Что так притягивает в этой суровой армейской службе немногих сильных и красивых мужчин? То ли простота и молодость, на которой здесь зиждется все: от зеленых палаток до простой парашютной сумки. Зачем остаются здесь люди, проживать жизнь? А может это и есть та безвыходность, неизбежность, которая многих лишает возможности найти дело на гражданке.
Седой капитан с взъерошенными волосами, в расстегнутом кителе десантуры и расшнурованных ботинках тяжело шагнул через порог палатки.
Солдаты вскочили.
- Сидите, ребята, я вот к вам не по делу, а так, просто...
Заявил капитан с хмельной бесшабашностью.
- Знаете, у меня чувство такое что скоро для меня все закончится...
Молчание.
- Яблоко хотите, товарищ капитан?
- Ну давай, давай...
Он сочно взгрызься в белую мякоть.
- Ну как служится, бойцы? Девчата то пишут? А вы им? Вот и верно...
Он вдруг скривился и с ненавистью уставился на фрукт.
- Чего замолчали,
Солдаты в недоумении уставились на капитана. Молчалив и замкнут - вот что это за человек для них. Чего пришел, или пугает? Тридцать лет служит, решил постращать, рисануться, бравый вояка!
Липкая хмельная грусть медленно передавалась солдатам. Молча рассевшись они ждали, капитан жевал яблоко. И тут сержант Саня Кравцов спросил:
- Откуда такое настроение, товарищ капитан, вы же столько времени служите?
-Хочешь, расскажу?
Я вот как вы был, когда с девушкой своей попрощался и служить пошел. Она все ждала на гражданке, письма писала нежные. Я их с собой носил. Мне до конца службы оставалось всего полгода, получил сержанта. А потом и сапоги - гармонь, дембель, обрадовался, что мол приеду - женюсь, ну как положено...
В последний день сидел весь как на иголках и время не шло.
За два часа до поезда вышел из казармы, прощался по дороге со всеми, сигареты раздавал. На КПП уже ворота открыли и тут сзади :" Эй, Громов! Тебе тут письмо!"
знакомый почерк, аж сердце екнуло! Открыл и прочитал всего три слова коротких, как молния: "Больше не пиши!"
Я взял вещмешок и двинул назад. Остался в части на день, потом на недельку, потом на месяц, год... Так и потерял свою гражданку. Но вот завтра, кажется, потеряю все!
Утром самолеты взвились в небо. Плац стал маленьким квадратиком, техника - игрушками, и вот, наконец, прогудела сирена и зажегся красный глазок. В проходе появлялись парашютисты, потом исчезали один за одним в прорезном проеме двери и прыгали вниз. Воздух шумел в ушах, быстро приближалась земля. Потом единым шумным выдохом раскрывался за спиной парашют и, туго натянув стропы, десантура шла к земле.
Только мимо открытых куполов, как одуванчики в поле распустившихся в небе, летел, кувыркаясь человечек в зеленой форме... Парашют жалким обрывком торчал из сумки - запаска не сработала... На земле бегали люди. Кричали. Суетились. Точка быстро приближалась. Глухой удар ошеломил всех. Не стало слышно шума возвращавшихся самолетов, крика людей, пения ветра в трубах полевых кухонь...Жизнь замерла.
Хоронили капитана Громова на территории части. Пять залпов из оружия. Гроб пронесли по плацу. Военный оркестр.
Он был прав вчера - для него все закончилось. Красиво и быстро: в синем безоблачном небе , среди бело-голубых куполов...
Вечером при свете летучей мыши ребята пишут домой. Противно вздрагивают пальцы, во рту сухо. Получая ответ, долго носят в кармане, не решаясь распечатать.
18 августа 1993 года.