Созерцая происходящую картину, приходит понимание, что обычная повседневная жизнь - скучна и монотонна. Периодические встряски организму, в виде непредвиденных поворотов судьбы, меняющих твою жизнь, - некая необходимость для поддержания тонуса, особенно, если окружающая среда совсем потеряла свою новизну. Когда ты знаешь суть - истинное значение вещей - жизнь становится скучной и предсказуемой. Ты видишь мир и жизнь, как на ладони, но когда ты попадаешь в ситуацию не поддающуюся анализу или какому-либо понимаю в целом - в тот же миг начинаешь ощущать, как быстро уходит почва из под ног. Ты теряешь равновесие, из последних сил стараясь объяснить необъяснимое в своей голове, а тут ещё на тебя морально давят. Будучи заточенным в той реалии, которую все окружающие тебя воспринимают, как данность, понимаешь, что те самые повороты отнюдь не в рамках физических законов.
- Кто таковъ?
Когда понимаешь, что твой мир начинает рушиться - реальность, подобно стеклу, разбивается и её словно бы никогда не существовало - ты оказываешься в другом мире. Сперва ты обычный человек: радуешься жизни, веселишься с друзьями, в душе задумываешься о том, что этот мир ничего не значит, потому что существует в довольно смутном представлении материй ограниченных видений и объективном понимании истины, а потом, в одночасье, всё рушится. И всё это проклятое подсознательное определение истины, преследующее, точно наваждение, - приводят в отрезвляющее осознание, которое до последнего пытаешься отрицать от слишком долгого погружения в ложной среде. Глубочайшая ошибка мыслящего, полагать, что мыслят все. Так же и тут - ты знаешь что-то больше, понимаешь иначе и абсолютно точно уверен в том, что все остальные попросту ещё не догадались... Не рассмотрели, не разобрали, не прочли и не придали значения очевидному - немного запаздывают в осознании. А потом, конечно же, понимаешь, что не все такие, а это ты такой "уникальный"... Фрик, которого огибают дальней дорого, боясь иной направленности мыслей, точно заразы, рушащей стабильность и отлаженность существования. А зачем ломать то, что и так работает?... Но люди, со своей "заторможенностью", как раз таки нормальные, а ты - нет.
- Назовисъ! - голос звучал динамично, проходя волновой рябью по телу и, как даже кажется, - по частицам воздуха. Он вибрировал от стен, складывающихся трубным тоннелем.
"Стены? Тоннель?..."
Очертания вырисовывались из помутневшего тусклого пятна и складывались в единый пазл. Играющий свет огня, пляшущего откуда-то снаружи, оживлял сырой, покрытый растительностью, камень кладки.
Сбитое дыхание раздирало горло. Руки - влажные и липкие - сжимали что-то жесткое и колючее перед собой - оно, осёдланое, точно лошадь под тобой, дышало. Навостренные уши торчали из гиганской мохнатой головы. Невзирая на частое дыхание и гиганские размеры мохнатого белого животного - не пугала, чего нельзя было сказать о старике напротив. Массивное тело, кланящееся к земле, опиралось на деревянную трость, достигающую подбородка старика. Она - трость - имела текучую живую форму, тянущуюся к верху. В тусклом освещении было видно игру бликов её отполированной временем до гладкости поверхности. Казалось, будто эта трость служила не то подпоркой, не то дополнительной конечностью, создающей балас. Сам старик был угрюмый, мрачный и обветшалый. Он был облачен в свободную одежду, опоясаную кушаком и скрывающуюся под черным подолом тяжелого плаща на его плечах. Ворот поблескивал радужными бликами, в которых рассматривались черные перья. Позади старика виднелась тропа, усыпанная мелкой галькой. Извилистая полоса, странным образом углубляющаяся в земной почве, вела к ветхой сторожке, покосившей от времени, часть которой скрывали тянущиеся к долу тонкие прутья ивы. Стоя на самом краю лесной опушки, она слоно бы соприкасалась тыльной стеной к лесной чащобе - плотная стена растительности и сумеречной тьмы формировала собой некую стену, сквозь которою ни мышь не пробежит, ни птица не пролетит. Огибающее сторожку углубление тропы подсказало, что это некогда был не просто домишка, а водяная мельница. Застывшее колесо скромно выглядывало из-за прохудившейся скрипящей крыши. Вход был небольшой, словно бы для ребенка или очень низкого человека. Тяжелая массивная дверь висела на ржавых металлических петлях, прибитых заклепками. Отшлифованная времинем ручка, имеющая Л-образную форму, былая прикреплена одной стороны к двери, а другой торчала, как рукоятка старого холодильника, на которую нужно было надавить, что бы дверь открылась. На фоне деревянной двери она выделялась, т.к. была... костяной.
Над дверь красовался резной витиеватый орнамент. В нём ясно проглядывался прямой клюв, раскинутые крылья и извилистое тело с клыкастой головой - символы ворона и змеи, тело которой и формировало тот самый узор орнамента.
- М-меня зовут Данила... - ответ прозвучал сбито и скованно, словно бы камни были последней принятой пищей. Волк подал сдавленный рык, напонимая о себе и давая понять, что наездник на спине для него не естественен.
- Даниил! - в этот раз ответ был более четким и выпаленным с оборонительной храбростью. Старик немного помолчавши, словно бы обдумывая ответ, произнес тем же тяжёлым гудящим голосом:
- Заходи, коли пришелъ, - не двинувшись с места, он стоял, точно бы приглашая подойти к нему. Резкий втягивающий порыв ветра заставил обернуться, всматриваясь в темноту позади. Абсолютная уверенность, ещё секунду назад, говорила, что путь волка пролегал именно с той стороны. Но что-то внутри подсказывало - за той темнотой нет ничего, кроме пустоты. Клубящийся мрак угнетал своим едва уловимым шумом. Но то, что предшествовало тоннелю - каменная стена заброшенных улиц некогда жилого города, в которую на полном ходу влетел волк, погружаясь, точно она была всего лишь видимость для отвода любопытных глаз - некая ширма - остались с той стороны и работали только в одном направлении. Или же... Скрытый проход, ведёт в том направлении, конечный путь которого, ты ищешь?...
- Чейный будешь? - вопрос заставил вернуть внимание собеседнику.
- Что...? Что значит чейный?.. - в горле застыло "ни чейный" и понимание пришло само собой, в котором крылась отсылка к родству, корням и истокам. - Велизаров Даниил Павлович. - но стоило произнести свое имя, как невнятный вопрос закрался в голову, заставляя усомнится в собеседнике.
"С кем говорю я?..."
Пара шагов на встречу к выходу вновь перевернули в сознании всё с ног на голову - фигура старика словно бы покрылась толстым слоем лака для мебели, помрачнела, иссохла, закаменела и поросла мхом, оживленная лишь причудливыми блики от фонаря за его спиной. Каменное изваяние стояло препятствие, словно бы веками стерегующее этот тоннель. Может, он никогда и не был живы? Возможно, это было всего лишь воображение от перевозбуждения и стресса? Чей голос тогда звучал так явно? Тоже галлюцинации? Вол так же застыл, словно бы течение времени для него остановилось и перестало существовать. Но с ним или без него, путь должен продолжиться. Тоннель оказался аркой старого моста, перекинутого через давно пересохшее русло реки. Мелкая галька, шуршащая под ногами, была остатками былой памяти некогда гремучих вод, стачивающих в своей пучине погруденных пород камня. Но ведь эти детали были и так ясны с самого начала, как только взгляд сфокусировался на камнях... Вся их суть, жизнь от истока до настоящего момента шагов, сделанных в направлении дома, в котором уже ждала постель и теплый ужин. Но стоило толкнуть дверь, как из-за спины донеслось рычание из пасти волка и в следующий момент его челюсти сомкнулись на предплечье, наполняя его острой болью. В тоже мгновение, в резком порыве гудящего ветра, волк растворился, а на руке словно бы ничего и небыло. И, возможно, обычный человек поверил бы, что всё это игра его воображения на фоне пережитого стресса, но только не тот, кто знает, что это была плата за переправу. Плата кровью - та цена, которая была ясна ещё с самого начала. Да и взяла она ни больше, ни меньше, а именно столько, сколько позволено. Тем более, в глубинах мыслей затаилось некое предвкушение скорой встречи вновь. А пока, за скромной старой дверью мельницы, ожидал очередной поворот, таящийся простирающийся темным коридором, освещённым пляшущими огнями ночных фонарей. Его высокий сводчатые потолоки теряются во мраке ночи. Но всмотревшись в глубину сводов, можно увидеть мерцание звёзд. Часть блеклого света падало с широких окон, выходящих во внутренний двор, в котором виднеются ветви ивы, клонящейся полукуполом к земле. Корни её, старые и толстые, взымались, точно пригорки, огибая огромные скалистые валуны и укрывая под собой прохладу подземных вод, местами выбивающуюся на поверхность. Под мраком ее тени, плавно витают в пространстве голубые мерцающие огни, парящие в покое глубокой ночи. И всё там спит, за исключением двоих личностей. Где каждый шаг отбивается эхом от поверхности стен, две скрытые завесой пелены фигуры, имена которых Митридат Босполавред и Михаил Дэльвиг, тайком проскальзывают по ночным коридорам.
Нажав на ручку, дверь поддалась натиску и со скрипом приоткрылась, открывая стены шестиконечного бастиона.
© distremis