В прежние времена участие в праздничных демонстрациях было общественно важным поступком. Никто даже не задумывался о причинах и необходимости этого - надо!
Сейчас об этом говорят разное. Оказывается, были граждане, осуждавшие эти походы как дежурное проявление единства и даже пострадавшие за это.
Многие из пострадавших уехали в места, где происходят землетрясения, цунами, торнадо и всякое другое, но только не те сезонные праздники единения, когда утро начиналось со сбора у проходных учреждений, с бодрых маршей, разносящихся из репродукторов.
С ноябрьской демонстрации разметчик Василий Егорович Базунов отпросился - друг пригласил его в Москву на юбилей.
Приехали вечером, выпили, поговорили. А с утра у друга хлопоты – проверить, как дела в кафе, снятом для встречи, докупить кое-что.
По телевизору гремят оркестры, идут репортажи о движении колонн туда, к Кремлю, на знакомую разлинованную площадь с мавзолеем, где будет главное действие.
И сказал Базунов жене:
– Пойдем, Вера. В Москве на демонстрации мы не были, посмотрим, как у них.
Вышли и двинулись в сторону, где слышны были оркестры.
Вскоре увидели колонны с транспарантами и знаменами. Но пристроиться в ряды не удавалось. Только попробуют – появляется некто, ответственный за порядок.
– Вы – служащие предприятия имени такого-то?
Нет – ступайте на тротуар! Не мешайте организованному шествию!
И так много раз. Василий Егорович огорчился:
– Что же вы трудящихся из Питера не пускаете? У нас каждый имеет право везде присутствовать и радоваться. Так нельзя…
Никого его слова не взволновали. Ситуация такая - вперед не пускают, сзади оцеплено, остается стоять, неизвестно зачем.
Тут пошли просто представители народа, с гармошками и цветами. Василий Егорович воспрянул, решил в одну из колонн сунуться.
И опять, как из воздуха, возник регулирующий товарищ.
– Где ваша шестерка?
– Какая шестерка? Вот - я, жена, мы к Кремлю хотим. Мы к другу приехали, решили вместе со всеми выразить...
– Неорганизованно нельзя! Видите - все шеренги из шести человек. А вас - двое. Отойдите на тротуар! Не мешайте мероприятию!
Вот - история! Радости никакой, время проходит впустую.
И видит Василий Егорович у ларька двух, еще непросохших с прошлых торжеств. Взгляд у них мутный, ориентация слабая. Он к ним - с вопросом:
– Что вы сачкуете, когда все в едином порыве?!
– Отстали, – отвечает один, – бегут, как стометровку, потом стоят.
Плохая организация, и выпить не разрешают.
– Вопрос решаемый,– говорит им Базунов и думает:
«двоих нашел, где остальных сыскать?»
И как раз - на тротуаре стоят две толстоногие школьницы.
– Давайте - с нами! Я приведу вас к мавзолею! – кричит им Базунов.
– Какое счастье! – шелестят школьницы.
Образовавшаяся сборная шестерка без возражений была допущена в колонны.
Откуда-то сверху донеслось:
– Оформление – поднять!
И шеренги трудящихся вступили на Красную площадь, где на трибуне мавзолея стояли руководящие лица страны. Неожиданно для себя, Василий Егорович начал выкрикивать что–то бодрое, а стоящие на мавзолее вяло подняли руки, приветствуя народ.
И то ли от переживаний, то ли острым глазом разметчика, но увидел Базунов на трибуне нечто, что очень его взволновало. Он опустил голову и путь по спуску с площади, к станции метро, прошел в такой задумчивости, что жена озаботилась - не устал ли, не промочил ли ноги, а то может не ко времени и простудится.
Василий Егорович ей не отвечал и лишь у дома друга таинственно сказал:
– Вера, на мавзолее, знаешь, как стояли? Пятеро в плащах, а один - в шинели! Дальше, опять пятеро в плащах, а один - в шинели! Вот ведь как!
Он был так возбужден своим открытием, что сразу рассказал об этом московскому другу. Тот лишь улыбнулся:
– Ну, ты даешь, Василий! Ничего, сейчас выпьем, закусим, и все у нас прояснится!
Так и случилось.