось, что я наблюдал выступление М. Горбачева по телевидению при весьма примечательных обстоятельствах. За пару дней до этого я вернулся из краткосрочной командировки в германский портовый город Киль, куда плавал на па-роме «Анна Каренина», принадлежавшем Балтийскому Морскому Пароходству. В предрождественском Киле на свои скудные валютные средства я купил бутылку немецкой водки «Gorbachev» с намерением подарить ее неожиданно обретенному мной старшему товарищу – Алексею Николаевичу Алфимову, начальнику ГлавУК- Са (Главное Управление Капитального Строительства) Ленгорисполкома, бывшему партийному работнику, делегату съездов КПСС. Зная об искренней и мотивирован- ной нелюбви Алексея Николаевича к «минеральному секретарю», я предложил ему
«раздавить» бутылку «Gorbachev» именно во время выступления Михаила Сергее-
вича по телевизору.
Алфимов с легкостью отозвался на мое предложение, поскольку о водке с таким названием ни он, ни его заместители никогда не слышали. Для Алексея Николаеви- ча и его ближайших соратников, так же, как и для меня, эта традиционная русская мужская процедура «раздавить бутылку» («раздавить «Горбачева») была глубоким символом. Ведь окажись в эти минуты наш велеречивый Михаил Сергеевич рядом с нами в огромном кабинете начальника ГлавУКСа, то, думаю, Алексей Николаевич, в прямом смысле этого слова мог раздавить генсека своими крепкими руками в мед-ежьих объятиях.
Уже двадцать лет прошло с тех событий, но я как сейчас вижу эту сцену. Мы с Алексеем Николаевичем сидим перед телевизором с бутылкой водки «Горбачев», а в кабинет периодически «на рюмку» заходят заместители Алфимова, слушая «жалкий лепет оправданья» бывшего генерального секретаря КПСС и Президента СССР, бросая горькие реплики: «Какую страну просрали! Как же можно было такому уро- ду, предателю партию доверять?! Что же теперь со страной будет? Ведь Бориска- алкаш с этим теоретиком Гайдаром страну до ручки довести могут!» Слова эти, сказанные мудрыми, сильными руководителями, окажутся пророческими. А сам Алфимов А.Н. и его заместители в очень скором времени окажутся безработными и ненужными новой городской власти.
Уже в первые месяцы 1992 года премьер-министр России Егор Гайдар и его «молодые реформаторы» начнут ломать, крушить, уничтожать структуру управления промышленностью, сельским хозяйством и строительством. Алексей Николае- вич Алфимов, а также возглавлявшийся им ГлавУКС, станут одной из первых жертв
«постперестроечных реформ». Мэр Петербурга Анатолий Собчак, наученный его заместителями из числа «реформаторов», вышедших из «горбачевского» неформального клуба «Перестройка», примет решение о ликвидации ГлавУКСа и снимет с работы А.Н. Алфимова, отрыто выступившего против «антинародной строительной политики мэрии».
Впрочем, надо признать, никакой строительной политики у тогдашнего мэра Петербурга и его команды не было. Поскольку премьер-теоретик, он же «реформатор», первым делом «отпустил» в стране цены, стоимость строительных материалов взлетала вверх просто непомерно. В северо-приморской части города стояли сотни недостроенных домов без «столярки» (окна, дверные проемы). Вместо предложе- ний А.Н. Алфимова достроить дома за счет возможных банковских кредитов, новоиспеченный мэр, всегда считавший закон «правом сильного», дал указание… продать эти недостроенные дома уже оперившимся частникам из числа тех самых бывших «левых» цеховиков, «обернув» это вредительское решение в красивую упаковку «пополнения городского бюджета».
То, что дома будут проданы за копейки, и что новые хозяева будут продавать эти квартиры, предназначенные очередникам (ветеранам войны, блокадникам, многодетным семьям), по безумным для того времени ценам, кажется, не будет волновать никого, кроме А.Н. Алфимова и его профессиональной команды, которая будет просто за ненадобностью выброшена на улицу. «Нам не нужны такие органы управления, как УКС. Это наследие коммунистического прошлого. Сейчас все взаимоотношения в строительной сфере будет регулировать рынок. Ведь страна ушла от административно-командной, плановой системы. Нам вообще пора браться за приватизацию строительной отрасли!» – там, где упоминалось слово Приватизация, там появлялся вице-мэр, а, в последствии, вице-премьер правительства России Анатолий Борисович Чубайс, который, казалось, всю жизнь только тем и занимался, что приватизировал и реорганизовывал все, что плохо (по его мнению) лежит или сто;т. Естественно, все, что делал Анатолий Борисович «с други своя», они делали «во благо бюджета города», доставшегося им («демократам-реформаторам») от плохих коммунистов «в очень плачевном состоянии».
Не стану писать или заявлять, что в результате продажи в частные руки сотен тысяч метров государственного жилья А.А. Собчак и его окружение заработали свои первые деньги, начиная создавать капитал, столь необходимый для безбедной жизни в будущем капиталистическом обществе. Отмечу лишь одно: этим управленческим решением, принятом в абсолютно волюнтаристском стиле, «недемократиче- ского» решения, была практически «на всю оставшуюся жизнь» перечеркнута поли- тика представления в нашем городе бесплатного «государственного» жилья. Сотни тысяч человек, годами ожидавших своей очереди на жилье, были жестоко обмануты и практически лишились надежд на помощь государства. Хотя еще лет десять после этого вредительского решения главам районных администраций запрещали говорить на приемах граждан о том, что строительство жилья за счет бюджета города и страны практически сведено к нулю.
Зато яркими ядовитыми цветами в Петербурге расцвело новое коммерческое строительство жилых домов. И в наш город тысячами хлынули «новые петербуржцы», в основном, из кавказских республик Содружества Независимых Государств. Ведь купить жилье по новым коммерческим ценам подавляющему большинству ленинградцев, ставших с легкой руки мэра А.А. Собчака петербуржцами, было совер- шенно не под силу. Ведь для всех россиян в 1992 году только началась эпоха первоначального накопления капитала, в то время, как в Закавказье, уже годами существовала вторая, теневая экономика, а люди жили по нехитрому принципу: «Рука руку моет, а обе лицо умывают».*
*Эту фразу мне говорили грузины и абхазы на озере Рица еще в 1981 году, когда я возмущался тем, как незаконно и непомерно завышены цены на этом курорте. (Примечание автора).
Попытаюсь закончить свои рассуждения и воспоминания на тему жилищной политики в России в те самые «лихие девяностые» годы. В конце 1992 года Верховный Совет Российской Федерации принял «Основы жилищной политики в Российской Федерации». Ряд положений этого закона, в частности, статья 17 Основ лишала петербургских глав районных администраций прав распоряжаться освободившимися комнатами в коммунальных квартирах, разрешив жильцам коммунальной квартиры
«брать эти комнаты в аренду» с правом последующего выкупа.
В январе – феврале 1993 года я попал на месячную стажировку в центр обучения взрослых Мэрилендского университета (США) на семинар, посвященный американской жилищной политике, которую хотел реализовать в России наш тогдашний премьер-министр Егор Гайдар. Одним из наших преподавателей оказалась профессор Джил Хеоддури, входившая в группу американских консультантов по разработке наших российских основ жилищного законодательства. Она с гордостью рассказала членам нашей группы, что была одним из авторов статьи 17 Основ жилищного законодательства.
Я не смог удержаться, и, будучи единственным государственным чиновником в нашей группе, привел свои убедительные возражения, доказав, что эта статья жилищного закона направлена не на улучшение жилищных условий горожан, а способствует скрытой скупке высоколиквидного элитного жилья в центре Санкт- Петербурга криминальными элементами из закавказских республик бывшего СССР.
Объяснил на реальных примерах: «Вот, представьте, я, как глава районной администрации, веду прием граждан по жилищным вопросам. Это тяжелое испытание. Сейчас, в начале 1993 года, мы, то есть государство, должны обеспечивать жильем семьи, вставшие на очередь в 1980 году. Но мы в Петербурге практически не строим нового бесплатного муниципального жилья из-за финансового кризиса и инфляции. В семьях жителей района за эти годы подросли дети. Многие уже женились, вышли замуж и живут, по пять – семь, а иногда и больше человек в одной комнате 30-35 квадратных метров, перегороженных мебелью или занавесками. Раньше, до появления статьи 17, я, как государственный служащий, мог дать кому-то из очередников освободившуюся в этой или другой коммунальной квартире комнату «до подхода очереди», облегчив проживание родственников в стесненных условиях коммунальной квартиры. При этом люди знали, что их государственная очередь на жилье 1980 года за ними сохраняется. А что же происходит сейчас? Мне в администрацию приносит заявление о платной аренде освободившейся комнаты один из жильцов квартиры, хронический алкоголик. И я обязан это заявление удовлетворить. Только вот жить в этой комнате будет не человек, подавший заявление, а многодетная семья, скажем, азербайджанцев, приехавших в Санкт-Петербург, чтобы жить, торгуя на рынке. А через год этот алкаш умрет, то ли от того, что совсем спился, то ли потому, что ему помогли его новые «кавказский друзья». Поскольку у главы семьи, который к этому времени «по закону» в квартире пропишется, семья многодетная, то я просто буду обязан эту освободившуюся комнату алкаша в аренду азербайджанцам передать. А там, глядишь, он еще пару оставшихся в квартире комнат себе «прихватит» путем аренды и выкупа. Ведь живут в коммунальных квартирах, как правило, истинные ленинградцы-петербуржцы, пережившие в войну блокаду Ленинграда»…
Джил была искренне удивлена, даже поражена моим рассказом: «Павел, но ведь депутаты-москвичи так ратовали за эту статью. Почему же таких профессионалов, как вы, не было в комиссии по разработке закона о жилье? Я не мог ответить госпо- же Хеоддури на этот вопрос. В нашей стране, и в СССР, и в России было приня- то, что те, кто «сочиняет» и принимает законы, как правило, не считают, что им потом придется их выполнять: «законы пишутся и издаются для подчиненных». Точно также был принят чубайсовский закон о ваучерной приватизации. То, что этот за- кон – обманка, было понятно с самого начала любому образованному человеку. На многие промышленные предприятия уже не СССР, а России нацелили свои крепкие и острые зубы люди с сомнительными или просто криминальными капиталами.
Задача правительства Егора Гайдара была простой: выбрать из числа претендентов наиболее достойных будущих российских олигархов. Да еще придать видимость
«приличия», показав российскому народу «игрушку-обманку»: получая от государства ваучер вы имеете равные со всеми шансы участвовать в приватизации бывшей государственной общенародной собственности. Ведь частное лицо или организация, претендовавшие на приватизацию того или иного предприятия в обязательном порядке должны были определенную часть денег внести ваучерами. А, значит, ваучер можно было продать. Правда, за какую цену? Мало кто знал. Но большинство россиян, не поверивших обещанию А. Чубайса, что «ваучер будет стоить «Волгу», продало эту «бумажку» за… бутылку водки или около этой цены.
Все, кто попытался самостоятельно куда-то «вложить» свои ваучеры, как правило, не выиграли ничего. Лично я, передав три ваучера (мой, жены Ольги и тещи Валентины Герасимовны) одному из заместителей банка «Петровский», не смог получить на свои акции ни рубля, поскольку сами документы были оформлены (убеж- ден, что сознательно) с определенными юридическими ошибками. А хозяин банка Александр Гительсон, «сделав» себе капитал и красиво уйдя от уголовного дела против него, сбежал в Лондон, столицу всех опальных олигархов, заработавших деньги, высосанные из России и из русских. Мы, рожденные в 1952 году при социализме, воспитанные в светлых коммунистических идеалах всеобщего равноправия, добра и благополучия для всех, неожиданным образом оказались кто на обочине, а кто на дне этой жизни.
Никогда не забуду слова, сказанные мне еще в начале 1992 года одним из моих бывших коллег, умнейшим и порядочным человеком: «Павел Константинович, пой- мите. Через два-три года в России будет капитализм по колумбийскому образцу, когда
10-15 семей будут владеть 90% недр и промышленного потенциала страны. Это будет класс новых собственников-капиталистов. Вы должны определится: с кем вы – или вы должны сами становиться собственником, или вы будете служить им!» Я ответил, наверное, с большой долей патетики: «Я всю жизнь служил государству и народу. Думаю, что смогу быть полезным российскому государству и обеспечить свой достойный уровень жизни, как государственный служащий».
Как же я тогда ошибался! В то время я еще не мог понять, что новая власть России будет вести себя точно так, как знаменитый французский король Людовик ХIV, сказавший историческую фразу: «Государство – это я!» Наступит время, и я, еще не утративший физических сил, энергии и разума, государственный чиновник с большим стажем и опытом, «не проколовшийся», и, простите, не проворовавшийся, на своих местах предыдущей службы, просто перестану быть нужным тем людям, которые волей судьбы или каких-то субъективных обстоятельств окажутся стоящими выше меня по служебной иерархии. Я совершенно перестану быть нужным этому государству, точнее, тем людям, которые считают себя олицетворением это-
го государства.
В течение 1992-1993 годов один за другим закрывались, «ложились на бок», влача жалкое существование, сотни оборонных НИИ, КБ, НПО. Десятки, сотни тысяч людей лишались работы или, формально оставаясь на своих рабочих местах, лишались средств к существованию, переставая получать зарплату, и теряя смысл своего существования на работе! Сколько нас, сколько моих сверстников и сверстниц были сотрудниками этих предприятий, добросовестно работавших на оборонную промышленность и защиту интересов СССР, которые перестали существовать в «лихие девяностые»? Скольким из них пришлось пройти через унижение работой на первых «диких» российских частных собственников, торгуя на рынках и в многочисленных ларьках, выросших, как грибы-поганки после теплого дождя в сырую погоду? Как было трудно им, получившим высшее или средне-техническое образование, которое в мгновение ока обесценилось. В эти годы им было не до песен бардов, не до посещения филармоний и кинотеатров. И уже совсем-совсем стали нереальными обсуждения с коллегами, в каком «толстом» журнале опубликован очередной инте- ресный или острый роман.
А ведь на таких добросовестных и высокопрофессиональных работниках из числа представителей Моего Поколения держалась работа во многих НИИ и КБ. Вспоминаю, каким уважением сослуживцев была окружена моя школьная подруга Людмила Колодкина (Уставщикова), отмечая в своем НИИ «Атомэнергопроект» в 2007 году свое 55-летие. Я мог в этом убедиться, заглянув в это солидное здание на Суворовском проспекте, чтобы поздравить с юбилеем школьную подругу. Ведь в трудовой книжке Людмилы имеется всего только одна запись, сделанная после окончания Ленинградского энергетического техникума. Ну, а кто мне ответит на вопрос, сколько моих ровесников в эти «лихие девяностые» ушло из жизни от скоротечных болезней, инфарктов, инсультов, добровольно свели счеты с жизнью от страха безысходности, взяв на себя страшный грех самоубийства?
В 1992 году изменение заработных плат не поспевало за изменением цен на продукты питания. Талоны на мясо, сахар, вино и водку ушли в прошлое. Но на многих предприятиях сотрудникам по месяцам не выплачивали зарплату. Жить становилось все труднее. Всем. Даже тем, кто в эти первые годы рыночных отно- шений, как говорится, «без базара» делал свои первые капиталы, куя деньги, «не отходя от кассы».
На улицах в те годы не было такого количества автотранспорта, как сейчас, и поэтому средняя скорость передвижения по городу была существенно выше. Но ездить по улицам таких городов, как Москва и Петербург было очень и очень страшно. То и дело вас могли обогнать или подрезать, страшно завизжав тормозами, черные «БМВ», в которых сидели коротко стриженые или бритые «братки» в традиционных малиновых пиджаках, символизирующих их принадлежность к новой российской касте «неприкасаемых». Никому не пожелал бы попасть в ДТП с участием таких «братков», становившихся все больше и больше хозяевами жизни, порождая своих «отморозков» и «беспредельщиков». Тогда эти слова, сейчас уже прочно вошедшие в наш российский лексикон и даже немного устаревшие, были в новинку. Люди еще не понимали, не осознавали всесилия этого наглого порождения товарно-денежных отношений. И по привычке обращались за помощью в органы милиции. А там… Там уже вовсю начинался процесс неотвратимого распа- да: морального разложения, падения профессионализма, утверждения коррупции.
Бешеными темпами начало развиваться то, что еще несколько лет назад казалось абсолютно невозможным для нашей советской страны: имущественное неравенство людей. То неравенство, которое приведет к страшному расслоению нашего общества, а, в конечном итоге, неравенству людей перед законом. Так хочется, чтобы наши нынешние «власть предержащие» задумались над смыслом мудрого афоризма английского критика и педагога ХIХ века Мэтью Арнольда: «Неравенство естественным образом приводит к материализации высшего класса, опошлению среднего и озверению низшего».
Идеология социализма после распада СССР была в глубоком нокдауне. Может, даже и в нокауте. Что же пришло ей на смену, кроме лозунга «Обогащайтесь»? Да, да. Лозунг момента были именно «Обогащайтесь!», а не «Зарабатывайте». Потому что, заработать много денег честным путем в то время было просто невозможно. Именно тогда опаленные огнем Афганистана десантники стали вливаться в бандитские «бригады», становясь «смотрящими» в бизнесе рэкета над рынками и ларьками, а молодые студентки и аспирантки переквалифицировались в «девушек по вызову», обслуживая появившиеся многочисленные ВИП-сауны и массажные салоны.
В нашу жизнь, в жизнь страны, находившейся в глубоком тяжелом экономическом кризисе всерьез и надолго входила Идеология Потребления. Людям, измученным годами проживания в условиях товарного дефицита хотелось потреблять, по- треблять и потреблять. Многим за это «непомерное потребление» придется заплатить своими жизнями. Интересно, есть ли где-нибудь в Госкомстате «закрытые» данные о том, сколько тысяч (а, может, миллионов?) россиян скончались в те годы от потребления «левой» или, как говорили тогда, «паленой» водки? Ведь президент Ельцин, ликвидировав государственную монополию на торговлю водкой, одновре- менно уничтожил все формы контроля над продажей алкоголя.
Я вспоминаю, как в 1987 году, придя на службу в Петроградский районный отдел УКГБ по Ленинградской области, искренне удивлялся, почему наш отдел в числе объектов так называемого «оперативного обслуживания» кроме режимных секретных НИИ и НПО занимается скромной фабрикой офсетной печати № 2. В ответ на мое удивление тогдашний начальник отдела Николай Платонович Патрушев (1951 г. рожд.) ответил: «А ты что, не знаешь, что на фабрике офсетной печати изготавливать этикетки для алкогольной продукции? А станки для офсетной печати при определенных условиях и доработки можно перенастроить для печатания денег!»
Ну, а после того, как производство алкогольной продукции было отдано в частные руки, (несомненно, не без интереса со стороны тех людей, кто принимал это решение), были сняты все ограничения на печатание этикеток для алкоголя. И если во времена Перестройки «бизнесмены, которым удалось «увести», скажем, с завода «Дагвино» несколько десятков ящиков коньяка, (настоящего, соответствовавшего всем ГОСТам), искали «подходы» к фабрике офсетной печати, чтобы на подлинный алкоголь наклеить подлинные этикетки, то уже в 1992 году в этом не было никакой необходимости. «Алкоголь» разливали в антисанитарных условиях гаражах, подвалах и даже в квартирах, зачастую не из этилового, а даже из метилового (!) спирта, являвшегося настоящим ядом. Этикетки же можно было свободно заказывать! Лю- бые. Какие хочешь. И никакого контроля над этим уже не было!
Еще в Древнем Риме представители правящей аристократии понимали, что народу надо дать «хлеба и зрелищ». На протяжении более 70 лет советской власти и Хлеб и Зрелища были в руках государства, под его четким и недреманным контролем. Руководителям коммунистической партии и советского государства было совершенно не все равно, какие Зрелища смотрит и на каких примерах воспитывается советский народ. После распада Советского Союза все было отдано на откуп бизнесменам- выжигам. В нашу страну огромным потоком хлынула дешевая южно-азиатская видеотехника, а, вместе с ней, мутный, зачастую просто грязный поток низкопробной видео и кинопродукции на кассетах VHS.
Новая Россия оказалась новым огромным рынком как для западных кинодельцов, торгующих пиратской видеопродукцией, так и для наших начинающих «видеобизнесменов». Вспомните, мои ровесники, как в наших городах стали массово открываться видеосалоны в подростковых клубах, институтах, даже в школах и в больницах, где иногда за один рубль «нон-стоп просмотра» можно было «заглотить» и низкопробный боевик, и триллер сомнительного идеологического содержания где «хорошие» американские парни «мочили» «плохих русских» парней, а также и эротику и прямую порнографию, ввоз которой в Россию стал абсолютно легальным и не- наказуемым.
Ну, и, как говорится, по закону жанра, через несколько лет в России открылись и начали активно снимать свою «продукцию» первые порно-видеостудии, работавшие как на внутренний рынок, так и за рубеж, посылая западным эротоманам образцы
«клубнички по-русски». К слову сказать, закон о борьбе с распространением порнографии и эротики не принят Государственной Думой России вот уже скоро, как двадцать лет. И у меня нет ни капли сомнения, что этому препятствует педофилическое и иное сексуально заинтересованное лобби.
По крайней мере, мой личный опыт общения уже в начале ХХI века с петер- бургской депутатской комиссией Законодательного Собрания по контролю за распространением печатной продукции эротического содержания дал мне повод сделать однозначный вывод о наличии в ней депутатов с сексуальными отклонениями от нормы, заинтересованных в самом расширительном толковании терминов эроти- ка (мягкая эротика, жесткая эротика). Я с уверенностью и доказательно могу заявлять, что многолетняя деятельность этой комиссии в нашем городе фактически потворствовала распространению эротической и порнографической продукции среди духовно и физически незрелой молодежи, способствуя ее растлению, а не воспитанию.
Стоит ли удивляться тому, что наша страна, наша Россия стала входить в круг стран, рекомендуемых для «педофилического туризма». Темпы роста педофилии и сексу- альных преступлений против детей никаким образом в России не снижаются!
Я надеюсь, что моих сверстников и ровесников Моего Поколения уже в силу возраста и внутренних убеждений лично не затронула тема «ускоренной наркотизации» нашей страны. Но кто мне ответит, кто подсчитает, сколько сотен тысяч наших детей оказались подверженными этому страшному, дьявольскому искушении? Сколько семейных драм и трагедий породила эта проблема, которая привела не только к потере здоровья и социального статуса наших детей, но и ударила по нам, их родителям, искренне желавшим нашим детям только добра? Или еще одна, совершенно новая для нашей страны болезнь, «завезенная» с Запада – игровая зависимость, также разрушавшая и продолжающая разрушать семьи и карьеры молодых, внешне физически здоровых людей, не сумевших «поставить себя на предохранитель».
Ну, а если еще начать говорить о том, как непросто было нам, воспитанным все- общим социалистическим равенством, привыкать к новой медицине, построенной по «страховому» методу? Я знаю своих ровесников, для которых визит к врачу стал просто настоящим мучением именно оттого, что пациент понимал, что человек в белом халате просто ждет от него… денег. И что эти деньги нужно как-то суметь… вручить (дать, подсунуть).
У меня есть мои друзья-ровесники, которые, наоборот, искренне удовлетворены тем, что медицинская помощь стала платной: «Лечиться даром – значит даром лечиться!» Этот лозунг бизнесменов от медицины кому-то показался вполне обоснованным. Другие же вообще считают, что врачи сейчас не лечат болезнь, а зарабатывают на ее лечении, прежде всего, смотря не на больного и его болезнь, а на его полис добровольного медицинского страхования. Эти врачи, совершенно искренне думают о том, какие еще виды обследования и лечения можно порекомендовать, чтобы суметь «заработать» на одном пациенте как можно большую сумму денег.
Еще с одной серьезной проблемой, с которой пришлось в «лихие девяностые» столкнуться как моим ровесникам, так и практически всем россиянам: мы утратили уверенность в завтрашнем дне, то самое качество, которое, как мы считали, выгодно отличало наше социалистическое бытие от существования граждан западных капиталистических государств. В дополнение ко всем вышеперечисленным неприятностям, мы стали ощущать, что живем в стране с самым непредсказуемым Прошлым. Ведь прошлое нашей страны, Советского Союза в 90-е годы стало так сильно и непредсказуемо пересматриваться и переосмысливаться, что мы, зачастую, не успевали отстоять наше собственное мнение, мнение очевидцев этого Прошлого, даже перед своими собственными детьми.
По словам одного из моих сверстников, после развала СССР и прихода к управлению страной ельцинских «молодых реформаторов», средства массовой информации в России начали превращаться в средства «массовой дезинформации». Время
«развитого социализма» периода «брежневского застоя» представлялось и характеризовалось только длинными очередями за продуктами и так называемыми «колбасными» электричками из ближних к Москве областей в столицу, где только и можно было достать (купить) продукты питания. Мы не успевали следить за тем, как менялась тональность тех или иных каналов некогда единого государственного телевидения в зависимости от того, кто становился хозяином того или иного телеканала.
У нас в Петербурге одной из самых популярных телепередач был десятиминутный воскресный репортаж о событиях дня, называвшийся «600 секунд». Передачу в прямом эфире с точностью до одной секунды вели герой того времени Александр Невзоров и его коллеги: Светлана Сорокина и Вадим Медведев. Позднее к ним присоединился будущий депутат законодательного собрания Петербурга, критик номенклатуры и борец за права граждан Сергей Гуляев. Популярность Александра Глебовича Невзорова была выше популярности и обкомовских секретарей, и мэра города, и даже обоих президентов (я имею в виду президента СССР М.С. Горбачева и президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина). Сюжеты А. Невзорова под заголовком «из жизни шишек» заставляли дрожать от страха быть показанными в этой телепередаче сотни городских чиновников. Как доставалось от Александра Глебовича, (который через некоторое время сам станет народным избранником Госдумы), депутатам первого «демократического» Ленсовета! Эти депутаты отличались особой любовью к многочасовым дискуссиям в зале заседаний и часто попадались в милицию после чрезмерного употребления спиртного во время вечерних и ночных «заседаний депутатских групп».
Ну, а что начало твориться в авторских передачах А. Невзорова после того, как журналист, по какой-то теперь уже только одному ему известной причине, поссорился с мэром города Анатолием Александровичем Собчаком! Как умел Александр Глебович «подглядеть» своей скрытой камерой момент, когда уважаемый мэр, «профессор права», как любил сам себя называть А. Собчак, запихивал себе в рот бутерброд с красной икрой на многочисленных приемах и фуршетах, ставших очень модными в 90-е годы в новой России А супругу бывшего мэра, нынешнего сенатора госпожу Людмилу Борисовну Нарусову наш тележурналист иначе как «дамой в тюрбане»* и не называл. Ксюша Собчак по молодости ее лет попалась на язык Александру Глебовичу, как мне помнится, буквально один-единственный раз, когда будущая светская львица была задержана милицией на одной из питерских дискотек, где активно продавались и потреблялись наркотические таблетки «экстази».
*«Дамой в тюрбане» журналист А. Невзоров называл Л.Б. Нарусову по ее экзотическому головному убору, который супруга мэра одела на один из светских приемов. (Примечание автора).
Из-за закрытия телевизионной передачи «600 секунд» в конце марта 1993 года по распоряжению из Мэрии города, возле здания телецентра на улице Чапыгина, 6 в течение почти недели происходило «противостояние» сил милиции и общественности, состоявшей, в основном, из старушек-блокадниц и ветеранов Великой отечественной войны и Коммунистической партии. «Общественность» объявила о прове- дении бессрочного круглосуточного пикета у главного здания телецентра, протестуя против закрытия любимой телепередачи и требуя возвращения в эфир журналиста Невзорова. На стихийных митингах ветераны заявляли, что «Сашу Невзорова отлучили от эфира за критику Собчака, который до невозможности ухудшил жизнь ветеранов войны, не занимается городским хозяйством, а лишь ходит по светским приемам и зарабатывает деньги для себя и своей семьи».
Милиция, естественно, выполняя указания из Смольного, стремилась «локализовать» стихийный митинг-пикет, а также не допустить на нем негативных высказываний против действующего мэра и правительства Петербурга. Дело даже дошло в один из дней до бросания в милиционеров досками и бревнами, некстати оказавшимися поблизости от входа в телецентр. К счастью, дело обошлось без потерпевших и задержанных. 2 апреля 1993 года митинг-пикет закончился под одобрительные кивки ветеранов: «Мы победили! Ура Невзорову!» – после получения заверения руководства Пятого телевизионного канала о том, что журналист Александр Невзоров будут вновь возвращении в телеэфир.
Мне пришлось не один раз вечерами выезжать к телецентру, стараясь контролировать ситуацию, и я был очень неприятно удивлен, увидев среди митингующих одного из своих бывших коллег: полковника, пенсионера, «Почетного сотрудника органов государственной безопасности» Эдуарда Вячеславовича Яльцева, пользовавшегося в Управлении большим уважением и заслуженным авторитетом. Я даже вступил с ним в контакт, пытаясь убедить в том, что не нужно «заводить» милицию, которая не была склонна к жестким действиям против стариков-ветеранов, но и не могла не выполнять указаний, идущих из Главного Управления внутренних дел. Эдуард Вячеславович с уважением отозвался о моей позиции человека и чиновника, желавшего не допустить кровопролития. Но он был совершенно непримирим и чрезвычайно эмоционален, когда говорил о Собчаке и «дерьмократах».* Этот некогда выдержанный, рассудительный человек и руководи- тель в эти моменты просто не мог сдерживаться и просто «крыл» нашу городскую и российскую власть, которая «довела до ручки» ветеранов и блокадников, а сама
«занимается только накоплением капитала»: «Знаешь, Павел Константинович, я тебя уважаю. Я знаю со слов ветеранов твоего района, что ты честно живешь, взяток не берешь и людям помогаешь. Но, запомни: тебе твое поведение смольнинские на- чальники еще припомнят. Они только тех будут привечать и к себе приближать, кто с ними «в доле» будет или деньги носить им станет». Мне было очень больно, что эти пожилые люди были доведены до такого состояния, что готовы были идти врукопашную на милиционеров, отстаивая свои права на информацию и собственное мнение. Не могу забыть, как скромно, я бы даже сказал бедно, был одет человек, отдавший больше тридцати лет службе защиты интересов государственной безопасности страны.
* «Дерьмократы» – так в те годы ветераны Великов отечественной войны и коммунисты называли тогдашних депутатов. (Примечание автора).
Как бы мне не хотелось, чтобы у кого-то из моих ровесников появилось в будущем желание выходить на митинги и быть готовыми идти на «последний и решительный бой». Так хочется верить, что это понимают и наш ровесник Владимир Вла- димирович Путин и более молодой Дмитрий Анатольевич Медведев, и что они также не хотят и не допустят до того, чтобы старики-ветераны, в том числе ровесники Моего Поколения, были вынуждены бороться за свои права при помощи уличных акций протеста.
Если вспоминать 1993 год, то надо говорить и о фигуре тогдашнего президента России Бориса Николаевича Ельцина и о его конфликте с Верховным Советом Российской Федерации, закончившемся 4 октября 1993 года расстрелом Белого Дома и роспуском советов народных депутатов по всей России. Здесь я вынужден сразу же оговориться: мне трудно говорить о Ельцине от имени всего Моего Поколения. Ведь лично для меня этот человек, порождение советской партийной номенклатуры, никогда не был «героем моего романа». Я не верил в его искренность точно так же, как не верил М.С. Горбачеву. В большей степени это было на уровне интуиции, «чутья». Хотя информация о глубоком, необратимом алкоголизме Ельцина поступала ко мне, как принято говорить у оперативников, «из заслуживающих доверия источников».
Лично у меня никогда не было сомнений в том, что Ельцин в купе Шушкевичем и Кравчуком (президенты Белоруссии и Украины), подписал в 1991 году в Беловежской Пуще соглашение о роспуске СССР и создании непонятного и невнятного Союза Независимых Государств (СНГ) в большей степени потому, что хотел лишить власти своего ненавистного оппонента – М.С. Горбачева, президента СССР.
Ни о каких интересах россиян и России он тогда не думал, не задумываясь наперед о тех политических и социальных последствиях, которые это решение принесет в будущем. Наверняка, среди ровесников Моего Поколения были люди, которые выходили на митинги поддержки опального первого секретаря Московского горкома КПСС, скандируя крики: «Ельцин! Ельцин!» – а также в дни августовского путча 1991 года по зову своего сердца пришли к Белому Дому в Москве, чтобы объединиться вокруг законно избранного Президента РСФСР, оказавшегося тем политическим лидером, который воспротивился исполнению нелегитимных, антиконституционных указов ГКЧП.
Кто знает, может, потом, позже, эти люди сожалели о своем поведении, видя, к какому состоянию пришла страна к концу ХХ века под руководством президента Б. Ельцина, которого они «выбирали сердцем» в соответствии со сценариями, написанными специалистами по пиару из ближайшего окружения Бориса Николаевича, обладающими личной властью над самим «гарантом конституции».
Так это или не так, теперь уже не столь важно. Важно то, что, получив власть над страной, уже немолодой, хронически больной партийный аппаратчик до мозга костей, практически передал нити управления Россией в руки своего окружения – так называемых «молодых реформаторов», имена которых хорошо известны каждому россиянину, жившему в те лихие девяностые годы. Всем известна старая английская фраза:
«Короля делает свита». У нас в стране свита не только «делала короля», но и очень многое делала «за короля», обеспечивая благосостояние и рост капиталов «семьи» и
приближенных к ней людей, начинавших карьеру с жарения шашлыков президенту-
гедонисту,* а продолжавших карьеру в качестве олигархов, депутатов и губернаторов.
Именно свита Ельцина подтолкнула президента России, сознание которого очень часто было замутнено алкоголем, к началу первой чеченской войны. Понимал ли Борис Николаевич, что он творит и по какому тяжкому пути придется пройти нашей армии и спецслужбам, неся колоссальные жертвы, принося разрушения и смерть в че- ченские город и села? Думаю, что нет. Я не требую, чтобы со мной соглашались, но напомню тем, кто забыл, как объяснял Борис Николаевич журналистам про «двад- цать восемь снайперов», наблюдающих за перемещениями террористов в оцеплен- ном федеральными войсками Буденновске… Лично я хорошо помню мертвенно- желтое лицо президента Ельцина и его полубезумные глаза, которыми он пытался показать, как следят за перемещениями террористов наши снайперы. Чувство стыда, досады, я испытывал, видя, как нетрезвый русский мужик, являющийся законно избранным президентом России, дирижирует в Берлине духовым оркестром. А как без досады и огорчения можно было реагировать на анекдоты о Ельцине, зачастую высмеивающие его чисто «русскую» слабость к горячительным напиткам:
«Иностранный корреспондент задает Б. Ельцину на пресс-конференции провокационный вопрос:
– Господин Ельцин, правда, что когда Вы возвращались в самолете из США и в ирландском аэропорту Шеннон Вас встречал премьер-министр этой страны с военным оркестром и почетным караулом, Вы не вышли из самолета, потому что были пьяны?
Ельцин:
– Это совершеннейшая ложь! Если бы я был пьян, то я бы обязательно вышел из самолета и подирижировал бы этим военным оркестром!»
Или еще такой анекдот на актуальную тему отправки в отставку правительства
Евгения Примакова:
«Информационный комментарий по телевидению:
– Решение об отставке правительства Примакова далось президенту Ельцину не-
легко. Он долго не мог сообразить, чего от него требуют».
*Гедонизм – направление в этике и философии, утверждающе удовольствие, как высшее благо. (Примечание автора).
Естественно, что между президентом Ельциным и вице-президентом Александром Руцким, в прошлом военным летчиком, участником боевых действий в Афганистане, стала возникать глубокая трещина. Если еще вспомнить, что председателем Верховного Совета Российской Федерации был Руслан Имранович Хасбулатов
1942 г. рожд., чеченец по национальности? Уже в конце 1992, началу 1993 г.г. было невооруженным взглядом видно, что между президентом Ельциным и Верховным Советом страны в лице Р. Хасбулатова начинается серьезное политическое противостояние. Депутаты Верховного Совета, а, вслед за ними и депутаты других уровней советов народных депутатов, начали громко, во весь голос, высказывать недовольство, как политикой Бориса Ельцина так и просто его личностью, способной на непредсказуемые поступки, имеющие негативные последствия для страны.
Уже к осени 1993 года в стране начало ощущаться приближение политического кризиса. В сентябре 1993 года нападки Хасбулатова Р.И. на Ельцина стали такими острыми, что в воздухе запахло импичментом. Коммунисты в Верховном Совете были готовы объединиться с Р.И. Хасбулатовым и демократами, недовольными правлением Ельцина Б.Н. и его окружения. У нас на сессии Петроградского райсовета в октябре 1993 года даже рассматривали проект заявления райсовета с призывом устранить институт президентства, как «являющийся нетрадиционно формой государственного правления для России», а самого Ельцина Б.Н. привлечь к уголовной ответственности за измену Родине.
Текст заявления считаю нужным опубликовать в этой книге, не ссылаясь на автора проекта и фамилии 10 депутатов, его подписавших (грамматика и лексика документа сохранены).
ПЕТРОГРАДСКИЙ РАЙОННЫ СОВЕТ НАРОДНЫХ ДЕРПУТАТОВ
28 сентября 1993 года Санкт– Петербург
Петроградский районный Совет народных депутатов заявляет о полной поддержке действий Верховного Совета Российской Федерации по защите конституции, советского государственного строя, пресечению попытки государственного переворота. Нашему народу нужна экономическая и социальная стабильность, правое государство.
Действия бывшего президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина, направленные на развал Державы, экономики, армии и страны, попытку ликвидировать Советы, являющих собой форму представительной демократии, расцениваем как государственное преступление. Обращаемся к прокуратуре РФ с настоятельной просьбой рассмотреть вопрос о привлечении к уголовной ответственности Б.Н. Ельцина и лиц из его окружения (ст.ст. 64, 69;70 УК РСФСР).*
Считаем ошибочным учреждение института президентства являющегося нетрадиционной формой государственно правления для России. Необходимо местные органы власти исполнительной (мэрии, районные администрации) подчинить исключительно местным советам народных депутатов.
От имени своих избирателей требуем от Верховного Совета Российской Федерации и Правительства РФ принятия неотложных мер по стабилизации цен и обузданию преступности. Остановить развал промышленности, сельского хозяйства, науки, обороноспособности
Родины.
По поручению сессии Совета Председатель Совета А.А. Васильев Проект подготовлен
Депутат……. (..-й округ).
*Статья 64 УК РСФСР – измена Родине. Статья 69 УК РСФСР – вредительство. Статья 70 УК РСФСР – антисоветская агитация и пропаганда. (Примечание автора).
Незадолго до знаменитых и печально известных событий 4 октября 1993 года я, совершенно неожиданно для себя, принял участие в одной встрече с Председателем Верховного Совета Российской Федерации Р.И. Хасбулатовым. Это было в конце сентября 1993 года. Председатель Верховного Совета Российской Федерации при- был в Санкт-Петербург с большой свитой и провел встречу с депутатами местных советов в актовом зале Таврического дворца, где к тому времени уже была размещена Межпарламентская Ассамблея стран СНГ. Это была одна из поездок Хасбулатова по стране, в которых он, встречаясь с депутатами областных советов, прощупывал почву для решающей атаки на президента, планируя, несомненно, отречение Ельцина от власти
В те дни я долечивал дома свою ангину, поэтому приглашение с курьером райсовета было доставлено мне прямо на дом. Я приехал в Таврический за двадцать минут до указанного в приглашении времени и… увидел огромное количество городских и районных депутатов, покидающих здание дворца. Встреча депутатов с Хасбулатовым уже закончилась. Я даже не очень-то успел сообразить, что же произошло, когда увидел выходящего и своей служебной машины генерального директора судостроительного объединения «Алмаз» А.П. Королева. Оказалось, что у него на руках точно такое же приглашение, как и у меня, и он его получил через Петроградский райсовет. Позже я выяснил, что совершенно случайно сотрудники райсовета по ошибке передали мне пропуск не на встречу Хасбулатова с депутатским корпусом, а на узкое совещание с участием буквально 30-40 человек из числа руководителей питерского промышленного «крупняка».
Многих директоров, не только своего района, я знал лично, поэтому у меня не было никаких комплексов или проблем в общении. Я сел во втором ряду по сосед- ству с А.П. Королевым и тогдашним директором «Кировского завода» П.Г. Семе- ненко. Мы беседовали между собой, ожидая появления Хасбулатова. Неожиданно в мою сторону повернулся человек, одиноко сидевший в первом ряду. Мы встретились глазами и сразу же узнали друг друга. К моему удивлению этим человеком оказался Сергей Вадимович Степашин, в то время занимавший, кажется, пост предсе- дателя комитета по безопасности Верховного Совета РФ.
Мы поздоровались, и Степашин С. В., скорее машинально, спросил, как я поживаю. Было заметно, что он раздосадован тем, что повстречал меня, которого год назад не захотел даже выслушать, находясь на посту начальника Петербургского управления тогдашнего Министерства безопасности России. Я почти также маши- нально, но, хорошо помня нашу предыдущую встречу, ответил: «Поживаю. Пытаюсь бороться с жилищной мафией. К сожалению, в одиночку, без поддержки органов госбезопасности». Ответ Степашина был быстрым и очень двусмысленным. То ли он неудачно пошутил, то ли сказал то, что давно для себя осознал как руководство к действию: «А чего с ней, мафией, бороться? Она бессмертна! Мафию можно только возглавить»!!! Почти в тот же момент в зал вошел Хасбулатов, и Степашин пересел к нему за стол президиума. Реакция на фразу Степашина у покойного ныне П.Г. Семененко была такой: «А кто этот мужик, который такую глупость про мафию сморозил»? Я ответил, назвав должность и звание бывшего успешного пре-
подавателя марксизма-ленинизма.
Семененко и Королев многозначительно переглянулись, молча покачав головами. Из выступления Хасбулатова перед промышленниками, которое оказалось более откровенным, чем его встреча с депутатами, мне стало ясно, что этот аскетичный, низкорослый человек, готовит государственный дворцовый переворот. Целью его визита в Петербург, очевидно, было прощупывание «настроения масс» и подготовка общественного мнения к будущим решительным действиям со стороны Вер- ховного Совета, которые не заставили себя долго ждать.
Я только не понял, какую роль играл на этой встрече С.В. Степашин, произведший на меня за время нашей встречи в 1992 году впечатление воинствующего не- профессионала, крайне самодовольного и уверенного в своей депутатской непогрешимости и абсолютно ничего не мыслящего в контрразведке, которую ему на ко- роткий период доверили возглавить. Возможно, он выполнял функции соглядатая от имени Ельцина, «приглядывая» за амбициозным Хасбулатовым. А, может, на тот момент он, действительно, был в стане противников Ельцина, позднее перейдя в «лоно семьи» и даже став в 1999 году премьер-министром, к которому Ельцин «приглядывался» как к своему преемнику.
Уже 3 октября из Москвы начали приходить тревожные вести о захвате телецентра Альбертом Макашовым и его соратниками, о столкновениях в Московской городской думе, о танках, блокирующих здание Белого дома, в котором находились парламентарии, вставшие в оппозицию к Президенту Ельцину Б.Н.
День 4 октября 1993 года, который, я уверен, надо признавать днем национального траура, я встретил на работе. И встретил весьма напряженно. После утреннего совещания мне пришлось участвовать в объезде района по вопросам благоустройства. К этому времени подобные объезды у нас в администрации проводились регулярно и посвящены были, в основном, организации мелкорозничной торговли и уборке внутридворовых территорий. Вернувшись в администрацию, я узнал о событиях в Москве, где танки российской армии уже стреляли по Белому дому, в котором находились депутаты законно избранного российского Парламента.
Я, как и миллионы россиян, прильнул к экрану телевизора, где увидел страшные кадры, показанные нам американскими телеоператорами. Наши российские танки вели обстрел здания Белого Дома, в котором находились депутаты Верховного совета Российской Федерации. Это выглядело как демонстрация убийства в прямом эфире. По нашему петербургскому телеканалу ярая демократка Бэлла Алексеевна Куркова уже вела в прямом эфире ток-шоу, «поддерживающее действия законно избранного Президента России Ельцина». В студии находились известные деятели культуры, журналисты, депутаты и даже отдельные чиновники, которые наперебой осуждали «провокационные действия коммунистов, организовавших в Москве беспорядки». Все эти «демократы», среди которых особенно выделялся депутатствующий актер-демократ Олег Басилашвили, прямо-таки с пеной у рта призывавший Ельцина «не щадить, а уничтожать бунтовщиков». К сожалению, среди сидящих в студии, подкладывающих хворостинки в костер людей, я увидел и своего коллегу, главу администрации одного из районов, которого до этого момента я считал за порядочного человека.
Мною владели в те часы два чувства: чувство душевной опустошенности и чувство омерзения. Неужели мне «посчастливилось» дожить до кровопролития, венчающего завершение кризиса двух ветвей власти, двух конкретных людей, поднятых на самый верх российской власти и оказавшихся готовыми заплатить за эту власть чужой кровью… Лучше всего мое психологическое состояние в тот момент может отразить краткая запись в моем ежедневнике, сделанная в день 4 октября 1993 года:
«Как тяжко и муторно на душе от того, что происходит в стране, в городе, в районе
(стояние между ОМОНом и демонстрантами)».
Сотрудники администрации ходили по коридорам и кабинетам как-то по-особому тихо и неприметно, даже разговаривая в пол голоса. На меня очень сильно впечатление произвел телефонный разговор с моим сыном Максимом. Девятнадцатилетний мальчишка, студент юридического факультета Петербургского университета говорил то, что думает, без оглядки на должности и политическую ситуацию. Я сам вос питывал этого мальчика, пытаясь заложить в его детскую душу свои собственные взгляды на Справедливость, Порядочность, Долг перед Родиной… Для Максима, говорившего то, что он думает, а не то, что ему «заливали» в уши по телевизору кур- ковы и басилашвили, не было сомнений в преступном и аморальном характере всего происходящего в Москве.
В принципе, не было таких сомнений и у меня. Отличие в наших взглядах на события у Белого дома в Москве было в одном: он мог говорить об этом все, что думает, и он мог делать все, что хочет. А я… Я должен был исполнять свой служебный долг, независимо от своих взглядов, сомнений и настроения. Мой сегодняшний долг требовал от меня, как и в тревожные дни ГКЧП в августе 1991 года одного:
«не допустить кровопролития на территории вверенного мне района».
Уже к концу рабочего дня начальник Петроградского РУВД полковник милиции Плужник А.М. сообщил мне о том, что у «Гостиного Двора» в Центральном районе происходит стихийный митинг протеста против расстрела Белого дома. Его орга- низатор – один из лидеров коммунистической партии Виктор Тюлькин. Люди, участвующие в митинге, выражают возмущение развязанным в Москве кровопролитием и еще больше выражают недовольство однобоким представлением московских событий на петербургском телевидении. Среди митингующих раздаются призывы идти к телецентру и требовать допустить их лидеров в прямой эфир для изложения их оценки событий в Москве.
Александр Макарович, честный милицейский офицер, настоящий служака, с тревогой сообщил мне, что к улице Чапыгина по требованию Бэллы Курковой стягиваются силы петербургского ОМОНа, а с раннего утра во дворе телецентра стоят три бронетранспортера с экипажами солдат-срочников, которым никто не ставит их боевую задачу и уже почти пол суток никто не кормит. Вызваны солдаты той же Б.А. Курковой «на всякий случай». Не дай Бог, если случай представится, как будут вести себя мальчишки с оружием в руках, когда на них пойдет толпа разъяренных де-
монстрантов?...
Мы с А.М. Плужником поняли друг друга с полуслова: если демонстранты дойдут до улицы Чапыгина – то столкновения с ОМОН, а, может, и с войсками, не избежать. Мы договорились с Александром Макаровичем, что каждый по своим каналам доложит своему руководству наши опасения, а потом мы вновь соберемся у меня в кабинете для обсуждения дальнейших планов действий.
Ситуация разворачивалась стремительно. Кажется, мы едва успели доложить нашу обеспокоенность «наверх», как прошла информация о том, что демонстранты во главе с В. Тюлькиным в количестве не менее 300 человек двинулись от «Гостиного двора» в сторону телецентра. Напрасны были мои звонки начальникам Управлений ФСБ и ГУВД! Каждый из этих уважаемых руководителей-профессионалов, выслушав мои опасения о возможном столкновении демонстрантов с вооруженной милицией у телецентра на улице Чапыгина, уклонился от принятия решения о перекрытии движения для демонстрантов.
Нет, эти руководители, хорошо знакомые мне, выслушали меня, даже согласились с тем, что «надо что-то делать», но… Позже я не смог дозвониться ни одному из них. Радиотелефонов в то время на вооружении силовых структур и районных администраций просто не было, а приемные соединить с генералами не могли из-за… отсутствия их на месте. Так это было на самом деле или не так, я не знаю. Возможно, генералы, один из которых был из числа самых близких друзей моей чекистской молодости, поступили абсолютно правильно. Однако в эти мгновения я при- нимал свои собственные решения не только головой, но и сердцем, почти также как три года спустя политтехнологи будут призывать россиян «голосовать сердцем» за президента-алкоголика Б.Н. Ельцина.
Я представил, что, возможно, в этой толпе возмущенных людей может идти мой сын Максим. И явственно спрогнозировал, что может произойти, когда толпа людей, среди которых могут быть и вооруженные, войдут в соприкосновение с молоденькими солдатами, сидящими за гашетками пулеметов в бронетранспортерах. Кто обвинит молоденького, не обстрелянного солдата, что он, действуя инстинктивно, защищая себя самого, откроет огонь на поражение…
Решения приходили в голову молниеносно. Я сажусь в машину и выезжаю в сторону Троицкого моста, куда уже подошли демонстранты. Я уже знаю, что приказа перекрыть движение, «завернуть» демонстрантов в сторону от Каменноостровского проспекта нет и не будет. Демонстранты беспрепятственно смогут дойти до улицы Чапыгина. А там… Нет, не хочется думать, что будет там и потом…
На спуске с Троицкого моста я встречаю колонну демонстрантов. Люди идут молча, и от этого более зловещим кажется их движение. Это не толпа. Это люди, организованные своим осознанием несправедливости, и готовые отстаивать свои права быть понятыми или хотя бы услышанными. Я подхожу к Тюлькину: «Виктор Аркадьевич! Я глава администрации Петроградского района Кошелев. Должен Вас предупредить, что Вы ведете людей на ОМОН и вооруженных солдат. Может произойти кровопролитие, и эта кровь будет на Вашей совести». Тюлькин отвечает мне своим низким грудным голосом, напоминая мне какого-нибудь революционного матроса из старых кинофильмов про Октябрьскую революцию: «Кровь, если она прольется, также как кровь парламентариев и мирных граждан, пролитая в Москве, будет на совести нынешней власти, которая боится свободы слова, и которая отказала мне, официальному лидеру партии в выступлении в прямом эфире. Мы идем не во- евать и не провоцировать столкновение с войсками. Мы идем требовать реализации нашего права на свободу слова. Если меня и моих товарищей допустят до телепередачи прямого эфира, которая сейчас идет по Пятому каналу, то мы разойдемся мирно». Сказано просто, весомо и ответственно. Мы договариваемся с Тюлькиным, что я поеду в телецентр и попытаюсь решить с руководством телевидения вопрос о его участии в прямом телеэфире.
Я мигом домчался до телецентра, поднялся на этаж, где находились кабинеты руководства. По пути успеваю увидеть и напряженный, настроенный на боевую схватку ОМОН, и усталых, растерянных, голодных молоденьких солдат на бронетранспортере: «Дяденька, у Вас закурить нет»? В коридоре я встречаю Виктора Алексеевича Дементьева, одного из заместителей Б.А. Курковой, нормального, грамотного руководителя, прошедшего хорошую школу партаппарата Смольного. Объясняю ему ситуацию. Он моментально реагирует: «Правильно. Надо дать возможность выступить Тюлькину, чтобы остальные успокоились, и не допустить столкновения демонстрантов с ОМОН. Идем к Курковой»!
Реакция Бэллы Алексеевны была более чем неадекватной. Она впала с истерику, она визжала, брызгая, в прямом смысле этого слова, слюной, крича, что не допустит на телевидение никого из этой «проклятой оппозиции», и что моя «задача вместе с органами милиции и армией обеспечить безопасность телецентра, а не ходатайствовать за коммунягу Тюлькина»! Объяснить что-либо этой патологически напуганной демократке было не возможно. Мне показалось, что я даже обонянием ощущал её патологический страх. Кажется, я что-то сказал о том, на чью совесть может пасть кровь невинных людей, и пошел из кабинета Б. Курковой к выходу. Меня догнал молодой, талантливый тележурналист Игорь Апухтин: «Подождите, Павел Константинович! Я с Вами. Давайте, я возьму с собой камеру, может, нам удастся как-то успокоить людей».
В этот момент я совершенно не думал, как и чем рискую, выходя к возмущенным, нет, уже разъяренным людям, вставая между ними и ОМОНом, уже готовым по первому приказу ринуться на толпу, применяя резиновые дубинки, с чьей то легкой руки ласково названые «демократизаторами». Только успел подумать, что это парень, Игорь Апухтин, оказался очень приличным человеком. Мы с Тюлькиным переговорили, стоя посредине между ОМОНом и демонстрантами. Я сообщил Виктору Аркадьевичу о том, что на телевидение его не пустят, а также сказал, что только он может сейчас убедить людей не идти на столкновение с органами правопорядка, только он сейчас может не допустить кровопролития. Игорь Апухтин снимал наши переговоры, делая вид, что эти кадры идут в прямой эфир.
Виктор Тюлькин обратился к бойцам ОМОН с призывом осознать, что они сейчас служат неправому делу. Он даже стал собирать в кепку деньги от своих соратников, которые демонстративно, под «съемку» И. Апухтина положил перед омоновцами. Мы с полковником Плужником напряженно ожидали, чем закончится это противостояние, стоя между ОМОНом и демонстрантами.
К моему счастью, Виктор Аркадьевич Тюлькин также оказался порядочным человеком, способным держать свое слово. Мне вообще в этот день везло на встречи с порядочными и смелыми людьми (все остальные предпочитали говорить со мной по телефону). Прошло не более четверти часа, и люди, пришедшие к телецентру по призыву их руководителя В.А. Тюлькина, разошлись. Я заехал на свое рабочее ме- сто на Каменноостровском проспекте дом 26/28 для того, чтобы доложить дежурному по мэрии, чем закончились события у телецентра.
Не успел я набрать номер дежурного в Смольном, как зазвенел мой прямой телефон. Это была моя жена Ольга: «Что ты делаешь!? Ты хочешь, чтобы твои дети остались сиротами? Ты же обещал мне не рисковать, не влезать в истории. Что ты мне говоришь, что ничего не делал? Ведь Бэлла Куркова сейчас в прямом эфире сказала, что к ней приходил глава Петроградского района Кошелев, который требовал допустить в прямой эфир Тюлькина. Зачем, зачем ты опять рискуешь собой, зачем»? Ольга плакала, а я, я не знал, что сказать ей, как объяснить, зачем я опять полез на рожон, зная, что у меня дома беременная жена, которая (хвала Всевышнему!) ожидает двойню…
Эх… я, действительно, рисковал собой, действуя в соответствии со словами комсомольской песни: «Раньше думай о Родине, а потом о себе»! Нет, я уже лечу домой, потому что дежурному по мэрии информация о событиях у телецентра уже доложена. Я сейчас куплю букет цветов для моей Оли – Оленьки – Ольгушка, и она меня простит, поймет…
Я уже начал закрывать дверь своего кабинета, как вдруг зазвенел телефон правительственной связи. В трубке я слышу мужской голос, представившийся сотрудником администрации Президента России. Взволнованным голосом мой собеседник спрашивает меня, какова обстановка вокруг телецентра, что сделано для недопущения проникновения демонстрантов в здание телецентра. Я понимаю, что Бэлла Куркова успела позвонить за помощью даже в Москву в администрацию Президента Б.Н. Ель- цина. Я, как могу, успокаиваю представителя президентской администрации, убеждая его, что «все в порядке, с демонстрантами удалось договориться». Человек из Москвы не может поверить и все переспрашивает, «какими силами удалось справиться с демонстрантами»? Я пытаюсь подчеркнуть положительную роль начальника РУВД полковника Плужника, но… Собеседник, убедившись в том, что «все в порядке» быстро сворачивает разговор, поскольку ему нужно «все срочно доложить наверх».
Мне осталось только купить букет цветов Оле, что я и попытался сделать, остановив свою служебную машину возле станции метро «Горьковская». Наверное, запас моего везения в этот день закончился. Я невольно вступаю в спор с продавцом цветов, азербайджанцем по национальности. Он неприкрыто хамит мне, я жестко отвечаю (запас моей дипломатичности, видимо, уже за этот день закончился). Продавец зовет на помощь своих земляков, ко мне угрожающе приближаются пятеро человек, кричащих мне на плохом русском языке угрозы. Здесь ко мне возвращается инстинкт самосохранения и ощущение физичесой опасности. Я оглядываюсь, и понимаю, что мне не помогут ни сотрудник ГАИ, штрафующий возле памятника Горькому очередного незадачливого частника, ни красная корочка главы районной администрации. Я уступаю. И отступаю. Ухожу от столкновения. Сегодня я должен прийти домой живым и здоровым. Желательно, не только сегодня.
С этих трагических и кровавых событий прошло уже почти 18 лет, а ведь до сих пор нет полной ясности, сколько человек погибло за стенами Белого Дома. И никто из политических лидеров России последнего десятилетия не взял на себя смелость дать политическую оценку тем событиям. А. Руцкой, Р. Хасбулатов, А. Макашов и депутаты Верховного Совета Российской Федерации, находившиеся во взятом в осаде Белом Доме, были амнистированы указами президента Б. Ельцина. Оценки действий самого «гаранта конституции», по сути отдавшего преступный приказ на обстрел здания собственного парламента и убийство граждан, чья вина никем не была установлена и ничем не доказана, никакие органы власти страны не давали…
Никто не ответил на вопросы, кто был теми таинственными снайперами, стрелявшими с крыш московских домой по людям, проявившим любопытство, желая видеть своими глазами стрельбу из танков по парламенту… Также как остались без ответов вопросы о том, как, откуда американские телеканалы получили информацию о штурме (точнее сказать, о расстреле и уничтожении) здания российского Парламента. Ведь эта войсковая операция демонстрировалась россиянам 4 октября 1993 года телевидением, по сути дела, в прямом эфире! Значит, иностранное телевидение, и их операторы заранее знали о сроках и характере операции. Ведь они вели свои репортажи с «господствующих» высотных точек.
Позиция руководителей силовых ведомств, выразившаяся в молчаливом одобрении действий Ельцина, меня в то время не удивила. Проявив инициативу в переговорах с «оппозиционером» Виктором Тюлькиным, я потерял на всю оставшуюся жизнь в качестве друга и товарища по службе тогдашних начальников Управлений ФСБ и ГУВД, которых безуспешно пытался призвать занять хоть какую-то позицию в отношении колонны несанкционированной демонстрации.
Вскоре после расстрела Белого Дома указом президента Б. Н. Ельцина были ликвидированы советы народных депутатов, как орган представительной власти в России. Советы официально распускались, а районным, областным и краевым администрациям предписывалось опечатать помещения советов всех уровней, и взять на свой баланс их имущество, обеспечить ликвидацию аппаратов советов и оказать содействие в трудоустройстве так называемых «освобожденных» депутатов и работников аппаратов соответствующих советов. У нас в Петроградском районе Санкт- Петербурга эта работа, в общем-то, весьма неприятная и хлопотная, легла на плечи первого заместителя главы районной администрации Александра Сергеевича Твердохлебова (1947 г. рожд.).
Мне пришлось в дни издания указа Ельцина находиться с группой своих сотруд- ников в Берлине (бывшем Западном), где я готовил подписание соглашения о дружбе и сотрудничестве с берлинским районом Тиргартен. Мудрый, спокойный Александр Сергеевич сумел без конфликтов и эмоциональных проявлений со стоны депута- тов выполнить требования указа Президента страны. Уже на 12 декабря 1993 года были назначены выборы в новый орган представительной власти России – Государственную Думу и референдум по новой Конституции России, которую к тому времени никто в стране не видел в глаза и не читал. За исключением тех приближенных Ельцина, кто эту конституции готовил.
Наши люди, россияне, повергнутые в ступор государственной «шоковой» терапией экономики, ростом цен, утратой работы и распадом всех привычных духовных и социальных ценностей и связей, не вышли в октябре 1993 года на улицы, протестуя против силовых методов президента Ельцина в борьбе с законной оппозицией. Наш народ, а вместе с ним и мы, рожденные в 1952 году, были только вынуждены вздыхать, будучи не в силах что-либо изменить в нашей ускоренными темпами меняющейся стране, в основном, думая о добыче хлеба насущного. Как говорил классик российской сатиры ХIХ века Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин: «Народ, доведенный до воздыхания, – какого еще идеала требовать!»
12 декабря 1993 года состоялись выбору в Государственную Думу Российской Федерации и референдум по принятию новой российской Конституции. Результаты голосования не могли не взволновать Ельцина и его окружение: во многих краях и областях России уверенно и однозначно победили коммунисты и новая, практически мало кому известная в то время либерально-демократическая партия, лидер которой Владимир Вольфович Жириновский, выскочивший на «политический Олимп» России, как черт из табакерки.
Так случилось, что поздним вечером 12 декабря 1993 года я выезжал из Петербурга в Финляндию, в наш город-побратим Турку. Руководителем нашей городской делегации был тогдашний заместитель вице-мэра В.В. Путина – Виктор Алексеевич Зубков, ныне – первый вице-премьер российского правительства. Я был в составе делегации, как глава одного из городских районов. В Турку делегация прибыла уже поздней ночью, но мы не могли не посмотреть впервые показанные по телевидению в прямом эфире итоги подведения выборов в Центральной Избирательной Комиссии. Утром в понедельник 13 декабря 1993 года вся делегация после завтрака должна была выезжать в офис мэра Турку. Однако финны, отвечавшие за прием нашей делегации, первым делом интересовались: «Господин Кошелев, а кого выбрали в Вашем районе? Не партию Жириновского?» Ведь буквально ночью Владимир Вольфович, ставший в последствии любимым «коверным» нашей российской по- литики, заявлял, что его ЛДПР будет добиваться возвращения территории России в границах бывшей Российской Империи. И финны восприняли это заявление очень близко к сердцу!
Кстати, мои уважаемые ровесники, а вы не помните, как называлась тогдашняя партия власти, и кто был ее лидером? Ну-ну, давайте, напрягайте вашу память! Правильно, партия власти в том уже далеком 1993 году называлась «Наш дом – Россия», и возглавляя ее никто иной, как ушедший из жизни в 2010 году Виктор Степанович Черномырдин. Помните его фотографии с характерно сложенными в виде треугольника ладонями, обозначавшими по задумке кремлевских политтехнологов крышу нашего общего дома. Сколько же умных и не очень умных шуток потом звучало по этому поводу! «Наша «крыша» – «Наш дом – Россия», – так шутили отдельные предприниматели, не представлявшие своего бизнеса и прибыли от него без роли «кры- ши» и «крышевания» со стороны властных структур.
Кстати, этот факт, возможно, знают немногие: в правительстве Санкт-Петербурга за содействие в выборах в нашем городе «партии власти» отвечал вице-мэр Владимир Владимирович Путин, который успешно справился с одной из своих первых политических задач, порученных ему по линии управления делами президента, которое к этому времени уже возглавлял знаменитый Пал Палыч Бородин, в будущем заставивший говорить о себе во весь голос средства массовой информации.
Не буду много и подробно рассказывать о создавшейся в нашей стране, в новой России спектре политических партий и движений. Отмечу лишь то, что видел своими глазами и чувствовал, понимал в своей ежедневной и очень нелегкой работе по жизнеобеспечению любимого мной Петроградского района и его жителей. К
«Нашему дому – Россия» присоединились за самый короткий промежуток времени директора крупных промышленных предприятий (бывшая партийно-хозяйственная номенклатура), многие из которых к этому времени уже стали акционерами и даже собственниками этих предприятий. Эти люди, увидев в период ГКЧП неспособность лидеров коммунистов к решительным действиям, предпочли стать лояльными властям, реально наделенным властными полномочиями, от реализации которых зависела судьба их предприятий, их трудовых коллективов.
Новые «молодые предприниматели» первое время еще «побегали» между вновь образованными партиями: «Яблоком», «Союзом правых сил», и другими. Затем они, заработав первые капиталы, осознав преимущества «дружбы» с политической, исполнительной властью, а также, особенно с силовыми структурами, которые, будучи формально беспартийными, всегда были ориентированы на действующую власть, эти предприниматели плавно скатились в «Овраг» («Отечество – вся Россия»), а за- тем крепко засели в «Едре» – «Единой России». Могу сказать совершенно искрен- не, имея для этого множество доказательств: все партии власти, начиная с «Нашего дома – Россия», до «Единой России», были не движениями, сформированными
«снизу», по «инициативе масс», а являлись «кремлевскими проектами», реализовывавшимися, прежде всего за счет колоссального административного ресурса, имевшегося в распоряжении Президента Российской Федерации.
Думаю, что своим «открытием» не раскрою никаких государственных секретов, поскольку сейчас только ленивый или слепой не видит, как «напрягают» работников бюджетной сферы в период голосований в пользу «Единой России». Я, к счастью, уже скоро восемь лет как могу не зависеть от приказов своих начальников, хотя бы в период ставших такими редкими в наше время российских выборов. После моего членства в КПСС, которая лично для меня была партией моих родителей, вступавших в нее в годы войны, я не стал, и, уверен, уже не стану членом никакой партии, все еще оставаясь в душе романтиком, не признающим вступления в партию по карьерным соображениям. Да и поздновато уже мне, давно ушедшему с государственной службы, думать о карьере. У меня, и у моих сверстников, (отношу сюда, несомненно, и В.В. Путина) настало время, когда больше надо думать о душе, а не о карьере…
Тем не менее, не думать о политике в те самые «лихие девяностые», завершавшие ХХ век и второе тысячелетие было просто невозможно. Ведь в 1996 году подошло время выборов президента России. И, оказалось, что на смену больному Борису Ельцину, вынужденному пойти на серьезную сердечную операцию может прийти новый Генеральный секретарь, но уже не КПСС, а КПРФ – Коммунистической Партии Российской Федерации Геннадий Андреевич Зюганов. Ох, каким непростым был этот 1996 год, год выборов Президента России! Вспомните, мои сверстники, за кого вы «голосовали сердцем» в том далеком 1996 году? Неужели за Ельцина? Или за Зюганова? Да, ладно! Что там ворошить прошлое!!! Ведь никто, я думаю, истинной правды об итогах тех выборов так никогда и не узнает.
Лично у меня нет сомнений, что российский народ на тех выборах 1996 года отказал в доверии тому лидеру страны, который не раз клялся «лечь на рельсы», но с легкостью от своих обещаний отказывался. Но, как говорил товарищ Сталин, (а он в этом понимал толк): «Главное, не как проголосуют, а, главное, как сосчитают!» Ведь не случайно же сразу после повторного избрания Ельцина на второй президентский срок по стране стали ходить такие политические анекдоты:
«Утром после президентских выборов 1996 года Ельцину в Кремль звонит пред-
седатель Центральной избирательной комиссии Вишняков:
– Борис Николаевич, у меня для Вас две новости: одна хорошая, одна плохая. С
какой начать?
– Ну, давай с плохой.
– Вы знаете, Борис Николаевич, Зюганов на выборах набрал 65 % голосов.
– Ну, какая после этого понимаешь ты, может быть хорошая новость?
– А Вы, Борис Николаевич, набрали 72% голосов!!!»
И еще один политический анекдот на тему президентских выборов:
«Выбирали в лесу царя зверей. Среди кандидатов были орел, лев, слон, медведь. А победила с большим отрывом… крыса. А почему? Потому, что избирательной компанией крысы руководил Борис Березовский».*
*Березовский Борис Абрамович (1946-2013) – предприниматель, олигарх и политический деятель, руководивший избирательной кампанией Б. Ельцина в 1996 году. В 1999 – начале 2000 г.г. принимал участие в избирательной кампании на стороне В.В. Путина. (Примечание автора).
А после выборов, когда страну «успокоили» по всем телевизионным каналам, что коммунисты к власти в России не вернутся, страной на почти четыре года станет управлять… Ну, думаю, дорогие россияне, вы и сами знаете, кто управлял страной в то время, когда понятие «семья» прочно войдет в лексикон политического истеблишмента. В этот же период времени в нашей новой России появятся первые олигархи, долларовые миллиардеры, начнут активно продаваться месторождения полезных ископаемых, приватизироваться крупнейшие стратегические предприятия, определяющие положение страны в мировой экономике; в органы государственного управления ринутся средние и мелкие предприниматели, желавшие «отбить бабки», вложенные в покупку государственных должностей и «заработать» за период своей государственной службы. «Своим людям» начнут раздаваться должности сенаторов в Государственном Совете, становящиеся не местом для законотворчества, а политическими и коммерческими синекурами, гарантированными людям, их занимавших, при условии сохранения лояльности «семье», управлявшей страной за слабого, физически и духовно немощного президента.
В эти годы с необыкновенной легкостью будут меняться премьер-министры и правительства. И причиной этого будут не кризисы исполнительной власти, а элементарная боязнь уже сильно физически ослабевшего Ельцина и его «семьи» за то, чтобы премьер-министр своей активной деятельностью на своем посту не составил конкуренции президенту.
Если в 1996 году Президент России Б.Н Ельцин сохранил свою власть, то у нас в Санкт-Петербурге, наоборот, произошла смена градоначальников. Первый (и последний) мэр Санкт-Петербурга Анатолий Александрович Собчак проиграл на выборах и уступил свой пост губернатора города своему бывшему заместителю Владимиру Анатольевичу Яковлеву, которого сумеет «провести» на высший должностной пост Петербурга команда московских политтехнологов во главе с Алексеем Кошма- ровым.
Думаю, что о причинах и обстоятельствах смены власти в 1996 году в Санкт- Петербурге еще будут написаны воспоминания и аналитические исследования. Думаю, что и мне, как непосредственному участнику тех событий, было бы что рассказать о бескомпромиссной, далеко не всегда честной борьбе, развернувшейся между двумя конкурентами на право управления нашим городом.
Но, думаю, об этих подробностях политической борьбы можно будет рассказать, как-нибудь в другой раз, а сейчас постараюсь, хотя бы кратко, объяснить причины недовольства со стороны простых горожан А.А. Собчаком, из которого последние годы после его смерти стараются сделать икону с «образа истинной российской демократии». Что поделаешь, мы живем в эпоху нового российского мифотворчества! Творит эти мифы не народ, не партия, а конкретные заинтересованные люди, стремящиеся как можно лучше «преподнести» самих себя нынешнему поколению россиян, а также «застолбить свое место в истории».
Анатолия Александровича Собчака, смею говорить ответственно, к выборам мая
1996 года обоснованно и мотивированно не любили ветераны Великой Отечественной войны и жители блокадного Ленинграда. Не могли простить Собчаку предательства КПСС и коммунисты, еще не отказавшиеся от своих взглядов и хорошо помнившие, как в годы Перестройки Собчак рвался вступить КПСС, в дальнейшем винил коммунистов во всех смертных грехах. Не могли они простить Собчаку и переименования города из Ленинграда в Санкт-Петербург, осуществленного, по всеобщему мнению, благодаря хитрой уловке, примененной при постановке вопроса на референдуме.
Стремление первого мэра Петербурга сделать наш город «банковской и туристической столицей» не могло не раздражать руководителей промышленных предприятий, не получавших от правительства Собчака за годы его правления никакой реальной помощи. Таким образом, в городе ко времени губернаторских выборов, уже сформировалась реальная оппозиция тогдашнему мэру. Но, думаю, что не это было главной причиной того, что А.А. Собчак в результате выборов лишился кресла градоначальника, уступив его гораздо менее яркому и, на тот момент, совсем неискушенному в политике Владимиру Яковлеву, «раскрученному» московскими пиарщиками за каких-то четыре месяца. Главной причинной поражения Собчака на губернаторских выборах был личный конфликт мэра с высокими персонами из окружения президента Ельцина – Олегом Сосковцом и Александром Коржаковым. Первый из них был вице-премьером, а второй начальником президентской охраны, личным телохранителем и «дядькой» при больном и капризном президенте. А.В. Коржаков даже будет отправлен позднее Б.Н. Ельциным и сформировавшейся к тому време- ни «семьей» в политическую ссылку, затем, на крыльях своей опальности выберется в Государственную Думу, издаст откровенные мемуары «Борис Ельцин от рассвета до заката».
Но в 1996 году эти два человека могли решать главное: пускать или не пускать к президенту Ельцину того или иного человека, а также, в каком свете докладывать о нем президенту, большую часть времени находившемуся в неадекватном состоянии алкогольного делирия. Именно эти два политика того времени приняли свое личное решение о смещении А.Собчака с должности главы Петербурга, и сами же выбрали фигуру вице-мэра Яковлева В.А., курировавшего городское хозяйство, в качестве реальной альтернативы «профессору права». А умелые политтехнологи, отрабатывая выплаченные им от спонсоров суммы денег, умело подвели еще совсем «никакого» Владимира Яковлева под образ хозяина-управленца, каким был для Москвы в те годы Юрий Михайлович Лужков, кстати, не сильно жаловавший заносчивого мэра Собчака, излишне гордившегося своей образованностью и светскостью.
Нет смысла подробно вспоминать ход тех выборов, изобиловавших так называемым «черным пиаром», диким, непривычным еще давлением «административного ресурса» мэра Собчака, а также коррупционными скандалами, которые по команде из Москвы начали разгораться в нашем городе. Возможно, это тема отдельных воспоминаний. Ведь нынешние тридцатилетние, естественно, не помнят, не знают этой истории. А историю в России в наше время принято переписывать или трактовать
«под себя». Ну, а этот момент нашей «локальной» городской политики имел далеко идущие последствия. Ведь именно после проигрыша А. Собчака на губернаторских выборах вице-мэр Владимир Путин лишился своего поста и уехал «искать счастья» в Москву, попав на работу в Управление делами президента к всесильному в то время Пал Палычу Бородину, где и сделал свою головокружительную карьеру.
Это ли не подтверждает колоссальную психологическую устойчивость, выработанную у подавляющего большинства сверстников Моего Поколения? Ведь в
1996 году Владимиру Владимировичу исполнилось лишь сорок четыре года, и он был в прекрасной физической форме. А что касается его душевных переживаний того периода, то я не считаю удобным об этом распространяться. Не думаю, что после поста вице-мэра Санкт-Петербурга, да еще курировавшего внешнеэкономические связи, работа в Управлении делами президента была высокой и достойной должностью. Но, как прекрасно сказал в своих стихах поэт, бард и ученый Александр Городницкий, «сущность жизни – в опыте падений».
Примерно через год после поражения А. Собчака на выборах, я встретился с В.В. Путиным на церемонии открытия памятника «300-летию Российского флота», который изваял Михаил Аникушин. Церемония проходила у крейсера «Аврора» на углу Петровской и Петроградской набережных. Я заметил Владимира Владимировича, стоявшего на фоне «Авроры», за милицейским оцеплением и подошел к нему сам. Ведь я принимал участие в церемонии в качестве главы районной администрации, помогавшего на выборах Яковлеву В.А. и вступившего в открытую борьбу с бывшим мэром Собчаком. Оказалось, что В. Путину нужно о чем-то переговорить с губернатором В. Яковлевым. И я провел будущего президента России через милицейское оцепление, сведя двух бывших коллег, ставших на городских выборах непримиримыми противниками. В дальнейшем В.А. Яковлев стал работать в правительственных и иных государственных структурах под руководством Владимира Путина.
Кстати, Владимир Владимирович ни словом не и обмолвится о моем переходе в команду Яковлева. А его окружение из бывших ленинградских чекистов очень долго будет напоминать мне об этом поступке, спрашивая: «Как ты думаешь, Путин об этом помнит?» На что я, в своей манере, отвечал: «А, может, он помнит, как я подошел к нему возле крейсера «Аврора» и подвел к губернатору Яковлеву?» Ох, уж эти вечные российские вопросы: кто кому что сделал, и кто кому что припоминает!!! Когда же мы от них избавимся? У меня уже давно нет никаких переживаний из-за того, что я отстаивал свою честь и достоинство в судебных инстанциях, сумев победить всесильного мэра, а затем сделал все от себя зависящее для недопущения его переизбрания высшим должностным лицом Санкт-Петербурга. Нет комплекса неполноценности оттого, что вместе с А. Собчаком ушел из правительства В.В. Путин, бывший моим ровесником, однокашником по учебе в университете и коллегой по службе в Ленинградской Управлении КГБ. Ведь это «падение» существенно способствовало взлету Владимира Владимировича на самую высокую должность в нашем государстве. А что он помнит и думает обо мне, это надо спросить у него самого. Хотя, смею предположить, ему сейчас некогда вспоминать то уже далекое прошлое. Да и увидимся ли мы с Владимиром Владимировичем когда- нибудь? Кто знает… Кто знает…
1997 год по инициативе президента России Б.Н. Ельцина был объявлен «Годом согласия и примирения». С чем нужно было примириться, и с кем согласиться, нам не очень-то внятно объяснили. Главное, как мы тогда поняли, чтобы граждане России зрелого возраста, вышедшие из «советских людей», не отмечали 80-летие Великой Октябрьской социалистической революции. Объективно говоря, жизнь в стране к этому времени более-менее начала налаживаться. Цены на нефть и газ дорожали стабильно, в наш российский бюджет регулярно вливались валютные поступления. Один доллар обменивался по курсу на 6 (!) рублей. Из нашего российского рубля ушли «лишние» нули, так раздражающие всех моих сверстников, да, пожалуй, представителей и других поколений.
Американские доллары в то время имели в России совершенно свободное хождение. Их имели на руках даже ленинградские бабушки-блокадницы! Магазины заполнялись товарами. И никто не обращал тогда внимания на то, из какой страны- производителя они поступали. Никто в те годы не поднимал вопросов о продовольственной и экономической безопасности России. Может, лишь за исключением коммунистов, с главным лидером которых, Г.А. Зюгановым, мне довелось познакомиться в дни празднования 80-летнего Юбилея Октябрьской революции.
Лидер коммунистов 7 ноября 1997 год посетил корабль революции – легендар-
ный крейсер «Аврора» и провел митинг городских коммунистов во дворце спорта
«Юбилейный». Я был представлен Г.А. Зюганову в качестве главы администрации района, на территории которого коммунистами проводились праздничные мероприятия. Я не имел возможности провести с лидером коммунистов, как говорят дипломаты, «содержательную, продолжительную беседу». Но, наблюдая за этим человеком, я сделал вывод, что лично он, а с ним, видимо, и все коммунисты, согласились примириться с президентом Ельциным, от имени которого в стране в срочном порядке строился варварский, дикий капитализм эпохи первоначального накопления капитала.
Я увидел в глазах Зюганова, что он никогда не сможет стать ярким борцом- трибуном, способным повести за собой массы на «решительную борьбу». Его вполне устраивало тогда, устраивает и сейчас, нахождение в оппозиции к власти. Ведь лидер коммунистов даже ни разу не ставил вопрос о получении хотя бы одного министерского портфеля представителю его партии! А позиция вечного оппозиционера критика весьма и весьма затягивает, как болото, из которого уже нет ни надежд, ни желания когда-либо выбраться. Так что «Год согласия и примирения» прошел в Ро сии относительно спокойно, без эксцессов.
Интересно, а столетие Великой Октябрьской социалистической революции в
2017 году пройдет также буднично? Или же произойдут какие-то события, научные конференции, митинги, акции? А, может, благодаря планомерной, каждодневной работе таких политических обозревателей и политтехнологов «западного» образца, как Владимир Познер и Николай Сванидзе к этому времени слово «советский» буду приравнено к сленговому молодежному термину «отстойный»?
И все было, казалось, в нашей новой России почти хорошо, да вот «пришла беда, откуда не ждали», как писал в «Сказке о Мальчише-Кибальчише» Аркадий Гайдар. В начале 1998 года, ставшего для России Годом Испытаний, президент Ельцин отправил в отставку правительство Виктора Черномырдина, назначив на постт премьер-министра молодого Сергея Владиленовича Кириенко, бывшего комсомольского приятеля одного из «молодых реформаторов» Бориса Немцова. Этот малюсенький, стремительно лысеющий «комсомольский мальчик», вскоре получивший в России хлесткую кличку «киндер-сюрприз», бросил страну в пучину объявленного им дефолта платежей по ГКО (Государственным Казначейским Обязательствам).
Удар по финансовой сфере России и по уровню жизни простых людей был про- сто зубодробительным. Впрочем, не менее сильным этот удар оказался и для российских бизнесменов, особенно связывавших свой бизнес с ценой доллара по отношению к рублю на внешнем рынке. За несколько августовских дней 1998 года доллар вырос больше, чем в четыре раза, достигая отметки в 26-27 рублей!
В считанные дни в России обанкротились тысячи кампаний, в особенности те, у кого были взяты валютные денежные кредиты. Мне даже трудно и очень неприятно себе представить все то, что испытали мои ровесники, которые организовали свой бизнес и только-только начали «вставать на ноги», рассчитывая вовремя вернуть кредиты и наращивать обороты своих предприятий. Сколько сбережений простых граждан, хранившихся в рублях, в очередной раз почти мгновенно обесценились. Хотя кто-то успел «спекульнуть» на разнице курсов валют. Я сам знал людей, которые успели по старому валютному курсу (1$ = 6 рублей) купить по две автомашины, затем выгодно их перепродать уже по новому, в четыре раза увеличивающемуся курсу. Ну, а, представьте, дорогие читатели, какие «бешеные бабки» заработали те, кто заранее знал о том, что будет объявлении дефолт? Ведь эти люди, в то время совсем молодые, (Кириенко С.В. было всего-то 36 лет!), стали миллионерами и миллиардерами в течение нескольких дней!
Сергей Владиленович, умненький мальчик-отличник, не провел «у руля власти» полных четыре месяца (с 24 апреля по 23 августа 1998 года), но ушел от власти (причем на время), думаю, совсем не бедным человеком. Самое главное, что ни снятый с должности премьер-министр, ни министр финансов, никто из вице-премьеров не понес никакого наказания за такой «кидок» страны и ее граждан! Из чего можно сделать очень простой и нехитрый вывод: все эти действия были тщательным образом согласованы и продуманы с «семьей» и ее главой – президентом Ельциным, который все стремительнее терял свой авторитет как внутри страны, так и на международной арене.
По моему мнению, человека, работавшего в те годы в органах государственной власти, «феномен Кириенко» породил серьезные последствия для формирования
«управленческих команд» и взаимоотношений между людьми во властных структурах. Начиная с 1998 года, полностью и окончательно закончилась эпоха «старых советских управленцев», из которых уже не один не сделает сколь-нибудь значительной карьеры. На первое место выдвинутся не профессионализм, не энергичность и преданность делу, которому служит чиновник, а личная преданность сановному
«Иван Ивановичу», способность, не раздумывая и не обсуждая, выполнять любое,
даже незаконное или впрямую преступное распоряжение.
Принципы подбора подчиненных, годами формировавшиеся по анкетным данным, личным и деловым качествам, перешли в плоскость «свой» или «не свой»
человек, способный, кормясь сам от своей должности, направлять «наверх» часть
«честно заработанного» от «прокрутки» государственного бюджета. Тогда впервые появились термины: «посадить своего человека на финансовые потоки»; «попилить бюджет»; а также самое вожделенное для чиновников: «получить откат». Этот термин я впервые услышал лишь весной 1999 года, перейдя под большим давлением губернатора Яковлева В.А. на должность первого заместителя председателя комитета по культуре администрации Санкт-Петербурга. У себя в районе, будучи почти что девять лет первым лицом, я сам устанавливал «правила игры», и потому ничего не слышал и не знал про «откаты», руководствуясь старым «совдеповскими» прин- ципами честного и добросовестного управления и руководства, которые в те годы резко стали выходить из моды.
На высокие руководящие должности, как в правительстве Санкт-Петербурга, так и в российском правительстве начинали приходить молодые, на первый взгляд, совершенно случайные люди, очень хорошо знающие, что можно получить полезного от своей должности, но подчас очень мало задумывающиеся о том, что они должны сделать дельного на своей работе и должности для той сферы управления, которой их поставили руководить.
31 декабря 1999 года в одиннадцать часов утра, ровно за час до отречения от власти президента Б.Н. Ельцина, я объяснял будущему спикеру Государственной Думы Борису Вячеславовичу Грызлову, только-только ставшему депутатом: «Знаешь, Борис, за свои годы государственной службы я пришел к одному очень простому выводу. У нас в России любой государственный служащий, от уборщицы до Президента страны в той или иной степени использует свое служебное положение. Но, одно дело использовать служебное положение, а другое
– злоупотреблять им!» На уточняющий вопрос тогда еще политически наивного Бориса, отлично известного мне по совместной игре в футбол с другом его детства Николаем Патрушевым, я ответил: « Злоупотреблять своим служебным положени- ем – значит совершать уголовно наказуемое деяние. Злоупотребление служебным положением стоит бок о бок с коррупцией и взяточничеством. Этого я себе никогда не мог позволить. Здесь человек должен переступить через черту закона. Но сей- час, последнее время, особенно начав работать в комитете по культуре я вижу, как новые чиновники-руководители ставят свое служебное положение на потребу удовлетворения своих материальных запросов «зарабатывания» за счет своего служебного положения. А о целях, которые должны достигаться для граждан страны в экономической и социальной сфере, исполняя свои служебные обязанности, вообще забывают!»
Через полтора года 11 июля 2001 года я встретился с Б.В. Грызловым, в то время еще министром внутренних дел, в культурном центре ФСБ на Лубянской площади, где мы оба будем отмечать 50-летие нашего общего друга, директора ФСБ Н.П. Патрушева. И Борис успеет сказать мне: «На твоей триаде, Паша, я сейчас сотрудников воспитываю!» К сожалению, в дальнейшем мне не представится возможность доводить свои мысли и мнения об организации работы чиновников до высших российских инстанций. Каждый «питерец», попадавший в Москве на важные руководящие посты, по тем или иным причинам отдалялся от своих бывших приятелей молодости и сослуживцев. Во многом, это происходило стараниями их «свиты», в основном со- стоящей из москвичей, весьма и весьма щепетильно относившихся к появлению вокруг их «шефа» разного рода питерских друзей молодости.
Трудный 1998 год заканчивался совсем-совсем плохо. В конце августа у себя в Петроградском районе мы с огромным трудом сдали все школы к новому учебному году. Расценки на выполнение ремонтных работ и стройматериалы росли, фактически ежедневно, и работу приходилось выполнять, как говорится, «на зубах». Точно также, если не хуже, шла подготовка районного жилищно-коммунального хозяйства и служб благоустройства к зиме. Денег подчас на оплату необходимых работ не было вообще и приходилось использовать весь свой административный ресурс и авторитет, чтобы не провалить работу по отоплению старого, на глазах ветшающего жилого фонда, и не допустить коллапса с уборкой снега.
Не желая никого критиковать и подначивать, скажу одно: такого бардака с уборкой снега на улицах и сосулек на крышах, как это было в Питере в зимы 2009-2010 и 2010-2011 годов, ни я, ни другие коллеги из числа бывших глав районных администраций, за годы своей службы не допустили.
В Петербурге 1998 год закончился еще одним яркими и трагическим событием: убийством 18 ноября 1998 года депутата Государственной Думы Галины Старовойтовой. Уже более десяти лет прошло с того дня, когда было совершено это преступление. Установлены и осуждены исполнители убийства. Но до сих пор нет однозначного ответа: кто же был заказчиком этого политического убийства. Впрочем, только ли по этому «громкому» делу заказчики убийства не были установлены? Разве есть хотя бы одно громкое убийство политического деятеля, бизнесмена или журналиста, где были бы установлены и привлечены к уголовной ответственности заказчики преступления?
Предпоследний год второго тысячелетия принес свои проблемы. Борис Ельцин, сумевший «на тоненького» уйти от импичмента, который хотели ему объявить коммунисты в Государственной Думе, осознавал, что шансов на удачу на следующих президентских выборах 2000 года у него практически нет. А с политическими тяжеловесами, такими, как В.С. Черномырдин и Е.М. Примаков он ухитрился вконец испортить отношения. Премьер-министра Примакова Е.М. наш «неутомимый» президент в мае 1999 года отправил в отставку. Этому уже никто не удивлялся. Уже на следующий день после этой отставки по Москве рассказывали такой политический анекдот: «Заявление президента России Б.Н. Ельцина:
– Вы будете смеяться, но я опять отправил правительство в отставку!»
На политическом горизонте появилась фигура Сергея Вадимовича Степашина (1952 г. рожд.) бывшего преподавателя марксизма-ленинизма Ленинградского Высшего политического училища МВД, ставшего в 1990 году депутатом Верховного совета Российской Федерации, победив в далеко не честной борьбе генерал лейтенанта А.А Куркова, тогдашнего начальника Управления АКГБ СССР по Ленинградской области, убежденного коммуниста и офицера-профессионала.
Затем этот ныне профессиональный политик, а в то время воинствующий непрофессионал-демагог, возглавил то самое Управление КГБ уже по Санкт-Петербургу, ничего не смысля ни в оперативной работе, ни в контрразведке. Но Степашин зарекомендовал себя «человеком команды Ельцина», а потому успел, в дальнейшем, поруководить и ФСБ России, и министерством юстиции, и МВД. Вот такой
«профессиональный управленец» появился весной 1999 года в качестве… потенциального преемника Бориса Ельцина, кресло под которым в то время качалось уже из всех сил.
Но президенту Ельцину и его семья за какие-то три месяца разобрались в том, что было очевидно любому здравомыслящему профессионалу, поработавшему с Сергеем Вадимовичем хотя бы несколько дней: доверять этому человеку свое будущее нельзя. Этот человек так легко и так часто отказывался от своих политических взглядов и убеждений, что однозначно не подходил на роль «гаранта безопасности «семьи» и лично Б.Н. Ельцина. Тогда 9 августа 1999 года Борис Николаевич в очередной раз… отправил правительство в отставку. В тот же день исполняющим обязанности премьер-министра России стал директор Федеральной Службы Безопасности страны Владимир Владимирович Путин, также как и С.В. Степашин 1952 года рождения.
Злые языки в то время, особенно в период президентской избирательной компании 2000 года, поговаривали, что, то ли российские, то ли американские астрологи, предсказали Ельцину, что его преемником должен стать именно человек, рожденный в год Дракона в 1952 году. Поговаривали, что по этому поводу в то время были какие-то публикации в Интернете. Уж и не знаю, позволять ли самому себе верить в это или нет? Но совпадения в биографии Степашина и Путина, несомненно, есть: оба были директорами ФСБ, оба ровесники, жили в Петербурге. Хотя Владимир Владимирович, надо отметить, никогда не занимался депутатской деятельностью. Ну, а то, что его слово гораздо крепче степашинского, в этом ни у меня лично, ни у моих коллег из клуба офицеров запаса КГБ «Дом-4» никогда не было. В. Путин не бросил своего бывшего шефа Анатолия Собчака в самый тяжелый для него период жизни, не позволив его «съесть», что, по-видимому, стало решающим для Б. Ельцина и его «семьи» при принятии решения о назначении преемника.
То, что Владимир Владимирович является очень подходящей фигурой, сомневаться не приходилось. Неожиданным, думаю, практически для всех в стране, стал предновогодний «ход» президента Бориса Ельцина, когда он за двенадцать часов до Нового 2000 года заявил по телевидению о своем добровольном и досрочном сложении полномочий президента России и возложении исполнения президентских обязанностей на премьер-министра В.В. Путина.
Но этот «ход», однозначно, готовился заранее, и не был ельцинской импровизацией, на который так был горазд наш первый президент новой России. Ведь не слу- чайно выборы в Государственную Думу в декабре 1999 года прошли по совершенно новым правилам, по так называемым партийным спискам, утверждавшихся в регионах. Голосуя за «Единую Россию», новую партию власти, избиратели, прежде всего, видели перед своими глазами три первых фамилии так называемого федераль- ного списка: министра МЧС Сергея Шойгу, мэра Москвы Юрия Лужкова и борца с коррупций, в прошлом сотрудника милиции Анатолия Гурова. Смею утверждать, что в декабре 1999 года Борис Вячеславович Грызлов, ставший впоследствии одним из лидеров партии «Единая Россия», был ограниченно известен в узких кругах представителей власти Петроградского района Санкт-Петербурга, в районный совет которого в 1990 году он не смог пройти.
Ну, скажите, а кто в России, кроме жителей ее родного города знал до выборов
1999 года Любовь Слиску? Скажите, дорогие мои ровесники и вы, молодые читатели, если вы когда-либо будете у этой книги: где, в какой стране, можно вот так, ни с того, ни с сего, без многолетней политической карьеры, общественной работы, сразу же взлететь на вершину политического Олимпа? Ну, конечно же, такое возможно только в России!
К сожалению, 90-е годы заканчивались не во всем благостно и радостно: осенью
1999 года началась так называемая «вторая чеченская война», и Владимир Владимирович Путин и его политтехнологи очень удивили россиян и весь мир, когда 1 января 2000 года по телевидению были показаны репортажи о том, как новоиспеченный исполняющий обязанности президента страны В.В Путин встречает новый год в Чеченской республике, желая поддержать войска и их боевой дух. Ну, и, заодно, поднимая свой предвыборный рейтинг. Страна, а, вместе с ней, весь мир входили в 2000 год, опасаясь не столько компьютерных сбоев, а сколько неизвестности и непредсказуемости, которой было слишком много в течение десятилетия «лихих девяностых». В тот Новый год люди совершенно искренне желали друг другу: лишь бы жизнь не стала хуже той, которая уже была, и к которой привыкли.
Признайтесь честно, мои ровесники, (я имею в виду тех, кто не знал лично В.В. Путина), вы ведь не очень-то задумывались над вопросом, который в то время часто задавали американские журналисты: «Who is Mr. Putin?» Увидеть на экране телевизора вместо одутловатого лица Б.Ельцина с заплывшими, потухшими глазами, молодого, подтянутого лидера, пусть еще не всегда умеющего сказать нужные, правильные слова и грешившего жаргонизмами, но имевшего жесткий, ясный взгляд и энергично выражавшего свои мысли, было в тот 2000 год, казалось, просто большой человеческой радостью. Оказалось, что людям, простым гражданам своей страны так немного нужно для счастья: просто не краснеть за поведение своего президента во время «встреч в верхах», услышать ясный, членораздельный ответ на заданный вопрос, увидеть президента своей страны физически подтянутым, собранным, здоровым, способным решать проблемы граждан России.
Это даже очень хорошо, что наш новый Президент, которого мы, несомненно, выберем в марте 2000 года, дает жесткие оценки и проявляет строгость. Это хорошо! Это нам, русским, очень даже нравится! Правильно он сказал, что террористов надо мочить в сортире, правильно. И то, что он вышел из спецслужб, – тоже хорошо. Значит, он знает правду об обстановке в стране. Значит, не будет заблуждаться. И хватит нам этой демократии, хватит. Наелись мы ею за последние годы по полной программе. Нам вообще трудно понять, что такое демократия. Вот в Европе, вроде как уже столетиями эта демократия торжествует, а ведь великий англичанин Бернард Шоу сказал: «Демократия – это форма правления, которая выбор некомпетентными многими подменяет назначением коррумпированными немногими».
Нам, родившимся в 1952 году, несомненно, льстило, что мы будем иметь возможность выбрать на пост Президента страны своего ровесника, человека, жившего с нами в одно и то же время, а, значит, понимающий это время и нашу жизнь. А чего хочется простому народу от власти? Ну, конечно же, понимания. В марте
2000 года наш личный выбор стал выбором России, с которым мы с надеждой вой-
дем в ХХI век и в новое третье тысячелетие.
Песня на закате жизни
(вместо послесловия)
Пришло время завершать свой «Рассказ о Моем Поколении», возможно, весьма субъективный и, наверняка, затянувшийся. Но, мне кажется, я еще так много важного не успел и не сумел поведать бумаге, что остается чувство какой-то недосказанности.
Мое Поколение, и это очевидно, говоря словами писателя Шолома Алейхема,
«едет с ярмарки». Наша юность, молодость и зрелость были заполнены яркими событиями, имевшими как патетическое, так и трагическое звучание. Мы, рожденные в 1952 году, дожившие до своего 60-летия, явственно осознаем, что уже Другое Поколение, воспитанное на иных играх, песнях и кинофильмах определяет «столбовые пути» развития России, даже несмотря на то, что среди первых лиц нашего государства мы видим много своих ровесников, бывших для кого-то из нас в прежние годы друзьями, товарищами и сослуживцами.
«Кто сменит меня, кто в атаку пойдет?
Кто выйдет к заветному мосту?
И мне захотелось: пусть будет вон тот,
Одетый во все не по росту», –
пел в одной из своих военных песен Владимир Высоцкий. Герой этой песни пе-
ред неизбежной смертью искренне, как на духу выкрикивает:
«Я успеваю улыбнуться,
Я видел, кто придет за мной.
Мы не успели оглянуться,
А сыновья уходят в бой…»
Возможно, склоняясь над листами рукописи этой книги, я с затаенной надеждой рассчитывал на то, что ее главы будут интересны не только моим ровесникам, чьи воспоминания о молодости созвучны моим собственным, а также и тем, кто сейчас все увереннее берет в свои руки управление экономикой и политикой нашей страны. Может они, эти будущие губернаторы, сенаторы олигархи, премьер-министры и президенты лучше смогут понять поколение своих отцов и дедов, которые искренне и беззаветно служили своей стране, а сейчас, зачастую с напряжением, ожидают чем, какой социальной политикой ответит нам страна в нашей неотвратимо приближающейся старости?..
Может этот рассказ хоть как-то поможет лучшему пониманию тех духовных ценностей, от которых, я уверен, не может отказаться Мое Поколение. Ведь не настолько безнадежно стары мы, рожденные в 50-е годы уже прошлого века. И не такими уж бездуховными являются наши внуки, принадлежащие к новому Компьютерному Поколению, чтобы уж совсем-совсем не найти общего языка с такими стариками, как мы.
Конечно же, нам уже не угнаться за всеми компьютерными и коммуникационными технологиями, которыми «будущие капитаны российского бизнеса» овладевают (не без нашей помощи и заботы) буквально с пеленок. Да и нет в этом никакой необходимости! Старикам всегда важно ощущать свою нужность и сопричастность со всем, что происходит вокруг них: в семье, в городе, в стране, в мире. Вечный конфликт отцов и детей разрешается всегда и в любой стране очень просто: внуки, конфликтуя с родителями, всегда тянутся к своим бабушкам и дедушкам, которые готовы прощать, баловать и одаривать детей своих детей значительно щедрее, чем их папы и мамы.
С возрастом человек должен становиться мудрее. И терпеливее. Не случайно не- мецкий физик, философ и публицист Георг Кристоф Лихтенберг еще в конце ХVIII века сказал: «Первый шаг мудрости – нападать на все. Последний шаг мудрости – переносить все». Старость и мудрость – не всегда слова-синонимы. Но старость без мудрости не может быть спокойной и счастливой.
«Беспокойная старость» – так назывался спектакль драматурга Леонида Рахманова, поставленный в знаменитом товстоноговском БДТ имени Горького в 70-е годы прошлого ХХ века, повествовавший о старом профессоре Полежаеве (прообраз И.П. Павлова), принявшем Октябрьскую революции, и ставшем народным депутатом от Балтийского флота. Желал бы я своим ровесникам и себе самому такой «беспокойной старости»? Пожалуй, что нет. Я желаю своим сверстникам того, о чем мечтаю сам: спокойной и достойной старости. Такой старости, которая не ходит в старых, заплатанных одеждах, не считает каждую копейку от пенсии до пенсии. Такой старости, когда нет стремления протестовать, кричать о том, что «так жить нельзя», а также выходить на марши несогласных против политики российского правительства.
Доживем ли мы, испытаем ли мы, россияне, то, что позволяют себе миллионы пенсионеров в США, Японии и Западной Европе: путешествовать на свои собствен- ные пенсионные сбережения, позволять себе разнообразный и интересный досуг, связанный со спортом и приобщением к богатствам мировой культуры?! Очень хо- телось бы, чтобы это хоть для какой-то части моих ровесников реализовалось, а не осталось только мечтой.
«Мечтать, надо мечтать
Детям орлиного племени.
Есть сила и воля у нас, чтобы стать
Героями нашего времени» –
так пелось в песне нашей молодости. И мы, действительно, были героями свое-
го времени. А сейчас…
Сейчас нам пора переходить в новое качество. Мы вступаем в свой Возраст Осе- ни, Возраст Мудрости. Но в нас все еще играет искрящееся вино Молодости. Мне и моим ровесникам сегодня больше созвучны стихи китайского поэта Ли Пань-Луна (1514-1570), названные «Песня на закате жизни»:
«Книгу писал всю жизнь,
не написал и знака.
Истинный путь пытался постичь,
но остался безумцем.
Вас прошу: берегите себя,
праздность тешьте душу.
Мутное попивайте винцо сколько хотите, вволю.
Нет человека, чтоб не ценил
выгод чиновничьей службы.
Кто бы, как вы, сумел навек
должность оставить спокойно?
Нет человека, чтоб не ценил
власти своей над другими, –
Кто бы, как вы, ворота закрыв,
жил, никому не мешая?
Нынче против глупцов воевать –
не ко времени песня.
В жизни, которой правит покой,
тоже есть своя прелесть».
20 августа 2011 года
Город Будва, Черногория