Соседи. книга вторая. Шизофрения

               
               
      Я был уверен, что у гениального Жириновского самый правильный и справедливый в мире Аппарат и посему, собираясь в дорогу, испытывал легкое приятное волнение.
В купе плацкартного вагона я встретил знакомого по работе в одном из предприятий бытового обслуживания, что добавило положительных эмоций. Яков Маркович, мой бывший директор, ехал в командировку со своей простынкой и вареными яичками. И нам было о чем поговорить. Проснулся я с мокрой от пота спиной – проводники в последние часы явно перестарались с обогревом пассажиров.   Люди, замерзающие с вечера, теперь с помятыми лицами толпились в духоте возле туалета. Занимать очередь было бессмысленно. Купив билет на обратный путь, я прошел в полупустой зал ожидания и съежился на жестком сиденье. Когда стрелки часов показали 8 утра, я вошел в метро.
На проходной  аппарата стоял дежурный. Посмотрев мой партийный билет, он позвонил и попросил подождать, когда спустится куратор нашего региона. Минут через пятнадцать вышел молодой мужчина добродушного вида, одетый в серый ворсистый пиджак и черные брюки, и повел меня  вверх по лестнице. Услышав от меня последнюю новость, он повеселел и начал говорить о том, что аппарат давно присматривался к Пасько. В узком длинном коридоре мы завернули в кабинет, где находился пожилой, слегка полноватый аппаратчик невысокого роста с одутловатым лицом. «Петрович, заместитель Пасько приехал», – доложил мой провожатый и удалился.
 – Так-так, что там у вас случилось? – бодро поинтересовался Петрович, придав лицу участливое выражение. – К сожалению, куратор вашего региона недавно попал под поезд, а я занимаюсь  другим, восточным, сектором, – Петрович обвел указкой на карте полукруг. – Ну, давай, рассказывай.
  – Я уже послал факсом вот этот протокол собрания и докладную, – протянул я Петровичу копии.
 – Читали, читали, – вздохнул Петрович. – А сами-то как смотрите на то, что произошло? Какого мнения о руководителе? – Петрович подозрительно прищурился: – К нам поступало много сигналов на него.
 –  В газете появилась информация, что он должен какую-то правду о ЛДПР рассказать, – сразу озадачил его я, доставая газету. – Есть мнение, что он спланировал это на случай увольнения.   
 Взяв у меня газету, аппаратчик сразу же снял копию и начал изучать обведенный мною в рамку текст, повторяя все время «так, так».
 – Хорошо, – оживился Петрович и, пристально посмотрев мне в глаза, задал неожиданный вопрос: – А   сами вы как относитесь к возможности возглавить организацию?
 – Не думал об этом.  Мне нравится вопросами пропаганды заниматься. Хочу сейчас зайти в управление.
  –  Да посиди ты пока, – хитро улыбнулся Петрович. – Я сейчас пойду, доложу руководителю аппарата.
Пока я размышлял о том, почему Петрович не хочет пускать меня в управление пропаганды, в кабинет периодически заглядывали среднего возраста аппаратчики, одетые почти все как один в ворсистые пиджаки в мелкую крапинку и черные брюки. Время от времени появлялся сам Петрович, иногда с кем-нибудь, и они вместе смеялись.
 Прошло  полтора часа, и я поинтересовался у появившегося  моего утреннего провожатого, где туалет.
   Оторвавшись от «хвоста»,  я  решил последовать рекомендации Семенова – зайти к брату шефа.
Прежде, чем отыскать кабинет брата Вольфовича, мне пришлось изрядно поплутать по коридорам. Постучав в дверь, я, слегка волнуясь, потянул ручку на себя…
 – У вас там есть отделение партии? – нервно интересовался по телефону невысокий мужчина в очках.  – Не надо к нам приезжать. Вставайте на учет в своей организации. Вы в другом государстве живете... Я понимаю, что вы братский народ, но Беларусь – это другое государство.
Дождавшись, когда разговор закончится, я, еще раз поздоровавшись,  напомнил о факсе. 
 – Сейчас вас примет руководитель аппарата, – раздраженно ответил «одессит», не выслушав меня до конца.
« Зря я Семенова послушал», – понял свою ошибку я и быстро попрощался.
     Вернувшись в кабинет к Петровичу, я просидел там еще полчаса в полном одиночестве.
 – Пойдем, Александрыч, – объявился Петрович  и повел меня в приемную.
    Из двери, расположенной напротив кабинета Шведа, вышел пожилой подтянутый мужчина, которого я видел раньше на плакате в военной форме вместе с шефом партии.
 – Виктор Ульянович, вот тут заместитель Пасько подъехал, может, поговорите с ним, пока Вячеслав Николаевич не освободится, – обратился весельчак к нему.
Отставник слегка прищурился, оглядев меня с ног до головы, посмотрел на часы и нехотя ответил:
 – Мне сейчас некогда.
    Интуиция мне подсказала, что этот человек решил на всякий случай остаться в стороне.
Через десять минут я шел по кабинету внушительных размеров навстречу сидящему за большим столом невысокому человеку. Чувствовал я себя достаточно уверенно и был готов  к любому повороту событий.  Руководитель аппарата поднял голову.
 –  Что вы там устроили? – спросил он  меня довольно холодно и раздраженно.
 –   Я человек новый и  не имею отношения ни к Семенову, ни к Кротову, и, тем более,  к их противостоянию с Пасько, – сходу  озадачил я шефа отставных полковников.
 –  А кто это – Кротов?
 – Тот самый, который разговаривал с вами на восьмилетии ЛДПР.
 – А-а, это тот, что двух милицейских полковников рекомендовал, –  смягчил Швед тон. –     Но я ему ничего не обещал.
 –   Ну, а он иначе толкует.
 – А за что вы там недоверие Пасько выразили?
 – Обвиняется в растрате партийной кассы.
 – Он уже с лета никаких денег не получал, – разозлился Швед. – Кто это выдумал – Семенов, что ли? Пусть не звонит больше и не представляется депутатом. Его полномочия уже кончились. А то выгоню из партии к чертовой бабушке! Петрович! – гневно обратился он к вошедшему весельчаку. – Когда ты собираешься туда ехать?
 – В конце месяца, – растерялся весельчак.  – Пасько сам должен приехать на всеобщее совещание координаторов.
  «Вон оно, оказывается, как», – удивился про себя я.
 – Езжай немедленно. Построй их, на хер, в колонну по шесть. А Пасько передайте, что он тряпка, – эти слова были адресованы уже мне. –  Сколько раз я звонил ему и приглашал его сюда. Мог бы приехать и привезти какой-нибудь отчет, хотя бы самый простой, а потом просить денег. Деньги ведь за что-то даются, а не просто так.
     Швед произвел на меня хорошее впечатление. По его лицу было видно, что он далеко не безразличен к идее о наведении порядка в партии и уж вовсе не был похож на интригана. 
   Вернувшись уставшим, но вдохновленным, я к обеду пришел в офис и в присутствии Виолетты рассказал бывшему идеологу и Семеновым, какие замечательные люди работают у Жириновского в аппарате.
 –  А не обвели ли они тебя вокруг пальца? – засомневался Николай Иванович.
 –  Возможно, – задумался я.
И тут бывший идеолог поделился со мной тем, что месяц назад написал  в Москву письмо, где выразил свое несогласие по некоторым вопросам  партийного строительства. А Пасько заполучил его послание и  подтрунивал над ним, что он наивный старик и его рекомендовали отстранить при первом удобном случае от руководящей работы.   
 – Я слышал от водителя, что Пасько едет завтра на вокзал встречать комиссию, – усилил подозрения сын Семенова.
Зазвонил телефон.
Виолетта сняла трубку и, послушав, любезно  протянула ее мне. 
– Привет, ты заходишь проверять свою комнату? – огорошила меня молодая соседка по коммуналке.
– Нет.
– Так вот, слушай, что сказал моей маме участковый: если, говорит, они не будут жить в своих комнатах, то их выселят.
– Но это же чушь. У нас теперь ордера есть.
– Как дали, так и отберут назад. Зоя Алексеевна пишет во все инстанции, жалуется, что у нас есть другая жилплощадь.
– Хорошо, схожу на днях.
– Да ты не попадешь туда. Мы вчера час с замком провозились и не смогли открыть.
– Что, новый опять?
– Вроде бы старый, но ключ не подходит. Меняться нужно или продавать.
– Но как ты продашь неприватизированную жилплощадь?
– Мы уже пробовали через фирму.
– Ты уже рассказывала.
– Нет, это другой случай. На этот раз парень молодой приходил – высокий такой, одет в кожаную куртку. В общем, пока я с ним в комнате разговаривала, они подслушивали. Потом Алексеевна разоралась – «козел», и все такое, «ничего у тебя не выйдет», и «никто здесь жить не будет».   Он разозлился и сказал, что подселит им цыган. Как ошалела она тогда, полезла драться. Он на улицу, а она за ним. Бежала до самой дороги босиком... Еще звонила бабка-осетинка. Спрашивала, куда мы все делись. Она, оказывается, не все вещи забрала. Приходила туда, но они ее вышвырнули и палец чуть не сломали. Соседи потом ей «скорую» вызывали. Она оставила телефон и просила тебя позвонить.
Закончив разговор с соседкой, я стал обзванивать районных координаторов, приглашая их на координационный совет, который по плану должен был состояться через день.  Коллеги внимательно наблюдали за мной. Вскоре, к общему удивлению, выяснилось, что большинство руководителей уже получили приглашение от Пасько.
 – Надо завтра утром собрать здесь всех противников Пасько, –  предложил  Николай Иванович.
 – Хорошо, я поговорю со своими людьми, – деловито отреагировал Семенов. – Только не надо отступать.  Договорились?
Я кивнул головой, и «заговорщики» разошлись.

                ***
Около десяти утра я распахнул дверь в кабинет Палыча, рассчитывая увидеть собрание народа.  Однако к моему огорчению, там находились только   Семеновы и Виолетта.  Следом за мной вошел «Агент ФСБ», плотно объятый коротким светлым плащом. Он появился в сопровождении отца – невысокого близорукого мужчины в очках с толстой оправой, поношенном пальто и старой кроличьей шапке. Не успели мы обменяться рукопожатиями, как пришел координатор Корзиново, Николай Иванович и пожилой мелкий мужичок очень сердитого вида, занятый, по моей информации, какой-то незначительной работой в аппарате городской администрации. В это время раздался телефонный звонок. Виолетта, сделав выразительный знак тщательно подкрашенными глазками, подозвала меня и передала трубку.
 – Александр Александрович, – довольно сухо обратился ко мне Петрович, – будьте добры, соберите к 11 часам следующих людей...
 – Будет сделано, – отрапортовал я, – когда Петрович огласил весь список. – Но, к сожалению, я не смогу собрать тех, кто живет в районах.
 – Нет, Александр Александрович. Вы уж постарайтесь всех. Вы кто сейчас – руководитель или нет?
 – Насколько мне не изменяет память, была договоренность собрать людей на завтра. Сегодня здесь будут только те, кто живет в городе. Иначе не получится, – отрезал я Петровича. –  За вами машину прислать?
 –  Спасибо, мы уж как-нибудь сами, – съязвил Петрович и повесил трубку.
 –  Ну что? –  как один, подскочили присутствующие.
 – Не нравится мне что-то настроение гостя. Похоже у них какой-то хитрый план.
 – Я сегодня был в Думе, – подал голос Семенов-старший. – С девяти утра москвичи находились в кабинете у Пасько. Я же вас предупреждал, что рано вы его хороните. Кстати, а где Кротов? – наморщив лоб, обратился он к Виолетте.
 – Вон он едет, – кивнул в окно его сын.
  Я успел увидеть, как Кротов с вытянутым  лицом объяснял что-то на ходу сидящему рядом с ним Петровичу. Машина проехала мимо в направлении   офиса, который Пасько сдавал в аренду.
 – Палыч повез гостей на экскурсию,  – резюмировал я.   
  Экскурсовод с растерянным бледным лицом появился минут через пятнадцать. По его дрожащим рукам я понял, что пока дела у него плохи. Следом вошли гости.
 «Референт орготдела», – представил  Петрович невысокого мужчину лет сорока в расстегнутом  голубом плаще, из-под которого виднелся вишневый пиджак, надетый поверх черной водолазки и начал осматриваться.
Острые глазки референта холодно скользнули по присутствующим, и у меня сложилось впечатление, что у этого типа есть какие-то дополнительные полномочия. Николай Иванович неожиданно шагнул навстречу к Петровичу и по-военному представился. Петрович, козырнув, рявкнул ему свое военное звание, и Николай Иванович от неожиданности покраснел и немного отпрянул.
Сняв дубленку, Петрович плюхнулся за стол и сделал серьезную мину; дряблые щеки его одутловатого лица слегка провалились.
 –  Почему у вас не выпускается газета?
Этот вопрос относился ко мне, и я его ожидал меньше всего.
 – На период выборов все деньги были направлены на листовки. Так, во всяком случае, мы договорились ещё осенью. Может, ещё какие деньги были – так это вопрос к Пасько.
 – Программу партии в газете печатали? – Петрович вновь «прицелился» мне прямо в лоб.
 – Когда?
 – Летом.   
 – Тогда этот вопрос не ко мне.
 – Нет уж, Александр Александрович, изволь ответить. Ты вот в Москве был, а к руководителю Управления пропаганды не посчитал нужным зайти. А она вот требует разобраться, почему программу партии печатали в газете.
 – Это решение принималось на координационном совете, – ответил за меня Семенов, – и в чем тут крамола?
 – Нельзя программу партии печатать с переносом из одного номера в другой, – строго пояснил ему Петрович,  подозрительно глядя на меня.
 – Так вы что, по мою душу здесь, или будете решать вопрос, что делать с заявлением Пасько? – не выдержал я.
 – Подождите, Александр Александрович, делать выводы.
 – Хорошо. Но какое отношение я могу иметь к программе, которую печатали летом, если работать начал осенью?
Петрович слегка растерялся и даже чуть-чуть покраснел. Я уже не сомневался относительно его намерений.
– Если вы опять приехали прикрывать Пасько, то разговор теряет смысл, – официальным тоном заявил  Семенов-старший.
Петрович нахмурился и повысил голос:
 – Я имею поручение от руководителя аппарата разобраться в вашем конфликте! Мне не давали никаких инструкций, кроме как дать происходящему объективную оценку! Давайте каждый подойдите к столу и выскажите свои претензии руководителю. Он достал диктофон и поставил его перед собой.
     Николай Иванович сел напротив Петровича и заговорил о том, как Пасько ветрено ведет себя в Думе.  Петрович внимательно слушал, хлопая отечными веками.
Семенов-старший, удобно расположившись, рассказал о пропавших партийных миллионах неденоминированных рублей. Петрович, с опаской поглядывая на упрямого старика, старался выглядеть обеспокоенным.
 – А кого вы хотели бы видеть во главе организации? – оглядел он всех присутствующих.
 – Я считаю, что для этого в партию нужно вовлекать уважаемых людей, –   неожиданно встала Виолетта и прошла вперед, чтоб ее хорошо было видно.
Петрович несколько раз оглядел прожорливым взглядом обтянутые черными брюками узкие бедра девушки и одобрительно кивнул.   
Я заметил, что Петровичу понравился ход мыслей секретарши, как, впрочем, понравилась и она сама.
 – Нужно русского руководителя, – поднялся с места Володя и густо покраснел.
Петрович недоуменно оглядел крепыша и снова обратился ко всем:
 – А кого вы бы хотели видеть руководителем?
 Лицо Петровича подозрительно посуровело.  Как «добрый» следователь, он напряженно всматривался в открытые лица разгоряченных жириновцев, ожидая чистосердечного признания. Референт бегло отслеживал реакцию присутствующих.
 Володя неожиданно назвал мою фамилию.
 – А кто еще поддерживает эту кандидатуру? – молниеносно среагировал референт.
 – Если он будет прислушиваться к мнению старших, – важно объявил Семенов, – то все остальные.
Петрович, как мне показалось, удовлетворенно выдохнул.
 – Есть еще предложение, – поднял руку «агент ФСБ». – Тут присутствует бывший депутат, прошедший горнила нескольких выборных кампаний.
Петрович удивленно посмотрел на рослого щекастого парня с густой вьющейся смоляной шевелюрой (таких приметных партийцев ему наверняка не приходилось раньше встречать) и пропустил эту реплику мимо ушей.  Потом хмуро посмотрел на часы и назначил время сбора на завтра в главном офисе. Мне было предложено прийти на утро в гостиничный номер с письменными ответами на разработанную аппаратом форму отчетности.
 – Какие соображения у тебя насчет всего этого? – буквально выпалил с тревогой в голосе Николай Иванович, когда Виолетта проводила гостей.
 – Думаю, что они приехали с целью убрать меня, – предположил я.
 –За что? – удивленно открыл рот Николай Иванович.
 – Аппарат почти полностью состоит из отставников и бывших гэбистов. А я вскрыл недостатки за период их работы.  Теперь они постараются преподнести меня как кляузника. Но еще круче будет вылепить из меня провокатора, вступившего в ЛДПР, чтоб подорвать ее изнутри. Вы не обратили внимания, как референт буквально просветлел, когда меня поддержал Семенов.
 – А что тут такого? – разозлился Семенов-старший.
 – Если верить докладной, отправленной летом в аппарат, то вы член еврейской организации «Сохнут», если вы не в курсе.
 – Читал. Полная чушь, – отреагировал Семенов.
 – Для вас чушь, а для них это информация… В общем, я оказался наивным, рассчитывая, что приедет комиссия.  Аппарат прислал не комиссию, а «чистильщиков».
 –  Я тоже им не верю, – подскочил Николай Иванович. – Подозрительно себя ведут. Скорее всего, ты прав...
 
                ***
С нехорошим предчувствием я поднялся на третий этаж гостиницы и постучал в одну из комнат, расположенных в узком, затхлом и плохо освещенном коридоре. Открывший дверь весельчак выглядел неважно. Лицо его ещё больше пожелтело, и под глазами обозначились мешки. Вместе с пепельницей, в которой ещё дымились окурки, на старой полированной тумбочке стояли два стакана в серебряных подстаканниках, наполовину заполненных черным кофе.
Отхлебнув изрядную порцию бодрящего напитка, Петрович тяжело вздохнул и заговорил о партии, её престиже, впрямую зависящем от разного рода внутренних конфликтов. Потом, петляя вокруг да около, похвалил меня за преданность её лидеру и одновременно намекнул на то, что надеется на мою сознательность и тихое разрешение конфликта без выхода на страницы печати – как будто бы я, а не Пасько, уже сделал шаг в подобном направлении. Послушав весельчака ещё несколько минут, я решил опередить его конкретным вопросом:
 –  Может мне заявление написать об уходе?
 – Ну, зачем же так, Александр Александрович? Я имею поручение от руководителя аппарата объективно разобраться в сложившейся ситуации. Кстати, как ты находишь вариант твоего назначения координатором?
Весельчак  придал лицу излишне серьезное выражение и даже слегка прищурился. Я без труда раскусил, что это – очередная провокация, и решил слегка попугать интригана:
 – Зачем назначать? Будет конференция, и меня выдвинут. А там – как люди решат. Думаю, что у Пасько шансов будет меньше, чем в прошлый раз.
 – Но Семенов, он ведь наверняка корыстные намерения имеет, когда предлагает свои услуги? – прервал меня стоящий в стороне референт.
 – Этот человек относится к  категории людей, которая не привыкла сидеть сложа руки. Пусть лучше работает  на нас, чем против нас. Через час вы сами услышите всех и поймете, что у нас за коллектив. Я никого против Пасько не настраивал. Это застарелый конфликт.
 – Посмотрим, – со злобной иронией обронил референт и стал застегивать свой длинный утепленный плащ. 
     По дороге  мы  почти не разговаривали. Свежий липкий снежок плотным слоем утоптался на тротуаре, создав реальную угрозу для неуклюжего Петровича оказаться в травмпункте.
У входа в довоенное, из темного красного кирпича здание, где арендовался офис районной организации Бутузова, толпились активисты. Рядом стояла единственная машина – «Жигули» шестой модели. Её хозяин очень любезно поздоровался с москвичами и поспешил представить им заместителя координатора поселка Корзиново – Шишкина:
- Наш тренер по боксу. Вы бы ему футболочек прислали для секции.
 Невысокого роста худощавый протеже в старенькой бесформенной нутриевой шапке очень мало походил на спортсмена. Наверное, поэтому гости прохладно отнеслись к просьбе предводителя и отошли в сторону, шушукаясь по поводу опоздания Пасько. По отдельным фразам я понял, что планируются некоторые корректировки согласованного ранее плана (так как я не собирался нападать на руководителя без лишнего повода, ему, наверное, хотели порекомендовать  то же самое).
Пасько опоздал на несколько минут и гости, отведя его в сторонку, стали о чем-то совещаться. Я поднялся  наверх.  Бутузов, в камуфляжной форме с портупеей, возился с  магнитофоном.  Когда гости вошли, он его запустил, и два десятка присутствующих  либерал-демократов встали, «опустив руки по швам», под раздавшиеся звуки их гимна.
Открыл собрание Петрович. Он вновь заговорил о важности собственной миссии, нежелательности распространения конфликта за рамки организации, не упуская случая при этом намекнуть на необоснованность претензий к руководителю. Тот, в свою очередь, сидел с безмятежным видом и слегка улыбался.
 – Кто желает высказаться? – спросил Петрович.
Слово взял координатор с внешностью безыдейного коммуниста. Он перефразировал цитату из работы Ленина «Государство и революция»,  сравнив первоначальный успех партии с кавалерийским наскоком, после чего определил главную причину снижения её рейтинга – склоки. Однако оратор, подобно тем самым безыдейным, не объяснил, почему эти склоки возникают. Получалось, что дрязги провоцируют  только  с одной целью – навредить партии.  Очень тонкий смысл имело это  абстрактное, лишенное всякой конкретики выступление. Я заметил, что москвичам пришелся по душе доклад «коммуниста». Напарник Петровича спешно стенографировал его слова в протокол.
Следующим выступающим был врач, числившийся координатором в  моем районе. Последний раз я его видел осенью на конференции. Речь его была воспринята без всякого интереса, хотя в ней было много любопытного и заслуживающего внимания. Закончил он её откровенной, но неудачной для таких собраний фразой: «В партии, как и во всем обществе в целом, не могут не проявиться элементы разложения».
   Улыбнувшись и сославшись на занятость, он направился к выходу.
  – Партбилет на стол, – раздался зловещий голос Палыча. По стеклянному блеску его глаз я понял, что он  принял свое зелье. – Вы уничтожили целую организацию! – выкрикнул предводитель обвинение, от которого у Петровича слегка отвисла нижняя губа. Но кандидат медицинских наук с красными от смущения ушами уже захлопнул за собой дверь.
Пасько немного растерялся после столь смелой мысли сбежавшего «с поля боя» координатора – наверняка он заявил его как своего сторонника. Чтоб не упустить инициативу, он, взяв в руки газету, поднялся со стула. Через несколько минут публика узнала, что в районе, где баллотировался Анатолий Синицын, некоторые люди были настолько шокированы его необычным для кандидата внешним видом, что решили написать об этом в районной газете.
Автор фельетона довольно точно описал предметы гардероба Анатолия, чем вызвал ехидный хохот нескольких присутствующих.
 – Это гайдаровская газета «Авоська», – стойко парировал Синицын. – Вы, Пасько, раньше состояли в ДПР Травкина.
Какой-то мужчина медвежьего вида свирепо произнес:
 – У меня есть ребята в организации – афганцы. А ты, какой герой? Гнать тебя надо. Чего ты в мой район полез?
 Воспользовавшись «народным гневом», Пасько сходу поставил вопрос об исключении Синицына из партии. Петрович и его помощник  были вынуждены считать поднятые руки.  Проголосовали «против» всего три человека: координатор поселка Холм, Палыч и я. Семенов-старший потерял право голоса по причине истечения срока депутатских полномочий, а его сын воздержался от голосования.
Следующим со своего места поднялся молодой заместитель Пасько и обратился к близорукому азербайджанцу:
 – Тимур Иосифович, скажите пожалуйста, почему ваш район остался без кандидата на выборах?
 – У нас все готово было, люди настроились на работу, – затараторил азербайджанец, – а  этот товарищ, которого Кротов привел, поднял вопрос о финансировании. Видите ли, ему наши деньги нужны стали. Чего он раньше думал, когда выдвигался? Очень плохо, что так получилось.
Палыч опустил голову, прекрасно понимая, что оправдываться нечем. Виолетта, почувствовав, что над ее боссом вновь сгустились тучи, решила действовать. Уверенной походкой она вышла к столу, на котором стоял диктофон, и, улыбаясь, обратилась к Пасько по имени-отчеству, ни капельки даже не смутившись от его наглого взгляда:
 – Почему вы всем говорите, что организации Евгения Павловича не существует? У нас есть люди, и мы регулярно их навещаем, развозим литературу. Я постоянно нахожусь в офисе.
    У Петровича вновь отвисла губа, и он прошелся жадным взглядом по туго обтянутой брюками кокетливо отставленной попке секретарши. Виолетта быстро перечислила все заслуги своего босса перед партией и, чуть-чуть заплетая ровные ноги, вернулась к своему хозяину, лицо которого, впрочем, не отразило никакого восторга или одобрения.
   Семенов-старший степенно поднялся и поведал историю о том, как он самостоятельно боролся в одном из округов за звание депутата, вспомнив напоследок наказ самого вождя:
 – Владимир Вольфович как сказал: идите любыми путями, встретитесь – потом разберетесь, – с особой значимостью произнес бывший заместитель Пасько и после небольшой паузы припомнил координатору всё, включая излишнюю самоуверенность.
    Петровича явно не устраивал такой расклад, и он начал откровенно выгораживать Пасько. Его хитросплетенная речь уже раздражала, и я поднял руку:
 – Можно мне выступить?
 – Подождите, Александр Александрович.
 – Дайте слово, – потребовали в один голос несколько человек.
Весельчак строго  посмотрел на меня и неожиданно пригрозил:
 – Хотите, я сейчас зачитаю?
В его руках я увидел мою докладную, в которой отдельные предложения текста были  подчеркнуты черными чернилами.  «Слабые места выделили», – решил я и тут же атаковал:
 – Зачем же вам утруждать себя? Я сейчас сам зачитаю.
После этих слов я показал Петровичу копии своих бумаг, которые держал в руках с самого начала.
 – Нет, Александр Александрович. Давайте уж я зачитаю, – подчеркнуто строго поддел меня весельчак.
 –  А я вам не верю. Вы можете исказить смысл.
Весельчак растерялся,  а по залу прошло некоторое волнение. После этого без всякого разрешения на середину вышла единственная женщина-координатор:
 – Вы сюда зачем приехали? – резко обратилась она к членам комиссии. – Меня уже предупредили, что выгонят вслед за Синицыным, – девушка раскраснелась,  глаза её заблестели. – Я в партию не из-за тебя, Пасько, вступала, а из-за Жириновского. Сидишь и улыбаешься. Я ведь знаю, что ты – вор. Ты – вор, Пасько. Мне твоя жена рассказывала, как ты партийные деньги на любовниц тратишь. Попробуйте только исключите меня. Я к Жириновскому поеду на прием.
    Петрович после угрозы женщины переменился в лице. Было видно, что он испугался.
Я снова поднял руку и, не обращая внимания на протестующего  Петровича, направился  к столу.
 – Дайте ему выступить! – потребовал Николай Иванович.
 – Дойдет запись до Владимира Вольфовича, – поинтересовался я, указав пальцем на диктофон.
 – Безусловно, – обиженно надул щеки Петрович.
 – Как только мы соберемся, то кого-нибудь обязательно надо исключать, – начал я. – Парадокс, но на этот раз на изгнание наметили, координатора за которого  на выборах проголосовало больше избирателей, чем за Пасько. Кроме того она безгранично предана  лидеру партии и не стала обвинять в своей неудаче Москву, как это сделал в своем выступлении по радио региональный руководитель.
 – А кто слышал это выступление? – недовольно спросил референт.
Раздалось несколько голосов, подтверждающих мою информацию. Весельчак понял, что я не блефую и снова осекся.
 – Никаких выводов пока делать не будем, – заверил «чистильщик» партийцев и, посмотрев на циферблат водонепроницаемых часов отечественного производства, обратился ко мне: – Александр Александрович, мы ещё ничего не решили.
Собрав со стола свои вещи, москвичи начали одеваться неподалеку от нас.
 – Александр Александрович, мы пока никаких выводов не делаем, – продолжил свое успокоительное брюзжание Петрович. – Позвоните вечером нам в гостиницу.
 – Как ничего не решили? Пасько уже предложил мне сдать ключи от кабинета, – очень откровенно возмутился редактор газеты.
Петрович снова покраснел и пошел на улицу, не придумав ничего оригинального для ответа.
 Когда я спустился вниз, то успел заметить отъезжающую машину Палыча, в  салоне которой теснились грузные москвичи.
 Вечером номер гостиницы, где они остановились, на телефонные звонки не отвечал.

                ***

  – Комиссия отсутствовала всю ночь, – прояснил обстановку появившийся утром  в кабинете редактора Семенов-старший. – Я звонил поздно вечером Кротову. Там была пьянка.
  Промолчав, я набрал номер телефона квартиры предводителя. Вместо ожидаемого «слушаю вас» я услышал игривый голос Виолетты:
 – Я сегодня никуда не пойду. Москвичи у нас всю ночь  пили. Кротов рано утром повез Петровича на вокзал, а потом будет встречать там Фокина. Так что они в офис часам к одиннадцати появятся. Сколько они пьют! Это ужас.  Слушай, ты не поверишь: они, оказывается, не Пасько, а тебя приехали отстранять.  Расспрашивали, кто ты и откуда  взялся. Короче, я поняла, что в Москве дураки одни работают.
Передав  сообщение  Виолетты  коллегам, я предложил им сходить на встречу с неизвестным пока мне Фокиным. Но они посчитали мою затею  бессмысленной.
 –  С этой партией все кончено, – категорично подвел черту экс-депутат Семенов. – Ее придумали в КГБ. Жириновский всегда был политическим провокатором. Ко мне поступило предложение от «Надежды России». Если хотите работать со мной – милости просим. 
Вопреки мнению старейшины и своему желанию я  все же отправился в штаб.
За столом Виолетты сидел мужчина-кабанчик лет шестидесяти с редкими кучерявыми волосами на низко посаженной голове, в очках с толстыми стеклами на мясистом носу, и увлеченно копался в бумагах. «Фокин» – решил я. Референт в темно-вишневом пиджаке, дымя  сигаретой, изучал  появившуюся на стене карту области.  Палыч, жадно затягиваясь,  делал ему какие-то пояснения.   Я, уловив запах спирта, сухо поздоровался и обратился к Фокину:
 – Ко мне есть какие-нибудь вопросы?
Кабанчик посмотрел на меня, но ничего не ответил.
–  Я чувствую, что факты, перечисленные в моей докладной,  не находят подтверждения? – переключился я на референта.
 – А пока действительно так и получается, – нагло  ответил мне он, уколов заплывшими за ночь глазками.
 – Молодой человек, – решительно оторвался от бумаг  Фокин, – объясните пожалуйста, почему у вас газета не выпускается.
 – Этот вопрос мне уже задавали. Я на все вопросы дал  письменный ответ и передал комиссии. 
 – Читали, читали. Кругом враги, молодой человек, –  злорадно усмехнулся Фокин.
Я понял, что он подколол меня цитатой из летнего доноса Кротова.  «Чистильщикам» видимо не понравилось,   что я в своей докладной посмеялся над  предостережением  Палыча о врагах, назвав это паранойей.
Пока я думал, как возразить этому старому лису, в дверях появился Пасько в сопровождении каратиста.
 – Олег, скажи пожалуйста, почему такой долг за аренду по штаб-квартире? – незамедлительно обратился к нему Фокин.
Пасько вместо  ответа лишь нагло улыбнулся.
  Ревизор вновь углубился в бумаги и начал анализировать вслух протоколы районных конференций, выдвинувших делегатов на последнюю региональную конференцию.
 – Гузенко провел неправомочную конференцию, – сделал вывод напарник Петровича.
«У них действительно вражда с управлением пропаганды», – решил я, заметив, как  оживились у референта глазки-бусинки.
 –  Олег, почему так мало людей выдвигало делегатов? – вновь подал голос Фокин, не поднимая головы.
 –  А вы попробуйте сами их собрать, – раздраженно парировал Пасько,
вероятно почувствовав, что уговаривать остаться руководить организацией его больше не будут.
 – Олег, а офис на Жукова почему в аренду  сдается? – продолжил допрос кучерявый «следователь».
 – Вы хотите этого инвалида с двумя судимостями поставить руководить организацией, или этого (Пасько показал на меня) – без году неделя в партии?
 –Ты меня судимостями не тычь. Сам жулик, – огрызнулся Палыч и сразу же пожалел об этом.
Пасько подскочил, как пружина, и, побелев от злости, двинулся на него. Зрачки  Палыча забегали, а голова дернулась, как у эпилептика. Но было уже поздно: крепкие руки координатора сомкнулись в профессиональном «замке» на его  дряблой шее. Тело теневого лидера мгновенно съежилось, а лицо омертвело, приняв выражение,  какое возникает у человека, хлебнувшего по ошибке какой-нибудь отравы.
 – Олег, прекрати, – заныл перепугавшийся Фокин.
  Куратор метнулся на выручку жертве, как кот за мышью.  Палыч с его помощью вырвался и кинулся к двери, сорвав по пути с вешалки свою куртку. Я вышел за ним и увидел, что он уже заводит машину. Руки его ходили ходуном. 
  Сунув в рот сигарету, предводитель  затянулся и, скосив глаза к подъезду, нажал на педаль…               
   Я позвонил из автомата в кабинет Семенову-младшему и высказал предположение, что его будут проверять. На мой совет убрать из-под стола коробку с художественной литературой он ответил:
 – А что тут такого? У меня в комнате места пока нет. Подходи сюда, поговорим, сейчас должен Володя из Корзиново подъехать.
    Через сорок минут я уже был на месте. Чернявый крепыш, пропустивший по непонятным причинам последний  Совет, выглядел немного растерянным.
– Москвичи у Кротова ночевали, – сообщил он мне. – Рыжий звонил рано утром мне, попросил  договориться в гостинице насчет сауны и проституток.
 – А квитанции о проживании он тебя не просил взять? – спросил Семенов.
 – Я уже взял.
 – Значит, партию решили обмануть, – улыбнулся редактор.  – Нехорошо.
Зазвонил телефон. Семенов снял трубку и лицо его вновь стало мрачным.  Он включил громкоговоритель:
 – Вы что, хотите партбилета лишиться? – зазвучал голос Фокина. – Идите в редакцию и заберите письмо.
 – Я его не писал.
 – Ну, отец, допустим, написал, но вы должны его забрать, пока являетесь членом партии.
 – Хорошо.
 – Что за суки продажные, – раздраженно произнес он, когда послышались короткие гудки. – Отец отнес в газету фельетон на тему предвзятого поведения комиссии, а они передали его Пасько.
    Вошел Николай Иванович.
 – Вот мерзавцы, – возмутился он, глядя на меня. –  Я  сейчас заходил в офис, там накурено, а на столе закуска  с водкой. Нужно звонить в Москву. Пусть прекратят это пьянство.
  Я набрал номер телефона брата Жириновского и, услышав его голос, представившись, заявил:
 – Складывается впечатление, что комиссия попала на крючок.
 – Не надо так говорить, – раздраженно оборвал он меня, – они компетентные люди.
 – Значит, всё будет хорошо? – как можно наивней прервал его в свою очередь я.
 – Да.
 – Очень рад. Спасибо, до свидания!
  Снова зазвонил телефон. Объявился Кротов. Он попросил хозяина кабинета никуда не уходить. Посовещавшись, мы решили, что Палыч придет не один и к его приходу лишним нужно удалиться.
Предводитель появился  минут через двадцать. Бледное лицо его помолодело, глаза хитровато сияли. Следом в дверной проем с трудом вписался разгоряченный Фокин. Референт выглядел гораздо трезвее и важнее.  «Прохвост», – мысленно назвал я его и стал ожидать дальнейшего развития событий.
 – А что вы здесь? – ехидно спросил у меня  Фокин и предложил выйти в коридор.
«С Москвой будут говорить», – догадался я и пошел на выход.
  Семенов покинул свой кабинет   следом.
– Кротов слишком в хорошем настроении, – задумчиво произнес он и замолчал.
 Поразмышляв в коридоре минут десять о том, что нас в скором будущем может ожидать, мы решили вернуться.
 У аппарата развалился   «прохвост» и с кем-то беседовал. «Целую в попку», – сально прозвучала его последняя  реплика. Я понял, что он разговаривал не с Петровичем и тем более не со Шведом. 
Когда комиссия покидала кабинет, Фокин хитровато посмотрел на меня, дав понять, что вычислил мою тайную миссию по развалу партии. 
 – Пошли дальше жрать водку, – усмехнулся редактор. – Завтра четверг. В десять утра будет Высший Совет партии. Там и решат всё. Давай подходи к обеду сюда.
   На следующий день мы встретились  и стали гадать: отстранят Пасько или нет.  Неожиданно включился факс. Семенов сосредоточил все внимание на выползающей из него бумаге.
«…решением Высшего Совета просьбу Пасько Олега Владиславовича удовлетворить. Координатором региональной организации назначить Фисенко Сергея Федоровича».
 – Кто это такой? – недоуменно посмотрел на меня  редактор.
 – Приятель Палыча, кажется, полковник милиции в отставке.
 Семенов замер, поджав нижнюю губу.
 
                ***
               
– Знаешь, а Фисенко, кажется, неплохой мужик, – сообщил мне вскоре редактор. – Он так сказал мне:  «Вы для меня –  чистый лист». Может, тебе не стоит уходить?.. Да, тебя Николай Иванович разыскивал – позвони ему.   
     Я почти сразу позвонил коллеге.
 – А, пропащая душа, что думаешь делать? – обрадовался старик, узнав меня.
 – Уходить.
 – Зря.  Я был  в офисе и убедился, что у них нет нормальных кадров. Меня приглашают на работу. А тебя я рекомендовал  на координатора Ленинского района.
 – Николай Иванович, я думаю, что Кротов пока специально  завлекает  всех  «сладкими пирогами». Чтоб   в Москву докладных не писали. Ему нужно время, чтоб укрепиться.
 – Кто его знает, может и так, – засомневался старик. – Но Фисенко произвел на меня хорошее впечатление. Он сможет сильную организацию построить.
 – Если избавится от Кротова, – нехотя возразил я.               
 Переварив информацию, я все же решил как-нибудь наведаться в штаб.
У подъезда, где располагалась штаб-квартира, парковались «Жигули». Я вошел в коридор. Пахло дымом дешевых сигарет. Дверь  в бывшем кабинете студента была открыта настежь. За печатной машинкой трудилась Виолетта. Распрямив сутулые плечи, она очень приветливо поздоровалась со мной и потянулась,  запрокинув назад руки. Обтянутый желтым пуловером бюст колыхнулся, как два заполненных водой полиэтиленовых пакета.
  – А-а, Александр Александрович, заходите, – хищно улыбнулась она, –  решением КС вы назначены заместителем регионального координатора, – сообщение она сделала торжественно, медленно выговаривая слова. – Распишитесь пожалуйста в ведомости и получите 500 рублей за декабрь месяц.
 – А  орготдел знает о моем назначении? – спросил я. 
 – Мы решили пока ничего им не говорить.
 – Но когда-то они все равно узнают об этом. Или вы берете меня работать на два месяца? 
 – Поговорите на этот счет с новым координатором, он в кабинете у Евгения Павловича.
Открыв фанерную  дверь, я увидел в сизом дыму разместившихся кругом незнакомых людей, которые, судя по заляпанной раствором  одежде, прибыли с коттеджа Палыча. За столом сидел новый координатор и что-то рассказывал.
 Поздоровавшись со мной за руку, Федорыч  продолжил свою лекцию:
 – Ошибочно связывать понятие либерал-демократии с именем одного Жириновского, – зазвучал его глухой, сиплый голос, – я вот на следующем Совете специально лекцию прочитаю об истории либерализма в России. Партия имеет все основания для своего существования независимо от того, кто у неё лидер.
  – Так что, вы хотите сказать, что такая партия способна долго просуществовать без фигуры Жириновского? – спросил я.
 – Нет, его лидерство бесспорно, – уверенно ответил координатор.
 –Я хочу про свое назначение кое-что уточнить, – перевел я разговор. – В Москве наверняка недовольны будут, когда узнают, что я не ушел. 
 – Что тебе Москва, – усмехнулся Федорыч. – Москва за меня работать не будет.  Я съездил туда, посмотрел, сколько их там сидит. Пока обошел все кабинеты – день прошел. И каждый смотрит на тебя свысока, как на провинциала.
 – Хорошо, будем работать, – согласился я, чувствуя, что совершаю ошибку.   
   В это время появился Палыч с гладко выбритым подбородком.
  –  Познакомьтесь, это новый координатор Ленинского района, – представил он вошедшего следом и скромно стоящего за его спиной  молодого мужчину с разноцветными следами застарелых синяков  на смуглом от уличного загара лице.
  – Раз вы его выбрали – пусть работает, – сходу согласился Федорыч.
    Я вернулся в кабинет к секретарше.
 – Евгений Павлович весь в работе, занялся губернаторскими выборами, – любезно сообщила Виолетта, продолжая стучать по клавишам. – Ему вчера позвонил кто-то из старых знакомых, спросил, чем занимается. Он ответил: «Политикой». Важно так ответил.
  – А что, собрания сочинений Жириновского раздали по районам? – отвлек  я ее от приятных воспоминаний, заметив, что полки шкафов опустели.
  – К сожалению, все ценное, полученное из Москвы, пропало, –  вздохнула Виолетта. –  Но ничего. Спишется потихоньку.
«Все ценное – у Евгения Павловича дома», – подумал я и, достав  ручку, расписался в ведомости.               
    
    Палыч, взяв на себя функции имиджмейкера и главного переговорщика с руководителями предвыборных штабов конкурентов и самими кандидатами, заметно преобразился.  Купленные у челноков первой волны свитерки уступили место в его гардеробе белым сорочкам и галстукам пестрых расцветок.  Являясь на работу, он суетился, шушукался с Виолеттой и периодически зыркал в мою сторону, как бы намекая, что доверять мне нельзя.
 –  Если Пасько наберет много голосов, то Вольфович снова утвердит его координатором, – высказал он предположение Анатолию Синицыну, аппетитно жующему деревенское сало.
 – Да не наберет он, – вяло ответил Анатолий.
 – Откуда в селах знают, кто такой Пасько! Они будут голосовать за ЛДПР! – рассвирепел Палыч.
 –Да не бойся ты, – отмахнулся Синицын. – Партия этого сиониста  больше не поддержит.
 – Ты это на собрании завтра скажи, – посоветовал Палыч.

                ***   
 На собрание по выдвижению кандидата в губернаторы от ЛДПР собралось рекордное количество руководителей и рядовых партийцев, среди которых преобладали сторонники Палыча.
 Федорыч ознакомил присутствующих со своей биографией и прояснил мотивы своего вступления в партию. Говорил он вяло, тихо, безо всяких ударений. Даже свое отношение к Жириновскому высказал так, что Семенов-младший не удержался и съязвил: «Нормально – значит никак». Федорыч не пропустил реплики мимо ушей, глаза его отреагировали. В это время в комнату стали протискиваться люди из окружения Пасько.   Палыч завозился. Появление бывшего координатора резко изменило его настроение – он испугано заерзал.
 – Нам давно пора иметь русского кандидата, – неожиданно выскочил с предложением Володя. – В Корзиново на конференции  выдвинули Фисенко Владимира Федоровича. Вот протокол.
– Молчи ты, русский Хабибуллин!  –  подрезал неуверенного оратора Пасько. – Я только что разговаривал по телефону с твоим заместителем. Шишкин сообщил, что никакого собрания не было. Протокол липовый.
     Володя растерялся, но возражать не стал.
  Федорыч метнул взгляд в сторону Палыча. По испуганной физиономии предводителя я понял, что он просто-напросто подставил его. 
 – Есть ли у вас команда, которая будет управлять областью? – неожиданно обратился к Федорычу Семенов-старший.
       – Какая вам нужна команда? – влез вперед батьки Палыч. – У нас везде есть люди.
 – Так кто они? – не унимался старик.
 – Придет время, все с ними познакомятся, – Палыч не на шутку разгорячился и машинально полез в карман за сигаретой.
 – Снегиревская организация решила на выборах поддержать бывшего координатора Пасько, – доложил Исмаилов.
 – Ваше право, – спокойно отреагировал Федорыч.
 –Давайте проголосуем, кто за Пасько, кто за Фисенко, – занервничал предводитель, соскочив с места.
 – Давайте, – поддержал его кто-то из присутствующих.
Собрание одобрительно загудело.
     Через несколько минут бумажечки с  фамилиями претендентов оказались в поношенной шапке Синицына. Ещё несколько минут – и начался подсчет результатов.  Получилось так, что Пасько обошел Федорыча всего лишь на один голос. Палыч побледнел. Он явно не  ожидал такого разворота событий. Возможность оприходовать деньги под выборы, поступление которых ожидалось из Москвы, от него ускользнула.
Народ стал расходиться. Ко мне подошел каратист и дружелюбно оскалился длинными с желтизной зубами:
    – Мне Кротов сегодня в шесть утра позвонил.  Высказал версию, что ты – казачок то засланный.
Всю ночь, видимо, над этим думал, – ответил я.
 
На следующий день  Палыч нервно расхаживал по своему кабинету  и курил. За его передвижениями следили  усатый,  косоватый,  с торчащими как пакля волосами, одетый в какие-то обноски парень и кряжистый мужик в солдатском бушлате и яловых сапогах гармошкой, похожий на героя «Сбежавшего поезда» Кончаловского – уголовника Мэни.
– Кто вам дал право собирать районную конференцию! – артистично сотряс воздух предводитель, увидев меня. – У нас есть координатор,  и вы не должны переступать через него!
 – Кротов, хватит представление устраивать. Собирать конференции – моя обязанность. 
 – Москва сказала: никаких конференций! А тебя посоветовали гнать поганой метлой!
      Я понимал, что уступать провокатору ни в коем случае нельзя, и начал загонять его словами в угол. Страсти разгорались с каждой секундой и вот-вот могли закончиться дракой. «Мэни» слегка привстал со стула. Стало ясно, что именно от его присутствия предводитель приобрел нужную ему уверенность и наглость. 
 – Ну хватит вам, прекращайте, – разрядил обстановку Федорыч.
Взяв стопку газет, я вышел во двор, где меня ожидала партийная машина  для поездки в район. Пока я разговаривал с водителем,  в кузов «УАЗика» сел косоватый новичок. Познакомившись с ним, я немного удивился: ещё в 95-м году человек  с аналогичной фамилией и инициалами был исключен из партии  за то, что пытался получить большую сумму денег в Центральном аппарате на нужды несуществующей казачьей организации.
  – Так ты случайно не из казаков? – поинтересовался я.
  – Да. Есаул войска Донского.
  – А каким тебя ветром в ЛДПР занесло?
 –  Хочу  организацию создать в Отрадном.
 –Там же есть координатор.
 – Да какой он координатор. Порнухой на рынке торгует. И организация у него не зарегистрирована.
       – Михаил, скажи честно, тебя Кротов «зарядил» на работу, пообещав  мое место?
  Казак посмотрел на меня, немного смутившись, и, растянув в улыбке щербатый рот, ответил:
 – Александрович, я тебе врать не буду. Было дело. Но у меня есть свои планы. Вот поеду на учебу Москву. Там, может, с Вольфовичем удастся встретиться. Поговорю с ним насчет военно-патриотической школы.

                ***
   
  От меня не ускользнуло, что Палыч эксплуатирует молодого «агента» ФСБ,  обнадеживая того перспективой карьерного роста, не упуская случая что-нибудь выманить из принадлежащих тому предметов делопроизводства.
  – Ты себе нового заместителя по оргработе взял? – спросил я у него.
 – Да, – ухмыльнулся Палыч. – Пусть этот завернутый ходит и представляется всем  заместителем по оргработе. Люди будут путаться и получится, что завернутый заместитель – это ты.
Пока я собирался с ответом, Палыч начал отвечать на телефонный звонок:
 – Вы из какой газеты?.. Пасько у нас больше нет. Забудьте эту фамилию. Нет, он снят с занимаемой должности. Можете написать об этом…С кем разговариваете? С заместителем по организационной работе.
               
– Александр Александрович, зачем вы меня подставляете? – обратился ко мне  в коридоре неугомонный «агент ФСБ».
 – А что случилось?
 – Да вот, Евгений Павлович хочет меня из партии исключить за то, что я Пасько помогаю. Говорит, что он враг. А вы мне сказали, что можно ему помогать.
 – Успокойся, Пасько не только ты один помогаешь. Пока он единственный кандидат от партии, который собирает подписи на регистрацию.  Завтра на Совете этот вопрос как раз обсуждаться будет.

                ***
               
      Совет начался с вступительного слова Федорыча. Он зачитал цифры, характеризующие динамику спада промышленного и сельского производства. Затем настала моя очередь сделать доклад по работе с первичными организациями и закреплению людей за избирательными участками. В заключение я неожиданно для присутствующих предложил освободить меня от занимаемой должности, сославшись на нецелесообразность сохранения её после введения поста первого заместителя. «Получается дублирование одних и тех же обязанностей и ненужный расход средств», – аргументировал я свое решение.
  –  Но это мне решать, как организовать работу. Ты – мой начальник штаба, а Кротов –  первый заместитель и окружной координатор, – проворчал Федорыч.
 – Какой ещё первый заместитель? – удивился бакинец и, посмотрев на меня, тут же пошутил: – а я тогда какой буду – второй?
  – Вы имеете штатную ставку помощника, да и на заводе ещё работаете! – заорал Палыч, непонятно для чего встав со стула.
 – Не будет ставки – не будет общественной приемной, – парировал азербайджанец, густо покраснев свежими щеками.
 – Да как вам не стыдно! У вас там бюро по обмену квартир, – отреагировал Палыч.
 – Какое ещё бюро? – удивленно захлопал глазками азербайджанец, и щеки его приняли обычный розовый цвет.
  – Баку – Снегирево. Так что убирайся к себе в Азербайджан. Нам здесь черножопые не нужны!
 – Ну, хватит вам! – стукнул по столу Федорыч и  сильно побледнел. Рука его автоматически схватилась за сердце. Говорили, что, уходя с последней должности, он перенес инфаркт.
    В этот момент в коридоре раздался высокий голос Пасько и он, уверенно шагнув через порог, присоединился к собранию. Каратист, молодой атлет и молчаливый парень с пушистой растительностью на голове остались стоять в дверях.
 – У меня мало времени, поэтому попрошу дать мне слово вне очереди.
 – Пожалуйста, Олег Владиславович, – одобрительно кивнул Федорыч.
 – Нечего здесь делать сионисту! – резко заявил Анатолий. Предшествовавшая схватка Палыча с бакинцем заметно возбудила его.
 – Так, попрошу соблюдать порядок, – обратился Пасько к Федорычу.
     Координатор снова стукнул по столу, метнув строгий взгляд в сторону Анатолия:
  –  Мы должны решить сегодня, кого будем поддерживать на губернаторских выборах. Вот Олега Владиславовича нужно послушать. Может, его поддержим.
 Палыч воровато завертел глазами и пробурчал себе под нос: «Пасько так Пасько. Давайте поддержим».
 – Не буду я этого жулика поддерживать, – запротестовал Анатолий,  глаза его уже просигналили, что он окончательно теряет контроль над собой.
     Лицо Пасько мгновенно обескровилось и приняло жестокий вид. Он двинулся к столу. Анатолия  попытались закрыть, но, судя по тому, как он опустил голову, удар все же достиг цели.
 –  Щ-щас я тебе добавлю. Я тоже боксер, – запетушился маленький кругленький дедок, приехавший впервые на Совет. Бакинец подошел к Пасько и начал его вычитывать, увлекая за собой к выходу.
 – Надо было двоечку, – оскалился в улыбке каратист.
       Федорыч сидел неподвижно и с каждой секундой бледнел все больше и больше.
 – Так, товарищи, у нас мало времени, нужно ещё деньги раздать и Окружного координатора выбрать, – обозначила свое присутствие Виолетта.
      При слове «деньги» народ завозился на своих местах, словно уловил дразнящие  запахи шашлычной. Анатолий, которому что-то шептал на ухо Палыч, схватил свою сумку и, держась за глаз, пошел прочь.
 – Ну шо, кому платить будем, – довольно резко выхватил из рук Виолетты список будущий «Окружной». – Ну, Макарову 200 рублей, он у нас новый координатор Промышленной организации, Терентьеву с Андроновым по сто пятьдесят, секретарю четыреста, координатору тысяча, заму пятьсот. На машины и бензин нужно, по моим подсчетам, две тысячи. Водителю пятьсот. На вторую машину нужно резину покупать. Но пока все равно денег не хватит. Остальным, если разделить поровну, получится по сто. Сорок рублей остается. Предлагаю их выплатить Тараське.
     Тарас не ожидал от своего «барина» такой щедрости и смущенно опустил немытую, словно смазанную гусиным жиром, голову.
 – А за что Макарову выдают в два раза больше, чем нам? – как-то робко задал мне вопрос Володя Романов.
 – Он двоюродный брат Кротова, – пошутил я.
 – Я написал отчет о проделанной работе, – подал голос подоспевший Анатолий. – Глаз его почти заплыл, и мне стало его жалко. – Я против уравниловки. Нужно учитывать результаты работы.
  – Так. Товарищей, отъезжающих сегодня в Москву, попрошу не расходиться, – перебила Синицына Виолетта. – Нам еще Окружного координатора нужно выбрать.
      – Вы же там у себя в комитете по охране природы работаете? – любезно обратился Палыч к маленькому мужчине в очках, очень похожему на кролика. – Можно как-нибудь к вам поохотиться приехать?
    Тихоня растерялся и дал уклончивый ответ.
     Предводитель, заметив его нерешительность, успокоил:
 – Да вы не бойтесь, мы не будем афишировать у вас ваше членство в ЛДПР.
   Кролик, как и Романов, в списке отсутствовал, но оказался готовым к столь скорому отъезду.
Неожиданно ко мне подошел «Мэни» и, шепелявя,  высказался:
 – Палыч обещал мне поездку сделать, а теперь говорит – нельзя, мол, Коля, у тебя четыре судимости. А у самого – две. Сане вон Терентьеву, что на коттедже у него сейчас работает, сделал, а мне – нет. Я же ему весь второй этаж отштукатурил.
      Хозяин стройки в это время стоял возле бакинца и пытался его обнять.
Когда все вопросы утряслись, Виолетта предъявила протокол. Он свидетельствовал об избрании ее сожителя окружным координатором. Романов первым поставил в нем свою подпись и важно произнес:
 – Ну, Палыч, мы тебя поддержали, с тебя бутылка.
       Предводитель молча ждал, пока остальные присутствующие поставят свои подписи. Когда дело было сделано, он положил бумагу в папку и, сославшись на занятость, стал собираться. Перспектива ежемесячной прибавки оклада штатного помощника депутата Госдумы, только что открывшаяся ему после избрания  «окружным», не сделала его щедрым.
  Володя обиженно надулся и принялся собирать деньги.
После распития второй бутылки Володю немного развезло, и он заважничал;
 – Палыч меня воткнул в список.
 – Так ты же координатор. Должен был и так без лишних разговоров ехать, – подковырнул его я.
 – Да этот дурак все с собственной выгодой делает, – рассердился Володя. – Если будет партию обворовывать, то мы его уберем.
    Открытое лицо смельчака не заставило меня усомниться в его искренности, однако я возразил:
 –  Вы только что этого «дурака» наделили полномочиями. Теперь и думать забудьте, что сможете его выгнать.
 – Рыжий предлагает мне твою должность, – вдруг открылся Романов.
 – А ты, что ему ответил? – спросил я.
 – Не согласился.
 – Спасибо.

                ***
   
      Протокол последнего собрания с трудом и помехами давался секретарше.
    Палыч появился с дымящейся сигаретой и, нависнув над подругой, стал изучать текст. Вошел «Мэни» и, поздоровавшись, осторожно присел у стены.
– Почему ты не  все мои слова напечатала? – вдруг рассердился предводитель.
– Что еще напечатать, как ты черножопым Исмаилова назвал!
– Ты не пререкайся со мной, – властно предупредил «окружной»
Виоллета бросила работу и сосредоточила злобный взгляд на сожителе.
– Пиши, я тебе сказал! – взорвался Палыч.
     В это время зашел участковый инспектор, и  Виоллета с трудом выдавила улыбку. Палыч сразу, как будто ожидал прихода майора,  двинулся  ему на встречу, и они вышли за дверь.
Минут через пять он вернулся и сердито обратился к девушке:
–  Откуда его знаешь?
– В киоск ко мне заходил сигареты покупать, – резко ответила Виоллета и пронзила ревнивца насквозь  смелым взглядом.
–  Ты чего ему улыбалась? Было что-нибудь с ним? Не смотри так на меня, дура!
– Сам дурак! –  огрызнулась  девушка.
– Я тебе, …ядь, дам дурак! Еб… cщас головой об стол, а Коля вытащит тебя отсюда за ноги.
     «Мэни» насторожился как носорог.  По хищному оживлению его кругленьких  глазок я понял, что такую работу ему уже приходилось выполнять.
Вошел Федорыч и протянул холодную ладонь. Настроение у него было приподнятое. В это время раздался междугородний звонок. Виолетта мгновенно схватила трубку.
– Тихо телефонограмма, – цыкнула она и стала писать, громко повторяя слова: – …Высший Совет рекомендует исключить Пасько Олега Владиславовича из партии за срыв выборной кампании... Принято.
     Предводитель вытаращил от возбуждения глаза,  и, едва дождавшись, когда  Виолетта поставит последнюю точку, вырвал у нее книгу и стал перечитывать текст. Потом вдруг схватил за плечо Федорыча и потащил его в коридор.
«Как бы у него крыша от радости не поехала», – подумал я   

        На следующее утро Палыч был в хорошем расположении духа и заигрывал то и дело со своей боевой подругой, у которой под глазом  едва различался загримированный синяк. Уговорив ее с третьей попытки приготовить кофе, он сел напротив меня, и заговорил, издавая мягкие хриплые звуки, будто простуженный  кот:
– Романов звонил из Москвы. Сказал, что там все возмущены поступком Пасько. Теперь на нем крест… И судимость будет. А то тыкал меня все.
 В лучах мартовского солнца физиономия Палыча обмякла. Большой пористый нос с глубокими царапинами, в которых затвердели смешанные с кровью остатки пудры, блестел как смазанный солидолом подшипник.
 – Раньше у меня, когда  я директором кооператива был, сто подчиненных поменялось, – продолжил урчать  Палыч. – Потом, когда подобрались надежные,  договорились, как деньги делить. Раз в месяц собирались и решали. А до того дня  они в дипломате хранились, и брать их никому нельзя было.
  – А дипломат случайно не на вокзале в камере хранения лежал? – спросил я и, не дожидаясь ответа, направился в туалет.  Дверь в мой бывший кабинет была открыта. Увидев там сидящего  в одиночестве   «агента ФСБ», я решил поинтересоваться, чем он занимается.  На столе  были разложены исписанные его почерком бумаги. Он всякий раз их доставал из портфеля и раскладывал перед собой, как будто без них любой разговор был бы неплодотворным.  Молодой человек поднял голову и, пристально посмотрев на меня бусинками черных глаз, попросил:
– Александр Александрович, дайте мне какое-нибудь поручение?
– Так ты же у Евгения Павловича работаешь.
– А он меня сегодня послал  на три буквы и сказал, что такой заместитель ему не нужен, – обиженно надул губы парень. – Я  ему сделал паспорта районных организаций и подготовил справку по округу Исмаилова – где не работают районные организации.
      Задребезжал телефон. Я быстро прервал звонок.
– Можешь сейчас подойти ко мне?  – спросил  редактор.
По его голосу я понял, что произошло нечто важное. Однако уточнять не стал, так как за стенкой тоже подняли трубку.   
 – Так как  насчет поручения? – бросил мне вслед молодой альтруист.
 
В кабинете редактора сидел незнакомый мужчина средних лет и разговаривал по межгороду.
 –  Проверяющий из Москвы, – шепнул мне Семенов.    
– Вы заместитель по оргработе? – строго спросил у меня москвич, положив трубку.
– Да, – ответил я, заметив, что он меня слишком внимательно изучает.
– У вас машина работает не по назначению. Кротов пользуется ей в личных целях, –  заявил он и начал надевать  серое в крапинку демисезонное пальто.
– Знаю, Кротов на ней мясо из района возит, –  ответил я. – И это только начало.
 –  А вы докладывали об этом кому-нибудь из аппарата? – вытаращил он от неожиданности глаза.
 – В аппарате это расценят это как клевету или даже провокацию, направленную на срыв нормализующейся работы, – съязвил я. 
    Сотрудник аппарата приоткрыл рот, но возражений от него я не услышал.
 – Подожди немного, – попросил меня Семенов, когда мы остались одни. – С тобой хотят отец  и Николай Иванович переговорить.
Когда старики вошли, я им рассказал последние новости, упомянув, что Кротов готовится стать штатным помощником депутата, курирующего наш регион.
 –  С Фисенко у меня был разговор насчет Кротова, – строгим голосом заявил экс-депутат. –  Думаю, что он меня понял. Тронут моего сына – крышка.
 – Уже тронули, Васильич. Вы лучше скажите, где вы Кротова нашли? – не выдержал я нормального тона.
 – Его ко мне привел Пархоменко. Вид у него был приличный. К людям он умел подходить и сейчас умеет.  Я рекомендовал его в общественную палату от партии. Он туда ходил… Потом Никонов обратил внимание на его поведение. Он проводил эти палаты. Копнули его биографию. Узнали про судимости. Документы о высшем образовании у него оказались фальшивыми, записи в трудовой книжке поддельные.
 – А билет его военный видели? Говорят, что он в армии не служил, косил в психушке.
 – Мошенника допустили к руководству! – возмутился молчавший до сего момента Николай Иванович и вдруг с надеждой посмотрел на меня: – Что делать думаешь?
 – Думаю, Кротов работать никому нормально не даст. Будет изживать  всех, кто над ним раньше посмеивался, тащить все подряд к себе домой. А Москва обратного хода не даст. Вот и думай тут, что делать…
Когда я вернулся в штаб, то застал там  только Палыча и «Мэни». Предводитель сидел за своим рабочим столом и пыхтел над составлением автобиографии.
– Послушай, Коля, ништяк получилось, – обратился он к «Мэни»  и зачитал понравившуюся выдержку.
– Пиши, Палыч, нормально будет.
– Федорыч не хочет в Москву ехать, – нехотя отвлекся предводитель. –  Придется тебе съездить сдать отчет и забрать людей с учебы. Договорись с водителем, куда ему подъехать за тобой сегодня.
   
                ***

    Ночью в условленном месте я залез в кузов партийного «УАЗика» и обнаружил там лежащего на сиденьях предводителя.
– А ты зачем едешь? – недоуменно спросил я.
– Деньги выбивать.  Да и по выборам поговорить нужно.
    Отравив воздух никотином, Палыч натянул на уши спортивную шапку и завалился спать.
 Утром он, сославшись на головную боль, принял таблетку и снова растянулся на сиденьях.
Я вышел во двор. Молодой лысый мужчина нецензурно бранил водителя  за то, что он не правильно подал к крыльцу Мерседес. 
Пройдя через проходную, я направился в сторону орготдела. Куратор в длинном голубом плаще, столкнувшись со мной у самой двери, не смог скрыть удивления. Нехотя поздоровавшись, он направил меня в кабинет, с которого  нужно было  начинать делать обход.
Ткнувшись в нужную дверь, я попал на собеседование к начальнику орготдела. Молодой мужчина, кажется полковник запаса, оживился, услышав мою фамилию.
Разговор о партийных делах заинтересовал шефа отдела партийной «контрразведки»  и он, стараясь выглядеть добродушным, спросил:
 –  Что там Пасько натворил?
 – Нервы подвели. Я же предупреждал в докладной, что он использует авторитарные методы руководства. Однако комиссия признала, что это клевета. Кротов  им лапши навешал.
 –  Кто – это Кротов? – заинтересовался   шеф.
 – Кротов – мошенник, – пояснил я и только хотел продолжить, как вошел референт, облаченный в темно-вишневый пиджак. Я встал, дав понять, что разговор продолжать нельзя и попрощался.   
Я постучался в дверь руководителя среднего звена, отвечающего за регистрацию организаций. Он взял мой отчет и начал изучать графу с информацией о первичках. Я объяснил аппаратчику, что первичек пока мало, так как ими раньше никто не занимался.
 – Как это – мало первичек? Люди работают, а вы не говорите об этом! – голос предводителя раздался внезапно. Он вышел на свет из прихожей смертельно бледный, держа в руках кожаную папку.
– А сколько у нас первичек? – обратился я к нему, с трудом сдерживая раздражение.
– Вы, оргработник, а не я! – все так же официально возмутился предводитель и вышел.
    Я объяснил аппаратчику, что не хочу заниматься приписками, и встал, направляясь в службу, отвечающую за  кадры. 
    Дверь в отдел  была открыта. Переступив порог, я увидел Палыча, склонившегося над человеком, который вносил  изменения в его анкету.  Я отступил назад и прошел в конец коридора. Оставалось еще много служб, в которых мне необходимо было побывать.  Палыча я увидел чуть позже на лестнице в окружении земляков.
– Он сказал, что вы не работаете. Теперь нам денег меньше дадут, – трагическим голосом вещал он. «Координаторы» недружелюбно посмотрели на меня, но ничего говорить не стали.
 Подошел Анатолий Синицын с большущей пачкой газет. Глаз его почти заплыл.
– Толя, ты опять всю область без литературы оставил, – переключился на него Палыч.
– Да иди, бери сколько хочешь, чего ко мне привязался, – отмахнулся от него Анатолий.
 У меня на очереди стояло Управление пропаганды. В приемной находилась пожилая, полная женщина. Тихим спокойным голосом она предложила мне посидеть. Дверь в нужный мне кабинет была открыта настежь, и было отчетливо слышно, как вычитывала «ходока» худощавая начальница.
– Что вы ездите сюда по любому пустяку, а потом просите оплатить командировочные? Я же ясно сказала вам – шлите такие документы почтой! Да! – нервно ответила она на телефонный звонок и снова максимально повысила голос: – Какие деньги? Вы уже получили все. Мы всем сократили размер материальной помощи, – на сухой шее дамы от негодования вздулась жила. – Что вам еще не понятно?– снова обратилась она к сидящему напротив нее просителю, давая понять, что он свободен. 
    Мужчина виновато улыбнулся и направился к выходу, покраснев  одними ушами. Только я встал, как появился Палыч и, слова не сказав, направился вместо меня на собеседование. Говорил он мягко и любезно. Я расслышал его просьбу. Он хотел получить деньги за одежду, доставленную кем-то из его знакомых в детский дом сиротам. 
– Владимир Вольфович не может всем помогать. У него не хватит на всех нуждающихся денег.
– Детям надо помогать, Любовь Андреевна, – не отступал Палыч и понизил голос так, что я его уже еле слышал. – Вы бы нам еще фуражек и футболок  дали. Они у нас быстро расходятся.
Руководительница взялась за телефон.
– Саша, люди сами просят заменить  деньги атрибутикой. О чем я тебе говорила раньше?! – с нескрываемой радостью торжествовала дама.
    Настроение у нее изменилось в лучшую сторону. Она не поняла, что Палыч клянчит прибавку, не отказываясь от денежного вознаграждения, и, конечно же, не догадывалась, кто и за какие заслуги будет скоро щеголять возле пивных в кепках «русский стиль» и футболках с надписью ЛДПР. 
   Тем временем пожилая секретарша обрабатывала видеоролик с участием вождя партии, тихо выражая свое неудовольствие:
– Все ей мало здесь Владимира Вольфовича, куда уже больше.
 В кадре появился музыкант «Паук». Он называл шефа по-простому – Жирик.
 – Вы старайтесь, чтоб в прессе появлялись строчки о ЛДПР. Пусть пишут о нас что хотят. Главное, чтоб на глаза везде и всюду попадалось название партии. Произойдет зомбирование, – наставляла  меня психолог.
     Я еще немного поговорил со специалисткой  и  пошел проверить водителя. На улице смеркалось. Из проходной густо  вытряхивались сотрудники. Пора было идти в сторону ночлега.
    Партийная гостиница кишела молодыми работниками низового звена аппарата, подростками из мобильной группы и приехавшими на учебу координаторами.  Палыч назвал водителю номер комнаты и удалился. Через пять минут я уже лежал на солдатской  койке второго яруса. Поясница ныла. Мой мозг отключился почти сразу. Но через некоторое время я проснулся. Два собеседника, повышая периодически друг на друга голос, разговаривали за стенкой о большой политике. Диспут под  бряцание стаканов продолжался несколько часов до самого рассвета, с наступлением которого я снова заснул. Смех Рыжего, как скрежет металла, вернул меня к действительности. В легкие  стал поступать сигаретный дым. Зайдя в туалет, я наткнулся на остатки дерьма. Раковина  тоже была им вымазана. Дверь напротив была открыта, и на глаза мне попался перепачканный матрац. Так закончилась ночная дискуссия для одного из жириновцев.
– …яди, свиньи, всю ночь не давали спать, – ворчал водитель по дороге в Аппарат.
    Возле машины нас ожидали нагруженные пакетами партийцы.  Палыч вышел из проходной и по-хозяйски   спросил:
– Деньги все получили?
– Спасибо, Палыч, получили, – ответил за всех Саня Терентьев, у которого все еще зеленели под глазами следы побоев.
– Тогда сбросились по пять рублей Толе на билет. Одному человеку места в машине не хватит. А у него льготы на проезд.
    Получив деньги, Анатолий с полными сумками направился в сторону метро, а народ стал загружаться в машину, подгоняя криками «Кролика», который вбежал во двор, таща на плече свернутый палас. Предводитель, сев рядом с водителем, заглянул в салон:
– Вы заметили, что Синицын спал одетый?
– Да он все ночи так спал, – подхватил казак. – Палыч, ты слышал бы, какие он вопросы лекторам задавал!
– А ну ж, расскажи, – заинтересовался предводитель.
– Предлагал позаимствовать у коммунистов экономический раздел программы.
– Политологом представлялся. В Думе с Лукьяновым сфотографировался, – добавил Терентьев.
– Да он и у Вольфовича за спиной пристроился, – ввернул казак.
– Он завернутый, – хмыкнул Рыжий, – его надо убирать.
– Надо, – согласился казак. – Палыч, прикидываешь, в газете появляется фото: Синицын с синяком и Вольфович.
– И надпись:  «Два клоуна», – ввернул Палыч и, не дожидаясь, когда народ перестанет смеяться, вынес приговор: – убирать его надо. Враг он... И еще черножопого нужно убрать. Ты на его место пойдешь, – кивнул он в сторону немолодого новичка, жующего железной челюстью сервелат.
   На лице предводителя появилась печать обиды и злобы, и он продолжил размышлять, понизив голос:
– Бутузова тоже нужно выгонять.
– А кто это такой? – спросил Терентьев.
– Видеомагнитофон партийный украл, – пояснил предводитель.
    О том, что Бутузов был первым членом партии в области, бывшим членом ЦК и первым  региональным координатором – никто даже не вспомнил или просто не знал.
– Пасько машину купил себе за партийные деньги. Семенов всю семью на работу за партийный счет пристроил, –  продолжал «капать» предводитель.
– Ладно, уж, не трынди, –  вмешался неожиданно в разговор водитель, выруливая со двора аппарата, – у Пасько была уже машина, когда он в партию пришел.
     Палыч  понял, что переборщил и начал переводить разговор в другое русло:
– Гена, ты, наверное, не знаешь, что он на «красных» работает.
    Сидящий напротив меня Терентьев увидев, что я улыбаюсь, тихо спросил:
– А ты не веришь, что Пасько – враг?
– Саша, ну ты откуда знаешь, враг он или нет? – попробовал заставить его засомневаться я.
– Враг он, враг, – тихо произнес Терентьев и повернул опять голову в сторону хозяина, который, натянув до глаз шапку, уж очень  стал похож на дурака.
 –  Ну ладно, хватит про Пасько, а то тут есть люди, которые на него работают, – ядовито сказал Кротов и  еле заметно кивнул в мою сторону.
– Ты расскажи лучше, сколько кепок себе в сумку отложил, – поддел я провокатора, с трудом сдерживая себя от желания прищемить ему нос.
– Каких кепок? – приоткрыл рот Романов.
– Да выдали кепки «русский стиль» на организацию, и он уже их себе взял.
    Предводитель переменился в лице.  Перспектива раздела трофеев подействовала на него мгновенно. Он помрачнел.  На время воцарилась тишина.
Палыч достал таблетку и попросил у водителя воды.
 Придя в «норму», он снова высунул голову из кабины:
– Вот здесь я выезжал на кольцевую, когда в армии служил водителем. С тех пор ухо болит. Сквозняками продуло. Покажите, что за подарки вам дали.
    Пока Михаил демонстрировал содержимое  стандартного набора, я раздумывал над брошенной как бы невзначай фразой предводителя об армии: «Неужели Семенов начал его шантажировать?»
    Увидев импортный  аэрозольной баллончик краски, Палыч попросил его посмотреть. Повертев его в руках, он ласково обратился к казаку:
– Отдай его мне. Я автобус подкрашу.
    Михаил слегка покраснел и кивнул головой в знак согласия.
– Кто еще даст? – мягким вкрадчивым голосом спросил предводитель.
   Коллеги с покорной застенчивостью стали копошиться в пакетах и сдавать баллончики. Один Романов медлил с подарком.
– Ну что, дашь или нет? – добрался до него Палыч.
– А я отдам его своим, чтоб надписи «ЛДПР» писали на заборах. Ведь нам для этого их дали, – виновато потупился Романов.

                ***
     Анатолий Синицын появился в штабе с макетом партийной газеты.  Глаз у него немного приоткрылся. Дождавшись координатора, он стал рекламировать свой труд Федорычу. Тот, будучи в хорошем расположении духа, шутил: 
– Анатолий! Принеси мне справку с института Сербского, и я разрешу тебе выпускать газету! Не против я, понимаешь, не против, но только сначала справку.
– А-а, – махнул рукой Анатолий, – я уже подготовил на них заявление в суд, но сами же знаете, сколько это будет тянуться. Я ведь говорил, что они по заданию КГБ мне группу оформили.
– Я понимаю, Толь, что ты – в полном порядке. Хе-хе. А вот сотрудник аппарата, который здесь на днях был, засомневался, когда застал тебя подслушивающим под дверью.
– Это Кротов попросил подслушать ваш с ним разговор.
– Мало ли что он тебе сказал. У тебя своей головы, что ли, нет? Ей богу, мне стыдно было.
    Палыч появился мрачнее тучи.
– Пойдем, поговорим, – сразу предложил он Федорычу.
– Да погоди, чего ты – не выспался что ли? Хе-хе.
   Раздался междугородний телефонный звонок. Палыч метнулся в свой кабинет.
– Да, слушаю вас… Положь трубку там!
Последняя реплика относилась к Виоллете.   Я догадался, что звонит куратор, и,  почувствовав приближение скандала, стал нехотя изучать газету Синицына. На первой полосе красовался молодой кучерявый Владимир. Автором всех без исключения статей в ней оказался сам Анатолий.
 Вошел Володя Романов.
 –  Я вот телеграмму дал. Нужно оплатить, – показал он Федорычу почтовый бланк.
 – Не понял, какая телеграмма?
 – «Владимир Вольфович, держись, мы за тебя пойдем на баррикады».
 – А зачем такая телеграмма? – удивился Федорыч.
 – На Вольфовича сейчас наезжают в Думе, – пояснил Володя. – Ну, за то, что он минералкой брызгался.
 – У нас нет денег в кассе, – вмешалась Виолетта.
 – Как нет? Кротов в Москве получил, – растерялся Володя.
  – Зайдите к нему, поговорите, – сухо посоветовала секретарша.
Володя, посмотрев на меня, направился к Палычу.
Я  вышел во двор и стал прогуливаться. Вскоре из подъезда вышел Володя.      
– Этот дурак говорит, что денег нет, – расстроился  он. – И еще сказал, что тебя нужно убирать. А я сказал, что только через мой труп.
– Зря ты так ответил. Теперь тебя выживать будут.
      
                ***

     В понедельник утром, явившись в прокуренное помещение штаб-квартиры, я заметил, что Виоллета как-то подозрительно  роется в документах.
– Дай, пожалуйста, папку с распоряжениями, – обратился я к ней как можно любезней.
– Да вот она, – не поднимая глаз, ответила она и высморкалась в платочек.
Просмотрев исходящие письма, я, стараясь быть спокойным,  поинтересовался:
– Тут, вижу, изменения произошли за выходные?
– Да, перепечатала список делегатов на съезд. Звонили с Москвы, ругали за то, что в прошлый раз не координаторов послали учиться.
– Так вы опять отправляете на съезд не тех, кого нужно. Что это за фамилии? Опять Кротов своих рабочих подсунул? Есть же делегаты, утвержденные конференцией.
– Все вопросы не ко мне, а к Евгению Павловичу, – протяжно выговорила моя подчиненная.
– Потом опять будете все это задним числом перепечатывать, – не унимался я, продолжая листать бумаги. – А это что такое? Этого распоряжения в пятницу не было.
    Виоллета промолчала. То, о чем я ее спрашивал, имело непосредственное отношение уже ко мне. Согласно появившемуся за выходные дни приказу, я должен был отчитаться за автопробег по округу Исмаилова, хотя денег на бензин тогда, как и сейчас, не было. Их израсходовал Кротов на свои коммерческие рейсы.
– Сколько денег в кассе? – спросил я.
– В кассе давно ничего нет, – холодно констатировала секретарша.
– Но Кротов же заправляет свою машину. Точнее партийную, которая для него стала своей?
– Это не ко мне.
    Набрав номер телефона приемной депутата, я попросил ответившего мне Семенова-младшего никуда не уходить в течение часа. Потом я написал заявление, зарегистрировал его, хотя в этом не было никакого смысла, и пошел отправлять его факсом в аппарат.  Через полчаса бывший редактор газеты «Правда Жириновского» слушал меня, плотно поджав нижнюю губу. Затем он включил факс и отправил мое заявление в Москву, которое подпадало под статью « раскольнические действия».               
               
    Примерно через неделю я решил узнать, какие выводы сделал аппарат. Набрав номер штаба, я услышал голос Виоллеты. Тщательно выговаривая слова, она произнесла: «Региональная организация ЛДПР». Потом, сообразив, что ее побеспокоил я, очень громко и протяжно добавила: « А-а-а, Александр Александрович!» Возникла небольшая пауза. «Палыч готовится меня записывать», – подумал я.
   Через считанные секунды голос Виоллеты вновь зазвучал, но уже тише и с помехами: «Решением районной конференции и КС вы, Александр Александрович, исключены из рядов ЛДПР»...      
                ***
    Месяц май ворвался теплыми ветрами в закисшую жизнь горожан и оживил бледной зеленью серые от пыли и автомобильной гари придорожные кусты и деревья. Из хрущоб выбрались на солнце старушки с землисто-лимонными лицами, а школьники, весело галдя, занялись уборкой прошлогоднего мусора.
     Часто проходя мимо  зданий областной Думы и городского Совета, я стал замечать среди новеньких чиновничьих «волжанок» и  подержанных  «джипов»    знакомый «УАЗик» с большими голубыми буквами ЛДПР. 
Иногда мне попадалась на глаза  долговязая фигура  в сером пиджаке с короткими рукавами и черных брюках. Усатая физиономия коротко остриженного предводителя буквально за несколько месяцев приняла какой-то жестоко-озабоченный вид. Его можно было посчитать полноправным членом чиновничьей гвардии, которая, лавируя в невероятно вдохновляющей суете  местного самоуправления, в любом деле ухитрялась изыскать возможности для собственного обогащения.  Недавние выходцы из деревень торопливо выпрыгивали из машин, забывая впопыхах заправить в штаны выползшие края белых, липнувших к потным спинам рубашек, и торопливо шагали к массивным дверям, за которыми буквально рвались на куски  колхозные земли и городские участки.      
    
 Семенов-младший получил, правда, не сразу, выписку из протокола заседания Совета, во время которого произошло его и мое исключение из партии. Оказалось, что гнать его с отцом из партии предложил  Бутузов, за что – не пояснялось, однако «за» проголосовали почти все присутствующие.  Меня обвинили в написании «подметных» писем в аппарат. Бутузов попытался оправдать мой проступок тем, что в аппарат писать – это не в газету. Однако ни у него, ни у кого-то другого не хватило смелости потребовать  эти письма для изучения. Не в мою пользу был и протокол  районной конференции,  на которую меня почему-то «забыли» пригласить.   
   Позвонив из любопытства Бутузову домой, я заслушал тираду его негодования.
     – Там в протоколе Кротов написал мои слова, якобы я предложил гнать Семеновых из партии. Я такого не говорил!
 – А кто голосовал за мое исключение?
 – Я могу сказать, кто был против, кроме меня, естественно. Швецова, Исмаилов, Романов и… кажется… –  Бутузов назвал фамилию координатора похожего на Боярского. – В  общем, почти все, кто имел законные полномочия. А «за» были, естественно, Кротов, Виолетта, хотя она полномочий-то и не имеет,   новый координатор по твоему району, тоже без полномочий, и казак. Кстати, казака на следующем  Совете самого исключили.
 – А за что?
 – Во-первых, опубликовал в газете свое заявление в поддержку старого губернатора, а мы же приняли решение поддержать выдвиженца от КПРФ – это раскольнические действия. А во-вторых, какие-то деньги получил и растратил. В общем, так: я буду в Москве, зайду к Шведу или к председателю ревизионной комиссии.
 – Швед на стороне Кротова, – предупредил я. – Вынужденно. Его оплели паутиной и подставили «контрразведчики»
 – Не знаю, но мне Швед показался принципиальным руководителем. Вряд ли он долго Кротова терпеть будет.
    Закончив разговор, я набрал номер Семенова-младшего и объяснил ему, что Бутузов не произносил фразы, которая вошла в протокол, и посоветовал написать апелляцию.  Немного помолчав, тот ответил:
 – Понимаешь, мне уже ничего не хочется писать. Там формулировка такая присутствовала: «за действия, порочащие партию и наносящие ей существенный вред». Это уже кротовская паранойя – «кругом враги». В общем, я не хочу в это говно снова лезть. Хотя Николай Иванович предлагает собраться, поговорить.
      После недолгих  размышлений, мы все-таки договорились о встрече.
      Незадолго до условленного дня я, как нарочно, повстречал казака. Казак топорщил в улыбке усы,  виновато водил по сторонам здоровым глазом и оправдывался:
 – Да понял я, Александрыч, что Кротов мошенник. Ты в курсе, теперь фирма в штаб-квартире работает, а на Жукова магазин продуктовый.
 – А деньги за аренду кто получает – Кротов или организация?
 – Брось ты. Никто ничего не спрашивает. Понимают, что могут остаться без вознаграждения. Деньги же из Москвы регулярно поступают.
 – Интересно. Круговая порука получается. Кротов дает им подачки и не проверяет их организации, а они взамен не суют нос в его финансовые дела.  Пасько за то, что только часть помещения сдал под офис, получил от Фокина.  А Кротову – все как с гуся вода.  Что это за фирма такая открылась у вас? Чем заниматься будет?
 – Да собираются мясо продавать, комбикорм возить по районам на партийной машине. Грузин директор её.
 – Какой грузин? Сомневаюсь я, чтоб с Палычем грузин сработался.
 – Ну, а кто он, этот с пузом, носатый? Не русский же?
 – А за что тебя исключили?
 – Ездил в командировку. Хотел Фисенко к казакам пристроить. Кротов просил какое-нибудь звание казачье получить для него к выборам. Деньги на дорогу потратил, но ничего сразу не решил.
 – Понятно. В общем, ты теперь – безработный.
 – Да нет. Я тут все со школой патриотической бьюсь. Почти что получилось.
Этот диалог с Михаилом я пересказал собравшимся в условленном месте Семеновым, Николаю Ивановичу, «агенту ФСБ» и председателю РКК Никонову.
 –  Что делать думаешь? – как всегда обратился ко мне старик.
 –  Нужно позвонить в ЦКК и попросить  прислать другого референта, – обратился я к Никонову.
 –  Да, да, я позвоню председателю. У меня тоже есть, что ему сказать. Билеты партийные пачками раздаются в школах, ученики заявления о вступлении в партию пишут в обмен на тетрадки и дневники.
 – Мой внук об этом мне тоже рассказывал, – подтвердил Семенов, – но я слышал и такое: в трамваях подростки  вместо проездного билета предъявляют партийные.
 – Что ж, бесплатный проезд по партийным билетам – тоже  стимул. Пообещал же кто-то. Так они такую численность к конференции нагонят, что выйдут на первое место по России, – отметил я.
 – А что это за подметные письма вы писали? – спросил у меня  «агент ФСБ».
 – Да это  докладные по итогам  Совета, на котором Пасько отказался работать. И посылал я их не анонимно, а с подписью.
 – Евгений Павлович показывал мне какие-то письма, но читать, когда я его об этом попросил, не позволил. Зачитывал только отрывки новым членам молодежной организации. Сейчас молодежкой руководит Моторкин.  Он мне об этом говорил.
Скорее всего, он товарищей Моторкина с собственными сочинениями знакомил. Ведь он любую глупость может зачитать, а сослаться на мое авторство.  Москва его на полное обеспечение посадила вместе с Виолеттой и все условия для мошенничества создала. Это нам нужно проявлять активность в свободное от работы время, чтоб  с ним состязаться и правды добиваться.
 – А вы знаете, что Романов поссорился с Евгением Павловичем?
– Когда?
– Когда на съезд ехали. Кротов запретил его будить в поезде утром. Состав загнали в тупик, и Романов опоздал на съезд из-за этого. Ребята из молодежной организации жаловались, что у них все ценное в подарках отобрали. Краску опять Евгений Павлович себе взял.
– Кирилл, их для того и посылали на съезд, чтоб Кротову добра привезли. Однако, это весьма даже занимательно. Молодец Кротов. Поставил партию себе на службу. В принципе, так и должно быть, партия должна быть на службе у народа.          
   Расставались мы решительно настроенные дать на предстоящей конференции Кротову бой. Требовалось только не растерять запал за оставшиеся дни. Однако все наши планы провалились: распоряжением Шведа конференцию перенесли на осенний период.  В общем, Палыч снова подсуетился и получил карт-бланш, чтоб добить остатки недовольных и привлечь на время на свою сторону новичков.
 –  Среди присутствующих на встрече кто-то оказался  провокатором, – высказал свое предположение повстречавшийся мне некоторое время спустя Никонов. Аргументов для возражения у меня не нашлось.

                ***
    В начале лета меня навестил неугомонный  «агент ФСБ». Собака, облаяв, боязливо пропустила его. Скинув огромные башмаки, он плюхнулся в кресло, раздавив весом пластмассовое колесико. После недолгого замешательства из портфеля были выложены «важные» документы и диктофон.
 – У меня тут запись предновогоднего КС, – пояснил он, протягивая руку за конфетой.
 –  Кто тебя надоумил записать его?
 – Это же интересно, – пробубнил сластена, слегка прикрыв глазки. – Я  звонил Корниенко в Москву, спросил, как он смотрит на то, что у нас исключили несколько человек из партии. Оказывается, никто не обсуждал среди руководства аппарата этот вопрос, и, вообще он удивился, когда узнал об этом.
 –  Да знает он все прекрасно.  Осторожничает. Если бы сказал, что ему это не нравится, а ты бы взял да и сослался на его мнение, глядишь – неприятности по работе получил бы.
 –  Да, по голосу чувствовалось, что он недоволен моим звонком. Он как бы отмахнулся от меня, сказал, что будет конференция, там собирайте своих сторонников и выясняйте отношения.
– Ты представь, сколько таких звонков он принимает. Сколько жириновцев со своей правдой надоедают им. А ты знаешь кого-нибудь в городе из старых членов партии, кто бы приглашался на какое-нибудь собрание?
 – Нет.
 – Я таких людей тоже пока не встречал. А тайные конференции прошли уже в двух городских районах и там наверняка «делегатов» проинструктировали насчет врагов.
 – Да. Но есть еще и сельские районы.
 – Там тоже  назначат лояльных к новой власти руководителей, а старых задобрят подачкой. Или могут пообещать каждому в отдельности одну и ту же оплачиваемую ставку помощника депутата Государственной Думы.  Исмаилов, от которого, как от окружного координатора, пока еще много зависит, скорее всего, возьмет их сторону. Да и Пасько его об этом попросит. Попросит обязательно. В противном случае его осудят по иску Синицына.
 – Вы бы хоть апелляцию написали. Может, действительно в Москве не знают о вашем исключении?
 – Нужно переписать твою кассету и отослать в аппарат, – предложил я. – но так, чтобы она не попала в руки куратору.  Референт в своем отчете зимой наверняка все переиначил. Тут он и попадется на вранье.
      На следующее утро Кирилл принес магнитофон, и мы приготовили аудио письмо. После обеда бандероль была отправлена. Мой верный помощник обещал предупредить звонком о моем послании исполняющего руководителя аппарата – осторожного отставника.      
 
 Недели через две «агент» явился с докладом:
 – Швед приезжал. Я подслушал его разговор в офисе. По вопросам, которые он  задавал новой секретарше, я понял, что его, Александр Александрович, ознакомили с содержанием диктофонной записи.
 – Ну вот Кирилл, достали все-таки мы их. Их же оружием. 
   Некоторое время спустя моя посылка вернулась ко мне с пометкой, что адресат её не востребовал.

                ***
               
   Августовское падение рубля вывело ненадолго жизнь из привычной колеи и заставило народ задуматься о спасении своих сбережений.  Володя-спортсмен и  толстушка активно занялись продажей падающих в цене  комнат. Пригласив как-то клиентов на смотрины, спортсмен наткнулся в темном коридоре на Нину. Молодая мать настолько была взбешена  появлением редкого гостя, что бросилась   на него с кулаками, чем, конечно же, отбила охоту у потенциального покупателя к сделке.
 – Ты как хочешь, а я продам комнату фирме, – огорченно сообщил мне впоследствии Володя, смирившись  с тем, что немало на этом потеряет.               Задуманное он осуществил довольно скоро. Вслед за ним через эту же контору продала комнату семья толстушки. Настала моя очередь. Для начала я решил провести «разведку боем»
  – Братишка, у тебя спичек не будет? –  спросил у меня  пьяненький, одетый в тельняшку мужик с сигаретой в зубах, когда я открыл знакомую, к удивлению, незапертую дверь со следами от ударов тупыми и острыми предметами.
– Вы не курите в коридоре, тут же маленький мальчик у соседей, – предупредил его на всякий случай я.
– Не понял, – морячок оттопырил татуированные пальцы, – ты здесь живешь, что ли?  Кто ты такой?
 – А ты что, прокурор, что ли, чтобы задавать мне вопросы? 
– А-а, братишка... Ха-ха. Я тебя понял… Я не прокурор. Давай познакомимся, что ли… Ну, че ты уставилась? – отвлекся вдруг нетрезвый собеседник, посмотрев мимо меня.
Я обернулся. В нескольких шагах от нас стояла Зоя. В ее потухших глазах отсутствовала прежняя наглость и бесстрашие. Воспользовавшись заминкой, я пошел к себе. Буркнув несколько ругательств, хозяйка квартиры тоже протопала восвояси. Ожидаемого для такого случая скандала не случилось.
Раздевшись, я открыл окно и вдохнул свежий воздух. Мне вспомнилось,  как несколько лет назад я  искал концы в истории с суицидом молодого мужчины.
 – Вы здесь живете? – мои мысли были прерваны стоявшим на пороге молодым цыганом.
 –  Не живу, но комната моя.
 – А вы будете её продавать?
 – Буду, но только не тебе.
 – Почему? – молодой человек слегка растерялся.
 – Потому что ты мало заплатишь. Сколько ты Володе заплатил?
 – Тысячу долларов.
 – Ну вот видишь, какой у тебя подход к серьезному делу. Я-то знаю, сколько он получил, мне он врать не будет, – две тысячи.
 –Все равно, если надумаете продавать, дайте мне знать,– попросил  самоуверенный тип и удалился.
Стук в дверь заставил меня снова обернуться.
 – Извини, конечно, но я хочу я с тобой поговорить. – Это была Нина. Она сильно похудела, глаза окончательно поблекли. – А  ты тоже, наверное,  свою комнату продашь? – спросила она.
 – Наверное, а может, буду меняться.
 – Нормальные люди сюда не пойдут. Ты только цыганам этим не продавай. Хорошо бы бабку одинокую.
В это время в приоткрытую дверь вошел её малыш. Он с любопытством таращил на меня ясные глаза и ничего не говорил.
 – Привык он у меня бегать по всей квартире. Теперь не отучишь. Эти цыгане нарочно свою дверь нараспашку открывают, когда с девками балдеют. Я уже сцепилась с ними. Поддатая была...  Пригрозили, что убьют. Матери в больницу нужно ложиться, так она боится теперь меня одну оставлять.
 Вся давнишняя злость на эту несчастную женщину у меня неожиданно пропала, и я тотчас решил ей как-нибудь помочь.
 – Так ты можешь тоже поменяться. Ведь у вас две комнаты. Можно на квартиру с частичными удобствами.
 – Я не понимаю в этих делах ничего. Обманут ещё.
 – Я могу  привести тебе честного специалиста.
Поговорив ещё немного с соседкой о различных вариантах обмена, я ушел.
Через неделю я привел в квартиру свою давнюю знакомую из агентства недвижимости и стал ей объяснять, что к чему. Алексеевна молча наблюдала за нами.
 – Неплохо было бы перегородку поставить в коридоре, тогда у вас своя прихожая бы получилась, – посоветовала она Зое.
  –  Где ж нам денег взять? Вот этого кормить надо, – угрюмо ответила Зоя и показала пальцем на внука.
 Я не стал дожидаться окончания  разговора и вышел на улицу. Минут через десять спустилась моя знакомая. Всегда обаятельная, жизнерадостная молодая женщина выглядела очень бледной и тут же пожаловалась:
 – Что за человек эта Зоя Алексеевна? Не вампир? Чувствую себя так, будто из меня все соки высосали.
 –  Будь осторожней с ними.
 – Ребенок хороший, ради него помогу им без своего интереса.
 – Я тоже помогу, чем могу, сделаю  перегородку. Прямо сейчас позвоню плотнику.
 –  С перегородкой проще будет клиента подыскать.
    Николай, с которым я переговорил несколько минут спустя, не заставил долго себя ждать.  На следующий день недалеко от моего дома мы уже договаривались о дате начала работы. Слушая меня, Николай то и дело отвлекался, поглядывая в сторону помойки. Там двое бомжей усиленно ворошили палками бак. В этот момент мне почему-то подумалось, что он, Николай, уже сделал шаг к такой же свободе и независимости.
 Перегородить полутораметровый коридор для Николая не составило большого труда.  Алексеевна от такого скорого окончания дела вошла в хорошее расположение духа и, поблагодарив нас, вытащила из комнаты зеркальное полотно.
 – Может, продадите кому? Скоро Новый год, а денег совсем нет.
    Николай, замявшись, пообещал похлопотать, и  Зоя  всучила ему  зеркало.
 – Пусть пока у тебя полежит, я не хочу сейчас тащить его к себе, – попросил он меня на улице.
 – Хорошо, – согласился я и рассчитался с ним за работу.
 –Пойду я, отдам ей сразу деньги за зеркало. Пусть к Новому году хоть выпьет немного, – принял Николай неожиданное решение и мы попрощались.
Я, преодолев  желание отнести это видавшее жизнь зеркало на помойку,  с  осторожностью определил его в сарай.

                ***
               
«Агент ФСБ» принес весточку о том, что Бутузова исключили из партии. Я не поверил и позвонил на всякий случай ветерану партии домой. Бутузов, услышав неприятную новость, поначалу  петушился и, никак не хотел верить в то, что аппарат поставил на нем крест. Под конец разговора  он пообещал разобраться и, если что, сбросить факс самому Жириновскому на дачу.
Недели через две утром к моему дому  подъехала партийная машина. Из нее вылез невысокий черноволосый молодой человек и тихо пригласил меня в офис на собеседование с каким-то Войковым. Вообще-то я ожидал, что из машины выйдет сам предводитель, поэтому был очень взвинчен.
 – Что это за Войков? – резко спросил я у посыльного.
 – Не знаю, – ответил, отведя глаза, посыльный и  направился к машине.
 – А ты, случайно, не Моторкин? – бросил я ему вслед. 
 – Да, – ответил он, едва обернувшись, и залез в кабину, где сидел уже новый водитель.
 
 Дверь комнаты, порог которой в прежние времена никто не переступал, была открыта. Проходя мимо, я заметил Семенова-старшего и здорового, с постной мясистой физиономией гостя. Он сидел за столом рядом с мелким мужчиной лет сорока пяти. Я вошел.
– Слушаем вас, –  сходу обратился ко мне мелкий, и я понял, что главный он, а не верзила.– Мне сообщили, что вас исключили из партии. Почему апелляцию не послали. 
– Посылал, звонил.
 – А кому вы звонили? – оживился невысокий дознаватель.
 – Тому, кто исполнял обязанности руководителя аппарата.
  Куратор, присутствие которого раздражало меня,  насторожился.
 Проверяющие переглянулись. Видимо, моя информация имела какое-то значение для их интриг. Белобрысый взял кусок оберточной бумаги с этикеткой от моей бандероли и принялся его изучать.
 – Возьмите себе, если она вам нужна, – предложил я.
    «Мелкий», полистав исписанные шариковой ручкой листы, вновь обратился ко мне:
 –  Я смотрю, за ваше исключение многие проголосовали.
 – А можно, я посмотрю, кто голосовал?
   Не дождавшись разрешения, я заглянул во что-то похожее на  протокол конференции моего района.
 – Так тут расписались члены других районных организаций. Давайте прямо по списку я вам покажу, кто именно. Их тут больше половины.
 –  Да не надо, – промямлил «мелкий».
  Реакция «мелкого» мне не понравилась, и  я решил не отступать.
 –  А вот тут написано, что присутствующие заслушали докладную Тарасова. Можно посмотреть эту докладную?
  Проверяющий  вновь промолчал:  лицо его исказилось, приняв  неприятное хищное выражение, как у озлобленного хорька.
 – Кстати, вы хоть видели этого Тарасова? У меня большие сомнения относительно  способности его писать вообще, – подковырнул я.
 – Мы его приглашали, но он не пришел, – тихо проговорил «мелкий» и тут же сменил тему: – А в какой комнате фирма работала?
 – Здесь, где мы сидим.
 – Эту комнату недавно купили, – вмешался куратор.
  – Фирма была, – вступил в разговор Семенов.  – Я  ходил в администрацию, проверял. Именно по этому адресу была зарегистрирована.
 – Но мы спрашивали, никто не знает никакой фирмы, – возразил ему куратор.
        Я вновь не удержался от комментария:
 –  Вы пойдите в администрацию и проверьте. Сразу станет все ясно.
 – У нас нет уже на это времени, – промямлил «мелкий», и в разговор степенно вступил  верзила:
  – Я полковник десантных войск, прошел Афган, Чечню, проехал уже не один регион, и всюду приходится разбираться в таких вот дрязгах. И все же хорошо, что вы пишете, лучше вовремя получать сигналы.
 – Мужики, скажите честно, где вы нашли Фисенко? – пошел в атаку Семенов и, не дождавшись ответа, продолжил: – Ведь его назначение,  на самом деле,  по пьянке решалось, у Кротова в квартире. Надо было спросить хотя бы мнение Координационного Совета.
 – Откуда вы знаете, что была пьянка? За дверью стояли? – огрызнулся куратор.
 – В гостинице вы не ночевали, я звонил туда, потом Кротову, и он сказал, что вы у него, – улыбнулся Семенов дежурной улыбкой.
 – А что тут плохого, если я и переночевал у него?
  – Да пили  здесь, в офисе, – возмутился Николай Иванович, – водка и закуска прямо на столе стояли.
  Возникла пауза, которую нарушил Николай Иванович:
–  Позвольте, я зачитаю обращение, – обратился он к комиссии, доставая очки.
 – Пожалуйста, – равнодушно ответил мелкий.
Николай Иванович с очень серьезным видом приступил к чтению.   Все было хорошо у него в тексте и правильно, только в конце была допущена досадная оплошность. Он сказал о снижение рейтинга партии в целом по всей России, привел в качестве примера результаты последних региональных выборов. Забыл, видимо, что в аппарате такие вещи не приветствуются, хотя сам не раз говорил, что там предпочитают вранье и браваду.
  «Мелкий» спокойно, без эмоций выслушал Николая Ивановича, после чего задал вопрос:
 – Вот вы тут говорили о том, что на руководящие посты назначаются алкоголики,  судимые. Можете привести хоть один пример?
   В этот момент отворилась дверь, и в комнату зашел  мужчина лет тридцати с торчащими как колючки ежа волосами. Он улыбался  улыбкой лишне опохмелившегося человека и держал в вытянутой руке лист бумаги.
 – Вот тут протокол по переизбранию Бутузова. Кому отдать?
 – Мы заняты пока, – недовольно буркнул «мелкий», – оставьте, потом почитаем.
  Однако гость продолжал стоять на месте, как будто ждал приглашения к столу.
 – Хорошо, оставляйте, мы посмотрим, – ещё раз обратился к нему  москвич.
  Отдав лист, «ежик» тронулся на выход.  Походка у него была, как у Промокашки  из фильма «Место встречи изменить нельзя».
 – Что-то он у вас замороженный какой-то, – отметил «мелкий», когда дверь захлопнулась.
   На что я ему пояснил:
 –  Да он просто не протрезвел. Это новый координатор. Знаете,  Бутузов собрал конференцию и подтвердил свои полномочия. А Кротов сразу же организовал другую конференцию, чтоб выбрать своего человека. Он ведь только и делает, что натравливает темный народ и подростков на членов своей партии. При этом врет, говорит,  будто они враги.
 – А кто сказал вам, что Пасько исключили? –  насторожился мелкий.
 –  Была телефонограмма весной.
 – Где она? Принесите, – вмешался куратор. По тому, как глаза его злобно сузились, я понял:  он уверен в том, что её уже нет.
  – А что вы сами не принесете, вы же проверяющий, а не я?
Моя  реплика не нашла понимания у «мелкого», и я нехотя пошел за тем, чего наверняка не было.
В кабинете Палыча тяжело прохаживался, шаркая небольшими ступнями, невысокого роста дядя с лохматой седой головой.  Обвисшие в коленях брюки, подпоясанные ремнем ниже пояса, поддерживали обтянутый красной олимпийкой живот.
  – А вы кто? – спросил я у толстяка.
 – Координатор Ленинской районной организации.
 – Так это вы меня из партии исключили?
 – Нет, я тогда не работал.
 – Где у вас книга телефонограмм? – обратился я к сидящей за столом молоденькой секретарше.
 – Спросите у Евгения Павловича, он в той комнате.
    В кабинете, где обычно проходили заседания, оказалось полным полно народу. Рыжий с  лицом человека, которому только что удалили зуб, сидел в углу. С того дня, как я  последний раз его видел, он заметно осунулся.
 – Где у вас книга телефонограмм? Просят проверяющие.
 – Кто ты такой, чтоб брать книгу телефонограмм, – злобно процедил предводитель, и глаза его выдали нездоровое состояние души.
 – Опять таблеток обожрался, что ли? – усмехнулся я и перевел взгляд  на Виолетту.    
 – Сейчас поищу, но, кажется, ее нет, она в Москве, – бодро среагировала она.
   Я повернулся  и вышел.
 – Книги телефонограмм, конечно же, нет, –  доложил я комиссии. –  А когда её найдут, я думаю, что нужной странички в ней обязательно не будет.
   Куратор недовольно хмыкнул.
 – Была телефонограмма, в которой Швед рекомендовал Пасько исключить из партии. – Вновь напомнил о себе  Семенов-старший.
 – Швед уже не работает, – вставил  «мелкий»
 – Швед не работает? – удивился и обрадовался Семенов. – Я приезжал в Москву с документами по воровству Пасько, а он все прикрыл тогда. Он – провокатор. И нечего вам больше мучиться. Вот, перед вами сидит готовый координатор. – Семенов ткнул себя в грудь.
    Глаза «мелкого» подозрительно вспыхнули. Я тут же догадался, что его обрадовало: диктофон зафиксирует слова Семенова «Вот перед вами сидит готовый координатор», а то, что Семенов говорил, имея в виду свою персону, конечно же, скроют. Все кончено. Швед прослушает пленку и придет в бешенство: человек, назвавший его провокатором, рекомендует на должность координатора меня. А Жириновскому вновь все представят, как  заговор с целью раскола организации!
«Мелкий», получив то, чего долго выжидал, посмотрел на часы и сделал сообщение:
 – В декабре будет конференция. Там все получат возможность выступить.
 – Можно мне проверить организацию? – обратился к нему  подоспевший Никонов.
 – Приходите, проверяйте.
   На следующий день я позвонил Николаю Ивановичу, чтоб узнать о результатах проверки.
 – Негодяи, они не допустили его к документам, – расстроено возмутился старик.
 –  Почему?
 –  Сказали, что он не имеет полномочий. Он будет выходить из партии. И я тоже. Прямо на конференции.
 – Им только это и нужно. 

               
                ***

    За день до конференции в мой  двор нагрянул  «агент ФСБ»  и, отбиваясь портфелем от наседавшей собаки, торопливо заговорил:
 – Фисенко имеет какой-то план по избавлению организации от Кротова.
  –  Не может быть! – воскликнул я, с трудом отогнав рассерженную дворнягу.
 – Александр Александрович, он давно вынашивает эту идею. Для решительных действий ему не хватало полномочий.
  – Не верю я ему.
 – Зря вы так. Он и вас хочет вернуть на работу. Пасько, и тот уже с ним подружился.
 – Хорошо, Кирилл, я против Фисенко выступать не буду, раз он решил избавить организацию от Кротова. Можешь так и передать.
     Кирилл ушел, а я всерьез задумался над тем, что он мне рассказал. Скорее всего, парня использовали, как «утку».  Этой мыслью я, на всякий случай,  решил  поделиться с Бутузовым. Телефонный разговор с первым координатором меня огорчил. Оказывается, Федорыч и с ним уже  тепло побеседовал. Пожаловался даже, что Кротов создал вокруг него вакуум.
 –  Он, между прочим, не поддерживал идею моего исключения из партии, –  хвастливо заявил мне Бутузов.
 –  Но тебя же все-таки исключили, это факт.
 –  Это все херня. Я звонил в Москву, отослал туда протокол своей конференции. Короче, Фисенко нужно поддержать, а  Кротова выводить из организации. Звонил мне ещё Пасько, то же самое говорил. В общем, веселенькая будет конференция.
 – Что ж, недолго осталось, увидим.
   В день конференции я проснулся раньше, чем обычно.   За окном было совсем темно, с крыш капала вода. Декабрь месяц, а снега не найти.  Нехорошие предчувствия охватили меня и стали усиливаться по мере приближения часа собрания.

    ДК трикотажной фабрики был построен под занавес эпохи всеобщего созидательного труда и, конечно же, имел серый вид по сравнению с аналогичными сооружениями более раннего периода.   Толпа ЛДПРовцев дымила под сенью разложившегося от влаги бетонного козырька и хорошо дополняла общую панораму запущенности и анархии входной группы. Евгений Павлович, опознанный мною издалека, перемещался от одной кучки делегатов к другой и объяснял что-то, жестикулируя, как опытный заговорщик. К нему регулярно подбегал бледно-прозрачный юноша-информатор, обнаруживший некогда «подпольную» штаб-квартиру.  Когда до крыльца оставалось полтора десятка шагов, предводитель меня увидел.  Полыхнув нечеловеческим взглядом, он продолжил, с трудом шевеля губами, что-то объяснять мальчишке с горящими, как у пионера-тимуровца, глазами.  Выглядел он так, будто отравился грибами. В этот момент фигура высокого мужика с животом, способным вместить не менее двадцати литров жидкости, вылезла на передний план. К моему удивлению, я узнал  начальника  отдела снабжения, в подчинении которого некоторое время работал в последние годы перестройки. 
      Раздался скрип тормозов. Подъехал партийный «УАЗик». Из открытой двери вынесли несколько ящиков водки и загрузили в автобус, принадлежащий Палычу.
      Я поздоровался с бывшим шефом и поинтересовался, что он тут делает.
 – Да вот, попросил меня Женька, сказал, что нужно поддержать Фисенко, а тебя провалить, – снабженец засмеялся.
 –  А ты что, член партии, разве? – спросил я у него.
 – Был, но вышел. Разве это имеет значение? Я что, не могу прийти, послушать, о чем вы тут выступать будете?
 – А когда же ты успел вступить и выйти?
 – Да собирались мы торговлей заняться с Женей. Я ходил, как мальчик, зарегистрировал фирму, собрал все бумажки, проходит месяц, второй – а денег шиш. Я в такие игры не играю. Тут же заявление, будьте любезны, до свидания. А сейчас пришел, если честно сказать, выпить на халяву. Слух прошел, что сегодня всем будут наливать после того, как Фисенко изберут координатором.
 – Похоже, что сегодня  пить за здоровье Федорыча будут все алкоголики квартала.
 В холле ко мне подошел «агент ФСБ» и тут же проявил обеспокоенность.
 – Идите, зарегистрируйтесь, иначе вам не дадут слова.
    Молодая девушка бойко записывала делегатов, некоторым вместе с мандатом выдавала голубые членские книжечки. Отстояв небольшую очередь, я тоже получил удостоверение и прошел в зал, на две трети заполненный зрителями. В президиуме уже сидели: Федорыч, Виолетта, куратор с «мелким» и старенький профессор, приглашенный, вероятно, в качестве почетного гостя. Почти год назад я  разговаривал с ним о политике и даже вручал ему партийный билет. Дедушка написал какой-то научный труд и надеялся на спонсорскую помощь для его опубликования.
 Народ все прибывал, и Виолетта решила открыть собрание.
 Первым пошел выступать Федорыч. Он вяло зачитал статистику спада промышленного и сельскохозяйственного производства области, назвал общее количество членов партии, сознательно избежав анализа по возрасту. Слушать его было совершенно неинтересно, особенно когда он начал сетовать на противодействие нормальному развитию организации со стороны оппозиции. Мало того, он при этом еще и жевал жвачку. «Перестаньте жевать», – раздался молодой голос. Федорыч осекся. Я, да и никто другой, не ожидали такой смелой выходки делегата, сидящего в окружении молодежи. Скомкав под конец все выступление, Федорыч опять занял место в президиуме. Начались прения. К трибуне вышел Никонов
 – Извините, но мы сейчас заслушали не доклад координатора, а какие-то сводки о надоях молока.
 В зале засмеялись. Никонов имел два высших образования и хорошие ораторские способности. Речь его производила впечатление, но до тех пор, пока он не ляпнул, что был когда-то членом КПСС.
  – Ха-ха-ха, – засмеялись молодые жириновцы, – вот и катитесь к коммунистам.
 На задних рядах подхватили гвалт. Оглянувшись, я увидел массу незнакомых хмельных физиономий, среди которых выделялось багровое лицо  пятидесятилетней женщины с цветастым платком на шее.  Предводитель стоял возле последних рядов и опять что-то зловеще внушал мальчику-информатору.
 Следом за Никоновым поднялся на трибуну  координатор из Пеньково.
 – Весь год шла борьба не за власть в области, а за власть над организацией, – начал он.
 Раздались аплодисменты. Лицо мелкого проверяющего на секунды приняло выражение затравленного хорька. Только куратор был невозмутим. Он, как Наполеон, созерцал происходящую картину.
 – Вы за критику исключили людей из партии.
 В зале снова захлопали.
 –  Никто никого не исключал, – вмешался куратор.
  Рядом со мной сидела Швецова и недоумевала:
 – Я все никак не могла поверить, что тебя исключили, а главное – понять, за что. Сейчас я пойду и дам этому Кротову. Я долго ждала этого момента.
 Когда Колотов закончил, она стремительно направилась к трибуне. Лицо предводителя передернуло судорогой. После слов «если кого-то и надо гнать из партии, то одного человека – Евгения Павловича» предводитель покинул зал под аплодисменты.  Неожиданно пропал звук. Микрофон то включался, то отключался, но делегатка продолжала говорить.
 «Хватит там, время вышло».  Базарный голос из-за моей спины вызвал небольшую волну возмущения. Послышались пьяные реплики, матерщина. Это гудели мужики, сидящие вокруг распаренной торговки. 
 Я встал с места и пошел к первому ряду, где возвышалась знакомая белобрысая голова проверяющего Войкова.
 – Что это за люди на конференции? Они не члены партии и пьяные к тому же, – сказал я.
  Верзила улыбнулся детской улыбкой и ничего не ответил. Я понял почему. Запах водки чувствовался от него на расстоянии метра.
 – Минуточку, минуточку, – выставив рогаткой пальцы, к трибуне подскочил Шишкин. – Сейчас я вам кое-что покажу.
 Оператор стал вставлять в видеомагнитофон кассету. Все с нетерпением ждали, возможно, обращения самого Жириновского. Но на экране высветился спортзал, в котором занимались подростки. Шишкин со свистком на шее дает им команду строиться. В зале появляется Палыч. Тишина. «Равняйсь, смирно! К нам в гости приехал окружной координатор Кротов Евгении Павлович». С седой непокрытой головой обкуренный предводитель осматривал шеренгу подрастающего поколения. На этом запись остановили.
 – Ну что, видели? – подал голос Шишкин. – К нам раньше никто из руководства не приезжал, а вот Евгений Павлович приехал. Так что не будем гнать пургу.
 Бутузов в камуфляже с портупеей решительно вскочил на трибуну.
  – Я первый координатор и бывший член ЦК партии. Было время, сам тыкался, как котенок. Ничего не имею против Фисенко, а вот…
 В это время снова пропал звук.
  – Кротов, выйди из радиоузла, прекрати отключать микрофон!
 Микрофон заработал.
  – У меня претензии только к…
 Звук снова пропал.
  – Кротов, прекрати отключать микрофон! – Бутузов побледнел от негодования.
 Но комиссия безмолвствовала. Только сидящий среди них случайный человек – профессор – растерянно смотрел по сторонам, то на Федорыча, то на «мелкого».
 Когда ветеран партии закончил выступление, к микрофону подошел молодой человек невысокого роста. Виолетта представила его как координатора районной организации. Юноша начал свою речь с комсомольским задором:
 – Бутузов, мы знаем, что вы проходили лечение в наркодиспансере.
 Раздался смех в ложе молодежи.
  – А вы, дяденька, полегче насчет борьбы за власть в организации. Что-то я вас ни разу не видел в офисе. Советую почаще бывать, – обратился он уже к координатору Пеньково.
  – Я живу за сорок километров от города.
  – Чао, – юноша помахал рукой в сторону, где сидела делегация из Пеньково.
  Лицо «мелкого» прояснилось. Виолетта  хихикала, шепча что-то на ухо куратору. Её сожитель снова появился в зале, и к нему стал пробираться между рядов информатор.
      «Комсомолец» уступил место худому делегату постарше. Виолетта представила того тоже как руководителя районной организации. Парень говорил плохо, сказывалась нехватка передних зубов. Но он имел, партийный стаж и поэтому имел право судить о том, когда в организации было лучше – при Фисенко или при Пасько.
  –  Мы работаем, а вы нам мешаете. Вы – жалкая кучка, вы –  … сброд.
  – Это я сброд? – у Швецовой заблестели от негодования глаза.
  – Ну все, заканчивайте, – буркнул Федорыч.
 Воспользовавшись паузой, без всякого объявления к трибуне подошел Анатолий Синицын, но наверх подниматься не стал.  Наморщив лоб, он прокричал:
 – У меня есть предложение – провести сегодня выборы окружного координатора. Исмаилов только отчеты пишет. Работы никакой не ведет, –   суровое лицо Анатолия исказилось в гримасе. – Ещё Сталин говорил, что партия очищается, избавляясь от своих врагов. Нет места азербайджанцам на русской земле!
После этих слов Анатолий вдруг хмуро посмотрел на куратора и  грозно заявил:
 – Я не раз сталкивался с КГБ и знаю ваши методы. Я вам обещаю, что вы не будете курировать наш регион.
Щеки куратора передернуло, но он промолчал.  На трибуну взобрался маленький дедок, обещавший когда-то на КС подбить глаз Анатолию.
 – Что я вам скажу? Раньше никогда денег мне не давали, а сейчас – какая сотенка перепадет, и то хорошо.
Комиссия повеселела. Дед сказал ещё несколько глупых фраз, и его сменил сам предводитель. Высокий, бледный, с обвисшими усами и зловещим взглядом  он напомнил мне комиссара Подтелкова перед казнью в фильме «Тихий Дон». Свою речь предводитель  начал степенно:
 – Тут говорят, что я поменял много координаторов. А что делать, когда подходит ко мне Саня и говорит: «Палыч, так, мол, и так, уезжаю в деревню, к матери»... Мы назначаем другого, а он стал приходить на КС пьяным... Потом подобрали нормального… Он всегда в офисе находится, –  Палыч имел в виду лохматого «Карлсона». – Сейчас за судимости свои скажу... Первый раз у меня ДТП было. А второй раз из-за жены. Она в Америку уезжала... Так что, я сам пострадал из-за режима, – предводитель с трудом ворочал языком. –Что касается Сани Терентьева, он нормальный парень… Подошел ко мне и говорит: надо в деревню, к матери ехать.
 – Так, все, время вышло, – Виолетта подскочила. Она первая среагировала на то, что её герой от передозировки «лекарств» начал заговариваться, и сделала  предложение, от которого трудно было отказаться: - Может быть, перекусим?
Зал одобрительно загудел.
 – Только сначала быстренько решим один вопрос. Мы здесь собрались сегодня, чтоб подтвердить полномочия Фисенко Сергея Федоровича. Он у нас исполнял обязанности координатора. Поднимите руки – кто за то, чтоб Сергей Федорович остался координатором?
В зале стали голосовать. Воздержавшихся оставалось не более двух десятков. Прямо передо мной кто-то поднял два татуированных пальца.
 – Товарищ, где ваш мандат? – обратилась к этому субъекту Швецова.
Мужчина враждебно посмотрел на женщину и  процедил:
 – Че ты хочешь?
 – Мандат где ваш?
 – Молчи, или я тебе сейчас заткну рот.
 – Так, «против» нет, воздержалось – раз, два, три, десять. Принято. Владимир Федорович избран почти единогласно. – Виолетта от удовольствия рассмеялась.
  – Тайное должно быть голосование, – запоздалая реплика принадлежала Бутузову.
В это время встал Никонов и сказал:
 – Должна быть альтернатива. Я предлагаю кандидатуру Антонова Александра Александровича. Пусть он выступит с докладом.
Комиссия молчала, а Виолетта тут же отреагировала:
 – Есть предложение проголосовать за Антонова. Кто «за»?
 – Дайте сначала ему выступить, – подал голос Бутузов.
 – Нечего ему выступать. – Анатолий вновь выскочил в проход между рядами, и лоб его стянуло сеткой  морщин. – Нечего ему выступать. Знаем мы его, как облупленного.
 Пока продолжались пререкания относительно того, давать мне слово или нет, я сообразил, что лучше будет снять свою кандидатуру. Присутствующие уже подняли руки за Фисенко. Второй раз открыто голосовать за другого кандидата, конечно же, никто не будет. А Виолетта уже принялась считать голоса. «За» оказался один Никонов. Рыжий довольно хмыкнул. Толпа загудела и начала вставать с мест.
«Это надо же, сколько пьяных», – голос принадлежал женщине с интеллигентным лицом. Она привела с собой  дочь лет пятнадцати-шестнадцати и выглядела теперь расстроенной.
 Николай Иванович встал и пошел к трибуне.
 – Я выхожу в знак протеста из партии. Уголовника, понимаешь ли, целый час обсуждали.
Следом за ним подошел Никонов и сказал:
 – Здесь мое обращение к председателю партии. Позвольте сдать билет.      «Мелкий» встал и подошел к микрофону.
 – Действительно, сегодня только и слышно – Кротов да Кротов. Раз говорят, значит, человек работает. Я понял, у вас тут партия Кротова.
Раздался смех тех, кто ещё не вышел из зала.
Я тоже направился к выходу.
 Семенов-старший стоял в обществе потрясенной женщины и что-то объяснял. Делегатка сетовала:
  – Мы первый раз приехали, думали, будет что-то интересное. А тут – ужас какой-то.
  – Ничего особенного. Идет обычная борьба за власть. Делят портфели и деньги.
 Увидев меня, старик улыбнулся:
 – Плюньте вы на это дело. Комиссия всю ночь пьянствовала. И Пасько там присутствовал. Между прочим, его мнение имело значение. А он дал всем нам отрицательную характеристику.
 Подошел Николай Иванович и начал возмущаться:
  – Да они не протрезвели даже. Этого здорового тошнило, поэтому он и не сел в президиум.
      – Мужики, не занимайтесь ерундой, – перебил его Семенов. –  Я буду возглавлять новое общественное движение «Надежда России». Подходите. Всем работа найдется. Ну что, будем работать вместе? – Семенов пристально смотрел на меня и ждал ответа.
 Перед тем, как уйти, я подошел к куратору и сделал ему комплимент:
 – Здорово вы все обтяпали.
  Куратор был весел, слегка пьян и ответил мне без всякой злобы:
 – Сами виноваты, у вас лидера не было. Комиссия это поняла сразу, как приехала.
 – Я уже слышал, что Москва с этого года будет делать ставку  на лидеров. Это сам Жириновский решил. Но лидер должен определиться в конкурентной борьбе.  Вы же не дали мне высказаться. Это не честно.   Думаю, что вы все долго не проработаете.
Вечером я все же решил позвонить Бутузову и узнать, чем закончилось собрание после перерыва.
 – Чем закончилось? Макарова избрали председателем РКК. Голосование было открытое, в общем, всем все по херу. Интересно то, что мне сказал Афонин (человек, назвавший нас сбродом). Оказывается, его Кротов повязал акциями предприятия своего друга Шашкевича. Он даже дом продал, чтоб на все деньги купить этих акций. Думаю, что и комиссия получила эти акции, только бесплатно.
 – Завод скоро обанкротится, – вставил я и заметил: – А протокол конференции наверняка будет не такой, как на самом деле развивались события. 
 – Я  думаю повторно собрать районную конференцию и подтвердить свои полномочия. Просто так я не сдамся. Ты в курсе, там была представитель администрации, отвечающая за связи с общественными организациями? Она тоже заметила, что было много пьяных. А главное – голосование открытое было. Это нарушение Устава.
 – Забудь ты про свой Устав. Ключевой момент – это восторг сотрудника аппарата по поводу того, что здесь партия Кротова.
   
 
                ***
 
  Минула неделя и мне на улице попался бледный юноша-информатор. Он хотел проскочить мимо, но я все же разговорил его и кое-что выяснил. Оказывается, над Моторкиным, который привел на конференцию двадцать человек, тоже начали сгущаться тучи.
 – Не может быть, –  удивился я, – он ведь такой активный.
Информатор  усмехнулся и, слегка заикаясь, произнес:
 – Палыч сказал, что он алкоголик закодированный, и про Кирилла мы теперь все знаем. Он того… Состоит на учете, олигофрения в легкой стадии дебильности.
 –  Да не может быть, – возразил я. – Он умный парень, учится в институте. И откуда мог Палыч узнать об этом? Если он даже бы и состоял на учете, то это – врачебная тайна.
Юноша разволновался и стал больше заикаться.
 – А-а-а... он ходил в-в-в… больницу  и там смотрел документы.
 – Ну ладно, хватит об этом.  Расскажи мне лучше, что у вас говорят о Бутузове?
 – А-а-а… про него Палыч сказал, что он украл видеомагнитофон и ещё мебель партийную присвоил.
 – Да как присвоил, если она у него в штаб-квартире стоит?
 –  Палыч сказал, что он её сдает в аренду и получает за это по сто долларов в месяц. Ещё Палыч сказал, что скоро заберет её оттуда.
 –  Ну ладно, иди, а то тебя со мной увидят и исключат из партии.
 – Меня? – удивился информатор. – Я  скоро буду главным в области по молодежной работе.
 – Ну, хорошо.  Дерзай.
 – Не успел я пройти и двадцать шагов, как на перекрестке меня резко подрезал партийный «УАЗик».  Из окна высунулась усатая физиономия предводителя:
 –  Ну что, проиграл?
 –  Кто сказал, что проиграл? Жди, скоро в Москву вызовут к Жириновскому. Опять таблетки придется глотать.
  Палыч мгновенно изменился в лице.  Глаза вспыхнули бешенством.
  –Ты доиграешься, понял? Теперь у нас в партии не те люди, что при Пасько. С ними шутки плохи.
Сзади стали сигналить, требуя освободить проезд.

                ***

  – Вам, Александр Александрович, срочно нужно ехать в Москву,  – ошарашил меня несколько дней спустя «агент ФСБ», уверенно пройдя в огород мимо разозленной собаки. – Жириновский согласился с вами встретиться.
 – С чего это? – удивился я.
 –  На Кротова написали жалобу. Моторкина выживают. Я вам приглашение привез от молодежной организации. Поговорите с ними в Москве. Интересные ребята. С ними Жириновский регулярно встречается. – Кирилл    продолжал давить на меня. С момента последней встречи он ещё вырос и заметно похудел, но все равно вес его  еще оставался избыточным. – Я  Вам много ещё интересного расскажу, но попозже. А сейчас я иду в офис. Нужно поговорить с ребятами. Подходите к шести часам к пединституту.
 В условленное место Кирилл пришел  вместе с молоденьким координатором, который удачно, с комсомольским задором, выступил на последней конференции,  и принес копию письма, отправленного молодежью в Москву. Прочитав депешу, я ничего такого, что могло изменить  отношение аппарата к предводителю, в ней не обнаружил. Подумаешь, Кротов в присутствии завсегдатаев  посиделок в штабе ударил по лицу Виолетту. В конце концов, он – лидер. А те, кому это показалось недопустимым, – маменькины сыночки. 
 – А вы соберитесь все, кто подписывал это письмо, и езжайте в Москву, расскажите там это Жириновскому. В противном случае вас по одному потом обработают, и кто-нибудь наверняка откажется от своей подписи.
«Комсомолец» вроде бы принял мои рекомендации, но ничего конкретного не пообещал.
 – С вами согласился встретиться Жириновский, а вы не используете такой шанс, – начал настаивать Кирилл. – Нельзя сдаваться без борьбы.
 – Ладно, – нехотя согласился я, предчувствуя, что опять совершаю ошибку.
Вечером я встретился с Кириллом на вокзале.  Он сходу, буквально взахлеб, начал рассказывать мне о протоколе, который составил куратор по материалам последней партийной конференции. Смысл его был таким: группа заговорщиков, в состав которой вошли я, Семенов-старший, Бутузов, и Никонов, решили поссорить Кротова с Фисенко и тем самым расколоть организацию. Неожиданным было то, что комиссия рекомендовала сделать преемником регионального координатора Виолетту.
  В Москве мы оказались ранним утром.  Минут через сорок  мы добрались до гостиницы, той самой, где я ночевал с партийным водителем  год назад. Поговорив с дежурным, Кирилл провел меня в одну из комнат, и мы прилегли отдохнуть. Примерно через час послышалась возня на соседних койках, началось хождение по коридору,  раздавались крики и  смешки. Открыв глаза, я стал наблюдать за подростками, ночевавшими с нами по соседству. Они медленно одевались, надоедая друг другу пустыми вопросами. Судя по их отдельным репликам, большинство из них ожидала работа по расклейке листовок, погрузке и разгрузке газет и брошюр с мыслями лидера партии.
Кирилл немного поговорил с ребятами и отлучился за кипятком. Заварив пакетик чая, я достал печенье и угостил им соседей. Никто не отказался. В процессе чаепития ребята поделились, что большую часть времени они довольствуются кашей без масла и  кипятком.  Но не у всех дела шли так неважно.  Были и счастливчики – ядро молодежной организации, что волочилось хвостом за лидером партии по ночным клубам и стрип-барам. По рассказу Кирилла, новым фаворитом у шефа сделался молодой латыш. Вот с ним и предстояло мне встретиться после похода в аппарат. Попрощавшись с мальчишками, мы тронулись в путь.
 У проходной бюрократического монстра партии я у меня окончательно пропало настроение, но мы миновали ее  и почти сразу наткнулись на «мелкого»
 - Вы, опять решили все тут взорвать? - спросил он у меня.
 - Шутите?   
 – Зачем факс Семенову посылал? – тут же перекинулся он на моего гида.
 – Ничего я Семенову не посылал, – растерялся Кирилл.
 – Врешь, посылал.
 Подозрительно глядя на «мелкого» испуганными глазками, Кирилл выдавил:
 – Причем тут Семенов… Я Бутузову посылал.
«Мелкий» обрадовался. Действительно, какая разница, кому посылал. Главное, что посылал.
 – Зачем ты это сделал? – поднажал он, чтоб окончательно добить Кирилла.
 – График передвижения Жириновского по области отправил, – тихо промычал Кирилл.
 – Ага. Сообщил график, чтоб там устроили провокации, – радостно взвизгнул «мелкий». –  Семенов уже прессу поставил в известность.
Глядя на коварное лицо «следователя», я понял, что совершил ошибку –  Жириновскому наверняка доложили, что Кирилла заслали специально в аппарат, чтоб сбить его, лидера партии, с толку. «Но он же умный человек, –  размышлял про себя я. – неужели интуиция не подсказывает ему, что Рыжий, которого он вызывал на ковер, – мошенник? Как же он будет страной управлять, если в собственном окружении разобраться не может?»
Как только «следователь» оставил нас в покое,  рассерженный Кирилл потащил меня в кабинет брата шефа. Я уже на все махнул рукой.
 – Опять там у вас началось что-то, – недовольно произнес родственник знатной особы. –  Работать нужно, а не склоками заниматься.
Но он все же   набрал  номер и пригласил куратора.
 – Зачем этот прохвост? Сто раз уже говорили, что он на крючке, –  возмутился я и вышел.
Кирилл выскочил следом за мной, бормоча что-то  себе под нос. «Важняк»  подавил его психику, и он потерял самообладание.
Жирную физиономию в очках с толстыми стеклами я узнал мгновенно.
 – Пройдите сюда, – любезно предложил нам Фокин и указал на одну из дверей.
«Заманивает, как в ловушку», – отметил я про себя и почувствовал приближение какой-то гадости.
Пройдя через приемную в большой кабинет, я обратил внимание на молодого улыбающегося парня. Он как бы заранее смеялся над нами. В кабинете находилось человек восемь, включая главного – полнолицего мужчину лет тридцати пяти в черном костюме и лаковых туфлях. Хозяин посмотрел на меня недобрым взором и, передернув щеку и уголок рта, резко произнес:
 – Вы тут по какому вопросу оказались?
 –  Решил облегчить вам работу.  Вам же интересно с главным врагом партии побеседовать.
Начальник тоже улыбнулся и, набычившись, приготовился меня слушать.
В это самое время ко мне подсел  вошедший невысокий, краснолицый мужчина лет пятидесяти. Он мог присесть и на любое другое место, но я уже знал, почему он вплотную притиснулся ко мне. Он, с включенным диктофоном в кармане, должен был записать мою речь. Кроме того, когда вас стискивают с обеих сторон, гораздо труднее говорить, появляется скованность.
 – Молодой человек! Зачем вы написали, что я мылся   с проститутками в сауне! – неожиданно подскочил ко мне и брызнул  слюной в лицо Фокин.
 – Такого я не писал.
  –  Как не писали, если я читал. Принести?
 – Несите.
   Однако Фокин не тронулся с места.
 – Несите, –   ещё настойчивей обратился я к нему. –  Мне и самому интересно, кто и что пишет за меня.  Вы уже не в том возрасте, чтоб с девочками резвиться. Писали другие, что вы пьянствовали, так это ещё мягко было сказано. Вы так нажирались, что в дверной проем не всегда вписывались.
   Куратор вскочил с места и завопил:
 – Чего вы мутите? За вас два человека проголосовало на конференции.
 – Не два, а один. Так вы мне выступить не дали. Но не в этом суть. Вы же исказили смысл конференции полностью.
 – А где у вас доказательства, что я необъективно разобрался с вашей ситуацией? Взял бы и дал бы тебе по еб…у.
Я пропустил последнюю реплику куратора мимо ушей и, сделав небольшую паузу, ответил:
 – Держит тебя  Кротов за яйца.
 Мордатый начальник внимательно наблюдал за перепалкой. Похоже, что в прошлом ему не раз приходилось разводить стрелки.
   «Что ж, пора идти в атаку», – решил я и задал первый вопрос прохвосту:
 – Зачем лишили организацию бесплатной штаб-квартиры? Потому что оттуда факсы на вас отправляли?
 – Вы всех грязью облили, – снова подскочил Фокин.
 – Вы так и не принесли обещанную бумагу?  И кого я это грязью облил? Пасько? Помогите ему лучше, чтоб не получил с помощью Кротова судимость.
 – Какую судимость? – насторожился начальник.
   Я достал из кармана повестку в суд по иску Синицына и показал. Записывающий меня на диктофон мужичок попросил меня посмотреть её поближе.
 – Тут нет печати, – доложил он, хитровато улыбаясь.
  – Так что, и это я, по-вашему, придумал, что ли? Позвоните Пасько, узнайте…
 – Какой у него телефон? – спросил у меня «разводящий» и тут же начал набирать код.
 Тем временем улыбающийся мужичок пошел снимать с повестки ксерокопию.
  Пасько не нашли. Порывшись в бумагах, начальник достал нужный лист и стал его зачитывать. Это было чистосердечное признание Кирилла о том, что я заставил его летом позвонить в аппарат и пожаловаться на Федорыча и Кротова. Я не стал слушать признание Кирилла до конца и обратился к автору с вопросом:
 – Скажи честно, тебя ведь заставили это написать?
 – Да, – утвердительно произнес тот, сильно побледнев.
      Круглолицый насторожился. Воспользовавшись паузой, «мелкий» достал свою козырную карту. Это была справка  о том, что Кирилл состоял в общественном движении «Честь и Родина» генерала Лебедя. По-видимому, Рыжий выпросил эту пустяковину у такого же, как и он, координатора и переправил ее в аппарат. Так что Кирилл, получалось, был не только агентом оппозиции, но и шпионом, засланным в ЛДПР сподвижниками генерала Лебедя.
   Кирилл  стал понуро оправдываться:
 – Это было давно, ещё до вступления в ЛДПР... Я помогал подписи собирать руководителю регионального движения.
 – На хер ты такой нам тут нужен – многопартиец. Боишься всего, – вновь начал раскалять обстановку Фокин, и «мелкий» тут же поддержал его:
 – Зачем факс послал и прессу на уши поставил?
 – Меня в Управлении пропаганды попросили оповестить местные СМИ.
 – Видите, откуда ноги растут! – неожиданно воскликнул мордатый.
   Публика восприняла его реплику с пониманием. Взрослые мужики, играющие в разведчиков, сразу же сделали серьезные мины. Мне стало смешно. Улыбался и молодой парень  из приемной.
 – Что вы из него козла отпущения делаете? В чем тут преступление? Его попросили, он выполнил. Он ходит регулярно в библиотеку, газеты партийные туда носит, – вступился я за Кирилла.
  Кирилл достал заблаговременно взятую справку из городской библиотеки о том, что он  регулярно передает им партийные книги и газеты. Посмотрев ее, мордатый вновь стал набирать телефон и включил громкоговоритель.
 – Слушаю вас, – раздался елейный голос предводителя. Рядом с ним захихикали девочки.
 – Тихо вы! Мне начальство звОнит, – цыкнул он на них.
 – Евгений Павлович? Чем у вас занимается Краснухин? Говорят, что он работает.
 – Он ходит по разным общественным организациям, представляется членом ЛДПР, а потом нам всякие бумажки приходят оттуда. Факс Семенову сбросил, а тот готовит провокации.
 – Хорошо, мы разберемся, – сказал как отрезал начальник и повесил трубку. Задумавшись на секунду- другую, он произнес:
 – По-моему, он там чем-то другим занимается, а не работой.
   У куратора после этой реплики скисла физиономия. У меня была информация о том, что Кротов организовал в приемной помощника депутата сутенерскую контору, но, я упустил шанс сказать об этом.
 – Семенов, чем сейчас занимается? – косо посмотрел на меня «разводящий»
 – Семенов уже в другой партии.  Забыл давно про нас.
   Мордатый оживился:
 – А в какой он сейчас партии?
 – Кажется, в «Отечестве».
 – Пошел, значит, закладывать нас в «Отечество». А сын его, чем занимается?
 – Ушел в коммерцию, торгует чем-то.
 – Компьютерными приставками, которые украл у нас? – злобно произнес начальник, все так же глядя на меня исподлобья.
   Я не понял его и решил переспросить:
 – Что он у вас украл?
 – Вот у меня акт комиссии, в котором значится, что он не сдал модем.
 – Не может быть. Я точно знаю, что он все сдал местной комиссии. Модем, наверное, уже Кротова дома. Думаю, куратор его предупредит, и он его вернет на прежнее место.
 – Спросим, и не только спросим, а башку отвернем. А Владимир Вольфович едет к вам ваше же гавно разгребать, а не с прессой встречаться, – гневно подвел черту мордатый и поинтересовался напоследок местонахождением Федорыча, которого две недели не может разыскать.
   Куратор принялся оправдываться. Я не стал задерживаться и вышел. Состояние было мерзкое. А Краснухин тем временем уже тащил меня куда-то в молодежное ядро. Он вел меня по сырой Москве проулками и дворами как слабовольного, безразличного к окружающему миру алкоголика. Наконец мы пришли. Поднявшись на второй этаж старого здания, я почувствовал кислый запах прокуренных стен. В носу засвербело. Оставив меня на минуту, Кирилл сунулся в одну комнату, потом в другую. Вернулся он злой, тяжело вздохнул и проворчал:
 – Придется подождать, пойдемте, посидим в кабинете.
 Я не стал уточнять, сколько времени нам придется ждать, и последовал за ним. Несколько молодых ребят курили, сидя на столах. Невыразительной внешности девушка играла на компьютере. Присев на свободный стул, я взял партийную брошюру, с обложки которой смотрел уставшими глазами постаревший за последние годы отец  либерал-демократии, и сделал вид, что изучаю её. Краснухин всю дорогу вдалбливал мне столичные сплетни, затрагивающие личность вождя, что-то вроде того, что жизнь у него проходит в окружении предателей, врагов, фаворитов. Его часто мучают  депрессии, есть неизвестные общественности проблемы со здоровьем, и все в таком же духе. И только такие деятели, как сам Краснухин и его новые знакомые из молодежного актива, могут помочь своему кумиру вернуть былую славу партии и завоевать доверие россиян  на очередных выборах. Наконец откровения Краснухина были прерваны появлением особы, приближенной к императору. Невысокий подвижный юноша внимательно заслушал мой пессимистический прогноз относительно будущего организации и попробовал возразить:
 – Нужно использовать все возможности для достижения цели.
  Я из последних сил объяснял юноше, что фактически мне приходится противостоять не мошеннику Кротову, а целой системе Центрального аппарата.
 – Я ежедневно встречаюсь с Жириновским, завтра сходим в аппарат к председателю ЦКК,  – пообещал  фаворит.
 – Бесполезно, ему не раз звонили и писали о Кротове. Но если вы уверены в том, что в этой встрече есть смысл, то я останусь.
Краснухин перешел к обсуждению своих молодежных дел, а я вышел. Минут через пять мы направлялись с ним в гостиницу.
 – Человек вас заподозрил в неискренности. Сказал, что вы просто боитесь идти в аппарат.
 – Ей богу, смешно становится. Ещё один аппаратный жучок.  Если вопрос ставится таким образом, то, конечно же, придется остаться.               
 В гостинице  царило оживление. Возвращались с работы активисты. «Эй, ты, лох», «сам ты лох», – звучали голоса в коридорах. Соседи по комнате были на месте. Мальчик лет шестнадцати отбивался от словесных нападок своего «дружка». Как выяснилось, он был родом из нашего региона, сирота. От него я узнал, что у Краснухина месяц назад соратники по партии конфисковали денежное пособие в размере пятисот рублей. Кирилл смутился, но потом подтвердил слова мальчика. «Дружок» сироты тоже нашел приют у Жириновского, оставшись после одного случая в Москве без денег и документов.
 – Да тут все примерно такие, – вставил реплику взрослый парень высокого роста и крепкого сложения. –  Я тоже работал на стройке, денег не заплатили, примкнул во время митинга к жириновцам. Теперь живу здесь. Таким, как Кирилл, тут сложно приспособиться. Нужно уметь за себя постоять. А он тюха-матюха. Деньги я ему помог назад вернуть.
    Мы ещё долго беседовали на разные темы. Выяснилось, что ребята в основном создают массовки, проходят колоннами по улицам, слушают речи шефа на митингах. Обычные москвичи уже давно перестали ходить на «сеансы» Жириновского.
    
                ***

 В назначенный час «психолога» в аппарате не оказалось. Краснухин разбудил его, воспользовавшись служебным телефоном отдела выборных кампаний. К нему там неплохо относились и нам даже разрешили посидеть  в кабинете.  Добродушный сотрудник лет пятидесяти в поношенном пиджаке разоткровенничался со мной:
 – Вызывают меня в отдел кадров и спрашивают: «В каком вы звании уволились из армии?» –  «Я – капитан запаса». – «У нас ниже полковника не должно быть сотрудников. Ждите сокращения». А я ведь когда-то начинал работу с нуля, когда ещё не было у нас этого здания. Это я предложил Любовь Андреевне рассылать в депутатских  конвертах письма в регионы. Сколько мы на этом сэкономили!
 – А правда, что Любовь Андреевна ушла с работы.
 – Она не ушла, её «ушли»!
 – Как так? – удивился я.
     Появившийся «психолог» прервал разговор на самом интересном месте. Лицо его было заспанным.  Без лишних слов он повел меня в кабинет председателя ЦКК. Вошли мы туда вдвоем. Кирилл остался за дверью.
    Молодой, румяный,  кучерявый  председатель  выглядел бодрым и полным энергии. Однако, как только мы начали с ним разговор, он тут же переменился в лице. Слушать историю о Кротове ему определенно не хотелось. Тогда я протянул ему предвыборную листовку, направленную против друга Кротова, воспользовавшегося возможностью баллотироваться от ЛДПР. Бегло прочитав ее, он поинтересовался у меня:
 – А что это такое?
 – Владимир Вольфович планирует посетить завод, чтоб  поднять рейтинг директора, которого  рабочие ненавидят, как барина – крепостные крестьяне. Это отнимет у вас, как минимум, несколько тысяч голосов на выборах.
    Председатель засуетился. Звонок, другой – и вот мы в приемной у улыбающегося юноши.
 – Я слушал вас вчера, и, в общем, на вашей стороне. Интуиция подсказывает мне, что Кротов – нехороший тип. Но нужны ещё доказательства. И не только от вас. Моему начальнику все равно, кто будет руководить регионом. Главное – чтоб работа шла. Пусть у Кротова хоть десять судимостей и он ежедневно бьет по морде секретаршу. Главное – чтоб организация работала и росла. Соберите по приезду всех, кто против него. Если дружно выскажете недоверие, то тогда выиграете. А лучше всего его поймать на воровстве.
 – Он уже попался с модемом. Я уверен, что Семенов сдал все комиссии до карандаша.
 – Кто, по-вашему, может занять место Кротова? – поинтересовался улыбчивый секретарь.
 – Моторкин, – вмешался Кирилл, - он очень активный.
 – А что с заводом мне делать? Посоветуйте быстрее.
 – Звоните в профком, поговорите. Там все расскажут.
   Когда я уходил из приемной, у меня появилась маленькая искорка надежды. Я почему-то не предположил, что  этот совсем ещё молодой аппаратчик может так искусно притвориться.
   На следующий день в одной из местных газет я прочел информацию о графике вояжа Жириновского. Источником информации автор назвал Кротова. Вот так Рыжий опять всех перехитрил. Сам сообщил в газету, а свалил все на Краснухина. «Жаль, конечно, что я не увидел эту заметку перед отъездом. Можно было бы испортить спектакль аппаратчикам. Хотя те все равно бы выкрутились. Сказали бы, что это я подставил Рыжего. Ладно, осталось немного совсем. Приедет барин, и барин нас рассудит». Но до того как в городе появился Жириновский, меня неожиданно вызвали в штаб-квартиру на Координационный Совет.
  Человек из организации Бутузова попался мне навстречу, когда  до штаб-квартиры оставалась сотня метров. Он заговорил, с трудом сдерживая смех:
 – Там цирк сейчас был. Кротов орал на весь офис, чтоб вызвали саперов и проверили здание областной администрации. Мол, ты туда вполне мог подложить мины. Предлагал мне пойти на это дело. Я ведь в Чечне по контракту служил.
 – Ну, это уже полный конец, – сказал я и пошел на КС, осознавая, что он будет не в мою пользу.
   Краснухин встретился мне в подъезде и  окончательно испортил  настроение. Оказалось, что молодежь, взбунтовавшаяся против Палыча, после разговора по душам с Виолеттой отказалась от своих подписей. Сам Моторкин – их лидер – соблазнился на традиционные посулы относительно карьерного роста. Кирилл передал так его реплику: «другие ветры задули».
     Переступив порог злополучного помещения, я столкнулся с юношей по фамилии Туров, который по словам Кирилла проводил там по восемь часов в сутки. Веселый детский смех доносился из кабинета Палыча.    «Дело Кротова живет и процветает», –  усмехнулся я и открыл дверь  кабинета, в котором раньше объяснялся с Войковым.
 – Подождите за дверью. Вас пригласят. Пока ни одно обвинение из ваших докладных не подтвердилось, – сообщил резким голосом  мордатый начальник, вновь передернув щекой.
    Я отступил за порог и почувствовал в груди  нервное возбуждение. Тут ко мне подошел Семенов-младший, которому я сообщил по телефону об обнаруженной у него недостаче,  бодро поздоровался и сказал:
 – Ага, все-таки попались. У них один акт, а у меня копия другого акта, где все в целости и сохранности. Так что, там  нас не ждут, что ли? Или  по одному будут заводить и опускать?
 – Сейчас там полно народу и почти все незнакомые, – ответил я. –  Бутузова выдернули раньше всех. Сейчас, кажется, его судьба решается.
      В это время раздался голос лохматого «Карлсона». Семенов рассмеялся:
 – Это чья феня такая? 
 – Новый координатор твоего района.
 – Из этих, что ли? – Семенов загнул пальцы.
 – Кодированный.
 Координатор-«комсомолец» присоединился к нам и сообщил:
 – А я уже не координатор. Сняли. Час назад я заходил сюда, видел, как Виолетта плакала. Причитала, что у них с Евгением Павловичем денег на хлеб нет, а вы пишете на них клевету.
 – Тихо-тихо, –  Семенов услышал голос своего давнего «друга» Синицына. Отчетливо прозвучал и голос Пасько. Кажется, он опять зачитывал какое-то письмо Анатолия в газету. Народ загудел. Кто-то стал подсчитывать голоса. Через минуту дверь открылась и красный, как рак, Синицын, вышел в коридор.
 – Что, исключили? – посмеялся Семенов.
 – Партия очищается, избавляясь от своих врагов, – подколол я.
 – А-а, – махнул рукой Анатолий и пошел прочь.
   За дверью вновь стало тихо. Видимо, считали голоса. Вскоре к нам вышел Бутузов. На глазах его я заметил слезы. Он присел возле стены на корточки. Мне даже показалось, что ему плохо. Из кабинета вышел двоюродный брат Рыжего Макаров и потребовал у Бутузова партийный билет.
 – Пошел ты на хер, – ответил ему Бутузов.
    Макаров схватил его за горло и начал давить. Семенов легко оттолкнул его в сторону. Дверь снова открылась.
 – Проходите, – резанул, как ножом, мордатый. Увидев, что вместе со мной заходит Семенов, он обратился к нему:
 – А вы кто?
 – Он не член партии, – раздался хриплый голос Рыжего.
 – Кротов, скажи, куда модем дел? – обратился к нему Семенов.
   Лицо предводителя исказилось. Таким я его видел разве что в момент, когда его схватил за горло Пасько.
 –А я вот хочу узнать, член партии я, или нет. Видите ли, мне никаких документов, подтверждающих мое исключение, до сих пор не дали, – произнес Семенов
   Мордатый посмотрел на Федорыча. Тот  что-то пробурчал. Кажется, он не хотел брать ответственность за подтасовку протокола об исключении Семенова из партии.
 – Хорошо, к вам тоже будут вопросы. Оставайтесь.
Мордатый уставился на меня, и я к нему обратился:
 – Можно говорить?
 – Пожалуйста.
    Я понимал, что Москва подготовила ответы на все мои обвинения, и решил пойти в наступление с другой стороны. Виолетта нахально смотрела на меня удивленными глазами и  улыбалась.   
    –  Я понимаю, что присутствующие здесь члены нашей партии не знают многих деталей поступков Кротова, а есть такие, которые знают, но молчат. Образовалась семья.

Виолетта ещё больше вытаращила глаза. Я продолжил:
 – Вот партийный билет Фейгина. Он просто его выбросил. (Я показал билет, который ранее где-то подобрал Краснухин).  Ему наплевать на партию. Его интересовала вот эта комната под офис коммерческой организации. Но он когда-то голосовал за мое исключение. Таким образом можно исключить любого. Привести с улицы людей, выдать им партийные билеты, а на завтра они поднимут руки и получат за это по бутылке водки. А послезавтра сами получат под зад коленом. 
 – А кто входит в состав этой семьи? – полюбопытствовал мордатый.
 – Все, кто голосовал за исключение Бутузова.
 – Позвольте, позвольте, – подскочил Шишкин. – Я  голосовал за его исключение. Я тоже член семьи, что ли?
   Семенов выставил по примеру Шишкина пальцы рогаткой и цыкнул на того.
    Мордатый еле- еле сдержал улыбку.
 – Ну, хорошо. Вот вы тут пишите, что Кротов пользуется машиной в личных целях. А машина давно в распоряжении заместителя координатора.
     Мордатый нарочно изменил мое «пользовался» на настоящее время. Я поправил холеного москвича, но он пропустил реплику мимо ушей и продолжил обвинение:
 – Ну, вот тут вы пишите, что Евгений Павлович покрасил партийной краской свой автобус. Это же мелочь.
 – Если бы он украл банку масляной краски и покрасил ей пол, я бы не стал на это обращать внимание. Но ведь ему выдали аэрозоли на всех. А он взял их и использовал все на собственные нужды.  Может быть, и это  мелочь, но для меня неприемлемо, когда такой мелочный человек руководит организацией, – раздраженно сказал я.
 – Что вы предлагаете делать с Евгением Павловичем?
 – Лишить его партийного довольствия. Он не перенесет этого.    
Координатор-«коммунист» взял слово и произнес свою дежурную речь:
 – Надо прекращать эти склоки! Надоело все! В самом деле – агенты КПРФ разваливают организацию.
 – А вы были в КПСС? – не выдержал я.
   «Коммунист» осекся.
Фокин, сидевший где-то сбоку, подскочил как ошпаренный:
 – Надо же, какое дерьмо! Сказать не дает человеку!
 – Вот-вот, правильно вы его назвали! – обрадовано поддержал его Рыжий.
   Швецова, не дожидаясь приглашения выступить, поддержала меня своей речью. Кротову досталось. Испуганный, он потихоньку выскользнул за дверь.
  Немного поспорив, люди стали успокаиваться. Кто-то уже стал жалеть, что исключили Бутузова. «Никто пока не исключен», – вмешался мордатый.         
«Коммунист» заговорил о том, что ему надо заплатить командировочные, так как он остается ночевать в гостинице. Москвич, выяснив, что в партийной кассе нет денег, пообещал  выплатить их  после конференции, которую наметили на   вечер.
  Объявили перекур.
Я вышел в коридор и дождался «крутого» проверяющего.
 – Я разговаривал с матерью Краснухина, она подтвердила, что вы заставляли летом его звонить в аппарат с домашнего телефона, – холодно, втянув сквозь зубы воздух, наехал мордатый.
 – Не могла она такого сказать,  – раздался голос из-за спины. Он принадлежал отцу Кирилла, который пришел проконтролировать сына.
 – А вы откуда знаете? –  обратился к нему депутат.
 – Потому что я – его отец. 
 В этот момент появился Палыч.
 – Какой такой модем я взял? Никому он не нужен, этот модем. Лежит там, где всегда и  лежал, – буркнул он себе под нос, воровато стреляя глазами.  Узнав о том, что координаторы не прочь были бы получить прямо сейчас деньги, он предложил воспользоваться его заначкой, которую он может привезти из дома.
  – У вас же денег на хлеб нет,  – подколол я предводителя и пошел к выходу.


                ***

     Вечером в ДК трикотажной фабрики ждали Жириновского. В предвкушении праздника в фойе царило оживление. Желающим выдавали партийные билеты. В туалете было накурено, по полу катались пустые бутылки. В зале было много детей, которые резвились, как на Новогодней елке.  Я разместился среди людей из организации Бутузова. Краснухин пришел с отцом и сел рядом. Наконец появился Палыч. Выглядел он как живой труп.   
   У предводителя подкосились ноги, и дернулась голова, как будто ему ударили по затылку. Неожиданно он вприпрыжку засеменил к сцене и, добежав до занавеса, стал трясущимися руками поправлять приколотое к нему голубое знамя. Колонна депутатов вошла в зал и двинулась к нему навстречу. Возглавлял шествие новый руководитель аппарата – молодой мужчина  с вытянутым лицом.  Палыч нырнул за штору.

    Собрание открыл депутат, курирующий наш регион, тот самый, что днем проводил «координационный совет». После него руководитель аппарата, слегка заикаясь, проинформировал собравшихся  о том, что партия переходит на особый режим работы и пояснил, что это означает наступление моратория на всякие внутренние конфликты. Федорыч зачитал по бумажке свой старый доклад. 
    Кто-то  из зала спросил о Жириновском. Ответ прозвучал уклончивый:  где-то, мол, рядом, на подступах к городу.
К микрофону, установленному в партере, да так, что говорящий должен был становиться лицом к президиуму, подошел заметно поддатый паренек и задал неожиданный вопрос:
Мы что тут, бутылки собрались катать?
Депутаты недоуменно переглянулись. Они просто еще не заходили в туалет.
 – Владимир Вольфович уехал, – пояснил мордатый. – Будет в прямом эфире НТВ выступать.
Зал недовольно загудел.
    Виолетта тут же взяла инициативу в свои руки. В пиджаке, сильно подчеркивающем её сутулость, и без косметики она как хищная птица оглядела зал и закричала:
 –Быстро! Подайте списки делегатов на съезд! мы будем их сейчас утверждать!
     Началась возня, шатание. Возле микрофона оказался «ежик».
 – В общем… короче говоря… мы тут решили, что Бутузов – снова наш координатор… У нас с ним все нормально теперь. – Сделав небольшую паузу, оратор повторил то же самое.
 – Хорошо, хорошо, садитесь, – «крутой» депутат решил прекратить неудобное выступление.
   Пожав плечами, «Промокашка» двинулся на место, как моряк по палубе попавшего в небольшой шторм корабля. На его место тут же подскочил юноша- информатор и с несвойственной ему решительностью прокричал президиуму:
 – Бутузов для нас не координатор! Понятно?! Бутузов – не координатор!
   Тут появился Палыч, но уже совсем в другом расположении духа. Лицо его было непроницаемо. По залу прокатился умиротворенный, вибрирующий, как пробитый динамик, его хриплый голос:
 – Пусть Бутузов вернет сначала видеомагнитофон и радиотелефон,  – челюсти  предводителя двигались с трудом. Щеки почти омертвели, как будто в них вкололи заморозку. –  В общем, или Бутузов, или Пасько пусть все возвращают.
«Он перебрал свою обычную норму», – решил я.
 – Попрошу прекратить, – подал голос Пасько.
   Бутузов тоже возмутился и стал грозить подачей иска в суд на Кротова о клевете. Страсти охладил «крутой» москвич, поинтересовавшись:
 – Скажите, знает кто-нибудь о существовании приемной депутата Госдумы? Это такая же штаб-квартира, должна работать для всех.
  – Приемная работает, мы там бываем почти каждый день, – пробасил «Карлсон».
   Чтобы отвлечь внимание присутствующих от неудобного вопроса, Виолетта стала зачитывать список делегатов на съезд от каждого из районов области.
   Краснухин предложил вместо кандидата с неизвестной фамилией послать на съезд Пасько.
  – Олег Владиславович может приехать на съезд в качестве гостя, – ответил мордатый депутат.
  – А можно мне на съезд поехать? Я живу в этом районе, – просьба исходила от сильно нетрезвого мужчины среднего возраста, одетого в длинное пальто, которые вошли в моду у предпринимателей.
 – В какой вы организации? –  недовольно спросил  депутат.
Мужчина вопроса не понял.
 К нему тут же подскочил Палыч и начал что-то бурчать на ухо.
 – Как мы так без голосования решаем, кому ехать на съезд? – задал вопрос шустрый паренек из организации Бутузова.
  «Крутой» депутат вместо ответа посмотрел на часы. Немного посовещавшись с президиумом, он сделал объявление:
 – Сейчас в прямом эфире будет выступать Владимир Вольфович. Мы тоже хотим посмотреть.
  Швецова, которой, вероятно, смотреть телевизор было негде, стала требовать включить в список делегатов секретаря её организации. Мордатый отклонил её просьбу, но женщина не отступала.  Палычу это не понравилось, и он гневно сотряс воздух:
 – Это ваш личный парикмахер, а не секретарша. Не хватало ещё личных парикмахеров с собой возить.
Швецова вспыхнула и стала настаивать на своем, но   ее никто не слушал. Делегаты уже вставали с мест и направлялись к выходу.
     Предводитель в это время крутился возле симпатичной девушки в облегающих кожаных штанах. На фоне делегатов с коттеджа она смотрелась, как инопланетянка из фильма Люка Бессонна «Пятый элемент». Это была знаменитая Рыбкина – золотой фонд партии.
    В ту ночь Жириновский успел выступить по телевизору и вернуться в область. Перед эфиром он встречался с группой молодых активистов в какой-то сауне. Пили шампанское. Под впечатлением как раз от этой встречи шеф съязвил, что  КПРФ поддерживают одни бешеные старушки.
 А у него, согласно поставляемых сводок из ЦА, в партию ломилась молодежь. Не хватало даже партийных корочек. Их спешно печатали. В то же самое время такие же корочки пылились в трамвайном депо, изъятые у безбилетников, продавались в ларьках. Аппарат, бравируя статистикой нашего региона, сделал ставку в будущей предвыборной кампании 1999 года на молодое поколение.

                ***               
               
Однажды солнечным утром я вышел на неистовый лай собаки и обнаружил у своих ворот  Зою Алексеевну.  Собака, ощетинившись, рвала цепь, как будто к дому подошла ведьма и принесла отравленное яблоко.
 – Сынок, помоги, пожалуйста, дай в долг сто рублей. Я с пенсии отдам, – попросила она, пристально глядя мне в глаза.
Я быстро сходил в дом и вынес сторублевку. Для приличия я все же спросил у старого врага о новых соседях.
 – Вместо цыган теперь бабка живет, а в последней комнате теперь живут двое – муж и жена, – пробурчала Зоя и, слегка покачиваясь, пошла.
Глядя ей в след, я подумал, что и мне пора продавать свою жилплощадь.
 Объявление в газете вышло через неделю. К указанному в нем часу я пошел в квартиру встречать возможных покупателей. Главная дверь оказалась снова открытой. Я прошел в свою комнату,  никого по дороге не заметив. Минут через пять на кухне возникло оживление, раздались незнакомые голоса. Я решил пойти туда, чтоб познакомиться с новыми соседями.
 Упитанный мужчина лет пятидесяти готовил на плите кофе, беседуя о чем-то с пожилой, простоватого вида женщиной.
 – Старик, давай познакомимся, – опередил он меня и протянул слегка дрожащую руку.
    Я поздоровался и представился.
 – А я Виктор, – улыбнулся он.
 – Клавдия Кузьминична, – вежливо представилась женщина.
 – Как вам нравится на новом месте? – поинтересовался я у новых соседей.
 – Старик, мы тут отдыхаем.  Мы разменяли квартиру для дочки. Она теперь живет в комнате, но хорошей. А нам с Софьей и тут неплохо. Потом, когда умрет тесть, переберемся в его квартиру... Вредный старик, – размешав кофе, веселый сосед оставил нас с Кузьминичной. 
 – А вас что заставило сюда переехать? – обратился я к новоселке.
 – Ой, это история целая. Сын меня решил забрать к себе. Продали дом в районе. Жалко было продавать – большой дом, хороший. Пока искали квартиру, случился этот, как его, дефолт. Ну, а теперь доллар стоит не шесть рублей, а двадцать. Хватило только на такую комнату. Но мне здесь нравится.  Саша очень хороший. И Софья, его жена. – О  семье Алексеевны Кузьминична ничего не сказала. И я не стал спрашивать. Вдруг они исправились?  Хотя внутренний голос мне подсказывал, что впереди у этой доброй, тихой женщины грядут нелегкие испытания.
 В этот день смотреть мою жилплощадь так никто и не пришел. Когда я уходил, веселый сосед любезно предложил оставить мне ключи на случай появления покупателей.
 – Вообще, старик, ты можешь сюда и не ходить. Я буду показывать твою комнату. А если кто захочет её купить, я позову тебя. Алексеевна ведь знает, где ты живешь.
 Новый сосед появился несколько дней спустя.  Он еле сдерживал натянувшую поводок облезлую дворнягу.
 – Старик, ты занят? Пойдем, поговорим. Мне скучно. Надоело сидеть. Работы нет. Я шью сумки из кожи. Раньше куртки шил. Вот видишь – эту себе сделал.
 Куртка на портном была хоть и старомодная, но добротная. Мы отошли подальше от моего дома, чтоб не раздражать мою собаку, и довольно долго обсуждали разные жизненные темы. Потихоньку войдя к нему в доверие, я стал интересоваться досугом Алексеевны.
 – Старик, мне кажется, что Алексеевна ревнует Нину. Поэтому и дерутся, когда выпьют.
 – Так все-таки они дерутся?
  – Да пусть себе дерутся, старик. Главное, чтоб на кухне не шумели. А у себя в комнате пусть делают, что хотят. Да и к нам не лезут... Правда, тут сын приходил Алексеевны. Пьяный. Постучал к нам, зашел, и базар какой-то нехороший начал. Ну, что-то вроде того, что, если тронете мою мать – живыми закопаю. Здоровый такой бугай, но дура-а-к!  А вот Нина нормальная, когда трезвая. Она тянется к хорошей жизни. А Алексеевна её подсекает.
   Прошло буквально несколько дней, и сосед Виктор пожаловал  ко мне в гости. На этот раз он уже был не один. С ним была его супруга Софья. Разговор у нас зашел об Алексеевне и Нине. Сосед, как всегда бодрый и невозмутимый, тут же попытался направить беседу в шутливое русло:
 – Ну, подумаешь, бабы напились и подрались. Я на них внимания не обращаю. Это Кузьминична перед ними на цыпочках ходит,  лишний раз на кухню выйти боится.
  – А что, они уже до нее добрались? – спросил я.
   Тут Софья разразилась негодованием:
 – Да они никому житья не дают. Дерутся прямо в коридоре. Нина орет как ненормальная. Всю ночь дверьми хлопают. Сегодня я вообще не спала, а мне на работу. А этому все шуточки!
    Сосед махнул рукой на замечание жены и пошел за собакой.
 – Я не хотела при нем говорить, и ты ему не передавай то, что я тебе сейчас скажу. Нина ведь избила меня недавно.
 – Как?
 – Подошла ко мне в коридоре, была пьяная, и говорит: «Хочешь,  я тебя в окно выкину?» Потом несколько раз ударила кулаком в живот. Я кричать не стала, а то этот дурак бы выскочил... Ты скажи мне честно – они раньше тоже были такими? Мне кажется, у Нины что-то с головой. А Алексеевна наверняка сидела. У нее такой жаргон и взгляд.
   Я начал, как можно деликатнее вводить обеспокоенную женщину в курс дела.
    Супруг Софьи подошел и, сообразив, о чем идет речь, вмешался:
 –Ну, баба молодая. Ей мужика надо. Вот и бесится. А Алексеевна её спаивает. Старик, тебе нужно снова объявление дать в газету.
   Мы ещё поговорили минут десять, и Софья пошла на работу – преподавать детям музыку.
     На улице была весна. Воздух наполнял легкие живительной силой, и Виктор никак не хотел уходить. Я понимал его. Возвращаться туда, где смрад и мракобесие, нормальному человеку тяжело.
 – А что у них с обменом? Нашла моя знакомая хотя бы одного клиента?
 – Да, приходила, показывала. Но понимаешь, старик, у них ребенок маленький. Сначала нужно его прописать куда-то, а потом уже продавать эти комнаты. Я бы вообще с ними не связывался. Купят им комнату, пропишут туда ребенка, а они откажутся свои продавать.
   С большим трудом я все-таки расстался с соседом, но ненадолго. Дня через два он вновь подошел к моим воротам. На этот раз выглядел он не так бодро, как обычно. Убавилось оптимизма и в его речи. Обстановка в коммуналке достигла критического уровня – близилась Пасха.
 Не успел сосед коснуться в разговоре главного, как на углу улицы появилась Кузьминична. Она обрадовалась, увидев нас, и тут же подошла поделиться своими впечатлениями:
  – Ой, у меня сердце сегодня чуть не разорвалось, когда Нина завыла. Нечеловеческий такой вопль получился. Я думала, Алексеевна её убила... Прямо возле моей двери сцепились под утро. Часов пять, наверное, было…  Я всю ночь не спала, молилась. А тут ещё их сын приходил. К вам, Виктор стучал в комнату. Угрожал, кажется.
 – Да ну его, дурака. Нажрался и решил повыделываться.
 – Как так повыделываться? – удивилась Кузьминична. – Ведь он сказал, что зарежет вас с Софьей и кишки по полу размотает.
 – А за что? – спросил я у соседа.
  – Да ну его. Это Алексеевна пожаловалась ему, наверное. Я ей дня два назад замечание сделал, чтоб у себя  в комнате разбирались, а не на кухне.
  – Господи, за что такое наказание, – вздохнула Кузьминична. – Пойду я, а то дверь закроют изнутри. Я уже два раза зимой так мерзла в подъезде. Выйдешь мусор вынести, вернешься – а дверь не открывается. Звони – не звони – бесполезно.
  – А ты, Виктор,  не слышал, что ли  звонков? – спросил я.
 – Нас тогда не было. Это когда мой тесть чуть дуба не дал. Мы его отхаживали с Софьей. Потом, как оклемался, снова нас прогнал. Точнее, меня. Собака ему, видишь ли, мешает.
 –А вы бы ко мне пришли домой, Кузьминична. В следующий раз обязательно приходите, не стесняйтесь.
 Кузьминична поблагодарила меня и, тяжело вздохнув, пошла в злополучную квартиру.
 Через несколько дней, сразу после Пасхи, она вновь меня навестила и сходу, то и дело оглядываясь, стала делиться новостями:
 – Вчера утром милиция приходила к Алексеевне. Я сначала думала, кто-то из соседей вызвал. Раньше приходили из второго подъезда, искали Нину. Кажется, она девчонку молодую ударила. Но тут другое совсем. Алексеевна заревела и кричит: «Не убийца он, не убийца, он пьяный, наверно, был».           А милиционер отвечает: «Пьяный – не пьяный, а человека зарезал». Больше ничего не разобрала. А вот только сейчас приходила жена сына. Что-то они посовещались, а потом, когда та ушла, Нина начала кричать: «Не дам  продавать комнату». Сцепились потом они, и Алексеевна ушла на улицу.
 – Значит, обмен сорвался у них, - огорченно предположил я.  – Нужно позвонить моей знакомой, навести справки.
    Сразу после разговора с Кузьминичной я позвонил в агентство недвижимости. Моя знакомая  подтвердила только что услышанную информацию. Действительно, у Алексеевны поменялись планы. Теперь они уже не меняли две комнаты на одну с удобствами, а просто хотели продать ту, что поменьше.
 – Надо сначала им произвести раздел, – пояснила агент по работе с недвижимостью. – Большая комната останется за Ниной с сыном, а маленькая отойдет матери. Потом я смогу её продать. Тут и клиент, кажется, наклевывается. Бабуле одной этот район и квартира нравятся.
 – А что соседи такие неспокойные, она знает? – решил уточнить я.
 – Я думаю, с бабулей-то они ссориться не будут. У вас же живет одна. Будет две. Тем более Зоя Алексеевна вообще собирается отсюда уезжать. Останется одна Нина с ребеночком.
 – А ты знаешь, что у них ещё сын прописан?
  – Нет, – удивилась девушка.
 – Так вот, тебе нужно до тех пор, пока он сидит здесь в городе, взять с него письменное согласие на продажу.
 – А что, он разве сидит? А они мне ничего не говорят. Тут действительно накладка может произойти.
 – Его недавно посадили. Может, ещё скажут.
    Через несколько дней я, находясь в саду, вздрогнул от лая собаки. В том, что возле ворот стоит Алексеевна, я почти не сомневался.
 – Подонок, кто тебя просил говорить, что мой сын сидит? Какое твое дело?
  Зоя была выпивши и прохаживалась возле забора своей  обычной походкой. Мутный взор её зеленоватых глазок вернул меня к действительности: такие люди не исправляются.
 – Нажиться хотите на моей комнате? Ни х.. не получится!
 Зоя ещё некоторое время покричала и пошла восвояси, извергая по дороге нецензурную брань. Живущая в соседнем доме женщина вышла в огород и удивленно смотрела то на нее, то на меня.
   Вскоре появилась Кузьминична и поделилась свежими новостями:
 – Пьют каждый день и дерутся. На Виктора стали нападать. Алексеевна так говорит Нине: «Он такой же алкаш, как и мы. Не видишь разве, у него руки трясутся».               
    
    Летом вопрос с продажей комнаты у соседей решился. Они получили полторы тысячи «зеленых» и тут же их израсходовали. Не осталось даже средств перевезти вещи, которые Зоя упаковала на всякий случай. Об этом я узнал от Софьи.
 – Они сейчас ищут, у кого одолжить рублей двести, чтоб машину нанять. Нина так зубы и не вставила, но недели две гудели – будь здоров. Меня даже красной икрой угощали. Адвокату отдали то ли семьсот, то ли восемьсот долларов. И ещё дом недорогой в деревне купили. Туда Алексеевна и собирается уезжать.
   Вот так пролетало лето, и настроение мое было таким же безоблачным, как синее небо, пока в один прекрасный день мне не повстречался соратник по партии – тот  самый «Мэни».  Он признался мне в том, что Рыжий нанимал его на одну деликатную работу, а именно – поджечь мой дом.
      

                ***
     Вскоре после отъезда фракции ЛДПР  из партийного офиса исчез телевизор. На поиски пропажи Палыч  подключил своих ментов. Моторкина, рекомендованного Краснухиным на должность «окружного»,   вызвали к следователю  и, сцепив за спиной  наручниками руки, подвесили. Об этом мне поведал, конечно же,  «агент федеральной службы»  Краснухин.
 – Пусть  жалуется председателю партии, с которым шампанское в баньке пил – посоветовал я активисту. Краснухин задумался и перед тем как уйти пригласил меня в Белгород,  помогать Жириновскому на губернаторских выборах.   
   –  Никчемная затея, – отмахнулся я. – Особенно после президентских амбиций.
  По возвращению из «командировки» Краснухин явился ко мне делиться своими наблюдениями.
 – На самом деле мы не проиграли выборы, а выиграли, – пошутил я, вспомнив, что эта оптимистическая фраза, произнесенная на конференции  «комсомольцем», понравилась аппаратчикам.
Краснухин, дымя как паровоз, с волнением начал рассказывать о том, как шефа партии на белгородских выборах лишили заслуженного процента голосов с помощью грязных выборных технологий: то свет отключат, то встречу сорвут с избирателями. Волонтер заметно похудел; впервые за все время нашего знакомства у него стали болтаться   на поясе штаны.
 – Да, Александр Александрович, на самом деле так и есть. Третье место в таких условиях можно приравнять к первому. Хотя были и просчеты. Я написал аналитическую  записку и подал своему руководству.
 – Ну, а Кротов отличился чем-нибудь?
 – Евгений Павлович принял в партию пятьсот человек. Кстати, я 
  видел его в Москве, – вспомнил Краснухин. – Он очень долго беседовал с молодым секретарем – помощником депутата – показалось даже, что они закадычные друзья.   
 «Интересно, – задумался я, провожая Краснухина, – о  чем мог Кротов секретничать с этим улыбчивым молодым?»
  Через неделю стало ясно, о чем. Распоряжением руководителя аппарата Федорыча отстранили от должности – за то, что он не приехал на совещание региональных руководителей.  Исполняющей обязанности координатора была назначена Виолетта. Для подтверждения её полномочий была срочно созвана конференция.

                ***
     В зале ДК трикотажной фабрики  белобрысый верзила в черной футболке с надписью «NIKE» о чем-то беспрестанно совещался с Палычем. Лицо его было бледным и рыхлым, как будто он только что получил порцию приятных ощущений. Присутствие среди делегатов Рыбкиной сразу навело меня на конкретные мысли относительно полученных верзилой удовольствий. Романов Володя робко со мной поздоровался и рассказал о том, что всю прошедшую осень  пролежал в больнице (работая охранником на вещевом рынке, он получил ножевое ранение), поэтому не был на конференции в декабре. Пока он лечился, координатором выбрали Шишкина. Но Володя, в принципе, и не расстроился:  Палыч уже успел предложить ему возглавить службу безопасности.
 – Да он тебя вместо того, чтоб навестить в больнице, лишил руководящей должности. А теперь опять хочет одурачить только для того, чтоб ты не выступал против него, – стал я объяснять Романову.
  Но тут  весело прогудел голос Палыча:
 – Романов, иди сюда, поговорим!
Володя, виновато улыбнувшись, пошел к предводителю.
   Когда собрание уже началось, появился Бутузов. Судя по его виду, он уже не первый день пил и в таком состоянии не представлял для Кротова никакой опасности.
 – Мы знаем теперь, кто занимается саботажем, а кто работает, – рявкнул белобрысый.  Смотрел он при этом определенно на меня. – Евгений Павлович принял во время белгородских выборов пятьсот человек в партию. Владимир Вольфович занял в его районе второе место. Сейчас мы проведем выборы координатора. На этот счет имеются рекомендации Москвы.
   То, что Москва отрекомендовала Виолетту, не вызвало никакого удивления. Белобрысый тут же предоставил ей слово. Виолетта с распущенными волосами, в белой рубашечке, подчеркивающей бюст, кокетливо оглядела зал и заворковала:
 – Право выступать имеют только те члены партии, у которых есть мандаты делегатов. И попрошу как можно покороче, у нас мало времени, нужно ещё выбрать кандидатов по одномандатным округам для выборов в Госдуму.
    Неожиданно на трибуну поднялся Краснухин.
 – Кирилл, ты не делегат, – предупредила его Виолетта.
   Краснухин показал ей и москвичу  удостоверение помощника депутата Госдумы и произнес:
 – Я единственный в регионе помощник депутата Жириновского, а вы мне не даете выступать.
    Белобрысый снова рявкнул:
 – Ладно, говори, только по существу.
     Кирилл начал неуверенно, но постепенно речь его стала твердой и убедительной. Он поднял тему липовой отчетности, рассказал присутствующим о порочной практике создания первичных организаций на бумаге.
 – А что ты сам сделал полезного? – прервал его белобрысый.
 – У меня есть первичная организация.  Мы регулярно проводим собрания. Сам я ездил за свой счет в Белгород, помогал Владимиру Вольфовичу.
 – Кто следующий? – обратилась к публике Виолетта, оборвав выступление Кирилла.
    Следующим оказался предводитель.
 – Краснухин, не надо заниматься клеветой. Люди работают, а из-за таких выступлений, как твое, нам потом денег не дают в Москве.
 – Кто ещё желает выступить? – прервала речь своего сожителя Виолетта.
   Желающих не оказалось.  Палыч мгновенно повеселел и  засуетился.   
 – Что там выступать? Давайте проголосуем за координатора. Вот эта девушка очень активно работала, её все знают, и Москва к ней хорошо относится. В общем, поднимем руки. Кто за то, чтоб её выбрали координатором?
     На предложение предводителя зал среагировал мгновенно. Палыч, окрыленный таким быстрым успехом, начал говорить что-то Виолетте на ушко. Та на глазах расцвела.
    Координатор Пеньково, который сидел неподалеку от меня, подал голос:
 – У нас есть альтернатива. Вот здесь депутат от партии по нашему району, мы его предлагаем на должность руководителя.
 – Так, кто за предложенную кандидатуру? – бойко спросила Виолетта.
 – Позвольте сначала выступить, – возмутился депутат, единственный к тому моменту в регионе.
 – К сожалению, у нас нет времени для выступления, – холодно отрезала  Виолетта.
 – Снимите кандидатуру, – попытался вразумить я Колотова и его протеже.
    Но было уже поздно.  Палыч подсчитывал голоса.
 – Тут у нас выборы в Госдуму. – вновь заговорил поднявшийся на трибуну предводитель, – есть предложение… В общем, региональная организация решила выдвинуть по одному округу генерала, а по другому –  Шашкевича. Его все знают, директор завода. Это единственное работающее предприятие в области, где платят вовремя зарплату, и вообще – налоги в бюджет, пенсии без задержек и все такое.
 У меня с собой была газета, в которой пресс-служба налоговой полиции информировала читателей о возбуждении в отношении Шашкевича уголовного дела за неуплату свыше пяти тысяч минимальных окладов в Пенсионный фонд. Я эту информацию озвучил.
  Белобрысый посмотрел на меня своим обычным взглядом и брезгливо проворчал:
 – Ничего страшного. У нас много баллотируется людей, находящихся под следствием.
  – У нас в партии есть единственный министр – Калашников, который отвечает за вопросы пенсионного обеспечения граждан. А мы выдвигаем человека, который не платит отчисления в пенсионный фонд. Над нами же будут смеяться! – возразил я.
 Рыжий подошел к микрофону и спокойно сделал замечание:
  – Антонов специально пришел к нам, чтоб сорвать конференцию. Он уже сорвал нам губернаторские выборы, теперь хочет сорвать выборы в Госдуму. Это провокатор. Таких Москва рекомендовала нам исключать.
  Белобрысый отреагировал на речь предводителя улыбкой.
  – Мы предлагаем Пасько выдвинуть! – прокричал Колотов.
  – Пасько? – лицо белобрысого резко поменяло выражение.  Он подошел к микрофону и зачитал докладную на имя председателя партии, написанную председателем ЦКК. Нет смысла перечислять грехи, в которых обвиняли Пасько, их уже перечисляли неудачники-оппозиционеры. Но тогда это посчитали грязным доносом. Теперь же мордоворот бойко жонглировал «неподтвержденными» фактами и дополнял их новыми обвинительными пунктами. Их я тоже читал когда-то в докладной, написанной Яшей. Получалось, что председатель ЦКК доверился подчиненным, а значит, и предводителю, обрезав таким образом пути к отступлению. 
  – Я тоже хочу баллотироваться в Госдуму, – неожиданно вышел к трибуне Синицын и его лик исказился в какой-то мучительной гримасе.
– Справку сначала принеси из больницы, – пошутил Колотов.
 В зале засмеялись.
 –  Я буду лучшим депутатом после Жириновского, – не отступал Анатолий. – Народу надоели генералы с животами. 
 Палыч подошел к Синицыну, похлопал его по плечу и попытался поставить вопрос на голосование.  Вероятнее всего, Анатолий опять ездил в Москву с докладом о вредной деятельности Пасько на посту координатора, и Палыч обещал ему поддержку.
 
 
                ***


Осенью в город приехал агитпоезд с депутатами ЛДПР. Подробности встречи народных избранников с горожанами мне рассказал плотник Николай:
 – Видел на вокзале испуганного Рыжего. Он, оказывается, трус. Шапку на глаза нахлобучил и все бегал по перрону. А депутат какой-то мордатый ругал его.
 – А много народу-то было? – спросил я.
 – Да человек десять каких-то пацанов и мужик с ними пузатый горлопанил.
 – А что, депутаты не удивились, что горожане, среди которых проживает, как минимум, тысячи две членов партии, проигнорировали их визит?
 – Не знаю, я подошел, хотел повторно в партию записаться. Там прямо на месте билеты выдавали. Старуха какая-то записалась. Потом мордатый речь толканул. Объяснял, почему Примакова не поддержали. Зачем, сказал, нам живой труп. Возле него какой-то  казак в папахе  крутился.
 – А ты, Николай, наверно, бутылки на вокзале собирал? Не догадался попросить у депутатов? У них наверняка в вагоне их полно было. Показал бы им партийный билет вместо пропуска.
               

                ***

Зима с ранними сумерками и слякотью на дорогах вошла в полосу предновогодних гуляний.  В последний день декабря 1999 года, когда стрелки часов подошли к двенадцати, на экранах появился «дед Мороз» и попросил прощения. Последним подарком от него для народа стал назначенный преемник.
Началась президентская кампания.  Благодаря  Краснухину, я не остался в стороне от нее: ходил вместе с ним по квартирам и собирал подписи для регистрации Жириновского.
Подписи за Жириновского давались тяжело.  Люди настроились на поддержку Путина, и их новый кумир  давал этому основания.
«Что будет с олигархами?» – задал ему вопрос кто-то из журналистов.
«Их просто не будет», – ответил,  загадочно улыбнувшись, Владимир Владимирович.
 – Мы все будем за Путина голосовать, – сказала мне повстречавшаяся возле мусорных контейнеров Кузьминична. –  Раньше мы голосовали за Зюганова, а теперь – только за него. И сын мне наказал сходить проголосовать за Путина. Давно в России такого руководителя не было. Он обязательно все исправит. Даст нам пожить нормально.
Под впечатлением радостных и тревожных надежд женщина забыла на время даже про соседей. 
Тем временем и.о. президента продолжал покорять сердца россиян, особенно женщин и военных. Вот он в пилотке на корабле. Вот приземлился на военном самолете. Кому-то понравилась его улыбка, кому-то походка. Всегда найдется какой-нибудь артист или режиссер, который в ответственное время сагитирует за кандидата.  Так было перед выборами Бориса Ельцина, когда его навестил Эльдар Рязанов и обнаружил в табурете гвоздик. «Такая простота в быту. Он такой же, как мы», – расчувствовался тогда   простодушный электорат.
Собрав три подписных листа за Владимира Вольфовича, я направился в штаб-квартиру ЛДПР. Во дворе и на лестничной клетке толпились студенты. В конце коридора, до отказа забитого молодыми посетителями, двое подростков, остриженных наголо, пропуская по одному человеку в кабинет Палыча, проводили наружный досмотр. Ощупывали даже девушек. «Служба безопасности», –  подумал я про себя.  Мне тоже пришлось расстегнуть молнию на куртке и дать себя постучать по бокам. Лицо товарища, который «работал» со мной, было серьезно и злобно. «Следующий», – важно прозвучал его голос, и худые ручонки пробежали по  телу смущенной девушки.
В кабинете, где когда-то я начинал партийную карьеру, находились двое: за столом сидела девушка с пухлым личиком, а подле нее прохаживался бледный «информатор».
 – Чего вы чудите, обыскиваете студентов? – сухо спросил его я, выкладывая листы на стол.
 – А- а, – начал заикаться он и еще больше побелел. – Знаете, что тут было? На нас напали.
 – Кто? – удивился я.
 – Зашел такой шизик и ни с того, ни с чего достал пистолет. Правда, потом выяснилось – ненастоящий. 
 – Деньги будут недели через две, когда Москва утвердит, – прощебетала девушка, заканчивая проверку моей работы.
Через две недели я позвонил в штаб.
 – А, Александр Александрович, – выразительно произнесла Виолетта. – Приходите, деньги пришли.
 - Что это наша хозяйка такая приветливая? – удивился я.
Я зашел в бывший офис Промышленной организации  и увидел в кругу студентов "хозяйку". Мы поздоровались. Она вне очереди подала мне чистый, без всяких печатей бланк приходного ордера. Я внес в него свою фамилию, имя, отчество, паспортные данные, адрес и сумму причитающегося гонорара из расчета пять рублей за подпись.  Виолетта подала мне лист, разлинованный под ведомость, и произнесла:
 – Если времени мало, то просто распишитесь в последней графе. Мы сами за вас заполним все остальное из приходного ордера. – И положила передо мной  деньги.
Я расписался за пустую строчку, заметив при этом, что предшественники сделали то же самое. «В чем же заключается в этот раз их трюк?» – стал  размышлять я, остановившись возле подъезда. Несколько студентов помогли мне с ответом. Оказалось, что почти у каждого сборщика пятьдесят процентов работы было признано недействительной. Теперь для меня стало все понятно. Приходные ордера никому не нужны – их выбросят. А в Москву пойдет ведомость, в которой будет  проставлена сумма без вычета на брак. Половину денег с каждого студента Виолетта брала на семейные нужды. Однако будущие врачи и педагоги оказались принципиальными и на всякий случай сходили в редакцию газеты и рассказали об этом. Вскоре в газете  вышла статья под заголовком «Лохотрон для электората», где подробно описывалась  история с выбракованными подписями и ставился вопрос: неужели Жириновский решил сэкономить на студентах?
 Лидер партии, который, конечно же, не потерпел бы такого свинства, в канун выборов выглядел устало. Никаких эксцентричных поступков, никаких номеров с соком или водой. Он вяло объяснял избирателям, что в России всегда были и будут бедные. Он понимал, что его рейтинг, по сравнению с рейтингом и.о. президента, выражаясь языком Рыжего, – «ноль». Весной 2000 года людей, как магнитом, притягивали не голубые или красные флаги, а стенды, на которых  размещалось открытое письмо Путина.
«Владимир Путин. Как побороть бедность.
Дорогие друзья! Соотечественники!
Я хочу обратиться к вам напрямую, без всяких посредников. Хочу рассказать, что я думаю про нашу жизнь и что надо сделать, чтобы она стала лучше. Если попытаться найти лозунг для моей позиции, то он очень простой. Это – достойная жизнь. Такая, какой вы хотите ее видеть. Такая, в какую вы верите.
Мы привыкли гордиться своим богатством – огромной территорией, природными ресурсами, многонациональной культурой и образованностью нации. Это действительно есть. Но этого недостойно мало для великой державы Россия. Надо самим себе однажды сказать: мы – богатая страна бедных людей.
Наша надежда – люди молодые и энергичные, все, кто познал реальную цену труда и умеет заработать себе на жизнь. Они знают и то, как избавить страну от унижения бедностью. Они способны вернуть ей не только экономическое, но и моральное достоинство. Это задача общенародная, и вместе мы ее решим. Примеров в русской истории достаточно –  Россия выходила и не из таких переделок.
У нас высокие налоги, но собираем мы их мало. Нам нужны низкие налоги, но собирать их надо много. Настолько много, чтобы государство было сильным, эффективным. Чтобы оно могло содержать справедливый суд и неподкупных чиновников. Чтобы оно, наконец, могло помочь тем, кто не способен обеспечить себя сам».
Читая эти строки послания, я почувствовал, как у меня сразу потеплело на душе, и мне некоторое время совершенно не было никакого дела до стоящего юноши с листовками от Жириновского.
 –  Что же ты один? – переключил внимание я на агитатора от ЛДПР.
 – Да все разбежались от Кротова. Никто не хочет с ним работать. Я тоже только сегодня постою.
 – Так что, вы все же раскусили его?
 – Ребята давно, ещё осенью, раскусили их, даже послали письмо Виолетты в аппарат.
 – А что это за письмо? – полюбопытствовал я.
 – Где она написала своей подруге, как деньги ворует. Ребята нашли его случайно в столе и, пока она его не запечатала, копию сняли. Она в редакции газеты у Казарновского. Он ее вместе со статьей отсылал в аппарат, но там у Кротова свои люди все перехватывают.
 У активистов, стоящих рядом со стендами, появилась на раздачу газета «Все Путем». В ней было сообщение под заголовком «Чубайс готовит козни Путину».
«Вот так – просто и эффективно. Хочется даже встать и заслонить грудью и.о. президента от заклятого врага», – подумал я про себя.
  Этим же вечером по телевизору Анатолий Борисович выразил свою полную и безоговорочную поддержку Владимиру Путину.
В день голосования Краснухин дежурил  на участке. Результат Жириновского в городе оказался  немногим лучше, чем у Джабраилова.
                ***
 В апреле месяце, старательно обходя грязь и лужи, я без предварительного звонка направился на встречу с автором статьи про выбраковку подписей. Молодой человек был из тех, кто, зарабатывая себе на жизнь, мало беспокоился о своей репутации. Он старался жить на всю катушку, постоянно пребывая в компании пестрых мальчиков и девочек. Кроме того, этот публицист-романтик давно мечтал создать под крышей партии объединение гомосексуалистов. 
 Поднявшись на этаж, я поинтересовался у смазливой девушки местонахождением редакции.
 – Это вы из УБОП? – спросила она милым голосом.
 – Нет, вы меня с окружным координатором ЛДПР путаете.
 – Это вы о Кротове? Он приходил. Запугал тут нас всех. Такой скандал устроил из-за статьи об обманутых студентах.
В конце коридора  появилась чуть выше среднего роста худощавая фигура.
 – Сережа, к тебе пришли, – позвала его девушка.
Ко мне подошел  молодой человек в джинсах и клетчатой рубашке навыпуск. У него были крашеные волосы и птичье лицо; на худенькой шее болталась золотая цепочка с медальоном.  Высоко подняв темные брови, он посмотрел на меня из-под больших стекол очков  неопределенного цвета глазами, зрачки которых почему-то дрожали. Я сразу представился. У парня, видимо, отлегло от  сердца, и он тут же повеселел.
 – Слышал я о вас, – сказал он и пригласил меня  в кабинет.
На стене возле стола  было приколото к обоям с дюжину фотографий. Среди  ассорти  веселых молодых лиц выделялся, как траурный венок, портрет  усатого человека с зализанными седыми волосами и отталкивающим взглядом угрюмых глаз.
 – Твой навеки друг, что ли?
 – Это мой враг номер один, – ответил журналист, не понявший моего юмора.
Немного поговорив об объекте обоюдной неприязни, Журналист дал мне взамен посмотреть копию письма Виолетты. Девушка писала: «…работаю в ЛДПР заместителем регионального координатора ЛДПР, что дает возможность залезать во время выборов в кормушку…»
 – А вы собираетесь ещё противостоять Кротову? – спросил журналист.
 –  Нет смысла, и я пришел к выводу, что это его партия. Незачем его от нее отлучать. К тому же уже все разбежались, – ответил я.
 – Знаю, у меня много знакомых, которые состояли в вашей молодежной организации, и ушли только из-за Кротова. Почему только Москва его держит? Может, им как-то отделиться, создать свою организацию? – начал размышлять корреспондент.
 – Есть у меня предложение на этот счет.
 – И что же вы хотите предложить?
 –  Объединиться им в партию «Дураков»
Журналист от души захохотал. Расстались мы на хорошей ноте и в приподнятом настроении.    
   Дома я начал просматривать  партийную газету, которую мне кто-то подложил в почтовый ящик.   Некоторые высказывания Жириновского были подчеркнуты:
«…Расслабляться нельзя. Нужно работать дальше и помнить, что всегда есть враг, всегда есть противник. Пока мы здесь сидим в этом зале и думаем, как нам лучше добиться влияния на избирателей, в другом зале другие сидят и думают о том, как уничтожить ЛДПР, как сделать так, чтобы забрать наших избирателей, как их обмануть…
 И нам везет с Вами: та ниша, которую мы заняли, оказалась очень хорошей. Мы сразу заняли патриотическую нишу. Но в 2000 году нас потеснили, поскольку эта ниша нужна была для тех, кто победил на выборах в Думу в 1999 году и в 2000 году на выборах Президента… Мы боремся не только с нашими конкурентами, но и с нашим собственным мусором».
 Вскоре я случайно встретился с Краснухиным, который сообщил мне следующее: перед последним совещанием региональных руководителей на прием к Жириновскому напросились с десяток координаторов, в том числе и Виолетта. Делегация в один голос заявила о единственной причине снижения рейтинга партии: им все время мешали нормально работать враги – коллеги по партии. «Евгений Павлович уже подготовил черный список на исключение. В нем я человек сто пятьдесят  насчитал. Вы – первый, я – второй, потом – Бутузов, Семенов…»
В начале осени по городу поползли слухи о возможном приезде Жириновского. Я позвонил Бутузову. Ветеран партии похвастался мне, что получил приглашение на конференцию за факсимильной подписью шефа. Такое же приглашение получил Семенов и его супруга и многие другие, стоявшие когда-то в оппозиции к Палычу. Правда,  под строчкой «обращаться по всем вопросам, связанным с проведением конференции» вместо номера телефона штаб-квартиры стоял номер домашнего телефона предводителя. Местом проведения собрания был выбран Центр научно-технической информации, где располагалась крупнейшая дискотека города.
 
                ***

    Вечером на подступах к ЦНТИ прохаживались несколько милиционеров. Я обратил внимание, как один из них остановил группу подростков и стал выяснять у них, куда они направляются. «Палыч позаботился о безопасности», – решил я, приближаясь к месту встречи с Жириновским.  Пройти в зал для конференций оказалось не так уж просто.   Досмотром документов занимались стриженые подкачанные парни. Один из них – высокий, похожий на рыжеватого солиста группы «Иванушки» – сразу же сосредоточил свое внимание на мне. Я достал из кармана пригласительный билет вместе с партийным и попробовал пройти.
– Вас приказали не пускать, – заслонил мне проход «Иванушка».
– Кто приказал? Кротов, что ли?
– Нет, другие люди.
– Кто, например? – стал настаивать я.
    Охранник замялся. На  помощь к нему подошел дружок  и стал переминаться с ноги на ногу. В это время с улицы вошла группа молодежи, все как один в кепках-жириновках. «Москвичи», – решил я и тут же обратился  к самому взрослому из них:
  – Почему  членов партии не пускают?
Краснухин тут же подошел к нам  и тоже стал громко возмущаться. Несколько ребят его поддержало.
  Подошел Бутузов и присоединился к нашему протесту.
   – Пусть проходят все, у кого есть билеты и пригласительные, –  скомандовал москвич и, посмотрев на затейливую мозаику на стене, сделал наставительно произнес: - Почему здесь нет Владимира Вольфовича?
 Охране ничего не оставалось делать, как пропустить меня.
На третьем этаже разносилась через динамики чья-то быстрая болтовня. В зале  сидело около сотни зрителей. У микрофона стоял похожий на артиста Вельяминова лектор и оживленно работал языком.
 – Яблочники… Арбатов… проамериканская позиция… ЛДПР… патриоты… западники... –  слова летели со скоростью пулеметной стрельбы.
Пока оратор поливал слушателей, как из водомета, своей пропагандой, я попытался определить расклад сил в зале. Основную массу составляли приезжие из районов: координатор-«коммунист» со своей делегацией, Шишкин с подростками, Швецова с «личным парикмахером». Володя Романов сидел возле отца Краснухина. Я подсел к нему и заметил, как он заволновался. Мое внимание привлекли несколько усатых   мужчин   с характерной для сотрудников милиции   выправкой. Сзади к двери подошли несколько офицеров МВД,  один держал  на поводке собаку. Вскоре нам раздали анкеты, в которых предлагалось ответить на вопросы: как часто мы бываем на собраниях и знаем ли своих районных руководителей, с какого года в партии, и прочее.
К президиуму подошла Виолетта. Серый пиджак болтался на её сутулых плечах, как на вешалке. Лицо её заметно осунулось, отчего в чертах его отчетливей проявилось что-то волчье.  Вскоре появился её хозяин, белый, как свет люминесцентной лампы. Кончики его усов свисали, как сосульки, а глаза мерцали  неживым  блеском. 
 – Пора записываться на выступление, – сказал я и поинтересовался у Романова, что он думает по этому поводу.
Володя растерянно пожал плечами.  Я подошел к столу и продиктовал председателю ЦКК, состоящему в дальнем родстве с шефом партии, свою фамилию.  Он внес меня в список сразу после фамилии лохматого «Карлсона». Прошло ещё минут десять, прежде чем стало понятно, что Жириновского снова не будет. К микрофону подошел Палыч –  признаки страха с лица его уже исчезли – и скомандовал:
 – Так, пресса, давайте все на выход!
Возникла пауза. Виолетта, мило пошептавшись с председателем ЦКК, не расправляя спины, двинулась к  своему сожителю. Губы ее напомаженного рта чуть-чуть растянулись.
 – Добрый вечер, уважаемые гости. Начнем нашу конференцию. К сожалению, Владимир Вольфович не приехал. У него срочные дела.
По залу прошла волна негодования. Кто-то сразу же направился к выходу.
Виолетта, секунд десять помолчав, продолжила:
 – На последних выборах в нашей области был получен неплохой результат. Мы обогнали многие другие регионы. Но результат мог быть и выше, если бы не постоянные попытки со стороны врагов помешать нормальной работе. Нам все время вставляли палки в колеса. К нам постоянно приходили какие-то люди из партии пенсионеров, угрожали…. Бывший координатор Пасько ушел в «Отечество» и тоже всячески нам вредил. Его друг, бывший координатор Колотов пропил штаб-квартиру.
В зале засмеялись.
 – Антонов и ученик Семенова Краснухин устроили недавно на праздник города демонстрацию бомжей в футболках ЛДПР. Они жгли в Вечном огне партийные газеты. Нам потом пришла жалоба из Горсовета. –  Виолетта  улыбалась. Казалось, что она вот-вот рассмеется. – Затем Антонов устроил сожжение муляжей партийных билетов в парке Пионеров.  Краснухин вовлек в партию несовершеннолетних и привлекал их к сбору подписей. Приходили потом родители и устроили нам скандал. В общем, если бы таких людей не было в организации, у нас был бы более высокий результат.
     После этих слов председатель ЦКК оживился, на щеках его выступил румянец. 
 – Клевета, кто подтвердит ваши обвинения?!  – возмутился Краснухин.
 – Давайте, о выборах что-нибудь скажите. У вас этой осенью будут выбирать Городское собрание, – обратился к Виолетте сидящий в президиуме незнакомый мне аппаратчик.
 – Выборами у нас Евгений Павлович занимается. Думаю, он сейчас сам все расскажет.
    Пока предводитель шел, как робот, к микрофону, я пересел в первый ряд. Палыч, вальяжно облокотившись на трибуну, стал медленно докладывать:
 – По выборам я уже говорил, что у нас на сегодняшний день своих кандидатов нет. А если кто-то хочет идти от нашей партии, мы не против... Пусть приносит свои деньги и идет. Нам не нужны такие кандидаты, которые не в состоянии найти деньги.
 – А если человек талантливый? – раздался голос из зала.
Рыжий с трудом повернул голову и посмотрел  остекленевшими глазами  в сторону сидящих возле координатора-«коммуниста» подростков.
 – Вот вы, молодой человек, встаньте…. встаньте, я вам говорю…. я к вам обращаюсь, молодой человек. – Рыжий направил свой указательный палец на смутившегося паренька.
Парень растерялся окончательно. В зале повисла тишина.
    Предводитель не унимался:
 – Вы сколько-нибудь денег отдали партии? Я вас спрашиваю, сколько вы денег отдали партии?
Председатель ЦКК засуетился. Сначала попробовал улыбнуться, но потом улыбка сползла, и он занервничал.
 – Да он таблеток наглотался, – выкрикнул я.
 В первых рядах засмеялись. Председатель ЦКК заерзал ещё больше, Рыжий повернулся ко мне. Сделал он это медленно, как будто у него была сломана шея.
 –  Такие, как Антонов, пишут в аппарат доносы и мешают нам работать! Пишут клевету в газеты, а мы потом судимся.  Тут за офис, который мы сдаем в аренду, разговор был. Так я могу ответить. С него нам действительно капает немного. 
 – В карман тебе капает, – перебил я предводителя 
 – Так, в последний раз вас предупреждаю, не мешайте нам работать, –   цыкнул на меня председатель, и я кивнул ему головой.
     Рыжий пошел в сторону милиционеров,  его место занял Шишкин. Он заговорил о делах спортивной секции и попросил футболок и денег на поездку в столицу на соревнования. Потом начал нести всякую чушь. Ему сделали замечание по соблюдению регламента.       
    Сменил его лохматый «Карлсон».
 – Я долго не буду говорить, скажу только, что все мы работаем. В партию вступают люди, но мы сейчас всех не принимаем. А то они через месяц билеты выбрасывают.
 – Почему в штаб-квартире такой бардак? Перевернуто все вверх дном. Где председатель ревизионной комиссии? – спросил все тот же незнакомый аппаратчик.
«Карлсон»  начал что-то лопотать относительно болезни Макарова. Только он покинул трибуну,  я устремился на его место.
 – Подождите, вам слово не давали, – остановил меня председатель.
 – Он исключен из партии, – прогремел голос предводителя.
 – За что исключили? За то, что я газеты жег в Вечном огне? Это же глупость самая настоящая, – отреагировал я.
Мужчина, похожий на артиста, мгновенно вмешался в ситуацию:
 – Напишите апелляцию, потом разберемся, а пока садитесь на место.
 – О чем писать?  Это же анекдот какой-то.
 – Хорошо, напишите мне заявление, я сделаю запрос в УВД, – согласился он.   
Я достал из кармана партийный билет и, оторвав от него фотографию, положил на стол.
 –  Кутьков, выведи его отсюда, –  прохрипел предводитель.
     Ко мне подошли два милиционера и предложили выйти.
 – Вытащите его на улицу и поговорите с ним, как следует, –  подсказал им предводитель.
 Ко мне тотчас подскочили двое спецназовцев в масках.
 – Что вы тут вообще делаете?– спросил я. – Кто вас пригласил? Нужно заявку будет проверить на ваше присутствие.
 –  Жди, вечерком к тебе приедут, – прохрипел предводитель.
 – Проходите, проходите, –  взял меня за руку молодой лейтенант. – Разбирайтесь потом.
Я вышел на воздух. В дверях появилась фигура Краснухина. Кирилл подбежал ко мне. Я напишу отдельное от себя заявление и передам его в молодежку девушке Маше, – начал оправдываться он. – Пусть она отдаст его Жириновскому в руки.
Кирилл  попытался еще что-то сказать, но я махнул огорченно рукой и не стал его слушать.
               
                ***
 В полдень, когда из-за туч выскочило желтое, как лимон, солнце, к воротам  пришел сосед по коммуналке Виктор.  Лысоватая голова его была окровавлена.
 –  Старик, дай червонец. Я тут загудел, а эти твари мне голову пробили.
 –  Чем?
 – Гантелью. Нина. Сначала постучала в дверь. Я спросонья открыл, а она сразу шарахнула. Дай скорее червонец, не могу, чердак трещит.
 – Может, мне прийти на всякий случай к тебе? – спросил я.
 – Заходи, я сегодня отлеживаться буду.
    Часа через два я вошел подъезд с запахами заброшенного подвала. Многострадальная дверь  в коммунальную квартиру  была приоткрыта. У Виктора тоже оказалось не заперто.  Сам он храпел в одежде на диване. Дворняга отдыхала на полу.  Подойдя к комнате Кузьминичны, я постучал.  Хозяйка робко, как мышь, выглянула и впустила меня к себе.
 – Не могу больше. Только приехала от сестры и на тебе – опять пью валерьянку. Вчера на кухне драка была. Нина  кинула в Алексеевну рассекатель с газовой плиты –  промахнулась, разбила окно. Потом пришел мужчина, который возле подъезда машину всегда ставит. Ругался. Краску ему поцарапали. А Алексеевна на меня все свалила. –  У женщины на глазах выступили слезы. – Буду продавать комнату, – продолжила она, тяжело вздохнув. –  Петровна, которая с ними за твоей перегородкой живет, тоже так решила. Они как напьются, так выговаривают ей: – нажилась, мол, на чужом горе. А тут как-то вечером стоим мы с ней на кухне, выходит их мальчик и говорит: «Что, суки, почувствовали вольную жизнь?» От них научился. Алексеевна ведь не раз предупреждала нас, что кроме неё с Ниной никто в этой квартире жить не будет. Виктора-то как они чуть не убили? А он, дурак, вернулся из больницы и уже повязку снял.
К нам тихо постучали. Кузьминична побледнела и подкралась к двери. «Это я, открой», –  раздался голос Софьи.
Супруга Виктора выглядела мягко говоря неважно.
 – Зайди ты к нам, поговорить нужно, – попросила она, и я последовал за ней.
 – Не хочу при Кузьминичне говорить. Ты знаешь, что Нина до меня домогается давно.
 – Я не понял сначала, о чем идет речь, и попросил Софью уточнить.
 – В любви признается. Говорит, что жить с Витькой мне не даст. Я думаю, может, поэтому она ему голову разбила. Нужно идти к участковому, хватит с ними нянчиться.
 – А что ты скажешь участковому? У тебя же нет свидетелей. С таким же успехом Алексеевна может сказать, что синяки на ней – дело рук твоего мужа, или вообще заявит о попытке изнасилования.
 – Да, – вздохнула Софья. – Вот жизнь.
 
                ***
Через неделю,  около десяти утра, у калитки моего дома остановился высокий здоровый мужчина лет тридцати от роду. Пока я обувался, к одетому в кожаный пиджак незнакомцу подошел мой сын. Как выяснилось позже, мужчина представился ему сотрудником администрации. 
 – Как найти уличкома? – вкрадчивым голосом спросил у меня здоровяк.
 Я стал объяснять гостю, куда ему следует пройти, и сразу же заметил, что он не очень внимательно меня слушает.
 – Мы переписываем несовершеннолетних подростков… К нам  поступила информация, что где-то в этих домах собираются наркоманы, –  заинтриговал меня незнакомец.
 Тут я обратил внимание, что проходившие мимо двое мужчин, подозрительно заглядывают в мой огород.
 – Можно побеседовать с вашим сыном? – вежливо обратился ко мне  гость и достал из борсетки записную книжку.
 – А у вас документы с собой какие-нибудь есть? – раздраженно спросил я, почуяв неладное.
 – Нет.
 – А кто вам сказал, что здесь собираются наркоманы?
 – Тут неподалеку один человек сказал, что наркоманы собираются у вас. А я вижу, что сын у вас несовершеннолетний...
 – Кротов что ли сказал?
 – Да.
 – А вы в курсе, что он сам наркоман.
 Незнакомец  улыбнулся.
 –  Вы, наверное, из милиции?
 – Да.
 –   В бане часом у Кротова не моетесь?
 – Моемся, – нагло ответил «инспектор» и пошел в сторону оврага, где действительно находился  дом уличкома.
         
               
                ***
      Незаметно облетели  ветви кленов и кроны тополей, покрылись  позолотой листья берез, порыжели травы. В затхлых, узких подъездах старых пятиэтажек появились первые агитаторы, торопливо распихивающие  невзрачные бесплатные газеты  и листовки с разнообразными  физиономиями соискателей правды: бородатыми, усатыми, сытыми, счастливыми, иногда угрюмо-потерянными, отражающими внутреннюю боль и тоску. Лица кандидатов смотрели на  жильцов с входных дверей  подъездов, фасадов домов,  водосточных труб и фонарных столбов. Наглядная агитация регулярно соскабливалась или замазывалась белым клеем. Подолгу оставались нетронутыми только плакаты предводителя местных либерал-демократов Евгения Павловича Кротова, где он, облаченный  в охотничий  комбинезон,  ухмылялся, глядя на сидящего у него на коленях годовалого  ребенка, как волк на Красную Шапочку.  Вехи биографии Палыча бросались в глаза крупными буквами: «…родился и вырос на территории избирательного округа, закончил Московскую государственную академию, имею опыт работы в Государственной Думе РФ…» Отдельным письмом в конверте думской канцелярии распространялось ходатайство, подписанное депутатом, курирующим вопросы обороны государства. В эфире местной радиостанции журналист, беседуя с  Палычем,  назвал его самым уважаемым политиком города.  В общем, наш герой  был в двух шагах от заветной мечты. Его предвыборный штаб был организован по месту жительства.   К распахнутым воротам  гостеприимного дома спешили алкаши,  то и дело подъезжали партийные и патрульные «УАЗики», из которых выпрыгивали, злобно харкая, шофера, возвращая хозяину порожние бидоны.
Однажды в пятницу, когда заканчивался рабочий день, я разговорился со студентами, которые занимались расклейкой листовок.
 – Ребята, не вздумайте испортить портрет этого человека, – предупредил их я.
 – А я его знаю, – улыбнулся паренек с кистью. – Видел  в ЦНТИ, когда ждали Жириновского.  Он раздавал  милиционерам деньги в туалете.  Тогда они все здание блокировали. Собаку между рядов  пускали.  Неужели были серьезные основания заподозрить террор?
 – Враги, которые мешают Жириновскому стать президентом, способны на все, –  пошутил я и тут же осекся: к нам подъезжала патрульная машина.
 – Что вы делаете? – задал  простой вопрос, выпрыгнувший из кабины сержант, из-под расстегнутого ворота которого была видна тельняшка.
 – Клеят предвыборные листовки, – вежливо ответил  ему я за студентов.
 – Нарушаете порядок. Ваши документы.
     Я первым достал из внутреннего кармана паспорт и протянул патрульному.
  – Так вот же наклеена листовка, – вмешалась девушка и показала  на фото Палыча. – И на других столбах такие листовки наклеены.
Милиционер внимательно посмотрел на нее и  предложил следовать в машину. Пока она раздумывала, другой сержант с «калашом» наперевес резко схватил её за  предплечье и потащил  за собой.
 – Куда вы ее тащите? – возмутился я.
    Из машины выскочил ещё один вооруженный автоматом мент  и уставился на меня, словно готовился пересчитать мои зубы. 
 – В машину! – скомандовал он.
Я  молча подчинился.
Забравшись в «УАЗик», я не открывал рта  до прибытия в пункт назначения.
Дежурный старшина, выслушав патрульного,  внимательно посмотрел на девушку, потом перевел взгляд на меня и, взяв в руки листовку, начал изучать ее выходные данные.
 – Когда у нас выборы? – уточнил он.
 – В это воскресенье, – ответил сержант и  отвел дежурного  в сторону.
 – И долго мы тут сидеть будем? – робко спросила девушка.
 – Пока протокол не оформят.
Протокол готовился около часа.   
 – А на улице нельзя было это сделать? – поинтересовался я у дежурного, ознакомившись с документом.
 – Не всегда удобно, – пояснил он.
 – Понятно. Но девушку не обязательно  было забирать.
 – Провоцировала, – сухо ответил милиционер.
На улице смеркалось. Я попрощался с расклейщицей и поспешил удалиться от участка на безопасное расстояние. На душе было невероятно гадостно, как у Ипполита Матвеевича, когда внезапно слегла его теща. Поравнявшись с телефонной будкой, я открыл изрядно покалеченную металлическую дверцу и  набрал номер квартиры Краснухина.               
  Кирилл, выслушав меня, попросил сходить с ним на встречу с   адвокатом, который, по его мнению, был очень перспективным политиком и баллотировался в депутаты в одном избирательном округе с Кротовым.
 Мы встретились на следующий день в половине четвертого неподалеку от  серого здания комбината бытовых услуг, считавшегося когда-то гордостью города. Краснухин пояснил, что адвокат будет интересоваться своим конкурентом.
 – Кофе в обмен на информацию, – хитро улыбнулся  он.
Мы вошли в заведение, сооруженное прямо под лестницей, ведущей на второй этаж.
 Краснухин провел меня в самый угол. Клиент, плотный молодой мужчина, с редкой щетинистой растительностью на голове и маленькими черными пытливыми глазками протянул мне руку. Мы поздоровались.  Адвокат предложил кофе. Я отказался.
 – А ты Кирилл? – по-приятельски спросил  он у Краснухина.
Тот кивнул головой. Адвокат тут же подозвал официантку. 
  – Я настроен на победу и  у меня есть шансы выиграть эти выборы, – начал адвокат, сделав глоток кофе.
 – Кротов вам помешает
 – Каким образом? – удивился он.
 – В его распоряжении милиция.
 – Любопытно, – насторожился он. – И что это дает?
 – В  районе есть точки по нелегальной продаже самогона.  Кроме того, в вашем округе голосует следственный изолятор.
 – В изоляторе мой контингент, – поспешил возразить адвокат.
 – Ошибаетесь, с ними поработают те, кому следует, сигаретами «подогреют».
 – М-да, – задумался он. –  Как мне быть? – вопрошающе посмотрел он на меня. – Может встретиться с ним?
 – Он сам на вас выйдет и скажет, что участвует в кампании формально, –  сказал я, вставая из-за стола, – предложит не мешать друг другу. И вы, возможно, поверите ему. Этот человек очень хитер.  Он смог несколько раз обвести вокруг пальца самого Жириновского. Вы же в курсе, сколько раз Вольфович ехал к нам, но не доехал.
Адвокат сунул в рот сигарету. Глаза его выдали беспокойство.  Воспользовавшись его замешательством, я, сославшись на то, что не выношу дыма сигарет,  откланялся.
Краснухин догнал меня на улице и начал ворчать:
 – Что вы так резко ушли. Он, кажется, заподозрил вас в неискренности.
 – Кирилл,  это издержки его профессии.  –  Я просто  задохнулся от дыма.
 – Может помочь ему?
 –  Как хочешь. Я – пас.
«Агент ФСБ» полез в портфель и предложил мне газетку: «Правда России» Здесь статья по поводу высказываний Жириновского в Белгородской области на встрече с избирателями
«…Как живете? Как скотина. Хотя нет. В Германии скот живет лучше… Вот стоит сумасшедший, глаза навыкате. Посмотрите на его лицо. Все посмотрите. Шизофрения второй степени. На грязную рубаху показывает, в кармане ни копейки… Он же импотент! Он ничего не может! Он животное, мусор. А мусору не место здесь. Вон отсюда! Вот ты стоишь и орешь. А тебе жить осталось три месяца. Проголосуешь за Савченко – помрешь. Через четыре года придет на твою могилу внучка, у которой ни денег, ни работы, ни мужа и любовник пьяница. И она проклянет тебя в гробу. Подумай об этом… Савченко такой же негодяй, как и Зюганов, Пономарев и Ельцин. Все они одна шайка, проамериканская… Пока я ни копейки ни у кого не взял, потому что не губернатор. И как я у вас возьму? Чтобы взять, надо быть губернатором…»
Статья была опубликована от имени 12,5 тысяч ветеранов Ракитянского района Белгородской области и подписана председателем районного Совета ветеранов.
 – Долго ты, Кирилл, скрывал от меня этот документ, – покачал я головой. –   Не удивлюсь, что председательша уже отказалась от этой публикации.