ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ШЕСТАЯ (1857-1859)
Глава 96.213. КЛИНОК И НОЖНЫ ИСКАЛИ ДРУГ ДРУГА…
В следующую ночь я не спала, а лишь притворялась спящей.
Отец внимательно проверил, уснула ли я уже. Когда я начала глубоко дышать, он приступил к действиям. На сей раз он сразу поднял одеяло и, устроившись рядом со мной, снова укрыл нас обоих. Сначала он лежал тихо, прижавшись к моему бедру, поскольку я лежала на спине. И тихонечко задрал мне сорочку, так что я почувствовала этим боком его медленно набухающий ствол.
Он поднимал мою сорочку выше и выше, пока не закатал её до самого горла. Затем он опять возобновил игру с моими грудями, целуя и облизывая соски так, что я дрожала от вожделения. Я полагала, что он опять только потопчется у дверей, и я при этом останусь с носом. Тем не менее, я продолжала играть роль спящей.
Его рука скользнула вниз. Он снова раздвинул мне ноги. Это далось ему без особых усилий, поскольку я сама невольно уже чуточку их раскинула. Когда он прикоснулся ко мне пальцами, я не удержалась и начала помаленьку подмахивать попкой.
Я ведь ещё прошлой ночью убедилась, что он всё-таки пребывает в уверенности, что я сплю. Моё движение привело его в такое возбуждение, что он без промедления забрался на меня, и едва я ощутила, как его горячий жеребец бьется у входа в рай, похоть окончательно и бесповоротно овладела мной, я начала сильнее подмахивать и умелыми выверенными манёврами постаралась облегчить ему кратчайший путь к нирване.
То ли возбуждение заставило его потерять бдительность, то ли он полагал, должно быть, что у меня такой крепкий сон, короче, он принялся толкать своего жеребца яростнее, чем минувшей ночью. Я не пропускала ни одного удара. Клинок и ножны искали друг друга, и вдруг он вогнал его мне так глубоко, что я буквально дыхание потеряла. Позабыв обо всём на свете, я воскликнула:
– Ах…
Он замер, но продолжал крепко вдавливать в меня пенис.
Но теперь я, наконец, осознала, что мне нет больше необходимости бояться его, и заговорила с ним, будто только что проснувшись.
– Отец… чем это вы занимаетесь?
При этом я несколько раз едва заметно подтолкнула его снизу.
Он испугался от неожиданности, однако был уже не в силах покинуть сочное гнездышко.
– Отец… – прошептала я, – ради бога… что вы творите?.. Уйдите, пожалуйста… отец… уйдите… что вы тут делаете?
И в то время, когда я говорила это, толчки мои становились всё более энергичными.
– Ничего я не делаю… – прошептал он, – ничего… я, знаешь ли… я, знаешь ли… уснул.
– Итак, отец… чем это мы занимаемся?
– Я не знал, что ты того…
Я заметила, что он пытается оправдаться, и возразила:
– Да, я того… я того, отец… я… – Но с каждым «я того» я, провоцируемая его колотушкой, не могла удержаться, чтобы не сделать энергичный толчок.
– Отец… – продолжала говорить я, поскольку он молчал, – отец… вы же меня сношаете…
И я обняла его.
Теперь он полностью лёг на меня, схватил за груди и, ничего мне не отвечая, начал размеренно и без стеснения наносить удары.
Я держала его в крепких объятиях и шептала ему на ухо:
– Это же грех… отец… я боюсь… ах… отец… ах, крепче… крепче… ах… вот так хорошо… но я боюсь…
– Пустяки всё это… – проговорил он в ответ, – никто ведь ничего не знает… и ничего знать не будет…
– Нет… не узнает… – согласилась я, – нет… я ничего не скажу…
Он застучал ожесточённее.
– И правильно… ты молодчина… молодчина…
Я дерзко спросила:
– Отец… тебе хорошо?
– Да… да… да… – и он отыскал губами мою грудь.
– Если отец хочет… – прошептала я, – то я всегда позволю вам меня сношать…
– Будь спокойна… да… я хочу…
– Отец, у меня подкатывает… крепче… крепче… ах… так!..
Я была наверху блаженства, ибо я так долго и томительно ждала этого, а сейчас мне, похоже, было разрешено всё.
– Отец, на вас тоже накатывает?
– Да, вот сейчас… сейчас… Хеля… сейчас… ах, как это хорошо…
Мы в одно время принесли жертву и уснули затем рука об руку.
Весь следующий день отец держался как никогда очень робко, разговаривал со мной только спокойным тоном и не глядел мне прямо в глаза. Я тоже избегала его и ждала вечера.
Когда мы легли в постель, я перебралась к нему.
– Отец… – шепнула я, – вы злитесь?
Я взяла его ладонь и положила себе на обнажённую грудь.
– Нет… – ответил он, – я не злюсь.
– Ах… я вот только тут размышлял… – помолчав, добавил он.
– О чём же, отец?
– Ну, я полагаю… – откликнулся он, поглаживая мне грудь, точно спелого винограда гроздь, склонявшуюся над ним, – я полагаю, что если уж если жалкий преподаватель катехизиса имел право такое делать, значит, само собой и кому-то другому тоже не возбраняется…
Я запустила руку под одеяло, ухватила его за член, который тотчас же выпрямился, точно солдат.
– Отец… если вы снова хотите… я позволяю…
– Ну, с богом, – пропыхтел он, учащённо дыша.
Тут я оседлала его верхом и вправила себе опорную балку. Он крепко держал меня за груди, и в такой позе мы буквально за несколько минут доскакали до конечной станции.
Теперь отец и днём стал приветлив со мной. Протягивала ли я ему стакан воды или он просто проходил мимо, он непременно гладил мою грудь, а я быстро проводила ладонью по его промежности.
Он по-прежнему разговаривал о делах, о всевозможных вопросах домашнего хозяйства, о своих денежных заботах. При этом он покупал мне из одежды всё, чего мне только хотелось, и что позволял его кошелёк, он позволил мне оставлять у себя квартплату наших постояльцев, короче говоря, я представлялась себе очень взрослой и важной особой.
Однажды я спросила его:
– Отец, вы не забыли, что мне ещё приходилось делать господину преподавателю катехизиса?
Дело было ночью, и у нас как раз была позади успешно разыгранная партия, но, правда, одна единственная.
– Нет, – сказал он, – а почему ты спрашиваешь?
– Могу я вам показать?
– Да… мне это было бы любопытно…
Я взяла его ставший мягким пенис, склонилась над ним и сунула в рот.
– Так приятно?
– Да… это приятно… ах… только продолжай… только не останавливайся…
Я действовала со всей сноровкой до тех пор, пока он снова не выпрямился как флагшток.
– Отец… но преподаватель катехизиса и сам мне кое-что делал… – солгала я.
Мне ведь не было никакой разницы. Преподаватель катехизиса или кто другой, ведь о помощнике священника я благоразумно умолчала.
– Ты хочешь, чтобы я то же сделал тебе? – спросил он меня.
– Да.
Он обхватил меня за талию, навзничь бросил на постель и тут же погрузил голову между моими ногами. И потом с таким рвением принялся надраивать палубу, что у меня аж дух перехватило.
В следующий момент он, однако, прервал это занятия и начал меня сношать. Я не видела большой разницы между вторым и первым, и то и другое было мне любо, поскольку в своём вдохновении я не сдерживалась.